Бесплатный фрагмент - Tristis est anima mea

НИКИТА

Первый глоток кофе обжег горло. Слегка поморщившись, Никита подумал, что это первая яркая эмоция за все утро. Он был спокоен и уверен в себе, хотя ему предстояла настоящая битва.

Уже давно Никита задавался вопросом: «Когда он вообще в последний раз испытывал тревогу или волнение?». Кроме ответа: «Давно», в голову не приходило ничего. Чего он хочет, к чему стремится и на что готов ради достижения своих целей — ответы на эти вопросы были хорошо ему известны. Возможно поэтому в жизни больше не было места для переживаний, страданий, страха и волнений. Никита просто шел к своей цели. И пока все удавалось.

Посмотрев на часы, Никита сам себе кивнул и легко поднялся со стула, поставил кружку в раковину, пошел в коридор. Пока он ехал в машине, то прокручивал в голове текст выступления и готовил ответы на вопросы, которые могли бы быть заданы. Неожиданностей не могло произойти, он был уверен в своей работе и в себе.

А вот и родные светлые коридоры Медуниверситета. Казалось, он знает изгибы всех ступеней и помнит даже узоры древесины на тяжелых перилах. Последние годы это здание стало его вторым домом. Но вот что интересно. У Никиты промелькнула мысль, такая быстрая, легкая, едва уловимая, но все же он смог ее осознать: «Вряд ли я буду скучать».

Дверь кафедры. Его там ждали. Ему рады. Завкафедрой гордился своим студентом. Называл его «будущим психиатрии».

— Никита, заходи, заходи. Скоро уже начнем. Мы все считаем, что сегодня будет одна из лучших защит. Ты же готов?

— Здравствуйте. Да, конечно, готов. Думаю, что Вы переоцениваете значимость диссертации.

Хотя он знал, что работа действительно великолепна и, что его научный руководитель, он же завкафедрой, ставил ее себе в зачет. Пусть он сам и не смог создать ничего подобного, но его студент, любимый ученик превзошел учителя.

— Так. Что ж. Время пришло. Пора, пора. — Профессор легко выскочил из-за стола и направился к двери. Он остановился около Никиты, похлопал его по плечу и подмигнув, весело сказал:

— Ох и натворим мы с тобой сегодня, да и не только сегодня. — И засмеявшись собственным словам, легкой походкой проследовал по коридору к нужной аудитории, где уже собиралась комиссия и другие кандидаты. Никита знал всех, кто сегодня должен присутствовать. Процедура защиты диссертации была ими несколько раз отрепетирована и предсказана, а значит никаких сюрпризов не должно было быть.

Он был замыкающим в списке кандидатов, поэтому устроился в аудитории за специальной партой для кандидатов и обвел глазами присутствующих. Первая защита началась, но Никита не слышал ни единого слова. Все его внимание было приковано к незнакомцу в сером.

Никита не знал кто это. И не мог «прочитать» этого человека. Он был как будто «без лица». Мужчина сидел спокойно, неподвижно, внимательно слушая выступающих. Только Никита «видел», что выступление человеку в сером было совершенно неинтересно. Так кто же он? И что здесь делает? Что-то в этом человеке беспокоило Никиту. Он подумал, что надо обязательно расспросить профессора кто этот человек и заставил себя сосредоточиться на следующем выступающем. Тема была Никите не очень интересна, что-то связанное с диагностированием депрессии до проявления внешних ярких симптомов. Тема, довольно скучная, но на все сто процентов сулящая своему автору кандидатский минимум, хотя абсолютно не интересная и не перспективная для науки.

Наконец, настала очередь Никиты. Ему до сих пор не давала мысль о человеке в сером, тем не менее он сосредоточился на своем выступлении и речь полилась. В аудитории воцарилась тишина. Комиссия внимательно уже изучила все тезисы и заключения Никиты и все же они не могли оторваться от выступающего, слушая его затаив дыхание. Основная цель научной работы была в расширении границ психиатрии. С помощью уже известных науке методик и данных предлагалось диагностировать любые психические и психологические заболевания в детском возрасте. Проведя огромную изыскательскую работу, Никита смог подтвердить свою теорию с вероятностью 79%. Таким образом, благодаря подходу, общество могло уже в раннем возрасте выявлять маньяков, психопатов, людей, с антисоциальным расстройством или любым другим отклонением или заболеванием и купировать их.

После завершения выступления кандидату были заданы вопросы о полученных данных, их перепроверке и будущих исследованиях. Все понимали, что это прорыв в науке и перед комиссией стоит будущая звезда. Как и ожидалось, Никита получил высший балл. Закончив принимать поздравления и выходя из аудитории, он подумал о том, что у него есть пара недель на отдых, а потом надо будет принимать лабораторию для работы и начинать собирать команду для проведения экспериментов и анализа данных. Его ждала работа на кафедре и в исследовательском институте. Все, как и было запланировано.

— Никита Константинович — его окликнули по имени. — Примите поздравления. Tristis est anima mea. — Печальна душа моя. Интересный подход Вы использовали в диссертации. — Перед Никитой стоял тот самый «серый пиджак». Они пожали руки и незнакомец продолжил — Я бы хотел… хм… обсудить Ваши изыскания более подробно. Завтра в 9.00, жду Вас. — Не дожидаясь ответа, он вручил белую визитку, на которой был только адрес и развернувшись спокойным, но твердым шагом удалился.

Как же Никита не любил неизвестные вводные. Они всегда дестабилизировали любую систему даже самую прочную. Держа визитку в руке, он чувствовал, как пол под ногами начал вибрировать, как от легкого землетрясения.

Даже такие, казалось бы, незначительные события способны были вывести из равновесия. Он уже «предвкушал» бессонную ночь. Настроение сразу испортилось. От тревожных мыслей его отвлек телефон. Пришло сообщение от родителей, которые беспокоились, но боялись помешать. Он решил, что надо позвонить, возможно, это отвлечет от тревог. Родители поздравили его, они ни на секунду не сомневались в своем сыне. Перекинувшись парой фраз, они попрощались, так как они уже опаздывали на выступление отца на конференции. Как только Никита положил трубку, тревога сразу вернулась. Грустно вздохнув, он покинул университет, отправившись домой.

Слишком хорошо он себя знал. Ожидаемо за всю ночь поспать не удалось и часа. Как же он ненавидел такие ситуации. Они всегда выбивали почву из-под ног, заставляли чувствовать себя каким-то маленьким и ничтожным. Правда за жизнь он уже выработал защитные механизмы для подобных ситуаций. Никита не стал ждать звонка будильника, а как только забрезжил рассвет он встал, заварил себе крепкий кофе, приготовил плотный завтрак и заставил себя его съесть, медленно пережевывая и смакуя каждый кусочек. Ему надо было заставить организм почувствовать радость, хоть и искусственно — самый простой способ сработал безотказно — вкусная еда немного улучшила настроение, в голове прояснилось. Фоном он включил один из фильмов из папки как раз для таких случаев. Еще помогала рутинная деятельность, но именно сегодня утром у него не было таких дел. Поэтому Никита не придумал ничего лучше, как отправиться в душ.

Время тянулось медленно. Находиться в квартире было больше невыносимо, поэтому Никита решил, что будет лучше выехать раньше и подождать времени встречи на свежем воздухе. Он вбил адрес в навигатор и выехал со стоянки. Оказалось, что это почти центр города, только пришлось поплутать, потому что здание оказалось неприметным и каким-то неказистым. Это была старая постройка, которая требовала капитального ремонта лет этак 25 назад. Хотя вокруг была «та самая Москва»: со свежевыкрашенными стенами и блестящими табличками, которые конкурировали между собой значимостью и сидящими внутри чинами.

— Что же такого тайного в этом старом особняке, что нет никаких опознавательных знаков– вертелось в голове у Никиты. Припарковаться удалось далеко, несмотря на ранний час, все стоянки в округе уже были заставлены машинами с государственными номерами и специальными пропусками на лобовых стеклах. Неспешным шагом двигаясь к нужному зданию он размышлял, что за разговор ему предстоит. У него были конечно предположения, но ничего конкретного. До назначенного времени оставался еще целый час, Никита решил, что он может размять мозг, понаблюдав за всеми входящими в нужное здание и определив специфику деятельности. Уж в этом ему не было равных. Он приметил небольшой сквер и разместился в нем, скрывшись в тени дерева. Ему открывался прекрасный обзор на вход, он же был скрыт от посторонних глаз. Расположившись на лавочке, он приготовился к наблюдению. Прошло 5 минут, 10, 15, 20…но не происходило ничего. Это показалось Никите странным. Обычно, госслужащие стремились проскользнуть чуть раньше начала рабочего дня в свои кабинеты, чтобы не сталкиваться с прохожими на улице или избежать встречи с более высокопоставленными чиновниками. Он достаточно много раз наблюдал подобное, в свое время его и родители возили с собой по разным учреждениям, когда не с кем было оставить одного, а потом и по вопросам для диссертации. В этот самый момент дверь нужного здания открылась и оттуда вынырнул худощавый и очень молодой паренек. Никита подумал, что он моложе него. Этот юноша двигался в сторону сквера, в котором сидел Никита. И похоже, что он направлялся к нему.

— Никита Константинович? Вас ожидают — остановившись в нескольких шагах юноша окликнул Никиту.

Жестом пригласил следовать за ним. Более нелепо Никита не ощущал себя давно.

— Все это время оказывается он был объектом наблюдения? Что за нелепость. Как же стыдно. — От этих мыслей краска залила лицо Никиты. Он поднялся со скамейки и последовал за молодым человеком. — Надо же было так опростоволоситься.

На этих мыслях они вошли внутрь. Юноша остановился и сказал:

— Вам на второй этаж, последняя дверь по коридору.

Здание внутри казалось больше, чем снаружи. И по разным звукам, приоткрытым дверям и другим признакам было ясно, что рабочий день тут уже идет, а может быть он и не заканчивался. Поднимаясь по лестнице, Никита пытался понять, что же это может быть за сфера. Дверь в конце коридора была немного пугающей: даже издалека было понятно, что никогда снаружи не удастся разобрать ни слова, ни звука оттуда. А еще, Никита подумал, что за такими дверьми в фильмах показывают, как пытают людей или выбивают необходимые сведения. И холодок пробежал по коже. Он отогнал эти странные мысли и сам над собой посмеялся, вспомнив, как в детстве любил фантазировать и сочинять разные истории. Некоторые родственники и знакомые считали, что ему даже надо стать писателем, настолько ярко было развито у него воображение.

Он занес руку, чтобы постучать, но дверь резко открылась и проем заняла фигура серого пиджака.

— Никита Константинович, очень рад, очень рад. Благодарю, что Вы решили уделить мне время — в голосе чувствовался сарказм и Никита понял, что «серый пиджак» насмехается над ним.

Для таких людей лучшим ответом была правда. Правда всегда обескураживает и обезоруживает, поэтому Никита ответил:

— Да, верно. Вы заставили меня почувствовать себя не в своей тарелке.

«Серый пиджак», действительно слегка стушевался, а потом слегка улыбнувшись своим мыслям, жестом пригласил гостя присаживаться и как будто сам себе ответил:

— Похоже сработаемся.

Кабинет был просторным и светлым. И пустым. Как будто в нем никто не работал, а заходили сделать вид, что работают. На столе не было никаких личных вещей, вроде рамок с фото, ежедневника, записок с напоминанием и всего в таком роде. Лежало несколько белых листов бумаги и ручка, которой явно ни разу не писали. На стене не было даже календаря, как это обычно принято. Зато стол для переговоров был. Мало того, что выполнен он был из того же дерева, что и дверь, так еще и размеры были такие же. Первая мысль была у Никиты: «Сколько же человек может уместиться здесь? И какие вопросы надо обсуждать в таком составе?»

— Прежде всего, Никита Константинович, я бы хотел еще раз поздравить Вас с успешной защитой. Убежден Вас ждет большое будущее.

— Спасибо. Но… — «Серый пиджак» перебил его и продолжил:

— Только вот один вопрос не дает мне покоя… Можно?

Никита кивнул.

— Если я правильно понял, то Вы нашли способ диагностировать любые отклонения в психике человека, еще до того, как они начнут проявляться. Пока все верно? Ну, и хорошо. Только вот понимаете, в чем дело, Никита Константинович, мне показалось, что… как бы это выразиться… слишком просто все. Почему про такой простой подход никто не догадался раньше Вас? Не хочу Вас обидеть, но истории известны имена настоящих гениев. Так почему же они не догадались о таком просто способе? Вы же понимаете, о чем я?

Да. Никита понимал. Он много раз слышал этот вопрос. Всех удивляло, как так просто, можно «прочитать» любого. Поэтому пришлось приложить титаническое количество усилий при сборе данных для анализа. Он без малого проанализировал данные более 1500 человек, чтобы комиссия по защите диссертации приняла к рассмотрению его работу.

— Да… — Никита, хотел было дать уже заготовленный ответ, но был снова перебит

— Это риторический вопрос, не утруждайте себя. Я подробно изучил Вашу работу и именно поэтому Вы здесь.

Его предупреждали родители, что работой в первую очередь заинтересуются спецслужбы. Он теперь понял, что скорее всего его сейчас будут пытаться убедить начать работать на правительство. Как же он сейчас был благодарен маме, которая заставляла его репетировать с ней отказ от такой работы, чтобы к нему не были применены никакие меры. Выпрямившись, он приготовился дать тактичный, но твердый отказ. И… снова его перебил «серый пиджак»:

— Я примерно знаю, что Вы сейчас скажете. Но прежде дослушайте. А потом решите какой ответ давать. Хорошо?

Никита кивнул. Он уже потерял надежду высказаться, поэтому просто приготовился слушать.

— Я хочу предложить Вам много, много, очень много данных для Ваших исследований. — «Серый пиджак» впился глазами в Никиту и замолчал, ожидая ответа. Никита же ждал продолжения, пояснения, каких-то дополнительных сведений. Но его собеседник просто молчал и смотрел.

— Я сейчас что-то должен сказать? — Никита был сбит с толку и уже не был уверен ни в чем.

— Да, пожалуй.

— Хм… я не могу дать ответ. Нужны какие-то подробности, Вам не кажется?

— Да, верно. Но я надеялся, вдруг получится быстро решить вопрос. Но видимо нет. Жаль. — «Серый пиджак» театрально вздохнул и приготовился говорить:

— Мы хотим отправить Вас в одно Учреждение. Это будет полезно для Вас и Ваших исследований, а взамен Вы после исследования архива, ответите на наши вопросы. Прошу Вас сосредоточить свое внимание на всех делах 1988 года. Так звучит развернутый ответ.

— А что за Учреждение?

— Вы поймете это на месте.

— А что мне там надо будет делать?

— То, что Вы умеете — работать с информацией о людях.

— А что за люди?

— Вы это поймете

— Эм. Я не уверен, что сейчас это возможно, так как у меня запланирована большая работа и ее нельзя отменить, так как это часть научной деятельности, иначе меня отстранят…

— О, не переживайте об этом. Я думаю… у нас есть ресурсы решить эту проблему. Что-то еще Вас тревожит?

Никита чувствовал себя неуверенным школьником в кабинете директора. Он не до конца понимал, что происходит, но ему все это не нравилось. «Серый пиджак» расценил молчание как знак согласия.

— Вот и прекрасно. Итак, сейчас спуститесь на первый этаж и Вам оформят командировку.

— Командировку?

— Да. А. Точно. Я не сказал, Вы едете в прекрасный город — Анапу. Я думаю, что года Вам хватит.

— Анапа?! Года?! — Никита чувствовал, как начинает задыхаться — Но, подождите…

— Никита Константинович! — «Серый пиджак» сменил «обличье» и заговорил металлическим голосом:

— Возможно, Вы что-то не до конца понимаете. Хотя мне рекомендовали Вас как сообразительного молодого человека. Но у ВАС НЕТ ВЫБОРА, ВЫ ОТПРАВЛЯЕТЕСЬ В КОМАНДИРОВКУ И ПРОБУДЕТЕ ТАМ СТОЛЬКО, СКОЛЬКО ПОТРЕБУЕТСЯ. — Он сделал паузу и продолжил уже несколько мягче — Не задавайте вопросов. Научитесь отвечать на них. Чем быстрее Вы включитесь в работу, тем быстрее все закончится. Поверьте, Вы получите бесценный материал и опыт. А теперь к деталям. Сейчас спуститесь на первый этаж, там все оформят. Думаю, пары дней на сборы хватит. Связь держите только со мной. Там человек предупрежден. Вас встретят. И вот еще… Я надеюсь мне не надо разъяснять Вам, что никто не должен знать куда и зачем Вы отправляетесь?

Никита так и не смог восстановить дыхание после шока. Он кивнул утвердительно, просто мечтая, чтобы эта встреча закончилась как можно быстрее.

— Ну, и отлично. Тогда собирайтесь и позвоните мне как разместитесь. Вот телефон для связи. — «Серый пиджак» вручил ему белую визитку, в этот раз на ней был только телефон, и приподнялся, показывая, что встреча закончена.

Никита взял карточку, поднялся и двинулся в сторону двери. Потом как будто что-то вспомнил, повернулся и глядя на человека в «сером пиджаке» спросил:

— А как Вас зовут? Вы не представились, как мне к Вам обращаться?

— Для Вас я — товарищ полковник.

На этом разговор был окончен. Только оказавшись снаружи тяжелой двери Никита смог начать дышать. В ушах звенело, краска залила лицо, он чувствовал себя ничтожным и в голове крутилась одна мысль:

— Ерунда какая-то. Не поеду я никуда. — Он быстро направился на первый этаж. В одном из кабинетов была открыта дверь и в проеме стояла девушка. Совсем молодая еще. Никита сбавил шаг, желая добавить себе уверенности, чтобы не быть похожим на сбегающего преступника, а проходя мимо нее он вежливо произнес:

— Всего доброго.

— Никита Константинович, Вам сюда.

Он понял, что план провалился. Повернувшись, он, понурив голову, зашел в кабинет. Ему давали подписывать какие-то документы, выдали карту, контакты сотрудника, который будет его встречать. Милая девушка что-то объясняла ему про отчетность командировочных. Он не запомнил ничего. Он не слушал. В голове крутились мысли, что он обречен, в жизни больше нет смысла, он никогда не станет знаменит, для него все кончено. Он навсегда теперь будет горбатиться на «серого пиджака».

Как он добрался до дома не помнил. Только обжегшись черным кофе он смог сфокусироваться и начать думать. Прежде всего надо позвонить родителям. Отец сможет подключить все свои связи и решить вопрос. Тем более, что это же не преступление какое-то. В телефоне раздались гудки, когда отец снял трубку он объяснил ему подробно суть произошедшего. По голосу отца было понятно, что тот встревожился. Он несколько раз переспрашивал про адрес, вздыхал, когда Никита повторил ему, что не знает ни имени, ни должности человека, с которым у него был разговор. Потом отец тихо сказал ему:

— Не переживай. Мы решим вопрос. Жди.

Как загнанный зверь он метался по квартире, ожидая звонка от родителей. Прошло несколько часов, прежде чем телефон оповестил о входящем. Это была мама:

— Мам?

— Привет, сынок. Как ты? — Мамин голос звучал тихо и озабоченно.

— Нормально. Мам, а почему ты звонишь? Что с папой?

— С папой все в порядке. Послушай, Никит. Надо поговорить. Ты же знаешь, что дороже тебя у нас нет никого. Скажу, как есть, мы сейчас звонили по всем телефонам, которые у нас есть. Боюсь тебе все же придется ехать.

— Мааам

— Подожди. Информация о поездке засекречена. Но все же, кое-что мы смогли разузнать. Ничего конкретного, но самое главное, что это безопасно. По возвращению тебе выделят лабораторию, и ты вернешься к своей работе. Папа узнал, что это будет исключительно бумажная работа, связанная с твоей диссертацией. Ему сказали, что это дело на контроле на самом высоком уровне.

— Ох…

— Сынок, подожди. Мы не сдаемся. Мы вернемся назад и будем добиваться твоего возвращения. Давай мыслить рационально. Надо успокоиться и собрать вещи на первое время.

Голос мамы успокаивал. Она, как всегда, сказала ему главные и важные для него слова, чтобы стресс ушел, и он смог собраться. Итак, он все же едет. Едет туда, куда не говорят даже родителям. Но работа связана с бумагами и его не ограничивают во внешних контактах с родственниками. Пока он ждал звонка он прочитал документы о неразглашении. То есть он сможет дать им знать, где находится.

На этом плохие новости не закончились. Никита бросил все бумаги для командировки на стол и закончив разговор с мамой, он взял в руки билет посмотреть, когда точно уезжает и не поверил глазам: на билете стояло завтрашнее число.

— Это совсем уже не смешно. Даже пары дней не дали. — Сил злиться уже не было.

Кое-как заставив себя начать собираться, Никита достал чемоданы и принялся складывать вещи, как и посоветовала мама. Несмотря на то, что он едет на юг, холод везде одинаков.

Все было как в тумане. Но эта рутина немного успокоила Никиту, и он подумал, что надо позвонить еще профессору и как-то объяснить:

— Но что же я ему скажу?

Ничего не приходило в голову, и в этот самый момент телефон ожил. Таких совпадений не бывает, звонил профессор. Как обычно, голос научного руководителя был бодр, хотя и сильно взволнован:

— Никита, мальчик мой, я разговаривал с твоими родителями. Ну, объясни мне, почему ты мне ничего не сказал? Зачем ты пошел туда один? Мы же обсуждали этот вариант развития событий. Ей богу.

— Здравствуйте, профессор. Да, я как-то не сообразил, что это так быстро произойдет…

— Ну, да. Ну, да. Так обычно они и действуют. — Профессор говорил быстро и эмоционально, не оставляя собеседнику ни шанса вставить хотя бы пару слов. — Ничего, ничего. Мы обсудили с твоими родителями план действий. Завтра я с самого утра такое им устрою.

— Профессор, простите, не могли бы Вы завтра утром отвезти меня в аэропорт

— Да, да… завтра мы с тобой… какой аэропорт?

— У меня билет на завтра, на утро.

— Стервятники. Быстро сработали. Так, так. Я хотел тебя взять с собой, ну, да, ладно. Не забудь положить много носков, зимой на море сыро.

Сборы продолжались до полуночи. Когда не знаешь на сколько ты едешь, то и не знаешь, что брать. А еще это была прекрасная возможность скоротать время, было совершенно ясно, что глаз он и сегодня не сомкнет. Хотя оптимизма у него за последние пару часов прибавилось: ему обещали помощь и родители, и его научный руководитель, а это была взрывоопасная смесь. Первый раз за весь день он усмехнулся, представляя, что ждет тех, кто встанет на пути его покровителей. Жаль только, он этого не увидит. Снова дурные мысли взяли верх. В таком состоянии он провел остаток ночи.

Утро было серым и холодным, даже можно сказать злым. Впервые в жизни ему было невероятно жаль себя. Он не хотел уезжать. Не хотел расставаться со своей жизнью. Но что-то подсказывало ему, что прежней его жизни пришел конец.

Профессор позвонил как раз когда Никита домыл кружку после кофе. Они спустили чемоданы в машину и направились в аэропорт. Пока ехали разговаривали про защиту, про документы, которые уже готовы и будут направлены в Министерство, уже на стоянке, когда Никита выгрузил вещи, профессор позволил себе стать на минуту серьезным: он обнял юношу и велел тому ни о чем не переживать. Обещал, что они уладят все так быстро, как смогут и он вернется домой, добавив:

— Не хватало еще, чтобы такой светлый ум был заперт и использован бездушной бюрократической машиной.

Потом велел Никите идти.

УЧРЕЖДЕНИЕ

Оглядываясь назад, Никита не мог точно вспомнить, что происходило в тот момент вокруг, его мозг как будто закрыл глаза и не видел ничего и никого. Поэтому воспоминания о поездке очень и очень смазаны. А вот аэропорт Анапы он запомнил очень хорошо. Возможно, из-за его нового знакомства. Он крутил головой, стоя посередине зала прилета, в надежде увидеть встречающего с табличкой, но не находил свою фамилию.

— Юдин. Давай за мной. — Владелец скрипучего голоса прошел мимо и начал удаляться в сторону выхода. Никита увидел лишь слегка сгорбленную спину в каком-то бушлате. Он пытался догнать своего встречающего, но чемоданов было много, и он все никак не мог поравняться. Оказалось, что встречают его на… буханке. Но что больше его поразило: встречающий оказался… женщиной. Когда она повернулась к Никите лицом, он замер с открытым ртом. Что-то из ряда вон выходящее происходило: он совсем размяк, настолько что уже не мог отличить мужчину от женщины. Хотя надо отдать должное: мадам приложила некоторые усилия, чтобы стереть с себя следы женственности.

— Что стоим, доктор. — Скрипучий голос прозвучал с издевкой. Встречавшая явно выказывала свое недовольство вновь прибывшему

Ко всем бедам не хватало еще пренебрежения со стороны этой чудаковатой особы.

— Доктор, путь неблизкий. А у меня дел сегодня еще невпроворот. Давайте уже усаживайтесь — В голосе женщины звучал металл, а у Никиты, честно говоря, в настоящий момент совсем не было сил на то, чтобы кому-то доказывать важность и значимость своей персоны. Поэтому он молча устроился на сиденье рядом с водителем и отвернулся к окну. Снова не угадав как события будут разворачиваться в дороге.

Как только машина тронулась, тишину нарушил скрипучий голос:

— Марина Владимировна Шапкина. Старшая… Для Вас просто Марина Владимировна. Отвечаю за ВСЁ! В Учреждении. Но люблю, когда меня не тревожат. Мне велено оказывать Вам, доктор, всяческое содействие. Но это не значит, что мне все это нравится. Больше 20 лет прошло как нас закрыли и никому дела не было. И вдруг неожиданно кто-то решил наверху, что можно вот так вламываться и раздавать приказы. Еще чего… — Никита не совсем понимал зачем она ему высказывает все это. Но решил молчать, тем временем его собеседница, уверенно рулив авто, закурила сигарету с совершенно жутким запахом и приоткрыв окно, продолжила:

— Запомните, уважаемый. Я не уборщица, не повариха, не ваша нянька и тем более не подопытный кролик. Поэтому сразу Вас предупреждаю: не надо просить меня убирать, стирать, готовить и тем более донимать расспросами. У меня масса своих дел. То не нужны никому, то присылают всяких там недоучек, вынюхивать тут.

Это уже было чистое хамство. Никита видимо от череды последних событий не смог сдержаться:

— Марина Владимировна, понимаю Ваше негодование. Но поверьте, я меньше Вашего хотел оказаться в таком захолустье, после успешной защиты диссертации. И попрошу Вас впредь, выбирать другой тон в разговоре. Если мы с Вами в рабочих отношениях, то давайте соблюдать субординацию. Только если, конечно, Вы тут не главврач. Я, кстати, так и не услышал Вашу должность. И да… попрошу запомнить — меня зовут Никита Константинович — В этот момент он вспомнил как на одной из его медицинских практик главврач одной городской больницы разговаривал однажды с медсестрой, которая решила, что она главная в отделении. Он никогда не мог подумать, что когда-нибудь ему придется прибегать е подобному тону. Но как оказалось, он возымел эффект. Сначала воцарилось молчание, спустя пару секунд тишины он услышал:

— Я старшая медицинская сестра Учреждения, по совместительству завхоз и все другие должности, которые остались в Учреждении. И нет, я не главврач.

Но то ли годы одиночества, то ли скверный характер не позволили ей на этом остановиться и Марина Владимировна добавила:

— Захолустье. Сами Вы захолустье. У нас тут такие профессора работали, Вам и не снилось. — И фыркнув, сделала глубокую затяжку, продолжила рулить. Никита тоже не сильно хотел продолжать этот разговор, поэтому стал внимательно всматриваться в проносящийся мимо пейзаж. Никита помнил Анапу из детских воспоминаний. Его отправляли в детский лагерь ребенком. Но если память его не подводила, то они двигались за город. Он немного нервничал, потому что рассчитывал, что будет не в горах. Задавать вопросы сейчас он хотелось еще меньше, поэтому решил сосредоточиться на дороге, чтобы запомнить, на всякий случай, путь.

Город сменился горами, с центральной асфальтной дороги машина свернула и устремилась вглубь зарослей. Вокруг стоял глухой лес, но дорога был асфальтированная.

Машина, не сбавляя скорости все ехала и ехала. В какой-то момент Никита подумал, что так они доедут до самого моря, или до обрыва и эта странная агрессивная женщина сбросит их и никто никогда не узнает, где он сгинул.

Он на полном серьезе обдумывал реалистичность этого варианта, учитывая все события, которые произошли за последние сутки. Но он ошибся. Машина начала сбавлять скорость и вскоре остановилась перед воротами. Современными воротами с системой видеонаблюдения. Машина подъехала ближе, Марина Владимировна, поковырявшись в поясной сумке извлекла пластиковую карточку и высунув руку в предусмотрительно открытое окно приложила к дисплею. Створки медленно стали разъезжаться.

— То есть финансирование они получают — подумал про себя Никита.

Машина медленно въехала внутрь и двинулась по дороге. На территории, также как и снаружи, лес оказался густым. Где-то виднелись тропинки, но было очевидно, что по ним давно не ходили. Спустя несколько минут они выехали из леса и оказались, на небольшой площадке, за которой располагалось красивое старинное здание, но что сильнее привлекло внимание Никиты — оказалось это и правда был конец горы. За корпусом был обрыв, а дальше, до горизонта виднелось бескрайнее море. В фильмах так показывают дома или санатории для элиты. Несмотря на то, что все было ухожено и чисто, территория, и само здание заброшены.

На фасаде была потрескавшаяся краска, окна были забиты деревянными балками, Там и тут валялись поваленные деревья, и трава была слишком высокой по бокам от дорожки. В целом создавалось ощущение запустения. А вот Марина Владимировна, наоборот, казалось воспряла духом.

— Вот и добрались — Выбравшись из машины она легко потянулась и спросила у Никиты:

— Вам сначала все показать, или пройдете в комнату?

— Я бы хотел сначала разложить вещи.

— Ну, и ладно. Берите вещи.

Внутри их шаги раздавались эхом по коридору. Двери во все помещения были открыты. Где-то стояли кровати, где-то письменные столы, в каких-то помещениях были стулья и кресла. Все было покрыто слоем пыли и паутины.

— Вот тут раньше была столовая, за ней дверь на кухню. Там холодильники и плиты. Все в рабочем состоянии. Завоз продуктов из города 1 раз в неделю. Если хотите что-то заказать себе, то в до обеда четверга оставляете мне список и деньги и в пятницу машина привозит. Вниз по лестнице прачечная. Открыта всегда. Пользуйтесь. Порошок у вас должен быть свой. Ах, да. Постельное белье — я вам выдаю 1 раз в неделю, если брезгуете и не хотите пользоваться, то купите свое и стирайте сами.

— Я не брезглив.

— Ну, и ладно.

Видимо это была любимая присказка Шапкиной. Так у себя в голове Никита называл старшую медсестру. Никак у него складывался образ Марины Владимировны. А вот Шапкиной она была отличной. А свою присказку она, кажется, вставляла в любую подходящую и не очень ситуацию.

Двигаясь дальше, Никита успел увидеть кабинет главного врача, процедурные, архив, в котором ему предстояло работать и поднявшись под самую крышу, наконец, голос Шапкиной провозгласил прибытие в его комнату. Хотя сложно это чердачное помещение назвать комнатой. Каморка была расположена на самом верху. Окна располагались высоко, но можно было со сто процентной уверенностью сказать, что вид оттуда открывался потрясающий.

— Хотелось бы узнать Марина Владимировна за что Вы меня так высоко отселили.

— Не преувеличивайте свою значимость Никита Константинович. Все просто: инженеры во все времена были странными ребятами. Эта комната соединена с остальными отапливающимися. Весь остальной корпус отключен от ветки отопления.

Помолчав немного, она ехидно добавила:

— И архив тоже. Поэтому я надеюсь вы взяли теплые вещи.

Направившись к выходу, она бросила через плечо:

— Сегодня ужин в пять. Ради исключения покормлю Вас. Завтра уже сами.

Странная она, конечно. Эта Шапкина. Если уж что-то не нравится, то будь честной до конца. А вот эти игры Никита никогда не понимал.

Тем не менее ровно без пяти минут пять он стоял на первом этаже в ожидании ужина. За время с момента приезда он успел разобрать вещи и позвонить родителям. Голос отца был встревоженным, он говорил что-то про новый штамм гриппа. Судя по всему, работу у него прибавится, если уж их с мамой попросили остаться на неделю для работы в лаборатории. Хотя отец и пытался шутить, что коллеги чересчур обеспокоены. Никита за время полета успел многое обдумать и понял, что вел себя слишком по-детски. Вряд ли его родители могут гордиться его вчерашним поведением. И он тоже хорош: первая сложность и он сразу звонить жаловаться. Поэтому все хорошенько обдумав, он твердо решил, что сделает все возможное, чтобы по минимуму тревожить маму и папу. Он из последних сил бодрым голосом подробно рассказал им, где он, как добраться и пообещал каждый день, утром и вечером выходить на связь. Мама обещала объявить военную тревогу, если он хотя бы раз опоздает со звонком. Еще он составил список из вещей, которые ему понадобятся и прихватил его с собой, чтобы отдать Шапкиной.

Никто не звал его, поэтому он решил пройти на кухню. Ни капли не удивившись, застав Марину Владимировну в одиночестве, поглощающую ужин и читая газету.

— О, а вот и доктор. А я все гадала придете Вы или нет.

Никита молча опустился на стул за разделочным столом. Это была типичная промышленная кухня. Все оборудование было чистым и закрытым, за исключением одной плиты и разделочного стола, который, как понял Никита был и обеденным.

Пока он осматривался, Шапкина щедро положила ему тушеной картошки с тушенкой. Поставив тарелку перед гостем, она снова села на свое место и продолжила ужинать, уткнувшись в газету.

Никита был даже рад. У него совершенно не было желания вести светские беседы. Марина Владимировна закончила первая и поднявшись, бросила Никите:

— Вы моете посуду. И будем считать, что мы в расчете.

— Да, хорошо. Конечно. Марина Владимировна. Тут вот список. Я посмотрел, что понадобится. — Никита вытащил из кармана листок.

Шапкина, не глядя в список убрала его в задний карман и как будто что-то ждала. Не выдержав, она сказала:

— Деньги.

А вот про это Никита не подумал. Он совершенно забыл про наличные. У него была карточка.

— Но… Хм… А можно картой оплатить.

Шапкиной только это и надо было:

— Картой? Тут что магазин какой-то? Или я похожа на банк?

— Но… я… мне не сказал никто…

— Ну, естественно. Вам же все, всё должны.

Казалось, эта женщина только и ждала повода, чтобы не съязвить.

— Я могу дать карточку и сказать пин — Голос Никиты звучал обреченно.

— Как будто тут дел больше нет, как возиться с Вашей карточкой. Ладно. Впишу это как производственные нужды. Вы же для работы все будете использовать. — Шапкина сменила свой тон, прочитав список.

На сегодня это был их последний разговор. Никита поднялся к себе в убежище. Ему требовалось время, чтобы привыкнуть к новой обстановке. Он включил на планшете какое-то видео и устроился на кровати. Приготовившись было к бессонной ночи, но просчитался. Лежа на скрипучей новой кровати, слушая монотонный голос и глядя в окно в потолке на ночное небо он забылся глубоким сном без снов.

Утром — проспал. Неизвестно куда он должен был попасть, но проснулся он от солнца, слепившего его через окно. Чувствовал он себя подавлено и разбито. Никита не знал с чего начать, поэтому никуда не торопился. Решил начать с завтрака. Внизу столкнулся с Шапкиной, которая шла по коридору, гремя связкой ключей.

— Доброе утро. Точнее день. У Вас похоже незапланированный отпуск. — Ехидно прогремела она своим скрипучим голосом.

— Здравствуйте, Марина Владимировна. — Никита решил игнорировать ее едкие замечания, возможно она со временем устанет и отстанет — Напомните, где архив, я бы хотел после завтрака начать

— Так вон там же он. Вчера показывала.

— Да, да. Спасибо. — Он быстро прошмыгнул на кухню, мечтая о кофе.

Быстро приготовив себе завтрак, он направился в архив. Комната, хранившая секреты пациентов и персонала. Она должна быть за железной дверью с ограниченным доступом. Дверь железная была, только она была открыта настежь и при желании любой желающий, мог попасть туда.

— Марина Владимировна! — Громко крикнул Никита. Ответом была тишина.

— Марина Владимировна! — Не сразу, но по коридору раздались неспешные шаги

— Я не глухая. Ноги уже не те, а уши еще те…

— Марина Владимировна, а почему архив открыт? Все ли дела тут хранятся?

— Ну, конечно, все тут. Как и положено. А где же еще им быть. Дверь открыта, чтобы не отсырела бумага. Отопления то нет. В комнате может скапливаться сырость. Вот я и открыла дверь. Но у меня все по правилам, доктор… Никита Константинович. Как только проверка какая или визитеры, я все закрываю. Никто без допуска туда не входил и не выходил. Можете не сомневаться.

Никита и не сомневался. Только видимо у Шапкиной есть слабые места. И чем больше таких ее проколов он знает, тем больше рычагов воздействия у него в руках.

— Ясно. Пока вопросов нет. Спасибо.

Зайдя в комнату, он начал искать выключатель. Но лампочки не оказалось в плафоне, поэтому пришлось искать новую, для это снова потребовалась Шапкина. Пока она искала лампочку, Никита из соседней комнаты передвинул стол и стул.

— А вы что тут будете сидеть? — Шапкина искренне удивилась.

— Ну, да. А где же мне сидеть?

— Так я Вам подготовила кабинет главврача. Там и окно есть, и мебель удобнее

— Да, я как-то не думал…

— Ну, ну. Оно и видно. Кому ж Вы там насолили, что Вас сюда сослали… Эй, Вы идете — Всю свою тираду она произносила, двигаясь по коридору. Посчитав, это приглашением, Никита направился за ней.

Спустя несколько мгновений они оказались в святая святых — кабинет главного врача. Никита не смог сдержать эмоций и его брови поползи вверх.

— Ну, так это, вообще-то кабинет главного. Что Вы на меня уставились. Тут столько всего, столько всего. — Она пропустила Никиту вперед.

Его взгляду открылась просторная комната с тяжелым дубовым столом, таким же тяжелым и, судя по всему, удобным креслом, за которым открывался вид на море. Одна стена была полностью закрыта шкафом, в котором было самое место лучшим энциклопедиям. Около другой стены располагалась кушетка, вся усыпанная подушками. Они уже постарели от времени и покрылись толстым слоем пыли, но было понятно какую функцию они выполняли раньше.

Если бы Никиту спросили, то он ответил бы, что именно такой кабинет всегда представлял, когда думал о будущем рабочем месте.

— Ну, что? Тут лучше, чем в архиве? — Голос Шапкиной отвлек его от размышлений, и он обратил внимание, что у нее в голосе появились мягкие нотки и во взгляде появилось что-то наподобие нежности, но он не был уверен.

— Однозначно. — Это все что Никита мог произнести.

В архиве на удивление царил порядок. Найти стеллажи с делами нужного года не составило труда. Так как никаких четких инструкций не было, то Никита вытащил первые попавшиеся папки и разместился с ними в кабинете.

Он сосредоточился на чтении. Спустя пару часов пальцы заледенели, и Никита решил сделать перерыв сварив кофе и попытаться систематизировать все, что он успел прочитать.

Это были простые пациенты и простые диагнозы. Не вызывающие особого интереса с точки зрения науки, а вот сама система ведения медицинских карт и наблюдений была необычной. Помимо основной информации о пациентах, данных анализов и всей необходимой медицинской информации в карты были вложены записки с индивидуальных консультаций пациентов с разными специалистами, содержащие не столько профессиональную информацию, сколько личные пометки относительно поведения пациентов, их динамики или наоборот, эмоционального состояния и всего, что казалось или могло показаться странным, интересным или требующим внимания. А еще были дневники медсестер. Они делились своими наблюдениями и часто не сдерживали себя в выражениях. Никита мысленно согласился, что так картина именно о пациенте была более полной и понятной даже ему, человеку, который спустя 30 лет «знакомился» с ним.

За время, пока не замерз, он успел изучить 4 истории болезни, а точнее 4 пациентов. Ничего примечательного он не заметил. Расстройства пищевого поведения, апатия, бессонница, психопатия.

Если он правильно «прочитал» подробные описания симптомов, то сейчас бы диагнозы были другими и лечили бы их иначе. Но тогда наука была не так хорошо развита.

Взяв горячую кружку с кофе и двигаясь в сторону кабинета, Никита в голове, мысленно, подбивал информацию:

— Что нам известно: главный врач — Рябинин Иван Львович, старшая медсестра — Шапкина Марина Владимировна. Есть исчерпывающая информация о пациентах. Если можно так сказать, то стенограмма пребывания каждого в стенах Учреждения. Методы лечения на первый взгляд, как и способы диагностирования стандарты для своего времени и пока не предвидится ничего выдающегося.

Добравшись до стола Никита, убрал в сторону те папки, которые просмотрел и пытался решить какую взять дальше. Решил, что правильнее будет взять самую толстую из лежащих на столе.

ЕЛЕНА

Февраль 1988 г.

Город Красноярск.

Пациент: Серпухова Елена Витальевна

Возраст: 11 лет.

Поступила с признаками анорексии и психопатии. Доставлена по настоянию тренера по художественной гимнастике после неудачной попытки войти в состав сборной Союза.

Пациент до приезда родителей помещена в стационар. Одноместную палату. От меню столовой отказывается, утверждая, что, далее цитата: «Ей нельзя обычную еду, у нее специальная диета. Мама все знает и все привезет».

Медицинские анализы сданы. Результаты подшиты отдельным протоколом

— Хм. Ну, конечно, же тут не все в порядке — Никита открыл результаты и нахмурился от увиденного. — Так, так, что там дальше у Лены.

А дальше было следующее: Лену доставили в крайне тяжелом состоянии. По словам тренера, когда она узнала, что не прошла отборочные, то у нее случилась истерика, которая не заканчивалась. Успокоилась Лена только потеряв сознание. Придя в себя, она была убеждена, что прошла и все спрашивала, когда начнутся тренировки.

Причина отказа была в возрасте. По словам тренера ей дали рекомендации еще на год тренировок и если бы они сохранили положительную динамику, то на следующий год Лену бы приняли. Ситуацию сразу взяли на контроль в спортивном комитете и девочку срочно с тренером выслали на реабилитацию в Учреждение. Будущих чемпионов никто так просто не отступил бы. Союз должен был оставаться лидером во всех отраслях.

— Ну, конечно. Ребенка сразу же сослали на лечение. Что еще от них можно было ожидать. — Никита хорошо изучал историю и медицины тоже, поэтому знал какими жертвами достигались разные результаты.

Родителей ждали через несколько дней. Пока же за ребенком наблюдали и пытались хоть немного привести в чувства.

Вот что писали дежурные медсестры в своих заметках: «Девочка на контакт идет плохо. Сегодня в 6 утра, услышав шум из комнаты, я заглянула в окошко и увидела, что она отодвинула стол от окна и начала делать упражнения около подоконника. Она не ела ничего с момента поступления, и я предложила ей перекус, хотя до завтрака было еще два часа. Лена посмотрела на меня отстранено и сказала, что ей нельзя и продолжила зарядку. Бедная девочка.»

— Так, так. А вот и первый визит к психиатру. О, сам главврач ее наблюдал.– Это и правда будет увлекательно, подумал Никита. — Интересно, кто придумал такой подход. Надо будет узнать.

Никита записал к себе в блокнот вопросы, которые у него возникли и приступил к изучению расшифровки аудиозаписи:

— Лена, здравствуй. Я Иван Львович. Главный врач. Я бы хотел с тобой поговорить немного. Ты не против?

— Нет, но мне надо тренироваться и нельзя опаздывать.

— Не переживай об этом, я не отниму у тебя много времени. Ты знаешь где ты находишься?

— Я в больнице.

— Так, а почему ты тут, ты знаешь?

— Тренер сказала, что так надо.

— Ясно. Тебе тут нравится? К тебе хорошо относятся?

— Да. Но все предлагают мне еду, а мне нельзя.

— Ах вот как. А почему тебе нельзя, не расскажешь мне? А я всем передам, и никто не будет тебя больше беспокоить. Обещаю.

— Ну, понимаете. У таких девочек как я…

— Так, так… прости что перебил, у таких как ты? Это каких, можешь мне разъяснить? Я просто с тобой первый раз встречаюсь и не совсем понимаю. Хорошо? Не обижаешься на меня?

— Нет, все в порядке. Я уже привыкла. Мама говорит, что есть особенные девочки, я одна из них. Когда-нибудь, все в этом убедятся, и я получу золотую олимпийскую медаль. Но мне надо для этого много-много тренироваться, есть только специальную еду, не тратить время на ерунду.

— Хм, как интересно. А можешь еще немного потратить на меня время. Я вижу, что ты следишь за часами, но я не задержу тебя. Даю слово. А что значит тратить время на ерунду?

— Ну, это гулять с одноклассницами, смотреть телевизор, играть.

— Ах, вот оно что. Понимаю. Да, да. Как интересно. А скажи мне, ты тоже так думаешь?

— Наверно. Я не знаю.

— Ага. Вот оно что. Ясно, ясно. Что же, Лена. Спасибо, что уделила мне время. Последний вопрос — может быть ты расскажешь после тренировки нашей старшей медсестре — Марине Владимировне про ту специальную еду? Пока твоя мама не приехала, мы тебе смогли достать твои продукты. Что скажешь? Договорились? Ну, и отлично. Беги.

Никита отложил папку и развернулся к окну:

— Да, уж. Сейчас этим никого не удивить. Но судя по записям и уделенному времени, для коллег из прошлого это был нетипичный случай. Давайте посмотрим, что было дальше.

Перелистывая дело, Никита быстро водил пальцем по записям:

— Так, Марина Владимировна удивила, все-таки выведала и смогла узнать продуктовый набор Лены. И что у нас тут. Да, да. Что-то подобное я ожидал. Морковь, капуста, яблоки. Ого. Вода с лимоном. Интересно, как этот ребенок вообще выжил. Так, а вот и записи о приезде родителей. Давайте почитаем.

«Ну, и мегера эта Серпухова. Сама довела ребенка до истощения и психоза, а теперь вопит. С порога начала угрожать и нападать на всех. Ее саму бы полечить не мешало. Пришлось звать и Шапкину, и Рябинина. Тут такое началось. Эта особа обвинила их, то есть нас, в том, что ее девочка не попала в сборную. Она даже не спросила, как та себя чувствует. Ее волновало только, что она скажет всем знакомым. Но Рябинин молодец, быстро ее за локоток взял и увел к себе в кабинет. Она оттуда вышмыгнула и тихо-тихо так ускользнула. Потом приходила только навещать девочку, все сидела по голове ее гладила.

Никита стали листать дело, пытаясь найти заметки главврача о визите мамы Лены, но записей никаких не было.

— Что же там произошло? Что он такого сказал? Маман явно была не из адекватных. Ладно. Храни свои секреты, товарищ Рябинин — Никита хмыкнул себе под нос и продолжил чтение.

Борьба за здоровье девочки и физическое, и психическое разворачивалась не на жизнь, а на смерть. Лена была твердо намерена сохранять форму для участия в соревнованиях в составе сборной. Как правило, после сеансов с Рябининым у нее случались проблески, но она продолжала следовать ранее установленному графику и изводить свое тело и разум. Рябинин категорически не хотел использовать рекомендованные советской наукой методы лечения и в заметках утверждал, что девочка способна справиться сама с этой ситуацией. Он считал, что только осознав, что именно не так, она способна изменить свою жизнь. Оказалось, что ключ к девочке смогла найти, кто бы мог подумать, Шапкина.

Как видно из записей, в дни своего дежурства, она приходила в палату к Лене, когда та тренировалась, садилась и наблюдала за ней. Иногда тихим и спокойным голосом хвалила ее, иногда спрашивала, что та тем или иным упражнением делает и через неделю Лена считала Шапкину непререкаемым авторитетом. Она делала буквально все, что та говорила. Никто не верил своим глазам: она начала понемногу пробовать обычную еду.

Никита был поражен, читая отчеты: вот она вышла первый раз на прогулку, вот согласилась почитать, порисовать и так далее. Немного беспокоило, что все это было только в присутствии Шапкиной. Но это было делом времени. Если они смогли нащупать способ переломить ситуацию, то остальное это уже дело времени.

Как он и предполагал, спустя время Лена начала самостоятельно решать, чем заниматься и с кем общаться. Дело шло к выписке. Персонал начал готовить Лену к возвращению домой, только вот пришла беда со стороны матери девочки.

В записях Рябинина появились отметки о проведенных сеансах «с семьей». Он фиксировал неготовность матери к переменам. Она видела свою дочь чемпионкой и не меньше. Не желала признавать, что у нее совершенно обычная девочка. Она утверждала, что не могла родить «обыкновенного» ребенка. Видимо Рябинин понимал, что это главная проблема. Только вот его профиль была детская психиатрия, а не взрослая. Он не мог «работать» с Серпуховой старшей. Когда настал день выписки, то с мамой девочки провели подробную беседу, выдали все необходимые рекомендации для ребенка и направление к специалисту для мамы. Естественно, за этим последовала очередная истерика. Снова потребовалось оставить главного врача наедине с мамой девочки, чтобы привести ту в чувство.

Итак, день выписки состоялся. Это был конец мая и Лена на прощанье улыбалась всем, а Шапкину даже обняла, чем вызвала бурю оваций от всего персонала. Когда она прощалась с Рябининым, он слегка ей подмигнул и громко сказал, что как ее лечащий врач, ждет ее через 6 месяцев. На 21 день, для контроля состояния. Радости ребенка не было предела. На этом они и уехали.

В деле больше не было никаких записей, что показалось Никите странным, ведь если был назначен повторный визит, то он должен был состояться. Почему же нет никаких отметок или записей или вложений.

— Марина Владимировна. Марина Владимировна — Никита выскочил из кабинета в коридор. Не зная куда бежать, он остановился и просто громко звал Шапкину. Она, не торопясь вышла из кухни:

— Чего Никита Константинович расшумелись

— Марина Владимировна, а данные о повторных визитах хранятся где-то отдельно? Не в общем деле?

— Повторные? Нет, они подшиваются в общее дело. В реестре архива делается пометка, где хранятся все данные.

Она не проявляла любопытства и не задавала вопросов. Это видимо было выработанное за годы работы с пациентами и врачами правило.

— А скажите, ну, вдруг. Вы случайно не помните пациентку с фамилией Серпухова?

— Лена? — по-свойски спросила Шапкина

— Да, да.

— Помню. — Снова ответ и никакой встречной реакции.

— А можете рассказать мне про нее?

— Я вообще-то обедаю.

— Обед? А сколько времени?

— Два часа. Еще вопросы будут? У меня суп остывает.

— Да, да, конечно. Хотя. А можно я с Вами? — Никите надо обязательно было узнать подробности этой истории.

Они направились вглубь кухни. Шапкина заняла свое место, а Никита залез в холодильник в поисках продуктов. Все продукты требовали готовки, а ему сейчас было не до этого. Он достал сыр, колбасу, отрезал себе кусок, бросил на хлеб и поставил чайник.

Шапкина скептически наблюдала за его манипуляциями, но не предлагала ни помощь, ни поделиться своим обедом.

— Так, Марина Владимировна. Что Вы помните про Лену? Как Вы пришли к такому простому и изящному решению ей помочь? Как Рябинин в первый раз тогда успокоил маму Лены? И как она? Как приехала на контроль? Расскажите мне все.

— Ну, скажете тоже, конечно. «Изящное решение»: сразу видно, столичный доктор.

— Так и есть. Я ожидал, как бы это сказать, традиционные для того времени методы лечения.

— Если бы меня спросили, то я бы так и поступила. Но Рябинин все-таки был гений, и он тут был главврач.

Никита нахмурился.

— Так Вы не согласны были с ним? Но я думал, что это все Вы… — Никита замолчал, откусывая бутерброд.

— Конечно я. Только по распоряжению главного врача. Вы видно молодой человек никогда не работали в настоящем учреждении. Не понимаете как тут все устроено. Без разрешения или распоряжения главного врача никто и шагу ступить не может. Нет, нет. Это все он.

— Занятно. А можете тогда поподробнее рассказать и самое главное… меня интересует второй визит. В деле не хватает информации.

— Вы ошибаетесь. В личном деле исчерпывающая информация. Вы просто плохо смотрите.

— Да, но там не данных о беседах с матерью и о том, что оказывается Ваше сближение с девочкой — это часть терапии.

Шапкина, слегка прищурившись смотрела на своего собеседника, как бы размышляя стоит ли ему доверять или нет. Потом тяжело вздохнула, как будто решила, что кое-что можно ему рассказать и заговорила:

— Понимаете ли, Никита Константинович. Если в деле, на ваш взгляд чего-то не хватает, то значит так и должно быть. Это все-таки не простая лечебница была. О чем Рябинин разговаривал с пациентами и их опекунами, с сотрудниками, какие распоряжения давал — это все не имеет значения, если этой информации нет в личном деле пациента.

— Кажется, теперь понимаю. Но я же могу рассчитывать на Вашу помощь?

— Если бы Вы лично обратились, то вряд ли. Но мне ПРИКАЗАНО оказывать Вам содействие, я все-таки нахожусь на службе. Поэтому спрашивайте.

— Для начала, можете рассказать мне то, как Вы помните все, связанное с делом Лены?

— Что ж. Я хорошо помню 88 год. В тот год было удивительно много разных случаев. Ее привезли зимой. Девочку оформили, и мы пытались решить куда разместить тренера. Была уже почти ночь, тогда с транспортом было, как Вы понимаете, не очень. Но оставлять ее в одной из палат было не по протоколу, и в крыло с персоналом мы не могли ее отправить, ведь она могла услышать что-то, что не должна.

— Вы про медицинские данные говорите, так ведь?

— Вы серьезно сейчас? А вы разве не обратили внимание на некоторые фамилии в делах, а диагнозы? У нас тут ВСЕ пациенты были необычные. Честное слово…

Шапкина снова моментально сменила тон и настроение. Никита подумал, что в работе она, наверно, была невыносима.

— Я успел ознакомиться всего с несколькими делами, поэтому пока еще во всем разобрался.

— Ну, конечно… — Снова гнев сменился на милость. Никита же отругал себя, что упустил такую важную деталь.

— Так, так и Серпухова — Пришлось вернуть Шапкину к пациенту, которая сейчас больше всего интересовала его.

— Да, да. Тренер. Так вот. Пока искали ей комнату, я с ней разговорилась, и она-то как раз и рассказала о том, что случилось. Ее мама, когда-то занималась художественной гимнастикой, они ходили в одну секцию вместе с тренером. Но успехов не добилась никаких. Ее пристроили в технологический колледж, она, кажется, устроилась в буфет на каком-то заводе, где и познакомилась с мужем. Он главный инженер завода был. Правда уже тогда был женат. Но мадам это не остановило. И вот она замужем. У меня… у нас сложилось впечатление, что эта особа, считала, что достойна большего. Она так сильно себя убедила, что, когда у нее родилась девочка, она решила, что через нее, реализует все свои желания. Если бы меня спросили, то я бы лишила ее родительских прав. Потому что то, как она обращалась с Леной, это издевательство в чистом виде. Мы в своей работе много с чем сталкиваемся. Но когда родители, вот так… А впрочем… о чем я. Да. Лену отдали в художественную гимнастику, она показывала блестящие результаты, и тренер утверждала, что ей светило большое будущее в спорте. Только вот для своей матери, она была недостаточна хороша. Слишком толстая, слишком ленивая, слишком веселая. Тренер рассказывала, что девочка жила в тяжелейших условиях. При этом слово ее матери было для необсуждаемо. А самая большая награда, это когда мама, наблюдая за ее тренировками не хмурилась. Поэтому, когда она объявила, что надо отправить Лену на отборочные в сборную, то никто не удивился. Тренер пыталась объяснить, что это невозможно. Тем более она уже общалась с комитетом по поводу своей ученицы и ей рекомендовали показывать девочку только в следующем году, чтобы можно было включить ее в резерв и начать поэтапную подготовку. Международный спорт, это же не только и не столько спорт, сколько еще и политика. Но Серпухова старшая была несгибаема и столько порогов кабинетов оббила, что им разрешили ехать на отборочные.