Бесплатный фрагмент - Три четверти пути

Предисловие

Свой биографический очерк хочу начать с описания самых дорогих мгновений из моей жизни. Как-то так получилось, что мне удалось совершить много походов и побывать в командировках в разных местах Союза, и не только. Общаться с разными людьми, хорошими и не очень, посетить красивейшие места нашей планеты. В настоящее время воспоминания об этом помогают мне пережить потери и другие трудные моменты жизни пожилого человека. О всех воспоминаниях писать не буду, остановлюсь только на самых интересных, на мой взгляд, и содержательных.

Приполярный Урал

В 1971 году, мой друг, Женя Бобякин пригласил меня на Приполярный Урал в спортивный поход по маршруту: подъем по реке Косью в район горы Народа, перевал в долину речки Балбанью, спуск к реке Кожим-ю и дальше — сплав на плоту до железной дороги. Песшая часть — четвёртая категория сложности, сплав по Кожиму — пятая, высшая, категория сложности. По расчетам выходило 20 ходовых дней. Руководителем похода был некто Цодиков, который мечтал стать мастером спорта по туризму. Мне давно хотелось посмотреть Север и, хотя опыта сплава у меня не было, я согласился. В команду входили семеро мужиков, все спортсмены, многие с опытом сплава на плоту. Я никого не знал, кроме Бобякина. Документов, подтверждающих квалификацию, у меня не было. Взяли меня под чужим именем, чтобы комиссия меньше задавала вопросов при оформлении маршрута.

Из Днепропетровска выехали в середине июля, поездом на Москву, затем поездом на Воркуту. В вагоне распределили багаж — общественный груз. Выходило каждому по 45 кг, не считая личных вещей. Вес рюкзака переваливал за 50 кг. С таким грузом я никогда раньше не ходил. Было немного жутко: выдержу ли? На станции «Печора» меня поразило обилие комаров и гнуса. Все местные ходили с веничками в руках, непрерывно обмахивая лицо и другие открытые части тела.

Выгрузились мы на разъезде Косью. В маленьком поселке было много заброшенных домов барачного типа с выбитыми окнами. По разбитому тротуару, мощенному гнилыми досками, изредка проходили одинокие женщины, неопределенного возраста, в фуфайках, кирзовых сапогах и с «Беломор-каналом» в зубах. Такая безрадостная картина, — всеобщая мерзость запустения.

За пять килограммов помидоров и две бутылки водки договорились с рыбачком, чтобы он на моторной лодке перевез нас вверх по реке примерно на 40 км до зимовья местного охотника Мезенцева. Там мы познакомились со старым охотником коми, с русской фамилией Мезенцев, переночевали и, по совету охотника, пошли своим ходом вверх по левому берегу Косью. Режим движения был таким: 50 минут хода, 10 минут отдыха и так 3 часа до обеда и три часа после. Проходили в день 12 — 15 км, в зависимости от сложности местности. Погода стояла солнечная, 25 — 30оС.

Сильно досаждали насекомые: комары, мошка, гнус и оводы. Головы защищали сеткой Павловского (по фамилии геолога) — авоську смачивали репелентом и набрасывали на голову, так, чтобы концы закрывали лицо. Во время движения авоська болталась и отпугивала насекомых. Большие ячейки авоськи позволяли нормально видеть и свободно дышать. По нашей оценке, изобретение исключительно удачное. На практике себя оправдало полностью. Руки защищать было нечем.

Оводы незаметно садились на ладони и очень больно кусали так, что места укусов долго кровоточили. С ладонь просто стекали струйки крови так, как оводы вводили в ранку вещество, мешающее свертыванию крови. Во время варки еды над костром висел столб комаров, и они с обгоревшими крылышками, непрерывно падали в котел. Тогда я хорошо понял выражение полярных зеков:

— А ты едал комариный супец?

Вытаскивать комаров из котла и миски было бессмысленно. Они кружили над тобой тучей и непрерывно падали в суп. Пока вытащишь одного, упадет десяток. Поначалу это вызывало чувство брезгливости, потом быстро прошло. На комаров в супе перестали обращать внимание.

Рацион питания, составленный Цодиковым, оказался очень скудным. На завтрак — 100 грамм протухшей от жары колбасы с запахом дохлятины, чашка какао из порошка с тремя кусочками сахара и тремя галетами; на обед — суп из вермишели, (кружка сухого продукта на котел), каша из расчета два брикета на котел. Выходило по две ложки каши на каждого, три кусочка сахара и три галеты. На ужин — суп из кружки макарон, три галеты и четыре кусочка сахара, чай. Для семи здоровых мужиков, вкалывающих по полной программе, это не рацион, это просто издевательство. Через пять дней пути все разговоры перешли на жратву и курево. Дело в том, что перед походом мужики решили бросить курить и не взяли с собой сигарет. Интересно было смотреть на то, как курцы собирали «бычки» у костров на старых стоянках и очень радовались, когда кому-то везло. Еду постоянно готовил я, и, когда варил нормально, получались совсем маленькие порции. Все возмущались:

— Что это за мизерные порции он нам готовит?

Когда разбавлял, кричали:

— Что он нас одной водой кормит?

— Ну, вам просто не угодишь: и мало плохо, и много не хорошо! — Отшучивался я.

Шли вдоль берега реки, в основном по звериным тропам. Долина реки в нижнем течении достаточно широкая, поросшая лесом из березы и лиственницы, с частыми завалами, которые трудно было преодолевать с тяжелыми рюкзаками. Под ногами — багульник и зеленая черника.

Примерно на пятый день пути в верховьях прошли сильные дожди, река вздулась и вышла из берегов. Пришлось отойти от берега метров на сто, на гряду, и по ней двигаться дальше. Через некоторое время справа открылось горное озеро, которое не просматривалось с реки и, если бы, не дожди, мы бы его не увидели. Цодиков объявил привал. Все попадали отдыхать, а мы с Бобякиным спустились к озеру. Вода в озере была необычно чистая, рядом у берега стояли косяки рыб. Совершенно не пуганные. Рыба с интересом смотрела на нас, а мы на нее, как в сказке. Женя достал из кармана леску с крючком, привязал красную ниточку от авоськи, и начал методически таскать на берег приличных окуней. Я тоже наладил удочку на примитивную палку, длиной метра полтора, поймал бабочку, наживил ее и закинул метра на два от берега. Бабочка шевелила крыльями на поверхности воды, так как на леске не было грузика. Через несколько минут подошла здоровенная рыбина, сходу схватила наживку и потащила в глубину. Я подсек, но не удачно. Слишком маленький оказался крючок для такой рыбины. Подбежали все остальные члены команды, подняли галдеж, и рыба отошла от берега.

Время привала закончилось, и Цодиков начал нас торопить. Мы с Женей попросили сделать здесь дневку, но он был неумолим. Разрешил только нам порыбачить 30 минут. За это время поймали 8-ми литровый котел рыбы и пошли дальше. Я стал говорить Цодикову, что рыба протухнет, надо становиться на обед. Такой рыбалки я никогда раньше не видел. Много лет после похода я мечтал сходить в отпуск на это озеро, но так и не получилось.

Большие неприятности доставляли ручьи и речушки, впадающие в Косью. Преодолевали мы их вброд, не снимая обуви. Вода была очень холодная, ну просто ледяная. Наверное, из-за вечной мерзлоты. Ноги не просыхали целый день.

Трудно было идти по болотам. Старались шагать по кочкам, но если кто-то оступался, проваливался выше колен, и падал мордой в болото. Тяжелый рюкзак придавливал сверху, и подняться можно было только с помощью товарища. Самому невозможно было, стоя в болоте, взять на спину рюкзак.

Доставляло неудобство ходьба по сухим болотам — марям, поросшим ерником. Мягкая подстилка приводила к тому, что пятка проваливалась вниз, а пальцы стопы заламывались вверх. Через 10 минут ходьбы начинали болеть ноги, и, чем дольше ты шел, тем сильнее становилась боль.

В верховьях Косью открылась чудная панорама с видом на вершины главного Уральского хребта. Особенно красиво выглядела гора Манарага — как потухший вулкан правильной формы, покрытый пятнами снега. Река Косью огибает Манарагу с южной стороны, круто поворачивая за ней на север, в сторону массива Народы. Чем ближе подходили мы к верховьям реки, тем скуднее становилась растительность. Лес совсем исчез, появились сплошные мари, с большими участками каменных россыпей и голой земли.

Мы отошли от реки, взяв направление на перевал. Подробной карты не было. Простая схема, переписанная откуда-то Цодиковым. Перевал, на который мы поднимались, не был описан в литературе. Цодиков боялся, что он непроходим, и тогда нам пришлось бы возвращаться. Шли по склону Народы. Сверху, пересекая путь, неслись ручьи и ручейки грязной талой воды. Перед перевалом вышли на озеро с длинным снежником, по которому обошли озеро и начали крутой подъем. Примерно в 15 часов поднялись на перевал, скорее седловину в огромном массиве Народы. По календарю было 1-е августа. Погода начала портиться, и пошел редкий снег.

Спуск начали по пологому склону, густо усеянному валунами. Просматривались оленьи тропы, то сбегающиеся, то разбегающиеся в разные стороны. Вдали показались люди, большая армейская палатка, и дым костра. Оказалось, это группа альпинистов-спасателей из Москвы. С ними был педагог лет 30-ти и мать пропавшего в прошлом году школьника. Спасатели дали нам пачку сахара, буханку хлеба и почти ведро манной каши, которую мы мгновенно съели. Они приехали искать мальчика. Бедная мать на свои деньги организовала эти поиски. Как оказалось, педагог, в прошлое лето привез группу школьников 8-го класса на массив Народы. Во время подъема началась метель. В сильной пурге мальчик потерялся. Его искали, но так и не нашли. Со слов педагога, что бы спасти остальных школьников, он отказался продолжать поиски.

Утром мы пошли вниз по речке Балбанью, а спасатели вышли на поиски мальчика, но погода начала портиться. Народу затянуло мощными облаками. Пошел мелкий, противный дождь. Вряд ли в такую погоду спасатели смогут там что-то найти. Да и педагог был не заинтересован. Пока труп не найден, ему ничего не угрожало.

Вечером подошли к стоянке геологов. Не очень далеко от этого места они открыли промышленное месторождение горного хрусталя, турмалина и аметиста. Цодиков объявил дневку. Мы с Бобякиным решили сходить на месторождение. Поговорили с рабочими шурфовщиками и за пол-литра спирта выменяли несколько приличных друз хрусталя и несколько кристаллов турмалина и аметиста. Неожиданно подошел начальник и прогнал нас с прииска. Хорошо еще, что не отобрал ничего. Прииск, конечно, громко сказано. Просто на склоне горы в вечной мерзлоте вырыто было несколько неглубоких штолен. Добыча горного хрусталя специфична. Долбить мерзлоту ломами или кайлом нельзя, применять взрывы — тоже. Размывают водой, а потом растаявший грунт осторожно выбирают лопатой, чтобы не повредить кристаллы.

От стоянки геологов проехали 27 км на вездеходе. У меня была фляжка ореховой водки, которую я хранил для торжественного случая. Другого спиртного уже ни у кого не было. Водитель вездехода проехал несколько км, остановился и говорит:

— Начальник, налей 100 граммов, дальше не поеду.

И, хотя мы с ним договаривались за деньги, разговаривать было бесполезно. Пришлось мне налить. Так продолжалось, пока была водка. Через несколько км водитель останавливался и требовал налить снова. Мужик пил, ни чем не закусывая, и не пьянея. Я боялся, что он не сможет управлять вездеходом, но выпитое на нем не сказывалось. Когда литровая фляжка опустела, он выгрузил нас, развернулся и уехал. Вокруг была голая тундра. Далеко впереди просматривалась долина реки Кожим-ю. На пологом склоне мы разбили лагерь на ночевку. Зубодробильная езда по тундре с полупьяным водителем запомнилась всем надолго.

Утром поднялся до подъема, часов в 6.00, и решил набрать котелки воды для какао и мытья посуды. Стоял сильный туман с нулевой видимостью. Я пошел налегке поперек пологого склона, надеясь, что вскоре мне встретится ручей. Минут через 30 набрел на него, набрал воды, отошел от ручья и вскоре понял, что не знаю, в какую сторону идти. Начал кричать, но крик затухал в тумане. Даже эхо не откликалось. Меня охватил страх:

— Придурок, без спичек, без штормовки пошел за водичкой. Надо же так глупо заблудиться, — думал я. Оставалась надежда, что туман рассеется. Было тоскливо и холодно. Ну, никакой зацепки, никакого ориентира. Неожиданно посмотрел себе под ноги и увидел свои следы на росе. Дальше скоренько вышел к ручью, а затем пошел к лагерю. На подходе услышал крики ребят. Все орали, подавая, мне сигнал голосом. Конечно, я не сказал им о том, что заблудился.

— Стоянку надо выбирать лучше, чтобы вода была ближе, — отыгрался я на Цодикове.

В этот день мы вышли к реке Кожим-ю, нашли хорошее место с пологим берегом и редким сухостоем. Пешая часть похода закончилась благополучно.

Три дня ушло на строительство плота. Первый день заготавливали лес, другие два дня собирали каркас и качали камеры. Было холодно, моросил мелкий дождь, иногда со снегом. Пытались ловить рыбу, но безуспешно. Плот построили на 8-ми автомобильных камерах 320—508. Очень долго качали их. Толи насос был плохой, толи сил не было от такой кормежки. Мы полностью отощали. Расчеты Цодикова на хорошую рыбалку в реке не оправдались. Все походили на дистрофиков, исхудавшие, небритые, с горящими от голода глазами. За время похода я похудел на 6 кг.

Начался сплав. Река меня поразила чистотой воды. На отдельных участках со светлым дном толща воды просматривалась полностью. Видно было стоящих у дна хариусов, шевелящих плавниками. Мы быстро проносились над всей этой красотой. Примерно, в среднем течении, точнее указать не могу, река сжимается крутыми берегами. С левого берега поперек выпирает скала, практически полностью перегораживая реку. Весь поток устремляется в скалу. С разведкой это место можно пройти без приключений, у самого правого берега. Мы шли без разведки и поздно поняли, что нужно максимально уходить вправо. Пытались отгребаться, но успели сделать только несколько гребков. Со всего разгона плот врезался в скалу. Затрещали бревна, плот из прямоугольника стал параллелограммом. Мы с Бобякиным стояли на передней греби. Весло выбило из рук, от удара о скалу гребь разрушалась, а мы чудом удержались на плоту. Такие места сплавщики называют — «держись за небо». Водой накрыло заднюю гребь и большую часть плота. Сухими остались только мы с Бобякиным, всех остальных накрыла вода. Команда была парализована. Плот медленно развернуло кормой вперед и через узкий проход у правого берега вынесло на широкий улов с медленным круговым течением. Кое-как причалили к берегу и занялись ремонтом плота. Потом нам рассказали, что на этом пороге несколько лет назад на плоту погибли геологи. Нас спасло то, что плот наш был на надувных камерах, и при столкновении со скалой не ушел полностью под воду.

Другие пороги, прижимы и перекаты прошли без приключений. Были еще не очень приятные моменты, когда плот садился на мель. Пред этим река расходилась на несколько рукавов, затем рукава разделялись на мелкие протоки. Плот начинал цепляться за дно и, в конце концов останавливался. Приходилось всей командой соскакивать в воду и вброд, по крупной гальке, иногда проваливаясь по пояс, тащить плот на глубину. Обычно перед тем, как сойти в воду, кто-нибудь запевал строку из известной песни:

— Мыла Марусенька белые ножки!

— Ах, ах, твою мать, белые ножки, — подхватывала хором команда, и все спрыгивали с плота в воду.

Были дни, когда такие процедуры случались часто. Обычно винили руководителя, так как он выбирал, в какую протоку направлять плот.

К концу третьего дня сплава прошли полноводный левый приток Кожим-ю со странным названием — река Дурная. Дальше течение замедлилось, и сплав стал совсем не интересным. На следующий день, после обеда увидели впереди железнодорожный мост. Причалили, разобрали плот, и вышли на железнодорожную станцию «Кожим-ю» дороги Москва — Воркута. Мы взяли билеты на поезд и благополучно доехали до Днепропетровска.

Цодиков, как руководитель, проявил себя очень слабо. Больше я никогда не ходил в организованные, спортивные походы. Ходил только «дикарем», чтобы не зависеть от маршрута, руководителя и других обстоятельств. Через несколько лет мне предложили принять участие в спортивном походе по Камчатке. После встречи с руководителем я отказался. Уж очень напоминал он мне Цодикова.

Алтай

В 1973 году, мои друзья, Толя Лузин и Тома Рындина пригласили меня на Алтай. Они давно меня приглашали, да только все как-то не получалось, а в том году я уговорил двоих молодых ребят, которые недавно пришли к нам на работу, посмотреть Алтай. Они согласились, и мы втроем, я, Леша Пилипенко и Юра Тарасов, в конце июня самолетом вылетели в Новосибирск, а оттуда — автобусом в Барнаул. Встретили нас радушно. Наметили маршрут по Телецкому озеру с последующим сплавом на плоту по реке Бие. Никто из нас в тех местах до этого не был.

Из Барнаула самолетом добрались до Горно-Алтайска. Затем вертолетом МИ-8 на Телецкое озеро, в поселок Арты-Баш. Дивные места! Само озеро, кедровая тайга, исток Бии с первым могучим порогом, от которого просто захватывает дух, грозовые дожди, похожие на тропические ливни, с четким чередованием. Если утром ясно — в обед дождь, если в обед ясно — вечером дождь и т. д. буйство растительности и животного мира. Гольяны у берега, которых мы ловили на литровую банку, хариусы и проч.

На озере к нам присоединились друзья Лузина: Пономарев с женой и 11-ти летним сыном, и Сундуков с женой (Мамочкой) и девятилетним сыном. Там же нас догнала Клава Вдовиченко. Тогда трудно было купить в открытой продаже мясные консервы. Нам пришлось пополнять запасы на турбазе «Алтын-Кель», используя личные связи Пономарева. Зато купили мы не только простую тушенку, но и заливной говяжий язык.

На пароходе «Пионер Алтая» переплыли Телецкое озеро и высадились в устье Чулышмана — мощной реки, впадающей в озеро. В Телецкое озеро впадает более тысячи речек, и самая из них многоводная — Чулышман. Вытекает из озера только одна Бия. Само озеро необыкновенной красоты. Берега представляют почти отвесные скалы, высотой около 1000 м над уровнем озера. Со скал стремительно падает множество водопадов. Самый мощный и красивый водопад Корбу. Температура воды в озере круглый год составляет +7 оС. Протяженность озера порядка 100 км.

От устья Чулышмана вверх по реке, на расстоянии 6-ти км находится деревня Балыкча с местным населением — ойротами. Деревня выглядела несколько необычно: в каждом дворе рядом с домом стояла островерхая юрта. Ойроты предпочитают жить в юртах, а дома, построенные русскими, используют под склады, курятники и проч. В Балыкче мы попытались докупить хлеба, но в магазине хлеба не оказалось. С продавцом у меня состоялся такой диалог:

— Почему в магазине нет хлеба?

— Пекарня не работает.

— Почему пекарня не работает?

— Дров нет. — Это в тайге-то у них нет дров. Ответом я был просто ошарашен. Недалеко от магазина увидел нескольких женщин неопределенного возраста в замызганных халатах, немного «под шафе». Попытался купить у них хлеб, но разговор не получался. Они меня не понимали. Тогда я достал фляжку, отлил в кружку спирта и предложил ближайшей от меня женщине. Она взяла кружку, попробовала и закричала:

— О, спирта, спирта!

Я отобрал кружку и, помогая жестами, сказал:

— Твой хлеб — моя спирта.

Они быстро сообразили. Одна из женщин побежала во двор и вернулась с большим караваем хлеба. Я долил в кружку спирта, и у нас совершился обмен.

Дальше пошли вверх по широкой долине Чулышмана. Было жарко и душно. Сильно досаждали комары. Лузин шел в забродах с огромным рюкзаком, куда кроме своих вещей, положил еще рюкзак Рындиной. Начал сильно отставать. Приходилось все время останавливаться. Дети хныкали, и тут неожиданно для всех, показался трактор с прицепом. За рулем сидел молодой парень, хорошо говоривший по-русски. Мы познакомились, он назвался Володей. Сказал, что недавно отслужил армию и там научился русскому языку. Мы погрузились в прицеп и поехали вверх по долине. Людей нигде не было. Строений тоже. Примерно через пять км увидели одиноко стоящую избу с большим загоном для скота. В самом конце долины, на берегу левого притока Чулышмана, невероятно шумной речки Башкаус, Володя нас выгрузил. Рассчитались мы с ним литровой бутылкой спирта. Я предлагал деньги, но он отказался.

Место было удивительно красивым — сосновый лес с грибами, спелая земляника, и спелый крыжовник. Дальше вверх уходила горная тропа. Долина замыкалась почти отвесными скалами. Башкаус так грохотал, что на берегу невозможно было разговаривать. Каждый вечер, примерно в 20.00, когда солнце пряталось за скалы, с верховий ущелья начинал дуть сильный ветер — фен. Довольно неприятное явление природы. Ветер дул всю ночь и прекращался внезапно в 6.00 утра.

Мы выбрали красивую поляну, чуть в стороне от реки, и разбили лагерь. Я приготовил вкусный ужин. Хорошо выпили. Лузин привез с собой 12-ти литровый бутыль спирта. Было очень весело. Утром занимались кто чем хотел: рыбалкой, сбором ягод, грибов, фотографированием окрестностей. Я приготовил великолепный обед. Очень понравился борщ. Сундуков сказал, что в жизни не ел ничего вкуснее. Толя поймал больше сорока хариусов. Он заходил в забродах в речку и ловко с переката вытаскивал хариусов. Должен сказать, что все остальные вместе поймали меньше 10-ти штук. Все было прекрасно, и так продолжалось несколько дней. Правда, Сундуков не просыхал, и Мамочка в знак протеста, объявила голодовку. Все думали, что она шутит, а оказалось всерьез. Мне пришлось с ней долго беседовать. Она очень просила меня ввести сухой закон, но я воздержался. Еле-еле уговорил ее отказаться от голодовки. Мы так беззаботно отдыхали, мне хотелось, чтобы всем было хорошо.