Бесплатный фрагмент - В поисках Минотавра

Слушая песни защитника, можно узнать, кто притворяется. Только те песни, которые поются с душой, — его песни и получены от него самого. Остальные — в лучшем случае копии. Люди легко обманываются. Они поют чужие песни, даже не зная, о чем поют.

Карлос Кастанеда. «Учение дона Хуана».

Не изменяй сознание ближнего без его или ее согласия.

Не препятствуй ближнему изменять его или ее сознание.

Тимоти Лири. Две заповеди для Нейрологической Эпохи.

Митота первая
Работа или смерть

Это была обыкновенная коричневая папка, примерно с такой я более десяти лет назад ездил в институт. Нельзя сказать, что она мне сразу не понравилась, но и особых симпатий не вызвала. Вряд ли там были деньги или еще что-нибудь интересное. И если бы она лежала не перед воротами моего гаража, я бы прошел мимо. Но она, как назло, лежала именно перед воротами моего гаража, и мне оставалось либо ее поднять, либо проехать по ней колесом. Второе было непозволительным хамством, поэтому я ее поднял и заглянул внутрь. Там лежало несколько бумажных листов формата А 4, исписанных еще более неразборчивым, чем у меня почерком. В верхней части каждого листа был печатный текст:

«Предупреждение: Данному файлу присвоена степень секретности «А». Если у вас нет соответствующего допуска, немедленно, не читая, уничтожьте данный файл и сообщите об этом в ближайший орган государственной безопасности.

Любое отклонение от данной инструкции приравнивается к государственной измене».

Никаких допусков у меня, конечно же, не было, но что-либо уничтожать или куда-то звонить я не стал. Вместо этого я отбросил папку подальше от собственных ворот.

А через пару недель появились они: двое крепких парней и молодая, высокая брюнетка чертовски сексуальной наружности: Высокая, стройная, с красивым, властным лицом и средних размеров, но красивой формы грудью. На ней были джинсы, синяя блузка и босоножки на каблуках. Мужиков я не разглядывал. Они заявились часа в три ночи, открыли мою входную дверь своими ключами и ворвались ко мне в спальню. Когда я достаточно проснулся, чтобы более или менее адекватно воспринимать окружающую реальность, я уже сидел привязанный к стулу, а во рту у меня был кляп. Громилы стояли за моей спиной, а красотка ходила передо мной по комнате, задумчиво вертя в руках ручку. Я сидел на стуле, злился, боялся и хотел ссать одновременно. Когда я решил, что это будет продолжаться вечно, красотка остановилась, и, посмотрев на меня так, словно только что увидела, произнесла, обращаясь ко мне:

— Видите ли, Константин Георгиевич… — она глубоко вздохнула и еще раз окинула меня взглядом, — не знаю, как вам лучше это сказать, но вы поставили меня перед практически неразрешимой дилеммой, и я, право же, не знаю, пристрелить вас сразу или попробовать с вами договориться.

Разумеется, мне нравился второй вариант ответа, но кляп во рту лишал меня слова.

— Думаю, вы все же предпочитаете переговоры? — спросила, наконец, она, как будто у меня могли быть иные предпочтения в сложившейся ситуации.

В ответ я что было сил начал мотылять головой вверх-вниз и натужно мычать, дескать, да, черт возьми, да и еще раз да!

— Объясняю правила, — продолжила она свой монолог. — Мы разговариваем тихо и спокойно. Как только вы начнете кричать, Кирилл разнесет вам башку из пистолета. Так что если вас устраивает такая смерть, можете звать на помощь. Вам понятно?

Я повторил танец «да».

— Будете кричать?

На этот раз мне пришлось исполнить танец «Нет».

— Очень хорошо. Развяжите ему рот. Надеюсь, вы не станете отрицать, что вам знакома эта вещица? — спросила она, сунув мне под нос фотографию папки, когда кто-то из громил освободил мой рот от кляпа.

— Не стану, — признался я.

— И вы заглянули внутрь. Мы обнаружили на внутренней стороне и на наших бланках отпечатки ваших пальцев.

— Заглянул.

— И вы не уничтожили документы и не позвонили в органы госбезопасности, — осуждающе констатировала она.

— Я подумал, что это просто прикол.

— Это никакой не прикол. И теперь вы ненужный свидетель, да еще и изменник Родины. Ну зачем вам понадобилось читать документы?

— Да я их и не читал. Там все неразборчиво и непонятно.

— Хотите сказать, что вы ничего не поняли? — в ее голосе появились нотки сочувствия.

— Да, — старясь произнести как можно убедительней это короткое слово, ответил я.

— А как вы думаете, шпионы, которые крадут документы, всегда разбираются в том, что они крадут? Или им достаточно просто скопировать информацию и передать заказчику?

— Но я не шпион, я просто…

— Да все это мы понимаем, — перебила она меня, — но инструкция есть инструкция, а по инструкции мы не можем оставлять вас в живых.

— Разве что нам придется принять вас к себе на работу, — продолжила она после показавшейся мне вечностью в аду паузы.

— Что?! — ее слова заставили меня усомниться в том, что я бодрствую.

— А что, мы примем вас на работу задним числом, а потом вкатаем выговор за халатное отношение к документам. Думаю, выговор лучше, чем пуля.

Я не верил своим ушам.

— Так вы согласны? — спросила она.

— А можно мне в туалет? — попросился я.

— Только если вы согласны.

— Я согласен. Вы даже не представляете, как я согласен.

— Вот и отлично. А теперь идите в туалет, а потом продолжайте отдыхать. Завтра, а точнее уже сегодня часов так примерно в девять зайдете по этому адресу, — она положила на стол визитку. — Вам понятно?

— Да, — ответил я, еле сдерживаясь, чтобы не обмочить трусы.

— Я буду вас ждать, — предупредила она.

Меня освободили от пут, и я смог добраться до унитаза. Когда я вышел из туалета, их уже и след простыл.

Выматерившись, я взял со стола визитку. На ней было напечатано:

«Сысоева Людмила Юрьевна. Директор филиала краеведческого музея г. Аксая. Адрес, телефон…»

Я, конечно, подозревал, что в Аксае есть краеведческий музей, но то, что у него есть свой филиал…

Разумеется, ни о каком отдыхе, не говоря уже о сне, и речи быть не могло. Оставшееся время я провел, ходя по комнате из угла в угол под аккомпанемент телевизора. Затем я принял душ, сварил и выпил кофе и отправился на поиски филиала. Он, как гордо гласила табличка на двери, находился на первом этаже одной из общаг в районе парка имени культуры и отдыха и состоял из кабинета директора, приемной и еще одной комнаты, куда посторонним был вход воспрещен. Как я узнал позже, это был шкаф.

В приемной сидела за столом убого-бецветная дамочка и самозабвенно раскладывала на компьютере пасьянс.

— Людмила Юрьевна меня ждет, — сообщил я, войдя в приемную.

— Фамилия? — не отвлекаясь ни на мгновение от экрана допотопного монитора спросила секретарша.

— Борзяк, — представился я.

С явным сожалением на лице, — ну как тут работать, когда ходят всякие Борзяки, — она отвлеклась от игры и сняла трубку телефона.

— Людмила Юрьевна, к вам Борзяк, — сообщила она, едва удержавшись, чтобы не сказать какой-то. — Проходите, — пригласила она меня в директорский кабинет, где, можно сказать, в спартанской обстановке сидела за столом моя ночная гостья.

— Здравствуйте, — сказал я, входя.

— Здравствуйте, — ответила она. — Подпишите, — протянула она мне договор.

Я подписал.

— А теперь здесь, — она положила на стол отпечатанный приказ, согласно которому мне полагался выговор и лишение премии.

Про премию она мне ничего ночью не говорила, подумал я, и, словно, прочтя мои мысли, Людмила Юрьевна пояснила:

— Я лишила вас премии за прошлый квартал.

— И что теперь? — спросил я.

— Ничего. Возвращайтесь домой. Ваша проверка еще не закончена. Я позвоню.

Она позвонила через неделю.

— Вы свободны сегодня в два часа? — спросила она, поздоровавшись и представившись.

— До пятницы я совершенно свободен, — ответил я.

— Тогда как вы смотрите на то, чтобы пообедать со мной в «Одном моменте»?

— С удовольствием составлю вам компанию, — ответил я, и подумал, что с гораздо большим удовольствием составил бы ей компанию на свидании, чем на деловом обеде.

«Один момент», наверно, единственное более или менее приличное кафе в Аксае, где можно без шика, но вполне нормально поесть и выпить съедобного пива. Поэтому привыкший к наливайкам с паленой водкой в качестве главного блюда народ обходил его стороной. И если вечером там было более или менее людно, то днем практически все столики пустовали.

Тогда же, придя раньше Людмилы Юрьевны, я оказался единственным посетителем. Не успел я сесть за стол, как ко мне подбежал официант.

— Двойной эспрессо, — попросил я.

— Двойной эспрессо у нас американо, — сообщил он.

— Американо — это вода без кофе, а двойной эспрессо — это два эспрессо в одной чашке, — попытался объяснить я.

— У нас машина дает только одну порцию.

— Тогда давайте просто эспрессо.

— Что еще?

— Позже.

— Вы ждете кого-то?

— Да.

Удовлетворив любопытство официанта, я уставился в экран телевизора, показывающего какой-то музыкальный канал. Изображение было растянуто по ширине, и люди выглядели этакими карликами с толстыми ручками и ножками.

Людмила Юрьевна появилась раньше, чем мой кофе.

— Вы уже сделали заказ? — спросила она.

— Только кофе.

Подошедший официант положил перед нами на стол меню.

Людмила Юрьевна заказала солянку, телятину с овощами и чизкейк. Я последовал ее примеру.

— Я вот чего вас позвала, — начала она разговор, когда официант удалился, — несмотря на то, что проверка еще не закончена, и ни о какой серьезной работе и речи быть не может, зарплату вы у нас уже получаете, а ничто так не развращает, как халявные деньги, особенно в начале карьеры, вот я и подумала, что вы вполне могли бы отработать свою зарплату, сделав нашему филиалу сайт.

— Вы хотите, чтобы я сделал сайт? Но я же не программист и не веб-дизайнер. Я…

— Я видела ваш личный сайт. Такой уровень нас устроит.

— Ну если так, то я с удовольствием.

— Значит договорились.

— А каким бы вы хотели его видеть? — спросил я.

— Это я полностью отдаю на ваше усмотрение. Дерзайте. Если мне не понравится, я скажу.

Вернувшись домой, я сел за компьютер и понял, что ни о каком дерзании и речи быть не может. Историю Аксая я знал примерно на том же уровне, что и географию Плутона. Помедитировав на эту тему минут двадцать, я позвонил Людмиле Юрьевне.

— У вас уже есть что сказать? — спросила она, как мне показалось, с легкой иронией.

— Мне нужно у кого-то проконсультироваться, так как я про Аксай толком ничего не знаю.

— Понятно… Найдите Валентину Афанасьевну Никулину. Она должна быть в музее. Знаете, где находится музей?

— Найду.

— Только вы смотрите, Надежда Валентиновна — святая женщина, а святым о наших мирских делах знать не полагается.

— Ну так я по вашему поручению создать сайт.

Как и всякий нормальный проживший всю жизнь в Аксае человек, я понятия не имел, где у нас находится краеведческий музей. Поэтому, немного подумав, я решил, что будет проще поехать туда на такси, благо с исчезновением большевизма такси в Аксае развелось больше, чем в советские времена тараканов.

— В музей, пожалуйста, — сказал я, садясь в машину.

— Адрес подскажете? — спросил водитель.

— Не подскажу, — признался я.

— Ну хоть примерно.

— А вы своему диспетчеру позвоните, может, там кто знает.

Как оказалось, музей соседствовал с аксайской администрацией. Пройдя по заваленному историко-музейным хламом двору, я вошел в обшарпанное двухэтажное допотопное здание, где вломился в первый попавшийся кабинет. Там сиротливо скучало несколько человек.

— Здравствуйте, — сказал я. — Скажите, пожалуйста, где я могу найти Валентину Афанасьевну Никулину?

— Слушаю вас, — откликнулась женщина примерно пятидесяти лет. Она была неимоверно худой и одухотворенной. При виде ее я почему-то сразу же подумал о дубе, под которым сидел проездом Пушкин.

— Я к вам вот по какому делу: Людмила Юрьевна поручила мне создать сайт, посвященный истории Аксая. Мне нужен материал для сайта, и хотелось бы выслушать ваши пожелания.

— Ну, если коротко, — сказала она и одарила меня более чем двухчасовой лекцией на краеведческую тему. В результате я покинул музей с мешком папок и окончательно засранными мозгами. Вот только к созданию сайта мне приступить не удалось. Стоило мне устроиться за компьютером, зазвонил телефон.

— Константин Георгиевич? — спросил женский голос.

— Он самый.

— Вас беспокоит секретарь Людмилы Юрьевны.

— Очень приятно.

Людмила Юрьевна просила вас срочно подойти к нам в офис.

— Уже иду.

— Все, Константин Георгиевич, — сказала Людмила Юрьевна. — Пришел ваш допуск, так что шутки в сторону. Завтра вы приступаете к выполнению своих обязанностей. А сейчас будьте добры пройти инструктаж. Адрес в направлении.

— О, привет! — обрадовался мне, как родному таксист. Это был тот же водитель, с которым мы выясняли, где в Аксае находится музей. — Куда на этот раз? — спросил он.

— В краеведческое отделение библиотеки, — сказал я.

— Во как! У нас и такая есть? — выдал водитель и посмотрел на меня, как на официального представителя Марса на Земле.

— У меня адрес есть, — поспешил сообщить я.

— Ну, с адресом это мы быстро найдем. Однажды мы с одним типом искали дом с зеленым забором и железными воротами (в частном секторе Аксая почти все дома такие), и ничего нашли. А тут даже адрес есть.

— Похоже, тебе нравится заниматься поисками.

— А то! Вот так сядет кто-нибудь вроде тебя, и понимаешь, что нихрена родной город не знаешь.

— Это точно, — согласился я.

— Приехали, — сказал водитель, останавливая машину возле еще одной дореволюционной избушки, расположенной в районе развалин кинотеатра «Родина». Верхнюю часть избушки занимало, как следовало из таблички, какое-то очередное общество поддержки президента. Филиал краеведческой библиотеки ютился в подвале.

В библиотеке пила чай очкастая грымза.

— Здравствуйте. Мне нужна Савченко Галина Павловна, — прочитал я фамилию в направлении.

— Давай сюда бумагу, — без малейшего намека на дружелюбие сказала она.

Я дал ей направление.

— Значит, на инструктаж? — спросила она, строго посмотрев на меня.

— На инструктаж.

— Тогда читай помеченное, — распорядилась она, всучив мне помятый экземпляр «Аквариума» Виктора Суворова.

В книге было помечено ручкой: «Читать пролог».

— Ознакомился? — спросила Галина Павловна, когда я положил книгу на стол, прочитав о том, как сожгли заживо проштрафившегося полковника ГРУ.

— Ознакомился.

— Выводы сделал?

— Сделал.

— Тогда инструктаж окончен.

— Простите, а мне где-нибудь нужно расписаться о неразглашении? — спросил я.

— А ты веришь в расписки? — язвительно поинтересовалась она

— Честно говоря, не очень, — признался я.

— Вот и мы в них не верим.

— Понятно.

— А если тебе все понятно, до свиданья.

— До свиданья.

Желудок показывал время обеда, и из библиотеки я отправился домой, где нажарил и съел полную сковородку картошки. После этого я позвонил Людмиле Юрьевне.

— Инструктаж прошел. Что теперь? — отрапортовал я.

— Теперь приезжайте сюда. Я познакомлю вас с непосредственным начальством.

Я подумал сначала вызвать такси, но решил, что после еды неплохо пройтись.

В кабинете Людмилы Юрьевны меня ждал немного всклокоченный мужчина лет сорока с копейками.

— Кирилл Федорович, — представился он.

— Константин.

Мы пожали руки.

— Кирилл Федорович покажет вам рабочее место и введет в курс дела, — сообщила Людмила Юрьевна, и мы с новоиспеченным начальником вышли из кабинета.

— Что вам известно о драконах? — спросил меня Кирилл Федорович, когда мы сели в его машину.

— Практически ничего, — ответил я.

— Прекрасно, — обрадовался он. — Обычно о них пишут такую ерунду, что на глобус не натянешь. Приходится заново переучивать, а это лишние хлопоты и все такое… К тому же правда как всегда выглядит слишком буднично на фоне мифа, и… — он так и не нашел, что сказать после «и».

Меня эта речь заставила поставить под сомнение вменяемость начальника. Когда он привез меня в какой-то доисторически покосившийся, затерянный в дебрях аксайского частного сектора, флигель и сообщил, что мои обязанности будут заключаться в сидении на стуле или на диване, это было отдано на мое усмотрение, перед запертой на ключ дверью в так называемую «спальню», я решил, что попал в дурдом «Снегурочка».

— Дежурить будете ежедневно с 9 до 6, — объяснял Кирилл Федорович, — во время дежурства можете заниматься чем угодно… В разумных, конечно, пределах. Главное, не покидайте ни под каким видом свой пост и не водите сюда посторонних. Желательно, чтобы вообще никто не знал, где именно находится ваше место работы. Если что, звоните по этому номеру, — он положил на тумбочку с телефоном визитку. — Вот, собственно, и все. К выполнению обязанностей приступайте с завтрашнего дня. А чтобы было не так скучно, ознакомьтесь для начала с этим, — он положил на стол брошюру без названия. — Книгу из дома не выносить, так что придется читать ее здесь. Благо, для чтения времени у вас хоть отбавляй. Кстати, если вы сегодня не заняты, постарайтесь ее прочитать. Это понадобится вам для работы.

Ладно, посмотрим, как вы мне будете за это платить, — подумал я, кивая в знак согласия.

— Да, чуть не забыл, объект переходит в полное ваше распоряжение, так что располагайтесь, как дома.

— Понятно, — сказал я, хотя мне ничего не было понятно.

— В таком случае держите ключи, и до свиданья.

— До свиданья.

Когда Кирилл Федорович ушел, я, как прилежный ученик, попытался осилить брошюру, но на второй странице понял, что это выше моих сил. Судя по корявости стиля, ее написал какой-нибудь доморощенный гений краеведения аксайского масштаба, а судя по содержанию, — постоянный пациент психиатрической клиники. Автор брызгал слюной и кидался словесными испражнениями в другого гения местного масштаба, назвавшего его в какой-то статье в «Аксайской брехаловке» (народное название единственной аксайской газеты) академическим синонимом слова «дурак». На мой взгляд, назвал вполне заслуженно.

Поняв, что чтение подобной ерунды выше моих сил, я решил обследовать дом. Беглая рекогносцировка заставила меня приятно удивиться. Дом оказался со всеми удобствами: газ, вода, нормальный сортир… В кухне кроме газовой плиты была микроволновка, а в ванной стояла стиральная машинка автомат.

Воодушевленный этими открытиями, я решил немедленно здесь обосноваться. В результате остаток дня у меня ушел на сборы и перевозку разного барахла: посуды, кое-какой одежды, ДВД-плейера (телевизор там уже был), продуктов, чая, кофе…

Кирилл Федорович наведался ко мне на следующий день ближе к обеду.

— Ну как брошюра? — спросил он. — Все поняли?

Я хотел уже сказать «да» но по глазам Кирилла Федоровича понял, что на этом наш разговор не окончится.

— Она оказалась не по моим зубам, — признался я.

— Ладно, в таком случае придется вас инструктировать лично. Вам не трудно заварить чай?

— Ни сколечко, — ответил я по дороге на кухню.

То, что поведал мне за чаем Кирилл Федорович, заставило меня скептически отнестись уже к своему психическому здоровью.

— Вы когда-нибудь задумывались над тем, почему драконов называют хранителями жемчуга? — спросил Кирилл Федорович, когда я заварил и разлил по чашкам чай.

— Если честно, я вообще никогда не слышал, чтобы драконов так называли, — признался я.

— Существует древняя эзотерическая легенда, согласно которой драконы являются хранителями жемчуга, имя которому Знание или Гнозис. Именно за этим знанием и отправлялись когда-то к драконам доблестные искатели Истины, чтобы, победив в честном поединке, получить одну из бесценных жемчужин из сокровищницы драконов. Поединком называлось испытание, выдерживая которое искатель Истины доказывал, что достоин великого дара. Это потом, с приходом христианства легенда извратилась и превратилась в истории про доблестных рыцарей, убивавших драконов ради того, чтобы затащить к себе в койку какую-нибудь средневековую дуру. В принципе, это даже к лучшему. Чем меньше знают о Традиции, тем лучше. Кстати, вам еще не рассказывали о Традиции? — опомнился он.

— Думаю, что нет.

— Так вот, — продолжил свой монолог Кирилл Федорович, — наша Традиция уходит своими корнями в те времена, когда на Земле еще не было ни Стоунхенджа, ни Пирамид.

Однажды ее будущий Основатель возвращался с похода домой. Он был воином, и ни о каких драконах даже не помышлял. Однако судьба распорядилась так, что он встретился в пути с драконом и сумел настолько понравиться дракону, что тот взял Основателя Традиции к себе на службу в качестве личного телохранителя. Когда пришло время расставаться, дракон не только подарил Основателю Традиции одну из жемчужин Знания, но и рассказал о том, что наш мир и мы в частности находимся под протекторатом драконов, и примерно раз в сто лет один из них приходит в наш мир с инспекцией. Тогда же они заключили с Основателем Традиции договор. С тех пор, согласно этому договору, хранители Традиции всячески помогают драконам в их инспекции, а те делятся с ними своим жемчугом.

Со дня на день должна состояться очередная инспекция, и вам, Константин Георгиевич, выпала большая честь первым встретить прибывающего в наш мир дракона.

— Но почему я? — спросил я, надеясь, что смогу отмазаться от столь почетной и совершенно ненужной мне обязанности.

— Дело в том, Константин Георгиевич, что незадолго до начала инспекции драконы сообщают нам о своем предстоящем прибытии. Также они делают запрос на должность помощника Инспектора. При этом они сами находят кандидата на этот пост и сами тестируют его при помощи специального теста. Нам остается только вовремя вычислить получившего эту должность счастливца, обеспечить его всем необходимым и заручиться согласием достойно исполнять возлагаемые на него обязанности. И если раньше такими тестовыми предметами были мечи в камне, волшебные молоты и Граали, то в вашем случае, согласно требованию времени, тестовым предметом стала папка. Эта папка оказалась у вас, следовательно, выбор драконов пал на вас. Ну а чем они руководствуются в своем выборе, только им и ведомо.

— Подождите, так что же, выходит, все это шоу с угрозами и закос под спецслужбу были разводкой? — дошло до меня.

— Не только. Во-первых, мы представляем очень и очень серьезных людей; а во-вторых, нам нужно было узнать, как вы поведете себя в нестандартных ситуациях. Ведь согласитесь, что встреча с драконом — это не то, о чем можно запросто рассказать друзьям за чаем.

— А вам не приходило в голову, что я просто пошлю вас всех на хуй вместе с вашей Традицией и прочей фигней и пойду домой?

Я был настолько злой из-за того, что меня развели, как последнего лоха, что готов был поубивать их всех собственными руками.

— Не вы первый, не вы последний, — заметил Кирилл Федорович. — За те несколько тысячелетий, что существует Традиция, еще никто не смог отказаться от выпавшей чести быть помощником Инспектора. Нет, вы, конечно, можете отказаться, но я бы не советовал вам этого делать.

— Вы мне угрожаете?

— Ну что вы, Константин Георгиевич… Я и угрозы… Вы не так меня поняли. Это не я, а вы угрожаете, и не нам, а Инспектору, а они этого не любят. Все. Я вас предупредил, а дальше… — он развел руками.

Я понимаю, что здесь напрашивается поток саморефлексии страниц на 10 печатного текста в духе «быть иль не быть», но никакой саморефлексии у меня не было. Когда Кирилл Федорович ушел, я попросту сел на свое рабочее место и уткнулся в томик Роберта Уилсона, который предусмотрительно прихватил на работу утром. Похоже, у драконов был свой способ ненавязчиво заставить кандидатов делать то, что им надо.

Митота вторая
Голодающий сталевар

Свалившись с дивана, я больно ударился локтем и проснулся.

Мне потребовалось чуть больше недели, чтобы понять, что лучшего места, для сна, чем моя работа просто не придумаешь. Тишина, покой, никаких деток под окнами, никаких соседей, никаких воющих сигнализациями машин… К тому же осознание того, что ты не просто спишь, а спишь за деньги, причем платишь не ты, а тебе, придавало процессу сна дополнительное удовольствие. Несколько раз, правда, я зарабатывался настолько, что оставался на службе сверхурочно, а за сверхурочную работу мне уже не платили, но в жизни бывают огорчения и похуже.

Я только-только начал соображать, где я, и почему на полу, когда за вверенной мне дверью сначала что-то упало, затем был звук, как будто по телевизору кто-то выстрелил из пистолета, затем послышались шаги. Кто-то подошел к двери, вставил ключ в замочную скважину, отпер замок. Открылась дверь, и из охраняемой мной комнаты вышел мужик… этакая помесь вора-домушника и интеллигента районного масштаба. Среднего роста, щупловатый, лысоватый, лет пятидесяти, одет в клетчатую шведку, летние брюки и сандалии на босу ногу. Лицо хоть и не противное, но совершенно не располагающее. Подозрительное лицо.

— Привет, — сказал он так, словно мы были давними приятелями.

— Простите, а вы кто? — нервно спросил я, вспомнив, что мне не выдали ничего из того, чем можно обезвредить противника крупнее таракана. Приемами рукопашного боя я не владею, да и особой отвагой не отличаюсь. Так что появление незнакомца и, возможно, вора-домушника вызвало у меня сильное и вполне закономерное чувство страха.

— Кто я? — удивился моему вопросу незнакомец. — Я-то дракон. А вот кто ты?

— Какой еще нахрен дракон! — завопил я, автоматически ища путь к отступлению.

— Какой дракон? — на мгновение мне показалось, что он растерялся. — Вот, пожалуйста, моя визитка, — он протянул мне визитку.

На одной стороны визитки было указано:

«Соломон Львович Дракон. Действительный Инспектор Объединенного Координационного Совета».

На другой — был символ, образованный цифрами 6, 9 и 1. 6 и 9 подобно «рыбкам» Тай Дзи (инь-ян) образовывали круг в горизонтальной плоскости, а единица вырывалась вверх из его центра перпендикулярно кругу.

— Я что, не туда попал? — спросил дракон. — Или, может быть, это вы не туда попали? Признавайтесь, что вы делаете в этом доме? Хотя, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что вы спали. Но вот какого черта вы здесь спали? Отвечай, сука, когда тебя спрашивают! — Оранул он так, словно лет 20 поработал следователем НКВД.

Его вопль заставил меня плюхнуться на диван.

— Ладно, оставим этот вопрос на потом, — уже спокойно произнес он. — Я устал и хочу перекусить с дороги, а посему будем считать, что я дракон, а ты мой ассистент, по крайней мере, до тех пор, пока факты не заставят нас думать иначе. Или ты против?

— Так вы и правда дракон? — пролепетал я, когда ко мне вернулся дар речи.

— Ну да, а ты думал, что отсюда выползет разящая пламенем крылатая ящерица размером с автобус? — ехидно поинтересовался он.

Именно так я почему-то и думал.

— Ну и как в таком виде я мог бы выйти из дома, не говоря уже о том, чтобы что-либо здесь проинспектировать?

— Вы правы, — согласился я с очевидностью его доводов.

— Разумеется, я прав, коль я не лев, а раз так, мой верный Санчо, пойдем для начала подкрепимся. Как, кстати, тебя звать?

— Костя.

— Значится Константин. А меня Алексей.

— А вы разве не Соломон?

— Соломон, но здесь я инкогнито. Понятно? Ладно, пошли.

— Ты куда? — спросил он, когда я направился к входной двери.

— Вы же сами сказали…

— Что я сказал? И перестань мне выкать.

— Хорошо.

— Запомни, юнга, до конца нашей инспекции для нас работает эта дверь, — говоря это, он открыл охраняемую дверь. За ней была похожая на густой туман мгла, сквозь которую ничего не было видно.

— Вперед, мой друг, — сказал он и толкнул меня во мглу.

Стоило мне переступить порог комнаты, как я очутился посреди тротуара достаточно оживленной улицы. От неожиданности я инстинктивно отпрянул назад и чуть не сбил с ног дамочку стервозного вида. Она уже собралась на меня наорать, но, увидев мое лицо, решила не связываться. Перейдя на быстрый шаг, она ретировалась.

Я стоял на слишком широкой для Аксая улице. Дома, из которого меня столь бесцеремонно вышвырнул дракон, нигде поблизости не было, как не было и следа от волшебной двери. Но хуже всего было то, что дракона тоже не было нигде. Почувствовав себя брошенным щенком, я готов был развопиться на всю улицу, но дракон вовремя вышел из торгующего мобильниками магазина.

— Спокойствие, только спокойствие, — сказал он голосом Карлсона, который живет на крыше, и мне действительно стало спокойней. Я даже смог спросить:

— Где мы?

— В несколько иной модификации Аксая, — ответил он. — Сейчас тебе это ни о чем не говорит, так что давай поговорим об этом в ресторане. Хорошо?

— Хорошо, — согласился я.

Пройдя метров пятьсот по улице, мы подошли к близнецу Мавзолея. Только вместо «Ленин» на нем было написано «Голодающий сталевар». Судя по виду, «Сталевар» был слишком крут для моего кармана, что и заставило меня нерешительно остановиться перед покрытой ковром мраморной лестницей, ведущей к входу в ресторан.

— Да ты не бойся. Голодающих сталеваров здесь нет, — попытался подбодрить меня дракон.

— А там не очень дорого? — краснея, спросил я. — Дело в том, что зарплата у меня через неделю, а денег уже нет…

— Ай-я-яй-я-яй-я-яй, — укоризненно произнес дракон, — но разве ж можно вот так, да еще в первый день знакомства. Я, право, даже и не знаю теперь…

— Я растеряно посмотрел на него.

— Тебя что, не проинструктировали? — спросил он, по-отечески посмотрев на меня.

— Только на тему неразглашения.

— Форменное безобразие… Ладно, это дело принципа, так что слушай внимательно и запоминай. Повторять больше не буду. Традиционно считается, что такие, как ты помогают нам исключительно из бескорыстного желания помочь без каких-либо намеков на благодарность, не говоря уже о зарплате. В конце нашей совместной деятельности мы дарим вам каждый раз по жемчужине, и каждый раз для вас это полный сюрприз. Такова официальная версия, и, по крайней мере публично, мы будем вести себя именно так. Понятно, что, как и любая официальная версия, это полнейшая чушь. Но раз уж эта официальная чушь просуществовала тысячи лет, давай постараемся отнестись к ней с видимостью уважения. А теперь пошли. У нас принято кормить своих вассалов.

Стоило нам подняться по лестнице, как из ресторана выскочил швейцар и, загородив собой вход, с поистине швейцарской важностью изрек:

— С двуногими никак нельзя.

Двуногим, разумеется, был я, и от этой фразы швейцара, сопровождаемой тем презрительным взглядом, на который способны только профессиональные жополизы, мне стало настолько неловко, что я готов был провалиться сквозь землю. Ситуацию в корне изменил дракон.

— Молчать! — рявкнул он, глядя сквозь швейцара, как будто того вообще не было.

В мгновение ока швейцар из важного господина превратился в подобострастное пресмыкающееся, угодливо открывшее перед нами дверь.

Не успели мы войти, как к нам подбежал метрдотель.

— Добрый день, господа-с, прошу за мной. Наш лучший столик к вашим услугам.

Если честно, я не особо обратил внимание на обстановку, мне было не до этого. К тому же я не мастер описаний природы и интерьеров, да и кто их сейчас читает? В общем, своей показной роскошью зал напоминал армянский или азербайджанский дворец времен упадка социалистической эпохи.

Официанта ждать не пришлось.

— Подожди, — сказал дракон, когда официант, положив меню, собрался ретироваться.

— К вашим услугам, — ответил тот и замер, как вкопанный.

— Давай на свое усмотрение, — распорядился дракон.

— Будет исполнено.

— Так вот, — начал свои объяснения дракон, — с нашей точки зрения ваша вселенная — это не мир, а картина мира в сознании Земли. Так что вы живете не на ее поверхности, а в ее сознании. А раз так, то для нас вы — своего рода плоды воображения. Вы осознаете себя, обладаете некими степенями свободы, и, тем не менее, вы всего лишь воображаемые образы. Более того, вся та вселенная, которую вы знаете, тоже является отражением реальности в сознании Земли, но никак не самой реальностью. Земля не единственный воображающий миры субъект. Фактически каждая планета или звезда обладают способностью к осознанию реальности, но их миры недоступны для большинства из вас, так как вы не имеете нужных ресурсов, чтобы выйти за рамки сознания Земли. Как я уже сказал, вы не можете пересекать границу между мирами, однако за пределами вашей реальности существует достаточно много тех, кто может путешествовать среди миров. Вы их воспринимаете как НЛО, маленький народец, ангелов, бесов и прочих якобы мифических существ. Также за пределами вашей реальности существуют те, кто является порождением субъектов более высокого порядка. Мы, например, являемся существами из мира грез нашей галактики, поэтому можем не только наблюдать за сознаниями планет, но также и вносить в них при необходимости некоторые коррективы. И в вашем случае нам приходится трудиться в поте лица, так как планета ваша слегка не в себе. У нее острый психоз. Она мечется в бреду, и в ее сознании одни кошмары сменяются другими. Ваша цивилизация — всего лишь одна из мимолетных картин, правда, в масштабах времени планеты, осознание которой функционирует в несколько ином временном диапазоне.

Для того чтобы тебе это было понятно, сделаем несколько простых вычислений.

Я хотел, было возразить, что понимаю, о чем идет речь, но он не стал меня слушать.

— Для круглого счета, — продолжал он, — примем человеческий век за сто лет. Срок жизни планет вроде Земли составляет в среднем десять миллиардов лет. Теперь разделим десять миллиардов на сто. Получаем сто миллионов. Другими словами, один год Земли — это сто миллионов ваших лет. Идем дальше. Разделим теперь это число на триста шестьдесят пять, затем на двадцать четыре и два раза на шестьдесят. В результате одна секунда в масштабах времени Земли равна примерно ста годам вашего времени. А ваше рождество Христово по меркам Земли случилось 20 секунд назад. Отсюда и ваша иллюзия стабильности.

Кстати, об эти вычисления разбиваются и уверения тех, кто считает, что стихийные катастрофы являются реакцией Земли на вашу деятельность. Да она попросту еще даже не заметила вашего существования.

— Подожди, — дошло до меня, — но если ты работаешь с сознанием планеты, ты должен функционировать в ее временном масштабе. Как же ты тогда функционируешь в масштабе нашем?

— А ты не такой тупой, как любишь казаться, — улыбнулся он. — Ты прав, некий планетарный психиатр функционирует в масштабе Земли. Он вмешивается в ее сознание, и это вмешательство, разумеется, отражается на ее картине мира, создавая некое отражение его персоны, которое вы и воспринимаете как инспекцию. Ну а я, тот, которого ты видишь перед собой, всего лишь отражение отражения, функционирующее уже в вашем масштабе времени. И в этом смысле я столь же реален, как ты или все, что вокруг. Вот только я больше вас знаю и умею в некоторой степени влиять на окружающую меня картину мира.

— Подожди, но если все так, как ты говоришь, то ни твоя инспекция, ни мое в ней участие не имеют никакого смысла, — понял я.

— А это уже как посмотреть. Если в масштабе планеты, то никакого. Но в нашем с тобой масштабе для нас только наша жизнь и может иметь значение, потому что кроме как нам она вообще никому не нужна. Сечешь?

— Другими словами наша жизнь обретает смысл исключительно потому, что она бессмысленна?

— Сказано в духе подражателя даосам, но верно.

Принесли еду, и мы полностью ушли в поглощение поистине великолепной пищи и прекрасного вина. Закончив есть, мы выкурили по сигаре.

— Пора, — сказал дракон, докурив сигару, и встал из-за стола.

— А мы что, платить не будем? — удивился я.

— А мы уже заплатили тем, что соизволили здесь отобедать. Как тебе, кстати, обед? — поинтересовался дракон, явно уходя от темы оплаты. В любом случае он лучше меня знал, как здесь надо себя вести.

— По-моему, он был просто великолепным, — ответил я.

— Баранина, правда, была самую малость жестковата, но это не ее вина.

— В смысле? — не понял я.

— По своей сути баранина — очень капризная субстанция, и она буквально терпеть не может, когда ее пытаются в чем-то обвинить. Она может годами таить обиду, но рано или поздно всегда мстит обидчику, заставляя его платить по полной за каждое неосторожное слово. Так что о ней как о президенте, либо хорошо, либо ничего. Лучше, конечно же, обходиться без нелицеприятных высказываний в ее счет, но если ты все же что-то ляпнешь, говори всегда, что это не ее вина, и тогда баранина тебя простит. Таков уж у нее характер, хотя, в прочем, это не ее вина. Ладно, перейдем от баранины к баранам. Когда у тебя начинается рабочий день?

— В девять.

— Отлично. И не опаздывай. До завтра.

Попрощавшись со мной, он щелкнул пальцами, и я проснулся на своем рабочем месте. Сначала я решил, что все это мне приснилось, но ощущение сытости и застрявшее между зубами мясо говорили об обратном.

Митота третья
Хлеб-соль

К тому времени, когда я на следующий день пришел на работу, у двери в комнату дракона уже выстроились все более или менее официальные представители нашего филиала. Из них я знал только Людмилу Юрьевну и Кирилла Федоровича. Незнакомцами были тучный мужчина в турецком костюме и застиранном галстуке под цвет того, что он не надел, красномордая дама с талией навыпуск, и три разного уровня страшности девицы в а-ля народных одеяниях. Средняя держала в руках поднос с хлебом-солью и широко скалила далеко не голливудские зубы. Короче говоря, картина Репина «Пошлость».

— Ты почему не позвонил? — накинулся на меня Кирилл Федорович, едва я вошел. При этом его голос сорвался на интеллигентский визг, означающий крайнюю степень негодования.

— Согласно вашим инструкциям или согласно ваших инструкций. Извините, не знаю, как правильно…

— Что? — взвизгнул он октавой выше. — Да как вы можете…

В своем негодовании он был настолько смешон, что мне с трудом удалось удержать себя в руках.

— Вы мне сами сказали, чтобы в случае чего я вам позвонил.

— Так какого, прошу прощения, черта?..

— Я не позвонил, потому что «в случае чего» — это в случае чего-то неординарного. А если учесть, что я должен был ждать прибытия инспектирующего нас дракона, то прибытие инспектирующего нас дракона трудно назвать экстраординарным событием.

Кирилл Федорович готов был похоронить меня под кучей своих аргументов, но Людмила Юрьевна не дала ему открыть рот.

— А ведь он прав, — сказала она, еле сдерживая смех. — Впредь, Кирилл Федорович, давайте верные инструкции.

— Но как же так, Людмила Юрьевна? — жалобно вскричал он. — Я же…

— Вот так, — закончила она дискуссию.

— Ну ничего. Дракон здесь будет не вечно. Я с тобой еще разберусь, — прошипел мне Кирилл Федорович театральным шипением.

В ответ я мило улыбнулся. А в следующее мгновение в дверь со стороны дракона вставили ключ. Все, кроме меня мгновенно отреагировали на это, выполнив сначала команду в две шеренги становись, — в первой шеренге были барышни в костюмах, — затем равняйся, смирно и равнение на дверь. Я стоял в позе вольно чуть сбоку от этого цирка. Прежде, чем открылась дверь, Кирилл Федорович успел метнуть в мою сторону суровый взгляд, приказывающий, стать в строй сейчас же, но я решил его не заметить. С детства ненавижу быть в строю, особенно в таком пошло-убогом.

Наконец, дверь открылась, и пред нашими очами предстал, зевая и потягиваясь в точности как Траволта в фильме, где он играет ангела, сам господин дракон. Одет он был поприличнее, чем Траволта: джинсы, футболка, туфли… Да, забыл сказать, что дело было в средине августа, а в средине августа, если кто не знает, в Аксае стоит жаркое лето.

— Чего шумим? Чего негодуем? — спросил дракон, выходя из комнаты.

— Добро пожаловать на донскую землю! — хором произнесли ряженые девицы. — Не побрезгуйте нашим хлебом-солью.

Они собрались и дальше нести заученную наизусть патетическую чушь, но дракон их остановил.

— Весьма рад с вами познакомиться, и обязательно уделю всем вам внимание, но чуть позже. Сейчас прошу меня извинить — дела.

— Да… разумеется… конечно… — ответили разочарованные администраторы.

— Прошу вас, друг мой Санчо, — сказал дракон уже мне, демонстративно распахивая дверь в свою комнату, — увы, но время к нам неумолимо.

— Куда сегодня спешим? — спросил я, когда за нами закрылась дверь, и мы вновь перенеслись в очередную альтернативную версию Аксая.

— Я никуда. А ты?

— До пятницы я совершенно свободен, — процитировал я шедевр.

— Тогда пойдем проинспектируем накатывающую силу.

— В смысле? — не понял я. Разумеется, я читал Кастанеду, но поклонником его не был.

— А в том смысле, что пойдем куда-нибудь накатим.

Я не то, чтобы хотел накатить, но отказываться от приглашения не стал. В результате мы зарулили в милый, декорированный во французском стиле подвальчик, каких в привычной мне вариации Аксая отродясь не водилось.

— Мне тут сегодня ночью плохо спалось… — начал рассказывать дракон, когда мы устроились за столом и заказали вино и еду. Подмигнув, он придвинулся ко мне и прошептал заговорщическим тоном мне на ухо, — я вообще не сплю. Никогда-никогда. — Затем он вернулся на место и продолжил: — Так вот, чтобы скоротать время, я заглянул в Интернет в библиотеку и всю ночь читал вашу фантастику.

Должен признаться, я совсем не понимаю восторгов по поводу фантастических произведений, где во главе угла стоит описание техники того самого будущего, которое для нас уже стало настоящим. По мне так все это выглядит крайне убого, особенно описание громоздких компьютеров 22-го века. Что же до того, что эти люди задолго до появления ракет или подводных лодок описывали путешествия под водой или покорение космоса, так тут дело обстоит почти как в старом анекдоте про поручика Ржевского: если есть вода, то почему бы под ней не плавать, а если есть космос, то с чего бы его не покорять? Дракона рассмешило иное:

— Вот что точно не знает границ, так это ваша самонадеянность. Так, попадая в чужой мир, герой или герои целой кучи таких с позволения сказать шедевров не только фактически моментально осваиваются на новом месте, зачастую даже не привлекая к своей персоне внимания аборигенов, но и легко разруливают любые конфликты планетарного масштаба, словно это самое простое из того, что они делали в своей жизни. При этом, судя по поведению этих самых героев, большинство из них можно смело отнести к разряду тех неудачников, которые не могут разобраться с мудаком соседом, наладить отношения с женой и починить водопроводный кран. Но еще круче, чем в разруливании чужих планетарных конфликтов, вы разбираетесь в вопросах мироустройства, знаете, какой должна быть вселенная, и ропщете на своих богов за то, что они не хотят все исправить, как говорите им вы.

— Честно говоря, никогда об этом не думал, — признался я, — по крайней мере, в подобном ключе.

— А вот поэтому и нужны мы — инспекторы-драконы, чтобы заставить хоть некоторых из вас пусть на какое-то мгновение взглянуть на всю эту хрень с иной точки зрения, — торжественно заявил дракон, изящно промокнул губы салфеткой и сделал солидный глоток вина.

— Охеренная вещь! — оценил он напиток. — Жаль, что нельзя взять с собой. Так вот, — продолжил он, — неужели ты никогда не думал, глядя на тех же кошек, не говоря о родственниках и соседях, что совсем даже представить себе не можешь, что творится у них в головах, и какой они видят окружающую реальность?

— Думал и не один раз.

— А сколько? Два?

Я хотел ответить ему достойной колкостью, но ничего интересного мне в голову не пришло. В результате колкостью я ответил себе, прикусив язык. К счастью, не очень сильно.

После завтрака дракон решил побыть какое-то время в одиночестве, — драконам это необходимо для нормального пищеварения, как он сообщил перед уединением. Я тоже был не прочь немного поспать в рабочее время, так что возражать против технического перерыва на энное количество времени не стал. Вот только вернувшись в избушку, я обнаружил приклеенную к зеркалу записку:

«Срочно позвони.

К.Ф»

Мысленно послав его в нирвану, я набрал номер шефа.

— Как дела? — спросил он.

— Пока вроде нормально, — ответил я. — Дракон захотел побыть в одиночестве, так что у меня выкроилась минутка позвонить.

— Очень хорошо. Передай ему как можно деликатней, что завтра мы ждем его на торжественное мероприятие. Сначала, как водится, торжественная часть, ну а потом банкет в лучших, так сказать, традициях.

— Хорошо.

— Только на этот раз не забудь.

— Я передам, но он ведет себя… мягко говоря, неординарно.

Вопрос был разрешен, и я отправился на диван.

Проснулся я от собственного храпа. Вставать не хотелось, но на кухне кто-то беззастенчиво тарахтел посудой и, скорее всего, этот кто-то был моим начальником. Конечно, я мог сослаться на то, что это дракон меня уложил спать в связи с предстоящей ночной работой, но я утром уже почти нарвался, и продолжать в том же духе мне не хотелось. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил на кухне самого дракона, готовившего какие-то микробутерброды и прочие закуски.

— Ты любишь готовить? — спросил он.

— Не очень, — признался я.

— А я люблю и тебе советую научиться и полюбить. Девчонки просто обожают, когда ты кормишь их чем-то приготовленным своими руками. И это что-то должно быть съедобным. Опять же когда ты готовишь, тебе не приходится заниматься уборкой. Я серьезно. У нас сегодня будут гостьи, так что приведи в порядок наше скромное жилище, а заодно и себя.

— Вас завтра приглашают на торжественное мероприятие, — сообщил я, чтобы и вправду не забыть.

— Исключено. Знаешь, почему у вас борются с курением?

— Наверно потому, что это вредно, — неуверенно ответил я, ожидая подвоха.

— Каждая сигарета отнимает у курильщика пять минут жизни. Может, это и много, но любое собрание отнимает значительно больше времени у жизни, при этом без малейшего намека на пользу или удовольствие. И ни одна сволочь даже не предложит обязать заседателей хотя бы писать на дверях кабинетов начальников и конференц-залов, что участие в собраниях опасно для вашего здоровья.

— Сказать, что вы заняты?

— Найди приличную бумагу и ручку. И перестань мне выкать!

— А ничего нет поприличней? — спросил дракон, когда я дал ему несколько листов бумаги для принтера и обычную шариковую ручку.

— Даже за деньги, — ответил я.

— Ладно, давай, если это для вас норма.

Сев за стол, дракон начал выводить каллиграфическим почерком, проговаривая текст:

— Милостивые дамы и господа. Позвольте вас поблагодарить за столь лестное приглашение, которое я к своему прискорбию не смогу принять в силу обстоятельств, которые требуют от меня следовать определенным правилам и отдавать все свои силы и время тому делу, ради которого я был прислан в ваш мир…

— Завтра утром отдашь своему начальству, — наказал он, вручая мне письмо.

— А не проще позвонить по телефону? — спросил я, не желая утром тащиться в филиал музея.

— Проще, но по телефону придется отвечать на вопросы… к тому же письмо… Тебя что, не учили, что посылать людей нужно как можно вежливей и учтивей. И только тех, кто не понимает учтивости, следует нанизывать на острие шпаги.

— Шпаг у нас тоже больше нет, — ответил я.

— Да? И как же вы справляетесь со всяким мудачьем?

— Скорее, это они справляются потихоньку с нами.

— Ну так нельзя. Я понимаю, если бы вы заменили шпаги «Кольтами» или, на худой конец, «Вальтерами», но отменить шпаги в принципе. Тут ты меня извини… Ладно, приступай уже к уборке. Мы же не хотим предстать перед дамами жлобами. А у нас будут дамы. И чертовски хорошенькие, — после этих слов дракон плотоядно облизнулся.

Девчонки действительно оказались высший класс. Роста они были выше среднего, стройные, но не костлявые. Брюнетки. Одна с длинными волосами, другая подстрижена почти под ежик. Одеты они были неброско: блузки, в меру короткие юбки и босоножки на средней высоты каблуках. Но главным в них была даже не внешняя красота, а грация и шарм, присущие им, судя по всему, от рождения. Вели они себя просто, но при этом каждый их шаг, каждое движение, каждый жест вызывали у меня восторг.

Не знаю, в каком из параллельных Аксаев откопал их дракон, но я бы туда перебрался жить, не раздумывая. Привел он их сразу после того, как мы навели порядок и накрыли на стол в моей комнате. Дракон при этом настоял на том, чтобы я сначала разложил диван, обычно он стоял сложенным, постелил дорогущее новейшее белье, а потом застелил его покрывалом подстать белью. Белье с покрывалом он вынес из своей каморки.

— Тебе лишние гости нужны? — спросил он перед тем, как отправиться за дамами.

— Не-а, — ответил я.

— Тогда запри дверь на все засовы и никому не открывай. Сошлешься, если что, на меня.

Я пошел запирать двери на засов, а дракон исчез в своей комнате. Вернулся он минут через десять. С дамами.

— Прошу в нашу скромную обитель, — сказал он, распахивая дверь. — Конечно, это не пентхаус, ну да как здесь принято говорить, не красна изба углами. Прошу. Располагайтесь, как пожелаете.

Девчата попытались, было, разуться у порога, но дракон их остановил.

— Ни в коем случае, богини, — воскликнул он и сам застегнул ремешок на босоножке, который успела расстегнуть одна из дам. — Уж если чему и поклоняться, так это вашей красоте, а не напольному покрытию.

— Подошвы грязные, а у вас тут чисто, — попыталась воспротивиться длинноволосая.

— Привычка разуваться пошла в этой стране от трепетного поклонения коврам во времена среднего социализма, когда ковры были гордостью их хозяев, и по ним нельзя было ступать даже в комнатных тапочках. К ним относились как к реликвиям. А что до грязи, так в форточку с хорошим порывом ветра ее залетает значительно больше. И довольно об этом. Давайте лучше я вам представлю моего соратника и ассистента Константина, Костю или Костика, в общем, как пожелаете.

Длинноволосую красавицу звали Олей, а вторую Ниной. Простые милые имена. Барышни протянули для рукопожатия свои точеные руки с прекрасным маникюром без модного ныне наращивания ногтей, в результате которого руки становятся похожи на когтистые лапы исчадий ада, но я предпочел их (руки) поцеловать.

После знакомства мы сели за стол. Дракон был на высоте. Он обеспечил непринужденную беседу, ни на мгновение не превратив ее в театр одного актера. В общем, к тому моменту, когда он заявил не терпящим возражения тоном:

— А теперь танцы, — мы чувствовали себя если не друзьями, то очень хорошими приятелями.

Я встал, чтобы включить музыкальный центр, но дракон меня остановил:

— Ты куда это? — спросил он.

— У нас вообще-то обычно танцуют под музыку, — ответил я.

— Музыку я беру на себя, — сообщил дракон и хитро подмигнул.

После этого он исчез в своей комнате и буквально через минуту появился с настоящим патефоном в руках. Девчонки при виде этого чуда старины буквально запрыгали от восторга, точно маленькие дети, когда любимый папа вернулся из командировки и привез им гостинец. Взгромоздив патефон на тумбочку, дракон включил музыку. Звук, правда, был непривычный, но вместо древних балалаечников, а я ожидал нечто в этом роде, заиграло что-то вполне современное танцевальное. Если честно, я не очень разбираюсь в попсе и на корчи, так мы называли дискотеку, ходил в последний раз, когда учился классе в восьмом. Дракон оказался великолепным танцором. Девчата были ему подстать. А я танцевал единственный известный мне танец, которому вполне подошло бы название «говномес».

Когда заиграл медляк, дракон пригласил Олю, а я пошел танцевать с Ниной.

— А он что, правда дракон? — спросила Нина.

— По крайней мере, по паспорту, — ответил я.

— А не по паспорту?

— Те люди, которые платят мне зарплату, в этом не сомневаются.

— А ты?

— Меня трудно назвать специалистом по драконам.

— Но ты ему веришь?

— Я всем верю до тех пор, пока меня не попросят одолжить денег или дать ключ от квартиры, где деньги лежат.

— А я не могу поверить. Всегда думала, что драконы — сказочные персонажи.

— По мне, так это ты сказочный персонаж.

— Да? И какой же.

— Сказочная женщина.

— Спасибо.

— Это твоим родителям надо говорить спасибо.

Перед окончанием танца дракон прошептал мне на ухо:

— Они из другого мира, так что можешь не опасаться что-либо подхватить.

А под финальные аккорды он взял Олю на руки и скрылся с ней за дверью своей комнаты. Я хотел поставить другую пластинку, но Нина меня остановила:

— Давай побудем в тишине, — предложила она.

Мы вернулись за стол, выпили немного вина, после чего она спросила:

— А ты тоже дракон?

— Куда мне, — ответил я.

— А кто ты?

— Не знаю… наверно, просто никто. Человек без определенного вида биографии. А ты?

— Ты здесь живешь? — ушла она от ответа.

— Живу я в квартире в другом конце Аксая. А это мое рабочее место.

— И как?

— Что как?

— Как работается.

— Еще не понял. Я с ним только второй день.

— И чем вы с ним занимаетесь?

— Ходим по кабакам. Едим, пьем. Он разглагольствует, я слушаю… Короче говоря, я как девочка из эскорт услуг, только без секса.

— Хорошая работа.

— Не жалуюсь.

— А чем до этого занимался?

— Да так, всякой ерундой.

— Понятно. Ты не обидишься, если я разуюсь? Ноги устали.

— Сделать массаж?

— А ты умеешь?

— Немного.

— Тогда сделай.

— Устраивайся поудобней и давай сюда ноги.

— Сейчас, разуюсь.

— Я все сделаю сам.

Она легла на спину и положила ноги мне на колени. Я снял с нее босоножки и почему-то поставил их на стол. Когда я приступил к массажу, она закрыла глаза. Периодически она постанывала от удовольствия. Ее маленькие ступни со свежим педикюром были настолько восхитительными, что меня так и подмывало продолжить делать массаж ртом, но я не решился.

— У тебя здорово получается, — сообщила Нина, когда процедура подошла к концу. — Чем теперь будем заниматься?

— Целоваться.

— Целоваться? — переспросила она.

— Для этого есть минимум две причины.

— Да? И какие?

— Во-первых, это лучшее чем можно заниматься, когда вот так остаешься наедине.

— А во-вторых?

— А во-вторых, я до конца дней не прощу себя, если мы расстанемся, ни разу не поцеловавшись.

— Я тебе нравлюсь? — спросила она, с обворожительной улыбкой на обворожительных устах.

— Я в восхищении, — вспомнил я слова Бегемота.

— А ты забавный, — сказала Нина и поцеловала меня в губы.

— А ты божественная, — сказал я, целуя ее.

Целовалась она… наверно лучше, чем Мэйлз Дэвис играл на трубе. Не знаю, как еще сказать. Наверно, даже если бы все и закончилось у нас поцелуем, это было бы мое самое яркое сексуальное переживание в жизни. Но за этим поцелуем последовали другие, после которых мы начали снимать друг с друга одежду, медленно, словно у нас впереди была вечность.

— Какая классная постель! — прошептала Нина, когда я сорвал покрывало и положил ее голенькую в постельку.

— Это потому, что я ждал тебя…

Митота четвертая
Мысли дракона

Нина ушла по-английски, пока я спал. От нее остались чуть заметный аромат великолепных духов и незабываемые воспоминания. Вот в кого бы я влюбился, не задумываясь, только вряд ли мы сможем встретиться еще раз. А жаль. В постели она сразу же стала родной. С ней не существовало барьеров, и когда я целовал ее ноги, играл ртом с ее клитором или ласкал языком ее анус, у меня ни на мгновение не возникла мысль, что это может быть хоть сколько-нибудь неприятно. Я наслаждался вкусом и ароматом ее красивого тела, наслаждался ее чертовки приятной на ощупь слегка смугловатой кожей, наслаждался ее присутствием, ее ласками, ее страстью…

Но ушедшее не вернешь, и от понимания этой грустной истины хотелось закрыть глаза, укрыться с головой одеялом и уснуть, грезя о действительно неземной красавице Нине. Желательно, навсегда. Вот только часы на стене напротив показывали, что я уже более двух часов сплю за деньги, и надо приступать к исполнению своих трудовых обязанностей.

Выматерившись в никуда, я встал с постели. Посещение туалета внесло немного позитива в начало дня. В душе я вновь вспомнил о Нине, и это воспоминание настолько меня возбудило, что пришлось облегчаться юношеским методом. Интересно, какой идиот придумал, что это вредно? Наверно, тот же выживший из ума сексопатолог, который первым решил, что сексуальная норма мужчины в возрасте от двадцати до сорока пяти лет — два-три раза в неделю по полторы-две минуты. Хотя, может, он никогда больше и не мог? Тогда понятно, почему у него руки не доходили.

Приняв душ, я оделся. Затем подошел к двери в вотчину дракона и приложил к ней ухо. Там было тихо, как у негра в гробу. Я уже собрался вернуться на диван и подремать в ожидании дракона, когда мне на глаза попалось его письмо. Разумеется, никуда переться я не хотел. Поэтому вопреки полученным инструкциям, я позвонил в музей по телефону.

— Слушаю вас, — услышал я противный женский голос.

— Здравствуйте. Могу я услышать Кирилла Федоровича?

— А кто его спрашивает?

— Борзяк. Он ждет этого звонка, так что…

— Хорошо, — перебила она меня, — одну минуту.

Минута продлилась целую вечность. Наконец, я услышал голос начальства.

— У аппарата, — сообщил мне Кирилл Федорович.

— Это Борзяк. Я звоню по поводу сегодняшнего мероприятия.

— Ты передал приглашение дракону?

— Разумеется, сразу же, как только он появился.

— И что он ответил?

— Он написал вам письмо. К сожалению, я не смог сразу же вам его передать, так как все это время был занят с драконом. Но вот теперь появилась свободная минутка, и вот я звоню.

— Ну и что он там пишет?

— Не знаю. Это же вам письмо.

— А ты что, не знаешь, что там написано?

— Откуда?

— Ладно, вези его сюда.

— Хорошо. Ждите.

— А вообще нет, вдруг ты ему понадобишься, а тебя нет?

— Тоже верно.

— Ладно, я сам приеду.

— Хорошо, я ему скажу, если появится, но вообще-то он существо капризное и совершенно непредсказуемое.

— Слушай, а давай ты его мне прочтешь по телефону, — решил он после достаточно длительной паузы.

— Одну минуту.

— И что это значит? — спросил он, прослушав сочинение дракона.

— Он так говорит, что не сможет принять ваше приглашение.

— Ну и какого он черта? — в сердцах сказал Кирилл Федорович. — Вот ты с ним все время. Ты можешь объяснить. Вот какого еще ему надо?

— Не знаю, — ответил я. — Он ведь только внешне похож на человека. Мозги же у него совсем не по-нашему устроены. Так что…

— Тебе, наверно, тоже тяжело приходится?

— Как Алисе в дурдоме «Снегурочка».

— Понятно, — он тяжело вздохнул. — Ладно, держись, уже немного осталось.

— Спасибо, — ответил я и положил трубку.

Дракон появился минут через двадцать. Его лицо сияло от удовольствия.

— Вижу, у вас была отличная ночь, — заметил я после того, как мы обменялись приветствиями.

— У тебя тоже получилось не кисло, — ответил на это он.

— А это что? — строго спросил дракон, обнаружив на тумбочке распечатанное письмо.

— Я прочел его по телефону.

— Сам предложил?

— Дал возможность догадаться Кириллу Федоровичу.

— Это правильно. А как отмазался от вопросов и комментариев?

— Сказал, что вы только внешне похожи на человека, так что думаете вы не так, как мы.

— А ты смышленый парень. Вот только опять выкаешь.

— Какие планы на сегодня? — сменил я тему.

— Ты уже завтракал?

— Еще нет.

— Тогда завтракай, а я пока приму душ.

— А потом?

— Не суетись под клиентом.

Дракон пошел плескаться, а я отправился на кухню жарить яичницу и варить кофе. Во время водных процедур дракон что-то отвратительно пел, да так, что мог бы, наверно, перекричать не то, что взлетающий самолет, а взлетающий поезд. Мне ничего не оставалось, как проглотить его пение вместе с яичницей и кофе.

Выйдя из ванной, дракон заявил:

— Форма одежды походная. Идем на кладбище. Возражений нет?

Возражений у меня не было, и минут через двадцать мы шли по родной для меня версии Аксая. Дракон отказался от идеи ехать на машине и предпочел пройтись. Настроение у него было игривое. Всю дорогу он что-то мурлыкал или насвистывал, а когда мимо нас проходила очередная красотка, он настолько откровенно и с удовольствием ее разглядывал, что от его беззастенчивого взгляда барышни становились застенчивыми. Мой оптимизм значительно поубавился, когда я понял, что дракон тянет меня не на старое, расположенное в центре Аксая кладбище, — оно же единственный аксайский парк времен моего детства, — а на новое, до которого идти хоть и не три дня лесом, но не меньше 40 минут. Я люблю прогулки не на столь марафонские дистанции.

У входа на кладбище дракон остановился и торжественно изрек:

— Вот он — истинный оплот вашего идиотизма!

В этот момент он мне напомнил царя Петра, узревшего в северных болотах будущий град имени своего имени.

— Та помпа, с которой вы подходите к вопросу утилизации мертвых тел, — продолжил он, медленно прогуливаясь между могилами, — поистине заслуживает торжественного осмеяния. Подумать только, вы так благоговеете перед разлагающейся человечиной, словно цель вашего бытия — произвести, вырастить, а потом захоронить труп. При этом вы даже думать боитесь о смерти, изобретя такую же трусливую семантическую успокоительную пилюлю, как переименование тринадцатого этажа в четырнадцатый. Вы так благоговеете перед собственной дохлятиной, что готовы жертвовать живыми ради благополучия и покоя мертвых. Я сейчас не говорю о том, что под свои кладбища вы отводите огромные территории, отнимая их у тех созданий, что жили там испокон веков; и не об уничтожаемых деревьях для производства гробов — вам давно уже на них наплевать, и ваши защитно-экологические выходки не более чем попытка сорвать с кого-нибудь бабки, продемонстрировать, какие вы хорошие и сколотить политический капиталец. Я говор о тех случаях, когда из-за идиотских предрассудков тупых родственников покойных не проводится вскрытие, которое могло бы сделать медицине пусть малюсенький, но шажок вперед; или о тех смертях, что случились из-за того, что очередной мудак предпочел быть закопанным целиком, а не поделиться с другими ставшими ненужными ему органами.

При этом вы считаете глупыми дикарями тех, кто в отличие от вас догадался, что человечина — это мясо, а раз так — его можно есть. Это решение намного гармоничней вашего, так как, поедая тела убитых врагов, эти люди не убивают кого-то еще.

Те же нацисты шокируют вас не столько своей индустрией массовых убийств — христианство, например, уничтожило гораздо больше народа, однако никто не призывает приравнять священников к нацистским преступникам; сколько тем, что они начали использовать убиваемых в практических целях: варить, например, из них мыло или ставить над ними опыты.

Однако достаточно скоро вам придется начать использовать человеческие тела хотя бы для производства удобрений, и тогда хотел бы я посмотреть на рожи всех этих поборников Святого Идиотизма — единственной святыни, которой вы в своей массе самозабвенно способны поклоняться.

Наверно, я должен был вознегодовать от лица оскорбленного человечества после этих слов дракона, но мне не негодовалось. Более того, я испытывал злорадное удовольствие от того, как дракон разносил их в пух и прах. Их? Все верно. Как написал когда-то Ницше: «Остальные — это всего лишь человечество», а я… Я «ушел от закона, но так и не дошел до любви», как пел Гребенщиков. Я был сам по себе. Скорее всего, поэтому выбор драконов и пал на меня, хотя в это хотело верить мое чувство собственной важности. Ведь, скорее всего, они попросту ткнули в первого попавшегося, и этим попавшимся оказался я.

Тем временем дракон сменил тему монолога:

— Ну да что можно ждать от тварей, которые сначала возомнили себя образом и подобием создателя вселенной, а потом, когда слишком многие смогли догадаться, что этот бог всего лишь пугало и успокоительная пилюля в одном флаконе для так и не повзрослевшей толпы, присвоили себе титул венец эволюции. А чтобы это выглядело достаточно правдоподобно, вы создали далекую от действительности идиллическую картину эволюции жизни, согласно которой все более совершенные твари сменяли своих менее совершенных собратьев, точно как обои на стенах квартиры, пока на свет не появился венценосный царь природы. О том же, что выживали далеко не самые совершенные, а те, кому больше других везло, вы как бы старались не думать.

Ну да если подобная модель эволюции в каком-то там приближении соответствует реальному положению дел, то мысль о том, что любая эксклюзивно человеческая особенность автоматически является высшей по отношению ко всем остальным формам жизни, а особенно это подчеркивается, когда речь заходит о тех нелепостях, которые вы зовете нравственными или религиозными ценностями… так вот, когда подобная чушь провозглашается высшей формой деятельности сознания на том лишь основании, что она появилась относительно недавно и присуща исключительно венцам природы, это не выдерживает никакой критики. С тем же успехом можно утверждать, что раковая опухоль является следующим эволюционным шагом человека, а какой-нибудь новый «Ваз» значительно совершенней чуть более древнего «Феррари» только лишь потому, что это недоразумение сошло с конвейера на пару лет позже…

— Я тебя еще не утомил? — спросил он вдруг.

— Да нет, нормально, — ответил я.

— Это хорошо. Предлагаю по этому поводу пойти куда-нибудь поесть.

— Вызвать такси?

— Зачем?

— Так пешком отсюда пилять…

— На ваших такси туда, где нормально кормят, хрен доедешь. Так что выход у нас один: пилять, пилять, и пилять. Вперед!

Сказав «вперед», он двинул вперед уверенным шагом, обходя разве что непроходимые оградки. «В театре шел меж стульев по ногам», — вспомнил я, последовав за ним. Я так и не смог уловить, когда мы пересекли границу реальностей, и опомнился лишь тогда, когда могилы сменил луг, каких у нас со времен распаханной целины не было. А воздух… он был настолько чистым и благоухающим, что у меня закружилась голова.

Мы шли по проселочной дороге, на которой не было ни следа от автомобильной шины. Похоже, до нас здесь проезжали только конные экипажи. Минут через пять мы подошли к большому деревянному дому, из которого вкусно пахло едой. Над входом висела вывеска: «Чрево кашалота».

В «Чреве» был век девятнадцатый. За столами сидели соответственно одетые люди и если соответствующие достатку блюда. На этом фоне наши джинсы и кроссовки смотрелись, как на коровах седла, но дракону на это было плевать. Мгновенно сориентировавшись в пространстве, он двинулся к лучшему из свободных столов. Едва мы сели, к нам подбежал человек. Сапоги, штаны, рубаха, усы пробор на голове, изгиб спины… все выдавало в нем именно человека.

«Человек — это звучит гордо!» — вспомнил я, вот только картина этой гордости меня не очень-то вдохновила быть гордецом.

— Добрый день, господа. Чего желаете-с? — спросил человек.

— Ты знаешь, кто мы? — строго спросил его дракон.

— Конечно-с, ваше драконшество-с, как можно-с вас и не узнать-с.

— Тогда обслужи нас так, чтобы мне не захотелось отправить тебя на конюшню.

— Понял-с, одну минуту.

И точно, прошло не больше минуты, как наш стол стал пристанищем таких деликатесов, описать которые по силам было бы разве что Гоголю. Так вкусно я не ел ни раньше, ни потом.