Бесплатный фрагмент - Тринадцать плюс

КОНИ РЫЖИЕ

МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА

***

Летний отдых обдумав взвешено,

Я в деревню поехала, в Мешено,

Где моя проживала бабушка.

Я любила ее оладушки,

Пирожки с лучком и картошкою,

Я спала на печи вместе с кошкою

И совсем не скучала по городу,

С коромыслом ходила по воду,

Хоть к тому не была привычною.

Я кормила цыплят пшеничкою

И остывшею пшенной кашею,

Я скоблила ножом пол некрашеный

В пятистенке сухом и бревенчатом,

Самовар раздувала вечером

Сапогом с голенищем хромовым,

Пол в хлеву устилала соломою.

Я одежду забросила модную,

Не могла надышаться свободою.

Я пила молоко топленое.

Я любила стоять пред иконами

Почерневшими, очень старыми.

Мне казались Святые усталыми,

Богоматерь с младенцем горестной.

Ей и кланялась бабушка поясно

И шептала молитву долгую.

Ну, а я была комсомолкою,

Жизнь иными мерками мерила.

Я вышучивала суеверия,

Предрассудки и страхи дремучие,

Мы с ней спорили в редких случаях

Между делом, легко, с прибаутками,

Оставаясь друг к другу чуткими.

В этом споре и не было правого.

Меня местные звали: — Павою, —

Или просто: — Эй, ты приезжая!

Я серьезной была и сдержанной.

Меня видели часто с книжками.

Я еще не дружила с мальчишками.

Все они мне казались глупыми,

неотесанными и грубыми.

С них и спрашивать было нечего.

***

Но вот как-то однажды вечером

У реки, там, где ивы купаются,

Ты окликнул меня:

— Красавица!

Не скучаешь одна на лавочке?

Торопились на танцы парочки,

Где-то пела гармонь далекая

И в груди моей что-то екнуло.

Мне и вправду было невесело,

Только гордость вдруг перевесила

И ответила я раскованно:

— Как-нибудь обойдусь без клоуна.

Ты смолчал, лишь уздечка звякнула.

И зачем только я это ляпнула.

Конь заржал и зацокал копытами…

И осталась я позабытою,

Молчаливой, во всем неправою

На скамье под луной лукавою,

Обвиняя себя бесстыжую,

Что теперь тебя не увижу я.

Вспоминала глаза и волосы,

И каким говорил ты голосом,

Руки жилистые и ловкие,

Как вскочил на коня со сноровкой ты,

Как с обидой своею справился.

Ты тогда уже мне понравился.

***

Я боролась всю ночь с бессонницей,

Я хотела с тобой познакомиться,

Целый день притворялась беспечною

И едва дотянула до вечера.

Я была из десятка неробкого…

Ты коней вел все той же тропкою,

Но меня ни о чем не спрашивал.

— Эй, чем кони твои накрашены? —

Начала я сама. Чуть выждала

И добавила:

— Слишком уж рыжие.

Но ты руки развел:

— Так случается.

Если хочешь, давай покатаемся.

И слова твои были вежливы,

Ио глаза озорны, насмешливы.

В небе ярко сияло полмесяца.

Я плохою была наездницей,

Но ответила:

— Что ж попробуем!

И ресницы твои чуть дрогнули,

Ты смотрел на меня растерянно.

Я сама была не уверенна,

Что смогу, что я это сделаю,

Но тебе уступать не хотела я.

И твой конь подо мною взлаивал,

Не скакал, а едва вышагивал,

Темным глазом косил испуганно

На меня — «что ты делаешь, пугало?».

Я в бока его била пятками,

За тобою следила украдкой,

Как ты водишь коня поводьями,

А потом получилось, вроде бы.

***

Как бескрылая птица летела я…

Были мы с конем одно целое

И, обвитая рыжей гривою,

Я себя ощущала счастливою.

Ты меня называл «амазонкою»,

Сумасшедшей и смелой девчонкою.

Я и с Лешим сумела б справиться,

Лишь бы только тебе понравиться!

Я была тобой очарована,

Ты держался со мной раскованно,

Твои мышцы играли силою,

В тебе было что-то красивое,

Что-то дикое, скрытое, тайное…

Наступила минута прощальная,

Я решила:

— Привыкнешь — сблизимся…

И ты вдруг спросил:

— Завтра свидимся?

Сладко пахло малиной и розами,

Над деревней рассвет плыл розовый,

И глаза твои были ясными,

И казались мне кони красными.

Ты смотрел на меня выжидательно

И сказала я:

— Обязательно,

Обязательно завтра встретимся,

На тропинке под ивой развесистой.

В дом вбежала и дверь захлопнула.

Я от радости чуть не лопнула,

Лишь и крикнула:

— До свидания!

Я весь день провела в ожидании

И едва дотянула до вечера.

Я себя вела опрометчиво…

***

Мы встречались с тобой лето целое,

Я была, как негр, загорелая

И совсем раздружилась с книжками.

Я коней объезжала с мальчишками,

Верх брала на любых состязаниях.

Говорил ты мне:

— Ненормальная,

Ты пойми, что везет до случая.

Ты жалел меня, был уступчивым,

Все мои упреждал желания,

Но пришла пора расставания…

***

Ничего еще не было сказано,

Были мы с тобой очень разными

И ты вымолвил еле слышимо:

— Нас роднят только кони рыжие, —

Незнакомым осипшим голосом

Перед самым отходом поезда.

— Ты студентка, — продолжил сухо ты, —

Ты мечтаешь заняться наукою,

Ты умна, у тебя воспитание,

А мой дед был простым крестьянином.

Мой отец пашет землю на тракторе.

Кем я буду? Таким же пахарем.

Я стояла в пролете тамбура,

Ветер стебли гнул топинамбура

И, кусты раздвигая ближние,

Морды вскинули кони рыжие.

Ты смотрел на меня выжидающе,

Монолог твой был отрезвляющим.

Прошептала я:

— Так случается.

Мне пора, поезд мой отправляется.

И добавила очень искренне:

— Я тебя забросаю письмами.

У меня еще будут каникулы.

Но ты вскинул вдруг руки пониклые,

Плечи сжал мне, до губ дотронулся

Лишь губами и поезд мой тронулся.

И я крикнула:

— До свидания!

***

Я с тех пор не люблю расставания,

Объяснения слишком длинные.

Ты ответил: — Прощай любимая!

Я не знаю, о чем я плакала,

Только слезы беззвучно капали,

Степь мелькала вдали за окнами

Перелесками, речками, копнами

И, земли не касаясь выжженной,

Мчались вровень со мной кони рыжие.

ЛИТЕРНЫЙ

МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА

***

Я в вагоне ехала литерном,

В скором поезде прямо до Питера.

Попрощавшись с родней и подругами,

Я отправилась в центр за науками,

Свои планы лелея наивные.

На мне были трико спортивные

И футболка обыкновенная

С рукавами короткими, белая.

Для поездки излишне маркая.

Я казалась провинциалкою

Всем, кто с полок меня разглядывал.

И я съеживалась под взглядами,

Иногда откровенно бесстыжими.

Мои волосы были рыжими,

А ресницы и брови белесыми.

Я легко распрощалась с косами,

Заменив их на стрижку короткую.

Я имела программу четкую —

Сдать экзамены в политехнический.

Я рассматривала критически

У окошка журнальчик старенький,

Уминая ванильные пряники,

И казалась вполне довольною…

***

На тебя посмотрела невольно я.

Ты спросил:

— Ну, и что там в журнальчике, —

Протянув мне пломбир в стаканчике.

Я ответило настороженно,

Что девчонок полнит мороженое.

Дно стаканчика было влажное.

— Ну, так что там в журнале важного?

— Ничего!

— Ничего интересного?

— Вот взгляните!

Глаза неизвестного

Были синими, со смешинками.

— А, скажите, журнал с картинками?

Я подумала, что ты чокнутый,

Уже стало смеркаться за окнами,

Но ответила:

— Да, как мне, помнится.

— А не лучше ли нам познакомиться? —

Ты спросил. Я на полке заерзала.

Я лишь внешне казалась взрослою

И мне все это вовсе не нравилось,

Но, подумав, я все же представилась,

Взгляд стыдливо укрыв под ресницами.

Разносился чай проводницами,

Предлагались официантками

Пассажирам кульки с баранками,

Сахар, вафли, печенье сладкое.

Я копейки считала украдкою.

Ты представился просто, без отчества,

И спросил:

— А вам чаю хочется?

Я смолчала.

— Нам два и с сахаром, —

Заказал ты. Я чуть ни плакала.

— И коробку конфет для девочки.

— Нет, не надо! Мне лучше семечки

В упаковке, вон те, лущеные.

Я глаза опустила смущенные,

Прошептав:

— Так мы можем поссориться…

Не извольте впредь беспокоиться.

***

Вдруг в купе нашем вспыхнула лампочка.

Молодая официанточка

Улыбнулась все понимающе

И промолвил ты примиряюще,

Что для ссоры не видишь повода.

Потянуло вечерним холодом

Из окошка чуть приоткрытого.

Я девчонкой была воспитанной.

Меня мама держала в строгости.

Я имела понятье о гордости

И еще о мужском легкомыслии…

Ты из сумки достал провизию,

Разложил предо мной на столике.

Я лежала на полке с томиком,

Уж не помню, какого автора.

Я не ела, наверное, с завтрака,

Я весь день голодала намеренно.

Но ты вдруг предложил неуверенно:

— Разделите со мной одиночество,

Одному есть совсем не хочется.

А потом пояснил с запозданием,

Поведя рукой:

— Это мамины

Разносолы, картошка, булочки.

Я ж с единственной ехала сумочкой,

Разместив в ней все самое важное.

Мне претили баулы багажные,

Рюкзаки, чемоданы с нарядами.

Мы с тобой обменялись взглядами…

***

Я смягчилась:

— Ну, если мамины…

Поезд мчался по расписанию

И отсчитывал стыки литерный.

Ты со мною был обходителен,

И мы даже неплохо поладили.

Проводница включила радио.

Время было совсем неурочное.

Ободзинский пел песню «Восточную»,

С ожиданьем, с надеждой, с досадою…

Ты читал мне стихи Асадова

Беспокойные и мятежные,

А хотелось чего-то нежного,

Чтоб не гибла любовь под пулями,

Чтоб жила, как у Ахмадулиной,

Чтоб была высоко воспетою.

Так и спорили до рассвета мы.

Я читала тебе Есенина,

За окошком мелькали селения,

Переезды, мосты над речками.

Фонари мне казались свечками,

А лесные массивы чащобами…

Лишь под утро уснули оба мы,

а проснулись за час до Питера.

***

Приближался к вокзалу литерный.

Я сменила футболку на блузочку,

Я надела короткую юбочку,

Уложила расческой волосы.

Ты спросил меня сдавленным голосом:

— А какой у вас адрес в Питере?

Я сказала про общежитие

И про то, что хочу стать студенткою.

Я не знала, что делать с коленками,

Что казались мне слишком острыми.

Я хотела накрыть их простынью,

Но подумала, лучше сумочкой…

Я держалась с тобой, как дурочка.

Ты был старше меня, уверенней,

Ты откуда-то ехал с севера,

где бывал по делам издательства.

Ты счастливым назвал обстоятельством

Нашу встречу в вагоне литерном,

А я бредила только Питером,

И следила глазами влюбленными

За мелькающими перронами

За окном, и читала расслабленно

Их названия: Колпино, Саблино…

Ты листы разложил бумажные.

Я подумала, что-то важное…

Каждый полон своими заботами.

Показались пути с переходами,

Поезда, светофоры разные:

То зеленые, а то красные,

Башни новые, старые здания;

Надпись яркая: «Зал ожидания»,

Люди, лица, цветы, движение…

И сказала я с отчуждением:

— До свидания. Спасибо за булочки…

Я держала ремни моей сумочки

В своей правой руке, а в левую

Ты вложил мне бумажку белую,

Произнес:

— Прочитай внимательно!

Я заверила:

— Обязательно!

И минуты были неловкими…

***

Я носила туфли с подковками,

С каблуками подъема высокого.

Я шагала и громко цокала,

Багажа не имея лишнего.

Я читала четверостишие —

Твое новое стихотворение.

Я сдержать не могла волнения.

Ты писал о любви и признание

Я читала твое со вниманием.

В нем ты мне с необычным мужеством

Предлагал и любовь, и замужество,

Обещал меня сделать счастливою,

Называл меня самой красивою.

Ты остался в вагоне поезда

Ждать ответа… Мне стало боязно.

Покачнулись земля ли, небо ли?

Но любви в моем сердце не было.

— Я и жизни еще не видела, —

Заключила я как-то обыденно.

Ты вошел в мою жизнь непрошено,

В тебе было много хорошего,

Ты судил обо всем обстоятельно,

Ты бы мог быть моим приятелем,

Я же просто твоей знакомою…

Я в тебя не была влюбленною

и мне нравилось быть свободною…

***

И я вскинула голову гордую

и, уже принимая решение,

лист сложила с твоим сочинением,

в сумку сунула. Так случается,

кто-то сходится, кто-то прощается,

просто встреча несвоевременна.

Я была в этом твердо уверена,

устремляясь навстречу с Питером

мимо окон вагона с литерой.

ВОСТОЧНЫЕ СЛАДОСТИ

МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА

***

Сколько помню себя, со младости

Я любила восточные сладости.

Расстегнув свой карман с прорехами,

Ты шербет извлекал ореховый,

Для меня припасенный заранее.

Я была полна ликования,

Но, желая казаться сдержанной,

Говорила, «мерси», я вежливо,

Как и должно воспитанной девочке.

Тебя звали все взрослые Севочкой.

Ты владел виртуозно мячиком,

Ты был очень спортивным мальчиком.

В кедах, шортах, футболке старенькой

Ты ко мне относился, как к маленькой.

Называл меня мило: — Любочкой.

Я носила короткие юбочки,

Гольфы белые, полуботики,

И на кнопках пиджак коротенький

Из какой –то ткани вельветовой

В рубчик мелкий и фиолетовый.

Я вплетала в косички бантики,

Собирала конфетные фантики

И имела контральто низкое,

В детском хоре была солисткою,

Вовлеченной во всю самодеятельность.

Я артисткою стать надеялась,

Расширяла программу сольную.

Ты ж мечтал стать звездой футбольною.

Всех дворовых игр был застрельщиком,

ну, а я твоим верным болельщиком.

***

Мы делились друг с другом успехами,

А потом вы с семьей уехали

По военному предписанию

В городок один, без названия.

Ты признался мне как-то вечером,

Что он просто порт засекреченный

На далеком и крайнем севере.

Твой отец капитаном был сейнера.

Нет, наверное, все же крейсера.

Мы прощались с тобой невесело.

Долго, молча сидели на лавочке,

Падал свет от фонарной лампочки

И ты встал предо мной на корточки…

Мама крикнула мне из форточки:

— Люба, хватит уже невеститься.

Ты утешил меня: — Еще встретимся.

И ладони твои были жаркими.

***

Ты писал мне письма с помарками,

Но понятным, разборчивым почерком.

Они были скупыми, как очерки:

Про друзей, про поступки невинные,

Но все больше про матчи спортивные.

Ты описывал пасы доходчиво,

Букву Л (эл) выводил с многоточием

И приписывал:

— Жди! Еще встретимся!

Но шли дни, а за днями месяцы…

Я дружила с другими детками,

Был весь двор наш расчерчен клетками —

Мы играли с подружками в классики.

У меня уже были часики

На простом ремешке, но взрослые.

Я имела сужденья серьезные

И о нас задавалась вопросами.

Я легко распрощалась с косами,

Укрощая вихры заколками,

Мне казались минуты долгими

И никто уж не звал меня — Любочкой.

***

Я носила узкие юбочки,

Блузки ситцевые, отстроченные

По всем швам и колготки непрочные —

На коленках чуть-чуть провислые.

Я сорвала контральто низкое

И читала до помрачения

Все подряд, но всех больше Есенина,

И едва поняла Белинского.

Я любила слушать Вертинского.

И скользила игла раздражающе

По пластинке долгоиграющей,

Основательно мной заигранной

Патефонными старыми иглами.

Мне хотелось хоть в чем-то прославиться,

Но была я совсем не красавицей —

Потому и пошла в отличники.

Я штудировала задачники.

Мне казались грубыми мальчики,

А хотелось чего-то нежного…

Я была ученицей прилежною

И гордилась своими отметками.

***

Твои письма ко мне были редкими,

Текст их был мне известен заранее:

— Здравствуй! Как ты? Я жив! До свидания!

И опять обещание встретиться.

Но шли дни, а за днями месяцы…

Я уже не играла в песочнице,

Я студенткой была заочницей.

И работала днем на фабрике,

Ожидая, что ты на кораблике

Приплывешь ко мне. И мечтала я,

Чтоб был парус из шелка алого.

Мне пора уже было невеститься-

Выходили замуж ровесницы,

Я ж тебе оставалась верною.

***

Называли меня блаженною,

Редко Любой, а чаще Любкою.

Ну, а я была однолюбкою

И тебе, как себе, я верила.

Ты писал, что вернешься с севера

Сразу, только отслужишь в армии,

даже день сообщал заранее.

Ты на судне отца был мичманом.

Ты писал, что там море отличное

И что мне оно тоже понравится,

Что там все не так, что там тянется

День полгода и ночи белые,

Что на флоте ребята смелые

И что мичманы поздно ли, рано ли

Все становятся капитанами.

***

Но вот как-то однажды вечером,

Когда мне было делать нечего,

Я читала томик Ахматовой.

За окном стыл закат агатовый,

Постучался вдруг кто-то в дверь ко мне.

Отворив, я застыла растерянной,

Ты ж и скрыть не пытался радости,

А в руках твоих были сладости-

Мой любимый шербет ореховый.

А потом мы в трамвае ехали,

Будто плыли по морю плавному,

И сияли щиты рекламные

За окном парусиной алою…

***

Все сбылось, как о том и мечтала я.

СКИФЯНКА

ПОЭМА

***

I

Полнолунье. Июльская ночь.

Звезд холодный свинец серебрится.

Слуги спят. Спит и царская дочь,

Только что-то Атею не спится.

Но не так далеко до утра.

Он поднялся с циновки бесшумно

И, нащупав кафтан, из шатра

Вышел в сумрак, желая подумать.

Пахнет пылью, иссохшей травой,

Где-то птица безумная стонет,

И, заслышав вдали волчий вой,

Захрипели встревожено кони.

Выжег степи полуденный зной,

Пожелтели кустарники даже.

Царь, заслышав шаги за спиной,

Оглянулся на звук — это стража.

Заиграл алой кровью рассвет,

Разгоняя ночную тревогу,

Ждать дождей больше времени нет!

Надо племя готовить в дорогу.

Пастухи, заслоняя обзор,

К водопою погнали скотину,

И протяжно, призывно шоор1

Огласил гулким воем долину

И ближайшие сопки вокруг.

Стан проснулся, заметно движенье.

— Нужно двигаться дальше, на юг, —

Принял царь, возвращаясь, решенье.

II

— Мне коня, — приказал он слуге,

Что шел рядом, ему не мешая.

И уже в стременах и седле

Пояснил:

— Я к шаману Имаю.

Скит шамана приземист, накрыт

Потемневшей от копоти кожей

И шаман в черных перьях, на вид

На огромного грифа похожий,

Гостя, полог откинув, впустил.

Сам же охрой по пояс раскрашен

Он то что-то в фиале2 месил,

То над дымом, идущим из чаши,

Наклонясь, ворошил горсть камней,

Разогретых и темных от сажи.

— Что желаешь, — спросил он, — Атей,

Прикажи. Я исполню сейчас же.

— Мы, — промолвил Атей, — степняки;

Мы — кочевники, мы — скотоводы.

Путь наш — к устью широкой реки,

Где обильны корма, где народы,

Что на этих просторах живут,

Обустраивая их с рожденья,

Нетрусливы и не отдадут

Нам угодий своих без сраженья.

Солнцем выжжена наша земля,

Подступают степные пожары

И рыжеют пучки ковыля,

И пора гнать стада и отары

Ближе к югу. С затменьем луны,

Когда наши одежды и лица

Станут ночью почти не видны,

Нападем на заставы фракийцев.

Их земля — удивительный край,

Буйных трав непрерывно кипенье.

Я желаю у духов, Имай,

На поход испросить одобренья.

III

Царь жесток был как вепрь. Как орлан

Смел и зорок, хитер как лисица.

За дурное предвестье шаман

Мог своей головой поплатиться.

Но он знал, как не прост его гость,

Оценил, что дары его щедры,

И на камни горячие горсть

Бросил высохших прутьев эфедры3.

В гулкий бубен ударил, затряс

Связкой гривн4 золотых, выпил сомы5

И запел, и пустился вдруг в пляс,

Заметался, как дух невесомый,

Извиваясь, кружась все сильней,

Бил руками, как крыльями птица

И тянулся из чаши, как змей,

Сизый дым, обрамляя ресницы,

Его бороду, пряди волос,

Отравляя душком ядовитым…

И шаман, вдруг упав, произнес:

— Царь, ты будешь в сраженье убитым!

Царь вскочил, обнажил акинак6

И за космы безвольное тело

Приподнял.