Бесплатный фрагмент - Увидеть маму

посвящается: маме, Александре Сафроновне,

отцу, Владимиру Константиновичу

Голос

Владимир! Да. Ослышался. Молчанье.

Но голос?.. Он. А был ли он снаружи?..

Шум города, от ветра веток ли качанье

Создали звук, который был мне нужен.

Зачем? Вопрос. Но тембр, тон знакомый:

Из прошлого, из этих дней печальных?..

Притронулся слегка, а режет по живому,

Воображенье, искра памяти нечаянная.

Что имя мне? Владимир, иль Володя.

От мамы: сына Вовик. Она ли позвала?

Душа её, быть может, рядом бродит…

Я городской давно живу далеко от села.

Прислушался: там мысли и мыслишки,

И в очередь, и хором, и ором говорят.

О чем: пойми, их много разных слишком,

Одни противны мне, другим всегда я рад.

Но голос, что звучал одно мгновенье

Так ясно, четко, громче всех: Владимир! —

Ни следа нет, ни эха, ни отзвука, ни тени,

Пригрезилось — моё ль звучало имя?..

Мог кто-нибудь, могла позвать подружка,

Но тон и тембр голоса не мог я не узнать:

Не так любимая шептала мне на ушко…

Владимир! — так могла позвать лишь мать.

Память-сказочник

Есть и есть еще скрытое многое

Из того, что не сказано мной,

И великолепно оно и убогое,

И души восхищенья больной.

Мизер, малость, какая-то кроха,

А она мне навек дорога,

Если я потеряю, то плохо,

Наживу непременно врага.

Как из бездны таскаю алмазы,

А пока что они лишь стекло,

Ограненная выйдет ли фраза,

Чудо мне, я скажу, помогло.

Чем я чаще на свет вынимаю

Дней былых отболевшего сердца,

Та же жизнь предстает мне иная,

Как от лука слеза, сладким перцем.

Блеклость пыльная стеклышек ложных

Там сверкают отмытые, в красках,

Я не верю себе: Невозможно!..

Поцелуй первый, в голосе ласка.

Разве так?.. Мне казалось грубее,

Не испытывал нежных волнений,

И трава зеленей, небеса голубее,

Память-сказочник лжет без зазрения.

Я её упрекать не намерен —

Подстрекаю подкрашивать были,

Но хоть чуть изменить, в крайней мере,

Лишь стихи бы страстней выходили.

Есть и есть еще скрытое многое,

Из того, что не сказано мной,

Превосходно оно иль убогое,

Не пройдет от стихов стороной.

Увидеть маму

Чип-картой чиркнув по экрану,

Я заказал билет туриста…

В заранее выбранные страны

Перемещусь в машине быстро.

Вернуться в детство захотелось,

Пусть там я буду и незримым —

С душой в сознанье, но не телом.

Год, месяц, место выбрал: зиму.

Не стал перечить я желанью.

Что лучше — зной или мороз?

Волнуюсь чуть я от свиданья

И с мамой, с домом, где я рос.

Со мною рядом в шляпе дама,

Ей за сто лет, но моложава.

У ней заказ на полюс самый,

Гурманка что ли, боже правый!

За ней крепыш широкоплечий,

В планшет уткнул картошкой нос.

С отцом на Марсе ищет встречу

Решить давнишний свой вопрос.

Какой? — мне жутко интересно, —

Где спрятал клад перед полетом?

Иль где и как пропал безвестно?

Иль есть к нему иные счеты?..

Скелет в шкафу — чужая тайна,

Делиться ею кто же хочет?..

Один — терзается раскаяньем,

Другой же мнителен и склочен.

Звучит негромко объявленье,

И дама в шляпе встрепенулась,

Рука с талоном на колени

Упала мертво, сжались скулы:

Ах да, не мой назвали номер!..

Крепыш пружинистой походкой

Протанцевал в двери «Харона».

Мигает свет, гудок короткий:

Вниманье всем! Перемещенье

Произойдет через минуту!..

Свет притушили в помещенье,

В душе восторженная смута…

Ну вот и я дождался вызов.

За дверью капсула стальная:

Мы подтверждаем Вашу визу.

Права и правила?.. Я знаю.

Ложитесь, вытяните ноги.

Дышите ровно: вдох и выдох.

Бесцветный голос, но и строгий

Звучит всё глуше, как фемида…

И мягкий снег хрустит, искрится,

Иду вдоль улицы неспешно,

Снегирь на дичке, писк синицы…

Места знакомы с детства здешние.

Скрипит калитка, снег сгребая,

Выходит, женщина, ах, мама!..

Я верил, знал, что ты живая,

В душе восторга мелодрама.

Кричу — не слышит, я незримый,

Почует сердцем сына рядом?!..

Чуть постояв, проходит мимо…

Увидел маму: счастья радость!

Былое чище, удаляясь

Смотрю в былое с удивленьем,

Оно изменчиво, и склонно

Себя прикрасить с удаленьем,

И манит, будто бы возможно

В кустах крапивы придорожной

Найти тропу к нему со склона.

И так мечтания захватят,

Что этот мир преобразится…

Подсядет рядом строгий батя,

Вихры взлохматит и пригладит…

Шепчу тихонько: Бога ради!..

Не улетай пугливой птицей.

Рукою крепкой прижимает,

Молчит и курит папиросу…

Обычный день концовки мая,

Как пятилетний я мальчишка,

В коротких с лямками штанишках,

В сад убегал гулять без спроса.

Отец тогда со мной простился

Интуитивно, перед сроком,

И пульс его горячий бился,

Как вот сейчас во мне он бьется…

Со дна былого из колодца

Вода из чистого истока…

Мама, мне больно

Рядом в гробу

Деревянном местечко,

Мама, найдется ли мне?

Вова, сынок,

Пока бьется сердечко,

Будем встречаться во сне.

Мама, мне больно,

И горько, и плохо,

До срока возьми одного.

И вновь отвечает

С протяжностью вздоха:

Здесь худо и сыро,

Противно, темно.

Живи, как живется,

И радуйся малым,

И Бога, прошу, не гневи.

Любила я вас,

Но от вас я устала,

Бессмертие — в вашей крови.

Отец ваш — мой муж, —

С ним в единое слились.

В гробах только кости, ничто.

А к нам не спеши,

Пока дышишь и в силе…

Пазл памяти

Горой лежат передо мною пазлы,

Собрать картинку из фрагментов сразу

И не удастся, нужно внимание и труд,

И цвет, размер, узор не подойдут

Пока, но, я-то знаю, есть в той куче

И лица, даты, образ, слово, случай.

Перебирая пазлы, внешне схожие,

Начну я с тех, что сердцу мне дороже,

И ярче память, и след от них глубокий.

Как был влюблен, печально одинокий,

Тон красок здесь пастелью затушеван,

Сложить понятное еще я не готовый,

Картины эта часть немного подождет.

Поможет поискам фантазии полет

Подсказкой ли, намеком ли на схожесть,

Но двойники и здесь и там, о, боже!..

Казалось мне, что нет труда сложить

Узор подбором памяти фрагментов,

В уме пестрит от  жизненных моментов.

Помалу контуры становятся почетче,

Срастаться в целое но все-таки не хочет,

Частей каких-то словно нет в помине,

Нет замкнутости контура и линий,

Провалы в памяти как белое пятно,

Перебирая тысячи осколков, все равно

Мне нужное однажды обнаружу.

Из Севера лечу на берег Южный,

Кавказ: Пицунда, Гагры, Рица, Сочи.

Пусть память мне помочь пока не хочет,

Но чувствами я вспомню теплый вечер,

И с девушкой волнительную встречу.

Кусок мозаики выкладываю сразу,

Подсвечивает память без отказа.

Уже мерещится мне нечто дорогое,

В одном углу неточность беспокоит,

Фрагменты переставлю я местами,

На факты опираясь, не на память.

Ну вот, как будто бы сошелся пазл,

Сомненья рушат всю картину сразу,

Я неосознанно старательно хитрил,

Убрав все черное, картину обелил!

Машина времени

Я гость из вечности. Вчера

Сестра ведет за руку в школу,

Вокруг с цветами детвора,

С лицом испуганно веселым.

На десять лет вперед скачок,

Звонок последний на прощанье,

На перекрестке всех дорог,

Успех и счастье обещанье.

Еще промчалось десять лет,

Прощальный ужин в ресторане,

Что впереди, не видим бед,

Любовью молодость обманет.

А через десять — дом, семья,

Проблемы разные, карьера…

Здесь задержусь подольше я,

И подышу той атмосферой.

Но нужно дальше мне лететь,

И десять лет промчались мигом,

Глаза ослабли, стал полнеть,

Диван и телик, реже — книга.

Нет, дальше я не полечу,

Довольно этого предела,

Я молодым побыть хочу,

Мне старика не нужно тело.

Старатель

Говорят, на юг Сибири

Люди едут мыть песок.

А пока ты парень в силе,

Вань, поехать ты бы смог?

Зазывал в артель рабочих

Наш купец, готов рискнуть.

Мы живем уж бедно очень,

Но опасный длинный путь.

Там, на речке, на Амыле,

Говорят, в тайге глухой,

Золотишко люди мыли,

И с богатством шли домой.

Ладно, батя, я готовый

Постараюсь для семьи.

Воротиться, дай нам слово,

Нужда давит, нас пойми.

Верхом, пешком, в телеге

Продвигались на восток,

Степи, горы, топи, реки…

Пропадем, спаси нас Бог!..

Добрались — проходит месяц,

Край земли, медвежий край.

«Будем хату ставить здеся!

Инструмент-ка разбирай!»

Рядом горная речушка,

Сосны, пихты и кедрач.

Бревна тащит на горбушке,

Наш Иван, ого, силач!..

Вот и стал Иван старатель,

Ему латок, лопата и кайло —

Жена и батя, и приятель;

И гнус сосал, и солнце жгло.

Мечтал, найти бы самородок,

Иль россыпь горстью загребать.

Зима и лето — мчались годы…

До нитки спустит всё опять,

Как в кабаке фарта найдет,

Забудет, что его заждались,

Что обещал он наперед,

И пьет потом уж от печали.

Но девку всё-таки сосватал,

Из местных, сущая дикарка,

Он бросил пить, поставил хату,

И баньку топит очень жарко.

Год-два — родит ему сынка,

Еще годочек — девка в доме.

Пусть и крепка еще рука,

Но кашель бьет и кости ломит.

В семь лет сгорел Иван и помер,

Детей — две девки, три сынка,

Кормильца нет — и горе в доме.

Песком златым полна река…

Письмо на материк

…Живешь, узнал от Жени, в Новосибе,

Тебе, мол, Катя выделила угол,

Мария, мол, учителем в поселке, на отшибе,

Мам, в город кинулась, с какого перепуга?..

Колхоз оставила, и дом, могилка зарастает,

А я приехать к вам пока что не сумею,

Женился осенью, жизнь в прошлом холостая,

Она из местных, Шура, дочь годовалую имеет.

Рублю я дом себе, от Мякшиных отдельно,

Жить вместе тесно, в общаге невтерпеж.

В приданном куры, хряк, да и корова стельная.

Зимой в два метра снег, дорогу не пробьешь.

Да, остров Сахалин, край этот каторжанский,

Тайга и сопки; народ: ороки, айны да японцы,

И зоны, и военных встретишь, и гражданские,

Восток далекий, там, где всходит солнце…

Кто валит лес, кто бьет пушнину в зиму,

А я рублю дома с зари до поздней ночи.

К складам узкоколейка, катают там дрезину,

Директор леспромхоза завод построить хочет.

Ну, всё, мам, до свиданья! Целую, обнимаю.

За просто так к нам в гости никто не приезжает,

Бумаги, разрешенье и вызов, понимаешь…

Что поспешил жениться, что здесь живу, не каюсь.

Спасая семью

А он женился по любви,

Но мать его так не считала,

И с первых дней начав опалу,

Невестку принялась гнобить

Упреком злым несправедливым,

Мол, охмурила сына баба,

Коль поумнее был он кабы,

Не быть ему с тобой счастливым,

Взял б городскую, не с поселка,

Красотку умную с дипломом…

А то гнобит и по-другому.

Она с дитем, сынок, что толку

Кормить чужого, грех чужой,

Оставь её, пока не поздно,

Пока  уехать в город можно,

А год пройдет, родится свой.

Так лет ворчала пару-тройку,

Родился сын, построен дом,

И можно жить, всё об одном

Ворчит свекровь, невестка стойко

Всё терпит, крутится волчком,

Детей отводит к старикам

С утра, (ворчит и мама там),

Хлеб выпекать бежит потом.

Свекровь приедет и  уедет,

Настроив сына, он уж пьёт,

И сгоряча жену уж бьёт,

Бегут спасать её соседи.

Она ребеночка носила,

Как приглянулась холостая

Ему подружка. Тварь какая! —

И мужа с дракою отбила.

Он успокоился, что толку,

Письмо от матери, больна,

Умрет, мол, вскорости она.

«Поеду к ней, я ненадолго».

Оформил отпуск и поспешно,

Собрался махом — был таков!

«Я знаю точно, лжет свекровь,

Женить задумала, конечно!..»

Детей бросает и… вдогонку.

Холмск — Ванино, в Новосибирск.

Далекий путь, огромный риск,

Ребенок бьет в живот ножонкой.

Все точно, как предполагалось:

Умна, стройна и городская.

Ему ли нравится такая,

Мать не спросила: Это — Гала,

Возьми в супруги, ту — забудь!..

Не тут-то было, шум и драка…

Кричали долго, но, однако,

Жена и муж в обратный путь.

И народился вскоре третий,

И жизнь опять пошла на лад,

Четыре года так в подряд,

Не зная бед, счастливы дети.

Свекровь теперь не нападает

Нахрапом, только лишь зовет

На Материк, который год,

Без внуков, мол, я пропадаю.

И вдруг решил: «Уедем с Сахалина

Куда-нибудь, хотя бы в Красноярск,

Твои там сестры, в самый раз».

Да будет так, желает как мужчина.

 Устроились семьёю в коммуналке,

И в детский сад оформили мальчишек,

Свекровь не злые письма пишет,

И посещает школу дочка Галка.

Еще один родился мальчик,

Прошло всего полгода с той поры…

Наверняка кто знает правила игры

Судьбы, где беды ждут, а где удачи.

Что накопилось за семь лет

В душе плохого, прорвалось,

И в дверь стучится страшный гость:

Ваш муж погиб… и меркнет свет…

О, горе мне, одна с четверкой

Осталась я, как дальше жить?!..

Кого судить, кого винить?..

И душу рвет и боль, и страх, и горько…

И начались опять мытарства,

Всё бросила, из города в поселок;

Жильё, работа, садик, школа…

Как тяжкий грех, судьбы злорадство.

А через год опять в дорогу —

В край не обжитый, Жешарт, Коми.

Зима сурова, мерзли в доме…

Куда гнала судьба, ей богу?!..

И год минул, и едут снова

На Абакан, в сухие степи,

Метаний этих нет нелепей.

«До смерти здесь, даю я слово!»

Островитянин

По метрикам рожден на Сахалине,

В поселке Горки, что лежит в долине,

Где речек тьма, тайгой покрыты горы,

В тридцати верстах по бездорожью город.

Дальневосточник, да, островитянин,

И в те края меня порою сильно тянет,

Трехлеткой пусть свезли на Материк,

И по рассказам мамы, вычитал из книг,

Как будто лично помню, в самом деле,

Поселок, сопки, море, жуткие метели.

С тех пор минуло больше чем полвека,

Не соберусь никак на Родину поехать,

Хоть пару дней на остров, как в былое,

Душой под старость, может, успокоюсь.

По существу чужой мне край далекий,

Но и судьбы начало всех путей истоки.

Свет былого

Огонечки-светлячки из былого гаснут,

И по тропкам не пройти, зарастают трассы,

Детство, мама и любовь, сердцу что милее,

Всё былое забрало, звать уже не смею,

Если даже позову, разве что услышит?..

И тоска в душе моей с каждым годом тише.

С каждым годом ухожу от былого дальше,

Чище будто бы оно, искренно, без фальши,

Будто было хорошо в детстве босоногом,

Так и хочется сбежать мне туда, ей богу!

Знаю, знаю, нет дорог, не найти и тропки,

Где и мамкины шлепки дороги по попке,

Где и папка хоть сердит, голос его строгий,

Шалость всё-таки простит через час в итоге.

Огонечки-светлячки не спешите гаснуть,

Пусть и старым становлюсь, вас я вижу ясно.

Семейный обед

Отца я помню как в тумане,

Пять-шесть найдется эпизода,

Но память детская обманет,

В те дни, вернувшись через годы.

Веселый, стройный и подвижен,

А может, строгий, даже злой,

В рассказах мамы его вижу,

Во мне, ребенке, он живой.

Семейный стол полуовальный,

Отец, я слева, справа брат,

Он усадил нас специально —

Учить приличиям ребят.

Мне ложку левою рукою

Взять неосознанно хотелось,

Отец мне строго: Что такое? —

Бьет подзатыльник то и дело.

А брат откусит хлеб и долго

Жует его и не глотает,

Отец встряхнет его за холку, —

Не подавись, запей-ка чаем!

К его приходу дети в чистом

Должны одеты быть и рядом,

И стол накрыт семейный быстро,

После отца все только сядут.

Жена должна сидеть напротив,

А рядом с мамой дочь Галина;

Кастрюля с супом, с мясом протень,

Отец вино нальет с графина…

Сам помню ль это пятилетним,

Иль мама позже рассказала,

Как притихали сразу дети —

Отец входил неспешно в зало.

И те семейные застолья,

И воспитательные меры,

Не мог придумать я, тем более

С годами в память крепнет вера.

С лестницы наземь

На место мозги полотенцем

Поставим, — слышу женский голос

Сквозь пелену и мокрый холод, —

Поможет чуточку младенцу.

Лежу как будто в чистом поле,

Раскинув руки, ноги, навзничь,

С водою рядом желтый тазик,

Меня купать собрались, что ли?

Лицо склоняется — размыто,

Не мама — тетя в чем-то белом:

Везти в больницу не хотелось,

Ведь тело цело — нос разбитый.

Смотрите, он шевелится, моргает,

Пришел в себя, очнулся, молодец!

И мамин голос слышу: Сорванец!..

Ирина Львовна, доктор дорогая,

Скажите правду, он и вправду цел?

Бывает хуже травмы, сотрясенья,

И ничего… прошу у вас прощенье,

Спешить мне надо, много всяких дел…

Та ночь тянулась бесконечно,

На стену мне зачем-то надо влезть,

Но связан крепко путами я весь,

И ветер бьёт колючий, встречный…

И вспыхнул свет — глаза открылись,

Я шмыгнул носом, шишка на затылке,

И по вискам покалывает вилкой,

На одеяле руки легкие, как крылья.

Вчера что было, я едва ли помню,

То плачет мама, то ругнется папа,

Зачем он бросил на пол свою шляпу,

Неужто в доме ночью кто-то помер?

Штаны на лямках рядом в изголовье,

Рубашка свежая, тогда скорей гулять.

Меня у двери мама ловко ловит:

Куда, паршивец, грохнешься опять!

Тот дивный мир

Не помню многого, подробности затерты,

И запахи, и чувства, и даже мысли скрыты,

Под спудом, тот дивный мир, как мертвый…

Мне сколько было? Мать говорит: четвертый.

А город был, и жил в конце пятидесятых,

Широко жил… «Монтажники-высотники»,

По выходным застолье, и скромно до зарплаты;

По осени пальтишко, шапчонка на мне, боты.

И двор знаком, а страшно: до вечера гуляешь,

В подъезд по лестнице, темно, идешь наощупь.

«Сынок, ты где пропал?.. Нельзя так, умоляю!» —

И мать прижмет к себе, по попе шлепнуть хочет.

Отец усталый спит. «Иди, ложись, паршивый!..»

Я прячусь, убегаю, боюсь, найдет цыганка,

И с места не сойду, и куст сухой, плешивый,

Ружьё схватил: сломалось, замахиваюсь танком…

«Пора вставать, гулёна, и Юра с Галей встали»

А папа не сердитый?.. «Ушел давно на смену.

Юрик ждать не будет, до садика ты с Галей»

А, мам, тепло сегодня? Я курточку надену?..

До садика не долго, дорогу я запомнил,

Сестру за руку крепко держу, не потеряюсь,

А садик трехэтажный в большом красивом доме,

Я в нем живу-тоскую, ем, сплю, потом играю…

Что выдумка, что правда, подробности неясны,

В конце пятидесятых, и Толик не рожденный,

В животике у мамы; нос от мороза красный,

Озябли пальцы больно, деревьев белях кроны…

Иду себе без провожатых

В детсад меня и брата водит

Сестра Галина перед школой.

Для взрослых путь туда недолог,

Уже длинней для восьмилетних.

Кому всего-то пятый годик,

Пройти путем не может этим.

Второй этаж, большая группа,

Столов с десяток, по четыре

Мест, не войдет в любой квартире

Детишек столько: здесь не тесно.

Нас кормят кашей вкусной, супом.

Игрушек множество чудесных.

Но к мамке хочется скорей,

Когда под вечер забирают

Детей, а я, насупясь, не играю,

Всё жду и жду иль у решётки,

А если в группе — у дверей,

Забытый всеми, как сиротка.

Возьму и сам дойду до дома,

Решил, в заборе дыр полно,

Один я в группе все равно,

И няня с тетей отвернулись…

Где прут в решетке, знаю, сломан,

Шмыг в дырку и — я среди улиц

Иду себе без провожатых

Вдоль магазина тротуаром,

Сто раз ходил я здесь недаром,

Киоск запомнил, перекресток,

Здесь угощались сладкой ватой.

Зеленый свет дождаться просто

И на ту сторону — бегом!..

Иду себе такой веселый

И мимо парка, мимо школы,

Всё интересно стало вдруг…

А вот и наш и двор, и дом,

И… мамин возгласа испуг!..

Укол

Врач педиатр стучится. Входите!..

Руки помыть можно здесь, и раздеться…

Как вижу врача, я нуждаюсь в защите,

В пятках душа и колотится сердце.

Мама, мне страшно, боюсь я укола!

Пусть тетя уйдет поскорее. Сынок!..

Лежу на коленях я с попою голой,

Ни вопли, ни мама, никто не помог.

С тех пор я укола боюсь до икоты,

И врач для меня пострашнее цыган,

С недугом в больницу иду с неохотой,

Мне сон и покой для здоровья гарант.

Папа спит

Пятилетний мальчишка осознает

Себя в городе большом и страшном.

Видит, в небе летит самолет,

Тянет ручку ребенок напрасно.

А во сне самолет тот упал на ладонь —

Теплый маленький, словно игрушка;

Мчит галопом норовистый конь,

В страхе мальчик вцепился в подушку.

Мама с папой, сестренка и братья —

Все в одном разместились жилье:

В центре стол, а по стенам кровати,

Из окна виден парк и Дворец…

Едут летом в деревню на волю.

Будет папа на стройке трудиться,

Отдохнут брат с сестренкою к школе,

С сентября им обоим учиться…

Для семьи дали дом брусовой,

Под окном палисад. Крытый двор.

Долго дом простоял нежилой.

Пол помыли и вынесли сор…

Во дворе на веревках качели,

А за домом большой огород…

Пару месяцев так пролетели,

И семья в мире-счастье живет…

Ночь. Темно. Будит мама детишек:

Собирайтесь! Мы едим домой…

Вот машина подъехала, слышат.

Папа пьяный сегодня и злой…

Шестимесячный крохотный братик

Неустанно и нудно орет —

Среди ночи подняли с кровати.

«Эй, заткните крикливому рот!»

Папа злой, папиросы ломает,

Всё не может никак прикурить.

Вещи мама спеша собирает:

«Я прошу, дорогой, не дури!..»

Он один остается в деревне.

Не поймет ребятня ничего:

Не достроил еще? Ждет он денег?

Не пускает начальник его?..

Никаких объяснений, торопит:

Быстро в кузов, не будут нас ждать!

И целуя малюточку в лобик,

Просит баба его подержать…

Вот машина летит по дороге,

В крытом кузове страшно сидеть.

Мама злится, орет, вся в тревоге,

И в окно не дает посмотреть…

Да, я помню тревожное время.

Пятилетним что мог понимать?!

Ясно вижу, как в кузове едим,

Как баюкает братика мать…

Как пришла незнакомая тетка —

Весть дурную она принесла,

Как вопила в истерике в глотку

Мама после, как гостья ушла…

Вижу гроб, а в нем спящего папу.

Жутко так мне к нему подходить.

Почему-то не хочется плакать…

Посетители вносят венки…

Я за дверью в углу, где игрушки,

Наблюдаю, как подняли гроб.

Попрощайся! — мне шепчет старушка, —

Поцелуй папу, деточка, в лоб…

Я боюсь!.. Не тащите, не надо! —

Прячусь снова за дверь поскорей.

Несмышленый ты, Вовик, ну ладно…

Четверых ведь оставил детей…

И старушка соседка уводит

К себе в комнату: Будем вдвоем…

Как ты мог удавиться, Володя!?.. —

Всё бормочет под нос о своем.

Все ушли. Опустела квартира.

«Выйдем что ли, на двор, поглядеть?..

Ах ты, маленький бедненький сирый!..

Вот и некому больше жалеть…»

На дворе грузовая машина,

И откинуты вниз все борта.

Гроб подняли на руки мужчины.

Говор тихий. Венки. Суета…

Вот и двор опустел. Напоследок

Крестят воздух и в землю поклон.

Листья желтые падают с веток.

Стар и млад возвращается в дом…

Сорок с лишним годов упорхнули.

Что теперь мне былое жалеть?..

Не узнаю я дом и тех улиц…

Всех рассудит по-своему смерть…

Как ты мог?

Как тяжко мне, что вот осталась

Одна совсем, и четверо детей!..

С твоим уходом жизнь моя пропала,

Любимый мой, и подлый змей!

Что ты наделал? Как ты можешь

Уйти, убив себя, семью оставив!?

И злость с обидой сердце гложет,

Так поступить ты был не вправе…

Как дальше жить, скажи на милость,

Одна детей я разве подниму?..

Любимый мой, чего тебе не жилось,

Какой пред Богом грех, я не пойму…

Ну что ж!.. Детей я не оставлю,

Пусть тяжко мне, я вытяну, стерплю,

Печаль свою я в гордость переплавлю,

Пусть предал нас, но я детей люблю!..

Твои три сына, дочь, кровинка от тебя,

Пусть ты ушел, но ты остался с нами…

Детей я подниму, я — мать, и их любя,

Отброшу боль, спеку я нервы в камень.

Ты в землю лёг, а обо мне подумал?..

Мне тридцать пять, кому вдова нужна?

Как ни крути, а надо жить!.. И эту думу

Отброшу!.. Да — вдова, навек твоя жена!

На сенокосе

У Брагиных с полдюжины,

Считай, что, ребятишек,

От сосунков, до школьниц,

С полметра и повыше.

И я у них вдобавок

Гощу с утра до ночи,

Ведь не чужой ребенок,

Сродный, между прочим.

В страйке чушек трое,

Теленок и корова,

Там кролики и куры,

Петух, драчун, здоровый.

Заноз после войнушки

Я нахватал в ладошки.

Мой меч — обычно палка,

Ручка стругана немножко

Складником небрежно,

Сойдет и так для боя.

Сестрицы: зрители на лавке

Сидят, а бьются двое.

Кто победил, неважно,

Я, братец мой, Николка…

Ой, больно, тетя Клава!..

Терпи казак — орудует иголкой.

Прижгла зеленкой ранки:

До свадьбы заживет!..

Идите дети в хату

Пить молоко — зовёт…

Большие сани трактор

Волочит с ближних гор,

С дом сена наложили,

Коровам вкусный корм.

Уж за полночь, и звезды

Одни во всей вселенной,

Дремлю под тарахтенье,

Поджав к груди колено…

Подъехали, а мамка,

Схватив меня в охапку:

Тебя я потеряла! — кричит…

Мне страшно, или зябко?..

Предупредила б, Клава,

Я вечер весь на нервах,

Что сын на сенокосе…

Рассвет восходит серый.

Последний сезон

«Королевство кривых зеркал»

В деревенском смотрели клубе,

Без излишеств, обычный зал,

И давно дом, по виду, рублен.

Мест не более, чем пятьдесят,

Уместился в нем все же лагерь,

В старых креслах ребята сидят,

Увлеченные сказочной магией.

Дети лета мы, третьей волны,

То есть те, кто по случаю собран,

Главным праздником обделены,

Без торжеств и занятий особых.

За два сезона обслуга утомлена,

Половина пустых помещений,

На площадках везде тишина,

Скучно детям, страдают от лени.

Мне же нравится это безлюдье,

Первый раз оказаться вне дома,

Без присмотра рыбешку удить,

Зарываться глубоко в солому.

По грибы мы ходили отрядом,

И наткнулись на кладбище старое,

Кресты с крышей заросшие рядом.

Староверы здесь жили недаром,

Сторож дед, говорит, мои предки,

Больше века скрывались в лесах;

В кельях жил, говорит, малолеткой,

Детский дом потом… Ну, чудеса!..

Ссора-стычка лучилась, бывает,

Слово за слово, стали толкаться,

Мне он рубашки рукав надрывает,

Я подножкой сумел поквитаться.

Растащили постарше ребята,

Журит нас воспитатель Наташа:

Как не стыдно, ведь вы октябрята!..

Вот узнают родители ваши…

Визг, шум, свет зажигается разом,

Где девчонки спят — переполох:

Нас измазали пастой, заразы!..

Вот нахал Витька, чтобы ты сдох!..

Мы шептались потом до рассвета,

Наш «герой» строит новые козни,

Петухи заорали уж где-то…

Мы проспали побудку сегодня…

 «Взвейтесь кострами» нестройно поём,

И костер не костёр, а костёрчик,

В ночи квакает-крякает нам водоём,

Наши песни он слушать не хочет.

К молоку подаётся картошка в мундире;

Горкой хлеб, огурцы, помидоры….

Хлынул дождь на рассвете, в четыре,

Разбудив всех, закончился скоро…

Окрошка

Мам, а мам, свари хоть кашу.

Сынок, мне нечего сварить…

Сходи Володя к теть Наташе,

Покормит, может… Ну, иди.

От нас до них мне путь знаком,

Идти почти что по прямой,

Не заблужусь, найду легко,

А я ходил ведь к ним зимой.

Живут на третьем этаже.

Вбежал, стучусь: «Кто там?»

Теть, это я — и оробел, стыдясь, уже.

А, Вовик, с кем пришел? Я сам.

Ну, проходи, мой руки и к столу.

Хлебать пойдешь окрошку?

Сейчас покличу детвору,

Ты подожди немножко…

Домашний квас, яйцо и лук,

Огурчик мелко резаный, колбаска.

О миску слышен ложек стук,

Еда голодным просто сказка.

Поели? Брысь на двор гулять!..

А ты останься, Вова…

Сестру я знаю — твою мать,

Поди, без денег снова?..

Вот здесь в кульке горох и рис,

Кусочек сала, сахар…

Лечу по лестнице я вниз

От радости и страха.

Зимой утро

Три комнаты и кухня —

Квартира для семьи.

Зимой, лишь печка тухнет

На ночь, к часам семи

Вползает в щели холод,

Пол всюду ледяной.

«Вставайте дети в школу,

А Толик в сад со мной —

Мать кочегарит печку,

Готовит легкий завтрак —

Снег завалил крылечко,

Юр, разгреби лопатой

Хоть узенькую тропку»

Тепло под одеялом,

Вставать с постели знобко,

Бельё своё, бывало,

В кровать погреть засунешь,

Потом уж быстро-быстро

Надеть, а ноги босы в чуни.

«Эй, завтракать, артисты!

А мне пора на смену, —

Мать в катанках, фуфайке, —

Кричит нам через стену —

Галина — за хозяйку!..»

Сестра большая — в пятом,

А Юрик в третьем классе,

Я в первом, с младшим братом

Уходит мама в ясли…

«Дорогу помнишь, Вовик,

До школы?» Ну ты скажешь!

Конечно… — хмурю брови, —

На ТЭЦ ходил я даже,

С углем, где вагонетки

По рельсам мама возит.

Засунув в рок конфетку,

Чтоб нос не приморозить,

Шарф натянул повыше,

Обулся — вон наружу!

Взял рукавички? слышу

Вдогонку, нынче стужа!..

Ушел и Юрка следом,

У зеркала Галина,

Еще укутанная пледом,

Снимает гроздь резинок…

На ней шаль с пухом козьим,

Пальто чуть не до пяток,

На вырост, при морозе

И Галка, ходят так девчата.

Рубль мелочью

Два слова Саша мне шепнул,

Сосед по парте в школе,

Я не расслышал, в классе гул,

«После уроков», что ли?..

После уроков погулять

Я с ним всегда согласен.

Отец шофер его, а мать

В цеху сушильном мастер.

Так что гуляй хоть до пяти,

Пока мать на заводе.

Могу и я домой пойти

Не сразу. С Сашей бродим.

А нынче он мне напрямик:

Смотри, какой богатый! —

И что-то ищет среди книг,

Руль достает он смятый.

А дома, знаешь, сколько их

Нашел я в шифоньере?..

Поделим деньги на двоих.

Хочу, и страшно верить.

Пошли, купили порожки,

Шесть штук на целый рубль.

Друзья, как братья мы близки,

Довольны, в масле губы.

А на другой он день принес

Бумажку красную — десятку.

От шоколада грязный нос,

Во рту до рвоты сладко…

В кармане мелочь завелась,

Гремят, звенят монеты…

А то, что плохо — деньги красть,

Что попадет за это,

Кто думал?.. Первого меня

Разоблачили вскоре…

Нашла руль мелочью, гремя

Им, кричала мама: Горе!..

Кто мог подумать, сын мой вор,

А мы?.. А мы как день без хлеба…

Потом был тайный разговор,

Не помнить его мне бы…

Потом и Сашка получил

Ремня от папки вдоволь.

От шкафа спрятали ключи,

Замок поставив новый.

У Сливиных в раю

Через забор и к Сливиным в усадьбу-огород,

Где сад, и пасека, телячий выгул, грядки…

Дом рубленный, сарай, за ним горой зарод.

С весны до осени мы здесь играли в прядки.

Дед Сливин рыболов, охотник, и по слухам

В парнях отчаянный был бабник и задира…

Но обуздать смогла одна: жена его, старуха

И до сих пор, и пьяного принудит его к миру.

Семь пацанов и девок, а выжили лишь двое:

Война взяла и голод, дитём кого, и старших.

Сын-Сливин шоферит, он с дедом дом построил