Бесплатный фрагмент - Уникальный мир семьи Бронте

Предисловие

«Джейн Эйр»… «Грозовой перевал»… «Агнес Грей»… Эти романы, впервые вышедшие практически одновременно в 1847 году, сразу же завоевали популярность среди английской читательской публики и обратили на себя внимание известных критиков того времени. Этим произведениям суждено было пережить свою эпоху и прочно утвердиться в рядах достойнейших образцов классической английской литературы.

Вот и теперь этими произведениями зачитывается весь мир. Их многократно переиздают на различных языках. По мотивам «Джейн Эйр» и «Грозового перевала» выпущено огромное число всевозможных экранизаций, по ним разыгрываются театральные спектакли и ставятся радиопостановки.

Все эти романы были созданы тремя замечательными английскими писательницами, приходившимися друг другу родными сестрами — Шарлоттой («Джейн Эйр»), Эмили («Грозовой перевал») и Энн («Агнес Грей») Бронте.

История семьи Бронте одновременно трагична и притягательна. Словно злой рок преследовал род Бронте: отец семейства — провинциальный пастор Патрик Бронте, пережил всех своих домочадцев — жену и шестерых детей. Первой скончалась от рака жена пастора Мария Бронте. Через некоторое время в школе для дочерей малоимущих священников заболели, а затем и умерли от чахотки две его старшие дочери Мария и Элизабет, которые едва достигли подросткового возраста. Считается, что этот же недуг свел в могилу всех детей Патрика и Марии Бронте. В возрасте тридцати одного года трагически оборвалась жизнь единственного сына преподобного Патрика Бронте Патрика Брэнуэлла, на похоронах которого простудилась Эмили, скончавшаяся спустя три месяца после смерти брата. Ей было тридцать. Самая младшая дочь пастора Энн пережила сестру меньше чем на полгода и умерла на морском курорте в Скарборо, вдали от родного дома в провинциальном городке Хауорт в графстве Йоркшир в возрасте двадцати девяти лет.

Лишь Шарлотте Бронте, ставшей после смерти двух старших сестер, Марии и Элизабет, старшей из всех детей преподобного Патрика Бронте, довелось познать под конец жизни счастье замужества и, согласно официальной версии, принятой в бронтеведении, будущего материнства. Она умерла за двадцать дней до своего тридцатидевятилетия, так и не успев произвести на свет наследника семьи Бронте (в случае, если официальная версия о беременности Шарлотты является правдивой). В свидетельстве о ее смерти туберкулез (чахотка) значился единственной причиной. О беременности не упоминалось вовсе. Теперь мнение, что Шарлотта скончалась от туберкулеза, оспаривают многие ее биографы.

Ореол трагически ранней смерти сестер и, конечно же, — неугасающий интерес к их творчеству в читательской среде, неизменно привлекают внимание критиков, биографов и литературоведов уже более полутора столетий.

Внимание к личностям и творчеству сестер в исследовательской среде было проявлено еще при их жизни. Одним из нагляднейших свидетельств тому явилась биографическая книга Элизабет Гаскелл «Жизнь Шарлотты Бронте» /«The Life of Charlotte Brontë», опубликованная в 1857 году — то есть, через два года после смерти Шарлотты. Эта биография стала первой в череде многочисленных исследований западных авторов, посвященных жизни и творчеству сестер Бронте, и фактической основой для последующих биографических и критических работ. Книга «Жизнь Шарлотты Бронте», созданная на основе воспоминаний самой Элизабет Гаскелл, которая лично общалась с Шарлоттой, а также — включающая семейную и деловую корреспонденцию Шарлотты Бронте, является бесценным источником сведений о жизни сестер, о том, как принимались их произведения критикой и литературным обществом того времени.

В 80-е — 90-е годы XX столетия ясно обозначилась тенденция рассматривать творчество сестер Бронте в целом, то есть, в контексте единого литературного феномена, обладающего внутренней органичной цельностью. Такую позицию мы находим в работах У. Герин, Т. Дж. Уиннифрит, И. С. Юбэнк, М. Эллот, Э. Читэма, Дж. Баркер.

В понимании «феномена сестер Бронте» немаловажную роль играет исследование семейных традиций, внимание к окружению сестер, их образу жизни и деятельности.

Взор многих исследователей направлен на влияние этих и многих других факторов на творчество Шарлотты, Эмили и Энн Бронте.

А между тем, изучая природу «феномена сестер Бронте», приходишь к пониманию, что данную проблематику следует рассматривать в более широком аспекте. Поэтому, как мы полагаем, будет справедливой иная формулировка данного явления — «феномен семьи Бронте».

В этом смысле важен тот принципиально новый подход, который постепенно складывался в исследовательской литературе еще с конца XIX века: стремление исследовать истоки творчества сестер Бронте.

Этой проблеме посвящена работа русского автора О. Петерсон «Семейство Бронте: (Керрер, Эллис и Актон Белль)» (1895). «Казалось непонятным, откуда три застенчивые скромные девушки… брали всю яркость и силу красок в описании страсти» — вот главный вопрос, занимающий исследователя.

В своей работе О. Петерсон обращается к детальному исследованию родословной отца сестер, преподобного Патрика Бронте, опираясь на ранее вышедшую в Нью-Йорке книгу У. Райта «Бронте в Ирландии или факты чудеснее вымысла» /«The Brontës in Ireland: Or, Facts Stranger Than Fiction» (1893).

Книга О. Петерсон предлагает новое осмысление природы таланта сестер и неоспоримого влияния многих, на первый взгляд, незначительных деталей из жизни предков преподобного Патрика Бронте на творчество его дочерей.

Так, к примеру, выясняется, что сюжетная завязка романа Эмили Бронте «Грозовой перевал» в точности воспроизводит эпизод из жизни прадедушки отца писательниц, нашедшего на торговом судне чернокожего мальчишку, которого из жалости взяли в дом Бронте. В этом мальчике, нареченном Вельшем, безошибочно узнается прототип главного героя «Грозового перевала» Хитклифа. В самой же истории жизни старшего поколения Бронте четко прослеживаются параллели с жизнеописанием и деталями быта «Грозового перевала», а также угадываются другие прототипы персонажей и местностей романа в людях, живших в реальной жизни и местах их пребывания.

В исследовательской работе О. Петерсон обращает на себя внимание также пристальный взгляд автора на личность самого отца писательниц. И здесь необходимо отметить принципиально новый подход в сравнении со многими биографиями, писавшимися «по следам Э. Гаскелл». В этих биографиях, как и в самой книге Э. Гаскелл, Патрик Бронте предстает аскетичным и чудаковатым стариком, приучавшим своих детей к спартанскому образу жизни, простоте и порядку и не допускающему в их повседневном обиходе ни малейших излишеств. Еще при его жизни Гаскелл написала о нем в журнале Blackwood’s Magazine: «Это дикарь в рясе, которого нужно было вывести в сад и пристрелить». По свидетельству Э. Гаскелл, а вслед за ней и других биографов, дети преподобного Патрика Бронте всегда облачались в темные одежды и ели простую пищу.

Однако последующие исследования в корне изменили подобное восприятие личности и характера преподобного Патрика Бронте. К примеру, утверждение Э. Гаскелл, что он не позволял детям есть мясо, опровергнуто одной из дневниковых записей Эмили Бронте, где утверждается, что «на обед была Вареная Говядина…», на что обращает внимание исследователь творчества сестер Бронте Дж. Баркер.

Возвращаясь к книге О. Петерсон, следует отметить, что здесь уделено особое внимание становлению личности преподобного Патрика Бронте, который, будучи сыном безграмотного ирландского фермера и пройдя через бедность и жизненные невзгоды, через тяжелый труд подмастерья кузнеца и ткача, сумел первым из семьи получить приличное образование в престижном Колледже святого Джона при Кембриджском университете (кафедра теологии). Уже с юных лет Патрик Бронте проявлял литературные способности. Он является автором четырех книг (двух поэтических сборников и двух повестей в прозе), трех брошюр и двух проповедей.

Преподобный Патрик Бронте многое сделал для улучшения условий жизни в Хауорте, где он получил пожизненное место священника в церковном приходе. Он основал церковную воскресную школу, способствовал предоставлению новых колоколов для хауортской церкви и проводил кампанию по улучшению санитарных условий в Хауорте, в частности, принимал непосредственное участие в налаживании водоснабжения (в связи с чем подавал прошение инспектору Генерального отдела здравоохранения в Лондоне). Будучи хорошо осведомленным в религиозных и политических вопросах, он написал много писем в газеты, желая сделать как можно больше добра для своих прихожан.

Недавно было обнаружено еще одно неоспоримое свидетельство того, что история отношений преподобного Патрика Бронте с детьми была в значительной степени искажена Элизабет Гаскелл. Британские литературоведы нашли в архиве письмо преподобного Патрика Бронте, которое развеивает его дурную славу домашнего тирана, сыгравшего не последнюю роль в ранней смерти своих талантливых дочерей. Документ написан в 1855 году, через десять дней после смерти последней остававшейся в живых дочери пастора Шарлотты Бронте.

Семидесятивосьмилетний Патрик Бронте адресовал письмо своему другу Чарльзу Томасу Лонгли (Charles Thomas Longley), епископу Кентерберийскому. В тексте послания говорится о горечи, которую испытывал пожилой священник, лишившийся всех членов своей семьи.

Также до недавнего времени биографы в большинстве своем обходили вниманием личность и творчество брата Шарлотты, Эмили и Энн Патрика Брэнуэлла Бронте. В целом в литературоведении сложился стойкий образ беспутного «домашнего тирана», алкоголика и наркомана, неуклонно превращающего в ад жизнь всех домочадцев. Другими словами, Брэнуэлл воспринимается большинством исследователей творчества Бронте лишь как объект, давший своим сестрам неограниченное количество шокирующего материала. В этом смысле достаточно вспомнить второй и последний роман младшей сестры — Энн — «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла», в котором тип «домашнего тирана» представлен во всей своей пугающей реалистичности.

А между тем, Брэнуэлл оставил после себя достаточно внушительное творческое наследие — ранние рукописи в прозе и в стихах, незавершенный роман под названием «И отдыхают истощившиеся в силах» /«And the Weary Are at Rest», над которым он работал приблизительно в 1845 году, множество художественных эскизов. Брэнуэлл брал уроки у профессиональных портретистов и живописцев. Кроме того, по свидетельствам литературоведов, он весьма недурно играл на органе, а также занимался художественным переводом (в частности, он сделал перевод знаменитых Од Горация, впервые появившийся в печати в 1923 году и получивший высокую оценку).

Патрик Брэнуэлл Бронте выступал как соавтор ранних произведений Шарлотты. Он внес значительный вклад в развитие африканской саги (плавно перешедшей со временем в ангрианскую): прорабатывал военную и частично политическую линии, а кроме того отвечал за развитие некоторых характеров, в то время как его сестра предпочитала светскую хронику и описание чувств.

Патрик Брэнуэлл Бронте является создателем одного из центральных характеров африканского (позднее — ангрианского) цикла — характера Александра Перси (Alexander Percy), также известного как граф Нортенгерленд (Earl of Northangerland), лорд Элрингтон (Lord Elrington) [или Эллрингтон (Ellrington)] или Рогуэ (Rogue) — грешника, ищущего свободу и независимость. Характер Перси представлен в ангрианских эскизах Патрика Брэнуэлла Бронте, и этот же характер является основой для ряда историй, происходивших в огромном колониальном английском обществе, подвергшемся учреждению монархии. Образ Перси — безжалостного человека не признающего добродетели, восходит своими корнями к мильтоновскому Люциферу, неукротимому антигерою с неукротимым аппетитом.

Исследователи творчества Бронте находят схожесть характера «байронического героя» Александра Перси с характером Хитклифа, то есть, этот персонаж в определенном смысле предвосхищает появление Хитклифа. А неустрашимая и коварная леди Зенобия (Zenobia), ставшая третьей женой Александра Перси, явилась своего рода провозвестником появления Кэтрин. Эта схожесть характеров стала одной из причин того, что на протяжении ряда лет существовала версия о том, что роман «Грозовой перевал» был написан именно Патриком Брэнуэллом. Однако текстуальный анализ фрагментов прозы Патрика Брэнуэлла в сопоставлении с текстом романа Эмили не подтвердил эту точку зрения. Патрик Брэнуэлл находился во власти своеобразных чар Перси, впрочем, как и всего Королевства Ангрии, и, в конце концов, описал мелодраматический характер своего героя как свое второе я (alter ego).

Интересный психологический портрет Патрика Брэнуэлла Бронте представлен в биографической книге Дафны дю Морье (англ. Daphne du Maurier) «Инфернальный мир Брэнуэлла Бронте» /«The Infernal World of Branwell Brontë» (1960). В своей книге Дафна дю Морье подчеркивает, что Брэнуэлл «сломался» именно потому, что он был мальчиком и, следовательно, надеждой семьи. От его сестер не ждали никаких особых творческих свершений (хотя отец поощрял занятия своих дочерей литературой, живописью и музыкой), и именно поэтому, как полагает Дафна дю Морье, они выросли более стойкими и приспособленными к жизни, чем их слабовольный брат. Итогом этого психологического надлома Брэнуэлла, согласно книге Дафны дю Морье, стала его попытка утопить в вине собственную несостоятельность, наркомания, сомнительные похождения, шизофрения и, как результат всего вышеперечисленного, смерть при страшных обстоятельствах.

Сейчас трудно говорить о причинах морального падения Патрика Брэнуэлла Бронте. Можно судить лишь о внешней стороне этого явления по содержанию некоторых писем Шарлотты к ее подруге Эллен Нассей, где старшая Бронте довольно откровенно и подробно описывает пьяные буйства брата и их печальные последствия для семьи. Однако Брэнуэлл, бесспорно, заслуживает внимания отнюдь не как непутевый член талантливого семейства, а как творческий человек, несомненно, наделенный ярким образным мышлением и художественным дарованием. Именно в этом аспекте, как нам кажется, следует рассматривать его личность.

До недавнего времени предвзятое представление в литературоведении складывалось и об Артуре Белле Николлсе — викарии преподобного Патрика Бронте, ставшем мужем Шарлотты Бронте. Этот человек в большинстве исследовательских работ показан как трудолюбивый и ответственный помощник пастора, добросовестно выполняющий свои обязанности, но при этом весьма «ограниченный и узколобый». Очевидно, исследователи опирались в этом аспекте на высказывание о нем самой Шарлотты в одном из ее писем к подруге, относящихся к тому периоду, когда Артур Белл Николлс только приступил к своим приходским обязанностям: « <…> Мистер Николлс как раз вернулся; даже ради спасения моей жизни я не могу рассмотреть в нём те интересные зачатки добра, которые ты обнаружила; меня главным образом всегда поражает узость его мышления».

Между тем, как показали последние исследования биографии Артура Белла Николлса, это был человек, получивший достойное образование в одном из престижнейших учебных заведений Ирландии — Тринити-колледже, человек, стараниями которого была переписана набело и отредактирована для последующей публикации рукопись первого зрелого завершенного произведения Шарлотты Бронте — романа «Учитель», отвергнутая издателями при жизни писательницы. К этому изданию мистер Николлс написал предисловие.

Не стоит также забывать о том, что Артур Белл Николлс преданно ухаживал за отцом Шарлотты преподобным Патриком Бронте все последние годы его жизни до самой его кончины и бережно сохранил личные вещи Шарлотты, а также — бесценнейшие образцы литературного и художественного творчества Бронте, в том числе — эскизы ранних историй Шарлотты и Брэнуэлла, а также — два портрета, принадлежавших кисти Брэнуэлла Бронте, получивших условные названия «The Gun Group» и «The Pillar Portrait».

Разумеется, окружение семьи Бронте в той или иной мере оказывало влияние на творчество сестер. Исключением не стала и прислуга, работавшая в доме Бронте. Первые няни детей — молодые служанки Нэнси и Сара Гаррс, получившие образование в Бредфордской школе промышленности (Bradford School of Industry), дали старшим дочерям пастора начальные навыки чтения и письма. Марта Браун — юная дочь местного церковного сторожа, могильщика и каменотеса Джона Брауна, нанятая Бронте позднее, сначала как приходящая помощница для исполнения мелких домашних поручений, а затем и получившая официальное место домашней прислуги в семье, стала счастливой обладательницей части бесценных реликвий Бронте. Не говоря уже о Табите Эйкройд или Тэбби, как ее называли пасторские дети — знаменитой в бронтеведении кухарки-расказчицы, из ярких бытоописательных историй которой юные Бронте черпали неиссякаемый кладезь знаний, служивший им незаменимым источником вдохновения. Табита Эйкройд послужила моделью для создания колоритных характеров служанок в творчестве сестер Бронте. Она считается вероятным прообразом Ханны (Hannah), служащей в семье Риверсов в «Джейн Эйр», а также — прототипом экономки Марты (Martha) в романе Шарлотты Бронте «Шерли», равно как и прототипом Эллен (Нелли) Дин [Ellen (Nelly) Dean] в романе Эмили Бронте «Грозовой перевал».

И, конечно же, не стоит забывать о тетушке, Элизабет Брэнуэлл, взявшей на себя воспитание пасторских дочерей и не только обучившей племянниц вышиванию и ведению домашнего хозяйства, заложив тем самым основы воспитания молодых леди, но и оказавшей им хорошую финансовую поддержку, благодаря которой Шарлотта и Энн смогли получить образование заграницей. Наследство же, оставленное тетушкой после смерти, помогло девушкам покрыть расходы по их первой совместной публикации поэтического сборника.

Служба гувернантками также оказала влияние на творчество Шарлотты и Энн Бронте, а окружения и ситуации, в которые попадали сестры, получили отражение в их романах. Так, семейство Сиджвиков, где служила Шарлотта, послужило прообразом для описания семьи Ридов в «Джейн Эйр» (поместье Стоунгэпп, соответственно, преобразовалось в романе в сверкающий роскошью и подавляющий высокомерием Гейтсхэд-холл). Энн же дала превосходную зарисовку своих хозяев Ингхемов в характерах представителей семейства Блумфилд в романе «Агнес Грей», а усадьба Блэйк-Холл, где жили Ингхемы, стала прототипом Уэлвуд-Хауса. Другая семья, где служила Энн Бронте — семья Робинсонов — фигурирует в романе «Агнес Грей» под именем помещиков Мэрреев, а старшая дочь Робинсонов Лидия выступает в качестве капризной и своенравной молодой особы Розали Мэррей. Поместье Торп Грин-Холл, соответственно, становится прототипом Хортон-Лоджа.

Особую роль в становлении творческого мышления Шарлотты и Эмили Бронте сыграло их пребывание на континенте и их общение с супругами Эгер, и особенно — с месье Эгером. Под его чутким и мудрым руководством сестры смогли отточить индивидуальный стиль и избываться от таких недостатков в подаче материала, как многословие и косноязычие.

С другой стороны, Брюссель и месье Эгер дали сестрам (и прежде всего Шарлотте) богатейший материал для творчества. Брюссельский опыт лег в основу романов Шарлотты Бронте «Джейн Эйр» и «Городок», а тема «учитель — ученица», репрезентирующая отношения Шарлотты с Константином Эгером (как реальные, так и воображаемые романтичной пасторской дочерью), красной нитью проведена через прозаическое и поэтическое творчество Шарлотты Бронте последующих годов.

В зрелом прозаическом творчестве Шарлотты Бронте впервые эта тема появляется в романе «Учитель», где получает свое развитие в образах его главных героев Уильяма Кримсворта (William Crimsworth) и Фрэнсис Эванс Энри (Frances Evans Henri) с их сложными и интересными взаимоотношениями. Впоследствии Шарлотта Бронте снова обращается к той же теме («учитель — ученица») в своих романах «Шерли» [в паре Шерли Килдар (Shirley Keeldar) — Луи (Луис) Жерар Мур (Louis Gérard Moore)] и «Городок» [в паре Люси Сноу (Lucy Snowe) — месье Поль Эманюель (M. Paul Emanuel)].

Отголоски темы Учителя и Ученицы можно встретить также в романе Шарлотты Бронте «Джейн Эйр», где мы сталкиваемся со своеобразным модифицированным вариантом этой темы: «хозяин (учитель) — гувернантка (ученица)» в образах Эдварда Фэйрфакса Рочестера (Edward Fairfax Rochester) и Джейн Эйр (Jane Eyre) соответственно.

Нельзя не отметить отрадные тенденции, появившиеся в современной исследовательской литературе в связи с привлечением внимания литературоведов к творчеству младшей сестры. Как известно, Эмили и Шарлотте посвящено огромное число исследований (кстати, в литературе о сестрах Бронте XX века в критических предпочтениях на первый план вышла именно Эмили Бронте; литературы о Шарлотте значительно меньше). Что же касается Энн, то ее творчество не менее достойно внимания читателей и исследователей, но почему-то в течение достаточно долгого времени оставалось как бы в тени творений сестер. К счастью, к настоящему времени к ее книгам все чаще обращен пристальный взгляд литературоведов. Ее жизни и творчеству посвящены солидные исследования Ф. Бентли, Э. Читэма, У. Герин, Дж. Уиннифрит.

На сегодняшний день английские издательства, исследователи и литературоведы продолжают усиленно работать над сохранением и восстановлением бесценной Ювенилии Бронте. Произведения собираются по крупицам, а затем издаются в сборниках в оригинале.

Английские издательства «Hesperus Press» и «Penguin Classics» опубликовали значительную часть творческого наследия Шарлотты, Эмили, Энн и Патрика Брэнуэлла Бронте, созданного в ранний период.

Развитию интереса к раннему творчеству молодых Бронте в исследовательской и читательской среде во многом поспособствовала кропотливая работа исследователя творчества Бронте Джульет Баркер (Juliet Barker), под чьей редакцией издательство «Penguin Classics» выпустило юношеские произведения Шарлотты Бронте периода с 1829 по 1835 годы (Charlotte Brontё Juvenilia: 1829 — 1835).

Теперь к бережному сохранению наследия Бронте подключились и в России. К сегодняшнему дню первые русскоязычные публикации раннего наследия Бронте представлены в наиболее полном варианте. Издательская группа города Москвы «АСТ: Астрель» выпустила следующие ранние произведения Шарлотты Бронте, написанные ею в соавторстве со своим братом Патриком Брэнуэллом: «Найденыш» (англ. «The Foundling») (2011), а также — трехтомник Ювенилий Бронте: «Повести Ангрии» (англ. «Tales of Angria») (2012) [первый том], «Секрет» (англ. «The Secret») (2012) [второй том] и «Заклятие» (англ. «The Spell») (2013) [третий том]. А издательская группа «Азбука», «Азбука-Аттикус» (Санкт-Петербург, Москва) издала два мини-сборника: «Сказки Ангрии» (англ. «Tales of Angria») (2012) и «Стэнклифф-отель» (англ. «Stancliffe’s Hotel») (2012).

Публикацией раннего творчества Бронте занималось также издательство «Клуб семейного досуга»: помимо романов «Джейн Эйр» (пер. с англ. И. Гуровой), «Учитель» (пер. с англ. Н. Флейшман) и раннего неоконченного романа «Эшворт» (пер. с англ. М. Тугушевой), в сборник от названного выше издательства вошли неизданные ранее переводы Ювенилий Бронте А. Вироховского (2012). Кроме того, в сравнении с выпущенными издательской группой «АСТ: Астрель» и издательской компанией «Азбука», «Азбука-Аттикус» сборниками ранних произведений Бронте, в данном издании прибавилось три новых произведения: две небольшие прозаические зарисовки — «Портреты знаменитых людей», «Заморна разоблачает Нортангерленда перед парламентом» и поэма «Изгнание Заморны». Такие крупные юношеские романы, как «Мина Лори» и «Генри Гастингс» приведены с сокращением. В романе «Генри Гастингс» иначе оформлена структура глав.

Отдельные образцы творчества Бронте продолжают находить вплоть до настоящего времени. Одна из ранних рукописей Шарлотты Бронте была выставлена на аукционе в декабре 2011 года. А в начале 2012 года было обнаружено одно из французских эссе Шарлотты Бронте.

Все это, безусловно, способствует повышению читательского и исследовательского интереса к раннему творчеству Бронте. Интересно рассмотреть юношеское наследие Бронте в аспекте взаимосвязи этих произведений с их зрелыми сочинениями, а также проследить роли раннего творчества Бронте в становлении их творческих методов.

Одной из первых исследовательниц, обративших свой взор в сторону раннего творчества Бронте, стала Ф. Э. Рэтчфорд.

В России в настоящее время исследованием раннего творчества Бронте занимается Валерия Флорова.

Помимо рассмотрения в различных аспектах прозаического и поэтического творчества представителей семьи Бронте, исследователи стали отдавать должное и их образцам живописи, портретам и художественным эскизам. Показательным в этом плане является исследовательский труд Кристин Александер (Christine Alexander) и Джейн Селларс (Jane Sellars) под названием «Искусство Бронте» /«The Art of the Brontës». Здесь представлен подробнейший обзор рисунков Бронте с редкими иллюстрациями.

И конечно уникальный энциклопедический материал по всему, что так или иначе связано с этой одаренной семьей, представляет так называемая «Энциклопедия Бронте» /«A Brontë Encyclopedia» Роберта Барнарда (Robert Barnard) и Луизы Барнард (Louise Barnard).

И тем не менее многие аспекты жизни и творчества Бронте еще не до конца исследованы историками и литературоведами. Так, в бронтеведении нередко наблюдаются разночтения в трактовке различных фактов, касаемых жизни и творчества Бронте, некоторые сведения оспариваются, некоторые вызывают сомнения.

Не стоит также забывать о том, что официальная версия жизни Бронте опирается на тот эфемерный ореол, что воздвигла вокруг своей семьи сама Шарлотта, которая взяла на себя заботы о создании посмертной репутации сестер. Исследователи жизни Бронте полагают, что она уничтожила все письменные материалы, так или иначе касающиеся ее семьи, которые не вписывались в ее представления о приличиях, причем речь идет не только о письмах — возможно, к уничтоженным Шарлоттой материалам относится и второй роман Эмили. Кроме того, существуют свидетельства, что Шарлотта предпринимала попытки переписать сочинения сестер, внося в них свои собственные исправления и редактируя их рукописи по своему вкусу.

Настоящая работа ставит своей целью представить сведения о семье Бронте в наиболее полном виде на основе новейших исследований в этой области и последних официальных данных, касающихся жизни и творчества Бронте.

Тематический диапазон данной работы диктует и ее внутреннюю структуру: исследование состоит из нескольких разделов, охватывающих все основные аспекты бронтеведения.

В целом структура работы выглядит так:

Часть I. Жизнь семьи Бронте

Книга 1 и Книга 2. Жизнь семьи Бронте

— Предисловие

— Биографическая справка (представляет обобщенный обзор жизни и творчества семьи Бронте)

— Персоналии (включает основные сведения о представителях семьи Бронте и их окружении)

— Религия и мировоззрение членов семьи Бронте (выявляются основные аспекты религии и мировоззрения отдельных представителей семьи Бронте)

— Приложения:

— Хронологии (включает общую хронологию жизни и деятельности семьи Бронте, а также — хронологии жизни и деятельности каждого члена семьи Бронте)

— Генеалогические древа (представляет схематичное отображения родословной членов семьи Бронте и некоторых представителей их окружения)

Книга 3. Жизнь семьи Бронте

— Персоналии (дополнительные сведения)

Часть II. Места семьи Бронте

— Места семьи Бронте (представляет сведения о местах, так или иначе связанных с представителями семьи Бронте)

Часть III. Творчество семьи Бронте

Книга 1. Творчество семьи Бронте

— Творчество Бронте (представляет подробный обзор творчества Бронте во всех жанрах)

Книга 2. Корреспонденция семьи Бронте. Интересные сведения из жизни Бронте

— Корреспонденция и дневники (представляет обзор корреспонденции членов семьи Бронте в литературоведческом аспекте, а также содержит образцы писем и дневников представителей семьи Бронте)

— Приложения:

— Интересные сведения о жизни и творчестве Бронте (акцентирует внимание читателей на интересных исторических и литературоведческих фактах, связанных с семьей Бронте)

— Судьба реликвий Бронте (о том, как складывалась судьба рукописей и предметов личного пользования представителей семьи Бронте после их смерти в исторической ретроспективе и каково положение вещей на сегодняшний день)

— Из воспоминаний родных и знакомых о семье Бронте

— Экранизации, радиопостановки и театральные постановки произведений Бронте (содержит перечень экранизаций, радиопостановок и театральных постановок произведений Бронте, известных на сегодняшний день)

— Полезные ссылки (обзор Web-ресурсов, связанных с Бронте — сайтов, блогов, форумов, порталов и т. д.)

Некоторые из основных разделов содержат подразделы, классифицирующие материал внутри раздела.

Для удобства читателей в примечаниях даются комментарии, раскрывающие ту или иную деталь, требующую пояснения, а также — предоставляющие ссылки на источники, либо отсылки к другим разделам данной работы.

В случаях разночтения в трактовке различных фактов в бронтеведении в ссылках также даются соответствующие указания.

Надеемся, что данная работа послужит путеводителем по творчеству представителей этой уникальной талантливой семьи.

Екатерина Митрофанова

Биографическая справка (официальная версия)

Сестры Бронте родились в семье провинциального пастора Патрика Бронте (1777 — 1861) и его жены Марии Брэнуэлл (1783 — 1821), представительницы мелкой буржуазии. Патрик Бронте родился и провел свою юность в Ирландии, в провинциальном городке Эмдале (графство Даун) в среде бедных крестьян, но благодаря своему упорству и тяге к знаниям он первым из своей семьи получил достойное образование. Патрик был старшим из десяти детей бедного ирландского фермера Гуга (Хью) Бранти (1755 — ок. 1808) и его жены Элеанор или Элинор Мак-Клори (ум. ок. 1822), также известной как Элис / Алиса или Эйльс.

Будучи уже в достаточно зрелом возрасте, Патрик окончил Колледж святого Джона при Кембриджском университете (кафедра теологии) и получил степень бакалавра.

Он принял духовный сан и сменил несколько мест работы в церквях различных округов провинциальной Англии. Помимо своей основной службы священника, Патрик Бронте пробовал свои силы в литературе: при жизни Патрика было опубликовано в общей сложности, четыре книги, три брошюры и две проповеди собственного сочинения. Из них два поэтических сборника — «Стихи для хижин» [или «Загородные поэмы»] /«Cottage Poems» (изд. в 1811) и «Деревенский менестрель: Сборник образных поэм» /«The Rural Minstrel: A Miscellany of Descriptive Poems» (изд. в 1812) и две повести в прозе.

Литературный талант передался Патрику по наследству. Его отец, простой ирландский крестьянин Гуг (Хью) Бранти, хотя и был человеком безграмотным и непривычным к сельскому труду, но обладал редким даром сказителя. Его удивительными историями заслушивались соседи по всей округе. Яркие образные рассказы Гуга (Хью) передавались из уст в уста и становились местными преданиями.

В 1812 году Патрик женился на Марии Брэнуэлл, с которой он познакомился в доме ее дяди, методистского проповедника Джона Феннелла. Сама Мария после замужества также исповедовала религию англиканской церкви.

Миссис Бронте тоже проявила литературные наклонности, став автором сочинения, озаглавленного «Преимущества бедности в религиозных делах» /«The Advantages of Poverty, In Religious Concerns». В то время, когда Мария, будучи молодой счастливой женой, ожидающей своего первого ребенка, писала это сочинения, сама она еще не успела познать бедности, и, таким образом, ее произведение оказалось несколько умозрительным. Это сочинение так и не попало в печать и, как и письма Марии, дошло до нас в рукописном виде.

Обвенчавшись, молодожены переезжают в дом священника под названием Кло-Хаус в селении Хайтаун близ Хартсхеда (графство Йоркшир). В этом доме родились две старшие дочери семьи Бронте — Мария (родившаяся, предположительно, в 1813/1814 году и окрещенная 23 апреля 1814 года), названная в честь своей матери, и Элизабет (родившаяся 8 февраля 1815 года).

После рождения Элизабет Патрик Бронте получил место священника в соседствующем с Хартсхедом Торнтоне (графство Йоркшир), куда он перевез свою жену и дочерей. В Торнтоне супругов Бронте рождаются четверо остальных детей. 21 апреля 1816 года на свет появилась Шарлотта. 26 июня 1817 года родился долгожданный мальчик Патрик Брэнуэлл. Свое первое имя Патрик Брэнуэлл Бронте, очевидно, получил в честь отца. В качестве второго имени ему дали девичью фамилию матери, вероятно, в надежде, что ее состоятельные родственники будут ему помогать. Впоследствии родные и знакомые употребляли в качестве сокращенного варианта второе имя. 30 июля 1818 года у четы Бронте родилась дочь Эмили Джейн и, наконец, 17 января 1820 года на свет появилась Энн — последний ребенок Патрика и Марии Бронте.

В 1820 году преподобный Патрик Бронте получил должность пожизненного священника в Хауорте — небольшом селении графства Йоркшир, и семье вновь пришлось переезжать. Патрик Бронте с женой и детьми поселились в хауортском пасторате [теперь — Музей Бронте (Brontë Parsonage Museum)] — доме при церкви, окна которого выходили на кладбище.

Вскоре после переезда скончалась супруга Патрика Мария. Это произошло 15 сентября 1821 года, когда старшей из дочерей Бронте было около восьми лет, а младшей не исполнилось и двух. Все заботы о шестерых детях и их будущем легли на плечи одинокого вдовца. На помощь Патрику пришла незамужняя сестра его покойной жены. Мисс Элизабет Брэнуэлл (1776 — 1842) прибыла из южного городка Пензанса (графство Корнуолл), где они с Марией родились, чтобы помочь мистеру Бронте вести домашние дела и воспитывать племянников.

Дети росли смышлеными и любознательными. Отец поощрял их стремление к знаниям, и, хотя сам с ними не занимался, предоставив их воспитание заботам тетушки, но часто и охотно говорил со своими детьми на самые разные темы: обсуждал с ними новости политики и других сфер общественной жизни, рассказывал им во всех подробностях старинные кельтские легенды и предания.

С помощью обученной грамоте служанки дети научились читать и писать. Старшая дочь пастора Мария, серьезная и впечатлительная девочка, в какой-то мере заменявшая мать осиротевшим сестрам и брату, читала им вслух выдержки из газет и объясняла им значение прочитанного. Кроме того, преподобный Патрик Бронте предоставил в полное распоряжение детей собранную им достаточно обширную библиотеку, в которую входили изданные труды Гомера, Горация, Вальтера Скотта, Байрона и многих других замечательных писателей и поэтов того времени, а также журналы и вырезки из газет. Из этого обширного наследия под запретом для детей находились лишь наиболее ценные издания, которые преподобный Патрик Бронте предпочитал хранить у себя в кабинете. Настольными книгами пасторских детей были, разумеется, Библия и Катехизис.

Тетушка Брэнуэлл обучала племянниц премудростям рукоделия и домашнего хозяйства, столь ценным в повседневной жизни и совершенно необходимым навыкам для благовоспитанных молодых леди. Под чутким руководством тетушки девочки научились прекрасно вышивать. Образцы их вышивок теперь хранятся в Музее Бронте. С сыном же занимался сам мистер Бронте.

И все же преподобный Патрик Бронте понимал, что его дочерям недостаточно домашнего образования. Он решил отдать девочек в школу, только что открывшуюся в приходе Тунсталь в деревушке под названием Коуэн-Бридж в соседнем графстве Ланкашир. Эта школа предназначалась для обучения дочерей малоимущих священников. Деньги на ее содержание и обеспечение собирались по благотворительной подписке, и родители девочек вносили лишь небольшую сумму в размере 14-ти футов в год, покрывающую лишь расходы на одежду и питание.

В июле 1824 года преподобный Патрик Бронте отправил в коуэн-бриджскую школу двух старших дочерей Марию и Элизабет. Шесть недель спустя к ним присоединилась Шарлотта, а осенью — Эмили Джейн. Образованием Брэнуэлла — единственного сына преподобного Патрика Бронте и надежды семьи отец предпочел заниматься сам. Энн — самой младшей из сестер — было всего четыре с половиной года, и ее не отдали в школу, поскольку она была слишком мала.

Школа для дочерей духовенства в Коуэн-Бридже, позднее описанная в романе Шарлотты Бронте «Джейн Эйр» как Ловудская школа, стала для юных сестер Бронте олицетворением ада на земле. Основателем школы был жестокий и деспотичный священник по имени Уильям Кэрус Уилсон (1791 — 1859) (в «Джейн Эйр» он выведен как мистер Брокльхерст), исполняющий одновременно обязанности директора и казначея этого учебного заведения. Мистер Уилсон ратовал за воспитание учениц своей школы в строгости и смирении, считая необходимым «наказывать плоть, чтобы спасти душу».

В школе девочки познали ужасы холода, голода и всевозможных лишений. Особенно трудно приходилось зимой, когда детей каждое воскресенье заставляли преодолевать несколько миль пешком по лютому морозу, чтобы попасть в церковь на традиционную воскресную проповедь, где им приходилось просиживать весь день, изнемогая от голода и холода.

Результатом подобного положения дел явилась мгновенно вспыхнувшая в школе эпидемия тифа. Озабоченные родители стали разбирать заболевших девочек по домам, где многие из них вскоре умирали. Хотя ни одна из дочерей преподобного Патрика Бронте не заболела тифом, у старших девочек Бронте — сначала у Марии, а затем и у Элизабет — обнаружили чахотку. Обеспокоенный пастор забрал Марию домой; через короткое время вернулась домой и Элизабет. Но было поздно. 6 мая 1825 года скончалась Мария. Патрик спешно забрал домой Шарлотту и Эмили Джейн. А 15 июня 1825 года умерла и Элизабет.

После страшной трагедии, постигшей семью, Патрик долго не мог решиться на то, чтобы отправить дочерей в другую школу. В течение следующих шести лет все дети пастора оставались дома и большей частью были предоставлены самим себе.

Чтобы как-то себя занять, маленькие Бронте стали придумывать и разыгрывать домашние представления.

Воображения юных Бронте пробудили игрушечные солдатики, привезенные преподобным Патриком Бронте для его сына Брэнуэлла по возвращении с церковной конференции в Лидсе. Дети дают солдатикам имена и делают их героями своих ранних пьес. Это были своеобразные, полные живого юношеского интереса литературные игры, первой из которых стала игра «Молодые люди» (сестры и брат Бронте записывают и разыгрывают пьесу с таким названием). Это увлечение впоследствии приводит пасторских детей к созданию воображаемых саг Гласстауна, Гондала и Ангрии.

Они сочиняли пьесы, делая их героями известных людей (которых воплощала в жизнь армия игрушечных солдатиков): полководцев и политических деятелей, которые соседствовали в пьесах с обычными людьми, знакомыми юных Бронте. Дети записывали свои пьесы в маленькие самодельные книжечки микроскопическим почерком, который можно было прочесть лишь с помощью лупы.

В этот период (в промежутке между 1827 и 1828 годами) появляются первые сохранившиеся рисунки и рукописи юных Бронте. К ним относятся:

— самая ранняя сохранившаяся рукопись Брэнуэлла «Battell Book», иллюстрированная карандашом и акварелью (датированная 12 марта 1827 года)

— самый ранний сохранившийся рисунок Брэнуэлла «Спящая кошка» («A sleeping cat»), сделанный акварелью (датированный январем 1828 года)

— самая ранняя сохранившаяся рукопись Шарлотты «Была когда-то маленькая девочка, и звали ее Энн» («There was once a little girl and her name was Ane»), иллюстрированная мелкими рисунками акварелью (датированная 1828)

— самый ранний сохранившийся рисунок Энн «Церковь, окруженная деревьями» («Church surrounded by trees») (датированный 29 августа 1828 года)

— самый ранний сохранившийся рисунок Шарлотты «Разрушенная башня» («Ruined tower») (датированный 2 сентября 1828 года)

Ко времени возвращения дочерей пастора из Коуэн-бриджской школы преподобный Патрик Бронте нанял новую служанку — пятидесятичетырехлетнюю Табиту Эйкройд или Тэбби, как ее называли пасторские дети. Тэбби была коренной жительницей Йоркшира, знала много легенд и преданий и с удовольствием рассказывала их маленьким Бронте.

И все же отец считал, что его дети должны получить полноценное образование и стал подыскивать для них новую школу, но на этот раз с более либеральными условиями, чем в Коэун-Бридже.

Знакомые Патрика рекомендовали школу под названием Роу Хед под Дьюсбери. В школе содержалось небольшое число учениц, к которым наставницы относились с пониманием и доброжелательностью.

Средств пастора (даже при учете оказываемой ему материальной поддержке друзей) хватало лишь на обучение в роухедской школе одной из его дочерей. Поскольку после смерти Марии и Элизабет старшей из пасторских детей стала Шарлотта, выбор пал на нее.

17 января 1831 года Шарлотта прибыла в Роу Хед. Эта школа была рассчитана на небольшое количество учениц. На протяжении большей части существования учебного заведения сестер Вулер в нем обучалось не больше десяти девочек.

Само помещение школы находилось в солидном, добротно отстроенном доме, большая часть которого занимала непосредственно школа с жилыми помещениями для сестер Вулер.

Школой управляли грамотно и добросовестно. К ученицам относились уважительно, и Шарлотта была счастлива там. Ее необычные таланты были взращены на благодатной почве.

Особенно теплые дружеские отношения сложились у мисс Бронте с директрисой школы мисс Маргарет Вулер (1792 — 1885), которая, в противоположность преподобному Кэрусу Уилсону из Коуэн-Бриджа, оказалась приветливой и доброжелательной женщиной. Поскольку Шарлотта была совершенно неосведомленной в обычных школьных предметах, таких, как грамматика и география, ее, почти взрослую девушку, хотели посадить в младшие классы. Но, видя, как огорчилась Шарлотта, мисс Вулер согласилась посадить новую ученицу в старшее отделение при условии, что та будет заниматься отдельно в свободное от уроков время, чтобы догнать своих сверстниц.

В роухедской школе Шарлотта обрела двух подруг, с которыми впоследствии поддерживала общение на протяжении всей жизни. Новые подруги Шарлотты удивительным образом напомнили ей ее сестер: милая и воспитанная Эллен Нассей (1817 — 1897) по характеру была похожа на Энн, а эксцентричная и прямолинейная Мэри Тейлор (1817 — 1893) — на Эмили.

Кроме общих предметов, дающих ученицам основы грамотности, в роухедской школе преподавали такие предметы, как география, история, французский язык, а так же рисование и музыка. Во французском языке и рисовании Шарлотта добилась значительных успехов.

В общей сложности старшая мисс Бронте провела в Роу Хеде около полутора лет в качестве ученицы, а после трехлетнего пребывания в стенах родного дома (куда Шарлотта вернулась в мае 1832 года), где она занималась с сестрами и братом, передавая им приобретенные знания, мисс Бронте возвращается в Роу Хед в качестве учительницы. На этот раз с ней едет Эмили, которая получает возможность обучаться в школе в счет части заработной платы своей сестры. Сестры прибыли в Роу Хед 29 июля 1835 года, но уже в октябре 1835 года Эмили Джейн Бронте была вынуждена вернуться в Хауорт, не выдержав разлуки с домом, а в январе 1836 года ее место в школе занимает Энн. Младшая Бронте отчаянно жаждала новых знаний, а потому с удовольствием впряглась в учебу.

Что же касается Шарлотты, то время, которое она преподавала в Роу Хеде, стало одним из сложнейших периодов в ее жизни. Она пережила религиозные сомнения и личностный кризис, а директриса не оказала ей ожидаемой поддержки.

Сама работа учительницы оказалась для девушки тяжким испытанием. Она ненавидела надоедливых, плохо воспитанных детей, которых ей приходилось учить. Но ей приходилось тянуть эту лямку ради своей семьи, чтобы обеспечить будущее сестер и брата, который проявил способности к рисованию, и семья лелеяла надежду послать его на обучение в лондонскую Королевскую академию художеств.

Единственной отрадой в этот период стали для нее редкие часы ночного досуга, которые она могла посвятить своему творчеству, продолжая работать над вымышленной ею в соавторстве с братом африканской сагой, которая позднее плавно переходит в ангрианскую. Брэнуэлл периодически посылал ей письма-отчеты о проделанной в ее отсутствие работе над сагой, так что, возвращаясь домой на рождественские каникулы, Шарлотта уже имела под рукой весь «фактический» фабульный материал: гражданские, политические, военные события, в гущу которых она теперь вплетала свою линию: частную и общественную жизнь многочисленных персонажей саги.

Что касается младших сестер Шарлотты и Брэнуэлла, то они создали свою сагу, гондалскую, которая дала Эмили Бронте материал для ее романа «Грозовой перевал».

Таким образом в раннем творчестве пасторских детей существовало как бы условное негласное разделение на пары: юная Шарлотта предпочитала работать в соавторстве со своим братом Патриком Брэнуэллом, младшие же сестры создали свою творческую коалицию. Между ними сложились особые отношения: Эмили и Энн вместе разрабатывали сюжеты гондалской саги, вместе писали дневниковые заметки, где делились своими текущими переживаниями и планами на будущее. Эти бумаги складывались в специально отведенную для этого жестяную коробку и извлекались оттуда строго в определенный день (соответствующий дню рождения Эмили) каждое четырехлетие. Так девушки наглядно видели и сопоставляли картины своей предполагаемой жизни с реальностью.

Позднее биограф и подруга Шарлотты Элизабет Гаскелл вспоминала:

«У Энн и Эмили настолько совпадали вкусы и привычки, что жили они словно близнецы. Одна — от замкнутости, вторая — от душевной робости, но обе доверяли лишь Шарлотте, и никому из посторонних. Эмили не поддавалась ничьему влиянию, не признавала власть общественного мнения, сама решала для себя, что хорошо, что плохо, и этим руководствовалась в поведении, в манере одеваться, не допуская ничьего вмешательства. Ее любовь безраздельно принадлежала Энн, как и любовь Шарлотты — ей. Впрочем, все три сестры любили друг друга больше жизни».

Раздирающие душу противоречия между жаждой творчества и воображаемым миром Шарлотта описывала в своих дневниковых заметках, представляющим собой серию из шести фрагментов, известных под названием «Фрагменты из роухедского дневника» /«The Roe Head Journal Fragments» (1836 — 1837). Девушка писала их крохотным, едва разборчивым почерком. Она сворачивала один лист бумаги, чтобы сформировать четыре страницы, каждая из которых была немногим меньше 5 x 7-дюймов и заполняла каждую из таких страниц примерно двумя тысячами слов.

Тем временем Патрик Брэнуэлл отправился в Лондон поступать в Королевскую академию художеств. Но вскоре ему пришлось вернуться домой ни с чем. Неизвестно, что произошло на самом деле во время пребывания молодого человека в столице. Литературоведческие источники говорят о том, что Брэнуэлл по возвращении домой объявил отцу, что по дороге в Лондон его обокрали, что в Королевскую академию он уже поступать не желает, так как больше не хочет быть художником. Но вопрос о том, можно ли верить этой версии, остается открытым.

На Рождество 1836 — 1837 года вся семья собралась вместе, чтобы обсудить планы на будущее. Положение семьи на тот момент было таковым, что юные Бронте никак не могли позволить себе жить на отцовском иждивении. Хоть кто-то из них был обязан поддержать финансовое состояние своих родных каким-нибудь достойным, более или менее прибыльным трудом. Единственно доступным родом деятельности сестрам Бронте казалось педагогическое преподавание. Но для сестер в подобном роде деятельности виделось мало заманчивого, и они решили попробовать свои силы в литературном творчестве.

Шарлотта написала письмо известному в то время поэту, представителю «Озерной школы» Роберту Саути (1774 — 1843) с просьбой оценить ее литературные способности по посланному в приложении к письму образцу стихов. Саути ответил не сразу. Лишь в марте 1837 года на имя Шарлотты пришло его письмо следующего содержания:

«<…> Я пытаюсь судить о том, что вы такое, на основании вашего письма, по-моему, очень искреннего, но, как мне кажется, подписанного не настоящим вашим именем. Как бы то ни было, и на письме и на стихах лежит один и тот же отпечаток, и я легко могу понять то состояние души, которым они продиктованы… Вы обращаетесь ко мне за советом, как вам распорядиться вашими талантами, но просите их оценить, а между тем мое суждение, возможно, стоит очень малого, а совет может быть дорог. Вы, несомненно, и в немалой степени одарены „способностью к стихосложению“, как говорит Вордсворт. Я называю ее так отнюдь не с целью умалить эту способность, но в наше время ею обладают многие. Ежегодно публикуются бесчисленные поэтические сборники, не возбуждающие интереса публики, тогда как каждый такой том, явись он полстолетия тому назад, завоевал бы славу сочинителю. И всякий, кто мечтает о признании на этом поприще, должен быть, следовательно, готов к разочарованиям. Однако вовсе не из видов на известность — ежели вы дорожите собственным благополучием — вам нужно развивать свой поэтический талант. Хоть я избрал своей профессией литературу и, посвятив ей жизнь, ни разу не жалел о совершенном выборе, я почитаю своим долгом остеречь любого юношу, который просит у меня совета или поощрения, против такого пагубного шага. Вы можете мне возразить, что женщинам не нужно этих упреждений, ибо им не грозит опасность. В известном смысле это справедливо, однако и для них тут есть опасность, и мне со всей серьезностью и всем доброжелательством хотелось бы о ней предупредить вас. Позволяя себе постоянно витать в эмпиреях, вы, надо думать, развиваете в себе душевную неудовлетворенность и точно так же, как вам кажутся пустыми и бесцельными вседневные людские нужды, в такой же мере вы утратите способность им служить, не став пригодной ни к чему иному. Женщины не созданы для литературы и не должны посвящать ей себя. Чем больше они заняты своими неотложными обязанностями, тем меньше времени они находят для литературы, пусть даже в качестве приятного занятия и средства к самовоспитанию. К этим обязанностям вы не имеете пока призвания, но, обретя его, все меньше будете мечтать о славе. Вам не придется напрягать свою фантазию, чтоб испытать волнение, для коего превратности судьбы и жизненные огорчения — а вы не избежите их, и так тому и быть, — дадут вам более, чем нужно, поводов. Не думайте, что я хочу принизить дар, которым вы наделены, или стремлюсь отбить у вас охоту к стихотворству. Я только призываю вас задуматься и обратить его себе на пользу, чтобы он всегда был вам ко благу. Пишите лишь ради самой поэзии, не поддаваясь духу состязания, не думая о славе; чем меньше будете вы к ней стремиться, тем больше будете ее достойны и тем верней ее, в конце концов, стяжаете. И то, что вы тогда напишите, будет целительно для сердца и души и станет самым верным средством, после одной только религии, для умиротворения и просветления ума. Вы сможете вложить в нее свои наиболее возвышенные мысли и самые осмысленные чувства, чем укрепите и дисциплинируете их. Прощайте, сударыня. Не думайте, что я пишу так потому, что позабыл, каким был в молодости, — напротив, я пишу так потому, что помню себя молодым. Надеюсь, вы не усомнитесь в моей искренности и доброте моих намерений, как бы плохо ни согласовалось сказанное мной с вашими нынешними взглядами и настроением: чем старше будете вы становиться, тем более разумными будете считать мои слова. Возможно, я лишь незадачливый советчик, и потому позвольте мне остаться вашим искренним другом, желающим вам счастья ныне и в грядущем Робертом Саути».

Разумеется, подобное послание лишило Шарлотту всяческих иллюзий по поводу ее способностей к литературе и возможности добиться чего-либо на этом поприще.

После Рождества Шарлотта и Энн снова вернулись в пансион мисс Вулер.

К концу 1837 года, находясь в Роу Хеде, семнадцатилетняя Энн Бронте перенесла очень тяжелое заболевание. Шарлотта описала признаки этой болезни как «боль» и «затруднение дыхания», последний, как предполагали, был признаком астмы, от которой Энн страдала, начиная с раннего детства. Во время болезни Энн Бронте также подверглась религиозному кризису: она испытывала глубокую депрессию и опасение из-за бескомпромиссного проповедования местных церквей. Круг духовенства, которое имело тенденцию следовать за Священными писаниями к письму и делало серьезный акцент на кальвинистских доктринах Адского огня и Вечного проклятия с предположением, что только «немногие избранные» могут заработать себе место на Небесах. Эти убеждения были далеки от тех, каковых придерживалась тетя Энн, и тех, что проповедовал ее отец, который делал акцент на «доброте и бесконечной милости Божьей» и внушал веру, что спасение достижимо для всех, кто к нему стремится.

Острая болезнь, от которой страдала Энн, по-видимому, заставляла ее чувствовать, что смерть была близка, и она отчаянно нуждалась в разрешении для себя этих религиозных вопросов. Она не обращалась за помощью к местным методистским церквям, предпочитая высказывать свои мысли некоему незнакомому священнику. Этим незнакомым священником был преподобный Джеймс Ла Троб — служитель Моравской часовни в Велхаусе в Мирфилде. Представители Моравской часовни проповедовали доктрины, более близкие преподобному Патрику Бронте, чем те, которые защищали в Роу Хеде. Они твердо верили во Всеобщее Спасение, согласно которому, «после периода очищения в чистилище все люди, какими бы злыми они ни были, могут достигнуть Небес».

Позднее Энн утверждается в своих убеждениях о возможности Всеобщего Спасения и проводит эту идею в своем втором (и последнем) завершенном романе «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» /«The Tenant of Wildfell Hall».

Шокированная состоянием Энн, Шарлотта поругалась с директрисой роухедской школы Маргарет Вулер, и обе сестры спешно покинули Роу Хед. Шарлотта вернулась в школу после праздников и приступила к своим прежним обязанностям.

В феврале — марте 1838 года пансион мисс Вулер перекочевал из пленительной, живописной местности в низлежащую округу под названием Дьюсбери Мур [в настоящее время — Хедлс Хаус в Дьюсбери Муре (Heald’s House, Dewsbury Moor)]. Это местечко располагалось всего в трех милях от места расположения бывшей школы Роу Хед, однако значительно уступало ему в плане климатических условий.

В этот период Шарлотта страдает от нервного истощения, и в конце мая 1838 года ей пришлось временно оставить свои обязанности, чтобы вернуться к ним лишь в июне. В декабре старшая мисс Бронте покидает школу Маргарет Вулер в Дьюсбери Муре насовсем.

Эмили Бронте тем временем предпринимает единственную в своей жизни более-менее успешную попытку устроиться на оплачиваемую работу, преодолев свою склонность к домашнему уединению, которая в ее случае граничила с затворничеством, и к привычной размеренной жизни без обязательств.

Она становится учительницей музыки в школе мисс Элизабет Патчетт в школе Лоу Хилл, которая находилась поблизости от Галифакса. Эмили поступила на эту должность в конце 1838 года, и ее служба продолжалась всего шесть месяцев.

Работа учительницы давалась Эмили с трудом, лишая ее творческого досуга. Ученицы были жестокими по отношению к учителям и неуправляемыми. И, тем не менее, Эмили старалась быть счастливой в Лоу Хилле. Девушку, которая находила неповторимое очарование в диких местностях, пленила область Саутоврема, в которой располагалась школа.

Существует довольно обобщенное мнение, что эта область отражена в романе Эмили Бронте «Грозовой перевал», хотя исследователи и не пришли к согласованному суждению, какие функции в романе несла та или иная местность Саутоврэма.

В марте 1839 года Шарлотта Бронте впервые получает шанс устроить свою личную жизнь. Она получила послание от брата своей подруги Эллен Генри Нассея (1812 — 1860), где он просил ее стать его женой. Шарлотте на тот момент вскоре должно было исполниться двадцать три года — возраст, по викторианским понятиям критический, и юной барышне уже полагалось быть устроенной. Замужество давало возможность поддержать материальное состояние семьи. Для семьи пастора это было особенно важно, так как после смерти преподобного Патрика Бронте их дом в Хауорте по закону не оставался за его детьми, а переходил во временное пользование новому пастору, назначенному попечительским советом на место усопшего. Так что, выйдя замуж, Шарлотта получала независимое положение и могла вести самостоятельную жизнь почтенной замужней дамы.

Но Шарлотта Бронте, будучи особенно требовательной и щепетильной в вопросах любви и супружества, отказала юному Нассею, объяснившись в письмах к нему и к его сестре:

«<…> Я не испытываю личного отвращения к идее союза с вами, но я уверена, что по складу своего характера не могу составить счастье такого человека, как вы.

У меня всегда была привычка изучать характеры людей, с которыми меня сводила жизнь, поэтому, полагаю, мне известен ваш, и я могу представить, какая женщина подошла бы вам в жены. Характер ее не должен быть ярко выражен, страстен, оригинален, ее нрав должен быть мягким, религиозность — не знающей сомнений, настроение — ровным и веселым, и внешняя привлекательность такова, чтобы вы смотрели на нее с чувством радости и удовольствия.

<…> Я не та серьезная, солидная, рассудочная особа, которой вы меня представляете. Я бы показалась вам романтически настроенной и эксцентричной, вы бы нашли меня язвительной и резкой. Как бы то ни было, я презираю обман и никогда ради того, чтобы обрести почтенное положение замужней дамы и избежать клейма старой девы, не выйду за достойного человека, которого, по моему понятию, не смогу сделать счастливым». (Из письма Шарлотты Бронте к Генри Нассею от 5 марта 1839 года).

«<…> Я ощущаю к нему дружеское расположение, ибо он приветливый, благожелательный человек, но не питаю, да и не могу питать той пламенной привязанности, которая рождала бы желание пойти на смерть ради него, но если я когда-нибудь выйду замуж, то буду чувствовать не меньшее восхищение своим супругом. Можно поставить десять против одного, что жизнь не предоставит мне другого такого случая, но n’importe. К тому же он так мало меня знает, что вряд ли сознает, кому он пишет. Какое там! Он бы, наверное, испугался, увидев будничные проявления моей натуры, и, вне сомнения, решил бы, что это романтическая, дикая восторженность. Я не могла бы целый день сидеть с серьезной миной перед мужем. Мне захотелось бы смеяться и дразнить его, и говорить все, что мне в голову придет, без предварительных обдумываний. Но если бы он был умен и ощущал ко мне любовь, малейшее его желание значило бы для меня больше, чем целый мир». (Из письма Шарлотты Бронте к Эллен Нассей от 12 марта 1839 года).

Интересно, что Шарлотта, которая из всех дочерей преподобного Патрика Бронте считалась наименее привлекательной по своей внешности, оказалась единственной из всех сестер Бронте, кто получал предложения руки и сердца, и, соответственно — из пасторских дочерей только она неоднократно обретала возможность стать независимой замужней дамой. В общей сложности Шарлотта Бронте получила не менее пяти брачных предложений.

После отъезда из Дьюсбери Мура Шарлотта и Энн Бронте решили попробовать свои силы в качестве гувернанток. Обе они дали объявление в газету, и вскоре Энн получила место наставницы двух старших детей богатых господ, хозяев усадьбы Блэйк-Холл в Мирфилде.

Несколько недель спустя после отъезда младшей сестры Шарлотта Бронте также получила предложение взять на себя воспитание младших детей богатого йоркширского промышленника господина Сиджвика в поместье Стоунгэпп в Лозерсдэйле.

Достоверное представление о положении гувернантки того времени дает следующее письмо Шарлотты Бронте, адресованное ее сестре Эмили и помеченное 8 июня 1839 года:

«<…> Я очень старалась быть довольной своим новым местом. Как я уже писала, деревня, дом и парк божественно прекрасны. Но есть еще — увы! — совсем иное: ты видишь красоту вокруг — чудесные леса, и белые дорожки, и зеленые лужайки, и чистое небо, но не имеешь ни минуты и ни одной свободной мысли, чтоб ими насладиться. Дети находятся при мне постоянно. Об исправлении их не может быть и речи — я это быстро поняла, и нужно разрешать им делать все, что им заблагорассудится. Попытки жаловаться матери лишь вызывают злые взгляды в мою сторону и несправедливые, исполненные пристрастия отговорки, призванные оправдать детей. Я испытала этот способ и столь явно преуспела в нем, что больше пробовать не стану. В своем последнем письме я утверждала, что миссис К. меня не знает. Я стала понимать, что это и не входит в ее планы, что я ей совершенно безразлична, а занимает ее только то, как бы извлечь из моего присутствия побольше выгоды, с каковой целью она заваливает меня всяким шитьем выше головы: ярдами носовых платков, которые следует подрубить, муслином для ночных чепцов, в придачу ко всему я должна смастерить туалеты для кукол. Не думаю, чтоб я ей нравилась, ибо я не способна не робеть в столь незнакомой обстановке, среди чужих, сменяющихся непрестанно лиц… Я прежде думала, что было бы приятно пожить в водовороте светской суеты, но я сыта ею по горло, смотреть и слушать — что за нудное занятие. Теперь я понимаю лучше, чем когда-либо, что гувернантка в частном доме — существо бесправное, никто не видит в ней живого, наделенного рассудком человека и замечают ее лишь постольку, поскольку она выполняет свои тяжкие обязанности <…>».

Пребывание Шарлотты Бронте в доме Сиджвиков продлилось недолго. Тяжкий труд гувернантки, сознание позорной унизительности подобного положения серьезно подорвали здоровье девушки, и ее надменная госпожа, едва обнаружив недомогание своей подчиненной, сочла своим обязательством обезопасить свое элитное семейство, незамедлительно с ней рассчитавшись. В июле 1839 года Шарлотта с удовольствием вернулась домой. Полгода спустя по ее прибытии вернулась и ее младшая сестра, с честью и достоинством отработав в мирфилдской усадьбе надлежащий срок.

Позднее Шарлотта и Энн очень ярко и подробно описали свой опыт службы гувернантками в своих романах. Так, семейство Сиджвиков, где служила Шарлотта, послужило прообразом для описания семьи Ридов в «Джейн Эйр» (поместье Стоунгэпп, соответственно, преобразовалось в романе в сверкающий роскошью и подавляющий высокомерием Гейтсхед-Холл). Энн же дала превосходную зарисовку своих хозяев Ингхемов в характерах представителей семейства Блумфилд в романе «Агнес Грей», а усадьба Блэйк-Холл, где жили Ингхемы, стала прототипом Уэлвуд-Хауса.

Вновь испытать свои силы на поприще гувернантки Энн Бронте решилась лишь в мае 1840 года. Она получила весьма заманчивое предложение от почтенного семейства Робинсонов — владельцев обширного имения Торп Грин-Холл в двенадцати милях от Йорка.

Впоследствии характеры представителей семейства Робинсонов и опыт служения у них также отразились в творчестве младшей Бронте. Так, семья Робинсонов фигурирует в романе Энн Бронте «Агнес Грей» под именем помещиков Мэрреев, а старшая дочь Робинсонов Лидия выступает в качестве капризной и своенравной молодой особы Розали Мэррей. Поместье Торп Грин-Холл, соответственно, становится прототипом Хортон-Лоджа.

Шарлотта Бронте также решила попытать счастья на поприще гувернантки, воодушевившись отрадными вестями, приходившими из Торп Грин-Холла от младшей сестры. В марте 1841 года Шарлотта Бронте получила место гувернантки в поместье Аппервуд–Хаус в Родоне близ Бредфорда — резиденции Джона Уайта. На этот раз ей действительно повезло: она попала в приветливую, доброжелательную семью.

И тем не менее, вернувшись домой на каникулы, Шарлотта стала подумывать, как наилучшим образом избежать для себя и своих сестер унизительной службы гувернантки у богатых хозяев.

Своеобразной нитью спасения явилась идея самого Патрика Бронте, состоящая в том, чтобы его дочери открыли собственную школу. Тетушка после некоторых колебаний согласилась субсидировать предприятие.

Как раз в это время подруга Шарлотты Бронте Мэри Тейлор стала присылать из Европы, где она завершала свое образование, заманчивые письма и открытки, изображавшие старинные соборы.

«Не знаю, что подкатило к горлу, пока я читала ее письмо, — писала Шарлотта Бронте другой своей подруге Эллен Нассей, — такое я испытала яростное отвращение к сковывающей монотонной работе, такое сильное желание обрести крылья… такую настоятельную жажду видеть, узнавать, учиться… Мне нестерпимо было сознание неиспользованных возможностей».

Сестры Бронте решили отправиться на континент, чтобы получить достойное европейское образование. Заручившись материальной поддержкой тетушки, Шарлотта и Эмили исполнили свое намерение (в соображениях экономии средств было решено, чтобы младшая сестра — Энн — оставалась дома).

Мэри Тейлор и ее сестра Марта собирались обучаться в Шато-де-Коекелберг (Château de Koekelberg) — престижном пансионе, расположенном в пригороде Брюсселя. Но, поскольку для сестер Бронте такой вариант был слишком дорогим, им порекомендовали более дешевый, но достаточно солидный пансион супругов Эгер.

В феврале 1842 года Шарлотта и Эмили направились в Бельгию. Пансион супругов Эгер производил благоприятное впечатление: уютные комнаты для отдыха и учебы, прекрасный сад с розовыми кустами, в котором пансионерки, гуляя, непринужденно внимали учителю. Сама мадам Эгер, урожденная Клэр Зоэ Парент (1804 — 1890), ко времени прибытия сестер Бронте являлась матерью четверых детей. Она любила, сидя в цветнике сада и занимаясь шитьем для очередного младенца, принимать выученные уроки воспитанниц.

Сад со старыми и могучими плодовыми деревьями, о котором идет речь, располагался непосредственно за домом. Этот сад описан во всех деталях в романе Шарлотты Бронте «Городок» /«Villette», а также упоминается в ее первом зрелом завершенном романе «Учитель» /«The Professor». Шарлотта и Эмили использовали любую возможность, чтобы укрыться от школьных будней в беседке (berceau), описанной в «Городке» /«Villette», а также — на запретной аллее (l’allée défendue).

Обучение в брюссельском пансионе оказало существенное влияние на становление творческого мировоззрения сестер Бронте. Автор биографической книги «The Brontës» Джульет Баркер (Juliet Barker) высказывает предположение, что поездка в Брюссель заставила Эмили Бронте изменить свои взгляды на литературу и философию. Что же касается Шарлотты Бронте, то опыт обучения в Брюсселе лег в основу ее романов «Учитель» и «Городок», где автор подробнейшим образом описала уклад жизни бельгийцев, их нравы и обычаи, а также — особенности религиозных воззрений.

Супруг директрисы Константин Эгер (1809 — 1896), преподававший в пансионе французскую словесность, видя своеобразное литературное дарование своих иностранных учениц, предварительно посоветовавшись со своей женой, решил применить к этим незаурядным девушкам индивидуальный подход.

Вместо того чтобы следовать в обучении барышень Бронте традиционным нормам, требуя от них обычного заучивания грамматических правил (как ему приходилось поступать с прочими пансионерками), учитель решил прибегнуть к методу, оказавшемуся весьма эффективным в работе со старшими французскими и бельгийскими ученицами. Месье Эгер зачитывал старшим пансионеркам шедевры прославленных французских авторов, проводил со своими слушательницами аналитическую беседу, указывая им на достоинства и недостатки того или иного творения, а затем предлагал девушкам, руководствуясь его чуткими наставлениями, самим составить подобное описание, по возможности воспроизводя все оттенки и особенности стиля избранного мастера прозы или поэзии. Таким образом наставник решил поступить и с сестрами Бронте. Он задавал им различные темы для эссе, которые девушки должны были писать в стиле того или иного французского автора.

Эмили изначально отвергала этот план, заявив, что они таким образом рискуют утратить оригинальность мыслей и их выражения. Однако упрямый месье Эгер отнюдь не был намерен отступаться от своей идеи и, в конце концов, с помощью всяческих увещеваний Шарлотты, ее своевольной сестре пришлось согласиться на это условие и принести свое «оригинальное мышление» в жертву слепому подражательству.

Однако сами эти уроки, бесспорно, оказали на сестер большое влияние, и постепенно девушки пришли к тому, чтобы, восприняв манеру литературных мастеров, отточить свой индивидуальный стиль и упорядочить свое воображение, подчиняясь строгим литературным формам изложения.

Месье Эгер оценил успехи сестер. Особенно его поразили полные неповторимого своеобразия работы Эмили. «Ей следовало бы родиться мужчиной — великим навигатором, — писал месье Эгер. — Ее могучий ум, опираясь на знания о прошлых открытиях, открыл бы новые сферы для них; а ее сильная царственная воля не отступила бы ни перед какими трудностями или помехами, рвение ее угасло бы только с жизнью».

Шарлотту тем временем опьянила страстная романтическая любовь к самому месье Эгеру. Девушке необычайно нравилась его горячая преданность делу, стремительная легкость в постижении наук, высокий полет ума, страстное упорство и непреклонная целеустремленность.

Когда выпадало свободное время, месье Эгер нередко заводил с Шарлоттой невероятно интересные и познавательные для девушки беседы о литературе и искусстве. Шарлотта даже отважилась показать своему учителю аккуратно сшитую миниатюрную тетрадь, в которой были записаны некоторые юношеские сочинения: «Заклятие», «Высший свет Вердополиса», «Книга обрывков»…

Эти юношеские произведения Шарлотты Бронте, написанные под псевдонимом лорд Чарльз Флориан Уэллсли, месье Эгер втайне от своей ученицы сохранил себе. Позднее он их переплел и озаглавил: «Manuscrits de Miss Charlotte Brontё (Currer Bell)». После смерти месье Эгера университетский профессор нашел их в букинистическом магазине в Брюсселе и продал Британскому музею.

Срок обучения сестер по полугодовому контракту подходил к концу, когда Шарлотта и Эмили получили известие о смерти своей тетушки и вынуждены были спешно покинуть пансион. Мисс Элизабет Брэнуэлл скончалась 29 октября 1842 года, оставив для каждой из своих племянниц небольшое наследство в 350 фунтов стерлингов и некоторые памятные сувениры.

Эмили осталась в Хауорте насовсем, Шарлотта же вернулась в пансион на второй год — на этот раз в качестве учительницы.

Пылкие чувства Шарлотты вскоре перестали быть тайной для многодетной супруги месье Эгера. Незадачливый муж старался избегать влюбленной ученицы, а бедная романтическая девушка искренне страдала от того, что ее чувство безответно. Ее воображение питалось крохами воспоминаний о полувзглядах, кивках, оброненных фразах. Между тем у Эгеров родился пятый ребенок. Мадам Эгер продолжала держаться с Шарлоттой холодно и отчужденно. В конце концов, дошедшая до отчаяния девушка была вынуждена покинуть Бельгию и вернуться в Хауорт.

Оказавшись в стенах родного дома, Шарлотта долго страдала от безответной любви. Она стала слать месье Эгеру нежные письма.

Вот одно из них: « <…> Мосье, беднякам немного нужно для пропитания, они просят только крошек, что падают со стола богачей. Но если их лишить этих крох, они умрут с голода. Мне тоже не надо много любви со стороны тех, кого я люблю… Но Вы проявили ко мне небольшой интерес… и я хочу сохранить этот интерес — я цепляюсь за него, как бы цеплялась за жизнь…».

В другом письме Шарлотта пишет следующее:

«<…> Скажу Вам честно, все это время я пыталась забыть Вас, ибо воспоминания о человеке, которого не надеешься когда-либо снова видеть и которого тем не менее так высоко ценишь, слишком раздражают сознание… Я делала все возможное, чтобы занять ум, я совершенно отказалась от удовольствия говорить о Вас — даже с Эмили, но я оказалась не в силах побороть ни моих сожалений, ни моего нетерпения <…>».

На полях этого письма ее учитель записал фамилию и адрес своего сапожника и счел разумным не отвечать своей экзальтированной корреспондентке.

Вообще, все семейство Бронте сопровождало фатальное невезение в личной жизни. Эмили ни разу не познала радости любви. Даже появление в Хауорте обаятельного священника Уильяма Уэйтмена (William Weightman, 1814 — 1842), которое вызвало у обитателей женской половины дома веселое возбуждение, так как молодой человек успевал оказывать равное внимание всем девицам, не тронуло души загадочной Эмили. Известно, что Эмили Джейн Бронте даже получила прозвище «Майор» за то, что, пригласив мистера Уэйтмена и Эллен Нассей на прогулку, старательно шла между ними, словно взяв на себя роль защитницы. Сама же Эмили отнюдь не нуждалась в защите от Уильяма Уэйтмена, равно, как и он от нее.

Зато младшая сестра — Энн Бронте весьма бурно прореагировала на нового помощника отца. Приятные беседы, прогулки по вересковым полям Хауорта, ужины при свечах сделали серую жизнь дома неожиданно наполненной и яркой.

Считается, что Энн питала к Уильяму Уэйтмену самую серьезную романтическую привязанность, хотя нет никаких убедительных доказательств тому, что между ними существовало нечто большее, чем дружеская симпатия. Единственным свидетельством того, что чувства Энн могли быть разделены Уэйтменом, служат следующие строки из письма Шарлотты Бронте к Эллен Нассей от 20 января 1842 года:

«Он сидит напротив Энн в церкви, тихо вздыхая и глядя через уголки своих глаз, чтобы завоевать ее внимание — и Энн так тиха, ее взгляд смущенно опущен вниз — они оба смотрятся как на картинке».

Вполне возможно, Шарлотта Бронте в определенный период времени также достаточно сильно увлеклась молодым викарием. Но, если это и было так, она вовремя сумела опомниться и совладать со своими чувствами, при этом горько поучая младшую сестру: «Страстная любовь — безумие и, как правило, остается без ответа».

Однако существует версия, что ко времени знакомства с семьей Бронте Уильям Уэйтмен был уже помолвлен с молодой леди по имени Агнес Уолтон, жившей неподалеку от его родного города Эпплбай. Тем не менее в жизни Энн это чувство стало первым и единственным. По странному стечению обстоятельств рок, довлеющий над семейством Бронте, не обошел и молодого священника — через два года после встречи с сестрами он скончался.

Свои любовные переживания и тоску по безвременно сошедшему в могилу возлюбленному Энн Бронте очень красноречиво выразила в своих стихах:

ЭНН БРОНТЕ «СНЫ»

Когда лежу в ночи одна,

О нет, не одинока я!

Чуть подождать — и крылья сна

Уносят в царство грез меня.

Младенца на руках держу,

Ко мне малютка милый льнет,

И столько счастья нахожу

Средь материнских я забот!

Беречь, лелеять, пеленать

И в череде блаженных дней

С безмерной радостию знать,

Что в мире нет его родней.

Не точит душу грусти яд,

В восторге неземном живу,

Вновь, вновь любви встречая взгляд,

Мне не известный наяву.

Пожатье нежное руки

Мне говорит: любима я!

Свободно сердце от тоски,

Не одинока жизнь моя.

Проснусь — и всюду тишина,

Прекрасных грез пропал и след.

Я нелюбима… я одна…

Слов выразить все это — нет.

Творец, к чему решил Ты дать

Мне сердце, что любви полно,

Коль радости ее познать

Лишь в сонных грезах мне дано.

ЭНН БРОНТЕ «НОЧЬ»

Люблю глухой полночный час.

Он сны приносит иногда,

И видит взор смеженных глаз

То, что сокрылось без следа.

И милый голос нежит слух,

Смерть отдает его назад.

Мой одинокий скорбный дух

Блаженной радостью объят.

Под сводом гробовым давно

Моя покоится любовь,

И мне лишь в снах порой дано

Увидеть милый образ вновь.

К середине 1840-х годов жизнь сестер Бронте стала особенно беспросветной, безрадостной и пустой. Еще кровоточила любовная рана Шарлотты, умер молодой Уэйтмен, затею собственной школы пришлось оставить после смерти тетушки. Сестры занимались проектом школы кропотливейшим образом и даже разослали рекламные проспекты родителям потенциальных учениц. Однако возникло множество трудностей, связанных с помещением, подходящим для обустройства пансиона. Сестры рассматривали различные варианты. Бывшая директриса сестер Бронте в роухедской школе Маргарет Вулер предложила пасторским дочерям помещение и мебель из школы в Дьюсбери Муре — места, куда переехала школа мисс Вулер, но сестры решили открыть свое учебное заведение в пасторате. Но эта идея так и не была реализована. Виной тому по большей части послужило беспутство брата девушек Патрика Брэнуэлла Бронте, который стал настоящей бедой семейства.

Юноша был одарен от природы не в меньшей степени, чем его сестры. У него был талант художника и писателя, но задатки, которыми он располагал, не получили развития. В детстве он с увлечением читал, рисовал, увлекался поэзией.

Попытка Патрика Брэнуэлла получить художественное образование, как было сказано ранее, не увенчалась успехом; неудача постигла его и с открытием художественной студии в Бредфорде. Какое-то время он работал помощником учителя в одной из провинциальных школ, но вскоре был принужден просить отставки, не выдержав насмешек задиристых мальчишек над своим маленьким ростом. Патрик Брэнуэлл возвратился в Хауорт, располагая средствами, ничуть не превышающими тех, с какими он некогда покидал этот город. В 1840 году Патрик Брэнуэлл Бронте стал наставником двух мальчиков из богатой семьи Постлетуэйтов в Бротон-ин-Фернесс в Уэстморленде, но после полугода работы там был уволен. В это время он работал над переводами Од Горация. В конце августа 1840 года Патрик Брэнуэлл Бронте был назначен ассистентом клерка на Соурби-Брижд, железнодорожной станции недалеко от Галифакса. Его стартовая зарплата была семьдесят пять фунтов годовых. Еще одним пунктом назначения горемычного Патрика Брэнуэлла было место начальника железнодорожной станции в Ладденден-Футе. Это была только что открытая железнодорожная линия, а само помещение станции, где работал Патрик Брэнуэлл, представляло собой нечто вроде сторожевой будки на отшибе от всякого населения. Единственными, кто мог составить здесь общество пасторскому сыну, были несколько тупоголовых недоучек-фабрикантов, непригодных даже для поддержания элементарной беседы. Чтобы заглушить свою постоянную неудовлетворенность, Патрик Брэнуэлл крепко напивался и, ничуть не заботясь о ведении станционных дел, поручал их своим помощникам и служителям. Неудивительно, что спустя короткое время в станционных книгах обнаружились недочеты, и хотя сам Патрик Брэнуэлл не был прямо обвинен в воровстве, его позорная отставка оказалась неизбежной. Оказавшись в лоне семьи, Патрик Брэнуэлл вернулся к своему прежнему разгульному образу жизни. Каждый божий день неизменно проводил он за стойкой гостиницы «Черный бык» («Black Bull»), напиваясь до полного одурения, невзирая на то, что его скверные привычки, а также вредная работа на железнодорожной станции подточили его здоровье настолько, что грубые излишества, которые он столь охотно себе позволял, могли убить его в любой момент.

Желая привести горемычного брата в чувства, его младшая сестра Энн выхлопотала для него место частного учителя одного из сыновей своих хозяев, мистера и миссис Робинсон, владельцев усадьбы Торп Грин-Холл, где она продолжала служить гувернанткой. На свое горе, Патрик Брэнуэлл без памяти влюбился в свою хозяйку Лидию Робинсон, которая была старше его на семнадцать лет и легко его обольстила. После того, как он был уличен в скандальной связи с миссис Робинсон, и брату и сестре пришлось оставить службу.

Несчастная любовь к миссис Робинсон окончательно вывела болезненно-нервную натуру Патрика Брэнуэлла из равновесия. Он стал пить с еще большей силой, и в довершении ко всему, пристрастился к наркотикам. Все это окончательно разрушило его здоровье. Силы Патрика Брэнуэлла убывали, ночами его преследовали кошмары, граничившие с безумием, и никакие старания сестер помочь ему не приводили ни к чему. Дни и ночи в Хауорте были отравлены ожиданием дикой выходки с его стороны, весь дом жил в невероятном напряжении. Сестрам приходилось скрывать от него публикации своих произведений, чтобы не усиливать боль от его собственных неудач.

Осенью 1848 года Брэнуэлл скончался в возрасте тридцати одного года. Официальным диагнозом пасторского сына значился туберкулез (чахотка), как и в случаях с его сестрами, однако, несомненно, Брэнуэлла подкосил тот неприемлемый образ жизни, который он вел.

После Патрика Брэнуэлла Бронте остались наброски его юношеских сочинений, множество эскизов рисунков, незавершенная рукопись. На протяжении ряда лет существовала версия о том, что «Грозовой перевал» был написан Патриком Брэнуэллом. Однако текстуальный анализ фрагментов Патрика Брэнуэлла, проведенный в сопоставлении с текстом романа Эмили, не подтвердил эту точку зрения.

В период, когда в жизни семейства Бронте не было, казалось бы, ни малейшего просвета, вновь путь к спасению указала старшая сестра Шарлотта, единственная из всего семейства не утерявшая жизненной энергии.

Осенью 1845 года она случайно обнаружила тетрадь Эмили, в которой оказались стихи, чрезвычайно ее удивившие. Позднее в автобиографической заметке, предпосланной ко второму изданию романов сестер, Шарлотта написала следующее: « <…> Однажды осенью 1845 года я случайно обнаружила тетрадь со стихами, написанными рукой моей сестры Эмили. Конечно, я не удивилась, что она могла писать и писала стихи. Я просмотрела их, и уже нечто большее, чем удивление, овладело мной, а именно — глубокое убеждение, что эти стихи не были ни обыкновенными виршами, ни походили на обычную женскую поэзию. Они были лаконичны и жестки, живы и искренни. А для меня они звучали особой музыкой — дикой, меланхолической и возвышенной».

Вот несколько примеров стихотворений Эмили Бронте, которые говорят сами за себя:

ЭМИЛИ БРОНТЕ

                     * * *

Ветра неистовство, вереск в смятенье,

Лунная, звездная полночь горит;

Тьмы и рассеянных светов сближенье,

Взлеты Земли и небес нисхожденье;

Дух покидает свое заточенье —

Путы срывает, оковы крушит.

Диких лесов стоголосое пенье

С гор долетает, как дальний прибой.

Реки ломают брега в исступленье,

Прочь безрассудное гонят теченье,

Новые долы приняв во владенье,

Бросив пустынную глушь за собой.

Блеска и сумрака, всплеска и спада

Чередование ночь напролет.

Шорохов робость, раскатов бравада;

Теней несметных летит кавалькада;

Искры прозрений над теменью ада,

Взмыв на мгновенье, падут в свой черед.

ЭМИЛИ БРОНТЕ

                     * * *

Мне тем светлей, чем дальше прочь

Увожу мою душу из плоти в ночь, —

Где ветра свистят и огни горят,

И в пространстве света гуляет взгляд —

Где нет меня, где больше нет

Земли и моря, звезд, планет.

Лишь дух гуляет — все смелей

В неизмеримости своей.

ЭМИЛИ БРОНТЕ

                     * * *

Ни любопытства, ни тоски

Ни в ком не вызвал мой удел.

Никто не подал мне руки,

Никто в глаза не поглядел.

Мир тайных грез и тайных бед

Не озаботил никого.

Промчалось восемнадцать лет

Со дня рожденья моего.

Случалось: забывая спесь,

Душа молила об одном —

Чтоб душу любящую здесь,

Здесь, на земле, найти свой дом.

То было время страстных снов,

Но чувство не вошло в зенит.

И после долгих вечеров

Огонь зари почти забыт.

Иссяк фантазий дивный пыл,

Надежда обратилась в прах,

И дальше опыт мне открыл,

Что правды нет в людских сердцах.

О жизнь — как страшно было в ней

Зреть лицемерье, фальшь, разврат;

Бежать в себя и — что страшней —

В себе найти весь этот ад.

ЭМИЛИ БРОНТЕ «О, БОГ ВИДЕНИЙ»

Пускай порывы прошлых лет

Рассудок высмеет, как бред, —

Твой взор горящий даст ответ,

Расскажет голос неземной:

Зачем, зачем ты избран мной.

Суровый Разум правит суд

В одеждах темных, строг и крут.

Защитник мой, смолчишь ли тут?

Пусть речь поведает твоя

О том, что свет отвергла я,

Что отказалась я идти,

Как все, по торному пути,

Чтоб дикою тропой брести,

Презрев соблазн богатства, власти,

Гордыню славы, сладость счастья.

Когда-то я их приняла

За божества — я им дала

Обет и жертву принесла…

Но дар неискренний не мил

Богам — и он отвергнут был.

О, я их не могла любить,

И я их поклялась забыть,

И одному тебе служить,

Фантом, меня пленивший встарь,

Мой раб, товарищ мой и царь.

Ты раб мой, мне подчинено

Твое влиянье — мной оно

К добру, не к злу обращено!

Товарищ одиноких дней,

Ты — ключ от радости моей,

Ты — боль, что ранит и грызет,

И благость слез, и духа взлет

К вершинам от мирских забот.

Ты — царь, хоть трезвый разум мой

Велит мне восставать порой.

И как же не молиться там,

Где веры столп, надежды храм,

Душе, приверженной к мечтам?

Будь мой защитник, светлый Гений,

Избранник мой, о, Бог видений!

У Шарлотты несколько недель ушло на то, чтобы убедить Эмили, что столь прекрасные творения должны быть опубликованы, а заодно — и собственные поэтические сочинения Шарлотты, а также — стихи младшей сестры, Энн, которые тоже оказались весьма неплохими. Сестры решили составить поэтический сборник из произведений всех троих и попытаться его напечатать.

Сестры, пожелавшие сохранить в тайне свои настоящие имена во избежание предвзятых суждений с намеками на ограниченность поэтического мышления у женщин со стороны критиков, решили взять мужские псевдонимы, совпадавшие с их инициалами: Каррер (Сurrеr) Белл для Шарлотты (Сharlotte), Эллис (Ellis) Белл — для Эмили (Еmily) и Эктон (Асton) Белл — для Энн (Аnnе).

Поиском издателей занялась практичная Шарлотта. Она остановила свой выбор на фирме «Эйлот и Джонс» в Лондоне, где согласились опубликовать предложенную книгу стихов за счет авторов, включая и дополнительные расходы на рекламу.

В мае 1846 года поэтический сборник Каррера, Эллиса и Эктона Беллов увидел свет, а в июле в литературно-критическом журнале «Атенеум» появилась заметка, представляющая собой довольно благосклонный отзыв на стихотворения трех «братьев».

Самой высокой похвалы удостоилась поэзия Эллиса Белла. В целом Шарлотта осталась довольной изданием, несмотря на плохую раскупаемость тиража поэтического сборника [известно, что было продано всего два экземпляра «Поэм Каррера, Эллиса и Эктона Беллов» /«Poems by Currer, Ellis and Acton Bell (изд. в 1846)].

Вдохновленные успехом, сестры Бронте решили написать три романа и выпустить их под теми же псевдонимами. Закипела работа. Шарлотта писала своего «Учителя» /«Тhe Professor», Эмили — «Грозовой перевал» /«Wuthering Hights», Энн — «Агнес Грей» /«Аgnes Grеу».

Ранее Шарлотта уже испытывала свои силы в области серьезной прозы. Помимо многочисленных юношеских сочинений африканской саги, она работала над романом под названием «Эшворт» /«Ashworth», рассказывающем о семье богатых землевладельцев. Роман, начатый писательницей 1841 году, остался неоконченным.

Роман Шарлотты Бронте «Учитель» представляет собой первую попытку реалистического повествования. Это роман автобиографический. История любви молодого учителя Уильяма Кримсворта, поехавшего в Бельгию искать счастья, к бедной, скромной девушке Фрэнсис имеет в основе своей «брюссельский» эпизод. Уже в этом романе отчетливо прозвучал социальный протест, свойственный зрелым произведениям Шарлотты Бронте. Протест этот выражен, в частности, в изображении бездушного, расчетливого дельца, владельца фабрики Эдварда Кримсворта (родного брата главного героя романа Уильяма Кримсворта), лишенного элементарной человечности в обращении с рабочими и своими близкими.

Издатели упорно отвергали роман, и он был опубликован лишь после смерти писательницы. Зато младшим сестрам Эмили и Энн Бронте повезло больше. Их работами заинтересовались. Американский издатель Томас Каутли Ньюби (? — 1882) запросил за издание «Грозового перевала» и «Агнес Грей» пятьдесят фунтов стерлингов в качестве гарантии, обещав вернуть эти деньги, если ему удастся продать двести пятьдесят экземпляров из полного тиража книг, составляющего по договору триста пятьдесят экземпляров.

Роман Энн Бронте «Агнес Грей» привлек издателей своей простотой и правдивостью. Роман носит автобиографический характер и повествует о том, что самой писательнице пришлось пережить в то время, когда она была гувернанткой. Кроме того, в романе достаточно четко прослеживаются так называемые портретные зарисовки. В образе главной героини романа Энн Бронте воссоздает свой собственный литературный портрет. Прототипом же главного героя стал безвременно сошедший в могилу возлюбленный Энн Бронте Уильям Уэйтмен, чувство к которому не остыло у младшей Бронте до конца ее дней.

Но особенно необычным, ни на что не похожим и заинтриговавшим издателей оказался роман Эмили Бронте «Грозовой перевал». Этот роман, где обстоятельства и характеры были реалистичны, но страсти — сверхъестественны, шокировал общественность. В то время в английской литературе пошло увлечение готическими романами, классической представительницей которых стала писательница Анна Рэдклифф (1764 — 1823), и читатели Британии уже были немало искушенными в том, что касается всевозможных ужасов и необузданных страстей. И тем не менее невероятные поступки главных героев, жестокость, воспринимающаяся как неотъемлемая часть жизни, где главный герой Хитклиф выкапывает из могилы тело своей возлюбленной Кэти, чтобы в последний раз побыть с ней рядом привели литературный мир в смятение. Отношения мужчины и женщины в «Грозовом перевале» не страсть, не нежная дружба, это мистический союз, который означает столь тесное единение двоих, будто они обладают общей душой. Роман Эмили был по достоинству оценен только в начале XX века. Сомерсет Моэм, классик английской литературы, включил «Грозовой перевал» в десятку лучших романов мира. «Манифестом английского гения» назвал книгу критик Р. Фокс. Но все это произошло позже, при жизни же почести, признание и слава не коснулись имени Эмили Бронте. «Грозовой перевал», опубликованный в 1847 году, остался почти незамеченным, более того, можно предположить, что он и вовсе бы оказался забытым, не будь ошеломляющего успеха старшей сестры Шарлотты с ее новым романом «Джейн Эйр».

Потерпев неудачу с «Учителем», Шарлотта проявила незаурядную силу духа. В рекордно короткие сроки писательница создала новое произведение — роман «Джейн Эйр» /«Jane Eyre». Уже 16 октября 1847 года роман, изданный в издательстве Элдера и Смита без всяких предоплат, по-прежднему под псевдонимом Каррера Белла, увидел свет. Успех был ошеломляющий: роман был написан с такой страстью, с такой искренностью, что не мог оставить читателя равнодушным. Главным открытием Шарлотты стал образ Джейн. Во многом автобиографичный, неброский, он разительно отличался от картинных романтических героинь того времени. История его создания начиналась в долгие, скучные вечера, когда весь дом в Хауорте отходил ко сну и ровно в девять Патрик Бронте запирал входную дверь. В такие часы сестры читали друг другу написанное за день, обсуждая все перипетии жизни, борьбы и любви своих персонажей. Однажды Шарлотта заметила: почему героини романов нечеловечески прекрасны? «Но ведь иначе читателя не привлечешь», — возразили Эмили и Энн. «Вы ошибаетесь, — сказала Шарлотта. — Хотите, моя героиня будет некрасивой внешне, но по-человечески настолько интересной, достойной и привлекательной, что ее полюбят?» Именно такой героиней стала ее Джейн Эйр.

Сама история, каковая легла в основу романа «Джейн Эйр» произошла в действительности. Шарлотта Бронте впервые услышала эту историю в то время, когда сама она преподавала в Роу Хеде. В ту пору, как раз в самый разгар рабочего семестра, недалеко от Лидса случилось весьма любопытное происшествие, надолго переполошившее округу. Служащий одного почтенного владельца фирмы женился на молодой девушке, гувернантке своего хозяина. А через год после венчания открылось, что у человека, которого гувернантка по праву считала своим законным супругом и от которого она к тому времени уже родила ребенка, была другая жена. Его союз с этой сомнительной особой заключался много лет назад, и все это время держался в строжайшей тайне, так как вскоре после свадьбы врачи признали злосчастную женщину умалишенной. По той же причине брак между нею и ее супругом не мог быть расторгнут законным путем. Однако же сам несчастный мужчина был убежден, что факт сумасшествия его жены дает ему право на новое супружество, которое, по существу, и должно быть признанно законным. И вот, после долгих терзаний и унижений, какие пришлось ему претерпеть от вульгарной, нечестивой «дьяволицы во плоти», он встречает юную девушку — простую, скромную, честную. Она — словно маленькая медоносная пчелка — исполнительная и кропотливая, самоотверженно и незаметно трудившаяся в этой земной юдоли на благо рода людского. Несчастный страдалец полюбил ее всей душой и вскоре добился, чтобы девушка его мечты ответила ему взаимностью. Затем инсценировал свадьбу. Вся церемония — церковная служба, обручальные кольца, свидетельства и сам брачный акт — все было ложью. Все — но не чувства. Эти двое любили друг друга искренне и глубоко — тем более устрашающе-опустошительным было отчаяние обоих, когда открылась жуткая правда. Эта печальная история в свое время потрясла впечатлительную Шарлотту до глубины души. Сколько бессмысленных толков — пересудов сплетников — вызвало это прискорбное происшествие в округе! История о страданиях бедной гувернантки переходила из области в область в разных вариантах, постепенно обрастая все новыми и новыми подробностями. Наконец сплетни докатились и до Роу Хеда. Как бы то ни было, положение несчастной молодой женщины — безвинной матери внебрачного ребенка — жены и, в то же время, не жены — возбуждало всеобщее сочувствие. Взволнованные разговоры об этом случае еще долго не стихали ни в Мирфилде, на территории которого располагалась школа Роу Хед, ни в других околотках английских провинций. Шарлотта искренне сострадала несчастной женщине. Создавая свой роман «Джейн Эйр», писательница старалась подчеркнуть, что бесправное положение женщин — позорное клеймо общественного строя ее времени. Шарлотта Бронте во что бы то ни стало стремилась донести до читателя свое непоколебимое убеждение, что прекрасные дамы должны… обязаны отстаивать свои права, защищать свои действия, свои стремления, свои наклонности и, конечно же, свои чувства. Все это блестяще сумела сделать героиня ее романа «Джейн Эйр».

В целом книга, безусловно, автобиографична. Здесь имеют место герои, воплощающие реальных людей, которых знала Шарлотта, места, представляющие зарисовки знакомых ей местностей, и ситуации, отражающие подлинные события в ее жизни.

Некоторые ситуации, образы и характеры в романе тем или иным образом перекликаются с ранним творчеством Шарлотты Бронте — в отдельных юношеских произведениях Шарлотты прослеживается связь с «Джейн Эйр» в сюжетном аспекте, в других образцах Ювенилии Шарлотты закладываются черты характеров героев будущего романа.

…Оглушительный успех «Джейн Эйр» подтолкнул издателя Томаса Каутли Ньюби как можно скорее выпустить залежавшиеся уже больше года в его редакции книги «братьев Белл». И двух месяцев не прошло после выхода в свет «Джейн Эйр», как в декабре 1847 года были опубликованы романы младших сестер Бронте «Агнес Грей» и «Грозовой перевал».

Тем временем самая младшая из сестер Бронте, Энн, принялась за создание нового романа. Роман «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» /«The Tenant of Wildfell Hall» — семейно-психологический. Он построен как раскрытие тайны главной героини Хелен, поселившейся с маленьким сыном Артуром в мрачном, давно покинутом владельцами старинном доме елизаветинских времен.

Учитывая нравы и обычаи викторианского общества, этот роман несомненно, должен был произвести еще больший общественный фурор, чем «Грозовой перевал» Эмили Бронте, и если бы Шарлотта Бронте не запретила бы переиздания «Незнакомки», то литературная слава Энн, вероятно, была бы не меньше, чем у старших сестер. В «Грозовом перевале» темы домашнего насилия, бытового пьянства и женского бесправия окрашены в готические тона, и оттого выглядят не столь правдоподобно. В романе же «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» все эти вещи названы своими именами и поданы настолько реалистично, насколько это было возможно.

Появление прекрасной незнакомки, назвавшейся миссис Грэхем, привлекает внимание жителей округи. Ее одиночество и независимость поведения разжигают интерес к ее прошлому.

История Хелен и обстоятельства ее семейной жизни с Артуром Хантингдоном и положены в основу романа. В отличие от Эмили, Энн тщательно передает атмосферу среды, ощущение исторического конкретного времени путем воспроизведения мельчайших деталей быта, звучания речи, строения диалогов. Это то неуловимо-определенное, что впоследствии будет воссоздано и передано как «викторианское», например, в таком близком нам по времени произведении, как роман Джона Фаулза «Женщина французского лейтенанта».

Сама тема романа в высшей мере скандальна для общества, в котором жили сестры Бронте. Героиня сбежала от мужа, забрав ребенка, на что по закону не имела права, и зажила своим трудом, к тому же творческим — случай по тем временам беспрецедентный.

В романе с поистине поразительной психологической точностью показано то, что мы нынче называем созависимостью. Несчастный брак с алкоголиком деформировал должным образом личность главной героини Хелен Хантингдон. Благодаря нелинейному строению романа, мы видим сначала сложившийся характер, а потом и развитие этой деформации. Собственно, перед нами даже несколько вариантов зависимостей и созависимостей — целая компания джентльменов-повес и их жен. В этом смысле интересно противопоставление характеров главной героини Хелен и ее подруги Миллисент, также вышедшей замуж за алкоголика-дебошира. Если Хелен спорит и отстаивает свои права, то Миллисент принимает свою участь с кротостью и смирением.

Роман «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» так же, как и другие произведения сестер Бронте, имеет автобиографическую подоплеку. Работая над ним, Энн Бронте постоянно думала о своем брате Патрике Брэнуэлле, о его трагической судьбе. Какова цена приверженности человека к вредным привычкам — для него самого и для близких людей, его окружающих, которым также приходится платить по его счету? А злополучному виновнику, увязающему в пучине адских соблазнов, кажется, нет никакого дела до того, что он беспощадно увлекает за собой в бездонную пропасть и своих близких. Таким был деспотичный, самовлюбленный Артур Хантингдон, первый супруг героини романа Энн Бронте, долгие годы разрушавший жизни жены и сына. Таким, к величайшему огорчению всех обитателей пастората в Хауорте, становился и несчастный, сломленный судьбой Патрик Брэнуэлл. Чуткая, глубоко ранимая по природе Энн Бронте не могла оставаться безучастной свидетельницей столь чудовищного падения собственного брата.

«<…> Она долгое время была вынуждена видеть вокруг себя разрушительный результат невостребованного таланта и способностей, — писала Шарлотта в биографической заметке, посвященной Энн в период создания романа о незнакомке, — по натуре чувствительная и нежная, она (Энн) глубоко воспринимала увиденное, и это ей вредило. Она размышляла над этим до тех пор, пока не уверовала, что ее долг воспроизвести историю (конечно, с помощью вымышленных характеров, событий и ситуаций), как предостережение для других. Она ненавидела свою работу, но продолжала ее. Когда ее призывали к благоразумию, она воспринимала это как искушение и потакание своим слабостям, она считала, что должна быть честной, ничего не приукрашивать, или смягчать, или скрывать <…>».

…В июне 1848 года «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» была завершена. Рукопись отослали в Америку, в издательство мистера Ньюби, занимавшегося публикацией романов Эллиса и Эктона Беллов. После ошеломляющей славы «Джейн Эйр» в Лондоне распространился слух, будто предприимчивый Каррер Белл продал все три романа в Америку вкупе с правами на еще не написанное произведение. Недоразумение исходило от Томаса Каутли Ньюби, который решил сыграть на успехе «Джейн Эйр» в свою пользу и выпустить в Америке все книги Каррера, Эллиса и Эктона Беллов под одним именем — Каррер Белл. Когда обеспокоенный издатель Джордж Смит (1824 — 1901) деликатно поднял этот вопрос в письме к своим авторам, сестры решили наконец раскрыть подлинные имена. Было решено, что в Лондон отправятся Шарлотта и Энн, так как Эмили наотрез отказалась покидать Хауорт.

Смит встретил сестер недоверчиво. Увидев в руках Шарлотты свое письмо, он довольно резко пожелал узнать, каким образом оно к ним попало. Но его суровость вскоре сменилась неподдельным интересом и симпатией к сестрам-писательницам — интересом особенно мучительным для застенчивой Шарлотты. Обаятельный внимательный Джордж понравился влюбчивой, романтичной девушке. Между тем приезд в Лондон, открытие литературному сообществу имен сестер Бронте, яркие впечатления большого города после многолетнего пустынного Йоркшира стали последними маленькими радостями, выпавшими на долю писательниц.

В сентябре 1848 года от белой горячки скончался Патрик Брэнуэлл, и с его смерти началась череда событий, которые превратили Хауорт, по горькому замечанию Шарлотты, в «долину теней». На похоронах брата простудилась Эмили, но безнадежно больная, она не желала признавать факта собственной слабости: слышать не хотела о врачах и лекарствах, каждое утро по-прежнему вставала раньше всех, гуляла по милым сердцу окрестностям. Ее бил озноб, она непрерывно кашляла и отхаркивала кровью, но не дай Бог было ее кому-нибудь пожалеть. «Она выглядит очень-очень исхудавшей, — с тревогой писала Шарлотта подруге. — Но бесполезно расспрашивать ее, ответа не последует. Еще бессмысленней рекомендовать лекарства, она их категорически не принимает». Утром 18 декабря 1848 года Эмили поднялась как обычно, а после завтрака взялась за шитье, и только по прерывистому дыханию, мертвенной бледности и особому блеску глаз было заметно, что она с трудом держится на ногах. В полдень все-таки послали за врачом, через два часа Эмили не стало. Удивительная стойкость и непоколебимая сила духа Эмили Бронте в противостоянии жизненным невзгодам отражены в ее стихотворении, написанном в дни болезни.

ЭМИЛИ БРОНТЕ

                     * * *

Что мне богатство? — Пустота.

Любовь? — Любовь смешна.

И слава — бред и маета

Растаявшего сна.

Молюсь ли я? — Одной молитвы

Достаточно вполне:

«Брось сердце — это поле битвы —

И дай свободу мне».

Еще раз повторяю вслух

Перед концом пути:

«Сквозь жизнь и смерть свободный дух

Без страха пронести».

А вот стихотворение Шарлотты Бронте, предпосланное к прощанию с любимой сестрой:

ШАРЛОТТА БРОНТЕ

«НА СМЕРТЬ ЭМИЛИ ДЖЕЙН БРОНТЕ»

Ты никогда не будешь знать,

Что довелось нам испытать,

Оставшись без тебя,

Лишь это утешает нас

В отчаянный, в безумный час,

Когда молчим, скорбя.

Ты не узнаешь этой муки.

Реальность страшная разлуки

Не потрясет твой ум;

Не будет сердце звать на помощь —

Тебя не испугает в полночь

Его тоскливый шум.

Ты не узнаешь, что такое

Слепое бдение ночное,

Когда глаза пусты.

«Горе, горе, скорбь и горе.

Как переплыву я море

Грозящей пустоты?»

Не знай! Ты вышла из сраженья.

Спи — и не ведай пробужденья.

Жизнь — это грустный дом.

Лихое время в вечность канет,

И радость, тихая, настанет —

Когда к тебе придем.

На полгода пережила любимую сестру Энн. Из последних сил девушка сражалась с чахоткой и за несколько дней до смерти попросила Шарлотту отвезти ее на морской курорт в Скарборо — Энн верила в выздоровление. Но в то же время она была готова с достоинством встретить свою кончину. Неопровержимое свидетельство тому — стихотворение, созданное Энн Бронте в один из тяжких дней ее болезни:

ЭНН БРОНТЕ

«ПОСЛЕДНИЕ СТРОКИ»

Все ближе мрака черный край.

Готова я страдать.

Очисти от греха и дай

Терпеть и не роптать.

Сквозь мглу житейской суеты

Узреть Тебя дозволь.

Мне дашь ли утешенье Ты,

Мою утишишь боль?

От слабости мой дух храня,

О дай, молю, мне сил,

Чтоб Искуситель от меня

В досаде отступил.

Стремилась сердцем и душой

Восславить я Тебя.

И на алтарь сложила б Твой

Не часть, но всю себя.

Средь сильных мнила я найти

Сужденный мне урок,

Трудиться и вперед идти

По лучшей из дорог.

Назначил жребий ты другой,

Не тот, что я ждала.

Средь первых мук, что он — благой,

В слезах я поняла.

На жизнь надежду отнял прочь,

Взял радость у меня,

Велел в терзаниях всю ночь

Ждать тягостного дня.

Надежды, радостные дни

Ты дал, Ты взял назад,

Я забывала, что они

Не мне принадлежат.

Дано ли будет наконец

Блаженство мне познать,

За муки обрести венец

И тяжкий крест свой снять?

Терзания часов ночных

И тяготы суровых дней

Не тщетны, если я чрез них

Предамся милости Твоей.

Несчастный, что лежит без сил,

Истерзан болью и тоской,

Напрасно ль у Небес просил

О помощи в борьбе с собой?

В борьбе с грехом: ведь он всегда

В страданье затаившись ждет,

Чтоб нанести удар, когда

Минута слабости придет.

С терпением свой крест нести,

Иных же не искать заслуг

И в боли стойкость обрести —

Надежду, чистоту средь мук.

Дозволь хоть так Тебе служить,

Что мне ни суждено —

Дано ль еще мне будет жить

Иль вовсе не дано.

Угодно первое Тебе,

Смиренней стану я,

Мудрей и уповать в борьбе

Все боле на Тебя.

А если смерть совсем близка,

То так тому и быть.

В Твоей я воле, но пока

Дозволь Тебе служить.

Путешествие отняло у Энн Бронте последние силы. Поняв, что умирает, Энн уговаривала оцепеневшую от горя старшую сестру: «Мужайся, Шарлотта, мужайся». Страшным было возвращение Шарлотты в Хауорт. Трудно даже себе представить состояние писательницы, потерявшей за год троих самых близких для нее людей, трудно понять, как смогла она существовать в этих темных, мрачных стенах, в одиночестве и тоске. «Я чувствовала молчание дома, пустоту комнат. Я вспомнила, где, в каких узких и темных обителях нашли приют те трое, чтобы больше никогда не ступать по земле… Пришло то мучительное состояние, которое надо претерпеть, от которого нельзя уклониться. Я покорилась ему, проведя скорбные вечер, и ночь, и печальное утро».

О состоянии, владевшем Шарлоттой Бронте в тот страшный период, можно судить по ее стихотворению, приуроченному к кончине ее младшей сестры:

«НА СМЕРТЬ ЭНН БРОНТЕ»

Меня как будто больше нет:

Смерть не страшна. Жизнь — не мила.

Она была мой день, мой свет.

Я жизнь мою пережила.

Я видела, как меркнул взгляд,

Как руки холодом свело;

Ждала, чтоб ласковый закат

Овеял бледное чело,

Чтоб ветер облако унес,

Чтоб солнце скрылось за холмом…

И Вседержителя без слез

Благодарила я потом;

И знала: мне нельзя помочь,

Я чашу выпила до дна.

В грохочущую бурей ночь

Теперь вступаю я одна.

Нервное напряжение привело к тяжелой болезни Шарлотты. Патрик Бронте, который был так убит смертью единственного сына, что, по-видимому, не ощутил горя последующих смертей, теперь не на шутку встревожился. Под угрозой была жизнь последней дочери, литературный успех которой до некоторой степени утолил горечь несбывшихся надежд, связанных с Патриком Брэнуэллом.

Вскоре после завершения «Джейн Эйр» воодушевленная успехом Шарлотта начала писать новый роман «Шерли» /«Shirley» и почти закончила его вторую часть до смерти брата, но домашние беды и болезнь надолго приостановили работу. С огромным трудом, большим усилием воли возвращается Шарлотта к жизни, к письменному столу, к листу бумаги. Теперь она, отлично сознавая бедность собственного личного опыта, понимает, что ее спасение в воображении. Снова и снова на помощь приходит испытанный прием сестер Бронте — если жизнь бедна внешними событиями, если она становится невыносимой, можно сбежать «на острова» фантазии, занять силы у богатства внутреннего мира. Только придуманные герои, вновь и вновь проигранные судьбы могут отвлечь Шарлотту от страшных реалий окружающего.

Роман «Шерли» повествует о восстаниях, поднимавшихся в народных массах в результате технического прогресса, когда обычные рабочие руки заменяются машинами. В основу этого произведения был положен реальный факт о вспыхнувшем в 1812 году в окрестностях Йоркширского графства народном бунте, венцом которого явился поджог фабрики некоего предприимчивого владельца по фамилии Картврайт. Этот самый Картврайт и явился прототипом главного героя нового романа Шарлотты, фабриканта Роберта Мура. В образах же героинь романа — гордой, своенравной Шерли и нежной, мужественной Кэролайн Шарлотта запечатлела сложные многогранные натуры своих умерших сестер Эмили и Энн. Роман «Шерли», увидел свет 26 октября 1849 года.

Рецензии на этот роман появились неоднозначные, и все же в целом книга была оценена положительно. Большинство знакомых и друзей гордились Шарлоттой. Правда, бывшая хозяйка пансиона, где училась писательница, мисс Вулер, узнав свою воспитанницу в авторе «Джейн Эйр», решила, будто этот факт повредит репутации Шарлотты, и поспешила ее заверить, что она-то уж, во всяком случае, не изменит своего отношения к ученице. Зато крестная была шокирована, что Шарлотта пишет. «Джейн Эйр» была воспринята ею как «дурная книга», и все отношения с крестной дочерью были прерваны. Это, вероятно, огорчало писательницу, однако ей гораздо дороже было благоприятное мнение литературной среды о ее творчестве.

Узнав о страшном горе Шарлотты, Джордж Смит приглашает Бронте в Лондон. Радушный прием издателя и его матери избавил Шарлотту от скованности. Теперь ей уже доставляет удовольствие общество лондонских друзей, она чувствует себя равной среди равных и впервые за полтора года ощущает себя спокойной и почти счастливой. Смит и Уильямс (другой издатель) стремились сделать для нее пребывание в Лондоне приятным. Ее вывозили в театр — посмотреть знаменитого актера Макриди в шекспировских трагедиях «Макбет» и «Отелло». Макриди Шарлотте не понравился, потому что, по ее мнению, мало понимал Шекспира.

Зато посещение Национальной галереи произвело на нее неизгладимое впечатление, особенно акварели Тернера. Бронте встретилась с известной лондонской писательницей Гарриэт Мартино, причем сама попросила принять ее, что весьма удивительно при ее застенчивости. И, наконец, запоминающейся для Шарлотты Бронте стала встреча с боготворимым ею Теккереем — автором знаменитого сатирического романа «Ярмарка Тщеславия», которому сама Шарлотта некогда посвятила второе издание своей «Джейн Эйр». Вот как Шарлотта Бронте описала эту встречу в письме к своему отцу: «…Это очень высокий… человек. Его лицо показалось мне необычным — он некрасив, даже очень некрасив, в его выражении есть нечто суровое и насмешливое, но взгляд его иногда становится добрым. Ему не сообщили, кто я, его мне не представили, но вскоре я увидела, что он смотрит на меня сквозь очки, и когда все встали, чтобы идти к столу, он подошел ко мне и сказал: „Пожмем друг другу руки“, — и я обменялась с ним рукопожатием… Думаю, все же лучше иметь его другом, чем врагом, мне почудилось в нем нечто угрожающее. Я слушала его разговор с другими господами. Говорил он очень просто, но часто бывал циничен, резок и противоречил сам себе».

А она произвела на Теккерея очень благоприятное и даже трогательное впечатление. Он писал: «Помню маленькое, дрожащее создание, маленькую руку, большие честные глаза. Именно непреклонная честность показалась мне характерной для этой женщины… Я представил себе суровую маленькую Жанну д’Арк, идущую на нас, чтобы упрекнуть за нашу легкую жизнь и легкую мораль. Она произвела на меня впечатление человека очень чистого, благородного, возвышенного».

В этот период Шарлотта Бронте стала вхожа в литературные круги и познакомилась со многими деятелями литературы и искусства. Кроме У. М. Теккерея и Г. Мартино знаменательным событием в жизни Шарлотты стало знакомство с писательницей Элизабет Гаскелл, которая затем станет ее подругой биографом. Их первая встреча состоялась в поместье Готторп-Холл — резиденции баронета по имени сэр Джеймс Кей-Шаттлуорт (1804 — 1877), который в числе прочих своих пристрастий имел побуждения к охоте за знаменитостями. В 1850 году он стал одним из первых туристов, посетивших места Бронте, и с тех пор часто приглашал именитую писательницу погостить в поместье Готторп-Холл, а также в своей летней резиденции в Озерном крае, где собирались сливки литературного общества.

Шарлотта вернулась из Лондона в середине декабря, к годовщине смерти Эмили. Но как бы печально ни провела она этот день, теперь она черпала силы и утешение в поддержке и симпатиях новых друзей. Зимы обычно были для Бронте тяжелым испытанием. В восемь часов вечера отец и старая служанка Тэбби отправлялись спать, а Шарлотта доводила себя до исступления воспоминаниями. Ей чудились голоса сестер, сквозь завывания ветра умолявшие ее открыть дверь и позволить им войти. Весной можно было отправляться в дальние прогулки по Хауорту. «В тишине этой холмистой местности я вспоминаю строки из их стихотворений… когда-то я любила их читать, теперь не смею, и часто у меня возникает желание забыть многое из того, что, пока мозг работает, я не забуду никогда», — с невыразимой тоскою писала Шарлотта.

Летом Шарлотта снова побывала в Лондоне. Вместе с Джорджем Смитом она ездила путешествовать, побывала в Шотландии в Эдинбурге, величественная красота которого поразила ее. С мистером Смитом они отлично ладили, прекрасно понимали друг друга, но последнего шага, что отделяет друзей от возлюбленных, сделать не сумели. Новая симпатия придала Шарлотте силы, и снова в ее памяти воскресла та первая, самая яркая любовь к мсье Эгеру.

Писательница начала работу над новым романом «Городок». В оригинале название читается как «Villette» — так пренебрежительно называли французы провинциальный Брюссель в XIX веке. Снова она обратилась к своему первому неопубликованному роману «Учитель», эпизоды из которого ввела в повествование «Городка», поскольку была убеждена, что «Учитель» так и не дождется публикации. История героини «Городка» Люси Сноу очень реалистично отражает тему утраченных иллюзий. «Городок» — единственный роман Шарлотты Бронте, имеющий трагическую развязку — возлюбленный Люси погибает, попав в морскую бурю. Прочитав «Городок», Теккерей писал одной из своих американских знакомых: «Бедная женщина, обладающая талантом. Страстное, маленькое, жадное до жизни, храброе, трепетное, некрасивое создание. Читая ее роман, я догадываюсь, как она живет, и понимаю, что больше славы и других земных или небесных сокровищ она хотела бы, чтобы какой-нибудь Томкинс любил ее, а она любила его. Но дело в том, что это крошечное создание ну нисколько не красиво, что ей тридцать лет, что она погребена в деревне и чахнет от тоски, а никакого Томкинса не предвидится».

В 1854 году Шарлотта, измучившись от одиночества, дала согласие на брак викарию своего отца Артуру Беллу Николлсу (1819 —1906), родившемуся Ирландии в деревне Киллед на ферме Талли (графство Антрим) и, таким образом, являвшемуся, к тому же, земляком Патрика Бронте. Мистер Николлс служил помощникам преподобного Патрика Бронте с мая 1845 года и был его наиболее вероятным преемником. После смерти пастора ему должен был отойти и приход, и дом. Вероятно, Шарлотту, как и ее близких друзей, этот брак несколько пугал. Безусловно, речь шла о полной перемене жизни, привычных занятий и, по-видимому, в конечном счете, об отказе от литературной работы. Но стареющая женщина выбрала эту участь, опасаясь ужасающей тоски и одиночества, от которых она больше не могла спасаться в вымышленном мире своих героев.

29 июня 1854 года состоялось бракосочетание Шарлотты Бронте и Артура Белла Николлса. Пять месяцев Шарлотта старательно исполняла роль преданной и хозяйственной жены, весь день ее был заполнен приходскими делами и заботами мужа. Она пробовала приступить к созданию нового романа, который задумала озаглавить «Эмма» («Emma»). Сама идея дать своему творению означенное наименование возникла у Шарлотты Бронте по прочтении ею одноименного произведения популярной, но не слишком симпатизировавшей ей английской писательницы Джейн Остен. Назвав свой роман по аналогии с произведением Остен, Шарлотта захотела подчеркнуть коренную разницу между самой собою и «блистательной Джейн», проявляющуюся буквально во всем: от жизненных устоев и образного мышления до творческого метода и обрисовки характеров персонажей. Но времени и сил на творчество у миссис Николлс катастрофически недоставало. Новые обязанности заполняли практически все ее дни. Роман «Эмма» так и остался незавершенным. В ноябре она заболела и больше не смогла подняться. Она умерла 31 марта 1855 года, за месяц до своего тридцатидевятилетия, согласно официальной версии, принятой в бронтеведении, будучи беременной. Стихотворение Шарлотты Бронте «Расставание», пронизанное тонкой философской лирикой, не позволяет читателю расстаться с писательницей.

ШАРЛОТТА БРОНТЕ

«РАССТАВАНИЕ»

Дай руку на прощанье,

А слез не будем лить.

Есть дар — воспоминанье,

Давай его хранить.

Есть детское прозренье

И в нынешней поре.

Есть к миру снисхожденье

В его плохой игре.

Пусть досадит рассудку,

Пусть шутит, коль не лень.

Давай оставим шутку

И мы на черный день.

Пусть нам разнимет руки Судьба.

Чем спорить с ней,

Докажем, что в разлуке

Объятия сильней.

Любой восход багряный

И вечер голубой

Нас будут силой странной

Соединять с тобой.

Нам ночь напомнит море,

Вздыхая в тишине.

И сердце, сердцу вторя,

Утешится вполне.

Никто не в состоянье

Нам будет помешать,

Когда в душе свиданье

Отпразднуем опять.

Несчастен тот, кто плачет.

Гони унынья тень.

Судьба всегда припрячет

Свечу на черный день.

Шарлотта на шесть лет пережила свою младшую сестру Энн, а шесть лет спустя после кончины последней дочери умер и преподобный Патрик Бронте. Словно жестокое проклятие тяготело над домом Бронте. Шестеро детей — и ни одного потомка.

Сегодня по-прежнему тайна дома в Хауорте будоражит умы людей, по-прежнему выходят книги Шарлотты, Эмили и Энн, по-прежнему потомки хотят понять, что же скрыто за судьбами этих женщин — обычные житейские обстоятельства или все-таки некое необъяснимое предназначение рока и дара… Не убывает поток посетителей в Музей сестер Бронте.

В заключении хочется привести стихотворение Шарлотты Бронте, отражающее идейный дух творчества сестер Бронте в целом. Заключительные строки этого стихотворения как нельзя лучше указывают место этих замечательных сестер-писательниц в истории мировой литературы:

ШАРЛОТТА БРОНТЕ

«ОН ВИДЕЛ БОЛЬ МОЮ…»

Он видел боль мою и как душа томима

Смертельным жаром, жаждою, тоской,

Он исцелить бы мог — не захотел и мимо

Прошел, отворотясь, глаза прикрыв рукой.

Порою долетал к нему чуть слышный голос —

О милости молил и звал ему вдогон.

(Бог ведает один, как я с собой боролась,

Препятствуя устам исторгнуть этот стон).

Но он был глух и слеп, покоен как могила;

А я прозрела вдруг и как нельзя ясней

Увидела, что там я о любви просила,

Где просто никогда не ведали о ней.

Я поняла тогда: из камня мой кумир.

Сгори я тут живьем — он слова б не сказал.

Вокруг него всегда царил покой и мир.

Ни радости, ни слез не ведал мой Ваал.

Я поднялась с колен, раскаянья полна.

Я поняла, что здесь не будет мне пути.

Подальше от людей! Туда, где тишина!

Быть может, там смогу забвение найти.

О небо, залечи мою живую рану.

Все ангелы твои известны добротой.

Владыке твоему кичиться не по сану,

Коль кто-то просит: «Дай прощенье и покой!»

Он дал сердцам любовь и не казнит презреньем,

Пусть даже этот дар утерян иль забыт;

Простит виновным грех, и встретит снисхожденьем,

И горнею росой страданье охладит.

И, тихая, душа войдет в Господне Царство

И вспомнит сон земли и вспомнит: время — дым,

И беды позади и все ее мытарства,

И обернулась смерть бессмертием своим.

Персоналии

Сестры Бронте

Шарлотта Бронте
(1816 — 1855)