Бесплатный фрагмент - В ответе за прошлое

Глава 1

Не спалось. В который раз корю себя за то, что, придя с работы, поев, укладываюсь на диван минут на пять-десять, а в итоге, укрытый пледом заботливой женой, сплю часа полтора-два. И когда через час ложусь спать окончательно, сна как не бывало. В голову лезут всякие странные мысли, и даже не мысли, а мечты, которые пытаюсь обыгрывать, обдумывать, и продолжается это до часу ночи, до двух. Вставать надо в шесть, а еще очередное мечтание не додумал, и приходится принудительно думать о прекрасной поляне с красивыми цветами, чтобы убаюкать мозг и заставить себя уснуть. И что самое главное — помогает, но, как правило, я об этом приеме вспоминаю, когда время зашкаливает за полночь.

Но сегодня пятница, и можно пополуночничать. Завтра на стоянку могу пойти и попозже, чтобы найти и откопать машину от снега. Мыслей на обыгрывание, как ни странно, не было, но и спать не хотелось. Прошвырнуться по интернету, что ли? Тем более наконец-то нашел в себе силы, вечером разобрал ноутбук, чтобы добраться до вентилятора. Он шумел уже с каким-то присвистыванием и ни на секунду не останавливался. А вечером, когда тишина укутывает город и за окном стихают все звуки, звук вентилятора мешает моей ненаглядной спать, и она ворочается с боку на бок, иногда лишь с укоризной уговаривая меня ложиться. Встаю, включаю ноутбук — и тишина, только слышно шуршание винчестера при загрузке «винды». Вообще, я не особый любитель шатания по интернету, чтения новостей и разглядывания всяческих там картинок — только исключительный поиск информации по своим запросам, связанный с работой. А сегодня только лишь убить время, посмотреть погоду да прогуляться по Питеру на панорамном обзоре. Классная, скажу, вам штука. Выбираешь место где-нибудь на Невском и просматриваешь панораму вокруг точки своего нахождения. Можно остановиться и более подробно посмотреть те места, на которые не обращал внимания во время очередного посещения Питера. Красивый город, ничего не скажешь. Есть у него какая-то своя аура, которая буквально дышит стариной возле Исаакиевского собора, Эрмитажа, Русского музея, набережной Невы у Петропавловской крепости. И напрочь отсутствует в современных кварталах города: та же суета и обыденность наших русских городов. Люблю бывать в Питере, очень люблю. Старший сын после первой экскурсии сюда загорелся идеей жить в Питере, назвав его городом своей мечты. Хотя это был чуть ли не единственный большой город, в котором он побывал в свои восемнадцать лет.

Щелкаю в браузере на ссылку «Яндекса». Первым делом — погода на завтра. Большой минус меня не устраивает, но погода обещает быть хорошей и не морозной. Значит, машину завтра откопаю из-под снега. После таких снегопадов, обрушившихся в последние дни на город, непременно надо сходить на стоянку. Обязательный просмотр кратенького анонса новостей. Это единственные новости, которым я еще как-то доверяю. Скандал с поставками оружия, наши «пролетели» с медалями, акулы в Красном море.

Так, про акул можно и глянуть. Сестра нынче в октябре ездила в Египет с моей крестницей, уж больно им понравилось в море купаться, кучу фоток нашлепали. А акулы в Египте — это уже сенсация для меня. До сих пор мечтаю в свои пятьдесят лет хоть разок побывать на море. Это уже даже не мечта, это боль моя, которая усиливается каждую весну и продолжается все лето до осени, особенно на даче. Зелень со всех сторон уже достала, и хочется прозрачного, синего и шумного моря, его запаха, его шири. А акулы в море у пляжа — это для меня неприятная новость. Щелкаю на ссылку — ну да, акулы напали на туристов. Это целый год копить деньги, нервничать в самолете, чтобы попасть в зубы акуле, — жуть. Сразу в памяти возникли эпизоды из фильма «Челюсти» про этих проглотов. Очень впечатляющий фильм, на неделю хватило воспоминаний.

Ну, теперь беглый взгляд на всю страницу, тут куча своих анонсов всяческих новостей. Но здесь я уже не люблю читать эти, так сказать, новости. Здесь уже сплетни, слухи, страшилки. Правды там ни на грош, сплошная замануха в сети интернета. И тут мой взгляд прямо-таки уперся в невзрачную ссылочку «Взгляд в прошлое». Хм, в прошлое. Что там делать? Мое прошлое при мне, я все о нем знаю, а прошлое других меня вовсе не интересует. Так, что тут еще есть? Разбился известный российский киноактер, и фотография очень знакомая. Жаль, нравился он мне своими ролями. Тыкаю на автомате эту ссылку. И, как всегда, еще одна ссылка, затем другая и, наконец, та, про актера. А он вовсе и не разбился насмерть, только упал с мотоцикла и получил несколько царапин. Блин, убивать надо этих блогеров! Всякую чушь пишут непроверенную.

И стоп — опять «Взгляд в прошлое». Ну, ведь опять какая-нибудь хрень будет, но ссылка уже запущена и раскрывается окно с просьбой выбрать время. И какое время выбрать? И про кого? Или про что? Ну, давай про Россию, здесь я хоть что-нибудь и вспомню, сравню. Петровские времена, конечно, интересно, я дважды книгу про Петра Первого прочитал, тоже могу сравнить со своими познаниями, правда, через книгу, но хоть какой-то ориентир. Год 1709-й. Жму — и ничего, темный экран — и все. Так, вирус нашел очередного лоха в виде меня. Мыслей нет, одни восклицательные знаки. Завтра будет чем заняться, на сегодня хватит, но экран ожил, и на нем появился какой-то долговязый человек, склонившийся над столом. Конечно, это ж Петр Первый собственной персоной, очередную затею обдумывает, чего бы на Руси еще сотворить. Армия, свой флот, образование, пышные карнавалы, своя Венеция, кофе, табак. Последнее, конечно, зря, совсем ни к чему. Похоже, фильм какой-то, но по первым фрагментам явно незнакомый мне. Артист тоже незнаком, хотя внешне очень похож, очень. Я Петра видел в салоне восковых фигур в Санкт-Петербурге, даже сына рядом с ним сфотографировал. На мониторе Петр поднял голову, посмотрел прямо на меня и что-то сказал. Надеваю наушники, которые всегда подключены к ноутбуку, частенько в «Скайп» захожу обсудить что-нибудь с приятелем.

— …а Меншиков-то дурак. Сие дело надо было сначала проведать, а он? Сломя голову на штыки шведовы полез, столько народу положил. Славы хочется. Уж зубы я ему посчитаю.

— О, смотри, правду мелкий говорил — любил Петруха Меншикову зубы считать.

Я произнес это как-то машинально. Сын мне об этом недавно рассказал, а им — учительница на истории.

Петр заметно вздрогнул и, нервно озираясь, произнес:

— Кто здесь?

— Дед Пихто, — со смехом фыркнул я.

— Какой дед? — эхом произнес Петр.

Теперь наступила моя очередь напрячься. Вот ведь — попал на какую-то постановку в сети, да еще, похоже, с видеоконференцией. Жена проснется, ворчать будет.

— Алексашка! — тем временем крикнул Петр вглубь темной комнаты. — Это ты там шутки шутишь? Не наигрался еще сегодня? Подь сюды!

— Я здесь, мин херц. — В комнату влетел какой-то мужик и встал перед Петром.

— Так, про какого там деда ты поминал сейчас?

— Про какого деда, мин херц? Спал я сейчас, ночь уже кругом. Шли бы вы почивать, мерещится уже вам. Завтра тяжелый день опять, шведы не дадут долго дрыхнуть.

— Да уж, не дадут. Но я явственно слышал чей-то голос — почудилось, что ли?

Набравшись смелости, вполголоса шепчу в микрофон:

— Не почудилось вам. Это я, Владимир, зашел на ваш сайт по дурости, а тут ваша постановка, или еще что-нибудь с обратной связью со зрителями. У меня микрофон к «Скайпу» подключен, поэтому ляпнул эту чушь про деда. Вы уж извините, я больше не буду вам мешать.

Петр с Меншиковым ошарашенно переглянулись между собой и застыли в напряжении. Меня тоже взяла оторопь. Сейчас жена проснется и оборвет обратную связь со зрителями. Молчание длилось долго, я смотрел с некоторым чувством вины на них, они смотрели друг на друга.

— Ты слышал? — спросил Петр Меншикова.

— Да, а что это? — Алексашка начал медленно озираться, осматривая темные углы комнаты. — Может, кого позвать, мин херц?

— Ага, и чтобы завтра вся армия знала, что царь умом тронулся. — Петр с грохотом прошелся по всей комнате. — Никого здесь нет, но я ведь слышал про какого-то Владимира.

— Да, да, и я это слышал, но только дальше ничего разобрать не мог, мудрено что-то говорил, я и слов таких отродясь не слыхивал. Может, шведы чё удумали, пакость какую-нибудь.

Что за бред они несут? Какие шведы? Говорить я не мог, жена не храпела — значит, может проснуться, и какая-то дрожь начала охватывать мое тело. Что делать? Объяснять им про Владимира тоже не хотелось, и так постановку испортил, другие зрители наверняка занервничали. Проклиная себя за неосторожную болтливость, осторожно нажал на «Esc», экран погас, и я снова очутился на новостях и перед ссылкой «Взгляд в прошлое». И зачем такие розыгрыши? Надо попробовать днем и с женой, чтобы вдвоем посмотреть на этот взгляд в прошлое, только микрофон отключить.

Утром, ничего не рассказывая жене, включил компьютер. Отключил от него микрофон, дабы опять не попасть впросак, загрузился на «Яндекс», ткнул мышкой в первую попавшуюся новость, затем, не читая, в другую, третью, четвертую — «Взгляда в прошлое» не было.

— Что за ерунда? — буркнул я. — Была ведь ссылка, сам видел.

Покопавшись в новостях, словил вирус на сомнительном сайте, но нужной ссылки как не бывало.

— Странно, вечером была, а утром нет. Так разве бывает? — задал вопрос то ли себе, то ли компьютеру. — Ладно, вечером еще попробую.

Снегу на стоянке было как никогда. Я шел к своей машине между двух рядов снежных сугробов, в промежутках между которыми иногда попадались автомобили. На месте моей «четырнадцатой» стоял красивый сугробик, по обеим сторонам торчали уши боковых зеркал.

— Такое пропустить нельзя. — Я достал фотоаппарат и сделал пару снимков перед началом раскопок.

Через час машина стояла свободная от снега в нише между двумя сугробами. Попытка завести ее не увенчалась успехом, аккумулятор сел. Что ж, это было ожидаемо. Санки для этого случая специально держу в машине. Снял аккумулятор, поставил на санки — и домой. Из головы не выходила ночная история. Что за новое веяние? Постановка фильма или спектакля в интернете, да еще можно общаться с артистами. То ли для того, чтобы лично поблагодарить любимого актера за хорошую игру после постановки, то ли поддерживать смехом, криками во время спектакля. Хотя произошедшее со мной в эти предположения не вписывалось. Значит, еще есть какие-то задумки постановщиков. Тогда почему ссылки нет сегодня? Или днем репетируют, а вечером ставят для зрителей? Что ж, логично. Поищу ближе к вечеру, и надо будет без микрофона, чтобы шум из комнаты не помешал действиям на экране. А потом, когда начнется обсуждение, посмотрим.

Дождавшись вечера, начинаю поиск ссылки по интернету, а заодно и сообщений на эту тему. Но, проискав пару часов, не выключая браузера, пошел в соседнюю комнату отдохнуть перед телевизором. Сын смотрел детский канал с каким-то фильмом, где за кадром к месту и не очень раздавался смех. Ну правильно. Дополнительная опция для туго соображающих зрителей, где надо смеяться.

Около одиннадцати вечера поиски не увенчались успехом. Хоть завтра и воскресенье, но борьба со снегом давала о себе знать. Просто шляться по сети желания не было, и тут только я сообразил, что можно просто задать поиск и не париться: если ссылка есть, она будет найдена в мгновение ока. Даю поиск, экран гаснет — и тишина. Ничего себе, нашел проблему. Через минуту опять появляется окно с выбором времени. Тихонько, почти не дыша, выбираю Россию, год 1709-й, жду. Сердце бешено колотится, хотя все меры предосторожности с микрофоном предусмотрел. Опять на экране появляется Петр Первый. Он с грохотом ходит по комнате взад-вперед и что-то сосредоточенно обдумывает. Иногда останавливается возле стола, смотрит на какие-то бумаги, мне не видно, что там лежит, наверное, карта боевых действий. Они вчера про шведов говорили — значит, война со шведами. А может, и вообще Полтавская битва. Ладно, посмотрим дальше, сами сейчас скажут.

Петр между тем вышел из комнаты, и я минут десять смотрел на стол, заваленный бумагами. Хоть бы еще одну камеру поставили, или несколько, и пульт где-нибудь внизу экрана, чтобы самому выбирать точку просмотра. Наверное, есть, надо будет после постановки спросить кого-нибудь из здешних наблюдающих.

Ожидание затягивалось. Я осторожно понажимал кнопочки на клавиатуре, но переключиться на другую возможную камеру не удалось. Петр вернулся в комнату, встал спиной ко мне и что-то стал разглядывать на столе. Ну, так неинтересно, они что, не знают, где у них камеры установлены, чтобы вот так спиной стоять к зрителям? Петр стоял довольно долго, затем, нисколько не смущаясь, почесал свою задницу, сморкнул на пол и выругался трехэтажным матом. Я несколько оторопел от такой живой, свободной сцены. Как такового действа не происходило. Артист, изображающий Петра, ходит, стоит, чешется как свинья, да еще ругается как грузчик. В чем изюминка? За полчаса никакой приличной сцены, так можно целый год ходить и изображать раздумья Петра перед Полтавской битвой. Мне это уже стало надоедать. Другие зрители, если таковые имелись, тоже помалкивали. Может, спросить у Петра чего-нибудь? Но, вспомнив вчерашний ночной разговор, я решил не торопиться, а попробовать завтра днем через поиск зайти сюда еще раз.

Глава 2

Утром, закончив марафет в квартире, выпроводив жену и сына по магазинам, включил компьютер. Все утро придумывал первый вопрос, чтобы более солидно его преподнести, поинтересоваться, какие события сейчас они обыгрывают. Дал поиск ссылки «Назад в прошлое», выбрал Россию, год 1709-й и, затаив дыхание, стал ждать.

На сей раз у них тоже был день, Петр сидел у окна и разглядывал пистолет. Пистолет был древний, не сравним с современными. Он навел пистолет на меня, прицелился, щелкнул курком. Взвел курок, опять прицелился в меня, щелкнул. Теперь развлекается перед нами, зрителями. Смотрит прямо в камеру и стреляет по нам — похоже, достали его с вопросами.

— Алексашка! — гаркнул Петр так громко, что я даже вздрогнул.

— Я здесь, мин херц. — Меншиков вошел в комнату.

— Лично проследи, чтобы все офицеры мои умели стрелять из этих пистолей. Устрой им показательные стрельбы, чтобы на двадцать пять шагов каждый попадал в чучело. Пусть учатся, не жалей их, я потом проверю. Иди.

— Слушаюсь! — Меншиков пулей выскочил из комнаты.

Петр снова прицелился в меня и щелкнул курком. Раз, другой, третий.

Или у него реквизит сломается, или мне надоест смотреть на эти стрельбы. Я взял штекер микрофона и вставил в гнездо компьютера, в наушниках раздался треск. Краем глаза заметил вздрогнувшего артиста — неужели слишком шумно? Он уставился на меня, опустил пистолет.

— Извините, пожалуйста, а по ходу пьесы можно вам задавать вопросы? А то у вас слишком затянутые действия. Или только после постановки, при обсуждении?

Петр недоуменно повертел головой — жест, который, честно говоря, я не понял. Было опять такое ощущение ошарашенности артиста, будто он ищет того, кто задал вопрос.

— Кто здесь? — Он встал, взяв пистолет наизготовку. — Стрелять буду.

— Как это стрелять? Он, во-первых, у вас не заряжен, а во-вторых, если нельзя задавать вопросы по ходу пьесы, так и скажите. Просто полчаса смотреть на то, как вы щелкаете в нас бутафорским пистолетом, уже надоело.

Петр заорал диким голосом:

— Алексашка! Бегом сюда! — и рванулся к двери, дернул ее на себя, чуть с петель не сорвал, выскочил из комнаты.

Обалдеть, опять я что-то испортил! Меня охватил легкий мандраж, но выскакивать из пьесы я не собирался, если только модератор страницы не отключит меня сам.

Через мгновение в комнату влетел какой-то молодец в обмундировании, наверное, петровских времен, с обнаженной шпагой в руке и трое других персонажей с ружьями наперевес. Они замерли посреди комнаты, чуть не опрокинув стол. Озираясь, молодцы водили ружьями в направлении стен с таким видом, что готовы были стрелять.

«Ну что за маскарад? — про себя подумал я. — Лучше помолчать. Сейчас придет режиссер и расставит точки, а модератор точно меня отключит».

Тем времени наряженные солдаты опустили ружья и недоуменно пожимали плечами.

— Никого здесь нет, почудилось царю невесть что.

— Что значит, почудилось?! — Стены вздрогнули от крика. — Обыскать все кругом, найти немедля этого шутника, уж я ему шутки-то устрою. Что стоите как бараны? Обыскать!

Скоморохи, переодетые в солдат, бросились к стенам и принялись их ощупывать и обстукивать. И когда могучая рука стукнула по камере, я даже вздрогнул: «Идиоты, камеру ведь испортят, неужели не видят?»

Они обстучали каждое бревнышко, раз пять стукнули по камере так, что я непроизвольно отшатывался от монитора, затем выскочили из комнаты, и сапоги их загрохотали в соседних помещениях и на улице опять по бревнам.

Что-то подсказывало мне, что здесь что-то не так. Второй раз мои безобидные вопросы наводят просто панику на этих артистов. Или они просто не знают о том, что постановку смотрят из интернета, их самих не известили об этом? Ну а тогда кто их смотрит и где?

В комнате было пусто, где-то слышались крики, ругань, но в комнату долгое время никто не заходил.

«Что за ерунда? Опять лохотрон в сети. Пока я пялюсь на экран, кто-нибудь шарит по моим папкам компьютера, скачивая какую-либо информацию», — негодовал я.

При этой мысли я собрался отключиться, но в комнату сначала вошел Меншиков и чуть погодя Петр, закрывая за собой дверь

— Слушай Александр Данилыч, — обратился Петр к Меншикову, понизив голос, — ты сам ночью слышал голос, еще говорил про слова мудреные. Говорил ведь?

— Ну да, слышал.

— Так вот, сегодня опять кто-то здесь говорил. Я слышал его как тебя сейчас. — Петр почти вплотную подошел к нему. — Посиди здесь, не уходи, незачем мне другого звать. Я не думаю, что мы вдвоем с тобой одновременно спятили.

— Воля твоя, государь, посижу.

Петр отошел к окну, посмотрел на улицу, сел на лавку и взвел курок пистолета. Меня разбирал хохот, я выдернул штекер микрофона и захохотал что есть мочи. Слезы брызнули из глаз, когда я представил себе на секунду, как рявкнул в микрофон.

Немного успокоившись, я обратил внимание на то, что Петр держал пистолет наизготовку, намереваясь выстрелить. Похоже, звук отключаемого микрофона им тоже слышен и наводит на них сумятицу. Вдоволь насмеявшись, я снова подключил микрофон, в телефонах послышался треск и голос Меншикова:

— Вот опять, слышишь, Петр Алексеевич?

Петр со свирепым выражением водил пистолетом из стороны в сторону.

— Слышу, — процедил он. — Щас шарахну.

— Куда, в камеру? — не удержался я, смех разбирал меня. — Вы что, не знаете, что вас показывают по инету?

И тут Петр, или как его там, выстрелил из пистолета. Я мгновенно отпрянул от монитора.

— Вы что, с ума сошли, так и оглохнуть можно!

— Ничего, не будешь пугать своим бесовским говором. — Петр с выпученными глазами был страшен. — Алексашка! Тащи сюда еще пистолеты, разгоним бесов, к чертовой матери.

Меншиков пулей вылетел из комнаты, сбив в дверях входящего офицера с ног.

— Вон отсюда! — взревел Петр. — Кто тебя звал?

Дело начинало принимать неприятный оборот, я растерялся. Кто-то явно здесь переигрывает. Я либо попался на какой-то дикий розыгрыш и меня снимает скрытая камера, либо испортил постановку и меня сейчас вычисляют по IP-адресу компьютера. Ну, первое вряд ли, моя web-камера отключена и находится в другой комнате, но на всякий случай я внимательно оглядел пространство перед собой. А вот айпишник они срисуют обязательно, но тока что они мне предъявят?

В комнату ввалился Меншиков с охапкой пистолетов, Петр рванул у него сразу два и взвел курки у обоих. Данилыч бросил оставшиеся на стол, схватил пару пистолетов и тоже взвел оба. Они встали спиной друг другу и затаились.

— Петр Алексеевич, — тихонько позвал я, — не стреляйте, а то я оглохну здесь.

Вооруженные до зубов Петр с Меншиковым завертели головами, готовые выстрелить сразу из всех пистолетов.

— Выходи, бесово отродье, не прячься! — гаркнул Петр. — Покажи свою поганую морду!

— Да какой я бес? Я зритель. И, похоже, я разгадал вашу истинную цель. Вы записываете наши реакции на ваши постановки, а потом опубликуете где-нибудь в интернете наиболее интересные эпизоды. Но со мной этот номер не пройдет, я вас раскусил.

— Ты давай покажись, я тебя так укушу из пистолета, — теперь уже Меншиков подал голос.

— Ну ладно вам. Вы лучше скажите, почему у вас действия слишком затянутые, подолгу сидите, пистолетами щелкаете? Или ждете, пока кто-нибудь не забредет на вашу страницу и не проявит себя?

Петр, как мне показалось, слишком уже переигрывал. Он выпучил глазищи, поигрывал желваками и водил пистолетами из стороны в сторону. Да и Меншиков, под стать ему, уж слишком корчил свое лицо, изображая свирепость.

— А батальные сцены у вас будут, когда со шведами драться будете? Хотя это уже, наверное, чересчур. Слишком много народу придется задействовать для полноты восприятия, вас любой тогда раскусит…

Не успел я договорить, как опять раздался жуткий грохот выстрела, и я шарахнулся от монитора. Их комнату заволокло дымом.

— Да вы сами там оглохнете быстрее, — закричал я. — Разве можно палить в комнате?

Второй выстрел заглушил мои слова, я опять вздрогнул.

— Вот идиоты! Да переигрываете уже, дальше неинтересно.

Дым медленно рассеивался, сладкая парочка все еще стояла спина к спине. Петр широко разевал рот, прокачивая уши, а Меншиков тряс головой.

— Ну как, весело? Вас самих надо показать, вы сейчас на рыб похожи, на оглохших.

— Ну, попадись мне, ублюдок, на виселице вздерну как собаку! — Петр, похоже, входил в раж.

— Ага, щас! — уже с издевкой крикнул я. — Навыдумывают всякую чушь и ловят лохов. Ладно, бывайте, аривидерчи!

Я выскочил из страницы, потом, немного подумав, выключил компьютер. Надо пойти развеяться. Не было сомнения в том, что это очередная уловка для странствующих по просторам интернета. Но так, вживую общаться с артистами мне не приходилось, да и ведут они себя как-то слишком агрессивно, с пистолетами вообще переборщили. Ну, раз бабахнул для веселья, и ладно. А то сами оглохли да дыму наглотались. Хотя по телику и не такое показывали. У одной довольно известной нашей артистки на глазах танком ее машину импортную раздавили, так она на всю улицу благим матом орала. А здесь пока семечки, может, дальше интереснее будет, подыграть, что ли? И этот, изображающий Петра, уж очень похож, просто копия. Я для верности разыскал фотографии нашей с сыном поездки в Питер. Там в салоне восковых фигур я его фотографировал возле Петра Первого. Да, сходство, несомненно, есть, такой же дикий пучеглазый взгляд.

Вечером решил попробовать еще раз повидаться с комедиантами. У них там тоже оказался вечер, Петр сидел за столом при свечах, перебирал какие-то бумаги. Он читал, что-то писал на них и раскладывал по обе стороны от себя или просто комкал и с руганью кидал на пол. Продолжалось это довольно долго, и я решил напомнить о себе:

— Петр Алексеевич, или как вас там, извините, пожалуйста, но вы так похожи на своего персонажа, ну просто копия.

Он резко поднял голову:

— Опять ты, пес смердящий! Что ты пристал ко мне, что тебе от меня надо?

— Да просто сказать, что вы очень похожи на Петра Первого. Мы с сыном в салоне восковых фигур в Питере видели его и фотографировались с ним.

— На кого я похож? — угрожающе спросил он, приподнимаясь со своего места. — Ты что мелешь? Я и есть бомбардир Петр!

Он резко сел, покосился на дверь и закричал:

— Мишка! Трубку неси! — Грохнул по столу кулачищем. — И свечи захвати!

Он обхватил голову руками и сидел так, пока в дверь не поскреблись.

— Заходь.

В комнату вошел молодой парень, тоже в зеленом кафтане петровских времен, подошел к столу, протянул Петру трубку и стал устанавливать свечи в подсвечник. Петр молча раскурил трубку от свечи, подождал, когда юноша выйдет, и спросил более спокойно:

— Кто ты? Что за напасть на мою голову?

— Почему напасть? Я же говорил, я Владимир, смотрю ваш розыгрыш, а вы уж очень переигрываете. Сюда кто-нибудь подходил к вам из сети, задавал вопросы? Или я один пока здесь с вами?

Он выдохнул клуб дыма.

— Тебя и одного хватает. Я уж думал, у меня у одного бес в голове сидит, так Алексашка тоже тебя слышит. Разве может бес с нами двоими одновременно разговаривать?

— Да что вы все про беса? Признайтесь, что это розыгрыш, да и разойдемся с миром. Я-то и зашел напоследок, чтобы сказать про ваше поразительное внешнее сходство с Петром, а вы уперлись и все продолжаете комедию ломать.

— Это кто комедию ломает? — вскинулся он. — Это я, царь Петр, комедию ломаю?! Да я велю с живого тебя шкуру спустить! Да я тебя…

Он не договорил, с грохотом вскочил со стула вышел на середину комнаты и, осматриваясь по сторонам:

— Да где же ты, ирод? Покажись хоть чуток, я тебе морду вдребезги разнесу!

— Ну, опять вы за свое! Хоть бы что-нибудь новенькое придумали. А кстати, вы какое время обыгрываете, до Полтавской битвы или уже после нее?

Петр вытаращил глаза и почти шепотом:

— А ты как узнал про сию баталию? Уж не шведский ли ты лазутчик? Да и как ты сюда пробрался? Тут же кругом караул сплошной стеной стоит, дом охраняет.

— Да нет, я шпион немецкий. — В этот момент запела «скрипка Давида» — рингтон моего сотового телефона. — Щас докладывать буду в штаб о маневрах русской армии перед Полтавской битвой. — И я со смехом потянулся к телефону.

Звонил сын:

— Зайди в скайп, программку я для тебя нашел, скину и сразу настрою.

— Сейчас, минут через десять, хохму тут одну закончу, потом тебе расскажу — тоже зайдешь, посмотришь.

— Что за хохма?

— Потом расскажу, а то тут царь Петр из глаз сейчас выпрыгнет, пока-пока.

Я отключил телефон, положил перед собой.

Петр ошарашено стоял посреди комнаты, трубка дымилась в поднятой руке, он, похоже, потерял дар речи.

— Петр Алексеевич, вы так и не сказали, какое время обыгрываете?

Он смотрел в упор, прямо на меня.

— Вы там камеру не видите? Как раз сейчас на меня смотрите.

Он отшатнулся, потом медленно подошел, всматриваясь в мое лицо. Я не думаю, что кто-нибудь мог выдержать взгляд петровский. Это было просто жуткое зрелище. Было такое ощущение, что тебя просматривают насквозь, как рентген. Он хлопнул мне по лицу, я отшатнулся.

— Тихонько, камеру сломаете.

Он отпрянул и пробормотал:

— Бесовское отродье, нет тут ничего, бревна одни.

— Ну так понятно. Кто камеру напоказ выставит? Э, да вас, похоже, тоже втемную играют, ну и хохмачи, — наконец дошло до меня. — Вы и сами не знаете, что вас снимают и показывают онлайн в интернете. Так вот, чтобы вы знали, это между нами говоря, в интернете есть ссылка «Взгляд в прошлое», вот по ней я и зашел сюда. Естественно, видеть вы меня не можете, а у вас там скрытая камера стоит, хорошо замаскированная под вид бревна. Вы там поцарапайте чем-нибудь — и сами убедитесь.

Петр отошел к столу, взял свечу и подошел опять вплотную ко мне, вгляделся со своей стороны в бревна. Он водил свечой, и когда вплотную осветил место напротив моего лица, я остановил его:

— Вот здесь прямо поцарапайте трубкой своей.

Он приблизил чубук трубки и стал царапать по стене. Мне же казалось, что он водит трубкой с обратной стороны монитора.

— Ничего нет здесь, бревно сплошное.

— Так что вы хотите? Сейчас камеру в пуговицу трусов можно спрятать и снимать все что хочешь.

Он отошел в сторонку и, размахнувшись, кинул горящей свечой прямо в меня, я еле успел увернуться. Но свеча, стукнувшись о стену, упала у него в комнате.

— Фу, опять испугали. Никак не привыкну к этим вашим выстрелам да летающим свечам. Испортите камеру — вычтут из зарплаты.

Петр кинулся к двери:

— Мишка, тащи сюда доски и гвоздей поболе, стену надо оббить, чтоб… чтоб бумаги удобно было вешать. Живо!

— Ну забьете вы камеру, ну и что? Завтра же днем режиссер заставит все отодрать.

Через некоторое время несколько солдат притащили широкие толстые доски, Петр указал на мою стену:

— Забейте так, чтоб ни одной щелочки не было, чтобы карту не порвать, когда вешать буду.

Я предусмотрительно скинул наушники, чтобы не оглохнуть. Солдаты ладили доски, топором подгоняли. Наконец одна доска закрыла и меня:

— Все, кина не будет, телевизор заколотили.

Но в следующую секунду я просто обалдел: через наложенную с их стороны доску я снова отчетливо увидел Петра и солдат. Ничего себе! Это что за новые технологии? Все просматривается, как и раньше. Я хохотнул: «Посмотрим, что ты потом будешь делать? Бетоном заливать?» Солдаты закончили работу, Петр выгнал их из комнаты. Сел на краешек стола, покосился на дверь, потом глянул на меня. Я быстро надел наушники.

— Ну что, пес! Видишь теперь меня?

— Конечно, как и раньше. Только сам понять не могу, как это получается.

— Врешь! — Петр соскочил со стола. — Врешь, собака! Не можешь ты меня видеть. — Он подошел вплотную ко мне, но смотрел не на меня, а чуть сбоку.

— Так вижу я вас. Вы сейчас стоите не прямо передо мной, а левее.

Он с ненавистью повернул бешеные глаза.

— Ты что, теперь все время на меня смотреть будешь? Ты с ума меня сведешь.

— Почему все время? Мне что, заняться больше нечем? Пойду на другой год посмотрю, может, там чего-нибудь поинтереснее найду. Вон, например, посмотрю строительство Петербурга. Сын говорил, город на костях построен.

— Куда ты пойдешь? В другой год? Это как? — Петр изменился в лице. Такой искренней заинтересованности я не видел давно в лицах, и мне в который раз стало не по себе.

— Как, как… Очень просто. Я сюда наобум зашел, просто выбрал год 1709-й. В этот год Полтавская битва была, а попал к вам с Меншиковым. Я и спрашивал, какое время обыгрываете, до битвы или после.

— Как это была, ты чего мелешь? Сие тайна, а ты как про нее узнал?

— Ну, привет! Про эту битву каждый ребенок знает. Пушкин поэму написал про Полтавскую битву, вам ли про это не знать.

Петр нахмурился, глянул так недобро.

— И что он там написал? — спросил вкрадчиво-угрожающе.

— Ну, вы даете! В школе плохо учились или забыли напрочь?

Петр, не слыша моего замечания, упрямо медленно повторил свой вопрос:

— Так что он там написал?

— Поэма очень большая, так вот маленькая ее часть:

«Швед, русский — колет, рубит, режет.

Бой барабанный, клики, скрежет,

Гром пушек, топот, ржанье, стон,

И смерть и ад со всех сторон».

— И еще кусочек оттуда:

«Но близок, близок миг победы.

Ура! мы ломим; гнутся шведы.

О славный час! о славный вид!

Еще напор — и враг бежит».

— Конечно, все не упомнишь, но эти строчки врезаются в память.

Петр смотрел на меня не мигая.

— Складно, складно про победу, этого нам надобно более всего сейчас.

Он отошел к столу, задумался, потом резко обернулся, подошел.

— А ты кто? Вестник Божий? Ты вдаль глядишь, будущее можешь предсказать? — Глаза его меня опять смутили своим бешеным любопытством.

— Да какой я вестник, вы меня сами с толку сбиваете. Я уже всерьез начинаю верить, что вы настоящий Петр Первый. Эти ваши глаза до самой печенки пронизывают, аж в дрожь бросает. Нельзя же до такой степени в роль входить, сами верить начнете. Вот интересно, как там битва у вас представлена? В кино масштабы посолидней, чем у вас. Здесь, похоже, только павильонная постановка. Сколько ни заходил к вам, все в хате сидите, поэтому никто из сети долго не задерживается, надоедает однообразная затянутая игра. Схожу гляну на саму битву, если она есть.

Петр так и отпрянул.

— Как сходишь посмотришь? Ты что, и туда можешь посмотреть?

— А что нам, вестникам, пара пустяков. Только с настройками на странице надо поковыряться, чтобы точно попасть.

Он снова ошарашенно уставился на меня.

— Ага, погляди, потом расскажешь.

— Пока-пока.

Глава 3

Я вышел со страницы, опять дал поиск и попал на главную страничку. Выбрал Россию, год 1709-й. Сбоку ткнул на какую-то пипочку, вывалился календарь по месяцам.

— О как! Да тут можно на конкретный день попасть! Еще бы внутри дня часовая прокрутка была, чтобы галиматью долго не смотреть, а раз — утро, обед и вечер, ну и ночь в придачу. Хотя ночью вряд ли какие действа предусмотрены, а впрочем, кто его знает.

Выбрал 27 июня — и вперед. Сначала, как обычно, темный экран, а потом сразу гром взрыва, дикие крики, и открылась панорама битвы. Кино отдыхает, все как на ладони. Синие полки шведов стеной идут, по ним пушки с зелеными пушкарями ведут огонь. Картечь рядами укладывает солдат, ядра разрывают тела на части. Кругом грохот, вопли — ну как в реальности. Непроизвольно положил руку на мышку и крутанул колесико — в сферических панорамах так можно делать приближение. И совсем близко вижу перекошенные лица шведских солдат, старающихся держать строй. Взрыв, даже уши заложило, но в следующий момент картина происходящего повергла меня в шок. Я явственно увидел ошметки разрывающихся тел только что маршировавших солдат. Куски мяса и кровь разлетаются в стороны. Ядро ударило в грудь красивому офицеру, оставив кровавую зияющую дыру. Опять взрыв. Никто не преклоняет головы. Образующиеся пустоты в рядах тут же заполняются, растягивая ряды по фронту. Взрыв, еще взрыв. Осколки вгрызаются в тела, отрывая руки, ноги, головы. А они идут и идут. В глазах пустота, ужас и смерть. Кровь фонтанами взбрызгивает и покрывает головы, плечи, грудь. Ядра со свистом и звонким чмоканьем раскидывают груды тел, перемалывая то, что осталось.

От этой мясорубки у меня помутилось в голове, и я еле успел добежать до туалета. Меня выворачивало наизнанку, я содрогался от страшнейших приступов рвоты, казалось, все внутренности вылезут через рот, а в глазах стояло лицо красавца-офицера с кровавой дырой в груди.

На следующий день после работы зашел на страничку, намереваясь поговорить с Петром, и растерялся. Я забыл, где видел Петра. Вернее, не знал даты, куда я заходил. Вспомнил только то, что Петр просил рассказать про битву, и как-то вкрадчиво. Выбрал дату 23 июня 1709 год.

Кругом поле, и по краю поля длинной колонной идут войска. Словно синяя река течет в своем извилистом русле. Делаю приближение: лица сосредоточенные, уставшие — настоящие. Компьютерной графикой и не пахнет. Отдаляюсь: синяя колонна уходит за горизонт, похоже, не одна тысяча человек задействована в действии. Приближаю изображение опять: такое ощущение, что колонна идет за моим монитором, я слышу тяжелое дыхание солдат, их шаги, и все молчат. Это шведы. Это их характерный сине-желтый цвет обмундирования, знакомый по фильмам про Петра. Минут десять смотрю на них, действие не меняется, колонна идет и идет. Это что за постановка? Сидеть и долго смотреть, как идут солдаты, — какой в этом глубокий замысел режиссера?

Я иногда смотрел по телевизору современные мыльные оперы, но там действия на экране менялись по двадцать пять раз за минуту. А здесь время остановилось, вернее, оно идет вместе с происходящим событием. Ерунда какая-то. А если сходить попить чайку, они все идти будут? Что ж, попробуем.

Я сходил на кухню, поставил чайник, подсыпал кошке корму. Усадил сына за тренажер в соседней комнате — пусть отдохнет от «Линаги», включил телевизор. Сел поближе к экрану, хотел всмотреться в лицо ведущего передачи, но он постоянно исчезал за представляемыми им событиями, так что только свист чайника отвлек меня от охоты за ним. Налил полную кружку, придвинул пакет с шоколадными пряниками, но обычного приятного вкуса не ощущал. Перед глазами шли войска, размеренно, долго, неотвратимо. Может, задумка в том и состоит, чтобы почувствовать мощь и силу действия?

Подошел к своему монитору — ничего не изменилось. Словно заезженная пластинка, но только видео. Войска идут и идут. Вглядываюсь в лица, надеясь увидеть уже пройденные, но они не повторяются: все новые и новые уставшие лица шведских солдат.

Выхожу отсюда. Как найти сейчас его? Машинально иду в журнал браузера и тыкаю на вчерашнюю предпоследнюю ссылку.

Петр ходит по комнате, он явно чем-то озадачен. Так же свечи горят в подсвечнике.

— Та — не та ситуация? — говорю я вслух.

Он тут же останавливается, смотрит на меня.

— Ты что, не полетел посмотреть на баталию?

— Как не смотрел? Да меня драло после этого просмотра, как котенка, я чуть Богу душу не отдал. Это было так правдоподобно, будто я там стоял, под этими убийственными ядрами, и кровь хлестала в меня, что у меня не было сил возвращаться к вам. Только сегодня после работы зашел на 23 июня, там шведы идут около поля, минут сорок потратил на просмотр, плюнул и вернулся к вам. Чуть не потерял вас во времени.

Если сказать, что у Петра глаза полезли на лоб от услышанного, так это ничего не сказать. Я не видел ни разу, чтобы человек так обалдело, с выпученными глазами таращился на меня. Он судорожно сглотнул и попятился назад.

— Так ты только что исчез!

— Так это страничка такая, можно вперед, — я взял в руки флешку, — можно назад, — и машинально ее разъемом ткнулся в какую-то клавишу на клавиатуре.

На мониторе сбоку выскочило окошко с наименованием клавиш и действиями, ими производимыми, как в игрушках. Стрелочки указывали на функции: вперед, назад, влево, вправо. Я тут же нажал на «вперед» — и дикие глаза Петра чуть не выскочили из монитора, отъехал назад — Петр сидел на столе и все так же смотрел на меня.

— О, да тут можно изображением управлять, — радостно воскликнул я, уже не обращая внимания на чрезмерное переигрывание персонажа. — Удалять, приближать, а это, наверное, смотреть по сторонам.

Я ткнул на стрелку «вправо» и увидел плохо освещенный угол комнаты.

— С освещением у вас, правда, не очень. Могли бы и дополнительную подсветку сделать, ничего же не видно в углу.

В отдельно выделенной рамке окошка с командами были указаны две клавиши: «пробел» как возврат и «Z» как вход. Я с ходу нажал на Z и вздрогнул от крика:

— А-а-а!

У меня у самого глаза полезли из орбит, я отпрянул от монитора и с широко раскрытым ртом уставился на Петра — там, за монитором. Моя стена с окном и шторами исчезла, и было ощущение, что я сам оказался в его комнате.

— Ни хрена себе… — промямлил я. — Это как это?

— Мишка! — заорал Петр так, что я даже без наушников его услышал, словно он стоял рядом.

Я хлопнул по пробелу, и все исчезло, Петр был только в мониторе. В комнату влетел его солдат, Петр стоял как памятник, с перекошенным от ужаса лицом и показывал на меня.

— Гляди, гляди туда!

— Куда, государь?

— Туда! Посвети.

Мишка взял подсвечник со стола, подошел к моей стене, провел подсвечником туда-сюда.

— Нет тута ничего, стена одна.

Петр сник, тяжело оперся руками о стол.

— Поди прочь! Нет, воды принеси.

Я тоже не прочь бы водички хлебнуть. Встал, вгляделся в стену и вышел на кухню. Только что увиденное было настолько явственно, что мне стало не по себе. Такого непонятного чувства я не испытывал никогда, его не с чем было сравнить. И удивление, и ужас одновременно. Повторить такое еще раз я не смогу.

Налил из чайника воды, выпил и не почувствовал, налил еще и, отставив кружку, вернулся назад. Петр судорожно пил из ковша, вода текла на пол, а он, не отрываясь, пил и пил. Затем, отстранившись, тяжело вздохнул.

— Трубку дай!

Солдат опрометью выскочил из комнаты. Петр сел на стул за столом и, обхватив голову, затих.

Мишка вошел с уже раскуренной трубкой и подал ему. Петр глянул на него, потом на трубку, взял и жадно затянулся.

— Иди.

Он курил, выпуская клубы дыма. Подошел к окну и, встав боком к нему и боком ко мне, спросил:

— Ты здесь?

— Да, — хрипло откликнулся я, — здесь.

— Кажется, я тебя видел, и очень хорошо.

У меня взмокла спина, руки дрожали.

— Я тоже видел.

После продолжительной паузы Петр повернулся ко мне, оперся спиной о стену у окна.

— А еще раз сможешь?

— Страшно.

— Мне тоже страшно. Давай еще раз.

Я занес палец над клавишей, немного подождал и с ухнувшим сердцем нажал. В ту же секунду стена исчезла, и я остался один на один с Петром.

Молчание длилось, наверное, целую вечность. Петр смотрел на меня, на то, что за моей спиной, по сторонам. Крепкий табачный запах стал заполнять мою комнату.

— А ты обычный, не похож на демона. Ты это где? — Он первый нарушил молчание.

— У-у-у себя дома, в квартире, — запинаясь, ответил я.

— И что, тебя можно потрогать?

— Не знаю.

И тут меня осенило: это эффект, дикий до ужаса эффект. Я привстал со стула, протянул руку за монитор, надеясь упереться в стену, но, похолодев от ужаса, чуть не падаю на стол, проваливаясь в пустоту, в комнату. Петр отклеился от стены и медленно пошел ко мне. Он подошел совсем вплотную, остановился, протянул руку и дотронулся до настольной лампы, резко отдернул руку и, сунув трубку в рот, глубоко затянулся, выдохнул клуб дыма на меня. Я встал, закашлялся, он резко отошел. В голове вертелась глупая фраза: «До чего техника дошла», — но я поздоровался:

— Добрый вечер, Петр Алексеевич.

— Добрый, — отозвался он, глубже затягиваясь, выпуская клубы дыма, словно прячась за него.

Затем, обойдя сбоку мой письменный стол, он медленно подошел ко мне, всмотрелся в мое лицо, дотронулся до моей руки. Пыхнул дымом прямо в лицо.

— Смотри, живой. А что, ежели я прикажу тебя повесить?

— За что?!

— А чтоб не шутковал боле с государем.

Он осмотрелся.

— Это што за штуковина? — Он ткнул трубкой в монитор.

— Монитор, я через него на вас и смотрел.

Он наклонился, посмотрел через него, хмыкнул.

— И как?

Я нажал на «пробел», проявилась до боли родная стена со шторами, а в мониторе появилась уже петровская комната. Петр попятился от меня.

— Пусти, Христом Богом прошу.

— Да вы не бойтесь, смотрите.

Я отошел в сторону, давая возможность Петру подойти к монитору.

— Вот ваши апартаменты.

Он со страхом придвинулся, глянул. Посмотрел поверх, снова посмотрел в монитор.

— Чудно. Что за чертовщина?

— Я и сам бы хотел понять, что происходит. Как будто в прошлый век попал, или даже позапрошлый. Постой, в 1709 год, если точнее. Триста лет назад.

Сказал и сам вздрогнул от неожиданного открытия.

— Это что, получается, я попал в настоящее прошлое? А вы настоящий Петр Первый?

Он, грозный царь российский, обалдевший стоял передо мной, я, инженер современный, с приступом накатывающего обморока, — перед ним.

— Отпусти меня. Там шведы прут, баталию надо готовить, некогда мне удивляться.

— Конечно, конечно.

Я нажал на «Z», стена исчезла, и снова появилась его комната со свечами на столе. Петр вздрогнул, пятясь от меня, обогнул мой стол и подошел к границе, отделяющей мою комнату от его. Вытянул вперед руку и так, с протянутой рукой, подошел к своему столу, потрогал его и обернулся.

— Не трогай меня сейчас, вестник, некогда мне. Приходи позже, после битвы.

— Хорошо, до свидания.

Нажал на «пробел» — и Петр исчез, остался только в мониторе. Нажал на «Esc» и выскочил со страницы. Все, надо расслабиться, иначе мозг взорвется от вопросов и пережитого.

Глава 4

Похоже, пришло время всерьез обдумать сложившуюся ситуацию. Из простой забавы с просмотром постановки дело начинает сворачивать в непонятное русло. Объяснить это затянувшимся сновидением невозможно. Так долго я еще не спал, если я вообще сейчас не сплю этаким летаргическим сном. Чтобы что-то в ближайшее время падало на голову, я тоже не припомню. Не падал, не напивался, порочащих связей не имел. Больше никакого нормального объяснения в голову не приходило. Рассказать кому-нибудь, жене например, можно, но если бы мне такое рассказали, то вряд ли я бы поверил. Скорее, наоборот, на смех бы поднял и на всякий случай поискал номер телефона соответствующего заведения.

Больше всего мне не давали покоя исчезающая стена и появление вживую того места, которое я разглядывал через монитор. Я тут же протянул руку и потрогал бежевые шторы на окне. Для верности кулаком стукнул по стене — все на месте, реальней быть не может. Но в прошлый раз я чуть не упал, проверяя ее исчезновение. Еще раз проверить, но где-нибудь в более спокойной и желательно безлюдной обстановке. А для верности еще и видеокамеру поставить на запись. И эта мысль просто подбросила меня. Вскочил, опрокинув стул, на котором сидел, и бросился в зал. Схватил сумку с видеокамерой, расстегнул и дрожащими от возбуждения руками стал вставлять аккумулятор. А он никак не мог встать на место.

— Японская… техника! Понаделают мелюзгу всякую для себя, нормальному человеку сразу и не собрать, — с ожесточением пытался пристроить я аккумулятор.

Уже в своей комнате достал из-под стола сложенный штатив, установил на него камеру и поставил ее сбоку, чуть позади своего места за компьютером. Включил, настроил ее так, чтобы она захватывала меня, монитор и стену за монитором. Теперь надо выбрать сюжет, но для начала отключил микрофон, чтобы ненароком опять не выдать свое присутствие.

— А что выбирать? Туда же, в петровское время, после баталии, как он говорит.

Выбираю третье июля, чуть попозже после сражения, захожу. Поле, недалеко лес, никого. Только земля вся истоптана, исковеркана свежими ямами, рытвинами. Много пятен от чего-то разлитого. Кругом обрывки ткани больше синего цвета в темных пятнах. Недалеко какие-то земляные сооружения, не то окопы, не то насыпные холмы. Место Полтавской битвы, не иначе. Огляделся с помощью клавиш по сторонам — никого. Сердце набирает обороты. Оглянулся на камеру, это теперь мой самый надежный свидетель. Нажимаю с уже просто выпрыгивающим сердцем на «Z» — стена мигом исчезла, и ветер с поля пахнул на меня. Я задохнулся от неожиданности, передо мной лежало поле битвы, не только в мониторе, а наяву, во всю ширь открывшегося пространства. Я снова глянул на камеру.

— Пиши, пиши, дорогая, на тебя сейчас вся надежда.

Я привстал, но выйти на поле не решился. Кто знает, что может случиться. Рисковать так без страховки нельзя. Я опять прокрутил панораму вокруг себя — для записи. С некоторым облегчением шлепнул на «пробел», все вернулось восвояси. Бросился к камере, выключил запись и дрожащими от нетерпения руками включил на воспроизведение последний сюжет. Вот я иду от камеры, сажусь за стол, появляется панорама поля на мониторе, вот оглядываюсь назад, щелкаю по клавиатуре.

Бог мой! Вижу, как исчезла стена со шторами и появилось поле, настоящее поле. Мелких деталей не видно, но поле появилось четко, явственно. Вот крутится круговая панорама, затем опять появляется стена.

Разум отказывался что-либо соображать. Руки нервно подрагивали, сердце не находило себе места, меня колотило всего.

— Как это может быть? Как это может быть? Как? Что за фокусы?

Я уставился на стенку, переводил взгляд на шторы, потолок и на монитор. Стена со шторами была на месте, и поле там, на мониторе, никуда не подевалось.

— Что за чертовщина? Оптический обман, иллюзия? А камера тогда что пишет? Мои фантазии или все-таки реальность?

— С кем это ты весь вечер разговариваешь? — Голос жены заставил вздрогнуть.

Я резко обернулся к ней, она попятилась.

— Что с тобой? Что-то случилось? Ты весь белый, как полотно.

— Не знаю, но может случиться.

— Что, что может случиться? Говори!

— Погоди, дай прийти в себя, а лучше воды.

Не дожидаясь ее, я сорвался с места, налил из чайника воды. Вода была теплая, вылил в раковину, налил из фильтра. Холодная вода немного вернула меня к действительности.

— У тебя руки трясутся, как у алкоголика. Что произошло? — Жена с недоумением смотрела на меня.

Я уставился на нее.

— Как ты думаешь? Два человека одновременно могут сойти с ума?

Она подозрительно:

— Ты это о чем?

— О чем? Хочешь, фокус покажу? Идем.

Я схватил ее за руку, усадил на свой стул.

— Смотри. Видишь на мониторе поле?

— Поле как поле. В чем фокус?

— Фокус! Хм, фокус. Ты за стул крепче держись, сейчас картинка будет такая, что мурашки по телу побегут толщиной с руку.

— Стой, я поняла. Сейчас неожиданно выскочит образина и заорет благим матом, я уже такое видела, не надо.

— Ха, если бы так. Тут покруче будет, образина аленьким цветочком покажется. Ты только ничего не бойся, сиди и смотри. Давай сначала крутанемся на месте.

Я нажал на стрелочку «вправо», и поле стало медленно прокручиваться на мониторе.

— Видишь, все поле изрыто воронками от ядер и картечи, кругом обрывки одежды, мусор какой-то. Это поле Полтавской битвы через несколько дней после сражения.

— Ну и что из этого?

— Интересное сейчас будет впереди. Готова?

Я нажал на «Z», и мы оказались на краю поля.

— Мамочки! Ты что сделал? Выключай!

— Смотри, смотри! — почти кричал я. — Это настоящее поле. Видишь? Ты чувствуешь ветер?

— Да, да, только, ради бога, выключи это, я боюсь.

— Погоди, ничего не трогай и не уходи, я сейчас. — Я нерешительно встал на границе комнаты и поля.

— Стой, не ходи! — Пронзительный крик жены словно обручем стянул ноги.

— Я сейчас, только вон ту треуголку возьму — и обратно.

Я поставил ногу на траву, попробовал на устойчивость, перенес всю тяжесть тела на нее и оглянулся на жену. Она стояла возле стула белая как мел, в глазах застыл ужас.

Я затравленно улыбнулся.

— Сейчас, я быстро.

Следующие три шага я прошел как по болотной трясине, ожидая провалиться в никуда. Дошел до треуголки, нагнулся, взял в руки и обернулся назад. Моя комната выглядела как обычно, только не было стены с окном. Жена стояла в таком напряжении, что готова была рухнуть в обморок. Не желая испытывать свою судьбу и ее терпение, я пулей влетел обратно к себе.

— Ну, вот видишь, все хорошо, — махая треуголкой возле ее носа, выдохнул я.

— Выключай. — Голос ее был охрипший, и она повалилась на пол.

С трудом удержав ее на весу, усадил на стул, стукнул по «пробелу» — поле исчезло.

— Тише, тише, все хорошо, мы опять дома.

Жена сидела на стуле, безвольно свесив голову и руки.

— Хорош свидетель!

Пошел на кухню, принес аптечку. Высыпал содержимое на стол, схватил пузырек с аммиаком, открыл и понюхал сам. Резкий запах вышиб слезу. Помахал пузырьком перед лицом жены — она дернула головой, открыла глаза.

— Что со мной?

— Ничего, все хорошо, мы дома. Тебе нужно прилечь, ты слишком разволновалась. Пойдем, я тебя на диванчик провожу.

Она с трудом встала и прилегла на диван.

— Кажется, я видела какое-то поле, — слабым голосом произнесла она.

— Отдохни, милая, отдохни, потом про поле. — Я укрыл ее пледом.

И тут заметил треуголку, ту самую, с поля. Взял ее в руки и стал пристально разглядывать. Она была порвана, помята. Сделана из черного войлока, по краям был грязно-белый пух, непонятно для чего болталась большая металлическая пуговица. Вопросов меньше не становилось. Пока единственный живой свидетель очухивается на диване и наверняка все спишет на дурной сон. А повторить эксперимент откажется наотрез. Остается видеокамера. Только она сможет зафиксировать всю реальность происходящего.

Но самый главный вопрос пока остается без ответа: куда я попадаю? Ну, не в восемнадцатый же век! Это было бы просто дикой фантастикой. Но последние события упрямо тычут своими доказательствами, только мозг не хочет этого принять. Я не могу этого принять.

Глава 5

— Как поверить в то, во что поверить невозможно в принципе? Такого не может быть! — Я ворочался как белка в колесе, пытаясь заснуть.

Перед глазами возникал Петр с пистолетом; глаза шведского офицера, еще не понимающего, что его уже нет; поле, сплошь усыпанное телами, и поле после сражения. Затем я увидел до боли знакомый пейзаж, который уже несколько лет подряд заставлял просыпаться среди ночи со слезами на глазах. Родное Подмосковье, здесь прошли самые дорогие мои детские годы, рыбалка, ягоды, грибы и мои друзья, лица которых я всегда видел отчетливо и ясно. Я проснулся, и не оттого, что снова увидел их во сне, а от осознания, что могу увидеть их явно и даже поговорить. Несколько часов до рассвета прошли в проигрывании ситуации встречи со своим детством. Это будет проверка этого непонятного взгляда в прошлое.

Следующий день до вечера мне показался вечностью. Дома, наскоро перекусив, включил компьютер. Теперь надо как-то отыскать это недалекое время, где я знаю каждый миг, каждое лицо и смогу сориентироваться на месте. Год 1972-й, Россия, лето, даже карта есть, вот Першино, а рядом Грибаново. Вход. Странно, мой дом, я узнал его мгновенно, будто и не уходил никуда. Рядом колодец с журавлем. В палисаднике перед окнами цветут красные георгины. Глаза застила пелена, слезы навернулись непрошено. Вон пацан бредет с удочкой сюда. Это Вовка Горохов. Я задохнулся от волнения. Сейчас он будет орать одну и ту же фразу, которая будит меня и здесь, в настоящем:

— Вовка, Вовка, вставай, пошли на рыбалку!

И этот его неумелый свист. Тут в окне я замечаю себя, молодого, двенадцатилетнего. Лицо заспано. Он смотрит, что-то говорит и исчезает. Я-то знаю, он сейчас выглянет в дверь и позовет Горохова. Дверь на крыльце открывается, и слышу свой детский голос:

— Заходи, я сейчас только поем, и пойдем.

Как будто наяву. Нажимаю стрелку «вперед» и вижу их обоих уже на кухне. Мой молодой двойник нарезает белый хлеб, которым я угощал всегда всех своих друзей на рыбалке, в лесу. Потому что этот хлеб пекла моя мать и такой хлеб не продавался в магазине.

— Давай быстрей, — торопит Горохов, — время уже первый час, а еще за Васькой идти.

Васька Гусев — наш третий заядлый рыбак. Я смотрю на себя и не могу оторваться — это действительно я, и Вовка Горохов именно такой, каким я всегда его помнил. И дом, и кухня, и двор такие, как будто и не уходил никуда. Остается только попасть туда, походить, поговорить с ними, пофотографировать, и, может, это развеет все мои сомнения по поводу прошлого. Я уже устал сопротивляться от действительности происходящего. В ближайший же выходной туда, в детство.

Глава 6

В семь утра субботы я уже был на ногах. В голове созрел план возвращения в детство. Под видом корреспондента детской газеты «Пионерская правда», с фотоаппаратом, с видеокамерой. Я до мельчайших подробностей мог представить себе эту встречу, я знал, куда мы пойдем, с кем и о чем мы будем говорить. И самое главное, купил несколько пачек разных рыболовных крючков, потому что они тогда были самой большой драгоценностью для нас.

Но надо было еще разобраться с навигацией компьютера. На главной странице я более подробно осмотрелся. Движение вперед осуществлялось одновременным нажатием клавиш «Shift» и «стрелочка вперед», назад — со «стрелочкой назад». Оказалось, наличествует и такая опция, как усиление-подавление звука, но самое главное — это фото- и видеосъемка. Как же я раньше на это не обратил внимание? В общем, как всегда, управление познается в процессе, а не заранее. Отчего я всегда тратил кучу времени на освоение новых программ. Но как я попадал туда, куда хотел попасть, для меня пока осталось загадкой.

Теперь надо найти точку высадки. Я вошел в свой родной уже год и опять оказался перед своим домом. Полдень. Выбираю движение вперед и перемещаюсь через дом, сад, огород на большую поляну. Там есть место, окруженное со всех сторон деревьями. Оно в наше время всегда было безлюдно, и для меня сейчас это было идеальным местом для высадки. Я нашел его сразу. На моей черемухе висели кисти зеленых ягод. Здесь частенько с пацанами мы залазили на нее и лакомились сладкими, чуть вяжущими ягодами, а после хохотали друг над другом, глядя на свои перепачканные лица. Я крутанулся на месте, все как и прежде, никого. Я пролетел через кустарник, и сердце мое защемило от знакомого пейзажа: наши озера, где мы целое лето рыбачили, а зимой почти каждый день после школы играли в хоккей, до тех пор, пока можно было разглядеть шайбу. Я щелкнул на видеозапись и, медленно вращаясь, снял всю панораму. Сегодня попробую снять своих друзей и себя. Теперь самое главное — уговорить жену, чтобы она меня отпустила и подстраховала.

Как я и ожидал, жена наотрез отказалась участвовать в моей затее.

— А если интернет отключится или электричество, ты что там делать будешь? К себе домой пойдешь переночевать? А «винда» рухнет и слетят все программы, настройки — ты же там останешься навсегда, — с серьезным видом доказывала она.

— Аргументы, конечно, весомые, если не сказать, главные. Но насчет интернета, у меня есть дублер — модем от «Мегафона», достаточно вставить его и снова зайти по этому, написанному на бумаге пути. Хотя вряд ли интернет здесь как-то завязан, тут пока непонятки. Электричество по выходным практически не выключают, да и аккумулятора ноутбука хватит на часок. С «виндой», конечно, похуже, если не сказать вообще труба. Так что перспектива остаться там, конечно, есть, но уж очень попробовать хочется. Да и уходить ты никуда не будешь, только выйдешь из реальности присутствия, чтобы тебя не засекли, а потом я приду, ты меня увидишь и запустишь. — Я уже умолял ее. — И почему все эти надуманные катаклизмы должны произойти именно сегодня? Мы четко договоримся о времени, минута в минуту. Все будет тип-топ. Ну давай попробуем! Надо же проверить это наяву, может быть, это дикий розыгрыш. Давай позовем старшенького — он подстрахует.

— Ага, еще его сюда впутывать! У самих крыша съехала с твоим прошлым, а теперь ты в детство решил прогуляться сам.

«Ладно, придется поставить перед фактом», — решил я. Взял свою повседневную черную сумку, положил туда фотоаппарат, блокнот, видеокамеру, конфеты и пакетики с крючками. Оделся неброско, вся одежда без каких-либо наклеек, типа «Made in…», обычная российская серость, чтобы не привлекать внимания. Осмотрелся на местности — никого, давлю «Z» — и я у края детства.

— Лен! Иди сюда! — кричу я в другую комнату.

Жена заходит и ошарашенно застывает на пороге.

— Там на бумажке все написано, — как можно спокойнее говорю я. — Клавиша «пробел» — выход из реальности, «Z» — вход в реальность. Все очень просто. — Я выхожу на поляну.

— Стой, ты куда? — Голос жены звенит в ушах.

— Нажми на «пробел». Нажимай! Я буду здесь ровно через час, время на мониторе.

Она подошла к компьютеру, взглянула на меня, и все исчезло.

— Лен, ты меня видишь? — В моем голосе явно присутствовал страх.

— Вижу, вижу, — раздался крик жены.

— Для проверки нажми «Z». — Я старался выглядеть уверенным, хотя сердце выстукивало барабанную дробь.

Через мгновение показалась моя комната и белая от страха жена.

— Вот видишь, все работает. Ну, пока, пока, я скоро.

Поцеловать жену на прощанье не решился — уцепится и не отпустит.

Я помахал рукой, она исчезла. Ноги стали ватными. Одно дело — смотреть в монитор и умиляться от сознания того, что это твое безоблачное детство, другое — быть здесь самому через тридцать пять лет. Ладно, вперед, к озеру. Я мог бы с закрытыми глазами дойти до места нашей рыбалки, но сейчас смотрел во все глаза и словно впитывал в себя эти деревья, траву, изгороди огородов. Здесь все было знакомо, здесь все дышало детством.

До боли знакомая тропинка вывела через кустарник к озеру. По сути, это были раньше торфяные разработки: одна большая длинная и широкая канава, а перпендикулярно к ней сходились траншеи поменьше. Торф выбрали, и все это родниками и ключами заполнилось водой, где в изобилии водились окуни и щуки. Сюда съезжались рыбаки из окрестных деревень, поселков, даже из Москвы добирались половить окуньков. Ну и конечно, сюда каждый день через день наведывались мы, местные пацаны из ближайшей деревни Грибаново.

Издали было видно, как трое рыбачков поворачивали к нашему излюбленному месту, сердце наращивало скорость, и я пошел на встречу к себе. Стараясь хоть как-то напустить на себя маску спокойствия, подошел к пацанам, которые уже забросили свои удочки и ожидали поклевок.

— Здравствуйте, рыбаки. Ну как, клюет?

— Да нет пока, мы только пришли. — Это Вовка Горохов. — А вы что без удочек?

— Да у меня другая рыбалка. Я детский корреспондент из «Пионерской правды», приехал к своим родственникам в Першино, хожу-брожу, может, какой-никакой материал насобираю про местных мальчишек, про их летний отдых. Расскажите про себя, как вас зовут, как лето проводите, а я запишу ваш рассказ, сфотографирую вас.

— Вот здорово! Я Вовка, того, — он показал на меня, — тоже Вовка, а там дальше Васька Гусев.

Я пристально всмотрелся в себя молодого: худой, невыразительный, глазки узкие, за это в школе девчонки звали японцем — ну, им прощалось. На голове фуражка, куртеша неопределенного покроя. Впрочем, и остальные были одеты не лучше, все-таки рыбалка, не поход в музей.

— Пацаны, айда ближе, сейчас нас фотографировать будут.

Мой Вовка подошел ближе.

— Здравствуйте.

— Здравствуй. — Я задержал на нем взгляд дольше обычного.

— Щас, — откликнулся Васька, — у меня клюет.

Он дергает удочку и с радостным воплем, как всегда:

— Я поймал, я первый поймал!

И тут же я чувствую его запах, его единственный, неповторимый, специфический запах. Только у них дома такой запах, отчего вся семья пропахла насквозь. Он подлетел, оттолкнув моего Вовку:

— Вот, сфотографируйте меня с окунем!

— Сейчас. — Я достал свой цифровой фотоаппарат.

Васька встал в горделивую позу: в одной руке кривая удочка, в другой на леске окунек. Щелчок, вспышка. Черт, забыл отключить. Но ожидаемый вопрос прозвучал от моего двойника:

— Интересный фотик, обычно вспышка сверху, а тут и не видно где.

— Это новый, японский. Недавно такие появились. А у тебя тоже фотоаппарат есть? — зная ответ, задаю вопрос.

— Нет, у моего брата «Зенит».

— Давайте теперь втроем, — прячусь я за цифровик, скрывая непрошеные слезы.

Они становятся рядом, и я делаю несколько снимков, там для меня они станут драгоценностью.

— А теперь давайте я сниму вас на кинокамеру. Вы рыбачьте, а я буду снимать каждого в отдельности.

— А нас потом по телику покажут? — Васька аж светился от любопытства.

— Запросто, в какой-нибудь детской передаче. — Мне не хотелось тушить их азарт.

Они встали все рядом и стали закидывать удочки, поглядывая на меня. Они закидывали, тут же доставали, проверяли червяка, закидывали вновь, подсекали. Они трудились, перегоняя друг друга. Я подошел ближе, снимал крупным планом их дорогие для моей памяти лица. И дольше всего самого себя, молодого. Я снимал их, когда они наперебой рассказывали про себя, про школу, про то, как они стреляют из луков, которые научил делать их я, тогда. Про грибы, про чернику, которой здесь полно всегда, про хоккей здесь же, на озере, зимой. Они говорили, говорили, а я смотрел на себя через монитор видеокамеры и вспоминал вместе с ними свою золотую пору детства. И только раздавшийся сигнал будильника сотового телефона вернул меня к действительности.

Они подозрительно глянули на меня.

— Это часы у меня с сигналом, пора домой, я обещал вернуться вовремя. Да, чуть не забыл, у меня есть маленький подарок для вас.

Достал из сумки пакетики с крючками и, взглянув своему Вовке прямо в глаза, взял его руку и вложил в нее пакетики.

— Это вам по три пакетика крючков разных размеров, раздай.

— Спасибо. — Он, как и я, немногословен.

— Ура! — заорали Васька с Гороховым.

— Рыбачьте на здоровье.

Мне ли не знать цену такому подарку, когда мы тогда выпрашивали у заезжих рыбаков по крючочку.

— Еще конфеты за интересное интервью. Ну, пока, до свидания.

— Спасибо, до свидания.

Я шел, часто оглядывался, спотыкался, потому что слезы застилали глаза. Я воочию увидел себя-пацана и своих друзей, лица которых я помнил более тридцати лет спустя.

Возле моего дома был маленький переулочек, по которому можно подойти, идя с озера. Медленно двигаясь возле забора, я до боли в глазах вглядывался в окна, в цветы в палисаднике, в крыльцо дома. Мать была на работе в это время и не могла меня видеть. Прошел к колодцу, знакомым движением зачерпнул воды ведром, поднял шест журавля. Вода была холодная, я пил и пил, не отрываясь, до ломоты в зубах.

На поляне я встал чуть в стороне от того места, где десантировался, и не успел сказать и слова, как появилась моя комната и жена за монитором.

— Давай бегом! — прокричала она.

Я сломал ветку черемухи с кистями зеленых ягод и вошел в комнату.

— Вот тебе подарок из моего детства, — протянул ей ветку.

Но она клацнула клавишей и бросилась ко мне со слезами.

— Я чуть с ума не сошла, ни на секунду не вставала, испереживалась вся.

— Ну, все, все хорошо. Повидал свое детство, себя повидал. Успокойся. Давай лучше видео мое посмотрим.

Я подключил видеокамеру к компьютеру для копирования отснятого материала. Руки дрожали, как при сильнейшем ознобе, разум отказывался принять происходящее. Жена шуршала в своей аптечке, перебирая таблетки, в комнате стоял запах валерьянки.

— Ты что, с ума сошел? — немного успокоившись, произнесла она. — Как тебя вообще угораздило попасть туда?

— Не знаю, ничего не знаю.

В данной ситуации это был самый исчерпывающий мой ответ.

Наконец копирование закончилось, и я с трепетом включил просмотр. Теперь я видел своих друзей и себя самого.

Просматривая домашнее видео, отснятое на даче, на работе, и глядя на себя со стороны, я испытываю странное чувство неловкости за себя того, в прошлом, хоть и недалеком. Сейчас меня охватил просто ступор, когда я смотрел на себя двенадцатилетнего. Немного замкнутый, стеснительный с чужими, немногословный, очень серьезный, неулыбчивый.

— Серьезный какой, — жена тронула меня за плечо, — даже не улыбнется, как ты сейчас, в зрелом возрасте.

Она взяла ветку черемухи, потрогала ягоды, поставила ветку в вазу, затем на обеденный стол.

— Чай утром пить будешь, глядя на свою черемуху, и вспоминать детство.

— Почему вспоминать? Я теперь смотреть его могу и даже записать на компьютер интересные моменты. — Я вздрогнул от простоты такого момента. — Черт подери! Теперь все можно посмотреть и записать, и даже побывать там, в прошлом, недалеком и далеком.

Меня пробила нетерпеливая дрожь.

— Ага, и застрять где-нибудь там, если компьютер сломается или интернет накроется, — резко отреагировала жена. — Хватит этих экспериментов. Я с тобой поседею преждевременно.

— А я на тебя двадцатилетнюю смотреть буду, — нежно обнял ее.

Глава 7

Получив просто уникальную возможность побывать в прошлом, я растерялся. Что теперь с этим делать? И как долго этой возможностью можно будет пользоваться и в каких пределах? Теперь можно не только перемещаться в прошлое, но и здесь путешествовать по всему миру, бесплатно и куда угодно. Эту перспективу, всплывшую в сознании, тут же захотелось проверить. Выбрал ссылку прошлого, Россию, свой же, 2013 год, лето и задумался. Куда? На дачу. У меня прошлым летом кто-то ягоды обобрал. Теперь надо попробовать поточнее вспомнить время, когда это произошло. Я аж заерзал от такой возможности.

— Лен, ты помнишь, когда у нас ягоды на даче собрали ворюги?! — крикнул я жене в соседнюю комнату.

— А чего ты вдруг вспомнил об этом? — спросила она, подходя ко мне.

— Ну как? Сейчас я могу узнать точно, кто это сделал, да еще записать их поганые рожи, а потом и разобраться с ними по полной.

— Ага, опоздал дружок, полгода уже прошло, ничего не докажешь.

— Ну, хоть узнаю кто. Так когда это было?

— Так день рождения сына справляли в субботу на даче, значит, перед этим днем и собрали весь наш урожай посреди недели.

— Тогда надо смотреть буквально четверг-пятницу. Да мы быстро же это узнаем. Найдем момент отсутствия ягод — и назад по времени отмотаем. — Я хохотнул от такого неожиданного момента.

Ввел дату начала июля, и мы уже на даче, жена охнула от неожиданности. Ее любимые грядки опять перед ней, хоть и на мониторе. Присмотревшись, убеждаемся, что ягоды на месте. Перескочили на пятницу после обеда — ягод уже нет, подчистую собрано, одни зеленцы висят. Меня опять обуяла волна злости, которую я испытал тогда, когда мы летом увидели этот дачный грабеж. Отматываю время назад, к утру, и наконец вижу толстые женские задницы и шустрые руки, которые ловко и быстро обшаривали кусты, сдирая большие сочные ягоды клубники. И облегчение. Я тогда до конца был уверен, что это соседки обихаживают мои грядки в наше отсутствие. Они живут там все время, поэтому и отношение мое к ним было довольно прохладным. А тут совершенно чужие тетки, я их никогда раньше нигде не видел, наверняка из ближайшей деревни.

— Вот заразы! — Это самое страшное ругательство моей жены. — Вот выйти и напинать по этим задницам.

— Ага, а потом приедешь — одни головешки от твоей дачи. Ладно, хоть не соседи, и то легче. Я все на них грешил, а теперь ясно кто. Хотя вообще не ясно, да и черт с ними. Ты посмотри, какой инструмент мы с тобой поимели. Чудо-машина времени, пусть только в прошлое, но все равно обалденно. — Мной опять овладел зуд нетерпения. — А теперь давай к Петру после Полтавской битвы — посмотрим, что они там делают.

— Ты что, я боюсь.

— Мы тока тихонько посмотрим, не будем выдавать своего присутствия, микрофон отключим на всякий случай в настройках.

Я мысленно пнул по самой толстой заднице, отключил микрофон и выскочил в настройки времени. Середина июля 1709 года. Наверное, уже отпраздновали победу, страсти улеглись, можно и на Петра глянуть.

Петр Первый стоял у окна. Комната была большая, светлая. Скорее всего, это был дом какого-нибудь богатого человека. На стенах висели картины в массивных рамах. Стоял огромный буфет с посудой за стеклянными дверцами. Посреди комнаты стол, с одного краю стояли столовые приборы с едой. Похоже, Петр только что отобедал и переваривал какую-нибудь очередную затею. Он стоял, молча постукивая чем-то по подоконнику. Крепкого телосложения государь внушает к себе уважение и поклонение, от которого человек не испытывает унижения. А, наоборот, почтение и безоговорочное подчинение. Поэтому государь всегда должен являть собой монументальность и мощь.

— Кто здесь? — внезапно резкий голос прервал мои рассуждения. — Это ты, вестник?

— Да, — ответил я.

Но он, не услышав ответа, опять уставился в окно и замер. И тут я вспомнил про выключенный микрофон, он меня не слышит, он почувствовал мое присутствие, он помнит меня. Я включил микрофон и, собравшись с духом, позвал.

— Петр Алексеевич, я здесь.

Он резко обернулся.

— Покажись! Я хочу разговаривать с тобой, видя тебя.

— Хорошо, только со мной тут еще жена.

— Жена? — Голос выдал его изумление. — У тебя еще есть жена?

— Конечно, я же человек, а не дух, как вы меня представляете.

— Ну, покажись. — В голосе уже звучали нотки нетерпения.

— Я боюсь, — прошептала мне жена.

— Я тоже, — так же тихо ответил я.

Немного поколебавшись, давлю на «Z». Петр непроизвольно отшатнулся назад, к окну.

— Здравствуйте, государь. — Я машинально встал и поклонился.

— Здравствуйте, — автоматом повторила жена.

— И вам здоровья, — после некоторой паузы произнес царь всея Руси.

Он сунул потухшую трубку в рот.

— Чудно, чудно… — Похоже, он тоже в сильнейшем волнении. — Красивая у тебя жена. А ведь действительно, мы одержали преславную викторию над Карлой, как ты и говорил, и даже стих читал. Но только как ты знал об этом? Это же колдовство, не иначе. Или какие другие чудеса, которые мне неведомы? Расскажи.

— Да с удовольствием. — Я немного начал приходить в себя. — Только вам, государь, надо перейти к нам, чтобы увидеть это колдовство, как вы говорите.

— Хм, а ты меня не околдуешь? У меня дел здесь еще невпроворот.

— Не бойтесь, здесь нет никакого колдовства. — С языка срывалась самая откровенная ложь. — Просто надо принять невиданное ранее как действительно существующее.

Хотел бы я сам принять это все как действительно существующее, но свои сомнения не стал откровенно выказывать, дабы не напугать Петра.

— Только прикажите не беспокоить вас, чтобы никто не вошел в комнату, а вы пройдете к нам, и мы вам покажем, как мы живем. Вы в любой момент можете вернуться к себе.

Петр, немного поколебавшись, подошел к двери, открыл и крикнул кому-то.

— Меня не беспокоить, я отдыхать буду, надо будет — сам позову.

Затем подошел к моему столу со своей стороны, пристально посмотрел мне в глаза и решительно шагнул к нам, на нашу территорию.

— Ну, давай, показывай, что у тебя такое интересное. Хороша твоя жена, как есть хороша! Как зовут?

— Елена, — чуть поклонившись, произнесла она.

— Е-ле-на, — протянул Петр. — Имя-то знатное, благородное. Чьих кровей будешь, Елена? Греческих, римских?

— Сейчас уже не понять, за три века столько намешано, не разберешь, — ответил за нее я.

— За какие три века? — машинально спросил Петр.

— Как вам сказать попонятнее? С момента окончания вашего царствования.

Глаза у него расширились, и в них отразилось недоумение.

— Петр Алексеевич, дело в том, что мы с Еленой из будущего, а это наша машина времени. — Я указал на монитор. — Мы живем тоже на Руси, правда, сейчас мы называем свое государство Россией, и живем мы уже в двадцать первом веке, то есть через триста лет после вашего правления.

Царь смотрел на меня, и глаза его с каждой моей фразой расширялись и готовы были уже вылезти из орбит. Такого неподдельного удивления я не видел никогда.

Он ошалело помотал головой.

— Как двадцать первый век? Сейчас одна тысяча семьсот девятый год от Рождества Христова.

— Для вас в вашем времени — да, начало восемнадцатого века, а у нас здесь действительно начало двадцать первого. В это невозможно поверить, но вы и в свое время опережаете многие события, вы своими действиями опережаете свое время. Мы вам покажем такое, до чего наука в ваше время не могла даже додуматься. Вы готовы, Петр Алексеевич?

— Погоди, дай прийти в себя. — Он сунул погасшую трубку в рот, затянулся. — Черт, погасла. Сейчас велю разжечь.

— Зачем? Елена, подай спички государю. Хотя подожди, удивлять так удивлять. Принеси-ка лучше зажигалку.

Петр насторожился, жена вышла из комнаты.

— Тесно у тебя, вестник, заставлено все, потолок на голову давит.

— Тесно, Петр Алексеевич, тесно. — Вошедшая жена подала ему зажигалку. — Вот, пожалуйста.

Он взял в свои руки зажигалку и недоуменно посмотрел на меня.

— Что за штуковина? Как с нее огонь добыть?

— Очень просто: нажмите на эту кнопку — и появится огонь вот здесь, — ткнул я пальцем в сопло зажигалки.

Царь нажал осторожно на кнопку зажигалки, синий огонь вырвался из сопла. Он отпустил кнопку, огонь исчез.

— Колдовство, не иначе. А что горит?

— Газ.

— Не знаю сие. Занятная вещица.

Он с некоторой настороженностью поднес зажигалку к трубке и раскурил ее.

— Очень занятная вещица, — и осторожно положил на край стола.

Клубы дыма заволокли комнату, жена закашлялась, я тоже осторожно кашлянул.

— Что, табак не куришь? — Государь рассмеялся. — Вот дымом от тебя и буду защищаться. Чем еще удивишь? — Похоже, он взял себя в руки. — Показывай.

Хрущевские проектировщики явно не питали любви к советским строителям социализма, поэтому дома строили однообразно и экономно, чтобы человек всегда ощущал рамки светлого будущего. Я пригласил государя всея Руси пройти в большую комнату через кухню. Он вошел на кухню и недоуменно спросил:

— Это что за комнатенка?

— Это столовая современного россиянина.

Он громко расхохотался.

— У меня работные люди и то вольготнее дома имеют.

Он осторожно поворачивался вокруг своей оси, цепко оглядывая все своим взглядом.

— Я поясню, государь.

— Да уж.

— Вода сейчас поступает прямо в дом. — Открыв кран, указал на воду. — Огонь разводим на специальной газовой печи.

Я взял спички и зажег газ.

— Такого и во дворце у вас нет.

Петр протянул над огнем руку, удостоверяясь в увиденном.

— Чудно, ни дров, ни дыма. Чудно.

— А вот холодильный шкаф для хранения продуктов и зимой и летом. — Открываю холодильник и морозильную камеру.

Он сунул руку в морозильник и прислонил к стенке камеры, отдернул тут же приклеившуюся руку.

— А вот настоящий подарок для современных хозяек — стиральная машина: сама стирает, сама полощет, сама отжимает, — не давая опомниться государю, говорю я, открывая крышку Indesit.

Он присел на корточки, заглядывая вовнутрь машины, хмыкнул.

— Быть такого не может, покажь.

— Да запросто. Лен, покажи государю процесс стирки.

Жена принесла из ванной комнаты грязное белье, загрузила в машину, засыпала порошок, воткнула в розетку вилку, выбрала программу стирки и нажала на кнопку пуска. На передней панели вспыхнули яркие значки цифровой индикации. Петр смотрел как на чудо на все эти манипуляции и вздрогнул от ярких желтых цифр. Зашумела вода, заливающаяся в машину, и закрутился барабан с бельем.

— Машина сейчас будет греть воду сама и крутить туда-сюда белье в мыльном растворе, потом сама сольет воду и будет полоскать, затем бешено крутиться, отжимать воду, ну а женщины в это время ногти красят, сериалы смотрят, — пояснял я, внося сумятицу в голову царя.

Он завороженно смотрел на крутящийся барабан, как мы в свое время, когда впервые включили автоматическую стиральную машину.

— Чудная механика, чудная. И что, ты это купил все? И где? Дорого стоит?

— Да это все сейчас во всех магазинах продают. Дороговато, конечно, не всем по карману.

— А магазин — это что?

— По-вашему — очень большая лавка промышленных товаров, и лавок этих очень много по России. Наши современные купцы привозят товары, в основном из Китая, и продают.

— А что, все из-за границы привозят? В России не делают, не умеют?

— Да, в основном из-за границы. Пообленились нынче россияне.

— Почто так? Хорошо живут? — допытывался царь.

— Да нет. Дешевле из-за границы привести, чем у себя такое производство налаживать. Да и разучились уже. Наша экономика трещит по швам. Многое уже из-за границы везут. Или иностранцы у нас свое производство разворачивают, свои заводы строят.

— Так ведь хорошо. Стало быть, признали Россию-матушку, коль у нас заводы свои строят, не боятся.

— Это с какой стороны посмотреть, — протянул я. — В основном заводы по сборке готовых машин из их деталей, которые они привозят к нам. И в любой момент они могут остановить производство, если какой-нибудь кризис разразится, а людей — на улицу без выходного пособия.

— Что-то ты мудрено говоришь, я пока не пойму.

— Да мы и сами мало что понимаем. Крутят нами, как пешками, свои игры играют руководители.

— И кто сейчас в управлении? — Петр пытливо взглянул мне в глаза. — Свои, русские, иль иноземцы какие?

— Да вроде бы русские. За спину их не заглянешь, кто там на самом деле свои дела делает. Политика — дело темное и неблагодарное. Мы только после смерти своих правителей правду-то и узнаем, или что-то возле правды.

— Хех, согласен. А все-таки кто сейчас: Романовы, Нарышкины — кто?

— Эх, Петр Алексеевич. Пресеклась царствующая династия разом в одна тысяча девятьсот восемнадцатом году, а расстрел царской семьи Романовых положил конец монархии российской.

— И кто это порешил семью царскую разом? — Петр сильно затянулся, заметно напрягшись.

— Новая власть. Власть рабочих и крестьян.

Петр переменился в лице. Оно приняло злобное выражение, несколько схожее с тем, что я видел в первых фильмах про Петра Первого.

— Как чернь подняла руку на царя, на ставленника Божьего? — Он не проговорил, он прохрипел с натугой. Лицо его побагровело, глаз задергался. — Вы что здесь, белены объелись? Супротив царя, супротив Бога пошли?!

— Успокойтесь, Петр Алексеевич, почти сто лет назад это было. Страшное было время, тяжелое для России. Но эхо того времени до сих пор тяготит государство, слишком громадную цену заплатила Россия и за недальновидную политику последнего царя, и за бунт народный, который подорвал надолго устои государства. Да что я говорю. Я могу фильмы показать, если время найдете. Сами все и увидите, как было на Руси после вашего правления.

Последнюю фразу надо было попридержать.

— После моего правления? — повысил голос царь, но, спохватившись, взял себя в руки. — Голова кругом идет, с ума бы не сойти. Все как во сне, бред, да и только. Правду говоришь, вестник?

— Правду, государь. Пойдемте, я кино вам покажу про нашу действительность, как мы сейчас живем.

— А где это, далеко? У меня дел по горло.

— Да нет, недалеко, в соседней комнате.

Он воззрился на меня.

— Опять штуковину покажешь заморскую?

— Да, телевизор называется. Своего рода окно в мир, в мир нашей действительности.

Мы прошли в соседнюю комнату, где сидел мой младший сын и резался в «Контр-страйк». Он был в наушниках и даже не обратил на нас никакого внимания, киберпространство полностью поглотило его.

— Это мой младшенький на своем компьютере в игрушку играет.

Петр впился взглядом в его монитор. На экране мордоворот, до зубов вооруженный различным оружием, которое моментально появлялось в его руках, от ножа до автомата, носился по этажам, поливая огнем появляющихся солдат.

— Это что за оружие у него? — ткнув пальцем в монитор, произнес пораженный Петр. — Или это выдумка какая?

Сын сдернул наушники, обалдело глянул на Петра.

— На Петра Первого похож. Вы кто?

— Да Петр Первый и есть, — расхохотался царь. — Смотри, знают меня. — Он горделиво взглянул на меня. — Знают и помнят. Стало быть, правильное дело на Руси делаю, правильное, что и сейчас помните. Так из чего стреляют-то?

— Да из «калаша», из М-16, из «Глока», — приходя в себя, пробормотал сын.

— Ты по-нормальному скажи, — сказал я, — даже я с трудом понимаю, о чем ты говоришь. — И, уже обращаясь к царю, поясняю: — Это новые виды современного оружия, но здесь у него мультик, я потом настоящее покажу. А вот наш телевизор.

Петр подошел к телевизору, осмотрел его со всех сторон.

— И что за ящик?

— Секунду.

Я взял пульт и включил первую программу — шел очередной бессчетный сериал.

— Вот кино про нашу жизнь показывают, как мы сейчас мордобою учимся, не выходя из квартиры.

На экране наши доблестные правоохранительные органы пресекали очередную банду под вой сирен, тормозов и грохот выстрелов.

— Это на чем они ездят, из чего стреляют? Так быстро бегают, дерутся, не успеваю понять ничего, мельтешит все перед глазами. Чудно все как.

— Почаще заходите — привыкнете, — пошутил я. — Можно по каналам пробежаться, посмотреть, как в других странах живут.

— Как это?

— Да запросто.

Я стал щелкать кнопками на пульте, выбирая канал с английским языком, немецким.

— И с ними говорить можно? — Петр вплотную приблизил к экрану свое лицо.

— Нет, только смотреть и слушать. Это только с моего компьютера можно.

— Чудно, просто диво невиданное.

— Да, наука и техника далеко шагнули с петровских времен. Есть интересные открытия и изобретения, от которых даже у нас дух захватывает.

— Это ж какие? — спросил царь, не отрываясь от телевизора.

— Ну, например, в космос летаем, на Луну, на Марс. Строение атомного ядра постигли.

— На Луну? Да быть такого не может. Да как вы по воздуху летаете? Как птицы, что ли? — Петр пристально посмотрел на меня, проверяя, правду говорю или лукавлю.

— Да лучше, чем птицы, быстрее, выше и дальше. До Европы от нас за три часа на самолете можно долететь.

— А что есть самолет?

— Машина такая с крыльями, по воздуху летает, — развел я руки в стороны, изображая самолет.

— И что, тоже машет, как птица? — Он вперился в меня своим пронзительным взглядом. — Покажь!

— Да пожалуйста. Ну-ка, сын, найди по интернету какой-нибудь самолет.

Сын ошарашенно смотрел на меня недоумевающим взглядом.

— Вы что дуньку тут передо мной разыгрываете? Так я и поверил, что это царь Петр Первый. Он давно уж умер, лет триста назад, если не больше.

— Простите его, Петр Алексеевич. Он ничего не знает, — поспешил опередить я гнев царя.

— Что я не знаю? — не унимался сын. — Что вы тут скрываете от меня?

— Погоди, потом все объясню. Ты самолет покажи нам какой-нибудь.

Он посмотрел на нас, хмыкнул.

— Да пожалуйста.

Клацнул клавишами — и на мониторе появился военный истребитель Су-27.

— А почему этот? — поинтересовался я.

— Потому что самый лучший истребитель наш. Тут и видео есть.

Он запустил ролик, где истребитель разгонялся по аэродрому и взмывал в небо, довольно показательный ролик.

— Вот, пожалуйста, Петр Алексеевич, это и есть самолет, военный, наш, российский.

Петр не проронил ни слова. Он завороженно смотрел на самолет, на фигуры, которые тот выписывал в небе. И уж совсем застыл от удивления, когда истребитель выпустил две ракеты, которые смачно разнесли какой-то каменный дом.

— Во моща, — удовлетворенно протянул сын. — Классный самолет, зверский. На таком бы погонять.

— А еще? — подал голос очнувшийся государь всея Руси. — Еще покажь.

— Покажи пассажирский какой-нибудь.

— «Боинг», что ли?

— Ну, хотя бы и «Боинг», самолет же.

Он пощелкал клавишами, и перед нами показался салон самолета, где в три ряда по три человека сидели пассажиры.

— Смотрите, Петр Алексеевич, это внутри самолета. Помещается человек сто пятьдесят, чуть больше, и за несколько часов долетают из Америки до Европы. Или за три часа от Москвы до Парижа.

— За три часа?! Сказки говоришь. В карете с четверкой лошадей туда ходу на месяц хватит, а ты — три часа.

— Так ведь по воздуху, почти тысяча верст в час. Только вздремнуть и успеваешь.

— А ты так летал? — саркастически поинтересовался Петр.

— Я про себя и говорю. Прошлой осенью летали из Москвы в Париж, в отпуск. Вон, смотрите, как взлетает самолет.

Большой пассажирский «Боинг» разогнался по взлетной полосе, оторвался от земли и, убрав шасси, взмыл в небо, набирая высоту.

— И почему он не падает, а летит? Что его двигает?

— Как вам попроще объяснить? Вот как из пушки взрывающийся порох выталкивает ядро, а сама пушка откатывается в другую сторону, так и здесь используется специальная большая пушка — турбина, из которой вылетает огонь, толкая турбину в другую сторону. Вот на таких двух или четырех турбинах и летит самолет.

— А если что сломается?

— Самолет упадет, и все разобьются.

— И что, падают эти самолеты?

— Бывает иногда. С лошадей тоже падают и тоже разбиваются насмерть.

— Так ведь один, а тут сразу полтораста душ. И летают, не боятся?

— Летают. За скорость надо платить.

— Велика же плата.

— А теперь, сын, покажи нам какой-нибудь военный корабль. Я думаю, Петр Алексеевич, вам будет очень интересно, как выполнялись ваши указы и в наше время.

Петр, сузив глаза, пристально посмотрел на меня.

— Очень интересно, — и уже обращаясь к моему сыну: — Покажь, что теперь на морях российских делается.

Сынуля набрал в поисковой строке «Яндекса» запрос «военный корабль», и тот вывалил ему несколько сотен страниц. Первым выскочил «атомный ракетный крейсер «Петр Великий».

— Ну надо же! — воскликнул я. — В самый раз. Вот его и покажи в первую очередь во всей красе.

Сын щелкнул на странице, появилась фотография с текстом. Перед нами предстал корабль, вид которого производил завораживающее впечатление.

— Вот, Петр Алексеевич, крейсер, названый в вашу честь, «Петр Великий».

Царь как будто не обратил внимания на концовку моей фразы, он буквально впился в изображение на мониторе.

— Странно, а где мачты у этого крейсера? Как он ходит? И как велик в размерах? Где пушки? — Он чуть ли не касался лбом монитора. — Слишком маленькая картинка, чтобы все рассмотреть.

— Сейчас, государь, я прочитаю, чем он напичкан, а потом еще картинки посмотрим, где он покрупнее выглядит.

Пока я читал текст под фотографией, Петр смотрел и смотрел, не отрываясь от крейсера. Начинка корабля своими возможностями удивила даже меня. Столь мощное вооружение поражало своими характеристиками, и казалось, что более могучего корабля не найти и уничтожить такого монстра практически невозможно. Петр оторвался от картинки, затянулся трубкой, выдохнул клуб дыма.

— Ничего не понял. Что за ракеты? Что за радары? И как это из пушки выстрелить сорок выстрелов в минуту? И пушек-то маловато. А попасть в мишень на расстоянии семи миль — тут уж перебор. Ее глазами-то не увидишь, чтобы попасть. Что-то темнишь, вестник, или недоговариваешь. Понял, что велик корабль, велик. Сто двадцать пять саженей, двенадцать этажей, весь из железа — даже представить не могу. Далеко ушли ваши корабелы, далеко. Ну а другие картинки его покажь, вьюноша, — обратился он к моему сыну.

Сын запустил слайд-шоу, и на мониторе появились впечатляющие фотографии крейсера с разных ракурсов. Останавливая некоторые, я давал пояснения, чтобы хоть как-то продемонстрировать Петру возможности корабля. Очень впечатлила его картинка с запуском ракеты, которую я как мог, на пальцах объяснил. А возможность поражать противника на расстоянии до пятисот миль с помощью ракет просто развеселила его.

— Ну, ты это врешь, быть такого не может.

— Да очень даже может. Эти ракеты среднего радиуса действия. Есть ракеты стратегического назначения. Вы бы в свое время могли обстреливать с помощью таких ракет Стокгольм, не выезжая из Москвы. Хотя для такого города хватило бы и одной ракеты. Король Карл потерял бы все свои войска от одного такого выстрела.

— Уж не в преисподнюю ли я попал? Это что за оружие такое дьявольское? Мы о таком и помышлять не смели. Это ж сколько людей убить можно, винных и невинных? А город? От него ничего же не останется. И для чего такая победа, если нельзя воспользоваться трофеями, товарами?

— И это еще полбеды, — мрачнея, добавил я. — На это место лет триста нельзя будет зайти. Все будет заражено радиацией.

— А это что еще за напасть?

— Радиоактивное излучение. Это как солнце излучает свет и тепло, так и эта местность триста лет будет излучать смерть на многие десятки километров.

— И вы до сих пор воюете? — изумился Петр. — За триста лет после нас… — здесь он поперхнулся, — вы еще не навоевались? Уж можно было все завоевать и перезавоевать. Только торговать и к друг другу в гости ездить, удивлять новинками, диковинными машинами, достижениями ученых мужей.

— Так ведь она, торговля, и есть источник всех войн. Войны за рынки сбыта. Ведь вы сами окно в Европу рубили не топором. Мечом.

— Какое окно? — машинально переспросил Петр.

— Это так называлось завоевание выхода в Балтийское море. И, стало быть, война, многочисленные жертвы, которые были принесены для осуществления вашей мечты. Об этом любой школьник у нас знает, правда, сын?

Тот переводил взгляд то на меня, то на Петра и улыбался такой улыбкой, которая однозначно указывала на то, что психотерапевт был бы сейчас кстати.

— Чего молчишь? Или ты не знаешь по истории про эти северные войны России со Швецией за выход к Балтийскому морю?

— Ну, проходили. Что из этого?

— Вот, — торжествующе посмотрел я на государя. — Петр Алексеевич, за триста лет после вашего правления все изучено и переучено. Написаны сотни книг про эти войны, десятки фильмов сняты на эту тему. Кстати, у меня даже сейчас такая книга есть, так и называется — «Петр Первый». Хотите, покажу?

— Показывай. — Он был явно нетерпелив.

Я вышел в другую комнату и принес книгу, перечитанную уже дважды. Он взял ее в руки.

— Говоришь, здесь про меня написано, что делал, о чем думал, как окно рубил? — Петр пронзительно посмотрел мне в глаза.

Отвести взгляд сейчас — значит, внести недоверие в его душу, но и выдержать такой напор бешеных глаз тяжело.

— Да, государь. Тем более что сама книга написана основываясь на многочисленных летописях из разных источников, которые в основном говорят одно и то же, различаясь только в мелких деталях, — как можно тверже говорю я. — Ну и написана она как художественная, рассчитана на широкий круг читателей, а не на историков.

Он полистал книгу.

— Очень мелко написано, да и толстая. Писатель приврал, наверное, с три короба для красоты изложения вперемежку с фактами. Откуда ему ведомо, о чем я думал? Да и кто может это знать, кроме меня самого?

— Я могу судить о точности исторических фактов, изложенных в этой книге, они достоверны.

— Что ж, посмотрим, если смогу все прочитать.

— Хм, Петр Алексеевич, — ухмыльнулся я, — а вот это вряд ли получится.

— Что? — Он изумленно приподнял брови.

— Вам не придется читать эту книгу, не положено. — Внутри у меня все напряглось.

— Как не положено? Ты что, мне перечить будешь? — Глаза буравили меня насквозь. — Ты супротив меня идешь? Меня, государя твоего?

— Петр Алексеевич, — как можно мягче, но настойчиво сказал я, — вам эту книгу читать нельзя, запрещено.

— Кем запрещено? — напыщенно и угрожающе произнес он.

— Кодексом вестника — нашим кодексом, — сориентировавшись выпалил я. — Кодекс вестника запрещает посвящать кого бы того ни было из прошлого в факты его личной биографии в будущем. Это закон.

— А что, если я велю позвать солдат? Они выбьют из тебя шомполами весь этот кодекс!

— Зовите, если сможете. Вы же у меня в гостях, а не у себя в штабе, — как можно спокойнее сказал я.

— Мишка! — Зычный голос Петра взвинтил атмосферу комнаты. — Подь сюда!

Я напрягся, страх сжал, как обручем, мою грудь. Зная о том, что государь иногда самолично расправу правил, я отошел от него подальше.

— Что пятишься? Сейчас узнаешь, как перечить царю. Мишка! Где тебя черти носят?

В комнату быстро вошла жена.

— Что случилось? Чего вы так кричите, Петр Алексеевич? Не хотите ли чаю с медом, с пряниками?

Петр набычился.

— Где Мишка?

— Ваш Мишка там, в прошлом, а мы здесь, в настоящем, — певучим голосом, которого я никогда за ней не замечал, протянула она. — Так будете чай?

— Э нет, никаких продуктов! — почти выкрикнул я, выйдя из оцепенения.

— Что, тоже кодекс запрещает? А как же хлеб-соль на Руси?

— Здесь другой момент, медицинский. Нельзя употреблять ни пищу, ни воду, ибо наша микрофлора может оказать губительное воздействие на субъекты из прошлого. Вы же не хотите подхватить что-нибудь этакое у нас и, возможно, умереть, не выполнив своего предназначения там, у себя, в своем времени?

— Нет, не хочу, — буркнул царь, отводя глаза в сторону.

— Мы сегодня победили страшные болезни прошлого, такие как чума, холера, оспа, но взамен приобрели не менее страшную болезнь СПИД и ряд еще вирусных заболеваний. Поэтому я думаю, только водку можно здесь опробовать. И то только для профилактики возможных вирусных инфекций, чтобы не занести с собой туда, к вам.

— Ну, давай тогда водки. А то у меня голова скоро взорвется от увиденного и услышанного.

Я немного задумался: «Если ему дать водки, последствия могут быть непредсказуемыми. Потом придется вызывать полицию, а вот лишних персонажей нам не надо».

— Извините, Петр Алексеевич, но, пожалуй, в другой раз. Дома спиртное не держим, да и настоящую надо найти, чтобы не напороться на паленку.

---

— Что, поддельная водка? Ну все как у нас, до сих пор не перевели жулье. У нас за это головы рубят, чтоб людей не травили.

— А у нас нельзя, смертную казнь в России отменили.

— Что за причуды?

— А вот так, гуманное отношение к человеку как к таковому.

— А какое отношение к тем, кто людей насмерть своей водкой опоил? И как вы их здесь наказываете — в кандалы и в острог?

— Почти. В колонию на перевоспитание, на срок в зависимости от тяжести содеянного.

— Людишек потравил — и еще срок даете? На что? На перевоспитание? — Петр захохотал. Потом резко оборвал смех. — Плаха и топор — вот и все воспитание. Глядя на таких, другие задумаются. Значит, не будешь меня угощать? Ладно, возьми свою книгу, кодекс так кодекс. — Он протянул мне книгу, но, когда я взял ее, выдернул обратно. — А может, для государя российского исключение сделаешь?

— Я где-то читал, что, зная заранее свою жизнь, жизни не получится, лишь ожидание очередного известного сюжета. А вы, Петр Алексеевич, и так впереди всех в тогдашней России как минимум на десяток шагов. Вы сделаете в точности так, как здесь написано. Вы и без книги знаете, что делать. Она вам не нужна.

Он протянул книгу мне.

— Я и не собирался читать сей труд. А ты впредь не искушай слабых духом. Любой хочет знать, что там впереди, и только сильный идет вперед и видит все сам. А теперь отпусти меня, дела ждут, государственные.

— Да пожалуйста, Петр Алексеевич. Да и сыну вестника пора тайну приоткрыть, он уж весь извелся.

— Да, пора бы кончить эту комедию, меня друзья ждут в «Скайпе», вон звонки за звонками идут.

---

— Ну так идем, проводим государя.

Мы прошли в мою комнату, монитор мирно спал, чернея потухшим экраном. Я тронул мышку, и появилась комната государева.

— Никого, — удовлетворенно заметил я.

— Пусть попробуют нарушить покой государя — вмиг розог попробуют.

— Смотри, сын. Видишь комнату?

— Ну, вижу.

— А теперь смотри в обморок не упади, опозоришь меня перед царем.

— Не упаду, не бойся. Чего ты такого можешь сделать? — насмешливо сказал он.

— Ну, тогда гляди. — И я нажал клавишу «Z».

Стенка исчезла, и мы оказались на границе комнаты, почти в ней.

— Супер! — ошарашенно протянул сын.

— Слава Богу! — еле заметно прошептал Петр. Он шагнул быстро в комнату. — Не желаешь теперь в гости ко мне?

— Спасибо, Петр Алексеевич. Но я думаю, вам нужно отдохнуть и прийти в себя от увиденного и услышанного.

— Да, ты прав, такое надо крепко обдумать. И вот еще что. Не подглядывай за мной больше. Как придешь, сразу дай мне знать. И день-два не приходи — дел полно.

— Хорошо. До свидания.

Жму на «пробел», Петр остался только в мониторе.

— Как ты это делаешь? — Сын удивленно смотрит на меня. — Это же фантастика, обалденная фантастика.

— Да, но не совсем. Это дикая реальность, от которой у меня у самого голова кругом идет, сам пока в прострации.

Я вышел со страницы Петра Первого.

— Одуреть можно! — Сын просто захлебывался от возбуждения. — Как ты это нашел? Это можно теперь куда угодно попасть, все посмотреть. И даже можно туда сходить, прямо из дома! Везде побывать. Теперь ты наконец можешь попасть на свое море. Да что там на море — искупаться в океане, пожить на острове. В Париж загрузиться, в Лувр твой, и прямо не сходя со своего места разглядывать любые картины. Да чё разглядывать? Взял быстренько снял и себе в квартиру повесил, смотри, наслаждайся мировым шедевром у себя дома. Никто не поймает. Слушай! А в банк можно загрузиться? Ха! Прям в хранилище! Хапнуть кучу бабла и смыться. Да это можно квартиру доверху деньгами набить и не работать, а только веселиться в пространстве между прошлым, настоящим и будущим. А в будущее ты не пробовал? Давай в трехтысячный год заглянем! Там, наверное, кругом киборги уже шляются, за человеками гоняются. Давай глянем!

— Остынь. Я не успеваю отследить твои восклицания. Я сам весь в эйфории, да ты тут еще огня добавляешь. Успокойся. Надо аккуратно к этому открытию подойти. Наверняка тут есть какие-то ограничения, вернее сказать, правила, которые надо еще узнать, изучить и пользоваться. Потащишь картину из Лувра, а вход домой закроется — и останешься в нашем добром настоящем, один на один с французским законодательством. И потом, что за манера — хапнуть бабла, да еще квартиру доверху набить им? Ты саму суть этого момента пойми. Мы можем, я думаю, наблюдать и быть непосредственными свидетелями очень важных исторических событий, открытий. Своими глазами видеть историю. Это поважнее, чем тырить картины по музеям и банки вскрывать. Хотя можно найти другой способ зарабатывания денег, пользуясь этим нашим открытием. Например, проследить, как пираты Карибского моря зарывают клад и достать оттуда их награбленные драгоценности. Правда, потом могут возникнуть проблемы с реализацией. Лучше брать деньгами в валюте той страны и того времени, куда будем заходить.

— Где, у кого? — Ехидство аж светилось в округлившихся глазах моего отпрыска.

— Да и для чего нам теперь куча денег? Мы и без денег можем попасть туда, куда захотим. Деньги нам нужны будут только на еду, на одежду. Впрочем, по твоей версии, можно одеваться прямо в магазине ночью, когда никого нет.

— Во-во! Давай для начала мне комп обновим, а то мой тормоз достал уже.

— Двухъядерник тебе уже мал? Хоть бы путное что делал, а то в игрушки только режешься. Да и вообще, дай отдохнуть. После беседы с царем мне надо нервы остудить, а еще лучше — сосуды расширить коньяком.

— Ну, погоди! — Андрей крепко вцепился в новую игрушку. — Давай зайдем куда-нибудь еще. Только посмотрим, никого звать не будем.

— Ха, звать. Я с Петром три дня по кругу ходил, пока он поверил мне. А уж он-то более-менее умный человек был… Хм, есть теперь уж.

— Ну, давай в твой Париж сходим, в Лувр, — канючил сын, зная, чем меня можно зацепить.

— Тебе же там неинтересно было, все скамеечки обсидел, пока по залам гуляли. Если уж в Париж, тогда в гости к Наполеону.

— И как ты с ним общаться будешь?

— Как общаться? Вот видишь, первый тормоз уже есть. Мы ничего не поймем, и нас там никто не поймет.

— А может, там встроенный переводчик с голоса есть? Такое дело — и без переводчика?

— Давай глянем в настройках.

Я вышел на главную страницу.

— Давай я, — сынуля оттеснил меня от компьютера, — я быстрее разберусь.

— Смотри, аккуратнее. — Я ревностно следил за его пальчиками, шаловливо бегающими по клавиатуре. — Не нажми чего-нибудь лишнего, а то попадем в преисподнюю к дьяволу. Наверняка без него здесь не обошлось.

— Не боись, все под контролем, не такое еще раскручивал.

— Включи автозапись действий, чтобы потом можно было мне использовать.

— Да включил уже. — Сын отмахнулся от меня. — Иди отдохни, я позову, как разберусь.

— Ладно, пожалуй, надо сосуды расширить, а то голова трещит — спасу нет.

Я вышел на кухню, накапал себе грамм двадцать коньяка, прошел в зал и устало опустился в кресло.

«Здесь полчаса назад стоял Петр Первый — царь, самодержец всея Руси. Нет, этого быть не может». Мелкими глоточками выпил коньяк, поставил рюмку на подлокотник и откинулся на спинку. «Этого быть не может!»

Очнулся оттого, что сын тряс меня и возбужденно шептал в самое ухо:

— Пап, папа, проснись скорей! Мамка ушла в магазин, а я залез в компьютерный магазин где-то в Штатах, там компов завались. Надо в ихнюю ночь залезть туда и выбрать себе круть. Я уже присмотрел себе комп и монитор, можешь себе выбрать, пока светло, Лехе подобрать тоже.

— В самих Штатах — это круто, поймают — и получат супероружие всех времен и народов. Лучше в своих магазинах брать.

— Зачем в своих? У них возьмем еще по ноутбуку Apple, самых новых, у нас которых еще нет, и их новейшие «айфоны». Ух ты, аж трясет всего.

— «Айфоны», говоришь? — Я проснулся. — Если по одному на нос, то можно попробовать. Мать ушла? Ладно, давай попробуем, только не из магазина, а со склада, там камер меньше натыкано, и найти их надо в первую очередь.

Я подошел к компьютеру, в мониторе на полке красовались системные блоки на любой цвет и вкус.

— На склад надо сразу идти, пока там светло, и выбирать. Договариваемся сразу: по одному — и уходим.

Потратив целый час на нелегкий выбор из всего имеющегося, сделали снимки мест, где все находится, камеры не нашли, настроили свой компьютер на их ночь. На всякий случай надели новогодние маски.

— Давай подплываем сначала к компьютерам. Открываешь, я выскакиваю, беру три штуки, затаскиваю, сразу захлопываемся, и без всяких воплей.

Нашли полку с системными блоками, сверились, и Андрей открыл переход. Я выскочил наружу, схватил первый, сунул в комнату, второй, третий, заскочил в комнату, Андрей закрыл переход. Сердце чуть не выпрыгнуло наружу, ноги, руки тряслись, как в лихорадке. Первое трансконтинентальное ограбление свершилось.

— Сидим минуток десять, ждем. Если вдруг скрытая камера, то сработает сигнализация или охранники всполошатся.

— Класс! А я пока коробку свою вскрою, теперь у меня самый крутой комп будет, «Линагу» в два счета пройду.

Он как ни в чем не бывало схватил коробку и утащил в зал.

— Там операционку накатывать надо сначала.

— Леха сделает, мы ему такие подарки накатим — ахнет.

— Ага, ахнет, потом он еще что-нибудь придумает, куда залезть. А мамка нам всем так накатит за такие похождения.

— А мы ей тоже новенький «айфончик» дадим.

— Ну да, чтоб тоже в доле была.

— Про мышки-то игровые забыли. — Андрей принес, болтая на кабеле, старую мышку.

— Ага, ты их там видел?

— Да я и не вспомнил про них, тут сразу такое навалилось, голова кругом идет. Что бы еще взять?

— Все, как наметили, возьмем — и ничего больше. Сейчас губищу раскатаете с Лехой, потом греха не оберешься. Пока вроде тихо, давай ноутбуков парочку берем — и за телефонами.

«Поплыли» к полке с ноутбуками, схватил два, и сразу захлопнулись.

— Давай к телефонам, я что-то заблудился уже, мандраж какой-то напал, да и мамка скоро придет, хай поднимет и прикроет нашу экспроприацию.

— Пап, пап, смотри! — Андрей аж захлебнулся от восторга. — Приставки новейшие, Nintendo, у нас таких еще нет в городе. Давай одну цапанем.

— Зачем тебе приставка? У тебя компьютер в десять раз лучше. — Меня уже просто тряс озноб. — Тебя сейчас с этого склада не вытащишь.

— Дак, если уж залезли, чё не брать, одну ведь только.

— А-а, где она? Открывай.

Андрей открыл переход, я схватил коробку и бросил на стол.

— К телефонам — и все, ничего больше.

— Да тут я, возле них уже, бери четыре, на всех нас.

Из последних сил хватаю четыре коробки телефонов и просто валюсь в комнату на пол.

— Все, никаких складов больше, и Лехе не говори, где взяли. И без меня никуда, понял?

— Понял. Офигеть, за пять минут набрали столько всего, что за пять лет не купить. Еще бы бабла хапнуть где-нибудь, и вам с мамкой можно не работать, да и я на работу не пойду.

— Вот так, да? Только из-за денег на работу ходят?

— А для чего еще? Вот ты встаешь в шесть, тащишься на автобусе сорок минут на другой конец города, делаешь то, от чего душу воротит, начальник-дебил над этой же душой стоит, работу требует, потом вечером опять сорок минут обратно, час у телевизора — и спать. День прошел, год прошел, жизнь прошла, до пенсии надо еще дожить. И это жизнь? Хапнем миллионов сто, квартиру получше и побольше купим, машину новую, шмоток всяких, дачу покрасивее — и живите, путешествуйте в свое удовольствие, наслаждайтесь жизнью, займитесь делом, хоть бесплатным, но чтобы душа пела. Мы же не государство грабить будем, найдем каких-нибудь бандюг и позаимствуем награбленно-наворованное.

— Как ты собираешься их искать?

— Так у них самые крутые тачки, дома большие, в ресторанах деньги прожигают.

— Любой успешный бизнесмен может себе все это позволить, еще яхты трехэтажные и виллы у океана.

***

На следующий день, придя с работы и чуть открыв дверь квартиры, услышал вопли Андрея:

— …достала эта мышка тормозная! Вадик, ты где мышку покупал? Я уже скорость максимальную поставил, сам успеваю среагировать, а мышка еле тянется.

«В „Линагу“ режется, опять меня с этой мышкой доставать будет».

— Пап! Ну давай уже купим мне мышку нормальную, все обходят меня. Комп нормальный стал, а этот тормоз все портит. Давай еще раз на складик этот заглянем, возьмем мышку, коврик — и все.

— У нас в городе мышки перевелись?

— Ты знаешь, сколько мышка у Вадика стоит? Полторы штуки, и коврик семьсот.

— Это что за цены такие? А коврик позолоченный, что ли?

— Так это специальные геймерские мышки и коврики, время отклика минимальное, скорости суперские, как раз для скоростных игр. Тебе самому понравится.

— Мне уже ваши цены не нравятся.

— Так я к чему клоню: давай позаимствуем денежку у богатеньких бондиков — и закроем финансовый вопрос навсегда.

— Неизвестно, кто кого потом закроет. Единственное, что пока мне кажется, надо деньги брать «свежие», чтобы их можно было пользовать пару десятков лет без замены на новые, что может быть затруднительным делом. Как доказать их происхождение налоговикам?

— В дальние времена возьмем свежие, как ты говоришь.

— Сколько это окно просуществует, неизвестно.

— Тогда набрать золото и валюту — эти товары уж на все времена.

— Ну уж нет, никакого золота. Валюта еще куда ни шло, товар долгого пользования, впрочем, если пока дают ей пользоваться. В путешествии по Европе при прыжке через комп пойдет хорошее количество, там покупать товар, здесь в обход таможни пользовать. Так ты придумал, как искать «мешки» денежные?

— В кино видел, как в «Брате» главного по рынку хлопнули. Так, может, покрутиться сверху над рынком каким-нибудь московским, найти главного собирателя мзды с продавцов и к нему домой, в закрома, наведаться? Думаю, там много чего можно найти, и без счета.

— Или по Рублевке прошвырнуться по подвалам, правда, можно и честного богатея обидеть. Ну, давай по рынку побродим, там надежнее нечестного хапугу найдем.

«Покрутившись» над рынком около получаса, обратили внимание на двух крепких ребятишек, которые методично обходили каждую точку в торговом ряду. Подходили к продавцу, тот отдавал им деньги, те делали пометку в какой-то записной книжке, уходили и шли к следующему. Происходило это действие без каких-либо слов, тихо, спокойно. Можно было подумать, что это сбор оплаты за место, что в некоторой степени логично. Обустройство торговых палаток, мест торговли, охрана рынка денег стоит. Но все это можно делать безналично, без привлечения дополнительных сотрудников, хотящих некоторую оплату за такую работу. И наличные деньги в этом случае — это средства мимо кассы, мимо налоговой инспекции.

— Давай-ка проследим за этой парочкой свысока, куда они эти денежки понесут и кому.

Довольно просто было наблюдать за ними свысока из потустороннего пространства. Чуть прокрутили время вперед и встретили их на последней точке длиннющего ряда с разбухшей кожаной ручной сумочкой. Они сели в поджидающую их машину и поехали в администрацию рынка, вошли в здание, прошли по первому этажу, позвонили в одну из комнат. Открыл степенный кавказец.

— Как дела, все нормально?

— Мишаня снова артачится, не выторговывает он оплату.

— Пусть другое место ищет, подешевле, где-нибудь в Серпухове или Орехово-Зуеве. Завтра, если проштрафится, ко мне его тащите, а точку сегодня до конца дня закрыть. У меня полно желающих на его место.

— Похоже, что мы на правильном пути, — вполголоса сказал я, — теперь надо посмотреть, как кавказский дяденька считает денежки и кому переправляет, а может, сам отвозит.

Ребятишки выложили пачку разношерстных купюр на стол. Кавказец отобрал по две тыщи из пачки, отдал ребятишкам.

— Можно на обед, потом снова за работу. Я в шесть выезжаю. Чтобы вся сумма была уже у меня.

— Мы тоже поужинаем, проскочим в ваши шесть часов и глянем, куда денежки поедут мимо кассы, — подытожил я.

Но отлучиться не удалось. На пороге у кавказца возникли другие крепкие парнишки, они выложили пачку денег на стол, ухватили свой заработок и молча удалились.

— Конвейер, не иначе. Идет торговля на рынке у кого-то или нет, а здесь поднос денег стабильный. Так, я ужинаю, а ты поглядывай, если хочешь провести операцию по отъему денег, доселе неизвестную Остапу Ибрагимовичу.

— Это еще кто? — не отрываясь от монитора, прыснул Андрей.

— Остап Бендер. Вы в своих «Линагах» классику напрочь позабыли, думать разучитесь.

— Как раз наоборот, знаешь, как соображалка шлифуется, реакция на кончиках пальцев тренируется.

— Да, да, твои игрушечные способности потом бы как-нибудь к практике прикрутить.

(И еще как прикрутил впоследствии, проходя службу в части спецназа морской пехоты, отражая в составе роты атаки противника на их военный пункт особого назначения. Многие ребята роты играли на гражданке в «Контр-страйк» и, полностью используя приемы игры, смогли быстро захватить командный пункт полка противника вместе с начальником штаба. За что получили прозвище «Дикие отморозки». )

Наскоро перекусив, подхожу к Андрею.

— Еще три парочки приходили, деньги принесли.

— Понятно, идем к их вечеру.

Минут за десять до конца рабочего дня кавказец открыл шкаф, где стоял большой баул, поставил его на стол, похлопал по боку и глубоко вздохнул. Подошел к зарешеченному окну, посмотрел на пустеющие ряды торговых лавок — рынок закрывался. Обернулся на звонок в дверь, подошел, глянул в глазок и открыл.

— Забирай, мне сегодня еще по делам, деньги сам отвезешь. Передашь Вахтангу: недобор пятнадцать тысяч, пятеро взяли выходной, трое на больничном и трое призадумались, будем разбираться с ними.

Вошел прямо-таки верзила, взял баул, прикинул вес содержимого.

— Не беспокойся, сделаем.

Мы отследили, как верзила влез в черный квадратный «Мерседес».

— Поехали, теперь они привезут нас, скорее всего, к папе всего этого конвейерного хозяйства. Сколько же денег в этом бауле? Наверняка у них и своя торговля здесь хорошо налажена, мзду собирают, деньги сумками кому-то в карман сыплются. Вот и поглядим, каково хранилище денег. Думаю, сейфом тут не обойдется. Комната-сейф, не иначе.

— Чего гадать, — здраво рассудил Андрей, — щас все покажут.

Через час наш «Мерседес» вырвался на простор пригородного шоссе и еще минут через пятнадцать подкатил к замку. Открылась пасть ворот, и машина въехала на просторную стоянку, где стояли гораздо более респектабельные «Вольво», «Ауди» и даже степенный «Кадиллак». Верзила вылез с баулом, вошел через боковой вход в здание. Мы поспешили за ним, чтобы не потеряться в хитросплетениях коридоров и комнат замка. Баул уже стоял на столе в невзрачном помещении, и шустрые руки «кассира» выкладывали наличность на стол. Пачки уже были сформированы и перехвачены резинками. «Кассир» рассортировал пачки по купюрам, быстро пересчитал, сверил с записью в сопроводительном листке и занес данные в компьютер. Буднично, деловито, быстро.

— Ничего не создано, ничего не построено, а деньги — вот они и даже не пахнут.

— Ну да, знаешь, как они воняют, особенно когда новые, — возразил Андрей, завороженно глядя на шустрые руки «кассира». — Но лучше этого запаха нет, наверное, во всем свете. Они сразу воспроизводят запах всего: машин, квартир, дач и моря в теплых странах.

«Кассир» тем временем выпроводил верзилу и стал упаковывать пачки в большие полиэтиленовые пакеты, подписывая черным маркером сумму содержимого.

— Кстати, очень удобно: и видно, что лежит и сколько, и влага не попадет. Не думаю, чтобы они везли это в банк и клали на счета, хотя, может, и заблуждаюсь. Такую массу надо охранять, и очень тщательно, и от чужих, и от своих. Итого в бауле триста семьдесят пять тысяч рублей. Вроде и баул большой, а сумма не ахти. Ну, пачки соток, пятисоток, тысяч объем и набрали. Теперь ответственный момент, он складывает пакеты в полиэтиленовый мешок и несет в хранилище.

«Кассир» подхватил мешок, подошел к массивной железной двери и поиграл пальчиком, набирая код. Там что-то брякнуло, и дверь приоткрылась. Он вошел в хранилище, мы просочились следом за ним. Увиденное там просто повергло в шок.

— Ни хрена себе, — сказал как можно мягче я.

— Офигеть! — восторженно воскликнул сын. — Это мы удачно зашли.

Вдоль стен стояли стеллажи с полками, на которых, плотно прижатые друг к другу, теснились мешки с денежной массой, рассортированные по цветам и картинкам.

— Очень удобно, гляди. Не надо копаться в мешках, можно брать сразу самое необходимое, даже примерно прикидывая сумму в пакете.

«Кассир» подошел к столу, положил свой мешок, взял со стеллажа незаполненный мешок с тысячными купюрами, сложил туда вновь принесенные пакеты и заклеил полный мешок скотчем. Поставил его на стеллаж с тысячным цветом. То же самое он проделал с остальными пакетами из мешка. Пополнились стеллажи с пятисотками, сотенными и пятидесятками. Оглядев все стеллажи, он вышел из хранилища, свет погас.

— Темно. Ты камеру видел? — спросил я озадаченно Андрея.

— Не-а, я на мешки смотрел и «тащился».

— На первый раз простительно, любой нормальный человек поехал бы рассудком, глядя на такое. Ладно, отмотаем на пять минут назад, и давай все тщательно проверим, нам светиться никак нельзя.

Мы отмотали время на пять минут назад и перезашли в хранилище вслед за «кассиром». Буквально по сантиметру обшарили все стенки, потолок и внутреннюю часть двери хранилища. Обследовали внешние стороны трех больших сейфов. Камер не было.

— Напрасно. Доверяй, но проверяй. Я бы вывел камеру из хранилища себе в спальню на монитор и еще писал бы на отдельный жесткий диск. Перед таким количеством денег вряд ли кто устоит, слишком велик соблазн взять хоть крошечку якобы незаметно. Ладно, сейчас в полной темноте покрутимся в хранилище. У камер есть инфракрасная подсветка для съемки в темноте, вот ее и видно на смартфон.

В темноте камеры тоже не обнаружили.

— Ладно, последний штрих для безопасности: наденем мамкины колготки на головы, чтоб, даже будучи заснятыми, оказались бы инкогнито. Интересно, что в сейфах лежит? Скорее всего, валюта, золотишко, может, камушки. Валюту бы тоже прибрать, чтоб больше не искать нигде. Придется ждать, когда валюту принесут, хотя, когда Петр Первый хотел от меня досками отгородиться, у него ничего не получилось. Я видел его все равно хорошо и даже разговаривал с ним. Давай опять откатимся назад и, пока «кассир» будет возиться с мешками, заглянем в сейфы.

Снова перезашли в хранилище, направились сразу к сейфам и буквально через мгновение уж могли осматривать пачки долларов, евро в одном сейфе, золото в слитках во втором, украшения в коробках и футлярах и еще разные бумаги в третьем.

— Богатенький «буратинка», просто Рокфеллер рыночный. Ну что ж, начнем экспроприацию ночью, их ночью. Щас найду колготки, и до мамки еще успеем обогатиться и спрятать, чтобы не знала.

Я взял в шкафу на полке у жены новые темные колготы, отрезал ноги.

— Надевай. Ты за пультом, я в хранилище.

Наметили время входа их прошлой ночью, отсмотрели вперед и назад по десять минут времени от точки входа. В хранилище никто не входил.

— Ну, с Богом. Открывай.

Я с фонариком соскочил на пол хранилища сразу у стеллажа с тысячными купюрами. Осторожно раздвигая задние мешки на стеллаже на самой нижней полке, стал доставать по одному через несколько мешков, чтобы было не сразу заметно, и кидать их в комнату. Мешки были довольно увесистыми, и можно было предположить, что там по несколько миллионов. Затем подошел к стеллажу с пятисотками и также набрал с десяток. Обливаясь по́том от страха, заскочил в комнату.

— Закрывайся — и давай к сейфу с валютой.

Мы вплотную приблизились к валютному сейфу и протиснулись в его пространство.

— Открывай.

Уже не выходя из своей комнаты, достал с полок сейфа по десять пачек по двести и сто евро, а также по десять пачек по сто и пятьдесят долларов.

— Все, уходим домой.

Руки тряслись, как после самой тяжелой работы.

— Для таких дел надо иметь просто железные нервы и стальное сердце. Даже зная, что никто не поймает, страху натерпелся. Такое занятие не по мне. Лучше работать за зарплату, дольше проживешь.

— Ладно тебе! — Сын восторженно обнимал пачки валюты. — Три минуты страха — и теперь вся жизнь без работы. Только надо было бы еще чуток набрать, с Лехой поделиться.

— Ты сначала это пересчитай, уже тебе мало.

— А денег никогда много не бывает, странная это материя, уж очень летучая.

— Скоро мать придет, давай эту материю нам под диван затолкаем, в антресоли к моим деталям, валюту — в мой стол под столешницу. Там она никогда не лазит, и ты теперь не лазь, строго через меня и только рубли. Не надо особо сорить деньгами. Пока с нашими зарплатами на наших работах это будет слишком заметно. Продадим эту квартиру, купим в приличном доме с консьержкой, с внутренней парковкой, вот тогда и можно шик показывать, там это нормально.

— А мне на мышку с ковриком-то дай сейчас, завтра слетаю в магазин, куплю.

— Надо ближнее место хранения наличности организовать для текущих трат, чтоб мать не заподозрила. И ты попридержи свои желания, а то она дознание учинит и хай поднимет. Тихонько, осторожно введем ее в суть уже произошедшего, а там посмотрим.

Глава 8. Наполеон

Я нашел его на самом краю обрыва. Он стоял, заложив руки за спину, ветер трепал фалды его шинели. Океанские волны в неистовстве бились далеко внизу, только шум их доносился сюда, наверх. Он смотрел вдаль, и нельзя было понять, о чем он думает. Может, снова тешит себя слабой надеждой, что за ним придут, его вспомнят, его позовут, как это уже было во время его первого заточения на острове Эльба? Правда, до сегодняшнего его пристанища на острове Святой Елены несколько тысяч миль, да и охрана более серьезная — два военных корабля сторожат на рейде. Но все-таки. Он еще полон сил, и еще столько несовершенства в этом мире… Но заглянуть в его душу было не суждено никому. Приблизившись вплотную сбоку, я был потрясен увиденным. Наполеон Бонапарт, император всех французов, завоеватель Европы, плакал. Он плакал скупо, по-мужски. Слезы скатывались по его щекам, и он не пытался их смахнуть — ветер сбивал их на плечи. Трудно было предположить, что он сожалеет о своем заточении здесь, на острове, так, как о том, что в свои пятьдесят лет он многое бы еще сделал.

— Простите, император, что беспокою вас.

Наполеон стоял не шелохнувшись. То ли я вопрос от волнения произнес тихо, то ли ветер был слишком силен. И я уже крикнул:

— Император, вы слышите меня?!

Он вздрогнул, резко смахнул рукой слезы и медленно повернулся. Не найдя никого, он опять застыл в своей позе.

— Император, вы не можете меня видеть, только слышать.

Наполеон опять повернулся, лицо затянула злая гримаса.

— Кто здесь? — скорее машинально, чем осознанно спросил он.

— Вестник.

— Вестник? — удивленно произнес он, поворачиваясь вокруг своей оси. — И где ты, вестник?

— Я здесь, но видеть вы меня не можете, да и охрана не должна меня видеть.

— И что ты хочешь, вестник? — устало проговорил Наполеон, снова устремив свой взгляд на океан. — Уж голоса доносятся с небес, пора на встречу к ним податься… Говори, вестник, я слушаю тебя! — крикнул он, распахнув руки вширь. — Пора уже к вам? Но я здесь не закончил свои дела.

— Не с небес я, вполне земной. Меня так Петр Первый назвал, мне нравится. Вы же знаете Петра?

— Знаю, достойный государь. Так ты и его видел?

— Да, как вас. И разговаривал с ним, и военные корабли и самолеты показывал.

— Какие? — живо откликнулся Наполеон. — Хотя, впрочем, бред какой-то.

— Вовсе не бред, меня царь Петр наш долго не признавал, отказывался верить, до пистолетов доходило, по мне стрелял.

— Почему ваш?

— Так я сам из России, только на двести лет вперед живу от вас. Про вас почти все знаю.

— На двести лет вперед?! И что там впереди, меня хоть помнят там? Или позабыли?

— Конечно, помнят. Не только помнят, но и чтут как великого полководца. Романы пишут, фильмы снимают. Именами ваших маршалов названы улицы и площади Парижа. А прах ваш покоится в красивом соборе.

— Прах мой в Париже покоится? — Наполеон ухмыльнулся. — Живой я там теперь уже не нужен? Мертвый идол спокойнее, чем живой император. Такова истина всех времен. Я так понимаю, оружие из вашего времени царю Петру показывали. Что, до сих пор воюете?

— Увы, человек не может мирно сосуществовать. Войны идут, не прекращаясь, и у нас.

— И в чем сейчас у вас выражается политика войны?

— Одно и то же: рынки сбыта, территории и полезные ископаемые. Природные ресурсы — нефть, газ — встали сейчас во главу военных конфликтов. И вместе с тем развиваются армии, вооружение.

— А Франция? Как сейчас она?

— Живет и процветает в своих естественных границах, что было и при вас. Как нельзя сказать о других государствах. Сменились названия, сменились границы, нет королевств. И правят государствами президенты и премьер-министры.

— А что мой сын, он как-то проявил себя? — резко спросил Наполеон.

— Нет, никак не проявил. Вернее будет сказать, ему не дали проявить себя. Он знал о вас и помнил. Тоже был военным, дослужился до майора австрийской армии своего деда, потом заболел и умер. А вот жена ваша, Мария-Луиза Австрийская, наоборот, преуспела, была правительницей Пармы и многое сделала для процветания маленького герцогства. Народ ее очень любил.

— Да, мое учение не пропало даром, хорошая, стало быть, была императрица. А маршалы мои живы? Мюрат, Ней, Даву?

— Так вы же знаете, Мюрата и Нея расстреляли еще в тысяча восемьсот пятнадцатом, а Даву лишь немного переживет вас.

— А мать моя, Летиция? Что с ней?

— Матушка ваша переехала в Рим, последние годы вела уединенную жизнь и прожила до восьмидесяти пяти. Простите, император, можно теперь мой вопрос? — поторопился я, предупреждая возможные дальнейшие расспросы.

— Спрашивай, инициатива в твоих руках.

— Скажите, для чего вам нужна была Россия? Ведь, затевая поход против нее, вы наверняка оценивали опасную ситуацию. Враждебная Англия совсем близко от Франции и ненадежный мир с Австрией в отсутствие правителя в Париже. Русские под командованием Суворова в военной кампании в Италии доказали, что умеют драться. И потом, такую огромную территорию надо держать в повиновении вдали от самой Франции. Что было возможно в Европе, не подходит для России.

— Это вам сейчас известно. Тогда ситуация была другая, по моему мнению. И мне нужно было обезопасить себя от военного союза России с Австрией и Пруссией, которые тогда зависели от меня. Старика Суворова тогда уже не было, и кого-нибудь более или менее подходящего из генералов у русских я не видел. Да и бивали мы их уже неоднократно. И времени на раздумья тоже не было. Нужно было вывести из игры сильного соперника, еще более усилив свое влияние в Европе. И только тогда я мог сокрушить Англию, нашего давнего соперника. Но ваш Кутузов спутал все мои карты, он всячески уклонялся от сражения, прекрасно понимая, что я разобью его.

— Да, но битва при Бородино показала, что это не совсем так, — поспешил я вставить свое слово.

— М-да, Бородино… Здесь русские показали себя во всей красе. С такими солдатами, как у вас, и маршалами, как у меня, я мог бы завоевать весь мир и не стоял бы здесь, вдали от Франции. Отчасти эта битва и была неким отрезвляющим моментом, который повлиял на мой уход из Москвы без дальнейших больших сражений… Откуда ты знаешь все это? — Наполеон повернулся, как бы ища меня.

— Это уже история, давнишняя история. В наше время все можно узнать за считаные минуты. Технический прогресс за двести лет шагнул так далеко, что вашим фантазерам даже и не снилось.

— И вы теперь можете путешествовать во времени?

— Похоже, что так. Сам случайно эту возможность обнаружил.

— И что, ты видишь меня?

— Да, как будто рядом стою.

— А я смогу тебя увидеть?

— Конечно, только в комнате у вас, чтобы охрана не видела.

— Тогда я возвращаюсь. — Наполеон резко повернулся и направился в сторону дома.

Я следовал за ним. Он шел не останавливаясь, не задавая вопросов. Похоже, что он что-то задумал. И я уже пожалел о том, что заговорил с ним на берегу. Как бы он не затеял третье пришествие на престол. Ну, здесь его могу остановить даже я, никакие доводы его не помогут. Он так разворошил этот европейский муравейник, что Европа долго не успокоится. Да и Франция вздохнула свободней от кровавой повинности в пушечном мясе, которой он обложил всю страну мертвой хваткой. Только покажу ему современную Францию, Европу, если захочет — Россию. Это в моей власти.

Я вместе с ним миновал все караулы и вошел в дом. Он приказал своему слуге Маршану не беспокоить его до вечера и сам закрыл за ним дверь. Затем он оглянулся вглубь комнаты, все еще держа руками дверь.

— Ты здесь?

— Да, — эхом отозвался я.

— Покажись! — не терпящим возражения голосом приказал Наполеон.

Я занял позицию возле окна, чтобы меня не было видно с улицы, и нажал «Z». Мы молча смотрели друг на друга. Я судорожно поправлял гарнитуру электронного переводчика, наушник никак не держался в ухе.

— Ты человек? — наконец вымолвил он.

— Да, такой же, как и вы, из плоти и крови.

— И тебя можно потрогать, ты не растворишься, как мираж?

— Можно.

Наполеон еще постоял некоторое время, прислонившись спиной к двери, а затем медленно направился ко мне. Кто бы мог подумать, что я могу вот так запросто говорить с императором Франции, с тираном, от имени которого трепетали все короли Европы. С императором, который единолично перекраивал карты государств и повелевал судьбами миллионов.

— Странно, ты говоришь по-русски, но я слышу и французскую речь с каким-то странным оттенком.

— Это электронный переводчик. Я могу общаться с любым иностранцем, и все будут понимать меня, а я их.

Он склонил голову.

— Занятно. Не надо содержать и таскать за собой свору своих переводчиков и всякий раз сомневаться в точности перевода.

Наполеон подошел еще ближе, внимательно разглядывая меня и обстановку за моей спиной, стол, всякий хлам на столе. Он держал руки за спиной, и мне почудилось, что он страстно хочет перекреститься, или, во всяком случае, скрестил пальцы. Но держится молодцом. Человек-титан, вместо сердца кусок стали. Сердце, струны которого замолчали сразу же после расставания с Жозефиной. Он подошел вплотную, выпростал из-за спины руку и осторожно дотронулся до края моего стола. По лицу пробежала какая-то тень. Взял книгу, покачал, как бы взвешивая в руке.

— А исчезаешь так же быстро? — Отошел с книгой в руках.

— Да.

Я нажал «пробел» — Наполеон с книгой остался только в мониторе. Он стоял посреди комнаты, качая книгой, явно что-то раздумывая.

— И со мной можешь исчезнуть?

— Да без проблем.

— Проблемы будут у них, — повернулся он в сторону двери.

— Я могу вернуть вас сюда тут же, никто и не заметит, хотя для вас пройдет целый день там, в нашем времени.

Я чувствовал, что он хочет о чем-то попросить, но не решается.

— Хотите посмотреть на современную вашу Францию? — попытался я вывести его из затруднительного положения, появляясь также у окна.

— Хочу. — Он решительно шагнул на мою территорию, на секунду остановился у стола и подошел ко мне. — Хочу, показывайте!

Я щелкнул по «пробелу», Наполеон схватился за стол, потом резко выпрямился.

— И где мы сейчас?

— Двадцать первый век, Россия, — как можно более буднично ответил я. — Точнее, у меня дома. Прежде чем посещать Францию, необходимо переодеться. В такой одежде, как у вас, никто уже давно не ходит. Нужно подобрать вам костюм и, осмелюсь сказать, имя.

— Имя? — недоуменно спросил он.

— Да, имя. Я не могу там прилюдно называть вас императором. Никто не поймет, а излишнее внимание нам ни к чему.

— Зовите тогда Жозефом, так звали моего брата… Такая маленькая комната. Как вы здесь живете? — Наполеон обвел комнату глазами. — А там другая? — указал он на дверь.

— Да.

Он пошел к двери, он вел себя как император. На секунду скользнул взглядом по еще меньшей кухне и прошел в зал, я еле поспевал за ним. Жена лежала с кошкой на диване и смотрела очередной мыльный сериал. Наполеон остановился посреди комнаты и уперся взглядом в телевизор. Жена сбросила кошку с себя и вскочила.

— Вы кто?

Наполеон вопросительно повернулся ко мне.

— Дорогая, это Наполеон, собственной персоной. Моя жена Елена, — указал я на жену.

Он чуть кивнул.

— Откуда ты его взял? — Жена была вне себя от замешательства.

— Все оттуда же, из прошлого.

— Ты с ума сведешь нас своими похождениями! Хоть бы предупредил.

— Я не успел, все получилось спонтанно, — и уже обращаясь к императору: — Извините, император, я ее не предупредил.

— Да пожалуйста. Я сам словно во сне, все так неожиданно. А что это за устройство с живыми людьми? — кивнул он на телевизор. — Тоже ваше достижение современной науки?

— Да, это телевизор. Показывает спектакли, фильмы, новости, исторические события. Это очень сложный аппарат, преобразовывает сигнал из эфира в изображение.

— Пока непонятно, но забавно. Как они там помещаются? — Он подошел поближе, заглянул за телевизор.

— Мне трудно вам это объяснить, нужно делать экскурс в историю физических явлений, и это займет много времени. Примите это как интересный факт, тем более что таких фактов будет очень много. Кстати, можем поискать канал с новостями на французском языке.

Я взял пульт и начал перещелкивать каналы телевизора. Наполеон смотрел то на пульт, то на телевизор, где мелькали персонажи и события. Наконец появился новостной канал на французском языке, шли дебаты между кандидатом в президенты и действующим президентом Франции. Наполеон стоял все так же посреди комнаты и смотрел, не отрываясь, на их препирательства.

— Кто это? — спросил он после долгого молчания.

— Это президент Франции и кандидат в президенты. Сейчас там идет предвыборная кампания. Ну и в прямом эфире устраивают подобные мероприятия, чтобы избиратели видели воочию, кто что значит. Сейчас популярность действующего президента низкая, его все критикуют, ругают. Вот на этом и пытается сыграть его конкурент, раздавая щедрые обещания, что он все исправит и при нем жить будет лучше.

— И как часто такие выборы проходят?

— Обычно во многих странах раз в четыре года.

— И что, такая система эффективна?

— На сегодняшний день считается, что эффективна. Если действующий президент своими делами доказывает свою эффективность, что определяется устойчивым ростом экономики, повышением благосостояния граждан, не вызывает яростной критики оппозиции, имеет большую популярность, то он имеет больше шансов быть переизбранным на второй срок, но уже последний.

— А если президент глуп, то он четыре года будет сидеть на шее у государства и народ будет терпеть это четыре года? — усмехнулся Наполеон.

— Бывает и так. Но президент — это, как правило, лидер какой-нибудь политической партии, и свою состоятельность он доказывает еще задолго до выборов, успев приобрести опыт государственного управления на более низком уровне, в качестве губернатора провинции или в правительстве действующего президента. Но в истории всякое бывает. Например, президент Америки лишился своего поста из-за интимной связи с женщиной.

— Как это может быть? — воскликнул Наполеон. — Это привилегия императора, короля. Это было всегда. Иметь фавориток — это так же естественно, как выполнение любой другой государственной деятельности.

— Так было раньше. Сейчас за любовные домогательства лишают постов на любом уровне, невзирая на чины и звания. Впрочем, таким приемом пользуются и для устранения конкурентов.

— Похоже, времена действительно изменились, — задумчиво произнес он, скрестив руки за спиной. — И одежда совсем другая. В мое время короли и герцоги выглядели куда пышнее, чем эти высокопоставленные господа. Они что, еще и на государственном обеспечении? Не могут позволить себе более красивую одежду?

— Нет, это сейчас такой стиль делового костюма. И вам перед посещением Франции необходимо подобрать такой же костюм.

— Ты что, во Францию собрался? — вдруг подала свой голос жена. — Я тоже хочу. Возьмите и меня с собой.

Наполеон вопросительно посмотрел на меня.

— Жена просит взять ее с собой, мы там сейчас частенько бываем, Париж стал уже почти родным городом. У нас есть там небольшая квартирка, чтобы удобно было туда приезжать. А теперь попросим жену снять с вас мерки, чтобы в магазине подобрать подходящую одежду, и в путь. Пожалуйста, дорогая, помоги нам с одеждой по твоему вкусу.

— Пожалуйста.

Она сходила за портняжным метром, подошла к Наполеону.

— Разрешите, ваше величество, я сниму с вас мерки.

Он несколько отстранился.

— Не бойтесь, император. Это у вас портные — мужчины, — попробовал я успокоить Наполеона. — Сейчас женщины сильно потеснили наши мужские позиции. Они и руководители фирм, и в правительствах стран, и даже премьер-министры. Скоро президентами станут.

Жена тем временем сняла мерки и задумалась.

— Лучше сразу в магазине примерять, чтобы не подгонять.

— Так, в мундире императора мы не пойдем туда. Сначала я сейчас где-нибудь со склада ночью возьму что-нибудь попроще, а потом в ближайшем магазине подберем костюм, рубашку и обувь.

— Ладно, тогда неси джинсы, размера так пятидесятого, пошире в талии, футболку с каким-нибудь тонким свитерком, все с ростовкой под сто шестьдесят, да кроссовки тридцать девятого размера. Здесь приоденем — и в магазин для дальнейшей примерки.

— Присаживайтесь пока, Жозеф. — Я пристально посмотрел ему в глаза. — Я скоро вернусь.

Глаза его были спокойны и холодны. Он сел на диван и стал дальше смотреть словесную перепалку своих соотечественников, мелкие вопросы по одежде его не волновали.

Я изрядно повозился на складе одного из магазинов, чтобы подобрать все необходимое, и вернулся с ворохом одежды.

— Идемте переодеваться, Жозеф. Нас ждет Париж. Мы пойдем в то время, когда цветут каштаны.

Мы пошли в мою комнату переодеваться.

— Снимайте ваш императорский мундир, повесим его в шкаф.

И тут я столкнулся с неожиданностью. Мало того что Наполеон не мог сам толком раздеться, он вообще без моей помощи не смог надеть джинсы, футболку и свитер. Джинсы я подтянул ремнем на его большом круглом животе, а длинные штанины подвернул. Жена обрежет как надо. Кое-как напялили кроссовки.

— А теперь к зеркалу, император.

Он неуклюже прошел к зеркалу, осмотрел себя и произнес свою уже ранее знаменитую фразу.

— От великого до смешного один шаг. В этих штанах неудобно ходить. Это одежда для портовых грузчиков Марселя, а не для императора Франции.

— Вот поэтому мы сейчас пойдем в магазин и там подберем вам нормальный костюм. Заодно прогуляетесь по нашей России, посмотрите, как мы живем.

Он напрягся.

— Мы пойдем без охраны, так просто?

— Конечно, никто не знает, что вы император Франции. Никто даже сходства не заметит. Вы сейчас похожи на простого гражданина, в такой же одежде, как у всех. Идемте. Теперь хоть в магазин, хоть в театр. Даже в Париже можно появиться в такой одежде, никто ничего не скажет. Такая одежда сейчас универсальна для большинства городов мира. Но мы выберем костюм поудобней, чтобы вам было более комфортно. Дорогая, ты ведь поможешь нам?

— Ладно уж. Себе что-нибудь присмотрю, раз в Париж собрались.

Глава 9

— Слышь, вестник, вот ты со своей штуковиной везде побывать можешь, все подсмотреть. Давай залезем в военный арсенал ваш какой-нибудь и возьмем оттуда ваше современное оружие.

— Это еще зачем? Кодекс запрещает использовать новые виды оружия в прошлых временах. Потому что это может значительно исказить историю и последствия могут быть колоссальными.

— Что ты заладил про свой кодекс? Думаю, крепость Выборг брать. Мы ее все равно возьмем, но хочется побыстрее, иначе солдат много положим. Только проверим на этой крепости. Уж очень хочется попробовать ваши пушки в деле.

— Какие пушки, государь? Десяток ящиков с взрывчаткой — и любую крепостную стену можно разнести.

— К стенам не подобраться, да и пороху много надо.

— Так ведь мы можем появиться прямо у стены, заложить ящики прямо из комнаты и поставить радиоуправляемый взрыватель. Никто и не заметит, а фейерверк будет как на параде Победы.

— Ну так ты согласен? — Петр с надеждой взглянул на меня.

— Я только предположил, что так можно.

— Не дури, вестник, я по твоим глазам вижу, что тебе самому интересно попробовать. Давай, а я тебе грамоту царскую пожалую, что, мол, это в защиту государства Российского дело произведено. Глядишь, тебя твои начальники и не тронут. Давай.

— Да где я этот арсенал армейский найду? Все ведь засекречено.

— А ты найди, вон у тебя какая штуковина. Мне бы такую. Я бы не токмо окно в Европу, я бы дорогу широкую туда проложил и сделал бы Россию равной среди европейских государств. Чтобы знали, чтоб уважали и торговали на равных.

— Хотя вспомнил, есть такой, и совсем близко от нас. Да я даже бывал в этой части, у меня там однокашник служит.

— Вот, давай, давай посмотрим, что там есть.

Я набрал адрес, год — как раз тот, когда к приятелю приезжали с сыном компьютер ремонтировать. На мониторе появился вид поселка, и, манипулируя клавишами, я побрел к проходной части и далее вглубь, пытаясь найти вход в склады. Они угадывались по огромным ангарам. Вошел внутрь одного, но из-за закрытых дверей ангара и выключенного освещения ничего не смог увидеть. Пошел в тот, где как раз в ворота въезжал крытый грузовик. В нем было светло, солдатики разгружали один из грузовиков, который стоял внутри. Аккуратные ряды ящиков уходили вглубь и вширь ангара.

— Надписи на ящиках надо читать, — сказал я задумчиво.

— Так читай, тебе же лучше знать, где что лежит. — Петр проявлял нетерпение.

— Вот автоматы АК в этих, — рукой показал я на стопку ящиков. — А здесь, похоже, гранатометы. Нет, в этом ангаре не должно быть взрывчатки, она должна храниться отдельно от оружия. Значит, надо в другой, выходим отсюда. Вот ведь, еще сразу и не найдешь.

Все другие ангары оказались закрытыми, и в потемках ничего не было видно.

— Что будем делать, Петр Алексеевич?

— Давай выходим, возьмем свечи и посмотрим.

Я недоуменно посмотрел на него.

— На склад боеприпасов с открытым огнем? Фонарик же есть. А если кто зайдет ненароком?

— Давай свой… как там… фонарик да пошли. Выходить не будем далеко.

Я взял фонарик, и мне пришла мысль. Можно, не выходя с места, открывать проем и читать надписи, пока не найдем. Смыться — одно движение клавиши. Я нажал «Z», стена исчезла, и мы оказались прямо на ящиках с патронами. Свет из комнаты освещал очень хорошо, но пока не то, что нужно.

— Как им светить? — Петр крутил в своих руках фонарик.

— Вот эту кнопочку нажимаем. — Жму кнопку, и яркий свет бьет по глазам царя.

Он вздрогнул, повернул фонарик на ящики и по ящикам спрыгнул на пол, я даже вздрогнул от такой прыти.

— Осторожно, Петр Алексеевич, потише, охрана может услышать.

Он обернулся и громким шепотом произнес.

— И что нам искать? Какие ящики?

— Сейчас я подойду, сам не знаю, как они должны выглядеть.

Я осторожно вышел из-за стола и ступил на ящики. Надо было бы сначала посмотреть где-нибудь в инете, как хранится взрывчатка, но сейчас Петра отсюда не вытащить, пока он не найдет что-нибудь подходящее.

Мы осторожно вышли в проход между ящиками, и сразу на другой стороне я увидел зеленые ящики с аббревиатурой «ТНТ». Тринитротолуол, или попросту тротил, то, что надо.

— Вон, Петр Алексеевич. Вот то, что нам нужно. Называется тротил. Одного ящика хватит, чтобы дом разнести вдребезги.

— Дом! — усмехнулся царь. — Нам крепостную стену проломить надобно. Тут таких ящиков штук двадцать надо, чтоб с первого раза и наверняка. Ну что, тогда берем эти?

— Двадцать ящиков! — ужаснулся я. — Куда мы их денем дома? Жена нас на порог не пустит с таким грузом.

Петр призадумался.

— А мы сразу ко мне вынесем.

— Нет, сразу не получится. Мы возьмем пока один, и нам надо специальную мину где-нибудь найти с часовым механизмом. Надо попробовать рвануть один ящик дистанционно. Проверить, как это сработает, а заодно узнаем, сколько ящиков понадобится.

— Что еще за мина с часами? Какой от нее прок?

— Удобная штука. Можно, конечно, и радиоуправляемую мину найти, но где ее искать, я пока не знаю. Эта еще лучше. Можно устроить взрыв когда нужно, в любой момент. — Похоже, что я уже вхожу в раж. Как бы проблем дальше в истории не наделать, поддавшись уговорам Петра. — Давайте один ящик берем на пробу. Один-то можно и дома припрятать, или лучше к вам в комнату. Там уж никто его не найдет.

Петр играючи поднял ящик, поставил на другие, где находилась наша комната, взобрался на них и внес взрывчатку ко мне домой. И тут меня осенило, и не просто осенило, а просто засвербело: «А что, если прихватить с собой пару десятков автоматов с патронами и показать их возможности царю. Да и потом, атаку с ними легче организовать. Еще бы снайперских винтовок с десяток. За километр можно поснимать всех солдат с крепостной стены, тем самым прикрыть атаку наших войск. Да! Пожалуй, я бы смог правильно организовать атаку на крепость, используя современное оружие, если чуть-чуть поднатаскать петровских воинов».

— Ты чего застрял? — прошипел Петр. — Пошевеливайся.

— Ага, сейчас, — быстро скомкал свою мысль, испугавшись, что Петр прочитает ее.

Я заскочил в комнату, щелкнул по «пробелу», ангар исчез. Я сохранил ссылку в компьютере — взрывчатка есть. Надо мины радиоуправляемые искать, но это долго.

— Петр Алексеевич, мне надо мины поискать, это займет немного времени. Как я их найду, сразу испробуем ящичек на мощность. А пока давайте его к вам перекинем, пока жена не вошла.

— Давай. Жены он испугался. Кто в доме хозяин?

— У нас теперь равноправие.

— Да-а! — усмехнулся царь. — Может еще, бабы вами управляют?

— Местами встречается и такое. После вас на Руси правили исключительно царицы.

— Кто ж такие? — Петр неестественно напрягся.

— Сначала жена ваша, Екатерина Первая была. Затем Елизавета, дочь ваша. — При этих словах лицо царя вытянулось от удивления. — А последняя — принцесса немецкая, Екатерина Вторая.

— Да вы что?! — вскричал царь. — Рехнулись, что ли, баб на трон садить?! Что, мужчин в государстве после меня не нашлось?

— Были промежуточные государи, но их окружение окрутило. Пришлось петровским гвардейцам порядок в государстве наводить с помощью штыков.

— Военный переворот?

— Да. Они-то дочь вашу и призвали к власти, дабы воспрянул пошатнувшийся дух Петра.

— У меня и дочь была? А что за Екатерина Первая — жена моя? Откуда?

— История, Петр Алексеевич. Это уже история.

— Очень интересно. Ладно, давай выпускай меня. Надо еще разведку произвести, куда бомбу закладывать.

— А что ее производить? Можно не сходя с места, отсюда все и посмотреть.

Петр с ящиком застыл, посмотрел на меня.

— А ну, давай глянем. Только ящик к себе вынесу, открой.

Я глянул в комнату Петра, там было пусто, нажал «Z». Петр вздрогнул, что-то прошептал про себя и зашел в свои апартаменты. Он с ящиком встал посреди комнаты, не зная, куда его приткнуть.

— В уголочек поставьте тихонько, а сверху набросьте тряпье какое-нибудь, — участливо посоветовал я.

Он осторожно поставил ящик на пол, крутанулся взглядом по комнате.

— Ладно, прикрою опосля, у меня никто не возьмет — мигом голову скручу. Я выйду на минуту, указания кой-какие дам, пусть готовятся к штурму.

— Да, Петр Алексеевич. Тут я подумал, воронка после взрыва большая будет.

— Что будет? — не понял он.

— Яма большая после взрыва будет, сильная помеха наступающим войскам. Надо бы мешки с землей заготовить и подводы под них.

— Смотри, соображаешь. Ладно, указ дам, чтоб заготовили. Жди.

Он вышел через дверь, я закрыл вход в комнату. Выдернул наушники из разъема, чтобы сразу услышать, когда государь появится у себя, откинулся на спинку кресла. События приобретают нездоровый оборот, я сам уже втянулся в эту авантюру. Как бы с историей не накосячить. «Ну а что? Крепость они все равно взяли тогда. Я лишь подмогну им чуть-чуть. Глядишь, царь Петр и поверит в мои возможности как вестника. Главное, на поводу у него не пойти. Еще не в такую битву затянет, танки потребует, пушки. Да, на танке против шведов, на крепость. Тремя-четырьмя выстрелами в упор можно ворота разнести, а там…»

Дверь грохнула у Петра, я очнулся от мечтаний.

— Вестник, ты здесь?

— Да, Петр Алексеевич.

— Открывайся, глянем на крепость.

Я открыл вход, он прошел ко мне.

— Ну как вы живете в такой тесноте? — в который раз возмутился он. — Что такие маленькие комнаты делаете, не повернуться?

Он придвинул стул ко мне поближе.

— Давай, диспозицию шведскую показывай.

— Как городок называется? — спросил я.

— Выборг, одна тысяча семьсот десятого года.

— Хорошо, сейчас попробуем найти.

Набрал в поисковике название города, год, и перед нами показались улочки, дома. Мы оказались, наверное, сразу внутри крепости.

— Во как, мы ж сразу в крепость попали. — Петр впился взглядом в монитор. — Так мы тогда можем прямо внутри моих солдат высадить у ворот, они охрану перебьют и ворота откроют, и ничего взрывать не надо.

Он хлопнул меня по спине так, что я чуть не снес головой монитор. Я очумело зыркнул на царя.

— Вы что?! Сломаем комп — вся затея накроется, и вы здесь останетесь.

Он вскочил.

— Давай, вестник, давай эту диспозицию посмотрим. Эх, хоромы твои малы, даже рота не поместится. А тут не меньше батальона надо, чтобы ворота удержали до подхода основной армии. А армии заранее тихо к крепости не подойти, суматоха начнется, к воротам войска нагонят.

Я не стал поддерживать идею Петра высаживать десант прямо из моей комнаты. Конечно, идею можно было бы и развить. Набрать автоматов, патронов, гранат. Подобрать и обучить самых сноровистых ребят. А в интернет сейчас можно и на большой лесной поляне выйти, хоть полк загнать в наше время и с этой же поляны перекинуть прямо в крепость ночью. И дело решится несколькими часами, а не двумя месяцами, как в тысяча семьсот десятом году.

— Да, вы правы, Петр Алексеевич. Шуму наделаем — все дело испортим. Лучше воспользоваться взрывчаткой, и не снаружи, а изнутри ее заложить, и поближе к воротам. Чтобы сразу два прохода получилось.

— А почему изнутри? Сразу заметят.

— А мы не на улице, а в какое-нибудь строение. Прямо внутри, спокойно, днем, когда шуму больше снаружи будет. Найдем только хибару нежилую или, может, склад прямо у стены.

— Соображаешь, давай посмотрим.

Мы «поплыли» вдоль стены, отыскивая крепостные ворота. Солдаты везли на повозках мешки с чем-то. Везли все в одну сторону.

— Ворота заваливают изнутри мешками с землей, чтоб мы тараном не пробили, — заметил Петр. — Готовятся основательно, надеются, что мы не возьмем крепость. Еще как возьмем! Правда, вестник? Стоп! А почему они готовятся к штурму? Я указ только две недели назад подписал на штурм Выборга. Это ж что получается, они уже знают? Кто-то из моих штабных донес? Собаки, никому веры нет! Прознаю — самолично голову срублю.

— Да, неспроста это, Петр Алексеевич, действительно готовятся к штурму.

— Что теперь, операцию отменять? Они же за помощью в Швецию поскачут. Нет, придется Выборг со всех сторон обкладывать и от помощи их защиту держать. Вот ружей у них много, очень много. Да и ружья не чета нашим. Слышь, вестник, а что там малой твой показывал? «Калаши» какие-то? Выглядят чудно, но стреляют быстро. А такие настоящие можно найти?

— Так мы их и находили, когда в первый склад попали, когда взрывчатку искали.

— Так что ты не сказал? Умеешь такими пользоваться? Как сие оружие называется?

— Автоматы это. Или, скажем так, скорострельные ружья. Шестьсот выстрелов в минуту.

Петр воззрился на меня.

— Как это шестьсот выстрелов? Да когда ж солдат заряжать успевать будет? Сказки рассказываешь.

— Так это современное оружие. Один раз зарядил — и тридцать раз одиночными выстрелами без перезарядки стреляешь. Или очередями по пять-шесть выстрелов. Дальность стрельбы — до версты.

— Отлично, возьмем эти ваши автоматы, и ты обучишь моих солдат. — Петр перенес командный голос и на меня.

— Петр Алексеевич, мы так не договаривались. Мы договорились на опробование нашей взрывчатки, и только.

Государь посмотрел на меня долгим изучающим взглядом.

— Взялся за дело — терпи. Дело важное, государственное. За отчизну животы рвем. И не говори, что для вас это дело прошлое. Для меня это сейчас самое настоящее. Давай глянем, куда они мешки везут.

Действительно, через некоторое время мы оказались у ворот. Ворота были довольно массивные, отпирались внутрь узкого арочного пространства. Если заложить узкий проход мешками — никакой таран не поможет. А взвод солдат, вооруженный ружьями, без особых проблем перестреляет всех, кто попытается в этом узком проходе разбирать мешки.

— Здесь не пробиться, людей только положим, — задумчиво произнес Петр. — А снаружи и не узнать, какая тут ловушка может оказаться. Зело хорошую разведку произвели. Теперь надо смотреть, где лучше бомбу заложить. По летописям, толщина стен у земли до пяти метров доходит. Тут крепко надо думать, крепко. Может ваша бомба такую стену пробить?

— Не знаю, я не специалист в этой области. Пробовать надо. Не хватит — можно откатиться назад во времени, добавить еще взрывчатки.

Царь мотнул головой, вдумываясь в мои слова.

— Я уже просто не соображаю, о чем ты говоришь. Откатиться во времени. Бред какой-то. Вот бы мой митрополит с тобой побеседовал. Его точно кондрашка хватил бы. Так, с воротами туго будет. Надо в стене бреши делать. Давай пойдем посмотрим стены.

Мы поплыли вдоль крепостных стен замка.

— Надо снаружи, — предложил я. — Сначала там выбрать место, чтоб наступающим сподручнее было бежать к стене.

— Дело говоришь, давай. — Петр слегка подтолкнул меня.

Мы прошли сквозь стену — я сам опешил. Над снегом на бетонных опорах висел длинный мост, за которым простиралась ровная белая снежная равнина.

— А мост здесь для чего? — спросил я недоуменно.

— Пролив тут. Замок стоит на маленьком острове, — пояснил царь. — Крепость в крепости. Сам город — тоже крепость, обнесен сильной крепостной стеной. С суши крепость прикрывают бастионы, зело укрепленные. С моря тоже бастионы, но до них добраться сложнее, только с кораблей. Летом крепость прикрывают шведские корабли. Вот поэтому крепость надо брать зимой-весной, пока их эскадре лед мешает. А зимой стены неприступны. Пушки с бастионов, с замка всех губят. Тут надо в стенах бреши делать. И лучше всего со стороны пролива — и быстрым броском. Слышишь, вестник? Со стороны пролива стены рвать надо. В городской стене и в стене замка одновременно. Давай так. Две бреши в стене городской, саженях в двухстах друг от друга, чтоб войска в одну кучу не смешались. А в замке — недалеко от ворот, чтобы потом ворота изнутри открыть. Это будет лучшая диспозиция. Так и прикажу Апраксину, пусть занимает и укрепляет позиции со стороны пролива. А со стороны суши будем отвлекающий маневр производить, чтобы они силы разделили и пушки. Пушек у них много, зело много супротив наших. А нам, чтобы пушки доставить, время много потребуется, момент можем упустить. Сейчас надо действовать. Давай твои автоматы возьмем. Это быстрее, и польза от них большая будет.

— Ну, давайте попробуем. — Я уже сожалел о том, что затеял такую опасную авантюру. — Я сам могу обучить ваших солдат. С закрытыми глазами могу собрать и разобрать, да и стреляю неплохо.

— Вот и порешили. Думаю, штук двести нам хватит.

— Сколько?! — Меня охватила оторопь. — Двести штук! А куда мы их здесь денем? Да и нам вдвоем столько сразу не вынести со склада, помощники нужны.

— Помощники будут, ты только место найди поболе. Сначала к вам, а потом сразу к нам. У себя-то я место найду.

— Ну да. У вас за хранение оружия срок не дадут.

— Не бойся, царь с тобой, в обиду не дам! — И он громко расхохотался.

Глава 10. Наполеон

Мы вышли из дома, Наполеон остановился при выходе из подъезда. Рядом с подъездом стояло такси, симпатичная соседка с верхнего этажа усаживалась в машину. Хлопнула дверца, и такси плавно отъехало, освободив нам дорогу.

— Что это? — спросил он.

— Автомобиль, атрибут нашего времени. Их огромное количество в каждом городе мира. Раньше были кареты с лошадьми, сейчас машины.

— И мы тоже поедем на такой?

— Нет, тут идти недалеко. Конечно, здесь не свежий океанский бриз. Здесь выхлопные газы тысяч автомобилей большого города, потому придется потерпеть и привыкать. В Париже их еще больше.

Наполеон шел медленно, оглядывая дома, всматриваясь в людей, провожал взглядом автомобили. Мы подошли к нашей остановке общественного транспорта.

— Дорогая, давай прокатим Жозефа на троллейбусе.

— Смотри сам, тут и пешком недалеко.

— Жозеф, прокатимся на большой машине? — указал я ему на подходящий к остановке троллейбус.

Он молча кивнул. Для начала мы посмотрели, как входили-выходили пассажиры, чтобы император мог со стороны посмотреть, что это такое. Потом подошел наш номер. Людей было мало, и мы без сутолоки вошли в салон. Сели на свободные места, и троллейбус тронулся. Он резко набрал свой ход. Наполеон сидел напряженно. Он как бы оценивал свое состояние, свои ощущения. Осматривал салон, людей. На следующей остановке я встал.

— Нам пора выходить, Жозеф.

Он отрицательно мотнул головой — пришлось ехать дальше. Наполеон смотрел в окно на десятки разномастных, разноцветных автомобилей, обгоняющих троллейбус и проезжающих по встречным полосам. Разглядывал новых пассажиров, входящих на остановках. Впереди нас на сиденье плюхнулись две молодые девчонки и весело защебетали, беспрестанно хохоча. Видно было, как Наполеон вслушивается в их разговор, и неожиданно произнес:

— Бонжур, мадемуазель.

Девчонки разом оглянулись, секунду разглядывали его, потом расхохотались и вспорхнули к выходу.

— Идемте и мы, нам тоже выходить, — пригласил я его к выходу.

Он поднялся, слегка поморщился, и мы вышли.

— Ну как, понравилось?

— Необычно и довольно быстро.

Мы вышли на центральную площадь нашего города. Летом днем на площади всегда малолюдно, горожане в основном на работе или на даче. На площади работали фонтаны, скучающие продавцы детских аттракционов посиживали на лавочках, ожидая своих маленьких посетителей. Мы медленно продефилировали через площадь к торговому центру.

— Вот и наш магазин, здесь, я думаю, мы подберем все необходимое. Идемте, Жозеф, придется набраться терпения. Я сам не любитель походов по таким магазинам, поэтому всецело доверяюсь своей жене. Она меня одевает и обувает.

В здании торгового центра кондиционированный воздух приятно облек тело. Магазинчики по продаже одежды и обуви располагались на втором этаже, и мы подошли к эскалатору.

— Давай ты первая, дорогая, а мы за тобой.

Жена спокойно встала на ленту эскалатора и поплыла вверх. Наполеон остановился, не решаясь пойти дальше.

— Смелее, Жозеф, вставайте на ленту и держитесь рукой за поручень.

Он подошел ближе, поставил ногу на эскалатор, и нога поплыла. Он судорожно ухватился двумя руками за поручень и машинально ступил на ленту второй ногой. Я встал сразу за ним, чтобы удержать от возможного падения назад.

— Встаньте аккуратно на ступеньки, и все будет нормально.

Он переступил, все еще держась обеими руками.

— Теперь смотрите, как Елена сходит с ленты и делайте как она.

Он почти спрыгнул с эскалатора.

— Нельзя, что ли, обычную лестницу сделать? Так же и разбиться можно!

— Лестница есть с другой стороны здания. Немного потренируетесь — и понравится. Детям очень нравится кататься на нем. Ну, идемте дальше.

Мы подошли к одному из многочисленных магазинчиков по продаже костюмов. Жена деловито прошла сразу к нужному размеру и стала присматривать что-нибудь пристойное, на ее взгляд. Наполеон подошел к ней, провел рукой по плечам висевших пиджаков. Жена вытащила один из костюмов и примерила на него. Он посмотрел и отрицательно покачал головой, хотя мне цвет и фасон понравились. Жена вытащила второй костюм, он внимательно оглядел его и утвердительно кивнул.

— Тогда меряйте пиджак в примерочной, а я еще посмотрю.

В примерочной Наполеон с трудом стянул с себя свитерок, и я помог ему надеть пиджак, но тот оказался узковат в талии.

— Маловат размерчик, побольше надо. Стойте здесь, я сейчас принесу другой.

Но жена уже шла с двумя пиджаками.

— Что, маловат? Вот, померяйте эти.

Наполеон с трудом влез в очередной пиджак, который был ближе к желаемому, но, похоже, цвет ему не понравился. Он снял его, протянул руку за другим.

— Вот у этого цвет более подходящий.

Он, кряхтя, с моей помощью облачился в третий. Я застегнул ему все пуговицы. Наполеон осмотрел себя со всех сторон и остался доволен.

— Как брюки будем примерять? — обратился я к жене.

— Надо примерять здесь, чтобы хоть по полноте подходили. Длину я убавлю, а вот с бедрами не справлюсь.

— Нет, давай возьмем этот костюм и брюки отдельно — несколько подходящих по размеру. Дома попытаемся примерять, здесь народ со смеху помрет, увидев, как мы его одеваем.

— Да уж.

— Ты подбери ему брюки — так, прикинем сверху по длине и полноте. Ремень возьмем, утянем, если что, под пиджаком не видно будет.

— Ну конечно, скажешь тоже.

Кое-как покончив с костюмом и брюками, выбрали пару сорочек, ремень и туфли. Оглядев нас, увешанных сумками и коробками, жена со смехом объявила:

— Я вас одела, теперь себе кофточку посмотрю.

В женском магазинчике, углядев мягкий диванчик, мы, как по команде, плюхнулись на него.

— В последнее время я так не уставал, как сейчас, — проговорил Наполеон. — Все примерки мне делали на ходу и приносили готовый мундир.

— Это еще не все, сейчас жена будет примерять все, что висит. Так что терпение нам еще пригодится.

— Это все же лучше, чем сидеть на острове и смотреть, как препирается между собой мое окружение.

Жена долго ходила между рядов с кофточками, смотрела, щупала. Затем взяла пару, пошла в примерочную. Через некоторое время выглянула оттуда.

— Ну как?

— Ты в Париж собралась, надо что-нибудь повеселее, а эта серенькая какая-то.

Она скрылась за портьерой и через пару минут выглянула уже в другой кофточке.

— Эта уже поинтересней, только маловата.

— Да уж вижу, надо еще посмотреть.

Она опять пошла по рядам.

— Этих кофточек уже девать некуда, шкаф ломится от женской одежды. То ли дело у меня: один костюм на работу, в магазин и в театр, только рубашки меняю почаще.

— У Жозефины было несколько тысяч нарядов, некоторые она даже и не надевала. Целые комнаты ее дворца были завалены платьями, — задумчиво произнес Наполеон.

— Вы, говорят, ее очень любили, — сказал я, стараясь занять его разговором.

— Да, любил, но в угоду интересам Франции пришлось жениться на другой.

— А теперь как? — Жена стояла в очередной кофте.

Наполеон отрицательно покачал головой.

— Все вам не нравится, — фыркнула жена и скрылась в примерочной.

— Только Мария-Луиза родила мне наследника, но, как ты сказал, ему не дали распахнуть крылья. Во Францию опять вернулись Бурбоны.

— Мужчины, а сейчас? — Жена стояла перед нами в аляповатой белой кофточке с какими-то болтающимися ленточками и большим белым воротником.

Наполеон посмотрел на нее, задержал взгляд и утвердительно кивнул.

— Мне не нравится, она вся какая-то из себя, пышная, воздушная.

— А вот Жозефу понравилась. Я давно такую хотела и сейчас куплю.

— Покупай, одной больше — одной меньше. Оставим в Париже, здесь такую негде носить.

Выйдя наконец из магазина женской одежды, мы направились было к выходу, но, проходя мимо книжного магазина, я остановился.

— Жозеф, давайте я покажу вам книги про Наполеона.

У него вспыхнули глаза.

— У вас, в России, про меня? — Удивление было такое искреннее, что это даже проняло меня.

— Да, представьте себе. Идемте.

Подойдя к стеллажу с исторической тематикой, я сразу же увидел книгу Эдварда Радзинского «Наполеон».

— Вот, пожалуйста, первая про Наполеона.

Протянул ему книгу. Он взял ее, всмотрелся в картину на обложке, тяжело вздохнул.

— Но мне больше понравилась эта, — протянул я ему другую книгу. — Тарле, «Наполеон», я перечитал ее трижды. О, смотрите, да тут и ваш Коленкур есть со своими дневниковыми записями. Его не читал пока.

— Коленкур?! — Удивление его было так велико, что он вырвал книгу из моих рук, открыл, поморщился.

— Что здесь написано? Это ведь мой секретарь, я хорошо помню, что он все время что-то записывал. Ты прочтешь мне эту книгу? — Это была даже не просьба, это была мольба. — Я очень хочу знать, каким меня представляют сейчас.

— Я думаю, в Париже мы найдем французское издание. И тогда вы сами сможете прочитать и узнать, каков Наполеон чужими глазами по прошествии времени. У меня есть еще одна интересная идея. Недавно я смотрел фильм про Наполеона, французского режиссера. Очень интересный фильм, я покажу его вам, и вы можете довольно быстро увидеть со стороны себя, свои битвы, свою политику.

Он посмотрел на меня непонимающим взглядом.

— Дома по телевизору покажу.

Он закрыл книгу и посмотрел на свой портрет на обложке.

— Не похож.

Я посмотрел на него, на портрет на книге.

— Да, в этих джинсах и свитере вас точно никто не узнает. Ну что, теперь можно и в Париж.

Глава 11

Помогая Петру в завоевании Выборга, я особо не вторгался в ход истории. Русские войска сами овладели крепостью через два месяца после начала осады. Поэтому я ничего такого не нарушал, а лишь пытался показать Петру возможности нашего современного оружия. Да и самому было интересно, как в те времена можно использовать мощь современности, хотя бы в ограниченных масштабах. Спер десять радиоуправляемых мин и мин с часовым механизмом у каких-то экстремистов на нашем Кавказе. С армейского склада с помощью гвардейцев Петра вынесли сотню автоматов Калашникова, два десятка снайперских винтовок, кучу ящиков с патронами, прихватили гранаты и штук шестьдесят ящиков тротила. Выносили в большой заброшенный ангар у нас и буквально тут же, в ту же ночь, к ним в дом в окрестностях нового строящегося Санкт-Петербурга. Выносили со склада, который через несколько дней сгорел. Так что и здесь следы были полностью подметены. Я взял оружие, которое сам использовал в армии, и поэтому обучить солдат Петровых я думал без особого труда. Петр сам частенько наведывался в теперь уже свой арсенал и подолгу осматривал автоматы, разбирал и собирал их, как наш заправский сержант. С восхищением осматривал радиоуправляемые мины и с нетерпением ждал того момента, когда по его армии наберут смышленых солдат, чтобы начать обучение. Его обучение я проводил на большой лесной поляне, вдали от посторонних глаз и у них. У нас на звуки пальбы и взрывов понаехало бы столько спецназа.

Начали мы с испытания радиоуправляемой мины и ящика тротила. По приказу Петра на поляне возвели стену из плотно уложенных бревен, около пяти метров толщиной и пять метров в высоту, для опробования силы взрыва одного ящика тротила. Соорудили щиты с мишенями, которые также предусмотрительно я прихватил со склада. Выкопали и оборудовали окоп для нас. Вокруг поляны в лесу выставили оцепление охраны. Петр строго-настрого запретил кому-либо совать нос на поляну. Меня представили ограниченному кругу офицеров как учителя по пользованию новым вооружением, изготовленным на одном из заводов России.

В назначенный для испытаний день сын высадил меня в моей новой резиденции. Меня немного потряхивало от напряжения, десант в триста лет назад все-таки давал острое ощущение. Я переоделся в приготовленную для меня офицерскую форму без знаков отличия. Звание старшего лейтенанта запаса могло соответствовать званию поручика в армии Петра, но Петр решил повременить с присвоением мне звания. Он решил проверить меня в деле обучения, а потом уже решить, какому чину я могу соответствовать. Он очень щепетильно относился к присвоению офицерского звания. Звание нужно было заслужить.

Я осмотрел весь арсенал, который мы в несколько дней перебросили с нашего армейского склада. Лет на двадцать строгого режима точно потянет, и никакой Петр не поможет. Хотя с моими новыми возможностями я могу появиться где угодно, и откуда угодно сын мог бы меня вытащить. Это обстоятельство придавало некоторую уверенность при выходе в прошлое пространство. Зеленые ящики с тротилом, гранатами, автоматами, цинковые с патронами занимали целую комнату. Дом тщательно охранялся — мышь не проскочит.

Я вышел на крыльцо, в очередной раз вызвав несказанное удивление у обоих караульных, стоящих в охране. Поодаль, по углам периметра, под грибками стояли еще четверо солдат. И почти сплошное кольцо окружения находилось в самом лесу. Ситуация требовала особой секретности. Находясь в войне со Швецией, довольно сильным противником, эти меры предосторожности при испытании и обучении владению новым оружием были очень важны, с точки зрения Петра. Я же, имея некоторое представление о промышленности того времени, знал, что повторить и воспроизвести наше оружие невозможно. Даже захватив автомат Калашникова, шведы ничего не смогут сделать, во всяком случае, лет двести — это точно.

Караульный покосился на меня, ничего не сказав. Он бы и перекрестился, если бы устав позволял. Потому что я уходил отсюда только с государем, потом заходил в дом и мог несколько дней не появляться. Это наводило караульных на недобрые мысли, которые читались в их угрюмых лицах. Только при виде Петра они улыбались и расслаблялись. Окружающий лес ничем не отличался от нашего современного леса, да и зимний пейзаж скрадывал все различия. Густой ельник стеной окружал большую поляну. Место самое подходящее для проведения испытаний, пристрелки оружия и обучения солдат. Петр что-то задерживался. Да! Это тебе не наши дороги и наш транспорт. Сейчас карета, сани, лошади, да и путь не близкий. Это я: пять секунд — и триста лет позади.

Царев эскорт въехал на поляну, остановился. Петр вылез из саней и один пошел к дому, солдаты вытянулись во фрунт, заулыбались.

— Здоров будь.

— Здравствуйте, Петр Алексеевич.

— Хорошо тебе, а я вот два часа добираюсь.

Я хотел возразить, но он только махнул рукой.

— Да знаю, знаю. Нельзя. Ну что же, давай, наконец, показывай, на что годится новое оружие.

— Давайте, мне самому уже не терпится, давно не стрелял. Надеюсь, не забыл еще своих армейских сборов. Начнем с самого легкого, а закончим грандиозным фейерверком. Прикажите, пожалуйста, убрать оцепление с той стороны, куда мы будем стрелять. Как бы ненароком не подстрелить кого.

Петр обернулся к своей свите, показал в сторону леса и махнул рукой. Тотчас два офицера на лошадях вскачь умчались в указанном направлении.

— Давайте, Петр Алексеевич, начнем с автомата.

Я вошел в дом, взял один из автоматов, пару рожков с патронами и вышел на крыльцо. Караульный опасливо покосился на меня, на автомат.

— Идемте в окоп, а то солдатики на меня как на черта смотрят, да и стрелять оттуда сподручнее.

— Идем.

Мы дошли до окопа, по ступенькам спустились вниз.

— Вот смотрите, пристыковываем магазин с патронами, взводим затвор и переводим рычажок на одиночную стрельбу. Приготовились, стреляю.

Я нажал на спусковой крючок, раскатистый выстрел нарушил снежный сон лесной поляны. Лошади шарахнулись в стороны, Петр рассмеялся.

— Знатный выстрел, аж уши заложило. — Он покрутил пальцем в ухе. — Заткнуть уши надобно, на поляне грохот выстрелов особенно силен будет.

— Да, совсем забыл, я же беруши с собой взял. После стрельбища на сборах у нас я три дня оглохший ходил. Я мигом.

Перевел рычажок на автомате на предохранитель, закинул за спину и выскочил из окопа. Взбегая на крыльцо, мельком взглянул на солдата. Он смотрел на меня ошалелыми глазами.

— Не робей, служба! — крикнул я ему. — Все хорошо.

Схватил пару берушей со стола, выскочил пулей обратно.

— Вот, государь, наденьте, хорошая штука для защиты слуха. У нас такие на производстве рабочие в шумных цехах используют.

Я надел сам, нахлобучил сверху шапку.

— Вот так, красота. Теперь и пострелять власть можно.

Петр снял свою шляпу, надел беруши, сверху шляпу.

— Ну, давай дальше.

Я снял автомат, перевел опять на одиночный огонь, посмотрел на Петра, уперся локтями в бруствер окопа, прицелился в мишень, установленную на пятьдесят шагов, и выстрелил. Выстрелил второй раз, третий.

— Перезаряжать не надо, тридцать выстрелов без перезарядки, — крикнул я, — потом только рожок сменить — и снова можно стрелять. Попробуйте.

Я передал автомат Петру. Он не скрывал восхищения. Каждое новое ружье, каждую новую пушку в своей армии он испробовал сам. Он знал цену оружию. Петр взял в руки автомат, повернул его и провел любовным взглядом от приклада до кончика дула.

— Целиться здесь нужно аккуратно. Мушка на кончике ствола посередине прорези прицела и под яблочко.

Он уперся локтями о бруствер, прицелился, выстрелил. Поднял голову от прицела, снова прицелился, опять выстрелил. Еще раз — выстрел. Возбужденно глянул на меня.

— Отдача слабая, плечо не отобьешь, — крикнул он. — Теперь осталось посмотреть, куда стреляешь.

Он закинул автомат себе на плечо и бегом выскочил из окопа. Я за ним еле поспевал. Шесть дырочек в мишени не говорили о кучности стрельбы, но попали с первого раза.

— Так, для начала неплохо, подучиться чуток — и будет хорошо. А как далеко прицельно можно бить?

— От стрелка зависит. Саженей сто — сто пятьдесят запросто для подготовленных солдат, а снайперы и поболее возьмут. А так четыреста саженей и дальше.

— Сколько? — изумился Петр. — Четыреста саженей? Не врешь?

— Хороший охотник запросто возьмет. Чукчи или якуты. Они с рождения меткие, это их жизнь.

— Ты говорил, еще очередями можно. Это как?

— Идемте в окоп, продолжим. — Я протянул руку к автомату.

Он взглянул на меня и нехотя передал его мне.

Мы снова спустились в окоп.

— Теперь рычажок переводим в автоматический режим. — Я перещелкнул рычаг на «автомат». — Ну, держитесь.

Опять поставил руки на бруствер и дал короткую очередь по этой же мишени. Из нее полетели щепки. Дал вторую короткую очередь. А потом длинную, до конца магазина. Мишень разлетелась вдребезги.

Петр подскочил ко мне, вырвал из моих рук автомат.

— Дай я попробую!

— Сейчас, государь, магазин сменить надо, патроны кончились.

Я сменил рожок, перезарядил и отдал автомат царю.

Он облокотился о бруствер, прицелился и нажал на крючок. Автомат забился в его руках. Петр отпустил крючок, взглянул на меня. В диких глазах светилось буйство энергии, он захохотал. Прицелился, очередь, вторая мишень полетела щепками. Навел на третью, четвертую. Щепки летели во все стороны. Царь ликовал.

— Вот это ружье! Да мы теперь кого угодно побьем, любого супостата. Навеки зарекутся на Россию лезть, всем зубы пообломаем. Ну, вестник, знатная штука, одобряю. Что дальше покажешь?

— Теперь снайперскую винтовку можно попробовать, гранаты.

— Давай, тащи.

Я пошел к дому. Караульный стоял ни жив ни мертв, лицо отдавало белизной.

— Тебе плохо? — спросил я его.

Он отшатнулся от меня, как от чумного, и вжался в стену дома. Я вошел в дом, взял заранее приготовленную снайперскую винтовку, две гранаты и вернулся в окоп.

— Этой винтовкой за пятьсот саженей можно снимать всех, кто появится на крепостной стене. Ее только надо подрегулировать — пристрелять. Вот тут есть оптический прицел на ней, — я снял с прицела кожушок, — целишься так же. Мишень в перекрестие прицела — и огонь. Перезаряжать тоже не надо. Стреляет только одиночными.

Царь взял винтовку, глянул в прицел. Навел на мишень, всмотрелся.

— Как в подзорную трубу можно смотреть, все близко.

— Затвор так же сбоку, — я ткнул пальцем в затвор, — магазин на пять патронов.

Он взвел затвор, прицелился, выстрелил. Прицелился в мишень подальше, выстрелил. Перевел на дальнюю, выстрелил.

— Хорошо в руках сидит, удобно, и отдача несильная. Потом глянем, как стрелял. Он приставил ее к стене окопа.

— Что за гранаты? Покажь в деле.

Я взял одну из гранат, завинтил в нее взрыватель.

— Все, готова к бою. Снимаю колечко и кидаю в противника. Радиус поражения — сто саженей. Я кину в скопление мишеней, специально для этого приготовленных. Кину — и сразу прячемся, может и нас задеть.

Я вытащил кольцо, размахнулся и кинул за бруствер окопа. Мы разом присели. Грянул взрыв, Петр через секунду выглянул наружу. Почти все мишени были повалены, какие осколками, какие взрывной волной сбило.

— Вон ваши мишени, Петр Алексеевич, — протянул ему снаряженную гранату, — выньте кольцо и кидайте.

Он взял гранату, потрогал пальцем ее ребристую рубашку.

— Чтоб осколков побольше было? — спросил он.

Я кивнул. Он сжал рычаг гранаты, вынул осторожно кольцо, что-то прошептал и кинул к мишеням. Мы пригнулись — взрыв. Петр выглянул — половина мишеней стояли как обычно. Воронка от взрыва была довольно далеко от них.

— Эх, маху дал, — рассмеялся довольный Петр, — сдуру далеко кинул. Хороши штучки. Теперь бомбу опробуем?

— Я вам тут подарок приготовил. — Я достал из кармана пистолет Макарова. — Очень хорошая штука в ближнем бою. Это не те ваши пистоли.

Взвел пистолет, прицелился, выстрелил.

— Попробуйте, вам понравится. Девять патронов, перезаряжать не надо.

— Ну-ка, давай.

Пистолет утонул в его руках. Он прицелился, выстрелил. Еще раз и еще. Посмотрел на него внимательно.

— Хороша игрушка, спасибо, — и сунул его в карман.

— Я в доме кобуру на него вам еще дам, на ремне удобнее, сразу под рукой.

— Давай бомбу испробуем, это самое главное.

— Тогда идемте за ящиком. Бомба так бомба.

Мы пошли к дому, Петр нес на плече автомат, как заправский наш пехотинец. Похоже, автомат ему понравился больше всего.

— Петр Алексеевич, надо бы караульного сменить этого. Его скоро удар хватит, на меня спокойно смотреть не может, боится, что ли.

— Да-а, — изумился Петр. — Ладно, заменю. Который берем?

— А любой, они все одинаковы. Что испробуем? Радиоуправляемую мину или с часовым механизмом?

— Давай эту, управляемую. Слово-то какое чудное, сразу и не выговоришь.

— Значит, радиоуправляемую.

Петр схватил ящик весом в двадцать пять килограмм просто играючи. Я взял мину, пульт, и мы вышли. Петр, проходя мимо караульного, взглянул на него.

— Не боись, гвардеец, все хорошо.

Тот стыдливо пожал плечами и ничего не сказал. Мы с Петром двинулись к бревенчатой стене. Она стояла посреди поляны, подальше от домика, чтобы взрывная волна не повредила его. Царь аккуратно поставил ящик с тротилом под самую стену.

— Все, Петр Алексеевич, идите в окоп, я тут поставлю и включу.

— Ладно, как скажешь. — Царь неторопливо направился к окопу.

Я дождался, когда он спустится в окоп, поставил мину на ящик, включил. Приветливо загорелся зеленый светодиод. Пульт включать не стал. Береженого бог бережет.

Чуть ли не бегом рванул к окопу.

— Страшно, вестник?

— Конечно, страшно, я никогда со взрывчаткой дело не имел, здесь в первый раз. Пригнитесь, Петр Алексеевич, я включаю пульт управления для начала.

Мы присели, я включил пульт, вспыхнул зеленый светодиод, поднял руку над бруствером и нажал кнопку. Земля вздрогнула от мощного взрыва, через некоторое время по голове и спинам забарабанили комья земли. Петр медленно привстал, я за ним. На месте деревянной стены курилась большая воронка. Все вокруг было усеяно комьями земли. Бревна стены отбросило взрывом в одну сторону.

— Получилось, вестник, получилось! — Петр выскочил из окопа и быстрым шагом направился к месту взрыва.

Воронка была и впрямь велика, в воздухе стоял стойкий запах тротила. Теперь я его ни с чем не спутаю.

— Все, готовим захват Выборга. У тебя месяц, чтобы обучить моих солдат. Пока лед не сошел, надо крепость взять, потом вода большую помеху создаст. Завтра подойдут первые мои гренадеры, обучишь их. Они обучат остальных, потом вместе обсудим план операции.

— Петр Алексеевич, есть у меня некоторые соображения по поводу захвата крепости с учетом использования автоматов. Хорошо, думаю, должно получиться.

— Что ж, приготовь свой план, посмотрим, а пока обучение. Ладно, я пойду на свою свиту погляжу. Со страху, наверное, в штаны наложили. — Он весело рассмеялся. — Приходи завтра. Завтра Александр Данилыч приедет, с ним будешь учебу проводить с гренадерами. А мне другие государственные дела решать надобно. До свидания.

Он повернулся и размашистым шагом направился приводить в чувство свою свиту.

Глава 12. Наполеон

Вернувшись домой, мы переодели Наполеона в костюм. Он терпеливо снес все эти примерки и подгонки, и перед нами предстал приличного вида господин.

— А теперь, император, я покажу вам еще одно достижение современной науки — видеокамеру. С ее помощью вы сможете увидеть себя в телевизоре, сделаем маленькое кино.

Я принес видеокамеру и показал ему. Он посмотрел на нее в моих руках, пожал плечами.

— Пожалуйста, походите по комнате, почувствуйте, как сидит на вас костюм, как обувь, а я буду снимать вас, и потом посмотрим, что получилось.

В это время раздался звонок домофона, жена пошла открывать дверь. Я включил камеру на запись и поставил на штатив в углу комнаты для полного обзора происходящего. Сын пришел из школы, прошел в комнату, мельком поздоровался с Наполеоном и сразу же плюхнулся в свое кресло у компьютера.

— Достали уже эти преподы с рефератами. Знают ведь, что с инета все накачаем.

— Так вот, когда будешь искать, подбирать, текст компоновать, то и познакомишься с темой реферата, хоть что-то будешь знать. А что за тема? — поинтересовался я, чтобы последующая запись была более динамичной.

— Экономика государств. У меня — ваша любимая Франция. Нет бы хоть Испания, что ли.

— Кстати, о Франции. Мы сегодня собираемся с мамой в Париж.

— Да пожалуйста, пожалуйста. Только в выходные я диктую условия: Барселона. Вернее, Тосса. Там я учусь дайвингу, инструктор очень опытный, хорошо говорит по-русски.

— Ну конечно, еще вдобавок красива. Видел я твой дайвинг, ты больше на берегу учишься, чем в море.

— А что вы опять в своем Париже забыли? Таскаетесь туда почти каждый выходной, — пытался сын увести разговор в сторону.

— Сегодня у нас довольно веская причина: хочу показать императору его Париж через двести лет.

Сынуля соскочил с кресла и, уставившись на Наполеона, поклонился и произнес весьма учтиво:

— Простите, господин император, в таком виде я вас не признал.

Наполеон вопросительно посмотрел на меня.

— Вот видите, вас в этом костюме никто не узнает. Это мой младший сын, он мне помогает в моих путешествиях во времени.

— Смышленый малый, — произнес Наполеон. — На кого учится?

— На финансиста, если получится.

— На финансиста? А военные сейчас не в моде?

— У хороших финансистов сейчас большие возможности. Можно работать и зарабатывать приличные деньги, используя экономическую информацию, не выходя из дома.

— Как это? — В вопросе прозвучал явный интерес.

— Биржа. Покупка-продажа акций, фьючерсов, опционов, облигаций.

— А, акции, знаю, — перебил Наполеон. — Мелкие спекулянты, бездельники.

— Ну почему мелкие спекулянты? Барон Ротшильд за несколько часов сколотил огромное состояние на битве при Ватерлоо. Все, как обычно, ставили на вас, но выиграл он, один.

Наполеон резко закинул руки за спину.

— Эти негодяи даже на крови зарабатывают. Если бы генерал Груши приспел вовремя, этот Ротшильд остался бы без штанов.

— Очень может быть. Андрей, выключай камеру, скопируй ролик, покажи императору кино.

— Секунду. — Андрей снял камеру и подключил к своему компьютеру.

Наполеон внимательно следил за происходящим, и когда на мониторе появилось изображение, он буквально впился в него. Досмотрев до конца, недоуменно посмотрел на меня.

— Это я там?

— Да, император.

— Не может быть, голос совсем не похож.

— В первый раз никто не узнает свой голос, и даже многим он не нравится. Здесь действительно вы. Помните наш предыдущий разговор? Андрей, покажи еще разочек кино.

Наполеон опять всмотрелся в себя, вслушался в голоса.

— Да, далеко продвинулась наука. В мое время только-только паровой двигатель на корабль ставили.

— А мы и по небу летаем, — не удержался я, — и дальше к звездам.

— И все воюете, — мрачно заключил он. — Может, пообедаем перед Парижем? Эта суматоха с одеждой утомила меня.

— Обязательно, и прямо сейчас, в Париже.

Он недоуменно уставился на меня.

— Дорогая, мы ждем тебя, — крикнул я жене.

— Иду, я уже готова.

— Андрей, мы отлучимся на несколько часиков, а ты уроки делай. Наполеон Бонапарт в шестнадцать лет уже имел звание подпоручика, а ты в пятнадцать еще в девятом классе топчешься.

— Жизнь тогда короче была, вот и торопились жить.

— Да! Вот уж не подумал бы так, надо запомнить.

Через пять минут Андрей высадил нас в Париже.

— Ну вот, мсье Жозеф, мы в Париже, как и обещал. Это наша квартирка, она очень маленькая, но для наших путешествий сюда хватает. На берегу Сены. А вот, узнаете? — указал я в окно на остроконечный шпиль на противоположном берегу.

— Бог мой! Нотр-Дам, мы действительно в Париже. Но как все изменилось. Тогда во дворец Тюильри, немедленно.

— Император, смею вас огорчить, но дворца нет.

— Как нет дворца? Что вы такое говорите?

— Парижская коммуна уничтожила дворец правителей-тиранов, а на его месте теперь сад Тюильри, любимое место парижан и гостей Парижа. Зато Лувр сохранился полностью, и после обеда в ресторанчике мы можем направиться к Лувру.

— Сначала в Нотр-Дам, здесь была моя коронация и Жозефины.

— Хорошо, тогда в ресторан. Здесь неподалеку очень хороший ресторан — во всяком случае, для нас, по-нашему вкусу.

Мы вышли из квартиры на лестничную площадку, убедившись через глазок, что там никого нет. Жильцы дома относились к нам весьма настороженно. Во всяком случае, это чувствовалось по их взглядам. Понятное дело, мы появлялись, по их меркам, очень редко, долго отсутствовали, по целым неделям. И чаще нас видели выходящими из дома, чем входящими. Потому что выходили мы днем, а возвращались уже затемно. А самое главное — не шумели в квартире, не стучали, не включали музыку.

Париж жил жизнью столицы мира. Латинский квартал с утра осадили толпы туристов, некоторые уже осмотрели собор, другие еще только намеревались лицезреть Нотр-Дам. Мы шли по заполненной народом улице к ресторанчику, который с женой посетили в самый первый приезд в Париж и теперь всегда приходили сюда. Ресторан Le Procope. Здесь великолепная кухня, уютные залы. Но не только это привлекало нас сюда. Этот ресторанчик посещали такие знаменитости, как Вольтер, Руссо, Шопен, Бальзак, Гюго, и многие другие не менее известные люди, автографы которых создали целую галерею. Под стеклом посетителей встречает треуголка молодого офицера Наполеона, тоже отобедавшего здесь и оставившего ее в качестве оплаты.

Мы вошли в ресторан, Наполеон остановился и замер, глядя на свою шляпу.

— Я же говорил ему, что моя шляпа со временем будет бесценна, — пробормотал он себе под нос. — Смотрите, действительно помнят.

— Бонжур, мсье Владимир. Бонжур, мадам Елена.

— Здравствуйте, Мишель. Мы сегодня втроем, наш друг Жозеф хочет показать нам свой Париж, но сначала мы хотели бы пообедать.

— Да, конечно, мсье Владимир. — Мишель старательно выговаривал русские слова. — Пожалуйста, проходите.

— Пожалуйста, Жозеф, куда предпочитаете присесть? — тихонько подмигнул я Елене.

Он прошел в зал, внимательно осмотрел картины, выбрал свободный столик на четверых ближе к дальнему углу зала и сел лицом к посетителям. Мы сели рядом, Мишель раздал карты посетителя.

— Вам, как всегда, сладкое вино? — спросил он.

— Да. А вы, Жозеф, какое вино предпочитаете? — обратился я к нему.

— Шамбертен.

— Шамбертен? Простите, какой именно? — переспросил Мишель.

— «Жевре-Шамбертен».

— Ваш Мишель слишком пристально смотрел на меня, — немного сердито произнес Наполеон, когда тот отошел.

— И немудрено, французы хорошо помнят своего прославленного императора, и ваше лицо можно увидеть повсюду. На картинах в Лувре, в Версале, в сувенирных магазинчиках. Коньяк «Наполеон», торт «Наполеон», многочисленные книги про Наполеона. Вы же заказали свое любимое вино, и оно в первую очередь ассоциируется с именем Наполеона. Но никому и в голову не придет, что вы, настоящий Наполеон, здесь и сейчас. А двойников известных личностей всегда хватает. Многие и пользуются этим. Есть даже конкурсы двойников, кто более похож. Некоторые даже пытаются жить жизнью своих кумиров, одеваются как они, двигаются как они, пытаются этим зарабатывать. Так что придется терпеть довольно пристальные взгляды и шушуканье за спиной. Итак, что вы будете заказывать, Жозеф? Здесь подают замечательную утку.

— Пусть утка еще поплавает, я смотрю, у них петух в вине есть, вот это я себе закажу. Кстати, если не пробовали, рекомендую. И, пожалуй, зелени побольше. На острове салаты не подают, только солонина, весь уже солью пропитался.

— Ты как, дорогая, насчет петуха? Что-то меня такое блюдо не впечатляет. Петух под вино — еще куда ни шло, но в вине его не воспринимаю. Не помню, чтобы у нас подобное готовили.

— А я попробую. Раз Жозеф его хвалит, значит, за двести лет это блюдо все еще пользуется спросом.

— Логично. Что ж, придется отведать петуха, будет с чем сравнить.

— С моего последнего визита здесь многое изменилось, — задумчиво произнес Наполеон. — Несколько залов, картины, чистота. У меня в Тюильри тоже было красиво.

— Вы готовы заказывать? — Мишель вежливо склонился к нам.

Мы сделали заказ, вызвав у Мишеля радостную улыбку в предвкушении хороших чаевых.

— Теперь надо набраться терпения, пока все это приготовится. Нам этот ресторанчик рекомендовал экскурсовод, когда мы впервые посетили Париж и были с экскурсией в Латинском квартале. Здесь предложили отведать луковый суп. Впрочем, ничего особенного в этом супе не оказалось, кроме цены, по тогдашним меркам.

— А у вас сейчас хватит денег заплатить за меня? — перебил меня император. — У меня с собой нет шляпы, чтобы расплатиться. — И он впервые рассмеялся.

— Не беспокойтесь, Жозеф, без денег в Париже делать нечего. Сейчас ситуация с деньгами очень хорошая, не то что раньше. Раньше целый год копили, чтобы на две недели съездить за границу, и Париж был самым первым заграничным городом. Как он нас поразил! Первые два дня я не мог отделаться от ощущения, что это все во сне. Я смеялся и улыбался как ненормальный. Я радовался каждой встрече с достопримечательностями Парижа. А их у него предостаточно. Конечно, он очень изменился с тех пор, когда вы его видели в последний раз. Но вы узнаете его, и он вам очень понравится.

Тем временем становилось шумнее. Новая толпа туристов, привлеченная луковым супом, а может быть, и историей ресторана, нахлынула в залы заведения. Они довольно бесцеремонно прохаживались по залам, разглядывая убранство, картины и фотографируясь на память. Многие фотографировали и большие массивные часы, висевшие за спиной у Бонапарта. Я наклонился поближе к нему и прошептал:

— Эти фотографии, с часами и с вами под ними, приобретают сумасшедшую стоимость сразу же после щелчка фотоаппарата. Многие будут потом в недоумении, когда станут разглядывать фотографии и вас позже дома. Разглядывать и сравнивать с портретами Наполеона. Шуму будет до небес: фантом императора обедал в ресторане Le Procope.

— Вы потом мне поподробнее расскажете о том, что сейчас сказали, — так же шепотом произнес Наполеон, — я ничего не понял.

Я посмотрел на него и кивнул. Многое надо еще объяснить императору, слишком много воды утекло, и многое в мире изменилось после его долгого отсутствия.

Наконец вспомнили и о нас. Мишель для начала принес холодные закуски и вино. Он аккуратно поставил тарелки перед каждым и налил в бокалы вино, каждому свое. Мы с женой привыкли к сладкому вину и сухое французское так и не смогли принять в свой рацион. Наполеон взял свой бокал, посмотрел на свет, понюхал и чуть пригубил.

— Немножко не то, но тоже хороший букет, — и медленно выпил весь бокал.

— Жозеф, вы разбираетесь в винах?

— Да, я мог бы стать хорошим виноделом, если бы не раннее увлечение точными науками и военным делом. И даже бы процветал. И кто знает, что лучше: мировая известность и смерть в изгнании или безвестность до глубокой старости в кругу домочадцев? Человек должен оставить о себе память. И не важно, какую. Только наслоения веков способны дать точный ответ, славен ли был человек, или все его дела были мелкими потугами для прославления имени своего, и только. Великие дела переживут века и сохранят имя. Как ты думаешь, Наполеона будут помнить через тысячу лет?

— Думаю, что будут. Почти двести лет прошло, а пишутся новые книги, снимаются новые фильмы, публикуются и продаются на аукционах письма Наполеона. Гражданский кодекс Франции до сих пор носит дух его творчества. В военных училищах многих стран изучают тактику ведения наполеоновских битв, как самых искусных военных операций. И орден Почетного Легиона, учрежденный Наполеоном, считается высшей наградой Франции.

Я говорил, и было трудно понять по его лицу, как Наполеон воспринимает эту информацию. Он налил себе второй бокал, поднял его.

— Что ж, хороший был малый. За Наполеона! — громко произнес он и залпом осушил бокал.

С соседних столиков обернулись несколько человек. По их лицам было видно нескрываемое удивление, а затем раздались аплодисменты.

— Вот видите, помнят Наполеона и восхищаются им. — Хотя, скорей всего, аплодисменты были ему, как очень похожему двойнику.

Наполеон принялся за салат, ел не торопясь, ловко орудуя столовыми приборами. Меня несколько обескуражило его поведение. Не хватало еще забрести сюда голодному журналисту, и назавтра все газеты Парижа увидят очень точную копию Наполеона. А светиться сейчас, и особенно без документов, не хотелось. Наши-то в порядке. Самолично поставленные визы в наших паспортах не вызывали нареканий, а вот Жозеф без документов мог подвести под монастырь. Надо срочно делать ему документы, он слишком заметен, да и загримировать его не мешало бы для полного спокойствия.

— Вкусно и свежо, — проговорил Наполеон. — Мой сторож, губернатор Лоу, не особенно заботится о рационе своего подопечного. У него, похоже, цель — как можно раньше уморить меня. За пять тысяч миль они боятся меня по-прежнему. А ты, вестник, почему не ешь?

— Размышляю.

— А-а-а! Тогда давай мне салат свой, ты даже не притронулся к нему. Похоже, вино ударяет в голову, надо поесть. Что-то там не торопятся с петухом.

— Да, пожалуйста, Жозеф. — Я передвинул ему свою тарелку. — Вы правы, излишнее внимание к нам сейчас ни к чему. А петухи наши томятся в вине, чтобы дойти до кондиции.

Я уже порядком проголодался, глядя, как Наполеон расправился со вторым салатом, и хотел уже окликнуть Мишеля, когда он, чувствуя, что уже пора подавать горячее, появился с подносом. Он опять расставил перед каждым тарелки, долил вина в бокалы, пожелал приятного аппетита и удалился.

— Ну наконец-то. Не прошло и года, — пробурчал я. — Посмотрим, чем хорош ваш петух.

Наполеон понюхал свое блюдо.

— Давно забытый запах, для начала ничего.

Он пригубил из бокала и принялся за трапезу. Его больше никто и ничего не интересовало. Он с таким удовольствием ел, что я поспешил тоже приняться за еду. Надо отдать должное повару, мясо было приготовлено отменно, только сладкий вкус моего вина немного сбивал с настроя. Наполеон быстрее меня закончил с петухом и, попивая вино, терпеливо ждал, когда закончу я.

— Ну как, вестник, понравился мой выбор?

— Замечательно, надо будет включить его в свое меню.

— Это вино придает блюду такой приятный вкус. Жаль мало, я бы не отказался от второй порции.

— У нас еще десерт и кофе, — пояснил я, — и оно уже на подходе, — заметив подходящего Мишеля.

На этот раз не было продолжительного ожидания, и мы плавно перешли к парижским пирожным. Местная выпечка мне всегда нравилась. В какое кафе в Париже ни зайдешь, всегда есть вкуснейшие пирожные предложения. Не зря в туристических справочниках по Парижу печенья и пирожные входят в десятку самых вкусных блюд, которые обязательно надо отведать.

Наполеон, как заядлый сладкоежка, съел сначала пирожное, затем принялся за кофе. Но через пару глотков заметил:

— Очень вкусно, но хотелось бы еще. Закажи мне еще несколько пирожных.

— Пожалуйста, Жозеф.

Я поднял было голову и тут же встретился со взглядом Мишеля, махнул ему.

— Мишель, будьте добры, еще три пирожных, и разных, нашему другу.

Он улыбнулся.

— Я так и думал, что повторите. Сию секунду.

— А тебе, дорогая, нужно блюсти фигуру, — заметив вопросительный взгляд Елены. — Мы с тобой повторим в кафе у башни, если сегодня туда доберемся.

— Про какую башню речь? — поинтересовался Наполеон.

— Есть в Париже теперь главная достопримечательность города — Эйфелева башня, очень высокая. Все гости Парижа стремятся туда попасть, чтобы посмотреть на город с высоты птичьего полета. Незабываемое зрелище, Париж как на ладони.

— Вот как, развивается город. История идет своим ходом, невзирая на мелкие и большие потери.

Наполеон отвел душу на сладких пирожных, запив их капучино.

— Теперь можно и прогуляться, хотя прилечь не помешало бы. — Он многозначительно посмотрел на меня.

— Париж ждет, Нотр-Дам в двух шагах, там можно посидеть.

Он тяжело вздохнул.

— Что ж, тогда идем. — И он грузно поднялся из-за стола.

Несколько вспышек одновременно осветили его, он испуганно попятился. Я поспешил успокоить его с улыбкой на лице.

— Не волнуйтесь, Жозеф, вас действительно принимают за двойника Наполеона и фотографируют на память. Вот как бы не полезли в обнимку фотографироваться, поэтому давайте побыстрее покинем этот гостеприимный ресторан.

Подошедший Мишель также внес свою лепту:

— Извините, мсье Жозеф, вы так похожи на Наполеона Бонапарта.

— Я знаю, — уже спокойнее ответил Наполеон, — мне многие об этом говорят, и я уже привык к этому, даже перенял некоторые его манеры. Спасибо за обед, надеюсь, шляпы не понадобится, мой спутник расплатится сполна.

Мишель улыбнулся.

— Благодаря той шляпе мы популярны. У нас всегда посетители.

— До свидания. Как-нибудь зайду еще к вам.

— До свидания, мсье Жозеф, рад был знакомству.

Глава 13

Для того чтобы выполнить приказ государя, мне пришлось взять две недели отпуска. И это в начале весны. Начальник, не задумываясь, подписал мне отпуск, даже вопросов не задал. Теперь он сможет предоставить мои летние две недели своей новой пассии и махнуть на Лазурный берег, в Ниццу. Ну и пусть, в Ницце я уже был. Честно признаюсь, большого удовлетворения от трехчасового пробега по Ницце и двух часов на пляже я не получил. Да и после сильного удара волной о берег я два дня приходил в чувство на пляже Пинеды-де-Мар, которая чуть-чуть недотягивает до побережья Коста-Бравы в Испании. Теперь я могу в любой момент махнуть на любое побережье мира. Утром обучать гвардейцев Петровых, а после обеда нежиться на одном из Сейшельских островов. Красота, хотя самому все еще верится с трудом. Но к хорошему быстро привыкаешь. Авось и у меня эта сумятица со временем уляжется.

На следующий день Меншиков уже ждал меня в доме. Я вышел из свой комнаты трансформации. Он, увидев меня, машинально перекрестился.

— Никак не могу привыкнуть к вашему появлению. Немудрено, что солдатики, завидев вас, чуть в обморок не падают. Тут никаких нервов не хватит.

— Полноте, Александр Данилыч, — смеясь, произнес я, — привыкнете, даже скучать будете.

— Ага, заскучаешь тут. Вы вчера такую пальбу вдвоем с государем учинили, что мне пришлось генералов наших водкой отпаивать. Отродясь ничего подобного не видели.

— А вот это, Александр Данилович, очень ценное замечание. Мы своей атакой можем не только шведов, но и своих до смерти напугать. Их тогда надо тоже подготовить, иначе наши шарахнутся в обратную сторону от крепости, и атака захлебнется.

Меншиков только недоуменно посмотрел на меня, пожал плечами и ничего не сказал.

— Наши войска тоже надо готовить, хотя бы психологически. Необходимо за день, за два до штурма провести разъяснение среди солдат об использовании нового сильного оружия, иначе только панику внесем в свои же ряды.

— Вот и скажите об этом государю сами, — Меншиков встрепенулся, — а то я половины не понял, о чем вы толковали. Но опять же, а если лазутчик за день до штурма успеет предупредить шведов? Что тогда? Они же нас таким ураганным огнем встретят, многих побьют. Тут крепко думать надо.

— Ну и пусть узнают, теперь их уже ничто не спасет. Помощи в ближайшее время им от эскадры не получить, а генерал Брюс будет крепко держать их тыл со стороны Финляндии. По суше к ним тоже никто не пробьется. Ну а наши гвардейцы, я думаю, сделают свое дело как надо.

Меншиков подозрительно посмотрел на меня.

— Про тыл со стороны Финляндии вам государь поведал? Или еще кто?

— Скорее, еще кто-то. Сейчас не помню, у кого про битву за Выборг вычитал. Довольно подробное описание, буквально по дням.

Говоря это, я видел, как лицо Меншикова вытягивалось, а глаза пытались залезть на лоб и дальше к затылку. Он хватал воздух ртом, словно рыба, силясь что-то сказать. Потом перекрестился и шумно выдохнул.

— И кто победил? — натужно прохрипел он.

— Мы победим, — улыбаясь, произнес я. — Но пасаран! — и вздернул руку в кулак.

Меншиков отшатнулся от меня, как от проказы, и машинально перекрестился.

— Вы так набожны, Александр Данилыч? — участливо спросил я.

— Не совсем чтобы очень. Но в последнее время Бога часто поминаю.

— Ну что ж, тогда приступим. Времени мало, надо постараться, чтобы ваши ребята смогли хорошо освоить новое вооружение, и не только вооружение. Придется еще тактику боя другую применить. Государь торопит, да и у меня времени в обрез. Посмотрим на ваших гвардейцев, чем они от наших отличаются.

— Давай посмотрим. — Меншиков горделиво приосанился. — Ваших не видел, но, думаю, наши в грязь лицом не ударят.

— Надеюсь, воспитывать некогда. Сколько они уже в строю?

— Да, почитай, годков по шесть-восемь многих знаю, вместе не одно сражение прошли. Все после Полтавы, хлебнули крови шведской.

— У нас по два года солдаты служат, потом в запас.

— Это что за армия у вас такая? Они же за два года и ходить строем еще не могут, не то что воевать басурман.

— А вот так, все быстро. И строем ходят как надо, и кровь пролить еще успевают. Время у нас быстрое.

— Неужто и через триста лет еще воюете?

— Да, и в наше время войн хватает. Пока жив человек, всегда будут войны. И оружие изобретается более изощренное, более мощное. Сейчас есть оружие, с помощью которого человечество может уничтожить само себя пять или шесть раз.

— Господи Иисусе! И кому это надо? — Меншиков изумился. — Ведь земля опустеет, все погибнет. Для чего такая война?

— Кто бы знал. Вот вы за Отечество воюете, а у нас сейчас идут войны за нефть.

— За нефть? А какая в ней великая надобность?

— О-о-о! В наше время в ней действительно великая надобность, как вы изволили выразиться. Это стратегическое сырье. За счет нефти у нас все двигается и летает. Будет время, я покажу вам, Александр Данилович, что такое нефть, а сейчас займемся обучением.

Мы вышли на крыльцо, новый часовой вытянулся во фрунт, заметно скосив глаза в нашу сторону. Перед домом стояли отобранные в войсках лучшие стрелки.

— Смирна!!! — зычная команда всколыхнула воздух. И тотчас от строя отделился офицерик и со всех ног бросился к нам.

— Ваше превосходительство! Стрелки-гвардейцы построены. Командир — поручик Северцев.

Мы спустились с крыльца и подошли к строю. Солдаты были отобраны из разных подразделений, и поэтому строй выглядел разномастным. Меня поразил их возраст: от молодых, светящихся задором глаз до жестких седин.

— Здорово, гвардейцы! — крикнул Меншиков.

— Здравия желаем, ваше превосходительство, — вразнобой ответил строй.

— Поручик, надеюсь, к завтрему вы научите, как должно приветствовать.

— Так точно! — Побагровевший поручик готов был провалиться под землю.

— Гвардейцы! Вам, как лучшим стрелкам, выпала честь изучить новое оружие, научиться обращаться с ним должным образом. Вам нужно проявить максимум усердия, потому что экзамен будет принимать сам государь. От вашего старания зависит исход битвы со шведами. Я представляю вам вашего учителя, он будет обучать вас овладению новым оружием. Слушаться его как меня, выполнять все его приказы как мои. Зовут его Владимир Васильевич. Чин тайного советника, как генеральский… Ну, Владимир Васильевич, прошу. Теперь они ваши на месяц. Учите, я вмешиваться не буду, но с интересом посмотрю и сам поучусь.

— Спасибо, Александр Данилович.

Командовать воинским подразделением мне не приходилось. Моя армия уместилась в месячные сборы после трехлетнего обучения на военной кафедре в институте. Конечно, у меня есть опыт руководства маленьким коллективом на производстве, а как кто-то сказал: «Если научишься управляться с тремя, то в дальнейшем количество подчиненных не имеет значения».

— Господин поручик, можно вас? — Я старался придать своему голосу некоторую жесткость.

— Слушаю вас.

— Разбейте солдат на десять групп, по своему усмотрению назначьте командиров групп и вместе с одной заходите в дом. Мы сначала в доме проведем первое знакомство с новым оружием. Остальных отправьте на отдых.

— Слушаюсь, Владимир Васильевич! — Поручик бросился выполнять мой первый приказ.

— Идемте, Александр Данилыч, раз вы тоже хотите научиться.

— Да, мне тоже весьма интересно попробовать этот автомат.

— О, вы уже знаете, как называется новое оружие.

— Государь мне все уши прожужжал про него. Он и посоветовал его изучить, что я и сделаю с огромным удовольствием. Люблю все новое.

Через десять минут грохот солдатских сапог взбудоражил весь дом. Здесь имелась довольно большая комната, которая могла служить и залом для совещаний, и классом для обучения. Большой длинный стол посреди комнаты был очень удобен для изучения автомата и для работы с картами. Солдаты расселись по одну сторону стола, мы с Меншиковым — по другую. На столе уже лежал один автомат, на который все уставились с явным интересом.

— Итак, предлагаю вашему вниманию новое оружие, называется автомат. — Я старался говорить четко и громко, подбирая по возможности простые слова, избегая современных технических терминов. — Он довольно простой в обращении, легко разбирается, чистится и так же легко и быстро собирается. Прицельная дальность — тысяча шагов. — При этом солдаты тихо переглянулись.

— Автомат может стрелять одиночными выстрелами, а также может делать несколько выстрелов подряд без перезарядки. То есть он заряжается сам после каждого выстрела.

— Как это? — не выдержал поручик.

— Цыц! — прикрикнул Меншиков. — Слушайте и не перебивайте.

— Сделан автомат так, чтобы все было автоматически. — Последнее слово я произнес нарочито медленно и отчетливо.

Видя недоумение в глазах солдат, я улыбнулся.

— На стрельбах я покажу, как это делается. Для стрельбы используются вот такие патроны, не такие, как у вас. — Я высыпал из коробки с десяток патронов. — Это заряды уже с пулями.

Солдаты зашевелились и сгрудились вплотную, стараясь поближе увидеть патроны.

— А вставляются они вот в эту коробку, которая называется магазин, — отстегнул от автомата рожок, показал солдатам, — сюда помещается тридцать патронов. Вставляются они легко и быстро.

Я взял патрон и со щелчком вставил в магазин. То же самое проделал с остальными патронами, высыпанными на стол. Солдаты молча следили за моими руками.

— А затем полный магазин вставляем в автомат. Автомат готов к стрельбе. На стрельбах сегодня я дальше покажу, как это делается. А теперь еще об одной особенности автомата, знать ее нужно обязательно.

Я снял снаряженный магазин и вместо него поставил пустой.

— Здесь сбоку есть один хитрый рычажок, — я показал на пластинку, — называется предохранитель. Он предназначен для предохранения от случайного выстрела и для переключения режимов стрельбы. В самом верхнем его положении автомат стрелять не может. В среднем положении автомат стреляет одиночными выстрелами, в нижнем — несколькими выстрелами сразу, то есть очередями. Или еще говорят: ведется автоматический огонь.

Глядя на солдат, замечаю полное непонимание.

— Ничего, на стрельбах поймете, о чем я говорю. А пока покажу вхолостую, как производится выстрел. Сначала взводим затвор, вот этот рычаг, и отпускаем. Патрон из магазина попадает в ствол, предохранитель при этом всегда вверху. Нажимаем на курок. Видите, не щелкает. Теперь ставим предохранитель посередине, нажимаем курок. — Раздался сухой щелчок. — Автоматический режим покажу только на улице. Для чистки и смазывания автомата используется шомпол, вот этот, который крепится под стволом. Также можно прицепить под стволом штык-нож для ведения рукопашного боя, когда кончаются патроны. Еще можно поставить специальное приспособление под ствол автомата и стрелять специальными гранатами на 200–400 шагов.

Солдаты удивленно загомонили.

— Как это? — подал голос Меншиков. — Куда она тут поместится?

— Поместится. На стрельбах покажу, как автомат может стрелять гранатами. А теперь, господин поручик, возьмите из ящиков автоматы и раздайте солдатам.

Солдаты, принимая автоматы, брали их благоговейно, почти нежно. Первое, что они отметили, это малый вес и небольшие размеры.

— Автомат легче, чем ваши фузеи, и с ним может справиться каждый.

Еще в течение часа я рассказывал про особенности автомата, каждый при этом собственноручно пробовал их на своем автомате. Пощелкали вхолостую, попытались разбирать-собирать их, и в конце концов Меншиков не выдержал.

— Пожалуй, пора бы и в действии попробовать, у меня уже руки зудят.

— Обязательно постреляем. Солдаты должны знать автомат как «Отче наш», потому что от их сноровки будут зависеть десятки, а может, и сотни жизней. В бою некогда будет вспоминать, что для чего. Им нужно привыкнуть к ним, как к своим ложкам, чтобы в любую секунду могли использовать это новое оружие. Операция предстоит по новой тактике, и от успеха этих групп зависит исход сражения.

Эх, форму бы еще нашу, полевую, да пару месяцев, не то что Выборг, Стокгольм бы взяли. Начитавшись книг о войне, насмотревшись фильмов и поруководив людьми на гражданке, при выполнении производственных задач, я чувствовал, что смогу обучить солдат и провести войсковую операцию по взятию Выборга.

— Северцев, выдайте каждому по тридцать патронов, и господина Меншикова не забудьте.

Поручик раздал патроны.