Бесплатный фрагмент - Тринадцатое ребро Евы

Глава первая

1

— Ну, вот почему… так… несправедливо все?

Глухой стук от удара чем-то мягким обо что-то твердое частично исказил драматичность голоса Дашки.

— Да чтоб тебя! — Подруга потирала ушибленное пухлое колено, осуждающе поглядывая на торговца апельсинами. — Наставил тут ящиков, ни пройти, ни проехать!

— Зачем ругаешься, женщина? — активно жестикулируя, парировал торговец-южанин. — Ты не смотришь под ноги — я виноват? Не надо ругаться, я тебя прошу. У тебя плохой день, у меня хороший — не надо портить. Иди с миром, вот тебе компенсация.

Он сунул Дашке в руку ароматный оранжевый шар и слегка подтолкнул в плечо, дескать, проходи дальше.

Ника тут же подхватила подругу за рукав, игнорируя на ее лице ярко выраженное возмущение. Той явно хотелось поскандалить.

— Ну, перестань, чего ты вспыхнула! Правильно сказал: под ноги надо смотреть, а не крутить головой на все шесть сторон! И вообще, мы помидор хотели купить, а ты чего в ряд с фруктами пошла? — мягко взяв у нее апельсин и сунув его ей же в сумку, Ника старалась побыстрее отдалиться от места происшествия: чем быстрее сменяются декорации вокруг, тем быстрее Даша успокоится. Эту особенность подруги детства она поняла давным-давно.

Зажигающаяся с пол-оборота и так же быстро успокаивающаяся Дарья, слегка похрамывая, повернула к овощному ряду.

— Вот ты никогда не спотыкаешься, не ударяешься об углы, не промазываешь мимо стула, когда садишься — как так? У тебя датчик где-то в теле есть, который подсказывает тебе заранее, как и куда двигаться?

Ника засмеялась, не замечая зависти в голосе подруги:

— Вот как выдумаешь! Тебе только сценарии к голливудским фильмам писать! Наконец-то разбогатели бы, благодаря твоей фантазии!

Дашка тут же встрепенулась:

— Я бы в Турцию поехала бы, или Египет. Шмоток бы накупила новых, в салон красоты на целый месяц бы записалась. Да чего вообще — уволилась бы с работы, зачем мне работать, если есть миллион? Долларов, конечно. Или евро. Или какая там самая ценная валюта в мире? Или вообще — купила бы забегаловку, где сейчас работаю, с потрохами и стала бы им начальником. А нынешнего шефа поставила на мое место в горячий цех, пусть попробует нашей жизни!

Дарья работала поваром в ресторане.

— Неблагодарная работа! Весь день на ногах среди шипящих и скворчащих кастрюль — сковородок, зарплата минимальная, уважения и благодарности от начальства ноль, на личную жизнь ни сил, ни желания нет. Не удивлюсь, что в один день муж мне заявит, что любовницу завел.

Мечтательно закатив глаза, Дашка продолжала:

— Машину бы купила и на права бы сдала, джинсики фирменные от Кельвина Кляйна, сумочку от Гуччи — мечта моя!

Глянув на подругу оценивающе-хозяйским взглядом, добавила:

— Тебя приодели бы тоже, а то в этой куртке уже пять лет ходишь, края истрепались. И сапоги новые, эти уже больно видеть. Вот на что бы ты потратила бы свой миллион?

Ника глянула на изношенные рукава куртки и мечтательно улыбнулась:

— Я бы в Париж поехала б, Версаль посмотреть. А еще в Италию, в Верону. И детей в Диснейленд свозила бы, обновок накупила бы им тоже.

— Подожди, что это за Верона? — перебила ее Дашка, нахмурив брови.

— Это тот город, где Ромео и Джульетта свою историю прожили, и умерли в один день. Интересно посмотреть…

— Боо-оо-ооже-еее…. — протянула Дашка. — Вот я тебя уже сто лет знаю, а ты все не меняешься! Ну какие путешествия, какая история, если дома у тебя хоть шаром покати, ни мебели нормальной, ни одеться прилично, ни машины, даже кольца обручального золотого — и того нет!

Только Ника открыла рот, чтобы возразить подруге, как вдруг спохватилась:

— Я же забыла кофеварку купить! Мужу в подарок на день рождения. Он давно мечтал, и я вот скопила понемногу. Давай ты сумку мою с продуктами занесешь ко мне, там детям отдашь, а я вернусь в магазин, пока время есть, и потом приеду со следующим рейсом. А про миллион мы с тобой в следующий раз помечтаем, — добавила она, шутливо толкнув подругу в бок.

Та, притворно ворча о неадекватных мечтаниях Ники, взяла у нее сумку и пошла к автобусу, махнув на прощанье головой.

2

Ника вернулась в торговый центр и пошла вдоль рядов, присматриваясь к кофеваркам и ценам. Денег в наличии было немного, — да и откуда им взяться у того, кто работает от случая к случаю?

По профессии Ника была массажистом, — это все, на что хватило денег у ее родителей, когда после окончания школы надо было выбирать профессию. Или массажист, или швея, или вообще маляр-штукатур. Шить на тот момент не хотелось — полно вокруг было швей, а штукатурить стены было мужским занятием — внутреннее убеждение Ники по поводу не-женственности такой работы ничто не могло переубедить. Даже острая нехватка денег. Нет, не то чтобы Ника считала это недостойным занятием, но что-то глубоко внутри у нее отторгало саму мысль. Она и строительство во всех видах несовместимы были с ней в ее голове.

С массажем было проще: она прошла полугодичные курсы обучения базовому уровню в районном городе, куда ездила автобусом, потом повышение квалификации в областном центре, и теперь живя в своей деревне, время от времени массажировала тех, кто обращался за помощью.

Таких желающих было немного, ведь деревушка у них была маленькая: не более двух тысяч людей на шесть улиц всего населенного пункта, расположенного на юге страны. А учитывая, что времена пошли тяжелые, экономили люди на всем, где получалось, то больше одного — двух клиентов в месяц у Ники бывало редко. Да и не привыкли деревенские жители угождать себя массажами, предпочитая вкладывать деньги во что-то более существенное, в основном, материально-бытового плана.

Ника с мужем прожили уже восемь лет вместе, двое детишек у них подрастало. Муж работал на грузовых перевозках на короткие дистанции, не более двух дней в пути. Получается два дня с хвостиком на работе, и потом дома еще три. Денег всегда было сугубо впритык, обновки для себя и для дома, подарки внеплановые были редки. Нику это особо не волновало, хотя порой, увидев сочувствующие взгляды незнакомых людей (как сейчас, в магазине), она тоскливо вздыхала, мечтая о лучшей жизни.

Кофеварку купила. Продавщица выдала ей бесплатно огромный пластиковый пакет, чтобы нести было удобнее. Видно было по лицу, что жалко ей стало Нику, может быть, поэтому она несколько раз ей повторила:

— Перед тем, как запускать машину, внимательно изучите инструкцию. Правила пользования. Вы знаете, сколько у людей проблем в жизни только оттого, что они правил не знают!

Несколько раз поблагодарив добрую женщину, Ника направилась к выходу.

— Не забудьте! — раздалось ей вслед. — Правила надо знать! Найдите инструкцию сначала, а потом уже пользуйте!

3

Повернув на свою улицу, Ника увидела небольшую толпу у дома Лидии Павловны, одинокой женщины лет сорока, живущей через три дома от нее. Подошла ближе, и из разговора поняла, что та умерла. Задохнулась от угарного дыма печи.

— Трубу она полностью закрыла задвижкой, — сквозь слезы сказала одна из женщин. — Специально, я вам говорю! Не могла она больше терпеть одиночество и бедноту!

— То она выпившая вчера была в магазине, — отозвалась баба Маруся, — перебрала видимо, а вечером и случайно-то закрыла задвижку. С чего ей жизнь самоубийством кончать? Грех это!

— Жила она не по правилам, против инструкций, — услышала Ника за спиной, — вот и прибрал ее Господь, как бесполезную деталь механизма.

Это был Петр Михайлович, сухонький бойкий старичок, живущий на конце улицы. Поговаривали, что по молодости он хиппи был, потом в секте какой-то состоял, где жену свою будущую встретил, а когда жена умерла, то жил впоследствии старик один, — вот уже двадцать лет, как один. Раз в неделю его проведывал внук, приезжающий из города на мопеде.

Ника даже попятилась от сверлящего ее взгляда старика. Как огнем жёг.

— Все проблемы мировые и личные можно решить запросто, если люди по правилам станут жить.

— Это чьи же правила? — визгливо подала голос баба Маруся. — Твои, что ли?

— Да куда уж мне, мелкой букашке, — отозвался Петр Михайлович ровным тоном, — Создателя нашего. Того, кто нас создал, и правила для успешной и благостной жизни дал. Вот когда технику разную изобретатели делают, они же продают вместе с ней инструкцию, как пользоваться вещью, чтобы работала хорошо да не ломалась. Вот и с нами так же.

Что-то в голосе старика заставило Нику содрогнуться и поторопиться домой, подальше от таких странных высказываний. Что за спокойная уверенность в своих словах?! Вроде как об обыденных вещах говорит, а на самом деле мороз по коже от таких идей. Ника таким тоном детям объясняла, как шнурки завязывать, и как розовый куст под окном поливать, чтобы зацвел быстрее. Простые привычные действия, только понять надо, чтобы получилось желаемое.

«Интересно, это он у себя в секте таких мыслей набрался?», — подумала Ника, уже подходя к своему дому.

Дети встретили блинами: дочка старалась помогать по хозяйству, несмотря на юный возраст, — ей было восемь лет, а сыну шесть. Знакомые Ники поражались ее беспечности: как она может разрешать маленькому ребенку возиться на кухне, а вдруг поранится, или подожжёт что-нибудь. А вот Ника не боялась, так как понимала, что в жизни очень хорошо, если человек умеет хорошо готовить. И вообще: когда ребенок приучен к труду с детства, как приучали ее родители.

Помимо труда Ника приучала своих детей к книгам: читала им сказки разные, — дети знали на память многие стихи из любимого Чуковского и Маршака оттого, что по много раз просили маму прочесть полюбившуюся им историю.

Рисовать, петь, рукодельничать и мастерить — это все было также важно, по мнению Ники для развития ребенка. Не количество денег в кошельке, как считал ее муж, и не убранство квартиры было важнее, по мнению женщины, но развитая личность, хорошая погода в доме и взаимопонимание. А еще — возможность делать то, что нравится, хотя бы иногда. А деньги сегодня есть — а завтра нет.

Впрочем, частью себя Ника понимала, что денег было бы гораздо больше, если бы именно она управляла семейным бюджетом. Муж ее, Иван, был не то чтобы неразумен в тратах, но имел какие-то утопические идеи, никак не улучшающие их семейный быт.

Раз вложил куда-то — прогорел, потом снова. Потом одолжил другу, а тот обманул, хотя предупреждала Ника, что не верит ни слову псевдо-товарища. У нее вообще была какая-то удивительная чуйка на людей, никак не объяснимая логическими доводами. Понаблюдав незаметно за человеком буквально пару минут, она уже могла сказать: верить ему или нет. А вот муж не прислушивался к ее мнению, считая все ее слова — женскими дуростями.

Спрятав подарок в укромное место, — ведь день рождения только через неделю, — Ника снова порадовалась: вот Ванька будет счастлив! Кофе он любил, а вот купить машину денег не хватало, всегда были траты поважнее. То, что она себе ничего не покупала уже пару лет, ее не беспокоило, ведь так здорово сделать родным приятное!

— На куртку и сапоги себе начну отлаживать с весны, как раз до ноября и сложится, — шепотом пообещала себе. А потом вспомнила слова продавщицы из магазина, и снова достав коробку с кофеваркой, заглянула внутрь. Хм!

Вынула машину, пошарила внутри.

Нет инструкции к применению.

Перевернула, потрясла, переложила все с места на место. Нету.

Правил к применению машины нет.

«Проблемы в жизни людей оттого, что правил не знают» — всплыло в голове.

— Ну, какие правила! — воскликнула Ника. — Насыпь сюда, налей воды сюда, нажми на кнопочку и жди, когда польется кофе. Не нужна тут инструкция!

И тут же — Ба-ам! — локтем со всей силы ударилась об угол стола. Да так, что голова закружилась, — пришлось сесть, ошарашено ловя ртом воздух от сильного ощущения.

Настолько больно физически ей не было давно. Нет, как все обычные люди, Ника периодически болела простудой, несварением желудка и ломотой в плечах от насыщенных домашней работой дней, но чтобы вот так: резко и неожиданно, до искр в глазах просто стукнуться обо что-то — такое случалось с Никой редко.

Она могла бы сказать: никогда, ведь по какой-то счастливой случайности обладала прекрасно скоординированным телом. Оступиться, подвернуть ногу, удариться обо что-то — как сейчас, да вообще: иметь какие-то проблемы с перемещением тела в пространстве — такого с Никой не случалось.

Ей всегда давались легко танцы разного стиля: чувство ритма было отменное, пластичность движений, плавность линий, несмотря на несколько лишних килограммов, — все это естественным образом давало ей возможность чувствовать гармоничную работу тела. И вот такое новое ощущение.

«Наказание Божье» — пронеслось в голове.

Засмеялась сама от своих мыслей. Религиозно-верующей Ника никогда не была. Ей вообще трудно давалось определение «Бог», и когда приходилось писать это слово, то она объясняла, почему пишет его с заглавной буквы: это оттого, что считает, что Бог — это как имя. Как Иисус, Эммануил и Степан Васильевич.

При всем при этом она считала, что Бог скорее есть, чем его нет. Какая-то высшая сила, создавшая людей. Нет, не дедушка с бородой, сидящий где-то на небесах и наказывающий грешников, — это смешно так думать! — но и при этом внятно сформулировать, кто или что это такое — Бог, Ника не могла. В то, что люди произошли от обезьян путем длительной эволюции мутаций, она не верила, объясняя простым вопросом: почему сейчас не мутируют те обезьяны, что специально учеными наблюдаются в созданных для этого условиях: для трансформации.

— Интересно, за что меня наказывать, — игриво поддержала она вслух свою же шутку.

А что, разве вы никогда не разговариваете сами с собой?

Нику это никогда не смущало. Иногда она говорила с собой — чаще, в смешные моменты. Но сейчас внутри все похолодело от страха от возникших в голове слов:

— За то, что не слышишь.

Нет, это не был чей-то голос, звучавший в ее голове, как случается у психически больных людей. Это вроде была ее мысль, ее голосом (если так можно сказать о мыслях в нашей голове), но при этом… странное ощущение от впечатления, будто говорит она с кем-то.

В своей голове.

И этот кто-то она сама, только другая. Вроде такая же самая, но при этом кардинально отличающаяся от самой же себя.

— Вот как у меня разум помутился от болевого шока, — произнесла Ника, и сильно встряхнув головой, отгоняя навязчивые мысли, пошла мыть посуду. Муж ушел на пивные посиделки с друзьями, поэтому сегодня лучше лечь спать пораньше, дабы избежать нежелательных последствий в виде пьяных нравоучений вперемешку с оскорблениями, чем все чаще потчевал ее супруг.

Иван, муж Ники был спокойным, по после «принятия алкоголя на грудь» становился полной противоположностью, и норовил обсудить и осудить всех и вся вокруг, постепенно повышая тон. Все были виноваты в том, что его жизнь не складывалась так, как он хотел, все: начиная от правительства, законов, погоды и заканчивая его женой. Финал таких монологов обычно был один: ссоры, скандалы и даже попытки Ивана выгнать Нику из дома за то, что она не такая сговорчивая, как все.

Кто эти — все — ей было не совсем ясно, но узнавать дальше ей не хотелось. Негатива, идущего от мужа, в ее жизни в последнее время и так, незачем было добавлять больше какими-то поисками истины. А пытаться быть сговорчивой, поддакивая мужу во всем и очерняя весь мир вокруг — это не было в привычке у женщины. Мир такой, каким ты его хочешь видеть, — говорила она в таких случаях. Хочешь видеть негатив — он будет сгущаться вокруг тебя, а если тянешься к добру и свету — то он тебя и окружит.

К счастью, завтра Иван уезжает в новый рейс, — два дня покоя и тишины ей с детишками обеспечены.

Глава вторая

1

Гогот разбегающихся от дороги гусей заставил Нику выпрямиться. Это внук Петра Михайловича проехал на своем рыкающем мопеде. Потерев уставшую поясницу, женщина прикинула, что закончит посадку картошки через полчаса, — осталось совсем немного.

Уже заканчивая последнюю грядку, она снова услышала звук мотора мопеда, который резко заглох прямо у ее ворот.

— Тетя Ника! — услышала она. — Тетя Ника, вы дома?

— Привет Макс, что случилось?

— Там у деда спину заклинило, просит вас помочь. Размять, помассировать немного. Только он прийти не может, болит, говорит, еле ноги по дому волочит. Можете сходить к нему сегодня? А я заплачу в следующий раз, когда приеду, сколько скажете, а то я уже продуктов ему накупил, все потратил. Если сейчас вы заняты, то можно вечером? Только до захода солнца дед просил, он рано спать ложится.

— Сейчас, руки помою, и пойдем, посмотрим, что там с твоим дедом, — ответила Ника, складывая хозяйственный инвентарь у забора.

«Какой интересный этот Макс», — подумала она, — «с виду разгильдяй, одет странно, волосы длинные, часто нос от телефона не поднимает, а говорит вон как правильно и вежливо. И если присмотреться, то руки у него рабочие, широкие, мускулистые, — значит, точно к труду приучен, а я-то думала, что он кроме кнопок телефона и педали мопеда ничего больше не трогает».

Петр Михайлович стоял у окна, положив себе руки на поясницу, и слегка раскачивался вправо-влево. Увидев внука с подмогой, вежливо поздоровался, спросил о самочувствии.

— Это вы мне о своем самочувствии рассказывайте, — улыбнулась Ника, — как же такое приключилось с вами?

— Ну, так вечного — только Бог, — отозвался старичок с улыбкой, — а все мы — смертные, имеем свой срок и свой час. И чем ближе к сроку, тем больше тело ломается даже от простых действий.

— Твой час еще не пришел, — буркнул Макс, помогая деду лечь на диван. — Я тогда поехал? А то мне еще по делам успеть надо сегодня! Деньги тете Нике я привезу в следующий раз, дня через три, не переживай, — и резким движением руки перебив желающего возразить старика, парень ушел. Звук быстро удаляющегося мотора подсказал, что Макс действительно спешил.

Ника начала привычные действия, про себя отметив, насколько удивительным было тело Петра Михайловича. Сухие мышцы, никакой дряблой кожи или излишков жира, несмотря на преклонный возраст, у того не было.

«Ему же около восьмидесяти лет, — подумала она. — Как хорошо сохранилось тело!»

— Ты не переживай, душенька, — мне только пару деньков помять мышцы, чтобы спазм сильный ушел. Тогда я сам себе подсобить смогу упражнениями. Неудачно повернулся с ведром полным, и вот результат. А знал же, старый пень, что нельзя так.

— Так вы упражнения делаете? Зарядку?

— Конечно, милая, а как же еще забота о своем теле проявляется? Упражнения разносторонние и пища здравая, а еще сон вовремя и активность для ума. Правила здоровья нехитрые, только не все их выполняют. Оттого и болеют. Я вот еще сорок лет назад с гаком как начал упражнения делать, так и продолжаю. Редко пропускаю. Хоть 15 минут, а сделаю, если на большее времени нет в какой — то из дней.

«Точно в своей секте набрался каких-то танцев с бубнами, скачет, небось, по дому, как шаман, — подумала Ника, пряча улыбку и продолжая разминать тело старика, — а вслух сказала:

— Так что ж вам, хлопот с огородом, да с хозяйством мало? Вы сколько лет один живете, а всегда у вас идеальный порядок. Ни сорняка у дома снаружи, ни мусоринки внутри, как вижу. И куры у вас, и утки, и козочка. У меня вон физической активности столько, что под вечер хочется замертво упасть и не дышать, какая уж там зарядка!

— Дышать, душенька, это самое важное в жизни. Только знать надо, как правильно дышать. А упражнения физические — это не одно и то же с активностью по дому. Наше тело живое, оно тоже любит особенное для себя, приятное. А то, что мы в быту делаем, это не то, это только необходимость по образу жизни, а для приятности тела иное выполнять надо.

— Я приятно для тела шоколадку съем, или пирожное, — засмеялась Ника.

— А откуда ты знаешь, что приятно это телу?

Вопрос Нику озадачил. А и вправду: как знать, что приятно телу, а что нет? Оно же говорить не умеет. Открывая рот, это мы говорим, а не тело свои пожелания и замечания выдает.

Петр Михайлович как будто услышал ее мысли:

— Умеет, душенька, умеет тело говорить. Только слушать надо внимательно, да наблюдать его почаще, — тогда и наладится контакт тебя с твоим телом, поймешь, что в радость ему, а что во вред. Не потому, что доктор тебе скажет, или по телевизору в передаче услышишь, но тело твое тебе поведает, что правильнее для него.

— Это как же слушать? Как оно может говорить?

У Ники в голове возникла картинка, как в недавно увиденном фильме ужасов, где в девушку вселился демон, и говорил от ее имени загробным голосом.

Старик засмеялся, вроде увидел ее мысли, и подложил руку под голову, расправляя плечи, чтобы Нике удобнее было массировать.

— Вот вы, молодежь, ерундой голову забиваете! Просто же это: тело говорит ощущениями разными. Вот сейчас прислушайся мысленно: какое у тебя самое сильное ощущение в теле, где оно?

Ника остановила движения. Попыталась понять, что она чувствует в теле.

— Руки тяжелые.

— Ну вот. А еще?

— Горячие они. И… твердые в плечах.

— Во-оот! А еще что?

Ярко выраженный комок возник в горле, захотелось плакать.

— Ой, Петр Михайлович, не забивайте мне голову! Все знают, что … — и тут же осеклась, понимая, что могла обидеть старика ненароком.

Тот неторопливо сел, помогая себе руками, и начал одевать рубаху, слегка улыбаясь.

— Все знают — что? Ну давай, скажи мне, дай свободу своим мыслям. И голосу, — добавил он, прямолинейно глядя на ее горло. Ровно туда, где Ника чувствовала слезный комок.

— Все знают, что вы по молодости в секте состояли, где странные вещи делали. По битому стеклу ходили, через костры прыгали, поклонялись божествам каким-то языческим, молитвы им пели, наркотики наверно принимали, вот вам и чудилось, что тело разговаривает.

Старик хлопнул себя по коленкам, беззвучно смеясь и покачивая головой.

— Ну и глупости же! А если любопытно кому, почему прямо не спросят? Или смелости маловато?

— Так ведь это не вежливо, — произнесла Ника вполголоса. — Зачем лезть в жизнь другого с расспросами? Каждый волен выбирать, как ему жить. Каждый сам строит свою жизнь, сам по себе, — неважно, что подумают другие. Главное — свое внутреннее счастье.

— Все мы Единое, — серьезно сказал старик, вставая с дивана. А потом улыбнулся уголками глаз и добавил:

— Руки твои тебе сказали, что устали они за день — тяжелые оттого. Но при этом ты хорошо выполняла свою работу сейчас, от души массируя мою спину — хорошей энергии много прибыло к ним — оттого и горячие. А тяжесть в плечах часто у тебя оттого, что слишком много на себе несешь по жизни. Все сама норовишь сделать, не делишься с другими своими трудностями.

Как рентгеном просветил — у Ники возникло именно такое впечатление от слов Петра Михайловича. Ведь где он не прав? Прав во всем! Но разве это оттого, что понимает он язык тела?

Видимо на ее лице все эмоции, сопровождающие мысли были слишком очевидны, так как Михайлович добавил:

— Не веришь, так сама пробуй. Наблюдай за своими мыслями и действиями в течение дня, и как на них твое тело реагирует разными ощущениями. Можешь даже записывать, тогда легче будет отслеживать то, что повторяется. И поймешь многое о себе.

И, предвидев ее вопрос, улыбнулся снова:

— Да, я тоже так делал в свое время. Этому в моей секте тоже учили, — подмигнул ей и засмеялся задорно.

Он поставил чайник на плиту.

— Выпей со мной чаю, уважь старика. Платить внук запретил тебе, сам хочет, так я хоть чаем тебя напою моим фирменным, с вареньем. Какое любишь больше?

— Вишневое, как бабушка моя покойная варила, — машинально ответила Ника, а потом встрепенулась. — Ой, да все равно, какое!

— А я вот грушевое очень люблю, варю его сам по рецепту жены моей. Густое, ароматное — для пирогов тоже хорошо идет!

Петр Михайлович заварил душистую смесь трав в небольшом широком чайничке. По комнате поплыл запах тимьяна, ромашки и еще чего-то неуловимо — знакомого и приятного.

— Ты знаешь, то, что люди про меня сплетничают — ерунда это все. От незнания и непонимания их осуждения, потому как у нас либо веришь в сына Божьего Иисуса, либо мусульманин, что в Аллаха верит, либо неверующий атеист. И все, что кроме того, сектой обзывают, приравнивая ко всем худшим грехам, — он протянул ей чашку ароматной жидкости медового цвета.

От первого глотка у Ники тепло разлилось по горлу, отдаваясь легкой горчинкой вкуса. От второго показалось, что разом все проблемы дня ушли куда-то далеко, и сейчас только аромат этого удивительного чая имеет значение. И вкус грушевого варенья с легкой ноткой лимона. Как в известной рекламе: «… и пусть весь мир подождет…».

Зажмурившись от удовольствия, и глубоко выдохнув, она почувствовала, как тело ее покидает усталость, ручейком из ног вытекает. Хмыкнула в ответ на свои мысли. Голос Михайловича вернул ее к действительности:

— Вот это и было то, что нужно! Тело тебе ощущениями сказало, а ум добавил картинку для более понятного понимания.

Ника удивилась, ведь как мог знать старик, о чем она подумала. При этом не хотелось его обижать, сказав, чтобы не забивал ей голову своими сектантскими трюками. Все знают, что горячий чай придает сил, и настроение поднимает.

— Ты знаешь, я путешествовал много, когда молодой был. В Сибири был, в Монголии, в Китае даже. Вот там я и узнал много из того, что у нас в деревне люди не понимают, и к языческим сектам приписывают. И не хотят слушать, когда рассказывать начинаешь, против Бога иду, говорят. А я скажу, что, наоборот, к Богу меня именно эти знания привели, раньше ведь я неверующий был. Только вот Бог — это не дедушка с бородой, что на небе сидит и людей наказывает за грехи, и не Иисус, что на кресте распятый был.

— А кто ж тогда наказывает, — тихо спросила Ника, отставляя пустую чашку.

— Сами люди себя и наказывают. Своими мыслями, а потом поступками неправильными из-за этих мыслей. Вот и страдают.

Только хотелось возразить, как в дверь забарабанили.

— Дед Петя, а мама у вас еще? Там ее тетя незнакомая спрашивает!

Это сынишка Ники прибежал, белобрысый мальчуган.

Наспех попрощавшись с Петром Михайловичем, и обещавшись прийти завтра после обеда, Ника пошла домой, перебрасываясь с сыном привычными фразами.

У двора ее ждала статная дама с цветной татуировкой в виде лисы на плече. Только увидев этот рисунок, Ника поняла, что этот человек ей даст много новых впечатлений.

— Мне сказали, что вы массаж делаете, адрес ваш дали. Я к сыну приехала в гости на пару недель, воздухом деревенским подышать, да слышу, что тело какое-то не мое стало, надо массаж мне два раза в неделю, а ездить в город далеко, не хочу время тратить. Я хорошо заплачу, — добавила она, оглядываясь на босоногого мальчугана, который с неприкрытым любопытством разглядывал ее тату, — могу сразу наперед дать за все шесть раз.

2

Ника не ошиблась: женщина, которая нуждалась в массаже, оказалась необычным и весьма интересным собеседником. Она работала в областном центре, заведуя каким-то бюро по недвижимости, увлекалась парфюмерией и была поклонницей музыки 60-х годов. Многое, из того, что она рассказывала Нике о своей жизни, было для той в диковинку, так как она ничего, кроме деревенского быта не знала, и не видела. А тут поездки в Европу на отдых, какие-то женские собрания для трансформации личности и прокачки энергии! Слушая ее, Нике не верилось, что где-то там существует совершенно иная жизнь.

В один из сеансов Ольга, — так звали женщину, сказала Нике, с легкой ноткой то ли удивления, то ли восторга:

— Вы знаете, я вас вижу! Вот уже третий раз, как вы меня массируете, я вас вижу, я вас чувствую цветом — зеленую с синими отливами. Как облако теплое такого цвета, приятное, обволакивающее, целительное. У вас волшебная энергетика!

Видя недоуменное лицо Ники, Ольга добавила:

— Только, пожалуйста, поймите меня правильно! Я не душевнобольная, нет у меня галлюцинаций, или что вы там можете подумать. Просто я могу чувствовать людей на энергетическом уровне, их вибрации, иногда видеть ауру…

Ника уже слышала термин «тяжелая энергетика», применяемый к человеку, но не была уверена, что полностью его понимала. То, что с таким человеком тяжело общаться в силу его характера — это ясно, но энергетические вибрации ауры… это отдавало каким-то сюжетом фильма о волшебницах и магии.

Видимо это все было настолько очевидно написано на лице Ники, что Ольга поторопилась с объяснениями:

— Мне кажется, что до этого момента вы ничего не слышали о настоящем строении человеческого существа. О том, что физическое, видимое всем тело — это еще не все. Это самое простое, базовое. А вот энергетическое тело, как и астральное — вам неведомо. И совершенно непонятно, как вам удается без этих знаний и применения их в практике, иметь настолько мощную и целительную силу!

И тут же, спохватившись, она добавила:

— Понимаете, Ника, все, чему учат в школе и институтах о человеке — сущая крупица. На самом деле человеческое существо состоит из семи тел, которые, как бы так попроще сказать… вроде как вложены друг в друга, как слои, как матрешка. И вот наше физическое тело — это самая маленькая куколка-матрешка, а вокруг нее есть побольше — наше энергетическое тело. Его простому человеку не видно, но если немного набраться опыта, то почувствовать его влияние можно запросто! А потом еще есть астральное тело, далее ментальное, и самая большая матрешка вокруг тела физического — это тело нашей души. Я хочу сказать, что люди могут вообще не смотреть друг на друга, и между ними расстояние, а их тела на уровне души общаются, обмениваются. Ведь бывало у вас так, что подумав о человеке, вы его через несколько минут неожиданно встречали? Или не общаясь с попутчиком по автобусу, но необъяснимым для вас методом чувствовали, что это неприятный человек?

— Бывало, — согласилась Ника.

— Ну вот, это ваши тонкие — нефизические тела обменялись информацией. Просто у простых людей мозг не умеет обрабатывать такую информацию в свободном режиме, передавая ее в сознательно-управляемые участки, он ее просто не воспринимает в силу необученности. Как маленький ребенок не понимает тригонометрию, например. Как говорят: нутром чую, а объяснить не могу.

Вы знаете, еще в старину наши предки знали куда больше, чем мы сейчас. Многие важные знания утеряны, и только крупицы в виде поговорок или сказок остались. Вот, например: вы знаете, что многие люди одинаково скажут, описывая чувство неожиданного испуга: душа ушла в пятки, сковало от страха.

Ника тоже это подмечала много раз: внутри в теле все как бы обрывается вниз холодным комком, отзываясь онемением ног и невозможностью пошевелиться.

Видя понимание на ее лице, Ольга воодушевленно продолжила:

— А распирает от радости? Если прислушаться, то каждый заметит, что в момент радости внутри в области сердца разливается тепло, отдавая приятной пульсацией во всем теле. А когда слишком много эмоций, замечали: как реагирует тело? И почему многие люди одинаково это называют: дух сперло от счастья, комок в горле от радости?

Вот и сейчас Ника нутром чувствовала, что слова Ольги — это что-то важное, но понять не могла. То есть слова отдельно она понимала, но сложить все в одно единое, понятное ее разуму не получалось. Сохраняя вежливую невозмутимость, она протерла спину Ольги, удаляя остатки массажного масла, и произнесла:

— Ну вот, ваш последний сеанс массажа. Знаю, что завтра вы уезжаете, жаль, ведь мне было очень приятно и познавательно общение с вами.

— И не говорите, милочка! У меня аналогичное ощущение! Вы самородок, который совершенно не осознает своей ценности! Вам надо развивать свой талант, вам надо людей лечить руками. У вас точно дар есть!

Ника подарила Ольге на прощание баночку липового меда и предложила посещать ее, когда та будет снова гостить у сына.

— Обязательно! С превеликим удовольствием!

3

Стараясь не думать обо всем, что пришлось услышать от клиентки, Ника вернулась к домашним делам: вечерело, и скоро должен был вернуться муж. Вместе с детьми он ездил проведать свою мать, живущую в соседней деревне.

Ника старалась как можно реже участвовать в этих визитах, находя убедительную причину: то клиент на массаж, то полно сорняков на огороде — полоть надо, то домашние соленья-варенья на зиму готовить. Не было у нее тяги к свекрови оттого, что та всегда норовила очернить Нику в глазах других, рассказывая односельчанам о том, какая та неумеха, и неразговорчивая, то не так делает, это неправильно, только книжки читает да за вязанием сидит.

Женщина знала, что все эти обвинения беспочвенные, так как умела она все, что нужно в семейной жизни: от приготовления разнообразных блюд, выпечки до стирки-уборки, ремонта в доме и всех забот, касающихся сада и огорода. А болтать по пустякам, перемывая косточки односельчанам — бессмысленное это занятие, никакой пользы ей не приносящее — зачем тратить на это свое внимание? Ведь интересных бесед — как это было с Ольгой, свекровь не вела, а только обсуждала, кто и куда ходил в деревне, кто кого как обозвал, кто, во что был одет и тому подобное. О книгах, фильмах, музыке или хотя бы рукоделии никто не беседовал. Максимум, что бывало — новым рецептом поделится, и то редко, так как свекровь себя считала идеальной поварихой, а всех остальных — недоучками.

Вот и сегодня, видя нахмуренное лицо Ивана, Ника поняла, что свекровь вылила на него очередное ведро недовольства ею, невесткой. Зная, что лучше мужа не трогать в такие моменты, женщина села за вязание, включив детям вечерний сеанс мультфильмов.

Неторопливо перебирая петли — благо узор был легкий, мысли Ники незаметно вернулись к разговору с Ольгой, о ее «цветном восприятии» людей, о человеке как матрешке с разными энергиями, которые не всем дано видеть. Энергетика. Непонятное слово, если применять его к людям. Энергетика — это там, где машины работают, электричество, — у человека такого нет.

«А если тело человека — это машина? — всплыло у нее в голове. — Как в фантастических фильмах: робот из неизвестного материала, ничем не отличающийся от человека внешне». Подумала, и тут же одёрнула себя: — «Вот глупости какие в голову лезут. Ведь много раз и руку резала: видела, кровь идет, и ногу разбивала, упав…»

Не робот. Люди не роботы. Люди — это живые существа.

«Но ведь бывают роботы живые. Био-роботы. Андроиды», — голос внутри нее не унимался.

Ника раздраженно откинула вязание и встала, отгоняя непонятные мысли. Такая чушь ей никогда в голову не лезла.

— Надо прекращать читать фантастику, хватит! И слушать странные рассказы людей, вроде Ольги и Петра Михайловича! Так и с ума сойти можно.

Вспомнив старика, она тут же припомнила их разговор о том, как тело разговаривает ощущениями. И невольно прислушалась к своему телу, пытаясь определить ощущения в нем.

Горячо в груди. Вроде есть там что-то, пульсирующее, но не сердце. Сердце вон, ровно стучит. Это же Нечто, дышало внутри нее огнем, да так, что в горле пересохло и пальцы подрагивали. Вспомнив, что Михайлович советовал замечать, действие или эмоции, которые предшествовали наблюдению за телом, Ника определила, что это была реакция на раздражение, вызванное странными мыслями о человеко-роботах, энергетике и… о том, что она не понимает, как вообще такие мысли возникают в ее голове!

Раздражение пульсирует в груди. Мое тело раздражено? Нет, не так…

Мое тело не любит раздражение, которое неприятно дрожит внутри.

Раздражение возникло из-за странных мыслей.

То есть, чтобы не раздражаться — надо не думать?!

Нет, не то…

Раздражение возникло оттого, что я не понимаю этих новых идей, и мыслей, которые стали появляться из-за странных разговоров. Я ничего об этом не знаю, а значит, не могу понять правильно. И это непонимание — это оно раздражает?

Чтобы не раздражаться, надо понимать, разбираться в том, о чем говорят, о чем думаю? Но как понимать то, о чем ты никогда раньше не думал, не знал, и вообще — может это все фантазии психически нездоровых людей? Но если это все — правда? Ведь знать этого сейчас она не может, а отрицать то, что с чем не знаком глупо, так как радиоволны и лучи рентгена она тоже никогда не видела, но при этом знает, что они существуют.

Какая-то часть Ники была твердо уверена, что есть что-то, Нечто неизведанное, но очень важное, что нужно познать. Как Бог: он вроде есть, но никто не знает точно: что это или кто, где и как, и почему? Все хотят его познать, но как конкретно — точной инструкции нет.

Ее пронзило горячей дрожью вдоль позвоночника, да так, что пришлось упасть в кресло, иначе ноги бы не выдержали.

Инструкция! Сколько раз за последние три недели это слово будет попадаться ей на слух? Совпадения? Нике все меньше верилось.

— Боже, если это ты мне хочешь что-то подсказать, пожалуйста, скажи понятнее, — прошептала она, сцепив кисти рук до побеления. — Я не понимаю.

Глава третья

1

Игра в «ощущения тела», стала своего рода развлечением среди однообразных деревенских будней. Да какие могут быть в деревне развлечения, кроме редких сеансов в кино, да встреч у родственников по случаю дней рождений и годовщин. С мужем они редко куда-то выбирались, хотя бывало, ходили купаться на озеро с детьми или на рыбалку. Развлечений больше никаких в деревне не было, — по крайней мере, для женщин. Мужчинам было проще: крутить гайки в технике, пить пиво и играть в карты можно было в любой день.

Вечерние сборы посиделок, где односельчане группками по несколько обсуждали всякое-разное, Нике были не интересны, — наверно оттого считали ее замкнутой и некомпанейской. Впрочем, ей было все равно, так как общественное мнение ее мало волновало. Самое интересное для нее заключалось в стенах дома: она очень любила читать и рукодельничать. Вязала длинными зимними вечерами, иногда шила детишкам обновки, перешивая старые свои вещи. И вот теперь у нее появилось новое, — интересное, как оказалось, развлечение.

Интересное, потому как необычное. Ну, кто из нормальных людей будет слушать то, что внутри тела происходит, да еще и пытаться понять, отчего это случается. Скажи кому — подумают, что с ума сходит. Поэтому она и молчала, даже мужу и подруге не рассказывала.