Бесплатный фрагмент - Уроборос

От автора

Идея написать о великих потрясениях 7 века зародилась у меня очень давно. Еще в школе меня привлекало почему-то это время, время изменений и великих переломов, однако написано о нем по какой-то причине крайне мало. По какой-то причине, данная эпоха не интересовала историков и писателей, хотя о гораздо более древних Пунических войнах или Греко-персидских созданы тысячи произведений и научных работ. Интерес был в первую очередь о том, почему две мощнейшие державы мира так легко пали под натиском дикарей из пустыни, которые не имели опыта государственного строительства, чиновничьего аппарата, опытной армии, но свято верили в новую религию одного Бога и его пророка. Пророка, которого многие знали лично и видели все бытовые его привычки. Как получилось, что Рим и Римская империя, которая с честью прошла через тяжелейшие испытания на протяжении многих веков, так или иначе выживала под ударами судьбы и обладала просто фантастической устойчивостью и гибкостью, практически без боя, только после одного сражения, безропотно отдала большую и самую богатую часть своего государства, а оставшиеся восемь веков, по сути, растянулись в долгую агонию, которая прерывалась редкими попытками восстановить былое величие. Почему гордый Иран, который не останавливал натиск на запад в течение четырех веков и мечтал о возрождении великой империи Ахеменидов, так же безропотно и покорно, как скот на бойне, всего после двух сражений склонил свою голову перед пришельцами из пустыни, большинство из которых даже не умели читать. Куда делась Сасанидская гордость, надменные аристократы и их арийская доблесть, если они не поднялись все, как один, на защиту свой Родины от завоевателей? Да, Иран через столетие возродился в виде Аббасидского халифата, но уже на основе новой религии. Однако, это уже был другой Иран, не блистательный и гордый, а сломленный и опутанные новыми цепями, откуда он пытался найти спасение в верховенстве и фактическом обожествлении имама Али и его потомков, Иран, погрузившийся в мистицизм и богословские диспуты. Только таким образом, иранцам удалось спасти свое самосознание в океане других правоверных. Можно приводить много причин, и все они будут верны, однако основной, без сомнения, является тяжелейшая война начала 7 века, которая истощила обе великие державы. Об этой, фактически первой в истории мировой войне, которая затронула практически всю Евразию от Пиренеев до Китая и от Карпатских лесов до пустынь Эфиопии, по какой-то причине непростительно мало написано, хотя именно она создала современный мир в том виде, в котором мы его видим. В нем были, как полагается, основные противники, которых поддерживали многочисленные союзники. За Рим, так или иначе, были западно-тюркский каганат, молодой государство хазар, а за Иран были хозяева Восточной Европы, авары. Свою игру так же вели западные германские государства, которые хотели вырвать свой кусок, славяне, которых распирала пассионарность, арабские государства, Тибет и возрождающийся Китай. Это была бы просто огромная по масштабам и театрам военных действий война, если бы не одно «но». В Иране, который фактически объявил поход против Креста, большинство населения были христианами, а в Римской империи бурлили богословские споры, а официальная церковная доктрина о Святой Троице и иерархии в ней находила резкое отторжение у восточных провинций. И, кроме того, в обеих державах были сотни религиозных сект, которые то возникали, то исчезали, сливались с другими, разделялись и развивались. Все было перемешено, как на восточном базаре: христианство, зороастризм, манихейство, иудаизм, митраизм, остатки веры в эллинских и римских богов. Религии перенимали друг у друга доктрины и обычаи, перетекали одна в другую, и в этой борьбе мирополагающих идей не могло быть места многим. И не следует забыть про евреев, которые были довольно многочисленны в обеих империях и пытались вести свою игру. Евреи в Римской империи, несмотря на свою крайнюю многочисленность, оставались людьми второго сорта, еще все прекрасно помнили их кровожадные восстания, которые оставили после себя безлюдные огромные провинции. Их соотечественники же в Иране оставались в довольно привилегированном положении и сохраняли древнейшие обычаи праотцов, не без основании видя в в западных братьях радикальных религиозных фанатиков. Эта война была примером героизма и трагизма, предательства, поражения, подкупов, личная ненависть отдельных людей привели к тому, что и Рим и Иран оказались полностью разрушены. Но почему это случилось? Ведь многочисленные войны древности никогда не проводились с таким ожесточением и ненавистью, как командиров, так и простых солдат друг к другу? Да что там говорить, даже мирные жители города, взятого неприятелем, в неистовом исступлении убивали своих вчерашних соседей, чтобы, когда город был отбит, самим бежать от жестокой резни собственной армии. Почему именно эта война оказалась последней, которая закрыла эпоху Древнего мира и открыла Средневековье? Чтобы рассказать о цунами событий, пришлось начать рассказ издалека, с истоков событий, которые дали такие ужасающие следствия. А началось все в далеком 590 г. н.э., когда великий полководец Ирана, слева которого гремела далеко за пределами его Родины, внезапно попал в опалу у своего повелителя. В этой книге представлена первая часть большой истории, как личные отношения и цепочка случайностей перевернули страницу эпохи и начали новый этап развития человечества.

Пролог

Первый голос, казалось, принадлежал более важному человеку, который привык отдавать приказы, и даже свистящий шепот не мог изменить это впечатление.

— Ты сделал, все, о чем мы договорились? Деньги отослал, куда нужно?

Второй говоривший, судя по голосу примерно того же возраста, но привыкший подчиняться и оправдываться. Эти извинительные нотки никуда не делись даже сейчас.

— Да, да, конечно. Часть пошла… эээ… на юг, часть к восточным странам, а основная часть — на границу, как и решили.

Первый промолчал и высокомерно добавил:

— Надеюсь, ты ничего не прикарманил, как в прошлый раз?

Второй поперхнулся, и в полумраке было заметно, как он яростно мотает головой.

— Нет, нет! Я же все понимаю, глупо взять сейчас, а потом на наше дело ничего не останется. Я уже клялся Господом нашим, что в прошлый раз была ошибка, бес попутал.

— Ага, ошибка. Не повторяй ошибки. Второй не будет, с тобой случится несчастный случай во время марша армии или твои дети бесследно исчезнут, а ты знаешь, как я люблю детей.

— Я все понимаю. Все деньги были отправлены. Думаю, в следующем месяце мы можем начинать, когда деньги дойдут до нужных людей.

— Хотелось бы верить. Люди готовы, ты провел нужную работу? Они сильно недовольны?

— Я специально задерживал им жалование и обвинял во всем высших чиновников, а потом из своего кармана как бы им платил. Они очень обозлены на императорские власти и благодарны мне.

— Благодарны тебе, -задумчиво повторил первый. Повисла пыльная и тягостная тишина. Второй не осмелился заговорить и ждал, пока великолепный мозг первого создаст, оценит и отбросит десятки постоянно возникающих планов.

— Ну что, -будто очнувшись произнес первый. Тогда все в силе, отправляйся к своей армии на границу, я дам знать, когда начинаем. Примерно ориентируйся к весне, как раз дороги высохнут, и ты сможешь быстро дойти до Константинополя.

Второй согнулся в низком поклоне и вышел из этой комнаты. Как только он закрыл за собой дверь, то он сразу приосанился, и больше не напоминал того бесхребетного неудачника, которого представлял в столице. Он был отличным военачальником, но в душе его давно и прочно поселилось зло, которое он старался выплескивать на врагах. Однако, было понимание, что если их план удастся и начнется безумие в империи, все жители будут ошеломлены жестокостью и морями крови, которые прольет этот человек. Они думают, что знатные и богатые господа могут им помыкать? Он изнасилует их сыновей и заживо сожжет их, а эти, вчера еще важные и надменные аристократы, потомки еще сенаторов из Рима, будут смотреть невидящими глазами на зрелище. И пусть его сожрут все демоны Ада, если он позволит им закрыть глаза. Смерть, всем смерть!

Но не сейчас. Пока надо снова надеть маску никчемного человечишки, которым пользуются очень умные и важные господа, которые думают, что их пороки и планы никому не известны. Их алчность написана на их лице, и скоро они поплатятся за свои грехи. Сейчас следует идти в другое место великой столицы, там другой человек, не менее важный, строит похожий заговор и использует его в той же роли. Ох, как он смеется про себя, когда слышит похожие фразы, планы действий и высокомерные приказы. Боже, неужели, на самом верху находятся такие идиоты? Как они достигли таких вершин? Случайно, как же иначе. Ничего, требуется немного потерпеть, и тогда он будет смеяться самым радостным смехом в мире, а они будут желать об одном: чтобы он выжег им глаза, а потом даровал быструю смерть. Но он не настолько милостив. Глаза в последний раз сверкнули, он ссутулился и нерешительно побрел в сторону выхода.

Глава 1

— Сколько можно ждать этого идиота Афанасия?!, — кипятилась Епифания, — ему же еще две недели назад было сказано готовиться к отъезду господина. Неужели он хочет, чтобы солдаты выступили без своего командира? Вот будет позор, когда легиона императора Маврикия отправятся в Армению, а командующий будет, как женщина носиться по дому в поисках забытых вещей.

София, ее молодая служанка, прыснула от смеха, зажала себе рот рукой и побежала искать Афанасия, так не вовремя перепутавшего дни и не собравшего нужные вещи своего господина, Ираклия. Весь большой дом гудел с самого рассвета, женщины суетились, управляющий с помощниками давали последние советы телохранителям Ираклия, Льву и Анастасию, как вести хозяйственную деятельность в Армении, конюхи успокаивали жеребцов, готовых уже сейчас броситься переплывать Босфор и нестись без остановки на Восток. Островком среди всеобщего безумия был построенный во дворе небольшой отряд личной стражи Ираклия, отборные солдаты из его родных земель, из тех, где высились величественные горы и глубочайшие ущелья, где царствовали орлы, где был когда-то согласно мифам прикован Прометей за свое преступное человеколюбие. На земле, где с короткими перерывами уже полтысячелетия боролись две могущественные империи мира: ромеи и арии. Где уже почти двадцать лет длилась кровавая война, конца и края которой было не видно. Они были, как и сам Ираклий, из Армении. Страны, разрываемой на части, страны, безусловно и глубоко христианской по вере, и так же безусловно иранской по культуре.

Постепенно хаос нарастал, и даже железной воле Епифании он казался не под силу. Лишь один человек мог навести порядок — сам хозяин. Он мог ввести ту железную дисциплину и порядок в работе своего дома, которой всегда так не хватало в армии, по устоявшимся традициям, внутренне расколотую по религиозным и географическим признакам, тайно или явно подогреваемым конкурирующими между собой офицерами всех звеньев. Однако, Ираклия не было — он вызван ночью в императорский дворец. Зачем, почему — никто не знал, что и вызывало некую нервозность и тревогу. Император Маврикий является великим повелителем, однако абсолютно непредсказуемым, никто не может поручиться за то, что в последний момент он не передумает и не пошлет Ираклия, например, усмирять берберов в окрестностях Карфагена или назначит заведовать выпуском монет на Сицилии. Солнце поднималось все выше, а хозяина дома все не было.

В тот момент, когда его дом напоминал растревоженный улей, Ираклий шел по императорскому дворцу. Его вызвали несколько часов назад, однако Маврикий оказался занят и пришлось провести несколько часов в компании императорской стражи и нескольких евнухов. Нетерпеливо меряя шагами небольшой зал для ожидающих приема, Ираклий пытался вспомнить, все ли он приготовил для выступления в поход. Обычно, такие дела полностью на себя брал Афимий, его правая рука, ветеран, служивший еще его отцу, и пользующийся непререкаемым авторитетом среди солдат, однако Ираклий пытался в ответственные моменты проконтролировать все самостоятельно. Нет, подумал он, вроде все готово. Из коридора вынырнул один из евнухов и подошел к нему.

— Император ожидает. Прошу за мной.

Ираклий неплохо знал огромный комплекс дворца, где по своему рангу и долгу службы бывал довольно часто, участвую в празднествах, обсуждая государственные дела или принимая зарубежных послов, однако на сей раз евнух вел его какими-то неприметными коридорами и незнакомыми лестницами в отдаленную часть дворца. Шальная мысль промелькнула в голове Ираклия: «Меня хотят казнить». Поразмыслив немного, он пришел к выводу, что вряд ли. Он не такая большая сошка, чтобы его казнью занимался сам император. В Константинополе связей и поддержки Ираклий имел мало, популярностью среди сената и народа тоже особой не пользовался, поэтому назначать на совете его наместником и стратигом Армении, а потом казнить — это слишком даже для ромейского императора. Пройдя несколько узких коридоров (интересно, он подумал, а много ли людей знают, что помимо видимой части дворца, есть еще невидимая, больше, и, наверное, важнее, чем первая), евнух, остановился перед неприметной бронзовой дверью и поклонился.

— Император ждет тебя внутри, стратиг.

Ираклий вошел. Сперва, он не понял, где находится, скорее всего, чья-то частная библиотека или комната управляющего дворцом, где он ведет свои записи. Небольшое окно давало совсем немного света. В дальнем углу помещения, в полумраке, Ираклий различил три фигуры, которые склонились над столом и на что-то смотрели. Скорее всего, подумал он, посередине император, по крайней мере, фигура похожа. Ираклий стоял молча и ждал, пока его заметят. В комнате было довольно пыльно, и, скорее всего, это была святая святых государственной власти, место, где действительно принимались государственные решения.

Наконец троица его заметила. Император (да, это был он) медленно подошел к скромному креслу и тяжело опустился в него.

— Ираклий, подойди.

Тот с почтением приблизился. Маврикий был немолодым человеком, крепкого телосложения (сказывались долгие годы военной карьеры), с большим носом и тонкими губами. Глаза черного цвета немного косили, однако, вкупе с шрамами, покрывающими его мужественное лицо, придавали поистине царственный облик и внушали трепет всем окружающим. Император был гладко выбрит, по ромейской традиции, однако позволял себе некоторые варварские отступления, например, отпускал небольшие усы и всегда ходил в штанах. За те дни, с момента назначения Ираклия, император заметно осунулся и белых прядей под короной, кажется, стало больше. Другие два человека так же весьма примечательны, они если и были менее влиятельными фигурами, чем Маврикий, то ненамного.

Первый, Петр, младший брат императора, носил не самый высокий титул протоспафария, однако был фактически главнокомандующим всей военных сил империи. Стратегическое планирование и все, что касалось отношений с воинственными соседями, а других у империи не было, курировал Петр. Он являлся, можно сказать, уменьшенной и слегка ухудшенной копией императора, с многими его достоинствами, но без малейшего признака врожденного величия или благородства. Его боялись многие в Константинополе, потому, что взрывной характер, черной ревностью и скоропалительными решениями Петр не раз ломал судьбы многим людям и ставил в сложное положение целые императорские армии.

Другим был Феодосий, имевший так же средний титул патрикия, но руководивший фактически всеми финансами огромного государства и, как ни странно, тайной службой Рима, как внутренней, так и внешней. При правлении Маврикия он выстроил устойчивую систему сборов и пошлин, которая позволила откупаться от варваров, финансировать длительную войну с Ираном и умудрялся проводить масштабные строительные работы по всей империи, в первую очередь, конечно, в столице.

Четвертого члена этого импровизированного совета не было, но он, вернее, она, не требовалась на этой встрече. Константина, императрица, ведавшая всему внутриимперскими делами, в первую очередь, естественно, религиозными. Раскол империи между православными и монофизитами, несмотря на все старания Юстиниана Великого, никуда не исчез, и даже углубился еще сильнее. Так же императрица, вследствие своего высокого происхождения, следила за настроениями знати и простых масс, для недопущения недовольства, выплеснувшегося на улицы. Если с сенаторами и землевладельцами все было относительно хорошо, несколько заговоров для свержения императора и попытки отделения провинций были тщательно контролируемы, спасибо внедренным в группу заговорщиков агентам, то среди жителей Сирии и Египта постоянно зрело глухое недовольство, связанное с жестким церковным гнетом Константинопольского патриархата и налоговым бременем.

Петр и Феодосий стояли по сторонам императора чуть поодаль и не спускали с Ираклия настороженных глаз.

— Ираклий, -начал Маврикий, -ты сегодня отправляешься в Армению, где примешься за новую задачу. Инструкции ты все получил, письменные приказы уже отправлены. Война с персами эта уже слишком затянулась, она обескровливает ромеев, забирает все наши силы. Мы имеем данные, что и персы слишком устали и внутри царствующего дома сильно недовольство. Как я говорил на совете, ты получаешь молодых солдат из гарнизона Константинополя, небольшой отряд скифов и полк готов Гунериха. Общее управление армией в Армении — у Филиппика, не смей оспаривать у него командование. Так же, вдалеке географически, но близко стратегически, действует армия Романа, ты должен добиться с ним хорошего взаимодействия, он отличный полководец, хоть и слишком безрассудный. Все. Петр, Феодосий, вам слово.

Петр, не сводя пристального взгляда с Ираклия, сделал шаг вперед.

— Стратиг, ты знаешь свое дело. Действуй по ситуации, взаимодействуй с Филиппиком и Романом, им даны соответствующие указания. Подкреплений от нас не жди, сейчас все силы империи сражаются с аварами и славянами. У тебя полное право набирать солдат на твоем участке войны. Старайся не ввязываться в генеральные сражения с персами и не слишком полагайся на армянских князей. Они чуть почуют выгоду, сразу предадут и переметнутся к персам. Пробуем договориться с каганом хазаров о помощи, но пока не очень идут переговоры. Смело можешь нанимать лазов и аланов, они наши союзники и охотно присылают отряды. За деньги, естественно.

Он отступил на шаг, и вышел на тусклый свет Феодосий. Сперва, он взглянул на императора. Маврикий слегка кивнул. Феодосий вздохнул и потер глаза.

— Ираклий, все так, как сказали император и Петр. Действуй осторожно, не надо нам допустить повторения солдатских бунтов. Деньги выделены на первое время, но дальше зависит от тебя и твоих трофеев. Надеемся на помощь хазар, но пока не стоит рассчитывать. Пытаемся связать Персию по разным фронтам, идет секретная операция в Йемене. Пытаемся снова поднять вождей тюрков в Согде, но после недавнего поражения это нелегко. Но наша главная надежда связана с императорским домом Ирана. Тебе незачем знать все, скажу только, что вся знать ариев очень недовольна Ормиздом. Шахиншах слишком резко пытается ограничить своевластие великих родов виспурхов и примирительно относится к христианам в Иране, что приводит в бешенство магов. Смотри сам и делай все на пользу ромейской империи, что касается денег. Если будут оставаться от аварской компании, будем направлять тебе.

Он замолк. Император поднялся со своего места.

— Ираклий, ты знаешь, что я сам с Петром отправляемся в поход против аваров и славян. Мы не сможем много внимания уделять Армении, поэтому закончи эту глупую войну. Закончи ее без потерь для ромеев. Это мой тебе последний приказ. Ступай.

Ираклий поклонился и медленно двинулся к двери, успев подумать, как он найдет дорогу к выходу из дворца по этим бесконечным коридорам и тайным лестницам. Однако, за дверью его ждал провожающий, тот самый, который привел сюда.

Направляясь к своему дому на окраине Константинополя, Ираклий пребывал в невеселых раздумьях. С одной стороны, ему, конечно, льстило, что его удостоили повторной аудиенции, что император и два из трех ближайших его соратников удостоили его обращением. Видимо, действительно, для империи его поход очень важен и задачи были поставлены очень четкие. С другой, было ясно, что дела для государства не очень хороши. Нашествие через Дунай аваров и славян затопило настоящим потопом балканские провинции, под властью императора оставались всего несколько городов, а в столицу ежедневно прибывали сотни беженцев, при чем, это были не крестьяне, которым все равно кто ими правит, а чиновники и мелкие землевладельцы, хребет и мускулы империи. Дело, видимо, настолько серьезное, что Маврикий с Петром одновременно отбывают в западную армию, что бывает крайне редко, потому, что император не очень любил оставлять без присмотра столицу, ее вечно строящих заговоры сенаторов и недовольные димы. Еще встревожили слова, что финансовая поддержка будет не слишком обильная, и армии придется рассчитывать в основном на трофеи, а это опять благодатная почва для бунта и восстаний. Ну ничего, подумал невесело Ираклий, бывало и хуже, сейчас, по крайней мере каких-то солдат дают, уже кое-что.

С этими мыслями он въехал во двор своего дома.

Утренняя суета уменьшилась, но все еще не исчезла. Увидев мужа, Епифания с облегчением выдохнула. Нет, она не беспокоилась за мужа, но когда человека внезапно вызывают к императора, готовишься подсознательно к чему-то плохому. Увидев его озабоченным, но без сомнения невредимого, Епифания дает последние распоряжение о припасах, запасной сбруе и мулах. Повозки в этот раз не требовались, потому, что большая часть грузов уже ждала в Армении, а недостающее доставлялось из Константинополя по Черному морю кораблями до Трапезунда, а оттуда уже в нужные пункты.

Отца вышли провожать и дети: подросток Ираклий, длинный, краснощекий и с пылающим взглядом, будто готовый вскочить в седло и с отцом ринуться на персов, дочь Мария, с рыжеватыми косичками и огромными карими глазами и двое совсем малюток, Феодор и Григорий, которые мало что понимали, но прониклись торжеством момента и величием отца и молча таращились на столпотворение вокруг.

Наконец все было готово к выступлению, Афимий грозно оглядел личную стражу и небольшой обоз, Лев и Анастасия расположились на своих конях по обеим сторонам от стратига. Ираклий расцеловал родных, вскочил в седло и вывел весь отряд на улицы Столицы Мира.

Глава 2

По старинному обычаю, провожать полководца на войну считалось долгом каждого жителя и несмотря на рабочий полдень, народ заполнил улицы по пути от дома к гавани. От мала до велика все славили Ираклия, желали удачи, молились Господу Богу за успех похода. Так же было немало священников, как простых монахов из многочисленных монастырей, так и архиереев, который шепотом молили Богоматерь о победе над неверными персами и торжестве православной веры. Но, кроме этого, конечно, у них было полно мыслей об искоренении автокефалии Армении и значительном пополнении церковной казны, как спасенными душами, так и землями. Так, сопровождаемый пожеланиями успеха и удачи, небольшой отряд достиг до гавани, где их уже ждали грузовые корабли для переправки на противоположный берег Босфора.

— А где греки из гарнизона?, -спросил тихо Анастасий Афимия, -проспали первый настоящий поход в их жизни?

— Ждут в Халкедоне, на той стороне, -ответил тот, -так обычно делается, потому, что многие накануне похода дезертируют. Надо их держать подальше от соблазнов Константинополя, их жен и любовниц.

Переправа небольшого отряда заняла несколько часов, уже вечерело, когда обогнув, к сожалению солдат, Халкедон, они достигли разбитого лагеря греков. Поставив штаб, Ираклий сразу вызвал к себе командующего греками, Ипатия. Они были немного знакомы, и теперь требовалось присмотреть к нему, потому, что на армянском отряде и греках из Константинополя лежала большая ответственность. Помимо непосредственно боевого костяка для проведения будущей компании важна была так же политическая составляющая. Необходимо показать как имперским войскам, которые в основном была выходцами из внутренних районов Анатолии и никогда не были в столице, так и местным князькам, что ромейская империя — это не что-то далекое и сказочное, а вот представители и держава сильна, как никогда.

Похрустев по снегу, в шатер заглянул молодой грек, Ипатий. После официального знакомства, Ираклий попросил сделать доклад о состоянии дел в греческом отряде.

— Полководец, в целом ситуация хорошая. Среди солдат почти все имеют боевой опыт, против авар и лангобардов в Италии. Правда, это было довольно давно, и многое позабылось. Да, они не привыкли сражаться в горах, куда мы направляемся, но это дело опыта. Больных нет, жалования получают все. Было недовольство из-за того, что о походе объявили за два дня и нам было приказано не входить в Халкедон, -Ираклий хмыкнул, — но это обычное солдатское ворчание. Снабжение идет хорошее. Я без твоего ведения сегодня переговорил с работниками почтовой службы, они сказали, что вдоль дороги до Анкиры на складах все готово.

— Хорошо. Выступаем утром на Никомедию. Двигаемся обычным маршем, после вечернего привала проводим учения.

Ипатий вышел.

— Афимий, -позвал Ираклий, — тебе особое задание. Присмотрись в ближайшие дни к грекам, к их подготовке и настроению. Нет особых причин не доверять словам Ипатия, но хочется убедиться.

— Ты думаешь, что эти греки будут недовольны, что их начальником поставили армянина?

— Не только это. Как правило, гарнизонные столичные войска не способны ни на что большее, чем церемониал, да и идут провинциалы туда в расчете на быструю карьеру и отличное жалование. Не думаю, что многие из них хотели покидать уютный и безопасный Константинополь и идти в дикие горы сражаться на войну. Идти, вроде, в одну из провинций империи, но населенную такими еретиками, что еще неизвестно, кто хуже, они или персы.

На следующее утро Ираклий мог сам оценить организационный уровень гарнизонных частей. В то время, как привычные к походам его армяне быстро собрались и были готовы к маршу, в греческой части творился сущий хаос. Многие бегали и кричали, пытаясь собрать палатки, оружие было не на своем месте, еда была еще не готова. Посмотрев грустно на это безобразие, Ираклий дал знак готовым частям выдвигаться, и передал приказ Ипатию догонять их, как только будут готовы.

Обогнув стены Халкидона и бросив прощальный взгляд на Босфор и стены великой столицы, солдаты двинулись на восток, к Никомедии, которой планировалось достичь через двое суток. После дневного привала вдалеке сзади показались греки. Они спешили изо всех сил, пытаясь реабилитироваться за утренний хаос.

Приблизился командующий греков.

— Как твои солдаты, Ипатий? Почему случилась утренняя задержка?

— Отчасти это моя вина и моих офицеров, Ираклий. Мы не смогли подготовить солдат к четкому сбору. Отвыкли от походной жизни за время безмятежной жизни в столице.

— Тогда вечером, когда будем обустраивать лагерь, они потренируются. Разобьют лагерь, потом соберут и разобьют заново. Если завтра утром повторится та же история, что и сегодня, наказаны будут не только солдаты, но и офицеры. Ипатий нахмурился, но ничего не сказал. Развернулся, вскочил на коня и поскакал к своим солдатам.

— Не слишком ли ты жестко с ним?, -спросил Афимий, который первую половину дня выполнял приказ полководца.

— Нет. Пусть говорят и ругают меня, как хотят, но прибудут в Армению подготовленными воинами. Представляю, как будут смеяться персы, когда пойдут в ночную атаку, а греки будут бегать по лагерю голыми и вспоминать, где остался обоз.

Как ни странно, но вечером все прошло гладко. Хаоса было меньше, однако недочеты остались. К концу следующего дня из бело-серых сумерек начала появляться какая-то темная громада — вдалеке показались крепостные стены Никомедии, одного из великих городов империи. Здесь требовалось сделать двухдневный привал, чтобы дать отдых людям перед броском на Анкиру и принять в состав армии ожидающие здесь отряды скифов и готов.

Разбив лагерь, Ираклий вызвал к себе командующих этих отрядов, скифа Картига и гота Гуннериха. Исторически Римская империя всегда использовала скифов в качестве наемников. Непревзойденные конные лучники и разведчики честно служили в войнах ромеев, правда, пока те исправно платили им жалования. Как только начинались задержки, а это, к сожалению, бывало слишком часто, скифы вели повести себя непредсказуемо: например, просто уйти в ближайший порт для возвращения на родину, поднять бунт и грабить провинции самой империи, а могли и перейти на сторону врага, что совсем плохо.

С готами ситуация более сложная. Еще живы были готы, которые помнили независимость своей восточной державы, когда имя великого короля Теодориха гремело по всему Средиземноморью. Затем последовали десятилетия тяжелейшей войны с Римской империей, в результате чего опустошенная Италия была присоединена к ромеям, а остатки готов стали полноправными гражданами. Но придворные интриги, как это обычно и бывает, все испортили. В Италию хлынули лангобарды и под властью империи остались только юг страны, древний Рим и северо-восточные регионы с Равенной. Остатки народа готов оказались в очень сложном положении: для империи они были побежденными врагами, а для новых завоевателей — прежними хозяевами, которые не смогли удержать свою власть. Тогда по решению из столицы готы были поселены вдоль Дуная для охраны границ империи от новых захватчиков. Ирония судьбы: побежденные теперь охраняли победителя от новых орд врагов. И поскольку готы славились как отличные воины, в первую очередь легкая конница, императоры активно использовали их в войнах на Востоке.

С Картигом и Гуннерихов Ираклий был знаком по прошлым компаниям и теперь слушал доклады о состоянии их войск вполуха. Завтра ему вместе и командирами частей требовалось нанести визит наместнику провинции Вифинии, в Никомедию. Требовалось выразить свое уважение и переговорить о предоставлении Ираклию по императорскому указу части гарнизонных войск. Ираклий знал, что наместники зачастую являются фактически полунезависимыми властителями своих регионов и очень неохотно подчиняются приказам столицы, которые лишают их части власти. Ираклий надеялся, что все пройдет успешно.

В палатку пошел Афимий и стряхнул снег с сапог.

— Ну? Какие первые наблюдения?

— Что сказать. Греки ведут себя как обычные солдаты, которых посреди зимы гонят не пойми куда. Столько упоминаний тебя и оценки благочестия твоей матери, Ираклий, я давно не слышал.

— То есть, все нормально. А германцы и скифы?

— Готы ведут себя настороженно, потому, что этот отряд долго воевал за Дунаем и они прекрасно знают те края. Чего им ждать в горах Армении они пока не представляют, но видно, что дисциплина хорошая и солдаты знают свое дело. А у скифов все хорошо, некоторых я знаю еще с предыдущих компаний. Это опытные воины, и пока им платят и честно делят трофеи, с ними проблем не будет.

— Да, -хмыкнул Ираклий, -обеспечить бы нормальное финансирование компании и все было бы очень просто. Если бы оно всегда было неограниченное, тогда бы войны превратились в битвы умов полководцев. Завтра, Афимий, остаешься главным в лагере, устрой небольшие учения по взаимодействию разных отрядов. Основа нашей армии — греки, а они давно не участвовали в настоящей компании. Я с командирами отправляюсь к наместнику, -вздох, -для участия в политике. Ступай.

На следующее утро, еще затемно, командиры облачились в парадные доспехи и отправились в город. Подъехав к стенам, Ираклий еще раз поразился, насколько они надежные и крепкие. Да, им было далеко до стен Константинополя, но на то он и столица, чтобы быть самым укрепленным и безопасным городом. К тому же, из-за Дуная к Константинополю нередко прорывались очередные варвары, и стены там были жизненной необходимостью. Здесь же, в тишине и спокойствии Западной Анатолии крепостные укрепления были больше символом статуса и значимости города. Уже много веков здесь не бывали враги, и народ не был так воинственен и привычен к ратному труду, как европейские ромеи, на которых практически ежегодно нападали сейчас авары и славяне, а ранее еще какие-то варвары. Анатолию в империи довольно часто недооценивали, что было довольно несправедливо. Да, не считая прибрежных районов, в этой части империи практически не было больших и богатых городов, все внутренние провинции представляли собой сельские владения, но Ираклий хорошо понимал основа государства, ее кровь и основа — в таких именно крестьянах, привычных к ручному труду и полностью поддерживающего далекого императора. Крупные города, с их торговцами, ремесленниками и не пойми чем занимающимся плебсом слишком часто меняют свои взгляды и симпатии, главное, чтобы новый герой давал хлеба и зрелищ. Именно из сельской густонаселенной Анатолии империя черпала людские и материальные ресурсы для ведения войн и возрождения государства.

Еще был важен один аспект, религиозный. Анатолия, не считая еретиков Армении, была главным и, безусловно, православным регионом Римской империи, к тому же, православия жесткого, ортодоксального, а не расшатанного античными традициями многобожия христианства балканских провинция, в котором незаметно появлялись божества низшего уровня, такие как святые, чтимые ангелы и прочие пережитки эллинизма. Империя опиралась на Анатолию, но та не давала больших доходов в казну и многие, в том числе и некоторые императоры, с некоторым презрением относились к ней.

Утром небольшой отряд вошел в город, Ираклий взял с собой Льва и Анастасия в качестве телохранителей, чтобы подчеркнуть свой статус. Несмотря на раннее утром, многие люди высыпали на улицы, чтобы увидеть командующего армии, которая идет на восток бить персов. Так же, как и в Константинополе, выкрикивались пожелания победы, а шустрые мальчишки бежали за всадниками и с видом знатоков обсуждали достоинства экипировки императорской армии.

В целом, Никомедия нравилась Ираклию. В ней не было столичной помпезности и шика, однако было видно, что жизнь здесь кипит, и не на за счет своего статуса, а держится на плечах землевладельцев и крестьянах. Несмотря, на некоторые опасения, прием прошел гладко. Конечно, наместник был не рад отдать часть расквартированных у него войск, однако приказ императора был доставлен еще несколько дней назад и отряды были собраны и разбили лагерь дальше по пути следования. Ираклий получил несколько отрядов греческих пехотинцев и, к своей радости, отряд конницы. Теперь его армия достигала солидных десяти тысяч, из которых треть была конными. Можно было смело двигаться на восток в Армению. Напоследок Ираклий вручил личный подарок наместник и сообщил по секрету, что в Большом дворце им весьма довольны. После такой информации тот на радостях был готов выделить полководцу еще пару отрядов, но в последний момент сдержался.

К сожалению Ираклия, армия не посетила второй по значимости город Вифинии, знаменитую Никею, поскольку она лежала немного в стороне от маршрута. Крепостные стены Никеи виднелись на горизонте на юге, но путь их лежал на восток. После того, как армия выступила по направлению к Анкире, их встретили внутренние, деревенские районы Анатолии. Чтобы не обременять живущих вдоль императорской дороги крестьян, Ираклий решил разделить свою армию: пехотинцы шли по дороге, а конные части по второстепенным путям южнее.

Дни летели за днями, армия двигалась по направлению к Анкире. Практически вдоль всей дороги располагались поселки разной зажиточности, и построены они были таким образом, что, казалось, вдоль всей дороги была одна большая деревня. Здесь ничего не было подобного тому, что на Балканах, где каждое поселение было небольшой крепостью, куда при набегах варваров укрывались люди вместе со скотом. Да и церкви были здесь, в глубинке, совсем не такие, как в Константинополе. Если в столице священники, забыв заветы Иисуса о нестяжательстве, украшали себя в меру своих возможностей и тщеславия, бесконечно просили императора о выделении новых земель и доле в доходах какого-либо города, и не занимались ничем конструктивным, кроме пустых богословских споров, то здесь священники не слишком отличались от других крестьян. Простая жизнь без особых соблазнов и с устоявшимися традициями выработала свое видение православной веры, основанное на здравом деревенском смысле и логике. Крестьяне глазели на проходящие войска и, был уверен Ираклий, многие юноши и мальчики после увиденного крепко задумаются о карьере в армии, будь то в столице или в провинциальных гарнизонах. Еще повсюду лежал снег, однако было видно, что вся земля обрабатывается и ни один клочок не пустует. Естественно, были и совсем неплодородные ущелья или склоны, но и там крестьяне умудрялись организовывать или небольшие рудники или на худой конец пастбища.

Ираклий обратил внимание на дорогу, которая требовала капитального ремонта. Несколько веков назад, когда римская власть только пришла на эти земли, и потом, начиная с императора Траяна, были потрачены огромные средства для того, чтобы связать все концы гигантской империи дорогами, да и сейчас, когда Западную часть империи захватили варвары, ромейские императоры предавали первостепенное значение инфраструктуре. Каждый император тратил большую часть доходов государства на ремонт дорог, порты и акведуки. Но медленный упадок теперь виднелся во всем. С каждым годом все меньше тратилось денег на общественные строения, водопровод, бани, ипподромы и школы. Даже на самое необходимое, например, дороги, крепостные стены или канализацию средств часто не хватало. Константинопольские ученые и чиновники, закрывшиеся в безопасности неприступных стен и спрятавшиеся среди древних книг о римском величии, по прежнему были уверены, что в империи все отлично, однако это было совсем не так. Все больше людей, не видя перспектив, бросали жизнь в своих провинциях и ехали в столицу, стараясь там сделать карьеру. Константинополь богател и цвел, а империя чахнула. Так и эта дорога. Да, вероятно, это одна из лучших дорог в мире, проложена в стратегическом направлении, однако, даже она без ухода и поддержания состояния через несколько десятилетий превратится в легкое напоминание о прошедшем величии и мимолетной славе всех империй.

Армия вошла в привычный режим и довольно скоро достигла Анкиру, опорного пункта империи в центре Анатолии. Город не мог сравниться с мощью и процветанием Никомедии и Никеи, однако был в округе самым значительным центром. Большую часть его населения составляли семьи пастухов, работники императорской почты (такие же пастухи), чиновники (родственники пастухов), а так же торговцы, которые действовали на путях из Киликии и Трапезунда и на северо-запад, к столице. Армия здесь не задержалась, отдохнув пару дней и нанеся визит местному наместнику, Ираклий приказал двигаться дальше на восток, в сторону Севастии.

После Анкиры греческое население почти отсутствовало. Здесь, в глубинах Анатолии жили потомки пафлагонов и других народов, которые практически не подвергались эллинизации и власть на которыми всегда была во многом формальной. Они платили налоги, когда сборщики могли их заставить, и выставляли солдат в армию, когда константинопольские чиновники умудрялись собрать вождей племен. Здешние жители не представляли ни особой заботы, ни особых хлопот империи, они жили в параллельном мире, связь которого с имперским была формальной. Язык здешних жителей был не знаком почти всем солдатам, и, поскольку во внутренних провинциях зима была еще в своих правах и по ночам становилось довольно холодно, Ираклий старался быстрее пересечь эти земли, чтобы добраться до греческих или армянских земель. Солдаты тоже не особо горели желанием оставаться в пределах полудикого народа и не собирались оставаться здесь дольше, чем требовалось. Со временем, армия становилась все более слаженным и дисциплинированным организмом, больше не требовалось лично контролировать обустройство лагеря, его утренний сбор и вечерние учения.

К концу января армия подошла к Севастии. Город оказался небольшим, но ладным. Несколько десятилетий назад император Юстиниан приказал осуществить коренную перестройку города и значительно укрепить стены. В городе жили в основном греки с побережья Черного моря, которые сами того не подозревая, понемногу становились варварами из-за своего окружения. И здесь же начиналось, конечно, пока очень редко, армянское население, как в деревнях, так и в небольших городах. Было очень заметно, как, двигаясь с запада на восток, изменялись люди, вернее, их этническая принадлежность, от русоволосых горожан с тонкими чертами лица до смуглых брюнетов, с массивными носами и челюстями. В этом была сила империи и ее удивительная жизнеспособность, ведь здесь любой человек считался ромеем, кто исповедовал христианство, неважно какой формы, и признавал императора. Это была ее особенность, ее тайная сила, откуда она черпала свои ресурсы. Здесь не было ничего подобного политическому строю Ирана, где любую мало-мальски важную должность, не говоря уже о военных постах, могли занимать только арии и только огнепоклонники. Выбрав такую социальную структуру, персы, с одной стороны, законсервировали свою элиту и сделали ее привилегии прочной основой государства, но с другой они выключили из политической жизни все остальные народы. Любое военное поражение, как, к примеру, многочисленные катастрофы с эфталитами, практически парализовали государство, потому, что гибла вся принимающая решения власть. Таким образом, даже не пострадав экономически, но потеряв небольшое количество знати, вузурги и виспухры, Иран оказывался бессилен даже против небольших набегов с Востока или Юга. Строй же империи ромеев был другим. Любой человек мог стать патриархом или императором, из-за чего часто полыхали гражданские войны и бунты, но и в критический момент с самых низов или из военной среды выдвигался способный человек, который спасет от беды.

В Севастии Ираклия уже ждало письмо от Филиппика, командующего всеми военными силами империи в Армении. Ираклий прохаживался по своему шатру, читая послание. У входа стояли телохранители, Лев и Анастасия, вероятно, лучшие и самые умелые воины из всей армянской стражи полководца. Афимий склонился у карты Таврских гор и обдумывал нанесение отвлекающих ударов по персам.

— Что там?, -поинтересовался он у полководца.

Тот остановился, взглянул на своего соратника и продолжил молчаливое чтение.

— Филиппик сообщает, что его ставка находится в Феодосиополе. Солдаты рассредоточены по горным крепостям, и в целом сдерживают атаки персов, сданы только несколько пунктов, которых удерживать было просто невыгодно. Где находится армия Романа, он не знает, скорее всего, в Иверии или еще дальше, у хазар. Но поскольку с того момента, как эта армия ушла, персы не снимают солдат с осады, скорее всего, у Романа дела идут не так хорошо, как нам хотелось. Спрашивает, везем ли мы жалования солдатам. От задержек выплаты уже случались небольшие бунты.

— А князья как? На чьей стороне?

— Как всегда, сидят и смотрят, чья возьмет. Пока закрылись в своих крепостях и не принимают ничью сторону. Но деньгами пока помогают Филиппику.

— Ты знаком лично с Филиппиком?

— Нет. Но после того, как меня назначили наместником и стратигом, я навел справки. Он типичный столичный карьерист, который никогда не участвовал в нстоящих военных действиях. Он отличный бюрократ и имеет хорошие связи в Константинополе. Думаю, мое назначение, как высшего чиновника провинции, которой он считал своей, он воспринял, как личное оскорбление и ждет только случая, чтобы мы потерпели поражение. Тогда он смело обвинит во всем меня и с гордым видом сможет вернуться в столицу.

Ираклий улыбнулся и о чем-то задумался.

— Еще он в тайне ждет, чтобы жалования его армии мы не привезли, хотя пишет, что беспокоится о благонадежности гарнизонов. Что ж, сделаем ему небольшой подарок, денег у нас действительно нет. Кроме того, он просит максимально ускорить марш, потому, что долго удерживать врага на таком большом театре действий не сможет.

— Ускорить еще марш мы не сможем, это точно. Солдаты на пределе сил, еще и твои ежевечерние учения. Можем в принципе отослать ему всю конницу, но тогда мы окажемся без разведчиков и прикрытия, а это равноценно тому, что всю армию перебьют в горах.

— Я тоже так думаю. У нас не такая большая армия, чтобы еще и дробить ее. Не можем никого отправить Филиппику, пусть немного подождет.

Как ни старался Ираклия ускорить свой марш, все равно пришлось остановиться в Севастии на три дня для переговоров с властями провинции. Пришлось выдержать непростые переговоры о снабжении армии продовольствием и размещении военных заказов в местных мастерских. Редко сюда добираются чиновники высокого ранга из столицы, и наместник рассказал о ремонте старой римской дороги на север, в сторону Синопы, для поддержки торговли и надежной связи с Константинополем. После переговоров армии предстоял последний большой переход по территории империи, где их уже донельзя утомили бесконечные марши и учения, однако, где они были в безопасности. Прибыв в Феодосиополь, армия попадает, по сути, в воюющую провинцию и, если сейчас были некоторые послабления в военном распорядке и уставе, то там подобное было уже недопустимым. Дело было не только в войсках иранцев, которые хоть и были врагами и совершали ужасные злодеяния в империи, а в варварах тех земель. Эти люди, с одинаковой легкостью служившие обеим сторонам, а вернее, только себе и своей ненасытной алчности, грабили не задумываясь города и деревни, принадлежащие Риму и Ирану, а курды и армяне яростно мстили всем, не особо разбираясь, кто из чужеземцев в данный момент их враги, а кто друзья.

Ираклий очень хотел посетить Синопу, где жил его старый друг, однако не мог даже на день оставить армию на марше. Дальше на восток зима еще даже не думала сдавать свои позиции. По все более разбитой дороге проходили совсем редкие путники и торговцы, а глубокий снег на плоскогорьях заставлял впадать в уныние. Сейчас скифы и готы двигались вместе с остальной армией. Ираклий приказал конным отрядам осуществлять близкую и дальнюю разведку и прикрытие, даже прикрывать колонны с запада. Последнее не казалось чрезмерным, иранцы всегда рвались к Черному морю, к Лазике. Выйдя на побережье, они вполне могли высадить десант в любой точке Анатолии, и даже, у Константинополя. У империи на Черном море фактически не было военного флота, поскольку никогда с этой стороны империи ничего не угрожало. Даже пиратов здесь не было. Но лучше все-таки быть готовым к любым неожиданностям, чем потом удивляться и горевать, что они все-таки случились.

К востоку от Севастии начинались земля армян, однако это было во много формальностью. Крестьяне держались подальше от дороги и старались не попадаться армии, даже своей собственной.

Дорога поднималась вверх, в горы, ночные стужи бывали совершенно нестерпимыми и солдатам, кто не привык к снегу, приходилось туго. По утрам обнаруживались первые замерзшие. Скифы, привыкшие к гораздо худшим морозам, в открытую смеялись над теплолюбивыми греками. Периодически армия проходила мимо небольших городов. Их жалкий и бедный вид говорил о том, что скорее армия сможет им чем-то помочь, а не они армии. Да, руководство этих городов честно поставляло продовольствие армии, пытаясь хоть так оказать помощь своей империи, пытаясь своими скудными ресурсами показать Константинополю, что на эти земли можно смело положиться. Сюда редко наведывались торговцы, здешние владения были не нужны столичным землевладельцам, а крестьяне имели все основания не показаться на глаза столичным сборщикам налогов, когда те в редкие моменты все-таки появлялись здесь.

Летели дни за днем, становилось все холоднее. Ираклий уже сильно сомневался в правильности этого зимнего похода. На память приходил поход Ганнибала через Альпы, когда из-за холода и неподготовленности войска, в Италию спустились меньше половины солдат. Радовало только одно: его разведчики, посылаемые на север к морю, докладывали, что грузы, посылаемые из столицы, благополучно прибывали в порты и двигались в сторону Феодосиополя.

После невидимой границы, далее местность становилась более цивилизованной, и, кроме того, крестьяне уже не казались такими миролюбивыми и расслабленными, как жители западных провинций. Мужественные и решительные фигуры свидетельствовали о том, что многие воевали на Востоке и на Западе. При начале войны сами люди стекались в Феодосиополь или Трабзон, формировали боевые части и вступали в борьбу, не дожидаясь императорской армии. Несмотря на то, что с точки зрения константинопольского патриарха и властей, православие здешних жителей было таким же сомнительным, как и монофизитство, и местные жители, кроме чиновников, не говорили ни по-гречески, ни по-латыни, на местных жителей империя могла смело положиться.

Глава 3

Через много дней армия подошла к городу. Еще по пригородам было заметно, что где-то недалеко идет тяжелая война. Практически все мужчины были вооружены, постоянно передвигались небольшие военные отряды и караваны с продовольствием и снаряжением. Когда армия Ираклия начала входить в город и двигаться к своим казармам, чувство усилилось. Практически находясь на линии фронта, Феодосиополь производил впечатления первоклассной крепости, жители которой четко знали, что делать в случае осады.

Прибыв в консульский дворец и проведя необходимые формальности для официального принятия власти над провинцией, Ираклий пригласил к себе Филиппика на доклад. Формально, последний не являлся подчиненным наместника и стратига провинции, а подчинялся только Петру и самому императору, однако в ромейской державе были неписаные традиции, по которым в оперативных вопросах командующий армии согласовывал действия и отчитывался перед главой провинции.

Пока Филиппик ехал из неподалеку расположенной крепости, Ираклий успел организовать прием местных сенаторов, с которыми познакомился и выслушал от них основные просьбы и проблемы провинции. Эта встреча была сугубо протокольной и церемониальной, в дальнейшей он планировал всерьез ознакомиться с делами в регионе. Когда Филиппик вернулся в город, встреча с сенаторами, хотя это было только название, фактически это были фермеры и крупные землевладельцы, не слишком отличающиеся от крестьян, в основном уже покинули дворец, остались лишь те, которые после военного совета хотели обсудить личные дела.

Филиппик прибыл. Ираклий не был с ним знаком ранее, и немного иначе себе его представлял. Полководец мысленно нарисовал себе образ мягкого и склонного к интригам столичного царедворца, однако, если тот таким и был, то довольно давно. Филиппик был поджарым человеком с быстрыми движениями и обильной проседью в волосах. Рукоять его меча выглядела изрядно потертой, а одежда больше подходила для дальних рейдов по вражеским тылам или засады, нежели для приемов.

После приветствия и знакомства были разложены карты начался доклад.

— Стратиг, -начал Филиппик, -ситуация следующая. Наши все войска держатся в крепостях здесь и здесь. Персы имеют инициативу и постепенно с потерями продвигаются вперед, но сейчас, зимой, остановили все активные действия. Эта тактика больше приносит им больше вреда, чем пользы: тратя время и людей на бесконечные осады, они распылили силы и не могут ударить по Феодосиополю, хотя, как ты уже видел, мы подготовили город на всякий случай к осаде.

Ираклий нахмурился:

— А где Роман и его армия? Почему не ударить сейчас, пока персы рассредоточены?

— Роман ушел далеко на север в Лазику еще летом. Ему была мной поставлена задача укрепить ромейские гарнизоны и продемонстрировать местным царькам мощь империи. Кроме того, набрав наемников лазов, хотя им как воинам и грош цена, он должен двинуться еще дальше на север, за Кавказ, к хазарскому кагану, чтобы склонить его к союзу. В целом, у него полная независимость действий.

— Это ведь очень опасно. Кто знает, что может случиться в далеких краях с нашей армией. Ты послал Романа с боеспособными солдатами, а теперь говоришь, что нет сил для удара по персам. Сколько у него людей?

— Было порядка четырех тысяч и много денег для найма и выплаты жалования. Сколько ты привел солдат из столицы?

— Десять тысяч всего, из них около трех тысяч конные, скифы и готы Гуннериха. Пехотинцы — греки из гарнизонов. Небольшой отряд армян из моей личной стражи, они останутся при мне.

Филиппик вздохнул:

— Да, это, конечно, меньше того, что мы ждали, но все-таки лучше, чем ничего. А деньги? Император прислал деньги? Задержки жалования уже составляют несколько месяцев, как только сойдет снег, солдаты начнут дезертировать к врагу, а на наем новых средств нет, провинция выжата полностью. Замкнутый круг какой-то.

— С деньгами туго. Есть на мою армию на пару месяцев и немного твоим. Дальше, как сказал Феодосий — полагайтесь на свою доблесть и трофеи. Если получится, они немного будут присылать в Трабзон.

— Да, много мы возьмем трофеев, когда сидим по крепостям, а перевалы и дороги занесены снегом, -грустно произнес Филиппик.

— Как вообще ситуация у персов? Они отправились от тюркского нашествия? Кто командующий у них?

— Командующего как такового не было, возглавлял общие военные действия спахбад Севера Бахрам Чубин. В прошлом году, как ты знаешь, тюрки вторглись в Хорасан и шахиншах Ормизд отправил Бахрама на Восток для отражения нашествия. Что там в Герате случилось не очень понятно, ясно одно: тюрки практически полностью уничтожены, а остатки откатились в Согд. Но и у персов были очень тяжелые потери, практически все ветераны погибли в том сражении, осталась только молодежь, кичащаяся своим происхождением и подвигами предков и с нулевой дисциплиной. Все восточные регионы Ирана были опустошены тюрками, и, думаю, экономика персов сейчас переживает непростые времена. Монополию на транзит шелка они давно потеряли, он теперь идет через тюрков, а остальная торговля с Римом полностью остановлена уже больше десяти лет. У них сейчас ситуация гораздо тяжелее, чем даже в нашей провинции. Торгуют с Индией, но там несерьезные объемы, иранцам нечего особо предложить индийцам, а те закрыты цивилизационно внутри своего региона и до остального мира им особого дела нет.

— Так что с Бахрамом Чубином? Он сейчас воюет против нас? Чем дело закончилось?

— С ним история интересная, -усмехнулся Филиппик, -после Гератской бойни он вернулся сюда и начал нас сильно давить. Очень сильно. Но Феодосий не просто так ест свой хлеб. Он, как говорят, тратит много золота на шпионов по всему миру и зачастую только они спасают нас всех. Не знаю точно, но ходят упорные слухи, что окружение шахиншаха резко негативно отнеслось к популярному полководцу и к тому факту, что его личные трофеи были гораздо больше тех, что он отправил в Ктесифон. А здесь, в Армении, пока были деньги, мы перекупили нескольких князей, которые в нужный момент выступили на нашей стороне, отбили крепости и Бахрам оказался в оперативном окружении. В общем, его отозвали в столицу, он взял с собой часть армии, которую должен был оставить сменившему его военачальнику, и с недобрыми намерениями пошел на юг. Больше информации никакой нет. Похоже, там очередной раскол или даже, если нам повезет, гражданская война.

— И ты хочешь сказать, что это дело рук Феодосия?!

— Нет, я не знаю. Но он очень умный и способный человек и его власть простирается далеко за пределы ромейской державы. Говорят, что вторжение тюрков — это была его работа. Я сам узнал это случайно, когда один из послов великого кагана тюрков, когда ехал из Константинополя домой несколько месяцев мимоходом сказал, что виделся в Самарканде с одним греком, и тот развил активную деятельность среди окружения кагана и был знаком с самим повелителем. А я этого грека хорошо знаю, как одного из приближенных Феодосия. Вот и думай, полководец.

— Ну все-таки, не могу поверить. Одно дело поднять тюрков, которые только ждут повода, чтобы ударить по персам, а совсем другое посеять недовольство в шахиншахе и его окружении.

— Я не утверждаю, что вся эта история с Бахрамом дело рук Феодосия. Вероятно, им давно уже были недовольны в Ктесифоне, а он слегка подтолкнул в нужный момент.

— А каково положение самого Ормизда? Сможет он противостоять прославленному полководцу, которого боготворят в армии и который в прошлом году спас родину от уничтожения тюрками?

— У нас, как ты знаешь, много перебежчиков. Это не только армяне, они бегают за время войны по пять раз то к нам, то к ним. Это многочисленные иранские христиане, а в Иране, как ты тоже знаешь, христиан очень много, может даже больше, чем огнепоклонников. Да, в Риме к ним относятся не очень хорошо, но стараются убедить перейти в истинное православие и проповедовать халкедонский символ веры. Жизнь и имущество находятся под защитой законов. А там, в Иране, все гораздо печальнее. После разгрома маздакитов, все усилия магов направлены на уничтожение христиан, на физическое истребление, понимаешь. Кто живет ближе к нам, бежит сюда, в Армению или Сирию. Кто живет в восточных провинциях Ирана — бежит в Согд, к тюркам. Там гарантирована свобода веры всем. Ормизд пытается обуздать знать и опереться на простой народ, на жителей Месопотамии и мелких землевладельцев, что не добавляет ему популярности среди аристократии. Помяни мое слово, Ираклий, мы стоим на пороге больших событий.

— Да, если выстоим еще немного здесь, -с сарказмом заметил Ираклий. В Месопотамии проще, ту провинцию Рим укрепляет уже много веков, там налажено снабжение, там равнины. Это у нас тут деньги работают, у кого больше денег, тот перекупит больше предателей, чем противник.

Филиппику явно пришлась по душе эта циничность нового губернатора.

— Уверен, в Месопотамии примерно так же думают и о нас. Что нам легко, закрылся в крепости и мочись со стен на персов. А у них в пустыне маневры, ненадежные арабы и прочие прелести войны, которая длится уже сколько? Шесть? Да, шесть веков или даже больше.

— Так, о Романе известий нет?

— Нет. Последнее сообщение от него было доставлено еще осенью. Он покинул Лазику и двигался к хазарам. Если он до сих пор жив и армия действует где-то в степях, пока эффекта нет, персы не ослабляют свои отряды здесь.

— Отправь на его поиски небольшой отряд к хазарам. Надо его найти или выяснить, где он погиб. Денег нет, но выдели все-таки дары из казны для подарков кагану.

— Хорошо. Я планирую приведенные тобой, Ираклий, силы отправить к озеру Ван. Постараемся не вступать в бои, а маневрами отвлечь персов и усилить гарнизоны осажденных ими крепостей.

— Разумно. Не рискуй людьми зря. Подкреплений больше не будет, империя все силы направила против аваров и славян.

— Да, как там ситуация на Западе? Я слышал, хорошего мало.

— Нет. Там и не хорошо, и не плохо, а как обычно. Ежегодно из-за Дуная вторгаются варвары и грабят и уничтожают все на своем пути. Иллирик опустел, крестьяне теперь селятся только возле укепленных городов, чтобы в случае нового набега было время укрыться за стенами. Провинции пусты. Авары доходят до Адриатического и Эгейского морей. В прошлом году варваров видели даже в окрестностях Солуни! Пока во Фракии их нет, но это вопрос времени. Император и Петр выступили в новый поход, поэтому, все силы империи брошены на Запад. Мы ведем войну с Персией здесь силами только нашей провинции.

— В общем, надо как-то закончить эту глупую бесконечную войну и сосредоточиться на варварах. Я планирую дать новым войскам несколько дней отдыха в Феодосиополе, присоединить к ним местные недавно набранные отряды и выступить на юго-восток. От тебя попрошу, стратиг, наладить нормальную жизнь провинции, которая находится в войне уже много лет. И снабжение, как полевой армии, так и крепостей. Прежний наместник был, скажем так, не очень способен, но очень жаден. Император, как ты знаешь, его снял и судил.

После такой продолжительной беседы с командующим армией, у Ираклия было достаточно пищи для размышлений. Во-первых, характеристика Филиппика, данная в Константинополе, была неточной. Вернее, она была верной, но явно смещены акценты. Естественно, Филиппик был знатный интриган, который рвался назад в столицу или хотя бы воевать под началом императора, но так же он оказался думающим командиром и, что немаловажно, отлично разбирался в тонкостях политики и здесь, в Большой Армении, и Иране в целом. Ближайший поход покажет, какой из него полководец, а Ираклий должен так выстроить деятельность провинции, чтобы быть не только надежным тылом для армии, но и опорой для империи. А если еще и получится развить экономику, тогда возможно возвращение назад в столицу с повышением. Во-вторых, его сильно встревожила ситуация с Романом. Уйти куда-то на Север и увезти ветеранов для какой-то авантюры — это все попахивало трибуналом. Ираклий почти не сомневался, что армия давно погибла либо в Лазике, либо в горах, либо в хазарских степях. Без надежного снабжения и дорог, среди племен, настроение которых меняется слишком быстро, с большой суммой денег. Возможно, конечно, он получил приказ напрямую от Петра или даже императора, чтобы внезапно с востока ударить по аварам, но даже для Романа это был слишком смелый и безрассудный ход. Четыре тысячи всадников просто потеряются в том океане степей и не найдут ни врагов, ни дороги домой. В-третьих, очень непонятна была ситуация с персами. Ормизд, Бахрам или наследник престола Хосров. Да, хотелось, чтобы у врага разгорелась гражданская война, и ромеи всячески этому способствовали, чтобы получить время для передышки и разобарться с западом. Но пока не понятно, кто из них хуже для Рима. Бахрам не может стать шахиншахом, потому, что не потомок Сасана, но он отличный военачальник и популярен в армии. Ормузда поддерживает простой народ и христиане, но ненавидит знать и мечтает сместить. Хосров… О нем, совсем молодом юноше, пока ничего нельзя было сказать. Наверное, он был бы лучшим вариантом для Рима. Слишком молодой, чтобы стать проблемой, и слишком зависимый от знати, чтобы заставлять повиноваться своей воле. В любом случае, не надо делать резких движений, а в случае серьезных событий надо незамедлительно докладывать императору или Феодосию. Для таких целей и существует императорская почта, в считанные дни послание может быть доставлено в столицу.

Ладно, подумал Ираклий, пока надо заняться государственными делами, чтобы вернуться в столицу с почетом, а не с позором, и дал знак Афимию пригласить ожидающих сенаторов.

На следующий день с самого утра Ираклий устроил совещание с финансовыми чиновниками, чтобы услышать доклады о ситуации с налогами и пошлинами в провинции, какие основные расходы и как обстоит дело с торговлей. Больше всего его тревожила оторванность провинции от столицы и вообще греческого мира. Ромейская Армения была сама по себе, более связанная со своими восточными соплеменниками и даже Ираном, чем с Римом. Да, была основная дорога на запад, по которой пришла его армия, но даже ее императорский статус не уберег от ветхости и разрушений. Помимо основательного ремонта этой дороги, и, разумеется, более качественного обслуживания почты, Ираклий планировал восстановить дороги на север, к портам Черного моря, чтобы активнее вовлечь провинцию в торговые отношения, и, если получится, заново проложить дороги на юг, в сторону Месопотамии, основного театра военных действий, а именно Амиды и даже Нисибиса. Это требовало больших затрат, поскольку, дороги римской эпохи практически не сохранились, а заново прокладывать в горах серьезную дорогу дело непростое. Да, вообще-то прокладка важных путей было обязанностью императорских властей, но Ираклий прекрасно понимал, что сейчас у Маврикия совсем другие заботы, и Армения далеко не на первом месте по важности, поэтому, следовало брать дело в свои руки. Эта дело должно стать очень важным. Отсутствие прямой дороги между Арменией и Месопотамией практически лишало империю возможности координации армии и превращало эти провинции в отдельные независимые театр военных действий. Когда же она будет построена, Риму будет гораздо проще стратегически маневрировать и перебрасывать войска туда, где они были нужны в данный момент.

Важен так же был и экономический аспект. Да, формально жители этих земель, близкие родственники персам, курды, были подданными императора ромеев, но фактически были сами по себе и кочевали по своим горам как им вздумается, не обращая внимание на границы и войны между соседями. Но когда будет дорога, тогда они станут полноценными жителями империи и будут вовлечены в экономическую жизнь государства.

Так же, в перспективе, если город не завоюют персы, подумал Ираклий, следует его облагородить. Не должна столица целой провинции напоминать пограничную крепость, следует показать власть империи и отстроить заново общественные здания: стадион, бани, акведук и школы. В последние десятилетия и так культура и блеск Рима постепенно уходит с окраин в центр, оставляя на своем месте апатию и дикость, которую легко заполняют своими нашествиями варвары. Если Феодосиополь станет настоящим центром ромейской жизни, хотя бы как Никея или Солунь, тогда и будет город притягивать, как магнитом, мужчин и женщин к себе, вместо того, чтобы пытать счастья в столице. Да и армянские правители вместо метаний между двумя империями сделают окончательный выбор в пользу Рима.

Так, обдумывая свои близкие и дальние планы, Ираклий подошел к окну. Во дворе комлекса, не дожидаясь его приказов его телохранители Лев и Анастасий решили проверить выучку новобранцам, которые совсем недавно прибыли в город. Оба были довольно молоды, не сильно старше его сына Ираклия, но уже считались ветеранами. Лев был сирийцем из Антиохии, по вероисповеданию не то монофизитом, не то даже иудеем, он сам, кажется, не определился. Был невысок ростом, однако, невероятно быстр и ловок, настолько, что часто шутили, что он может в случае увольнения из армии, зарабатывать на жизнь фокусами или в цирке акробатом. Ираклий слышал эти разговоры, но про себя думал, что эта карьера у Льва была бы слишком короткой. Он был настолько хорош, что конкуренты быстро бы подстроили ему несчастный случай или даже смерть. Профессионализм и удачливость не любят ни в одной сфере, это касается и полководцев, двигающих огромные армии, и фокусников на рынке богом забытого городка в пустыне. Но Лев был очень хорош и в бою, и в мирной жизни, немного ограничен, чтобы сделать карьеру в армии, но как воин превосходен, и Ираклий слишком ценил его, чтобы посылать лишний раз в бой.

Анастасий же был греком из Салоны. Его семья была слугами у готов, а когда их государство пало, стали служить новым-старым греческим властям. Анастасий, несмотря на свой довольной юный возраст, уже успел отметиться в походах за Дунай против аваров, сражениях с лангобардами в Италии, а самый его знаменитый подвиг, слава о котором разнеслась по всей империи, совершил в Сицилии. Тогда вспыхнуло восстание против империи, и бунтовщики заперлись в Сиракузах, Анастасий собрал разрозненные отряды по всему острову и пошел на приступ. Сперва, все развивалось неудачно, но в одной из башен он смог успешно закрепиться с несколькими соратниками, да так ловко сковали своими действиями практически весь гарнизон, что жители города открыли на другой стороне ворота и впустили императорские войска. Бунтовщики сдались, а Анастасий стал известен далеко за пределами Сицилии. Физически он отлично развит, чуть выше среднего роста, сухой, но очень сильный. В минуты сильного волнения непроизвольно цитировал Гомера и других древних авторов, чем изрядно смешил окружающих.

Эти двое построили несколько десятков новобранцев на заснеженном дворе и оценивали их мастерство стрельбы из лука, владения мечом и копьем. Для конных упражнений здесь было мало места, но как Ираклию сказали вчера, на севере от города была небольшая крепость, где постоянно проводились учения. Следовало найти время и осмотреть не только городские укрепления, но и близлежащие опорные пункты.

Ситуация в целом казалась напряженной, но не критической. Даже если армия Романа погибла, персы были сейчас обескровлены нашествием тюрков и внутренними проблемами, чтобы предпринимать активное наступление здесь, на севере. Да и судя по донесениям, они плотно завязли в Месопотамии. Если установится какая-то стабильность, появится возможность перевести сюда всю семью. Конечно, Епифания будет не в восторге поменять спокойствие и безопасность столицы на пограничный город, но она подчинится. Главное, что дети будут в восторге, его любимые сыновья, Ираклий, Феодор и Григорий. Мальчикам надо побывать на войне, посмотреть, что такое управление и жесткие решения. Сидя в благословенном городе Константина рискуешь погрязнуть в интригах дворцов и бесконечных богословских диспутах о природе Христа и степени невинности его матери. Ранее он думал просить Петра взять своего старшего сына Ираклия в западную армию, как оруженосца, но стремительная компания против аваров разрешила ситуацию. Его семья со временем переедет сюда.

Глава 4

Миновало несколько дней. Филиппик практически не бывал в городе, в котором Ираклий пытался начать выстраивать эффективное управление. Неожиданным препятствием в общении с чиновниками стало происхождение его и его стражи. Ираклий был армянином, не из этих краев, но все-таки. И отлично понимал язык и нравы местного чиновничества и сенаторов. Те же привыкли действовать с греками, которые были во всех смыслах представителями империи и само их присутствие в какой-то степени дисциплинировало здешнюю знать. Но теперь им приходило подчиняться своему, да еще и практически изменившему своим традициям и народу. Возможно, думал Ираклий, придется пригласить больше греков с побережья, чтобы сбалансировать этот эффект. Странная ситуация, конечно, но надо исходить из того, что есть.

Однажды, к нему прибыл Филиппик. Сразу было видно, что что-то случилось необычное, потому, что он практически танцевал от желания поделиться новостями. Однако шел церковный совет, на котором православные иерархи решали с ним, как с наместником, вопросы принадлежности земель на севере и разделение финансовых обязательств между властями провинции и церковью по строительству нового монастыря. Попросив священников продолжить в другой день, Ираклий пригласил Филиппика в небольшой зал, где в отличие от большого зала приемов обстановка более располагала к принятию решений. Так же пригласили Афимия, опыт которого или дельный совет никогда не бывали лишними.

— Говори.

— Свершилось! У персов началась гражданская война!

— Хвала Господу! Ормизда наконец свергли?

— Пока нет. Если ты помнишь, я говорил, что Бахрам Чубин внезапно взял свои лучшие части и двинулся на юго-восток?

Ираклий медленно кивнул.

— И что? Он не может быть шахиншахом, он не потомок Сасана.

— И я так думал, и все так думали. Но ты опережаешь события, все началось оттуда, откуда никто не мог подумать! Представь только, внезапно в Ктесифоне и вообще в Ираке стали массово появляться дирхемы с портретом Хосрова. Не знаю, кто и зачем это сделал, но раскол в доме Сасана стал больше напоминать большое ущелье.

— Ох… Воистину, у одного перса больше коварства, чем у целого ромейского народа. То есть, кто-то дал понять, что фактически шахиншахом — Хосров. А отчеканить дирхемы возможно только на одном из нескольких монетных дворов, которые находятся под строжайшим контролем. Это сделал тот, у кого очень большие возможности и не занимать смелости и ума. И что дальше? Какие действия предпринял Ормизд и Хосров?

— Ормизд пока ничего не делает. Как я понимаю, сейчас он пытается разделаться со столичными вузургами, которые готовы поддержать Хосрова. Пока сила на стороне шахиншаха. А его сын недолго думая, бежал со своими приближенными.

— Я бы на его места тоже бежал, если бы хотел сохранить жизнь. Правильно, у Бахрама под защитой армии и прославленного полководца и спасителя родины ему будет спокойнее.

— Ты не угадал, Ираклий. Он не к Бахраму бежал. Он сейчас в Азербайджане.

— Почему?! Почему не возглавить ту единственную силу, которая можешь сделать его шахиншахом? Если уж кто-то, неважно кто, решил его сделать повелителем, то у молодого Хосрова всего два пути: сдаться отцу и быть казненным или возглавить вольно или невольно бунт и попытать счастья. Что ему делать в этой глуши?

— Пока ничего толком не известно. Но насколько я понимаю, Хосров боится Бахрама еще больше, чем отца.

— Ну, а дальше что? Не томи!

— Пока известий больше нет. Сам знаешь, в наши горы новости доходят долго. Диспозиция, в общем, такая: Бахрам с единственной боеспособной армией сидит в Мидии и будто ждет чего-то; Ормизд в Ктесифоне пытается укрепить власть, развязав кровавый тотальный террор и уничтожая предателей, явных или мнимых, среди знати и лихорадочно собрает хоть какие-то войска; Хосров без военной силы и особых денег в Азербайджане сидит, ждет и боится всего. Все три силы в плохом положении, но в самом худшем Хосров. Он проиграет в любом случае. Если победу одержит его отец, то казнит его за чеканку монет, объявление себя шахиншахом и попытку переворота. Был ли вовлечен Хосров в заговор против отца или нет, сейчас трудно сказать. Если победу одержит Бахрам, то молодой принц или станет его полной марионеткой или просто будет казнен. Мы знаем лютую ненависть рода Михран, одного из семи знатнейших парфянских родов Аршакидов, к роду Сасан. Возможно, мы видим последние месяцы великой державы Сасанидов.

— Ты слишком оптимистичен, персы много раз попадали в жернова гражданских войн, но всегда их держава восстанавливалась. Ну, в целом понятно. Ты отправил новости в столицу?

— Да, как только получил подтверждение от трех разных шпионов, сразу отправил сообщение. Но вряд ли оно быстро найдет императора в том хаосе, который сейчас происходит на Балканах. Нам надо действовать самим, надеяться, что гражданская война разгорится в полную мощь и что Константинополь пришлет нам какую-либо помощь. Редко, Ираклий, бывают такие моменты, когда можно сокрушить вечного врага Рима. Если мы упустим этот момент, наши имена будут прокляты навсегда.

— Хорошо. Где ты сейчас развернул основные действия?

— Я решил не отбивать персидские крепости на востоке, иначе, просто поменяемся ролями: они будут держаться всеми силами, а мы просто потеряем людей в штурмах. Пока лежит снег, мы активизировали действия на юго-восток, в сторону озера Ван. Так мы будем ближе к нашим в Месопотамии и приблизим войска к центру иранской державы. Никто не знает, как там обернется конфликт и чем все закончится.

— Согласен. Я попытаюсь собрать, сколько смогу денег, чтобы нанять ополченцев и наемников на побережье. Продовольствие и амуниция готова, лошади, мулы и верблюды закуплены. Если ты готов выступать, забирай обоз за городом, я буду по мере сил направлять тебе подкрепления.

— Благодарю, Ираклий. Сейчас не время нам решать, кто главнее и выше рангом. Если все получится, наши имена останутся в веках, как люди, сокрушившие, наконец, персов.

Филиппик ушел собирать разрозненные отряды для выступления в поход.

В ромейской империи, как известно, было четыре армянских провинции. Первую и главную сейчас возглавлял Ираклий, остальные три хоть и были соразмерны, имели гораздо меньшее население и экономическую мощь. Негласно наместник первой провинции координировал военные действия всех остальных.

Сейчас Филиппик уводит всю армию на юго-восток, озера Ван и важнейшего персидского города со смешанным армяно-курдским населением Тигранокерт. А уже от Тигранокерта рукой подать до месопотамской армии и смело можно ударить по опорному центру персов — Нисибису. Как сообщил Филиппик, Бахрам сейчас находится в Мидии, скорее всего, на противоположном, восточном берегу Вана. Он сидит и ждет, чтобы его сторонники разделались с ненавистным Ормиздом.

Центр событий этой войны постепенно смещается на юг, и Ираклий задумался, чем еще он может нанести вред Ирану. Вряд ли стоит посылать те небольшие силы, которые остались еще у него, для подкреплений на восток. Естественно, ротация войск пройдет по плану, надо освежить гарнизоны новые отрядами, а переживших жестокие осады следует отвести в Феодосиополь для отдыха. Однако, чем больше Ираклий думал, тем более укреплялся в мысли, что наиболее полезен он будет, если оставит военные дела военным, а сам займется экономической и политической жизнью своей провинции. В пользу таких действий говорило еще одно соображение стратегического характера. Полностью оставлять провинцию без защиты было невозможно. Да, сейчас фокус войны сместился немного в другую плоскость, однако всегда существовал риск, что прорвется откуда-то шальной отряд персов и будет очень рад увидеть беззащитные города провинции. Так же, не хотелось отвлекать разные персидские силы на себя. Пока ромеи действуют медленно и незаметно, персы могут сколько угодно уничтожать друг друга в гражданской войне. Но если они увидят реальную угрозу Ираку, то отбросят временно свою вражду и объединят силы против врага. Пока Бахрам со своей армией не так далеко, не стоит обращать на себя его помыслы, при том, что в данные момент они полностью устремлены на Ктесифон.

Вот примерно таким образом начинался новый год бесконечной войны между греками и персами.

Глава 5

Что самое главное в жизни человека? В чем он может быть уверен в самых тяжелых моментах жизни? Что дает ему силы снова и снова идти вперед, когда, казалось бы, все потеряно и спасения нет? На что он может положиться в любой момент и все может в итоге получиться хорошо?

На своих друзей и связи? Да, это может помочь. Всегда может найтись друг или друг друга, или человек, который знает друга друга и он сможет помочь. Ты ему довериться свое ценное, свою судьбу. Все верно, но у друзей свои интересы. Они тебе помогут, если это будет выгодно им и принесет им пользу. Если у друзей будет выбор. Решительный выбор, важнейший: он или друг, то он выберет себя, свою жизнь и свою семью. На друзей и связи можно полагаться только до определенного момента, пока вас есть что делить, в материальном или эмоциональном плане. Нет, наверное, главное в жизни это не друзья.

Возможно, это власть и законы. Да, власть и законы всегда могут помочь и спасти. Ведь законы справедливы и написаны мудрыми людьми. Никогда не будет принят закон, который явно вредит людям. Даже если ты слабый или обиженный, закон слеп, он будет защищать и накажет обидчика. Да, на закон можно положиться и доверить свою жизнь. Но делать надо это осторожно. Закон — как силы природы, как стихия. Он может помочь тебе, если ты почтительно и с уважением относишься к нему, но если ты сам по какой-либо причине нарушишь закон, то сапог государства не оставит от тебя ничего. Ты нарушил закон, теперь ты — антигосударство и на стороне Зла с другими преступниками. Нет, в жизни главное другое, это и не закон.

Так может, полагаться можно только на себя, на свой ум и волю, на свои силы? Да, на это можно рассчитывать в любой ситуации. Только развив свои личные качества можно справиться с безвыходным положением. Ни на кого не надо рассчитывать, только ты против всего мира, только сам сможешь что-то улучшить. Только ты. Но что делать, когда внутренний голос точит твою решительность? Когда несчастья приходят сразу целой толпой? Когда ты сам себе милосердно даешь разрешение сдаться? Любое дерево, как бы оно не было сильно, всегда может сломаться под ударом внезапной стихии. Нет, кажется и на себя не всегда можно положиться.

Но что может сподвигнуть поставить интересы и счастье другого человека выше своих собственных? Что может толкнуть нас на самопожертвование? Кому мы можем доверить свою жизнь и не бояться за нее? Любовь делает нас людьми. Только настоящая любовь может преодолеть все беды. Только любимому человеку мы можем доверить свою судьбу. Так или иначе, мы все мечтаем всю жизнь, что встретим любимого человека, который разделит с нами наши годы и чьи годы разделим мы. Все стремления человека, все попытки вырваться из низменного мира, так или иначе, сводятся к любви. Ради нее мы совершаем подвиги и только настоящему человеку мы доверим все. За каждым великим человеком стоит другой, который оберегает и любит его, снимает проблемы и внушает уверенность. Любовь — вот, что отличает человека от животного и чему мы должны быть благодарны за нашу человечность.

Глава 6

В это же время ранняя весна начинала будить Константинополь от зимней спячки. В городе, который жил торговлей и не мог физически без нее существовать, начали появляться купцы со всех сторон света. Из Черного моря прибывали светловолосые скифы, власть над которыми аваров была чисто номинальной. Прибывали лазы и греки из дальних провинций. С южного направления египтяне, сирийцы и жители Италии доставляли зерно и краски. Столица, как библейский Левиафан, требовала все больше еды и все больших людей. Иногда складывалось впечатление, что Константинополь — и есть империя, а остальные провинции служат только для того, чтобы обеспечивать его. Ото всюду приезжали деловые люди в столицу. Ото всюду, кроме запада. Западных дел столичные жители старались не касаться. Им было хорошо в тени надежных стен, в спокойствии, освященном самим Господом и Святой Софией. А западные дела только огорчали. Все Балканы практически вымерли. Там несколько десятилетий тянулась война империи против кочевников, страшных, беспощадных. Кочевников, которые не так давно появились из ниоткуда. Еще два поколения назад ромеи и не знали ничего об аварах, об этих ужасных, закованных в стальные доспехи всадниках. Кто они? Откуда они появились? Почему они с такой яростью и ненавистью нападают на империю? Это было неизвестно никому. Одно было определенно: тюрки и авары являются друг для друга худшими врагами и каждый готов отдать свою жизнь при условии, что умрёт и его враг. Вероятно, в этой вражде и кроется и загадка появления аваров, но ни они, ни тюрки не сообщают ничего об этой вражде. Появившись на северном берегу Дуная, в старой римской провинции Дакия, авары каким-то образом договорились со славянами, возглавили их и повели их на Рим. Было понятно, что славяне в этом союзе являются слабой стороной, зачастую фактически на положении древних илотов, и как малочисленные авары управляют этим бушующим морем славян, было так же загадкой. Император Маврикий покрыл себя славой, практически сам или с помощью других полководцев проводя успешные компании против варваров. Но неся огромные потери, на следующий год, казалось, без всяких проблем варвары опять топили несчастные западные провинции своим нашествием. Ромеи побеждали, но с каждым город их силы таяли. Все труднее было набирать солдат в армию. Все меньше денег оставалось в казне. И все больше беженцев прибывало в Константинополь. Проведя десятки успешных компаний, Маврикий мог оценить безрадостную картину. Ромеи удерживали всего несколько пунктов, в основном это сильно укрепленные прибрежные города. Деревень практически больше не было. Формально на Балканах империя владела многими провинциями, но фактически территория от Пелопоннеса на юге, Адрионополя и Солуни на востоке и Диррахия на западе была владением безраздельным владением аваров, куда активно переселялись славяне. Греки и родственные им македонцы и фракийцы потеряли эти провинции. Теперь земли принадлежали другим людям и другой вере.

Ситуация так же непростая, но немного благоприятнее сложилась еще западнее, в Италии. После недавнего завоевания лангобардами, завоевания, которое перечеркнуло главное достижение императора Юстиниана Великого, в Римской империи остались только небольшая часть полуострова. Юг Италии с Сицилией всегда был греческим по культуре, языку и даже населению, Лаций, вместе с истерзанным Древним Римом, первой столицей ромеев, где сидели вечно неугомонные папы, и область Равенны вместе с северо-западными районами. Империя не имела значительных сил, чтобы вышвырнуть захватчиков обратно за Альпы. Тогда императоры выбрали более тонкую стратегию. Постепенно ассимилировать варваров и встроить их в государственную систему так, чтобы прошлые обычаи казались отвратительными. Эту стратегию поддерживало еще одно, но очень важное обстоятельство. Лангобарды были арианами. Течение христианства, одинаково ненавидимое всеми православными жителями бывшей большой империи, где бы они ни жили, от Британии до Аравии.

Культурно и цивилизационно Балканы были потеряны для ромеев на очень долгое время, если не навсегда. Однако, если не брать этот регион в расчет, государство жило так, будто ничего не происходило, будто все было по-прежнему и Римское государство, простоявшее уже тысячу лет, могло царствовать над народами еще столько же без потери блеска. Да, старые торговые пути пришли в запустение, изнурительная война с Ираном перекрыло движение товаров и туда, и обратно, но, как ни странно, это в гораздо больше степени ударило по персам, нежели по ромеям. Государство римлян было невероятно мощным экономически, промышленно развитым и имеющие гораздо более развитые торговые отношения. Иран по сравнению с Римом имел зачаточную промышленность, только в окрестностях столицы, тоже, к слову, населенную практически одними греками и иудеями, что является очередным курьезом истории, кипело производство. Иран экономически был зависим от Рима, и длительная война ударила по нему гораздо сильнее. Единственным преимуществом персов, единственным козырем, который они разыгрывали уже несколько веков, была военная система, базирующаяся на всеобщей воинской обязанности и культуре подготовки бронированной кавалерии. Эти всадники набирались в основном из мелких землевладельцев, азатов, и, благодаря своей численности, могли добиваться определенных успехов. Но в силе этой системы была заложена и главная слабость. При военных поражениях и больших потерях практически некем было заменить павших героев. А в прошлые десятилетия Иран слишком часто терпел поражения, и войны против Рима теперь велись гораздо меньшими силами, чем раньше. Уже не было тех десятков тысяч всадников, которыми распоряжались Шапур или Ануширван, великие шахиншахи прошлого. Все было скромнее, мельче и дольше, что, однако, не уменьшило амбиции и гордость персов.

Сейчас торговля ромеев с Согдом и Китаем, веками происходившая при посредничестве Ирана, сместилась на север и теперь от крымских областей Рима торговцы абсолютно безопасно могли путешествовать по владениям великого кагана тюрков. Иран не мог помешать этому, он выпал из мировых потоков товаров, он оказался просто ненужным, и его богатство, нажитое только на двустороннем транзите, исчезло. Торговля ромеев с Индией тоже нашла новые пути. Если так же раньше все шло через Иран, теперь появились новые пути, морские, из Египта вокруг Аравии, при поддержке христианского государства Аксум, полностью лояльного Риму.

Если торговля империи, и конкретно в Константинополе, изменилась, но не потеряла больших убытков, то промышленность совершенно расцвела. Варвары, захватившие Западную часть империи: Британию, Галлию, Испанию и большую часть Италии, а теперь, к сожалению, и Балканы, имели большую воинскую силу, но абсолютно ничего не могли производить сами. Все товары приходилось покупать у греков. Кузнецы, ремесленники, ювелиры, и, даже страшно сказать — юристы, теперь обслуживали интересы варваров. В империю приходили деньги, а варвары беднели. Даже если, а это случалось довольно часто, империя платила дань или подарки варварам, через некоторое время деньги опять оказывались в императорской казне, потому, что варвары тратили их на товары, произведенные в Константинополе, Сиракузах или Карфагене. Поэтому, с одной стороны юридически большая часть старой империи была потеряна, но экономически варвары еще сильнее привязали ее к Константинополю.

Но еще были и войны, и тут для промышленности было поистине благодатное время. Мастерские и мануфактуры во всей империи работали практически без остановки. Солдату ведь постоянно нужно оружие и обмундирование, всегда требовались упряжи для лошадей и верблюдов, большие потребности в одежде и посуде. Верфи по всему государству работали не останавливаясь. Они производили огромные корабли для перевозки зерна для городов и действующих армией, для транспортировки солдат, боевые дромоны для охраны транспортных кораблей, которые, в свою очередь, тоже требовали много парусины, древесины, канатов и гвоздей, что давало заказы заводам. Словом, постоянная война стимулировала экономику, что отрицательные явления, как опустынивание земель и набеги варваров, практически сглаживались.

В Константинополе в отсутствие императора и Петра власть принадлежала императрице, Константине. Как и ее муж, Константина безоговорочно поддерживала православие и константинопольского патриарха, коим был сейчас Иоанн Постник. Не было никаких сомнений, что только на основе православия может быть построена устойчивая власть Рима. Как только императоры начинали смотреть в сторону монофизитства, или даже страшно подумать — арианства, сразу империя начинала содрогаться до самого своего основания. Однако, Константина, даже в большей степени, чем ее муж, осознавала, что настоящее богатство империи, ее жизнь и энергия находится на востоке, в Сирии и Египте. Восток, который постоянно содрогается от религиозных конфликтов и расколов, но где всегда находились люди, готовые умереть за империю. Но, к сожалению, там позиции православия были слабы, заправляли всем монофизиты с их детскими представлениями о природе сына Божьего. Константина пыталась найти какой-то компромисс с этой ветвью христианства, но за любыми уступками зорко следил константинопольский патриарх. Монофизиты были выключены из политической жизни государства, что всегда грозило расколом и гражданскими войнами.

В тот момент, когда Ираклий далеко на востоке получил известие о бунте Бахрама Чубина, утром в столице его жена, Епифания, получила приглашение от императрицы прибыть в Большой императорский дворец. Это несколько сбило ее с толку. Разумеется, она была представлена императрице и довольно давно, однако никогда не беседовала с ней лично и не считала ранг своего мужа, как одного из не самых прославленных полководцев, достаточным, чтобы на нее обратили особое внимание. Вероятно, пока император в походе, на его жену возлагался надзор за сенаторами, значительная часть из которых прямо сейчас строит заговоры с целью свержения Маврикия, а некоторые из оставшихся, в свою очередь, ведет переговоры с врагами империи, суля им отдать провинции, если те поддержат и пришлют деньги. Семьи полководцев же по старинной римской традиции оставляли в столице, под присмотром властей, этакий залог верности. Это была страховка от того, чтобы успешные военачальники не подумали поднять восстание. Страховка эта действовала далеко не всегда, но считалась довольно эффективной.

Епифания в сопровождении слуг отправилась почти сразу. Путь был недолог, хотя и находился дом Ираклия довольно далеко от дворца, практически у крепостных стен. Нужно было много места для штата слуг и стражи и логично расположиться за стенами Константина, где просторнее.

Двигаясь к дворцу, Епифания очередной раз обратила внимание на то, что столичные мастерские работают не прекращая, но один факт очень огорчал ее. Почти все грузы отправлялись на запад, для снабжения армии Маврикия в его компании против аваров. За то время, пока она шла, только однажды она увидели повозки, двигающиеся на восток, к гаваням Константинополя, чтобы потом по морю отправиться в Армению. Где ее муж сражается с проклятыми персами.

Прибыв в Большой императорский дворец, в котором всегда проводились церемонии и государственные советы, в отличие от уютного небольшого, можно сказать семейного, комплекса на берегу Золотого рога, Епифания узнала, что предыдущий совет еще не окончен. Как ей сказали царедворцы, уже полдня продолжался большой совет с участием Константины, константинопольского патриарха Иоанна, легата римского папы Григория и других иерархов. Обсуждались одна вечная проблема для ромеев и новая проблема, возникшая совсем недавно. Первый вопрос — о скрытом сепаратизме монофизитов и неприятии православных правил и словесных конструкций в молитвах. Александрийский патриарх Евлогий был для населения Сирии и Египта непререкаемым авторитетом, даже несмотря на то, что сам был безусловным православным. Евлогий защищал жителей восточных провинций от деспотии столицы и надменности греков не только в силу своего звания, но и потому, что вырос в Антиохии, где в силу смешения всех ветвей христианства и других религий было важно выработать умение находить компромиссы.

Вторая проблема была скорее политической. Чтобы увязать церковные структуры всех регионов империи в четкую вертикаль наподобие светской власти, Маврикий решил константинопольскому патриарху дать титул Вселенского, то есть, поставить его выше остальных четырех. Антиохийский был занят бурлящим Востоком и не особо протестовал, Иерусалимский всегда считался слабейшим и выполнял свои обязанности по служению в Святой земле. Но Рим и Александрия открыто не признали Вселенский статус и превосходство Константинополя в вопросах церковной иерархии. Как всегда, стремление упорядочить и улучшить церковь вызывало только раскол и конфликт.

Епифания прохаживалась по небольшому залу вместе с несколькими так же ожидавшими аудиенции, даже не осознавая, что не так давно ее муж здесь же точно так мерял шагами помещение и ждал приглашения на аудиенцию. Наконец, ей дали знак, что императрица готова принять, но провели ее другим коридором, скорее всего, пока статуса ей не хватает для аудиенции в большом зале, подумала она про себя.

Разговор с Константиной не занял много времени. Кажется, императрица была изрядно утомлена церковными ссорами и вообще контролем над знатью в отсутствие императора. Пока Маврикий находился в столице, сенаторы и прочие вели себя довольно мирно, поскольку знали его крутой нрав и авторитет в армии, но стоило ему выступить с армией на войну, да еще и вместе с братом, сразу активизировались интриги, заспешили в неприметные дома ослики с деньгами, посреди ночи засновали через Босфор и Золотой Рог курьерские кораблики. Императрица была женщиной больших дарований, недаром она являлась дочерью предыдущего императора, но ей казалось, что вокруг империи и ее семьи сгущается мрак. Было непонятно откуда он придет и как с ним бороться, но беда неизбежна. И не было никого в городе из взрослых членов императорской семьи, с кем можно было посоветоваться. Ее дети росли хорошими, кажется, людьми, им прививали качества, необходимые правителям, но они были еще слишком малы.

Императрица спросила об Ираклии, о достатке его семьи в Константинополе, о снабжении и связи с Арменией. После того, как Епифания пожаловалась о том, что она снаряжение покупает и набирает солдат на личные деньги Ираклия, Константина сказала прийти ей завтра в казначейство и ей выдадут небольшую сумму денег, которые она должна отослать в Армению. «Но вообще, -отметила императрица, -мы отправили твоего мужа для того, чтобы он обустроил провинцию так, чтобы она приносила прибыль империи, а не требовала все больше денег». После императрица пообещала, что, если ситуация с персами позволит, Епифания с детьми сможет отправиться к мужу на границу. На этом аудиенция закончилась.

«Зачем она приказала мне прийти?», -недоумевала Епифания. Неужели ради денег? Для этих целей подошел бы даже не Феодосий, а один из его заместителей. Нет, тут дело в другом. Вероятно, она хотела оценить меня лично и лояльность нашей семьи императорскому дому. Но мы не давали никаких поводов для подозрений. Может, это стандартная процедура в империи, где любой наместник или полководец имеет реальный шанс стать императором. Или, может выделением денег для помощи мужу императрица таким образом покупает нашу лояльность?

На следующий день она, как и велела Константина, отправилась во Дворец, в часть, которую занимали сборщики налогов и казначеи. Все было уже готово, невысокий лысый человек с мутным взглядом оформил все бумаги, и Епифания получила несколько мешочков, где лежали новенькие золотые монеты с изображением императора. Несмотря на то, что сумы были небольшие, кажется, там было столько денег, что можно было купить все имущество семьи Ираклия в Константинополе.

— Мы отправляем с деньгами десять человек, -сказал лысый человек, -рекомендую организовать с ними небольшой отряд солдат. Когда деньги прибудут в Феодосиополь, главный казначей провинции пошлет мне отчет, сколько денег доставлено. Вся недостача, если она будет, будет возмещена за ваш счет.

Епифания поблагодарила и отправилась домой. Она размышляла: сумма была для властей совершенно несерьезной, но по меркам отдаленной провинции огромная, а практически всю стражу, которая служила их семье, Ираклий забрал с собой. Можно в других их поместьях в Вифинии собрать еще несколько десятков солдат, на которых можно положиться, затем арендовать корабль, который доставит их и деньги в Трабзон, а оттуда через горы — Ираклию. Срочно надо отослать гонцов в имения, прямо сейчас, через неделю корабль должен отплыть. Зимние шторма почти прекратились, и, будем молиться, что груз прибудет благополучно к ее мужу.

Епифания ускорила шаг, у нее было много дел по руководству семейными делами, пока муж был на войне.

Глава 7

Тем временем, дети Ираклия были заняты обучением. Младших пока обучали на дому, Мария была в школе для детей знати, а старший, Ираклий, вместе с несколькими отпрысками сенаторских фамилий собрались у городских стен, чтобы устроить шуточные соревнования. Обычно, такие мероприятия, и вообще, отдых горожан был за городскими воротами, но сейчас шла война и, поскольку никто не мог гарантировать, что какой-то отряд авар не появится внезапно около Константинополя, отдыхали так же под защитой крепостных стен. Да и места внутри стен хватало, к тому же, на зиму многие разъехались по восточным провинциям, и город оставался полупустой. Нет, лучше внутри стен. Да и разве это были стены? Это был символ могущества империи, самые лучшие укрепления во всем мире! Провинциалы, первый раз попавшие в столицу, были уверены, что людям не под силу сделать такое, и что сделали это ангелы по приказу императора Константина. На самом деле, как знал Ираклий, их построили по приказу императора Феодосия меньше двух веков назад, но и его всегда они поражали. Укрепления состояли из двух частей. Первые стены относительно невысокие и неширокие, конечно, во всем остальном мире они считались бы отличными. Во всем мире, кроме его столицы. Если враг преодолевал их, а этого не случалось еще никогда, и если Богоматерь не позволит, никогда и не случится в будущем, то он оказывался в ловушке. Через небольшой интервал, на котором была проложена дорога, возвышалась вторая стена, гораздо выше и мощнее первой. Ее точно никто не смог бы пересечь, даже если не брать стоящие каждые несколько десятков метров сторожевые башни головокружительной высоты. Наверху этих башен были позиции солдат, на среднем уровне располагались караульные помещения, а внизу — склады с продовольствием и оружием. На совсем уже крайний случай, архитекторами и инженерами был предусмотрен еще один ход. На опасных участках с помощью хитрых приспособлений была возможность затопить пространство между внешними и внутренними стенами, Константинополь фактически оказывался на острове окружен со всех сторон водой, и осуществить атаку через них невозможными в принципе. За этими стенами и до самих стен Константина, где начинался непосредственно город, простирались многочисленные сады и небольшие посадки. Берег города и гавани так же защищали стены, но не такие мощные. Под городом начинался тайным мир, полный чудес. Помимо цистерн, которые вмещали в себя целые озера питьевой воды для обеспечения огромного города и тайных ходов из Большого дворца и храма Святой Софии во все концы Константинополя, ходили упорные слухи, что жившие тут тысячу лет еще до принятия христианства греки для поклонения богам и духам построили много подземных храмов и святилищ. Со временем об этих постройках забыли, поверх них или рядом появились новые здания и тоннели. Старое и новое переплелись в и под Константинополем, как кровеносная и лимфатическая система человека, они перемешались и стали одним целым. На другой стороне Золотого Рога располагался район Галата, где жили в основном приезжие, как из других провинций, так и иностранцы.

Ираклий с товарищами расположились в тени одной из сторожевых башен и начали соревнование. Сначала у них был турнир по владению мечом, затем они попытались выявить победителя в борьбе, затем в стрельбе из лука. Подготовка новой элиты была поставлена в ромейской империи как высший приоритет, но там делался упор на юриспруденцию, богословие и риторику. Для физической активности практиковались такие выезды.

Ираклий фехтовал с сыном сенатора из Александрии. То, несмотря на свою молодость, отлично владел деревянным мечом, и несколько раз довольно болезненно ударил его.

— Ты, слишком быстро крутишь мечом, -пропыхтел александриец. Слишком быстро и слишком бессмысленно. Не красуйся, рядом девушек нет. Не думай, просто бей.

Ираклий попробовал следовать совету, но тотчас в голову прилетело еще два удара, от которых потемнело в глазах.

— Ты молодец, Ираклий, -попытался его приободрить соперник. Просто не надо красоты и изящества, в бою никто оценивать это не будет. Там или ты убил, или тебя.

— Ты так говоришь, будто уже был в настоящем бою, -огрызнулся Ираклий.

— Было дело. Моего отца губернатор Египта направил в Аксум вверх по Нилу. Обычно, туда путешествуют по морю, но тогда надо было двигаться по реке. Ну, и пару раз на нас нападали дикие нубийцы. Обычно от них отстреливаются из луков, но однажды была рукопашная и я убил двух черных.

У Ираклия от восторга таким приключениям расширились глаза, и где-то в сердце появился маленький червячок зависти: кто-то уже участвовал в бою, а он еще нет. В борьбе Ираклию мало кто мог оказать конкуренцию. Всех противников он эффектно помял, напоследок раскидав по тюкам с кожей.

В стрельбе из лука, которая была основой ведения боя ромейской армии, у всех подростком был примерно одинаковый высокий уровень. Победителя так и не определили. После физических упражнений они расположились возле повозок с сеном, чтобы передохнуть и затем отправиться по домам.

— Мой отец, -начал Ираклий, -прибыл в Армению и уже послал армию на восток, чтобы быстрее разбить персов и закончить войну.

Ираклий был подростком, и, поскольку, являлся старшим сыном, ощущал всегда на себе ответственность наследника большого рода. Он был довольно высоким и худым, глаза, как у его матери, алели в последнее время необычайно ярко, будто подчеркивая ту значимость, которую составляет его отец для империи. Его отец был до мозга костей солдатом и как следует обучил сына владению оружием и основам военного дела, что сильно отличало его от других детей знати, которые были типичными Константинопольскими чиновниками, владевшими гораздо лучше пером и руководившими торговыми флотами и сетями шпионов куда лучше, чем армиями.

— Мой отец недавно прибыл из Неаполя, -откликнулся Даниил, смуглый сын сенатора из Африки. Говорит, что Равенна уже практически в блокаде этими проклятыми лангобардами и папа Римский скорее стоит на их стороне, чем на нашей. Скорее бы, Ираклий, твой отец помог окончить эту глупую войну с персами и наши армии были бы переброшены на Запад, в помощь императору. Надо отразить и аваров и выгнать всех славян, они плодятся, как кролики. Восстановим сильную границу по Дунаю, тогда империя сможет Италией заняться.

— С кочевниками можно справиться только одним способом, -немного сказал Ираклий, обиженный тем, что ему не дали купаться в лучах славы и уважения, как сына такого важного человека, -только натравливая одних варваров на других. Наша армия против них — это то же самое, что поставить стену против реки. Да, сперва поток уменьшится, но потом найдет другой путь, прорвется и снесет и стену, и все, что за ней. Воду надо отвести в другое русло, так и кочевников надо направить куда-то еще.

— Да все будет хорошо, никто не в силах пошатнуть величие римской империи. Нам недавно ритор рассказывал, полтора века назад Рим вообще был на краю гибели, западную часть захватили варвары, восточную часть раздирали готы, гунны и персы и сотрясали религиозные расколы. А теперь? Западные провинции постепенно возвращаются под руку императора, готы остались только в Испании, гунны вернулись в свои степи, а кровавый раскол ушел в прошлое.

— Остались только персы, -заметил еще один, кажется, сириец. С ними войны уже длятся столько веков, и не приносят ни нам, ни им пользы.

— Ну почему же, -отвечал александриец. Для них это выгодно: часть нищей, но гордой знати отправить на войну. Там часть погибнет, а часть получит трофеи. И шахиншаху что-то перепадет. А для нас, да, бестолковая и кровопролитная бойня. Когда получается, откупаемся золотом и покупаем мир, пока они его не потратят. Когда не получается — получается, как сейчас.

— При том, — подал голос сын какого-то вождя скифов, который находился в Константинополе в заложниках. Кажется, по имени Кубрат, -основная проблема сейчас это Балканы. Авары себя чувствуют хозяевами территории, а обезлюдевшие провинции массово занимают славяне.

— Да, это проблема. Если император разобьет и выгонит аваров за Дунай, а он это сделает, даже если соберет всех славян и выгонит их обратно, что делать с пустыми провинциями? Да, формально провинции есть, назначаем туда чиновников. На земле физически никто не живет. Отец как-то рассказывал, что ехал из Солуни в сторону Диррахия. Так за несколько суток не увидел ни одного крестьянского дома. Пустота! Поля стоят в запустении, торговцы очень редки. Товары лучше и безопаснее перевозить по морю, чем при постоянной угрозе набегов. Люди есть, это правда, но только в крупных городах, которые задыхаются от тесноты.

— Проблема, но крестьян винить нельзя. У них тяжелая жизнь, то столичный сборщик налогов заберет последнюю корову, то варвары уведут жену и детей. А в городах всегда больше возможностей. Или пойти на государственную службу, или прибиться к купцам, или, если совсем мозгов нет, стать членом какой-то партии цирка.

— Кубрат, -внезапно обратился к скифу Ираклий, ты ведь из племени с северного побережья Понта? Вы друзья или враги аваров?

— Мы не друзья и не враги, но отношения натянутые. У нас большие проблемы с хазарами, которые являются друзьями ромеев. Рим, вроде, дает нашим племенам золото за какие-то услуги, а я здесь живу, -он ухмыльнулся, -в качестве залога.

Ученики замолчали, каждый погруженный в свои мысли. Все они думали о своей ситуации, о войнах, которую вели их родители каждый на своем фронте. Эти войны все были на благо империи, из них вырастала большая борьба за цивилизацию. Но что каждый них них мог сделать еще? Они выпили принесенное с собой разбавленное вино и подремали на солнце. Когда оно начало садиться, все стали расходиться. Поскольку Кубрат жил неподалеко от дома Ираклия, они пошли вместе.

— Ты скучаешь по своей стране?

— Не знаю. Я не видел отца и братьев уже несколько лет. А страна… Я помню только бесконечные моря травы, и запах цветов на рассвете. Ну и лошади, конечно. Лошадей всегда очень много и все на них ездят.

— И что, хочешь домой?

— Не знаю, наверное. Я вырос в Константинополе, но здесь я никто. Обо мне заботятся, обучают, но таких как я, заложников варваров, в городе очень много. А дома я один из сыновей царя.

Так они дошли до трехэтажного дома, в котором проживали варвары.

— Я рад, что мы познакомились, Кубрат.

И со всей серьезностью сказал:

— Надеюсь, ты не станешь врагом ромеев в будущем.

Тот, со всей подростковой серьезностью, подумал.

— Нет. Пока есть Константинополь, есть и цивилизация. Прощай.

Глава 8

Спустя несколько недель, Ираклий-старший, стоял на выступе в безымянном ущелье Армении и смотрел на битву. С тех пор, как он был вынужден вслед возглавить отряд, собранный из последних солдат, и отправиться на юго-восток, Ираклий согнал те несколько килограмм, которые набрал за время тыловой работы. Для скорости, все были посажены на коней и с максимальной поспешностью отправлены на выручку Филиппику. За несколько дней безумной гонки они прибыли на место действий, но их появление ничего не изменило. А случилось вот что. Не так давно к нему в Феодосиополь прибыл гонец от Филиппика с просьбой о срочной помощи. Тот слишком запутался в маневрах на побережье озера Ван и персы загнали его армию в небольшой городок. Укреплений в этом городке почти не было, не считая деревянного палисада, и не было запасов продовольствия. Как в этом городке поместились тысячи солдат было просто уму не постижимо. Но персы удовлетворились блокадой и не хотели тратить силы на бессмысленный штурм. Кажется, они с удовольствием сняли бы осаду и ушли сами домой. Судя по слухам, гражданская война в Иране набирала обороты, а эти войска персов были заслоном, который оставил Бахрам Чубин против ромеев. Сейчас ему эти отряды очень пригодились бы на юге, и он бы отвел их уже. Но помешало стремление Филиппика отметиться перед императорским двором хоть какой-то победой. Если бы ромеи продвигались медленно, то эти бы отряды спокойно ушли, но они продвигались слишком стремительно, и персы были вынуждены остановиться для их отражения.

Так или иначе, персы остались и заперли армию Филиппика здесь. Что самое неприятное, армия эта помаленьку таяла, потому, что в основном состояла из армян и курдов. А те просто сбегали оттуда, где плохо платили, да еще и взяли в окружение и расходились по своим деревням. Несколько дней продолжалась эта блокировка, Филиппик пытался вырваться на лодках из города, но тех было слишком мало. Наконец, когда его армия из-за дезертиров и постоянных стычек уменьшилась на треть, сегодня утром он решился на большую вылазку.

Битва продолжалась уже больше часа и дела у ромеев были плохи. Не помогли даже лучники, которых подняли на вершину палисада, чтобы обстреливать персов сверху. Те, армяне, которые еще оставались у Филиппика, пытались прорваться на север в ущелья, или хотя бы сдаться на милость победителя и сражаться изо всех сил явно не собирались. Греки и варвары бились отлично, но никак не могли отойти от деревянной стены и начать маневрирования конных отрядов.

— Сколько, думаешь, можем послать, Афимий?

— Ни сколько. С учетом, что у нас меньше тысячи и за нами беззащитная провинция, да и вся Анатолия. Ну, в крайнем случае, сотни три, не больше. Чтобы прикрыть их отступление.

— Да, три сотни мало что решат в той бойне внизу. А не пошлешь, обвинят в предательстве. Хорошо, посылай пять сотен по той речушке, остальные пусть обустраивают серьезный лагерь. Что-то мне подсказывает, что мы тут надолго.

Пока офицеры организовывали отвлекающую атаку, Афимий раздавал приказания по укреплению защиты плато, где был разбит лагерь. Как Ираклий и предполагал, его посланный отряд даже не достиг битвы, он был перехвачен персидским заслоном, и завязавшаяся битва переместилась немного в сторону. Не желая тратить людей на бессмысленную драку, он приказал сразу трубить отступление. Ниже, в долине, будто прочитав его мысли, ромеям так же дали сигнал отступать в город. Персы никого не преследовали, и вернулись в свой лагерь, чуть южнее городка.

Что делать дальше, никто не представлял. Ираклий послал по горным тропам гонца в городок с известием, что он прибыл, но солдат у него совсем немного, зато, скоро прибудет небольшая сумма денег, которую он взял из казны провинции. Обрадовавшийся Филиппик дал ответ. Сил у него было в несколько раз больше, запасов пищи хватит на неделю, потом, если ситуация не прояснится, придется есть коней.

Патовая ситуация. Когда в очередной раз Ираклий с Афимием обсуждали новый сложный план атаки с разных сторон, к нему подошел Иоанн, чиновник казначейства провинции, которого взял в поход только для независимого учета возможных трофеев.

— Полководец, -обратился человек, с быстрыми и резкими движениями, плохо вязавшимися с его лысой головой и щуплым телосложением, -у меня, кажется, есть план, как решить ситуацию для блага всех сторон.

Ираклий переглянулся с Афимием. Не было ли тут какого-то подвоха?

— Слушаю тебя.

— Я еще до войны часто бывал в Иране и знаю их язык. Кроме того, как ты знаешь, для персов мы, армяне, являемся родственным народом и больше заслуживаем доверия, чем ромеи. Позволь мне тайно отправиться в лагерь иранцев и переговорить с их командиром. Я попробую его уговорить уйти.

Удивление Ираклия нарастало. Во-первых, ему не понравилось, что в лагерь врага может отправиться человек, который может рассказать ситуацию о плачевном положении ромеев, как только пришедшего отряда, так и осажденных. Во-вторых, наверняка, придется чем-то поступиться, чтобы персы ушли.

— Чем ты можешь заинтересовать его? И он, и мы в такой ситуации, что чем дольше тут стоим, тем хуже всем.

— Прикажи мне дать коня и выпустить из лагеря. Сейчас солнце садится. Клянусь Святой Троицей, что до восхода Солнца вернусь с новостями.

— А не хочешь ли ты стать перебежчиком?

Тот неожиданно открыто и по-доброму улыбнулся.

— Нет, не хочу. Мне нравится моя жизнь в Феодосиополе. Там моя семья. А у тебя нет выбора, Ираклий. Не поможешь Филиппику, его армия через несколько дней начнет разбегаться от голода, тебя обвинят в предательстве, а император Маврикий, как мне рассказывали, очень не любит изменников. Пойдешь на помощь Маврикию — тебя и его разобьют и не только Армения Первая, твоя провинция, будет беззащитна, но и остальные три. И не стоит приказывать заковать меня, как предателя. Все знают ситуацию, люди не глупы. Ситуация безвыходна.

Ираклий размышлял. Да, риск очень велик. Но и ситуация не из простых. Если он в ближайшие дни не придумает, как вызволить Филиппика, как он сможет защитить провинцию и внутренние регионы Анатолии с тысячей воинов? Но передавать свою судьбу и жизнь в руки человека, которого он особо не знал, не было никакого желания.

И все-таки, он решил рискнуть.

— Дайте ему коня. Если до восхода Солнца тебя не будет, я посылаю гонца в Феодосиополь, чтобы он посадил в тюрьму твою жену, детей и всех родственников.

— Тогда тебе придется, полководец, посадить всю провинцию!, -рассмеялся Иоанн. Не переживай, я вернусь.

Он ускакал в сумерки. Солдаты отдыхали после дневной битвы и работ по фортификации. На деревянных башнях лучники осматривали вязкую и холодную темноту. Ираклий мерял шагами площадку возле командирского шатра. Убежал, точно убежал, мерзавец. Только коня потерял и дал выскользнуть одному трусу. Завтра утром надо отправить разведчика к Филиппику и договориться об общей атаке, другого варианта нет.

С такими мрачными мыслями он прилег и поспал беспокойно несколько часов. Проснулся от шагов Льва.

— Полководец, только что прибыл Иоанн и просит переговорить с тобой. Лев казался удивленным, наверное, и он, и весь лагерь думали, что ловкий армянин просто нашел способ сбежать.

Иоанн вошел, и раскрасневшееся лицо его сияло.

— Думали, сбежал?

— Да, думал. Хотел уже посылать за твоей семьей.

— Не стоит. В общем, ситуация такая. Во главе этой армии стоит некий Йездигерд. Из какого он рода, я так и не понял, но точно из парфян-Аршакидов. Не удивлюсь, если это родственник Бахрама Чубина. Сколько у него войск, тоже не скажу точно, мне завязывали глаза. Думаю, как в сумме у наших обеих армий или чуть больше. Речь слышал только иранскую, значит, это отборные воины. Мы поговорили с Йездигердом. Ему тоже не очень хочется тут тратить силы. Он знает, что может разбить и Филиппика, и тебя, но цена будет слишком высока. Конечно, он сказал мне, что ему спешит на помощь двадцатитысячная армия персов, и чтобы ты быстрее сдавался, но это обычная иранская похвальба, не обращай внимание.

Ираклий задумался. А не было ли это частью плана этого хитрого Иоанна? Снабдить его ложной информацией, таким образом полностью уничтожить ромейские силы и прямым ходом отправиться на Феодосиополь, где он, наверное, уже выторговал себе у персов должность наместника.

— И что дальше? Это мы и так знали. Что он хочет, чтобы нам спокойно разойтись?

— Дальше. Как я понял по разговорам стражи, вчера или позавчера прибыл гонец от Бахрама Чубина с требованием как можно скорее двигаться с армией к нему. Там что-то очень серьезное назревает, полководец, если персы бросают земли, где выигрывали больше десяти лет и с максимальной скоростью двигаются на родину. В общем, он согласен разойтись, но на его условиях.

— Быстрее.

— Он позволяет и твоему отряду и армии Филиппика отступить в Феодосиополь. Взамен, Филиппик оставляет все трофеи и награбленное. Ты должен поклясться ему, как верному рабу шахиншаха, что ромеи не будут пересекать границы провинции и снова не начнут воевать. И от тебя он ждет небольшой подарок ему лично.

— Гарантии какие?

— Никаких. Обрати внимание, он сказал, что служит шахиншаху, но не сказал какому. Это одна из причин, почему он не может терять ни дня, пока мы тут пытаемся друг друга перехитрить.

— Какой подарок он хочет?

— Золотые императорские монеты, какой же еще! Тебе дается весь сегодняшний день. Если не будет твоего согласия и золота, он уничтожит обе ромейские армии.

— Мне кажтеся, ты это все просто придумал. Я тебе дам золото, а ты с ним сбежишь. И ни у какого Йездигерда ты не был.

— Полководец, -армянин закатил глаза. Можешь ничего не делать, тогда послезавтра персы вас уничтожат, а через полгода завоюют всю внутреннюю Анатолию. Решай сам. А пока позволь мне пойти поспать, я полночи в седле в этих горах. Как надумаешь начинать самоубийственную битву, или казнить меня, или примешь верное решение и отправишь меня с золотом к персам, прикажи меня разбудить.

Он ушел.

— Что думаешь, Афимий?

— Я этому скользкому человечку не доверяю. Возьмет золото и ищи потом его в горах.

— Я тоже. Но с другой стороны, что мы теряем. Сколько у нас золота с собой?

— Два кентария. Больше нет, ты и сам знаешь, вытряхнули всю сокровищницу и отдали в залог торговцам дворец.

— Хорошо.

Ираклий продолжил ходить по лагерю. Он осматривал, как на дальних грядах двигались его разведчики. Как охранялись и основные и задние ворота лагеря. Как на башнях всматривались вдаль дозорные с луками. Солдаты завтракали и изредка посматривали на полководца, словно спрашивая его, что он предпримет для выхода из тупика. Сам того не заметив, он оказался возле Анастасия, одного из своих телохранителей. Тот сидел на краю обрыва у небольшого костра и смотрел вниз, но не на персидский лагерь, а на озеро.

— О чем думаешь, воин?, -насмешливо спросил Ираклий.

— О твоем брате, стратиг.

Ираклий удивился.

— Вот как? Неожиданно. А почему о нем, а не о том, как нам разбить персов?

— Об этом думать — задача полководцев, нам соваться туда не надо. А вспомнил его потому, что замерз, и скорее всего, сегодня или завтра погибну в бою.

— А, -Ираклий рассмеялся. Мне кажется, когда Георгий узнал, что меня назначили губернатором Армении Первой, он смеялся целый день. Да, ему хорошо и тепло, руководит себе Киренаикой. Забот нет, спокойствие, тишина.

— И врагов нет. А станет скучно, можно отправиться в карательный поход на пустынных варваров. Там же, полководец, войн не было еще с великих иудейских восстаний несколько веков назад. Сейчас евреи, конечно, снова расплодились, но ведут себя тихо и занимаются только торговлей.

— И ты думал, вот бы сейчас оказаться в дворце Георгия, легкая служба, большое жалование?

— Да, примерно так. А не сидеть в маленьком лагере в безымянном ущелье, стучать зубами от холодного ветра и готовиться к битве. Кстати, она будет сегодня или завтра? Все интересуются, но никакой команды пока не было.

— Команды не было потому, что я пытаюсь другим способом решить проблему. Погибнуть мы всегда успеем.

— Этот другой способ включает, наверное, того лысого армянина, который ночью перебудил весь лагерь шумом, когда ехал к персам?

Ираклий улыбнулся.

— Что, весь лагерь в курсе?

— Полководец, про этих ребят можно думать что угодно, но обвинить их в попрании караульной службы и глупости точно нельзя.

— Да, этот способ включает этого лысого армянина.

— Хорошо. Тогда отдамся на волю Господа и буду молиться, чтобы твой способ сработал.

Как ни удивительно, способ сработал. Ночью Иоанн набил седельные сумки золотом и снова отправился на коне вниз от лагеря по узкой тропинке. За ним пристально наблюдали несколько сотен пар глаз, желая успеха в его непростом деле. Ночь тянулась очень долго, солдаты постоянно, будто случайно, оказывались у главных ворот и долго всматривались в темноту в ожидании возвращения их спасителя, но все было тихо. Когда небо на востоке начало светлеть, и на горизонте появилась оранжевая нить, от дозорных пришла информация, что в лагере персов какое-то движение. Мгновенно все были на ногах и надевали доспехи. Миссия не увенчалась успехом, Иоанна убили, золото забрали и сегодня предстоит решающая битва. Скорее всего, повторится схема позавчерашнего сражения: персы атакуют армию Филиппика, прижатую к городу, а их заслоны будут удерживать Ираклия от удара по своему тылу. Словно в подтверждение этому, в городе тоже послышался шум и первые отряды начали появляться из ворот.

Ираклий построил свой отряд и начал спускаться в долину. Солдаты были изрядно напряжены и готовы пустить коней вскачь, чтобы быстрее добраться до врага, который, как ни странно, тянул и не отправлял части им на перехват. Наверное, хотят поближе подпустить, обрушиться всей силой на них, пока солдаты Филиппика не построились полностью, уничтожить мешающего им Ираклия и ударить по основной армии. Персы были готовы, но не начинали боя, не нападали, ни на тех, ни на других. Уже и армия вышла полностью из города, и пришедший отряд спустился с утеса и выстроился для удара. Неужели, персы пошли ва-банк и, решив не мудрить, будут сражаться сразу с обоими, чтобы грубой силой смести ромеев. До персов оставалось чуть больше двухсот метров, когда вся многотысячная армия неприятеля развернулась и двинулась мимо обеих армия на юг. Сперва никто не мог понять, что происходит и уже хотели пустить стрелы, но кто-то вовремя сообразил и крикнул остальным. Ираклий, да и все его солдаты, не могли поверить глазам: редко когда в истории одна вражеская армия, не разбитая и полностью боеспособная, двигалась на расстоянии выстрела из лука между двух частей другой вражеской. Были различимы лица и детали доспехов персов. Их сложные шлемы и доспехи, закрывающие коня, их ужасающие копья и мечи без острия. Редко когда удается увидеть врага с полном, даже парадном, облачении не на поле боя. Да и что можно рассмотреть в бою? Там разум отключается и рефлексы сами управляют телом, единственная цель — выжить самому и нанести вред врагу. А после боя трудно что-то вспомнить детальное, да и заботы тогда совсем другие: собрать выживших, окончательно добить врага, если ранен сам -привлечь внимание врача, если посчастливилось — собрать трофеи. Нет, тут величавые персы, будто ожившие статуи времен Ахеменидов, гордые своим происхождением и победами двигались мимо, и словно было ниже их достоинства смотреть на жалких ромеев, которые раскрыв рты взирали на это чудо. Опомнившись, Ираклий дал приказ опустить луки. Не хватало еще, чтобы какой-то мальчишка из деревни от шока не выпустил бы стрелу, тогда точно им всем конец.

Казалось, этому шествию не будет конца. Опытным взглядом Ираклий оценил численность этой армии. Не менее восьми тысяч, и все опытные воины, судя по их посадке и оружию. Значит, в первом битве принимали участие не больше половины всех воинов. Вторая половина осталась в лагере, чтобы не создавать давку и не мешать своим же. Да, этот Йездигерд был умелым командиром, не чета высокомерным персам, весь талант которых заключался в благородной крови в венах. Если бы началась серьезная битва, у ромеев не было никаких шансов. Пусть лучше бегство и потом тюрьма в Константинополе за трусость, но так по крайней мере сохранишь жизнь. Теперь понятно, почему в разгорающейся династийной смуте в Иране эта армия была так важна и ее срочно вызвали на юг. Во всех битвах всего мира она могла сыграть решающую роль.

Но что же произошло? Каким-то образом, Иоанн выполнил свою миссию и уговорил Йездигерда уйти, но тогда где он? Возможно, убит персами, не терпящих предателей и лазутчиков. Но Иоанн не был ни предателем, ни лазутчиком. Правда, он и переговорщиком не был, а был, так скажем, послом с деликатной миссией.

Последние отряды великолепных воинов прошли мимо его жалкого отряда. Через час, когда начал стихать гром передвижения огромной армии и осела пыль, Ираклий увидел в нескольких сотнях метров выстроенных солдат Филиппика. К Ираклию подъезжала группа всадников, впереди он узнал Филиппика, а сзади, глотая пыль, он разглядел несуразную фигуру Иоанна. На измученном, но довольном лице последнего виднелись синяки и кровь.

— Мы думали, тебя убили или ты убежал. Что у тебя с лицом?

Ираклий демонстративно не замечал Филиппика, из-за которого по большому счету, и возникла эта ситуация.

— Как ты мог такое подумать, командир?!, -насмешливо ответил Иоанн. Убить — да, убежать? Куда? К ариям? Армянин из ромейской империи? Для них я буду никчемнее собаки. Я выполнил свой долг, Когда персы провожали, решили немного на мне отвести душу. А через полчаса уже наши, стража в городе, не разобрались, приняли меня за лазутчика и снова избили.

— Так ты решил не возвращаться в лагерь, а пробираться в городок? Потому, что мы не предупредили вторую армию?

— Все правильно. Последнее, чего бы я хотел, это чтобы офицера Филиппика не поняли, что к чему и атаковали уходящих персов. Тогда бы они всех нас перерезали.

Филиппик вклинился в разговор:

— Ничего, что я вам помешаю? Да, твой шпион, Ираклий, здоров и все сделал в лучшем виде. Можно тебе сказать спасибо, что ты произвел такую хитрую операцию.

— С тобой, Филиппик, мы поговорим позже, обсудим твою опрометчивость и как нам написать отчет в Константинополь, почему мы отдали врагам столько денег, -процедил сквозь зубы Ираклий.

— Да, поговорим. Но позже. У твоих солдат есть продовольствие? Мы столько дней были без нормальной еды. Как у нас еще не начался голод, чудом только.

— У нас нет еды. У нас обоза-то нет нормального. Как только я получил твое сообщение о блокаде, я собрал, кто есть под рукой и помчался тебя выручать. Извини, что не додумался еще и овец пригнать.

— Ладно, у нас есть немного денег. Подожди немного.

Некоторое время Филиппик раздавал приказы своим офицерам насчет покупки стада овец в близлежащих селах и осмотра брошенного лагеря персов. Выступление назначили на следующий день рано утром.

Когда взошло солнце, измученная армия ромеев потянулась домой, на северо-запад. Оба полководца ехали рядом и молчали

— Ты зря злишься, Ираклий, -наконец заговорил первым Филиппик.

— Назови мне хоть одну причину, по которой я не должен злиться. Ты собрал почти все доступные войска, заигрался в Ганнибала и попал в ловушку. Я, стратиг, но в первую очередь представитель гражданской власти, вообще не должен лезть в военные дела. Но я собрал последние отряды стражников, проскакал несколько сотен километров по горным горам и, не вступая в серьезные бои, вызволил тебя и сохранил твою армию. А если бы я хоть на день опоздал? А если бы не пришел ко мне Иоанн? Это кстати, его план и ты, мне кажется, должен его как следует отблагодарить.. А если бы не нашлось два кентария золота? Что тогда? Мы с тобой в любом раскладе потеряли бы армию, и в лучшем случае сейчас мчались в беззащитный Феодосиополь и думали, как его защищать, а в худшем — лежали бы мертвые. Но даже теперь, когда все удачно относительно завершилось, мне надо писать объяснение Феодосию, почему мы потратили столько денег, если у нас под командованием были тысячи солдат.

— Ну, я тоже не отсиживал задницу в городе, -немного обиженно ответил Филиппик. В первый же день, когда еще нас не загнали внутрь, я посылал шпионов на тот, другой берег озера. Я посылал их много и добыл достаточно полезной информации.

— Лучше бы ты ее добывал, сидя в Феодосиополе. И армию не подверг бы риску, и деньги бы сохранили, -огрызнулся Ираклий.

— Пиши что хочешь, наместник. Но что-то мне подсказывает, что пока твой отчет достигнет Константинополя, пока столичные чиновники, боящиеся малейшей личной ответственности, согласуют наказание между собой и с кем-то из первых лиц государства, всем нам будет не до того.

— Это почему?

— Пока ты меня не перебил, я пытался рассказать. Ормизда свергли.

Ираклий резко натянул поводья коня.

— Ты не шутишь? Свергли? Кто, Бахрам?

— Как ни странно, нет. Свергли братья матери Хосрова.

— Шахиншаха Ормузда свергли люди не из рода Сасана?! Такого не может быть!

— Подожди, это еще не все. Дяди Хосрова, не знаю, как из зовут, все иранцы их зовут просто «дяди», так вот, они ослепили Ормизда и заточили его в темницу. Уж не знаю как, но в Ктесифон прибыл из Азербайджана Хосров, и его признали повелителем.

— Ты послал об этом послание в Константинополь?

— Еще вчера, еще не успела армия Йездигерда уйти.

— Правильно. Может новый шахиншах пойдет на мир с нами, ему сейчас очень не хочется держать войска далеко в Армении. Да, а куда так спешил Йездигерд, если Хосрова уже взошел на престол?

— А теперь и начинается самое интересное, Ираклий. Бахрам Чубин не признал Хосрова шахиншахом и ведет свою армию к Ктесифону.

Ираклий второй раз за несколько минут резко натянул поводья и остановил коня.

— Подожди, или я что-то не понял, или этого не может быть. Точно, не может быть. Он не признает законного царя? Какие у него перспективы? Нулевые и все об этом знают.

— Я знаю, ты знаешь, весь Иран знает. Но он идет. А теперь подумай, хотелось Йездигерду держать свою классную армию в диких ущельях, если сейчас решается вопрос, кто будет править и кому какую провинцию отдать? Думаю, даже без хитроумного плана Иоанна они бы через два-три дня сами ушли.

— Что для всех нас это значит, Филиппик? Для меня и для тебя?

— Для меня, думаю, наконец, отставка и я вернусь из этих диких земель домой в Константинополь. А для тебя… Управление мирной провинцией и спокойные персы по ту сторону границы. Это дорогого стоит. Все кончено.

Глава 9

Но Ираклий и Филиппик зря посылали гонца в столицу с шокирующими новостями об Иране. Оставшиеся в отсутствие императора единственной властью в Константинополе Феодосий и Константина уже давно получили известия о мятеже. Шпионы Феодосия не зря обходились в круглую сумму, но их ценность было сложно переоценить. Люди, некоторых из которых за много лет он так и не узнал лично, работали постоянно им империю, посылали или секретные новости с государственных советов шахиншахов или совершали такие действия, которые только на первый взгляд выгодны Ирану. Казалось, почему постоянно тюрки вторгаются в Хорасан и эфталиты, а ранее кушаны, стараются отхватить восточную половину земель Ирана и не-Ирана? Не лучше бы и выгоднее жить мирно, чтобы развивалась торговля между Римом, Китаем и Индией на благо всем? Зачем Иран вторгся и полностью завяз в кровавой и беспросветной мясорубке Йемена, чем создал себе врагов из почти всех арабских племен, иудеев пустыни и христианского Аксума? Везде работали шпионы империи, многие структуры он получил по наследству, от своего предшественника. Ни в одном крупном племени не было человека, который бы не получал от него деньги. Но самый верх мастерства, в чем Феодосий себя постоянно хвалил, был в том, что многие его агенты, особенно, в окружении шахиншаха, и не догадывались, что совершают измену Родине и шпионят на пользу врагу. Они искренне считали, что им платит или один из сыновей Ормизда или представители какого-то из семи великих родов. Наверняка, зачастую так и было, и его шпионы не только ему сообщали информацию, ибо человеческая глупость и жадность не имеют границ. Но вкупе с автономностью агентов это давало Феодосию спокойствие за безопасность сети в целом.

За этими шпионами присматривали другие, и о том, что в конечном итоге у них один наниматель, никто даже не догадывался. По оценкам Феодосия, до четверти высших чиновников Ирана, участвующие в советах шахиншаха и принимающие решения государственной важности, были его людьми. Да, вероятно, не только его, но за многие годы он привык любую информацию проверять из нескольких независимых источников. Часто Феодосия занимала мысль, сколько из высших чиновников здесь, в Константинополе, получают деньги от персов. Выслеживать их, а они, без сомнения, существовали, пусть и в небольшом количестве, должен другой орган, ему не подчиняющийся, но это и хорошо. Сверхконцентрация ресурсов и полномочий в одних руках приводит к тому, что страдают в итоге все. Разумная децентрализация власти была традицией власти ромейских императоров, и то, что он сейчас одновременно возглавлял и финансы, и разведку было исключением из правил. Феодосий давно хотел передать тайную службу кому-то помоложе себя и такому же одаренному, и сосредоточиться на экономическом развитии государства, но достойных преемников пока не видел.

Вот и сейчас, он рассеяно крутил в руках письмо от одного из своих высокопоставленных шпионов в Ктесифоне. Напротив за столом сидела императрица, которая так же прочитала сообщение и теперь ждала его соображения.

— Это твоя работа, Феодосий? Ты подготовил заговор и бунт?

— Не знаю, императрица. Это не работает так, как ты себе представляешь. Мои шпионы сами не делают никаких резких шагов, они только поддерживают те или иные решения, выгодные Риму.

— Ну так они готовили и участвовали в заговоре?

— Готовили — вряд ли, участвовали — точно. Я думаю, они подогревали недовольство знати Ормиздом, и в какой-то момент все достигло определенной точки невозврата и ситуация стала раскручиваться сама по себе неуправляемо. И уже никак не возможно на нее повлиять. На некоторое время придется отдаться воле течения и просто наблюдать за событиями.

— Отлично. Просто замечательно. Твои агенты раскачали ситуацию в Ктесифоне, и теперь ты не знаешь, что делать. Что нам сообщить императору?

Феодосий вздохнул, иногда ему было уже тяжело строить многомудрые планы, отслеживать их выполнение и принимать быстро резкие решения, когда они шли не так, как надо.

— Императрица, ты немного не так представляешь себе ситуацию в Иране. Ормизд хороший шахиншах, очень способный, однако, слишком уж резкий и не принимающий во внимание интересы знати. Он как старый медведь, его травят собаками со всех сторон, которых мы подготовили, а он как-то умудряется еще наносить нам поражения в Армении. Он очень похож на своего отца, Хосрова Великого, но черт, которые должны быть у настоящего господина, у него нет. Он опирается на народ, который в основном христиане, и пытается выстроить четкую государственную власть. За это знать и вузурги его ненавидят. И за то, что он обложил их налогами, и за то, что не дает много власти магам. Против него уже много лет были заговоры, но то, что только сейчас, наконец, что-то произошло — чистая случайность.

— Что ты предлагаешь делать? Мы признаем молодого принца Хосрова шахиншахом? У тебя нет в его окружении шпионов?

Феодосий нехотя откликнулся.

— Почему нет? Есть. Но мы не думали, что ситуация будет развиваться так быстро и не тратили много сил на него. И не формировали особо пока отношение к Риму. Но от тех людей пока сообщений нет, надеюсь, они живы.

— Пошли сегодня же сообщение императору и свои соображения. Я тоже пошлю, со своим гонцом.

— Да, конечно. Мои первые соображения такие: Хосров еще молодой человек и вряд ли сможет сам проводить свою линию. Меня волнуют два аспекта, которые мы пока не можем спрогнозировать.

— Дяди и Бахрам Чубин?

— Дяди и Бахрам Чубин. Даже больше полководец. Дяди будут первое время действовать по обычному сценарию: бросить сторонников старого шахиншаха в тюрьму, расставить своих людей на ключевых постах государственного аппарата и армии. В общем, пока им будет не до нас. А что предпримет Бахрам Чубин — это загадка. Выразит покорность новому повелителю? Сомневаюсь. У него колоссальная популярность и среди знати, и среди простого народа, да и не для того он поднял бунт, чтобы сейчас покориться мальчишке. Который может через месяц его судить и казнить. Станет мстить за Ормузда? Не думаю. Когда тот правил, между ними были крайне напряженные отношения. С чего все началось уже сейчас никто не знает, но они еле терпели друг друга. Поэтому, чтобы он не решил, любой повод для дальнейшего похода на Ктесифон будет логичен.

— А где сейчас Ормизд? Убит?

— Можно и так сказать. Ослеплен и заточен в Башне Безмолвия.

Константина прикрыла в ужасе рукой рот.

— Да, старику Ормизду не позавидуешь. А такие надежды с ним связывались после смерти его великого отца, помнишь? Еще немного, и он добьет Рим, но не получилось. А теперь про него все забудут. Так проходит людская слава.

— Так ты думаешь, Бахрам Чубин пойдет на свержения Сасанидов и становление своей династии?

— Может да, а может и нет. Пока я жду информации от шпионов среди его окружения. Их мало, всего несколько человек. Ты знаешь, это военная элита, чистокровные арии со своим кодексом чести и понятиями о доблести. Как только будет ясность о намерениях полководца, можем сделать свой ход.

— Пусть мой муж принимает решение. Но ты должен быть готов в любую секунду к любому его решению.

— Я готов, императрица. Любое решение Маврикия будет требовать много денег, очень много. Я прикажу готовить Нарсесу, это один из моих ближайших помощников, быстроходный корабль, чтобы в зависимости от решения императора отплыть или в Трабзон или в Антиохию. В любом случае, если мы что-то и сможем сделать, то действия будут развиваться или в Армении или в Месопотамии. Если император скажет выжидать, мы пошлем сообщения и туда, и туда, обеим армиям.

— Ты очень умен, Феодосий, -внезапно сменила тему императрица. Слишком умен. Я тебя знаю много лет, когда ты еще служил моему отцу. И ни разу никто не смог оклеветать тебя ни в чем преступном или просто неподобающем. Живешь ты с семьей скромно, в небольшом доме. Жена не носит дорогие украшения. Небольшое поместье в Анатолии, но настолько невзрачное, что любой константинопольский сенатор оскорбился бы им, хотя ты один из самых могущественных людей нашей части мира. Что движет твоей верностью?

Феодосий широко улыбнулся, и эта открытая детская улыбка осветила озарила лицо ребенка, счастливого и довольного.

— Мной движет долг, императрица. Если я, как и наш император, не будем служит беззаветно Риму и делать все для его пользы, то кто его спасет? Эти букашки, -он махнул головой в сторону двери, где сейчас заседал сенат, — с их мелкими амбициями, жадностью и алчностью думают, как бы им украсть еще денег или выпросить у тебя титул или поместье. Церковь… Не буду ничего говорить, ты и сама все знаешь. На нее нельзя положиться, в самую тяжелую минуту они предадут ради льгот или земель. Я уверен, что если Рим когда-нибудь падет, то церковь будет защищать завоевателя изо всех сил и уничтожать свой же народ ради привилегий, будет проклинать нас и молиться о благополучии чужаков. Нет, не церковь, точно. Мной движет только долг. Долг сохранить величие и свет Рима. Поручив заботу о нем серым людишкам, он погибнет.

Глава 10

Далеко на Западе, в самом сердце балканских провинция Рима, неподалеку от крепости Сердика был разбит военный лагерь. Шел дождь, не просто дождь, а хорошо известный в тех землях землерез, настоящий ливень, от которого, казалось, нигде нет спасания ни человеку, ни зверю. Все дороги, какие еще были, превратились в непролазное болото, но сходить с них никто не смел, потому, что дальше начинались просто океаны грязи, да такие, что без следа исчезали повозки и лошади. Дождь шел не переставая уже несколько дней, солнца не было и солдаты, несмотря на то, что каждый день видели императора и убеждались, что у него условия ничуть не лучше, чем у них, разве что палатку ни с кем не делил, начинали роптать и вслух говорили о том, что пора заканчивать компанию и отводить армию в города. Эти весенние походы для отражения варварских вторжений были, как ни странно, на удивление удачными. Благодаря разведке, еще осенью военный штаб имел информацию, какие именно племена вторгнутся и по каким направления. Были сосредоточены силы в ключевых укрепленных пунктах, часть аваров блокировали возле Дуная, а остальным дали втянуться подальше вглубь и уничтожили.