Бесплатный фрагмент - Ужас, живущий во льдах

На улице гулко завывал ветер. Жёлтый брезент палатки судорожно колыхался, едва не разрываясь на части. Казалось, специальный материал натянется дугой до предела и лопнет подобно жевательной резинки, надутой в пузырь. Внутри переносного жилища было по меньшей мере минус тридцать пять градусов по Цельсию. Из убранства здесь лишь только три плотных спальных мешка; под ними меховой настил, а на самом верху купола масляная лампа, мирно покачивающаяся в такт настойчивым порывам ветра.

В одном из спальников лежал я, плотно зарывшись в одеяло. Лицо наполовину закрыто шарфом, а на голове плотно-прижатая шапка. Тело грелось под двумя одеялами, а поверх груди находилась тёплая грелка. И даже этого не хватало. Я всё равно дрожу, под плотной вуалью ледяного воздуха, делая записи в этой изглаженной временем и погодными условиями, тетради. Холод кусает кожу, впиваясь в подушечки пальцев острыми маленькими иглами, едва не доводя до спазма.

— Чёртов южный полюс! — выругался я, глядя на смазанные синие каракули, плывущие по сухому листку бумаги. Пар изо рта поднялся вверх, растворяясь под куполом палатки. — Антарктида — не место для людей!

Да, это был мой крик души, ну а что поделать? Как бы вы поступили на моём месте, пропустив через себя те же события, что и моя группа? Экспедиция из десяти человек собралась исследовать забытые всеми места. Мы успешно оторвались от земли, вылетев из России. Полёт длился около семи часов. Всё шло вполне обычно, за исключением всё нарастающего беспокойства. Александр Владиславович капал мне на мозг всё время полёта, я был вне себя от бешенства, но чёрт возьми, этот суеверный профессор оказался прав, его пророчества сбылись даже быстрее, чем у великого Нострадамуса! Каждую секунд он напоминал о тарахтящем звуке в правом двигатели самолёта и предрекал наше скорое падение. Я, человек не суеверный, но боязнь высоты сделала свой ход на шахматном поле ужаса в моём сердце. Последний час в самолёте я провёл в самых кошмарных раздумьях. На какое-то время мне всё же удалось уснуть, вот только эти страхи вползли ко мне в сновидения и развернули там целое концертное шоу, направленное целиком и полностью на запугивания моей души. А потом, сон оборвался, самолёт тряхнуло с такой силой, что Михаил Борисович — наш картограф, шедший в этот момент со стороны туалета, лихо так кувыркнулся и приложился виском о стоящее рядом кресло. Первую помощь оказать не удалось, да и вряд ли она понадобилась бы трупу. Льва Сергеевича, — первоклассного медика, тут же швырнуло в левую часть самолёта, где сидел я, разрывая свою глотку душераздирающим криком отчаяния. Тело Левы сложилось пополам, встретившись с вкрученным в пол столиком, на котором растянулась карта Антарктиды.

Вскоре, праведный гнев древних сил Антарктиды рухнул на Роберта, — моего лучшего друга, сидевшего в тот момент напротив иллюминатора, выходившего на всепоглощающее пламя, выползшего из задыхающегося чёрным дымом двигателя. Именно Роберт пытался вселить в меня веру в исправность нашего транспортного средства, в то время как заслуженный учёный России и по совместительству мой профессор «Арктического и антарктического научно-исследовательского института», параллельно изучающего мифологию, кричал о неизбежной каре древнего существа, дремлющего под огромным слоем льда в белоснежной пустыни безмерного холода и одиночества. И какого лешего он вообще увязался с нами?! Я так и не нашёл этому должных объяснений. Роберт тоже этого не знал, а ещё он не знал, что его жизнь окажется на волоске от смерти.

Клокочущий и кашляющий двигатель очень скоро взорвался. Ударная волна хлынула мощным потоком воздуха в стеклянный иллюминатор, довольно быстро лопнувший и разлетевшийся на бесчисленное множество осколков, окропивших лицо моего друга. Произошла разгерметизация. Несколько секунд я провёл в тупом онемении, а потом мои лёгкие стали нещадно вбирать кислород, так старательно удиравший от меня. Я задыхался. Пальцы плотно вжались в ручки сидения, отказываясь отпускать единственную надежду. Кислородные маски выпрыгнули откуда-то сверху, столкнувшись с моим лицом. Голова шла кругом. Вокруг творился сущий ад: все суетились и кричали и только лишь пилот сохранял какое-то ни было спокойствие, привитое им годами, проведёнными в опасных небесных просторах.

Пытаясь хоть как-то отвлечься от кутерьмы неразборчивых образов и расплывшихся силуэтов, мелькавших из одной части самолёта в другую, подобно скоротечным изображениям на киноплёнке во время показа кино, я направил всё своё внимание на иллюминатор, находящийся по левую руку от меня. Вдруг, за бортом воздушного судна я разглядел полупрозрачную фантасмагоричную фигуру гигантского монстра, покрытого серебристой чешуёй. Гигантская тварь парила в воздухе, смотря на едва дышащий жизнью самолёт. Из могучей спины раскрылись гигантские перепончатые крылья летучей мыши. Его мрачные зрачки сузились, превратившись в кошачьи. Веки этого невероятного существа закрывались вертикально, а не горизонтально. В отличие от тела, голова была покрыта белой шерстью, словно у мифологического йети, только вот ростом оно было с гору Эверест. Этот призрак древности раскрыл свою пасть, больше схожую с пираньей, а потом жёстко клацнул, пытаясь сожрать нас. Нам повезло, монстр не достал до нас. И в ту же секунду он испарился, словно мимолётный туман. Видимо нехватка кислорода сыграла со мной злую шутку. Но, почему-то образ чудовища плотно засел у меня в голове, укоренившись в самых дальних уголках моего подсознания. Именно сейчас мои мысли были направлены лишь в сторону загадочного монстра, настигшего нас во время полёта. Мозг вроде бы понимал, что это всего лишь навеянная страхом иллюзия, но сердце никак не могло согласиться с ним. Тем более, красочные рассказы профессора никак не выходили из моего воображения. Он всегда был помешан на чём-то мифическом. Собственно, именно поэтому мы и решились на эту поездку, поставив своей целью разгадать странные сигналы в Антарктиде.

Очень скоро самолёт накренился влево. Пилот не справлялся с возложенными на него обязанностями, — оно и не удивительно, — человеческий фактор присутствует везде, будь ты хоть трижды профессиональным лётчиком.

Органы мои вжались в спину. Тошнота навалилась резкой волной, но давящий воздух мешал опустошению моего желудка.

Впереди меня сидел Артём, — этнограф. Бедняга побледнел от страха. Несмотря на творящийся хаос, я слышал его прерывистое дыхание и неразборчивое бормотание. Парнишка, некогда бывший радикальным атеистом, сложил ладони вместе и, закрыв глаза молился Богу, чтобы тот смиловался и пощадил покаявшуюся душу. Все эти люди входили в единый оккультный клуб, посвящённый изучению таинственных звуков и движений в зоне Антарктиды. Они верили в сказочных тварей и каких-то загадочных Богов древности, кроме нас с Артёмом. Чёрт меня побрал согласиться вступить в их секту! Ничего бы этого не было! Но, Роберт заинтересовал меня своими рассказами про необычные сигналы, которые я впоследствии увидел своими глазами. И вот, теперь моё любопытство привело меня сюда — в обитель смерти!

Крики раздавались со всех сторон, сплетаясь в единый неразборчивый звук, смешавшийся со свистом ветра, исходящего от дыры в повреждённом фюзеляже. Эта дыра высасывала всё содержимое самолёта. Кухонные приборы взметнулись и выпорхнули за борт. Следом отправился чей-то рюкзак, а потом, раздался неприятный треск позади меня. Затем последовал хруст и небольшое сидение, вместе с сидевшим на нём пассажиром, вырвалось наружу, расширив и без того большую дыру в летательном аппарате. Михаил Попов, — наш биолог, покинул нас, не сказав ни слова. Я даже не успел осознать, что его больше нет с нами. Моя рука скользнула по воздуху в направлении удаляющегося силуэта. Пальцы сжались, не успев зацепиться за улетающее кресло. Воздух продолжал улетучиваться из самолёта из-за разницы в давлении, которое в самолётах всегда выше, чем в окружающей среде.

Истекающий кровью Роберт, подтянулся на ручке кресла. Плотно прижавшийся ремень безопасности сковывал его движения и мешал произвести комфортный манёвр для важного шага, ведущего к освобождению. Мой друг не без усилия нащупал нож в своём кармане, а потом достал его и аккуратно разрезал ремешок. Поток ветра сбил Роберта с ног. Он повалился, покатившись в сторону зияющей дыры. К тому же, ещё одной движущей силой был накренившийся влево самолёт, подталкивающий обессиленное тело друга всё ближе к лону смерти. Борющий за выживание Роберт, пытался перейти в правую часть самолёта. Его рот открылся, крича что-то нечленораздельное, но голос его перекрывался мерзкой завывающей сиреной, резкой болью, врезавшейся в барабанные перепонки. В глазах всё сливалось в единое месиво, как будто моя голова крутилась влево и вправо, не останавливаясь ни на секунду. Чуть позже, размытый образ Роберта колыхнулся и упал, скользя в направлении всепоглощающей дыры, изрыгающей содержимое нашего транспортного средства.

В этот момент я уже попрощался со всеми членами экипажа. Сердце моё было готово отдаться на суд небесный, дабы проститься с тленным миром и моим телом. На моих глазах гибли близкие мне люди. Один за другим их забирала сама смерть. Они словно бы стояли в очереди к смертному одру, потому как именно так друзья уходили из жизни. Сначала один, потом второй, затем третий, тая подобно снежинкам в тёплую погоду. Нет, здесь более уместен другой пример. Вся наша группа стояла на эшафоте с обвязанными на шеи верёвками, в ожидании смерти, наступающей внезапно и крайне неприятно. Наш палач был избирателен, а ещё ему нравилось тянуть время, наслаждаясь нашими страданиями. И каждый из нас надеялся на чудо, что очередная верёвка окажется слабой и гнилой. Но удача была не на нашей стороне.

Кабину слишком сильно накренило вниз, отчего давление в моей голове поднялось в несколько раз. Я буквально ощущал, как мозг вдавливается куда-то в затылок. Глаза бегали из стороны в сторону, теряясь в ориентации. До меня дошло только сейчас, что нистагм застиг меня довольно быстро, однако, тут нечему удивляться. Кресло Барани в сравнении с этим — смехотворная карусель для детей!

Мой рот непроизвольно раскрылся. Нижняя челюсть всё опускалась и опускалась, но я не мог противиться этому. Мышцы не слушались меня, а мозг казалось вот-вот уснёт — «Может это и к лучшему? Я не хочу видеть свою смерть. Пусть уж лучше это произойдёт в отключке, может хоть эту милость я заслужил в свой жизни?»

Перед глазами пролетали картинки моей жизни. Студенческие годы пронеслись мимо короткой бессмысленной киноплёнкой. Первая работа мелькнула лишь на пол секунды. Зато, лицо жены остановилось, чтобы я смог ещё один раз взглянуть на неё, рассмотрев её милые ямочки, маленький носик, нежную кожу и длинные, шелковистые волосы, сияющие в глубинах тьмы. Я ни о чём не жалею — жизнь была полна на разные эмоции. Лишь об одном мне грустно — я слишком мало времени проводил со своей любимой и нашей маленькой дочуркой, которая только недавно научилась говорить: «Папфа, бублю тебя!»

— Чёрт возьми, я не хочу умирать! — во весь голос закричал я, в надежде, что меня услышат небеса, ведь близость с ними ощущалась с каждой пройдённой секундой.

Краем глаза я выхватил лицо Александра Владиславовича, освобождённое от всяких страхов. Он был поглощён происходящем и похоже… радовался данному событию, словно маньяк, намеревающийся покончить со своей жертвой. Такой дьявольской улыбки я не видел давно. От этого мне стало тошно, и я отвернулся, чтобы не свихнуться в конец, хотя, быть может именно это мне сейчас и нужно было, чтобы отвлечься от криков боли.

Несколько секунд спустя, самолёт тряхнуло с неимоверной силой, будто кто-то вдарил по нему, словно по валанчику ракеткой. Затылок мой лихо приложился к немного жёсткому кожаному креслу, так и норовящему сломаться. В какой-то момент моё лицо зажглось волной боли. Следом, я рассмотрел нож, несущийся в сторону дыры, а потом мои глаза вновь словили расфокусировку. Последнее, что я увидел — голова пилота, лежащая на болтающемся влево и вправо, руле. Несносная волна ужаса пробила мою дамбу спокойствия и безмятежности, доверху наполнив мой жизненный резервуар. Лёгкие с трудом ловили воздух. Сухость распространилась по всей полости рта. Мой пульс, некогда подскочивший до высшей планки, сейчас едва прослеживался, с трудом угадываясь в глубинах моего организма, словно гудок несущегося поезда, эхом понёсшийся куда-то вдаль длинного туннеля, в котором не было начала и конца. Тело постепенно немело, несмотря на жёсткие толчки внутри салона. Ничто уже не могло привести меня в чувство. Картинка передо мной сужалась, закручиваясь в чёрную спираль, как при туннельном зрении. Периферия вокруг исчезала, становясь частью всеобъемлющей тьмы, наползающей плотным матовым облаком. И, вскоре, веки смежились, скрыв от меня полную катастрофу и погибель оставшихся членов экспедиции.

***

Проснулся я от жуткого холода, грызущего меня со всех сторон. Тело тряслось, а пальцы рук синели. На ресницах появился иней, затмевающий обзор. Не без труда мне удалось выбраться из разбитого самолёта, почти полностью утонувшего в снегу. Не знаю каким чудом, однако же, мне удалось выжить.

На тот момент я не заметил самой главной вещи, так яро бросившейся любому здравомыслящему человеку в глаза. Вокруг меня лежали обглоданные кости пятерых членов группы. Тело пилота и вовсе исчезло. Но, тогда я пребывал в дурном сне, окутанный туманом боли и пеленой растерянности. Хотелось поскорее разорвать ремень безопасности и рвануть куда глаза глядят, подальше от этого проклятого самолёта. Так я и сделал, но перед этим, мне пришлось вытащить небольшую часть металлической конструкции, вгрызшейся в моё правое предплечье. Боль была дикая и пронзительная. Я кричал во всю мочь, лишь бы только заглушить эту боль. Мне удалось нащупать аптечку. Навыков оказания первой помощи у меня не доставало, но шить я умел, поэтому, оказалось не так уж и сложно заштопать самого себя. Удивительным образом металлический штырь задел лишь мышечные ткани, не затронув кость. Чтобы было надежнее, пришлось взять бинт и обмотать руку в несколько слоёв. Насколько же загадочен наш организм. Пребывая в полном отчаянии, адреналин дал ясность ума и помог вспомнить многое, из того, чему меня обучали. Жаль, что наш мозг не может работать также изо дня в день, хотя, тогда бы он наверняка сгорел от того количества многозадачности, которые на него навесил человек.

Обшивка и внутренняя конструкция нашего транспортного средства была искорёжена до невообразимости. Корпус разделился на две части. Всюду висели искрящиеся провода. Как будто я находился внутри ужасающего монстра. При каждом шаге раздавался мерзкий металлический гул, сопровождаемый скрежетом трущихся друг о друга деталей.

На долгие размышления у меня не было времени, почему-то я боялся, что самолёт очень скоро взорвётся. Было принято решение собрать всё самое важное и уцелевшее в ходе катастрофы. Кое-как мне удалось собрать в свой и без того нагруженный рюкзак всё самое необходимое, по крайней мере, мне казалось, что эти вещи окажутся необходимыми во время выживания. Признаюсь, я даже и не думал о своих дальнейших действиях. Голова шла кругом. В ушах до сих пор звенел шум сирены, а в глазах иногда мелькали красные огоньки. Временами, зрение прощалось со мной, размыливая очертания мира, но через неопределённое время всё вновь возвращалось.

Мне потребовался час или около того, прежде чем я увидел чистое голубое небо. Пока я занимался расчисткой пути, тело согрелось и налилось кровью. Правда, правая рука не слишком спешила меня осыпать благодарностью. Багровая жидкость слегка просвечивалась через несколько плотных слоёв бинта, и я боялся, что занёс инфекцию при оказании себе медицинской помощи. Некоторые знания в хирургии у меня конечно были, ведь моя мать когда-то давно работала военным хирургом, поэтому, в свободное от работы время она занималась со мной. Не скажу, что уроки нравились мне и были прям необходимы, но я благодарен ей, потому как именно из-за этих навыков мне удалось выжить.

Упали последние несколько балок, загородивших дыру фюзеляжа. Яркая стена света вдарила по глазам, отчего я чуть не потерял равновесие. Позже, мне посчастливилось спуститься с разбитого летательного аппарата, не повредив ни единой конечности. В любом случае, я и без этого был серьёзно ранен, да и ссадины с порезами, полученными во время крушения доставляли видимый дискомфорт.

После беглого осмотра куска разваливающегося металла, некогда являвшегося самолётом, я направился подальше от места крушения, боясь застать последний вздох нашего транспортного судна, сулившего мне скорую смерть от ударной волны взрыва и всепоглощающего пламени.

Впереди пролегала леденящая душу пустыня, да и не только душу, тело также дрожало от холодного ветра, задувающего в любую открытую щель, найденную в моей зимней куртке, больше похожей на дутую пластинчатую броню, только вместо металла, в ней скрывалась крайне тёплая и приятная ткань, кое-как согревающая замёрзшую кожу.

Прошёл час с тех пора, как я покинул проклятое место (как его окрестил я). Позади всё ещё виднелся силуэт самолёта, который уже начал исчезать в белом тумане снега. Постепенно погода менялась в худшую сторону и было принято решение обосноваться в каком-нибудь месте, раскопать небольшую яму и поставить туда палатку, чтобы ветер не снес её.

Время шло, а передо мной всё также пролегала одинокая белая пустыня без единого намёка на какие-нибудь холмы или пики гор. Всё же, хотелось найти пещеру или нечто вроде этого. На открытой местности есть вероятность нападения дикого зверя, спешащего полакомиться свеженьким мяском, которого здесь недостаток. Нет, что это я, совсем запамятовал, здесь не водятся белых медведей. Обилие животных приближается к низкой точке, однако, почему-то мысли мои всё кружатся и кружатся рядом с этой глупой абсурдностью. Может, сказывается несколько лет работы в Арктике? Не знаю, сейчас мои мысли слиплись в один ком и из своих научных познаний я не могу найти очевидных подтверждений или опровержений, всплывших со дна моего разума гипотез.

Ноги уже гудели от усталости, а руки жгло от боли. Мороз кусался за любой открытый участок тела, но я продолжал идти, надеясь на чудо. Горло раздирало от вдыхаемого воздуха. Руки немели и с трудом двигались. Даже специальные подкладки, вшитые в перчатки, оказались не столь эффективны, как мы могли рассчитывать.

К этому моменту снегопад усилился. Белоснежная метель мешала обзору, утаивая от меня безопасные места. Маленькие снежинки бешено вгрызались в лицо, оцарапывая щёки и верхнюю часть носа, не закрытого шарфом. Очки, то и дело приходилось протирать от снега, но и это не особо спасало меня. Не было ни единого ориентира, на который я мог бы опереться в построении своих планов. Каждое направление ничем не отличалось от предыдущего, глаза оказались бессильны против природной стихии. Но, что-то в моей груди не давало мне сдаться. Огонёк надежды слабо горел в сердце, однако же — горел! Где-то далеко, на юге России меня ждут мои родные: любимые жена и дочка. Я продолжал верить, что, покамест самолёт не взорвался, чёрный ящик сможет подавать признаки жизни, которые в последствии увидят спасатели и заберут меня из этого Богом забытого места.

Холод продолжал вползать в лёгкие, сжимая их, подобно верёвке ковбоя, стягивающей пойманного грабителя. Ноги ощущались всё слабее, как и мнимая мысль о спасении. Иногда я даже не понимал, иду я или нет. Для этого приходилось смотреть вниз, но данная процедура не была мне в тягость, ибо глаза мои почти не поднимались вверх, лишь изредка, чтобы осмотреть местность и убедиться, что вокруг нет опасности.

По истечению неопределённого срока времени, я попросту затерялся в белесой круговерти, окружающей меня со всех сторон. Иногда, сквозь бурю бесчисленного множества белых песчинок, я угадывал образы каких-то существа, передвигающихся на шести, а то и восьми лапах. Ужас плотно сжал мои нервы, а потом натянул серебряные струны страха и заиграл на них свою пугающую мелодию, ставшую плотным комом в горле. Временами, тело совсем отказывалось подчиняться мне. Я падал лицом в снег, лежал несколько минут в неподвижности, а потом поднимался с таким трудом, какого раньше никогда в свой жизни не испытывал. Стало казаться, что я вовсе не продвигаюсь вперёд. В некоторых местах высота снежного покрова доходила мне до пояса, отчего приходилось прикладывать невероятные усилия. И, в какой-то момент я замер, встав оледенелым безжизненным телом, смотря на свежие следы и две неглубокие бороздки, уходящие куда-то влево. Складывалось ощущение, будто кто-то волок крупные сани или нечто вроде них.

Данные следы были единственной зацепкой к возможной цивилизации в этой безраздельно широкой и нескончаемой пустыни одиночества, растянувшейся на сколько хватало взгляда.

Снег старательно заметал ещё свежие следы, но я был упорен в своём стремлении. Пусть даже это будут дикари, я попытаюсь поговорить с ними и убедить впустить меня в свои жилища. Подарю им своё снаряжение и буду ждать, пока спасательная группа отыщет меня и увезёт из этого царства холода. А если они меня убьют, то будет это гораздо быстрее, нежели суровая мать природа, терзающая моё ослабленное тело.

Буран стал гуще и свирепее. Ветер завывал, подражая стае волков, завывающих на луну. Вот только ветер сейчас был для меня более опасным, нежели дикие животные, которых здесь нет. Пингвины и тюлени вряд ли доставят мне хлопот, а вот непокорная стихия вполне сможет нарушить мои планы.

Вдруг, до моих ушей добрался страшный звук. Чьё-то отрывистое рычание доносилось позади меня. Я резко обернулся, пытаясь поймать взглядом этого безумного хищника, охотящегося в такую погоду. Нечто серое мелькнуло в глубине плотной стены снегопада. Слева кто-то рявкнул, а потом заскулил, испустив дух.

Не знаю почему, но ноги сами пошли в сторону опасности. Голова была одурманена страхом и холодом, поэтому я слепо доверился глупому человеческому любопытству, закручивающему мою шею в ненужное направление.

Сердце провалилось в пятки. Позвоночник вздрогнул от леденящего ужаса. Тело замерло во второй раз, не давая возможности сделать шаг в сторону. Челюсти непроизвольно застучали, но не столько от холода, сколько от тошнотворной картины, нарисованной передо мной кровавыми красками.

У ног моих покоилась здоровенная туша лохматого мамонта, разорванная в клочья с разных сторон. Я не мог поверить своим глазам! Самый, что ни на есть — мамонт! Вот только, целостность его нарушена. Чья-то мощная пасть откусила от него добрый кусок плоти. Вокруг блестела багровое месиво вперемешку с кишечником и ещё какими-то внутренностями животного, так и рвущимися наружу.

Желудок мой не смог долго держать поднимающуюся ввысь рвоту. Ещё несколько мгновений и я испражнился на снег, высвободив немалую часть ещё не полностью переваренной пищи. Тлетворный запах крови в спеси с омерзительным зловонием внутренностей не давал мне в точности разобраться в неслыханном событии. Передо мной лежал призрак древности, давно уже похороненный суровым песком времени и беспощадными волнами эволюции. Я был в растерянности. Но, более всего меня удивлял размер зубов, отпечаток коих зиял на трупе недавно почившего зверя, ставшего ещё одной частью загадочного пазла, разложенного передо мной. Вонь стояла неимоверная, однако, стоит отметить, что она сглаживалась холодной свежестью Антарктического воздуха.

Пересилив себя, я всё же смог обойти вокруг тушу мёртвого зверя. В высоту он был равен не менее шести, а то и семи метрам. В ширину около трех, может три с половиной метра. Что удивляло в сей отвращающей картине, так это окровавленный бивень — по всей видимости между животными шло сражение. Кто же смог свалить столь здоровенного зверя за считанные секунды? От этой мысли меня пробрало дрожью. Второй бивень надломился во время недавней битвы, скол свежий. Какая же должна быть шкура у его врага, если он смог пережить удар бивнем? Не знаю, да и знать не хочу! Нужно уходить отсюда! Не нравится мне этот кошмарный сон наяву!

Недолго думая, я поправил рюкзак за спиной и двинулся дальше, оставляя за собой неразгаданную тайну, в которую бы хотел погрузиться каждый палеонтолог, горящий своей профессией, будь он на моём месте. Но я никому не пожелаю пережить то же, что пережил и я. Потеря друзей и знакомых лишь сейчас начала вздыматься штормовым облаком над моим душевным спокойствием, приобретённым мной на время действия адреналина в крови и полной неразберихи в мозгу. Я видел их лица в последний раз. На них застыл немой ужас и непреодолимый страх, запечатлённый в моей памяти на веки вечные. Я наблюдал за вылезшими из орбит глазами, судорожно ищущими выход из непростой ситуации, но его не было! Лишь удача смогла стать мне спасением.

Я больше не мог смотреть на эти ошметки мяса и рубиновой крови, впитывающейся в снежный покров. Коричневый мех очень скоро покрылся белой крошкой, которая вскоре скроет тело призрака давно минувших лет и упокоит его душу в ледяном царстве, находящегося вне власти времени. Пришлось бежать. Бежать туда, откуда я не смогу увидеть это месиво, оставленное каким-то монстром.

Всё оставшееся время я шёл и прокручивал у себя в голове одну единственную мысль, оставленную жгучим клеймом в моих нейронах. Моё согласие на данную экспедицию было дано только из-за одной очень существенной детали — повторяющийся несколько раз сигнал, принадлежащий по меньшей мере пятерым китам, соединённым в одном теле. По началу всё это казалось лишь ошибкой техники, но чёрт возьми, мы установили новые датчики и импульсы, издаваемые таинственным существом или же самой природой, могли повлечь разрушения вековых ледников, приведя к необратимым и крайне опасным последствиям. Несколько датчиков вышли из строя, но вряд ли такое случилось в виду экстремальных климатических условий — нет! Техника обладала нужными для такой работы характеристиками и даже сверх нормы! Можно было бы спихнуть всё на случайные баги в программе, но не на всех устройствах! Полная бессмыслица! У меня ничего не укладывается в голове! Откуда взялся мамонт и что за чудовище сотворило с ним такое?! А главное, каким образом повредился двигатель самолёта? Инженеры и техники проверили всё перед вылетом. Наша экспедиция готовилась с особой тщательностью! Однако же, что-то пошло не так. Теперь мне всё больше кажется, что профессор накликал на нас беду. Перед самым вылетом я застал его в уединённой комнатке, арендованной специально под склад для нашей группы в отдалённом офисном центре. Меня попросили перенести часть датчиков и несколько ноутбуков, однако, какого же было моё удивление, когда я застал Александра Владиславовича с окровавленным ножом в левой руке! У всех свои чудачества на уме, но, чтобы обставиться сотнями резными деревянными фигурками каких-то нелепых и несуразных чудовищ, выставленных на блеклой пентаграмме вырисованной мелом, — это уже слишком, да ещё и резать самого себя! Он молился им, подобно древним Богам, давно покоящихся в своих затхлых склепах! Теперь-то я понимаю, почему меня просили не заходить в данное помещение, ссылаясь на старость опорных стен и небезопасность самого места. Артём на тот момент был новичком среди нас, поэтому и попросил меня об одолжении, а я в свою очередь просто запамятовал о запрете, но сейчас всё ясно — они боялись, что их раскроют. А ещё, помнится, Артём поведал мне ещё об одном таком чудаке — Михаиле Борисовиче, шаставшем в глубокие ночи по этому же самому помещению, прикрывая голову коричневым капюшоном. Все они — часть одной оккультной секты, чьи планы и цели остаются для меня загадкой.

Ерунда! Полный бред! Как я вообще мог ввязаться в это дело? Роберт, — именно он выступил за мою кандидатуру, когда всё шло к тому, чтобы выбрать нового геолога! Они желали выбрать другого специалиста, — менее опытного, но более подвластного всяким внушениям. Вот же! Они и меня хотели втянуть в свой кружок мистики! Я-то думаю, отчего Роберт несколько раз спрашивал мою позицию по поводу язычества, мистики и о моих познаниях в области спиритизма и оккультизма. Вот к чему всё шло! Но, как говорила моя прабабушка: «Ни одному демону не коснуться твоей души! Для человека ты — брат, для демона же — серебряный меч, отрубающий голову!».

Светлана — так её звали. Она верила, что род наш берёт начало с тех времён, когда ведьм сжигали на костре. Мои родичи входили в касту так называемых инквизиторов, несших смерть всему потустороннему. Никогда я не верил в эти сказки, считая её немного чокнутой, но рассказы прабабушки так влекли меня и пробуждали нездоровый интерес, что иной раз мне и самому представлялись образы воинов в белых доспехах, сражающихся с ордами нежити. Когда-то она упоминала про странных существ, обладающих невероятной силой. Они пребывают в глубоком сне, ибо инквизиция не смогла отправить их в мир иной, довольствуюсь лишь подобием анабиоза. В день её смерти мне был передан медальон с выгравированным знаком медузы горгоны. В довесок, она написала письмо, в котором настоятельным образом просила меня надеть и не снимать магическое ожерелье. Я так и поступил, но не потому, что верил в этот бред, а потому что уважал свою прабабушку, привившую мне любовь к географии, ставшей для меня страстью всей жизни.

Всё происходящее не может быть правдой! Это сон! Кошмар! Сейчас я проснусь и туманные иллюзии, навеянные ужасом, раскинувшим свои хитросплетённые корни, сгорят в огне рационализма и реальности, твёрдо строящейся на нерушимых принципах мироздания!

Из мыслей меня вырвала адская колющая боль, нещадно режущая раненное предплечье. От такой острой вспышки, я едва не потерял сознания, упав лицом в снег. Глаза мои встретились с рубиновыми радужками, тупо смотрящими куда-то в небесную даль, скрывающуюся под снежным вихрем. Кожа лица ощутила тёплые пары воздуха. Между моими руками, погружёнными в снег, покоилось тело Роберта. Лицо друга украшали небольшие осколки стекла, въевшиеся в кожу, а также кровоподтёки, заледеневшие от холода. Правая часть лица обгорела и сморщилась, приобретая нечто вроде клейма, внутри которого вырисовывалась голова того самого монстра, увиденного мной во время катастрофы.

— Виктор, ты тоже выжил? — с каким-то облегчением спросил он, в то время как лицо его выдавало полную отрешённость и равнодушие. — Они не приняли меня в качестве дара, моя душа пока не готова стать частью чего-то большего.

— Роберт, как я рад! — без преувеличения воскликнул я, обнимая своего друга и пропуская мимо ушей весь сказанный бред.

Я не один в этой бездушной пустыне! Теперь, одиночество не будет царапать меня своими длинными и острыми лапами, высасывая силы капля по капле, взращивая во мне огромное холодное пространство, внутри которого завывает леденящий душу ветер и эхом проносятся голоса родных и близких. Я боялся остаться совсем один, пожираемый чувством подавленности, тоски и полной неспособности.

— Остальные мертвы! От пилота остались только кости! — скороговоркой заговорил я, теряясь в эмоциях. — Нужно найти укрытие, здесь бродит что-то чрезмерно большое и опасное! Чёрт возьми, Роберт, я видел мамонта! Ты понимаешь, пережиток прошлого! Он должен был исчезнуть ещё в период голоцена! Что здесь творится? Какова настоящая цель экспедиции? — не смог больше держать я, смотря в глаза Роберту. — И что вообще с твоими радужками? Почему они имеют рубиновый цвет?

Роберт молчал, завороженно смотря на белесый круговорот, уводящий его пьянеющее сознания куда-то за видимые горизонты реальности. Его глаза будто бы смотрели сквозь меня, словно на призрака. Через минуту губы его зашевелились, однако слов я не разобрал. Пришлось наклонится ещё ниже. Друг был слишком слаб, чтобы говорить в полную силу.

— Жертвоприношение, — только и смог выговорить он.

— О чём ты? — едва сдерживаясь произнёс я, пытаясь перекричать шум бурана.

Его глаза поразил дурман, как и голову, словно Роберта накачали каким-то веществом. Я пытался пробудить его от иллюзорного мира, созданного каким-то синтетическим наркотиком, но всё без толку. К тому же, не хотелось переусердствовать, ведь ранения у друга были не менее серьёзные, чем мои личные.

Слишком велика вероятность смерти. Я не могу продолжить путь вместе с Робертом, но и оставить его не имею права.

Я в очередной раз огляделся, чтобы в которой раз убедиться в отсутствии каких-либо естественных убежищ. На сердце вновь навалилось не спокойствие и не столько из-за невозможности спрятаться в пещере, сколько из-за состояния, в котором пребывал мой лучший друг. Не знаю, как он выжил здесь, потому как рядом нет никакого снаряжения. Он смахивает на зомби. Похоже при падении он лихо приложился головой. Весьма вероятно, что у него сотрясение мозга. Я конечно не врач, однако же, могу предположить, что наши шансы на выживание не очень-то и высоки…

Было принято волевое решение разбить палатку прямо здесь и переждать буран. Несколько минут я потратил на выкапывания неглубокой ямы, чтобы поставить там наше временное жилище. Ещё некоторое время ушло на закрепление брезента и засыпания основания снегом, дабы сильный ветер не перевернул её.

Наконец, я занёс Роберта внутрь, да и сам плюхнулся на пол, растеряв почти все силы. Мне было страшно и очень плохо, но я не терял веры в самого себя. Ещё немного усилий и палатка пополнилась двумя спальниками и масляной лампой. Весьма недурно для выживания в таком суровом месте. Тут намного теплее. Быть может нам всё же удастся пережить несколько ночей и дождаться спасательную группу. Надеюсь, нас уже ищут, ведь на связь мы не выходили давно, а это уже серьёзный звонок нашим техникам, оставшимся на базе. На такие случаи у нас есть люди, которые неустанно следят за нашими показателями здоровья. Вероятнее всего они уже заметили, что ряды группы поредели. Ладно, что я уже не один — это не может ни радовать.

Какое-то время мы сидели в полном молчании: я думал о своём, а Роберт всё также смотрел остекленевшими глазами куда-то в пустоту. Холодные лапы страха схватили меня за плечи и встряхнули как следует. Дрожь прошлась до самых пальцев ног. От одного вида Роберта меня воротило. Почему-то сейчас я уже не ощущал радость от того, что моя душа больше не одна. Наоборот, мне хотелось остаться здесь одному. Страшно было лишний раз взглянуть на лучшего друга, с которым у меня не мало хороших воспоминаний. Мне захотелось отвернуться от него и закутаться с головой в спальном мешке. Так я и поступил, а потом достал висящий на шее медальон, чтобы согреть своё сердце. Серебряная крышка открылась, внутри уютно сидела небольшая фотография с изображением моей маленькой дочурки и жены. Я долго любовался ими. Душа разрывалась. Я испытывал неподдельное мучение, страдая от невозможности заключить свою семью в объятья. Внутри появилась пустота, высасывающая мою энергию. Грудь сжималась от осознания того, что возможно я больше не встречусь со своими родными.

— Они знают, — без единой эмоции проговорил Роберт. — Древние силы следят за нами и ждут ночи, чтобы расправить свои крылья, окропив их светом голубой луны, — продолжал бормотать он. — Дельторус — повелитель льда и холода ждёт своего часа. Мир должен измениться. Люди утратили благосклонность Богов. Человечество поплатиться за свои прегрешения. Мы уродуем планету, являясь всего лишь паразитами на теле мироздания.

— Ты не в себе, Роберт, — мрачно отозвался я, не удосужившись повернуться в сторону своего собеседника. — Отдохни немного и перекуси. В рюкзаке еды хватит на двоих, проживём недельку, а может и две, — соврал я, дабы успокоить своего друга.

— Дельторус покажет истинную личину человечества, — пробормотал он, пропуская мои словами мимо ушей.

Сейчас во мне кипело бешенство, сродни обезумевшему вулкану, готовому в любой момент выпустить всепожирающую магму ярости и накипевшей во мне боли.

— Хватит нести чушь! — наконец закричал я, повернувшись в сторону Роберта.

Некогда стеклянные глаза приобрели оттенок жизни. Бледно-рубиновая радужка вновь загорелась алым пламенем. Зрачки расширились, походя на два чёрных блюдца разрастающихся по периметру глаза. Он попятился, вжавшись в жёлтый брезент палатки.

— Ты — палач! Один из них! Откуда у тебя медальон?

Может переохлаждение сыграла свою роль? Вряд ли стоит удивляться этому явлению. Обессиленного и напуганного человека охватила бредовая лихорадка, помутневшая его рассудок, застлав здравый смысл иллюзорным куполом. Похоже у него и впрямь сотрясение, совсем из ума выжил.

В этот момент гнев во мне поубавился. Кипящая от ярости кровь постепенно остывала, а сердце моё более не испытывало ненависти, сменяясь неким чувством жалости и понимания. Нельзя терять головы в такой ситуации. Именно страх и полная растерянность дезориентирует нас и заставляет впадать в бессмысленную панику, оставляя позади ценные крупицы времени. Поэтому, я успокоил себя и свои натянутые до предела нервы. Вместо ругани и нелепой конфронтации я решил пойти навстречу захворавшему другу. Моя рука нащупала флягу в глубине рюкзака и потянула её из глубин тесноты и мрака. Открутив крышку, я придвинулся ближе к Роберту, пытаясь влить в него хоть немного жидкости. Отчего-то это действие казалось мне лучшим вариантом, который бы помог привести одну затерявшуюся душу обратно в мир разумных существ. Как только горлышко фляги оказалось совсем рядом с синеющими губами Роберта, моя кисть сжалась, выпустив содержимое. Фляга упала на пол, а жидкость, таящаяся внутри, стала растекаться булькающим слабым потоком.

— Да что с тобой, Роб? — совсем потерянно спросил я, выхватывая свою руку из крепкой хватки безумца, косившегося на меня пустыми глазницами, наполненными туманом. Сейчас явно не лучшее время для того, чтобы взаимодействовать с Робертом, у него явно «не все дома».

Фляга была запечатана и положена рядом с моим спальником, чтобы не потерять ни единой капли воды. Я искоса поглядывал на безумца и параллельно думал о наших ресурсах. Древесины у нас нет, значит мы не можем растопить снег, чтобы добыть требующуюся жидкость. В сумке лежало несколько тетрадок и зажигалка на крайний случай, но пока что, мне очень не хотелось использовать их.

В какой-то момент взгляд Роберта совсем потупился, а потом и вовсе закрылись глаза. Я хотел было проверить пульс, но сразу же ушёл от этой затеи, увидев, как равномерно вздымается грудь, наполняемая свежим воздухом.

«Туго мне с ним придётся. Слишком уж всё плохо. Как бы его бред не сыграл с нами плохую шутку», — подумал я, отстраняясь от друга, словно брезгливый родитель, увидевший своё новорожденное умалишённое дитя.

Вдруг, меня и самого сморил сон, увлекая куда-то в далёкие тёплые дали, где нет холода, монстров и беснующейся природы, готовой при любом удобном случае разорвать тебя на части…

***