Бесплатный фрагмент - Удар восходящего солнца

Конфуций. Удар восходящего солнца. Автор Шан Сапаров. 1

Серый и унылый город, был окрашен в желтый цвет неумолимой осени, и добавлял убогости и мрачности для приезжих людей, которым, он и так казался не очень-то гостеприимным, и даже отталкивающим, но, коренные жители, привыкшие к резко-континентальному климату своего города, были готовы принять любой каприз, своей любимой столицы. Центральные улицы города были полупусты, и только редкие жигули проезжали на небольших скоростях. Работоспособное население было занято на своих производственных местах, улучшая нормативы труда и партийной воли. В строительстве социалистической собственности, отлынивание от работы каралось серьезными административными взысканиями, вплоть до разбирательств в милицейских пунктах. Совершеннолетние жители столицы, при случайной встрече с сотрудниками правопорядка днем, должны были письменно и подробно объяснить причину своего отсутствия на трудовом месте. Поэтому, днем по городу передвигались в основном студенты и пенсионеры, первые полные сил, но, не созревшие еще для труда, а вторые в силу старческой немощи.

Арыстан подошел к остановке на пересечении улиц К. Маркса и Комсомольской. Он стал ждать трамвай. Одетый скромно, но, со вкусом, он ничем не выделялся от своих сверстников. Он, сняв красный галстук, скомкал и засунул его в карман замшевой куртки. Завидев приближающийся трамвай, он закинул спортивную сумку на плечо, и прошел через дорогу к железнодорожной полосе. Пустой транспорт остановился, заскрипев металлическими колесами по мокрым рельсам. Дверь, зашипев, открылась, и Арыстан легко взбежав в салон, подошел к одноместному креслу у окна, и сел. Женщина водитель зазвонив в колокольчик, захлопнула двери, и трамвай стал набирать обороты. Арыстан смотрел в окно и видел знакомые улицы, которые, видел ежедневно, но, только с чередой погодных пейзажных изменений. Через пару остановок на улице Шевченко вошел пожилой мужчина в традиционной китайской одежде. Передвигался он тихо и быстро, словно тень в жаркую погоду. Непроницаемый взгляд мужчины был, словно маска на лице, и только живые бегающие глаза выдавали в нем, огромную внутреннюю силу. Он холодно и шустро окинул взглядом пассажиров и, отвернувшись, прошел в конец салона. Арыстан с любопытством посматривал на него, нескромно оборачиваясь назад. Когда подъехали к улице Сейфуллина, Арыстан сошел на остановке.

— Странно он одет? Кто он? Кажется, это китайская народная одежда. Значит он китаец, а может быть актер. Да, ладно черт с ним, — подумал про себя Арыстан, идя к стадиону Динамо, где второй год подряд, занимался легкой атлетикой. Тренер, заметив упорство Арыстана, перевел его в группу олимпийских резервов. Для четырнадцати лет, это было отличное достижение, но какими жертвами, все это доставалось юному мальчику, только было известно тренеру и самому Арыстану. Тренировки были шесть раз в неделю по три часа, и самые легкое в этих тренировках, были марафоны на дистанцию десять километров. Арыстан уставал и готов был порой завыть от боли и нехватки кислорода в легких. Но, с невероятным упорством бульдога, продолжал бежать, превозмогая боль и усталость. Мастера спорта, бежавшие впереди, удивлялись, но, не показывали вида, думая, что в их рядах подрастает молодой и настырный конкурент. Приход Арыстана в легкую атлетику был очень осознанным и важным решением для него самого, лично. Когда он оказался на перепутье. Общаться со своими ровесниками, жившими порой по жестоким, уличным законам. По сути, добрыми парнями, но с очень вредными привычками, курившими марихуану и пьющими алкоголь. Они искали праздный образ жизни. Арыстан понял, что нужно кардинально менять в своей жизни круг общения и свободный досуг. Выбрав спорт, он решил выработать у себя железную волю и самодисциплину.

Мысленно распрощавшись со своими друзьями, он приехал на стадион Динамо и записался на секцию легкой атлетики. Было нелегко входить новичком во взрослую группу, имевшие стаж три года. Арыстан был сильно удивлен, что спортсмены, обладавшие различными выдающимися регалиями, одновременно были интеллектуально развиты. Они, после тренировок в раздевалке, вели разговоры на темы в области международной психологии, а также об истории и обществознании. Арыстан взяв с них пример, стал в свободное время от тренировок читать мировую и русскую классику. Подковавшись морально и физически, он стал делать успехи в школе но, правда отдалился от одноклассников и дворовых знакомых. Они не понимали его, а может, просто Арыстан вышел из детского возраста, повзрослев за короткое время, непогодам. В свои четырнадцать лет он решил идти своим путем, подавляя свои низменные желания методом железной воли, которую, он, развивал в себе путем физической закалки. Решив, добиться успеха, он только искал способ и, найдя, понял, что именно, это и был тот путь, который, для него был нужен. Арыстан закончив изнурительную тренировку, пошел в душевую, и наскоро помывшись, быстро оделся, и поспешил на остановку. Уставший и разморенный, холодным, ноябрьским ветром, он, не заметил подошедшего сзади старика в китайской одежде.

— Здравствуй мальчик, — сказал он, тихим и вкрадчивым голосом.

Арыстан удивленно и смущенно посмотрел на него.

— Не надо было, так на него смотреть. Он, наверное, сумасшедший, — вдруг промелькнуло у него в голове.

— Здравствуйте дедушка, — ответил он. Китаец улыбнулся, словно прочитав мысли Арыстана.

— В тебе есть, огромная жизненная сила, данная тебе высшими силами, — сказал старик, прямо посмотрев на Арыстана. Арыстан задумавшись над словами чудного старика, был озадачен.

— Что же, ему надо от меня? Какие-то высшие силы? Какая-то жизненная сила? Вроде на цыганку, он, не похож! — думал про себя он.

Старик, широко улыбнувшись, похлопал по плечу Арыстана.

— У меня к тебе важное дело. Я тебе его предложу, а ты сам решай принимать или нет! Если откажешься, можешь считать, что между нами не было разговора, а если примешь, — многозначительно сказал старик, и взяв за руку Арыстана, увлек его за собой по аллее.

— Давай прогуляемся. Так вот, я уже слишком стар, и мне нужно передать искусство кун — фу достойному, и воспитанному парню. Я слишком долго искал, и уже отчаялся найти, но хвала небесам, они послали тебя, мне навстречу. Так вот, я предлагаю тебе стать моим учеником! Ты согласен? — спросил старец, неспешна, идя рядом с ним.

— А что такое кун-фу? — спросил он, заинтригованный таким заманчивым предложением. Конечно же, он слышал, что такое каратэ. В первом классе семь раз, посмотрев в кинотеатре Целинный, « Пираты ХХ века» с участием Талгата Нигматуллина, он влюбился в это красивое и жесткое боевое искусство, страны восходящего солнца. И в фильме, ему нравились боевые сцены с Талгатом, в самом начале, когда вероломный пират Халис отточенным и сильным ударом ноги отправляет в глубокий нокаут Сергея (Николая Еременко).

Как он, мечтал овладеть такими эффективными приемами, чтобы в школе старшеклассники больше не смели его обижать.

— Кун-фу, это целый мир. Совершенная система ударов рук и ног, мягких передвижений и незаметных для глаз переходов. Мастер кун-фу, может один раскидать целую толпу хулиганов, и излечить любую хроническую болезнь. Ведь, помимо изучения воинского искусства, им приходится обучаться, не менее важному искусству врачевания. Кун-фу, это путь воина, бой, который, длится, целую жизнь. И помни, главное кун-фу, это не спорт, а искусство выживания. Умение приспосабливаться мастера в этой жизни, принимать жизнь такой, какая она есть. Искусство не сопротивления, главная основа кун-фу, — сказал глубокомысленно старик. Арыстан внимательно слушавший его, незаметно для себя проникнулся большим доверием и уважением к пожилому мастеру. Они прошли несколько километров и, подойдя к улице Ленина, остановились. Старик, посмотрев на Арыстана, сказал:

— Я живу на Кок-тюбе, в самом конце улицы на высоком холме. Спросишь дедушку Сашу, любой, покажет тебе мой дом. Приходи ко мне в воскресенье в полдень. Я буду тебя ждать. Прощай, — сказал старик и, повернувшись, пошел к каскадам по которым, шумно текла речка Большая Алматинка. Арыстан поспешил домой, опоздав по его расчетам на один час. Родители Арыстана любили, чтобы на ужине присутствовала вся семья в полном составе. Они жили старыми, устоявшимися, моральными принципами, почитанием и уважением старших, даже, если, они были неправы, они никогда не пререкались и не искали бессмысленных оправданий. Беспрекословное подчинение воли родителей, которые, конечно же, не желали ничего плохого своим детям. Отрицали всякие модные новшества в области воспитания подростков, признающих только психологию формирования личности культа советского союза. Отец Абылай Ногаев был бывшим сотрудником министерства транспорта и дорог. В прошлом выдающийся технический инженер, он выработал у себя основные принципы достижения высоких показателей в области рационализаторства. Проработав в министерстве долгие годы, он однажды овдовел с четырьмя взрослыми детьми. Затосковав по семейному уюту, он сделал предложение руки и сердца своей секретарше, которая, была на протяжении пяти лет, его любовницей. Мама Индира Курмашева была в возрасте сорока лет, когда решилась выйти замуж за шестидесятилетнего, стареющего начальника, имевшего три квартиры, и дачу в престижном районе города. Для нее уроженки западного Казахстана, это был серьезный шанс, обзавестись собственной жилплощадью в южной столице. Индира через полгода забеременев от Абылая, через девять месяцев родила сына Арыстана. В возрасте трех лет, Арыстан стал сыном пенсионера, который, стал заниматься воспитанием сына. Индира пользуясь связями своего мужа, постаревшего, но, не утратившего своего влияния, стала расти по служебной лестнице и, добравшись до поста заместителя городской администрации, засела на этом месте на долгие десять лет. Арыстан выросший в образованной и состоятельной семье, был излишне угрюм и молчалив, не идущий ни с кем из родных на контакт. Не по годам смышленый и умный, он увлекся восточной философией. В свободное время от учебы, он сидел в своей комнате за письменным столом и упорно читал, пытаясь понять, основу философии и культуру жизни.

2

В воскресенье, после плотного завтрака, Арыстан вышел из дому и направился пешком на Кок-тюбе. Через двадцать минут, он поднялся на гору и, увидев главную улицу, пошел по ней до конца. Пройдя около трех километров, он увидел еще один холм, и быстро пошел к нему. Вскоре, он услышал лай маленькой собаки, которая, норовила укусить его за ногу.

— Лайка замолчи, и пропусти гостя, — сказал старик, выходя из дома. Собака, завиляв хвостом, отошла в сторону. Арыстан подошел к старику.

— Здравствуйте дедушка. Я пришел, как мы и договаривались. Я хочу быть вашим учеником. Позвольте мне обучаться у вас кун-фу, — сказал Арыстан, посмотрев прямо в глаза старику.

— Это даже очень хорошо. Но, ты пообещай мне одно, что никогда не будешь использовать приемы этого искусства в целях убийства и обмана, корысти и подлости, предательства и безумной мести. Тогда, я буду рад, назвать тебя своим учеником, — сказал старик взяв сухими и жесткими руками за плечи Арыстана.

— Я обещаю вам учитель, никогда не применять приемы кун-фу в целях нечестной наживы, преднамеренного убийства, предательства и безумной мести. Клянусь, — сказал громко Арыстан, прижав правую ладонь к сердцу, и поклонился перед ним.

— Ты добрый и честный мальчик. Я вижу, что не ошибся, выбрав именно тебя своим учеником. А теперь идем, — предложил старик и повернувшись пошел в глубь большого и длинного двора. Арыстан поспешил за ним. Старик подошел к широкому пню, лежащему возле деревянных поленьев. Он взял в руки огромный топор и сказал Арыстану:

— Видишь, вот, эту гору поленьев? Ты должен разрубить их так, чтобы они могли влезть в печь. Будет нелегко, но, тебе нужно сначала окрепнуть физически.-

Дед Саша передал Арыстану топор и вошел в дом. Арыстан уныло поглядел на поленья и, подойдя к пню, положил на него самое толстое полено, размахнувшись топором, ударил по нему из-за всей силы. Полено разлетелось на три части. Через час Арыстан вспотевший, но, довольный присел на пень, и посмотрел на кучу из разрубленных поленьев. Топор деда Саши, был выкован кузнецами из особого сплава и весил двенадцать килограммов. Мышцы Арыстана ныли от непривычной нагрузки, но, он почувствовал приятное удовлетворение от осознания собственной силы. Он с любопытством стал щупать свои вздутые жилы на руках. Дед Саша вышел из дома, и, подойдя к Арыстану, улыбнулся.

— Молодец, у тебя хватило терпения для такой сложной и трудной работы. А теперь, пойдем дальше, — сказал дед Саша и увлек Арыстана за собой. Они подошли к речке, которая, была усыпана камнями. Дед Саша указав рукой на два больших камня, параллельно расположенных между собой сказал:

— Встань двумя ногами на них, и присядь, но, не до конца. В этой позиции замри, пока, я тебе не разрешу подняться.-

Арыстан залез на камни и встал в позицию всадника из первого комплекса ушу. Он стал мысленно считать секунды, которые, стали казаться ему вечностью. Досчитав до пяти минут, он стал ощущать дрожание коленок, а мышцы ног вздулись до предела. Арыстан посмотрел на деда Сашу, который, невозмутимо собирал рыболовную сеть из речки.

— Улов неважный, но, на обед нам с тобой хватит. Кстати, можешь слезть с камней и следуй за мной, — сказал дед Саша и взяв маленькое ведерко с уловом пошел в сторону дома. Арыстан спрыгнул с камней и стал массировать затекшие и одеревенелые ноги. Он поспешил за дедом Сашей, который, собирался войти в дом.

— Перед входом, стоит бочка с песком. Так вот, собери ладошки в кулак и бей в песок до тысячи раз. После, пальцами, собранными в копье, — старик показал правую руку, пальцы которой, образовали пятерню, соединенную между собой напоминавшую, то ли копье, то ли змею, бей в песок, как можно сильнее. Это упражнение тоже, доведи до тысячи раз.-

Дед Саша вошел в дом, а Арыстан подойдя к бочке с песком, стал тихо бить по ней кулаками. Когда кулаки покрылись кровавыми синяками, он, стал еще усиленней бить.

Вскоре, закончив с этим упражнением, он приступил к набиванию пальцев об песок. Почувствовав нестерпимую боль и слабость в пальцах, которые, буквально при соприкосновении с песком подламывались, он с большим усилием воли продолжал бить все сильней и сильней. Через десять минут, он почувствовал, что пальцы рук стали меньше ощущать боль, и монотонно продолжал бить. Закончив нудное самоистязание, изрядно вспотев, он, отошел от бочки и присел на скамейку. Вскоре, вышел дед Саша и, улыбнувшись, позвал его.

— Осталось последнее упражнение на сегодня. Подойди вот к этому дереву, — сказал дед Саша.

Арыстан подошел к яблоневому дереву и дед Саша перекинул через толстую ветку аркан. Оставив один длинный конец на земле, другим обвязал правую ногу Арыстана. После, взяв в руки другой конец аркана, лежащий на земле, обратился к Арыстану.

— Я буду тянуть, а ты по мере возможности концентрируй центр тяжести тела в удобное для тебя положение. Когда будет легкая и тянущая боль, кивни головой. И я, буду в этот время тянуть очень слабо и долго. Ну, а когда станет вообще нестерпимо больно, скажешь. Но запомни, ты воин кун-фу и боль должен переносить, молча, — сказал нравоучительно дед Саша и стал тянуть аркан.

Арыстан от напряжения связок ног вспотел, и стал контролировать свою боль, которая, стала подкрадываться с каждым растяжением сухожилий. Когда появилась тянущая боль, он кивнул головой и дед Саша, стал очень слабо тянуть аркан, правда не давая Арыстану расслабиться, еще больше заставляя напрягаться. Прошло больше десяти минут и Арыстану стало казаться, что его мышцы стали привыкать к мучительной боли. Но, увы, с каждым амплитудным движением деда Саши, боль начинала возрастать. Арыстан не без радости заметил, что нога была уже на высоте его головы.

— А, больно, хватит, я больше не могу, — застонал он и дед Саша ослабил свою мертвую хватку. Арыстан почувствовав ослабленную веревку, резко потянул ногу на землю и присел на корточки. Тянущая и резкая боль отпустила, оставив взамен боль приглушенную и отдаленную. Арыстан встал и посмотрел на деда Сашу. Старик, развязав аркан с правой ноги ученика, стал обвязывать левую ногу. Процедура с левой ногой была идентична правой. Была та же, болезненная и тянущая боль, связок мышц ног. Закончив с растяжкой, дед Саша развязал канат с ноги Арыстана и, похлопав по плечу, пригласил его в дом. Они вошли в дом, и Арыстан подойдя к умывальнику, помыл руки и умылся. Он взглянул на висящие часы, на которых было ровно три часа. Дед Саша поставил посреди стола сковороду и нарезал хлеб.

— Угощайся, — сказал дед Саша и стал накладывать жареную рыбу в тарелку. Арыстан почувствовав сильный голод, быстро наложил рыбу со сковороды в тарелку и принялся уплетать с удвоенной скоростью.

— Как просто и вкусно, — подумал он про себя, понимая, что человеку по большему счету много было и не надо в жизни. Обычная еда, которая, могла бы утолить голод. Любимое занятие, которое бы, четко гармонировало с его физическими и моральными потребностями. И дед Саша, был олицетворением такого, необычного человека. Он просыпался в пять утра и в течение часа выполнял сложные упражнения кун-фу с такой легкостью и грацией, коим бы позавидовали заправские гимнасты. Закончив с физическими упражнениями, он садился в позу лотоса, и совершал медитацию, освобождаясь от бытовой суеты и становясь частью вселенной. Астральное тело, покидало физическую плоть, и потребности внешнего мира переставали существовать.

Пропадала грань между возможностями и желаниями, оставляя только одну лишь текущую энергию, которая, освобождала от страха и боли, упреков и разочарований, зависти и злости, ненависти и мести. Это было состоянием глубокого забвения, то, что могло бы называться, небесным озарением, постигшего таинство одного из благ божественного вдохновения.

Закончив с обедом, Арыстан убрал грязную посуду со стола и, отнеся их к умывальнику, помыл. Дед Саша, тем временем вытерев влажной тряпкой со стола крошки на свою мозолистую ладонь, вышел во двор и высыпал их в деревянное лукошко, висевшее перед окном. Не успел дед Саша отойти, как задиры воробьи налетели на лукошко и принялись шумно трапезничать. Арыстан сложил посуду на столе и вышел следом за мастером во двор. Дед Саша прищурившись, посмотрел на снежные горы, которые, словно находились рядом, только протяни к ним руки, и достанешь их. Но, видимое глазами, на самом деле, было лишь миражом, и до них добраться, было нелегко.

— Удивительная красота, прямо как в Китае в горных ущельях, — восхищенно, и с грустью в голосе прошептал старый мастер.

И Арыстану, вдруг показалось, что остекленевшие глаза деда Саши, словно зеркальное отражение воспроизвели былые дни ушедших лет. Но, дед Саша, вдруг резко выдохнув из легких воздух, словно вырвался из плена цепкой памяти, преследовавшей старого сифу по пятам, с тех пор, как он, не по своей воле, покинул былой Китай во времена культурной революции.

— Ты можешь идти. Приходи, тогда, когда посчитаешь нужным. Это будет особый зов души, который, у тебя есть, но, пока дремлет. Удачи тебе и береги себя, — напутствовал старый мастер.

— До свидания дедушка, — ответил Арыстан и пошел по дороге вниз.

3

Прошло, полгода как Арыстан стал учеником китайского мастера деда Саши. Он перестал ходить на секцию легкой атлетики, и полностью посвятил себя занятиям боевого искусства кун-фу. Сложные и изнурительные упражнения нелегко давались Арыстану, но, его врожденное упорство и твердый характер, заставляли идти вперед и не ломаться. Подтягивания на перекладине, и бесчисленные отжимания на кулаках, стали нормой для Арыстана. Многокилометровые пробежки в горы, он совершал один раз в неделю. Часами отрабатывал удары рук и ног об деревянную макивару, и страшные лысые мозоли, стали выступать на огрубевших частях рук. Дед Саша помимо физической нагрузки, часто учил Арыстана отличать добро от зла. Научил владеть собой своего ученика, чтобы в трудной, жизненной ситуации, он не сломался, и не согнулся под тяжестью жизненных испытаний.

— Послушай меня мальчик. Ты, наверное, думаешь что, став искусным мастером кун-фу, ты избежишь тягостных испытаний. Нет, я тебя разочарую, потому что кун-фу, это один из способов освобождений от реальной и порой, жестокой действительности жизни. Когда обычный человек начинает искать пути расслаблений в выпивке или хождении по публичным домам, то мастер кун-фу путем многочасовых упражнении, освобождался от грязной и гнетущей энергии. И находил там полнейшую гармонию с собственным внутренним миром, научившись выполнять медитацию. — Мы с тобой будем учиться этому позже, — сказал дед Саша во время одних из занятий кун-фу.

Арыстан каждое комплексное упражнение повторял за мастером несколько сот раз. И даже приезжая домой по вечерам, продолжал фанатично повторять приемы кун-фу. С какой легкостью и изяществом, выполнял их Арыстан, удивили лучшего мастера шаолинского монастыря Синь Инг Пея. Дед Сашей, он стал здесь в Казахстане, когда переехал из Китая, вначале шестидесятых. Процветающая страна в один миг стала страной осведомителей и анонимов. Его сын Шао погиб во время массовых демонстраций молодежи, которая, не хотела жить по новым законам. Старшее поколение, принявшее перемены как нечто неизбежное, смирилось со своим положением, но, молодежь не хотела подчиняться законам культа социализма. Похоронив Шао, Синь потерял к жизни интерес, и хотел лишь одного, уйти в горы как велел в своих трудах величайший мыслитель Конфуций, основатель даосизма. В частности, он сказал, что если в стране будет правитель, который несправедливо управляет, то жители должны уйти в горы и быть там, до тех пор, пока власть не изменится в лучшую сторону.

Вскоре, через два месяца, умерла его супруга госпожа Минь. Не пережив утраты боли потери единственного сына, она потеряла аппетит и жизненную силу, подобно горному цветку растущему в тепличных условиях. Похоронив любимую супругу Минь, дед Саша собрал пожитки и, закрыв на ключ дом, ушел в Синьзянский район к своему давнему другу казаху Али Шабану. Когда-то, они вместе были выпускниками шаолинского монастыря, пробыв там долгих, одиннадцать лет. Али Шабан был эмигрировавшим казахом, из Казахстана бежавшим из своей исторической родины во времена революции. Его покойный, отец Марат был баем и имел большое крестьянское хозяйство. Большевики отняли у него скот и дом. Марату ничего не оставалось, как бежать с остатками денег в Китай. Здесь, он со своими родственниками основал частную фирму и стал заниматься разведением крупного и мелкого скота. По своей натуре предприимчивый и ловкий делец, он увеличил свое состояние в десятки раз, и стал очень известным и богатым человеком в своей округе. Вскоре, он женился и с годами обзавелся пятью сыновьями и одной дочкой. Али был самым младшим сыном и был очень своенравным человеком. Вопреки желаниям отца, он в восемнадцать лет ушел в шаолинский храм, когда отшельники мастера объявили очередной набор на одиннадцатилетнее изучение боевого искусства кун-фу в стенах священного монастыря. Только совершеннолетний гражданин Китая, мог по собственному желанию подписать договор об отречении от людской мирной жизни и стать послушником шаолинского храма в качестве монаха. Старший монах Чжань Чжао опытный психолог по своему характеру и весьма рассудительный человек, сам провел легкий тест будущих монахов на родственные связи в Китае и отсутствие у них умственных и физических недостатков. И вскоре, группа из двадцати человек вошла в заветный шаолинский храм с благоговейным страхом и трепетом, но, вскоре свыкнувшись с тамошней атмосферой, стали вести себя непринужденно и свободно. Первоначальное знакомство Синь с Али Шабаном было недружелюбным, и носило даже характер враждебности, но, годы, проведенные в заточении в буквальном смысле этого слова в храме шаолинь, принесли свои плоды, и вражда, между двумя сильнейшими бойцами, переросла в крепкую дружбу. Шли годы, но они были так медленны, что порой казались шаолинским бойцам, остановившимся временем. Оттачивание боевого мастерства, вскоре, стало утрачивать для них смысл, а духовные наставления монахов, казались назойливыми и пустыми. Безвкусная и ограниченная еда, в которой отсутствовали элементарное мясо, заставляли бойцов терпеть, невыносимый голод и выживать. И только, молодой задор и сила заставляли бойцов смотреть на мир оптимистическим взглядом. Али Шабан был могучим бойцом, обладавшим страшным ударом, но, был очень медленным. А Синь был напротив изворотливым и ловким, как обезьяна. Синь научился наносить удары очень хлестко, резко передвигаясь, как дикая кошка, то прыгая, то кувыркаясь. Больше впитав в себя стиль потерянного следа, очень сложного и трудного в исполнении, он стал лучшим мастером в этой области, за все годы существования храма, побив все рекорды бывших чемпионов. Али Шабан обладатель примитивной и грубой силы, внутренне завидовал грации и артистичности исполнения приемов кун-фу Синь. Прошли годы и вот Али с Синем, вышли из ворот храма шаолиня с почетными грамотами и похвалами, что они действительно являются мастерами и монахами священного монастыря. Взяв пожитки с едой, они пошли в долгий путь, где их дороги должны были разойтись, так как Синь жил в северной части Китая, а Али восточной. Подойдя к горной речке, они разожгли огонь и, раздевшись до пояса, соорудили из своих рубашек сетку, и обвязав концы рукавов деревянными прутиками, вошли в воду до середины. Вскоре, таким нехитрым образом наловили с десяток сазанов, а после, вышли из речки и бросили их, на землю. Проткнув сазанов прутиками, они стали обжаривать их, на костре. Впервые, поев мяса за одиннадцать лет, они почувствовали умиротворение и спокойствие, и глядели на костер, который, пожирал хворост, то сильно, то медленно.

— Что ты будешь делать Синь? — спросил Али, подкладывая хворост в костер.

— Женюсь. У меня в деревне осталась моя невеста Минь, которую, мои родители засватали еще в младенчестве, — ответил Синь, лежа на спине и считая на небе мерцающие звезды.

— Это хорошо, что ты женишься за годы, проведенные в Шаолине, поди, смертельно изголодался по женской ласке? — с усмешкой спросил Али и громко рассмеялся своей шутке.

Синь, уловив тонкий юмор друга, вторил своим хохотом, схватившись за живот. Вдоволь насмеявшись, Синь, вдруг остро осознал, что их смех с Али переходит в состояние неудержимой истерики. Он решил перевести тему разговора в более серьезное русло.

— А чем займешься ты Али? — спросил он.

— Жениться. Знаешь ли ты, я тоже смертельно изголодался по женской ласке, — продолжил хохотать Али. Синь, не удержавшись, захохотал, схватившись за живот, который, от напряжения вот-вот казалось, разорвется. Безмолвный лес не удивлялся человеческой беспечности, повидав на своем тысячелетнем посту многих странников путешествующих по стране в поисках приключении.

— Кстати, Синь, я хотел узнать у тебя, каким ремеслом ты займешься для пропитания своей будущей семьи? — спросил Али, успокоившись и посерьезнев.

— Али я буду преподавать кун-фу. Наберу учеников и открою собственную школу. Плата моих учеников и будет нашим пропитанием. Я буду совершенствоваться физический и духовно. Когда-нибудь я стану величайшим мастером Китая, и обо мне, будут слагать легенды, — сказал не без гордости Синь.

— А мне, знаешь ли, хватило этих одиннадцать долгих лет, и больше кун-фу я заниматься не собираюсь, — сказал Али.

— Как так, а зачем же, ты оторвался на одиннадцать лет от мирской жизни? — удивленно спросил синь.

— Вот, за эти одиннадцать лет, я и отболел этим кун-фу, что теперь даже тошнит при одной мысли об этом, — ответил Али, подкидывая хвороста в костер.

Костер, был подобен огню жизни, который, сжигал годы людей, словно хворост, превращая их, в серый и невесомый пепел. — Мне отец говорил, что это не мое? Не дано говорил он мне, тебе всю жизнь заниматься кун-фу и обучать этому, еще кого то. Я напротив, спорил с ним, даже убежал из дома и ушел в храм. Чтобы доказать, что я могу стать лучшим мастером шаолиня. Хорошо, я доказал. А что теперь, душевная пустота! И я понял, что отец ведь был прав! Понимаешь? Прав! Приду домой поклонюсь отцу своему в ноги, и попрошу у него прощения. Конечно же, и у матери. Займусь торговлей и разведением скота. Все я остепенился, — сказал Али Шабан, расхаживая перед костром. — Правильно Али. Это верное решение, и я рад, что ты нашел свой путь в этом меняющемся мире, неподвластный никому из людей, кроме небесных божеств, — сказал задумчиво Синь.

Али порывисто обнял своего друга, и благодарно пожал ему руку, оценив здравомыслие и поддержку Синя.

— Спасибо брат. Спасибо. Я очень рад, что ты не обижаешься на меня за предательство идеалам Дао, и учениям боевого искусства кун-фу священного храма шаолинь, — сказал Али.

— Нет, я не обижаюсь на тебя мой брат. Ты же помнишь учения Даосизма, какой бы ты выбор не сделал правильный или неправильный, решение остается всегда за тобою. Это твой путь, и никому кроме тебя, не дано, его пройти. Удачи тебе во всех твоих начинаниях, — сказал Синь и обнял Али.

Вскоре Али достал из походного рюкзака ковер и, расстелив возле костра, лег и буквально спустя несколько секунд захрапел на страх и ужас обитателей леса. Синь подкинул в костер несколько сухих и твердых хворостин, прилег на халат, подаренный старым монахом Чжань Чжао на прощанье перед уходом из храма.