Бесплатный фрагмент - Триумф Империи, или В круге Сета — II

Книга VIII.
В круге Сета — 2.

ТРИУМФ ИМПЕРИИ

«Сущее — театр; жизнь — нескончаемый спектакль; пространство — сцена; время — бесконечная галерея декораций; простые смертные — массовка; герои, короли и чародеи — актеры второго плана; величайшие из смертных — солисты; боги и духи — зрители, а Судьба — режиссер.

Иной раз она милостиво позволяет мне суфлировать в своем театре, и лишь тогда я оказываюсь полезен; хотя актеры знают свои роли и могли бы обойтись без меня».

Из размышлений Скучающего Мага

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Конан, варвар из Киммерии, свергнутый король Аквилонии

Тезиас, по прозвищу «Великая Душа», волшебник, учёный, бывший бог Хайбории

Стигийцы:

Джосер, император Стигии и присоединенных территорий, глава культа Сета

Мефрес (Камия), его кузина, жена и соправительница

Ронтакис, ее советник, иерарх мефреситов

Тети, его внучка, княжна

Имхотеп, советник императора, учёный лекарь, зодчий

Ратмес, командующий флотом, адмирал

Ахеменес, посланник императора, князь

Анеф, секретарь императрицы, командор мефреситов

Хнум-Собек, посвящённый жрец Сета, маг Чёрного Круга

Нехтесси, прежняя королева Стигии, хозяйка замка Деншур

Аквилонцы:

Вибий Латро, герцог Тарантийский, наместник Аквилонии

Гней Кавлон, командир гвардии Чёрных Драконов

Марциан, командующий армией, генерал

Латеус, верховный жрец Митры

Антонио, лейб-медик короля

Жильбер, шпион Аквилонии, капитан

Троцеро, граф Пуантенский

Октавио, его бастард, баронет

Аргосцы:

Кассио, бывший наследник аргосского трона

Ариостро, его младший брат, принц

Пришельцы из Будущего:

Роберт Рэнквист, король Аквилонии под именем «Роберт Благочестивый»

Аманда Линн, подруга Конана, воительница

Луиджи Фонтанелли, отшельник в Зачарованном Городе

Змеяды:

Танита, верховная аккала (царица) змеиного народа

Мтаусс, посвящённый жрец Сета, маг Чёрного Круга

А также:

Милиус, джан Земли, известный в Хайбории как «Скучающий Маг»

Брахо, магистр Синих Монахов, «Слуга Судьбы»

Паксимен, медикус из Атлаи, наречённый отец и доверенное лицо Камии

Существо (Тварь) из Чужой Вселенной

Сет, Великий Змей, Князь Тьмы

В эпизодах — воины, пираты, рейнджеры, змеяды и пр.

Часть I. Враги по несчастью

1. Побег из Луксура

Одинокие путники, мужчина и женщина, спешили по песчаной степи. Лишь их гулкие уверенные шаги колебали обманчивое затишье беспросветной стигийской ночи. Далеко позади — там, откуда уходили они, — медленно растворялись во тьме огни луксурской цитадели. Подгоняя беглецов, юго-западный ветер пронзительно высвистывал свои жалобные трели у далеких дюн.

Мужчина был толстогубый, синеглазый, с вновь отросшей гривой вороных волос, рослый, словно сотканный из переплетенных мускульных канатов. Военная туника, явно позаимствованная у человека более скромной комплекции, была ему явно мала. Помимо стигийской туники, принадлежность этого воина к армии Его Святейшего Величества короля Джосера выдавали начищенная до блеска кираса с извивающимся на ней змеем, а также наручи, наплечники, поножи, низкие сапоги и высокий гребенчатый шлем. На левом бедре богатырь нес тяжелый двуручный меч; подобный клинок имелся лишь у самого стигийского монарха, который лишь немного уступал статью синеглазому варвару. На правом бедре воин держал увесистую секиру. Несмотря на тяжесть оружия и амуниции, он шагал легко и быстро.

Женщина, его спутница, впрочем, не заставляла себя ждать. Война была образом ее жизни. Мускулистая, почти как мужчина, высокая и стройная, зеленоокая, с резко выступающими скулами и коротким ежиком белых волос, она была красива красотой дикой волчицы. И облачена была в точности, как ее спутник, но меч воительницы уступал клинку варвара. Еще она несла небольшой арбалет за спиной и колчан с короткими стрелами. Будь ее воля, она предпочла бы мечу и арбалету винтовку М-16 или лазерный бластер системы Фонтанелли — но стигийский властитель Джосер, к сожалению (или к счастью?), не мог предложить Аманде Линн привычное для ее времени оружие.

— Да вроде все о’кей, чего ты так переживаешь, — сказала она, когда стены Луксура срослись с мраком ночи.

— Не зарекайся, — буркнул Конан. — Это еще не Тарантия.

— Почему мы идем к юго-западу? Стикс — на севере! Или ты хочешь идти сушей?

— Нет. Стикс — наша единственная надежда выбраться из этой проклятой страны. Джосер вышлет за нами погоню. Он понимает, нам нужна река. Но он будет искать нас на севере, как ты сказала. А мы выйдем к Стиксу на западе, окольным путем. Там есть приток реки и рыбацкая деревня. Раньше была, — поправился Конан. — Если мы найдем лодку, считай, нам крупно повезло.

— А если нет?

— Тогда крупно повезет Джосеру, — отрезал киммериец.

Аманда поежилась. К мрачному юмору Конана ей так и не удалось привыкнуть.

Они шли вперед. Аманда предавалась мечтам о неотвратимой мести ублюдку Рэнквисту, отвергнутому воздыхателю, подло поступившему с ней, с ее любовью, и обманом захватившему власть в Аквилонии, королевстве Конана. Но более всего она мечтала о грядущем счастье с настоящим аквилонским королем, который сейчас шел рядом с нею и который, без сомнения, в два счета расправится с вероломным узурпатором Робертом Рэнквистом, как уже расправился с предыдущим захватчиком своего престола, Джейком Митчеллом. Конечно, поправилась Аманда, если она сама не опередит Конана. А она не будет самой собой, если не попробует опередить!

Флакончик Джосера с чудодейственным приворотным зельем Аманда на всякий случай сберегла.

А киммериец думал не о ней. Он вспоминал Зенобию, милую и верную жену, и Конна, маленького сына, наследника его славы; и мага Милиуса, создание таинственное, всемогущее и удивительно несчастное одновременно, в чьей серебристой обители спят безмятежным сном Зенобия и Конн; и карлика Тезиаса, Великую Душу, самозваного бога Хайбории, третью жертву Твари из Чужой Вселенной; и его загадочных Синих Монахов, все-таки возрожденных хозяином из волшебной стали; принцессу Камию, которая вновь стала полновластной королевой, но уже не на час, опять играет в свои игры и манипулирует людьми, как лишь она одна умеет… Еще он думал о Тарантии, о своих обманутых подданных, о преданных соратниках Троцеро, Просперо, Паллантиде, Публии, Хадрате, о свирепых пришельцах и о хитроумном Роберте, новом узурпаторе многострадального аквилонского престола… Роберт был единственным, на ком мысли Конана и его боевой подруги скрестились.

Так шли они навстречу своим мыслям, пока не услышали впереди глухой топот и не узрели разбросанные по пустыне огни. Огни приближались, и топот нарастал. Затем орлиный взор Конана разобрал грязно-серые фигурки, светящиеся в багровом пламени факелов. И еще увидел Конан, что этих фигурок тьма и что идут они широким фронтом, от одного горизонта к другому…

Лицо варвара окаменело, он сбавил шаг и застыл, напряженно вглядываясь вперед. Потом тихо выругался, помянув костлявого Нергала, владыку Серых Равнин, и всех его злобных демонов.

Хотя на этот раз проклятия следовало бы адресовать Великому Змею Сету.

Аманда тоже остановилась, тревожно прижалась к варвару.

— Конан, что это?

— Змеяды, — процедил киммериец. — Орда Таниты. Она идет на Луксур…

— Что же нам делать, Конан?!

Они были вдвоем против сорокатысячного полчища хвостатых чудовищ, истинных детей Сета и древних хозяев Стигии, освобожденных Змеиной Королевой Тхутмертари из вечного заточения в подземной стране Йесет-Мет. Орда надвигалась, подобно девятому валу в бунтующем море, как слепая стихия, сминающая все на своем пути. Конан уже различал мелкую чешую на гладкой коже прямоходящих гадов, сильный хвост длиной чуть более двух локтей; он знал, что этот хвост они также использовали как оружие. Он видел уже небольшой реликтовый гребень, увенчивающий головы змеядских воинов, и лишенный чешуи отросток около половины локтя длиной спереди между ног. Буркалы существ изрядно превосходили размерами глаза обычных людей; в желтых яблоках плавали вытянутые белые зрачки. Ни ушей, ни волос, ни губ у змеядов не было. Широкие пасти усеивали мелкие акульи зубы. Они не носили одежды, панцирей, шлемов, щитов и прочего защитного вооружения. Они привыкли не защищаться, а нападать. Главным оружием змеядов служили громадные, в человеческий рост длиной, тяжелые мечи, волнистой формой напоминающие застывших в стали змей. А некоторые чудища имели обыкновение драться также палицами и копьями, не менее устрашающего, нежели мечи, вида.

Ночь — их время. Змеяды, отлично видящие в темноте, также заметили людей. Глумливо-торжествующий рев пронесся по рядам монстров. Они, впрочем, были слишком горды для того, чтобы скопом набрасываться на ничтожных человеков, ходячее мясо. Змеяды просто шли навстречу двоим обреченным, щеря пасти в красноречивых оскалах и размазывая слюну черным раздвоенным языком…

— Что же нам делать, Конан? — в ужасе повторила Аманда, теребя руку киммерийца.

Какой ответ он мог дать боевой подруге? Драться? То верная и скорая смерть. Спрятаться? Но в этой пустыне прятаться негде и некогда. Бежать? Но змеяды на своих двоих нередко обгоняют лошадь. Сдаться? Враги рода человеческого пришли, точнее, вернулись сюда ничуть не для того, чтобы принимать капитуляции людей.

Конан безмолвно обнажил меч и встал в боевую стойку. Мысленно он воззвал к благому хайборийскому Митре и к суровому киммерийскому Крому. Бога Света и Солнечной Справедливости он молил не позволить ему умереть зря, в неравной и бессмысленной схватке, а, если это все же случится, он молил Владыку Могильных Курганов дать ему силу, мужество и волю, чтобы перед смертью отправить к Сету как можно больше «истинных детей».

И помощь вдруг пришла, но не от Крома, даже не от Митры: скорее, сам коварный Сет решил еще немного поиграть со своим самым заклятым врагом среди смертных.

Позади Конана и Аманды послышался грохот тяжелых колес. Киммериец обернулся. Большая колесница, выкрашенная в цвет Первородного Мрака, стремительно подкатила к людям. Тройкой сильных вороных скакунов правил человек в глухом черном хитоне, высокий и поджарый. Шишковидный лоб его опоясывала внушительная змеящаяся диадема. Тонкие губы возницы презрительно и надменно подрагивали, а темный змеиный взгляд с трудом просачивался сквозь узкие прорези век.

Его преосвященство Хнум-Собек, последний оставшийся в живых чародей Черного Круга, жреческого синклита, уничтоженного Тхутмертари, не без ехидства промолвил:

— Генерал Анубисис, какая неожиданная встреча! Что делаете здесь вы и ваша спутница, бесстрашная воительница Аманда?

Взревев, Конан бросился на колдуна с мечом. Тот сделал резкий пасс рукой, и в грудь варвара ударил невидимый кулак. Могучий киммериец едва удержался на ногах.

А змеяды приближались.

— Советую тебе быть дружелюбнее со своим спасителем, варвар, — ощерил Хнум-Собек желтые зубы. Внезапно ухмылка исчезла с лица волшебника, и он прибавил, уже тоном приказа: — Взбирайтесь на колесницу, жалкие недоумки, или я вернусь в Луксур один!

Конан оценил взглядом обстановку. Точно предчувствуя, что ночная добыча может ускользнуть, монстры ускорили шаг. Они уже приблизились к людям на расстояние полета стрелы. Здорово, что у них нет луков и арбалетов, отметил про себя киммериец.

— Почему ты помогаешь нам, колдун? — спросила Аманда.

— Скоро все узнаешь, деточка, — ласково изрек бритоголовый жрец, и от слов его, и от тона, каким они были сказаны, волосы невольно зашевелились на голове воительницы.

Но выбора не было. Конан и Аманда вскочили на колесницу и встали рядом с черным магом. Варвар знал, что ему делать. Скакуны не производили впечатление волшебных, он вполне мог управляться с ними. Но он недооценил Хнум-Собека. Оказалось, тот приехал не один. Два послушника, хоронившиеся за бортами колесницы, нанесли Конану и Аманде удары по подколенным ямкам. Атака сзади была столь вероломной и внезапной, что попавшие в ловушку люди тотчас рухнули на дно колесницы. Где их и скрутили торжествующие стигийцы.

Хнум-Собек глумливо рассмеялся и погнал коней. Черная колесница развернулась и, провожаемая гневным ревом обманутых монстров, стремительно унеслась к Луксуру.

2. Пленники раздора

— Змеяды у стен моей столицы… Я не ждал их так скоро.

Разгорался рассвет. Король Джосер стоял на вершине правого пилона Южных ворот и рассматривал вражеское войско в небольшую подзорную трубу атлайской работы.

Хнум-Собек, стоявший подле монарха, невольно восхищался его выдержкой. Даже эти скорбные слова были исполнены достоинства и силы. А между тем, как совершенно точно знал волшебник, неожиданно скорое прибытие орды Таниты сокрушило тщательно разработанные военные планы Джосера. Однако король не предался панике и унынию, а сразу начал действовать. Луксур был готов отразить нападение врагов рода человеческого.

Посвященному жрецу даже казалось, что Джосер более раздосадован не из-за Таниты и ее орды, а из-за бегства Конана и Аманды.

— Вероятно, змеядские жрецы воспользовались чарами, чтобы скрыть приближение своего воинства к нашей столице, — осторожно предположил Хнум-Собек.

Король опустил подзорную трубу и посмотрел в глаза волшебника. Многоопытный Хнум-Собек почувствовал легкий трепет. Внимательный взгляд глубоко посаженных серых глаз, сверкавших особым металлическим блеском, казалось, пытается пробраться в самую черную душу мага…

— Объясни же мне, достойнейший, почему ты не заметил эти чары, — медленно произнес Джосер.

— Я их не заметил, это верно, сир, — получив наконец повод, чтобы отвести глаза, печально произнес посвященный жрец. — И сие меня тревожит, не скрою.

— Что ты имеешь в виду?

Хнум-Собек приосанился и сделал в воздухе Знак Сета.

— Тебе известно, сир, что даже высшие жрецы змеядов способны творить лишь самую примитивную волшбу, какую мои послушники проходят в первые годы своего ученичества… Однако нынче их чары застали меня врасплох, как и тебя. А что это значит?

— Только не говори мне, что ты растерял свою силу, достойнейший, это было бы теперь совсем некстати, — усмехнулся Джосер.

Глазные щели волшебника полыхнули недобрым огнем, и он прошипел:

— Нет! Нет!! Не растерял. Помни, моя сила проистекает от Вечного Отца, и ты, тем самым, невольно проявляешь богохульные сомнения в могуществе Сета!

— Тогда почему ты их проглядел?

— Да потому, что Отец Сет нарочно закрыл мне магическое зрение! — воскликнул Хнум-Собек, переходя в наступление. — Да, да, я чувствую, это так!

— Вот как? Стало быть, ты прогневал его.

— Не я, а ты, сир! Ты прогневал Вечного Повелителя, и он являет тебе свой гнев через меня, поскольку я, в отличие от тебя, светского властителя священной державы Сета, знаком с его мистериями!

От этих слов болезненно сжалось отважное сердце Джосера. Он до сих пор лелеял надежду стать Избранником Сета, Избранником Тьмы. Мысль о том, что Великий Змей отвратил от него свое расположение, была невыносима. Она означала конец всему. Ибо без божественного расположения король Стигии обречен на скорую и ужасную гибель. И особенно это верно теперь, в час решающих испытаний.

А Хнум-Собек тем временем развивал свое наступление:

— Но ты, сир, еще можешь вернуть себе приязнь Вечного Повелителя. И тогда великие победы будут сопровождать каждый твой шаг…

— Что я должен сделать? — глухо вопросил Джосер.

— Необходимо принести Отцу Сету достойную жертву. Те двое варваров…

Король встрепенулся. Змеящиеся смоляные волосы разметались по широким плечам, мохнатые брови искривились, полные губы сложились во властной усмешке. Что ж за нехитрая у тебя игра, посвященный жрец! — подумал Джосер. А я чуть было не купился!

— Мы уже обсуждали это с тобой, достойнейший, — отрезал стигийский монарх.

— Обсуждали, — согласился тот. — Но неужели ты не видишь, что лишь такая жертва способна ублажить нашего бога и господина?

— Нет, я не вижу.

— А я — вижу! — теряя терпение, воскликнул Хнум-Собек. — Эти варвары — враги Сета! Особенно проклятый киммериец! Бельмо в глазнице Сета! Давний наш, заклятый враг! Сет алчет душу Конана! И Сет ее получит!

Джосер осенил себя Знаком Змея и сказал:

— Воистину, да будет так! Но не теперь. Варвары нужны мне. Оба. Живые и невредимые.

Да, я знаю, зачем они нужны тебе, со злорадством подумал волшебник, и я даже восхищаюсь твоей изобретательностью. Но твой план безумен, я докажу тебе это. С твоей помощью или без нее — но докажу. Любой ценой докажу!

— Варвары нужны тебе, — насмешливо протянул маг. — Ты ставишь свои желания выше желаний Бога? Ты покушаешься на жертвы, назначенные Вечному Повелителю? Негоже отнимать у Бога обещанное Ему!

Джосер похолодел. Последняя фраза Хнум-Собека вызвала у него ужасное воспоминание. Именно так — «Негоже отнимать у Бога обещанное Ему!» — выразилась сестра Тхутмертари в ту первую кровавую ночь жертвоприношений, опуская вихрастый обсидиановый клинок в сердце его любимой Ринии, младшей дочери…

Жрец увидел, как стальные пальцы Джосера хватают ворот черного хитона и притягивают внезапно побелевшее лицо мага к лицу короля, искаженному страданием и гневом.

— Послушай же меня, колдун, хорошо послушай, — прошипел ему король, — я два раза повторять не стану! Конана и Аманду ты не получишь. Я принесу их в жертву Вечному Отцу, когда сам сочту нужным. Вечный Отец потому и Вечный, что время — ничто для Него! А ты суетишься, достойнейший, и я очень сомневаюсь, подобает ли вести себя так посвященному жрецу Сета! Может быть, все же не мной, а тобой недоволен Повелитель? Подумай об этом, жрец! И еще: не смей больше указывать мне. Я тебе не Ктесфон! Как было при моем брате, так больше никогда не будет. Мне не нужен новый Тот-Амон в твоем лице! Я — не только твой суверен. Я — глава культа Сета! Ты вообще не нужен мне, чтобы слушать волю Вечного Отца и внимать ей… И учти, жрец: хоть пальцем, хоть чарами, хоть чем еще тронешь этих варваров — пеняй на себя! Ты знаешь, я слов на ветер не бросаю. А теперь оставь меня, достойнейший.

Джосер грубо отпихнул потрясенного таким обращением мага. Единственным лишь чудом Хнум-Собек сохранил равновесие; о равновесии же в душе говорить не приходилось — она клокотала и бурлила, как Преисподние миры. Не говоря ни слова, жрец немного поклонился королю и вышел вон.

Ты заплатишь мне за это, думал Хнум-Собек, спускаясь по широким ступеням пилона. Дорого заплатишь! Видит Сет, я не собирался брать с тебя такую цену. Но ты сам меня вынудил! И теперь ты обречен. Равно как и твои варвары. Ты больше не сможешь ни использовать их, ни спасти.

Твое время на исходе, король Джосер! Сет, может быть, и будет ждать, но я — не стану!

Где-то в глубинах подземного храма Сета в Луксуре отворилась массивная железная дверь. Владыка Стигии вступил в тюремный каземат. Прикованные тяжелыми цепями, Конан и Аманда висели на хладной каменной стене.

— Вы подвели меня, варвары, — с порога заявил им Джосер. — Из-за вас я повздорил с чародеем. А ведь я рассчитывал на него. Да и на вас.

— Нечего было рассчитывать, — презрительно бросил Конан. — Я в глаза предупреждал тебя, стигиец: не рассчитывай ни на нас, ни, тем более, на колдуна.

Стигиец подошел к нему и врезал кулаком по лицу.

— Узнаю прежнего ублюдка Джосера, — ощерился киммериец, выплевывая выбитый зуб. — А то Аманда уж поверила, что ты полюбил честную игру.

Подавляя искушение повторить удар, Джосер запрятал руки за спину и процедил:

— Тебе не удастся спровоцировать меня, глупец.

— Тогда проваливай, змееныш Сета, — предложил Конан. — Больше я ничем тебе не помогу.

Джосер этому совету не последовал. Он подошел к Аманде и поймал ее взгляд. Воительница отвела глаза. Это показалось королю хорошим знаком.

— Ну а ты что молчишь, женщина?

— Мне нечего сказать тебе, стигиец. Я готова умереть вместе с Конаном.

— О, боги! — качнув головой, простонал Джосер. — Они готовы умереть! Да-да. Это я вижу. Зачем еще вам понадобилось убивать моих слуг, поставленных мной охранять вашу же безопасность, и под покровом ночи убегать из Луксура? А в самом деле, зачем? Вы собирались сдаться Таните?

— Все проще, чем ты думаешь, стигиец, — сказал Конан. — Нам опротивела твоя рожа, и мы собрались двигать в сторону Тарантии. Ты отпустил туда Аманду, так? Ну, я и решил составить ей компанию. Это справедливо: мне надлежит быть в своем королевстве, а не в твоем!

К удивлению киммерийца, Джосер расхохотался.

— Твое королевство? Его участь предрешена! Моя жена не теряет времени даром. Ты понимаешь, о чем я толкую?

Конан понимал.

— Твоя жена — мразь, каких не видел мир, это точно. Но Аквилония раздавит ее и даже не заметит…

Варвар почувствовал сильнейший удар в живот. Свет померк в глазах Конана, и он отключился.

Растирая костяшки пальцев, Джосер заметил Аманде:

— Никому не позволено оскорблять мою любимую супругу.

— Да пошел ты… — буркнула воительница, отворачиваясь от него.

Свою собственную характеристику Камии, вертевшуюся на языке, она решила вслух не высказывать.

Стигиец обхватил ее лицо длинными гибкими пальцами и развернул к себе.

— Почему ты так со мною поступила, а, Аманда? Почему обманула? Разве я обманывался тебя? — неожиданно участливо, почти что ласково спросил он.

Женщина не ответила ему, и он сказал за нее:

— Ты рассчитывала обойтись без меня. Не отрицай. Видишь, что получилось: орда чудовищ у стен города, Хнум-Собек рвет и мечет, а вы в темнице. Получила, что хотела?

— Чего тебе надо, стигиец?

Джосер пожал плечами.

— Сам не знаю, что теперь с вами делать. Вы все испортили своей нелепой авантюрой. Никто так не помог Таните, как вы двое.

— Ну так убей нас, чего медлишь!

— Дура ты, — по-отечески незлобиво заметил ей Джосер. — Я каждый день спасаю вас. Не будь меня, колдун давно расправился бы с вами. Похоже, зря я не отдал ему вас, для Сета…

Воительница залилась румянцем.

— Освободи нас, пожалуйста. Мы будем биться со змеядами, как прежде!

— Или сбежите при первой возможности, — хмыкнул король.

— Мы не сбежим! — пылко воскликнула воительница. — Ты прав, я не подумала, погорячилась. И Конана, пожалуйста, прости. Его тоже понять можно…

— Ну, конечно! — развел руками Джосер. — У него были веские причины пособлять змеядам. Должно быть, надеялся отсидеться в своей Тарантии, пока проклятые твари будет пожирать моих подданных!

— Неправда, Конан не такой!

— А какой же он, женщина?

Аманда разрыдалась — не от слабости, а с досады. Джосер с затаенным удовлетворением наблюдал, как она созревает. Почуяв, что момент настал, он горестно вздохнул, повернулся к ней спиной и сделал два шага к выходу из каземата.

Джосер не ошибся. Он был не только бесстрашный воин и хороший король, но и знаток человеческих душ. Манипулируя ими, он находил себе отдохновение от дел, ратных и государственных.

— Постой, — произнесла Аманда, — постой, ради Христа, стигиец.

— Ради кого? — удивился тот.

— Забудь, — вздохнула белокурая воительница. — Я сделаю все, как ты хочешь. Отправлюсь в Тарантию за ребятами. Одна, без Конана. Ты победил.

3. Враг из-под земли

Однако выбраться из Луксура Аманде в этот день не удалось. Змеяды взяли стигийскую столицу в плотное кольцо. Истинные дети Сета полностью игнорировали какую-либо осадную технику. Все ворота города были закрыты, на всех стенах стояли воины короля, готовые в любой момент вступить в схватку с атакующими монстрами — но те как будто и не собирались нападать. Даже не попытавшись испробовать стены и ворота Луксура на крепость, змеяды расположились лагерем вне пределов досягаемости метательных машин стигийцев и принялись… копать землю.

Поначалу это выглядело как рытье траншей. Однако уже к полудню Джосер утвердился в том, что это будут не оборонительные рвы, а подкопы в город. Недавние жители подземной страны избрали самый естественный для себя способ овладения стигийской столицей. К полудню, казалось, все громадное воинство змеядов было занято этим трудом.

И ровно в полдень к Южным воротам в сопровождении свиты на своих двоих приблизилась — дети Сета не признавали лошадей и верблюдов — сама Танита, верховная аккала (царица) змеядов. В лапе держала она здоровенный волнистый меч и, воинственно потрясая им, на скверном стигийском прокричала самые грязные ругательства по адресу короля Джосера. Между этими ругательствами можно было разобрать и кое-какие конкретные предложения осаждающей стороны осажденным.

В частности, Танита предлагала стигийцам по своей воле открыть ворота. Взамен змеядская царица обещала людям быструю, легкую смерть. Джосер, явившийся к Южным воротам, дабы лично поприветствовать Таниту, не стал слушать перечисление всевозможных страхов, ожидающих людей в случае сопротивления, и решительно вклинился в речь аккалы.

Он сделал это с помощью хорошего стигийского лука и стрелы не менее высокого, нежели лук, качества. К огромному его сожалению, в число немногих умений, каковыми владели змеядские маги, входило умение отвращать посредством чар вражеские стрелы. Поэтому вскоре Джосер, признав тщетность попыток заткнуть глотку Таниты стигийской стрелой, велел нацелить на царицу и ее свиту одну из наиболее метких катапульт. Но затем решил поберечь запас ядер и принялся отвечать врагине ее же оружием, то есть словом. И очень скоро выяснилось, что змеяда владеет словом куда как хуже, чем своим волнистым клинком.

Сперва Джосер осведомился, как себя чувствует в Преисподней супруг и соправитель Таниты, верховный акках Танатос, сраженный им чуть более месяца тому назад на горе Монтесан, вскоре после гибели королевы и богини Тхутмертари. Далее стигийский король посоветовал верховной аккале поскорее убираться к супругу, дабы глаза ее не видели позора, который неминуемо ждет явившееся к Луксуру воинство змеядов. Затем Джосер поинтересовался здоровьем малыша, который, судя по всему, должен был явиться на свет после памятной оргии, когда сам Джосер и еще несколько мужчин человеческого племени оставили свое себя в чреве Таниты…

И хотя король лишь только начал свою приветственную речь, у змеядов не хватило терпения дослушать ее хотя бы до середины. В Джосера полетели копья, дротики и камни. На силу своего слова змеяды больше не рассчитывали. Одержав таким образом первую моральную победу, вождь осажденных на мелкие камешки ответил одним большим.

Ему пришлось отдать должное дисциплине и боевой выучке противника. Подданные Таниты приняли на себя удар катапульты, спасая царицу. Она не пострадала — если не считать морального ущерба. Джосер хотел как можно скорее исправить эту недоработку и тотчас после первого выстрела приказал перезарядить катапульту.

Танита, проникнувшись, как видно, мощью «колдовского оружия» — метательные машины, луки и арбалеты змеяды также не признавали — решила прервать обмен приветствиями и отступила назад, туда, где, как она считала, «колдовское оружие» ее не достанет.

Она ошиблась. Второе ядро упало в самый центр ее свиты, и оставшимся в живых соратникам пришлось спешно уносить свою царицу. С досадой Джосер констатировал, что даже его меткий выстрел не добил эту живучую тварь. Впрочем, он дал себе зарок при случае повторить попытку.

С этого момента змеяды больше не стремились вступать в переговоры. Они усердно рыли свои подкопы, при этом не забывая красочно живописать друг другу, что ждет ходячее — пока ходячее — мясо, когда они войдут в город. Сначала эти разговоры велись на древнем змеином языке, затем кто-то умный — в лагере змеядов нашлись и такие — сообразил принять в качестве языка общения стигийский. А поскольку силой глотки каждый взрослый змеяд мог поспорить с самим Стиксом на южных порогах, живописания ожидаемых мук доходили до ушей дежурящих на стенах стигийцев, и к концу дня моральный дух последних медленно, но верно пополз вниз.

В ответ Джосер приказал солдатам распевать победные песни. Так что вечером жизнь вокруг Луксура по накалу страстей далеко превзошла не только великий Стикс у южных порогов, но и песчаную бурю у тайанских гор.

Настала ночь, но змеяды не прекратили работу. Джосер относился к угрозе со всей серьезностью. Из города он не имел возможности оценить, как далеко продвинулся противник в своей тактике. Он не знал, сколько времени потребуется змеядам, чтобы прорыть подземный ход к Луксуру. Людям на эту работу потребовались бы долгие месяцы — однако змеяды копали землю намного быстрее и эффективнее людей, копали с пугающим злобным воодушевлением…

Джосер не мог знать, где именно в городе подземные ходы змеядов выйдут на поверхность. Осажденная группировка составляла шестьдесят тысяч воинов, и стигийцы не могли караулить каждый пятачок своей огромной столицы.

Но даже не это было самым скверным в положении осажденных. В действительности древний Луксур представлял собой в большей степени подземный город. В центре столицы стоял гигантский парадный храм Сета, и лишь избранные знали, что истинное святилище Змея таится глубоко под землей. Там располагались чертоги для проведения всевозможных ритуалов, древние некрополи, кельи жрецов и послушников, тайные крипты, сады, хранилища, священные пещеры — много такого, о чем простые миряне страшились даже думать. Все это подземное царство начиналось под парадным храмом Сета и, точно старая грибница, расползалось во все стороны под городом. Писаных планов подземного Луксура не существовало. Короли Стигии правили на поверхности — под землей же издревле властвовали жрецы. Пожалуй, один лишь Хнум-Собек кое-что мог знать о действительном расположении подземных галерей — но на содействие посвященного жреца более рассчитывать не приходилось.

Таким образом, размышлял Джосер, змеяды вполне способны очутиться в Луксуре, как только их подкопы встретятся с какой-нибудь древней галереей. И помешать этому невозможно. Король лишь надеялся, что чудища еще некоторое время поплутают по подземному Луксуру, прежде чем найдут дорогу на поверхность. Змеяды, недавние жители подземной страны Йесет-Мет, как никто другой умеют ориентироваться в древних катакомбах, пещерах и галереях…

Лютые враги рода человеческого в буквальном смысле слова могут возникнуть прямо у него из-под земли, в любое время дня и ночи, и стены, и метательные машины, и даже луки с арбалетами тогда не остановят их.

Джосер не был склонен бездеятельно ждать, когда это случится. Он повелел обследовать город и в тех местах, где будут обнаружены подземные ходы, забаррикадировать их. В храме Сета, наиболее уязвимом месте обороны, король поставил нести стражу ни много, ни мало — десять тысяч своих лучших солдат. В случае появления змеядов этим воинам предстояло первым принять смертельный бой.

Еще Джосер стремился во что бы то ни стало вывести из города Аманду. То «подкрепление», которое приведет с собой она, и разрешит исход войны. В мыслях король уже представлял себе, как будут дохнуть проклятые твари от смертоносных лучей и огня страшных железных птиц Будущего! Лишь бы она благополучно добралась до Тарантии! И лишь бы людям продержаться здесь до ее возвращения…

Он рассчитывал отправить Аманду на рассвете, когда змеяды наиболее уязвимы. Разработанный им лично план прорыва блокады был совершенен. У Южных и Западных ворот стигийцы устроят мощную контратаку с применением метательных машин. В самый разгар событий откроются Восточные ворота, и отряд, сопровождающий Аманду, проведет дерзкий и стремительный прорыв к Королевскому каналу. Пока противник разберется, что к чему, этот отряд будет в секретной бухте, где его уже ждут быстроходные галеры и дромоны.

А дальше останется только уповать на милость Судьбы и благоволение Высоких Богов.

Вот такие мысли рождал сильный и гибкий ум стигийского властителя — но коварная Судьба и ревнивые боги вскоре жестоко посмеялись над его замечательными планами.

Все ворота Луксура вдруг разверзлись, и полчища змеядов беспрепятственно, не под землей, а по земле — вторглись в великий город.

И началась кровавая сеча, в которой все преимущества были на стороне нападавших.

Они ворвались в город внезапно, и это был гром среди ясного неба для всех людей, от простого копейщика до самого короля Джосера. Это случилось глубокой ночью, когда человек, порождение Солнечного Митры, слаб, а змеяд, тварь Темного Сета, силен.

Змеяд был силен и сам по себе, много сильнее обычного человека. Он мог сражаться и громадным волнистым мечом, с первой попытки легко перерубавшем человека напополам, и здоровенной палицей, в мгновение ока сносящей головы, и безоружным, поскольку мощный хвост и кулаки, точно каменные, с успехом заменяли ему и меч, и палицу.

Все, что люди считали своим военным преимуществом, больше не могло им помочь. Замечательные катапульты, баллисты и бриколи, предмет особой гордости Джосера, установленные на стенах города и нацеленные вовне, оказались бесполезны, когда схватка закипела на улицах Луксура. Почти бессильной была и конница: могучие чудовища расшибали головы коням кулаками либо перерубали им ноги своими ужасными мечами. Да и могла ли конница сражаться в полную силу в городе?

Хвостатые чудища жаждали ближнего боя, в котором были непобедимы. Люди, как могли, пытались избегать его, предпочитая контактной схватке стрельбу из луков и арбалетов, однако среди высоких домов, на узких и кривых улочках, луки и арбалеты, орудия открытых пространств, также были неэффективны.

Над городом разносились крики людей и рев чудовищ. Терпкий запах крови стоял в ночном воздухе. Бой шел за каждый дом. Остервенение животной схватки всё более овладевало сражающимися. Люди знали, какая жестокая участь ждет оставшихся в живых. Змеяды обычно брали пленных только для того, чтобы замучить, а затем сожрать, либо принести в жертву Сету. Поэтому даже слабодушные в эти страшные часы обретали мужество. Жизнь не была дорога воинам короля Джосера. Никто не помышлял ни о сдаче, ни даже об отступлении. Никто не просил пощады. И люди, и змеяды умирали там, где сражались…

Древний Луксур встретил рассвет десятками тысяч трупов. Победа стоила аккале Таните почти трети ее войска.

4. Пир победителей

Прикованный к хладной стене неподъемными стальными путами, Конан-варвар не сумел принять участие в ночном побоище. Томясь в глухом каземате, в то самое время, как его враги-стигийцы до смерти сражались с врагами человеческого рода, Конан многое передумал. Лукавая Судьба загнала благородного воителя в западню из его собственных убеждений и предрассудков. Разум в нем сражался против души, честь сражалась с совестью, а ненависть — с чувством долга. В этих схватках пока побеждало смятение…

Пришло время, и массивная дверь каземата растворилась опять. Новые тюремщики вели в цепях тюремщика прежнего. Кровь струилась по могучему торсу короля Джосера. Опьяневшие от этой крови, от своей победы и унижения исконных врагов змеяды глумливо щерили акульи пасти и подталкивали Джосера вихрастыми кинжалами; каждый такой укол оставлял кровавую отметину на теле стигийского короля.

Вслед за Джосером ввели плененную Аманду. Конан испытал облегчение и трепет одновременно. Облегчение — потому что увидел боевую подругу живой, она даже не была ранена. Трепет — потому что догадывался, зачем, для какой своей цели нечеловеческие победители сохранили ей жизнь. В отличие от Джосера, чье душевное состояние выдавала лишь смертельная бледность лица, Аманда не пыталась скрыть свое отчаяние.

Джосера и Аманду приковали рядом с Конаном. Пока работали молотки и кувалды, змеяд, статью не уступавший киммерийцу, а ростом превосходящий его, приблизился к первому пленнику. Башку монстра венчала древняя корона стигийских властителей, которую накануне Конан видел на голове Джосера, — переплетение тяжелых золотых колец, украшенных бесчисленными рубинами; спереди корону венчала вздыбившаяся змея, и в каждом из шести щупальцев ее также сверкал рубин, а два других рубина, еще больше и еще прекраснее, заменяли змее глаза. Так киммериец понял, что змеяд, внимательно разглядывающий его — это и есть верховная аккала Танита.

— Ты человек по имени Конан, — не спрашивая, а утверждая, сказала Танита.

Голос у нее, как и у всех змеядов, был низкий и шипящий, и ее дремучий акцент искажал почти до неузнаваемости отрывистый стигийский язык.

— Да, я Конан, и я человек, — отозвался киммериец, не отводя взор от желтых буркал змеядской царицы.

— Очень хорошо, — оскалилась Танита. — Хнум-Собек говорил о тебе.

Эти скупые слова победительницы открыли Конану недостающее; так он понял, что же в действительности произошло в Луксуре этой роковой ночью.

Виновник торжества появился в каземате в сопровождении четверых аколитов. В колеблющемся свете факелов желтая вытянутая физиономия колдуна составляла уместное дополнение к мордам торжествующих змеядов. Посвященный жрец опирался на черный посох, изображающий вздыбившегося змея; еще один змей свернулся диадемой на его бритой голове.

Оглядев пленников, Хнум-Собек беззвучно расхохотался и повторил вслед за Танитой:

— Очень, очень хорошо! Все, кто нам нужен, в сборе…

— Эти двое, — царица указала на Конана и Аманду, — твои, жрец. Ну а этот, — голос Таниты даже дрожал от нетерпения, когда она смотрела на окровавленного Джосера, — мой, только мой!

— Презренный изменщик! — прошипел Джосер волшебнику.

— Великая аккала, прежде, чем твои палачи займутся этим человеком, я хочу поговорить с ним наедине, — сказал Хнум-Собек.

— Говори, — разрешила Танита, — но учти, я ждала слишком долго.

— Это не займет много времени, — ухмыльнулся посвященный жрец.

Змеяды отдалились в другой конец каземата, а маг, напротив, приблизился к Джосеру.

— Ну что, сир, — с гаденькой улыбкой спросил Хнум-Собек, — ты по-прежнему считаешь себя угодным Отцу Сету?

— Ядовитый змей, изменщик! — прошептал Джосер.

— Кощунствуешь, сир, кощунствуешь. Жаль, я лишен возможности принести тебя в жертву Повелителю, как этих презренных варваров… Но я посмотрю, как Танита собьет с тебя королевскую спесь! Ты убил ее мужа, аккаха Танатоса, и вот пришла пора за это заплатить…

Налитые кровью и ненавистью глаза короля вновь пытались пробраться сквозь узкие прорези век, чтобы узреть за ними саму черную душу мага.

— Одно скажи мне, жрец: зачем ты сделал это? Ты — человек! Как же ты мог предать наш род с чудовищами? Ответь, молю тебя именем Сета; это последнее, что я хочу знать перед смертью!

— Я прежде слуга Вечного Повелителя, а уж затем человек. Да, мне пришлось вступить в союз с врагами нашего рода. Но эти враги суть дети Сета, и они угодны Ему…

— Лжешь! Ты предал меня потому, что я отказал тебе в твоих притязаниях! Ты предал свой род, чтобы отомстить мне!

Маг злобно скривил тонкие губы.

— Я сделал лишь то, что обязан был сделать — отомстить одному из убийц моего отца! А вторая из убийц еще ждет моей мести. Впрочем, я бы мог забыть о ней, о мести за отца, дело-то давнее… Если бы вы вдвоем вели себя прилично. Если бы знали свое место! Но вам, тебе и твоей Камии, всегда нужно больше всех! Ты слишком много брал на себя, король Джосер. Ты захотел править самовластно. Что ж, полюбуйся, к чему тебя ведет гордыня, бывший король Джосер! Забыл, кто исстари правил Стигией? Жрецы! Мы правили державой Змея, и мы, а не светские владыки Луксура, будем править ею впредь. Я буду править Стигией! Верные мне адепты составят новый синклит, а я займу престол верховного жреца!

— Сомневаюсь, что Танита позволит тебе помыкать ею!

— Ты глупец, — одними губами расхохотался Хнум-Собек, — что мне Танита? В Луксуре змеядов тысяч двадцать пять, еще столько же наберется по стране. А стигийцев — миллионы, миллионы! Рано или поздно люди возьмут верх. И тогда наступит мое время! А пока этого не случилось, я буду накапливать силы. Покину Стигию на время. И займусь твоей женой!

— Моей женой?

— Твоя жена совсем забыла грань приличия. Она поставила на колени Барах, Аргос, Зингару и Пелиштию — а что с того имеет Отец Сет? Жертвоприношения скудны, ритуалы отброшены, жрецы унижены. Твоя жена и соправительница развлекается, играясь с западными варварами! Заметь, в то самое время, пока ты тут воюешь за вашу страну и корону. А ведь войска, которые она держит около себя, пригодились бы тебе в Луксуре…

— Камия знает, что делает! — воскликнул Джосер. — Не тебе судить ее, подлый маг!

Жрец многозначительно усмехнулся в ответ и, пару мгновений подумав, извлек из складки своего хитона сложенный вчетверо папирусный лист.

— Она-то знает… Полюбуйся, — Хнум-Собек развернул папирус письменами к глазам Джосера. — Это рескрипт твоей жены. Я получил его моим с «летучим посланцем». Ученый Паксимен отправил рескрипт мне, чтобы я вручил его тебе. Он до сих пор не знает, что мы с тобою в ссоре, — маг захихикал. — Как видишь, твоя жена решила признать Стигию Империей официально. Теперь она — императрица Стигии, а ты — император, ее соправитель. Ей хорошо грезить об Империи, когда всю грязную работу выполняешь ты!

— О, моя Ка, ты бесподобна, как всегда, — прошептал потрясенный Джосер.

— Пусть эта радостная новость станет для тебя прощальным утешением, — ощерился посвященный жрец. — Ты пробудешь стигийским императором ровно столько, сколько потребуется палачам Таниты, чтобы удовлетворить свою алчущую мести госпожу.

С этими словами Хнум-Собек сложил рескрипт в трубку и в таком виде заткнул папирус за пояс Джосера. Папирус тотчас окрасился кровью новоявленного императора.

— Я проклинаю тебя, Хнум-Собек! — воскликнул пленник и смачно плюнул в лицо колдуну.

Едкая слюна попала тому прямо в левый глаз. Не ожидавший этого жрец отпрянул, а затем взмахнул своим посохом, чтобы поразить обидчика. В этот момент Танита, возникшая за его спиной, перехватила руку чародея, а трое ее приближенных встали между Джосером и Хнум-Собеком.

— Довольно, жрец! — прошипела аккала. — Что ты себе позволяешь? Джосер — мой, а твои — вон те двое! Займись-ка лучше ими!

Маг окрысился на Таниту.

— Оставь меня! Помни, я — святой слуга Вечного Повелителя, и ты не смеешь прикасаться ко мне!

Царица змеядов просипела какое-то ругательство на своем исконном языке, но руку мага все-таки отпустила.

— Убирайся. Твое дело — подготовить жертвоприношение. Не заставляй ждать Отца Сета.

— Не беспокойся, о верховная аккала, — ответил Хнум-Собек, уже вполне овладевший собой, — ровно в полночь варвар Конан и эта женщина умрут на черном алтаре.

— Нет! — в отчаянии вскричала Аманда.

Не обращая на нее внимания, волшебник подошел к молчавшему все это время киммерийцу.

— Ну что, варвар, вот мы и встретились с тобою снова. Ничего не хочешь сказать мне напоследок?

Конан помотал головой.

— Смотри, какой ты стал покладистый! А жаль. Сет предпочитает бунтарей. Но ничего, на жертвенном камне я заставлю тебя извиваться! Ты проклянешь своего Митру и будешь молить меня о скорой смерти.

— Я поклоняюсь Крому, колдун, — возразил Конан.

— Это неважно. Ты — воин проклятого Митры, и ты умрешь им. Я сделаю это. Я, Хнум-Собек! Потому что я — лучший из слуг Отца Сета. Тот-Амон, Тот-Апис, Тутотмес, Тотоакр и остальные, гонявшиеся за тобой — всего лишь жалкие недоумки. Их больше нет! Настало мое время!

Последние свои слова маг произнес на аквилонском языке, безобразно его коверкая и глумясь при этом. Наконец, вволю натешив свое самолюбие, Хнум-Собек с сопровождающими покинул каземат. Пленники остались в безраздельной власти торжествующих змеядов.

Танита подошла к Джосеру и ткнула вихрастый кинжал в открытую рану на его груди. Император сжал зубы и не издал ни звука.

— Ты будешь вопить один за сто тысяч, когда тобой займутся по-настоящему, — сладостно пообещала Джосеру змеядская царица.

— Мой меч отнял жизнь у твоего супруга быстро и безболезненно, — проговорил стигийский император. — Почему ты намерена мучить меня? Разве мало просто убить?

— Мне — мало!!

Не вдаваясь в объяснения, Танита извлекла клинок из раны и послала его в правый глаз Джосера. От боли, ужаса и неожиданности император захлебнулся воплем. Пробитый глаз потек.

— Я говорила, ты будешь орать, — довольно ощерилась Танита, — но я сама не ожидала, что это случится так скоро!

Она нацелила кинжал на второй глаз, но тут один из ее приближенных, змеядский жрец, негромко заметил:

— Моя аккала, если ты лишишь его зрения сейчас, он не познает своей пытки и не увидит твое торжество.

Царица остановила на полпути свой клинок. На миг задумавшись, сказала:

— Ты прав, мой верный Мтаусс. Он должен все увидеть, прежде чем умрет. Ах, хоть бы Великий Сет скорее явил нам ночь!

— Это случится через пять часов, моя аккала.

— Тебе придется подождать вместо со мной, человек, — усмиряя досаду, сообщила Танита Джосеру.

Император Стигии не успел ответить ей — внезапно Конан подал голос:

— Великие боги, а мне-то за что умирать?

Это слова прозвучали столь отчетливо и столь странно, что все змеяды, наблюдавшие за страданиями Джосера, вмиг обратили свои желтые буркалы к киммерийцу, а Аманда сразу перестала рыдать.

— Ты что-то тут вякнул, презренный? — удивленно спросила Танита.

— Да, верховная аккала, — заговорил Конан. — Послушай меня, ради Сета. Я невиновен пред тобой. Твой враг — мой враг, — он мотнул головой в сторону Джосера. — Так за что ты обрекаешь на смерть меня?

Царица змеядов подошла к варвару.

— Мне нет до тебя дела, человек. Ты принадлежишь Хнум-Собеку.

— А разве не все в этом городе принадлежит тебе, великая аккала? Джосера и его ублюдков победила ты, а не Хнум-Собек! Должен ли я поверить, что истинные дети Сета станут выслушивать приказы жалкого и мелкого мага людей!

Жрец, которого Танита называла Мтауссом, прошептал ей на ухо:

— Видишь, моя аккала, даже никчемный червь, тварь проклятого Митры, понимает это! Нам не нужен Хнум-Собек. У нас, змеядов, есть свои жрецы.

— Я заключила сделку, помнишь? Хнум-Собек отворил нам ворота Луксура в обмен на жизни этих варваров.

— Нельзя верить человеческому жрецу, — упрямо заметил Мтаусс. — Если ты позволишь ему свершить задуманное, сила Хнум-Собека возрастет неимоверно! Пред ликом Сета он будет ходить героем, а не мы.

— Тебя бесит, что он сильнее наших жрецов!

— А тебя, моя аккала? Зачем нам могущественный маг из людей? К тому же, он предатель. Он с легкостью предал своих, своего короля и свой род, так что ему стоит предать и тебя?

— Что ты предлагаешь, Мтаусс?

Змеяд выразительно провел кинжалом вдоль шеи и добавил:

— Нужно сделать это немедля, пока он упивается своей плодами своей измены и не ждет от нас подвоха.

Царица кивнула.

— Да будет так. А варваров мы принесем в жертву сами. Ни к чему нам делиться славой! Если эти двое для Сета так важны, как уверял меня Хнум-Собек…

Мтаусс довольно ощерился и отвесил поклон своей владычице. Затем он подал знак другим змеядам, и они покинули темницу. Помимо самой Таниты, в каземате остались еще пятеро монстров.

— Значит, хочешь жить, ничтожный? — спросила царица змеядов у Конана.

Тот потупил взор и проговорил:

— Да, великая аккала. Я рад, что ты победила стигийских ублюдков.

— Подлый изменщик… — просипел Джосер ровно тем же тоном, каким говорил это Хнум-Собеку. — Я столько раз спасал тебя от смерти, а ты меня предаешь!

Конан разразился издевательским смехом и грубо сплюнул по адресу одноглазого императора.

— У меня с этим ублюдком давние счеты, — сообщил он Таните. — Когда-то этот стигиец сгубил мою женщину. Ее звали Белит. И я поклялся отомстить.

— Что ж, ты не преуспел, — осклабилась змеядская царица. — Он держал тебя в цепях.

— Видишь! — воскликнул Конан. — Говорю тебе, твой враг — мой враг! Освободи меня, великая аккала!

— Чем заплатишь за свою свободу, варвар?

— Пока не появилась ты, я считался лучшим воином этого мира.

Танита оценила взглядом мощную стать киммерийца и презрительно хмыкнула.

— Любой из моих оруженосцев уложит тебя, человек. Мне не нужны такие воины.

— Если позволишь, я докажу тебе обратное, аккала.

— Не позволю! В моем войске нет места предателям.

Конан вздохнул, понурил голову. Джосер тихо стонал в своих оковах, а Аманда во все глаза глядела на киммерийца и не верила ни глазам, ни ушам…

— Итак, тебе нечем выкупить свободу, — заметила Танита, — и ты умрешь, варвар, на алтаре Вечного Отца.

— Погоди! — встрепенулся Конан. — Я знаю, где этот ублюдок Джосер спрятал свое золото! У него много золота, очень много!

— Кроме этой короны, которая на мне, никакое золото меня не интересует, — усмехнулась царица. — Это вы, нелепые и слабые людишки, падки на золото, а мы, змеяды, ценим лишь крепкую сталь!

Однако ей нравилось наблюдать, как этот жалкий червяк извивается у нее на крючке, цепляясь за свою ничего не стоящую жизнь.

— Рассуди, великая аккала: золотом ты можешь подкупить людей! Люди продажны и мелки! Когда ты предложишь хотя бы сотую долю луксурских сокровищ защитникам Кеми, ворота Священного Города стигийцев тотчас откроются пред тобой, как ворота Луксура! Ты сбережешь своих воинов, а в Кеми найдешь столько свежего мяса людей, сколько тебе и не снилось!

— Гнусный изменщик! Ты предаешь не только меня, но и всех, кто считает себя человеком! Тебе это даром не пройдет!! — не своим голосом завопил Джосер и забился в своих путах.

Танита перевела взгляд на него, затем опять на киммерийца.

— Освободите варвара, — велела она.

— О, благодарю тебя, великая аккала! — воскликнул Конан. — Я не разочарую тебя…

— Конан, а как же я? — прошептала Аманда.

Киммериец ничего не ответил ей, даже не обернулся в ее сторону.

— Пока ты будешь вести меня к золоту, твоя женщина ляжет на алтарь Сета, — злорадно заметила царица.

Варвар пожал плечами.

— Хнум-Собек солгал тебе. Она не моя женщина, она для меня никто. Это подстилка Джосера. Мне плевать, что с нею будет.

Аманда, сраженная такими словами, хлопала ресницами.

— Ты негодяй, — кивнула Танита. — А Хнум-Собек божился чешуей и щупальцами Сета, будто ты — самый великий из героев проклятого Митры.

— Одно другого не исключает. Великие герои тоже хотят жить, — осклабился киммериец.

Когда змеяды расковали его, Конан почтительно поклонился змеядской царице.

— Я готов показать тебе стигийское золото, аккала.

— Веди!

Безоружный Конан и змеяды с обнаженными мечами направились к выходу. Аманда крикнула вослед:

— Предатель и убийца, я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!!

Конан повернул голову, усмехнулся и ответил:

— Прощай, девочка…

Воительница из Будущего не поняла его, потому что эти слова он произнес по-стигийски, а она понимала только аквилонский язык, странным образом напоминавший смесь английского и французского.

Змеяды и человек ушли, она осталась наедине с Джосером. Аманда вывернула голову и посмотрела на него. Вот настоящий мужчина, настоящий герой, подумала она. А Конан… Он, как и Джейк, только казался таковым. Гнусный предатель, как и Джейк, и Бобби!

Император Джосер смотрел на нее своим единственным глазом. И — удивительно! — этот единственный глаз смеялся! Стигиец лукаво подмигнул женщине и сказал:

— Теперь я понимаю, каким образом мои далекие предки одолели проклятых чудищ. Думаю, у нашего общего друга это неплохо получится. Когда он вернется за нами, не забудь отметить мою роль. Иначе, может статься, за Танитой он отправит к Сету и меня!

— А это правда, про Белит? Ты убил ее? Ты и Камия?

— Сетом клянусь, я к ней не прикасался! Ни я, ни Ка. Напрасно твой дружок винит нас в этом. Белит пала жертвой собственной алчности. Она не знала своей меры, и в результате боги обрекли ее на смерть.

— А вы, понятно, меру знаете, любимчики богов, — вздохнула Аманда.

Само собой, подумал Джосер. Поэтому мы будем править миром, а вы, скудоумные варвары, будете считать за счастье глотать пыль у наших ног!

От этой мысли ему стало легче. И он, надеясь отвлечь Аманду от ее горьких дум, принялся рассказывать ей поучительную для людей историю прекрасной пиратки Белит.

5. Жертва благородства

Танита шла вслед за Конаном, но думала не о нем и не о стигийском золоте, которое поможет ей покорить Стигию ценой меньших жертв. Не думала она ни о собственной армии, втрое сократившейся за последние две луны, ни о предстоящих схватках со стигийцами, ни о склонности человеческой натуры к хитрости и вероломству… Даже о священном ритуале во славу Сета не думала она. Перед мысленным взором верховной аккалы вставали сцены ужасных — даже по понятиям змеядов — пыток, каковым она подвергнет Джосера, прежде чем он испустит дух. Эти сцены доставляли Таните удовольствие, заставляли трепетать в нетерпеливом предвкушении.

И поэтому она не сразу поняла, что и как случилось по дороге к стигийскому золоту. Шедший впереди Конана змеяд вдруг резко сместился вправо, где столкнулся с острым выступом скалы. В следующее мгновение его громадный змеящийся меч звякнул по скале, а еще миг спустя оказался в руке человека. Далее этот клинок стремительно рванулся к шее другого провожатого, шедшего сзади, и отделил его голову от туловища. Прежде, чем Танита и оставшиеся в живых змеяды опомнились, Конан резво прыгнул вперед, одной рукой сломал свисающий со свода галереи сталактит и запустил его, словно дротик, в ближайшего монстра.

После этого броска ему противостояли трое змеядов, включая их царицу. Возможно, бой закончился бы несколько иначе, если бы Танита отступила, позвала на помощь. Но она не могла так поступить. Никогда еще истинные дети Сета, имея численное превосходство, не отступали перед низким человеческим племенем. И тем более негоже отступать перед человеком верховной аккале. Даже если этот человек за несколько мгновений убил троих ее подданных.

Танита с ревом ринулась на Конана. Варвар уклонился от схватки с нею и, вереща, пустился наутек.

— За ним! — рявкнула царица и сама бросила свой громадный меч, точно копье, в спину убегающему человеку.

Меч зазвенел по камню, чуть не долетев до лодыжки варвара. А Конан внезапно развернулся, подхватил упавший меч и отправил его обратно. Его бросок был более успешен. Вырвавшийся вперед преследователь получил царский клинок в живот, и Танита налетела на него. Сраженный змеяд и его царица упали.

Тем временем Конан, и не думавший спасаться бегством, обрушил трофейный меч на последнего стоящего на ногах змеяда. Монстр, как видно, потрясенный внезапной и мгновенной расправой одного ничтожного человека над всеми своими собратьями, не оказал должного сопротивления, и его башка покатилась по узкой подземной галерее.

Расправившись с ним, Конан увидел, что оглушенная царица все же выбралась из-под трупа и овладела вновь своим клинком. Вот ей это удалось, а затем сверкнуло змеящееся лезвие, и рука Таниты, сжимающая клинок, отделилась от туловища. Оно стремительно метнулось еще раз, и аккала змеядов лишилась обеих ног. Истекая кровью, Танита просипела:

— Я недооценила тебя, человек. Проклятый жрец сказал о тебе правду…

Стоя над поверженной царицей змеядов, человек недобро усмехнулся и проговорил:

— Как встретишь Сета, передай: пусть не ждет меня скоро. Никогда!

Мгновение подумав, он прибавил:

— Я не убиваю женщин. Но ты — не женщина.

И отсек голову Таните.

Затем он подобрал ключи, а также еще два меча, и двинулся в обратный путь. Всю недолгую дорогу до темницы Конан мучительно размышлял над единственным вопросом: что ему делать с Джосером.

У дверей каземата он, наконец, решился — и выбросил подальше третий меч.

Ворвавшись в темницу, он застал там прежнюю картину. Его возвращение Джосер и Аманда встретили по-разному. Стигиец одобрительно хмыкнул, а женщина разразилась потоком грубой брани. Подбежав к ней, Конан стал отмыкать оковы — но этот поток ничуть не прекратился.

— Эй, подруга! — усмехнулся киммериец. — Больше не нужно! Здесь никого нет!

— Подонок! Предатель! Урод! — ревела Аманда, норовя при этом ударить Конана.

— Да что с тобой, Нергал тебя побери? — рявкнул он, когда стало ясно, что, освобождая подругу, он рискует собственной жизнью…

— Она действительно поверила, что ты ее предал, — ухмыльнулся Джосер.

Конан встряхнул вороной гривой.

— А ты? — недоуменно вопросил он.

— Как я мог поверить? Мне ли не знать тебя, киммериец? Ты сам умрешь, но друга не предашь!

Конан тяжело выдохнул. Вот так дела! Верная боевая подруга легко поверила в его — ЕГО! — предательство, а этот подлый стигиец, лжец, злодей, до кончиков волос авантюрист, каких на свете мало, — не усомнился в нем!

— Что ты сказал? — переспросила Аманда у Джосера.

— Конан не предатель, дорогая. Он разыграл перед Танитой спектакль, чтобы выручить нас. Я это понял с самого начала.

Киммериец нахмурился.

— Погоди, стигиец. С чего это ты взял, что я спасу тебя? Я вернулся за Амандой.

Император Стигии грустно усмехнулся уголками губ и сказал Аманде:

— Вот, женщина, гляди на своего героя. Он вернулся за тобой. Гордись им! Какое благородство! Он ведь мог не возвращаться. Ну что ж, вы победили. Давеча я томил вас в этой темнице, а нынче мы поменялись местами. Так, стало быть, решили боги…

— Без Джосера я отсюда не выйду, — отчеканила воительница.

Конан похолодел. Может быть, в иной момент он и восхитился бы ловкостью, с какой проклятый стигиец превратил его подругу в свою союзницу. Но не теперь. Еще больше, чем за минуту до этого, Конан был уверен, что Джосера освобождать нельзя ни в коем случае.

Разум подсказывал ему единственно верный выход. «Эта женщина представляет для тебя опасность», — предупреждал Скучающий Маг. Нужно наконец воспользоваться мудрым советом Милиуса и исправить свою роковую ошибку. То есть, избавиться от Аманды.

К Нергалу Скучающего Мага и все его предостережения! Стигиец прав, будь он трижды проклят: Конан-киммериец умрет, но не предаст друга. Или подругу.

— Послушай, Аманда, — тихо сказал Конан, — нам нужно скорей валить отсюда! Стигиец получил свое. Это его война, не наша. Мы вернемся в Тарантию.

— Нет, — отрезала воительница. — Я на такую подлянку не пойду. Мы обязаны Джосеру жизнью. Он каждый день спасал нас от Черепа! И пострадал из-за этого. А ты хочешь бросить его здесь в цепях. Ну, нет! Тогда и я останусь с ним. Беги один, если хочешь!

— Кости Нергала! — в бешенстве взревел киммериец. — Ты не знаешь, что он за человек! Он спасал нас, потому что собирался использовать! Неужели непонятно? Клянусь бородой Крома, сам он не стал бы нас выручать!

— Вот она, варварская благодарность… — вздохнул стигийский император. — Не грусти обо мне, Аманда. Ступай с ним. Твоя совесть чиста. Он прав: я получил свое. Ведь если бы я не берег вас от волшебника, все было бы иначе. И уж точно Сет был бы доволен мной, и змеядов не было бы в Луксуре, и десятки тысяч моих воинов не пали бы смертью героев в ночной сече…

У Конана потемнело в глазах.

— Не перекладывай свою вину на нас, стигиец! Ты виновен в другом. Последнему идиоту было ясно, что колдун тебя предаст. Вот он и предал!

— Да, я ошибся в нем, — скорбно прошептал Джосер. — Увы, люди намного коварнее, чем о них думаешь. Что Хнум-Собек, что ты, киммериец… Ладно, уходите, вы теряете зря время. Об одном прошу: расскажите моим подданным, как я погиб… если не жизнь моя, то пусть хотя бы смерть вдохновит их на войну с захватчиками до победного конца.

Это было уже слишком! Конан воздел меч и шагнул к Джосеру. Единственный глаз стигийца печально моргнул.

— Давай, рази. Ты всегда хотел это сделать. Все лучше умереть от твоей руки, чем в пыточной змеядов. Рази!

— Ни шагу дальше, варвар! — крикнула Аманда. — Или я сама убью тебя!

— Твоя взяла, стигиец, — процедил Конан. — Я освобожу тебя. Когда ты выполнишь мое условие.

— Какое еще условие?

— Отзови свою жену с Запада.

Как бы ни было это странно в его положении, император нашел в себе силы расхохотаться.

— Отозвать Камию? Клянусь Сетом, ты, верно, шутишь, варвар! Да, я хочу, я мечтаю, чтобы моя Ка вернулась ко мне. Я звал ее, просил об этом. Но моя жена — не моя раба и не моя слуга. Может быть, у вас, у варваров, это именно так. Я могу вам только посочувствовать. Моя Ка заслужила власть. Она — равная мне. Она вольна делать все, что хочет. А она всегда знает, чего хочет — и добивается этого. Или ты не знаешь Камию? Теперь ее зовут Мефрес! Я горжусь своей женой, императрицей Мефрес, люблю ее, всегда буду любить и никогда не стану неволить, даже если бы смог. Даже под страхом смерти!

Аманда, открывши рот, слушала этот пылкий монолог, это заочное признание в любви к другой женщине… Какая же она счастливая, эта самая Камия, императрица Мефрес! Аманда никогда не видела замечательную жену Джосера, но, слушая речь императора, втайне завидовала Камии и восхищалась, восхищалась искренне, их пылкой любовью. Ах, как она хотела такой чудесной любви!

Конан тоже был ошеломлен прозвучавшим признанием. По количеству и глубине несчастий, причиненного людям Джосером и его неразлучной половиной Камией, эти двое успешно соперничали с самыми гнусными чародеями-чернокнижниками, хотя сами, к счастью, колдунами не были. Кузина, а затем жена Джосера, стигийская принцесса и бывшая атлайская королева Камия была, по убеждению Конана, не просто стервой, дрянью, мразью — она была изысканной негодяйкой, приносящей людям одни лишь бедствия, неисправимо испорченной женщиной, остановить которую — не грех, а долг всякого честного человека. Известия о том, что жена и соправительница Джосера за одну только луну умудрилась поставить на колени вольный Барах, чванливую Зингару, могучий Аргос и богатую Пелиштию, вновь убеждали киммерийца в опасности этой женщины. Теперь речь шла об опасности для его Аквилонии. Он это предвидел, он ожидал, что Камия нацелится на Аквилонию. И пока в Тарантии правят узурпаторы, Аквилония — против Камии или, как ее там теперь, Мефрес — слаба, слаба… Вот, между прочим, была одна из основных причин, почему свергнутый король Конан так спешил в свое потерянное королевство.

И он, конечно же, не мог представить себе, что женщину, подобную Камии, можно любить столь искренне и самозабвенно, как любит ее Джосер. Было в этом какое-то извращение, — как и во всем, что несет на себе печать зловещей стигийской цивилизации.

— Ты сам выбрал свою судьбу, стигиец, — сурово вымолвил Конан.

Не тратя больше времени на переговоры, он освободил от цепей Аманду.

— Ты прикинь, киммериец, что будет, если я умру, — говорил между тем Джосер. — Хочешь ты этого или нет, но ты должен признать: я — не только монарх, я вождь своего воюющего народа. Стигийцы верят в меня. Умру я — со мной умрет надежда. Страна попадет под власть змеелюдей и погибнет. Миллионы людей побегут отсюда на север. В Коф, Офир, Аквилонию. В Аквилонию, ты слышишь, в Аквилонию? Тебе нужны в Аквилонии миллионы несчастных стигийцев?

— Видать, боги сотворили твою проклятую страну в наказание другим народам… Ладно, Нергал с тобой, стигиец. Я думаю, ты знаешь самый короткий путь отсюда.

Император кивнул.

— Вот это мне нравится! Будем союзниками, киммериец?

Джосер уже мог протянуть варвару свою руку, потому что Конан и Аманда быстро вызволяли его из цепей. Под пристальным взглядом подруги киммериец вынужден был пожать руку давнего врага.

— Попутчиками, — поправил он стигийца. — Я буду приглядывать за тобой, учти.

— Какой ты подозрительный, — хмыкнул император.

Оружия Джосер не получил, хотя Аманда отказалась от змеядского меча: волнистый клинок был чересчур велик и тяжел для нее. Вот так — Конан с двумя трофейным мечами, Аманда с вихрастым кинжалом и безоружный Джосер — они вышли из темницы.

— А где Танита? — спохватившись, справилась воительница.

— У Сета, — грубо буркнул Конан; он знал, что никогда не простит Аманду за Джосера.

— Где, где?

— Неуместный вопрос, дорогая, — усмехнулся стигиец. — Наш отважный друг убил ее. У змеядов больше нет законных повелителей.

6. В катакомбах храма Сета

Джосер задерживал продвижение Конана и Аманды. Стигиец слишком ослабел от ран и потери крови. Мысленно киммериец проклинал себя за уступчивость, обычно ему несвойственную, и свою подругу — за доверчивость. Сам он ни на медяк не верил в благие намерения новоявленного императора. Джосер и Камия всегда умели играть на чувствах других. На добро отвечали обманом, на благородство — вероломством, на доверие — изменой. Конан представлял себе, как в душе потешается над ним и над Амандой лукавый стигиец, и это доводило варвара до умоисступления. В довершение ко всему, Джосер говорил, не умолкая; киммериец поневоле жалел, что Танита лишила его глаза, а не языка. Еще немного, и Конан сделает это сам.

Подземные коридоры, по которым следовали беглецы, освещались факелами; Джосер говорил, такие факелы не чадят и не выгорают. В это Конан склонен был поверить: было бы странно, полагал он, если бы стигийские колдуны не понатыкали свои чародейские штучки в подземных катакомбах главного храма Сета. Конан ожидал какой-нибудь каверзы в любой момент, и его даже удивляло, почему им ни разу не встретились стигийские ловушки, не говоря уж о змеядах. На это Джосер отвечал: посвященные жрецы слишком самоуверенны, чтобы ставить ловушки на простых смертных в своей святая святых; действительно, разве могли Тот-Амон или Хнум-Собек предположить еще три луны тому назад, что трое беглецов смогут беспрепятственно войти в их сокровенную цитадель? Со змеядами еще проще: им сейчас не до подземелий. Они пируют на поверхности, справляя свою победу. Вряд ли даже знают они о гибели своей царицы и бегстве пленников.

Поразмыслив немного, Конан пришел к выводу, что, по всей видимости, Джосер не станет предавать их в ближайшее время, покуда они нужны ему. От этой мысли чуть полегчало, и Конан прямо спросил стигийца, рассчитывая на рассудительный ответ:

— Ты знаешь, как нам выбраться отсюда?

— Через эти пещеры протекает подземная река. Нам достаточно найти любой из ее рукавов.

— А эта река — куда она нас выведет? — спросила Аманда.

— В Стигии все реки впадают в Стикс. Вам повезло, что я веду вас. Я знаю это подземелье наизусть. Вот, чуть за поворотом, покажется чертог, где жрецы прятали провиант. Мне пришлось повоевать с проклятым Черепом, чтобы вызнать дорогу сюда.

Стигиец не ошибся. Галерея разветвлялась: основной коридор шел прямо, а справа виднелся другой ход, поменьше. Люди пошли этой дорогой, и вскоре ход вывел их в огромную залу, и в самом деле напоминающую склад.

Здесь стояли сундуки и лари, лежали бочки и висели на веревках куски вяленого мяса. И всего этого добра было так много, что в первый момент оно показалось Конану колдовским мороком.

— Кром! Какому идиоту пришло в голову прятать снедь под землю?

— О, жрецы Сета кто угодно, только не идиоты, — хитро усмехнулся Джосер. — Они знали, что делают. Не в одних лишь чарах и золоте заключено было их могущество. Но и, так сказать, в пище обыденной. Ты видишь одну из пещер с провизией, есть еще несколько, и эта — не самая большая. Я был здесь и в других закромах. Их содержимого их хватило бы на пропитание сотне тысяч человек в течение целого года! Жрецы Сета — настоящие святотатцы, раз устроили продовольственные погреба в храме Вечного Повелителя!

— Но зачем? — удивилась Аманда. — Неужели ваш Сет питается всем этим? А мне казалось, ему по вкусу свежая человечина.

— Не Сет. Если там, наверху, беда какая, ну, скажем, голод, мор или война, жрецы подкармливали нуждающихся, — пояснил Конан, успевший придирчиво осмотреть бочку с вином и ларь, где хранится зерно. — А взамен, ясное дело, требовали полного повиновения…

— …И получали его, — добавил Джосер. — Между прочим, от благ земных святые отцы тоже не отказывались. Говорят, где-то здесь чертог-сокровищница. Я до нее не успел добраться.

Конан хмыкнул, показывая полное пренебрежение к стигийским богатствам.

Беглецы устроили недолгий привал. Отдых требовался всем, особенно Джосеру. Хотя стигийский император и держался молодцом, видно было, что он едва передвигает ноги. Нашли отличное вино, и Аманда вызвалась промыть им раны императора. Конан, постепенно привыкающий к неизбежному присутствию давнего врага в роли своего попутчика, не стал возражать. Хотя был момент, когда он, наблюдая, как умело женщина промывает раны стигийца и накладывает повязки, не забывая при этом шутить и подбадривать раненого, — испытал нечто, похожее на зависть. В этот момент Джосер лукаво подмигнул ему единственным своим глазом, и Конан счел за лучшее отвернуться.

Проклятье, у него давно не было женщины!

А у Аманды совсем недавно был мужчина — и этим единственным мужчиной был он, Конан. О любовном мошенничестве знали двое: сама Аманда и хитроумный сводник, соблазнивший воительницу приворотным зельем.

— У тебя остался тот флакончик? — шепнул Джосер.

— Какой флакончик?

— Ты знаешь, какой, — подмигнул своим единственным глазом стигиец. — Неужели ты его потеряла?

— Он при мне, — набычилась Аманда. — Тебе-то что?

— Сними с варвара напряжение. Не стесняйся. Я отвернусь и посплю покамест. Вам мешать не буду.

— Замолчи, стигийская скотина! — зашипела женщина. — И засунь к себе в задницу свои наглые советы. Я сама знаю, когда и что мне делать. Уходить нам надо, ясно? Чем быстрей, тем лучше.

— Ясно, — кивнул император, подавляя смех. — Прости, если что не так сказал. Ты сама знаешь, я вам с Конаном только добра желаю.

Так Джосер убедился, что Конану Аманда ничего о приворотном зелье не сказала. Маленькая женская тайна по-прежнему связывала бесценную воительницу со сводником. И стигиец знал, что ее тайна — лишь один из его козырей.

Беглецы не только отдохнули, но и подкрепились. Конан счел нужным взять съестные припасы с собой: кто знает, где и когда придется есть в следующий раз? В кожаный мешок он сложил вяленое мясо, сушеные фрукты, большие белые сухари, также взял два бурдюка вина.

Когда сборы были закончены, киммериец скомандовал подъем. Он сделал это нарочито грубо, чтобы уязвить императора, спровоцировать ссору и, тем самым, получить повод избавиться от опасного попутчика. Однако Джосер на провокацию не поддался, напротив, попытался превратить грубость в шутку.

— Погоди, — сказал стигиец, вставая, — мне нужно найти какую-нибудь тряпку на глаз, чтобы не смущать нашу прекрасную Аманду.

— Да, да, вот, возьми, — спохватилась женщина и оторвала полоску от своей туники.

Джосер кивнул и поцеловал темную от пыли и грязи материю.

— Благодарю.

— Давай, я помогу тебе, — предложила Аманда.

— Буду рад.

Обнаженный по пояс, израненный, со спутанными волосами цвета непроглядной тьмы, с горящим левым глазом и с повязкой на правом глазу, Джосер менее всего походил на стигийского монарха.

— Да ты вылитый пират, — с улыбкой заметила воительница.

— Он и был пират, — пробурчал Конан, которому сближение Джосера и Аманды нравилось все меньше и меньше, — самый злобный, коварный и жестокий на всем Море Запада.

— Ты преувеличиваешь мои достоинства, — усмехнулся стигиец. — Можно подумать, ты был ангелом, когда грабил корабли негоциантов.

— Да, я негоциантов грабил, но за кишки на реях не подвешивал, как ты. И не похищал младенцев, и не кормил ими акул, как твоя Камия…

Пальцы Джосера сложились в кулаки.

— Я бы на твоем месте, варвар, попридержал язык, — с угрозой в голосе проговорил он.

— Отчего же? Пускай Аманда узнает, какими подвигами прославились великий воин Джосер и его благоверная Камия! Ты хочешь знать, подруга, почему, например, кроткие жители далекой Уттары хватаются за клинки, едва лишь слышат эти имена?

— Слова твои — ложь! Клянусь чешуей Сета, варвар, не смотри, что я ранен. У меня достанет сил заткнуть тебе глотку!

— А ты попробуй, змееныш! — уперев кулаки в бока, расхохотался киммериец.

— Ну, довольно! — рявкнула Аманда, встала между мужчинами и почему-то накинулась на Конана: — Как тебе не стыдно, киммериец? Император ранен! Когда ты был ранен, Джосер и Имхотеп делали все, чтобы выходить тебя, чтобы ты скорее встал на ноги!

Конан, у которого наконец-то закончилось терпение, резко притянул к себе женщину и медленно, по слогам, проговорил ей в ухо:

— Я не буду драться ни с ним, ни с тобой. Так и быть, мы вместе выйдем на волю. Но, когда это случится, клянусь кишками Нергала, я не буду иметь с тобой ничего общего! Я с беспросветными дурами дружбу не вожу! Мне их жаль, и только.

Аманда испугалась не на шутку, обняла киммерийца и неожиданно разревелась.

— Прости, прости меня, Конан! Не говори так! Не говори-и-и…

— Ладно, пошли, — пробурчал варвар, увлекая женщину за собой. Он не боялся, что стигиец ударит ему в спину; напротив, он был уверен: в случае опасности этот стигиец первым предупредит о ней…

А она по-прежнему любит его, размышлял император Джосер. Это хорошо, очень даже хорошо…

Если бы у Конана глаза были на затылке, он увидел бы змеящуюся улыбку под орлиным носом давнего знакомца, и эта улыбочка навряд ли понравилась бы проницательному киммерийцу.

7. Вперед по подземной реке

Они плутали по катакомбам много дольше, чем рассчитывали. Им встречались пустые крипты, залы, кельи; в иных пещерах были даже небольшие озера с пресной водой — однако ни одно из них не походило на рукав подземной реки. Беглецам пришлось сделать еще один привал, чтобы отдохнуть и подкрепиться.

Джосер был мрачен и молчалив, и Конан вполне понимал его состояние. Стигиец не меньше, если не больше, чем я, желает выбраться из Луксура, думал киммериец. Он хочет спастись сам и спасти нас, потому что мы нужны ему. Стало быть, он заблудился. Что ж, немудрено — в таких-то катакомбах!

Аманда выглядела размякшей и подавленной. Киммериец затруднялся определить, что тому причиной: усталость, страх или слова, сказанные им у выхода из склада жрецов. Во всяком случае, до поры до времени выяснять с ней отношения он не собирался.

После привала возобновили путь. И скоро Конан услышал где-то в стороне глухой шум.

— Постойте! Вы слышите это?

Джосер и Аманда замерли, вслушиваясь.

— Река? — с надеждой спросила Аманда.

Стигиец помотал головой.

— Это они. Очухались и спешат по наши души.

— Да, — кивнул Конан, — это змеяды. Мы должны поторопиться.

Беглецы ускорили шаг. Через несколько шагов Джосер споткнулся и растянулся на каменном полу. Конан помог ему встать.

— Проклятые раны, — проскрежетал император.

Пробормотав ругательства, варвар подхватил его под плечо, и они вместе двинулись вперед.

— А ты молодец, киммериец, — шепнула ему на ухо Аманда. — Я горжусь тобой, благородный воитель!

«Как бы этот парень не заставил нас дорого заплатить за наше благородство», — думал Конан, вытаскивая Джосера.

Интересно, что Джосер думал о том же, и, несмотря на жестокие телесные муки, настроение у императора было прекрасным.

Звуки погони постепенно успокоились. Стигиец по этому поводу высказал предположение: подземных ходов в этом лабиринте так много, что змеяды и люди на самом деле разминулись друг с другом.

— Они могли устроить засаду, — заметила Аманда.

— Только не эти твари, — осклабился Конан. — Прятаться, чтобы поймать ничтожных людишек, ниже их достоинства.

— Но они охотятся за нами!

— Потому и охотятся. Мозги змеядов не могут допустить мысли, что люди выскользнули из их лап…

— …Попутно лишив жизни их царицу и ее приближенных, — добавил Джосер.

А вскоре Судьба улыбнулась отважным беглецам. Галерея вывела их в обширную пещеру, через которую протекала река. И, более того, у реки виднелся причал, а у причала стояла… ладья!

— О, благодарю тебя, Отец Сет, я знал, ты не оставишь меня! — благоговейно прошептал Джосер и сотворил свободной рукой Знак Змея.

Конан поморщился и язвительно заметил:

— Как же, это Сет притащил тебя сюда!

Они подошли к причалу и осмотрели лодку. Это была небольшая посудина с треугольным парусом, гребные весла отсутствовали, а управлялась лодка с помощью короткого весла-руля на корме.

— Странно, — пробормотал стигиец, — зачем тут парус?

— Там, где парус, там и ветер, — отозвался Конан. — Стало быть, верно, эта река где-то выходит на поверхность!

— Отлично! — обрадовалась Аманда. — А в какую сторону поплывем?

Хороший вопрос, подумал Конан. Он взял у женщины факел, который беглецы предусмотрительно прихватили с собой, опустился на колени и вытянул руку, удерживая факел над водой. Пламя затрепетало.

— Ясно. Ветер дует оттуда.

— Значит, там — восток, — сказал Джосер.

— Почему ты так решил?

— Стикс течет против ветра. И эта река, как видишь, тоже течет против ветра. Поэтому…

— Скорее в лодку!! — завопил Конан.

А в следующее мгновение пещера взорвалась ревом змеядов. Отряд численностью не менее полутора десятков монстров выбрался из какого-то коридора. Обнаружив тут сбежавшую добычу, змеяды были исполнены решимости захватить ее и со всех ног ринулись к людям.

Конан подсадил Аманду в лодку, затем туда залез Джосер. Киммериец взмахнул огромным трофейным мечом, с первого взмаха перерубил цепь, удерживавшую ладью у причала, и лишь после этого впрыгнул в лодку сам. Ладья закачалась и черпнула бортом воду.

В этот момент на причале появился первый змеяд. Он еще не понял, что добыча снова ускользает, и взмахнул своим чудовищным мечом. Конан использовал свой меч, чтобы оттолкнуть ладью от причала и защититься от атаковавшего его монстра. Одним движение киммериец успел и то, и другое. Трофейный меч резко уткнулся в живот чудища, а затем Конан отпустил рукоять. Отдача от огромной твари оказалась достаточной, чтобы ладья отчалила от берега и вышла на середину подземной реки.

Людям показалось, будто змеяды горланят в их собственных головах. Монстры бесновались на берегу, потрясая мечами и посылая беглецам столь крепкие проклятия, что, будь они наделены волшебной силой, эти проклятия смогли бы сокрушить камень.

Собственно, так оно и случилось, и безо всякого участия волшебной силы.

Пещера не выдержала непривычного грохота. Со свода стали сыпаться камни. Они падали повсюду: на берег, в реку и, что было самое неприятное для людей, в лодку.

Конан задрал голову и чуть не получил по лицу здоровенным куском породы. В последнее мгновение он отбил камень кулаком. И то, что увидел он, ему не понравилось. Среди рева чудовищ невозможно было разговаривать, и тогда киммериец распластался телом по дну лодки, спиной кверху, спрятав голову на груди. Джосер одобрительно кивнул и последовал его примеру. Вдвоем они прикрыли от камнепада Аманду.

Быстрое течение несло лодку мимо берега. Змеяды бежали за ней по берегу, но даже теперь, в полном неистовстве, не осмеливались ступить в воду. Беглецы на лодке не увидели, как сорвавшаяся со свода гигантская глыба накрыла весь отряд, — просто рев внезапно стих. А затем другая глыба упала в реку невдалеке от их лодки, и мощная волна опрокинула ладью. Все трое оказались в ледяной воде.

Когда людям удалось привести ладью в нормальное положение и занять в ней свои места, пещера уже заканчивалась.

— Кровь Нергала, — выругался Конан, — мы потеряли парус!

— Зато сохранили жизнь, — философски отозвался Джосер. — Боги определили наш путь.

— Смотрите, у нас течь! — воскликнула Аманда.

Небольшая пробоина была по правому борту. Недолго думая, Конан сорвал с себя тунику, скрутил ее в жгут и заткнул течь. Стигиец одобрительно хмыкнул.

— Ну, чего ждешь, вычерпывай воду, — буркнул киммериец.

Воды через пробоину натекло немного, и люди вскоре избавились от нее.

— Могло быть и хуже, — заметил одноглазый император, решивший, как видно, прослыть среди беглецов главным оптимистом.

— Мне кажется, еще чего-то не хватает, — проговорила воительница.

— Как войдем в тот тоннель, сразу и поймешь, чего нам не хватает, — передразнил ее варвар.

— Черт, мы потеряли факел!

— Ладно, где-нибудь пристанем к берегу и возьмем новый. А вот провизию мы тут вряд ли отыщем.

В тоннеле течение было в два-три раза быстрее, чем в пещере. Встречный ветер хлестал в лица. Он казался таким же мерзлым, как вода, в которой люди только что побывали.

— Мне холодно, — пожаловалась Аманда и сняла с себя мокрую тунику.

Мужчинам недолго довелось наслаждаться зрелищем стройного и загорелого женского тела. Свет пещеры остался далеко позади. Беглецов поглотила тьма. Она окружала их со всех сторон; исчезли во мраке берега, и впереди, там, куда неслась лодка, не было видно ни зги. Там могла поджидать их любая опасность — или спасение.

Кромешная тьма не располагала к разговорам. Единственными звуками здесь были плеск воды и пронзительный свист ледяного ветра. По этому свисту Конан пытался определить, как далеко они от берега. Самое худшее — если течение вдруг бросит их скорлупку на утес, или коварный риф продырявит днище лодки. Тогда — верная смерть.

С другой стороны, думал киммериец, если тут, в подземном лабиринте, у берега стояла лодка, значит, кто-то пользовался ею! Значит, все-таки можно плавать по этой подземной реке. О, если бы не проклятые змеяды, у них были бы и парус, и провизия, и факел, и они бы видели берега!.. Еще там, в пещере, Конан определил, по слою пыли на дне суденышка и налету на его бортах, что ладьей давно не пользовались. Как давно? Он мог лишь догадываться. Может быть, пять лет, а может, и двадцать пять. Не исключено, что и все пятьдесят. Но не больше. Иначе быстрая вода убила бы дерево…

Кто плавал в этих водах? Ясно, люди, и, скорее всего, жрецы, — кто же еще? А куда и зачем? — на эти вопросы ответить сложнее. Плавание по реке в подземном лабиринте Сета не возбуждало Конана. Он любил приключения, но не такие. И не в таких местах, где мир черной магии рыхлым туманом отделяет мир людей от миров демонов, миров Сета и Нергала… Конан тоже взывал к богам, потому что на сей раз только они могли подсказать ему путь обратно, в мир людей.

Много ли времени прошло, мало ли, впереди забрезжил свет, и люди встрепенулись.

— Я правлю к берегу, — сообщил киммериец.

— Будь осторожнее, — пробормотал Джосер.

Однако приставать к берегу Конану расхотелось, как только он понял, что излучает свет. В открывшейся взору людей пещере меж серых камней ползали толстые, но короткие змеи, напоминавшие червей. Мертвенный свет источали их блестящие тела, словно намазанные фосфоресцирующим маслом.

— Фу, какая мерзость, — фыркнула Аманда.

Конан согласно кивнул.

— По мне, так лучше плыть во мраке, чем иметь у себя на борту такой светильник. А ты, почитатель Сета, как полагаешь?

Джосер пожал плечами.

— Я не брезгливый. И темноты не боюсь. Хотите — берите, не хотите, не надо.

— Лучше не надо, — сказала Аманда и спросила: — А они не бросятся за нами?

— Эти — вряд ли, — наморщив лоб, ответил Конан. — Я думаю, они боятся тех, кто обитает в глубине.

Воительница невольно вздрогнула.

— Да ну тебя, киммериец, — отмахнулась она. — Зря ты меня заводишь. Никого тут нет, в этой реке. Никакая тварь не выживет, когда такое течение!

Конан хмыкнул. Он мог бы привести подруге немало примеров из собственного опыта, когда разные недружелюбные человеку создания попадались именно там, где им менее всего надлежало бы быть. Например, в жерле действующего вулкана. Бр-р!

Пещера со светящимися червями скрылась из глаз, и тьма снова окутала лодку своим непроницаемым покрывалом.

Время тянулось медленно, а тренированные глаза Конана между тем постепенно привыкали к мраку. Он уже не казался таким беспроглядным. Сначала киммериец увидел очертания Аманды и Джосера, затем борта лодки, черную воду… Конан привстал, вытянул меч вверх и попытался дотянуться им до свода. Это ему не удалось. Он повторил опят, пытаясь обнаружить стену подземного тоннеля, и также потерпел неудачу.

— Тоннель достаточно велик, — сообщил киммериец своим спутникам. — Так что навряд ли мы налетим на стену. Река сама вынесла нас на середину. Меня другое беспокоит. Такое резвое течение в широком тоннеле может быть только в двух случаях.

— Водопад! — поморщился стигиец.

— Или впереди водопад, или река течет под сильный уклон. То и другое для нас паршиво. Водопад, коли он есть, положим, я услышу заранее, а вот уклон…

— Что уклон? — переспросила Аманда.

— Наш герой боится приплыть в чертоги Сета, — хохотнул император.

— Около того, — пробурчал Конан. — Мы залезли в эту реку, чтобы она вынесла нас на поверхность, а в Преисподней нам делать нечего!

Он почувствовал, как сжалась Аманда после этих его слов и счел нужным прибавить, специально для нее:

— Но если придется, мы выберемся и из Преисподней! У меня есть на этот счет кой-какой опыт.

— Для нас большая честь путешествовать в компании такого искушенного знатока, — невинным голосом промолвил Джосер.

Конан побагровел и сжал кулаки. Никто этого не заметил.

Прошло еще какое-то время. Ничего не менялось вокруг. Подземная река, прямая, как стрела, несла ладью в неведомую тьму. Монотонный шум воды и мелодичный свист ветра убаюкивали. Аманда заснула, положив голову на колени киммерийцу. Джосер также клонился ко сну, но раны, видно, не давали ему покоя. Конан не мог не отдать должное силе характера этого человека. За все то время, что минуло с момента нападения змеядов на Луксур, стигиец ничем не запятнал честь воина. Другое дело, Конан был уверен: Джосер сделает это при первой же удобной возможности.

Хотя глаза его достаточно привыкли к тьме, киммериец по-прежнему не видел краев тоннеля. Не полагаясь на зрение, варвар сосредоточился и вверился слуху. Нет, ничего! Водопада впереди быть не может. Значит, они плывут вниз?..

Словно подслушав его мысли, стигиец недоуменно пробормотал:

— Куда течет эта река? Не ведаю, как долго мы плывем, но над нами — не Луксур!

— Ясное дело, не Луксур, — нехотя согласился Конан.

— Все реки Стигии впадают в Стикс, — упрямо шептал Джосер, — или в Западное море. Но эта река течет на восток от Луксура, следовательно, она не может впадать в море…

— Насчет востока — твои догадки. А вот на юг мы плывем точно.

— Мы плывем на юго-восток.

— Стало быть, эта река не впадает в Стикс, — отрезал киммериец. — Ну сам подумай!

— Да, пожалуй… Иначе мы давно бы выбрались бы на поверхность…

В такой беседе, неторопливой и напряженной, прошло еще некоторое время, а затем и Конан, и Джосер, обессиленные испытаниями этого бесконечного дня-ночи, томимые неизвестностью, незаметно для себя окунулись в спасительную пелену сновидений…

8. Щупальца из глубины

Недреманный инстинкт варвара острым клинком пронзил зыбкую пелену сна и предупредил об опасности. Конан мгновенно пробудился, его взор устремился вперед, обгоняя лодку, выхватил из мрака приближающееся нечто… Конан издал отчаянный вопль, одним махом выпрыгнул из ладьи, по уши погрузился в ледяную воду, выплыл, попытался удержать лодку. Пальцы варвара свела предательская судорога, они скользнули по дереву и выпустили лодку, все же замедлив ненамного ее движение.

А в следующий миг ладья врезалась в решетку, которая перегораживала тоннель. Старое дерево жалобно заскрипело, но не поддалось. Течение развернуло ладью боком к решетке. Аманда, пробудившаяся ото сна и, вследствие удара очутившаяся в объятиях Джосера, тихо ругалась.

Голова киммерийца показалась над бортом суденышка.

— Ну, как ты? — спросил он у женщины.

— Я в порядке. Конан, ты снова спас нам жизнь! Если бы ты не выпрыгнул, мы бы все разбились!

Джосер встал во весь рост и ощупал решетку. Она состояла из толстых стальных прутьев, горизонтальных и вертикальных, пересекающихся под прямым углом. Отверстия были настолько малы, что на ту сторону решетки проходила только рука. Стигиец полез по прутьям к своду, но Конан знал итог заранее. Решетка полностью перегораживала проход.

— Приплыли! — угрюмо проронил он.

— Это стигиец во всем виноват, — зло прошептала Аманда. — Он привел нас сюда. Послушай, Конан, а может, он нарочно это сделал?

— Подай мне меч, подруга. Я нырну и погляжу, что там, на дне.

Воительница покорно протянула ему трофейный клинок.

— А мне что делать?

— Сиди в лодке. Еще не хватало мне тебя спасать, как тогда, в пилоне. Помнишь?

Аманда набычилась. События в стигийском пилоне запомнились ей не этим конфузом, когда она, собираясь подсобить Конану, угодила в лапы змеядов, а другой сценой, случившейся потом. Вспомнив о пылкой любви среди горячего сражения, Аманда застонала…

— Тебе помочь, дорогая? — послышался сверху участливый баритон.

— Ну, чего там, стигиец?

— Очень интересная решетка. Я добрался до свода. Прутья уходят в пазы. Было время, ее поднимали и опускали.

— Мы сможем ее поднять?

— Нужно отыскать механизм и рычаг.

— Где будем искать, стигиец? У стены?

— Иди направо, а я налево пойду. Кстати, где наш киммериец?

— Ушел под воду. Должен бы уже выплыть, — обеспокоенно заметила женщина.

— За него не бойся, — усмехнулся Джосер. — Этот парень в воде не тонет!

Заполнив легкие до отказа, Конан нырнул. Глубина реки составляла у решетки два роста киммерийца. Как он и предвидел, решетка наглухо перекрывала проход. Видно, те, кто ставил ее, были мастерами своего дела. Прутья не заржавели в проточной воде. Решетка казалась неодолимой преградой.

Какие сокровища охраняла она? От каких ворогов поставили ее? Что таили ее создатели во тьме подземного тоннеля? Что там, впереди — выход? Очередная ловушка? А может быть, еще одна такая же решетка — или хуже?

Конан подергал прутья. Никакого движения. Он просунул громадный меч в одно из звеньев и надавил на рукоять. Даже в воде он услышал скрежет металла о металл. Решетка не поддалась.

Варвар оставил эту затею и по дну пошел вправо, к стене. Дно, как и стены, было каменистым. Решетка оказалась плотно пригнанной к камню. Простукав стену тоннеля мечом, Конан вновь невольно восхитился мастерством неизвестных строителей.

Это мастерство означало смерть для троих беглецов. Стоило сражаться со змеядами, плутать по лабиринту, плыть по подземной реке — и все ради того, чтобы закончить путь здесь, неведомо где под стигийской пустыней! У них нет даже паруса и мачты, чтобы вернуться назад…

Конан вынырнул на поверхность. И увидел Аманду. Стоя на решетке и держась одной рукой за прут, другой рукой женщина прощупывала стену.

— Кром! Что ты здесь делаешь?

— Не видишь — ищу рычаг.

— Пустое занятие, — пробурчал киммериец. — Если и есть рычаг, сдается мне, он по ту сторону решетки. А где Джосер?

— Он ищет рычаг с другой стороны.

— Возвращайся в лодку. А то свалишься.

— Не свалюсь.

— Возвращайся, я тебе сказал! Не то мне придется отдирать тебя от этой стены.

— Не смей указывать мне, варвар! — окрысилась воительница, но работу свою прекратила и полезла обратно, в ладью.

Убедившись, что строптивая воительница на сей раз его послушалась, Конан снова нырнул и поплыл поперек течения, туда, где должен был находиться Джосер. Вскоре он нашел стигийца. Тот стену руками не трогал и завис на решетке, о чем-то раздумывая. Заметив Конана, Джосер сказал:

— Я знаю, рычаг где-то здесь. Но мы можем искать его не один день.

— Да, пока не загнемся, — согласился Конан, вылезая из воды.

— А что бы сделал ты, киммериец?

— Что бы я сделал… Я попробовал бы поднять решетку снизу.

Стигиец охнул.

— Ты смеешься? Да в ней знаешь сколько веса?

— Один-то я ее не подниму. А вдвоем? Может получиться.

— Ты и я? Кровь Нергала, а что мы теряем? Я согласен! — решил император и прибавил, ухмыльнувшись: — А когда у нас получится, ты сразу сможешь меня утопить. Подруге скажешь, мол, наш император захлебнулся.

Конан измерил его презрительным взглядом.

— Не мерь меня по себе, стигиец. Я тебя топить не стану. Я тебя после прикончу, когда мы выберемся. Да, и еще — никакой ты мне не император.

— Благодарю, успокоил. Мне сразу легче стало на душе.

— А есть ли она у тебя, стигиец? Ну, довольно болтать, нырнули!

Варвар прыгнул в воду. Но прежде, чем Джосер успел последовать за ним, раздался пронзительный женский крик. Конан, не успевший уйти глубоко под воду, тотчас вынырнул. У него замерло сердце. Все-таки вляпалась во что-то, девчонка!

Аманда кричала и визжала где-то во тьме. Киммериец услышал, как за спиной у него плюхнулся в воду Джосер, спеша на выручку к женщине, и Конан тоже поплыл на крик.

Несколько секунд потребовалось мужчинам, чтобы прибыть на место происшествия. Скорее слухом, чем зрением, мужчины поняли: с Амандой беда. Что-то свистело в воздухе и разбрасывало брызги в воде. Женщина голосила, как безумная, и билась о прутья решетки.

Конан первым подлетел к Аманде и в тот же миг ощутил скользкое, холодное прикосновение. Чье-то черное щупальце пронеслось по его руке и исчезло. Мозг Конана, как всегда в такие мгновения, работал быстро и действенно. С этого мига у него словно открылось ночное зрение. Да, он видел наяву это громадное чудовище, эту гнусную тварь, схватившую его подругу своими щупальцами, видел тварь всю. Тварь приплыла с той стороны решетки. Может быть, ее привлек человеческий запах, а может, люди ненароком пробудили ее своими голосами, или же она пожаловала на звук, когда Конан пытался поддеть решетку мечом… Сейчас неважно, откуда тут взялась эта тварь со щупальцами и почему она пытается заполучить Аманду. Женщину нужно спасать.

Решения сами собой возникали в его мозгу. Верная рука метнулась к поясу, схватила вихрастый кинжал. Кинжал устремился навстречу извивающемуся щупальцу и легко перерезал его, освобождая руку Аманды. К ужасу Конана, щупальце удлинилось, тыкаясь во все стороны, чтобы снова ощутить тело жертвы.

Конан резко и с силой рванул женщину на себя. Тварь не ожидала этого. Аманда поддалась легко. Но щупальца не отпустили ее. Они, точно резиновые, удлинились, по-прежнему обвиваясь вокруг шеи, талии, ног и рук женщины.

— Подержи ее! — крикнул Конан Джосеру.

Стигиец, до того момента не знавший, как помочь воительнице, тотчас схватил ее за руки и потащил прочь от решетки. Киммериец же, очутившись между Амандой и чудищем, бешено заработал кинжалом. Пара мгновений потребовались ему, чтобы избавить подругу от живых пут. Но — о, ужас! — щупальца обвились вокруг него самого, их было несчетное количество, точно проклятая тварь обладала способностью производить щупальца по собственному желанию. Конан, не прекращая работать кинжалом, нашел ногами решетку и вдруг резко оттолкнулся от нее. Щупальца заскользили по его телу, это было больно и отвратительно, — но сила «прыжка» оказалась такова, что Конан вырвался из объятий чудовища, буквально пролетел над водой и рухнул в реку подле Джосера и Аманды.

И был немало удивлен, какими словами встретила его подруга.

— Ты был прав, киммериец, — стуча зубами, пробормотала она.

— Насчет чего?

Джосер, ничуть не утративший самообладание, указал рукой в сторону решетки:

— Насчет обитателей здешних глубин.

— Не расслабляйтесь! — крикнул Конан. — Течение может снести нас обратно!

А там, у решетки, бесновалось обманутое чудовище. Все новые и новые щупальца лезли из бесформенной туши, обвивая решетку. Они удлинялись и тыкались во все стороны, разыскивая ускользнувшую добычу.

Чтобы течение не снесло их к решетке, люди подплыли к стене тоннеля. Но там не за что было уцепиться.

— Простите меня, ребята, — тихо простонала Аманда. — Я так долго не выдержу. У меня ноги сводит.

— Крепись, крепись, дорогая, — встряхнул ее Джосер. — Ты нужна нам! Очень, очень нужна!

Скользнув взглядом по бледным лицам воительницы и императора, Конан внезапно отплыл от них.

— Куда ты, варвар?

— Хочу немного позлить это чудище.

— Не-е-ет!! — завопила женщина.

— Я думаю, он знает, что делает, — пробормотал стигиец.

Приблизившись к решетке на минимально безопасное расстояние, киммериец принялся барахтаться в воде. Шума и брызг от него было почти как от самого чудовища. Щупальца замелькали у его груди, и Конан, отчаянно борясь с течением, держал дистанцию. Вдруг раздался пронзительный скрип. Он шел сверху.

— Молодец, киммериец! — услышал Конан радостный крик Джосера. — Давай, давай!

Однако тварь, как видно, больше не нуждалась в раздражителе. Тварь завелась по-настоящему. Вода кипела от бесчисленных щупальцев, пытающихся достать до жертвы. Скрип повторился, и Конан почувствовал, как гнется неодолимая решетка. А чудище, тоже чувствуя это, точно удвоило свои усилия, наваливаясь на препятствие всей своей массой. Киммериец ощутил холодок в сердце, и вызван он был не ледяной водой, и не стылым ветром: а что будет, подумалось ему, если тварь одолеет решетку и накинется на них? Это верная смерть, и даже меч змеядов не поможет…

Тут раздался оглушительный грохот. Стальная решетка выскочила из пазов, зашаталась. От свода отделились и рухнули вниз каменные глыбы, подминая под собой и решетку, и намертво сцепившееся с нею чудище. Решетка, с ужасным скрипом скользя по стенам, заваливалась на Конана. Киммериец нырнул. Под водой он увидел барахтающееся в ловушке чудище. Оно пыталось отцепиться, но решетка увлекала его на дно, а сверху на бесформенную тушу сыпались обломки свода.

Конан выплыл там, где виднелись ноги Джосера и Аманды. Император и воительница, поглощенные сценой гибели подводного чудовища, не сразу заметили его.

— Путь свободен, — сообщил им Конан.

— Знаешь, за что я уважаю этого человека? — спросил Джосер Аманду и сам же ответил: — За невероятное умение выходить живым вот из таких отчаянных передряг. Для него чем хуже, тем лучше!

— Я люблю тебя, киммериец, мой спаситель! — воскликнула женщина, бросаясь на Конана и осыпая его поцелуями.

— Я ничего не сделал, — ухмыльнулся тот, отстраняя Аманду. — Это ты нас спасла.

— Я?

— Ну да. Если бы ты не привлекла эту тварь, мы бы окочурились тут, у проклятой решетки.

— Ах ты, шутник! — рассмеялась женщина. — Ну хорошо, а что теперь?

— Нужно плыть дальше. Наша лодка…

И тут выяснилось, что лодка в воду канула, в буквальном смысле слова. Наверное, решетка погребла ее под собой, вместе с чудищем…

— Мы должны плыть вперед. Сами, — упрямо заявил Конан. — Иначе нас ждет смерть.

— Он прав, дорогая. Нам придется плыть без лодки.

— Не знаю, смогу ли я, — прошептала Аманда. — Я не чувствую ног.

— Я буду помогать тебе, — сказал Конан. — Давай, подруга, не робей.

— Я помогу тоже, — вымолвил Джосер.

И вот так они, поддерживая женщину с двух сторон, поплыли вперед. Там, где недавно стояла решетка, вода еще булькала, но камни с потолка уже не сыпались.

— Как вы думаете, а не может ли там, куда мы плывем, быть других таких же тварей? — с тревогой спросила Аманда.

«Еще как может. Там, где одна, обязательно найдется и вторая», — хотел ответить Конан, но заставил себя прикусить язык и сказал совсем другое:

— Нет их тут больше. Такие твари поодиночке живут. Поверь, уж я-то знаю!

9. Порт в изумрудном свете

Течение само уносило беглецов вперед, им нужно было лишь держаться на поверхности. Это требовало от них все больших и больших усилий. Холод воды и ветра проникал сквозь кожу, жир и мясо, доставал до внутренних органов, превращая человека в ледышку. Конану невольно подумалось, что еще час, нет, даже полчаса такого путешествия, и Аманда отдаст свою душу богам. Да и Джосер, и сам Конан долго так не выдержат.

— О, боги, неужели вы погубите нас сейчас? Как это глупо! — услышал варвар шепот Джосера.

— Помолчи, стигиец, — буркнул Конан. — Береги силы.

Сознание медленно-медленно погружалось в ледяной сон, чтобы никогда уже не проснуться больше. Глаза слипались. Как будто в тумане варвар почувствовал, что унылый пейзаж меняется вокруг него. Подземная река умеряла свой бег. Несокрушимая воля киммерийца решительно рванулась обратно, в суетный мир, извлекая сознание из трясины ледяного сна.

И Конан увидел пещеру, словно родившуюся из этого сна. Впереди мерцал тусклый изумрудный свет. Виднелся пирс, а у пирса — корабль. Не утлое суденышко, подобное канувшей вместе с подводным чудищем лодке, — а настоящий корабль, многовесельная галера с двумя мачтами и спущенными парусами. По другую сторону пирса стояла вторая такая же галера. За первым пирсом Конан увидел небольшую гавань, и там стояли корабли. Здесь, в подземной бухте, была целая флотилия!

— Эй, стигиец, ты видишь это? Видишь? — зашептал варвар.

Джосер не ответил. Конан посмотрел на него. Глазная повязка подевалась куда-то, а второй глаз, целый, притворяло раздувшееся веко. Стигиец был без чувств. Или мертв. Обеими руками Джосер поддерживал Аманду, точно свое самое дорогое сокровище.

Конан перевел взгляд на нее. И с ужасом вдруг понял, что и она не подает признаков жизни. Очевидно, последний рывок, к этой подземной бухте, сделал он один, вытянув обоих своих спутников… Но не успел, они погибли!

— Нет, не возьмешь! — прорычал Конан.

Преодолевая оцепенение, боль и предательскую слабость, он изо всех сил заработал ногами. Он успеет! Он успевал всегда, успеет и теперь.

Берег приближался. Вот он нахлынул, как волна. Конан ударился о камень невысокого причала. Наконец-то! Доплыл!..

Киммериец выбрался из воды. После нее воздух в пещере казался жарким и душным. Вытащил на берег тело Аманды, а оно уже увлекло за собой и тело Джосера: даже мертвый или без сознания, стигиец не хотел отпускать воительницу.

Аманда не дышала. Конан готов был зарыдать — как там, в Карпашах, после крушения «Черного коршуна», подстроенного Робертом Рэнквистом. Тогда он первый раз потерял свою боевую подругу. Но он не бросил ее, мертвую, в горах. Он поднял ее и отнес к Милиусу, и потребовал воскресить ее. Да, именно тогда Скучающий Маг и предупредил его насчет опасности, исходящей от этой женщины. А Конан плевал на эти предостережения.

Но тут — не Карпаши. Тут нет всесильного Милиуса. Никто не воскресит мертвую. Кроме него самого, кроме Конана.

И он стал делать ей искусственное дыхание. Он дышал ей в рот, мял грудь и живот, растирал лицо… Аманда была мертва. Она замерзла в ледяной воде.

— Ну, женщина, просыпайся! — сильно ударил ладонью по ее лицу.

Он знал: такие шлепки обычно приводили ее в чувство.

Но она не очнулась. Конан почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Дал Аманде новый шлепок, еще сильнее — пусть знает!

— Костлявый Нергал, зачем тебе она? Она не из нашего мира. Отпусти ее, Владыка Мертвых, — тихо попросил киммериец.

На шее воительницы дернулась жила.

— Ну же, Костлявый, давай! Верни мне ее! За мной будет долг!

Подгоняя Нергала, Конан возобновил искусственное дыхание. Аманда кашлянула. Прошло еще какое-то время, прежде чем она открыла глаза.

— Конан…

— Благодарю тебя, Владыка Серых Равнин, — прошептал киммериец, обнимая подругу.

Странно, вдруг подумалось ему, обычно в таких случаях благодарят светлых богов…

— Где мы?

Это спросила не Аманда. Варвар обернулся. Стигиец пришел в себя, и Конан ощутил в душе причудливую смесь удовлетворения с досадой. Женщина вдруг обмякла в его руках.

— Нет!!

Но она не умерла снова. Дыхание воительницы восстановилось, в отличие от физических сил. Сон ли, бесчувствие — ей требовался отдых, и Конан не стал тормошить ее. Он мягко опустил голову Аманды на землю и обернулся к Джосеру. Тот поднимался на ноги.

— Она жива? — спросил стигиец.

— Да. Мне кажется, она успела побывать в лапах Нергала. Я вытащил ее оттуда.

Чуть прихрамывая, Джосер подошел к киммерийцу и протянул руку.

— Ты спас и меня, Конан. Знаю, не хотел, но все же ты спас и меня. Прими мою благодарность.

— Сета своего благодари, как ты обычно делаешь, а не меня, — Конан нахмурился и отстранился. — Я тебя спас, но и ты меня спасал тоже. Мы квиты. Больше никто никому не должен.

— Как знаешь, — пожал плечами император. — Но я этого не забуду. Ты знаешь, где мы?

— Я думал, ты знаешь.

Они осмотрелись. Здесь не было жизни, и не было очень давно. Корпуса галер обросли водорослями, черные паруса висели мешковиной, весла казались намертво прибитыми к уключинам. И в то же время порт не выглядел спешно покинутым. Строгий порядок склепа царил в нем…

— Сюда просто перестали приходить… — пробормотал Джосер, о чем-то размышляя.

Конан вопросительно посмотрел на него, и стигиец покачал головой:

— Нет, ничего не приходит в голову.

Пещера тянулась далеко, насколько хватало взгляда. Она имела правильную продолговатую форму. Тусклый зеленоватый свет исходил от огромного изумруда, который лежал на голове колосса, изображавшего змея, на высоте трех человеческих ростов.

— Одно я знаю точно: мы в Стигии, — хмыкнул Конан, увидев змея. — Бьюсь об заклад, тут должен быть проход наверх.

— Да вот же он, этот проход! — воскликнул Джосер.

Под изваянием змея виднелась небольшая арка. Мужчины подошли к ней. Аркой начиналась лестница с широкими ступенями. Конан нагнулся, осматривая их.

— Тут не ходили лет сорок.

— Как можно утверждать с такой точностью?

— Бери Аманду и пошли вверх, — отрезал Конан.

— Ты хочешь, чтобы я ее нес? — удивился Джосер.

— Именно ты. И пойдешь вперед меня. Я-то в спину тебя не ударю.

Император хмыкнул, но перечить не стал. Он был слишком умен для этого. Ликование души никак не отражалось на бледно-каменном лице Джосера, а физические муки он готов был потерпеть еще немного. Джосер вернулся к бесчувственной Аманде, поднял ее, а затем направился к арке.

Конан последовал за ним.

10. Схватка во тьме

Лестница была выдолблена в камне. Она взбиралась вверх, незаметно набирая крутизну. Вскоре тусклый изумрудный свет остался позади, и люди опять погрузились во тьму. Чтобы не споткнуться, Джосер двигался очень осторожно, одной рукой нащупывая стену, а другой придерживая Аманду.

Примерно через двадцать ступеней стигиец остановился.

— Лестница поворачивает, — сообщил он Конану. — Могу я чуть передохнуть?

Киммериец сам не знал, что ему не понравилось в голосе Джосера. И все же что-то тут было не так. Конан обнажил кинжал и легонько ткнул в спину стигийца.

— Ты знаешь, какой я быстрый. Не советую со мной шутить, стигиец.

Император глубоко вздохнул, показывая, как тяжко ему терпеть этого несносного варвара.

После короткого отдыха подъем возобновился. Еще через двадцать ступеней лестница повернула снова, и так повторилось два раза. Киммериец, всегда превосходно чувствующий направление, вычислил, что они сделали полный круг, вернее, квадрат. А лестница по-прежнему шла вверх, и не было у нее ни дверей, ни боковых ответвлений.

Через восемьдесят ступеней, считая от арки, эта «квадратная» лестница неожиданно превратилась в винтовую. Ход стал ветвиться, но общее направление вверх сохранилось. Конану оставалось гадать, куда он приведет. Одно ясно наверняка: здесь строили на совесть — если у здешних строителей (или заказчиков?) вообще имелись какие-нибудь представления о человеческой совести. Чем дальше, тем больше Конана одолевали сомнения в этом. Должно быть, лестницу в скале проделали те же строители, кто возвел стальную решетку на подземной реке.

Сто ступеней, сто пятьдесят, двести, триста… Джосер выбивался из сил, но Конан, не испытывающий не малейшего сострадания к этому человеку, все же не мог заставить себя еще хотя бы раз пригрозить стигийцу кинжалом. Он отнял бы Аманду у Джосера и понес бы ее сам, если бы был уверен в надежности попутчика… Нет, нельзя — пускай несет стигиец!

А лестница все не кончалась. Кром и Митра, неужели они плыли так глубоко под землей? Конан чувствовал, что где-то невдалеке маячит какая-то старая-старая тайна, не особо важная для него, для Конана, но жизненно важная для тех, кто строил решетку, подземный порт и корабли в нем.

Куда могли плавать те галеры? Непохоже, чтобы здесь была обширная подземная страна. Ясно, река связывала здешних хозяев с катакомбами луксурского храма. Тоннель достаточно велик, чтобы пропустить галеру, а стальная решетка служила надежной преградой нежеланным гостям. Не говоря уж о чудовище со щупальцами. Только ребенок поверит, что такая гнусная тварь заплыла в подземную реку случайно…

Стоп! Храм, решетка, тварь, бесконечный ход в камне… Без колдовства не обошлось! Непроизвольно по спине варвара поползли мурашки. А что, если они лезут прямиком в логово могущественных стигийских жрецов, в их тайную цитадель?

Конан не успел додумать до конца эту мысль.

— Хвала богам, мы куда-то пришли, — услышал он шепот Джосера.

— Пришли?

— Да. Тут, кажется, есть дверь…

И верно, дверь. Привыкшие к мраку глаза киммерийца разглядели ее. У двери ход расширялся, образуя небольшую площадку. Конан встал рядом с Джосером и ощупал дверь. Она была сделана из дерева какой-то особой породы…

— Железное дерево! — догадался Конан.

— Верно, — согласился Джосер, опуская Аманду.

Киммериец метнулся к нему и приставил к горлу кинжал.

— А ну-ка, признавайся, верблюжий кал, куда ты нас завел?

— Отвали, глупый варвар. Я знаю об этом месте не больше, чем знаешь ты. Будь так любезен, убери свой ножик. Давай лучше займемся дверью.

— Сдается мне, ты лжешь, стигиец. Думаю, подошло время нам с тобой расстаться.

Император покосился на оружие и печально усмехнулся.

— Пользуешься своим преимуществом? У меня нет оружия.

Варвар отбросил кинжал в сторону и сжал кулаки.

— Давай покончим с этим. Я долго ждал. Четверть века ждал, когда ж ты сдохнешь, наконец. Когда я сам тебя прикончу…

— Ни я, ни Ка не убивали твою любимую Белит, — отступая на шаг, сказал из темноты Джосер. — Она пала жертвой собственной алчности.

— Я не собираюсь тебя судить, — с холодной решимостью заметил Конан. — Чтобы перечислить все твои преступления, не хватит моей жизни. Защищайся или умри!

— Постой! — воскликнул император, пряча руки за спину. — Неужели ты убьешь меня, раненого, обессиленного, в этой кромешной тьме? Где твоя честь, сын благородного Крома?

Варвар зарычал, как разъяренный зверь.

— Не тебе болтать о чести, шакал Стигии! А что до кромешной тьмы, это будет твоя фора. Не тебе, змеенышу Темного Сета, страшиться тьмы! Аманда больше не спасет тебя. Ну, защищайся, если ты мужчина!

С этими словами Конан бросился на стигийца. Он знал, что Джосер — не слабак. Даже в нынешнем своем состоянии это был трудный противник. В частых странствиях своих, между всякими пакостями честным людям, принц Джосер и принцесса Камия обучались боевым искусствам разных народов, их тренировали лучшие мастера, от потомков атлантов до искусников островного племени джапаото-мо… Конан тоже знал множество сильных приемов и надеялся покончить со стигийцем здесь, сейчас. Давно пора!

Джосер гибко уклонился от сшибки и попытался ударить Конана со спины. Киммериец был начеку. Он двинул ногой назад и услышал приглушенный вздох. Удар пришелся Джосеру в солнечное сплетение, и Конан подумал, что, по-видимому, стигиец все-таки значительно ослабел. Это, впрочем, ничуть не убавило его желания скорее прикончить противника. Конан развернулся, мгновенно нашел глазами силуэт стигийца и напал снова.

Противник упорно уклонялся от контактной схватки. За этим скрывалась какая-то хитрость. Варвар удвоил бдительность. Внезапно он понял, что больше не видит темный силуэт. Где искать Джосера, он догадался уже через пару секунд. Но еще меньше потребовалось стигийцу, чтобы напасть снизу и повалить Конана на пол. Джосер резко дернул киммерийца за щиколотки, и варвар не удержал равновесия. Падая, он попытался развернуться, чтобы не удариться о камень головой. Он упал на правую руку и тотчас понял, что сломал ее. А мгновением позже в его горло уперся тот самый кинжал, великодушно отброшенный им, и Джосер прошипел ему в лицо:

— Ты как в воду глядел, киммериец! Тьма взаправду пришла на выручку ко мне! Мне повезло, я нащупал твой трофей. Но я не стану тебя убивать. Дай мне слово…

Конан грязно выругался, посоветовав стигийцу, куда ему надлежит убираться со своими предложениями.

— Ты просто жалкий недоумок, червь, — не скрывая более своей ненависти, прошипел стигийский император. — Я мог бы отключить тебя или прикончить. Но тогда я не открою эту дверь. Мне нужна твоя помощь, — подумав, он добавил: — Иначе я убью Аманду.

— Ты не посмеешь! Она нужна тебе!

— Хочешь проверить, насколько?

С него станется, подумал киммериец. Конан клял себя последними словами. Глупец, это точно. Горело же ему драться здесь, на лестнице! Ну откроется дверь, и что? Едва ли там стигийца ждет отряд верных арбалетчиков. Чтобы открыть эту дверь, нужны двое. Смотри-ка, а откуда он знает? Бывал тут прежде? Но если убить его, дверь не откроется! Ладно, откроем дверь, а там разберемся.

— Чего ты хочешь, кислая отрыжка Сета?

— Поклянись кровью Крома, что не будешь бросаться на меня. Хотя бы до тех пор, пока мы, все трое, не окажемся в безопасности.

— Клянусь кровью Крома, ублюдок. Доволен?

Джосер немедленно отнял кинжал от его горла.

— Вставай. Дай мне свою руку.

— Это еще зачем?

— Увидишь.

Стигиец нащупал что-то на стене слева от двери и сказал:

— Надавишь большим пальцем в этом месте, когда я скажу.

Сам он отошел по правую сторону и привел свою руку в сходное положение.

— Ну, нажимай!

Конан нажал. Палец почувствовал пустоту. Какой-то невидимый рычаг ушел в стену. Дверь из железного дерева вздрогнула и отворилась вовне. Снаружи брызнул свет, показавшийся людям необычайно ярким. Джосер облегченно вздохнул.

— Бери свою подругу и следуй за мной, варвар.

Сказав это, стигиец шагнул в проем. Опасаясь, что Джосер закроет дверь снаружи и оставит их здесь, киммериец кинулся за ним. Он выскочил наружу и… остолбенел.

Над землей парила безоблачная ночь. В свете звезд и Луны глаза Конана, успевшие привыкнуть к мраку, увидели воистину сказочную картину.

Он стоял посреди невеликого покоя, представлявшего из себя правильный квадрат. Четыре широких окна окружали комнату; они были строго ориентированы по сторонам света. Дверь, из которой вышли Джосер и Конан, снаружи оказалась изваянием молодой женщины. Статуя была великолепна. Женщина смотрелась как живая. Невысокая ростом, она обладала чувственной фигурой с соблазнительными формами; лицо, могло почудиться, было добрым, если бы не чуть вздернутый носик, роскошные полные губы и большие распутные глаза. Статуя изображала женщину одетой в зеленую тунику, расшитую золотыми змеями, а на голове сверкала стигийская корона — не изваянная, настоящая!

Конан никогда прежде не встречался с этой женщиной. Однако смутное воспоминание сохранило для него ее черты. Где-то он ее точно видел! Вспомнил: на старой стигийской монете, золотом денарии, и было это еще в пору его шадизарской юности; как-то раз привелось ему освободить одного богатого негоцианта от целого кошелька таких монет…

— Королева Нехтесси! — прошептал Конан.

— Верно, — послышался со спины торжествующий баритон стигийского императора. — Добро пожаловать в замок Деншур, собака варвар!

А дальше киммериец ощутил резкую боль в затылке, и она утащила его в трясину предательского забытья…

Джосер встряхнул руку, затем, когда боль в костяшках пальцев прошла, преклонил голову перед статуей и промолвил:

— Любимец богов вернулся в твой волшебный замок, дорогая бабушка. Вернулся, чтобы побеждать!

Одноглазый император широко раскинул руки на юг и на север, воздел голову к небесам и расхохотался.

Он не мог видеть глаза изваяния в этот момент. А если бы он видел их, то, вне всякого сомнения, ему показалось бы, что они следят за ним.

11. Чудо королевы Нехтесси

Крепостной замок Деншур считался одним из «признанных чудес Стигии», наряду с Великой Пирамидой в Кеми, городом мертвых Птейоном, доисторическим сфинксом в оазисе Нептху, священным колоссом Бога-Змея Сета в пустыне Бухерат, фамильной мастабой древней тридцать пятой династии в Штайоне, поминальным храмом святого жреца Хунихора Проповедника в Долине Величия, дворцом царя Нармера Объединителя в Сухмете, триумфальной колонной императрицы Мефрес I на Сгибе, плотиной на четвертом пороге Стикса и Аллеей Королей в Луксуре. В отличие от других стигийских «чудес», замок Деншур впервые явился миру не в давние, покрытые пылью тысячелетий, времена, а немногим более шести десятком лет тому назад. Его история неразрывно связана с именем Нехтесси, матери короля Ментуфера, принцев Хеврена и Аменета, бабки всех последующих правителей державы Сета — Ктесфона, Тхутмертари, Джосера, Камии, а также второй жены короля Ктесфона Хиры.

В возрасте шестнадцати лет Нехтесси вышла замуж за наследного принца Ахмеса, своего родственника по материнской линии. Красивая, неглупая и жизнерадостная девушка очень понравилась тогдашнему правителю Ахмесу III. Мало кто подозревал тогда, в 215 году, считая с момента основания правящей ныне династии, что именно эти качества избранницы наследника сыграют роковую роль как в его собственной судьбе, так и в истории всей Стигии, и не только Стигии.

В отличие от большинства своих предшественников, супруг Нехтесси был человеком мягким и безобидным. Он вступил на Трон из Слоновой Кости после внезапной и загадочной смерти отца. Это произошло в самом начале 216 года.

Верховный жрец Тот-Амон короновал Ахмеса IV в Чертоге Королей парадного храма Бога-Змея в Луксуре. Неожиданно для самого себя оказавшись у власти, Ахмес не горел желанием заниматься делами государства. Власть не привлекала, а пугала его — ответственностью и неизвестностью. Поэтому король был весьма признателен жреческому синклиту и своей супруге, которые всячески пытались помочь ему справиться с этим тяжким бременем. Могущественных жрецов Сета Ахмес IV уважал и боялся, а жену свою искренне и самозабвенно любил.

Неудивительно поэтому, что интересы жрецов и юной королевы Нехтесси столкнулись уже в первые месяцы царствования Ахмеса IV. 18-летняя девушка с головой окунулась в интриги жрецов и нобилей, чувствуя себя в них как рыба в воде — или, вернее, как хищная водная змея в мрачных глубинах Стикса. После нескольких чувствительных поражений опытный маг и царедворец Тот-Амон пришел к выводу, что молодая жена имеет на короля и жреческий синклит большее влияние, чем он сам, и что лучше бы заключить с ней союз. Нехтесси с готовностью пошла ему навстречу, и с этого момента Ахмес IV уже был обречен.

Между тем в 217 году Нехтесси родила Ахмесу IV сына, наследника престола. Младенца назвали Ментуфером. Радость короля не знала границ, он боготворил жену. В следующем году монарх издал манифест, провозглашающий Нехтесси правящей королевой, своей соправительницей, и Тот-Амон также короновал ее в Чертоге Королей, как двумя годами ранее Ахмеса. Эта коронация была важной, но формальностью: фактически Нехтесси стояла у власти с 216 года; с тем же успехом король мог бы просто отречься от престола в пользу своей жены.

За восемнадцать тысяч лет истории стигийской державы на троне в Луксуре сменились сотни монархов. Они назывались по-разному — царями, королями, императорами, а иные даже богами. Но всего девять раз правящий монарх собственной волей возводил на престол супруга или супругу. Четырежды этот опыт завершался удачно и еще пять раз возведенный на Трон из Слоновой Кости соправитель сразу или чуть погодя избавлялся от своего благодетеля; причем последний случай подобного рода имел место всего лишь за двести лет до Ахмеса IV. Тогда правящая королева Стигии сделала королем своего любимого мужа, принца-консорта, а через несколько лет совместного царствования он убил ее и стал править единолично, положив тем самым начало нынешней династии — Ахмесидам.

Однако Ахмес IV не озаботился опытом предка и даже не представлял, что опыт сей может быть вывернут наизнанку и применен к нему. В своем поступке король не видел ничего необычного. Отшлифованные за тысячи лет законы империи гарантировали бесспорное династическое равенство мужчины и женщины. Старший ребенок монарха становился наследником престола, вне зависимости от пола. В истории Стигии даже наблюдался случай, когда на трон взошла дочь, родившаяся первой в двойне; вторым ребенком был сын. Среди монархов Стигии примерно четверть составляли женщины. Правда, выдающиеся личности среди них встречались реже, чем среди монархов-мужчин. Обычно из-за тронов правящих королев империей руководили могущественные жрецы Сета, волшебники Черного Круга, — в этот мрачный синклит женщины не допускались.

Что касается королевы Нехтесси, то она, конечно, не была выдающейся правительницей. Прежде всего потому, что Нехтесси на первое место ставила не благо своей державы, а удовлетворение собственных вожделений, среди которых главными были похоть, интриги и страсть к увековечению собственного имени. Нехтесси не была мягкой и добродетельной, как ее супруг, не отличалась особенным мужеством и крепостью характера, подобно своему старшему сыну Ментуферу, не была так изворотлива, как младший сын Хеврен, не столь жестока и искушена в колдовстве, как внучка Тхутмертари (хотя и баловалась магией на самом примитивном уровне), не обладала таким спокойным и уравновешенным характером, как внук Ктесфон, и никогда не осмеливалась пускаться в смертельные опасные авантюры, как это делали ее второй внук Джосер и младшая внучка Камия; наконец, она просто не была так образованна и подготовлена к верховной власти, как те же ее внуки. Но королева Нехтесси сумела оказать существенное, подчас решающее влияние на судьбы представителей правящей династии вплоть до четвертого колена.

В 219 году Нехтесси родила двойню. Сыновей назвали Хеврен и Аменет. Ахмес IV радовался прибавлению семейства и к концу года окончательно отошел от государственных дел. Все королевские рескрипты подписывала Нехтесси. Тот-Амон был доволен: королева понимала его с полуслова, щедрой рукой выделяла средства на возведение храмов, следовала его советам в политике, где не чувствовала себя сильной. При поддержке Нехтесси верховный жрец укрепил свое положение в синклите. Возросла роль жреческого сословия в целом; главными советниками двора отныне были не благородные нобили и не видные полководцы, а жрецы Сета. Королева успешно действовала среди жрецов; очень скоро в паутине ее интриг завязли все влиятельные члены Черного Круга.

Но ей хотелось большего. Присутствие рядом Ахмеса IV, которого она искренне презирала, мешало ей приступить к воплощению своих далеко идущих желаний. При молчаливом одобрении Тот-Амона Нехтесси решила действовать.

И вот летом 220 года король заболел. Жрецы и лекари явственно наблюдали признаки отравления ядом, однако никто из них не осмелился вступиться за умирающего короля. Наступала новая эпоха, и каждый приближенный к власти заботился лишь о себе. Верные Ахмесу IV люди остались в армии; им удалось пробиться к монарху и сообщить о своих подозрениях. Ослепленный любовью к Нехтесси, король прогнал своих полководцев. И хотя затея их провалилась, королева не простила никого: Нехтесси отличалась редкой даже в кругу стигийской знати злопамятностью.

Ахмес IV скончался в первые дни осени 220 года в возрасте двадцати пяти лет. Согласно законам империи, на престол должен был вступить трехлетний кронпринц Ментуфер, а Нехтесси править до его совершеннолетия, шестнадцати лет, как регентша. Однако ни в Луксуре, ни в Кеми власть предержащие не помышляли о коронации ребенка. Разговоры о том, что по законам правящая королева должна стать регентшей, приравнивались к государственной измене. Жрецы, толкователи законов, были на стороне Нехтесси. Безмолвный дворцовый переворот стал свершившимся фактом в конце того же 220 года, когда золотые денарии старого образца с отчеканенными на них профилями Ахмеса IV и Нехтесси были заменены монетами с профилями одной лишь Нехтесси. Ментуфер остался наследным принцем, и только самые наивные и несведущие люди могли всерьез полагать, будто мать когда-либо уступит трон сыну…

Захватив единоличную власть, Нехтесси приступила к реализации своих замыслов. По всей стране развернулось строительство королевских резиденций и святилищ Сета. Огромный город-порт Бусирис возводился на берегу Стикса в ста милях западнее Луксура. По величественности и красоте он был призван превзойти столицу.

И все же архитектурным чудом стал не Бусирис. Одновременно с ним в мертвой пустыне к юго-востоку от Луксура создавался рукотворный оазис и строился неприступный башенный замок Деншур в мрачном древнестигийском стиле. Подобным образом Нехтесси рассчитывала увековечить свое имя и превзойти величием знаменитых государей минувших эпох.

Деншур возводили более десяти лет. Когда замок был построен, Нехтесси возжелала, чтобы, помимо сухопутной дороги, к Деншуру вел и водный путь. Началось строительство канала, связывающего рукотворный оазис со Стиксом. Людей не хватало, и тогда королева принялась обращать в рабов собственных подданных. Вчерашние земледельцы и скотоводы выдалбливали в иссушенном вечным солнцем грунте Великий Канал и перемещали на примитивных повозках бесчисленные тонны песка… К середине 231 года над сооружением Канала трудились полмиллиона человек, немногим больше, чем потребовалось для возведения самого крепостного замка. Протяженность Великого Канала составила почти сто двадцать миль.

Королева Нехтесси добилась своего: величие, которого на самом деле не было в ее жизни и в ее царствовании, воплотилось в камне, чтобы предстать восхищенному взору современников и потомков.

Деншур имел форму правильного квадрата. Внешние стены крепости были сложены из огромных каменных блоков, тщательно отесанных и добротно пригнанных друг ко другу. Высота наружной стены составляла добрых сорок локтей, а ширина — двадцать пять локтей. В отличие от Луксура с его четырьмя воротами, ориентированными по сторонам света, замок Деншур имел всего два официальных выхода: Западный, сухопутный, связывающий крепость со столицей, и Восточный, к Великому Каналу.

За наружной стеной, увенчанной треугольными зубцами, напоминавшими клыки нилусского крокодила, начинался так называемый Нижний Замок. Здесь, в пилонах, башнях и непосредственно внутри крепостных стен, располагались казармы королевской стражи, жилища для обслуги и прочие вспомогательные помещения.

Над ним возносился потрясающий воображение Верхний Замок, сложенный из специального кирпича, особенно прочного и долговечного. Верхний Замок от Нижнего отделяли широкие, в тридцать локтей, стены и ров с водой. Высота внутренней стены составляла — современники не верили в это, пока не убеждались сами — почти сто локтей! Колоссальные пилоны, стоявшие по углам внутренней стены, возвышались над нею еще на полсотни локтей. А Центральный Пилон, представлявший собой устремленную в небо квадратную башню, имел в высоту и все двести локтей. Вот почему Конану и Джосеру пришлось взбираться по лестнице так долго: тайный ход из подземной гавани проходил главным образом внутри Центрального Пилона.

Как в наружной, так и во внутренней крепостной стене имелись бойницы для отражения возможного нападения и располагалось соответствующее защитное вооружение — катапульты, баллисты, бриколи, противотараны, устройства для разрушения штурмовых лестниц, и так далее.

Широкий ров с водой, отделявший Нижний Замок от Верхнего, сложной системой шлюзов соединялся с Великим Каналом. Таким образом, взойдя на борт корабля в Верхнем Замке, можно было проследовать на этом же корабле за пределы Деншура, выйти к Стиксу и, далее по реке, к Западному океану, либо на восток, вглубь континента. Таких удобств не было даже в столице!

Верхний Замок, как уже было сказано, состоял из четырех угловых пилонов и одного Центрального, прижавшегося к южной стене между двумя угловыми. Ближе к поверхности Центральный Пилон спускался террасами. Там всегда царила прохлада, и там же располагались основные апартаменты самой королевы Нехтесси. В Верхнем Замке имелись сады, бассейны, тронные чертоги, собственный храм Сета, библиотека, бесчисленные залы самого разнообразного назначения — то есть все, без чего Нехтесси не представляла свое королевское существование.

При всем при этом снаружи, особенно с ближнего расстояния, замок Деншур производил исключительно зловещее впечатление. Одиноко стоящий посреди пустыни, он всякого подавлял своей громадностью. Даже отважные генералы и поднаторевшие в магии жрецы Сета старались поспеть в Деншур до сумерек, когда крепость начинала казаться черной, а смутные тени от высоких стен безмолвно ползли по пустыне и зеркальной глади Великого Канала, точно силуэты кошмарных чудовищ. Характер хозяйка словно передался замку: жизнерадостная, энергичная, обожавшая всевозможные услады Нехтесси всегда стремилась внушать своим подданным один лишь трепет.

Со временем трепет перерос в ненависть. За восемнадцать лет правления Нехтесси растранжирила королевскую казну в увеселениях и строительных проектах. Народ голодал, армия разлагалась, знать была унижена — а королева в это время предавалась самым разнузданным оргиям в Бусирисе и здесь, в Деншуре. Даже жрецы и их владыка Тот-Амон роптали. В конце концов, маг изменил Нехтесси, вызволил из золотой клетки Деншура ее семнадцатилетнего сына Ментуфера, наследника престола, и короновал его; затем Тот-Амон всю оставшуюся жизнь горько сожалел об этом.

Ментуфер представлял собой сильного душой и телом мужа. Издевательства матери и ее приспешников не сломали его, напротив, закалили характер будущего правителя Стигии. Глубокий природный ум заменил ему подобающее наследнику образование. Ментуфер был не только красив, силен и мужествен, но осторожен и расчетлив — иначе бы он попросту не выжил.

Трудно сказать, когда и как закончилась бы битва за власть между Нехтесси и ее перворожденным сыном, если бы сама коварная Судьба не улыбнулась юному наследнику. В начале весны 234 года от одного из перебежчиков Ментуфер узнал о тяжелой болезни матери. Причина этой внезапной болезни осталась загадкой. Возможно, сказался неумеренный образ жизни, который вела правящая королева. А может быть, она просто устала от непрерывной борьбы с собственной страной. Или явилась жертвой чьих-то чар; в этой связи поговаривали об искусстве Тот-Амона насылать порчу…

В середине лета 234 года Нехтесси, наконец, подписала отречение от престола. Ментуфер оставил ей титул королевы-матери и владения в Деншуре и Бусирисе. Так бесславно завершилось одно из самых темных царствований в истории Стигии.

Шли годы. Нехтесси жила в Деншуре со слугами, сохранившими ей верность. Крепостной замок королевы-матери стал одним из центров невидимой борьбы против Ментуфера. Здесь было гнездо заговорщиков, здесь пестовались они, здесь разрабатывали свои планы, здесь же прятались, когда терпели неудачи. Несколько раз Ментуфер пытался овладеть замком матери, но его всегда встречало разочарование; так Деншур обрел репутацию самой неприступной твердыни в мире, взять которую не под силу даже величайшему королю-воину.

Королева-мать пережила перворожденного сына. Когда погиб Ментуфер, она сделала все, чтобы посадить на престол младшего внука Джосера. Но Трон из Слоновой Кости по праву занял Ктесфон, и Джосеру с Нехтесси пришлось отступить. Незадолго до смерти старая королева, однако, предрекла Джосеру и Камии, своим любимцам, долгое и великое царствование…

Император Стигии Джосер вспоминал об этом, стоя на вершине Центрального Пилона, в том самом покое, где коварная Судьба остановила путь Конана и Аманды к свободе.

Королева Нехтесси ушла в иной мир здесь, в Деншуре, в возрасте девяноста четырех лет, лишь немного лун не дожив до бурных событий 293 года, — года, когда началась эпопея Конана и Великой Души, когда Тот-Амон выпустил Тхутмертари из заколдованной темницы и когда случились прочие удивительные события, которые теперь привели к верховной власти Джосера и Камию.

Символично, подумал Джосер, что именно я проводил любимую бабушку в ее последний путь.

После смерти хозяйки жизнь в Деншуре замерла. Ни тишайший король Ктесфон, ни могущественные жрецы, ни воцарившаяся вскоре кровавая королева Тхутмертари не проявили к новейшему из чудес Стигии никакого интереса. Точно сами боги берегли эту твердыню для тех, кто окажется ее достоин. Они же, верно, и привели сюда из лабиринта луксурских катакомб нового стигийского властителя… Нет места случайностям под внимательным взором богов!

В то время как древний Луксур, испытавший за последние седмицы два жестоких штурма и теперь захваченный змеядами вторично, лежал в руинах, замок покойной Нехтесси блистал прежним великолепием. На его землю не ступали лапы «истинных детей Сета». Немногочисленные челядинцы старой королевы, хранившие порядок в замке, были исполнены решимости отстоять его от чудищ. В самом начале своего владычества в Луксуре, когда новый король Джосер еще не успел добраться до Стигии, змеяды пришли к стенам Деншура, оценили их; поразмыслив, пришли к выводу, что возможная добыча не стоит трудов — и сочли за лучшее ретироваться. С тех пор близ Деншура их не видели.

Джосер посетил замок на следующий день после своего возвращения. Хранители Деншура встретили его с утроенной радостью: как всеобщего любимца, как законного монарха и как нового хозяина цитадели. И правда, в Деншуре он чувствовал себя как дома. Военно-политическая необходимость диктовала его личное присутствие в столице, но в Деншуре король устроил резервный штаб. Сюда же, едва прослышав о приближении к стенам Луксура полчищ Таниты, он отправил почти весь свой двор — людей, подобных мудрецу, лекарю и зодчему Имхотепу, которые, как он был уверен, еще очень пригодятся ему живыми.

И после новой потери Луксура блистательная цитадель королевы Нехтесси естественным образом становилась новой столицей великого императора Джосера Избавителя.

12. Джосер Избавитель

Насладившись своими воспоминаниями, император Джосер спустился в один из покоев Верхнего Замка, где жил и работал верный Имхотеп. Прошло уже несколько часов с того момента, когда монарх буквально свалился на головы своим отчаявшимся подданным, внезапно показавшись на вершине Центрального Пилона. Даже просвещенные умы восприняли это как чудо, и Джосер не стал их разубеждать. Зная свою бабку, он был уверен, что секрет подземной гавани она унесла с собой в царство мертвых — впрочем, как и многие другие загадки Деншура. Сколько еще лет ему понадобится, чтобы разгадать их все?..

Конан и Аманда покоились друг подле друга на широких ложах. Имхотеп и его помощники меняли им целительные повязки. Заметив императора, стигийцы бросили свою работу и пали ниц. Джосер знал, что в душе эти люди обожествляют его. Легким движением головы он выпроводил всех, кроме Имхотепа. А тому задал вопрос, для Имхотепа такой же привычный, как и ответ на него.

— Мне удастся их вылечить, — бестрепетно ответил Имхотеп. — Женщина очень слаба, но она поправится. Варвар может прийти в себя в любой момент.

Джосер нахмурился.

— Пусть Конан дышит, но он не должен приходить в сознание. Его задача — быть живым, и только.

Мудрец поклонился.

— Воля моего императора будет исполнена. Конан проспит столько, сколько будет угодно Вашему Святейшему Величеству.

Имхотеп взял в руки льняную тряпицу, смочил ее в какой-то тягучей жидкости, а затем положил тряпицу на глаза Конана. Джосер одобрительно кивнул и заметил:

— Женщину ты должен вылечить как можно скорее. Она нужна мне срочно.

— Я делаю все возможное, мой император…

— Занимайся только ею, Имхотеп. Только ею!

— Но я… Я обязан заняться ранами Вашего Величества!

Джосер усмехнулся и притронулся рукой к новой повязке, скрывающей пустую глазницу.

— Чем ты можешь мне помочь? Глаз не вернешь, а другие раны заживут и так. Боги позаботятся обо мне.

Лекарь зарделся и потупил взор.

— Неужели Ваше Святейшее Величество не позволит ничтожному слуге чуть помочь богам? Они сделают свою работу, а я — свою…

— Ты умеешь убеждать. У тебя есть час до полудня.

Поскольку Имхотеп совмещал в своем лице лекаря и государственного советника, император использовал время лечения, чтобы обсудить с ним насущные дела. Советник впервые услышал от монарха о гибели змеядской царицы Таниты и высказал мнение, что это переломит ход войны.

— В Деншуре четыре тысячи солдат империи, кроме того, легион генерала Тамасиса приближается с восточных рубежей, — доложил Имхотеп.

— Этого мало, — пробормотал Джосер. — Как могу я вернуть Луксур с десятитысячным войском? Чтобы собрать еще хотя бы три легиона, мне потребуется не меньше луны! А обучать? Тренировать новобранцев? На это нет ни сил, ни времени… Одна надежда — на Аманду и ее железных птиц.

— Вашему Святейшему Величеству нет особой нужды возвращать столицу немедленно. Змеядов легче бить поодиночке.

— Ты полагаешь, повторный штурм не нужен?

— Змеяды, я думаю, нынче сами заняты борьбой за власть. Пускай дерутся меж собой. Если мы нападем на Луксур, они объединятся против нас. Нам нужно подождать. Когда твари почувствуют нехватку воды и пищи, они сами покинут столицу.

— Это случится еще не скоро, — Джосер тяжело вздохнул. — Ты забыл, кем они питаются? А я оставил им немало трупов…

— И все равно, Ваше Величество. Змеядов в Луксуре — двадцать тысяч. Я уверен, наша столица станет для них проклятым городом. Уже стала!

— Пусть так, Имхотеп. Но луна, целая луна бездействия! А в это время твари будут хозяйничать в моей стране! О, будь проклята моя сестра, освободившая этих гнусных бестий из Йесет-Мета!

Император замолчал, переживая, заново осмысливая свое положение. Молчал и советник, размышляя о том же. Джосер поднял на него глаз. Ощутив на себе этот проницательный взгляд, мудрец закашлялся.

— Ты хочешь предложить что-то еще, Имхотеп?

— Мой император, — осторожно начал советник, — у меня из головы никак не выходят слова этого варвара, Конана…

— Какие слова?

— Не могу воспроизвести их буквально, ибо дикарь груб и непочтителен, но приведу общий смысл. Конан предлагал Вашему Величеству вооружить против змеядов народ…

Сказав это, Имхотеп съежился, точно из уст его ненароком прозвучало богохульство. Джосер вздохнул и задумался.

— Я помню, — сказал император немного спустя. — Он это предлагал. Он киммериец. Его низкое племя не знает порядка. И войну ведут сообща, всем племенем. Стигийцы так не поступают. Для войны у нас есть регулярная армия.

— Когда она есть, — прошептал мудрец. — А когда ее нет?

— Ради Сета, Имхотеп! Ты, что же, предлагаешь последовать совету варвара? Вооружить чернь? Крестьян, пастухов, каменотесов? А ты подумал, как я буду выглядеть в истории? Я стану посмешищем всех династий!

— Вы станете величайшим Избавителем Стигии, мой император! Вы одержите блистательную победу над исконными врагами человеческого рода. А победителей не судят, как известно.

— Ты предлагаешь мне одерживать победы руками презренных простолюдинов?

— Простолюдины не останутся в истории. Она сохранит ваше имя, имя Избавителя! Ваше Величество — что статуя, а мы все, подданные Святейших Повелителей, — постамент. Куда смотрят зрители: на постамент или на статую?

Джосер невольно улыбнулся. Сравнение со статуей ему очень понравилось. Кроме того, он был не просто умным человеком. В отличие от своих предшественников, этот монарх был лишен многих традиционных предрассудков аристократии и жречества своей страны. Жизнь сделала его суровым прагматиком. Жизнь научила его искать не самые привычные, а самые практичные и самые надежные пути к цели.

— Велика ли сила пастуха, единственным оружием которого всегда был посох? — хмыкнул Джосер.

— Простой народ не победит умением, это точно, — согласился Имхотеп. — Он возьмет змеядов количеством и верой. У великого императора миллионы подданных, и каждый из них рад отдать за него свою ничтожную жизнь!

— Ну, это ты хватил, советник! — расхохотался Джосер и хлопнул Имхотепа по плечу. — А знаешь, в главном ты прав. Вернее, прав Конан. Он хоть и варвар, а поди ж ты, сумел стать аквилонским королем! И полководец Конан неплохой. Не грех и мне у него поучиться!

— Высокие боги сами выбрали лучшего из вас, передав аквилонского короля в руки императора Стигии, — подобострастно вставил советник.

— Да будет так, — решил император. — Я вооружу мой народ! Сегодня же издам такой манифест, и гонцы разнесут его по всей империи. Я велю выдать всем желающим мечи, кинжалы и луки, а те, кто умеет ездить верхом, получат скакунов. Мои офицеры наскоро обучат новобранцев. Да, это будет настоящее народное ополчение! Ты помнишь, Имхотеп, тайанскую войну?

— Как не помнить, — вздохнул верный советник. — Ваш отец…

— Да, мой отец пал вместе со своей армией, а ведь против него сражались вчерашние крестьяне, пастухи и ремесленники! Представляешь, они победили моего великого отца! Потому что у них была вера. Они бились за свободу своей родины. К счастью, — ухмыльнулся Джосер, — стигийцы не знают, что такое свобода. Они будут драться за мою корону и за свою собственную жизнь. Сверх того, я пообещаю им награду. Рабу — гражданство, крестьянину — землю, пастуху и горожанину — золотой денарий. У меня много золота, Имхотеп! Пусть и оно воюет за меня. Моей армией станет вся Стигия! Да что Стигия — я приглашу наемные отряды из Турана, Кешана и Пунта, я щедро заплачу им. Пусть весь мир воюет за мою корону! Ха-ха-ха…

— А что будет с этой огромной армией, когда змеядов не останется на стигийской земле? — с тревогой вопросил советник. — Я полагаю, непросто будет потом отнять оружие у сотен тысяч…

Единственный глаз императора весело смотрел на мудреца.

— Не беспокойся, мой дорогой Имхотеп. Я отниму его у черни. И заставлю этих низкорожденных ублюдков — тех, кто уцелеет — вернуться в их грязные хижины. А от наемников избавлюсь. Верну свое золото и заставлю поделиться других владык; они, впрочем, уже не будут никакими владыками. Я буду их владыкой!

— Во имя Сета, как вы это сделаете, Ваше Величество?

— Ты, главное, поставь на ноги эту женщину, а остальное — уж моя забота, — подмигнул Джосер, указывая на Аманду.

13. Талисман Империи

Имхотеп по праву считал себя лучшим учеником знаменитого атлайского медикуса Паксимена. Уже вечером того же дня Аманда Линн смогла предстать перед взором императора Джосера. Он принял белокурую воительницу из Будущего в роскошном тронном зале деншурской цитадели, облаченный в пурпурную тунику, расшитую золотыми змеями, королевский шелковый плащ и рубиновую корону Стигии. Пальцы императора были унизаны перстнями, однако у бедра висел боевой меч, клинок настоящего воина. Красивое мужественной красотой лицо Джосера источало волю и решимость, а единственный глаз сверкал металлическим блеском, ярче, чем все золотые змеи на тунике властителя.

Высокий престол, к которому вели шесть ступеней, был точной копией луксурского Трона из Слоновой Кости. Фреска над престолом изображала пышнотелую красавицу в королевском облачении. Эта девушка надменно кривила любострастные полные губы. Одной рукой она держала жезл в форме змеи, а другой — поводок; на поводке у ног девушки застыли собаки или, скорее, шакалы с человеческими головами, непохожими друг на друга. Фреска изображала королеву Нехтесси в облике властительницы покорных Стигии народов.

Аманду привели в тронный зал два человека — известный ей прежде целитель Имхотеп, смахивающий на жреца, и сухощавый блондин, представившийся князем Ахеменесом. Князя этого она увидела впервые, но отчего-то с первого же взгляда прониклась к нему симпатией. Непохожий на Джосера внешне, Ахеменес показался воительнице сделанным из того же теста, что и сам император. Он также носил на поясе настоящий боевой меч. Отрывистая речь князя выдавала натуру пылкую и преданную. Выглядел он лет на пятьдесят.

Когда Аманда вступила в тронный зал, император поднялся ей навстречу. Посреди великолепия этого чертога Джосер показался ей совсем другим, незнакомым. Она наблюдала его в бою, на марше, у военных карт, в плену, под пыткой — но ни разу до сих пор не доводилось ей видеть его во всем блеске могущества. Как и у всякой женщины на ее месте, у Аманды разбегались глаза от обилия золота, драгоценных украшений, слоновой кости, дорогой одежды, чудесных фресок и мозаик, которыми были испещрены стены, резные колонны, пол и потолок.

Гостеприимные хозяева, впрочем, позаботились о том, чтобы она не чувствовала себя дурнушкой посреди этой роскоши. Вслед за лекарями явились цирюльники и рабыни. Аманду натерли благовониями, подкрасили и приодели, как принцессу. Ее облачили в просторную голубую тунику с глубоким соблазнительным вырезом, легкую полупрозрачную накидку; навесили всевозможных украшений — от золотого ожерелья до браслетов на руках.

Улыбаясь, Джосер спустился с трона, приблизился к женщине и тепло обнял ее. Повинуясь внезапному порыву, она ответила ему взаимностью. Краем глаза она увидела, что Имхотеп и Ахеменес отступили на шаг и потупили взор. Император поцеловал ее в щеку и сказал:

— Рад видеть тебя в добром здравии, дорогая Аманда. Тебе говорили, какая ты красавица?

Он, конечно, лукавил. Одеяния стигийской принцессы плохо подходили мускулистой Аманде, женщине-воину. Но она была прежде женщиной, а лишь затем воином, и слова Джосера вызывали в ней приятную волну. Она улыбнулась и заметила:

— А ты теперь непохож на пирата, хоть и остался одноглазым.

Джосер шутливо пригрозил ей пальцем.

— Ты напоминаешь святейшему императору Стигии о его уродстве, женщина. А мои подданные предпочитают помалкивать об этом.

— И напрасно, — фыркнула воительница. — Боевые раны красят мужчину. Особенно такого, как ты, император Джосер.

Улыбка внезапно слетела с лица императора, оно посуровело, и Джосер изменившимся голосом проговорил:

— Пусть внешнее величие не обманывает тебя, Аманда. Я проиграл свой бой. Этот замок — последний островок былой роскоши посреди моей потерянной империи. Змеяды торжествуют!

— Не говори так! — воскликнула Аманда, сжимая руку Джосера.

— Я обязан смотреть в лицо правде, дорогая. А правда жестока! Потеря столицы — позор для монарха. Моя армия уничтожена. Здесь, в Деншуре, подданные верны мне. Как и я, они готовы до конца сражаться за свободу родины. Но вести извне неутешительны. Новый захват змеядами Луксура стал последней каплей. Стигийцы пали духом. Они больше не желают сражаться с хвостатыми монстрами. Люди прячутся, где только могут, надеясь, что беда пройдет стороной. К несчастью, моя дорогая Аманда, я — император не Стигии, а всего лишь Деншура!

Джосер горестно вздохнул, понурил голову, закрыл лицо руками и в таком образе направился обратно, к трону. Аманда попыталась удержать его. Взяв Джосера за локоть, она развернула его к себе и проговорила настойчиво:

— Я не верю, стигиец. Ты не мог так измениться. Ты всегда вел себя как герой. Ты всегда и был героем. Неужели в этом замке ты превратился в тряпку?

— Герой — не значит безумец, — пожал плечами император. — Я не могу с одним неполным легионом бросаться на многотысячные полчища чудовищ.

— Я помогу тебе, — прошептала воительница. — Я уже решила. Прости, что я не сделала этого прежде, в Луксуре…

— Как могу я не простить тебя, отважная Аманда? Ты — моя последняя надежда. И не только моя. Десятки и сотни тысяч моих подданных нуждаются в тебе. Если кто и спасет этих несчастных, то только ты.

Во взгляде Джосера была мольба. Этот мужественный человек молил ее, Аманду Линн, о помощи в благородном деле. Как можно отказать ему? Если прежде у воительницы еще оставались сомнения, то теперь, принимая на себя умоляющий взор стигийского императора, она решительно отбрасывала их.

— Да, я помогу тебе, — повторила она. — Я сделаю, как ты просишь. Я отправлюсь в Тарантию, сброшу ублюдка Рэнквиста и приведу тебе парней. Рэнквист внушил им, будто я погибла. Но они увидят меня живой, и они поймут, как есть на самом деле. Я расскажу, как Боб пытался нас убить, меня и Конана. Ему крышка, это точно. А парни пойдут за мной! Я их капитанша. Мы прилетим к тебе, император Джосер, и покончим со змеядами! Клянусь, ни одна тварь не уцелеет!

Джосер крепко сжал ее руки своими.

— Я не знаю, как благодарить тебя, спасительница Стигии! Когда ты сделаешь это, я велю Имхотепу воздвигнуть триумфальную колонну в твою честь. Ты сумеешь возвести ее, советник?

— Она станет новым чудом Стигии, — отозвался Имхотеп, — и на ней будет выбито имя прославленной Аманды, и каждая буква этого имени будет с человеческий рост!

— Зачем мне триумфальная колонна? — удивилась Аманда. — Ты знаешь, что мне нужно от тебя и от твоего Имхотепа.

— О да, я знаю. Клянусь Сетом и всеми богами, я позабочусь о Конане! — приложив обе руки к груди, сказал император. — Клянусь всем, что мне дорого, ни один волос не упадет с его головы, пока ты будешь исполнять свой долг, а Имхотеп сделает все, чтобы поставить твоего мужчину на ноги. Уверен, когда ты вернешься с победой, Конан подарит тебе немало приятных минут, дней и лун.

Аманда покраснела. Прежние предостережения Конан проснулись в ее памяти. «Джосер — змей много опаснее жреца Хнум-Собека. Не верь ни единому его слову. Если он не обманул сегодня, то обязательно обманет завтра. Таково его жизненное кредо, и такова его суть. Он подонок», — предупреждал ее киммериец. Ну, и что? Мало ли о чем киммериец ее предупреждал. Он просто не любит стигийцев, и этого стигийца, в частности и в особенности. А Джосер и Имхотеп не раз спасали ей жизнь. И ему, Конану, кстати, тоже. Джосер — сильный, смелый, отзывчивый человек; такой не может быть подонком. Имхотеп — великий врачеватель. Конечно, он поставит Конана на ноги, как поставил в прошлый раз, после великой битвы с Тхутмертари… Аманда прогнала прочь сомнения. Больше они ее не потревожат.

— Когда ты готова отправиться? — спросил император.

Белокурая воительница пожала плечами.

— Да хоть сейчас.

— Нет. Тебе нужно отдохнуть и окрепнуть. Завтра.

— Я в порядке, — насупилась Аманда, чуть повышая голос. — Я могу ехать. Мне не терпится увидеть парней и поквитаться с Рэнквистом. Так что остановка за тобой, император.

— Хорошо. Ты отправишься сегодня. Мой личный дромон доставит тебя в город Кеми, а там ты пересядешь на быстроходную каравеллу. Каравелла придет на Барах…

— Ты мне это говорил уже и карту показывал. На Барахе твоя жена.

— Да. Я очень рад, что все ты помнишь. Императрица Мефрес поможет тебе добраться до Тарантии. С тобой я отправляю князя Ахеменеса. Этому человеку ты можешь доверять всецело. Он служил ординарцем моего отца, короля Ментуфера, он был моим наставником и всегда оставался верен. Ты также получишь самую надежную охрану. Твоя миссия слишком важна для Стигии; я не могу тобою рисковать. Кроме того, я напишу рескрипты и письма, чтобы стигийцы, мои подданные, везде оказывали тебе содействие… Нет, этого мало! Возьми, — император снял с пальца золотой перстень с выгравированным на нем причудливым иероглифом, — и надень. Этот перстень послужит тебе пропуском повсюду, где реет стигийский флаг, и ни один подданный Стигии не осмелится препятствовать тебе. Береги его!

— А твоя жена, императрица Мефрес? Вдруг у нее окажется иное мнение насчет меня? Как я поняла, она независимая женщина.

— Запомни раз и навсегда, подруга, — произнес Джосер, глядя в глаза Аманде, — моя жена Камия, императрица Мефрес, — это я, а я — это моя жена. Она сделает все, о чем я попрошу, а я исполню все, о чем попросит она. Я напишу ей о тебе. Не беспокойся, она тебе поможет, потому что этого желаю я.

— Повезло ей с мужем, твоей Камии, — скрывая зависть, усмехнулась Аманда.

— Это мне повезло с женой, — подмигнул Джосер. — Когда ты ее увидишь, ты поймешь меня.

— Ладно, по рукам, святейший император.

— Еще одно. Скажи своим воинам, что я щедро вознагражу всех и каждого. А как — потом решим. Я их совсем не знаю. Теперь ступай и выбери себе одежду, снаряжение, все, что тебе необходимо в путешествии. Имхотеп, проводи Аманду.

Воительница и советник ушли. Джосер задумчиво прошелся по залу. Князь Ахеменес, безмолвный, как статуя, был готов внимать ему. Наконец, император удостоил его взглядом.

— Я доверяю тебе самое дорогое, что есть у меня, князь. Мою державу. Судьба Стигии зависит от этой женщины. Тебе надлежит хранить ее, как великий талисман нашей родины, — проникновенно молвил Джосер.

Ахеменес, не говоря ни слова, ударил себя кулаком в грудь и резко преклонил голову.

— Да, мне известна твоя верность. Еще я знаю об уме и находчивости, которые тебе свойственны. Поэтому я выбрал тебя, князь, наставник моих юных лет. Я не стану давать тебе инструкции, ты знаешь сам, что делать, как и где. Одно лишь повторю, чтобы ты ложился спать и просыпался с одной мыслью: эта женщина должна как можно скорее прибыть в аквилонскую столицу и исполнить то, о чем мы говорили с ней.

— Мой император! — Ахеменес припал на одно колено и облобызал руку своего повелителя.

Джосер вздохнул и покровительственно поворошил выжженные солнцем волосы преданного слуги. Взгляд императора скользнул к фреске над троном, а выражение его лица его стало похожим на выражение лица королевы Нехтесси.

«Я усвоил твои уроки, бабушка. Это лишь начало. О! Что с того, что глаз единственный остался у меня? Им дальше вижу я и вижу лучше, чем миллионы глаз червей, считающих себя людьми. Жаль, ты не увидишь моего триумфа. Кто знает, может, дожила бы…

Но ты сама вынудила меня придушить тебя, дорогая бабушка.»

И в это мгновение Джосеру вдруг показалось, что лицо на фреске усмехнулось. Усмехнулось знакомо и недобро. Император вздрогнул и всмотрелся внимательнее.

Ничего! Фреска как фреска — красивая, но мертвая живопись. Почудилось, подумал Джосер. Нужно отдохнуть. Как только провожу Аманду, сразу отдохну.

На рассвете большой императорский дромон с Амандой, Ахеменесом и сотней вооруженных гвардейцев на борту отошел от пристани Верхнего Замка, миновал внутренний ров, Нижний Замок, через шлюзы спустился в Великий Канал и поплыл на север, к Стиксу. Хотя дромон и выглядел грозно, и был вооружен шестью дальнобойными катапультами, его — на всякий случай — сопровождали две галеры, каждая из которых несла полсотни преданных воинов. Гребцы, облеченные доверием святейшего императора, изо всех налегали на весла, и вскоре корабли превратились в маленькие точки на горизонте, а затем исчезли вовсе.

Когда это случилось, Джосер отошел от окна и встал у ложа Конана. Киммериец, как и прежде, спал, укрытый тряпицей со снадобьями Имхотепа. Джосер усмехнулся и похлопал спящего по щеке. Тот не шелохнулся.

— Ну, спи, бродяга варвар, пользуйся моим гостеприимством, — со смехом проронил стигийский император. — Может быть, я разбужу тебя, перед тем как прикончить. А может, и не стану будить…

Часть II. Прощание с Аргосом

14. Игра и война

В то самое время, когда король и император Стигии Джосер, положивший в костер войны со змеядами десятки тысяч верных воинов, но потерявший в результате низкого предательства Луксур, свою великую столицу, и почти утративший надежду на спасение, страдал от пытки вместе с Конаном и Амандой — в это самое время его супруга и соправительница императрица Мефрес II пребывала на вершине славы и могущества.

Она совершила невозможное, за одну только луну поставив на колени Барах, Аргос, Зингару и Пелиштию — земли и страны, которые никто до сей поры не рискнул бы назвать легкой добычей. Она сделала это с десятитысячной группировкой стигийцев, которым ни разу не пришлось вступать в серьезные боевые действия. Не мечи, не луки, не алебарды и даже не могучие катапульты флагманского фрегата играли главную роль в успехах королевы и императрицы. Она побеждала, опираясь на талантливых и преданных сподвижников — ученейшего медикуса Паксимена, хитроумнейшего дипломата Ронтакиса, честнейшего генерала Псамитека, опытнейшего стратега Ихмета, исполнительнейшего флотоводца Ратмеса и других, — а также на острый, как меч и вероломный, как яд, Орден мефреситов, Рыцарей Империи, учрежденный ею по проекту Ронтакиса.

Но на самом деле и эти люди были всего лишь удачно подобранными инструментами в ее масштабной, увлекательной, полной смертельного риска игре. Она сама передвигала по мировой шахматной доске все эти фигуры. Камия, императрица Мефрес, этот тонкий знаток человеческой натуры, эта великая умелица изыскивать затаенные пороки даже в самой невинной душе и обращать их в свою пользу, эта гениальная актриса, самозабвенно играющая множество сложнейших ролей, эта прирожденная авантюристка и, в то же время, абсолютный циник, прагматик по жизни, — она с предельной точностью рассчитывала каждый шаг. Она знала, что, как, когда и на кого произведет наилучшее впечатление. Она, по сути, была величайшей из взломщиц — только, в отличие от знаменитых охотников за материальными сокровищами, она умела виртуозно подбирать отмычки не к холодным, лишенным жизни замкам, а к пылающим сердцам людей; там, в живых сердцах и душах, находила она самые дорогие ценности.

Пиратов вольного Барахского архипелага искусно соблазнила она сказочными богатствами и заставила драться за них между собой; когда же силы вольницы истощились, нагрянул стигийский флот, и Барах свалился в руки победительницы.

Далее принялась она за великие континентальные державы. Стравила претендентов на престол в Кордавском герцогстве; купила, а затем запугала герцога Гварралида и графа Нуэртеса; пленила и принудила подписать вассальную грамоту графа Кастанью. Так покорила она чванливую Зингару. Зингарцы отделались малой кровью. Она даже не стала менять правителей герцогств и графств — эти государи сделались подданными новой Стигийской империи как ее, Мефрес, вассалы.

Аргосу, крупнейшей морской державе Хайбории, повезло меньше. Императрица Мефрес сначала возвысила властителей этого королевства, а затем, когда они схлестнулись в междоусобице, без тени сомнения растоптала, их же собственными ногами. Мессантия, столица Аргоса, морские ворота Запада, горела в огне и в пламени людского безумия. Пока не пришли стигийцы и не восстановили власть и порядок. От имени Их Святейших Величеств Джосера и Мефрес Аргосом нынче правил князь Ронтакис, получивший титул вице-короля.

Пелиштия, плодоносная житница Шема, склонилась перед стигийским троном сама — чтобы показным смирением избежать бесчестия и разорения.