Трамвай надежды
Действующие лица
Он. (Мужчина без определенного места жительства. Образование оконченное или неоконченное высшее. Возраст 60+).
Она. (Женщина без определенного места жительства. Образование оконченное или неоконченное высшее. Возраст 60+).
Дочь. (Возраст 25+.)
Охранник. (Мужчина.)
Действие первое
(Трамвайное депо на окраине города. На площадке перед проходной установлен старый трамвай. Изредка, в нем ночуют бомжи.)
Он. (Неподвижно сидит на заднем сидении трамвая. Рядом пакет с вещами. Смотрит в окно. Раздается стук в дверь.)
Входите!
Она. (Вваливается женщина. В одной руке у нее откупоренная бутылка, в другой сумка «челночницы» с вещами.) Кто ты такой? Какого черта устроился на мое место? Небось, и билета нет?! (Не обращает на него внимания, устраивается на свободное место.) Ладно, не хочешь отвечать, …давай за знакомство. (Протягивает ему бутылку. Поводит рукой такой широкий жест.) Здесь места хватит на всех…. А когда придет дочь…. Ха-ха! Вот за меня порадуется! Наконец, скажет, на старости лет мать жениха нашла….
Он. (Внимательно рассматривает женщину.) Извините, Вы сказали, должна придти Ваша дочь?
Она. Она выставила меня! из моей квартиры! Прихожу домой, а дверь не открывается…. Вот так! Замок сменила… и все дела!
Он. Бывает…. Как не бывает дыма без огня… Верно?
Она. Верно. Потому и не пустила…. И все тут! Первое время на лестничной площадке спала…. Соседи на меня косились. Потом покаталась на трамвае…. И приглядела этот, — здесь надежней!
Он. (Рассматривает женщину. Седеющая голова, лицо ни о чем. Голос, чуть с хрипотцой, простужен, или слегка подсажен спиртным.)
Она. А ты что? Так и будешь молчать? Назвал бы хоть себя? Я — Виктория, Победа! (Протягивает руку.)
Он. (Привстает.) Ваш тезка — Виктор! Будем знакомы. (Жестом останавливает движение бутылки в свою сторону.) Алкоголь мне противопоказан…. (Улыбается, как бы извиняясь.) С недавнего времени по утрам кружиться голова, …бросает из стороны в сторону, одним словом, весь день бесплатный аттракцион и сплошная экономия на водке.
Она. Жаль. Похоже морская болезнь, …без палубы. (Наклоняет бутылку, содержимое вытекает ручейком….)
Он. (С удивлением.) Раньше на брудершафт пили не так….
Она. Назовем этот душистый, приятно ароматный ручеек просто, — «За знакомство»!
Он. (Восхищенно.) Щедрый жест!
Она. Понимай, как знаешь. Для меня это снотворное, чтобы крепче спалось, и горячительное, — чтобы согреться….
Он. Виктория, Вы прямо как тот врач, что выписывал рецепт. «…Это от усталости, это от нервного напряжения, а это — от депрессии… Доктор, а у вас кроме водки ничего нет?»
Она. У меня, есть такое средство… от всех бед и болезней! (Вот здесь. Стучит в грудь.) Только не всякому дано достучаться…. (Подумала и добавила.) Никому не дано!
Он. А что же дочь? Ей тоже не достучаться?
Она. Витенька! С какого перепуга ты взял, что я ее не нянчила, не согревала….
Он. Не знаю, но без обид! Ведь Вас выставили?! А не Вы ее?
Она. Может быть и так…. А все же откуда ты здесь взялся?
Он. Виктория, мы благодаря этому ручью — друзья? (Указывает на след от вина.)
Она. Ты прямо как уж, на сковородке… так и хочешь увильнуть от ответа!
Он. Положа руку на сердце, (повторяет жест Виктории) мне не хочется Вас расстраивать, — вдруг решите, что я сумасшедший?
Она. Ладно, говорю тебе, я не юная красотка и многое успела повидать… и дураков, и умных дураков и просто дурней. Пусть еще одним будет больше.…
Он. В таком случае, придется меня выслушать… Садитесь, не стойте, и держитесь за поручень покрепче.
(Виктория садится, расправила складки на юбке. Готова слушать.)
Он. Давным-давно в далеком-предалеком детстве, еще до школы, я любил кататься на трамвае…. Наверное, Вы застали, такие вот вагоны на ходу?
Она. На задней площадке тормозное колесо…. Конечно, помню. Мне всегда хотелось его покрутить… ладошки прямо так и свербило!
Он. Да…, у меня тоже. Еще вдоль всего вагона тянулись поручни, а рядом с ними натянутая веревочка, когда дернут за нее, раздавался звон, предупреждающий вожатого, что есть желающие выйти на ближайшей остановке, или, напротив, при выходе, — что не успели сойти….
Она. Ну и что, я уже сказала, что хорошо помню такие вот вагоны. Но не поэтому у тебя нет дома?!
Он (продолжает, не обращая внимания на ее реплику). Моя первая детская мечта, кем бы я хотел стать, была мечтою стать вожатым такого вот трамвая. И звонить на поворотах, да так, чтобы и люди и лошади на дороге разбегались во все стороны!
Она. И что же теперь этот вожатый водит? Заторможенный вагон?
Он (продолжает, не обращая внимания на ее реплику). А когда пошел в школу, влюбился в одноклассницу по имени Надежда. После уроков я и она катались на трамвае по всему маршруту. Мы сидели рядом и у меня от ее тепла, так перехватывало дыхание, что казалось, на одном вдохе я мог бы колесить по городу до самого утра.
Она. Мне все стало ясно! Витенька, здесь ты дожидаешься ее?! Спустя столько лет?!
Он (молчит).
Она. Молчишь? А ведь мы с тобой не просто друзья. Мы, — попутчики в вагоне дальнего следования. Неизвестно, куда едем, и когда прибудем на место. Так что можешь быть откровенным.
Он. И вправду, Вы правы, мы — в одном вагоне, значит попутчики.
Она. На самом деле, подвинься, посидим рядом, как друзья, так и теплее….
Он (неохотно подвигается, освобождая место). У меня предчувствие, вы должно быть мудрее меня, ну по-женски умнее, если что не так, поправите…
Она (поправляет на себе кофту, снова одергивает длинную юбку).
Он. Да я до сих пор, жду чудес от жизни, — от людей и от судьбы. И я верю. Что моя первая любовь, та девочка всегда была со мной! Моя первая женщина это тоже была Она, как и позднее жена, …и вторая жена — тоже Она! (Говорит волнуясь, о самом сокровенном, невысказанном.)
Она. Ты, наверное, верующий?! И я, догадываюсь какой конфессии…. Но и там дозволительно не более четырех жен. Куда тебе еще?!
Он (продолжает, не обращая внимания на ее реплику). И знаете, Виктория, я почему-то чувствую вину перед ними всеми.
Она. Не надо быть мудрой, чтобы догадаться почему….
Он. Откуда Вы все знаете?
Она. Да потому что вы эгоисты! Со временем, когда в голове у вас притупится самонадеянность и тщеславие, начинаете оглядываться, искать поддержку… жены, подруги, друга. И то, до поры пока не высунет головку червячок в штанах….
Он. Виктория, Вы змея! Стоило мне на миг расслабиться, представить рядом родственную душу и сразу… получай!
Она. Ага! Так и начинается всегда нескончаемая история грехопадения… «Мы с тобой одной крови… Мы соединены узами на Небесах!».
Он (отодвигается и замыкается в себе. Молчит.)
Она (достает из сумки неоткрытую бутылку вина). Еще раз спрашиваю, будешь? Прими! Тебя отбросит в другую сторону, чтобы не занесло в очередной раз на поиски «родственной души».
Он. (Достает из под сидения термос. Отвинчивает крышку. Ему наливают.) Делает небольшой глоток.
Она. Другое дело. Теперь мы не друзья, мы стали еще ближе, и в тоже время дальше от «родственной души», — мы собутыльники! Хотя звучит почти как из одной пробирки? …Чувствуешь, как разливается тепло в груди?
Он. (Делает еще глоток. Напряжение уходит. Пытается шутить. Или это интуитивное предчувствие.) Виктория, я начинаю подозревать, что встреча с Вами здесь не случайна?! Признавайтесь!
Она. (После очередного глотка, наступательный пыл пропал. Тон Виктории становится мягче.) Согласна… Просто так ничего не происходит…. У меня с детства мерзнут руки и зимой и летом. Чтобы я с ними не делала, а сейчас посидела рядом с тобой и они уже не мерзнут! Не потому ли, говорят «возлюби ближнего» и тебе теплее станет. Верно? Витенька?
Он. Верно. Только со мной немного иначе….
Она. Само собой, ты мужчина… так и должно быть! Все равно, признавайся, ты, как и я, ищешь тепла?
Он. У меня в отличие от Вас, Виктория, руки никогда не мерзли. В детстве рассовывал рукавицы по карманам, и голыми руками лепил снежки…. Нет, мне не хватало тепла иного рода.
Она. Позволь, догадаюсь…, опять виновата женщина! Я не ошиблась?!
Он. (Привстает. Кланяется. Вместе с тем незаметно переходит с ней на «ты». )
Отдаю должное, Виктория, твоя пронзительная интуиция не подвела…. Да мне не хватало материнского душевного тепла.
Она. Ну как же, помню еще с института заповедь: «…унижения человека начинаются с пеленок, и если бы мы могли подсчитать все обиды, оскорбления и несправедливость, за его жизнь, львиная доля пришлась бы на „счастливое детство“…».
Он. Знаю, не один я такой на свете…. Но перед тобой не строй несчастных, а, всего навсего, один — это Я. И хочу совсем ничего, чтобы однажды меня дослушали до конца… и закрыли эту тему навсегда!
Она. (Делает глоток, видимо для того, чтобы дослушать до конца.) Валяй, я собралась с духом….
Он. (Возможно, впервые в жизни, ему дают шанс исповедаться.) …Мама хотела воспитать меня послушным, здоровым, без синяков и царапин, потому мне многое запрещалось, а наказания за ослушание становились каждый раз изощренней, но их я принимал как должное, более того мне нравилось быть героем и стойко переносить ремень, стояние на горохе… — все, без слез и без мольбы….
Она. (Делает еще глоток.) Постой, постой… Глядя на тебя не скажешь, что ты такой герой с несломленный судьбой.
Он. …Я верил, что если все стойко перенесу, то однажды меня похвалят, и будут любить по-настоящему!
Она. Скажи толком, а не загадками, чего ты от матери хотел, с твоих слов, она заботилась о тебе…. А как же без наказания? Дай сорванцам волю… все в доме перевернете к верху дном! (Говорит в зал.) У меня дочь выросла, скоро сама рожать начнет детишек, а вот тоже до сих пор чего-то от меня ждет — отстать не может….
Он. Неужели неясно, что больше всего на свете нужно маленькому ребенку? Погладить по голове, по спинке, прижаться, чтобы он почувствовал, как он нам большим и сильным нужен. Сказать ему спасибо, что ты есть, просто так ни за что!
А ты говоришь …пединститут, …эгоизм мужчин! Раз уж мы с тобой, Виктория, не только друзья, попутчики и из одной пробирки….
Она. (Поправила.) Из бутылки….
Он. Пусть из бутылки…. Скажу по совести, я всегда искал родную душу. Хотя, …девушки бывают разные: черные, белые, красные…. Да, когда же это было осознанно, мне мечталась та, кто взял бы меня на руки… и прижал к груди!
Она (отпивая из бутылки). Ну, ты и извращенец! Вот откуда выводятся альфонсы и тунеядцы…. Им мало ухватить девушку за грудь, еще чтобы и на руках носила?! Нет, ты мне не друг! (Отодвигается от Виктора и крутит у виска пальцем).
Он. (Перехватывает у нее бутылку. Делает глоток.) Правильно отодвигайся дальше, дорогая моя Победа, чем дальше от меня, тем больше у тебя шансов стать жертвой!
Она. Ну, точно извращенец! Был на западе такой певец любви к дальнему, мол, дальнего любить труднее и интереснее…. Когда боль в сердце постоянна…, как шило в том самом месте, …когда живешь не настоящим, а будущим, и отвечаешь за каждый вдох и выдох…. Потому он и провел остаток жизни в рубашке с рукавами до колен…!
Он. Пожалуй ты права. На сегодня откровений достаточно! Постараюсь впредь не забываться…. А так хотелось услышать, что-нибудь вселяющее надежду!
Она. Это ты о чем, попутчик мой и вожатый?
Он. Виктория, ты мне друг?
Она. И что из этого?!
Он. Сядь ближе, надо вздремнуть хотя бы ненадолго. Завтра меня ждет нелегкий день.
+ + +
Действие второе
(Прошло достаточно времени, чтобы головы просветлели, но недостаточно, чтобы наступило утро. Стук в дверь. Ответ в два голоса.)
Входите!
(Входит молодая женщина.)
Дочь. Ну, мать, ты даешь! Это надо было добираться через весь город, чтобы посидеть в обнимку с бродягой, от которого каким-то чудом не несет вонью?!
Она. Виктор, знакомьтесь, моя дочь! Я говорила тебе, она от меня все время чего-то хочет…. Но, больше всего ей нужна моя душа! Она ее как шубу готова вывернуть наружу, …порыться и проверить все ли там цело и на месте ли! Как ты меня, милая, достала!
Он. (После всего услышанного заметно смущен. Встает в полный рост. Жестом предлагает свободное место.) Приятно познакомиться! Я Виктор. Позвольте узнать Ваше имя?
Дочь. (С интересом рассматривает Виктора. Наклонив голову вбок, обходит его вокруг. Заметно, что мужчина произвел на нее впечатление.) Значит, мамочка и на самом деле была в здравом уме и трезвой памяти, когда рассказывала мне о трамвае и о мальчике, сдувающем с нее пылинки….
Он. (Обращается к Виктории. Смотрит на нее, стараясь заглянуть в глаза. Она невозмутима, но отводит взгляд.) Милые дамы, должен вам напомнить, — вы на моей территории. Я вправе потребовать от вас обеих объяснения.
Она. А что не ясно, дорогой, это мое дитя. Это она выставила меня на лестничную площадку и отправила на все четыре стороны: туда, где зимуют раки, куда не гоняют телят, еще куда-то…. И сюда — в этот трамвай, памятник всенародной любви!
Дочь. Виктор, что еще не ясно? Неужели она так и не осмелилась объясниться в любви к Вам?
Она. Виктор, не слушайте ее! Она хочет причинить мне боль!
Дочь. Мамочка, родная, сколько себя помню, всякий раз выясняя отношения с отцом, ты упоминала его имя (указывает в сторону Виктора), как символ чистоты, невинности и совершенства?! Бедный отец, он этого не вынес! Ушел из семьи, оставил меня без алиментов, твердой и теплой руки и без надежды на нового отца! Зато вот с ней, — мамою Надеждой!
Она. Замолчи, дочь! Как объяснить вам всем! Тебе, тебе! Моим родным и близким, и далеким! Как я одинока!!! (Пауза.) И почему ты, моя хорошая, повторяешь мою судьбу, …этому тоже не нахожу объяснения!
Он. (Берет Викторию-Надежду за плечи и усаживает рядом с собой.) Я пришел сюда, чтобы посидеть у окна и ощутить тебя, как чувствовал сто лет назад твой запах и твое тепло….
Дочь. (Смотрит на Виктора.) Пролетели ваши сто лет в мечтах и грезах наяву …с именем Надежда! Питались черте чем, ютились в тесной квартирке, спали на полу, валетом, а то и друг на друге…. (Смотрит на Надежду.) А теперь, мать, ты нашла его… и что — мир стал лучше, богаче и светлее…, ладно для тебя и для него! А для меня?! Идите вы все к черту!! (Уходит. Хлопает дверью.)
Он. (Поднимается, чтобы выйти следом и проводить дочь Нади.) Куда она на ночь глядя….
Она. Большая девочка, вызовет такси…, никуда не денется.
Он. (Сидит какое-то время молча.) Твоя дочь права, эти годы мы жили будущем. У всех оно могло быть разным… Кто грезил светлым — для всех, кто будущей семьей, или квартирой, кто мечтал о должности или об окладе…. А я мечтал о встрече с тобой…
Она. Уж так сложилась жизнь… как сложилась. Главное жили мечтой и не забывали о ней.
Он. Да, жили по-разному и весело и грустно…. Не знаю, согласишься или нет, но трезвая жизнь без мечты для меня всегда казалась ненастоящей, — думаешь, делаешь, а выходит все не так… все по-черномырдински.
Она. У меня с дочкой так и было, как ты сказал, на трезвую голову. Я и замуж вышла, что бы ее родить. Родила. Ночей не спала. Колыбельные выучила. Баюкала. Мать со мной никогда не играла, я научилась всем играм…. И в пед пошла, чтобы ее правильно воспитать…. Воспитала!
Он (думает о своем). Надя, а я выбрал тебя еще до школы. Приходил к тебе во двор, играли в «Садовника»….
Она. (Посмотрела на Виктора, отстраненного от всплеска ее эмоций. Это привело в чувство. Вспомнила детскую считалку). «Я садовником родился не на шутку рассердился, все цветы мне надоели…»
Он. А помнишь, ты тогда так весело и заразительно смеялась? Словами не передать, что мог означать тот смех для мальчишки….
Она. Ума не было, вот и смеялась по любому поводу….
Он. …Это был волшебный смех, мне он придавал смелости, силы и веры, что рядом с тобой всегда будет также здорово, как в мире взрослых…. Мне он обещал счастье и свободный полет в солнечное будущее….
Она. Дочь моя прозорлива. Мы с тобой полетали…. И крылья опалили под солнцем, и по кусочкам, как разобранный пазл, растеряли самих себя….
Он. Надя, то, что потеряли, осталось в прошлом…, давай его забудем? Это в уныние думаешь и винишь во всем себя, но без того что прожито и пережито не было бы нашей сегодняшней радости…. Подумай, если бы не твоя дочь, мы бы с тобой и не встретились?!
Она. Хорошо, милый. Я тоже хочу уйти от плохих мыслей.
Он. А у меня сейчас нет столько слов, чтобы сразу высказать, что ты для меня все эти годы значила, я называл по-разному твои достоинства, перечислять их заново не хватит вечности, но я обязательно это сделаю….
Она. (Взрывается.) Вот этого делать не надо! Ты не знаешь, какой я стала, не знаешь, что осталось от девочки Нади, да и осталось ли что?!
Он. Думаю, твоя улыбка и твой заразительный смех… Чтобы с тобою не случилось, куда они денутся от нас, мы с ними появляемся на свет…
Она. Вожатый, я вижу ты еще и акушер? Выйди на улицу и спроси любого, он скажет тебе, знаток радости и наслаждения, как орут увидевшие этот свет дети! Как голосят, лишь бы их оставили в покое…
Он. Еще раз прости, я имел ввиду другое…
Она. А знаешь, когда я разучилась безудержно смеяться? Вот-вот… откуда тебе это знать! Мне не было и пятнадцати лет, когда отчим стал пялить на меня глаза… он не был страшным, грубым, напротив, … если я спорила с мамой, принимал мою сторону…
Он. О, Господи, Надежда, прошу тебя! Не надо… меня не было рядом с тобой!
Она. А у меня все внутри замерло, я жила в страхе, перед неотвратимостью того, что произойдет… произойдет то, чего я не хочу, то, что боюсь представить!
Он. (Становится перед ней на колени, прячет лицо в ее руках.)
Она. Да, мой мальчик, тебя не было рядом, а ты …так был мне нужен! И я надумала! Я нашла выход… А может быть, судьба решила мне помочь?! Представляешь, на мое счастье она послала мне, того, кто напоминал тебя, такого же несмышленого, ласкового мальчишку… он и стал моим первым мужчиной. Так, жизнь научила меня просчитывать каждый шаг…
Он. (Не поднимая головы.) Что было дальше?
Она. В 16 лет ушла из дома. Маме сказала, что хочу пойти учиться после вечерней школы в институт, и нужен рабочий стаж…
Он. Она поверила?
Она. Конечно. Мама мне помогала и деньгами и как могла… видимо чувствовала и понимала, а в душу не лезла, боялась… На работу взяли, не догадаешься! Сюда, в депо обходчицей…, ходила по шпалам с тяжеленным кайлом на плече. …Дали место в общежитии. Вот так… А у тебя как в жизни сложилось? Нашел ту, которая тебя носила на руках?
Он. (Встает с колен. Садится рядом.) Да, нашел, …или она меня нашла… Неважно. Главное то, что с ней я узнал о себе… Когда приходит счастье, мне лучше держать язык за зубами… Не проговориться.
Она. А то, что? Что может случиться с ним, это ведь счастье?!
Он. В том-то и дело, все, к чему прикоснется мой язык, моя мысль, или фантазия превращается в их противоположность…
Она. Чуяло сердце, когда называла тебя извращенцем… У меня в отличие от тебя, и тебе подобных, дар называть вещи своими именами.
Он. Оттого-то и живу один. Тем, кто дорог душу изливать не пристало, берегу их. А те, кто как ты, видит меня насквозь, стороной обходят.
Она. Возможностей излить душу немерено, хочешь научу? Возьми бутылку и выйти в люди…, пробовал?
Он. Надежда, ты издеваешься…. У тебя есть дочь, — будет невыносимо одиноко, она напомнит о себе, и как ты говоришь, вывернет тебе душу — а это уже жизнь! А если некому ее тревожить, если отгородился ото всех… — ты им не нужен?! С кем поговорить о самом себе?!
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.