Бесплатный фрагмент - Утопающий

«Совсем не знак бездушья — молчаливость.

Гремит лишь то, что пусто изнутри».

«Король Лир» Уильям Шекспир

Часть 1
Глава 1
Японская мечта

Александр Кольт не задавался вопросом, зачем сжигать мосты, если, разбираясь с прошлым, их придется заново строить. До того момента, пока не увидел во дворе своего дома, бабушкиного дома, незнакомую машину и внешность незваного гостя, выделявшуюся на фоне теперешней жизни, ставшей нормальной. Нормальной настолько, что розыгрышем на первое апреля прошлого года стал лишь поход в новую школу. В этом году Александр убедился, что ее жестокие шутки не закончились.

Одним из таких розыгрышей стал новый термин, выведенный им из слов отца.

Американская мечта. Он был знаком с ней не понаслышке, пусть она и продлилась совсем недолгую часть его жизни, но запомнилась на многие годы. Тогда, будучи пятилетним ребенком, он тоже думал, что переезд из серости асфальта, панельных домов, тусклого детского сада и нерастаявшего к апрелю снега был розыгрышем. Не могло все просто так превратиться в солнечное место с разнообразием туристов, жарким летом, теплым пляжем с деревьями, как на картинках, ненадобностью надевать в школу скучную неудобную одежду и счастливыми родителями. Тогда Кольты были запоздалым, из-за долгого прозябания в разваливающейся стране, примером американской мечты. Но все и впрямь оказалось шуткой. Солнце, туристы, говорящие на разных языках, пляж никуда не делись. Исчез один из представителей американской мечты.

Александр прожил еще половину жизни, вспоминая не о мечте, а о серой стране, солнцем в которой была мама. Однако на этот раз отец ограничился другим напоминанием о жизни в Советском Союзе. Мир. Труд. Май. Слушая его наставления по поводу очередного переезда, Александр снова думал о том, что это какая-то шутка. Отец говорил о трудолюбии, о хороших отметках, стремлению к учебе и благополучии, о скромности и принятии — всем, чего мальчик должен будет придерживаться в новой стране, где эти установки видимо и являлись мечтой. Однако мечтой Александра в Японии после жизни в России и Америке было лишь дожить до этого мая. Потому что прислушиваться к понятию отца о Японской мечте на фоне воспоминаний о громких хлопках и пули, едва не раздробившей кость, казалось чем-то неуместным и глупым.

Но идя первого апреля в новую школу, Александр попытался отогнать все остальные мысли и сосредоточиться на учебе.

— Твое имя… — замялась учительница, явно думая, что ребенок перед ней ее не понимает, и, решив даже не пытаться продолжить фразу, просто указала на мальчика.

— Саша, — отозвался он, чувствуя еще больший дискомфорт от теперь притихших и все больше пожирающих его глазами одноклассников. — И я немного знаю японский.

Он знал, что здесь будет хуже. В старых школах он хотя бы не выделялся внешностью и незнанием языка.

— Тебе будет трудно не сильно учиться, если ты знаешь его мало немного, — продолжила учительница с меньшей напряженностью, а потом подбадривающее добавила: — Но мы тебя всему научим, правда, ребята?

Из круга столпившихся двадцати шести детей послышалось пара одобрительных возгласов, Александр из-за разнообразия голосов не смог перевести их даже коряво.

Из уст учительницы Саеко полилась речь о предстоящих трудах в школе, в прочем не настолько официальная, как та, которую ученикам предстояло выслушать в актовом зале. О стремлении к учебе. О вежливости, скромности и принятии. О том, что говорил отец.

Класс 1—2 находился на третьем этаже и окнами выходил на стадион и поля перед школой, а поскольку здание располагалось на возвышении, вид ясного неба и зеленеющих пастбищ создавался еще более приятным глазу.

— С плохими глазами тебе нельзя далеко садиться, — снова обратилась к Александру учительница Саеко и оглядела класс, примечая ребят в очках.

— Но я вижу, — ответил Александр, поняв, что она говорит про его зрение. — Из-за моего роста ребята сзади будут плохо видеть.

Учительница его не послушала, и ему пришлось бросить сумку на вторую парту в центре класса. Александр успел лишь разглядеть кеды одного из его одноклассников, севшего спереди. Потертые, но импортные, у него были такие же. Но лицо мальчика он увидеть не успел, учительница Саеко снова его окликнула.

— Ты можешь подойти и рассказать немного о себе, — она указала на место рядом с собой у доски. — ***, конечно, новый для всех. Но, думаю, одноклассники много очень сейчас интересуются тобой…

— Саша, — напомнил он, осуждая решение учительницы выделить его. Первый класс средней школы действительно был новый для всех, пусть в маленьком городе большинство ребят уже были знакомы. Но это не значит, что его нужно сделать выскочкой.

— В списке другое имя, — немного неловко объяснила учительница, снова переходя на тон человека, общающегося с ребенком пяти лет.

— Александр, — кивнул мальчик. — Оно сокращается как Саша.

— Са-ща, — произнесла учительница членораздельно.

— Алекс? — предложил он, так его называли намного чаще.

Но при повторе учительницей этой вариации имени в конце добавилось свойственное азиатам «ы». Александр услышал, как в классе тоже начинают пытаться произнести шепотом его имя, и поморщился.

— Значит, большое имя Ал… Но в Японии все равно принято называть друг друга по фамилии, — учительница Саеко дружелюбно улыбнулась с явным облегчением. — Ты приехал к нам из Америки, Корито-кун?

Он кивнул, надеясь, что она не заметила, как дрогнули уголки его губ, а он сдержался, чтобы не скривиться. Корито — действительно фамилия. Необычная, но японская. И не его. Несмотря на то, что она принадлежала бабушке до замужества, вся семья носила ее европейский по звучанию аналог, имеющий определенный ироничный смысл. Александр был Кольтом.

— Как захватывающе, — произнесла Саеко, либо не заметив, либо проигнорировав изменения в его лице. — Твои родители ехали по работе?

— Да, — тихо ответил Александр, все еще стоя у па��ты, уставившись в свои ботинки и стараясь не слушать то настигающей класс тишины, то шепот, похожий на шум в вечно заедающих телевизорах.

Сколько же нужно было рассказать, чтобы объяснить его переезды, не только из Америки, но и в Америку. Из России в Штаты, из Штатов обратно в Россию, потом обратно в Америку, потом сюда — в Японию. И родители участвовали только в одном из этих переездов. Но Александр не собирался рассказывать об этом классу, если не мог во всех подробностях даже бабушке рассказать, поэтому сел за парту и затих. Учительница настаивать не стала.

— Ну как, Корито-кун, не тревожно в новой обстановке? — после урока к нему подошла девочка с нелепой косичкой и ее подруга.

— Давно ты приехал? — спросила вторая.

— А тебя привезли родители или сам ***? — подошло еще несколько ребят.

Лиц было слишком много, и они все сливались. Если рассматривать каждого, можно было понять, что человек отличается от всех, индивидуален. А если слушать каждого, можно было сосредоточиться на переводе и ответить. Но какая-то легкая паника и несобранность слишком сбивали с толку.

Александр не думал, что с новым языком будет так трудно. Бабушка учила его понемногу всю жизнь, но он никогда не жил с ней раньше, говорили по телефону они недостаточно часто и долго, чтобы научиться японскому так же, как двум языкам, выученным с рождения.

— Я не все понимаю, поэтому мне немного нелегко, — начал отвечать он медленно. Удивительно, но это помогло для того, чтобы его начали слушать. — Приехал месяц назад с папой. Мамы у меня нет.

— Точно, извини.

— Мне мама говорила, что твой папа коммивояжер.

Александр выучил это слово заранее, поэтому согласно кивнул. Однако осведомленность незнакомых людей о жизни или работе его родителей не отозвалась чем-то приятным. Раньше он имел лишь отдаленное представление, насколько хорошо по маленьким городкам расползаются слухи.

— Он в поездках по работе часто бывает, поэтому мне лучше пожить пока у бабушки, — добавил мальчик.

— В ***.

Говорила девочка в гетрах с челкой, как в новомодных подростковых сериалах. Александр начал запоминать ее лицо, так как слышал ее голос уже не в первый раз. Что она сказала, он не понял, но поспешно кивнул. Это слово он раньше не понял от учительницы. Надо будет спросить перевод у бабушки.

— А где он сейчас?

Александр начал различать и группу мальчиков слева от него. Потому что один из них был крупного телосложения, второй — маленьким, а третий — высоким и худым.

— Папа? — переспросил мальчик у худого. — В Сан-Франциско по работе уехал.

На деле, он не знал, где сейчас отец, но надо было соответствовать легенде, что это он часто ездит с места на место, а не Александр.

— Ого.

— А там жарко?

— А ты там был?

— Я живу… жил в Сакраменто, — поправился Александр. — Это рядом с Сан-Франциско. Летом там не жарче, чем здесь, но зимой снега нет.

— Совсем?

— Ну и мы ближе к северу Японии живем.

В класс зашла учительница, и Александр заметил, что мальчика в кедах, сидящего перед ним, заслонили одноклассники, постоянно случайно толкая, но тот и не думал их остановить. Сидел на своем месте и прислушивался.

— А город твой большой? — спросила девочка с косичкой, стоящая рядом с той, что была в гетрах.

— Большой, — кивнул Александр. — Больше Хигашиюри точно.

— Живем в *** каком-то.

Он не был уверен, означает это слово «село» или «деревню», или какое-нибудь ругательство.

— Делить много маленьких ***.

Услышать мелодичный японский школьный звонок было неожиданно приятно. Приятнее, чем слушать снова ставшие непонятными предложения. Но по-настоящему непонятно оказалось на уроке. Он мог говорить на японском, но писать его не учили никогда. Александр знал только кандзи его фамилии. Ребенок, правда и Большая медведица. Кто-то из девочек даже попытался предложить помощь после урока, но он отказался.

Нужно стремиться к учебе.

Но ему просто было стыдно за то, что он не сможет понять даже их объяснений.

А может, ему наоборот стоит меньше беспокоиться об учебе? Наплевать на слова отца? Если его все же когда-нибудь убьют, оценки не помогут. Отец печется об учебе как нормальный строгий родитель ровно до того момента, как настигает какая-то более значимая проблема. Разве что бабушка расстроится.

Александр махнул головой, но с каждым разом становившееся более отчетливым осознание и воспоминание того, из-за чего он переехал из столицы Калифорнии в японский городок, за месяц не сотрешь, если сотрешь когда-нибудь вообще. О том, из-за чего он переехал из столицы Калифорнии обратно на полуостров на окраине России несколько лет назад, вот, не стерлось.

Физкультура проходила на улице. Она не сильно отличалась от той, что была в американских или русских школах. Александр не любил их все. Смысла бегать, если за ним никто не гонится, не видел.

— Не до конца прошел врача ***, значит.

Учитель сначала прошелся глазами по списку, потом и по мальчику.

— Я только недавно приехал, — пояснил Александр. — Не успел.

— Можешь в класс тогда пойти… Хотя нет, стой. Лучше вам не разбегаться. Юри-кун, станет нехорошо, тоже на лавку сядешь, ладно?

Учитель обратился к одному из одноклассников, а Александр направился к покрашенным синей облупившейся краской лавкам у стадиона. Ему было невообразимо скучно. Наблюдать за двадцатью шестью одноклассниками в одинаковой форме, наворачивающими круги по школьному стадиону для бега, было неинтересно.

Через пару кругов один из мальчиков, тот, что бежал предпоследним, подошел сначала к учителю, а потом и к Александру, точнее, к его лавке. Кольт с удивлением понял, что запомнил не только кеды, сменившиеся сейчас на белые кроссовки, но и лицо их обладателя.

— Тебе плохо? — поинтересовался Александр, с некоторым непониманием глядя на раскрасневшееся лицо нового одноклассника.

Тот мотнул головой и присел рядом, явно чувствуя себя неловко. Александр чувствовал себя не лучше, он припрятал блокнот, в котором пытался что-то нарисовать, но заметил, что книжечку сопровождают любопытным взглядом.

— У меня ***.

Александр даже предположить не мог, о чем тот, но переспросить не успел.

— А можно посмотреть? — спросил мальчик.

Надо быть вежливым. Завести друзей.

— Ну да, — Александр протянул блокнот.

Пока он не ходил в школу, кроме как рисованием, заняться ему было не чем. К тому же одним из немногочисленных плюсов этой страны оказался источник вдохновения в многочисленных комиксах — манги, откуда-то завалявшейся у бабушки дома в дальней комнате.

— Красиво, — протянул мальчик. — О, это тоже ты рисовал?

Александр глянул в свой блокнот. Рисунок на этой странице отличался от остальных своей нечеткостью линий и не точным копированием персонажей, похожей больше на стилизацию.

— Это папа рисовал, — Александр улыбнулся, вспоминая, как отец, заметив, за чем сын коротает будни, пока он носится по всяким администрациям, накалякал черепашку Рафаэля на одной из страниц. — Остальное — я.

Улыбка сползла с лица Александра. Рисунок — это было лучшее, что отец мог сделать, когда мальчик отчетливо понял статус «временного опекуна», перекочевавший через пару лет от дяди к бабушке.

Новый знакомый воспринял перемену в его лице по-своему.

— Знаешь, а наши бабушки знакомы, — немного сковано начал он. — Моя бабушка говорила, что твой папа привез тебя, помог разобраться с документами и ***, а потом уехал.

— Здорово, — равнодушно бросил Александр. — Юри-кун, да?

Мальчик, обрадованный тем, что его фамилию запомнили, кивнул.

— А ты где живешь? — нехотя, но цепляясь за возможность поговорить с кем-то, не прося при этом помощи с уроками, спросил Александр. — Рядом с моим домом? Знаешь, где это?

— Нет, вы же прямо у рынка, да? — похоже, Юри тоже оживился. — А я в Иэносите.

Александр замялся.

— А это где?

Спросить «а это что?» было бы слишком неловко.

— Ну, — для Юри это явно было очевидной вещью, не требующей объяснений. — Ты вроде в Редзинси живешь, если рядом с рынком. Я в Иэносите.

— А, район типа?

Александр все же понял, о чем они говорят, но название районного распределения, кроме префектур, не знал.

Юри первую секунду выглядел озадачено, а потом улыбнулся.

— Ну, пусть будет район.

Александру стало неловко и приятно одновременно.

— Хочешь, вместе домой пойдем? Если твой район по пути.

Он закусил губу, боясь, что его отошьют, а про себя думал, что в чем-то отец был прав. У бабушки безопасно. Значит, надо этим пользоваться. Ходить в школу, завести друзей. Даже скрипя сердцем.

Юри скованно кивнул.

Жил он дальше Александра, тот вообще не был уверен, что кто-то из его школы живет так близко к ней, а на его улице соседями были только бабушки с дедушками и семья с маленьким ребенком. И Александр был доволен этим фактом до того момента, как понял, что чтобы дойти до дома, ему придется преодолеть рынок, где продавала овощи его бабушка. А идти домой с ней как младшеклассник, пока мимо едут на велосипедах ребята из школы, он не хотел.

Но еще меньше он хотел наткнуться на бабушку Юри, поэтому успел сто раз пожалеть о том, что предложил ему идти вместе.

— Как тебя зовут? — уточнила бабушка Юри, когда мальчики поздоровались, а Александр чуть не забыл поклониться. Глупая традиция.

— Ал, — начал он с сокращения.

— А твоя бабушка зовет тебя Саща, — бабушка Юри подняла брови и повернулась к внуку. — А ты, Юдзу?

— Ал. Это сокращение от…

— Александр, — новому однокласснику удалось выговорить его полное имя почти правильно.

— Тогда зови и Юдзу по имени, — бабушка Юри наконец улыбнулась, и повела внука домой.

Александр испытал облегчение, а про себя подумал о том, что по именам тут называют друг друга только друзья.

Его бабушка ждала его на детской площадке. В поношенном кардигане, с авоськой, от которой так и не отвыкла после долгих лет, прожитых в СССР. От нее странно повеяло теплом, словно Александр только сейчас приехал и увидел ее после долгой разлуки, а не прожил уже месяц.

— Давай я возьму, — предложил мальчик на русском.

— Тебе стоит говорить на Японском, чтобы тренироваться, — она передала сетчатую сумку внуку в руки и направилась в сторону дома. — Мы же не в России.

Александр почти никогда не слышал от бабушки русской речи. Рожденная в Японии и переехавшая после войны в СССР до смерти своего мужа, она учила и своих детей, и внука японскому, потому что знание языков — это полезно. Александр бы так и не увидел от этого пользы, если бы не переехал к ней.

— Да, я помню, — бросил мальчик нетерпеливо. Он хотел рассказать о том, как прошел день.

— Много не понимал сегодня? — поинтересовалась бабушка, поворачивая на их улицу.

— Слегка, — уклончиво ответил Александр.

По лицу бабушки сразу стало понятно, что она сарказм уловила, и выражение говорило что-то вроде «тяжело тебе будет», но сказала она противоположное:

— Ну, ничего. Это не такая трудность, с которой не справишься. Научишься.

Александр вздохнул, чтобы начать рассказывать бабушке о школе, но вдруг почувствовал, словно сдувается как воздушный шарик. В голову все же ворвалась непрошенная мысль. Школа — правда не такая трудность, как другие, которые его окружали. Все блекло на фоне документа со словами «временный опекун»; на едва затянувшемся шраме, о котором бабушке Александр с отцом дружно соврали, сославшись на то, что мальчик лазил по заброшенному зданию и напоролся плечом на арматуру, а не пулю. А при разговоре о таких трудностях, отец сказал, что пора взрослеть, ведь Александр закатил истерику из-за того, что тот снова разделил их. А если повзрослеть и не ныть, сказать о сегодняшнем обычном дне было нечего.

Солнце, светящее сквозь поднятые жалюзи, заставляло щуриться. Моргнув, мальчик широко раскрыл глаза и уставился перед собой.

— Боже, сына, ты как будто напуган. И подожди глаза открывать, пока мама закончит, звонок прозвенит.

Последняя фраза отдалась чем-то тревожным в животе.

— Мам, мы так опоздаем.

Она вошла в гостиную. В синем платье, которое не надел бы никто из соседей, считая обычный чуть приталенный фасон излишней роскошью. Никто в США, где мальчик в первый раз пойдет в школу, не считал нужным наряжаться сегодня. Он и сам чувствовал себя неуютно в обычной водолазке с футболкой поверх, жёлтый цвет которой слишком бросался в глаза.

— Скорее это мы будем тебя ждать, котенок.

Она села рядом, приобняв сына за плечо.

— И все же не нравится мне так. В рубашечке бы был, в брючках.

— Мам, — протянул мальчик и упер взгляд перед собой.

— Зато на желтом не будет видно, как он вспотел от страха.

— Мирон, — осадила его жена.

— Я не боюсь!

— Ну что, готовы? — папа пригнулся, поднося к глазам фотоаппарат. — Надеюсь, засветов не будет. Ни черта не вижу.

— Выпрями спину, — шепнула мама, сжав сыну плечо.

Мальчик выпрямился и отчего-то заулыбался. Вспышка ослепила глаза, на них навернулись слезы. Он поморгал и широко распахнул их. Мама встала с дивана и подошла к папе, машущему снимком полароида.

— Уже видно? — мальчик заболтал ногами, а потом, не в силах больше ждать, подбежал к родителям.

— Вот, — папа вытянул руку с фотографией, на которой черными силуэтами начали проступать его жена с сыном. — Красотки мои.

— Я не красотка, — запротестовал мальчик, вставая на носочки, чтобы лучше видеть. — Я красавец.

— Конечно, красавец. Ещё бы пиджачок. Все, все, я шучу, — мама заулыбалась, подходя к окну. — Едет твой автобус.

— Ой все, — мальчик сам не заметил, как это вырвалось изо рта, он не хотел показывать страх.

— Ой все, — передразнил его папа, наблюдая, как сын скрывается от позора в коридоре. — Спину прямо, грудь выпятил и вперед.

Мальчик натянул кроссовки, подумав о том, что его новым одноклассникам этого делать не надо. Это так странно — не снимать обувь дома.

— Мам, а в школе ребята как с утра встают с кровати, ботинки сразу надевают и так идут потом?

Папа передал тяжёлый рюкзак с твердой спинкой. Мальчик поежился — теперь он не сможет сгорбиться, а ведь под тяжестью сумки так хотелось это сделать.

— Думаю, у них не одна обувь на все случаи жизни, — мама посмеялась и наклонилась, чтобы его поцеловать. — Все, удачи, котенок. Мы заедем за тобой после уроков.

Мальчик прижался к цепляющейся синей ткани и к ее волосам, которые она всегда поливала лаком, но пахла все равно кремом для рук.

— А вы почему наряднее меня, если в школу не идете?

Мама снова засмеялась.

— Сына, я в этой рубашке на работу каждый день хожу, — усмехнулся папа.

— Просто я тебя не вижу. Ой, поставь!

Мальчик засмеялся — папа поднял его за руки, чтобы обнять, но отпустил на секунду и подхватил только за рюкзак.

— Ты его так удушишь, — предупредила мама.

Она была права — лямки рюкзака больно впились в тело, но мальчик продолжал висеть, смеясь.

— Зато не будет тянуть время. Ой, без тебя поехали.

— Где?!

Мальчик выскочил из дома и прыгнул в автобус. Только там понял, что машина не тронулась и что папа его обманул.

Отец соврал и когда говорил о Японской мечте, которая его ждет. Александр мог цепляться за нее, но в итоге все выйдет, как в тот раз, когда он так же вынуждено вернулся пусть не в СССР, а в Россию пожить у дяди. Отец заберет его, посчитав, что в Штатах снова безопасно, и Александр, сколько бы ему не врали, насколько бы он не повзрослел, отказать не сможет. Но был еще второй, менее приятный вариант: отец ошибется, и дома снова окажется небезопасно. И тогда лезвие ножа или пуля настигнут кого-то из них окончательно.

Александр не забывал об этом весь следующий год, пока жил у бабушки. И все же смог добиться Японской мечты: получал неплохие отметки, завел друга, был вежлив и терпим — окончательно стал Алом. Но проснувшись под конец зимы, понял, что жизнь в этом году воспользовалась днем розыгрышей еще до начала весны. Мир и труд закончились в феврале, когда он услышал утробное рычание автомобильного мотора во дворе своего нового дома.

Глава 2
Старые новые знакомые

Глухое гудение то ли автомобиля, то ли сигналки скорой или полиции отдавалось пульсацией в голове. Показался зеленоватый свет, напомнивший его старую детскую. Вот он уже видел оконную раму, за которой проезжала полицейская машина, а вот он уже стоял в каком-то лесу. Повсюду мелькали огни: полиция, фонари, фейерверк. Искры поднимались высоко над деревьями, привлекая внимание лишь к себе, отвлекая от творящегося вокруг хаоса. Он начал различать фигуры бегущих куда-то людей вокруг. Страх настиг его, когда кто-то из них дернул его на себя, и он падал, тонул в заслонившей его темноте.

Белый зашарпанный потолок гостиной он узнал не сразу. Остатки сна никак не хотели уходить. Вдруг, стало очень тихо. Ал только сейчас понял, что все это время слышал отдаленный гул. Его разбудило мерное рычание автомобильного мотора.

«Вернулся отец».

Эта мысль первой посетила голову. Секундный восторг сменился странной пустотой. А хочет ли он этого? Спустя год нормальной жизни. Определенно хочет. Он хочет увидеть отца. Но продолжения их встречи не хочет. Уехать? Узнать, что у того очередные проблемы? Дела в Японии из-за работы? Быстрая мысль о том, что он при этом потеряет промелькнула в голове: школа, одноклассники, друг. Ал даже подумал сбежать через окно, чтобы попрощаться с единственным за этот год приятным приобретением.

Он быстро встал. Но не чтобы сбежать. Это отец, а не страшный сон и страх.

С удивительным спокойствием Ал, натянув на нос очки, раздвинул седзи в следующую после гостиной комнату, где они с бабушкой обедали в холодное время года, чтобы не идти через улицу на кухню, и открыл окно. В лицо ударил приятный февральский морозец, а по телу пробежал табун мурашек. Перегнувшись через деревянную раму, едва не задев несколько палок и голых стеблей, на которых весной распустятся пахучие цветы, Ал смог увидеть лишь багажник стоящего под виноградом черного автомобиля. Он был похож на одну из игрушечных машинок из его коллекции. Автомобиль новый, судя по блестящему лакированному покрытию, но не очень дорогой. Ал не был уверен, что видел его в Хигашиюри раньше, но его вполне мог арендовать отец, чтобы приехать из аэропорта.

Стянув с дивана, на котором спал, покрывало и накинув на себя, Ал прошел в коридор. Пройдя мимо деревянных раздвижных дверей, распахнутых летом почти всегда, он приоткрыл основную, не раздвижную и наткнулся взглядом на бабушку. И не на отца.

Мужчина прислонился к бамперу машины. Но гость был Алу знаком. Он был за рулем год назад, везя Ала с отцом подальше от того гаража, где какие-то люди держали мальчика несколько часов, а когда он попытался удрать, услышав, как кто-то подъехал к гаражу, подстрелили. Но на этот раз в машине отца не было.

Незнакомец заметил Ала и повернул голову. Темноволосый, в прямоугольных очках, черной рубашке и какой-то знакомой стеганной куртке с сигаретой в руках. Его темные глаза с морщинками под ними внимательно, с интересом оглядывали Ала. Возможно, в другой раз мальчик бы засмущался и отвел взгляд, но он и сам с жадностью уставился на едва знакомое лицо, не зная, что думать.

— Собирайся в школу, — бросила бабушка, явно обращаясь к внуку.

Ал с силой отлепил взгляд от гостя и посмотрел на нее. Вряд ли она понимала, кто перед ней — она не знала многого, начиная настоящей причиной смерти своей невестки и заканчивая тем, что ее внук напоролся не на арматуру, а на пулю. Но впустив европейца, явно приехавшего не просто так, в дом, выглядеть не обеспокоенной не могла.

Однако развернулась, шлепая резиновыми тапками, и направилась на кухню в обычной бодрой манере, бросив лишь:

— Я поставлю чайник.

Ал смотрел ей вслед, пока не заметил, как ему протянули руку.

— Здравствуй, Саша.

Ал сглотнул. Говорил незнакомец на английском, что было логично. Но назвал по имени, по которому к нему обращались только члены семьи, значит, услышал его от отца.

Ал не успел задать вопроса, протянув руку в ответ, как незваный гость, быстро сжав его пальцы неожиданно теплой ладонью, глянул в сторону кухни, где скрылась бабушка, явно втайне от нее кинул бычок под крыльцо дома и двинулся следом, уже не смотря на мальчика. Ал пошел за ним, но понял, что дверь на кухню закрывать не стали, явно, чтобы заметить или услышать, если мальчик решится подойти подслушать. План созрел моментально, и Ал сам удивился его гениальности. Он пулей полетел натягивать брюки и рубашку с кителем и даже не услышал, как вошла бабушка. Теперь она выглядела скорее сердитой, чем чем-то обеспокоенной.

— Я оставила чай, бутерброды и обед, — сказала она, ставя тарелку и контейнер с чашкой на стол.

Ал только сейчас понял, что говорит она на русском, причем с самого начала утра. И с незнакомцем тоже. Английского она не знала, но тогда значило, что незнакомец знал русский. Ал открыл рот, чтобы хоть как-то подтвердить свою догадку, но бабушка его прервала:

— Собирайся в школу и иди, нечего уши греть. И оденься потеплее, холодно.

Она вышла на улицу раньше, чем мальчик успел что-то ответить, а кричать ей в след при незнакомце он не стал. С жалостью посмотрев на бутерброды и слишком горячий чай, он, натянув на ходу китель и куртку, подлетел к двери и распахнул ее. Ал как можно непринужденнее прошлепал, шаркая, мимо кухни. Затем дошел до деревянного маленького сооружения и хлопнул дверью, так и не зайдя внутрь. Его предположения оправдались — бабушка выглянула на улицу, проверить, правда ли Ал пошел в туалет. Сам же он обошел деревянную коробку и оказался между забором, огибающим территорию дома, и каменной стеной здания, где находилась кухня, кладовая и ванная. Он никогда не пытался забраться на крышу, но осознание того, что технически это возможно, было и раньше.

Ал зацепился за деревяшку забора одной рукой и выступающей край крыши другой. Подтягиваться он не умел, поэтому перенес обе руки на верхнюю перекладину и, оцарапав спину, с громким шорохом черепичного покрытия перекатился на крышу, и замер. Никто из кухни не вышел, на улице не шумело больше ничего кроме ветра. Ал тихо начал красться к отверстию, ведущему к вытяжке от плиты, и мягко приземлился на колени около него. Голоса раздавались очень гулко, и разобрать их было почти невозможно. Ал уперся ухом в решетчатый заслон в отверстии от вытяжки и чуть не чихнул от попавшей в нос пыли.

— Разве? — громогласный голос бабушки внезапно ударил по ушам. — Я знаю, что такое 90-е, живем в них.

Ее собеседник пробормотал что-то в ответ.

— Какая разница, в какой стране? — воскликнула она. — Я живу в глуши, но родилась не вчера. И прекрасно понимаю, сколько у вас там в Америке банд бандитов и наркоманов.

Следующие слова она добавила тише, но Ал не мог их не услышать.

— Мой сын жизнь потерял из-за таких мерзавцев, а теперь у него снова неприятности, да?

На этот раз Ал расслышал ответ. Если бабушка говорила с легким акцентом, чистое произношение стерлось за годы жизни на Родине, то акцент незнакомца был куда ярче выражен, пусть и был английским.

— Никому не нужно настолько разбирать по кусочкам вашего сына, — ответил мужской голос. — Поверьте, вы в безопасности.

— Я, а мой внук? — зло спросила бабушка.

— Я говорил о вас обоих, –мужчина вздохнул.

Говорил он все еще тише бабушки, но сидел ближе к вытяжке, поэтому разобрать можно было и его слова.

— То, что Саша сейчас в Японии, не знает никто, — добавил незнакомец. — Поэтому вашему сыну нельзя сюда приезжать, Мара. Мирон со всем разберется, но Саша тут в безопасности.

— Будь это так, ты бы не приехал, сынок.

Ал уже и забыл, что у бабушки есть имя. И то, что незнакомец его знал, в очередной раз подтверждало, что его послал отец. Не доверенному лицу он бы не стал называть ничьих имен, не для этого он столько лет прятал сына. Но бабушка была права — незнакомец отца не мог приехать, если бы ни у кого из них не было проблем и все были в безопасности. А этот мужчина? Он сказал про отца, про самого Ала, но не про бабушку. Что, если их семейные скелеты выпрыгнут из шкафа на нее?

— Поэтому я и приехал, Мара, — примирительно ответил незнакомец. — Конечно, никто не приедет за вами в другую страну, даже если у Мирона начнутся проблемы. И я, помимо дел, из-за которых приехал сюда, в этом убедился. Но Мирон попросил передать меня еще кое-что.

Ал попытался различить в его успокаивающем голосе ложь. Незнакомец, тем временем, продолжил. Несмотря на акцент, слова его звучали все так же уверено.

— Мирон думает, что Саше лучше будет быть рядом с ним.

— Ты шутишь, сынок? — с неожиданной насмешкой спросила бабушка. Но Ал понял, что вызвана она далеко не тем, что она правда восприняла слова незнакомца за шутку.

— Я убедил его в том, что здесь мальчик в безопасности, к тому же я присмотрю за ним, пока буду работать, — добавил мужчина, но Ал услышал в его голосе едва заметные нотки недовольства непонятно отчего.

— Разве не из-за этого Сашу привезли ко мне? И к Марку? — спокойный тон гостя не убедил бабушку. — Я не дура, сынок, я понимаю, что Мирон не просто так не рассказывает о том, почему никак не может устроится на нормальную работу, но при этом постоянно чем-то занят, почему отправил Сашу то к брату, с которым несколько лет не разговаривал, то ко мне. Конечно, он бы рассказал, если бы вляпался во что-то крупное, и просто перестраховывается ради безопасности Саши, но мой сын не параноик.

Ал с мрачным удовольствием отметил, что бабушка задает крайне правильные вопросы, быстро въезжая в ситуацию, либо оглашая свои догадки, копившиеся в ней уже долго.

— Думаю, нам стоит сойтись на том, что Мирон всегда обеспокоен безопасностью Саши, — примирительно предложил гость, явно не зная, что на бабушку такие приемы не подействуют. — А я просто оказался здесь по работе.

— Но даже так, не думаю, что моему внуку стоит скакать из одной страны в другую каждый год, — беспрекословно ответила бабушка.

— Он останется здесь. Пока, — огласил незнакомец, словно решение стояло за ним. — А я за ним присмотрю, пока нахожусь в командировке. Думаю, это устроит всех.

«Думаю, нужно спросить меня».

Ал удивился, что эта мысль не вылетела из его рта. Он поднялся на ноги, обулся прямо на крыше и спрыгнул с нее, едва снова не ободрав себе спину. С тем, что шумел он сильнее, чем когда поднимался, он не слишком церемонился. Обогнул здание снова через туалет, прошлепал мимо кухни. На него, кажется, даже не обратили внимания.

Бабушка и половины не знает того, что знает он, и, тем не менее, отец решил сообщить о том, что у него снова проблемы, пусть и завуалировано, ей. Только ей. И через кого? Какого-то незнакомого мужика. Разве не отец всегда говорил об осторожности и о том, что нельзя доверять незнакомцам? Разве не он говорил, что защитит свою семью, а теперь, когда это коснулось и бабушки, не приехал сам? Разве не Ал имеет право знать о том, что происходит? Он — человек, который больше всех знает об отце и его проблемах.

Ал сам не заметил, как с силой надавил на кнопки телефона и набрал номер. Опомнился, только когда женский голос сообщил: «абонент не отвечает». Ал с силой затолкал телефон в школьную сумку, хотя обычно оставлял его, и вновь выскочил из дома, теперь не то, что, не пытаясь быть тихим, а специально топая по деревянному полу коридора. На крыльце он резко затормозил и чуть не полетел носом вперед в машину незнакомца. Хотя, может, так было бы и лучше, если бы он ее поцарапал, запустил сигнализацию, хоть как-то выразил свой протест.

Ал перегнулся через крыльцо и сунул руку за деревянную балку. Дотлевающий бычок незнакомца все еще оставался на месте, а через секунду оказался зажат между пальцев мальчика. Ал сдул с него пыль и с силой дунул, зажав в губах. С другого кончика посыпался пепел, а сигарета затлела сильнее. Ал выпрямился и затянулся. Во рту почувствовался острый, щиплющий и язык, и горло дым. Он глотнул и хотел закашляться, но вдруг лицо само с собой скинуло все отвращение к сигарете. Перед ним к машине подошел незнакомец, наблюдая за мальчиком, но не спеша его остановить или садиться за руль. Стараясь не думать, видел ли мужчина первую его попытку закурить, Ал с каменным лицом затянулся еще раз, лишь немного сжав сигарету в губах, чтобы не повторить прошлый опыт и щелчком отправил окурок обратно под крыльцо.

Боковым зрением заметив, как бабушка выходит с кухни, чтобы проводить гостя и открыть ему ворота, Ал, подхватив школьную сумку, вышел через калитку и рванул к концу улицы, не желая, чтобы незнакомец его обогнал. Он успел добежать до детской площадки и спрятаться за живой изгородью, прежде чем машина медленно проплыла мимо. Тут в голове всплыли слова: «Я буду за ним присматривать».

Отец не параноик. А иностранцу нечего делать в Хигашиюри по работе. Незнакомец тут, чтобы следить за Алом.

Мальчик рванул через двор и затормозил, нырнув в голые кусты, за которыми его все равно было видно, но Алу было все равно. Автомобиль незнакомца притормозил после детской площадки у рынка. Завсегдатая припорошенная снегом в конце торговых рядов серая машина мясника не стоила внимания, а вот еще один черный ниссан, припаркованный чуть дальше, стоил. Автомобиль незнакомца свернул налево, так и не подъехав к своему близнецу, но Ал все равно не успокоился. Смесь подозрительности и щекочущего живот адреналина заставила его рвануть за деревья аллеи, ведущей в школу.

Он постарался рационально оценить обстановку. Два раза броню из молчания, выстроенной отцом вокруг Ала, пробивали, нападая на мальчика. Мирон не подпускал сына к той опасности, которой ему обернулось собственное расследование смерти жены, понесшее за собой след из неприятных знакомств и нажитых врагов. Ал не возражал, но не мог не расстроиться, когда два раза после пробития брони, сопровождавшейся пробитием его собственной плоти и страхом, отец отправлял его подальше — в безопасность к дяде, в безопасность к бабушке, и все же, подальше от себя.

Ал любил отца, был привязан к нему. После смерти мамы тот стал его самым близким человеком. Но по мере взросления, мальчик не мог не начать злиться. Ему ничего не рассказывали, но при этом он все равно попадал в неприятности. Но если отец не отвечает, если бабушка молчит, Ал сам все выяснит. И возникшая идея отозвалась в животе приятным предвкушением приклю…

Резкий выдох, словно кто-то дал ему под дых и выбил из легких часть воздуха. Ал дернулся от неожиданности, склонив голову вперед от удара по затылку. Пенал одноклассника угодил прямо в него.

— Извини, — беспечно послышалось сзади в общем гомоне.

Пенал уже был в другом конце класса. Послышался девичий визг, и Ал поборол желание закрыть уши. Если из пенала не вылетел карандаш, проткнув кому-нибудь глаз, мальчик не видел смысла так орать. Он глянул на Юдзуру — тот так же морщился от громкого неприятного звука.

— Идет! Идет!

Все резко стихли, послышался лишь шум от топота ног, бегущих к своему месту, жужжащие молнии и хлопанье кнопок застегиваемых сумок и рюкзаков. В класс вошла учительница Саеко, а не учитель английского.

— Привет, ребята, я на минуту. Я хотела пожелать вам удачи в экзаменах в конце года. Учитесь усердно и прилежно, следуя за своей целью.

Ал подумал о том, сможет ли продолжать учиться усердно и прилежно, следуя к своей новой цели.

— Так же я хочу сделать объявление. Мы решили с директором по поводу школьной поездки. В начале лета или в конце мая поедем в Сеншу парк в Аките.

Следующая фраза учительницы потонула в мигом поднявшимся гомоне. Ал, позабыв обо всем, и сам улыбнулся, повернувшись к Юдзуру. В этом году он занял место слева от Ала, а его предыдущее, перед ним, почему-то пустовало. Школы редко разрешали ездить в парки развлечений, ссылаясь на опасность аттракционов. Почему проверенные карусели считались опаснее лазанью по горам, где располагались национальные парки, Ал не понимал.

— Здравствуйте, господин Шизуко, — поздоровалась Саеко.

Класс встал во второй раз, приветствуя учителя английского, с которым у них сейчас будет урок. Шизуко кивнул Саеко, потом классу, снимая с лица тканевую черную маску. Ал сам впервые увидел его в ней, хотя в классе и раньше поговаривали, что учитель ходит по улице в маске и шутили про его страх заболеть.

— Школьная поездка в другой город? — спросил он без особого интереса.

— Верно, — ответила Саеко. — Ну все, ребята, я побежала.

И когда ее каблуки застучали за закрывшейся дверью, а класс еще не совсем затих, Ал услышал голос учителя Шизуко.

— Александр, подойди ко мне после урока.

Неужели проблемы с тем, чтобы прилежно учиться и стремиться к дисциплине, начались уже сейчас?

Молодой и высокий, господин Шизуко, пришедший в школу только после Нового года, привлекал внешностью девочек и снисходительностью всех школьников. Выглядел он так же спокойно, как обычно, молча ждал, пока класс не успокоится сам, иначе он не начнет урок. Как только это случилось, учитель начал раздачу школьных сочинений. У него на парте остался лежать лишь один исписанный детскими каракулями листок.

После урока Ал сам встал и подошел к учительскому столу, чтобы не привлекать лишнее внимание.

— Пройдем со мной, — учтивым тоном велел учитель Шизуко и встал, чтобы покинуть класс.

Ал обернулся на Юдзуру и, получив от того ободряющий кивок, вышел следом и осадил самого себя. Глупо было переживать из-за плохо написанного сочинения, если ты собрался перехитрить взрослого мужчину, пусть и представившегося другом отца, но вряд ли такого уж безобидного.

Они прошли по коридору к лестнице, а затем на второй этаж в учительскую. Ал замялся в проходе, ловя на себе равнодушные взгляды пары присутствующих в комнате учителей, и неловко поклонился им.

— Хотел бы поговорить о твоем сочинении, — начал господин Шизуко, махнув в знак того, чтобы Ал подошел. — Помню, что сказал тебе разгуляться, раз ты хорошо знаешь английский, ты так и сделал.

Ал кивнул, все ещё не понимая, что от него хотят.

— Расслабься, я не собираюсь тебя ругать, — словно прочитав мысли Ала, хмыкнул Шизуко. — Почти. Все-таки стрельба по пивным банкам в поле с отцом не совсем подобает этикету школьного сочинения.

— Извините, — пробормотал Ал, хоть и не считал, что должен был заменить банки на глиняных голубей.

Он все еще опасался, что если учитель и не начнет его ругать, то будет задавать вопросы. Шизуко единственный выговаривал полное имя Ала, говорил на английском бегло и без акцента. Ходили слухи, что он вернулся в Японию после стажировки с США, однако перед школой работал в местном музее.

— Но я так же хочу тебя похвалить, — продолжил Шизуко, слегка прищурившись. — Хорошо написано, Александр, очень хорошо. Ты увлекаешься этим?

— Я никогда раньше не писал, — признался польщенный Ал. Фантазия у него была богатая, а в голове всегда крутилось столько мыслей, но Ал излагал их на бумаге в качестве рисунков. — А что такого хорошего в моем сочинении?

— Ты хорошо описал свои чувства по отношению к отцу, — ответил Шизуко, снова взявшись за листок и пробегая глазами по сочинению Ала. — Я, не зная вас, разобрался в ваших отношениях.

Он пристально взглянул на Ала, и мальчику стало не комфортно. Ему не очень-то хотелось, чтобы кто-то заострял внимания на их отношениях с отцом.

— С твоего позволения, это даже немного печально.

— Верно, — легко ответил Ал. — Мы редко видимся.

— И тем не менее, он находит время сводить тебя пострелять по банкам, — заметил Шизуко.

— Находит, — буркнул Ал.

— Несмотря на ***?

— Что такое ниору? — переспросил Ал.

Он так и не узнал значения этого слова. Всегда либо забывал, либо стеснялся. Сейчас же он был не в том настроении, чтобы смущаться.

— Командировки, — ответил Шизуко на английском.

Ал поднял голову. Точно, учитель английского мог перевести ему любое слово. Мальчик и не думал об этом, когда переспрашивал.

— Вы хорошо знаете английский, — заметил Ал не столько из интереса, сколько как способ перевести тему.

— Да, я учился в Америке, — моргнул Шизуко, все еще внимательно осматривая Ала.

— О, правда? А где?

Учитель помолчал несколько секунд, а потом ответил:

— Стоктон. Не большой город.

— Понятно, — ответил Ал.

Он был без понятия, где это, но и интересоваться не хотел.

Шизуко снова моргнул, словно получил ответ на не заданный вопрос, а затем махнул рукой.

— Можешь идти.

Юдзуру спросил об их разговоре только на обеденном перерыве.

— Что хотел господин Шизуко?

На улице было не холодно, поэтому ребята уединились рядом с умывальниками у спортзала. Положив под себя сумки, чтобы не застудиться от холодного бетона, они сели.

— Похвалил за сочинение, — задумчиво отозвался Ал. — Юдзу, я забыл обед.

— Что, весь? — поднял брови Юдзуру.

Ал развел руками, и друг, скорчив недовольную гримасу, протянул ему контейнер. Ал часто что-то забывал, поэтому удивления у друга это не вызвало, но сегодня причина оставить обед дома у Ала была.

— И что, просто похвалил и все? — продолжил друг.

— Еще сказал, какой я умный и талантливый, и…

— И носитель языка, — закончил Юдзуру.

— Вообще-то я носитель русского, — значимо ответил Ал. — А английский я учил своими силами и великолепным умом.

— И родителями, — добавил Юдзуру. — С рождения.

— Ты умрешь, если меня похвалишь? — воскликнул Ал.

— Много хочешь, — пробурчал тот, дожевывая сосиску.

Юдзу единственный в этой стране, за исключением, конечно, бабушки, знал о том, что Ал из России, и лишь в пять лет переехал с родителями в Америку. Он знал даже то, что Алу пришлось вернуться туда и жить два года у дяди из-за работы отца.

— Ты про свою смерть или про мою похвалу? — уточнил Ал.

— Мою смерть? — возмущенно протянул Юдзуру. — Хочешь от меня избавиться? А кто будет объяснять тебе то, что ты не можешь перевести или не понимаешь? Ой, я оговорился, давать списывать.

— Кроме сочинений, — Ал, оглядывая деревья перед рисовыми полями, словно из-за них за ним будет кто-то следить, потянулся через Юдзуру за бутылкой сока, лежавшей у того в сумке. — Ведь я великий писатель.

— Попробуй что-нибудь написать без ошибок на японском, — парировал Юдзуру.

— Всех кандзи даже ты не знаешь, — мотнул головой Ал. — Никто не знает.

— Ты путаешь хирагану и катакану.

— Когда она написана на доске. Но так ты можешь не бояться, что я у тебя что-то подсмотрю. Все равно не разберу твои каракули.

— Я боюсь не этого, а общаться с таким придурком.

Лицо Юдзуру вдруг перестало быть насмешливо-расслабленным. Странно было общаться с человеком, который думает, что переходит черту на таких мелочах. Но Ал лишь улыбнулся.

— Как же такой трусливый человек собрался в парк развлечений ехать? — деланно удивился он. — Или и там будешь изображать пай-мальчика и не пойдешь никуда, где не написано двенадцать плюс?

Юдзуру повернулся к нему со странным выражением на лице.

— Сеншу, парк в Аките, не парк развлечений, — ровно произнес он. — Там одни деревья и памятники.

Ал почувствовал, что сдувается, как шарик.

— Идиот, — Юдзуру все же улыбнулся и отвернулся.

— Заткнись. Я не местный.

— Иностранец-идиот.

— Юдзу, а пойдешь с ним на площадку?

— Не могу, — отозвался Юдзуру. — Я не предупредил родителей. Извини.

— Точно, — опомнился Ал.

У Юдзуру были строгие родители. Это он понял еще предыдущим летом, когда они только начали гулять вместе. Юдзуру все говорил, как его родители рады, что он начал ходить гулять, а потом не выпускали его на улицу две недели из-за того, что он опоздал домой на каких-то тринадцать минут.

Юдзуру заметно потух, оттого что снова не сможет вырваться на свободу, а Ал подумал, что, возможно, так даже лучше. Пока он не разберется со своим утренним гостем, возможно, ему не стоит подставлять Юдзуру под лишние взгляды.

— Эй, Юдзу, — окликнул Ал друга. — Я зайду в клуб, послушать, как ты играешь.

Глава 3
Нелюбовь

Ал ненавидел кошмары. Беда никогда не приходит одна. Как и плохие сны. Они тянутся друг за другом из ночи в ночь, липнут к тебе давящим на грудь страхом. Расплываются перед глазами больше обычных снов, чтобы в какой-то момент стать куда насыщеннее приятного марева. Из них тяжело выбраться, даже если осознаешь реальность.

Ал просыпался несколько раз. Он шел по извилистой тропинке горы с тысячью ступеней, куда они с родителями ездили, когда ему было года четыре. Он шел к горке во дворе неподалеку от дома его бабушки. Он взлетал над ним, словно кто-то вздернул его за ноги. Он летел над рынком рядом с двором, где не было людей, лишь несколько черных машин, а торговые ряды были длиннее и выглядели не так, как обычно. Он открыл глаза.

Во рту был неприятный привкус, как от болезни.

— Спишь что ли еще? Не опаздываешь?

Лицо бабушки расплывалось перед глазами. Ал протер их и нацепил на нос очки.

Он посмотрел на часы, стоящие на ящике телевизора — без десяти семь. В восемь ему нужно было быть в школе, но он хотел выйти пораньше, чтобы застать его преследователей, которых он, возможно, придумал. Весь вчерашний вечер он звонил отцу, слыша лишь автоответчик, донимал бабушку с расспросами, пока она не накричала на него и не сказала, что у него слишком богатая фантазия, а ведь он и половины своих предположений не высказал. Ал обиделся и расстроенный лег спать, но сейчас желание действовать вернулось.

От мыслей его отвлек звонок телефона. Он тут же взбодрился, вскочил и побежал в комнату напротив. Ал так и прозвал ее: телефонная. Из мебели тут стоял только стол с телефоном и утюгом, не считая двух стенных шкафов.

— Алло?

— О, это ты, Саш, — Ал не ошибся, звонил отец. По голосу не было понятно, ожидал он услышать сына или нет. — Не разбудил?

Ал придержал свои эмоции и вопросы.

— Я сегодня раньше встал. Бабушка разбудила.

— Что нового? — у отца на линии что-то зашуршало, кажется, он был на улице, но звука ветра слышно не было.

— Объявили о школьной экскурсии, — Ал от нетерпения прекратить типичный разговор и перейти к делу оперся о стол и запрыгал на месте.

— Далеко? — спросил отец, словно не игнорировал сына весь предыдущий день.

— В Акиту, в парк. Юдзу говорит, что нам просто проведут экскурсию, и что там много насекомых.

— В такую жару для вас это будет смертный приговор, — вставил отец. — С Юдзу все еще общаетесь?

— Да, с кем же мне еще общаться? — Он не мог больше терпеть. — Пап, ты не дома?

На этот раз Ал отчетливо услышал звук проезжающей машины.

— М-м, да, — протянул Мирон.

— А где? — быстро спросил Ал. — В телефонной будке? У тебя что-то с мобильным?

— Да, ты прав, — слегка замявшись, ответил отец. — Я сегодня лягушка-путешественница.

— Ты поэтому мне вчера не отвечал?

Мирон вздохнул.

— С мобильным у меня все нормально, Саш. Просто я был занят.

— Чем? — тут же спросил Ал. — Чем ты сейчас занимаешься? Работа есть?

— Да как обычно. Потихоньку.

— Потихоньку? — Ал хмыкнул. — У нас такое бывает?

Он услышал шарканье шагов бабушки на улице. Но он не мог дать ей прервать их сейчас.

— Ну как, — протянул отец и зевнул, голос его снова стал привычно уставшим. — Тому начальнику я не понравился, видите ли, секретарша из меня не очень, поэтому сейчас ничем конкретным не занимаюсь. Тут да там пытаюсь ни с кем не ссориться.

— М-м, — протянул Ал. — С кем? С тем человеком, которого ты к нам послал?

— Ты его видел? — отец заметно оживился. — Когда?

— Конечно видел, я же не слепой. Я проснулся от шума его машины.

Мирон помолчал несколько секунд.

— Тебе в школу всегда к первому уроку?

— Да, а причем тут…

До него дошло. Ал не должен был видеть незнакомца. Отец наверняка сказал тому, во сколько у Ала начинаются уроки, но он все равно приехал раньше. Зачем?

Мирон надолго замолчал, что Ал уже подумал спросить, кто к ним приезжал, хоть и знал, что не получит ответ, но тут тот снова заговорил:

— Это был мой знакомый, настолько старый, что я уже и забыл его своенравность.

Отец явно был не совсем доволен своим знакомым. Но не ему было говорить о своенравности.

— Но он друг? — уточнил Ал.

— Друг.

Но Ала это не утешило. Это вряд ли был друг, каким для Ала был Юдзуру. Разве может быть надежным друг, носящий пистолет за пазухой?

— Он сказал, что присмотрит за мной, — произнес Ал.

— Да.

— Почему не ты?

Отец тяжело вздохнул, звук в трубке отозвался неприятным шорохом.

— Потому что тебе не о чем переживать, сынок. Ни тебе, ни бабушке. Я бы хотел приехать, я по вам соскучился, но мне нужно найти новую работу. Официальную работу. А мой… друг просто проездом в Японии. По его работе. Поэтому я сказал вас навестить.

— Да, — кивнул Ал, словно отец мог его видеть. — Он сказал это бабушке.

— Да.

— Он соврал.

Отец помолчал. Он не мог утверждать, что сказал или не сказал его знакомый. И Ал мог этим воспользоваться, выдать свои догадки за слова гостя. Но отец заговорил первым.

— А я послал его не для того, чтобы он рассказал правду. А для того, чтобы вас успокоить.

Ал замер, а затем едва не задохнулся от возмущения. Он вспомнил недовольство в голосе незнакомца. Видимо тот не был так уж согласен с поручением отца соврать о том, что все хорошо, а тут он просто проездом.

— У нас все хорошо, — настойчиво произнес отец, явно оценив состояние Ала. — Лучше всех. У меня, тебя, бабушки. Кстати, где там она? Позови ее, хорошо? А то я с ней вечером еще не разговаривал.

Ал разом смолк, сметя в себе все возмущение.

— Пап, сейчас утро.

— Да я все по своему времени, — быстро отмахнулся отец.

— Пап. В Калифорнии сейчас три часа дня.

— Угу.

— Тогда насколько далеко унесло лягушку-путешественницу, что у нее сейчас вечер?

На проводе все стихло. Ал даже подумал, что отец отключился, но тут отчетливо услышал хмыканье, однако не понял, что оно выражает, и Мирон действительно бросил трубку.

Пытаясь сообразить, в каких Штатах сейчас вечер, и не придя к вразумительному выводу, Ал вышел на улицу, чтобы умыться. Отец опять не дома, но где он работает, и над чем, что пришлось послать кого-то присмотреть за сыном? А тот незнакомец? Насколько он надежен? Отец не послал бы кого попало, но этот друг же не послушал его, дал Алу услышать хотя бы то, что узнала бабушка.

Он ненавидел это. Молчание. Ал был бесконечно благодарен отцу за постоянное спасение его жизни, остатков их хрупкой семьи. Но никогда не мог простить его за то, что, выталкивая сына из этой темноты, догонявшей по пятам, отец сам прятался за этой завесой, оставляя Ала одного.

По пути в школу Алу никто подозрительный так и не встретился, пусть у рынка, помимо машины мясника, все еще стоял черный ниссан.

Мальчик пнул ботинком грязь, язвительно радуясь тому, что бабушка снова будет ругать его за то, что он не знает цену этим ботинкам. Но перед школой все же помыл их в раковине у спортзала.

— Ты слышишь? Я к тебе обращаюсь.

Ботинки сменились на кеды, такие же, как у Юдзуру, и теперь Ал нервно и ритмично дергал ногой под партой.

— Что думаешь?

— О чем? — тупо переспросил Ал, переведя взгляд на лицо друга, которого не слушал.

— Ну о новеньком, — Юдзуру закатил глаза.

Ал продолжил тупо пялиться на него. О каком новеньком друг говорил?

— Ты спал сегодня? — спросил Юдзуру, покачав головой.

— Немного.

Тот снова покачал головой, но ничего не сказал.

— К нам приведут новенького. Тебе на замену придет другая звезда.

— Я давно уже не звезда, — буркнул Ал. — А пялятся только другие классы и то за голубые глазки.

— Думаешь, новый ученик оправдает их ожидания?

Юдзуру оглядел галдящий перед уроками класс. Несмотря на то, что их парты были почти в центре, никто внимания на ребят не обращал. Ал был этому рад.

— Дай-ка подумать. Откуда он? и почему не подождал до первого апреля, а под конец года пришел?

Юдзуру пожал плечами.

— Ну, он вроде азиат.

— Значит, на меня так и продолжат пялится, — с горечью произнес Ал. Кому-то это потешило бы эго, ему лишь досаждало и заставляло смотреть в пол по дороге куда-то.

Ито, самый маленький и писклявый из одноклассников Ала, крикнул о приближении учительницы. Госпожа Саеко пропустила не менее низкого, чем Ито, мальчика вперед. Ребята встали.

— Класс, внимание, это ваш новый одноклассник — Лиза Гуо.

Тот шмыгнул носом и поклонился, класс повторил за ним. Ал думал о том, какое странное у мальчика имя. Он выглядел, как все остальные ученики, разве что, чуть смуглее. Кожа его была странного желтоватого оттенка, и школьная форма, казавшаяся недостаточно черной, это подчеркивала. Не красила мальчика и прическа — волосы чуть длинноваты, но были не пышными, а какими-то прилизанными, словно червяки.

— Расскажешь что-нибудь о себе? — спросила учительница Саеко. Лиза не постеснялся помотать головой, в отличие от Ала в том году. — Так, ребята, Лизе нужно будет показать школу, для этого он и пришел к нам сейчас, чтобы не сидеть дома месяц и к началу года успел освоится.

Алу в голову пришла идея.

— У нас сегодня физкультура, — произнес он, подняв руку. — Если учитель разрешит, можно воспользоваться этим временем.

— Чудесно, — улыбнулась учительница Саеко. — Я освобожу вас, мальчики. Корито, покажешь Лизе школу?

К его сокращенному имени она привыкла, но вот имя Лизы выговаривала через первую «р».

Ал кивнул. Саеко сказала Лизе сесть на незанятое место прямо перед Кольтом, и пока тот доставал учебники, к Алу обратился Юдзуру.

— Ты просто опять забыл форму, — шепнул он.

— На войне все средства хороши.

Ал вдохнул, почувствовав в воздухе слабую неприятную отдушину и понял, что она тянулась от Лизы.

— А сегодня волейбол, — с явным огорчением произнес Юдзуру.

Ал забыл об этом, а потому тут же пожалел, что вызвался сопровождать нового одноклассника.

Однако перед уроком Лиза куда-то делся. Ал не стал его искать и хотел пойти со всеми. Отчасти из-за того, что к корпусу спортзала нужно было идти через улицу, а Ал все еще не потерял надежду заметить слежку. Но Юдзуру настоял на том, чтобы он остался в классе и дождался Лизу. Ал нехотя согласился и сел рисовать что-то у себя в блокноте.

Он понимал, что предположение о том, что за ним именно следят, может оказаться лишь детской выдумкой, приданием себе значимости, как у главного героя мультфильма. Но карандаш в руке лишь подгонял полет фантазий, и рисовал в голове картинки, как он борется во время какой-нибудь перестрелки со злодеями и выигрывает, как в «Черепашках ниндзя».

— Привет.

Ал даже не заметил, как поздоровался, осознание, с кем, пришло лишь через пару секунд.

Лиза был ниже Ала на сантиметров десять, поэтому Кольту отчетливо была видна засаленная макушка.

— Привет, — Лиза натянуто улыбнулся, присаживаясь к себе за парту лицом к Алу. — Как, привык уже тут учиться?

— А, — Ал замялся. — Ну да. Труднее всего было язык подтянуть. Ты ведь не японец? Хорошо знаешь язык?

— Да.

Ал встал, чтобы выйти из пустого класса и показать Лизе школу. Во время экскурсии будет проще сглаживать неловкие моменты. Новый одноклассник послушно вышел за ним.

В коридоре они наткнулись на двух девочек из их класса. Время урока уже настало, но те еще почему-то были без формы. Интересоваться Ал не стал, лишь приблизился к Лизе, чтобы пропустить их, и понял, что ему не показалось — от того дурно пахло. Это не было похоже на сигареты, запах был скорее, как от пота или какого-то мусора. Ал понимал все — курящие родители, плохое материальное положение в семье, он и сам жил не богато. Однако, почему нельзя просто принять душ и постирать одежду, не совсем понимал. Ему вдруг стало неловко от того, что его одноклассницы застали его рядом с Лизой. Тот, в свою очередь, казалось, ни одноклассниц, ни косой взгляд Ала, разглядывающего его, даже не заметил.

— Я не знал, что здесь и на физкультуру специальная форма, — Лиза глупо улыбнулся. — Хорошо, что ты отпросил нас.

Ал скривился ему в ответ, а про себя подумал о том, как можно не узнать, что тебе нужно в школу перед тем, как поступать в нее.

— Можем пойти в спортзал, если хочешь, — предложил Ал, уже желая увильнуть от надобности показывать его новому однокласснику школу.

Лиза не удосужился ответить, но пошел к лестнице. Выглядел он при этом так, словно в его кроссовки встроены пружины. Ал догнал его, и взгляд упал на обувь мальчика — красная ткань на них стала почти коричневой, а синяя бархатная вставка совсем облезла. Он посмотрел Лизе в спину, на китель и воротник. Свет из большого окна лестницы снова окрасил его в странный коричневатый оттенок. Ал посмотрел на свой пиджак. Но нет, тот даже под лучами солнца оставался чёрным. Одежда же Лизы, по всей видимости, была просто поношенной.

— А ты откуда? — спросил Ал. — Внешность вроде азиатская…

Лиза обернулся, продолжив спускаться.

— А у тебя нет, — как-то радикально ответил он.

— Ну да, — замялся Ал. — Я из Америки. Только бабушка японка.

В школе, кроме Юдзуру никто не знал о том, что родился он в России.

— Я из Тайваня, — Лиза спрыгнул с последней ступеньки, и Алу показалось это глупым, хотя он иногда делал так же. — Из-за политической обстановки переехали, ты тоже?

— Нет, — с некоторым удивлением ответил Ал. — Из-за работы отца. А разве у вас отношения с Китаем сейчас не наладились?

Лиза поднял непроницаемый взгляд, и Ал уже подумал, что сказал что-то не то. В политике он не разбирался.

— Да, — протянул Лиза. — Но родители считают, что в новом веке Китай снова захочет нас поработить.

— Понятно, — коротко ответил Ал, не желая углубляться в эту тему.

Лиза не возражал.

Они спустились на первый этаж к выходу на улицу. Ал поежился от холода, пытаясь заглянуть за угол здания школы, высматривая черные машины, например, ниссан, и понимая, что ведет себя как параноик, либо как человек с завышенной самооценкой, либо ребенок. Никому он не нужен.

Но кто-то же разозлился на него настолько, что попытался зарезать, как поросенка. Или, когда держал в заложниках в пропахшем солоноватым и кислым запахом гараже, чуть не подстрелил. Разозлился настолько, что попытался убить всю его семью. Значит, иногда нужен.

— Они там бегают? — спросил Лиза, хотя должен был видеть, что Ал смотрит не на дверь спортзала.

— Что?

— На стадионе.

Ал отвлекся и перевел на него взгляд.

— Нет, — со смесью удивления и появившегося раздражения ответил он. — В такой холод мы занимаемся в спортзале.

Пошел снег, небо посерело еще сильнее, и Ал снова поежился от холода. Он осознал то, что понял почти сразу, как новый одноклассник вошел в класс: Лиза станет изгоем.

— Пошли быстрее.

Лиза о чем-то заговорил с учителем, когда они вошли, а Ал уставился на спортивный зал. Его одноклассники разбились на две команды и, как и сказал Юдзуру, играли в волейбол.

— А у тебя что, Корито? — спросил учитель, и Ал вспомнил о своей ошибке.

— Я забыл форму, но играть могу, можно?

Физрук скептически посмотрел на него.

— Чтобы ты потом весь взмокший на улицу вышел? Нет уж, не хватало, чтобы заболел.

— Я сниму рубашку и надену один китель после урока, — парировал Ал.

— Так любишь волейбол? — еще более скептически поинтересовался учитель.

«Ненавижу спорт».

— Вы же потом пропуск поставите, — ответил Ал, словно говорил, что дважды два — четыре, и сразу же развернулся, чтобы учитель не успел возразить, и присоединился к команде Юдзуру.

Зря он его бросил. Юдзу первым возненавидел спорт.

Наблюдение за спортом никогда Ала не интересовало, самому же участвовать не в чем не хотелось. Напрягать мышцы, легкие — он был слишком ленив для этого. Но сейчас занятие показалось отдельной пыткой. Ал никогда не замечал, что, как это называют, «боится мяча». Сейчас же летящий на него мяч казался чем-то неприятным как взорвавшаяся у уха хлопушка или внезапно подошедший к тебе человек. Ал четко мог попасть в цель, хорошо понимая, куда нужно направить мяч. Мог заблокировать атаку, так как был выше многих своих одноклассников. Но у него чуть ли не начинали трястись руки, а рефлексы подсказывали уклониться от летящего на тебя снаряда, когда противник подавал. Его словно обстреливали, видя слабое звено в команде. Точно, обстреливали. Звук удара по мячу напоминал выстрел. Но почему до этого он нормально, криворуко, но без страха занимался целый год?

Мысль о том, что такая реакция с его стороны на обычный мяч не совсем нормальна, ускользнула за очередным раздосадованным, но теперь еще и раздраженным стоном его команды. Юдзуру тоже боялся мяча. От нехватки опыта, неумения или чего-то там еще мяч от его рук отскакивал только на пол. Он играл хуже Ала. И недовольство этим со стороны окружающих можно было учуять за версту. И это было нечестно. Юдзуру не виноват в том, что не умеет играть, каждый что-то не умеет. Но кого это волнует, когда они проигрывают?

— Бесполезный придурок.

Ал часто летал в своих мыслях и фантазиях. Сейчас они становились беспорядочными и цикличными, как кошмары. Но за недолетавшими разговорами вокруг эта фраза выстрелила, как подача, как пуля, врезавшаяся в мозг.

— Зачем вообще вставать, если ничего не можешь?

Ал обернулся. Говорили не с ним и не о нем. Но не услышать эти слова он не мог, потому что заговорили, как только Юдзуру скрылся за дверью туалета. Но главное, что друг не мог этого слышать. И все же когда Ал повернул голову, чтобы убедиться в этом, Юдзуру уже стоял к нему почти вплотную, подхватывая сумку. Ал открыл рот, чтобы сказать что-то другу, но тот направился к выходу, как ни в чем небывало, ни капли не изменился в лице. Значит, не услышал.

— Я подожду тебя снаружи, — бросил он и вышел.

Ал расслабленно наклонился, чтобы завязать шнурки на кедах и замер. Он только сейчас обратил внимание, что свои кеды, в которые Юдзуру переобулся после урока, тот так и не зашнуровал. Просто побыстрее покинул раздевалку.

Ал подхватил сумку, так и забыв снять рубашку, как обещал учителю. На выходе он резко затормозил и пробормотал:

— С каких пор ценность человека определяется в лишь одном неумении?

Ишидо, поизносивший те слова, из центра раздевалки его не слышал. Слышала лишь парочка тихонь, стоявших у выхода.

Ал ненавидел это. Изгой, человек, на которого всем было достаточно все равно, либо на которого достаточно злились, чтобы говорить такое. Но больше перейти черту им Ал не даст.

Юдзуру он нашел в школьном холле у своего ящика с обувью. Кеды он так и не зашнуровал — не было смысла, все равно пришло время надеть зимние ботинки, чтобы уйти подальше от злых языков.

— Юдзу, да забей ты на них, — запыхавшись, бросил Ал. — Они…

— Забудь, — оборвал Юдзуру, уставившись в пол.

— Все чего-то не умеют.

— Я сказал — забудь, — Юдзуру поднял голову, и Ал увидел на его лице то редкое недовольство, которое он не станет скрывать за вежливостью.

И Ал замолчал.

До места, где им нужно было расходиться шли молча. Снег не прекращался, Ал думал о том, что не видел нормального снегопада уже несколько лет, и что, если такая погода продолжит держаться, на улице будет лишь еще более грязно. Но белые хлопья, медленно тонущие в воздухе, чтобы коснуться промерзшей земли и исчезнуть, внушали спокойствие. Мячи, пули и мысли исчезли из головы, и даже непросохшие после душа под школьным краном хлюпающие ботинки не вызывали недовольства.

Юдзуру попрощался с видом, словно ничего не произошло, Ал лишь буркнул что-то нечленораздельное в ответ. Нечестно. Нелюбовь к нелюбви друга уважать самого себя сменилась на жгучее ощущение несправедливости. Он сам играл немногим лучше друга, так почему про него ничего не сказали? Почему он не заступился за Юдзуру, дал перейти черту, буркнул что-то озлобленно, но разве был от этого смысл, если даже обидчик этого не слышал? И почему Юдзуру молча стерпел?

«Уж лучше Лиза, чем Юдзу».

Ал не успел осудить себя за эту мысль. И она, и все остальные снова покинули голову, уступая место леденящему тело страху. Ал медленно сделал шаг назад, хоть и понимал, что так только привлечет внимание. Однако перед второй черной машиной рядом с той, что так же, как утром, стояла у рынка, перебороть себя и дальше идти домой не мог. В обоих автомобилях кто-то сидел.

Новый продавец мог просто начать работать на рынке, как мясник или тетя-садовница, и приезжать на ниссане. Не у одного же человека в этой стране, даже в этой глуши может быть такая машина. Но Ал отошел глубже во двор, присев на ступеньках горки. Живот стянуло тугим комком, который тут же растекся неприятным горячим щекочущим чувством по нутру, когда он услышал голос бабушки в трубке. Он должен был убедиться, что к ней снова не заглядывали гости.

— Ты уже освободился?

— Да, — голос странно осип. — Я, наверное, немного погуляю. Позвоню, как пойду домой, хорошо?

— Да, а вообще, — бабушка замялась. — Не долго только. Холодно на улице.

— Хорошо, пока, — Ал хлопнул крышкой телефона, не дождавшись ответа.

Чтобы спрятаться двор был слишком открытым — горка, качели и лавочки не могли послужить укрытием. Ему оставалось притаиться за магазинчиком с противоположной стороны двора, за которым уже не было домов, лишь рисовые поля, тянущиеся до района, где находилась школа Ала. У магазинчика ближе к рынку ржавела старая с двумя люками бочка на деревянном каркасе. Раньше в ней привозили молоко в город, но видимо в какой-то момент обратно на молокозавод не повезли.

Ал присел, облокотившись на балку и надеясь, что бочка не покатится ему на голову. Странно знакомая белая куртка сливалась с бело-серым пейзажем в округе. Незнакомец, заходивший вчерашним утром, нацепил черную маску, чтобы скрыть европеоидную внешность и впрямь походил на местного. Однако великан, вышедший из второго автомобиля ему навстречу, превосходил всех японцев и по росту, и по ширине. Ал так и не понял, мускулистый человек перед ним или полный, как вчерашний гость резко махнул рукой великану, явно недовольный тем, что тот раскрыл себя, и тот тут же скрылся обратно в машине. Сам он закурил, приблизившись к автомобилю, и сел на пассажирское сидение, оставив дверь открытой.

Ал тут же рванул в противоположную сторону вдоль дороги. Он резко повернул на рынок, забежав в ближайший ряд прилавков. Сделал вид, что завязывает шнурки, чтобы не вызывать подозрения у продавцов, и так косо поглядывавших на него, но так и не разогнулся, нырнув под стол, который был ближе всего к машинам двух незнакомцев. Алу повезло: тот был сквозным, и мальчик теперь видел ботинки мужчины в белой куртке, все еще сидящего, свесив их из автомобиля. Смирившись со своей участью по прибытии домой, Ал застегнул куртку и, улегшись пластом, пополз прямиком под машину, оставив школьную сумку под столом. Запах мяса, шедший от мясницких столов, сменился на запах бензина, а земля была ужасно холодной.

— Серьезно, сэр, закройте дверь.

Английский.

— Я весь день просидел в ледяной машине, а аккумулятор на печку часто разряжать нельзя. Вышел, конечно, пару раз ноги размять, но разве сильно согреешься, ходя вокруг машины? Да и внимание старушек привлекать не стоит.

Голос был очень глухим и незнакомым, а значит, принадлежал тому здоровяку в зеленой куртке. Речь его звучала с каким-то облегчением, словно мужчина только и нуждался весь этот день, проведенный в машине, что в компании для разговора.

— И все, что ты мне можешь рассказать, это про бабушек, здоровяк? — поинтересовался тот, что заходил к Алу.

Его тон и при разговоре с бабушкой, и при разговоре с нынешним собеседником, был абсолютно спокойным. Но из-за этого лишь больше заставлял прислушиваться к незначительным изменениям. Например, недовольству в тот раз. Или большей расслабленности, чем при разговоре с бабушкой, сейчас.

— Если да, не дам прибавки на теплую куртку.

— Н-нет, сэр, — тут же опомнился второй. — Но на самом деле подозрительного было мало. Я поспрашивал, ну, в меру возможностей, у местных, все ли здесь… местные. Так и есть. Из приезжих только молодежь, да и та просто работу ищет после колледжей. Город-то не дюже оснащен всякими работами. Двое парнишек и девчонка из магазина вон того, — Ал был уверен, что здоровяк махнул в сторону магазинчика рядом с бочкой, — неучи, видать. Курить только бегают.

— Совсем молодые? — кратко спросил второй, и Ал увидел, как под его ноги летит окурок.

— Признаться, я одного только видел, — здоровяк хмыкнул. — Да и кто ж его разберет. Японец же. Лет шестнадцать-восемнадцать пади.

Ал услышал тяжелый вздох. Настолько громкий, что подумал, что это тот, что в белой куртке вздыхает, ведь он ближе, но, судя по следующим словам, это был не он.

— Несколько дней тут торчим, а по итогу не наскребли ничего, — пробурчал здоровяк. — Я как бесполезный.

— Хорошо, что ты ничего не заметил в Редзензи, да и это ожидаемо, — серьезным голосом, медленно перетекшим в задумчивое бурчание, произнес второй.

Ал замер, незнакомец назвал его район. Не значит ли это, что он сам следил за другим районом города? Центральным, например.

— Да и не там мы, походу, искали, — Ал услышал щелканье зажигалки. — Мы заострили внимание на складах, сельскохозяйственных районах: Йосино, Увано.

Ал, лихорадочно вспоминая, где эти районы, и что в них находиться, понял, что этих людей больше, чем два. Конечно, вдвоем им не осмотреть весь город. Но Ал думал, что какой-то знакомый его отца просто заскочил в Хигашиюри, где сейчас его сын, чтобы сообщить что-то его матери. Максимум, что он один покараулит Ала недельку по дороге в школу и из, и уедет. Но теперь понял, что вляпался во что-то более крупное. Возможно, отец и послал бы нескольких людей присматривать за сыном, но у него не было людей в подчинении в принципе. Зато, походу, были у того типа с сигаретой.

— А на чем надо было заострять?

Забывшись, Ал чуть не пропустил следующие реплики.

Последовала небольшая пауза.

— Нам предложили переговоры, — ответил вчерашний гость, снова чиркнув зажигалкой, видимо, машинально. — В храме.

— Чего? Кто предложил? Когда?

Здоровяк резко умолк. Ал не мог обернуться, но был уверен, что разговор услышали продавцы с рынка. Поняв, что сейчас произойдет, он, даже не успев подумать, рывком выкатился из-под машины. Пассажирская дверь ожидаемо хлопнула — незнакомец, заходивший к Алу, забрался в автомобиль. Мальчик тем временем схватился за ручку задней двери и мягко дернул за нее как раз перед тем, как оба мужчины устроились на своих местах, перестав шуметь.

Ала не заметили. Он улегся, теперь уже на спину. Снег прекратился, и теперь на него смотрело лишь серое небо.

— Бронна встретила их в больнице. Точнее, ее встретили, — произнес недавний гость куда более приглушенным голосом, чем раньше.

— Значит, они скрываются в больнице? И видели Бро? — переспросил здоровяк. — А говорила, что это я привлекаю внимание.

— Не узнать ее было сложно, она за маской не скроется, — задумчиво ответил второй.

— Не удивлюсь, если у Гора в комнате висят еще несколько плакатов в нашими. Как мишени в дартс.

— Я не совсем об этом, но подумаю над твоей мыслью.

Послышался смешок от здоровяка. А Ал подумал о том, что о Горе говорят не в качестве друга, как о той женщине Бронне.

— Да и не стали бы они прятаться в больнице, — продолжил вчерашний незнакомец. — Мало полезного, если только нас не опережают, в чем я очень сомневаюсь.

— Думаете, нас подкараулили? Они же не могли знать, что там будет именно Бро.

— Думаю, это была ироничная шутка над доком. Где еще ее можно искать, а искать надо ее, чтобы заставить нас показать серьезность намерений? Я ведь не послал бы ее, не будь это так.

— Думаете, о вас не знают? И мы проверим это на этих переговорах? — загудел здоровяк, он определенно был недоволен. — Вряд ли что-то полезное выясним, если это еще и не ловушка.

— Может, и ловушка, — после паузы ответил второй. — Но в суде неправды не делают. Это правило.

— А с каких пор Гор их придерживается? Он лживый сукин сын, — начальник, по всей видимости, здоровяка никак не отреагировал на его грубость, а тот в свою очередь, добавил тише: — И показал это, когда решил нацелиться на старушку с ребенком.

Ал почувствовал куда больший холод, чем тот, который исходил от земли. А может, жар.

Он молча ждал продолжения, боясь того, что может услышать.

— Сэр, уж лучше холод, чем сигаретный дым, — наконец, заговорил здоровяк, когда зажигалка снова щелкнула. — Курите у себя в машине.

— Пойдут Бронна и Джейн, — словно не услышав, проговорил второй.

— Джейн? — воскликнул здоровяк, похоже, он не всегда спешил совладать с эмоциями. — Вы же говорили, что она это… Ну, возможно, отходит от дел. Не слишком надежна.

— Для этого подойдет, — послышался тихий вкрадчивый ответ. — И не смотри так, Бэнни, ты точно не подойдешь для тихой полуночной миссии в храме рядом с центром города. Поехали…

Ал дослушивать не стал. Выскочил из-под машины, как пробка из бутылки, собрав волосами пригоршню снега и грязи, схватил сумку и рванул в конец торгового ряда. Направился в сторону дома, только когда обе машины выехали с рынка и скрылись из виду. Но для этого дня еще ничего не закончилось.

Глава 4
Изгой

— Господи, откуда ты вылез?!

Бабушка выбежала с кухни, вытирая руки полотенцем, как только за Алом скрипнула калитка. Он не стал тратить время на ответ — скинул с ног мокрые и грязные ботинки и зашел в дом. В комнате за коридором стоял столик с зеркалом. Ал дернул седзи и влетел в нее, щелкнув на ходу по выключателю. Наверное, стоило снять куртку, не проходя в комнату и не таща туда грязь. На голубой ткани где-то сухая, где-то еще влажная виднелась прилипшая каша. Школьные брюки выглядели не лучше.

— Саша! Ты что, под машину попал? — бабушка влетела в дом вслед за внуком.

Ал услышал в ее удивленно-рассерженном голосе нотки тревоги, поэтому ответил:

— Нет. Извини, я в лужу упал. Гулял с Юдзу.

— С кем же еще, — бабушка подошла ближе, оглядывая причиненный одежде ущерб. — Жуть какая, да ты в этой луже валялся что ли? Как можно было испачкать и перед и зад?!

Она закончила фразу ударом Алу по мягкому месту, то ли, чтобы отряхнуть брюки, то ли, чтобы пристыдить.

— Нет, — бросил он резче, чем хотел, подскочив на месте.

— Юдзуру наверняка чистым пришел, его бы в дом в таком виде не пустили, — беспокойства в голосе бабушки как не бывало. — Ну чего ты стоишь? Снимай с себя все.

Ал уже подумал о том, что нужно было согласиться с тем, что он попал под машину. По факту, это даже было правдой. Он стряхнул эту мысль вместе с курткой. Сейчас нужно было о другом думать.

— А с ним ли ты гулял? Юдзуру так поздно домой не возвращается, — продолжала бабушка.

Ее громкие возмущения не только привлекали внимание тем, что были неприятными, но и мешали думать.

Ал стянул с себя брюки и потоптался по ним, оставив на полу.

— У него-то наверняка уроки уже сделаны. Чего вещи раскидываешь? Я за тобой подбирать должна? Мне сколько лет?

Бабушка с резвостью подхватила брюки и куртку с пола, пока Ал вышел из комнаты и прошел дальше по коридору в телефонную и открыл один из шкафов, чтобы найти чистые вещи.

— Стирать сейчас самого заставлю. И пиджак сюда давай, наверняка тоже извозюкал. Охота мне на ночь глядя тазик доставать. Ума не приложу, в чем завтра пойдешь.

Ал, выглянувший из комнаты, чтобы передать бабушке рубашку, ответил:

— Голый.

— Точно голый другого варианта нет, — бабушка еще больше повысила голос и направилась к двери. — Ты понимаешь, что до утра это не высохнет? За супом иди следи.

— Можно мне одеться? — раздраженно спросил Ал.

— А есть во что?

Он собирался крикнуть что-то в ответ, но бабушка уже покинула дом. Нет, ему нельзя орать. Ему вообще нельзя привлекать внимание перед теми, кто может оказаться перед воротами, кто стережет Редзинси, кто сегодня собирается в храме у города.

Ал забежал к себе в гостиную, потом обратно в соседнюю комнату, вспомнив, что бросил школьную сумку в ней, вытащил телефон и набрал отца. Все раздражение разом схлынуло, он даже затаил дыхание. Отец не дурак, он не оставит все, что произошло, без внимания, даже если наорет на Ала за то, что тот полез не в свое дело. Мальчик попытался сосредоточиться на том, что скажет отцу, но голова опустела. Вдруг, гудки стихли, Ал с предвкушением ожидал услышать отца, и уже вздохнул, чтобы начать говорить, но голос в трубке оказался женским. И сообщил лишь: «Абонент не отвечает. Перезвоните позже или оставьте сообщение после сигнала».

— Позвони мне, это срочно.

Раздражение из-за крика бабушки, возбуждение от всего, что произошло за день разом схлынуло, не оставив после себя ничего. Ал как будто заснул с открытыми глазами. Ему было лень пошевелить даже пальцем. Что-то неприятное зашевелилось в груди, словно предчувствие или осознание чего-то. Это ощущение и впрямь сменилось предчувствием: если отец не отвечает после того, как якобы послал друга к своей матери в дом, с ним что-то случилось. Ал буквально содрал себя с теплого пола и направился через холод на кухню.

— Оденься потеплее, пока тут бегаешь.

Бабушка помешивала суп в кастрюле на плите. Ал посмотрел в сторону ванной — за открытой дверью стоял тазик, а в нем в мыльной воде плавали его пиджак и штаны, куртка висела рядом на котле.

— Давай помешаю, — сказал Ал, перехватывая у бабушки половник. — Папа не отвечает.

— Занят, наверное, — спокойно ответила бабушка.

Оба сейчас выглядели так, словно никакого конфликта между ними не случалось, и Ал понял — неспособность в их семье извиняться друг перед другом, заменяемое тупым молчанием, передается из поколения в поколение, отчего расстроился еще больше.

— Если к нам заезжал его знакомый, он должен был предупредить, — попытался объяснить Ал.

Бабушка не понимает. Даже после того, что сказал ей вчерашний гость, она не понимает всего до конца. И будет чудом, если никогда не поймет.

Но сейчас бабушка, наверняка готовая пресекать любой вопрос Ала про их гостя, совершенно спокойно ответила, словно внук говорил о погоде:

— Так он и предупредил.

— Что? — коротко бросил Ал.

Половник чуть не соскользнул в суп целиком.

— Я звонила ему в то утро, он объяснил, что его знакомый оставит бумаги до следующего приезда папы.

— Пока я буду в школе?

— Мне почем знать? — резковато ответила бабушка.

Неприятное чувство, положившее начало тому, что заставило Ала сейчас находиться на кухне, а не все еще неподвижно сидеть в комнате, вернулось и превратилось во что-то отчетливое. Бабушка не врет. Обычно не врет, а сейчас врала. Точнее, врал отец, просто ее словами. Ему было проще передать ей то, что нужно сказать Алу, а не самому ответить на звонок сына. Ведь если Ал продолжит задавать лишние вопросы, а он начнет, отец не сможет на них ответить.

— Трус.

— Чего? — не расслышала бабушка.

— Ничего, — Ал вновь взялся за половник. — Это все, что он сказал?

— Передавал привет тебе, спрашивал, как в школе дела, — ответила бабушка, а потом посерьезнела. — Ты уроки сделал?

— Нет.

— Так чего стоишь тут? Или завтра скажешь в школе, что помимо формы оставил дома еще и домашнее задание?

Ал глубоко и тяжело вздохнул, ему было лень отвечать. Он молча вышел из кухни.

— Опять молчит, — услышал он из-за закрывающейся двери. — Все нормально? Как можно так вести себя хоть?

— А сама-то как? — пробурчал Ал на вопрос, заданный с интонацией, словно у него интересуются, все ли в порядке с головой.

— Я? Я лучше всех.

Сейчас сказанная ей фраза звучала так лицемерно, как никогда раньше. Но и правдиво так, как никогда раньше. Может, у нее и впрямь все лучше всех. Потому что она слепо верит отцу, не спрашивая, что за человек к ней приходил. Или не верит, но просто не хочет спрашивать, потому что не хочет в это ввязываться, потому что не хочет нарушать это «лучше всех». Ее отцу удалось от этого всего уберечь. Но сейчас это вызывало не радость за нее, а обиду за себя.

Не стоит злиться на бабушку за то, что она волнуется за уроки. Пусть волнуется за них, а не за то, о чем беспокоится сейчас Ал. Не стоит ей переживать не за грязную одежду, а за то, что до ее внука снова могут добраться, снова попытаться убить.

Вдруг Ала настигла странная, мрачная мысль, но за которой последовало спокойствие. Большинство из тех людей, которые пытались его обидеть, мертвы. Он отрекался от этой мысли все детство, хотя она была так же неотвратима, как сама смерть. Которую он видел.

В ту ночь, когда его мать зарезали у него на глазах, эта отобранная жизнь не была единственной. За ними пришло четверо. Одного, что все списали на самооборону, того, кто убил маму, отец ударил ломом. Через несколько лет Ал узнал, как факт, о смерти еще двоих. Тот, кто пытался его зарезать пару лет спустя, сбежал в Штат в другом конце страны. Тот, кто перед переездом в Японию и ставший его причиной, держал в гараже, и пытался застрелить, сам был застрелен на месте. Еще один явно больше не будет испытывать судьбу.

Те люди были готовы лишить жизни ребенка, тогда почему они сами не заслуживали смерти? Но тошно было думать, что бы сказала бабушка или Юдзу на такие мысли, на количество людей, убитых за него. И половина из них — убита отцом.

Алу, как и его отцу из этого не выбраться, поэтому смысла врать друг другу не осталось. Мирон лишь пытается убедить себя в том, что его сына еще можно спасти, уберечь. Но Алу от недостатка информации не безопаснее. И если уж отец решил сжечь очередной мост, пусть бросает Алу спасательный круг, пока тот будет добираться вплавь. Потому что Ал сделал вид для бабушки, что сел за уроки, чтобы через несколько часов после того, как она уснет, покинуть дом, чтобы отправиться в плаванье.

Центром города считалось несколько наиболее оживленных районов, где находились значимые городские пункты: мэрия, больница. Рисовые поля отделяли эту часть Хигашиюри от реки Ишизава. Деревья окружали весь город, и в каждой части леса можно было наткнуться на синтоистские храмы, будь то небольшая деревянная конструкция или камень или столб с вырезанными на них надписями. Храмовые здания встречались редко. Иронично, что одно из них находилось недалеко от нынешнего центра города, хотя построено было многим раньше.

У Ала был план, небезопасный, безрассудный и глупый, он понимал, что щекочущее покалывание скоро сменится на боль в желудке от волнения. Ноги стали ватными еще на конце его улицы. Ал был благодарен им за то, что они дали ему спокойно и относительно тихо покинуть дом, не разбудив бабушку. Но сейчас они доставляли намного больше проблем. Идти по лесу, где слой снега и грязи был значительно выше, чем в городе, подсвечивая дорогу лишь закрытым пальцем фонариком на телефоне, да ещё и на ватных ногах было невозможно.

Больше всего страх был даже не от того, что в любой момент могут появиться люди, которые пристрелят тебя за то, что ты окажешься не в том месте не в то время, а от того, что Ал мог запросто потеряться и его могли съесть дикие звери или призраки. Убеждение самого себя в том, что ни того, ни другого в лесу нет, не помогало. Тропинка, еле видная днем, была совсем не заметна в темноте, Ал знал лишь направление. Вот если бы он умел ориентироваться по звездам, как рассказывал отец. Хотя даже их было плохо видно за кронами сосен.

Ал остановился. Впереди показалось очертание чего-то черного и большого. Здание. Ал почти выдавил фонарик в телефоне пальцем, который теперь светил розовым светом в диаметре пары сантиметров вокруг себя. Он боялся, что в храме уже кто-то был. Несмотря на то, до полуночи было еще два часа, Ал не был уверен до конца, что встреча произойдет именно в это время, да и что в этом месте тоже. Слова незнакомца о полуночном разговоре могли быть сарказмом или чем-то просто подходившим по контексту. В том, что храм рядом с центром города — тот, у которого сейчас стоит Ал, уверенности было не больше. Что ж, в крайнем случае, он просто прогуляется в красивое место. Даже с выключенным фонариком Ал видел эту картину. Двухэтажный синтоистский храм, две загнутые крыши, присыпанные тонким слоем снега и бросающиеся в глаза, как и белые седзи на первом этаже — зрелище завораживающее.

Но живописность сползла с храма, как и из головы Ала, заменившись какой-то тоской и ноющей нервозностью. Возможно, здесь его убьют. Поэтому нельзя стоять на месте перед главным входом, а искать укрытие, чтобы спрятаться. Но Ал остался на месте. Что ему сделать? Войти в храм? А если там кто-то есть?

Он сделал шаг, потом еще несколько.

Он вошел в храм, встретивший его гробовой тишиной, вздохнул. И тут резко, быстро, но тихо, хотя Алу показалось это оглушительным, на него кто-то прыгнул и начал душить. Он задыхался, падал, тонул.

Снег хрустнул под ногами, а земля стала твердой.

Он вошел в храм, встретивший его гробовой тишиной, не успел вздохнуть. Лишь услышал оглушительный грохот, ему показалось, что где-то под ухом взорвалась бомба. Но то был лишь выстрел. И что-то холодное коснулось кожи, но лишь на милю секунды. Оказалось, что это было что-то горячее, кожа вокруг раны загорелась в сто раз сильнее. И что-то теплое растекалось по животу, по ногам.

Ал зажмурился. Картинки, возникшие в мыслях, плыли перед глазами, поэтому он резко распахнул веки и уставился на небо. Он вдруг подумал о Боге. Не боге этого храма, точнее богине. Ал был более чем уверен, что он построен в честь Аматэрасу, главной богине в синтоизме. Воспитан был Ал как христианин, в крайнем случае, католик. В его квартире в России были православные иконы, даже в доме в Сакраменто они сохранились, хоть и смотрелись неестественно в словно чужой для них стране. Его родители были верующими, хоть Ал редко слышал что-то связанное с религией от отца, а от матери мало что помнил. Бабушка же была верующей, причем христианкой. Стеллаж с фотографиями дедушки и мамы и православные иконы на соседней с ним полке смотрелись странно в маленькой комнате, где Ал год назад нашел мангу и свои старые детские книжки с альбомами с фотографиями. Мальчик понимал, что такое разнообразие связанно с тем, что бабушка долгое время жила с православным человеком, хоть это и было в их время запрещено, а детство провела в окружении буддизма и синтоизма. Однако ему казалось, что ты должен выбрать что-то одно. Бабушка же говорила, что неважно, какую форму твое воображение придает божествам, в которых ты веришь, кто-то тебя все равно услышит.

«Пожалуйста, не дайте меня убить».

Ал в это уже не верил, не хотел верить, не считал логичной любую религию, боялся, что его покарают за то, что он не верил, сомневался, и считал лицемерным, что сейчас молится, несмотря на то что не верил. Но больше ему ничего не оставалось. Сам он никто против пули.

А еще он подумал о маме. Если Бога нет, она не смотрит на него с небес. И хорошо, что не смотрит. Ей лучше было не видеть, как ее сын подвергает себя опасности. Но эта мысль была такой печальной, что он чуть не расплакался.

В храм он так и не вошел. Обошел здание справа и решил залезть на крышу по деревьям. Теплые, но слишком большие для него меховые калоши скользили по дереву и так и норовили слететь с ног, а бабушкина шапка сползала на нос. Ал был уверен, что в храме никого нет, иначе бы его пыхтение услышали даже изнутри. Он пополз по карнизу пластом, понимая, что оставляет след на заснеженной черепице. Зацепившись руками за перилла балкончика, Ал приблизился к одному из окон и попробовал приоткрыть. Он тут же нашел место, где можно спрятаться — между внутренними листами бамбуковой бумаги и внешними деревянными ставнями имелось некоторое пространство. Но если он упадет, не будет даже сугроба, чтобы смягчить падение.

Голову пришлось повернуть в бок, а самому наклониться, однако Ал смог-таки задвинуть ставни, чтобы его не было видно ни внутри, ни снаружи здания. Холодный ветер пробирался за ставни, окутывая его неподвижное тело и заставляя дрожать.

Он подумал о бабушке. Что, если она потеряла его? Подумала, что он пошел в туалет, а потом снова проснулась и поняла, что что-то не так. Пошла во двор, поняла, что дверь в дурно пахнущую деревянную коробку открыта, а за ней никого нет, выглянула на дорогу. Спросонья она могла не сразу сообразить взять телефон — никак не привыкнет к тому, что эти маленькие коробочки теперь есть у всех. Позвонит Алу, потом зачем-то сыну. Не за тем, чтобы сказать, что мальчик пропал, а в надежде, что он, находясь в другой стране, знает, где ее внук, его сын. У Ала защипало в глазах — она не заслужила всего этого. От дальнейших тяжелых мыслей его спасла затекшая нога.

Ал пошевелился, но случайно зацепился за нижнюю деревяшку ставней. Попытался тихо вытащить ее и слегка дернул — с тихим скольжением окно приоткрылось. Ал замер, но в храме было тихо. Зато теперь ему открылась комната второго этажа. Он не видел ни лестницы, ни алтаря, лишь чернеющий на противоположной стене гобелен. Ему вдруг стало не по себе, и мальчик уже хотел закрыть ставню, как что-то привлекло его внимание. Что-то блеснуло в темноте, на полу. Ал даже подумал, что это снег, каким-то образом пробравшийся внутрь храма, но это оказалось что-то другое. Мальчик посмотрел себе под ноги. Оказалось, что весь пол застелен чем-то похожим на целлофановый пакет. Нет, не пакет, пленку. Такой отец обвешивал седзи и стелил на пол и на мебель, когда белил потолок у бабушки в доме. Неужели в храме ремонт? По спине резко пробежали мурашки, а в груди зашевелилось что-то неприятное. Он закрыл ставню.

Ал простоял в таком положении минут двадцать, стараясь не дрожать вместе с резным деревом и бамбуковой бумагой, прижимающихся к телу, однако затекшая шея и спина победили. Он медленно пополз вниз, пытаясь сесть. В итоге ему удалось принять более удобное положение, однако ему постоянно что-то мешало: то куртка начинала щекотать ноги, то чесался нос, то дерево слишком сильно впивалось в щеку. Вся его скрытность и старания сидеть тихо уходили с каждой минутой, Ал вертелся все чаще, издавая все больше шума. Может, ему пойти домой? Может, он ошибся? Все не так понял, все придумал.

Вдруг, очередной шорох куртки сменился шумом колес машины. Ал затаил дыхание и вдруг стал слышать очень хорошо. Шум реки, мотор автомобиля, шорох ветра, кажется, даже хлопанье крыльев птицы. Ал стал дышать глубоко, медленно, и вскоре услышал, то, чего ожидал — шаги. Все. Ему не выбраться из этого положения, сбежать не получиться. Либо сидеть до конца, либо выйти и умереть.

Ал подумал, а что будет, если он умрет? Когда он умрет.

Бабушка будет винить себя в том, что Ал погиб именно под ее опекой. Будет стоять и плакать у гроба, уже не в состоянии сказать, что у нее все лучше всех. А папа будет ее успокаивать, будет обнимать, смотря в одну точку, не в силах ни сделать что-то, ни пошевелиться. Будет так же, как после похорон мамы стоять у окна комнаты в бабушкином доме. Только теперь один, теперь успокаивать будет не он, а его. А тете будет бесконечно жаль мальчика, которому просто не повезло. Который был слишком самоубийственно глуп, чтобы жить в безопасности.

По щекам потекли слезы. Одна, другая. На большее он был не способен. Почему он подумал об этом только сейчас, хоть умереть мог до этого уже несколько раз? Ал глубоко вздохнул и прикрыл глаза, готовясь слушать, чему мешала заболевшая голова. Снег под ногами незнакомцев не хрустел. Ал вдруг подумал, что плохо замел свои следы, что на крыше видны отпечатки от его куртки, а глубже в лесу ­– от ботинок.

— Снег тает, мы не увидим их следы, если они уже были тут после нас.

Ал затаил дыхание. Английская речь доносилась с улицы и была довольно хорошо слышна в ночной тиши.

— Не включайте фонари, — раздалось громче. — Обыскать здание.

Голос был мужской, и какой-то высокий и скользкий. Он явно не принадлежал ни тому, кто заглядывал к Алу, ни его подчиненному здоровяку.

Мальчик воспользовался последним шансом пошевелиться и посмотрел время на зажатом в руке телефоне. 23:14. Видимо, не только он пришел раньше. Но стоп. Если тот человек внизу сказал, что они не смогут кого-то выследить, кого-то, кто приходил после них, значит, эти люди внизу точно были тут сегодня, а после них может и еще кто-то. Интересно, когда? Храм закрывается в семь зимой, Ал пришел сюда к десяти с чем-то и был крайне близок к тому, чтобы попасться.

— Вы двое на второй этаж, ты со мной.

Значит, их четверо. Но зачем кому-то подниматься на второй этаж? На его этаж.

— Ты что, осел, не слышал? Не включать фонари! Хочешь, чтобы нас из города заметили…

Ал увидел вспышку света прямо перед собой, но она тут же погасла. А затем кто-то вошел в его комнату. Двое. Ал был благодарен тому, кто приказал не включать фонари. Они прошуршали ногами по пленке, обойдя всю комнату. Потом один остановился прямо у окна Ала, мальчик задержал дыхание, а потом постарался задышать ровно и тихо. Второй встал в углу этой же стены, только противоположном.

Теперь, в здании, голоса было слышно хуже, так Ал пропустил последнюю фразу гнусавого, хотя, скорее всего, это было ругательство. Мужчина сказал еще что-то, видимо, своему напарнику, а затем все стихло. Страх понемногу отступал, однако Ал все равно весь сжимался, когда ему приходилось глотать. Он не смог понять, сколько прошло времени перед тем, как вновь услышал шум машины. Еще через минуту неожиданно и громко после оглушающей тишины раздался голос гнусавого:

— Идут. Их двое. Доктор и Джейн, — теперь он звучал сосредоточенно и спокойно, и как-то зловеще, как у того плохого льва из мультика.

На этот раз никто не разговаривал, поэтому мальчик даже смог услышать, сколько человек вошли: двое.

— Вам говорили прийти одним, — послышался высокомерный голос.

Ал только спустя пару секунд понял, что это произнес тот тип внизу, пришедший первым.

— Мы и пришли одни, Даммер, — этот голос оказался грузным, незнакомым. Ал подумал, что он больше подходит под имя Бронна, Джейн было слишком девичьим.

Ал никогда не понимал этой фразы, которую слышал в американских фэнтези фильмах и криминальных русских сериалах. Никто никогда не приходит на такие переговоры один, всегда кто-то подстраивает засаду. И если собравшиеся здесь не так глупы, должны были устроить ловушку друг другу. Ал точно знал, что это сделала сторона этого Даммера. Их предупредили о приближении оппонентов, и наверху ждали еще два человека. О второй стороне ему было неизвестно. Знакомый отца говорил что-то про правила…

— Ваши люди сейчас в лесу, — голос Даммера сделался не просто высокомерным, а снисходительно-высокомерным.

— Как и ваши, — послышался второй женский голос.

Ал ожидал, что Джейн окажется молодой, и голос ее будет звонким, девичьим. Однако это оказалась женщина явно старше тридцати.

— Это и называется — прийти одним, — добавила Бронна. — Наших тут четверо. Ваших, учитывая двоих в лесу, и вас, тоже. Итак…

А вот и ловушка. Женщина, предположительно, Бронна, не знала о двоих на втором этаже.

— Итак, — интонация Даммера стала отрывистой. — Вы влезаете в то, во что не следует. Зачем людям Гуру понадобилось в Японию?

— На горнолыжный курорт, — с сарказмом ответила Бронна. — Но и я не могу представить Гора в плавках на гамаке. Так что, задам встречный вопрос. Зачем вы здесь?

Ал нахмурился. Он не в первый раз услышал эти странные имена: Гуру и Гор. Кажется, их произносил тот незнакомец или здоровяк Бэн. Или они произносили что-то одно. Гуру и Гор звучали слишком похоже.

— Рабочие командировки бывают по разным причинам, — резко ответил Даммер. — Ты, возможно, не в курсе, Гуру же отказывается от статуса, которым мог бы обладать, но для выгоды можно не только знакомиться со шерифами, покупать профсоюзы и идти вместе в детский садик. Есть множество ресурсов, которые можно найти не только в Калифорнии, не только в Штатах.

Ал понял, что Даммер говорит о выгодных знакомствах. Отец не просто так велел Алу называть его на публике коммивояжером. Помощь в сотрудничестве разным людям не только приносит деньги, но и дает новые знакомства, чтобы двигаться дальше.

— И попутным ветром вас унесло до Японии, — хмыкнула Джейн.

— Гор умен в некоторых вещах, — медленно протянул Даммер, словно обдумывая свои слова. — По крайней мере, в том, что берет от всего максимум.

Послышалось тихое бормотание, Ал подумал, что голос был женским, но передвинуться, чтобы лучше слышать, не решился. Так же неразборчиво прозвучал ответ, на этот раз со стороны мужчины. Однако на Даммера он похож не был, возможно, подал голос четвертый человек.

— Насколько я знаю, — слова Бронны снова стали четкими, — Гор даже не запатентовал себя у верхушки Сан-Франциско. Так кто же дал ему возможность добраться до другого континента?

— Откуда тебе знать, какие у него возможности? — отрывисто произнес Даммер, его голос неприятно сорвался на фальцет. — Гуру же таким не занимается. Пока он мотался по японским захолустьям, может, дома что-то и произошло.

Послышалось многозначительное молчание, и Ал понял, что эта информация что-то значит.

— Да, — с нескрываемым довольством протянул Даммер. — Я знаю, что Гуру здесь, и что скоро вернется в Штаты. Но даже так многое потеряет.

Ал замер. Он уже успел подумать, что Гуру — тот человек, который заходил к нему, раз ему подчинялись и Бэн, и Бронна с Джейн, судя по их разговорам и действиям, но боялся, что ошибся. С одной стороны, мысль о том, что к нему заходил друг его отца, глава какой-то преступной группировки, чтобы предупредить бабушку об опасности, прельщала. Но, с другой стороны, не мог глава преступной группировки сорваться с места ради одного Ала, они даже не знакомы. Значит, и он, и отец оказались замешаны в чем-то более крупном.

— А тебе откуда знать, что он потеряет? — голос Бронны, в противовес Даммеру, при гневе стал тише, но в значимости не проиграл. — Гор же послал тебя заниматься другими вещами. Вот и занимайся. Только один вопрос: почему вы добываете ресурсы, как ты сказал, в японском захолустье? Или вы дотягиваете только до бабулек с рынка, а до политиков из Токио, якудзы или кого там вы хотели, нет?

— Мы занимались своими делами, пока вы не прибежали, — возразил Даммер. — За кого испугались-то? За бабулек с рынка?

У Ала все похолодело внутри, и он забыл дышать тихо. Они просто шутят или говорят о ком-то конкретном? Ему вдруг захотелось принять позицию этого Даммера. Тогда бы все означало, что охотится он не за Алом и его бабушкой, как говорил здоровяк Бэн, а за какими-нибудь важными политиками.

— За твое зрение, — холодно возразила Джейн. — Ты, видимо, карту Японии не рассмотрел. Аэропорт Токио немного южнее этой деревушки. А чтобы выследить нас и добраться до сюда, нужно время. Только вот прибыли мы сюда почти одновременно.

Даммер коротко засмеялся. Смех был высоким, холодным и неприятным и явно выражал сомнение.

— Ну и какого числа вы приехали? — спокойно уточнила Бронна, не оценив веселье противника.

— Двадцать четвертого февраля, — снисходительно ответил Даммер. — Постойте, а может, вы год перепутали? Сейчас девяносто шестой.

— Да, — протянула Бронна. — Теперь многое проясняется.

Ал понял, что Бронна и Джейн ошиблись. Они были уверенны, что Даммер и его люди изначально приехали в Хигашиюри, но тот утверждал, что это случилось лишь после того, как здесь заметили людей Гуру. И, судя по недовольному и настороженному голосу Бронны и самовлюбленному со стороны Даммера, нетрудно было догадаться, кто из них оказался не прав. Только вот тот мог запросто соврать. Но почему голос Бронны тогда зазвучал так напряженно? Вряд ли она настолько уж верила Даммеру на слово.

— Но мы же для этого собрались, — продолжила Бронна более равнодушно. — Так вот, Макс, если вам нужны японские ресурсы, вперед. Езжай в Токио, мы мешать не будем. А вот…

Ал только сообразил, что Даммер — это лишь фамилия, но развить мысль не успел. Прямо перед ним раздался оглушительный звук, отчего Ал слишком громко вздохнул. Он словно забыл, что перед его окном стоит человек, у которого только что завибрировал телефон.

«Так глупо спалиться».

И правда — звук услышали снизу.

— Бронна, — послышался голос Джейн. — Иди проверь.

— Нет, — протянула Бронна.

— Бро? — тише спросила Джейн.

— Это ловушка, — пояснила Бронна. — Они хотят нас разделить. Пойдем… вместе.

Ал услышал щелчки в его комнате.

«Пистолеты. У них есть пистолеты».

«Конечно, у них есть пистолеты, идиот».

Ему вдруг стало страшно, словно стрелять идут в него. Ал вдруг понял — он услышал щелчки, но не услышал возражений со стороны Даммера. Неужели он не против, чтобы его людей спалили? Мысли побежали одна за другой.

«Если это правда ловушка, и Бронна и Джейн сейчас подстрелят?».

«Но, если они готовы к этому, просто так не сдадутся».

«Будут стрелять».

«В того, кто стоит передо мной».

«Туда, где сижу я».

Ал дернул рукой, он уже был готов выпрыгнуть в окно на улицу, тогда у него хотя бы появиться шанс скрыться в деревьях. Однако женский голос в коридоре затормозил его на долю секунды.

— Иди за мной.

Громоподобный взрыв. Ал никогда бы не подумал, что выстрелы вблизи звучат настолько громко, раньше он слышал их только в состоянии шока, отчего весь окружающий мир словно затихал. Он дернулся всем телом, распахнув ставни сразу с обеих сторон, и инстинктивно начал отклоняться назад. Что-то брызгами и какими-то ошметками летело на блестящий в темноте клеенчатый пол. Глаза автоматически распахнулись так, что грозили выкатиться из-под век, отчего тут же пересохли. Женское ругательство. Оказалось, человек, стоявший перед окном Ала был женщиной. Был. Одна из вошедших — Джейн или Бронна застрелила ее, как только поднялась на этаж. Он не знал, что со вторым человеком, поджидающем в комнате, но к той, что упала, поспешила одна из женских фигур. И увидела Ала. А затем тоже упала под звук, схожий с раскатом грома, и крик, вырвавшийся из ее рта. Тот, чей голос Ал обозначил Джейн.

Ал почувствовал брызги чего-то теплого на лице, видел искаженное ужасом лицо, предсмертную маску, которая была ему знакома, и падал сам. Он выкатился на балкон, на ходу теряя калоши. Не чувствуя своего тела, приподнялся на ноги, схватив обувь, тут же осел, почувствовав под собой что-то твердое — перила балкона. Ала они не остановили. Он продолжил забираться на низенький деревянный заборчик, пока не почувствовал, что снова падает. А потом испытал дежавю.

Тепло куртки, которое он чувствовал, скатываясь на спине по изогнутой крыше было теплом кровати. Его укрывали одеялом. И звуки, которые он сейчас слышал со всех сторон, были не выстрелами, а стуком в дверь. И убили перед ним маму, а не незнакомую женщину. Это ее кровь у него на лице. Но Ал не был способен ее стереть. Он все еще чувствовал, что падал. только теперь совсем не ощущал опоры. С мягким шлепком, отдавшимся болью по всему позвоночнику и груди, он приземлился на что-то влажное, а потом увидел очертание двух человек прямо над собой. Нет, это были не люди — его ноги. Ал успел стянуть с себя очки и почувствовал каждый камушек под головой, каждый ошметок грязи, прилипающий к волосам, пока он, кувыркнувшись назад, не скатился в лес.

«Надо остановиться».

Он не с первого раза перекатился на бок, чувствуя себя так, словно сломал себе все ребра. Затем поднялся на ноги, они были ватными. Однако Ал заставил себя побежать. Ноги со временем окрепли, а легкие словно не нуждались в воздухе. Он не замерзал, не врезался в деревья. Казалось, он перестал существовать, просто несся вперед.

Все прекратилось, когда Ал почувствовал что-то острое под ногами. Мальчик натянул на нос очки, бросил калоши, которые все еще сжимал в руках, и только тут увидел, что его остановило. Камни. Он добежал до реки. Пришел он не отсюда, но, если идти вдоль водоема, он выйдет к жилым домам. Ал вновь ощущал боль: в ребрах, в спине, в голове и левой ноге. Он ощущал холод и усталость. Мальчик прислушался к себе — не вернуться ли в голову мысли. Нет, все было пусто.

«Это хорошо».

Только глаза он так и не смог сомкнуть — они остались широко распахнутыми. Ал влез в колоши, ногам в промокших шерстяных носках теплее не стало, и обернулся. Хлопки, словно от взрывающихся петард или фейерверков прозвучали короткой трелью, потом раздалось еще два, потом тишина. Ал вздрогнул, когда с темных огромных силуэтов деревьев взвилось несколько кричащих воронов.

Он пошел домой. Как добрался не помнил, помнил только отголосок мыслей, что хочется остановиться — он дико устал. Ал не вошел в дом, добрался сразу до ванной. Набирал холодную воду, так как теплой в такой час не было, сначала в ковшик, плотно прижимая его к крану, чтобы не было шума, а потом уже в тазик. Потом долго возил бабушкину куртку в воде по дну тазика, добавил кусок хозяйственного мыла, лежавший на подоконнике, и не стал вытаскивать. Затем вышел на улицу, стянул с ног носки и начал стирать их в медном шумящем умывальнике. Он не был уверен, что не разбудил бабушку, но единственное, что она бы увидела, когда вышла на улицу, как он трет и трет лицо полотенцем, не прекращая ни на секунду чувствовать на коже что-то теплое и липкое.

Ал переоделся в пижаму, кинув штаны и свитер в комнату, где стояли фотографии мамы и дедушки, а на полке рядом с ними — иконы. Он охватил взглядом угол и в мыслях у него возникло сухое, но трепетное «спасибо», а из губ вырвалось:

— Все так и должно было быть.

Пленка, расстеленная на полу второго этажа заранее, поплыла перед глазами, а в ушах зазвучали слова мужчины в белой куртке: «Может, это ловушка», человека в зеленой: «Вы говорили, Джейн не слишком надежна» и ответ, что она все равно пойдет. Вот кто был настоящим изгоем. Человек, на которого всем было достаточно все равно, чтобы отправить в ловушку, или на которого достаточно злились, чтобы просто убрать.

Ал вдруг то ли икнул, то ли всхлипнул. Он захотел заплакать, разреветься, но изо рта вырывались только резкие выдохи, как у Юдрузу, когда он садился на лавку во время физкультуры. Зато после них заснуть получилось быстро.

Глава 5
Не обманешь

Утром Ал испугался лишь бабушки. Он проснулся с больной головой и горлом, но физическое состояние его в кое-то веки не волновало. Он боялся, что ему будет плохо морально, а ведь раньше даже не задумывался, чем это может быть на самом деле. Но все было относительно нормально. Боли не было, страха тоже. Была лишь странная отрешенность, но Ал всегда где-то летал, только обычно в мыслях, а сейчас их не было. Мальчик даже не заметил, как к нему подошла бабушка, поэтому звук собственного имени оглушил его, как вчерашние хлопки выстрелов, похожие на фейерверк.

— Саш!

Он испугался еще больше, подумав, что она начнет спрашивать, почему ее садовая куртка грязная, почему она нашла запачканную одежду в соседней комнате.

Но она лишь сказала:

— Завтракать.

И ушла.

Неужели она все еще злиться за то, что он пришел грязным вчера днем? Сейчас это казалось таким глупым. Двух человек убили, а она… ничего не знает. И никогда не узнает. Только спросит, почему он не ест.

Ал чувствовал вину, проходя по своей улице и боясь услышать шорох шин о гравий. За то, что не поражен настолько, насколько должен был, что не испытывает жалости к убитым вчера. Да, он их не знал. Да, он уже видел смерть — его мать зарезали у него на глазах. Но разве он не должен чувствовать хоть что-то, снова повстречав ее? Может, он какой-то неправильный?

Ал оглядывал прилавки на рынке вдали, детскую площадку и магазин, не понимая, почему отец снова не отвечает на его звонки. Только его. С бабушкой он разговаривал, но мальчик был слишком обижен и поражен таким отношением к нему, чтобы выхватывать трубку у нее.

Отвлек его Юдзуру, склонившийся над партой Лизы и что-то объясняющий ему. Ал почувствовал, как брови под редкой челкой, которая не нравилась бабушке, сползли к переносице. Он не понял, что ему в этой картине не понравилось, когда Юдзуру заметил его и тут же ретировался от Лизы.

— Пойдем ко мне на ночевку?

Ал не сразу понял смысл этой фразы. Хоть выучил ее из какой-то манги про школьную любовь, которую так и не дочитал, не найдя там советов, как общаться с девочками, сейчас эта фраза звучала слишком странно и незнакомо, как и та манга.

— Сегодня?

— Да, — Юдзуру выглядел бодро. — Папа привез кассету с «Утиными историями», как у тебя. Хочешь выберем серии, которые ты не смотрел? Папа сегодня снова уезжает, поэтому мама разрешила нам разместиться в гостиной с кассетником.

Ал заставил себя вспомнить, что смотрел все серии «Утиных историй». Но мысль пойти в гости к другу, которому редко давали такую возможность, показалась слишком заманчивой. В первую секунду. Разве он должен идти веселиться после того, что произошло ночью? Это казалось неправильным. Но ведь он должен продолжать жить дальше. Не его же убили, в конце концов. Да и Юдзуру тут не при чем. Ему уж точно не должно быть дела до ночных похождений Ала, фейерверка, которого никто так и не увидел. Он живет той жизнью, где неправильным будет, если друг откажется от такой редкой возможности провести вечер как все их сверстники.

Осталось отпроситься у бабушки. Ее мир тоже был таким, где неправильным была лишь грубость внука и испорченная одежда. Надо соответствовать их японской мечте.

— Много в школе задали? — это было первое, что бабушка сказала после: «Привет, почему ты не съел обед?».

— Нет, — ответил Ал.

— Я просто думала, что ты сможешь мне помочь на рынке, если не занят…

— Смогу, там не много делать, — тут же согласился Ал, проходя за ней на кухню.

Неплохое начало. Главное, чтобы эта помощь не заняла весь вечер, и бабушка клюнула на лесть.

— Вам в школе же рассказывают про экономику, законы? Не возюкай ложкой, тебе для желудка полезно, — бросила она, глядя на то, с каким видом Ал посмотрел в тарелку, садясь за стол. Аппетит не совсем вернулся, но желудок требовал пищи. Бабушка продолжила, будто ее и не прерывали: — Да и вы, молодежь, вечно о правах своих заявляете, забывая об обязанностях.

Ал сдержался, чтобы не возразить, и сунул в рот ложку бульона, кивнув.

— В общем, ко мне тут приходили. Юристы или кто они там, — махнула рукой бабушка. — Хотели прилавок мой купить.

— Юрист занимается другим, — поправил Ал и удивился. — А зачем им твой прилавок?

— Думаешь, я в этом разбираюсь? — снисходительно спросила бабушка. — Молодыми продавцами хотят заменить. Да кто ж тут из молодых торговаться-то будет? Все же в город хотят. Снесут прилавки, да построят торговый центр какой-нибудь. Только вот хозяина рынка я знаю в лицо, а этих в первый раз вижу. Папа твой сказал, чтобы я у тебя помощи попросила, он по телефону не понял ничего.

— Удивительно, — пробормотал Ал.

— Что? — переспросила бабушка.

— Я схожу с тобой сегодня, — добавил он громче.

Вряд ли в их глуши когда-то появится торговый центр, у мэрии просто нет на него денег, а значит, вряд ли те, кто приходил к бабушке, окажутся такой уж проблемой. Зато на рынке Ал сможет уговорить ее отпустить его к Юдзуру.

У нее был большой огород, в котором росло все, кроме картофеля. Зато был маленький участок с рисом чуть подальше школы, где учился Ал. Бабушка жила одна, поэтому выращенных овощей хватало с лихвой, так что их можно было продавать. С приездом Ала, стало на один рот больше, овощей — меньше, денег, получаемых с них — тоже. Зато появился помощник. Ал, которому каждый день покупали сладости лишь до смерти мамы, чей отец не имел постоянной работы, чтобы идти по карьерному росту и повышать заработок, который жил у дяди в период кризиса в стране, не разделял ее оптимизм. Но все равно помогал.

Ему не нравилось таскать ящики и банки, не нравилось, когда к нему подходили незнакомые тети и бабушки, говоря странным тоном и со странным акцентом о том, какие красивые у него глазки. Но сам рынок он любил. Он был почти как в раннем детстве, куда его водила мама (дядя с тетей не пускали ни его, ни кузину туда, так как там можно было наткнуться на уличных бандитов). В Сакраменто можно было встретить разве что прилавки с сувенирами. Еще он любил рисовать что-то, пока бабушка расхваливает свои помидоры, даже уроки за ее прилавком делать было приятнее. Он любил кошку, приходящую к нему, когда бабушка разрешала забегать в соседнюю мясную лаку, чтобы забрать для остатки вырезок и накормить зверушку. Любил, когда ему представлялась возможность самому обслужить клиентов.

— Помочь вам с чем-нибудь? — спросил он, стараясь быть вежливым, когда кто-то потянулся к консервированным яблокам рядом с ним.

У бабушки едва ли не единственной продавались овощи и фрукты в стеклянных банках и варенье, которое никогда не хотело открываться.

— Нет, спасибо, — проскрипел мужчина перед ним и убрал руку в перчатке. Ал успел разглядеть, что ткань, где должен был быть мизинец, странно болталась.

Мужчина обратился к бабушке, и та, разглядев его, нахмурилась.

— Здравствуйте, — сухо поздоровалась она и слегка наклонила голову. — Но я сказала…

— Госпожа Корито, — мужчина в знак примирения слегка поклонился. — Я понял вашу позицию — вы не собираетесь продавать ваше рабочее место более *** продавцам. Я лишь пришел убедиться в том, что вы продолжаете работать, как положено.

Ал поднял брови. Конечно, Хигашиюри не место для примерных вежливых риелторов, все такие давно уехали в город, но это было грубо для любого работника.

— Как положено? — переспросила бабушка спокойнее, не реагируя на провокации.

Мужчина прокашлялся и с любезностью, которая Алу не понравилась, произнес:

— Мне нужно посмотреть ваши документы, закрепляющие вас за этим местом, — он постучал пальцем по прилавку. — Если бы вы принесли их…

— Они с собой.

— О, — слегка удивился мужчина, и Ал, хоть и не до конца понимал, что происходит, почувствовал гордость за бабушку. Он видел, как она брала с собой какие-то бумаги, но она не сказала, зачем они. Видимо для риелторов. — Тогда давайте на них посмотрим.

— На это есть причина помимо того, что вы не доверяете моей ***?

Ал понял, что она говорит о своей компетентности. Слов, которые он не знал, становилось все меньше, но что-то все равно приходилось вылавливать из контекста.

Риелтор издал снисходительный смешок.

— Дело не в доверии, Корито-сан. Видите ли, времена сейчас такие, что мирным работягам бывает нелегко обосноваться и жить спокойно.

Ал посмотрел на бабушку и с удовольствием отметил, что она тоже посмотрела на него. Во фразе этого мужчины можно было услышать контекст. И если бабушка посмотрела на него, значит посчитала достаточно взрослым, чтобы Ал его понял.

Мальчик думал, что она еще как-то круто ответит, но бабушка полезла в свою сумку за документами.

— А ваши документы? — выпалил Ал и тут же стушевался, когда оказался под взглядами трех взрослых. Трех, напарника этого риелтора он до сих пор не замечал.

Ал было думал добавить «сэр», потом вспомнил, что в Японии так не говорят. Но отец столько раз советовал ему всегда спрашивать документы у полиции, если к нему будут вопросы и отца рядом не будет. Должно же это было когда-то пригодиться.

Напарник того, что говорил с бабушкой, что-то зашептал первому на ухо, и риелтор снова заговорил.

— Это ваш внук? — уточнил он без особого интереса.

— Да, — коротко ответила бабушка, и Ал кивнул.

В отличие от риелтора, который с ними разговаривал, его напарник внимательно разглядывал Ала. Он был чуть выше, в шапке, которую носят бандиты в фильмах, половину лица закрывал шарф. Но мальчика смутили его глаза — пусть они и были черными, даже слишком, но все же не были…

— Это разве официальный документ? — спросил первый риелтор, когда бабушка передала ему бумаги.

— Мне дали его, когда я получила место за этим прилавком, — твердо ответила бабушка. — Семнадцать лет назад.

Риелтор хмыкнул, положив документы на прилавок. Ал заметил, что печатного текста там было довольно мало, а сам лист, пусть и наверняка обновился за семнадцать лет, был довольно старым.

— Обновлен шесть лет назад, — хмыкнув, заметил мужчина. — Все же я настою на получении свежего, чтобы к вам не было никаких вопросов. Можем помочь вам сходить в мэрию.

— Спасибо, — сухо отозвалась бабушка. — Но я в состоянии справиться сама.

Мужчина улыбнулся и согласно кивнул. Ала едва не затошнило от этого жеманного вида.

— Удачи вам, Корито-сан, — бросил тот напоследок.

Он развернулся, чтобы уйти. Его напарник, зачем-то еще раз глянув на Ала, сделал то же самое.

— Козлы, — бросил Ал, когда те отошли довольно далеко, и удивился, когда получил ответ.

— Городские жмоты, — со вздохом ответила бабушка. — Ходят по рынку, отгребая лавки у стариков. Хотят все ***.

— Что сделать?

Бабушка нахмурилась, но Ал понял, что не на него.

— К рукам прибрать.

И она выругалась на русском. Ал вылупился на нее, но вовремя отвел взгляд.

— У тебя нет нового разрешения на эту лавку? — уточнил он.

— Сашуль, да какое там разрешение? — снисходительно спросила бабушка, собирая овощи в ящики. — В деревне раньше все на словах обговаривалось, а сейчас… Похоже, нас скоро выселят отсюда.

— Не выселят, — тупо возразил Ал, а под взглядом бабушки серьезно добавил: — Тогда получи это разрешение. Ты здесь уже давно, тебя должны понять.

— Они и поймут, а послушают городских.

— Тогда сделаем тебе новый прилавок и поставим на входе на рынок.

Бабушка засмеялась.

— Обязательно.

Ал понял, что она шутит. А он-то нет.

— Ты хотя бы попытайся.

Ал всегда гордился бойким темпераментом бабушки. Это отличало ее от всех японцев. Наверняка на нее оказал влияние тот период и страна, в которой она жила долгое время. Работала, трудилась и опережала план. Но сейчас она не выглядела, как человек, который будет бороться за свой труд.

— Не говори мне того, чего не сделал бы сам, — спокойно ответила бабушка.

Ал нахмурился и подумал, что она его недооценивает. Он готов побороться за себя. Но сейчас эта решительность отразилась лишь в вопросе:

— Можно пойти к Юдзу на ночевку?

Бабушка смотрела на него несколько секунд, пока открывала калитку, а затем произнесла:

— Можно.

Затем последовали долгие обсуждения того, когда он будет делать уроки, звонки родителям Юдзуру, наставления вести себя хорошо и не смотреть допоздна телевизор. Голова была забита этими проблемами, и они казались самыми важными вещами на свете, пока у дома Юдзуру, когда Ал уже прощался с бабушкой, ему в голову резко пришла мысль:

«А если к ней снова заглянет тот гость, пока его не будет?».

Глупо. Кольты едва проскользнули в разговоре про этих Гуру и Гора. Алу почти удалось убедить себя, что никто бабушку не тронет.

Алу было неловко налегать на еду дома у Юдзуру. Но даже несмотря на то, что мама друга постаралась, а Ал за весь день съел пару ложек супа и два немытых помидора на рынке, домашняя еда в этом доме казалась не вкусной. По крайней мере явно не такой, какая получалась у отца и бабушки. После ужина мальчиков отправили доделывать уроки, и Ал снова почувствовал себя некомфортно. Он делал домашнее задание с каждым годом все менее тщательно, и, если не мог что-то решить, просто оставлял это. Юдзуру пробивался до конца, несмотря ни на что. Из-за этого делал уроки намного дольше, так что Ал заскучал и начал рисовать что-то на полях.

Из-за всей этой идеальности семьи Юдзуру и его самого, Ал чувствовал себя оборванцем. Семья Юки определенно была представителем и американской, и японской мечты. Если бы еще относились друг к другу с большей теплотой.

Ал явно был не тем, кого ставили другу в пример, в то время как имя самого Юдзуру из уст бабушки звучало чаще, чем собственного внука. Не говоря уж про их семью — бабушка с внуком — это одно, но бабушка с внуком, которого скинул на нее вечно занятый отец — другое. Когда Ал сказал об этом бабушке по пути к дому Юдзуру, куда по она вызвалась его проводить из-за того, что уже стемнело, она ответила, что его не пустили бы в дом, если бы к нему относились плохо. Ал попытался убедить в этом и себя.

Почувствовать себя расслабленно у него получилось лишь когда они с Юдзуру развалились на странной кровати в гостиной, чтобы посмотреть мультики. Обычно здесь, на деревянной конструкции, похожей одновременно на огромный диван и кровать, на которой был постелен толстый мягкий матрас, спали родители друга. Но сейчас его отца не было, он временами работал где-то в городе в ночную смену, поэтому госпожа Юки разрешила мальчикам спать в гостиной, а сама отправилась на кровать Юдзуру в их с младшей сестрой комнату. Перед уходом она поставила кассету с мультиком в проигрыватель.

— Мультик на полтора часа подойдет? — спросила мама Юдзуру. — Я пойду спать, кассета сама выключится.

Алу показалось, что он ослышался. Он был рад посмотреть мультик как можно дольше, но даже у него уже слипались глаза. Не говоря уже про то, что семья Юдзуру обычно ложилась на полчаса раньше, чем уже было на часах, не давая детям засиживаться допоздна.

— А нам не много? — шепнул Ал другу, чтобы тот ответил, не ослышался ли он. — Я уже засыпаю.

Юдзуру ответить не успел. Его мама вдруг резко обернулась на мальчиков и сделала шаг в их сторону. Ее темный силуэт загородил телевизор. Без очков Ал почти не видел ее лица.

— Что ты шушукаешься? — голос ее стал резким и громким. — Дома с отцом так же шушукаешься, да?

Она развернулась и вернулась к телевизору, продолжив настраивать проигрыватель. Ал не смог ответить или посмотреть на Юдзуру, который молчал. Шок смешался с обидой и желанием побежать домой. Вместо этого он натянул одеяло до носа, продолжая пялится в одну точку. Убедится в словах бабушки не вышло.

— Ой, что это я, — вдруг опомнилась госпожа Юки, словно ничего не произошло. — Полтора часа для вас много. Я включу вам «Дамбо». Он на час.

Она переключила кассету, Ал почти не видел ее силуэт в темноте.

— Ал и сказал про время, — тихо промолвил Юдзуру.

Ал не был уверен, что это ему не послышалось. Эта мысль слишком отчетливо и навязчиво крутилась в голове. Мама Юдзуру встала от телевизора, на котором показалась синяя заставка с замком. Она подошла к ним и присела на кровать между мальчиками. Ал продолжал смотреть только вперед, ему стало жарко под одеялом.

— Ты не обижайся, что я так, — произнесла она и погладила Ала по голове. От нее, как от Юдзу, пахло морепродуктами. — Просто, когда вы, дети, перешептываетесь — это к чему-то нехорошему.

Ал подумал, что это глупый аргумент.

— Ладно, спокойной ночи, мальчики.

Она наклонилась к Юдзуру, и когда Ал повернул голову, чтобы увидеть, что она делает, она поцеловала в щеку и его, как и сына. За это мимолетное мгновение он успел заметить их схожесть с Юдзу — те же пухлые губы, тот же широкий лоб, тот же запах. Мама Юдзуру вышла, а Ал не выдержал и повернулся на бок, чтобы друг его не видел. На глаза выступили слезы, и он распахнул глаза так широко, как мог, чтобы их остановить.

Он не знал, что на него так повлияло — то, что его так несправедливо обвинили, даже не обвинили. Дело было отнюдь не в том, что Ал что-то шепнул Юдзу, а то, что его мама решила, что этот шепот будет пагубным для ее сына. Разве Ал заслужил ее недоверия? А может, его поразило то, что она сделала потом. Бабушка не целовала его на ночь, лишь при встрече и при прощании, когда он уезжал или приезжал к ней. Она лишь каждую ночь поправляла ему одеяло. Папа целовал его в основном в макушку, поглаживал по голове. Но даже так его большая шершавая ладонь, колючая щетина не шли в сравнение с женской рукой, перебирающей волосы, мягкими губами, касающимися щеки. Это было слишком. Ал не понимал, что произошло, и разбираться не хотел. Он заснул, не услышав ни одной реплики в мультфильме.

Ему снилось, как он взлетал вместе со слоненком на огромных ушах, и они парили над расплывчатыми домиками Сакраменто. Потом слоненок упал и разбился на смерть, а Ал подумал, как бы ему не испачкаться в крови.

— Прости меня.

— За что?

За все утро это была чуть ли не первая фраза, которую ему сказал Юдзуру. Он молчал, когда чистил зубы, молчал, когда его мама хлопотала над завтраком. Ал тоже молчал. Вчерашний вечер казался странным неприятным сном. Подтверждением того, что это было реальностью служило не только то, что мама Юдзуру вытащила кассету «Дамбо» из проигрывателя, когда будила их, а то, что сам друг продолжил молчать до того, как они вышли в школу.

— За то, что не заступился за тебя, — тихо произнес Юдзуру.

— Ты заступился.

Ал не был в этом уверен, не чувствовал себя так, словно за него заступились. Но после урока физкультуры Ал поступил так же, даже хуже: друг его слов так и не услышал. Поэтому жаловаться Ал не имел права.

— Она не хотела…

— Юдзу, — прервал его Ал. — Забыли.

Тот помолчал, уставившись на их тени, маячившие перед глазами под ярким солнцем. Погода наконец-то решила измениться в лучшую сторону.

— В следующий раз пойдем к тебе, — буркнул он себе под нос.

— Хорошо, — с легкостью согласился Ал. — Только у меня телик барахлит иногда. Но зато ночью никто его нам не выключит. Бабушка спит, как убитая. В детстве я как-то смотрел с ней ночью телевизор, а она заснула. Началась страшная сцена, я попытался разбудить ее, а она так вздрогнула, словно я ее из другого мира призвал.

Юдзуру засмеялся, и Ал расслабился.

— Сам бы не испугался, если бы к тебе так ночью подошли? — спросил друг. — У меня вот сестра ночью разговаривает. Знаешь, как пугаюсь иногда?

— Наверняка, как я в тот раз. Я тогда заплакал и побежал к родителям, кстати.

— Очень смешно, — хмыкнул Юдзуру. — Я говорил об этом родителям, но они только шторку у нас в комнате повесили. А смысл? Я все равно сестру слышу.

— Переезжай в коридор, — посоветовал Ал.

Они вышли на аллею перед школой, и мальчик по привычке беспокойно оглянулся.

— Точно, — кивнул Юдзуру и немного помолчал. — Я думал к бабушке переехать.

— Неплохая идея, — тут же отозвался Ал.

— Правда? — оживился Юдзуру, словно только и ждал одобрения друга.

— Ну да, — кивнул Ал. — Твоя бабушка же живет одна? Будете вдвоем, и места больше в доме и тебе и сестре. Ты из-за этого же…

— Да, — тут же кивнул Юдзуру, а спокойнее добавил: — Мне-то все равно, Наоми мне не мешает. Но, думаю, ей будет некомфортно, когда она подрастет. Да и мама, когда ко мне заходит, ей мешает.

— С сестрой же ты уроки делаешь, — заметил Ал.

— А мама наблюдает. Знаешь, как это раздражает? — Юдзуру опомнился спустя секунду и бросил: — Извини, она, конечно, просто беспок…

Он замолчал под многозначительным взглядом Ала.

— И как, тяжело жить лишь с одной бабушкой? — перевел тему Юдзуру, проходя в школьный холл. Ал поморщился от шума переобувающихся и скидывающих куртки галдящих детей.

— Ты о том, не одиноко ли мне, или о том, что всю свою бабушкинскую опеку обрушат исключительно на тебя?

Юдзуру улыбнулся, а потом замялся. Какой-то мелкий мальчик из параллели случайно толкнул его плечом, и пронесся мимо.

— Извини, у меня совсем другая ситуация в семье, — произнес Юдзуру, даже не заметив этого. — Не стоило сравнивать.

— Юдзу, — настойчиво произнес Ал. — Не извиняйся.

Они повторяли это, как мантру раз за разом. Ал впервые нашел такого друга, которому так сильно доверял, а для него это служило главным условием дружбы. И он не хотел, чтобы он или Юдзу умалчивали о своих переживаниях или извинялись за них.

— Так тебе не одиноко? — все еще скованно спросил Юдзуру.

Ал подумал сказать «да», потом — что у него есть друг, с которым он может всегда поговорить, потом засмущался. А потом твердо произнес:

— Ты говоришь о том, что будешь скучать или о том, что тебе трудно оставлять родителей и сестру?

Юдзуру отвел взгляд, заинтересовавшись учителями, разговаривающими у их класса.

— Делай, как лучше для тебя, Юдзу. Они справятся.

— Твой папа без тебя справляется?

Ал не ответил. Потому что кто-то вышиб из него весь воздух, и он упал. Он не думал, что может так испугаться обычного толчка. Парень, налетевший на него, уже убежал со своими друзьями, а Ал продолжил лежать на полу, понимая, что его не застрелили, и он еще жив. В поле зрения показалась голова Юдзуру, который снова извинился. Ал не успел понять, за что, или отругать его, когда появилась еще одна фигура, только большая. Это был взрослый, лицо которого закрывала маска. Только по ней Ал понял, что это господин Шизуко, возвращающийся в учительскую после разговора с учительницей Саеко. Мальчик подумал, что тот сейчас протянет ему руку и поможет встать, но тот лишь произнес:

— Вставай. Или ты отдыхать лег?

Ал встал. Шизуко равнодушно глянул в сторону убежавшего виновника и бросил Алу:

— Сходи в медпункт, если сильно ударился.

— Не ударился.

Но тот уже повернул за угол коридора.

Ал переглянулся с Юдзуру, тоже странно посмотревшего вслед учителю, но опомнился первым.

— Справляется, — пробормотал Ал, словно их и не прерывали. — Наверняка лучше, чем я. Потому что, чтобы он не делал, я скучаю.

Юдзуру явно замялся и Ал тут же перевел тему.

— А твой папа? Он тоже много работает?

— Да, но… — Юдзуру замялся, но на этот раз посмотрел не в пол, а на друга. — Я больше с мамой общаюсь. Знаешь, мне кажется, она меняется. Мы стали хуже ладить.

— Понимаю, — протянул Ал. У него самого за последнее время испортились отношения и с бабушкой, и с отцом. — Взрослеем?

— Взрослеем, — хмыкнув, ответил Юдзуру. За окном пошел снег, наверняка последний в этом году. — Неужели мы опоздали и не дождемся нашего детского приключения?

«Кто-то из нас точно дождался, друг».

Первым делом после школы бабушка радостно сообщила Алу, что сходила в мэрию и закрепила за собой место на рынке, и уже завтра сможет официально утереть нос тому риелтору. Ал не мог сидеть на месте от нетерпения, пока она крутилась у плиты, рассказывая это.

— А мне с тобой можно будет пойти?

— Можно.

— А ты сразу покажешь разрешение или подождешь, пока они начнут выпендриваться?

— Саш, не придумывай.

— А давно ты сходила в мэрию?

— Не вертись под ногами. — Ал посторонился, чтобы пропустить ее с горячей кастрюлей. — Утром, после того как твой папа посоветовал сходить туда.

Ал остановился так резко, что чуть не упал с деревянного порога, окружающего кухню с трех сторон.

— Папа? Но я же еще вчера…

Бабушка с добротой и сквозившей снисходительностью посмотрела на него и произнесла:

— И потому что ты посоветовал.

Ала это не убедило. Он снова скис, только теперь на весь оставшийся день. А на следующий снова проснулся слишком резко. Звонил домашний телефон. Ал обычно просыпался, когда тот зазвонит, но тут же засыпал. Сейчас же сон отступил в мгновение, и мальчик услышал встревоженный голос бабушки.

— Во сколько? — Ал раздвинул седзи, протер глаза и уставился на бабушку, разговаривающую по телефону. — И что прям никто не… Да, я поняла. Не знаю я, что буду делать. Все, до встречи.

Бабушка бросила трубку и уставилась в окно.

— Ба? — Ал зашел к ней в телефонную. — Что случилось?

— На рынке несчастный случай, — в ее голосе читалась смесь негодования и деланного равнодушия.

— Кого-то убили? — тихо спросил Ал.

Бабушка обернулась, и к ее движениям вернулась привычная резвость. Она странно посмотрела на внука.

— Господи, нет, конечно. Там случился пожар.

Она протиснулась мимо него и начала собираться на улицу.

— Твоя лавка пострадала? — нахмурился Ал.

— Да, и еще несколько. Я оставляла часть товара на ночь, и его не вернуть, но ничего. Справимся. Собирайся в школу. Или в трусах пойдешь?

— Ну не без них же, — буркнул Ал.

Бабушка вышла и прошлепала в своих тапках на кухню, чтобы принести ему обед в школу. Ал как можно быстрее натянул на себя школьную форму, неправильно застегнул китель, наплевал на это и выскочил вслед за бабушкой как раз, когда за ней скрипнула калитка.

— Я с тобой, — бросил он, догоняя ее.

— Не говори глупостей и иди в школу.

— В школу мне еще не пора, ты разбудила меня раньше, чем нужно, — возразил Ал, перезастегивая китель.

— Ты даже не позавтракал. Еще и одет не пойми как. Холодно еще в одном кителе.

— У меня под ним свитер.

— Весна только началась.

— Мне тепло.

— Иди переоденься.

— Нет.

Бабушка остановилась и Ал еле успел затормозить, чтобы не налететь на нее. Странно, раньше она казалась выше.

— Ты не думаешь, что это те риелторы тебя подставили? — быстро перевел тему Ал и наконец высказал мысль, терзавшую ее все утро.

— Чего? — не поняла бабушка, но вновь заспешила на рынок.

— Ну те типы, которые тебе докучали. Ты не думаешь, что это странно? Они говорят, что тебе тут не рады, чуть ли не угрожают, а когда ты ставишь их на место, поджигают твою лавку.

Бабушка засмеялась. На Ала словно вылили ковшик с горячей водой.

— Сашуль, мне никто не угрожал, — все еще посмеиваясь, произнесла она. — И никуда я их не ставила. Но пусть все было бы так, поджигать мою лавку это…

Ал снова услышал ее смешок, старческий и от этого сухой, как лист бумаги. Он уже не был уверен в своей теории, ему лишь было стыдно за то, что бабушка решила, что у него просто разыгралось воображение.

Ее веселый настрой мигом стерся, как только они дошли до их места на рынке. Лавка бабушки и несколько соседних, пожар явно распространился от начала ряда, были покрыты копотью. От тех из них, которые были сделаны из дерева, остались лишь основные конструкции. А вместо продаваемых овощей и фруктов под сгоревшим брезентом осталась лишь черная каша. У лавки бабушки Ал заметил осколки стекла от ее консервов.

Бабушка помотала головой, осматривая ущерб, и зачем-то пошла ощупывать и передвигать какие-то обугленные детали своего прогоревшего бизнеса, пачкая пальцы в копоти, словно это могло что-то исправить.

— А если те, у кого сгорели лавки совпадут с теми, к кому подходили риелторы? — зашептал Ал.

— Боже, Саш, не грузи мне мозг пожалуйста, — взмолилась бабушка. — Это наверняка те подростки из магазина оставили зажигалку, пока лазали тут ночью. *** и алкаши ведь.

— Кто? — переспросил Ал.

— Наркоманы и алкаши, — повторила бабушка на русском и оглянулась в поисках знакомых, позвонивших ей.

— Что им делать здесь ночью? — закатил глаза Ал, пока она отвернулась.

— Обернись.

Ал сделал это так резко, что хрустнула шея. Бабушка и сама может не осознать, если увидит опасность. Но перед ним никого не было.

— Что я должен увидеть?

— Лужи. Ночью был дождь, а не снег. Они наверняка укрылись в палатках, чтобы бухать. Магазин-то ночью закрыт.

Подошла знакомая бабушки, и они вместе обсудили произошедшее. Ал в этом не участвовал. Он хмуро осмотрел пустой рынок, чувствуя в воздухе не только запах приближающейся весенней свежести после дождя, но и гари.

— А ты чего хмуришься? — миролюбиво спросила бабушкина знакомая у Ала. Она была выше и полнее бабушки, и похожа на пирожок.

— У нес сгорел товар и деньги, которые мы бы могли с него получить.

— Оу, — она слегка удивилась, то ли сухости, с которой говорил Ал, то ли тому, что мальчика его возраста заботят такие вещи.

— Вы тоже считаете, что это подростки из магазина виноваты? — спросил он, переводя тему.

Бабушка кинула на него взгляд, призывающий заткнуться. Ее знакомая нахмурилась.

— Конечно. И кто только этих бездельников в продавцы нанимает? — она помотала головой.

— Тебе в школу не пора? — уточнила бабушка.

Ал снова нахмурился и почувствовал, как у него устали брови.

— Если они работают в магазине, то и закрывают его. А значит, могут остаться бухать там на ночь, — произнес он на русском.

Бабушка извинилась перед своей знакомой и отвела Ала в сторону. Ему стало страшно, хотя страшнее подзатыльника он в жизни не получал. Но бабушка не закричала, а спросила:

— Хорошо, предположим, ты прав, и меня, никому не нужную старушку с рынка, захотели подставить. Что ты предлагаешь мне с этим делать?

Ал набрал полную грудь воздуха.

— Пойти в…

— Полицию?

— Для начала.

— Боже, Саш, мне там никто не поверит, — всплеснула руками бабушка. — Доказательств у меня нет, да если бы и были…

— Ты бы не попыталась, — прищурился Ал. — Пока папа бы не посоветовал сделать обратное.

Он понял, что перегнул. Но бабушка опять не стала кричать. Она прищурилась, как внук, и протянула:

— Ну тогда иди сам и разберись с теми, кто это сделал. Попытайся.

И Ал ушел. Бабушка наверняка подумала, что в школу, и была не права. Конечно, он не отправился разбираться с риелторами, но решил заскочить в магазин, надеясь увидеть там продавцов, которых все обвиняют и… что? Доказать их невиновность? Ал не знал, когда звякнул колокольчиком на двери.

Он заглядывал сюда несколько раз, бабушка говорила, что продукты тут некачественные — молочка просрочена, хлеб залежавшийся, но здесь были дешевые конфеты. Перед зданием стоял автомат с газировкой, работающий через раз, а холодильник с мороженным был всегда пуст. Надпись красными иероглифами на входе гласила: «Добро пожаловать», а звенящий на двери колокольчик оповещал о прибытии гостей. Один столик, который явно давно не протирали, посередине; несколько прилавков за кассой. Сейчас за ней стоял парень с осветленными волосами. Продавец был не один, второй парень, в очках и повыше, выглядел старше и стоял рядом за прилавком, играя в что-то, похожее на тетрис.

— Здравствуйте, — поздоровался Ал, слегка поклонившись, и прошел в магазин, словно выбирая, что ему взять.

С чего ему начать? Не спросить же в лоб: «Ребят, вы не поджигали прилавки на рынке через дорогу сегодня ночью? Нет? Ну ладно».

— Ухты, — парень с осветленными волосами перегнулся через стойку, от него пахло сигаретами. Он выставил вперед руку и схватил холодными пальцами Ала за подбородок. Тот настолько не ожидал этого жеста, что даже не сопротивлялся. — Красивые глазки. Момо, глянь-ка.

— Отпусти ребенка, — осадил его второй, лишь на секунду оторвавшись от игры, чтобы глянуть на Ала.

— А мне всегда люди с голубыми глазами казались странными, — продолжая улыбаться, протянул первый, так и не отпустив Ала. Взгляд у него был какой-то затуманенный. –У нас радужки черные, глубокие, а от ваших словно холодом тянет.

— Ну хоть не перегаром, — пробурчал Ал, вырываясь из костлявых пальцев и отступая на шаг.

Парень со светлыми волосами засмеялся.

— Чего хотел-то? — спросил второй.

— Я, — Ал замялся. Спросить у таких людей, не устаивали ли они пожар, уже не казалось чем-то странным. — Я хотел спросить, не видели ли вы тут ничего странного утром или вечером. На рынке через дорогу пожар случился.

— А я думал, у кого-то барбекю, — светловолосый подпер щеки руками.

— Нас уже приплели к этому? — поинтересовался Момо.

— Да, — признался Ал. — Так это не вы?

Парни за прилавком одновременно хмыкнули.

— Тебе промыли мозги, — светловолосый ткнул в Ала пальцем.

— Ю, — обратился к другу второй.

Ал подумал, какие странные у них имена.

— Мы только пришли, — повернулся Момо к Алу, отвлекаясь от игры. — Еще не успели ничего поджечь.

— А вечером ничего странного не видели?

— Вечером была не наша смена.

— А ты свое расследование завел? — снова улыбнулся Ю. — Типа этого, как его?

— Шерлока Холмса? — подсказал Ал.

— Точняк, — он щелкнул пальцами.

— А чья смена была вечером? — Ал снова повернулся к Момо.

— Мэги.

— Мэги-чан.

— Это имя? — не понял Ал. — Она что, иностранка?

Парни за прилавком переглянулись.

— А я думал, это фамилия, — хмыкнул Ю.

— Но внешность…

Они одновременно пожали плечами.

— Не приглядывался, — произнес Момо.

— Я тоже.

— Как можно не понять, азиат перед тобой или нет? — воскликнул Ал.

Ю с Момо снова пожали плечами. Ала взбесила эта синхронность.

— А что, она не в твоей школе занимается? — спросил Ю. — Ты не видел ее? Старшая далеко, а ты в средней, да? Она тут рядом.

— Она говорила, что занимается в музее, — поправил Момо.

У Ала что-то шевельнулось в памяти.

— Понятно, — Ал начал пятиться к выходу и поклонился. — Спасибо.

Он быстро выскочил из магазина, звякнув колокольчиком. До школы оставалось не так много времени, а ему еще нужно успеть поговорить кое с кем.

— Я к господину Шизуко, — произнес Ал, постучавшись в учительскую.

Учительница, открывшая дверь, выглядела удивленно, как и сам Шизуко, сидя в другой части комнаты за своим столом. Алу стало неловко, но он знал лишь одного человека, работающего раньше в музее Хигашиюри. Шизуко совладал с собой, приспустил маску с лица на подбородок и кивнул. Ал приблизился как можно ближе, чтобы их не слышали, и поклонился.

— Что-то случилось? — уточнил Шизуко.

— Нет, я просто хотел спросить, м-м, — учитель поднял бровь, и Ал решил спросить в лоб. — Вы не знаете Мэги-сан?

Вторая бровь Шизуко скрылась за челкой.

— Тебе девочка понравилась?

— Нет, — резко ответил Ал, ему вдруг стало жарко. — Насколько я знаю, она занимается в музее, а вы там раньше работали, вот и…

— Зачем она тебе? — Шизуко вновь приобрел равнодушно-спокойное выражение, и устремил взгляд в свой компьютер.

— Она может быть свидетельницей пожара на рынке, где работает моя бабушка, — тихо ответил Ал. Он не придумал достойную ложь и решил сказать правду, по крайней мере, большую ее часть.

— Пожара? Твоя бабушка в порядке? — Шизуко кликнул мышкой.

— Да, — заверил Ал. — Кто-то оставил зажигалку ночью, и случился пожар.

— Ты думаешь, что эта девушка была там ночью?

— Нет, она работала в магазине через дорогу вечером.

Шизуко отвлекся от компьютера и повернулся к Алу.

— Понимаете, с чего бы зажигалке случайно загораться именно ночью, если ее кто-то забыл?

— Думаешь, кто-то сделал это нарочно? — уточнил Шизуко.

Ал не почувствовал в его голосе насмешки, поэтому пожал плечами, но скорее в знак утверждения.

— И зачем кому-то это делать?

Ал снова пожал плечами.

— Бабушка знает о твоем расследовании? — учитель прищурился.

— Это не расследование, — чересчур эмоционально воскликнул Ал и тут же тише добавил: — Просто я спросил про свидетелей в магазине, когда зашел за конфетами. Там сказали про то, что Мэги-сан работала вечером после занятий в музее, и вот.

Он развел руками, как бы показывая, что оказался тут случайно. Шизуко спросил:

— Угостишь меня конфетами?

— Я их съел, — тут же соврал Ал. — Извините.

Шизуко хмыкнул и вернулся к компьютеру.

— К сожалению, я не знаю никакой Мэги-сан. Я работал экскурсоводом и мало кого запоминал по именам.

— Она может быть иностранкой.

— Иностранкой? — рука Шизуко замерла над мышкой.

— Просто имя у нее такое…

— В Японии есть фамилия Мэги, Александр.

— Ясно, — тут же ответил Ал. У него в кармане завибрировал телефон. — Ну, я, пожалуй, пойду.

Он поклонился, пока его не отругали за использование телефона в стенах школы, и вышел. В коридоре прочитал сообщение от бабушки: «Не задерживайся после школы, мне нужна будет твоя помощь».

Юдзуру поддержал его расследование и попросился пойти с Алом, когда тот отправится искать Мэги. Ал с радостью согласился, памятуя о разочаровании друга об упущенном приключении. А потом подумал, что, если Мэги окажется иностранкой, Юдзуру в этом приключении будет не место. Потому что одно дело, когда какая-то девчонка с европейским именем становится свидетелем несчастного случая, другое — когда она становится свидетелем после перестрелки людей с европейскими именами в храме.

Бабушку, по-другому заинтересованную в этом событии и ничего не подозревающую, Ал, к своему удивлению, после школы нашел среди хлама гаража.

— Ба? Ты чего там делаешь?

— О, Сашуль, — она разогнулась, держась за спину. — Помоги мне найти не прогнившие доски и ящики. Соорудим мне новый прилавок.

— Прилавок?

— На замену старому. Я решила побороться за свое место.

Ал широко улыбнулся и подошел к бабушке.

— У нас все будет хорошо, так?

Он кивнул. Так, если в японском действительно существует фамилия так похожая на иностранное имя, а Мэги окажется лишь студенткой, занимающейся в местном музее, готовясь к экзаменам, о чем почему-то сотрудники этого музея не знают, а не врагом, подобравшимся слишком близко.

Глава 6
Гонка за призом

Ал зевнул. Учительница по химии уже перестала обращать на него внимание, а мальчик перестал тренироваться зевать с закрытым ртом. Юдзуру сказал, что в такие моменты он становится похожим на рыбу, и посоветовал ложиться раньше. Но ночью Ал доделывал уроки. Ему пришлось соврать бабушке, что он ходит заниматься перед экзаменами с одноклассницей, чтобы оправдать свои уходы из дома по вечерам. Она была рада одновременно трем вещам: Ал учится, Ал общается с кем-то, кроме Юдзуру, этот кто-то — девочка. А еще она не знала родителей одноклассницы, которую назвал внук, поэтому позвонить им и понять, что он врет, не могла.

На самом деле, Ал мог по нескольку часов торчать недалеко у магазина, в котором должна была работать та загадочная Мэги. Он не мог снова поспрашивать о ней у продавцов Ю и Момо, чтобы не вызывать подозрений. Торчать в самом магазине Ал тоже не мог, поэтому проводил время на детской площадке перед ним, надеясь, что увидит-таки, когда девушка зайдет или выйдет. Он даже умудрялся делать уроки, сидя за резными поручнями горки.

Ю и Момо работали по очереди, хоть и караулили друг друга, торча за прилавком вместе, либо не работали вообще. Свет в здании довольно часто не горел, дверь была закрыта, колокольчик на ней не звенел. Ал решился спросить об этом, и Ю сказал, что иногда никто из троих продавцов не может выйти на работу. Мальчик давно понял, что владельцу все равно на это заведение, так что вряд ли его это смущало. Ал не удержался и спросил про Мэги. Оказалось, парни видели ее в последний раз пару дней назад в утреннюю смену, когда Ал был в школе. Ю пошутил, что мальчик влюбился в таинственную незнакомку, Ал разозлился и ушел.

Он стал замечать, что стал более раздражительным и побил собственный рекорд: поссорился с бабушкой с утра. Магазин снова был закрыт, поэтому Ал отправился на первый урок. Химию. Он подумал, что для полной картины, сегодня еще кого-то должны были пристрелить.

БАБАХ!

Ал взвизгнул от неожиданности и громоподобного звука, похожего на выстрел, рядом с ним. А в следующую секунду, на которую мир словно замер, понял стразу несколько вещей: никто не стрелял, а он заорал, как девчонка на весь притихший класс. Ему конец. Кто-то засмеялся.

— Извините, — учительница Саеко прикрыла хлопнувшую от ветра дверь, тянущегося приоткрытого окна.

Смеющихся стало больше. Их начали успокаивать две учительницы. Ал с ужасом обернулся на класс. На него никто не обратил внимания. Все смотрели не на него, как могло показаться в первую секунду, а на парту перед ним, на Лизу. Потому что Ал не имел привычки визжать, а Лиза был маленьким, не умевшим замечать насмешки, а главное — обладал высоким голосом. Это было несправедливо. Но Ал выдохнул от облегчения и улыбнулся вместе со всеми. А когда учительницы добились тишины, понял, как гадко поступил.

«А что мне было сделать? — подумал он. — Встать и закричать на весь класс: „Не смейтесь над ним, это я визжал, как девчонка“?».

И сам себе ответил:

«Для начала, не смеяться самому».

Ал уткнулся взглядом в парту, даже не увидев, что было написано на листочке, который ему дала учительница Саеко. Даже если бы визжал Лиза, это не смешно. Интересно, смеялся ли Юдзуру? Конечно нет. Но видел ли он, что виновником был Ал, сидевший справа от него? Видел, как он легко поддался, когда появилась возможность скинуть с себя вину, как прилипшую пылинку?

— Это ваши балы за экзамен по химии, — объявила учительница Саеко. — Если у кого-то есть вопросы, зайдите ко мне после урока. Все, извините, что отвлекла.

Ал сфокусировал взгляд на листке. «75», обведенное в кружок, и «В-» рядом. Он ощутил, что его органы смягчились и растекаются в кисель. Осталось не завалить физику. Ал радостно обернулся на Юдзуру, но тот смотрел в лист, а его локти не давали увидеть оценку. Ал собирался спросить про нее после уроков, но не успел он убрать учебник в сумку, как Юдзуру выскочил из класса. Ал поспешил за ним, но в туалете друга не оказалось. Он даже подумал позвонить ему, потом вспомнил, что в школу телефоны носить запрещено, и Юдзуру этого не делает, потом увидел его фигуру в конце коридора. Хоть где-то привычка вглядываться в лица помогла.

— Эй, что с тобой? — Ал схватил Юдзуру за плечо, останавливаясь. — Ты где был? Я думал, ты пошел плакать в туалет.

— У госпожи Саеко я был, — фыркнул Юдзуру, а потом тихо спросил: — Какая у тебя оценка?

— «В-» еле наскреб. Семьдесят пять баллов. А ты…

— Шестьдесят восемь.

Он произнес это так быстро, явно борясь с желанием смолчать. Юдзуру вообще только с появлением Ала начал говорить о своих оценках, и то, потому что они были хорошие, лучше, чем у Кольта. Обычно.

Ал выдохнул.

— Я думал, ты не сдал.

— Меня дома убьют, — объяснил Юдзуру. — Я ходил спросить, можно ли это исправить. Саеко сказала, что нет. Я попросил не говорить родителям. Но все равно до конца года они узнают.

— Да не расстраивайся. Поорут, перестанут. Ты не завалил же.

Ал знал, что это слабое утешение. Но нормального и не было. Что бы Юдзуру не сказал родителям, они вряд ли его послушают.

— Нечестно, — воскликнул Ал. — Даже если бы ты завалил, это не конец света. Ты и сам понимаешь, что это плохо, от крика ничего не изменится и…

— Ал, — мягко прервал его Юдзуру. — Я понимаю.

— Но у нас, — уже тише начал Ал, — все будет хорошо?

— Да.

Он только теперь понял, что сказал прямо как бабушка. Но он сам тогда соврал, ответив.

— Хочешь переночевать у меня, чтобы у них было время успокоиться? — неуверенно предложил Ал.

Юдзуру резко повернул голову.

— А можно?

И тут же потускнел.

— Меня не отпустят.

— Понятное дело, но на тебя все равно накричат, так? Решать тебе, но мне кажется, так будет лучше. Хочешь, я пойду с тобой? Скажу, что нам нужно позаниматься, а потом упрошу твою маму отпустить тебя. Или сам останусь. А про химию скажу, что еще не объявили результаты.

Юдзуру слегка улыбнулся.

— Спасибо. Но я сам отпрошусь. Если смогу улизнуть, позвоню.

Ал кивнул. Осталось уговорить бабушку. Снова после ссоры.

— Нет.

— Но почему? — тут же взбеленился Ал. — К Юдзу мы уже ходили, теперь моя очередь.

— У вас экзамены.

— Завтра выходной.

— Это отменяет конец года?

— Ну, ба.

— Научись себя нормально вести, потом поговорим.

Ал от бессилия хлопнул себя по бедрам.

— Я веду себя нормально.

— Для тебя это правда нормально?

— Как воспитали, — огрызнулся Ал.

Бабушка помотала головой, словно разговаривала с каким-то неисправимым невежей и пошла на кухню. Ал с размаху плюхнулся на деревянное крыльцо, свесив ноги на каменный порог, под которым валялись ботинки. Ему нужно взять себя в руки хотя бы ради Юдзуру. А для этого нужно молчать, даже если ты прав. Он встал и пошел на кухню.

— Ба…

Но извиниться не смог.

— Юдзу плохо написал химию. На него будут кричать родители, поэтому им нужно дать время остыть. Можно он переночует у нас?

Бабушка ничуть не удивилась его откровенностью. Попробовала рис на готовность, Ал всегда удивлялся ее способности не обжигать себе рот о что-то горячее, и сказала:

— А он не может пойти к своей бабушке?

— Она все расскажет его родителям, — терпеливо объяснил Ал.

— Они все равно узнают.

— Да, — он снова раздражался. — Поэтому им для начала нужно остыть.

Бабушка отошла к холодильнику, достала молоко, полезла за чашкой для него, включила еще одну конфорку, заплясавшую синенькими огоньками, только после этого произнесла:

— Как сам-то химию написал?

— Семьдесят пять баллов, — буркнул Ал.

— Это между «С» и «В»?

— Это «В».

— М-м.

— Если не веришь, могу показать…

— Мне не нужно ничего доказывать.

Они снова замолчали. Ал сполз по стене, чуть не сбив горшок с засохшим цветком с окна, и сел на корточки. Напряжение летало по кухне вместе с паром от варящегося риса. Бабушка прошла в ванну и набрала в медный тазик воды, чтобы постирать штаны, Ал был рад, что они были не его.

— Что еще нового в школе? — спросила бабушка за шумом воды.

Ал вдруг вспомнил про Лизу; понял, что даже если бы они с бабушкой не ссорились, это был не тот человек, которому он стал бы про такое рассказывать; захотел рассказать все отцу; вспомнил, что они не общаются.

— Сегодня на первом уроке заходила учительница Саеко, чтобы раздать результаты экзамена. Окно в классе было открыто, и из-за этого дверь сильно хлопнула, и… мой одноклассник испугался громкого звука и взвизгнул. Над ним все засмеялись.

— И ты? — спросила бабушка из ванны, не отвлекаясь от стирки.

— Я улыбнулся, но скорее по инерции. Потом понял, что это глупо.

— Главное, что понял, — бабушка прошла мимо него, чтобы выключить рис. — Что за одноклассник?

На миг Ал испугался, подумав, что бабушка его раскусила и дает еще один шанс признать, что это он был виновником конфуза.

— Лиза.

— Понятно, — протянула бабушка, словно ей и правда что-то стало понятно. — Над ним издеваются?

— Издеваются? — слегка удивился Ал. — Да нет вроде. Я с ним не общаюсь.

— И правильно, — бабушка снова поспешила в ванну.

— Разве? — спросил Ал. — С ним никто не общается из-за грязной одежды и неприятного запаха.

— Он из неблагоприятной семьи, Саш.

— Я это понимаю. Но разве он должен расплачиваться за свою семью?

— Мы всегда расплачиваемся за свою семью, — бабушка поставила кастрюлю с рисом на прихватку и наконец-то обернулась к внуку.

Ал отвел взгляд и немного помолчал.

— Это несправедливо.

Он поднял глаза на бабушку, словно ища подтверждение этих слов.

— А ты хочешь общаться с Лизой? — вместо этого спросила она.

— Нет, — честно ответил Ал.

Бабушка вздохнула и подошла к плите, чтобы вытереть пролившуюся воду.

— Не кори себя за его положение, Саш. Но я знаю, что ты не тот человек, который будет над кем-то издеваться.

Ал встал, все так же подпирая стенку.

— Ба, — позвал он. — Можно Юдзу придет на ночь?

Бабушка снова вздохнула.

— Пусть приходит, — она махнула рукой, словно отгоняла муху. — Делай, что хочешь.

Ал нахмурился. И что это значит?

— Ты же понимаешь, что если ты так сказала, то я правда сделаю, что хочу? — спросил он.

— Да-да, — бросила она таким тоном, что Ала перекорежило.

— Ну и ладно, — бросил он и, топая, залетел домой.

Впервые за несколько дней он сел заниматься, по-настоящему заниматься, а не делать вид, до вечера. Удивительно, но это даже приносило странное удовольствие. Ал наконец-то отвлекся от бабушки, от прозябания у магазина, от сегодняшнего конфуза с Лизой. От занятий же его отвлек Юдзуру. От него пришла СМС-ка о том, что он придет. Ал накинул ветровку, выбежал во двор и крикнув: «Я пошел встречать Юдзу!», рванул на улицу. Ему не было особой нужды идти встречать друга, тот и так знал дорогу.

Но сейчас ему представилась возможность добежать до конца улицы, пронестись мимо излюбленной детской площадки и увидеть, как в магазине через дорогу горит свет. Ждать, когда он закроется, не было времени, поэтому Ал мог просто дождаться Юдзуру и зайти с ним туда под предлогом купить сладостей на ночевку, хотя денег у него с собой не было. Но вдруг именно сегодня продавцом окажется та девушка. Ал повнимательнее оглядел окно магазина, словно мог увидеть что-то за ним, кроме силуэта стенда с журналами, старых плакатов с просроченными скидками и невысокой вешалки. Ал замер, когда понял, что в магазине нет вешалки. Подул ветер, раскидывая челку по лицу и загораживая обзор. Он смахнул ее со лба — силуэт в окне стал отчетливее, словно приблизился. Теперь мальчик точно понял, что это была не вешалка. Слишком отчетливо проступала человеческая фигура с длинными волосами. Только вот какая женщина станет пялится на улицу из окна, стоя по стойке смирно? И не шевелиться. И это пугало больше всего, казалось чем-то неестественным, словно смотрят прямо на него. А может, и впрямь на него? На улице кроме Ала никого не было.

Он почувствовал, как онемели ноги, руки уже не были в состоянии отбрасывать челку с лица, отдавая ее все нараставшему и нараставшему ветру, словно сама природа начала беспокоится. А силуэт не шевелился.

Кто-то ударил его по плечу. Ал дернулся и чуть не упал — у него подкосились ноги. Юдзуру нахмурился.

— Что с тобой?

— Ты меня напугал.

Сердце Ала словно только тут почувствовало, что ему можно стучать, и пустилось вскачь с немыслимой скоростью. Мальчик обернулся и снова посмотрел на магазин, но силуэта за окном уже не было. И что это было? Человек или…

— Пойдем уже, — Юдзуру поежился, обхватив себя руками. — Холодно.

Ал молча кивнул, и они побежали, опережая надвигающуюся бурю. Кольт уже схватился за ручку калитки, когда краем глаза заметил какое-то движение в конце улицы, но в этот момент Юдзуру толкнул его вперед.

— Бабушка, мы дома! — крикнул Ал и запер калитку на ключ.

— Здравствуйте, извините за беспокойство, — поздоровался Юдзуру.

Та выскочила из кухни.

— Идите домой скорее, ветер такой.

Уже в гостиной, посматривая в окно, Ал полез за кассетами под телевизором, на правах гостя выбрав «Питера Пена». Юдзуру переоделся и присел рядом с другом. Ал развернулся и только тут увидел, что глаза у того красные.

— Юдзу…

В этот момент в дом зашла бабушка.

— Кушать будете? — спросила она, заходя в гостиную.

Юдзуру посмотрел на Ала, и тот ответил за двоих:

— Да.

— Я тогда вам кари на столе оставлю.

Бабушка не выглядела рассерженной или недовольной, она была обычной, и Ал счел это хорошим знаком. Мальчики вышли в соседнюю комнату вместе с ней, затем бабушка снова отправлялась на кухню.

— Кстати, Юдзу, звонила твоя мама, — бросила бабушка напоследок, в кармане у нее зазвонил телефон.

Мальчики переглянулись.

— Что сказала? — спросил Ал.

— Спрашивала, у нас ли ты, и все ли хорошо. Я сказала, что да. Не скучайте. Алло.

И она вышла. Ал закусил губу, борясь с желанием выхватить у нее трубку и сказать отцу, который перестал звонить на домашний, хоть что-то. Например, высказать все, что он о нем думал.

— Сильно отругали? — спросил Ал, как только дверь за ней закрылась.

Юдзуру махнул рукой.

— Конечно мама не будет ничего говорить при твоей бабушке. Но я, считай, из дома сбежал. Мама согласилась только когда узнала, что отец сегодня с работы возвращается.

— Он бы еще сильнее ругал?

Юдзуру то ли кивнул, то ли пожал плечом.

— Спасибо за еду.

— Спасибо за еду.

Ал относил грязные тарелки, когда услышал, как бабушка с кем-то ругается по телефону. Он был уверен, что с отцом, больше не с кем, но при этом узнать, что произошло, не решился. Тихо поставив тарелки в мойку на улице, отмерзшей после зимы, он вернулся домой.

«Интересно, бабушка с папой тоже перестанет разговаривать? — подумал он. — Забавно, это будет третий родственник, который перестанет с ним разговаривать».

Но так нельзя. Должен же быть кто-то, кто будет знать, что отец все еще жив.

От этих мыслей комочек вины и тоски завертелся где-то в груди. Так нельзя.

— Ал, — окликнул его Юдзуру и указал на телевизор, где картинка ночного Лондона сменилось большой собакой в чепчике. — Он на английском.

— Ой.

Ал совсем забыл, какие кассеты у него были на английском, какие на русском, а какие на японском. Половина хранилась дома в Сакраменто, но некоторые и здесь, оставшиеся еще из детства. Пришлось смотреть «Порко Pocco». Потом Ал повел Юдзуру в соседнюю комнату, где хранилась небольшая коллекция манги. Перед стеллажом с фотографиями дедушки и мамы Ала Юдзуру застыл, долго всматриваясь в незнакомые ему лица, а потом свел ладони вместе и опустился на колени. Ал встал за другом, но не повторил его жест. Он никогда вот так не молился, даже не знал, что про себя нужно говорить. Он помнил, как мама в шелковом платке на голове стояла посередине толпы в душном помещении, где приятно пахло и клонило в сон, и говорила попросить здоровья, а потом подвела к иконе за стеклом и сказала поцеловать ее, только не касаясь губами. Нужно было молиться за ее здоровье. Но смысл это делать перед ее фотографией?

— Вы похожи, — наконец, нарушил молчание Юдзуру.

Ал пожал плечами, посмотрев на маму.

— Мне всю жизнь говорили, что я копия отца.

— У вас носы одинаковые.

Ал не сдержался и почесал нос.

— А твой дедушка, — Юдзуру снова посмотрел на фотографии. — Давно он умер?

— Я его не знал, — пожал плечами Ал, всматриваясь в выцветшее лицо с отточенными скулами, уверенной ухмылкой, светлыми волосами, цвет которых на черно-белой фотографии не определишь. — Его задавило комбайном в колхозе еще до моего рождения.

— Где?

— Ну, такие деревни в СССР, где все работали в поле.

— Жуть.

— Коллективизация.

— Я про то, как он умер, — уточнил Юдзуру и поднялся с колен. Его взор обратился на полку под потолком в углу за стеллажом с фотографиями. На расписном пыльном полотенце стояли православные иконы.

— Твоя бабушка не синтоистка? — спросил Юдзуру.

— Всего понемногу, — пожал плечами Ал. — И иконам молится и родственников поминает. Не понимаю такого.

Юдзуру от комментариев воздержался и подошел к долгожданной коллекции манги.

— Сорок пятый том «Джо-Джо», — восхитился он. — Только в начале года же вышел.

— Если хочешь, можешь забрать, — Ал присел на пол. — Мне не понравилось. Рисовка уродская.

— Сам ты уродский. Главное сюжет.

— После того, как вытекут глаза, нет.

Юдзуру толкнул его под бок и присел рядом. Но коллекция манги и комиксов его больше не интересовала, многие из журналов, пусть и не на английском, у него были. А вот пыльных книг русской классики с порванными обложками, пластикового облезшего Деда Мороза, красной неваляшки со страшными глазами, маленьких машинок с открывающимися дверьми, не было.

— Тебе родители с детства дарили такие машинки, — восхищенно протянул Юдзуру, взяв в руки ту самую, напомнившую Алу ниссан. Сейчас же он видел в них явные отличия.

— В детстве я бы ими себе череп раскроил, углы острые. Это тетя с дядей купили. А вообще у меня целая коллекция в Сактаменто, — похвастался он.

— Купили, когда ты жил у них? — Юдзуру дернул за одну из дверок, и она открылась. Он улыбнулся.

— Ага.

— Ты к ним приехал тоже потому, что папа в командировках постоянно?

— Да, — бросил Ал беспечно. — Он потом подумал, что меньше уезжать будет, и домой забрал. А потом по новой.

Ал встал и вернулся в гостиную, чтобы постелить Юдзуру футон.

— Они с твоим папой родные братья? — продолжил допрос тот.

— Они близнецы, — промямлил Ал.

— И не общаются? Странно.

— С характерами в нашей семье? — пробормотал Ал себе под нос. — Нет. Я вообще дядю первый раз только на поминках у мамы видел, когда все здесь у бабушки собрались. И сестру с тетей тоже.

— У тебя есть сестра? — удивился Юдзуру.

Тот пожал плечами в знак согласия.

— И брат. У них еще ребенок родился, — Ал вдруг замер и добавил: — После того, как я уехал.

— Ого, — только и произнес Юдзуру, все еще сидя в соседней комнате и затих.

Ал возился с пододеяльником, думая, почему, если бабушка подготовила футон, не могла заправить одеяло в эту тряпку, когда Юдзуру вновь заговорил:

— Ой, ты тут голый.

— Что ты там нашел?

Ал кинулся в комнату к Юдзуру, который держал в руках старый фотоальбом. На открытой странице было четыре фотографии. Ал в коляске рядом со старушкой в шерстяном платке. Это была его бабушка по маминой линии. Мальчик почти не помнил ее и дедушку, они не общались после смерти мамы. На второй фотографии он с розовыми пухлыми щеками в зеленых колготках в окружении кучи одежды теребит в руках папин галстук. На следующей они с папой, оба в одних трусах, точнее, Ал был в подгузнике, развалились на диване. На следующей он сидел на горшке.

— И зачем это фотографировать? — пробурчал Ал.

— О, там ты еще в розовой ванночке где-то сидел, — Юдзуру любезно попытался листнуть на несколько страниц назад. Ал перехватил у него альбом и листнул вперед.

Они с папой и бабушкой стоят на ступенях перед красивым синтоистским храмом, до которого лестница была длиннее, чем очередь в него. Ал в детских плавках выглядывает из оранжевого надувного круга под синим зонтиком. Ал, перемазанный шоколадом, которого вытирает мама в махровом халате. Ал в окружении родителей на диване в их доме в Сакраменто перед своим первым походом в школу. Он захлопнул альбом, подняв облачко пыли.

— Ал, — начал Юдзуру, но Ал чихнул, не дав ему закончить.

Альбом выпал из рук и открылся на первой странице. Совсем маленький Ал лежал на пеленальном столике. Без подгузника. Юдзуру засмеялся, а Ал снова захлопнул альбом и пихнул его обратно на полку.

— Кончай ржать, будто у тебя таких фоток нет.

— Расслабься, у меня есть фотография, где я в позе супергероя держу свой загаженный подгузник.

— Вчера сделали? — улыбнулся Ал и встал в соответствующую позу. — На страже горшков. В роддоме не сказали, что ты будешь спасать мир?

— Нет, я так громко орал, что маме сказали, что я буду певцом.

— Почти угадали, пианист. Тогда у меня так красиво лежала рука, что маме сказали, что я буду художником, — парировал Ал.

— Вот так лежала? — Юдзуру скрючил руку, как старик.

— Иди ты, — Ал кинул в него подушку.

Юдзуру попытался сделать то же самое, но Ал рванул на улицу.

— Быстрый ты явно не как супергерой, — крикнул он другу.

В этот момент из кухни показалась бабушка и непривычно резко крикнула:

— Хватит орать.

Ал с Юдзуру замерли как по команде, один на крыльце с подушкой в руках, второй под сохнущей простыней и босиком.

— Живо спать, — скомандовала бабушка.

Ал испугался, что она начнет ругаться на Юдзу, и поэтому переключил внимание на себя.

— Еще десяти нет, — тихо произнес он.

Бабушка пронзила его острым, словно об него можно было уколоться, взглядом, и бросила:

— Если дома отец тебе позволяет так себя вести, я нет.

И она скрылась на кухне, хлопнув дверью.

«Дома?».

— И что это с ними всеми на ночевках происходит? — задумчиво произнес Юдзуру.

— Пойдем еще что-нибудь посмотрим, — Ал развернулся и вошел в дом.

Они включили «Черепашки ниндзя» на английском, как попросил сам Юдзуру. В итоге он ничего не понял, и Алу пришлось вынуть диск. Как раз в этот момент бабушка вернулась домой и прошла в свою комнату мимо гостиной, даже не заглянув в нее. Ал сделал вид, что не заметил этого.

— Давай ложиться спать, — предложил Юдзуру.

Ал выключил свет, но спать ему не хотелось. Мимо дома проехала машина, на стене заплясали блики от фар.

— Может, прикроем седзи в ту комнату? — спросил Юдзуру откуда-то снизу.

Алу было неловко, что он, как и всегда спал на диване, а друг на футоне, но давно уже понял, что японцам нормально спать на полу. Он повернул голову в сторону маленькой комнатки, где они смотрели его старые фотографии, единственной, которую они так и не закрыли за раздвижными дверьми.

— Боишься? — спросил Ал.

— А ты нет?

Он устремил взгляд в темноту, где на стеллаже стояли фотографии его мамы и дедушки. Без очков он не разглядел бы их даже при свете.

— Это же просто фотографии, — бросил Ал.

— Я не про них, а про темноту. Почему ты должен их бояться? — не понял Юдзуру. — Это же твои родственники.

— Я не привык к вашим традициям, — ответил Ал и в голове снова прозвучали слова бабушки. «Если дома ты так себя ведешь…». Дома, не здесь. — Для нас любые вещи или фотографии покойников — не то, что можно выставлять. И любой призрак, даже родственник, может быть страшным или опасным.

По взгляду Юдзуру, Ал сообразил, что друг все равно не до конца его понял.

— Они могут прийти к тебе и забрать с собой, — тихо произнес он. Юдзуру поежился.

— Забрать может екай, — прошептал он. — Призрак ***.

— Призрак кого? — переспросил Ал.

— Человека, убившего себя. Они приходят во сне, когда человек ближе всего к смерти, чтобы лишить мучений и его.

Ал задумался. Он подумал, что лучше всего смерть от пули — быстро. Даже в старости люди могут умереть от инсульта или инфаркта, а это больно. Если сталь пройдет аккурат в сердце или голову — ты не успеешь почувствовать боль. Только тебе будет страшно, когда в тебя нацелят пистолет.

— Во сне умереть так спокойно, — сонно пробормотал Ал.

— Тебе не страшно о таком говорить? — спросил Юдзуру откуда-то снизу.

— Страшно будет, когда я буду умирать, — пожал плечами Ал и, немного подумав, велел: — Двигайся.

Юдзуру не успел ничего сказать, как крякнул от тяжести — Ал скатился с дивана прямо на него.

— Что ты делаешь? — злобно прошептал друг, садясь.

Ал стащил свое одеяло и подушку с дивана и закутался в них.

— Юдзу, мне теперь страшно одному спать, — лениво протянул он.

Тот вздохнул и лег рядом. Через какое-то время Юдзуру задышал ровно словно уже уснул, лежа на спине. Ал подумал, что даже это он делает, словно по инструкции, и уснул.

Бабушка уехала, не став их будить. Не попрощавшись. Лишь написала, что завтрак на кухне, и чтобы Ал убрался после ухода Юдзуру. Мальчик и до этого знал, что в воскресенье она отправиться на ярмарку в город, и ей не было смысла будить их только чтобы сообщить о том, что уходит. Но после вчерашнего Ал думал, что она все еще злиться на него. Но за что? За то, что он привел Юдзу? Разве не она сказала делать, что он хочет? Или из-за того, что поссорилась с папой, и сорвалась на Але? Несправедливо.

Ал лениво потягивал холодный чай с Юдзуру под боком. Они играли в морской бой, смотря на фоне новые серии «Евангелиона», хотя бабушка не любила, когда Ал его включал. Из окна дул приятный весенний потеплевший за пару недель ветерок, принося за собой покалывание в животе, смотрел на дерущихся с монстрами роботов, не вдаваясь в смысл, стоящий за ними. И Алу было хорошо. Он даже не расстроился, когда ближе к вечеру начало темнеть, и Юдзуру сказал, что ему пора домой, и ушел. Ал решил проводить его немного и вернуться как раз к приходу бабушки. Юдзуру свернул на перекрестке в конце улицы, и именно в этот момент в магазине через дорогу погас свет.

У продавца, одного из троих, закончилась смена. Если Ал подождет, если увидит, кто выйдет из магазина, если это окажется та девушка… Он стал ждать. Секунды превратились в минуты, но из здания так никто и не вышел. Мальчик спрятался под горкой, чтобы в полутьме его точно никто не смог разглядеть, и аккуратно выглянул из-за своего укрытия. В дверях магазина нарисовалась миниатюрная девушка короткими черными волосами. Забавно, ведь вчера вечером он видел силуэт с длинными волосами за окном. Или ему почудилось. Или это была не эта девушка, а призрак. Несмотря на стрижку, ее фигуру кожанке и прилегающих штанах нельзя было спутать с мужской. Однако рассмотреть, не была ли девушка европейкой, нельзя было.

Она огляделась по сторонам и достала что-то из кармана. Ал не разглядел предмет не только из-за его дальности, но и из-за того, что Мэги двинулась от магазина в его сторону. Медленно, совсем не так, как грохочущее в груди сердце, рука потянулась к карману джинсов. Ал вытащил телефон, но не осмелился включить его. Что ему делать? Набрать отца? Пожалуй, самым логичным было бы позвонить бабушке, так как Ал знал — она ближе всех к нему, но едя в вагоне электрички, недостаточно близко. Но в любом случае он никогда бы не впутал ее в это.

Резкий запах сигарет заставил снова дышать, медленно и глубоко, травясь запахом, который Ал ненавидел. Однако даже так мальчик понимал, что Мэги, усевшаяся на горку, под которой он сидел, курит не те же сигареты, что отец. Однако, это было не важно. Зачем она уселась на горку — вот вопрос. Увидела ли она Ала и просто захотела его напугать? Нет, такой бред только в фильмах бывает. Тогда не заметила и просто решила покурить во дворе напротив места работы? Не на лавке или качелях, а именно на горке. Хотя, был так же вариант, при котором не важно, заметила она Ала или нет — ей нет до него дела, ведь она обычный человек, не желавший зла ни ему, ни его семье.

Скрипнул металл и послышался тихий шлепок окурка о песок. Мэги встала, и звук ее шагов удалялся прочь от горки. Спина Ала напряглась так, что заболел позвоночник. И если бы Мэги обернулась хоть на секунду, она бы его заметила. Но она не обернулась, двинулась вперед на улицу. И Ал пошел за ней — домой.

Он не стал перебегать от участка к участку для скрытности, ведь мог в любую секунду просто открыть нужную калитку и скрыться за ней, не вызывая подозрений. Ему было важнее убедиться, что Мэги не направляется туда же, куда и он. Не направлялась. Девушка прошла дальше, мальчик повернул налево за скрипучую калитку. Он рванул на пустырь за участками, где росла трава по пояс, и побежал. Ветки царапали щеки, а спутавшиеся корни так и норовили зацепиться за кроссовки, но он так и не упал. Ал выскочил к заправке на перекрестке, где сегодня расстался с Юдзуру, и сел неподалеку от нее в кустах, стараясь не шевелиться и дышать тихо. И как будто само окружение ему помогало: шум ветра, разговоры вышедших покурить мужчин у мэрии через дорогу, незаглушенный мотор заправляющейся машины. Но они скрыли не только его, но и звук шагов Мэги. Она передвигалась плавно, но быстро, словно паук, ползущий по стене. Девушка прошла мимо заправки, смотря лишь вперед. Ал уже двинулся за ней, как в кармане ветровки что-то завибрировало. Мальчик вздрогнул, и листва вместе с ним.

— Ало? — хриплым голосом спросил он.

— Ты где хоть? Я вернулась, а тебя нет.

От сердца отлегло, Ал даже не посмотрел на номер, так что приятно удивился, услышав голос бабушки.

— Я провожаю Юдзу, — Ал постарался, чтобы его голос звучал как можно беззаботнее. — Можно я погуляю недолго? Меня потом папа Юдзу подбросит на машине.

Ал оглянулся. Страх того, что Мэги развернется и побежит прямо к нему с ножом в руке, не проходил. Возникло чувство дежавю.

— Саш, поздно уже, — с упреком произнесла бабушка. — Темень на улице. Давай домой. Хватит по гостям шастать.

— Я не… — Ал выскочил из кустов, едва не потеряв Мэги из виду, и заговорил еще тише. — Скоро буду.

— Саш…

Он бросил трубку.

Девушка ушла далеко, Ал видел в темноте лишь ее силуэт. Она пересекла небольшой мост через реку Ишизава, и только тогда мальчик бегом рванул за ней, надеясь, что не топает, как конь. Ал как можно скорее перебежал через мост и спрыгнул с шоссе в траншею, отделяющую его от рисовых полей, тянущихся с обеих сторон. Теперь он почти не видел Мэги, но зато в любой момент мог пригнуться, скрывшись в сухой траве, если она обернется.

Телефон снова завибрировал, Ал прижал руку к карману, чтобы скрыть звук и проклял себя за то, что забыл его отключить. Снова звонила бабушка. Она его убьет. Но хуже всего — будет волноваться, что он гуляет по темноте. «Все потому, что отец давал мне дома гулять в такое время» — злорадно подумал Ал и отключил звук. Но пусть это дает ему повод задержаться и проучить бабушку, разве он так с ней поступит?

Голова Мэги, видневшаяся из траншеи, скрылась из виду.

Но разве он может по-другому? Если эта женщина окажется врагом, он не может упустить шанс проследить за ней. Если нет… что ж, тогда он признает, что сошел с ума от разыгравшейся фантазии и что бабушка не зря будет на него орать.

На развилке Мэги не свернула направо, а остановилась на еще одном мосту. Он пролегал не над рекой, а над трассой, идущей поперек шоссе. Ал, чтобы продолжить оставаться незамеченным спустился по крутому скользкому склону к дороге внизу, потеряв при этом Мэги из виду. Он создал слишком много шума, и замер на месте, чтобы если что услышать приближение девушки. Услышал. Едва различимый шелест сухой травы, падение камешков под неслышными шагами. Ал рванул прочь из-под моста к другой его стороне, понял, что не успеет добежать, прыгнул за одно из бетонных выступающих креплений моста и замер.

— Эгей, я знаю, что ты здесь, — пропел бархатный низкий женский голос с ноткой угрозы.

Ал едва удержал себя на ногах — они стали ватными за долю секунды, а легкие словно подскочили к горлу. Он не слышал ее шагов, не понимал, насколько далеко она сейчас находится, может уже через секунду ее лицо покажется из-за его укрытия и последним, о чем он подумает, будет осознание — европейка она или… Он понял, что она говорила на английском. Значит, обращалась точно к нему. Значит…

— Вот и молодец, — послышался спокойный голос. Этот был мужским, и говорил человек тоже на английском.

Ал услышал, как кто-то, Мэги, развернулся.

— Вот ты где. — Тембр у нее был мягкий, глубокий. Он показался бы Алу красивым, если бы не угроза, звучавшая в нем. Как будто хищник разговаривает с жертвой. — Как мило, что ты решил встретиться именно здесь.

— Где же еще мне с тобой встречаться? — произнес собеседник Мэги.

Он показался Алу странно знакомым, а может мальчик был просто рад, что тот его спас. Мэги подумала, что слышала его, а не Ала. Только вот теперь тут двое взрослых, которые могут заметить его в любой момент. Двое взрослых, общающихся на английском. Двое взрослых, которые могли застрелить кого-то в том храме.

— Например, поближе к работе, — предложила Мэги.

— Я не знаю, где ты работаешь, Мэг.

«Мэг! Я был прав! — закричал голос в голове. — Прав в том, что она иностранка. Прав в том, что она шпионка. Прав…».

Она рассмеялась, и у Ала по спине прошли мурашки.

— Как скажешь. Докладывай, — веселость исчезла, и в голосе девушки послышался холодок.

Ее собеседник помолчал несколько секунд, за которые Ал успел подумать, что они услышали его. Его передернуло, то ли от страха, то ли от холода, отчего куртка зашуршала, и он плотнее вжался в бетон, заметив слева от себя огромного паука. Если тот начнет двигаться, Ала застрелят из-за этого чудовища.

— Переговоры…

— Я знаю. Расскажи что-нибудь новенькое, — а затем, вздохнув, Мэг добавила: — Бедняжку Джейн застрелили. Отправлю Гуру цветы, она мне никогда не нравилась.

— Она была ценным источником информации.

У Ала в голове закрутились шестеренки.

— И раз уж я знаю о ее смерти, мне вполне хватает своих, — добавила Мэг.

— И что же тогда тебе рассказать? — спросил ее собеседник. Нет, Ал точно слышал где-то этот голос.

— Что-нибудь новенькое. О дате…

— Еще неизвестно.

— А когда будет?

— На днях, в начале апреля. Не хочешь узнать это от своих информаторов?

— Не указывай мне, милый, — в спокойном голосе Мэг послышалась угроза. — Чем ты вообще тут занимаешься, если не можешь ничего мне рассказать?

У Ала затекли ноги, от страха они слегка подогнулись, но, если он выпрямится, его точно услышат.

— Я и не обязан тебе ничего рассказывать. Если ты не хочешь работать в команде, то я тоже.

— Не обижайся, — голос Мэг стал снисходительным.

— Твоя задача…

— Какой смысл мне следить за мальчишкой?

«Мальчишкой? Она про меня?».

— Тогда за кем ты… — собеседник осекся, но даже так в его голосе не прозвучало ни грамма эмоций. — Это ты послала Макса.

«Макс. Макс. — Ал лихорадочно копался у себя в голове. — Макс Даммер».

— А ты думал, он сам додумался зайти с юридической стороны? — все с той же снисходительностью спросила Мэг.

— Думал. Ведь это оказалось бесполезным.

«До чего же знакомый голос!».

— Это уже его проблемы, — Ал был уверен, что Мэг пожала плечами. — Я доставлю Гору информацию первой.

— Это не гонка за призом, — прервал ее собеседник.

— Это ты так думаешь.

Ветер чуть не заглушил следующие слова собеседника, а Ал едва сдержался, чтобы не клацнуть зубами от холода.

— Кстати, ты знала, что мальчишка подозревает тебя?

Мэг рассмеялась. На этот раз ее смех был не столько снисходительным и бархатным, сколько отрывисто-ледяным.

— И что же он мне сделает? Ударит школьным рюкзачком?

«Выследит тебя и подслушает».

— Расскажет отцу.

Сомнений не осталось. Они говорили о нем.

— А мне что с того? — быстро спросила Мэг. — Тебе же услугу окажу. Сиди тут и дожидайся его. Не помри, пока он не задергается.

Ее собеседник опять помолчал несколько секунд.

— Ты уходишь, — наконец, заключил он.

— Гор знал мое отношение к этому делу, когда посылал сюда. Свою работу я сделала. А твой план — это не мое дело.

— Макс не должен заканчивать твои выходки, — возразил ее собеседник. — Ему пора возвращаться.

— Тогда закончи ты.

Резко, словно удар по голове, к Алу пришло осознание. Они договорили.

«Господи, хоть бы они вернулись на мост тем же способом, которым пришли».

Молитва сработала. Оба все так же тихо, выбрались из-под моста. А если кто-то из них заглянет под него? Или спустится с другой стороны? Ал не выдержал. Одним прыжком он добрался до противоположной стороны дороги и нырнул в кусты, не останавливаясь и уже не заботясь о том, сколько шума производит. Страх взял свое, теперь не вляпаться он мог, только выиграв в этой гонке.

На развилке пришлось остановиться. Кусты закончились, чтобы нырнуть в траншею у рисовых полей ему нужно будет перебежать дорогу. Ал уже собирался рвануть вперед как можно быстрее, выбора у него не было, но тут заметил фары подъезжающей машины. Мозг подсказал дождаться, пока та проедет мимо. Страх приказал ногам бежать.

Ал нырнул в траншею, оказавшись по щиколотку в воде и грязи. Он то вспоминал, что нужно пригнуться, то инстинктивно распрямлялся и несся грудью вперед, как атлет. Но у атлетов дыхалка была получше. Ал остановился, чтобы отдышаться и понял, что это было ошибкой. Легкие пронзила боль, в боку закололо, а ноги совсем онемели мокрые до щиколоток. Ал обернулся, чтобы убедиться, что за ним нет погони. Прямо около него остановился черный автомобиль.

Глава 7

Защитник

— Саша.

Ему показалось, что он бредит от страха.

— Саша, садись в машину.

Кто-то схватил его за локоть. Ал даже не сразу понял, что к нему кто-то подошел. Кто-то в белой стеганой куртке и очках.

— Вы? — выдохнул мальчик.

Незнакомец, если его так все еще можно было называть, не стал медлить и потащил Ала к машине.

— Подождите, — он попытался вырвать локоть, но замялся.

Страх отступал, уступая место логике. Что ему остается? Остаться здесь рядом с Мэг и тем вторым? Человек перед ним хотя бы представился другом отца.

Ал сел на пассажирское сиденье и тут же испачкал чистый салон. Ничего примечательного в черном ниссане не было, однако внутри словно пахло чем-то дорогим.

— Куда мы едем? — Ал не спешил привязать себя к сидению ремнем.

— Отвезу тебя домой, — спокойно ответил мужчина, словно не подобрал только что мальчика из канавы. — Пристегнись, я прибавлю скорости.

Ал все же послушался, и они рванули вперед. Никакого ночного полицейского патруля дорог в такой глуши, как Хигашиюри, не было. К горлу снова начал подкрадываться страх, когда машина повернула направо на развилке, а не поехала прямо.

— Куда…

— Я поеду в объезд на всякий случай, — прервал его незнакомец.

— Какой случай? За нами гонятся? — Ал беспокойно обернулся, потом попытался высмотреть что-то в зеркале заднего вида, но ничего не увидел.

— Нет.

— Тогда зачем ехать в объезд?

— На всякий случай.

Ал глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и откинулся на спинку кресла. Будь что будет. Если его убьют, то главное, чтобы это было быстро.

— Как я могу вам доверять? — спросил он, посмотрев на мужчину.

— Я же говорил, что я друг твоего отца.

— Так мог сказать кто угодно.

— Хорошо, твой отец не называл тебе моего имени? — чуть более миролюбиво спросил незнакомец.

— Нет, — хмуро протянул Ал.

«Интересно, отец проигнорирует и то, что случилось сегодня? — мрачно подумал он. — А хотя что, собственно, случилось? Меня не убили, я даже не ранен. Значит, все чудно».

— Я Карл. Карл Ханс.

— Александр Кольт.

На самом деле имя незнакомца отозвалось чем-то знакомым в памяти. Но Ал был не настолько глуп, чтобы слепо довериться все чаще в последнее время возникающему чувству дежавю.

— И тем не менее, вашего портрета он мне не отправлял, — тихо добавил Ал.

Мистер Ханс, Карл, не стал его ругать за грубость, лишь слабо хмыкнул и замолчал.

Деревья за окном сменялись домами с горящими бликами окон. Поворотов стало больше, и Ал совсем потерялся, не понимая в какую сторону они едут. Он вдруг опомнился и похлопал себя по карману в поисках телефона. И ничего не нашел. Пощупал себя спереди и сзади, где были карманы джинсов, еще раз проверил куртку.

— Телефон потерял? — спросил Карл.

— Наверное выпал в кустах, — пробормотал Ал.

— Дать тебе позвонить отцу?

Ал обернулся на него с некоторым удивлением. Может и правда позвонить? Отец возьмет трубку, увидев на дисплее номер друга. И скинет, когда поймет, что звонит его сын. Или начнет орать за то, что он куда-то вляпался. Тогда может позвонить бабушке? Но если его везут домой, она и так его скоро увидит, а если нет… лучше ей не знать, кто убил ее внука. Отец вот узнал, кто убил маму, и к чему его это привело? Да и после стольких пропущенных от бабушки проще было пойти утопиться, или вернуться к Мэг.

— Нет, — наконец выдавил Ал и отвернулся к окну. У него защипало в глазах от осознания, что со спокойной душой позвонить ему и некому.

Мужчина пожал плечами, приоткрыл окно, пропуская свежий ночной воздух, Ал только тут заметил, что пошел дождь. Карл закурил, и мальчик сморщился от неприятного запаха, а потом вдохнул его полной грудью. Только потом мистер Ханс заговорил.

— Что ты там делал, Саш? — спросил он все так же спокойно.

— Возвращался домой от друга и услышал, как кто-то говорит на английском. Заинтересовался, решил послушать, а потом уходить было поздно, — Ал и сам удивился, что на ходу смог придумать такую ложь. — Если хотите, спросите у бабушки, она знает…

— Мне не нужно ничего доказывать, — жестом руки остановил его Карл. Он не стал ругать его или обвинять во лжи, просто спросил: — Помнишь, что они говорили? Как выглядели?

Ал замялся. В голове снова всплыл вопрос о доверии. Что он знал об этом Карле? Он приехал к ним домой с предложением забрать Ала, которое было больше формальным. Что именно попросил у него отец, мальчик так и не выяснил. Затем он послал, по всей видимости, своих людей на те переговоры в храме, в результате чего погибла Джейн. Джейн.

— Что мне будет, если я не скажу?

Карл ничего не выражающим взглядом посмотрел на Ала.

— Ничего, Саш, — он вздохнул. — Пойми, я на твоей стороне.

Ал задумался и посмотрел в окно. Они свернули налево, проехав совсем уж старенькие дома, впереди показалось белое здание, а у парня появилась надежда. Надпись «банк» подтвердила его предположения — впереди показалось школьное бейсбольное поле. Теперь он хотя бы знал, где они едут.

— О каких переговорах они говорили? — Ал решил воспользоваться допросом как средством добычи информации.

— Они — это кто?

— Женщина и мужчина. У нее были короткие черные волосы и невысокий рост. Второго я не видел.

Ал не стал говорить про имя Мэг и то, что голос ее собеседника показался ему знакомым.

— Их было только двое? — спросил Карл. — Ты больше никого не заметил?

— Нет, так что за переговоры?

— Они были европейцами или азиатами?

Ал замолчал, наблюдая, как они поворачивают от школы на аллею, через которую он проходил каждый день по два раза.

— У твоего отца много знакомых, Саш, — наконец взгляд Карла сместился на окно, по которому туда-сюда проходились стеклоочистители. — В том числе в Японии.

— Вроде вас? — уточнил Ал, еще не понимая, к чему клонит мужчина.

— Я не из Японии, но да.

— А откуда?

— Из Калифорнии, — терпеливо ответил Карл. — Но в целом ты прав, знакомые вроде меня, нас.

— Мафия?

— Политики, бизнесмены, коммивояжеры.

Ал подумал, что это не является причиной не быть мафией.

— Вот и в Японии тоже. И кто-то может захотеть этим воспользоваться.

— Может? — переспросил Ал. — Знакомыми папы?

Карл кивнул, но Ал знал, что это вранье. Почти то же самое Макс Даммер говорил на переговорах в храме, то же Бронна назвала враньем. То, что Даммер с Мэг и остальными приехали для того, чтобы найти полезных для себя людей, в итоге сводится к одной лишь семье Ала. И если Бронна была человеком Карла, наверняка тот тоже знал об этом. Но ложь в свою сторону стала настолько привычной, что Ал лишь тяжело вздохнул.

— И кто же? — спросил он, решив поддаться.

Карл немного помолчал, они проехали мимо закрытого магазина, детской площадки.

— Убийца твоей мамы.

До Ала не сразу дошел смысл этих слов. Он замер с открытым ртом и не заметил, как машина остановилась. Он уже сидел не в ней, а на теплой мягкой подушке, кто-то укрывал его одеялом.

— Спи, Сашуль.

— Я дождусь папу.

Сквозь возникшую картинку пробивались мелодия в радио и шум двигателя.

Мягкая рука с волнистыми после мытья посуды подушечками пальцев, пахнущая кремом для рук, погладила его по щеке, отчего спать захотелось еще больше. Но на этот раз он справится, не заснет, дождется.

Раздался звонок в дверь.

— Папа! — воскликнул он, радуясь, что не придется бороться со сном.

— Твоя победа, — шепнула мама и пошла открывать дверь.

Но ее голос, доносившейся из коридора, не был таким же спокойным и ласковым, с которым она говорила с семьей, уставшая к вечеру. Он был строгим, как когда она отчитывала сына или разговаривала с кем-то по работе. Потом стал громким.

Он выглянул из-за одеяла и пополз к краю дивана, чтобы подойти к ней, за аркой гостиной ее было не видно. Но она вышла сама — сделала шаг назад, обернулась к нему. Лицо ее было странным.

— Мама?

Кто-то шагнул за ней, но это был не отец. Секунда, и один из четырех незнакомых взрослых воткнул нож маме в живот.

Только вот тогда папа, когда вернулся домой буквально минуту спустя, и увидел мертвую жену и перепуганного сына, над которым уже тоже занесли нож, убил нападавшего. Полиция сказала, что это было ограбление. Отец не поверил и начал капать сам. Докопался. Еще двое тоже были мертвы, отец просто сказал это перед тем, как Ал уехал к дяде. Последнего так и не нашли, не опознали. Но они действовали не по своей воле, были наемниками. И как оказалось, семья Ала не единственная, кто пострадал, кто должен был умереть полностью: отец, мать и ребенок, убийц которых в чужой стране не стали бы искать. Все было чьим-то большим грандиозным планом, из-за которого вся жизнь Ала полетела к чертям, и узнать о котором он был не достоин.

Кто? Кто должен ответить за это? Кто виноват?

Но вместо этого он спросил:

— За что?

Наконец-то на лице Карла проступило что-то, кроме равнодушия.

— Я не знаю. Просто не повезло.

Но это не тот ответ, который Ал хотел услышать. Наверное, это проступило на его лице, потому что мужчина добавил:

— Потому что кто-то облажался. Прости, малыш.

Карл вышел из машины. Ал выскочил за ним, собираясь закричать или спросить, что это значит, но тут из-за калитки вышла бабушка.

— Саша…

— Прости, — он мигом позабыл обо всем, налетел на нее и обнял, чуть не сбив с ног. — Телефон… он разрядился. Я проводил Юдзу и увидел… мистера Карла, а потом он предложил подвести меня и…

— Все, успокойся, дружок.

Карл подошел сзади и хлопнул его по плечу. Рука была тяжелой, но силу в удар он не вкладывал — жест был скорее успокаивающим. У Ала все сжалось внутри. Он отпрял от бабушки и вгляделся в ее лицо. Может, дело было в тусклом освещении фонаря во дворе, светящим ей в спину, может, в самовнушении. Но ее морщинки на загорелом лице словно стали глубже, седые волосы — тусклее. Она выглядела не обеспокоенной или разозленной, а уставшей.

«Что же я наделал? Что же я делаю?».

Она не заслужила этого, не заслужила жить с ним. У нее была спокойная жизнь, пусть и в одиночестве, а теперь… Может, стоило дать Мэг уйти, продолжить следить за ним и убить. Тогда бабушка была бы в безопасности?

— Прости, — почти простонал Ал, но та отмахнулась от него, мягко отпрянув.

— Извиняться в старости будем.

Она кивнула, чтобы он или он и Карл проходили во двор. Тогда мужчина откашлялся.

— Прошу прощения, — произнес он на русском, и Ал понял почему. В тот раз он общался с бабушкой тоже на русском, пусть и с акцентом, с ним в машине — на родном английском. Но видимо по-японски Карл не понимал ни слова. — Мара, позволите мне загнать машину во двор? Мне нужно еще кое о чем поговорить с Сашей.

Алу вдруг стало не по себе. Он не сильно-то хотел оставаться с мужчиной наедине. Тот вроде не представлял опасности, по крайней мере, пока. Но адреналин, отбивающий инстинкт самосохранения, схлынул, как и информационный голод, и Ал хотел только одного — лечь спать.

— О чем вам с ним говорить? — голос бабушки снова приобрел отрывистые нотки.

— О папе, — тут же вклинился Ал и потупил взгляд, оказавшись центром внимания двух взрослых.

Несмотря на его усталость, он не мог остановиться сейчас. Ему нужно больше информации, больше знаний.

Бабушка долго смотрела на него, а во взгляде снова появилась усталость. Она не дала согласия или несогласия и пошла открывать ворота.

— Мы будем на кухне, — произнес Карл, загнав машину во двор.

Бабушка продолжала молчать, словно не слышала его.

— Пусть сначала переоденется, — строгим тоном произнесла она наконец и осмотрела мокрые до колен штаны Ала. Тот был ей за это благодарен — он переставал чувствовать отмерзшие пальцы ног.

Он молча прошел в дом вслед за бабушкой, прикрыв дверь, снял штаны и носки у порога. Бабушка уже вынесла ему сухую одежду.

— Ты упал? — спросила она, пока он переодевался.

— Испугался, когда рядом остановилась машина и упал в траншею на рисовом поле, — ответил Ал. Это было очень похоже на правду.

Он рассчитывал на то, что сейчас бабушка начнет его расспрашивать про друга отца, но она молчала. И это напрягало.

— Мист… дядя Карл вроде как мимо ехал и увидел, как я вдоль дороги домой иду, — на всякий случай добавил он. Звать Карла мистером, разговаривая на японском, было странно.

Ал понимал, что поверит в то, что все случилось совершенно случайно, только дурак, но может молчание бабушки и к лучшему. Он не сможет ответить на ее вопросы. Но не мыслил ли он как отец? Игнорируй проблему, если не можешь ее решить. Но Ал не игнорировал бабушку, так?

Не в силах больше хранить молчание, парень вышел на улицу. Ему казалось, что перед тем, как зайти домой, во дворе было теплее. Поплотнее кутаясь в куртку, он добежал до кухни. Дядя Карл курил, облокотившись на стену рядом. Не ждет же он, пока Ал сам его впустит? Мальчик отпер дверь и включил свет. Мужчина зашел в помещение, пригнувшись в низком проходе и потушив сигарету.

— Мне придется уехать, да? — спросил Ал, и это далось удивительно просто. Может он просто успел смириться с этой мыслью, а может, она еще настигнет его, застанет врасплох, заставит сожалеть и сопротивляться, но сейчас он не чувствовал ничего.

Мужчина спустился с деревянного порога на каменный пол, отодвинул скрипнувший стул и сел, кивнув Алу на соседний. Мальчик медлил, но видимо пока он сам не сядет, Карл говорить не собирался, поэтому пришлось послушаться.

— Не придется, Саш, — произнес мужчина, когда под Алом скрипнул стул. — По крайней мере, пока.

Ал нахмурился.

— Почему?

— А ты этого хочешь? — поднял брови Карл.

— Вопрос разве в том, чего я хочу? — из Ала вырвался смешок. — А как же безопасность?

— Пока ты в безопасности, — спокойно произнес Карл. — Если перестанешь ходить, где не следует.

Алу вдруг стало жарко, наверняка его видели насквозь. Такого человека ложь тринадцатилетнего сопляка не убедит. Однако Ал постарался не показывать смущение и не раскрывать сразу всех карт.

— Значит, — аккуратно начал он, — эти люди не представляют для меня с бабушкой опасности?

— Нет, пока ты сам в это не полезешь, — вздохнув, терпеливо объяснил Карл.

— Значит, нам можно остаться без защиты?

— Вы под моей защитой.

Взгляд мужчины стал очень серьезным, и это произвело на Ала впечатление, где-то внутри затрепыхалась надежда от фантазии, воплотившейся в реальность: его будет защищать такой человек. А потом изо рта вырвался смешок.

— Саш?

— Вы говорите о защите так же, как папа, — проговорил Ал. — Ну и где же он? Почему не защищает меня и свою мать?

— Мир не идеален, Саш, — Карл внимательно изучал его взглядом. — Завтра всех нас может сбить машина, но ты же не будешь винить отца за то, что он не защитил тебя от этого?

— Что вы имеете в виду?

— Те люди охотятся на полезных для них знакомых твоего отца, а не на тебя или твою бабушку. Прямой угрозы для вас…

— Прямой угрозы? — воскликнул Ал громче, чем ожидал от себя, и его голос стал каким-то слишком высоким и хриплым. — О какой еще защите вы говорите, если вы даже не смогли понять, что мне угрожает прямая опасность?

— Ты сам…

— Я не сам следил за собой! — воскликнул Ал. — Не добывал о себе информацию. Не подбирался настолько…

Он вдруг испытал сильный прилив страха, словно его уже за дверью может поджидать маньяк с топором.

— Вы знали, что к моей бабушке приходили риелторы, якобы чтобы она отдала участок, когда они выкупят рынок? — Ал попытался успокоиться. — Они исчезли сразу после того, как устроили там пожар, уничтожив бабушкину лавку. Удивительно, но больше всего досталось именно ей.

Карл задумчиво почесал подбородок. Он не выглядел обеспокоенным, и Ала это бесило.

— Возможно, за вами и наблюдают на всякий случай, но, — тут он посмотрел на Ала, — ты уверен, что ты не накрутил…

— Я не выдумываю! — выкрикнул Ал.

Весь гнев за то, что его не слушают, спихивают все на бурную фантазию, игнорируют, достиг своего пика. Разве он не оказался прав? Разве он не достоин большего?

— Это Мэг, тот, кто следит за нами с бабушкой, — затараторил Ал, не в силах больше сдерживаться. — Она добывала информацию о бабушке для кого-то. Она послала тех риелторов. Да, они были японцами, по крайней мере, один из них. Мне показалось, у второго были линзы. Но послали их к нам. А Мэг продолжает работать в магазине в конце улицы, — Ал ткнул пальцем в сторону, словно отсюда можно было разглядеть небольшое здание со старыми объявлениями на витрине. — Насколько близко к нам должны подобраться, чтобы вы мне поверили?

— Я тебе верю, — Карл потер переносицу под очками. — И учту твои слова. Расскажи, как выглядели те риелторы, и докладывай мне…

— Докладывать? — выплюнул Ал, чуть не споткнувшись о стул, с которого он сам не заметил, как вскочил. — Я не один из ваших подчиненных.

Брови Карла взметнулись наверх, но он молчал, видимо давая мальчику отдышаться.

— Пока твой отец не здесь, он доверил мне защищать тебя и твою бабушку, — слегка прохладно произнес мужчина через несколько секунд. — Особого выбора у тебя нет. Я очень многим жертвую, находясь здесь, так что ты должен помнить, что в моих интересах лишь сберечь вас и своих людей, чтобы никому не создавать проблем.

— Своих людей, да? — Ал не сразу заметил, как перенял этот холодок в голосе от собеседника. — Как Джейн?

— Что? — переспросил Карл, но Ал заметил, как его голос изменился.

— Вы не просто знали, что посылаете ее в ловушку, вы сказали Бронне послать ее наверх, чтобы ее застрелили. Все равно, что сами убили ее.

— Откуда ты знаешь? — Карл уже не скрывал смятения.

— Она была не слишком надежной? — вспомнил Ал слова того здоровяка. — А если я так же облажаюсь? Что вы со мной сделаете?

Секунда, и Карл совладал с собой. Темные глаза за очками, в которых отражался желтый блик лампочки, снова прикрыли веки, взгляд изображал безразличие.

— Она была предателем, Саш. Перешла на другую сторону. С доверием или без, не думаю, что ты на такое способен.

Теперь он понял. Те слова о дате прибытия людей, противостоящих Карлу, были проверкой. Джейн нарочно доставила ложную информацию, и стало понятно, что она предатель. И поплатилась за это. Ал не был уверен, заслужила эта женщина смерть или нет, это решать не ему. Но плохих людей надо сажать в тюрьму, а не убивать. Однако разве смог бы кто-то посадить ее в тюрьму? Разве можно было поступить по-другому? Ал не стал думать об этом. Ведь стук падающего тела, звон в ушах после выстрела, что-то теплое и липкое на лице — все это было слишком свежо, чтобы довериться человеку, который это подстроил.

— Доверять нельзя ни единой душе, — Ал помотал головой, словно в конвульсиях, и отступил назад, наткнувшись на деревянный порог и сев на него. — Вы послали кого-то убить человека, чем вы тогда лучше того, кто убил маму?

На лице Карла что-то отразилось, но ответить он не успел. Дверь за спиной с грохотом открылась, и Ал вздрогнул.

— Саша, — это была всего лишь бабушка. — Иди домой.

Он с радостью послушался ее, но выходил из кухни все еще пятясь — он не хотел поворачиваться к мужчине за столом спиной. Убийца. До Ала только дома дошло, что он оставил с ним бабушку, но та уже через несколько секунд и сама показалась на пороге, а во дворе зашумел мотор машины. Бабушка вышла на улицу еще раз, чтобы закрыть ворота, затем вернулась и заперла дверь на ключ. Обычно хватало лишь металлической задвижки.

— Наговорился?

Ал проигнорировал ее и повернулся, чтобы войти в гостиную. Он на ходу сбросил с себя промокшую от холодного пота толстовку и с размаху плюхнулся на диван. Бабушка проследовала за ним, как тень.

— Объясни мне, — Ал даже не обратил внимание на то, что ее сипловатый от старости голос дрожал от гнева, — почему ты не общаешься с отцом?

Мальчик позволил бровям приподняться. Несмотря на растекающееся, как тягучий кисель, по телу безразличие ко всему, он ожидал услышать не это.

— Почему друг твоего папы вынужден разговаривать с тобой об этом?

Губы Ала тронула едва заметная улыбка — удачно, что бабушка подумала, что причина, по которой ее внука привез домой незнакомец, лишь в этом.

— Саша, я сказала что-то смешное?

Улыбка стерлась в тот же миг. Не стоило ее злить еще больше. Ал сел на диване и обратился к бабушке:

— Это папа тебе сказал?

— Милый, я, по-твоему, совсем глупая? — спросила бабушка. Ал от ответа воздержался. — Я спрашиваю у твоего папы, сказал ли ты ему о том, как хорошо написал химию, он говорит, что да. А ты ее почти завалил.

— «В» это не завалил!

— Я спрашиваю, рассказал ли ты про школьную экскурсию, он говорит да. А вы поедете туда только летом.

— В мае, — раздраженно поправил Ал. — И почему же я виноват в том, что отец не удосужился спросить этого у меня? Если ему не интересно, смысл мне говорить? Да и даже если бы я сказал, он бы не запомнил.

— Мир не крутится вокруг тебя, Саш, — бабушка присела рядом на диван. — Твой папа много работает, не грех и подзабыть что-то.

— Значит, ему это не нужно, раз забывает, — в знак протеста Ал вскочил с дивана и пошел в телефонную комнату за пижамой, чтобы пойти в ванну, хотя до этого планировал отложить это на завтра. — Он не говорит со мной. Игнорирует.

— А ты его? — спросила бабушка, теперь, по сравнению с внуком, ее голос звучал спокойно. — Ты пытался сам позвонить?

— Я пытался. — Видя, что бабушка смотрит на него скептически, Ал повторил это еще раз, мучаясь от того, что не может закричать. — Пытался. Пытался. Но он не говорит ничего. Почему я должен рассказывать ему все, а он…

Ал не мог сказать, что перестал общаться с отцом потому, что тот решил в упор игнорировать то, что твориться вокруг его сына, а тот, в свою очередь, все предупреждения об опасности.

— Значит, ты не должен этого знать, — просто ответила бабушка.

— Нет! — крикнул Ал, он захотел встряхнуть ее, чтобы она поняла. — Я имею на это право! Почему ты не можешь мне просто поверить?

— Поверить? — бабушка всплеснула руками. — Как я могу тебе верить после того, как ты начал так себя вести?

— Нормально я себя веду, — огрызнулся Ал.

— Нормально? Ты убегаешь из дома, хотя я не разрешала. Приводишь гостей, хотя я против.

— Юдзу нужна была помощь, как ты не понимаешь? — Ал тряхнул руками, словно стараясь стряхнуть гнев, как капли воды. — При чем тут он вообще?

— Ну да, Юдзу тут не причем, он себя так не ведет.

Ал тяжело вздохнул, чуть не застонав.

— Что с тобой стало?

— Ничего, — рявкнул Ал, не дав ей закончить.

— Переходный возраст? — завершила бабушка предложение и по ее лицу пробежала тень, словно кусочек отделился от стены и просочился в морщины под глазами.

Ал с силой захлопнул дверь шкафа. Пока бабушка не закричала, Ал заговорил сам:

— Да, давай сваливать все мои проблемы на переходный возраст, — его голос снова окреп, снова в нем прозвучала дрожь, словно ярость внутри дергала за голосовые связки, как за струны. — Что это за прикол у взрослых такой? Как у ребенка проблемы с тринадцати до восемнадцати, это переходный возраст. Это не программа по телику по расписанию!

Бабушка усмехнулась. Струна нервов дрогнула, издавая диссонансный звук где-то внутри. А потом бабушка заставила ее порваться.

— И какие же проблемы есть у детей в тринадцать лет?

— Спроси у отца, — посоветовал Ал, возвращаясь в гостиную.

Бабушка не ответила сразу, и это заставило обратить взгляд на ее огромную тень с квадратной дырой окна посередине. Она дрогнула, когда бабушка встала и сделала шаг к внуку.

— Какой же ты неблагодарный. — Ал вернул взгляд на ее лицо, теперь полностью освещавшееся желтым светом лампочки. — Отец все для тебя делает. А ты все продолжаешь и продолжаешь обвинять его во всем. Переехать мы не можем, потерпеть мы не можем, нормально вести себя не можем. Зато у нас с папой все лучше всех.

Она снова развернулась и попыталась протиснуться мимо Ала, чтобы пойти к себе в спальню, бубня себе под нос так, что мальчик все слышал.

— Неблагодарный. Совершенно неблагодарный. Ему хоть что делай, все равно плохо будет. Сдохнуть может, тогда порадуется. Пропусти меня, что в дверях встал?

— Не надо приплетать сюда твою смерть! — Ала ее слова вывели из себя, и он закричал.

Протянув многозначительное «о-о», словно ее внук пробил третье дно в ее глазах, бабушка попыталась открыть соседнюю седзи, чтобы выйти, но Ал придержал дверь.

— Вот тебе новость: — продолжил кричать он. Широко распахнутые глаза пересохли и заслезились, — недостаточно кормить и поить меня, чтобы все было хорошо! Недостаточно интересоваться школьной экскурсией, чтобы я был благодарен!

— Пропусти меня.

— Послушай меня!

Бабушка толкнула его в бок локтем и прошла мимо в свою спальню, закрыв за собой дверь. Из горла вырвался всхлип. Ал заглушил его, распахнув дверь и продолжив кричать надрывающимся голосом.

— Поэтому дядя Марк так редко приезжает и звонит! — заорал Ал, чувствуя, как слезы предательски катятся по лицу, размывая силуэт бабушки. — Ты всегда выбираешь отца. Ты защищаешь отца, а он тебе врет!

— Выйди отсюда, — бабушка подошла и толкнула его.

Ал не смог ничего сказать, сдерживая рыдания, и тупо помотал головой.

— Продолжишь себя так вести, надолго ты тут не задержишься, — она тоже помотала размытой головой. — Если отец с матерью тебя так воспитали, я это терпеть не стану.

— Во-от, — протянул Ал. — Ты тоже начала обвинять отца, а мама… Ты тоже сбагришь меня куда-нибудь?

Он заревел во весь голос, не сдерживаясь. Упал на колени, стянул с себя очки. Бабушка ничего не сказала, легла на кровать и повернулась к нему спиной. Ал убрался с порога ее комнаты только когда рваные всхлипы переросли в спокойно струящиеся по щекам слезы, а ноги затекли от сидения в неудобном положении. Он отпер дверь и пошел в ванну, не обращая внимания на холод ни на улице, ни в воде, которая в такой час могла лишь охлаждать разгорячившееся лицо и заставлять тело дрожать. Когда вернулся, дверь в комнату бабушки была задвинута. Ал прикрыл свою и, едва приземлившись на диван, заснул.

Глаза словно намазали клеем, а в горло засунули комок перекати-поле. Ал подумал, что заболел, потом понял, что глаза опухли от вчерашней истерики, а горло болело от криков. Лучше бы это были признаки болезни. До боли растерев веки, Ал решил остаться в кровати и не пойти в школу, но снова запоздало осознал, что бабушка сегодня не поверит ему даже если у него будет температура под сорок. Она ничего не сказала, когда он зашел за обедом в школу, не став завтракать, когда он ушел.

От мыслей о том, как ему скрыть красные глаза в классе, Ал споткнулся о коробку, поджидающую его прямо под калиткой. Он осмотрелся по сторонам, но почтальона не заметил. Присев над коробкой он осмотрел ее на предмет записок, слегка потряс. Внутри находился небольшой твердый предмет.

Мысль о том, что почтальон ошибся адресом сменилась иголочкой сомнений, а затем резким уколом страха. Ал дернулся от неожиданности, когда внутри коробки заиграла мелодия. До него не сразу дошло, что это телефон. Он быстро открыл коробку, случайно порвав картонку. Ругаясь на себя, Ал осмотрел телефон. Но он был не таким, к которому парень привык, он складывался вдвое, и чтобы ответить на звонок, пришлось откинуть крышку. Не успел мальчик посмотреть на номер, как звонок прекратился. Ал даже подумал перезвонить, как телефон вновь завибрировал, и мальчик снял трубку.

— Это твой новый телефон. Запиши мой номер на всякий случай, — раздался знакомый голос собеседника, а затем он отключился.

Ал так и застыл на корточках с открытым ртом. Затем добавил незнакомый английский номер в список контактов. Оказалось «дядя Карл» был вторым. В телефон уже был вбит «папа» с номером отца Ала. И это позволило убедиться в том, что звонил действительно Карл, а не кто-то другой, раз он знал номер отца. Осталось только надеяться, что на этом телефоне, как и на старом, подключен тариф, позволяющий без больших затрат звонить в другие страны.

Но с чего Карлу дарить Алу новый телефон? И как он вообще узнал, что он возьмет его в руки именно…

Ал резко осмотрелся по сторонам, но никого не увидел. Сжав мобильник, он хотел написать Карлу: «хватит следить за мной», когда понял, что под вздутой крышкой телефона что-то есть. Мальчик подковырнул ее ногтем, под ней оказалась записка и две фотографии как на паспорт: мужчины с рыжими волосами и добрым лицом и женщины помладше суровой на вид. В записке угловатым взрослым почерком на английском было написано: «Портреты людей, которые будут следить за тобой. На всякий случай».

«Всякий случай?».

Ал не сдержал усмешки и снова оглянулся, стараясь найти взглядом этих людей. Значит, он все же достучался до Карла хотя бы отчасти, значит, был…

Неожиданный толчок сзади чуть не заставил его полететь носом в асфальт.

— Ты чего тут сидишь? — удивленно спросила бабушка. Она выходила на рынок после него.

— Ничего, — ответил Ал, пряча коробку за спиной. Тут ему в голову пришла идея.

— А прячешь что?

— Ничего, — повторил Ал. — Я забыл кое-что.

И он, протиснувшись мимо бабушки, незаметно сунув руку ей в карман свободных штанов, побежал на кухню уже с ее телефоном. Бросив под стол коробку, Ал зашел в список контактов бабушки, затем с нового телефона позвонил ей. На дисплее высветился новый номер, Ал записал его так же, как значился в контактах до этого: «Сашуля». На русском, несмотря на то что бабушка всегда говорила ему подтягивать язык и общаться на японском. Корку, которая натянулась на вчерашнюю ссору, как на рану, словно кто-то подковырнул и дернул.

Ал побежал обратно, незаметно кинув бабушкин телефон на крыльцо, ни к чему ей знать, что кто-то подарил ему новый мобильный взамен пропавшего старого. Она так и стояла у калитки, непонимающе смотря на него.

— Пока, — бросил он на ходу, понимая, насколько опаздывает в школу.

Но стоило ему скрыться у бабушки из виду, Ал с размаху остановился, чуть не упав. Он написал отцу: «у меня новый номер, если тебе интересно».

«Я знаю. Запиши номера бабушки, дяди и тети, только сохрани их на симку».

«знаешь?».

Волна гнева, и новенький мобильник полетел к противоположной стороне улицы. И как после таких сообщений нормально общаться с отцом? Почему он не скажет хоть что-то, кроме руководства? Карл, конечно, рассказал, что происходит, но это должен был сделать отец, а не левый мужик!

Ал подобрал телефон, обнаружив на нем царапину и надеясь, что при встрече Карл не проверит свой подарок на наличие повреждений. Не успел парень распрямиться и продолжить путь в школу, как краем глаза заметил какое-то блестящее пятно сквозь обросшие почками деревья. Ал оказался прав, то была не бликующая гладь воды в реке, а машина, стоявшая на пляже. Хотя до пляжа, которые мальчик видел в Калифорнии, ему явно было далеко. Просто берег с грязным песком, кое-где поросший травой. И зачем кому-то парковаться там? Ал даже подумал подойти ближе. Если в машине окажутся те мужчина с женщиной с фотографий, то эти же мужчина с женщиной должны были в случае чего его защитить. Но даже отсюда Ал услышал мелодичный школьный звонок, поэтому сорвался с места в сторону входа в школу.

Извинившись перед учительницей биологии, выслушав от нее лекцию и угрозы пожаловаться учительнице Саеко, Ал занял свободное место отсутствующей одноклассницы за второй партой первого ряда. Ему хотелось сесть поближе к окну и разглядеть-таки ту машину. За деревьями, пусть еще голыми, мало что было видно, к тому же нещадно светило солнце. Ал поморщился, протирая опухшие глаза и уже жалея о выборе места. Голова начала раскалываться от запаха чего-то медицинского в кабинете биологии.

Вздох сбоку заставил очнуться. Ал не сразу сообразил, что Юдзуру теперь сидел справа от него, а не слева. Преодолевая желание не шевелить головой, Ал посмотрел на друга, который только что отвернулся, чтобы выйти из-за своей парты. Ал был уверен, что Юдзуру пытался привлечь его внимание, но так и не смог. Выглядел тот тоже не очень, наверняка, потому что выходил отвечать последний доклад в году перед всем классом. Эта проблема показалось такой незначительной на фоне того, что сейчас происходит у Ала в жизни. Он дернул головой. Ал не собирался обесценивать переживания друга.

Юдзуру начал вещать что-то про болезнь, название которой Ал уже точно где-то слышал. Он не особо вслушивался, не понимая, вспоминает симптомы у себя в голове или все же улавливает информацию из доклада. Тем не менее, Ал заставлял себя хотя бы не зевать — по Юдзуру и невооруженным глазом было заметно, что он волнуется.

Зато учительница этого упорно не замечала.

«Корова старая. Почему не предложишь ему хотя бы рассказать с места?».

Ал осадил себя. Учительница не давала повода обзывать ее.

Сзади перешептывались, из-за усталости и сонливости Ал не мог понять, больше обычного или нет. Но мозг сам сфокусировался на смешке спереди. Юдзуру старался свои мысли не терять — рассказывал залпом, даже не подглядывая в листок, который взял с собой, прерываясь на быстрые, глубокие и громкие вздохи. А сзади все так же разговаривали, учительница скрипела карандашом по бумаге, словно не слушая Юдзуру, а он все так же говорил и громко дышал.

Ал прикрыл глаза, его начало тошнить. И тут он снова услышал смешок, снова спереди.

Ал стал следить за Койчи и Рисаки — одноклассниками, сдружившимися в этом году. Один был заносчивым, но вежливым. Второй молчаливым в больших компаниях. Если Ал и относился к кому-то из них со скептицизмом раньше — так это к Койчи. Но сейчас оба ржали. Ржали над Юдзуру.

Еще один смешок. Нет. Вдох и смешок. Видимо громкое дыхание Юдзуру казалось смешным.

Очередной зачитанный абзац. Вдох. Смешок. Вдох. Смешок. Удар.

— Мальчики!

— Ты совсем…

— Ну ка! Сели на места.

Койчи сел. Сел злой, повернувшись спиной к Юдзуру, и лицом к Алу. Сел привставший скорее от удивления Рисаки, тоже уставившись на Ала. Сел и Ал. С учебником, которым только что стукнул одноклассника по затылку.

В классе еще секунду стояла тишина, потом где-то послышались смешки, где-то разговоры.

— Тихо, я сказала, — учительница постучала по столу. — Разборки свои устраивайте за пределами школы. Юки-кун, продолжай.

Юдзуру вздохнул и продолжил. На одном дыхании выпалил заключение, смотря то на Ала, то в пол, а потом вернулся на место. До конца урока Ал сидел, молча уставившись в парту, не желая смотреть даже на Юдзу. На перемене тот позвал его на выход из класса, дотронувшись до плеча, но Ал почему-то все так же не смотрел на него. Все собирались, говорили, уходили, словно ничего не произошло. Но только слуху было за что зацепиться. Снова за голос посмеивающегося Койчи, только теперь в окружении не только Рисаки, но и пары других мальчиков и девочек.

— Слышали? — голос заглушил визгливый смешок Рисаки. — Дыханье сперло. Волноваться настолько из-за доклада? Нервишки дома видать расшатали.

Ал оказался радом с компанией, застрявшей в дверном проеме, за два шага. Он приблизился, чтобы не орать на весь класс, удивился и даже позабавился, когда почти половина компании сделала шаг назад. Наконец-то принесло пользу то, что он был выше всех своих одноклассников, отчего все жаловались на то, что за его спиной ничего не видно, на что учителя лишь пожимали плечами, косясь на его очки. Но ухмыляться было некогда. Слова, вызванные пониманием знакомого названия доклада, рассказанного, а не зачитанного, прерванным дыханием и воспоминанием об их с Юдзуру первой встрече на физкультуре, о его болезни, зенсоку, вырвались сами собой:

— Да какое к черту волнение?! У него астма, придурок!

Ал не знал, куда стоило деться после этого — растолкать компанию и пройми мимо, вернуться за вещами или сказать что-то еще. Решил за него показавшийся в дверях взрослый в компании учительницы Саеко и еще одной, из параллели. Полицейский.

Глава 8
Средство связи

Ал замер. Первая мысль была о том, что это за ним. Кто-то заметил, что он лезет туда, куда не стоит, и сдал его полиции. Но заметить его могли разве что преступники явно похлеще него, а такие не стремятся связываться с законом.

— Ребята, — мягко обратилась к детям учительница Саеко, видимо не заметив перепалку. — Все вышли из класса биологии? Возвращайтесь к себе в кабинет. Нам нужно поговорить.

Одноклассники Ала, и они с Юдзуру не исключение, наперегонки рванули к себе в кабинет, желая поскорее узнать, зачем в школе полиция. В класс вошли трое взрослых: учительница Саеко, учительница класса 2—1 и полицейский в голубой рубашке. Дети, мигом оказавшись у своих парт, поклонились и сели.

— Ребята, — начала учительница Саеко, из всех троих она выглядела самой спокойной, хотя голос словно был натянут как струна на скрипке. — В субботу после уроков произошла неприятная ситуация. Госпожа Киоко забыла свой телефон на столе в этом кабинете после последнего урока, но, когда вернулась, его уже не было, его кто-то забрал. Украл.

Ал бросил взгляд на госпожу Киоко, она руководила классом 2—1. Она никогда не казалась Алу злой, он вообще обращал на нее мало внимания. Но сейчас она стояла, поджав губы и осматривая каждого ученика в классе слишком проницательно для доброго учителя.

— Никто не собирается делать поспешных выводов, — прокашлявшись, продолжил полицейский. — Но в классе были только вы.

Среди ребят пробежал шепоток, Ал переглянулся с Юдзуру.

— Тихо, — чуть громче произнесла учительница Саеко и свела руки вместе, словно беззвучно хлопнула в ладоши. — Кто из вас дежурил в субботу?

— У меня есть список, — подняла руку одноклассница Ала, она была старостой и сидела за отсутствующей сегодня девочки, чье место он занял на биологии.

— Тошио-кун, Ясуо-кун, — начал перечислять кто-то с задних рядов.

— Эй! Я в среду дежурил!

Учительница Саеко подняла руки, чтобы утихомирить класс, но видимо слишком нервничала из-за того, что кого-то из ее детей могут обвинить в воровстве, так что мигом растеряла свою способность руководить толпой детей.

— Нишимия и Еко-тян тоже были.

— И Лиза!

— Я раньше домой ушел, — Лиза сказал это тихо, повернувшись к классу, но Ал, сидящий за ним, услышал.

— Так, Саеко-сан, позволите мне поговорить с вашими учениками по отдельности? –уточнил полицейский. — Правда, это может затянуться. Вы можете отдать ваш урок?

— Да, конечно, — пролепетала Саеко.

Ал думал, остаться ему или выйти. Если вызывать будут по списку, он будет первым. Словно прочитав его мысли, Саеко произнесла:

— Давайте я вызову их по списку. Корито… Алекс, останься пожалуйста.

У нее почти получилось не коверкать его имя, так что Ал пообещал себе максимально выгородить ее перед полицейским. Он пересел за парту Лизы, пока все покидали класс, и обнаружил какие-то царапины на деревянной столешнице и пару надписей ручкой. Не успел Ал перевести их, как к нему обратился полицейский.

— Арекс, — просмаковал он имя, которое не смог нормально произнести. — Ты иностранец?

Полицейский смотрел пристально, а в темных зрачках мужчины отражались собственные глаза Ала. Он выглядел совсем не как тот темнокожий коп в Сакраменто, пытающийся деликатно заставить маленького Ала вспомнить, как выглядели убийцы его мамы. Этот напоминал скорее тех мужчин в огромных синих куртках и меховых шапках, курящих у большой белой машины. Милиция вызывала у отца, да и у дяди, не большее доверие, чем копы в Штатах, но для совсем маленького тогда Ала выглядели внушительно. Мама говорила, они защищают их от алкашей из соседнего подъезда.

— Я из Калифорнии, — ответил Ал привычной фразой. — Бабушка японка, я сейчас живу у нее.

— Хм, — кивнул полицейский словно учитель, одобряющий ответ ученика, и перевел тему: — Значит, ты не дежурил в субботу?

— Нет, — ответил Ал, снова переходя на японский.

— А когда ты дежурный?

— В среду, — ответил Ал одновременно с учительницей Саеко. Та словно пыталась показать, что она знает, когда ее дети чем занимаются, что она не безответственный учитель.

Краем глаза Ал заметил движение — за стеклом в дверях кабинета торчали плохо скрытые макушки его одноклассников.

— Извините, я сейчас, — учительница Саеко, проследив за его взглядом, отправилась утихомиривать учеников за дверьми. Ал испытал некоторое напряжение, из всех троих взрослых, она словно служила молчаливой опорой, а теперь он будто сидел на допросе. По сути, так и было.

— Ты не видел телефон госпожи Киоко? — спросил полицейский, словно их не прерывали.

— Он лежал вот здесь, — госпожа Киоко наконец-то подала голос и подошла к учительскому высокому столу перед классом.

Ал помотал головой, он и вправду даже не подходил к столу, просто вышел из кабинета в тот день, болтая с Юдзуру.

— А не видел, чтобы к нему кто-то подходил?

Ал снова помотал головой, а про себя подумал, что вор не станет говорить о том, что он видел телефон.

— Дежурные проходили мимо за губками для доски, — добавил он, чтобы его ответ звучал увереннее.

— Они всегда вытирают ее первой, — это вернулась госпожа Саеко. Ал испытал прилив облегчения.

Полицейский кивнул, а потом снова обернулся к Алу.

— Если ты не против, могу я осмотреть твою сумку?

Ал открыл рот, но переспрашивать не стал, так и замер. Ничего секретного в его сумке не было: учебники, журнал с комиксом, пожалуй, он не хотел бы показывать свой блокнот с рисунками, но это не криминально. Но было в школьной сумке еще кое-что — новенький мобильный. Не украденный у учительницы Киоко, но слишком новомодный для внука его бабушки.

— Если ты не хочешь, я не имею право заставлять тебя. Пока, — добавил полицейский. — Но если следствие зайдет дальше, мне придется это сделать в присутствии учителей, твоих родителей…

— Все в порядке, — прервал его Ал и дернул с крючка парты позади свою школьную сумку.

Он достал учебники, стараясь спрятать куда-нибудь вниз стопки свой блокнот, как карточный шулер прячет туз вниз колоды, и как можно шире раскрыл пустую сумку, показывая маленькие кусочки стиралки и очистки от карандаша, прятавшиеся на дне. Тихо помычав что-то под нос, полицейский осторожно взял сумку Ала, проверил на наличие карманов. Затем заглянул в пенал, пролистал учебники, даже комикс с Человеком-пауком, последним шел блокнот.

— Красиво, — сухо прокомментировал он и наконец заметил новый телефон Ала. — Новый?

— Да, — бросил Ал, надеясь, что тот не станет включать мобильник. — Папа подарил.

— У тебя был день рождения? — уточнил полицейский, держа телефон, словно оценивал его вес.

— Нет, — ответил Ал, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — Просто подарили.

— В школе телефоны запрещены.

— Так я им не пользовался. Я звоню бабушке после уроков.

— Ты живешь только с бабушкой? Твои родители приезжали, чтобы подарить тебе телефон?

— Отец прислал деньги.

— Простите, но это не мой телефон, — прервала их дискуссию Киоко.

— Верно, — полицейский выпрямился и глянул на дверь. — Можете позвать следующего.

Он начал аккуратно возвращать вещи в сумку Ала, мальчик стал отнекиваться и помогать. Наконец, он выскочил в коридор и почувствовал его приятную прохладу. Но уже через секунду снова стало душно. На него налетела половина класса, наперебой расспрашивая о том, что у него спрашивали. Был ли среди них вор? Но Алу больше было интересно, была ли среди них компания, с которой он несколько минут назад столкнулся в дверях класса. Не успел он разглядеть похожие смугловатые лица, среди которых с первого раза различил только Юдзуру, как учительница Саеко разогнала их и провела в класс следующего в списке. Ал кивнул другу и, не дожидаясь ответа, двинулся к окну в конце коридора. Он бы и не заметил, что обошел при этом Койчи с Рисаки посреди небольшой компании, если бы до его ушей не долетели слова:

— А как же еще, если он рос в такой семье.

Голос был девичий, но Ал прошел мимо прежде, чем успел бы разглядеть, кто это сказал.

«Это не обязательно про меня, — убеждал себя Ал. — Мир вокруг меня не крутится, у них такая бурная жизнь, что они наверное уже забыли о том, что я стукнул Койчи».

«Но из неблагоприятной семьи здесь я».

Ал отмахнулся от этой мысли. Их жизнь с отцом нормальной не назовешь, но это не значит, что их семья неблагоприятная. Особенно с бабушкой. Она была благоприятной и благоприятно воспитывала Ала.

«Лиза из неблагоприятной семьи, а не я».

У окна уже стояло несколько одноклассниц, поэтому мальчики отошли в угол.

— Не надо было, — произнес Юдзуру.

Ал словно очнулся, отведя взгляд от окна.

— Что не надо?

Юдзуру кивнул в сторону коридора. Выглядел он спокойным, как обычно, поэтому Ал не понимал, какая ситуация и насколько его задела.

— Не стоило защищать тебя? — уточнил Ал, а потом добавил мягче: — Тебе это было неприятно?

Юдзуру резко пожал плечами и отвел взгляд.

— Спасибо, — искренне поблагодарил он. — Но ты ударил первым.

— А они ржали.

— И пусть бы ржали.

— Тебе же не все равно.

Ал мог понять смущенность Юдзуру из-за того удара, но не должен же он был молча терпеть насмешки.

— Не все равно, — согласился друг.

— То есть, ты бы просто терпел?

Юдзуру снова пожал плечами.

— Это не терпеть. Я… я бы просто не опустился до их уровня.

Ал хотел спросить о том, что он сам, стало быть, опустился, но промолчал.

— Значит, защитить тебя осталось только мне.

Юдзуру наконец-то поднял взгляд, но произнес совсем не то, что Ал хотел.

— Но это же… не твое дело.

В животе тут же закрутился червячок обиды.

— Ты мой друг, — горячо возразил он. — И я не буду смотреть на то, как над тобой издеваются, что бы ты об этом не думал.

Юдзуру снова смутился.

— Представь, что меня не было бы, и ты…

Ал сказал это неосознанно, но потом осекся. Сначала он подумал о своей смерти. Потом о том, что уедет. Когда-нибудь он уедет. Хотя с теми успехами, с какими взрослые закрывают глаза на его проблемы, это вряд ли случиться скоро.

— Ты должен сам за себя постоять, — продолжил Ал, сделав вид, что подбирает слова. — Никто не говорит, чтобы ты лупил кого-то учебником, но молчать не надо.

— Не ржите надо мной, ни то я задохнусь, стану призраком и буду донимать вас с того света?

С одной стороны Ал был рад, что Юдзуру не сильно расстроился, раз в состоянии шутить, но с другой ему казалось, что друг не относится к этому с достаточной серьезностью.

— Типа. Юдзу, ты меня слушал?

— Слушал, — отмахнулся друг.

— Просто…

— Я тебя слушал, — чуть повысил голос Юдзуру, а потом снова тихо добавил: — Ты единственный человек, с кем я могу быть откровенен, так что, я к тебе прислушиваюсь.

Ал смутился. Наверное, Юдзуру тоже, потому что следующую фразу он снова произнес громко, громче, чем надо, а голос почему-то стал выше.

— Так, как думаешь, кто украл телефон Киоко-сан?

— Наверняка Лиза.

Это сказал не Ал. Громкий возглас Юдзуру услышали одноклассницы у окна. В кое-то веки никто не решился сесть на подоконник, испугавшись полиции в школе.

— А вы как думаете, кто это сделал? — спросила вторая девочка пониже.

Обеих звали Юи, и обе общались и с Койчи и Рисаки, и с другими крутыми ребятами класса. Однако сейчас враждебно они не выглядели, наоборот, в них читался живой интерес. Ал на их вопрос пожал плечами, а Юдзуру спросил:

— Почему вы думаете, что это сделал Лиза?

Девочки переглянулись. Ал осмотрел коридор, но Лизы поблизости не увидел. На всякий случай он шагнул ближе к девочкам и окну, за которым сероватые облака затянули небо, закрывая солнце.

— Думаете, он не мог? Он должен был дежурить, но сбежал раньше.

— И после его ухода телефон на кафедре никто не видел, — затрещали они наперебой.

— У нас в классе не у всех есть телефоны, он мог просто повестись на легкую добычу. Семья у него бедная, своего мобильника точно нет.

— Да и странный он.

Ал не хотел обвинять кого-то раньше времени, однако во всем был согласен со словами девочек. Хуже было то, что у них с Юдзуру наконец-то появился повод поговорить с одноклассниками, с девчонками, и детская радость внутри не могла затихнуть из-за того, что этим поводом были обвинения какого-то мальчика.

— Это же не доказательства, — нахмурился Юдзуру.

Одна из Юи закатила глаза, однако враждебности не было даже в этом жесте.

— Да мы знаем. Но это ведь возможно, так?

Юдзуру слегка замялся. Он все еще выглядел как тот, кто не будет обвинять никого без веских причин, но либо слова Юи, либо нежелание спорить заставили его пожать плечами и произнести:

— Возможно. Но так я могу сказать про каждого.

Солнце выглянуло из-за тучки и послало яркий блик прямо Алу в очки. Он прищурился и сделал шаг в сторону, чтобы спрятаться от яркого света за Юдзуру. И тут он кое-что вспомнил.

— Если не Лиза, то кто? — спросила Юи, та, что повыше, и пограциознее, но и постервознее тоже. — У тебя нет предположений?

— Может, вор вообще не из нашего класса, — задумался Юдзуру. — Телефон мог остаться под бумагами, учительскую кафедру дежурные ведь не трогают. А потом кто угодно мог зайти и забрать мобильник.

Из окна с этой стороны здания было плохо видно поросший сухой травой пляжик перед рекой, но серая машина стояла довольно близко к школе. Если бы только сделать шаг в сторону.

Одна из Юи весело хмыкнула.

— Ты говоришь прямо как полицейский из криминального фильма.

— Вот тебе смешно, а я теперь боюсь, — осадила ее подруга. Она была низкой, немного полненькой и миленькой, и нравилась Алу больше, чем ее подруга. — Что, если кто-то залезет мне в сумку? Если это Лиза, это может произойти в любой момент.

— Вы только его из класса подозреваете? — спросил Юдзуру.

Юи посмотрели на него. Та, что повыше, улыбнулась. Друг наверняка смутился под этим жестом.

— Не волнуйся, тебя не подозреваем.

Ал оторвал взгляд от окна и обратился в слух.

— Да, — подтвердила вторая Юи. — Вы же с Корито-куном паиньки.

Бровь сама собой изогнулась, а голова слегка склонилась к плечу.

— Паиньки? — мягко переспросил Ал.

Не успели Юи обратить взгляд на него, как ту, что повыше, позвали в класс. Ал подумал продолжить диалог, после того как подол ее школьной юбки скрылся за дверью, но не знал, о чем говорить. Юдзуру тоже молчал, как и Юи. Алу стало неловко, и даже рассматривание машины за окном не отвлекло его. Он не мог пойти туда, пока друг рядом, да и ему нельзя выходить из школы. И тем не менее, когда пришел черед Юдзуру скрыться за дверьми и остаться наедине с полицейским и учителями, Ал не выдержал. На вопросы одноклассников, заметивших его уход, бросил что-то о том, что отойдет в туалет, а сам побежал к лестнице. Кто-то из учителей в коридоре первого этажа приказал ему не бегать, но мальчик не обратил на это внимание, и рванул дальше в спортзал. Там затормозил, чтобы незаметно выйти из школы — этот вход на время уроков не запирался — и побежал вокруг здания к аллее и спуску к реке.

Затормозив около деревьев, не доходя до машины метров десять, Ал достал из кармана телефон и поддернул ногтем крышку. Спасибо, что до этого не додумался дотошный полицейский. Ал бы не смог объяснить ему, почему хранит в телефоне фотографии двух совершенно не похожих друг на друга людей. Сейчас же он радовался от того, что оказался прав — низкая женщина не больше тридцати лет хмурилась на пассажирском сидении. На водительском расслабленно развалился мужчина постарше. На обоих были медицинские маски. Кепка и странная панама закрывали лица, но это точно были люди с фотографий. Женщина подтянулась, заметив Ала, а водитель приоткрыл дверь, но напарница что-то ему сказала, и тот остался на месте.

Сделав шаг вперед, Ал испачкал кеды в грязи. Надеясь, что сможет в таком виде вернуться в школу, он приблизился к водительскому месту и пошире открыл дверь.

— Что ты здесь делаешь?

Оба человека в машине спросили это на английском и одновременно. Ал не успел открыть рот, чтобы ответить, как мужчина повернулся к напарнице и произнес:

— Мы так мило произносим фразы одновременно.

Ал снова открыл рот, но теперь ему помешала женщина.

— Кто-то видел, что ты тут? — она, в отличие от напарника, хмурилась. — Учителя, ученики?

— Нет, — ответил Ал и снова открыл рот, но женщина опять не дала ему сказать и слова.

— Садись в машину, — приказала она, спустив маску на подбородок, а затем добавила: — Детский сад.

Ал поспешно сделал шаг к задней двери, чуть не поскользнувшись на мокром песке, и ввалился в салон. Он надеялся, что грозная женщина со своего места не заметит, какие грязные у него ноги. Однако она смотрела так пристально, сверкая глазами цвета виски, в который будто кинули лед, из-под кепки, словно видела его насквозь. Мужчина тоже внимательно осматривал Ала, затем вывернулся и протянул ему руку.

— Клиффорд. Можно Клиф или Форд, — он подмигнул и тоже спустил маску на подбородок. Глаза его были зеленые, цвета травы в поле, добрые с морщинками в уголках, как у улыбающихся людей. — На твой выбор.

— Алекс, — Ал постарался, чтобы рукопожатие вышло крепким. — Можно Ал.

— Ал — так коротко, — протянул Клиффорд и вернулся в более удобное положение. — Да, Мэри?

Он выделил последнее слово, но лицо Мэри отчего-то смягчилось.

Из-под панамы Клиффорда с зелеными листочками, словно он только что вышел с пляжа, выбилось несколько рыжих прядей. Видимо он пытался их спрятать под головным убором, но вышло не совсем удачно.

— Очень мило. Закончили знакомство с классом? — уточнила Мэри, все еще сверля Ала взглядом.

— О, эта милая девушка — Мэрилин.

Взрослые не выглядели угрожающе, даже хмурая Мэрилин, поэтому Ал осмелел.

— Мэри или Ли решать мне? — спросил он.

— Нет, — не оценила предложение Мэрилин. — Ты шутить прибежал сюда? Или совсем глупый и не понимаешь, что значит: «крайний случай»? Если Гуру тебе доходчиво не объяснил, может мне попробовать.

— Никто не говорил мне о крайнем случае, — оправдался Ал. — Гу… дядя Карл сказал мне только то, что за мной будут следить.

— И как же ты понял, что именно мы те, кто должен…

Не дослушав ее обвинения, Ал просунул в проем между передними сидениями две маленькие фотографии. Мэрилин замолкла и забрала их, ее рука оказалась холодной, но мягкой. Клиффорд наклонился к девушке и хмыкнул.

— Я тут ужасно получился.

Мэрилин, не слушая его, развернулась к Алу, насколько это было возможно, но фото вернула.

— Что ты тут делаешь? Решил посмотреть на нас вживую? Насмотрелся?

— Нет, — обиженно бросил Ал. — Просто решил предупредить вас о том, что в школе полиция. И они могут осмотреть территорию.

— Точно, мы видели, — кивнул Клиффорд. — Что там у вас…

— Вот именно, — прервала Мэрилин. — Видели. Мы торчим тут весь день не просто так.

— Не нравится, не торчите, — выплюнул Ал раньше, чем успел подумать.

Он уставился на Мэрилин, так и замершую с открытым ртом. Не желая, чтобы она снова на него накричала, Ал перешел в наступление:

— Да и смысл? Мне же ничего не угрожает, так? Смысл следить за мной? Чтобы я дорогу на красный не перешел?

— Я не сказала, что тебе… — начала она удивленно и возмущенно одновременно.

Клиффорд кашлянул.

— Мэрилин, милая, можно мы с Алом поговорим наедине?

Она закрыла рот, и в тишине Ал даже услышал, как стукнули друг о друга ее челюсти. Отвернувшись, махнув тугим хвостиком волос, Мэрилин уставилась в окно. Поняв, что машину она покидать не собирается, Клиффорд миролюбиво вздохнул, кивнул Алу, и вышел на улицу. Мальчик почувствовал запах реки, когда они приблизились к воде, уходя глубже в кусты. Клиффорд развернулся и улыбнулся, а затем натянул маску обратно на лицо.

— У вас же нет никаких вахтеров, шастающих по кустам? — спросил он.

Ал помотал головой и обернулся на школу. Интересно, его уже хватились? Юдзу точно. Сильно ли он нервничал перед двумя учительницами и полицейским?

— Только ученики могут сюда залезть, но сейчас урок, — бросил Ал. — Так, о чем вы хотели поговорить? Если про то, что мне не стоит приближаться к вам без повода, я понял.

— Нет, не про это, — взгляд Клиффорда снова стал серьезным.

Ал переступил с ноги на ногу, и под подошвами хрустнула какая-то ветка.

— Нужна твоя помощь.

— Какая? — в Але боролось любопытство и нежелание услышать что-то вроде: «Передавай папе привет».

— Помнишь, Гуру говорил тебе про то, что знакомых твоего отца пытаются завербовать?

— Они просто наняли какого-то японского бандита в качестве переводчика, когда притворялись риелторами, — Ал вздохнул, решив, что и так раскрыл все свои догадки перед Карлом, поэтому притворятся, что ничего не знает, нет смысла. — Не факт даже, что он был знаком с отцом.

Клиффорд одновременно кивнул и пожал плечами.

— Сейчас те м-м… плохие люди лишь следят.

— Плохие люди? — переспросил Ал, подняв бровь и убедившись, что с ним говорят, как с маленьким. Однако следующая фраза Клиффорда заставила позабыть об этом.

— Следят за тобой.

По коже пробежали мурашки, словно тысячи жучков кольнули его своими холодными лапками. Страх быстро сгинул, рухнув куда-то вниз уже теплым комком, а на смену ему пришли другие ощущения: интерес, нетерпение и… радость. Он снова оказался прав.

— Но дядя Карл сказал…

— Он сказал тебе нашу прошлую теорию, — мягко прервал его Клиффорд, подняв руку в перчатке без пальцев, похожую на те, что носили гонщики в фильмах. — То есть, к знакомым твоего отца правда присматривались. В Штатах. Но сейчас переключились на его семью. Здесь.

Веселость потихоньку угасала. Клиффорд вздохнул.

— Гуру посчитал, что тебе нет смысла переживать, у тебя же конец учебного года, экзамены, там. Ведь мы тебя защитим, так что нервничать нужно только по учебе, — ободряюще произнес мужчина. — Может, ты не понимаешь, но мы довольно крутые.

— А враг?

— Что? — не понял Клиффорд.

— Враг крутой? — уточнил Ал.

Мужчина не смутился, наоборот, улыбнулся.

— Не настолько, как мы. Так считаю и я, пусть и ослушался приказа тебя не беспокоить.

— То есть дядя Карл не знает, что вы мне это говорите?

Клиффорд щелкнул пальцами.

— Верно, не знает. И та девушка в машине — тоже. Ты со мной не согласишься, но я их винить не могу. Они не хотят нервировать ребенка.

— Вы врете или ошиблись? — перебил Ал. Клиффорд вопросительно взглянул на него. — Вы сказали, что думали, что на знакомых отца охотятся. Но это всегда было не так. С самого начала эти люди обосновались в Хигашиюри. С самого начала вы знали, что здесь живу только я и бабушка.

Клиффорд посмотрел на него долгим, почти сочувствующим взглядом.

— Но зачем им я? — Ал заметил, как повысил голос. В школе его могут услышать, да и плевать. Клиффорд его не останавливал, и Ал сам не собирался. — Я же никто. Отец вечно прячет меня, держит подальше. Разве не для того, чтобы ко мне не было вопросов. За что?

Ал осекся, сообразив, что уже задавал такой вопрос. И тогда Карл тоже лишь странно смотрел на него, но вразумительного ответа не дал. Клиффорд же пошел дальше. Он просто промолчал.

— Почему вы мне это рассказали? — спросил-таки Ал.

— Я не считаю, что ты заслужил не знать правды, — ответил Клиффорд, спокойно подождав, пока мальчик не успокоится, и уголок его губ кривовато приподнялся. — Но может, я бы и поступил, как Гуру и Мэри, ничего бы не сказал, и ты жил бы дальше спокойнее, чем будешь жить сейчас. Но от этого ситуация ведь не изменится, так? Я боюсь проиграть в этой игре, Ал. Мэг — опытный шпион, но это не оправдывает того, что мы ее упустили.

— Упустили? — переспросил Ал.

— Мы не знаем, где она, — подтвердил Клиффорд. — Ты сказал, она работала в магазине у твоего дома. Сейчас нет. Никто не видел ее уже несколько дней.

— Она закончила свою работу, — объяснил Ал, пребывая в какой-то прострации. — Она сказала, что доставила информацию… Гору, и дальше оставаться здесь не собирается.

— Она доставила информацию о тебе?

У Ала в голове словно закрутились шестеренки. Семья отца. Не только он. Мэг нет смысла продолжать следить за ним, так как она проследила за бабушкой. Те риелторы.

— Бабушка, — не сумев собрать мысли в одно целое, промямлил Ал. — Она узнала что-то о бабушке. И… вы знали.

Лицо Клиффорда приобрело извиняющееся выражение.

— Я заслуживаю знать правду, — на Ала волной накатило раздражение. — Не так ли?

— Я решил не лишать тебя возможности самому ее узнать, — Клиффорд по-птичьи склонил голову, и из-под панамы выбилось еще несколько непослушных рыжих локонов. — Я ее не скрывал.

Ал фыркнул.

— Так вот, я боюсь проиграть, и говорю тебе все это потому, что считаю, что ты можешь помочь выиграть, — продолжил Клиффорд незаконченную мысль.

— Как? — все еще раздраженно спросил Ал.

— Слушать, наблюдать.

Ал навострил уши, а потом сообразил, что Клиффорд просто привлекал его внимание.

— Мэг с радаров исчезла, но это не значит, что опасность миновала, — продекламировал Клиффорд. — Знаешь, какую информацию она доставила о твоей бабушке? Она дождалась, пока старушка доберется до мэрии, расскажет о том, что в вашу тихую обитель нагрянули риелторы. Твоя бабушка сама открыла ящик с информацией о себе, Мэг осталось лишь ее забрать. С нужными бумажками и новенькой удобной штучкой под названием интернет, можно найти…

— Все, — закончил Ал, и Клиффорд одобрительно кивнул, словно этого и ждал. — Где она родилась, где жила, где работала.

— И сколько у нее было кошек, все верно, — кивнул Клиффорд. — Ты знал, что до недавнего времени никто не знал ни о тебе, ни тем более о твоей бабушке?

— Знал, — выдохнул Ал. — Про себя. Догадывался. А дядя?

— Дядя? — переспросил Клиффорд и нахмурился.

Ал осекся. Он понял, что проболтался. Нельзя было так просто попасться. Отец что, зря настолько хорошо скрывал свою семью? Несмотря на оплошность, Ал не смог сдержать улыбки, натянувшейся на лицо. Клиффорд промычал что-то в ответ и обеспокоенно осмотрел Ала.

— Я не перегибаю? — спросил он. — В смысле, ты можешь отказаться и уйти.

Ал подумал отмахнуться, но дураком он не был. Он понимал, что сейчас, стоя перед школой опасности не чувствует, но может испугаться в решающий момент.

— В любой момент? — спросил он и добавил: — Я могу уйти в любой момент?

— Конечно.

— И мне ничего не сделают, если я сбегу в решающий момент?

— Конечно нет, — терпеливо подтвердил Клиффорд.

— И я не стану очередным предателем?

— Предателем? — не понял Клиффорд.

— Трусом, — поправился Ал.

Клиффорд улыбнулся.

— Бояться за свою жизнь — не трусость. Ты же не будешь храбриться и стоять на месте, пока на тебя нападает злая собака?

Ал помотал головой, вздохнул и спросил:

— Что я должен делать?

Клиффорд ударил ботинком о ботинок, как какой-нибудь школьник, и спросил:

— Ты каждый день ходишь в школу, домой, во двор, а никуда в незнакомое место не собираешься? Бабушка поедет на ярмарку в город, снова заглянет в мэрию — что-нибудь такое.

— Не знаю, — пожал плечами Ал и тут его осенило. — Школьная экскурсия в Акиту подойдет?

— Отлично, — кивнул Клиффорд. — Когда она?

— Пока не знаю. У нас сейчас будут каникулы до начала апреля, потом в первых числах скажут. Но скорее всего, в конце мая или в начале июня. Не слишком поздно? И зачем…

Мелодично пропел колокол школьного звонка на перемену.

— Тебе пора? — спросил Клиффорд.

— Нет! — Ал прокашлялся и спокойнее продолжил: — Это на перемену. Так зачем это?

Клиффорд покосился на машину, потом на школу и, наконец, заговорил:

— Если за тобой следят, им, в отличие от нас, не обязательно делать это каждый день, если твой маршрут одинаков. Мы не можем выследить шпионов, кроме Мэг, но может их вовсе и нет рядом. Но вот в непривычной обстановке…

— Они будут следить за мной, и вы их заметите, — закончил Ал. В животе закрутился колющийся шарик. — Но вы же защитите меня?

— Конечно, — заверил Клиффорд. — Ты просто пройдешься по улице, а я пройдусь за шпионом и стяну с него маску, как в «Скуби Ду».

Ал попытался улыбнуться, но вышло криво.

— Обещайте, что не отойдете от меня, — выдавил он.

«Но разве я могу просить о таком у постороннего?».

— Обещаю, — Клиффорд хлопнул его по плечу и ободряюще сжал его. — Все будет хорошо.

«А у кого еще?».

Ал направился обратно в школу, прокручивая в голове разговор с Клиффордом. Только сейчас он сообразил, что не спросил кучу всего. Как ему, в тайне от Мэрилин, сказать о дате школьной экскурсии? Ведь она наверняка все расскажет дяде Карлу. Попадет ли за это Клиффорду? Его сочтут предателем? Он знает о риске, на который пошел? Что, если он, а не Ал сбежит в решающий момент?

Убегать от собак — не трусость.

Ал обогнул школу и остановился у каменных раковин, чтобы отмыть от грязи кеды. Ледяной бетон пробирался иголочками холода под носки.

Трусостью было бы остаться на месте.

Ал прислушался, подходя к дверям класса, за которым было тихо. Полицейский еще не ушел или всех собрала учительница Саеко? В любом случае, в коридоре никого не было, поэтому Ал постучался и вошел. Класс был пуст. Из живого в нем остались только пылинки, чей полет был виден на снова выглянувшем солнце. Такую тишину было непривычно слушать, ведь всегда, даже во время урока здесь были звуки — скрежет карандаша, чей-то кашель, шепоток. Но где все? По расписанию должен был идти только третий урок.

Заметив что-то странное в конце класса, Ал вошел в комнату. Видимо, пока в кабинете искали телефон, несколько лишних или сломанных стульев вытащили из шкафа и просто поставили друг на друга у задней стены. Конструкция выглядела хрупкой и похожей на те шалаши, которые Ал любил строить с кузиной из одеял, натянутых на мебель. Внезапно из этого шалаша вынырнул Юдзуру. Ал вздрогнул от неожиданности. И как он мог не заметить друга? Не он ли только что обещал приглядываться ко всему вокруг?

— Ты где был? — спросил Юдзуру. — Нас отпустили, чтобы учительница Саеко позвонила нашим родителям, а они с нами поговорили, а тебя нет.

— А я, — голос Ала оказался хриплым и высоким, и он прокашлялся.

Он посмотрел на свои мокрые такие же, как у друга, кеды. У Юдзуру они, конечно же, были сухими. Обе пары обуви уже были поношены и потрепаны, особенно за лето, но оба мальчика отказывались их снимать.

— А я попить ходил. Вот, кеды намочил.

Но голос обычным не стал. К концу фразы совсем осип, и Ал глубоко вдохнул, чтобы исправиться, но вместо вздоха получился всхлип. Он попытался еще раз, и еще раз прозвучал всхлип. Не понимая, что происходит, Ал почувствовал, что взгляд под очками помутился из-за ни пойми откуда накатившихся слез. Он сделал вдох и сдался, и заревел. Ему было все равно на то, что его могут услышать в школе, и тем более на то, что рядом стоит ничего не понимающий Юдзуру.

— Ты чего? То такое? — друг стянул с него очки, пытаясь заглянуть в лицо.

— Я к маме хочу.

Ал сам ничего не понимал. Минуту назад все было в порядке, а теперь он не может остановиться. Но правда ли не может? Ал попробовал очистить голову, глубоко вдохнуть и перестать плакать. Получилось. Он опять не понял, что произошло. Вот он стоит и рыдает, как маленький, а вот уже не чувствует ничего, кроме приятной пустоты. Это вообще возможно — за одну секунду, как по щелчку, прекратить истерику? Может, он вообще не должен был плакать, просто притворялся?

— Ал, — сквозь остатки слез он разглядел обеспокоенно лицо друга.

— Я просто, — замялся Ал. — Папа звонил, и мы… поссорились.

— А-а, — понимающе протянул Юдзуру, хотя ему вряд ли что-то было понятно.

— Извини, — Ал забрал у него очки и начал протирать краешком кителя. — Я не знал, что так сорвусь.

— Не извиняйся, помнишь? — отмахнулся Юдзуру. — Сильно поссорились?

— А? — Ал все еще в каком-то помутнении пожал плечами. — Но все будет хорошо.

Он понял, что это прозвучало, как вопрос, когда Юдзуру произнес:

— Да. Да, конечно.

Или он просто соглашался, или утешал.

Ал надел очки, мир вокруг приобрел четкость, и поправил сползший ремень сумки.

— Значит, на каникулы? — спросил он, чтобы разбавить обстановку.

Юдзуру искренне улыбнулся.

— Значит, гулять. Сегодня пойдем?

Ал тут же хотел согласиться. Потом подумал о том, что ему следует не отдаляться от дома и для своей безопасности, и для безопасности бабушки. Потом согласился.

— Да. Да, конечно.

— Зайдем в магазин у твоего дома, я ту жвачку хочу.

— Определенно нет.

Юдзуру не успел удивиться такому ответу. Дверь в класс распахнулась, отчего Ал вздрогнул, и вошел Лиза.

— Ой, — бросил он и странно покосился на них. — А вы чего тут?

— Я Ала ждал, — тут же как-то резко ответил Юдзуру, а тот отвел наверняка покрасневшие глаза.

— А, — протянул Лиза и стушевался. — А я пенал забыл.

Он пробежался глазами по классу, и Алу даже показалось, что он врет, ведь пенала на его парте не было. Но тут мальчик прошагал по соседнему ряду в конец класса и достал пенал с верхушки башни из стульев. И что он там делал?

— Только вы, — Лиза как-то скованно обернулся к ним, — можете никому не говорить, что я был здесь?

— Ладно, — кивнули они.

Ал не удержался и добавил:

— Из-за телефона, да?

Лиза пожал плечами и прошагал мимо к выходу из класса, его немытые волосы блеснули на солнце.

— Меня все подозревают.

Ал был благодарен за то, что Лиза не спросил про то, не подозревают ли его и они с Юдзуру.

— Но ты же не крал телефон? — спросил Юдзуру.

Лиза последний раз развернулся к ним в дверях.

— Нет.

Ал ему поверил.

Глава 9
Командная работа

Ветер пробирался сквозь рубашку, трепал ее вместе с вязаной кофтой так, словно собирался сорвать с тела. Пыль забиралась в глаза, сумев обойти преграду из очков, а волосы во рту не давали нормально говорить. И все-таки Алу было хорошо. Юдзуру посмеивался с того, что он постоянно лез руками то к рту, чтобы убрать волосы, то к слезившимся глазам, потом возвращался к ним, поправляя очки. Они сидели бок о бок на качелях, даже не пытаясь раскачать их, наверняка тогда разыгравшийся ветер подхватит их вместе со свежей листвой с деревьев и просто скинет на землю. Ал как будто успел позабыть, какого это — чувствовать что-то щекочущее и приятное внутри. Даже сейчас это покалывание смешивалось с чем-то странным, не было таким, как раньше. Может он просто взрослеет и радости, поглощающие его раньше с головой, теперь едва касаются груди? Как взрослые, которым надоело Рождество, и они далеко не так рады, как дети. Но даже так он мог расслабиться настолько, что, не держась за белый покрашенный потрескавшейся краской деревянный поручень качели, просто свалился бы назад на песок безо всякого ветра и ничуть бы не расстроился.

Он проводил Юдзуру до конца улицы и с минуту смотрел в его удаляющуюся спину, затем подошел ближе к дороге и огляделся по сторонам, словно высматривал машины, чтобы перейти ее. По сути, так и было, за исключением того, что, когда светящийся сигнал светофора сменился на синий, Ал развернулся на сто восемьдесят градусов и побежал обратно к детской площадке. На дороге он высматривал лишь одну машину — черную. Насколько позволяли заляпанные очки, Ал разглядел в ней лишь одного пассажира.

Надеясь на еще одну удачу за сегодня, Ал прижался к стене, огибающей с двух сторон детскую площадку, на которой уже не было пусто. На их с Юдзуру место, на его место, пришла маленькая девочка в красном платье, которую раскачивала на качелях мама, слегка толкая поручни. Ал только сейчас понял, что единственная семья с ребенком на его улице — их семья, но на площадке они появлялись очень редко.

С трудом оторвав взгляд от ребенка, Ал отвернулся. Ему не хотелось идти по тротуару прямо мимо магазина, пусть Мэг там теперь не появлялась. За стеной, не прилегающей к участку с домом, располагался небольшой пустырь с пожелтевшей сухой травой, за ним — парочка рисовых полей и ферма, слева — рынок. Надеясь, что зрение знакомых бабушек подведет их к старости, и они его не разглядят, Ал свернул на пустырь. Ветер так и не утих, и хлестал сухие ветки по ногам Ала, царапая их и мешая идти. Граффити в Японии встречались редко, по крайней мере, в Хигашиюри, но здесь кто-то нарисовал странный гриб с глазами, множество сердечек, кандзи «любовь» и вопрос «что?» на английском.

— Эй.

Ал оторвался от разглядывания граффити и перевел взгляд на Клиффорда.

— Привет, дружок. Как погулял?

— Привет. Хорошо.

На мужчине уже не было бархатной черной куртки, на смену ей пришел темно синий спортивный костюм, зато панама с маской остались, дополнили образ солнцезащитные очки. Ветер выбил намного больше прядей из-под панамы, чем в тот раз, и теперь они то щекотали мужчине скулы и уши, то просто торчали вверх. Выглядел он как легкомысленный студент, а не как тайный агент. Но, наверное, так и нужно было. Впрочем, как только Клиффорд увидел мальчика, приспустил маску на подбородок, а очки натянул на панаму. Его глаза напомнили Алу траву под ногами, только зеленее.

— Выглядите… экстравагантно, — заметил Ал.

— Слишком заметно для тайной миссии, ты хотел сказать? — улыбнулся Клиффорд. — Я уже выделяюсь ростом, так почему бы мне не переключить внимание местных зевак на мой образ? Студент, приехавший на каникулы к родителям. Ничего необычного.

— Кроме того, что сейчас не лето, — поднял бровь Ал.

— Тогда оправдаюсь тем, что по кустам я пролез очень незаметно, — Клиффорд подмигнул. Наверняка от их с Мэрилин машины, стоящей в конце улицы за заправкой, он добирался до сюда напрямую через пустырь. — Но ты позвал меня не мой наряд обсудить, так?

Ал кивнул. Он уже несколько недель изнывал от того, что больше не виделся с Клиффордом и Мэрилин. Ему начинало казаться, что все это был сон, как он снова видел их черную машину, или серую, или бежевую. Ал очень удивился, когда авто сменилось в первый раз. Но приблизившись достаточно близко, разглядел в пассажирах знакомые лица. Он убежал, пока Мэрилин грозила ему кулаком, а вечером ему позвонил незнакомый номер. Ал потерял все номера со старого, поэтому, не задумываясь, снял трубку. От удивления, что ему звонит Мэрилин, он даже не подумал сбросить, когда она начала отчитывать его за неосторожность.

Однако новый контакт «злая тетка» и смена машин с периодичностью в пару дней скоро наскучили. Отсутствие общения с отцом, дядей Карлом — любым, кто мог хотя бы сказать, что ничего нового не происходит, заставляло по очередности ерзать от нетерпения, беситься и впадать в мрачное безразличие и обреченность.

Ал уже какое-то время думал, нужно ли сообщить Клиффорду о дате школьной экскурсии, которую наконец огласили, и не передумал ли он вообще, и как это сделать в тайне от Мэрилин. Но после сегодняшнего разговора с бабушкой, откладывать больше нельзя было. Поэтому перед очередной прогулкой с Юдзуру Ал специально пошел его встречать, чтобы заметить машину Клиффорда и Мэрилин. Ал не знал, как незаметно показать мужчине, что им нужно поговорить, поэтому махнул головой в сторону, словно скидывал челку со лба, и тупо пялился то на Клиффорда, то на Мэрилин, показывая, что она им не нужна. Юдзуру пришел раньше того, как она снова бы позвонила и начала ругаться. Но несмотря на опасения, Клиффорд выглянул из-за стены, огибающей двор, в котором они с Юдзуру гуляли, и скрылся за ней, как только Ал его заметил. Парень нервничал от того, что мужчине приходится ждать его, но и бросить друга не решался. После прогулки заходя за стену, где недавно показался Клиффорд, Ал думал, что мужчина разозлился, не дождавшись его, и ушел. Но он остался, и выглядел как всегда дружелюбно.

— Для начала, нам сообщили о дате школьной поездки — двадцать пятое мая. А еще помните, вы спрашивали про то, не собирается ли бабушка еще раз сходить в мэрию?

— Помню, — кивнул Клиффорд.

— Сегодня собирается, — Ал не удержался и улыбнулся. — Решила просмотреть свои документы по месту жительства и прошлому месту работы. Ну, чтобы ситуации как с рынком не вышло. Это я подсказал.

Он ожидаемо получил похвалу.

— Молодец. Ты сможешь напроситься пойти с ней? — спросил Клиффорд.

— Я уже напросился.

— Отлично, — улыбнулся Клиффорд.

— Я должен буду что-то сделать? — осторожно спросил Ал.

Клиффорд задумался на минуту, его лицо потеряло хитрое выражение, которое сменилось на сосредоточенность. Он глянул за спину Ала, мальчик даже испугался, что за ним кто-то стоит, и обернулся, но никого, кроме мясника вдалеке за прилавком рынка не заметил. Ветер подул с новой силой одновременно с тем, как Клиффорд заговорил.

— Если за тобой следят, то это могут быть те же люди, что уже заглядывали в мэрию как иностранные послы.

— В Хигашиюри, — хмыкнул Ал. — Вам так и не удалось выяснить, следят ли за мной?

— Мы с Мэрилин наблюдаем за тобой, а не за ними, — извиняюще улыбнулся Клиффорд. — Никого очень уж приметного точно нет.

— Но другие люди дяди Карла, — Ал повысил голос, чтобы перекричать свист ветра. — Неужели никто…

Клиффорд наклонился ближе к Алу, избавляя его от необходимости кричать, и проговорил прямо в ухо:

— Это кто-то из твоего окружения. Шпион следит за тобой не как мы с Мэри, не таскается хвостиком. Он наблюдает, притворяясь декорацией в обычной жизни. Продавцом, садовником.

— Мэг…

— Мэг пропала, Ал. Думай, кто враг.

Клиффорд отстранился и улыбнулся. Выглядело искренне, но просто не могло таким быть. Ал попытался собраться с мыслями. Страха он не испытывал, но что-то неприятное копошилось в груди, как мышь в кладовке.

— Но, если мой шпион уже заходил в мэрию, он может сделать это и сегодня.

— Верно, — спокойно кивнул Клиффорд и добавил: — Не бойся, в здании вас с бабушкой не тронут.

— А за его пределами?

— За его пределами будем мы, — ухмыльнулся Клиффорд. — Да и в здании найдется работенка. Если кто-то пойдет за вами, мы его поймаем.

— И снимите маску, как Скуби, — закончил Ал.

— Чур я Дафна. А ты сойдешь за Шегги.

— Эй! — Ал не сдержался и улыбнулся.

— Дам тебе быть Фрэдом, если задержишь бабушку. Она наверняка будет говорить с кем-то, чтобы ей выдали документы. Постарайся сделать так, чтобы они болтали как можно дольше, чтобы у нас было время, хорошо?

— Мне не нравится Фрэд, слишком у него все хорошо, — ухмыльнулся Ал. — Но я постараюсь.

— Удачи, малыш, — Клиффорд потрепал его по голове.

С боевым настроем Ал развернулся и сделал шаг, чтобы выйти с пустыря и направиться домой. Время близилось к пяти, но ветер нагнал тучи, и небо потемнело буквально за несколько минут, создавая видимость позднего вечера. Ал засмотрелся на серое облако над головой и чуть не налетел на Мэрилин. Испугавшись, он отступил на шаг и споткнулся о спутавшуюся траву. Клиффорд придержал его, пока его напарница просто смотрела на них. Взгляд не полыхал гневом, но выражал какое-то удивление и что-то вроде разочарования.

— Подслушивать не хорошо, — Клиффорд снова положил руку на плечо Ала, выражая молчаливую поддержку, за что тот был благодарен. Его слова прозвучали фальшиво весело и стихли под взглядом Мэрилин.

— Ты боишься ослушаться…

Риторический вопрос Мэрилин растворился у нее на губах. Ал не сразу сообразил, почему, но обернулся на Клиффорда достаточно вовремя, чтобы увидеть, как он убирает палец от губ.

— Что? — резко, как то пестрое граффити, спросил Ал.

— Просто не хочу, чтобы она ругалась и на тебя тоже, — Клиффорд убрал руку с плеча мальчика и обратился уже к Мэрилин. — Мэри, это моя инициатива. Ал тут не при чем.

Тонкие брови девушки взметнулись вверх. Теперь она начинала выглядеть рассерженной.

— Он-то точно тут не при чем, — протянула она согласно.

— Это мой выбор. Я сам решил, — Ал попытался защитить Клиффорда, но замолк под взглядом Мэрилин.

Она вновь посмотрела на напарника. Ветер растрепал ее волосы и скинул капюшон, вытаскивая из когда-то тугого хвоста все больше прядей и наматывая их на нос, уши, но ее это не волновало.

— Он имеет право знать правду, — серьезно ответил на ее взгляд Клиффорд.

— Знать, но не участвовать.

Она не ругалась бессмысленно, в ее голосе читался стержень и логика. Ал же в противовес ей совершенно по-детски вскрикнул:

— Имею.

Его проигнорировали.

— Ты правда думаешь, что я подверг бы его опасности? — с ноткой не скрываемого разочарования спросил Клиффорд. — Большей, чем он подверг бы себя сам.

— Ты, может, и нет, — ответила Мэрилин. — Но за…

— Давай поговорим позже, — прервал ее Клиффорд.

— Короче, я иду с бабушкой в мэрию в ближайшие пол часа с вами или без, — прервал их перепалку Ал, повысив голос и двинулся вперед.

Его никто не остановил, но уже когда он проходил мимо столба из сердечек, чтобы повернуть за стену, Мэрилин произнесла ему в спину:

— Ты не знаешь, на что идешь, парень.

— Знаю, — сердито отозвался Ал. — И вы не имеете права мне указывать, как поступать.

— Верно, я же не твоя мать, — спокойно произнесла Мэрилин.

Гнев, слабо бурливший до этого внутри, вскипел и взметнулся вверх, как в извергающемся вулкане.

— Я знаю, на что иду! — крикнул Ал, наплевав на то, что кто-то на улице может услышать английскую речь. — Я не первый раз сталкиваюсь с опасностью. А просто отсиживаться на месте больше не буду. Это трусость!

Его никто не остановил, и уходя с детской площадки, на которой уже никого не было, он не слышал криков, призывающих затормозить, или ссоры. Может из-за свиста ветра в ушах. Он постоянно оборачивался, подходя к дому, но ни Клиффорда, ни Мэрилин так и не увидел. Может, они решат не вмешиваться. Может, Мэрилин остановит Клиффорда, заставит его передумать. Но он не остановится. Он слишком долго сидел на месте. Это было нормально, когда он был ребенком, но даже тогда это не помогало.

Воспоминания погасли со временем, стали не такими яркими, где-то утратились полностью. Но даже сейчас палящая жара, колеблющаяся перед глазами, как воздух перед огнем, напоминала ему о той заправке, где отец припарковался прямо перед въездом в город. Ал не помнил, в какой момент заметил единственного человека на улице. Сначала пришел интерес, а потом — всепоглощающий страх. Конечно, взрослый мужчина догнал восьмилетнего ребенка в два счета. Ал даже не смог закричать. Он помнил, как обернулся и упал, как нож, каким папа разделывал большие куски мяса с костью, блеснул на солнце, как отец ударил человека каким-то камнем, подбежав сзади. Мужчина упал в траншею у дороги, трава у его головы окрасилась в красный и блестела, нож, тоже красный, выпал из руки. Страх отступил, Ал хотел спросить, мертв ли этот человек, но не смог. Отец подбежал к нему, развернул его голову к себе и уткнул в плечо во влажной от пота ткани футболки. Затем поднял на руки, и Ал только тут почувствовал боль в животе. Он прижал руки к телу, они вмиг стали влажные. Перед глазами все поплыло, и только в машине он понял, что тот мужчина успел его ударить, но Ал почему-то этого не почувствовал. Тогда он уснул аккурат до приезда еще одной машины. Дяди Карла. Но тогда его волновал другой дядя. Родной. Тот, которого Ал плохо помнил даже с поминок мамы в Японии, где собралась вся семья. А теперь был вынужден переехать к этому незнакомцу, так похожему на отца, но никогда бы его не заменившему. От этого воспоминания о нападении отошли на второй план, и Ал о нем почти не спрашивал.

Но он начал задавать вопросы, когда вернулся из России. Он был уже не тем восьмилетним ребенком, а десятилетним мальчишкой, переставшим молчать. И отцу пришлось рассказать хотя бы что-то. Нападавший — человек, нанятый кем-то, кто узнал о существовании Ала, и решивший его убить. Кто-то — убийца мамы, на которого охотился отец, думал, что Ал погиб еще тогда. Убийца мамы — тот, который послал тех четверых, один из которых умер еще в тот день, еще два были убиты пару лет назад, а последний скрывался все это время. Но даже так отец попросил ни во что не вмешиваться, сидеть тихо и жить спокойно. Ал послушался, а через два года, когда он выходил из школы, кто-то подошел к нему сзади и приложил дурно пахнущий платок к носу.

Ал очнулся в каком-то просторном гараже или подвале с рифленой дверью привязанный к стулу. Он испугался, что его будут пытать, и заплакал. Никто на звук не пришел, пытать не стал, по стенам помещения не были развешаны приспособления для пыток, которые он видел в фильмах ужасов. Пугала только циркулярка, но такая была в каждом гараже. Ничего нигде не болело, только сверху было что-то вроде душа, и оттуда прямо на голову стекала тонкая струя ледяной воды. Ал начал замерзать и попробовал передвинуть стул, но тот словно приклеили к полу. Он окончательно продрог, ужасно хотел в туалет и проголодался, но никто так и не приходил.

Ал задремал и проснулся от громких звуков в доме и на улице, это определенно были выстрелы. Он попытался закричать, оповестить о своем местоположении, надеясь, что это полиция пришла его спасать, но лишь клацнул зубами от холода. Голос пропал, горло болело, как и все остальное тело, а его трясло, как стиральную машину в режиме отжима. Выстрел прозвучал совсем рядом, намного громче, чем в фильмах, и в дверь за спиной кто-то ворвался. Ал втянул голову в плечи, словно это могло помочь не прострелить его. Но вошедший не выстрелил, не в него, по крайней мере. Чьи-то огромные руки перерезали веревки сначала на руках, потом на ногах. Ал упал со стула на четвереньки и даже не посмотрел на своего спасителя, просто рванул вперед на онемевших конечностях и шлепнул по кнопке открытия двери гаража. Все те же огромные руки помогли поднять ее вверх. Ал не стал дожидаться, пока щель окажется достаточно большой для его роста, просто снова упал на колени, с огромным трудом поднялся и побежал вперед, не смотря по сторонам.

Он упал и пропахал носом землю, почувствовав боль в ноге. Что-то стекало по левой икре, но Ал вскочил на ноги, онемение помогло не чувствовать боль. Что-то маленькое упало, пролетев под штаниной. Ал не понял, было это что-то горячее или холодное, и снова рванул вперед, обозначив цель. В метрах двадцати стояла машина с открытыми дверьми. Ему было плевать, чья она, мозг отключился, позволив действовать телу, но откликнулся на чей-то оклик на полпути. Ал обернулся и упал, схватившись за плечо. Теперь он понял, что его подстрелили, чувствовал пулю в мышце рядом ключицей, чувствовал боль. Отец рывком подхватил его на руки и донес до машины. Ал заснул только когда выстрелы стихли, незнакомая темнокожая женщина вытащила пинцетом пулю, сказав, что ему повезло, пока Ал корчился на заднем сиденье, сжимая бинт в зубах. Потом отец накрыл его своей курткой, мальчика снова начало трясти, и сон подступил под звук мотора.

Отец сказал, что его взяли в заложники, чтобы он сделал что-то в обмен на сына, что было нужно похитителем. Ал думал, что получит больше ответов, а вместо этого отправился к бабушке. И раз отец продолжает отказываться их давать, он добудет их сам. Все равно система «сиди дома, и тебя никто не тронет» оказалась не рабочей.

Ал столкнулся с бабушкой прямо у калитки. Она уже отперла ее, но решила напоследок снять сушащееся рядом белье с веревок. Продолжая кидать его в жестяной тазик у виноградной лозы, она произнесла:

— Ой, думала уже без тебя идти. Занеси обувь домой. Вон какие тучи набежали.

— Думаешь, будет гроза? — спросил Ал, послушно хватая свои кеды и бабушкины шлепанцы с каменного порога.

Словно услышав его слова, небо разразилось громом. У Ала по коже пробежали мурашки. Он любил грозу, разве что бабушка запрещала включать в это время телевизор и подходить к окну, чтобы увидеть молнию.

— Зонт я взяла, но не хочу идти под дождем, так что давай живее.

Ал молча послушался и вышел на дорогу, боясь, что бабушка в любой момент скажет, что никуда не пойдет в такую погоду. Однако она подобрала юбку, чтобы ее не трепал ветер, и направилась к концу улицы. Мэрия располагалась рядом, прямо через дорогу от заправки на перекрестке. Двухэтажное серое здание с большими окнами тянулось вдоль рисовых полей с одной стороны, и напротив постройки с несколькими ресторанчиками и кафе — с другой.

На входе в мэрию стоял охранник, и бабушка быстро переговорила с ним, объяснив цель ее визита. Ал немного удивился, когда на вопрос мужчины с большим животом и волосатыми руками о том, что здесь делает Ал, она очень убедительно начала объяснять, что его не с кем оставить дома, что он боится грозы, и что он может многому научиться, посмотрев на здешних работников, и в будущем пойдет работать в госструктуру. Мальчик не знал, что из этого убедило охранника впустить их обоих, но тот отошел от поста и позвал кого-то из работников. Через пять минут, когда охранник не вернулся, Ал начал беспокоиться и оглядываться. Через стеклянную дверь была видна парковка, но машины Мэрилин и Клиффорда Ал не заметил.

— Может, все-таки позовем кого-нибудь? — в очередной раз спросил он.

— Говорю же, это не вежливо.

Ал хотел спросить, что в этом невежливого, когда бабушка стукнула себя по лбу.

— Ты лучше скажи, получил ли посылку? Совсем забыла.

— Посылку? — переспросил Ал.

— Твой папа мне сегодня сказал, что сделал тебе подарок на окончание учебного года. Телефон посылкой послал.

— А-а, — протянул Ал. Несмотря на то, что он все еще не общался с отцом и обижался на него, был безумно благодарен за то, что тот избавил его от необходимости и дальше прятать новый мобильный. — Да, получил. Утром под калиткой нашел.

— И мне не показал. Спасибо хоть сказал или вы все еще не общаетесь?

— Забыл показать, — видя взгляд бабушки, Ал добавил: — Ну ты же забыла спросить про это.

— Милый, мне сколько лет? — хмыкнула бабушка.

— Не так уж много.

— Ну спасибо.

Но не успел Ал залезть в карман, чтобы показать телефон, как заметил человека, работника, который двигался прямиком к ним. Бабушка открыла рот, чтобы спросить, в чем дело, но и сама заметила этого… нет, это был не работник. Высокий рост, белая с зелеными и красными полосами ветровка была похожа на деталь гоночного или спортивного костюма, не сочетавшегося с рубашкой и брюками под ней, медицинская маска на лице, но волосы не черные, мужчина был шатеном, не японцем, пусть и метисом, как Ал.

Он вспомнил слова Клиффорда. Если за ним следят, то это могут быть те же люди, что уже заглядывали в мэрию как иностранные послы. Ал почувствовал, как живот сковывает от страха и попытался вспомнить еще одни слова Клиффорда. Их с бабушкой не тронут в мэрии.

— Извините за ожидание, — незнакомец поклонился, говорил он с сильным акцентом. — Начальство долго не могло разобраться, кто может помочь вам с вашей проблемой, Корито-сан. Я так понимаю, вас беспокоит ситуация с пожаром на вашем рабочем месте. Ваш товар пострадал, верно? Застрахован он не был?

На Ала незнакомец не обращал ровно никакого внимания. Парень не знал, где сейчас Клиффорд и Мэрилин, может они все же решили не контролировать ситуацию, но снова впутывать бабушку парень не хотел.

— М-м, — протянула она, слегка ошарашенная тем, кого к ней послали. — В общем, да. Но я шла перепроверить свои документы о месте работы и жительства после переезда у Окино-сана. А вы, простите…

— Джек Гарфилд. Я из калифорнийской предпринимательской компании. В целях международного сотрудничества, мы в данный момент работаем в префектуре Акита в отрасли сельского хозяйства. Если у вас нет вопросов к нашей компании, могу проводить вас к господину Окино.

— Да, — замялась бабушка после явно отрепетированной речи. — Да, давайте.

Ал дернул ее за рукав, но она его проигнорировала. Он не знал, что делать. Наверняка их ведут в какую-нибудь ловушку, но как отговорить бабушку добровольно попасться в нее?

— Прошу прощения, — тем временем пробормотал Джек Гарфилд, достал из кармана телефон и заговорил в трубку на английском: — Меня послал Клиффорд. Сделай лицо попроще, а то выглядишь, будто сейчас намочишь штаны.