Бесплатный фрагмент - Уравнение для журналиста

Гора Великая

Семья Васильевых была большая. Папа, мама, дедушка Аркаша с бабушкой Раисой, и бабушка Лиза. В честь неё и назвали нашу героиню — Елизавета. Жили в огромной квартире, на проспекте Воровского. Дома были старой, довоенной постройки, им более ста лет. Когда дедушки не стало, папа сделал перепланировку квартиры, и к Васильевым переехала жить бабушка Лиза. Из огромной, в 25 квадратов, гостиной, сделали кухню — столовую. Оттуда все двери вели в комнаты, поэтому домочадцы встречались постоянно. Но никто никому не мешал, жили дружно.

Лизе было двенадцать лет, когда в разгар лета приехали в отпуск родственники — сын деда Аркадия, Юрий, со своим сыном Игорем. То есть с двоюродным братом Лизы. У неё родных братьев-сестёр не было, потому Игорёк навсегда остался самым близким, роднее родного.

Осмотрев окрестности города, взрослые решили совершить поход на гору Великую. Причем, поход был задуман, не как спортивное мероприятие, а как мероприятие культурное, цель которого — увидеть красивые места, полазать по скалам, спуститься в пещеры.

Два дня собирали пожитки в рюкзаки. Детям рюкзачки поменьше, да полегче. Лизавете не нашлось штормовки по размеру, так подошла бабушкина — рукава закатали, куртка до колена, на ногах кеды. Зато у Игорька — настоящая спортивная куртка, на голове бейсболка, как они сейчас называются. Палатки не было, зато в запасниках деда Аркадия нашелся огромный прозрачный тент от дождя. Осадков синоптики не обещали, так вот только как им верить…

Рано утром, ещё темно было, вышли из дома. Утро прохладное, свежее. Предстояло переплыть Казарское море на другую сторону, для этого была взята лодка напрокат. Ничего примечательного в переправлении на ту сторону не было — холодный ветерок, мокрые, опять же холодные, брызги. Небо — серое в утреннем тумане, вода — серая, никакой радости. Лодка споро шла к противоположному берегу, носом рассекая тихую гладь. Дед с дядюшкой шутили, посмеивались над молодым поколением. Игорь, хоть и младше был Лизы на три года, а более стойко переносил первые часы похода. Он вертел головой, рассматривая то отдаляющийся берег с высотками домов, то берег приближающийся, где им предстояло покорить эту неизведанную гору Великую. Лизаветин же дух лениво созерцал происходящее, мечтая о теплой постели, а слабый организм готовился к скалолазанию.

Пришвартовались в тихом месте, и тут незаметно наступил рассвет. С раннего утра холодный ветер собирался с силами, тужился-тужился, раздувал — надувал щеки, а как напыжился, так и сник. Видимо, так и не решился испортить нашим путешественникам день. Лиза шла в гору легко, как на пианино играла. Да вот только устала быстро. По горам ходить, сноровку надо иметь. Заметил дядюшка, что совсем невесёлая стала племянница.

— Ты ногу-то ставь не на носочек, а на всю ступню! А то идёшь, как танцуешь, вот и устала.

Перестроилась Лиза, послушала совета, да и не пожалела об этом. Подниматься стало легче, мысли грустные в сторону отошли, красоту вокруг стала замечать.

Единственная пологая площадка была еще далеко. Это по ровной дороге пройти триста метров, ничего не значит. А попробуй-ка в гору! Деду в то время было шестьдесят три года, а он шёл и шёл впереди, подбадривая молодых. И ноша за плечами не из легких, и возраст, а ведь как хорошо шел дед!

Да, вот и до смотровой площадки добрались. Привал. Упала Лизонька на ровную площадку, откинулась на рюкзак и глаза закрыла. Неспортивные мощи противились нагрузке.

— Лизка, смотри! — Игорь тронул сестру за рукав и показал рукой вниз. Увидела Лиза лежащий внизу карьер. Карьер — не то слово. Огромная воронка, по которой ползут самосвалы и железнодорожные составы. Размах! Вот это масштаб! Локомотивы сверху кажутся маленькими, как муравьишки. Паровозики гудят, время от времени останавливаются, опять ползут, тащат за собой вагончики. Поднимают с нижних слоев руду наверх. И почти незаметны внизу силуэты рабочих. Прямо как детская железная дорога под микроскопом! Оторваться от увиденного сложно, но надо идти дальше. Через полчаса пути на склоне горы увидели след первых кладоискателей — заброшенную шахту, окруженную каменистыми уступами. Дядюшка со знанием дела произнес:

— Ага! Напали на железную руду, стали разрабатывать, а жила возьми, и спрячься от них!

Вдруг раздался звук пилы. «Вжик-вжик! Вжик — вжик!» А затем «Ух!»

— Кто это? Здесь люди? — спросил Игорек.

Дядя Юра поднял указательный палец вверх, прищурил глаз и медленно, с расстановкой, произнес:

— Нееет! Это птица-пересмешница, кедровка. Она подражает всем звукам, какие слышит.

— Откуда ты знаешь?

— Так я, дети, много читаю, потому и знаю.

Снова непрерывный подъём, камни и камни среди деревьев. Так и шли они по стриженной ветрами тайге, разглядывая, спрашивая. И на все вопросы у дядюшки были ответы. Отвечал размеренно, как и все, что он делал — со знанием. Карабкались по камням, плечи затекли, толпы комаров сопровождали туристов…

За разговорами, битвой с насекомыми, дошли до уступа. Во впадине, между двумя горбами скал, обнаружили прелестное озеро. Мгновенно стерлись из памяти трудности подъёма, опять сделали привал. Солнышко поднялось высоко, стало жарко. Очень захотелось искупаться. Вода была теплая, дно каменистое не дало ей остыть за ночь. Освежившись, решили перекусить. На свежем воздухе, да после такого подъёма, бабушкины пирожки пошли на «ура»! Чай с травками из термоса — и силы восстановились, можно дальше покорять вершину!

От озера наверх идет тропа. Прямо от кромки озера она уходит к вершине. Наши путешественники пошли по тропе в лесу, перебираясь через камни, корни, мягкие мхи, заросли мокрой травы, еловый стланник. Иногда приходилось карабкаться по валунам. Чем выше, тем ближе к облакам, а они просто пропитаны водой. Осталось около сотни метров подъёма, и начался дождь…

Превосходно! Ничего не скажешь! Забрались под две раскидистые ели. Лапы их так тесно переплетались друг с другом, что образовали плотную крышу, под ней совершенно сухо. Дождь был недолгий, но сильный, всё кругом намочил. Цепляясь за скользкие разломы, поползли последнюю стометровку по мокрым камням, к вершине. Ноги разъезжаются на скользких, острых уступах. Отличный природный тренажер для новобранцев!

Баланс на узенькой площадке, тайга под ней кажется маленькой Травяной полянкой, а на голову садится то солнце, то мошкара с комарами — обучение выносливости, не иначе. Неожиданности, приключения и дорожные радости подходили к концу. Так думала Лизавета. «Поднимемся, переночуем, и домой! В воспоминаниях останутся комары и жара». И зачем только она согласилась тащиться на эту гору? Но до вершины уже рукой подать. Она богата скалами причудливой формы, многие из них имеют свои имена.

Самая знаменитая — скала «Верблюд». Так и есть, вот он лежит, отдыхает. Подтянулись на руках, как настоящие скалолазы, и, в который раз, дух захватило от восторга. Высота 895 метров. Окинули взором окрестности с этого пика мироздания. Виден Казарск, карьеры едва различимы, огромное море тайги, груды дождевых облаков над городом, они щедро поливают сады. Взрослые на плоской площадке разбили лагерь — натянули тент, разожгли костер. Пока готовили ужин, отдыхали, наступил вечер. Лиза с Игорем залезли в спальные мешки под тентом, взрослые еще сидели у костра. Перед глазами у Лизы еще мелькали камни, ветки, насекомые, но незаметно она провалилась в сон. Казалось, прошел миг, а было уже 5 утра. Дед разбудил детей, велел прекратить ворчание по поводу раннего пробуждения. Лиза с ужасом вспоминала, как ее буквально заталкивали на двенадцатиметровое нагромождение камней и валунов, со стороны оно смотрелось, как детское создание — такое же несуразное и шаткое, действительно, как верблюд. На самом верху её посадили на плоский камень и сказали: «Смотри!»

Лизавета забыла обо всем на свете… Из-за огромной чаши безбрежной уральской тайги, неторопливо и важно, показалась кромка алого солнечного диска. Медленно просыпаясь, солнце заливало зелёное море тайги и маловыразительные скалы потоками света, такого сочного и густого. Его можно было потрогать рукой, к нему можно было прикоснуться, а при желании, и отпить глоток… Природа неторопливо оживала, гигантские сосны потягивались навстречу Солнцу, приветствовали его.

В глубокой тишине наши путники спускались обратно к лагерю. Увиденное поразило девочку. Она уже не роптала, в душе воцарились мир и спокойствие. Увидеть, один раз в жизни увидеть, чтобы понять, как величественна природа, и как мелочны наши жизненные проблемы по сравнению с ней. Через всю жизнь пронесла Елизавета этот восход. И всегда, когда наступали в её жизни серые неприятности, она вспоминала этот поход, розовый закат, радугу после дождя над горой, волшебный восход…

Она через сотни километров, на протяжении всей своей жизни, возвращалась на Вершину скалы, ловила тёплые солнечные лучи, подмигивала солнышку, как давнему другу, и говорила: «Всё хорошо! Всё просто замечательно! За ночью настанет день, после дождя будет радуга, а весной прилетят журавли, и в лесу расцветут подснежники!»

Берцы

Лизавете интересна была передача «Что? Где? Когда?», «Клуб путешественников» и другие познавательные программы. Её всегда привлекало что-то новое, о чём она еще не слышала. Увлеченно сидела у телевизора, жадно впитывала новую информацию, хваталась за каждую крупинку новых знаний, обновляла свои личные энциклопедические сведения. Она еще не знала, пригодятся, или нет, эти знания в будущей жизни, было просто интересно. Так формировался Лизин интеллект. После успешного окончания школы она поступила в университет, на факультет журналистики. У них в семье все, так или иначе, связаны были с этой профессией. Не обошла эта участь и Елизавету. Годы учебы в университете скромно можно опустить, но об одном случае следует упомянуть.

Поступила Елизавета, как уже говорилось, в литературный институт. Отчасти, вырвавшись из-под опеки бабушек, она окунулась в студенческую жизнь. Новые знакомства, байкеры, дискотеки… ровно в 1989 году был официально зарегистрирован первый клуб байкеров «Ночные Волки», и молодые люди поголовно стали пересаживаться на железных коней. Для байкеров мотоцикл — не средство передвижения, а мудрая философия, которая отличается от философии обычных мотоциклистов. Она, прежде всего, определяет жизненные ценности и расставляет приоритеты. Свобода! Честь! Верность! Индивидуальность! Это новое веяние захватило молодежь, окунулась в него и Лиза. Дивные, рыжие локоны до пояса, непредсказуемое чувство юмора, своеобразные жизненные взгляды, пирсинг на животе. О, как бессердечны были педагоги и те студенты, которые полагали, что, исходя из вышеизложенного, Лизку можно застать бухой, по колено в грязи, на фестивале байкеров, в рогатом шлеме! Никому этого лицезреть не удалось. Присутствовали в рыжей голове мечты совершенно иного, верного толкования. Но, видимо, Высшим Силам не очень-то верилось в искренность её голубых глаз. Поэтому мир подкидывал ей проверки на прочность, нешуточно шлифовавшие её характер.

Под влиянием времени приобрела Лиза берцы, покрытые заклёпками, пряжками и черепами. Просто прелесть. Весь курс ходил смотреть на берцы, так необычно они смотрелись. Но однажды утром, соседка по парте обнаружила на ногах у Лизаветы обувь жуткого вида! Она присмотрелась, глазам своим не веря, водрузила на нос очки и нагнулась под парту, к ногам однокурсницы. Ошибки быть не могло! Прадеды этих сапог присутствуют на картинах о быте крестьян середины восемнадцатого века. Подбитая гвоздями подошва, и, смазанные жиром, для красоты, носки с союзками.

На вопрос: «Лизка, ты что, имидж сменила?», прозвучал следующий рассказ. Жила Лиза с бабушками, Раисой и Лизой — старшей. К ним ходила подружка, чуть древнее наших бабушек, лет под 90. Да ладно бы, ходила на чай с плюшками, а то ведь они друг другу маникюр и педикюр делали — женщины всегда хотят быть красивыми! Трогательно. Навели бабули друг другу красоту, попили чайку. Посудачили, а вечером и расстались. В целях экономии электроэнергии, в прихожей свет не включался, так, в потемках, подружка и ушла, сунув ноги в обувь подходящего размера. Правда, по дороге изумлялась, что это лязгает у неё на ногах.

Утром, выходя из дома, Лизка столкнулась с неразрешённой задачей — нигде не видно знаменитой обуви. А стоят вместо её сапог, в углу, жуткого вида говнотопы. Правда, по размеру подходили идеально.

Лизавета кинулась с вопросом к бабулям: «Где-е??!» — «Ой, Надежда Григорьевна, наверное, в твоих берцах вчера ушла! Так она их вечерком вернёт…» Вечерком, это хорошо, только вот в чем сейчас идти на занятия?

Начало 90-х годов было сопряжено с некоторыми трудностями в материальном оснащении граждан. Так случилось, что другой обуви у Лизаветы на тот момент не было, за отсутствием пришлось обуть сапоги бабы Нади, чуть-чуть придав им сносный вид. После этого случая в ее голове переключился тумблер, она пересмотрела свой гардероб, раздала подружкам немыслимые ободки, юбку-ламбаду, жатые топики… Отдала и свой, разрисованный красками, любимый дипломат. Купила модный журнал, где дизайнеры и стилисты дают советы, как подчеркнуть индивидуальность и создать неповторимый образ. В общем, начала воспитывать вкус, новый подход к одежде.

Из Гадкого Утенка Елизавета превращалась в прекрасную Лебедь. Эти перемены не прошли незамеченными для окружающих.

Когда ей исполнилось восемнадцать, девушка была полностью уверена в своей безупречности. От парней не было отбоя. Оставалось только выбирать: с кем потанцевать, кому позволить угостить себя мороженым, и кто проведет до дома. Но большего Лиза не позволяла, не то, что бы она ждала Принца на белом коне, а не шел у неё из головы, или из сердца, она еще не поняла, одноклассник Митька.

Диплом

Елизавета получила диплом. Защитилась на «отлично», такую оценку ей поставили за ораторское искусство. Наконец-то! Она ликовала! Она талантлива! — так сказала комиссия. Она амбициозна! — говорили однокурсники. Она очень и очень самостоятельная! — вздыхала мама. Первые два дня эйфория не отпускала Лизу. Всё позади! — торжествовало сердце. Всё ещё впереди! — твердил разум.

На третий день страсти поутихли, надо искать работу. Преддипломную практику проходили, кто где сможет устроиться. На работу распределение было, но Лиза, как «краснодипломница», имела право свободного распределения. Лиза прошла практику в одной газете местного значения, где работала её тетка. Но работать она там не захотела, уж очень велика была опека со стороны назойливой родственницы. Да и задания были скучными — за полгода только и писала, что про бабушек, про ветеранов, да открытие выставок.

Бабушка Рая всегда говорила любимой внучке — «Не отказывайся от своей мечты. Никогда! И тогда у тебя все получится!» Действительно, была у девушки мечта, хотела работать в красивом глянцевом журнале, да не просто так, а, чтобы взяли её именно в отдел журналистских расследований. В перспективе, конечно, было бы неплохо попасть в агентство журналистских расследований в Москве, но пока и местный журнал подойдет. Был в городе такой, находился в частном владении, и устроиться на работу туда было нелегко, тем не менее, попробовать всегда стоит. Она позвонила в приёмную, договорилась о собеседовании. «Трудно быть скромной, когда я — самая лучшая!» — подумала Лиза, и отправилась в редакцию к назначенному часу. Как было сказано выше, это был частный модный журнал, находился в аккуратном особнячке, в центре коттеджного посёлка Искра.

И вот стоит Лизка, вся такая красивая и амбициозная девушка, у дверей редакции, минут десять. Кипа огненно-рыжих волос рассыпалась по плечам восхитительными волнами, в руках она держит портфель-дипломат с документами и резюме, а вот дрожь в ногах удержать не удается. Это несвойственное для неё чувство буквально шокировало Лизку. «Всё хорошо, всё хорошо!» — уговаривала она себя, но тело не поддавалось уговорам. Дрожащие ноги передали эстафету выше и выше, уже вибрировали пальцы рук. Устроиться на работу с танцующим корпусом и трясущимися руками не было никакого шанса.

Назначенное время уже прошло, а она всё стояла, не решаясь нажать кнопку вызова. «Ну, пора уже что-то делать! Меня уволят с работы, так и не приняв!» Лиза обхватила двумя руками дипломат, прижалась к кованым перилам на крыльце. Поплевала через левое плечо, подошла к двери, закрыла глаза, прошептала какую-то молитву и нащупала кнопку звонка. Набрала в легкие побольше воздуха, резко выдохнула, не открывая глаза, нажала кнопку. Если бы она знала, что на неё, через камеры видеонаблюдения, внимательно смотрят сразу три человека она, вероятно, повела бы себя иначе.

— Редакция «Эхо времени», — сказали на том конце.

— Здравствуйте. Елизавета Васильева, на собеседование, я звонила! — голос дрожал.

Зазвенел зуммер, Лиза рванула дверь к себе. Тресссь! — ручка, золоченая ручка в форме мощной головы собаки, осталась в ее руке. Лиза опешила — вот такое начало, ничего не скажешь.… С опасением разглядывая вырванную с корнем ручку, она судорожно сглотнула тошнотворную слюну. Хорошо ещё, что дверь не оторвалась…

В это время дверь распахнулась, и на пороге показалась женщина средних лет, с гладко зализанными волосами, с пучком на затылке. Очки прикрывали половину лица, выражения глаз из-за выпуклых линз совершенно не видно.

— Господин Звайдер ожидает вас уже пятнадцать минут, — посмотрев на огромные напольные часы, сказала женщина неожиданно густым басом.

— Здравствуйте. Я пришла… меня зовут… я талантливая… — залепетала Лизка.

— Я вижу ваш талант, — пробасила дама, вырвав из оцепеневших рук Елизаветы бронзовую собаку. Как только Лизу избавили от собаки, руки сразу же перестали дрожать, появилась уверенность, как перед защитой дипломной работы.

Дверь за спиной мягко захлопнулась, прозвучал лёгкий щелчок. Назад пути уже не было.

— Поднимайтесь в кабинет! — приказала Мегера, как её мысленно окрестила Лиза.

В углу большого, почти квадратного холла, с высоким потолком и глубоким эркером, наверх вилась красивая деревянная спираль резной лестницы. «Всё хорошо! Всё просто замечательно! За ночью настанет день, после дождя будет радуга, а весной прилетят журавли, и в лесу расцветут подснежники!», как заклинание, прошептала девушка.

Звайдер

В кабинете никого не было. По крайней мере, Лиза не увидела никого. Кабинет был большой, длинный стол стоял посреди комнаты, а в торце у него приткнулся небольшой столик с пишущей машинкой. Стеллажи вмещали в себя сотни книг, они стояли вдоль всех стен, даже в простенках между высокими окнами. Где-то из глубины раздалось: «Минуточку, я сейчас выйду!», стеллаж открылся, «Как в кино!» — подумала Лиза, и в кабинет вошел высокий мужчина спортивного телосложения.

— Здравствуйте! Я — Звайдер, Осип Ильич. Присаживайся, — Звайдер кивнул на стул и сел за приставной столик, напротив.

Лиза от неожиданного его появления «из ниоткуда» растерялась, но смогла быстро сориентироваться.

— Здравствуйте. Я звонила, пришла на собеседование.

— Да. Я помню. Васильева Елизавета. Присаживайся.

Лиза села на краешек стула, открыла дипломат, достала резюме и толстую папку со своими работами. Вопросительно посмотрела на главного редактора.

— Давай, я почитаю на досуге, — Осип Ильич протянул руку, — иди к Маргарите Яковлевне, она покажет рабочее место.

— Немой вопрос застыл в ее глазах! — продекламировала Лизавета.

— А, ну, конечно же! — засмеялся главред и постучал мундштуком трубки о стол, — видишь ли, Елизавета, я в журналистике работаю двадцать пять лет. Последние десять возглавляю сей журнал, мною же созданный. Город наш, Казарск, не очень большой, чтобы я не знал об отличниках — студентах, о старательных, заметь, не талантливых, а о старательных студентах, о новых выпускниках нашего замечательного университета. Я давно следил не только за твоими сокурсниками, но и за твоим творчеством. Поэтому, когда именно ты, Елизавета! — Осип Ильич сделал ударение на обращении, позвонила и попросилась на собеседование, я был уже готов к тому, чтобы принять тебя на работу. «Постучав мундштуком с табаком перик, он вдохнул аромат табака. И сказал собеседнику, ты иди, путь осветят огни маяка».

Лизавета стояла в недоумении. За ней следили? Она была все время студенчества «под колпаком»???

— Нет, какой шпионаж, Лизавета! — засмеялся Звайдер. Это мой способ подбора кадров, не более того. Ты сейчас иди, а завтра я тебя представлю коллегам. Сегодня все уже разъехались по командировкам.

Ошарашенная Лиза вышла из кабинета, ничего не понимая. Внизу она увидела Мегеру. Та сидела за столом и что-то печатала на своей машинке.

— Меня отправили к вам. Вы же Маргарита Яковлевна?

— Да, это я. Прошли собеседование?

— Прошла. Осип Ильич сказал обратиться к вам, чтобы вы показали мне рабочее место.

— Да? Хорошо. Располагайся, вот твой стол, — и указала на стол, стоящий под лестницей.

— Вот тут, в холле? — Лиза недоверчиво посмотрела вокруг, надеясь увидеть, как минимум, с десяток дверей, ведущих в разные кабинеты. Вдоль всех стен стояли шкафы. Мебель была не новая, но чистая и опрятная, стёкла в книжных шкафах блестели, отражая огни светильников.

— Да, другого места у нас нет, здесь и будет твой кабинетик.

— А где все сотрудники?

— Тебя как зовут? Елизавета? Так вот, Елизавета, все приходят утром на работу к 9 часам. Сдают материал, получают задание, и разъезжаются. Это называется «уехал в командировку». Ты где раньше работала?

— Я практику проходила, преддипломную, в газете «Казарский рабочий», три дня назад получила диплом.

— Понятно, — сказала Маргарита Яковлевна и уткнулась в свою машинку.

Лиза посидела немного, прошлась по холлу, потрогала землю в цветочных горшках.

— Маргарита Яковлевна, а где можно набрать воду для цветов?

Маргарита, не отрываясь от машинки, махнула рукой куда-то в угол. Лиза пошла на поиски родника. Там, куда так неопределенно отправила ее Мегера, не было даже намека на дверь. Она располагалась в противоположной стороне, в неглубокой нише, поэтому её и не было видно. Да и пройти к ней следовало через большой кабинет, сплошь заставленный столами с пишущими машинками, тумбами и тумбочками, шкафами, условно перегораживающие рабочее пространство. Лиза насчитала восемь столов. «Да, наверное, это даже хорошо, что меня определили под лестницей. Там я, по крайней мере, буду одна. Это как же работать тут, когда все соберутся и над ухом трещат восемь машинок?»

Мурзик

В коллектив Лиза вжилась быстро. Её приняли, как младшую сестру, все старались помочь, подсказать. За исключением Мегеры. Она держалась в стороне от всех. В первую же пятницу весь коллектив собрался на чаепитие. Купили торт, заварили ароматный чай. Пили чай в холле, сидели, кто на что смог приземлиться. По заведенной традиции, новый сотрудник должен был рассказать про себя интересную историю. Не обошел этот обычай и Лизу. История была так себе, не очень захватывающая, но, как оказалось, поучительная. Вот что рассказала Лизавета своим новым коллегам.

— Со мной недавно произошла немного печальная история. Правда, она закончилась благополучно, но доля горчинки осталась. Старенькая бабуля, которая жила в соседнем подъезде, и многие годы дежурила на лавочке, слегла. Так бывает, к сожалению. Наследники ухаживали за ней хорошо, даже по очереди жили, вахтовым методом — по неделе каждый. Но кот Фома, бабушкин любимец, им был не нужен. Жестока судьба бывает порой с теми, кто зависит от человека… кота приговорили к усыплению… Когда я узнала об участи кота, ему оставалось жить два дня. Приготовила местечко, чашки, туалет, и отправилась к бабуле за новым жильцом. Да не тут-то было! Забрала котика какая-то родственница, сжалилась над малышом. «Ну и ладно! — подумала я, повезло коту». Да не тут-то было, от тюрьмы да от судьбы не уйти. В моем случае — от судьбы.

Прошло немного времени, месяц-полтора, и кот вновь появился на повестке дня. У ребенка родственницы, спасшей кота, обострился аллергический дерматит на шерсть животного. Избавиться от причины возникшей проблемы, на семейном совете, решили тем же способом — усыплением в ближайшие дни. Кота надо было срочно спасать! Я, вооружившись переноской, пошла во второй раз за новым жильцом.

Встретили меня настороженно. Хозяйка — со слезами на глазах, не хотелось расставаться. Кот ходил возле нее, терся об ноги и громко, музыкально мурлыкал свои песенки. Малыш, у которого аллергия — забился в угол, чихал и тер глазки кулачками, но тоже не высказывал большого желания отдавать кота. Только супруг был настроен более, чем решительно. Он ходил, закинув за спину руки, поглядывая на меня искоса. Вдруг я откажусь от своего решения и что тогда?..

Я сказала: «Ладно, давайте своего несчастного, не будем затягивать» — и протянула переноску хозяину. И тут свершилось нечто ужасное. Кот понял, что его куда-то собираются увезти, он разгадал намерение новых хозяев, которые его предали! Изящно прыгнув в сторону, красавец зашипел и ни в какую не шёл на руки к людям. От него никто не ожидал такого яростного сопротивления. Кот орал и метался из угла в угол, прыгал на стены. А если кто его мог схватить, тут же был покусан и оцарапан. В итоге все мы были изранены. Ситуация накалялась — кот шипел, хозяева злились, ребенок орал, а я, холодея от внутреннего ужаса, потихоньку отступала, пятилась к входной двери. Договорились встретиться завтра, когда все успокоятся. Может, удастся посадить Фомку в переноску, хотя полной уверенности не было. Но иного выхода не было тоже…

К удивлению, на другой день мне позвонила хозяйка Фомки и сообщила, что кот самостоятельно зашел в переноску и спокойно улегся в ней. Я быстро собралась и. в который уже раз! — отправилась на спасательную операцию. Когда уходила, хозяйка мне сказала вслед: «Фомка долго будет привыкать к вам, но зато он будет жить, а это главное!»

Вот так, дважды приговоренный к смерти, Фомка оказался в нашей семье. Правда, звать мы его стали иначе. Пышногрудому красавцу с шинельного цвета шерстью, с длинным шикарно-пушистым хвостом и замечательным тембром музыкального голоса, больше всего подходило имя Мурзик, Мурлыка, Мурзилка, и все производные к ним.

Кот оказался очень умным и чистоплотным. Даже жизненные обстоятельства не сильно потрепали его кошачьи чувства. А ещё больше всего он хотел ласки от человека — забраться на колени, прижаться к бочку, подставить шейку под расческу — скребочек. Единственное, что осталось от прежней жизни — потерянное доверие к людям. Любую попытку ограничить его свободу, Мурзик встречает агрессией. Но мы его не наказываем, потому что понимаем, что кот не виноват ни в чем. Мы в ответе за тех, кого приручили.

Свиридов

В редакции стояла тишина. Осип Ильич был у себя, он говорил с кем-то по телефону. Дверь была открыта, слышно было хорошо. «В общем, постарайся, чтобы название твоей книги произносилось, как заявление с десятью восклицательными знаками. Тогда ни у кого не хватит духу, чтобы что-то прибавить или убавить!»

«А ведь он прав, — подумала Елизавета, — это нелегко, зато читатель поймет сразу и навсегда, что его ждет встреча с Чудом! Надо взять на вооружение». Лиза прошла в свой «кабинет». У неё не было отдельной комнаты, просто стоял стол у окна, под лестницей. Вначале Лиза внутренне напряглась, когда её посадили в этот закуток. Здесь даже дверей не было! К ней заходили в любое время, без стука, садились на подоконник — стул для посетителей ставить было некуда. Подоконник был низкий и широкий, на нем удобно могли расположиться три человека, а больше и не надо. Лиза достала ветошь из ящика стола, стала вытирать пишущую машинку. «Да, конечно, все просто, как дважды два! Берёшь слово, и к нему антоним, вот и готово название: «Бескрайний конец». Также очень неплохо звучит: «Жизнь ради смерти», или «Солнце в ночи». Читатель сразу попытается разгадать, как такое возможно, но разгадать ребус ему не удастся. Тогда заинтригованный читатель осознает, что автор не болван, а крутой, глубокомысленный философ, книгу надо обязательно приобрести и понять, в чем дело. Конечно же! Вот и название для ее книги — «Незабываемое забытое»! Знаменитыми становятся те книги, чьи одаренные родители — авторы смогли придумать гениальное название. «Вот в чем полезность открытых дверей!» — подумала Елизавета.

«Город утонул в ночной мгле, дома окутала пелерина тьмы. Пробили куранты, отыграл Гимн, значит, уже полночь. А мы все сидим на тесной кухоньке и молчим» — строки всплыли сами собой, и Лиза поспешила записать их. Она писала книгу, глава за главой ложились на бумагу. Рукописи были в поправках, звездочках и стрелочках. Только ей одной понятные знаки покрывали черновой вариант романа. Иногда Лиза брала тайм-аут, несколько недель не писала, занималась рабочими делами, гуляла по городу, встречалась с друзьями. Дни затишья сменялись сутками творчества.

Лизавета поступила в литературный институт сразу после школы. Ещё на выпускном балу она обнародовала свой план. Её пробовали отговорить — мол, журналистика, жизнь на колесах, постоянные командировки… Девушка вскочила на стул и с воодушевлением прочла:

«Войдите в наше положенье!

Читает нас и низший круг:

Нагая резкость выраженья

Не всякий оскорбляет слух;

Приличье, вкус — все так условно;

А деньги все ведь платят ровно!» — Это не я! Это ещё Лермонтов сказал! Мне нравится писать, у меня получается, так зачем же я буду свой талант прятать в землю? Я им буду деньги зарабатывать!

И зарабатывала. Писала много. На тумбочке, возле кровати, у неё всегда лежали тетрадь и карандаш. Иногда ночью Лиза просыпалась от потока строк, которые лились в её светлую головку. Тогда она садилась в постели, и строчила мелко-мелко, остро отточенным карандашиком. Выплеснув поток, успокаивалась и опять засыпала ровным сном. Проснувшись утром, не помнила ни слова из того, что ей приснилось, и лишь написанные строки говорили о вдохновении, посетившим её в эту ночь.

В закуток зашел Осип Ильич. Он принял Лизу на работу, на должность корректора, с испытательным сроком. Поэтому все статьи проходили через нее.

— Отдохнула? Теперь за работу. Свиридов уже принёс новый рассказ в номер. Опять любовь. Возьми, почитай.

Сергей Свиридов писал быстро и надежно. Удивительно, но он легко писал короткие рассказы о любви, его публикации ждали, журнал раскупали быстро, за два-три часа. Сегодня утром он принес очередной рассказ, сам же умчался на комбинат, писать про горняков — ударников производства. Лиза устроилась удобнее и начала читать.

«Дома за окном сначала бежали, потом их бег замедлился, и они поплыли. Двухэтажки сменились пятиэтажками, потом высотками, и снова пятиэтажками. Зеленые массивы сосен плавно перешли в березовую рощу, и опять поплыли высотки. Я ехал к дому любимой женщины, и сердце всё чаще колотилось, оно просто желало выскочить из груди. Успокоить его темп не удавалось, потому сбросил скорость и вздохнул глубоко. Чем ближе к её дому — тем медленнее еду. Она стояла на балконе, ждала меня. Легкая, тоненькая, почти прозрачная, как фея из сказки, она махала мне рукой. По телу прокатился жар, этакая волна, захлестнувшая с головы до пят. «Что ж ты делаешь со мной? Как же ты зацепила меня, детка…» Сердце гулко билось в голове — Бам! -бам! -бам!..

Лифт не работает. На восьмой этаж взлетел, как вихрь. Она — в дверном проеме. Подошел. В зеленых глазах — то ли печаль, то ли радость… Шагнула навстречу, обняла меня, уткнулась носом в шею. Молчание… Порой оно важнее слов.

— Идём.

У нее тонкие пальчики, теплые ладошки, она рядом, к ней можно прикоснуться. И она никуда не исчезает, это только во сне я ищу любимую, а она прячется, смеётся, ускользает от меня, и мне никак не удержать её в своих сильных руках. Поцелуй и — взлет к небесам, ещё поцелуй и падение в пропасть, в небытие. Коньяк с лимоном, смятая постель. Я улыбаюсь. И моё сердце наполнено восторгом. Я думаю о ней. Самая лучшая.

— Давай убежим! — шепчет она, глядя в потолок.

Я молчу, прижавшись щекой к её груди, слушаю ритмичное биение сердца. Почему она это сказала? Почему? Разве нам плохо здесь? И от кого бежать?

Прижавшись лбом к стеклу, она провожала взглядом отъезжающий автомобиль. Я не видел, но знал, что она сиротливо стоит на балконе и смотрит мне вслед. Чем дальше я уезжал, тем мучительнее чувство утраты. С каждой минутой оно ширится, растёт как снежный ком. Там, в большом городе, живет уверенный в себе, богатый мужчина. Скоро она выйдет за него замуж. Ничего этого я тогда не знал.

Зяблыми долгими зимними вечерами я буду вспоминать, как уплывала земля из-под наших ног. Буду жалеть, что не убежал с ней, когда звала. Жить в своей стране Неисполненных Желаний. Вздыхать, жалеть и не более…»

— Вот тебе и Свиридов… — сказала вслух Лиза, — да, конечно, я могу написать множество историй, но, чтобы сочинить вот такую! — с этими словами она зашла в кабинет главного редактора.

— Ну, как? — спросил тот. — Пусть наши читательницы посудачат теперь на эту тему.

День пролетел быстро. После обеда сотрудники подтягивались на рабочие места. Из большого кабинета раздавался стрёкот пишущих машинок. Скоро, совсем скоро у всех будут компьютеры, и тогда в редакции наступит царство тишины…

Первое задание

Испытательный срок подходил к концу, прошло три месяца нудной работы. Читать чужие произведения, сидеть на одном месте целый день — это было не в характере Лизы, но она терпела. Писала дома свой роман, а на работе терпела, надеялась, что всё — таки выпустят на самостоятельную работу. И настал её час! Звайдер, перегнувшись через перила, сказал:

— Елизавета Викторовна! Поднимитесь ко мне!

В кабинете главреда был еще один человек, мужчина лет 35. Когда он прошел мимо Лизы, она так и не поняла. Кто бы ни поднимался по лестнице к Звайдеру, был в поле зрения корректора. В кабинете у редактора, на столе, стоял чай в красивом чайнике, в вазочке на высокой ножке, аппетитно лежали вафли и печенье. Чашек было три.

«Значит, меня ждали. Интересно, а печеньки с орешками или без?» — совсем некстати подумала Лиза.

— Здравствуйте! — мужчина встал со стула, склонил голову и представился — Йохан Фишер!

— Здравствуйте! Елизавета! — и протянула незнакомцу руку. Он вяло ответил на рукопожатие, а улыбку проигнорировал. Вместо доброжелательного вида, Фишер потянулся головой в её сторону и заметно потянул носом. Ноздри при этом движении грозно зашевелились. Лиза обомлела. Ей вспомнился фрагмент из какой-то книги, где говорилось о людях, у которых обострено чувство обоняния. Каждый запах, особенно резкий, заставляет их реагировать неадекватно на события вокруг. От Лизы идет шлейф любимых духов. Перед тем, как подняться в кабинет Звайдера, она щедро брызнула вокруг себя ими. Лиза невольно отступила на пару шагов от неординарного гостя. С необычайностью, выделяющей Фишера из толпы, она ещё не раз столкнется.

— Присаживайтесь, Елизавета Викторовна! — сказал Звайдер, и сам сел за длинный стол, рядом с Йоханом. Лиза быстро вычислила свое место, у третьей чашки, присела на краешек стула. У нее на носу выступили капельки пота.

— Я поухаживаю за вами, чайку налью! — и Звайдер щедро разлил по чашкам густую, ароматную жидкость. — Ничто так не настраивает на добродушную беседу, как чай с пряностями. Угощайтесь медком, — пододвинул розетку с янтарным мёдом, — господин Фишер любезно угостил нас медком со своей пасеки.

— Вы — пасечник? О, как это, должно быть, интересно! — Лиза, как журналист, хоть и молодой, была наблюдательной, она обладала драгоценной способностью разглядеть за скучным образом уникальные факты. Фишер покачал головой в знак согласия и отхлебнул из чашки. Звайдер посмотрел на девушку и произнес:

— Елизавета. Я пригласил вас, чтобы познакомить с господином Фишером, у него к нам деликатное дело. И я решил, что этим займетесь именно вы.

Звайдер выдержал долгую паузу. Лиза молчала, ожидая продолжения, но его не последовало. Так, в полном молчании, они и чаёвничали. Господин Фишер низко наклонялся над чашкой, втягивая носом аромат свежего чая. «Что-то с ним не так», — подумала Лиза, надо как-то начать разговор, неловко вот так сидеть. Она помнила из студенческого курса, что разговор лучше начинать с приятной темы, поэтому вслух произнесла:

— Так вы живете за городом, на пасеке? Как же там, должно быть, красиво! Это мы тут чахнем, в городской духоте!

Фишер молча покивал головой.

— Елизавета Викторовна! Господин Фишер — мой давний знакомый, он приехал к нам за помощью, как к журналистам, позднее все расскажет. Сейчас вы пойдете в ваш кабинет и побеседуете. Вы сдадите все дела Маргарите Яковлевне, а сами займетесь расследованием. Да, не удивляйтесь. Мы тоже иногда занимаемся журналистскими расследованиями. Лиза совсем неэтично раскрыла рот, однако на это непрофессиональное движение никто не обратил особого внимания. Господин Фишер встал и пошел к выходу.

Лизавета вопросительно посмотрела на главного редактора, тот кивнул головой, в знак согласия.

Под лестницей Лиза усадила клиента на широкий подоконник, сама села за стол, достала лист бумаги, приготовилась записывать за Фишером. Тот опять повел носом, принюхался к воздуху и сказал резко:

— Я страдаю аллергией. На все.

— Ясно. Давайте поговорим. Что у вас случилось?

— Что случилось, что случилось, — проворчал Йохан. — Убили мою жену. Милиция занимается расследованием, но мне так кажется, что они будут долго топтаться на месте, — мужчина всхлипнул, опять повел носом, и достал из кармана брюк огромный носовой платок.

— Вашу жену убили? Кто? Когда? — Лиза не могла сдержать ужаса. Этот возглас заставил Фишера удивиться:

— Вы что, никогда не занимались расследованием убийств? Осип Ильич сказал, что вы — специалист опытный… — недоверчиво протянул клиент.

— Ну, почему же, конечно, я принимала участие в расследованиях. Просто очень переживаю всегда за чужие судьбы. Расскажите же мне.

Клиент опять покивал, понимающе, однако, поджатые губы и прищуренные глаза выдавали его сомнение.

Открытие Фишера

— Несколько месяцев назад мне вдруг показалось, — начал свой рассказ Фишер, — что Алиса, так звали мою супругу, ведёт, мягко говоря, двойную жизнь. Жена стала рано уезжать, поздно возвращаться, почти всегда приезжала на такси. У неё появилась качественная одежда, причем Алиса меняла ежедневно платья и костюмы. Пальцы и шею украшала прекрасная бижутерия, в нашей стране такого не было, кожгалантерея, то есть сумки, тоже чередовались одна за другой, под цвет обуви, новая сумка каждый день. Долго говорила с кем-то по телефону, а когда я входил в комнату, сразу же замолкала или говорила: «Я перезвоню». Конечно, мне это вовсе не понравилось. Я сразу подумал об измене, это так страшно и низко, больно. Не мог понять, в чем тут моя вина. И я решил обратиться в детективное агентство, чтобы прояснить обстановку. В Казарске всего одно детективное агентство, господина Горицкого, я его уважаю, в общем, обратился к нему. Встретились мы с детективом в кафе. Сыщиком оказалась женщина, лет 30, представилась Натальей Вершицкой. Я изложил ей суть дела, дал фотографии. Я даже подумал, что она слишком красивая для такой профессии, и в какой-то момент залюбовался ею. И надо же было такому случиться, что нас увидела подруга Алисы. Конечно, в этот же вечер у нас с женой произошел серьёзный разговор, с пылкими фразами и битьем столового сервиза. В конце концов, Алиса призналась, что втайне от меня решила заняться бизнесом. В 1991 году, когда закрылись сотни производств, на работу было совершенно невозможно устроиться, каждый стал заниматься, чем только мог. Старая, веками нажитая система ценностей, сместилась. Опыт и профессиональные качества стали никому не нужны, образование обесценилось до нуля. Настал период власти денег, государство прекратило заботиться о своих гражданах. В общем, поставили всех в положение «Выживай, как можешь!», и Алиса с головой окунулась в это болото. Алиса была талантливой художницей, но вдруг и сразу не стали нужны ни её картины, ни ученики, которые с таким удовольствием ходили к ней на уроки.

Знаете, Елизавета Викторовна, предпринимателем не каждый может быть. Вот возьмите меня. Я ведь не сразу стал пасечником. По образованию и призванию я инженер — электронщик, кандидат технических наук. Работал на местном радиозаводе, ведущим инженером в конструкторском бюро. Жернова перестройки перемололи и меня. Сначала не нужным стало КБ, потом и весь завод. Ни радиолампы, ни спидолы не стали нужны, вдруг и сразу, нашей стране. Хотя, уже не нашей. Все изменилось, все смешалось, когда не стало СССР. Я ходил, неприкаянный, работу не мог найти не то, что по специальности — вообще никакой работы не было! На одну удачную мысль натолкнул местный алкаш. Он ходил по подъездам и помойкам, собирал бутылки. Наберет сетку-авоську, и тащит в пункт приёма стеклотары. А там ему денежку за стекло дают. Вот и я решил попробовать. Не то, чтобы на свалках бутылки собирать, а немного в большем масштабе, знаете ли…

Недалеко от Казарска живет мой дружок, Сенька, тоже перемолотый в тех жерновах. Я поехал к нему и изложил свой план. Для начала мы с ним восстановили старенький Запорожец, который достался Сеньке от отца. Потом проехали по его родному селу, заходили в каждый дом, спрашивали, есть ли пустая тара. Тары было — море. У всех. В погребах, на чердаках, сараях, везде лежали заветные пустые стеклянные шкалики и полулитровки. Сельпо продавали водку, но не принимали тару! Этот недочет в системе торговли мы решили использовать в своих целях. Первый рейс мы с Сенькой сделали из его села в город, в ближайший пункт приема стеклотары. Посуду в селе собрали «под запись», сказали, что отдадим деньги, как только сдадим сырьё. Люди, доверяя Сеньке, с удовольствием отдавали бутылки, расчищая от хлама подсобные помещения в домах. После первого рейса, когда мы рассчитались со своими поставщиками, у нас осталось много денег. По крайней мере, хватило, чтобы заправиться бензином и рассчитаться с жителями соседнего села за принятую стеклопосуду. И началось… Работали без выходных, ездили из деревни в деревню, вставали где-нибудь у колодца посреди села. Люди сами несли бутылки в сетках, мешках, кто сколько напил, мы давали им сущие копейки за сырье. Но все были довольны. Постепенно мы стали «стеклобаронами», даже подумывали о расширении штатов и покупке другой машины, более вместительной, чем «Запорожец». Но тут произошел какой-то передел территории. Местные бандиты, с которыми мы нашли общую сумму для тихой жизни, вдруг уступили заезжим. И нам просто не дали работать. За три года, что я был стеклобароном, успел немало, как мне казалось. Главное, отремонтировал дом и даже стал откладывать деньги про запас.

В общем, быть предпринимателем — не щи лаптем хлебать, Елизавета Викторовна. Для этого надо обладать универсальными качествами — рисковать, видеть намного ходов вперед, уметь вложить деньги, отмести ненужное. Даже вера в себя должна быть непоколебимой! Бизнес — жестокая штука. Здесь нет друзей, нет родных, здесь выживает сильнейший. Порой сильнейшими оказывались те, кто прошел по трупам, в буквальном смысле этого слова. У меня не вышло. У Алисы получилось. Конечно, она не шла по трупам, но беспощадность появилась в её голосе, ради выгоды она могла сутками не спать. У Алисы не стало подруг, появились партнеры и конкуренты. Родных и друзей она в бизнес не приглашала, у нее была чуйка на опасные моменты — с близкими людьми лучше не работать, иначе можно нажить врагов.

Еще в советские времена спекуляцию преследовали по закону. Но в лихие 90-е, для многих людей перепродажа стала основным видом деятельности. В такой бизнес окунулась и Алиса. Вот только я до сих пор не могу понять, почему она мне ничего не сказала тогда, не посоветовалась. В общем, Алиса открыла магазин «Бабушкин сундук», секонд-хенд. Она покупала огромными мешками старое барахло из Европы, вместе с двумя продавцами сортировали, проветривали, если надо, ремонтировали и даже стирали. Самое лучшее Алиса оставляла себе, а все остальное выставляла на продажу.

Со временем я смирился с её бизнесом, тем более, у нее получалось. Но однажды у меня вновь возникли вопросы. У нас за городом небольшой дом, достался от ее родителей, вернее, от мамы, она умерла три года назад. Хорошая была женщина, хотя меня не любила. Ну, так вот. На первом этаже холл — кухня — гостиная, а на втором две спальни и кабинет. Мансардный этаж занимает свальная комната, как мы её называем. Там складируется старая мебель, чемоданы, ненужная посуда и много — много чего еще. Мы любим этот хлам, для нас старая, пыльная мансарда дорога, там стоят столетние сундуки с бабушкиными сокровищами, в покосившемся шкафу — подвенечное платье Алисиной бабушки. Эти вещи — не только воспоминания, это примета, что здесь живут люди, и жили до нас, и что будут жить следующие поколения. Я очень редко захожу на мансарду, разве что перед новым годом, за елочными игрушками.

В июне меня позвал на рыбалку мой старинный приятель, Генка Макарский. Все рыболовные принадлежности у меня лежат где? — на мансарде, правильно! Я поднялся в пыльную комнату, и сразу почувствовал, что здесь что-то изменилось. Детская деревянная лошадка, корзинка с крышками для банок, бабушкина старинная ножная прялка… что-то неуловимое присутствовало в мансарде, я долго не мог понять, что именно. Из бокового окна лился солнечный свет, все было, как всегда.