Бесплатный фрагмент - Трудная дорога к счастью

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Огромный холл наконец опустел. Музыка, поначалу игравшая одуряюще громко, звучала всё тише и тише, и, наконец, вовсе смолкла. Легкие пластиковые столы разбежались в разные стороны, смешав идеально ровные ряды. Тарелки с недоеденными закусками да возвышающиеся над ними бокалы с остатками жидкости украшали некогда белоснежные скатерти. К облегчению Глеба, в тарелках и за столами никто не спал. Видимо, общественный статус присутствующих не допускал подобной вульгарности. Но, как водится, не всех. В любом стаде непременно найдется своя паршивая овца.

Слегка прищурившись, он устало посмотрел на мерцающий циферблат больших электронных часов. Второй час ночи. Недовольно хмыкнув, повернулся к собеседнику и постарался вслушаться в несвязные слова Алексея Ивановича, стоявшего перед ним на подкашивающихся ножках. Тот заплетающимся языком нес несусветную ерунду о вечной дружбе и взаимовыручке, при каждом слове дергая развязавшийся галстук красными растопыренными пальцами. Глеб мрачно рассматривал его огромные до уродства золотые перстни, унизывающие почти каждый палец, символизирующие, по мнению их обладателя, богатство и достоинство.

Алексей Иванович, впавший от выпитого в эйфорический раж, патетически обещал, брызжа слюной:

— Дорогой Глеб! Мой бесценный друг! Только скажи, что тебе нужно, и я и вся моя фирма тут же тебе поможем! Себя не пожалею, но для тебя всё всегда сделаю! Хочешь — кредит! Хочешь — так дам, и даже долговой расписки не возьму! Потому что ты — надежный! Одного твоего слова достаточно, чтобы я все деньги со счетов снял, и тебе отдал!

Старясь отстраниться на безопасное расстояние от фонтанирующего гостя, Глеб скептически скривил губы, слушая этот явный бред. Есть ли вообще на счетах Алексей Ивановича деньги, вот в чем вопрос. Всё он для него сделает, только попроси! Тоже мне, сказочный джинн нашелся! Хотя его верная дружба с бутылкой неоспорима. Для подвыпившего Алексея Ивановича все на свете были лучшими друзьями. В нетрезвом виде он являл дружелюбие всему свету, чего и в помине не было в трезвом состоянии. Да и кто кому поможет — вот в чем вопрос. Ему-то, Глебу, помогать не надо. А вот Алексею Ивановичу, с его сибаритскими замашками…

Опасно кренясь на коротких конечностях, гость отчаянно пытался сохранить ускользающее равновесие, для чего все теснее прижимался к хозяину, цепко ухватившись за лацкан пиджака. Глеб напрасно старался держаться подальше от жадных лапок и жаркого дыхания собеседника, пропитанного запахом всех спиртных напитков, подававшимся на банкете, к тому же смешанного с ароматом слишком резкого одеколона.

Почувствовав, как в виске начинает противно постукивать железным клювом нахальный дятел, рванулся и выбрался из надоевшего плена. Отошел всего на пару шагов, чтобы в случае чего, выполняя обязанности хозяина, успеть подхватить падающего гостя, хотя хотелось уйти и никогда не видеть этой багрово-красной физиономии. Вздохнув полной грудью, с досадой подумал, когда же наконец закончатся сегодняшние передряги, можно будет уехать домой и хоть немного передохнуть.

Но собеседник и не думал прекращать излияния своей обширной души, хотя больше и не рисковал придвинуться ближе на шатких ножках, боясь потерять такое ненадежное равновесие. Высоко взмахивая руками, как крыльями, будто собираясь в полет, восторженно вещал:

— Я тебе завидую, друг, настоящей крепчайшей завистью! Такой особнячок отгрохать, легче десять новых построить! Хотя тебе-то что, с твоими специалистами! Лучших спецов города в свою строительную фирму подсобрал! Да что города, области! Хотя нет! — Он с пафосом всплеснул короткими пухлыми ручками, вид которых почему-то всегда наводил Глеба на воспоминания о Карлсоне, живущем на крыше. — Всей страны! — Глеб ждал следующей степени совершенства в виде Европы или мира, но собеседник внезапно решил быть скромнее и остановился на достигнутом этапе. — Реставрация исторических памятников для тебя — раз плюнуть!

Алексей Иванович попытался для наглядности сплюнуть на натертый до слепящего блеска паркетный пол, но не решился на это непристойное действо под откровенно осуждающим взглядом собеседника. Закинул голову на спину, причем так стремительно, что Глеб невольно дернул рукой, чтобы ее подхватить, если вдруг отвалится, принялся рассматривать позолоченную лепнину на потолке. Потом перевел оценивающий взгляд ниже и уперся в лестницы, украшенные резной балюстрадой из мореного дуба. Глеб почувствовал, как в голове у гостя стремительно закрутились колесики калькулятора.

— Жуткие деньги вбуханы в эту красоту, но они окупятся сторицей! Мне бы так, но у меня море нахлебников, не то, что у тебя! Не размахнешься, о семействе надо думать! Ты, уж извини, по сравнению со мной сущий молокосос — еще и тридцати нет! Вот поживешь с мое, обзаведешься женой, детьми, хозяйством, почувствуешь бремя семейных обязанностей…

Глеб мысленно поправил — множеством жен и добрым десятком детей! У весьма любвеобильного Алексея Ивановича была уже то ли пятая, то ли шестая законная жена и одновременно несколько весьма притязательных любовниц. Ему бы на Востоке жить и гарем содержать для удовлетворения явно завышенных сексуальных потребностей… Хотя кто в наше время его осудит? Редко у кого из обеспеченных мужиков нет любовницы, а то и двух. Положение обязывает, как говорится.

Усадив неустойчивого во всех отношениях гостя за ближайший стол, подальше от тарелок с салатами, чтобы тот случайно не нырнул в них неприкаянно болтающейся головой, Глеб незаметно окинул скучным взглядом оставшихся. В зале задержался десяток самых упорных гостей: холостяки и те, для кого семейный очаг давно перестал быть убежищем от земных невзгод.

Он усмехнулся, подтрунивая над собой. С чего это его вдруг потянуло на патетику? Семейный очаг, убежище? И это в наши меркантильные дни? Прищурившись и вытянув губы насмешливой трубочкой, признал, что эти странные мысли еще раз доказывают, насколько же он устал за последнее совершенно безумное время.

Что ж, это своего рода расплата за блажь спасти от гибели приглянувшийся ему старинный особняк в центре города. Правильно — не делай добра — не наживешь врагов! Старая истина… Покупка полуразрушенного двухсотлетнего здания вылилась в настоящую эпопею, хотя падающие с него кирпичи вполне могли проломить череп случайному прохожему. Развалины носили гордое звание памятника архитектуры и истории, поэтому продаже не подлежали.

Казалось, городским чиновникам гораздо проще взорвать этот разваливающийся дом, угрожающий жизням ни в чем не повинным пешеходам, чем передать его в надежные руки, которые смогут достойно о нем заботиться. В аренду — пожалуйста. А для чего е��у аренда, если, вложив с особняк десятки, а то и сотни миллионов рублей, он в любой момент может его потерять, потому что какому-нибудь чиновнику покажется, что договор аренды себя исчерпал?

Он никогда не получил бы право выкупа этой развалюшки, если бы не его Величество Случай. Приехавший посмотреть на дискредитирующий главную улицу областного центра объект губернатор с трудом увернулся от прицельно падающего на его голову кирпича. После перенесенного им стресса по его личному указанию городская администрация проработала все возможные варианты, признала оптимальным продажу и особняк перешел в собственность Глеба.

Потом начались мучения с комитетом по охране памятников — каждый, самый незначительный, шаг, приходилось согласовывать то с одним, то с другим чиновником, явно пытающегося с его помощью улучшить собственную жизнь. Даже гвоздь в стену нельзя было вбить без письменного на то разрешения. А за каждое разрешение, естественно, полагалось вознаграждение. Глеб уже горько пожалел, что ввязался в это гиблое дело. Гораздо проще было купить готовое типовое зданьице, и жить в нем без проблем и хлопот. Но вот незадача — уж очень приглянулся ему этот дом. Может, строгостью пропорций, а может, обманчивой легкостью и невесомостью кирпичного кружева.

По специальности Глеб был архитектором, хотя, чтобы достойно возглавлять фирму по строительству и ремонту зданий, закончил экономическое отделение классического университета и юридический колледж. Но всегда отдавал предпочтение архитектуре, проектируя комфортные особнячки для новых русских и реставрируя старые дома. Ему очень хотелось спасти прекрасное здание, поэтому он, сжав зубы, преодолел все препятствия, воздвигаемые чиновниками на его тернистом, но праведном пути.

Вот наконец мытарства закончились, особняк отреставрирован, и сотрудники фирмы в полном составе перебрались в свой новый офис.

После неимоверной тесноты двух трехкомнатных квартир простор в три этажа вверг людей в пучину безграничного восторга. Глеб несколько раз на дню встречал шатающихся по офису, как по музею, сотрудников с восхищенно округленными глазками, любующихся старинными изразцами на громадных каминах, нежно гладящих в вестибюле шелковистые обои с пасторальными пастушками и пастушками, или, запрокинув головы и раскрыв рты, откровенно глазеющих на украшенные позолоченной лепниной потолки.

Глеб замечания разомлевшим от непривычного комфорта работникам не делал. Зачем портить людям настроение? Тем более что через пару недель попривыкнут, и работа закрутится в прежнем темпе.

После переезда, даже не отдыхая, пришлось устраивать банкет по поводу новоселья. Друзья и недруги по бизнесу не простили бы ему уклонения от столь обязательной процедуры. Его офис-менеджер, сверхэнергичная Людмила Викентьевна, с удовольствием взялась за столь приятную ее деятельному сердцу процедуру. Весь первый этаж был отдан на откуп ближайшему ресторану с интригующим названием «Зеленый попугай», заимствованному, как полагал Глеб, из оперетты Кальмана «Принцесса цирка». Может, быть, хозяин ресторана большой поклонник оперетты, или, что вернее, его жена?

Был сделан заказ, обговорено меню, всё вроде было в порядке, но перед самым новосельем к нему подошла озабоченная Людмила Викентьевна.

— Босс, вы собираетесь приводить хозяйку вечера? Работенка нетрудная, постоять с вами рядом у входа, приветствуя гостей, а потом посидеть рядышком за столом да мило улыбаться. Мне этим заниматься некогда, на мне организация всего банкета, а это еда, официанты, выпивка, музыка, культурная программа и много чего еще. Встречать гостей и говорить им приятные глупости я возможности не имею.

Глеб вяло перебрал в уме знакомых девушек и женщин. На его взгляд, ни одна не подходила. Раздраженно отказался:

— Нет у меня на примете подходящих дам. Женщины так устроены, что сразу расценят это приглашение как намерение завязать серьезные отношения. А зачем мне это надо? Нет, уж я лучше один, так спокойнее.

Людмила Викентьевна искоса посмотрела на него, не скрывая своего скепсиса.

— Нет подходящих дам? И почему бы это? Не слишком ли многого вы хотите от бедных девушек? Ни за что не поверю, чтобы вас не пытались знакомить с милыми особами! Только у нас в офисе столько приятных лиц. Похоже, проблема не в них.

Глеб раздраженно бросил на стол остро заточенный карандаш, который вертел жесткими пальцами.

— Только дурак пачкает в своем гнезде. Не настолько уж я глуп, чтобы давать повод для бесконечных сплетен. На работе — никаких интрижек. Вы об этом, кстати, и сами хорошо знаете! — Справедливости ради добавил: — Мать несколько раз пыталась знакомить меня с подходящими, по ее мнению, девушками, и все они действительно неплохи и на что-нибудь сгодятся, если не требовать от них слишком многого. — Собеседница скривилась, услышав пренебрежительные слова. — Но у меня ни с одной из них не возникло желания завязать мало-мальски доверительные отношения.

Людмила Викентьевна лукаво заметила, насмешливо сверкнув голубыми глазками:

— Да уж, похоже, что ваша избранница должна быть настоящим ангелом. Только вот где ее найти? Придется вам всю жизнь прожить с мечтой об идеале.

Он поднял указательный палец, подчеркивая значимость своих мудрых слов.

— Да у меня не так уж много претензий. Кандидатка в мои подруги должна быть легкой в общении, порядочной, доброй, веселой, с чувством меры и хорошим вкусом. Иметь высшее образование, лучше гуманитарное, а то с технарями от скуки помрешь, и, конечно же, быть настоящей красавицей. Да, ещё уметь вести себя в обществе. И ни в коем случае не давать поводов для сплетен и пересудов! Чтобы у меня и мысли не возникало о ее шурах-мурах за моей спиной. — Он даже нахмурился от возможности потенциальных неприятностей, и твердо заявил, полностью уверенный в своей правоте: — Я хочу то, что в старину называли — честная девушка! — Требовательно взглянул на собеседницу, ожидая поддержки. — Разве я прошу каких-то излишеств? Это же мелкая мелочь!

Она тяжело, исподлобья, посмотрела на начальника, всей душой сочувствуя бедной кандидатке. Одно нелепое слово «кандидатка» отбило у нее всякое желание видеть его женатым. Пусть уж лучше холостым ходит, так от него вреда меньше. Ехидно поинтересовалась:

— А ещё чего вы хотите от этого неземного создания? Каким у нее должен быть цвет волос, к примеру, чтобы не опростоволоситься при встрече с вами?

Он пропустил каламбур мимо ушей и небрежно пожал плечами.

— Масть особого значения не имеет. Особой разницы между блондинками и брюнетками я не вижу. Правда, говорят, что блондинки тупые все, но я этого что-то не замечал.

— А что должны делать мужчины, чтоб соответствовать нарисованному вами идеалу?

Глеб не понял вопроса.

— Ничего они делать не должны. Они выбирают, а не их.

— Понятно. А как насчет мужских походов налево? Они разрешаются?

— А это смотря по обстоятельствам. В жизни, как известно, все бывает.

— Двойные стандарты?

— Это просто жизнь, Людмила Викентьевна, и ничего больше.

Она недобро фыркнула, не видя смысла его переубеждать. Возмущенно потребовала:

— Подписывайте меню, Глеб Владимирович! А насчет ваших идиотских требований к «кандидатке» вам нужно конкурс объявить, но я изрядно сомневаюсь в его успехе! — и вышла, почти выхватив у него из рук подписанную бумажку.

Он пожал плечами, глядя ей вслед. Все-таки женщины невозможные создания. Трудно так с ними.

В пятницу сотрудники ресторана начали готовиться к банкету еще с утра, привезли и расставили легкие пластмассовые столики с полупрозрачными одноразовыми скатертями. Приборы на столах разложили солидные, из сверкающего отполированного мельхиора, тарелки поставили из тонкого дорогого фарфора с изящным золотым ободком по краям. Глеб не терпел дешевую одноразовую посуду. Если бы отмечали у реки, на природе, еще было бы терпимо, но в помещении… Да и какой пикник в середине января? Если только для того, чтобы избавиться от несносного Алексея Ивановича. Случайно так позабыть его в сугробе под елочкой…

Чтобы убить сразу двух зайцев, они с Людмилой Викентьевной решили собрать всех зараз — и сотрудников центрального офиса с руководителями подразделений, и представителей властей разного уровня вкупе с владельцами сотрудничающих и конкурирующих фирм. Почетным гостем на новоселье был мэр города с несколькими заместителями и начальниками департаментов, теми самыми, что противились продаже особняка. Мэр, правда, через часок ушел, подняв на прощание тост за процветание фирмы и поблагодарив за прекрасно отреставрированное здание, украсившее город.

Приветственно подняв в ответ свой бокал, Глеб сардонически ухмыльнулся. Еще бы, жалкие руины портили вид главной улицы, а, следовательно, и имидж городской администрации. Зато теперь сиявший свежей краской памятник архитектуры включили во все городские экскурсии. Ему даже пришлось дать письменное согласие на осмотр туристами всего первого этажа и холлов верхних этажей, где сохранилась лепнина, роспись потолков и старинные элегантные камины. И теперь по коридорам периодически пробегали энергичные экскурсоводы с тянущимися за ними цепочками любопытствующих, пытающихся, как тараканы, залезть во все щели и мешающие работать.

Глеб больше говорил и наблюдал, чем ел и пил. Единственный бокал с выдохшимся шампанским так и простоял на столе рядом с его приборами. Он периодически поднимал бокал под произносимые без конца тосты, едва подносил к губам и безразлично ставил на место.

К двенадцати часам народ, довольный халявным развлечением, стал медленно расползаться по домам. Стоянка за особняком, рассчитанная от силы на полсотни машин, сегодня вечером вместила больше сотни, и охранники сбились с ног, пытаясь осторожно развести в стороны выезжающие автомобили.

Наконец в зале застряло всего два весьма пьяненьких гостя. Один из них, Алексей Иванович, никак не мог оторваться от крепко полюбившейся ему литровой бутылки Смирновской. Глеб решительно подхватил его под белые рученьки. С помощью гардеробщика облачил в зимние одежды. Вызвал своего водителя и, как мешок с картошкой, погрузил в машину. С облегчением отправил домой, нервически наказав проверенному шоферу собственноручно сдать его домашним с рук на руки:

— Внимательнее, прошу вас, Юрий Николаевич. Довезите до дому, и убедитесь, что он зашел в свою квартиру. Не хватало еще, чтоб он вздумал продлить чудное мгновенье в каком-нибудь баре и попал в неприятную историю.

Водитель недоуменно взглянул на своего обычно спокойного и сдержанного босса. В строгом черном костюме без единой складочки, белой рубашке и темно-сером с искрой галстуке тот выглядел так, будто и не просидел с назойливыми гостями девять часов подряд. Но бледное лицо и легкие тени под глазами выдавали усталость. Да еще непривычное беспокойство во взгляде. Похоже, он здорово вымотался за последнее время.

— Шеф, чего вы нервничаете, прямо как дореволюционная барышня при первом свидании с женихом! Ну не в первый же раз! А этого типа, — шофер пренебрежительно кивнул на Алексея Ивановича, не выпускающего из рук початую бутылку Смирновской и периодически ненасытно приникающему к живительному источнику, — я сдам очередной пассии прямо в ласковые и нежные ручки! Он так привык к подобному комфорту, что даже не утруждает своих водителей, тем более, что от него, насколько я знаю, опять сбежал очередной шофер, надоело ему у ресторанов по полночи дежурить. — И обеспокоено предложил, — а вот вы как будете добираться? Может, подождете меня? Я быстро!

Глеб отрицательно покачал головой и утомленно ответил короткими рублеными фразами:

Нет, прекрасно доберусь сам! Возьму свою машину. Я ничего не пил. Не волнуйтесь за меня! А вы, как только доставите пьяную парочку, сразу домой. Домашние наверняка вас ждут.

Юрий Николаевич пробормотал себе под нос что-то неодобрительное, но спорить с боссом не стал, усвоив за годы службы бесполезность этого занятия, захлопнул дверцу и быстро укатил по пустынной улице.

Глеб, скривившись, посмотрел вслед машине, уносившей двух малосоображающих седоков, устало вздохнул и расправил затекшие плечи. Черный пиджак натянулся на широких плечах. Помотал головой, разминая крепкую шею и быстрым шагом пошел по этажам особняка, озираясь по сторонам в страстной надежде никого из отмечающих новоселье больше не встретить. На его счастье, никто из гостей, принявших горячительного сверх меры, не заснул на мягком диване в холле или в туалете, надежно обнявшись с унитазом. Удостоверившись, что все в порядке и в здании, кроме охраны, никого нет, спустился вниз. Вообще-то последняя проверка входила в обязанности Людмилы Викентьевны, но он отпустил ее домой еще до двенадцати, помня, что у нее двое маленьких детей. Она упорхнула быстро, но перед этим по привычке долго препиралась, говоря, что доведет все мероприятие до конца, что это ее священный долг. Глеб на ее возражения только махнул рукой. Его офис-менеджер, когда не кокетничала с представителями противоположного пола, была очень ответственной дамой, но беспокоиться еще и о том, как она доберется посредине ночи до дома — увольте! Конечно, сотрудников до подъезда довозили специально выделенные для этого машины, но ведь есть еще разозленные долгим отсутствием жен мужья…

Накинул на плечи добротную черную кожаную куртку, спустился вниз. Пожелав охраннику на первом этаже спокойного дежурства и дождавшись, когда он запрет за ним дверь, вышел во двор и оглянулся вокруг. Метель мела всё сильнее, переметая дорогу и превращая старые липы вокруг здания в гигантские белые шары.

Глеб и сам еще не привык к своим новым владениям, хотя и приезжал сюда последний год каждый день, следил за ходом восстановительных работ, решал возникающие проблемы. Каждый раз, как попадал во двор, заново оценивал приобретение. Что ж, можно себя и похвалить — особняк воссоздан почти в первоначальном виде. Во всяком случае, от старинной фотографии, где на фоне своего имения гордо стоил именитый купец, отличия минимальные. Снова с гордостью посмотрел вокруг, хотя сквозь мокрый снег видно было плоховато.

К особняку примыкал приличный участок земли, на котором раньше стояли каменные конюшни, деревянные подсобные помещения и домик для прислуги. Конюшни были переделаны им во вместительный гараж для автомобилей фирмы, остатки ветхих деревянных построек, погибших в огне лет тридцать назад, убраны, а на их месте устроена автостоянка для машин посетителей, а вот домик для прислуги, стоявший рядом с основным зданием, остался почти в том же виде, что и раньше. Изящное строение светло-желтого цвета с небольшими полукруглыми окнами, стоявшее сбоку от основного здания, изумительно с ним сочеталось, придавая ансамблю завершенность и некоторую парадность. Домик для прислуги, по меркам именитого купца почти неприлично маленький, сейчас состоял из двух комнат метров по двадцать каждая, небольшой кухоньки и туалетной комнаты с душевой кабинкой.

Сейчас здесь располагался отдел охраны. Начальник отдела, недавно уволившийся из армии в звании майора Николай Петрович, громогласный мужчина с круглым, постоянно красным лицом, завидев входившего к ним запорошенного снегом шефа, вскочил и по-военному его приветствовал. Хотя сделал это не по уставу радостно. Майор был обязан Глебу вдвойне — и хорошо оплачиваемой работой, и жильем. Как многим российским офицерам, после выхода на пенсию ему с семьей податься было некуда, и он пару лет скитался по чужим квартирам. В прошлом году случайно зашел в фирму «Строитель-универсал», поговорил с Глебом и устроился на работу. Проработав всего полгода, получил хорошую трехкомнатную квартиру, одну из двух, в которых до переезда размещался головной офис. Был очень доволен работой и начальником и местом своим дорожил.

Окинув охранников опытным взором, Глеб понял, что все на месте и трезвые. Что ж, это заслуга нового начальника. До него отдел возглавлял Глебов двоюродный дядька, который и сам не прочь был выпить, и подчиненным не запрещал. После очередной попытки племянника призвать разбитного дядюшку к порядку каждый раз беззастенчиво заявлял, что племянник сущий молокосос и жизни не знает. После очередной коллективной пьянки Глебу не оставалось ничего другого, как уволить зарвавшегося родственничка.

Оскорбленный до глубины души дядька растрезвонил всей родне, что Глеб совершенно зазнался, родственники для него нуль на ровном месте, ему только барыш подавай. Мать несколько раз пыталась осторожно выпытать, что же случилось. Пришлось рассказать правду, чтобы не слыть в глазах матери неблагодарным рвачом. Узнав подоплеку некрасивой истории, родители его поддержали, но некоторые разобиженные родственники, сами любившие побороться с тяготами жизни подобным методом, на семейные праздники приходить перестали. Глеб не слишком переживал по этому поводу. Тем более, что родственники эти появились лишь после того, как он, по их понятиям, разбогател, и им стало кое-что перепадать от чужого пирога.

Убедившись, что в здании и вокруг него все в порядке, решил, что с него на сегодня хватит и выгнал из гаража свою личную машину — серебристый Лендровер. Вежливо попрощался с вышедшим проводить его Николаем Петровичем, и наконец-то поехал домой. О заваленном объедками первом этаже не беспокоился. Уборщиков из соответствующей фирмы для уничтожения последствий банкета завтра пригласит офис-менеджер. А возможно, вызовет хозперсонал и справится своими силами. Это его не волновало. Он достаточно платил за то, чтобы подобные дела на его шее не висели.

Его всегда до умопомрачения утомляли хозяйские обязанности. Да и что это за праздник, если даже бокал шампанского выпить нельзя? Может, была права Людмила Викентьевна, и хозяйка вечера облегчила бы его нелегкую работу? Он зафыркал, вспомнив презрительно прищуренные глаза своего офис-менеджера в ответ на честно изложенные им матримониальные взгляды. В ответ на ее непонятную реакцию снова недоуменно побарабанил пальцами по рулю. И чего он такого сказал? Не любят женщины мужскую честность и прямоту, им только романтическую бредь подавай…

Выехал за пределы темных силуэтов высотных домов и в ветровое стекло сразу ударил порыв сильного южного ветра. Температура была почти весенняя, и это в январе! Дворники мерно постукивали в полной тишине, с трудом отчищая моментально прилипавшую к стеклу белую кашицу. Внимательно смотрел вперед, не включая ни радио, ни магнитофон. Молча слушал завывание ветра и мерное шуршание шин — настоящую музыку дороги. Видимость была паршивой, снег валил сплошной стеной, голубовато сверкающей в свете фар. Снегоуборочные машины не успевали вывозить непрерывно падающий снег, и сугробы вдоль дороги местами достигали уже более двух метров. Грейдеры круглосуточно чистили асфальт, сгребая сугробы к самым тротуарам, всё более сужая проезжую часть.

На развилке дорог взглянул направо и недовольно пробурчал под нос нечто весьма некрасивое, — ровно посредине стояла парочка слегка поцеловавшихся легковушек, намертво перегородив проезд. Водители спокойно сидели в машинах, поджидая инспекторов ГИБДД для составления протокола. Подъезжавшие машины раздраженно разворачивались и съезжали на узкие боковые дороги. Глеб тоже взбешенно чертыхнулся и повернул руль налево, на разбитую объездную дорогу, всю в ямах и колдобинах от проходившего по ней тяжелого транспорта.

Из-под колес тяжелыми ошметками разлетался мокрый спрессованный снег. Глеб снизил скорость до сорока километров, осторожно выбирая дорогу. Машина послушно мчалась среди ночи, слегка поскребывая шипованной резиной по асфальту. Показался маленький поселок, сплошь состоявший из серых одноэтажных домов. Помня, что здесь довольно крутой поворот, он, еще больше скинув скорость, стал аккуратно поворачивать. Внезапно правое колесо провернулось на ледовом пятачке и автомобиль боком вынесло на обочину, мягко стукнув о высокую кучу сгребленного снегоуборочной машиной снега. Лендровер глубоко увяз в густой каше грязного подтаявшего месива. Глеб безнадежно выругался. Вот ведь свинство! Он и без того отчаянно устал…

Дернул за рукоятку, переключил скорость, газанул, но колеса, бешено провернувшись, безрезультатно выпустили позади струю грязного снега и завязли в сугробе еще больше. Глеб вылез из машины, тотчас замерзнув. Досадуя, что на нем неподходящие для такого приключения тонкие ботинки, обошел вокруг, осторожно перешагивая через подтаявшие залысины на льду, и с отвращением заглянул под багажник. Правое колесо полностью ушло в сугроб, не виднелась даже резина. Обошел машину и увидел ту же картину — переднее колесо так же по самую макушку провалилось в раскисший снег. Оглянулся вокруг — полнейшая пустота. Помощи ждать неоткуда. Ладно, хоть фонарь горит в высоте, заливая все вокруг мертвенным голубоватым светом. В темноте было бы уж вовсе гадко.

Посмотрел на светящийся в темноте циферблат Роллекса — два часа ночи. Водителей, согласных дернуть его на буксире, сейчас не дождаться, даже если какой-нибудь запоздалый водитель и проедет мимо, вряд ли стоит ожидать, что он остановится на его призыв. Он и сам в подобное время не стал бы тормозить на пустынной дороге в таком сомнительном месте. Береженого Бог бережет. Вздохнув, открыл багажник, достал из него небольшую легкую саперную лопату из титана и, благословляя предусмотрительность бывалого Юрия Николаевича, в свое время экипировавшего его сим необходимым для проезда по российским дорогам инструментом, стал раскапывать колеса, выкидывая из-под них грязный мокрый снег. Тонкие лайковые перчатки быстро намокли, натянулись на сильно сжатых ладонях и опасно затрещали. Пришлось их снять, и голые руки, облепленные тающим снегом, моментально замерзли на ветру. Легкие ботинки, такие удобные для вождения машины, но абсолютно не рассчитанные на подобные катаклизмы, промокли насквозь, доверху набитые ледяной жижей.

Минут десять он отчаянно бился с сугробом. Стоило подхватить и выбросить подальше один пласт снега, как из высоченной кучи на его место сползал новый, еще более толстый. Для освобождения пришлось прокопать изрядную траншею. Он вспомнил графа Монте-Кристо, десятилетиями рывшего подкоп из тюремного подземелья, и иронично поблагодарил судьбу. Какое счастье, что он всего лишь застрял в сугробе, а не гниёт в каком-нибудь подземелье! По взмокшей спине, щекотя кожу, побежали прохладные струйки пота. Порадовавшись своей хорошей физической подготовке, без которой ему не удалось бы одолеть упрямый сугроб, забросил лопату в багажник, тщательно отряхнулся, чтобы не запачкать кожаные сиденья автомобиля, открыл дверцу и хотел сесть за руль.

Но тут в стоне метели и шорохе падающего снега послышались чьи-то чавкающие шаги, и из проулка, по щиколотку увязая в занесенной снегом тропке, выбралась невысокая фигурка, закутанная в шарф по самые глаза. Не поднимая головы, подбежала поближе. Он с удивлением повернулся и стал разглядывать ее почти в упор.

Это была совсем молоденькая девчонка, почти школьница, в синтепоновой серой курточке и черных джинсах. На голове надвинутая по самые брови облепленная снегом шапочка. Четкий овал нежного лица напомнил ему киноактрису прошлых лет, кажется, Серову… К мокрой щеке трогательно прилип светлый локон. В неверном свете фонаря кожа девушки казалась голубоватой, как у сказочных эльфов. Он, боясь пошевелиться, изумленно смотрел на нее, не ощущая разницу между явью и неверным феерическим сном.

Девушка, не глядя по сторонам, старательно закрывалась от летящего в глаза снега рукой в пушистой рукавичке. Попрыгала на месте, стряхивая снег с низеньких сапожек. Мужчина, забыв про холод, пристально наблюдал за ней. Она казалась такой юной, такой беззащитной. У него странно защемило сердце. Что привело такую девушку в такое время и в такую погоду к проезжей дороге?

Что случилось? Она здесь живет? Может быть, ей срочно нужна помощь, возможно, понадобилась скорая помощь или милиция, а телефона нет? Он нащупал сотовый в застегнутом кармане куртки и порадовался, что он не забыл его в офисе, как уже не раз бывало. Плотнее запахнул куртку и, хлюпнув раскисшими ботинками, уже сделал шаг, чтобы подойти к ней поближе, чтобы спросить, чем он может ей помочь, как вдруг девушка повернулась в сторону поворота, отняла рукавичку от лица и замахала обеими руками. Глеб автоматически отметил, что на ее бледном личике появилась довольная улыбка. Жигуленок, появившийся из-за поворота, резко тормознул, взвизгнув шинами, дверца распахнулась, девчонка привычно прыгнула на переднее сидение и лихо умчалась.

Глеб очнулся от наваждения, отряхнул куртку от налипшего снега и медленно сел в машину, недовольно качая головой, досадуя на собственную наивность. На душе стало на редкость противно. Ну, кто может торчать ночью в одиночку посредине дороги? Только заурядная ночная бабочка! А для чего еще девицы прыгают в незнакомые машины посредине ночи, как не в надежде заработать своим телом? Он презрительно присвистнул, недоумевая, как можно быть таким наивным недотепой. Ведь он торчал из-за нее на ветру минут пять с мокрыми ногами и красными, как гусиные лапы, руками, помощь хотел предложить! Вот ведь идиот! Еще заболеть не хватает!

Он еще раз оглянулся на то место, где совсем недавно виднелся тоненький силуэт, удивленно покачал головой, вспоминая непонятное томительное чувство, пронзившее его при виде девушки, осторожно вывел машину из сугроба и постарался выбросить из головы эту странную встречу.

После честно отпразднованного новоселья жизнь потекла свои чередом. Стало поспокойней. Сотрудники попривыкли к новой обстановке и больше не шастали по коридорам, разинув рты и восторженно пялясь по сторонам. В феврале, правда, немало неприятностей доставили отчеты в разные деньгопоглотительные органы типа налоговой инспекции и Пенсионного фонда. Но, к счастью, дружными усилиями справились и с этим ежегодным испытанием. Зима закончилась, наступила весна, ранняя и бурная. Снег растаял быстро, всего за неделю, унеся с собой грязь и мусор. Вернее, вытаявший мусор пришлось убирать всему городу, но это не суть важно. Их особняк под ярким весенним солнцем засиял новыми красками. Сотрудники потратили пару рабочих часов на то, чтобы привести в порядок прилегающую территорию, и посчитали, что сделали для родного города все, что могли.

Жизнь Глеба привычно вращалась вокруг одной оси — работа, работа, и еще раз работа. Дело разрасталось, требуя все больше и больше сил и времени. Приходилось просиживать в офисе до глубокой ночи, проектируя новые здания двух-трехэтажных коттеджиков, поскольку очередной заказчик хотел иметь нечто эксклюзивное непременно от Прохорова. Каждый день ездил по строящимся в области объектам, периодически летал в другие города и страны в поисках новых идей и материалов, заключал сделки, подписывал контракты. Выматывался изрядно, все время мечтая о том дне, когда сможет доверить хотя бы часть своих обязанностей надежному человеку. Но вот таких в его окружении не находилось. Желающие, конечно, были, но он ни на кого не полагался настолько, чтобы передать хотя бы часть своих полномочий. Еще бы — ведь речь шла о сотнях миллионов рублей, которые при желании можно запросто положить в свой карман. Или вообще загубить все дело.

Он с трудом выкраивал время даже на любимые тренажеры, которые специально установил в цокольном этаже офиса, чтобы не тратить время на пустые хождения по спортивным клубам. Этим самым убил двух зайцев, — заботился не только о своей физической подготовке, которой весьма дорожил, но и о здоровье своих сотрудников и их домочадцев. В шесть, после окончания рабочего дня, зал был полон взрослыми и детьми, радостно качающимися на халявных тренажерах, но после девяти все расходились по домам, конкуренции уже не было, и Глеб с удовольствием тренировался, делая по нескольку подходов к каждому снаряду. Жаль, что не удалось устроить бассейн, но против него категорически взбунтовались специалисты комитета по охране памятников. Тренажерный зал в подвале они с нервной дрожью в коленях еще вынесли, но бассейн в памятнике истории и архитектуры был явно неуместен. Пришлось смириться.

В конце марта Глеб полетел в Москву, на очередную выставку-ярмарку строительных материалов и технологий в бывший ВДНХ. Поездка прошла успешно, удалось подписать пару выгодных контрактов, опередив конкурентов. После заключительного фуршета, затянувшегося дольше, чем он рассчитывал, Глеб поспешил в Домодедово, взяв такси. Там с досадой выяснил, что зря торопился. Вылет из-за нелетной погоды задержался на пару часов, и, когда пассажиров пригласили наконец занять места в самолете, он уже раз двадцать успел пожалеть, что не поехал поездом. По крайней мере, нормально бы выспался, ведь завтра вставать рано — обычный рабочий день. Стюардесса, симпатичная молодая блондинка, мило улыбаясь ему, как старому знакомому, приносила то минеральную воду, то безвкусную еду в яркой упаковке, то осведомлялась, удобно ли ему и не нужно ли чего. В конце концов он откинул голову на спинку не слишком удобного сиденья, делая вид, что спит.

Вместо одиннадцати часов вечера самолет прилетел в родной город в час ночи. Проигнорировав укоризненный взгляд стюардессы, явно приглашающий остаться и познакомиться поближе, спустился по трапу и на открытом автобусе доехал до сияющего в темноте здания аэропорта. Не заходя внутрь, сразу прошел на платную автостоянку. Его джип стоял там, где он припарковал его перед отъездом. Отключил сигнализацию, забросил на заднее сиденье небольшую дорожную сумку и кейс с бумагами, сел за руль и бережно вывел автомобиль из узкого проезда. Осмотревшись, выехал на дорогу, ведущую в областной центр.

Со всех сторон машину окутывала плотная тьма. На небе не виднелось ни единой звездочки, не говоря уж о луне. Редкие фонари не справлялись с поставленной задачей и островки света лишь подчеркивали тяжелую черноту ночи. Шоссе было неприятно скользким после недавно прошедшего дождя. Приходилось ехать опасливо, внимательно всматриваясь в рассекаемую фарами темноту. Стрелка спидометра застряла на отметке, не доходящей до восьмидесяти километров, хотя очень хотелось надавить на педаль газа и поскорее очутиться дома. Встречные легковушки медленно плыли по огромным лужам, утонув в них по самый кузов, в любой момент рискуя заглохнуть. Лендровер, как мощный катер, рассекал воду, оставляя позади себя приличные волны, вызывая зависть проезжающих мимо водителей.

Мужчина уверенно вел машину, автоматически выбирая путь поудобнее, радуясь, что с неба не льёт надоевшая вода. После въезда в город стало повеселее — дорога в свете разноцветных фонарей переливалась причудливыми голубовато-желтыми огнями. Он предусмотрительно притормозил на крутом повороте, чтобы ненароком не вылететь на обочину по мокрому асфальту. Небрежно скользнул взглядом направо, и внезапно перед глазами возникла одинокая фигурка. Она стояла на обочине под самым фонарем, который освещал ее, как театральный прожектор солистку на сцене. Мужчина внимательнее посмотрел вокруг и понял, что оказался в том же месте, где зимой застрял в сугробе.

Притормозив, медленно проехал мимо уже знакомой девушки, пристально ее рассматривая, и совершенно не понимая, что может делать приличная особа в два часа ночи у проезжей дороги. Тут же одернул себя, насмешливо усмехнувшись, — для представительницы древнейшей профессии вполне нормальные и время, и место. Оглянулся вокруг. Пусто. Кого она поджидает? Очередного клиента?

Он внимательно всмотрелся в сиротливую фигурку. Она показалась ему еще моложе, чем в прошлый раз, лет семнадцати-восемнадцати, не больше. На сей раз на ней была светло-синяя короткая курточка и черные брюки, заправленные в высокие армейские ботинки. Из-под маленькой голубой шапочки с узкими отворотами выбивались светлые локоны. Через плечо висела вместительная черная сумка. Девушка предусмотрительно стояла чуть поодаль дороги, чтобы не быть забрызганной проезжавшими мимо машинами.

Мужчина отъехал от нее метров на десять и притормозил, раздумывая, не выйти ли ему, чтобы выяснить у девчонки, кого она все-таки ждет. Может, он ошибается, и она вполне приличная особа, попавшая в сложную ситуацию? Девушка посмотрела на остановившуюся неподалеку машину и легкой походкой пошла в ее сторону. У Глеба сильно заколотилось сердце и слегка повлажнели ладони. Озадачившись странной реакцией собственного тела, никогда раньше не реагировавшего с такой силой на неизвестных девиц, логично приписал ее последствиям переутомления. Девушка была уже совсем рядом, и он учтиво приоткрыл дверцу, чтобы посадить ее в машину, но тут на скорости под сотню км, обкатив фонтаном грязной воды из огромной лужи то место, где она только что стояла, пролетел серый Жигуленок. Взвизгнул тормозами прямо перед ночной гуленой. Водитель широко распахнул переднюю дверцу, она привычно шмыгнула внутрь и укатила.

Глеб глубоко вздохнул и только теперь заметил, что невольно задержал дыхание. С удивлением взглянул в зеркало заднего вида на своё озабоченное лицо и хмуро тряхнул головой. Вот ведь шалава! Он никогда не связывался с подобными особами, но эта чем-то его задела, может быть, молодостью, или беззащитностью. Нахмурился и решил, что как-нибудь из спортивного интереса еще раз проедет здесь в это же время и выяснит, околачивается ли она здесь каждую ночь или это случайное совпадение. Посмотрел на безжизненный проулок, темнеющий справа сплошной грузной массой, и потер пылающий лоб. Может быть, поговорить с ней? Помочь, если нужно? Вдруг у нее какая-то экстремальная ситуация? Если ее еще не затянула эта специфическая деятельность, вполне можно ее из этой ямы вытащить.

Встрепенулся, удивившись своим нелепым горячечным мыслям, и недоуменно пожал плечами. Наваждение какое-то. Обычно он никогда не вмешивался в чужие жизни без приглашения, и крайне неохотно — по чьей-то настоятельной просьбе, ведь каждый отвечает за себя сам. Раздосадовано надавил ногой на газ несколько сильнее, чем требовалось. Послушный автомобиль резво рванул с места и стремительно понесся по пустынной дороге. У него мелькнула сумасшедшая мысль догнать квелого Жигуленка и заставить ее пересесть к нему в машину. Но он быстро выгнал из головы эту блажь, поразившись себе еще больше. Что еще за глупости!

Приехав домой, принял контрастный душ, выпил большой бокал крепкого чаю с лимоном, добавив чайную ложку любимого рижского бальзама. Скинул надоевшую одежду, облегченно растянулся на большой кровати с ортопедическим матрацем, наслаждаясь свежестью тонких льняных простыней. Но вместо блаженного отдыха в его бедной голове заезженной пластинкой продолжала вертеться донкихотская мысль о помощи юной путане. Не в состоянии стряхнуть навязчивую идею, решил обдумать ее до конца. Что он может сделать в этой непростой ситуации? Он вполне обеспечен, чтобы помочь несчастной девочке. Не всем же в жизни повезло так, как ему. Может, она и хотела бы покончить с такой жизнью, но не может?.. Чтобы успокоить растревоженную совесть, торжественно пообещал себе, что при первой же возможности найдет ее, выяснит, чем ей можно помочь, и сделает все, что в его силах. Только после этого смог спокойно заснуть.

Чтобы выполнить данное самому себе обещание, через неделю, просидев над очередным проектом почти до двух часов ночи, поехал не домой, а к старому поселку. Остановился на обочине возле знакомого проулка и приготовился терпеливо ждать. Минут через десять послышался шум, громкое нестройное пение и из ближайшего дома на дорогу вывалилась веселая компания подвыпивших парней. Глеб насторожился. Этого еще не хватало! Когда шумные молодчики, передавая из рук в руки бутылку водки, к которой по очереди прикладывались, толпой двинулись в его сторону, не стал дожидаться неприятностей, нажал на газ и уехал.

На следующий день на очередном заседании никак не мог сосредоточиться, не понимая, зачем ему нужно стало изображать из себя благодетеля. У этой девицы и без него наверняка есть кому помочь. Ведь после близости мужики, как правило, мягки и податливы, с ними можно делать всё, что хочешь. Так куда же он лезет? Решил с этим глупым делом завязать.

За апрель ни разу не проехал по старой объездной дороге, выполняя собственную установку. Он же здравомыслящий взрослый человек, бизнесмен, и не ему рыскать по дорогам, разыскивая какую-то глупую безалаберную девицу. У него своих проблем полно. Он почти забыл о встречах, пробудивших в душе столь непонятные и сильные чувства, но в конце мая, после довольно трудного дня, засидевшись в офисе до часу ночи, он снова был вынужден отправился домой по объездной дороге — на главной магистрали стояли асфальтоукладочные машины и шел ремонт.

Спокойно доехал до фонаря, под которым стояла девушка в прошлый раз, мельком взглянул на часы на приборной доске. Почти два. Сакраментальное время. Подождать немного из любопытства, что ли, раз уж здесь оказался… Огляделся по сторонам. Фонарь слепил глаза, мешая наблюдать за проулком. Медленно отъехал подальше и спрятался от яркого света в густой тени от кипы высоких старых деревьев. Остановился подле корявого тополя, остро пахнувшего молоденькими смолистыми листочками. Выключил свет в салоне и устроился поудобнее. Отодвинул сиденье, вытянул ноги. Чтобы взбодриться, вытащил из бардачка плитку горького шоколада, сунул дольку в рот, закинул руки за голову и стал терпеливо ждать, не выпуская проулок из поля зрения.

В зарослях, окружавших старый поселок, вовсю свистали соловьи, выводя громкие трели. Глеб мрачно подумал, что не смог бы уснуть под такой шум. Рядом с тополем цвела черемуха, перебивая терпкий запах его листьев нежным сладковатым ароматом. Он опустил окно, вдыхая свежий весенний воздух и слушая задорный пересвист птиц. Высоко в черном небе сияла неизвестно чему улыбающаяся полная луна, вокруг нее веселой толпой расположились слишком чистые, будто старательно вымытые с мылом, звезды. В воздухе было разлито такое страстное напряжение и любовное томление, что в нем невольно закипела кровь. Мужчина поежился, желая прекратить нелепый всплеск темперамента. Что с ним такое? В нетерпении посмотрел на проулок. Не зря ли он тратит драгоценное время? Протянул руку к зажиганию, чтобы повернуть ключ, но что-то его остановило, и он, не понимая самого себя, снова откинулся на мягкую спинку сиденья.

Без пяти два из проулка внезапно показалась знакомая легкая фигурка, и стремительно направилась к дороге, не замечая стоящую в тени машину. В ярком свете фонаря ее было прекрасно видно. Одета она была все так же простенько — в легкую курточку и голубые джинсы. На ногах дешевые китайские кроссовки. Немного растрепанные встречным ветром светло-пепельные волосы, небрежно распущенные по плечам, переливались в голубоватом свете фонаря необычным серебристым блеском. Девушка рассеянно смотрела на дорогу, не глядя по сторонам.

Она напомнила ему героиню виденного в детстве какого-то фантастического фильма. Отчего-то показалось важным вспомнить, какого именно. Сердце забилось сильнее, гулкими точками, гоня забурлившую кровь по напрягшемуся телу. Он начал непривычно волноваться, даже ладони покрылись влажноватой испариной. В голове пронеслась удивленная мысль — почему? Сколько раз он видел женщин гораздо эффектнее этой простоватой девчонки, и не только видел, разумеется, что ж ему волноваться перед разговором со случайной знакомой?

Решительно вышел из машины, громко хлопнув дверцей, чтобы предупредить о себе, и направился к ней.

Она всем телом повернулась на звук. Не испугалась, как он опасался, просто быстро сунула левую руку в карман и пристально посмотрела на него, оценивая ситуацию и напрягшись всем телом, даже слегка привстав на носочках, чтобы казаться выше. Это было нормально, — при его метре девяносто он возвышался над ней на добрую голову. Конечно, в таких обстоятельствах любая нормальная женщина должна насторожиться. Бросив взгляд на ее руку, сразу понял, что она не безоружна — в кармане наверняка какая-нибудь гадость типа газового баллончика. Понятливо усмехнулся. Естественно, при таком роде занятий ей приходится быть весьма осторожной. Возможно, уже не раз побывала в опасных переплетах. Одна мысль об этом обдала его неприятным холодом. Близко подходить не стал, чтобы не провоцировать ее на ненужную агрессию. Остановился в пяти шагах и вежливо сказал, вытянув перед собой пустые ладони:

Не бойтесь меня, пожалуйста! Я не хочу ничего дурного.

Девушка холодно взглянула на него большими голубыми глазами и саркастично усмехнулась. На ее лице не было никакой косметики, оно выглядело свежим и юным, но он понял, что она несколько старше, чем ему казалось раньше. Лет двадцать? Он невольно залюбовался нежным чистым профилем и прозрачной кожей. Захотелось протянуть руку и ласково погладить ее по бледной щечке. Понравились губы, крупные, мягкие, четко очерченные, хорошего рисунка. А если попробовать, каковы они на вкус? Желание не охладила даже неприятная мысль о том, сколько же мужчин перепробовало эти губки до него. Он откровенно уставился на нее, не в силах скрыть свое сладострастное намерение.

Ну, и чего же хорошего вы хотите, выжидая на дороге в два часа ночи? — звучный голос насмешливой иронии не скрывал, хотя оказался мелодичным, с нежными мягкими переливами. Красивый голос, такой же, как и она сама.

Он предусмотрительно поднял взгляд от надменных пухлых розовых губ к холодным голубым глазам, глядящих на него с несвойственным столь юному возрасту презрительным цинизмом. Издержки древнейшей профессии? Хотя, надо признать, она права. В логике ей не откажешь. Действительно, как объяснить, что он всего лишь хочет ей помочь, подкарауливая на пустынной дороге посреди ночи и пялясь на нее так, что и дурак поймет: для полного блаженства ему не хватает лишь постели? Хотя и густая травка у забора тоже сойдет, не говоря уже о мягком сиденье в его машине, которое так легко трансформируется в удобное ложе. Тело сразу напряглось, и он мысленно застонал, досадуя на собственную несдержанность. Где же его благие намерения? Она его за иезуита примет, если он объяснит ей свой похотливый взгляд искренним намерением выдернуть ее из пучины разврата, и будет совершенно права.

Глубоко вздохнул, чтобы взять себя в руки, и мягко посмотрел на нее. Осторожно! Главное — не спугнуть! И нечего на нее пялиться, как коза на свежую сладкую капусту!

Как вас зовут? — решил начать с самого простого, стараясь не злить ее понапрасну.

Девушка, склонив милую головку, надменно рассматривала его с ног до головы, не спеша отвечать. Наконец соизволила небрежно выговорить пару слов, предостерегающе сверкнув глазами:

А вам зачем это знать?

Он осторожно придвинулся чуть-чуть ближе, боясь ее напугать, но все-таки сократив разделяющее их расстояние. Открыто улыбнулся, пуская в ход все свое обаяние.

Ну, как иначе разговаривать? Я, к примеру, Глеб. — Он протянул ей раскрытую ладонь. А вы? — настойчиво повторил, глядя в красивые недоверчивые глаза.

Девушка помедлила, но тем не менее протянула ему свою узкую ладошку, предусмотрительно не доставая, однако, левую руку из кармана, и чему-то нервно усмехаясь, видимо, находя ситуацию весьма пикантной. Ее пожатие оказалось на удивление крепким. Слегка склонив голову, чопорно представилась:

Ольга Павловна!

Он озадаченно моргнул. Строгость обращения его удивила. Для жрицы любви она ведет себя уж слишком высокомерно. Чувственно провел большим пальцем по внутренней стороне ее тонкого запястья и вкрадчиво спросил:

А просто Оля нельзя?

Она сурово пояснила, скосив глаза в сторону поворота и пытаясь освободить свою тонкую руку из его сильной ладони:

Не рекомендуется!

Он быстро передвинулся вправо, закрывая ей обзор, и послушно обратился по имени-отчеству, удивляясь нелепости собственного поведения. Стоит ночью посредине дороги с путаной и величает ее по имени-отчеству!

А что вы здесь делаете в такое позднее время, Ольга Павловна? Я уже не в первый раз проезжаю мимо, и довольно часто встречаю вас. И всё никак не могу понять, что может делать такая юная девушка, как вы, в два часа ночи у проезжей дороги? Может, не стоит вести такой образ жизни? Скажите, чем я могу вам помочь, чтобы покончить с ним? — он сказал это так благожелательно, что поневоле возгордился своей выдержкой и тактом. Как мягко он намекнул, что зарабатывать на жизнь таким образом неприлично! Она непременно должна оценить его деликатность.

Девушка оторопело уставилась на него, будто не понимая простого вопроса, забыв про свою ладонь, так и оставшуюся в его руке. Он досадливо нахмурился. Не хочет отвечать, потому что ничего пристойного на ум не приходит? Ну, всё ясно. На душе почему-то стало неспокойно и гнусно. Что же за родители у нее такие, что разрешают дочери шастать по ночам одной? Или так зенки зальют, что им все равно? А может, пьют на ее заработки?

Он бросил быстрый взгляд на стройные ряды старых домишек, окруженных буйной зеленью. Стоят почти в центре города убогие развалюшки, и никому дела нет, как в них можно жить. Понятно, что приличных людей здесь почти не осталось, шантрапа одна.

Хотел спросить у девушки, в каком доме и с кем она живет, но тут из-за поворота выскочила белая Волга, лихо тормознула около них. Водитель, молодой мужчина, радушно распахнул переднюю дверцу и приветливо махнул: «залезай!» Девушка с силой выдернула свою руку из ладони собеседника, метнулась внутрь салона и исчезла из глаз, даже не кивнув на прощание.

Глеб громко выругался, разъяренно глядя вслед. Ну, что за шалава! Если уж на то пошло, он мог бы заплатить ей гораздо больше, чем наглый тип, увезший ее из-под его носа. К тому же не потребовал бы с нее никаких интимных услуг. Посмотрел в сгущающуюся черноту ночи, с озлоблением пожал плечами и, крайне недовольный собой и распущенной девахой, поехал домой, борясь со странными пустотой и горечью в груди.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Потрепанная, пожившая интенсивной трудовой жизнью машина скорой помощи стремительно подлетела к стоявшей в отдалении от дороги высотке. Врач Ольга Павловна, уставшая молодая девушка, вышла из машины первой с тяжелым чемоданчиком в руке и попыталась что-то разглядеть в кромешной тьме. Как обычно, у подъезда не горело ни одного фонаря. Вылезшая следом кокетливая медсестра предпенсионного возраста, выглядевшая несколько неуклюже в зеленой униформе медперсонала, состоящей из куртки с надписью «скорая помощь» и мешковатых брюк, в темноте наткнулась на врача и замерла, не зная, куда идти. Вытащив из машины фонарик, посветила в дверь подъезда. С трудом разобрав полустершиеся цифры, неуверенно сказала:

Вроде наш… Неужели никто не встречает? Может, опять ложный вызов?

Врач поежилась. У них сегодня уже был один такой, от веселой компании, которой не хватало облагораживающего женского общества. Хорошо, что сейчас милиция сразу реагирует на призывы о помощи — ДПС приехала сразу, как медсестра по рации сообщила о происшедшем. Бригада скорой уехала, а милиционеры остались составлять протокол. Штраф субчики, захотевшие дополнительного кайфа, конечно, заплатят, но скорой-то от этого не тепло, не холодно… И вот опять…

Тут металлическая дверь подъезда распахнулась и неуклюжий подросток, попавший в яркий луч от фонарика, ослеплено заморгал глазами.

Скорая? Здравствуйте! Это мы вас вызвали. Деду плохо. Но, — он замялся, явно ожидая, что после его слов врачи развернутся и уедут обратно, — у нас лифт застрял между этажами, идти придется пешком. На шестнадцатый этаж.

Валентина сделала круглые глаза и вопрошающе посмотрела на Олю. Такой подъем ей был не по силам. Врач обречено пожала плечами:

Оставайтесь здесь, я уж лучше вылечу одного больного, чем после восхождения буду откачивать еще и вас.

Мальчишка, забирая у врача чемодан, испуганно поторопил:

Поскорее, пожалуйста, а то дед там задыхается.

Оля тоже начала задыхаться, добравшись до нужного этажа, несмотря на хорошую физическую форму. Легконогий мальчишка бежал, прыгая через две ступеньки, она едва поспевала за ним. Зато и скорость подъема была просто фантастической. Ей даже показалось, что они вбежали на шестнадцатый этаж нисколько не медленнее лифта. Ладно, хоть свет горел через каждую лестничную площадку, можно было не бояться сломать в темноте ноги.

Прежде чем достать стетоскоп, пришлось минут пять отпыхиваться, как пожилой бегемот, прежде чем в ушах глухими ударами перестал слышаться пульс. Прослушав больного, сделала инъекцию и посидела десять минут, наблюдая за его состоянием. Приступ, к счастью, оказался не слишком сильным. Она даже подозревала, что дед больше притворялся, решив напугать строптивого внука. Но говорить и без того виновато глядящему на нее старику ничего не стала, попрощалась, уверенно сказав испуганным домочадцам, что всё будет хорошо, и неторопливо спустилась обратно. Парень, провожавший ее обратно, тихо признался:

Это я виноват в дедовой болезни. Пришел сегодня под утро, а он меня стал ругать. Я огрызнулся, а он посерел и за сердце схватился. У меня, кроме деда с бабкой, никого нет. Я как-то не подумал, что у него с сердцем нелады. Увлекся…

Ольга, вздохнув, сказала:

В молодости часто кажется, что все кругом вечны и ничего страшного случится не может. Но это только иллюзия. Я так часто вижу смерть из-за того, что люди считают себя бессмертными и не берегут друг друга….

Мальчишка, побледнев, горячо пообещал:

Я больше так не буду. Я потом себе не прощу, если что…

Врач снова заверила его, что на сей раз всё обошлось, но впредь нужно быть поосторожнее, и вышла на улицу. Парень, сдав ее на руки бригаде, закрыл дверь подъезда и умчался домой.

Валентина, беспокойно поджидающая ее вместе с Виктором Егоровичем около подъезда, облегченно вздохнула, увидев выходящую из дверей девушку. Она искренне за нее тревожилась. Пустой подъезд, темнота, а если встретится хулиган? Правда, у них у всех на этот случай в кармане газовые баллончики, но ведь бывают такие ситуации, когда и выхватить его не успеваешь…

После вызова, не получив от диспетчера команды ехать по новому адресу, скорая возвратилась к неуютному серому зданию станции. Водитель скорой, Виктор Егорович, немолодой, основательный мужчина, заботливо остановил машину у самого порога, чтобы спутницы могли выйти, не испачкав обувь в вольготно раскинувшейся вокруг луже. Грязь у подъезда от беспрерывно подъезжающих машин давно стала нормой. Валентина о чем-то пошепталась с водителем, не выходя из машины. Врач вышла на бетонное крыльцо и устало потянулась, стараясь превозмочь дремоту. Поглядев на таинственно шепчущихся медсестру с водителем, без труда догадалась, что Валентина, как примерная мать семейства, уговаривала того проехаться до ближайшего круглосуточного супермаркета, чтобы запастись продуктами, тем более, что с утра там были приличные скидки. Мужчина охотно согласился, рассчитывая что-нибудь прикупить и себе.

Сразу после дежурства на скорой у него начиналась смена в пожарной части. Тяжело, конечно, но как иначе жить? Деньги и там, и там платили смешные, а ему, как мужчине, семью содержать надо. Ему жутко не нравилось, что у супруги зарплата вдвое больше, чем у него. Жена работала на машиностроительном заводе, и, когда по великим праздникам ей выдавали зарплату, приносила денег в дом куда больше, чем муж. Виктору Егоровичу денег платили мало, зато вовремя, что и помогало им более-менее сносно существовать. Поэтому он и не пытался найти другую, более оплачиваемую работёнку — а вдруг хуже будет?

У Валентины была та же ситуация. Мужу зарплату практически не платили, денег не хватало, и она подрабатывала массажем. Клиентов подыскивала во время вызовов, предлагая сеанс массажа для облегчения болей. Многие соглашались и потом приглашали ее снова и снова, тем более, что приезжала она на дом сама, денег брала немного, а массаж делала на совесть, не то, что за эти же деньги в поликлинике.

Врач скорой, Ольга Павловна, или по молодости лет просто Оля, нигде не подрабатывала. Она была не замужем, без детей, жила одна, потребности имела невеликие, и небольшой зарплаты ей хватало. К тому же у нее был свой домик, при котором имелся небольшой, в пять соток, плодородный участок землицы, снабжавший ее ягодами, фруктами и овощами.

Валентина, любезно стараясь разделить удачу с девушкой, услужливо предложила:

Оля, давай я и тебе что-нибудь куплю! У тебя ведь дома холодильник наверняка пустой!

Та, иронично подумав, как бы поразилась сверххозяйственная женщина, если бы узнала, что столь необходимого для нормальной жизни агрегата у нее вовсе нет, отказалась от радушного предложения коллеги и помахала им рукой, намекая, что времени у них — кот наплакал. Смена скоро заканчивается, а, хорошо зная тягу Валентины к выгодным покупкам, или, как они называли ее страсть, шопингу, Оля предполагала, что быстро они не обернутся. Водитель кивнул головой, крикнул, что всё будут в порядке и скорая умчалась, вспенив воду в черной глубокой луже. Девушка оглянулась по сторонам, машинально отметила, что машин с красными крестами вокруг больше нет, значит, все в разгоне, и прошла в обшарпанное здание станции скорой помощи.

Записала в потрепанный регистрационный журнал очередной вояж, рассказав весьма любознательной Нине, их диспетчеру, о нестандартных обстоятельствах ложного вызова. Хотя почему нестандартных? В каждой бригаде нет-нет да бывали подобные случаи. Хорошо хоть, что всё кончилось более-менее благополучно, а то в истории скорой всякие случаи бывали…

Нина с искренним интересом выслушала живописный отчет, но высказать свое отношение к нему не успела, — ее вызвал по рации муж, тоже работающий здесь же, на станции, водителем скорой. Воспользовавшись возникшей паузой, Оля сбежала от скучающей диспетчерши в комнату отдыха и обессилено упала в мягкое просиженное кресло. Вытянув гудящие ноги в стоптанных кроссовках, посмотрела на старенький будильник, стоявший на газетном столике. Почти семь. Дежурство подходит к концу. Перевела взгляд на чуть подрагивающие от напряжения руки, лежащие на подлокотниках. Если не считать физической усталости, чувствовала она себя вполне сносно. А усталость — это ерунда. Вполне привычное состояние после ночной смены. Тем более после скоростного восхождения на шестнадцатый этаж…

Хотелось пить. Она утомленно поднялась, шаркая подрагивающими ногами, как старушка, и добрела до кухонного уголка. Налила кипятка в свою чашку из еще горячего чайника, отметив по температуре воды, что предыдущая бригада выехала по вызову не более пяти минут назад. Опустила в воду пакетик чая, немножко подождала, когда напиток примет приятный насыщенный цвет. С наслаждением выпила, не добавляя сахара, вдыхая бодрящий аромат. Да, как ей этого не хватало! Еще бы принять контрастный душ, и она почувствует себя полноценным человеком. Представила горячие струи воды, блаженно бьющие по расслабленному телу, и вздохнула. Снова упала в кресло, сбросила кроссовки и взгромоздила уставшие ноги на потрепанную банкетку, принесенную кем-то из дома. Потянулась до хруста в суставах, прикрыв рукой глаза от яркого света лампочки. За окном давно рассвело, но встать, чтобы выключить свет, не позволяло измученное тело.

В комнату бесшумно зашел Виталий, высокий симпатичный врач другой бригады, только что вернувшийся после очередной поездки. В такой же, как у нее, служебной форме — зеленых брюках и тужурке с надписью «скорая помощь», сидевшей на нем с небрежным изяществом, как на ином не сидит и дорогой смокинг. Он успел тщательно вымыть руки и теперь небрежно стряхивал с них капли воды, веером разлетающиеся вокруг. Оля сразу вспомнила слова бабушки, постоянно ругавшей ее за то же самое: «Опять чертей плодишь!» Увидев зря горевшую лампочку, Виталий хозяйственно нажал на кнопку выключателя. Девушка убрала ладонь с глаз, радуясь неожиданному удобству. Он, нагнувшись над ней, немного помолчал, не зная, спит она или нет. Заметив легкое дрожание ресниц, тихо проговорил:

Привет! дремлешь?

Она слегка кивнула, не желая тратить энергию на пустые слова. От горячего чая и удобного кресла разморило и жутко захотелось спать. Он сочувственно посмотрел на ее побледневшее лицо. Заботливо спросил:

Оля, чай будешь, или кофе?

Она вяло отказалась:

Нет, пей один, я уже выпила кружку…

Мужчина поболтал чайник, раздумывая, не добавить ли воды. Решив, что ему одному вполне хватит, поставил обратно. Поскольку кофе любил горячим, нажал на кнопочку и подождал, когда чайник закипит снова. Налил полный бокал кипятка, щедро насыпал полную ложку растворимого кофе, добавил три ложки сахару, и сел рядом с девушкой на полумягкий стул, грея о кружку замерзшие пальцы. Отопление уже отключили, и в здании было холодновато.

Выпил кофе быстрыми мелкими глотками, удовлетворенно вздохнул и вдруг слегка нахмурился, что-то вспомнив. Озадаченно спросил, лаская ее лицо мягким взглядом:

Оля, с кем ты сегодня говорила, когда я подхватил тебя после перерыва?

Девушка неохотно приоткрыла покрасневшие глаза.

Да ни с кем, я его вижу первый раз.

Он пожал плечами, сомневаясь.

Да? А мне показалось, что вы хорошо знакомы, он на тебя смотрел… — он помедлил, подбирая соответствующее слово, и медленно выговорил, — по-собственнически, и за руку так держал, как будто имел на это право. — Опасливо заметил, неосознанно сильнее сжав кружку, — не приставал? А то девушка ночью одна на дороге, всякое мужику в голову могло взбрести…

Она повернула голову, стараясь смотреть прямо на собеседника. Но глаза, в которые какой-то шутничок подсыпал колючего песку, упрямо закрывались, не желая выполнять положенную им функцию.

Нет, ничего такого он не пытался. — Она фыркнула, стараясь перевести разговор в шутку, чтобы Виталий не беспокоился зря. Он всегда был слишком, на ее взгляд, ответственным. — Старею, наверное. Что-то в последнее время никто ко мне не пристает.

Виталий встал, подлил себе еще кипятка. Взял кофе, хмуро прочитав вслух огромную надпись на банке, сделанную заботливыми коллегами ярким красным фломастером: «осторожно: кофеин! Соблюдайте разумную дозу!» Недовольно пробурчал себе под нос:

И кто определял разумность дозы? Хотя я опять не смогу толком поспать после смены. Надо избавляться от вредных привычек… Только вот где силы для этого взять… и время… — он работал врачом в инфекционной больнице и в перерывах между дежурствами подрабатывал на скорой, желая подкопить денег и уехать из родительской квартиры, где в трех комнатах ютились родители, старшая сестра с семьей и он. Одному ему денег на однокомнатную квартиру было, конечно, не накопить, но сестра пообещала отдать деньги за его комнату, и не хватало, в принципе, не так уж много.

Вернулся к девушке, снова присел рядом и нарочито небрежно продолжил прерванный разговор, исподволь любуясь ее уставшим личиком:

Да уж прямо таки и никто? А кому ж тогда ты врезала промеж глаз в прошлом месяце? Тоже никому? Или это его так звали? Никто — славное имечко! Валентина говорила, что он потом еще жалобу на тебя в горздрав писал… — Оля мысленно взбунтовалась, но внешне проявлять эмоции не стала. Силы надо беречь! — Правда, стоило нашему главврачу позвонить ему и пригрозить, что станция подаст на него в суд за сексуальные домогательства к врачу при исполнении служебных обязанностей, как он тут же забрал жалобу обратно. — Мечтательно добавил, коварно улыбаясь, — вот что с людьми любовь делает!

Ей пришлось лениво ответить, чтобы не принимать на себя несуществующей вины.

Какая любовь, не фарисействуй! Это, кстати, было на вызове, а не в частной жизни, так что и тут не передергивай. Мужику, видите ли, показалось, что я к нему в постель улечься захотела. Решил мне помочь. — Она выгнулась всем телом, пытаясь размять затекшие шею и позвоночник, натянув при этом на полной груди помявшуюся футболку. Продолжила разговор, не заметив, каким огнем полыхнули серые глаза собеседника, жадно впитавшего этот невинный жест. — Алкашам еще и не то покажется. Перебрал, бедняжка, плохо ему стало, скорую на помощь позвал! У самого черти зелененькие по постели скачут, кульбиты на одеяле делают, а ему еще здорового секса подавай, причем с доставкой на дом. Но ему не повезло, я с Зиной была, она девушка откровенная, никого и ничего не боится. Она наглому типу популярно, доступными ему словами великого русского языка объяснила, кто он такой. Даже рук прикладывать не довелось… Сразу всё понял и успокоился… Так что ты зря обвинил меня в мордобое. Скромная я и тихая… Это Зина у нас молодец!

Виталий усмехнулся, видимо представив хорошо знакомую ему Зину и то, как лихо она смогла вразумить зарвавшегося алкаша.

А чего ей бояться, если она почти одного роста со мной и сложение у нее богатырское? А если еще и туфли на каблуках наденет… Гренадер в юбке… Порой мне кажется, что она гораздо сильнее меня. Я-то кто, дохлый городской врачишка, а она девушка деревенская, здоровая, к тяжелому труду привычная, с развитой мускулатурой. Да к тому же и спортом регулярно занимается, без конца на шейпинги разные бегает. Она в прошлой жизни точно амазонкой была. Недаром ее не только алкаши боятся. Двинет один раз — второй не захочешь. Да и без надобности второй-то раз… Я с ней пару раз в одной бригаде оказывался, и чувствовал себя несмышленым малышом. Она все защищать меня пыталась и настоятельно учила вести правильный образ жизни. Не пить, не курить, избегать случайных связей… Причем таким тоном, как будто я вовсе пропащий… Уж очень в ней материнские инстинкты сильны… Всю смену кудахтала, как клушка… — Он склонился ниже, упершись локтями в колени, и скованно спросил, — кстати, почему ты больше не хочешь ездить домой на обед? Что случилось? Все бригады на месте, полчаса на нормальную еду вполне можно выделить… — он обеспокоено посмотрел на нее, не желая терять драгоценные минуты уединения в тесном пространстве машины. В эти мгновения ему казалось, что их связывает нечто большее, чем просто приятельские отношения двух коллег.

Девушка зябко поежилась. Очень не хотелось признаваться, что слова ночного незнакомца так ее встревожили, что она решила больше не давать ему ни единого шанса на новую встречу. Подкарауливать он ее вздумал! Принял за черт-те кого, хоть бы спросил сначала, кто она… Не нравится ему, видите ли, ее образ жизни! Надо же, праведник какой нашелся! Но сказать об этом и без того что-то заподозрившему Виталию нельзя. Он не только встречать, он конвоировать ее начнет! Она замялась, не зная, как выкрутиться из щекотливого положения, не обидев его и не дав основания для обременительных опасений.

Видишь ли…

В помещении зашуршал динамик и Нина хрипловатым полусонным голосом спросила:

Ребята, вызов по линии, кто поедет? Вас только двое, остальные все в разгоне…

Девушка встрепенулась, радуясь, что не надо искать более-менее правдивый ответ, и одновременно огорчаясь, что нужно отрывать свои бедные ноги от такого приятного им пристанища. По неписаным правилам ехать должен был тот, кто раньше вернулся. Но Виталий взял ее за плечи и мягко толкнул обратно.

Спи уж дальше, спящая красавица! Я съезжу. Тем более, что команда у меня полная, а ты опять в гордом одиночестве. Валентины ведь с Егорычем до сих пор нет? Что, пешком мелкой рысью побежишь?

Она невольно захихикала, представив себя бегущей по самому центру шоссе, придерживая хлопающий по ногам тяжелый чемоданчик с медицинскими причиндалами и подвывающей, как сирена, чтобы встречные машины освобождали дорогу.

Виталий направился к выходу, тихо договаривая на ходу:

Вот только мне надо разбудить Светлану. Она уснула в соседней комнате. А, может, и не надо? Без нее справлюсь…

Он торопливо вышел. Оля благодарно посмотрела ему вслед. Хорошие у нее коллеги! А Виталий лучше всех. Она давно заметила, что вызывает у него вполне определенный мужской интерес. А почему бы и нет? Она вовсе не против… Он холост, подходящего возраста. Да и с коллегой легче найти общий язык, всё-таки общность интересов. Живет он, правда, с родителями, но зато у нее свой дом, какое-никакое, а жилье, давно требующее, кстати, мужской руки. Вот только какой из Виталия хозяин, неизвестно… Правда, если судить по его стремлению постоянно что-нибудь отремонтировать на станции, хороший…

Уперлась пятками в край кресла, сладко зевнула, обхватила колени руками и задремала. Внезапно в памяти всплыло требовательное лицо ночного незнакомца, и она нервно вздрогнула, сразу проснувшись. Красивое мужское лицо. Худощавое, со строгими светло-карими глазами, немного тонковатой верхней губой и чувственной нижней. Короткая прическа на каштановых волосах явно сделана опытной рукой хорошего парикмахера. От него приятно пахло ненавязчивым дорогим парфюмом, это она почувствовала сразу, у нее острое обоняние, иногда доставлявшее немало хлопот, особенно при вызовах к алкашам. Мощная подтянутая фигура. Спортом занимается или физическим трудом? Нет, скорее всего спортом, руки хотя и твердые, но без мозолей. Она вспомнила, как он пожал ей руку — сильно, но не чересчур, обхватив всю ее небольшую ладонь. И взгляд, такой уверенный и властный. Она поежилась. Неприятно встречаться по ночам с таким верзилой. С ним и с помощью газового баллончика трудно справиться. Повезло, что он никаких признаков агрессии не проявлял. Хотя кто его знает, чем бы дело кончилось, уж очень он был напорист… Ладно, что вовремя подъехал Виталий.

Она произнесла вслух имя — Глеб, как будто попробовала его на вкус. Короткое, чеканное и, как ей показалось, надежное. Но вот соответствует ли своему имени этот амбициозный мужчина? Какие-то странные чувства он в ней пробудил, с одной стороны досаду, а с другой непонятный интерес, что-то вроде интереса врача к сложному клиническому случаю… Хотя что себе-то врать — просто он заинтересовал ее как мужчина. А что? Неплохой экстерьер, между прочим. Вес, рост, внешность — почти идеал для любой сексуально озабоченной девицы. Но вот только она не из тех, кто этим озабочен… Бросив подтрунивать над собой, снова задумалась.

За кого этот самый Глеб ее принял? Явно за девицу легкого поведения, раз говорил так тяжело и недружелюбно, хоть и пытался разыгрывать из себя этакого доброго дяденьку. И смотрел оценивающе, будто корову на ярмарке выбирал. Девушка горько вздохнула. Что ж, не в первый раз ее принимают за шлюшку. Обидно, конечно, но она всегда умела постоять за себя. В жизни врача скорой помощи все может случиться, — глупых розыгрышей и развязных шутников ей за свою короткую службу пришлось повидать немало.

Хотя почему короткую? Три года — не три месяца, не такой уж и маленький срок. Подрабатывать на скорой помощи она начала, еще учась в медакадемии. Жаль, конечно, что на интернатуру не хватило денег, но и так хорошо — врач-терапевт. Вот только работать приходится почти постоянно в ночную смену — у коллег все время что-нибудь случается. Дамы, работающие на станции, все замужем и имеют детей, которые, как все нормальные дети, периодически болеют. Много совместителей, как Виталий, у которых плановые дежурства на основной работе. Вот и приходится подменять то одного, то другого.

Она снова, прищурившись, одним глазом посмотрела на ручные часики. Без пятнадцати восемь. Негромко запела, аккомпанируя себе ударами по подлокотнику:

Пропел гудок заводской, конец рабочего дня, но жаль, что у проходной никто не встретит меня…

Снаружи послышались голоса подъезжающей на работу смены, прерывая жалостливую песню. Встала, потопала онемевшими ногами, чтобы разогнать застоявшуюся кровь. Сняла зеленую униформу, надела джинсы, ополоснула глаза холодной водой. Посмотрела в зеркало — и покривилась. Вода не помогла — глаза были красными, как у кролика-альбиноса. Она с надеждой посмотрела в сторону душа, но напрасно. Душ был уже оккупирован вернувшейся Валентиной. Зная по опыту, что переждать ее не удастся, девушка сдала смену и отправилась домой пешком, не дожидаясь попутчиков. Да и по дороге ей только с Виталием, а он еще не вернулся с вызова.

Поселок, носящий непонятное ныне название Леваневского, был построен немного позже спасения челюскинцев, когда эта фамилия звучала по всей стране. Заслоненный полосой полудиких деревьев и кустарников, он стоял в стороне от дороги. Вокруг чирикали птички, свившие себе гнезда среди непролазной чащи. Нежно пахло распустившейся черемухой. Вокруг дикой чащей росли заброшенные мичуринские сады. Когда-то здесь стояли бараки, их снесли, жильцы получили приличные квартиры, а выращенные ими деревья остались. Здесь можно было встретить яблони, вишни, смородину, крыжовник. Среди непролазных зарослей мелькали одичавшие нарциссы и тюльпаны, на пригорках белели цветочки виктории.

Она пробиралась по полуразрушенному узенькому асфальтовому тротуарчику и печально размышляла о бренности жизни. Наверняка скоро это деревенское спокойствие закончится, лесок вырубят и на его месте поставят каких-нибудь металлических монстров. Земля посреди города слишком дорога, чтобы столько времени пустовать. А жаль, сейчас здесь так хорошо — патриархальное спокойствие и блаженная тишина. Не верится, что всего в пятнадцати минутах ходьбы стоят бетонные высотки, из которых грохочет непрерывная музыка, действуя на нервы и унося здоровье соседей.

Подошла к домам, и навстречу ей из проулка стремительно выскочила симпатичная Елена, соседка из пятого дома, опаздывающая на работу. Не останавливаясь, приветливо взмахнула рукой и промчалась дальше, оставляя за собой дымку инверсионного следа, как истребитель в чистом небе. Оля с улыбкой посмотрела ей вслед, даже не успев открыть рот. Дошла до своего скромного жилища, никого больше не встретив. Проулок одним концом выходил на старую проезжую дорогу, другим упирался в крутой овраг, на дне которого шумела маленькая замусоренная речушка, поэтому чужие здесь не ходили. С обеих сторон проулка стояла всего-то дюжина маленьких домиков. Другие проулки здесь были такие же. Всего в поселке осталось около сорока стареньких шлакоблочных домишек.

Она подошла к своему небольшому участку в пять соток и с одобрением взглянула на плоды рук своих. В ее палисаднике за пошатнувшимся низким забором начинала цвести турецкая гвоздика, вся в красных, бордовых, желтых цветочках. Темные кустики синих и фиолетовых анютиных глазок красовались по краям клумбы, создавая невысокий красочный бордюр. Хотелось ещё цветов, но на северной стороне они росли плохо, заслоняемые от солнца домом и высоченными рябиной с кленом, раскинувшим свои мощные кроны почти на весь палисадник. Хорошо бы посадить между ними еще и березку для симметрии, но где взять молоденькое крепкое деревце? Хотя, может быть, у кого-нибудь из соседей взрослые березы дали побеги? Надо будет поспрашивать…

Девушка достала из-под погнувшегося карниза маленького окошка спрятанный там ключ, который не носила с собой из-за его величины, открыла простую деревянную дверь, выкрашенную облупившейся от времени коричневой масляной краской, и прошла в сени, пристроенные самому дому. Ее домик ничем не отличался от стандартных соседских домов: тридцать квадратных метров, из которых выкроена кухонька, прихожая, и две микроскопические комнатки. Удобства и баня находились во дворе. Крытый двор позволял не бояться, что соседи увидят ее в неглиже или вовсе без оного, когда она выбегала из бани, построенной метрах в двадцати от дома. Воду совместными усилиями провели совсем недавно, что было непривычным, но очень приятным удобством. До этого по воду ходили на колонку, постоянно перемерзающую в холодные длинные зимы, поэтому приходилось делать водные запасы, полностью набирая кубовый бак из нержавейки, стоящий в прихожке. Обычно на это уходило несколько часов, зато потом она почти полмесяца не зависела от капризов погоды и колонки. Раньше в доме была и печь, но где-то в семидесятые годы жители поселка за свой счет провели центральное отопление. Оно обходилось в изрядную копеечку, поскольку льгот им, как частникам, никаких не полагалось, но все же это было лучше, чем возня с заготовкой дров, ежедневной топкой печи, выгребанием золы, чисткой дымохода и прочими прелестями настоящей деревенской жизни.

Закрыла за собой дверь и в ноги ей немедля кинулся, умильно мурлыча, большой кот. Присев, погладила по его пушистой серой шкурке, ласково приговаривая «соскучился, бедненький»! Щедрой рукой насыпала в его чашку сухого корма. Мурзик, демонстративно не обращая внимания на полную миску, старательно терся о ее ноги, давая понять, что он гораздо больше рад хозяйке, чем предложенной ему еде.

С улыбкой поглядывая на кота, согрела на газовой плите ведро воды. Отнесла его в баню, где было весьма прохладно от влажного пола, быстро обкатилась и, пробежав обратно в дом, упала в постель, едва отдернув покрывало. Сон тут же накрыл ее безмятежным крылом.

Проснулась, как обычно, в три часа дня. Солнце уже вовсю светило сквозь тонкие занавески. Не открывая глаз, стала медленно соображать, выходной сегодня или вечером нужно будет собираться на работу? Подсчитав, что впереди два свободных дня, радостно пропела первые строчки арии герцога из «Риголетто» Верди и села на диване, блаженно щурясь, как сытый Мурзик.

Подождав, пока глаза привыкнут к яркому солнечному свету, встала, умылась, и стала раздумывать, чего бы приготовить на обед. Заглянула в кухонный шкаф, в котором теоретически должны храниться продукты. С привычным смирением уяснила, что он пуст, если не считать пары унылого вида скукоженных помидор да такого же количества не более жизнерадостных огурцов. Ни сметаны, ни майонеза. Вспомнила, что на день рождения заботливыми коллегами была подарена пол-литровая бутылка хорошего оливкового масла. Встав на цыпочки, вынула ее с верхней полки буфета. Полюбовавшись на яркую этикетку с нарисованными на ней маслинами, открыла бутылку. Запах — просто божественный! Почувствовав, как яростно возмутился оголодавший желудок, приняв этот запах за бессовестную дразнилку, ускоренными темпами небрежно настругала овощи, залила их маслом, слегка посолила готовый салат и полезла в стоявшую на столе деревянную хлебницу за хлебом. И тут ее ждал страшный удар. Открыв крышку, она тупо уставилась внутрь, не поверив своим глазам. Хлебница была пуста!

Разозлившись на собственную безалаберность, посмотрела на левую ладонь, на которой всегда писала себе памятные записки. Там черной пастой крупными полустершимися буквами было написано: ХЛ! Так, даже на собственную руку сил не было посмотреть. А ведь утром прошла мимо булочной! К тому же и Валентина перед поездкой в универсам спрашивала, что для нее купить!.. Сердито объявила себе суровый вердикт: сиди вот теперь голодом! Ну, что за бесхозяйственная дуреха! Никто ее замуж не возьмёт, будет всю жизнь в старых девах куковать, как говорит бабушка! Ей, изредка приезжающей в гости, как на грех, пугающе везет на подобные катаклизмы. Ольга покаянно вздохнула. Эх, пороть меня некому…

С досадой сетуя на козни судьбы, стала размышлять, где же ей раздобыть кусочек хлебца. К соседям идти побираться не хочется, до булочной далековато, без хлеба есть невкусно, да и не наестся она одними овощами… Пригорюнившись, обречено села за стол и стала водить по скатерти указательным пальцем, вручив спасение от голодной смерти справедливой судьбе, тоскливо прислушиваясь к воплям возмущенного ее бездействием желудочно-кишечного тракта.

Через пять минут скучного сидения раздалось настойчивое завывание, больше похожее на сирену пожарной машины. Звонок, установленный дедом тридцать лет назад, вполне мог напугать любого вора, да и не только его… Давно бы надо поменять его на современный, мелодичный, но кто это будет делать? Она и пытаться не будет, ещё напортит, а родственников грузить такой ерундой не хочется… Мерзкий звук прозвучал снова, на этот раз нетерпеливей. Девушка, скорчив недовольную рожицу, тихо поплелась открывать. От нее постоянно кому-нибудь что-то было нужно. То одно, то другое. Но теперь, на голодный желудок, так тяжело заниматься благотворительностью… Нет, чтобы ей что-нибудь дать… Но на этот раз она ворчала зря. За порогом стояла соседка тетя Люба с пол-буханкой черного хлеба в руках.

Оленька, ты уж извини, что так долго не отдавали, все дома тебя застать не могли. Не сердись!

Обрадованная девушка взяла пакетик с мягким хлебом из рук женщины, восторженно поблагодарила и побежала на кухню. Как полезно помогать соседям, особенно когда они так вовремя возвращают долги! Отрезав здоровенный ломоть от буханки, быстро съела салат, удовлетворив свой непривередливый ЖКТ, откинулась на спинку стула и блаженно подумала, как было бы здорово, если бы все ее неприятности устранялись столь же стремительно и эффективно.

А проблем было полно. Она посмотрела на потолок, где после недавно прошедшей грозы темнело грязное сырое пятно. Крыша прохудилась, и, сколько она ни пыталась залатать треснувший лист шифера, ничего у нее не получалось. Да и вообще неплохо бы сделать этим летом нормальный ремонт. Только вот где взять силы? С тех пор, как мать три года назад вышла замуж и уехала к мужу в Подмосковье, весь уход за старым домом рухнул на плечи девушки. А что она могла сделать? Особенно там, где нужна крепкая мужская рука? А последний мужчина, живший здесь, ее дед, умер десять лет назад. Под женским надзором дом здорово обветшал, хотя они с мамой, а потом она одна, и старались изо всех сил. Если бы были деньги, чтобы нанять строителей и его отремонтировать…

Довольно погладив себя по полному животу, стала сыто раздумывать, стоит ли идти в огород поработать или можно еще немного отдохнуть. По весне она посадила почти все, оставалась сущая ерунда — приготовить пару грядок под огурцы и парничок для помидор. В споре трудолюбия и лени, естественно, победил сильнейший, то есть лень. К тому же лень не порок, а способ сохранения энергии… Решив, что огородом займется ближе к вечеру, когда солнце не будет так печь, а в животе уляжется съеденная пища, плюхнулась в старое кресло и блаженно вытянула ноги, с жадностью поглядывая на книги, лежащие рядом на журнальном столике. Взяв в одну руку томик Честертона, в другую — Агаты Кристи, призадумалась. Вчера выпросила у соседки пару детективов, и теперь не знала, с какого начать. Вот ведь смешная проблема! С наслаждением погладила гладкие корешки. Есть же у людей такие библиотеки! Они с матерью всегда жили скудно, поэтому читали только те книги, которые удавалось раздобыть в библиотеке или у знакомых. Своих почти не покупали.

Снова раздался трубный глас неуемного звонка. Девушка подтянула ноги, с горечью водрузила книги обратно на стол, встала и неохотно зашагала к дверям, истово желая, чтоб никто из соседей не заболел и ее профессиональные услуги не понадобились.

Но на этот раз надеялась она зря. В дверях стоял довольный собой и жизнью своей дядя Вася, уверенный, что его блистательное появление — радость для любого соседа в округе. Оля обречено вздохнула и пригласила его пройти.

Дядя Вася, полный жизни бодрячок, весьма упитанный и резвый для своих шестидесяти лет, идя следом за ней по полутемному коридору, основательно докладывал ей об обстоятельствах своего нынешнего визита:

Знаешь, Оля, мне тут наш участковый врач уколы прописал (подразумевалось — тебя не тревожил, в поликлинику ходил, вот какой я деликатный!), так я сразу подумал, может, ты их мне и поставишь? А то до больницы уж больно далеко… А я, ежели что нужно, тоже помогу.

Девушка снисходительно пожала плечами. Поставить укол — не проблема, если одноразовые шприцы у пациента с собой. А вот обещаний помочь она за последние годы наслушалась столько, что хватило бы на новый дом, если бы обещавшие выполнили из них всего лишь половину. Друзья, соседи, знакомые, как будешь брать с них плату? Уж лучше бы ничего не обещали, честнее бы было. Но отказывать дяде Васе не стала, он еще ее мать босоногой девчонкой помнил. Да и не отказывала она никому, помня клятву Гиппократа и искренне сочувствуя людям.

Пользуясь тем, что пациент не видел ее лица, скорчила ему зверскую рожу, взяла шприц и быстро поставила укол в приготовленное место.

Сосед, заранее почти до колен спустивший штаны с пухлых ягодиц, крякнул, получив причитающуюся ему дозу лекарства, и, небрежно пробормотав ничего не значившие слова благодарности, поспешно побежал к себе, на ходу застегивая брюки толстыми непослушными пальцами.

Девушка прошла в комнату, надеясь, что ей удастся хоть немного почитать. Но только она уютно свернулась калачиком в кресле и открыла книгу, выбрав всё-таки Агату Кристи, как снова раздался весьма настойчивый звонок. Она затаилась, надеясь, что звонивший решит, что дома никого нет, и уйдет. Но не тут-то было — звонок раздался вновь, еще более требовательный и продолжительный. Смирившись со своей коварной планидой, недовольно побрела в коридор.

Распахнув дверь, почувствовала, что ноги прилипли к земле и по спине змейкой пробежала струйка неприятного холода, — в дверях стоял ночной тип, буровя ее неприязненным взглядом.

Он был в дорогом светлом костюме и в тонкой рубашке с расстегнутой верхней пуговицей. Хорошо хоть, что без галстука. Ей стало стыдно за свой простенький, запахивающийся на груди халатик из синенького в белых ромашках, ситца. Вспомнив, что она, вдобавок ко всем неприятностям, после сна не надела лифчик, занервничала еще больше. Стыдливо напряглась, но тут же гордо вздернула голову — ну что ж, не нравится, пусть не смотрит, она гостей не ждала, тем более таких. К тому же грудь у нее упругая и высокая, если не присматриваться, то и не поймешь, что на ней ничего нет. Но на всякий случай отступила в тень неосвещенного коридора, рассчитывая на его быстрый уход. Пускать его в свой дом она не собиралась.

Но он и не думал спрашивать разрешения. Не чинясь, коротко бросил: Привет! — и шагнул в коридор, отодвинув ее в сторону, как бессловесную куклу, чтобы не мешалась под ногами. Обернувшись, аккуратно захлопнул за собой входную дверь, и, не дожидаясь приглашения, по-хозяйски прошел по темному коридору в дом, ориентируясь на светлый прямоугольник распахнутой внутренней двери. Она, обомлев от изумления, кротко плелась следом, даже не пытаясь возражать.

Глеб вошел в полумрак прохладного дома и огляделся. Как он и ожидал, кругом царила вопиющая бедность. Кремовые в коричневую полоску обои выцвели от времени. Пол растрескался и скрипел при каждом шаге. Потолок украшали грязно-ржавые потеки. Мебель в комнатах стояла настолько старая и изношенная, что первоначальный цвет даже не проглядывался. Теснота и убожество. Хотя кругом чисто, даже стерильно. Он усмехнулся. Его прогноз полностью оправдался.

Ты одна здесь живешь? — он требовательно повернулся к девушке, ожидая ответа и злобно сверкая глазами. — Здесь и клиентов принимаешь?

Оля не могла понять, почему он разговаривает с ней таким высокомерным тоном. Как он смеет себя так с ней вести?

Извините, но это не ваше дело! — Она автоматически привстала на цыпочки, стараясь казаться выше и в панике неосознанно сжимая кулаки. — Почему вы говорите мне «ты»? И вообще, какое вы имели право врываться в мой дом? — она хотела произнести это весомо и с достоинством, но голос от волнения сорвался на какой-то жалкий писк.

Он не двинулся с места, склонив голову к плечу и рассматривая ее, как занятный вид незнакомой букашки.

Она замолчала, пытаясь собраться с силами и сообразить, что же ей делать. Какая дикая ситуация. Что ему здесь надо? Лицо у него злое, почему он так бесится? Что она ему сделала? А если он пустит в ход силу? Конечно, она обучалась на курсах самообороны, но устраивать битвы в таком тесном пространстве… Может, проще выбежать с черного хода в огород? Но ему ничего не стоит ее догнать, по физическим показателям он превосходит ее в несколько раз. Заметив, что и в экстремальной ситуации мыслит, как медик, поставила себе «отлично» за профессионализм, и попыталась воззвать к разуму непрошеного гостя:

Уйдите, пожалуйста! Вы совсем меня не знаете, а делаете совершенно непростительные заявления!

Он саркастически хмыкнул, небрежно поведя широкими плечами, отметая ее невнятные обвинения.

Что-то я не заметил, чтобы ты оказала мне хоть какое-нибудь сопротивление, и вообще как-то выразила свое недовольство моим вторжением. — Он мрачно посмотрел в ее разгоряченное лицо и посмотрел по сторонам. — А может, я тебе помешал? Может, ты кого-то ждешь? Очередного дружка, например? Один уже выскочил отсюда мне навстречу с незастегнутыми штанами.

Девушка поперхнулась и закашлялась, стремительно покраснев. Что за самонадеянный тип! Попыталась развеять его заблуждения, хрипло проговорив сквозь приступы кашля:

Вы за кого меня принимаете? И, вообще, как вы меня нашли? — она хотела высказать и свое мнение о его крайней бесцеремонности, но дальше он не дал ей сказать ни слова.

Процедил сквозь зубы, оскорбительно растягивая слова:

Да найти тебя никакой проблемы не представляет. Тебя, как выяснилось, здесь любая собака знает. Стоило спросить какую-то бабку в начале проулка, где тут живет Ольга Павловна, и она тотчас показала твой дом. Кстати, мой интерес ее совершенно не удивил. Видимо, мужчины сюда захаживают весьма часто. — И жестко проскрипел, — ты хоть понимаешь, во что превратила свою жизнь? По ночам клиентов ловишь у дороги, днем окрестных мужиков принимаешь, думаешь, я не вижу приготовленную постель? — Он кивнул на видневшийся в глубине маленькой комнаты незаправленный диван.

Оля впервые в жизни поняла, как права была мама, когда говорила ей, что убирать за собой нужно сразу, и что она когда-нибудь заплачет от своей неаккуратности. Похоже, что этот давно обещанный момент наступил.

Глеб, не обращая внимания на ее изумленно-негодующее лицо, горячо продолжал свои обличительные речи:

Этот тип с нее только что встал? А ты освободилась и ждешь следующего? Готовая к употреблению? — и он бросил выразительный взгляд на ее откровенно колышущуюся грудь.

Она сильнее запахнула халатик, стянув его на груди. Но лучше бы ей этого не делать — на тонкой ткани рельефно выступил напрягшийся сосок. Он медленно протянул руку и обвел большим пальцем вершину груди, глядя на нее затуманенными глазами.

Она так возмутилась, что из горла у нее вырвался только жалкий сип, когда она хотела категорично прекратить эти оскорбления:

Да как вы смеете!

Он схватил ее за руку и крепко сжал.

Не соображаешь, что с тобой будет еще через пару лет подобной жизни? Если даже не подцепишь какую-нибудь гадость или не ввяжешься в какое-нибудь грязное дело, все равно погубишь себя, если не остановишься вовремя!

Голос был значительным и суровым, как у прокурора, карающего преступника. Его рука так вцепилась ей в запястье, что девушка невольно вскрикнула от боли.

Отпустите меня немедленно, наглая свинья! — Ольга не помнила себя от злости и боли. — Убирайтесь отсюда живо!

В глазах мужчины засветилось что-то непонятное. Желание? Боль? Негодование? Она не могла понять, пытаясь вырвать руку из железных тисков. В страхе прикинула, что будет, если попытаться применить к нему один довольно болезненный приемчик, и не решилась. Если в малюсенькой комнате затеять битву за освобождение, вполне можно порушить и без того ненадежную мебель. Он брезгливо выпустил ее. Насмешливо кивнул на мятую постель.

Что, это тебя устраивает куда больше, чем пустые разговоры? Ну тогда давай, попробуем! Может, после выполнения привычных обязанностей у тебя улучшится настроение? Какая у тебя такса? Я заплачу вдвое больше, не беспокойся!

Мужчина обхватил руками ее плечи, притиснул к твердой груди и впился в губы. Ее затрясло от возмущения и бессилия. Вот дура! И винить некого — сама его впустила! Нужно было сначала выяснить, кто там, а потом распахивать дверь!

Поцелуй не был ласковым, наоборот, он был почти грубым. Этакое наказание для запутавшейся девчонки. Но ее все равно накрыла ошеломляющая, отметающая все возражения разума неуправляемая волна и пронзило нежеланное, но от этого не менее страстное волнение. Ей вдруг захотелось, чтобы он не прекращал поцелуя, тело, натянувшееся, как струна, упорно требовало ласки, жаждало, чтобы его руки нежно легли на ее напрягшуюся грудь.

Как будто поняв ее острое желание, его объятия стали мягче, он уже не стискивал ее с прежней медвежьей силой. Одна его рука придерживала ее голову, чтобы она не могла уклониться от поцелуя, а другая начала с нескрываемым наслаждением блуждать по ее напряженному телу. Через некоторое время, не встречая сопротивления, осторожно проникла под тонкий халатик, томительно остановилась на обнаженной груди и нежно сжала ее. С губ девушки сорвался мучительный стон. В голове бродили обрывки панических мыслей, но она не обращала на них внимания. Что она делает? На самом деле оправдывает его мнение о себе, как о беззастенчивой потаскушке…

Он прерывисто задышал, целуя ее уже с настойчивой нежностью, и прижал к себе так, чтобы она почувствовала всю силу его желания. Она насторожилась, но его горячая рука, гладящая ее мягкий живот, снова поднялась к груди, и девушка ощутила стремительно нарастающее напряжение, требующее гораздо большего, нежели тривиальные поцелуи. Она бессознательно прижалась к нему, стараясь погасить эти неконтролируемые позывы плоти.

Мужчина оторвался от нее и хрипло предложил, с крайним презрением сверкнув затуманенными страстью глазами:

Перейдем в постель? Там удобнее…

Как же это, подумала она в замешательстве, так целовать, и одновременно так смотреть! Как будто она полное ничтожество! Правильно, чего церемониться со шлюхами!

Отпустите меня! — ей стало так больно и противно, что голос сорвался и слова прозвучали жалким фальшивым лепетом.

Он по-своему истолковал ее нетвердый протест.

Зачем? Нам так хорошо вместе! Или ты боишься, что я тебе не заплачу? Не волнуйся! Но деньги надо честно отработать! — и он снова провел рукой по ее возбужденной груди. От сосков по всему телу прошел электрический разряд, отзываясь острой болью внизу живота. Она непроизвольно дернулась, стараясь избежать новых прикосновений, но Глеб истолковал ее движение по-своему.

Видишь, как ты хочешь меня! И что же нам мешает?

Она попыталась вырваться, слабо отталкивая его, но мужчина легко пресек ее плачевные попытки, сильнее прижав к себе и насмешливо заметив:

Ласковее, дорогая! Для опытной гетеры ты уж очень непоследовательна! Или это так задумано — сначала увлечь бедную жертву, распалить ее, потом окатить ведром холодной воды, ну, а потом уже доставить неземное блаженство? Немудрено, что у тебя такая богатая клиентура!

Сказано это было нехотя, сквозь зубы, и девушке показалось, что прозвучавшая в его голосе издевка предназначалась не ей, а ему самому. Он не хочет входить в число ее клиентов, но ничего не может с собой поделать?

Голова сразу прояснилась, и ее саму удивила поднявшаяся со дна души оглушающая волна горечи и злобы. Она снова взглянула в его глаза, следящие за ней с уничтожительным ленивым интересом, и вздрогнула. Сейчас заявит, что это она его соблазняет! В силу профессии, так сказать! Ладони сами собой сжались в кулаки, и она непременно въехала бы нахалу между глаз, устроив, несмотря на здравый смысл, небольшую потасовку, если бы в комнату не вошел Николай, сосед из дома напротив. Обескураженный Глеб от неожиданности выпустил девушку, которая тут же отскочила от него подальше и спряталась за стоящим посередине комнаты круглым столом.

Нахмурившись, сосед сурово посмотрел на незнакомого, хорошо одетого мужчину, перевел внимательный взгляд на красную от гнева, испуга и неутоленного желания девушку, и отрывисто спросил:

Оля, что тут у тебя происходит? Я заметил, как в дом вошел этот тип, стал звонить, никто не открывает… Пришлось пройти через огород, чтобы убедиться, что все нормально. Это кто такой?

Девушка поразилась. Она не услышала собственного громогласного звонка! Это же невозможно! Разъяренно посмотрела на Глеба и яростно прошипела:

Да никто. Случайно шел мимо. Сейчас уйдет!

Сосед все понял и угрожающе поиграл крепкими мускулами. Глеб тоже напружинился, приготовившись к доброй драке и насмешливо окинул противника оценивающим взглядом. Не слабак, но и не силач. Вряд ли нежданный пришелец знает карате или самбо. А вот он, Глеб, усердно посещал эти секции в молодости, поднаторел в десантных войсках, да и сейчас не забывает. Он сжал кулаки и решительно сделал пару шагов к противнику, готовясь нанести удар первым. Выбросить еще одного соперничка отсюда — элементарный пустяк! А уж потом он продемонстрирует этой дурочке, кто чего стоит. Бросив мимоходом быстрый взгляд на испуганное лицо девушки, прочел в ее глазах ужас и отвращение.

Это его мгновенно отрезвило. Что он делает? Устраивает глупейшую разборку из-за того, что к этой шлюшке пожаловал очередной дружок? Он еще раз взглянул на побледневшее до нездорового сероватого цвета лицо девушки и окончательно пришел в себя. Разжал кулаки, несколько раз глубоко вздохнул и постарался успокоиться. Не стоит делать из себя посмешище только потому, что отчаянно хочется переспать с путаной. Тем более, что здесь, по-видимому, уже все схвачено. Не становиться же в очередь за явно подпорченным продуктом.

Не желая конкурировать с мужиком, по-свойски пришедшим сюда с вполне ясными целями, хмыкнул, бросил на прощание девушке, — мы еще встретимся! — и быстро вышел, оглушительно хлопнув дверью.

Оля обессилено прислонилась к стене, обескуражено глядя ему вслед. Вот это темперамент! Просто джигит на лихом коне, хотя и не южных кровей. Какое счастье, что вовремя пришел сосед, иначе это неизвестно бы чем кончилось, если учесть ее так не вовремя взыгравший темперамент… Какая она, оказывается, горячая штучка, никогда бы не подумала… приказав себе не ёрничать в такой момент, растеряно посмотрела на соседа.

Николай всё ещё качал головой, удивляясь появлению в их небогатых краях подобных залетных пташек, но ничего расстроенной девушке говорить не стал, только мягко спросил:

Всё в порядке? — и сразу ушел, услышав, что все нормально.

Ольга, почувствовав, что нервы требуют действенной разрядки, проверила, закрыты ли двери, и, боясь оставаться в доме одна, отправилась в огород и яростно копала грядки, натягивала пленку, выпалывала прорезавшиеся сорняки, пока не стемнело. Вечером, оглядев плоды рук своих, удивилась объему сделанного. Да уж, нестандартная встреча с нахалом явно пошла на пользу ее огороду.

Зайдя в дом и крепко заперев дверь черного хода, испуганно прислушалась. Впервые в жизни она боялась оставаться в своем домике и впервые осознала его незащищенность. Посмотрела на ненадежные двери — их можно выбить одним крепким ударом. Глебу это уж точно не составит труда. Да и двери зачем выбивать? Все окна держатся на честном слове и достаточно легкого нажатия, чтобы прогнившие рамы вывалились вместе со стеклами. Она занервничала. Может, поставить вторые рамы, зимние? Но тогда нечем будет дышать. Угрюмо подумалось — если к ней кто-то залезет, то на помощь никто не придет, кричи — не кричи, а ни один сосед не услышит, слишком далеко дома стоят один от другого, да и деревья кругом. А у нее даже телефона нет. Надо собраться с силами и купить хотя бы самый дешевый сотовый телефон, чтобы была пусть призрачная надежда на спасение…

Всё-таки не дело — жить одной молодой девушке одной в таком доме. Может, поменять его на однокомнатную квартиру? Прислушавшись к успокаивающей тишине, отказалась от этой идеи. Вряд ли она сможет жить в многоквартирных муравейниках после покоя собственного дома. Надо просто перестать паниковать, ведь за всё время ее жизни здесь ни с кем ничего плохого не случалось, это просто стресс после неприятного визита…

Смыв в бане грязь и пот, прилегла на диван и попыталась читать, но не поняла ни слова. Поймав себя на бездумном перелистывании страниц, отложила книгу и задумалась над своим безответственным, совершенно не свойственном ей поведении.

Учеба в медакадемии приучила ее всегда держать чувства под контролем. Врач должен уметь владеть собой, чтобы помочь больному или пострадавшему в любой, даже самой катастрофической, ситуации. И вот сегодня ее самоконтроль впервые дал ужасный, непредсказуемый сбой. Что с ней случилось? Она никогда не замечала за собой особой страстности. Несколько увлечений, бывших в юности, хотя и были довольно приятными, но никакой африканской пылкости в себе не несли. Был у нее и дружок, правда, недолго. Возня под одеялом ей не слишком нравилась. Хотя партнер и пытался доставить ей удовольствие, но не получалось. Возможно, ему не хватало опыта, или она была слишком холодна, но ничего приятного во время соития она не чувствовала. Ласки — да, они были приятны, но не более того. Так же, как порция вкусного мороженого или хорошая книга на ночь. В общем, были вполне заменяемы на другие не менее приятные вещи. Потом она и вовсе прекратила свидания и встречи под луной. Работа на скорой отнимала все силы. К тому же желания завязать с кем-то близкие отношения не возникало. Во всяком случае, до нынешнего дня.

Она снова покраснела, представив, что должен думать Глеб после ее странного поведения. Никогда она не вела себя так распущено, бесстыдно отвечая на ласки мужчины. К тому же еще незнакомого. Да уж, сумела она разубедить его в роковой ошибке и внушить к себе глубокое уважение! Это у нее блестяще получилось…

Старательно, с привлечением логики, самоанализа и приемов психиатрии, постаралась убедить себя, что ее сегодняшнее неадекватное поведение лишь последствие напряженной работы и бесконечного недосыпания, резкой перемены сна и бодрствования, и стыдиться тут нечего. Просто нужно хорошенько отдохнуть, и повторения этого безобразия никогда не будет. Это ей урок на будущее — лучше следить за своим здоровьем, чтобы не было больше подобных срывов. Начать лучше прямо сейчас.

Перетряхнув постель, легла на правый бок, как полагается, крепко зажмурив глаза. Спать немедленно! Но сон на эту бодрую команду не отреагировал. Уговоры и подсчеты бесконечных овечьих отар тоже результата не дали. Задремать удалось только под утро. И сразу же приснился горячечный сон, в котором Глеб ласкал ее, а тело горело такой жаждой наслажденья, так требовало в ответ его тела, что она проснулась рано, вся в поту, среди сбитых простыней. Не пытаясь больше заснуть, встала, накинула халат и вышла на улицу.

Над поселком вставал огненный рассвет. Небо пылало, дул сильный ветер, на горизонте копились черные облака, обещая сильную грозу. Она тяжело вздохнула. Грозы всегда приносили неприятности ее старому домику. Вспомнила глаза Глеба, пылающие страстью пополам с темным гневом, и поняла, что гроза наступила и в ее жизни.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Главный зал нового ресторана «Алые паруса», оформленный в нежно-романтической манере, весь в изменчивой гамме переливающихся, ускользающих и обещающих неземное блаженство глубоких сине-красных тонов, был полон самого разного народу. Глеб, сидящий в удобном кресле за столиком у зашторенного окна, философски решил, что синий цвет символизирует бескрайний океан, то бишь глубину веры человека в лучшее будущее, а красный — огонь безудержной страсти. Дизайнеру вполне удалось воплотить произведение Александра Грина в сочном подборе трепещущих расцветок. Как ни сложна была задача, он с ней неплохо справился: получилось вполне изящно, даже изыскано.

Мягко играла музыка, не заглушая приватных разговоров посетителей. Столики стояли на вполне достаточном отдалении друг от друга, чтобы не позволять заглядывать в чужие тарелки и слушать посторонние разговоры, но в то же время и не чувствовать себя одинокими, как в пустыне. Для желающих уединиться в стене были незаметные, сливающиеся с оформлением двери в отдельные кабинеты, явно пользующиеся повышенным спросом.

Услужливые официанты в черных смокингах и белоснежных рубашках с белыми шелковыми бабочками на шее быстро и бесшумно разносили заказы, так что казалось, что еда возникает перед посетителями сама по себе. В углу зала на небольшой танцевальной площадке в медленном танце двигались тесно прижимавшиеся друг к другу пары. В воздухе ароматно витали запахи вкусной еды, дорогих женских духов и еще что-то неуловимое, какое-то приятное предвкушение, что не имеет названия, но хорошо улавливается человеческими особями.

Глеб с удовольствием доел кисло-сладкий рассыпчатый пудинг со сливами, обильно политый взбитыми сливками и густо припорошенный шоколадной крошкой. Он не любил сладкие десерты, но этот пришелся ему по вкусу, наверное, потому, что в нем не чувствовалось сахара. Полюбовался на призрачный рисунок, проступивший на дне тончайшего блюдца дорогого китайского фарфора, и умиротворенно откинулся на спинку мягкого покойного кресла. Его всегда умиляло желание отечественных рестораторов заменять нормальные русские названия заморскими. «Запеканка», видите ли, звучит слишком уж по-домашнему, а вот иноземное «пудинг», видимо, вполне соответствует статусу модного заведения. Неслышно подбежал официант и забрал пустую посуду.

Глеб одобрительно кивнул, проводив его взглядом. Вот что ему здесь нравилось — прекрасно обученный персонал. Его не замечаешь, а это главный признак профессионализма. Он досадливо крякнул. Если бы и у него в фирме все делалось так же бесшумно и энергично, без всяких просьб и хлопот с его стороны. Заметив, что цитирует слова Золушки из знаменитого старого фильма, сморщился и боязливо посмотрел на своих гостей, как будто они могли прочитать его крамольные мысли. Если бы они услышали лишь десятую долю того, что он высказал сегодня своим менеджерам, никогда не стали бы иметь с ним никаких дел.

Он вытянул ноги и снова разозлено вздохнул. Разговор с главным менеджером, Константином, изрядно вывел его из себя. Почти провалить строительство коттеджа для важной городской персоны из-за сущего пустяка — отсутствия на складе каких-то оконных блоков! Правда, как объяснял Костя, заказчик требовал только финские стеклопакеты, а их в данный момент в фирме не оказалось. Но ведь можно же съездить на другие базы, в магазины, в конце-то концов, и купить эти дурацкие блоки, а не сидеть и не ждать у моря погоды! А оправдания, что он-де сделал заявку на блоки кладовщику, просто смешны. Улита едет…

Он снова опасливо покосился на соседей по столику. Его собеседники, исполнительный директор фирмы по монтажу сантехнического оборудования и два владельца оптовых магазинов стройматериалов, тоже насытившиеся и довольные, благодушно потягивали заключительные коктейли, вместе с ним расслабленно наблюдая за происходящим вокруг, не подозревая о страстях, бушевавших в душе пригласившего их господина.