Бесплатный фрагмент - Травы и пламя

Да будет могуч и прекрасен бой,

гремящий в твоей груди.

Иосиф Бродский.

­­­­­­­­­­

Впервые Трофа услышала о лекарях, когда ей было пять лет. Ледяная корка уже начала сходить с дорог, понемногу возвращались знакомые песни птиц, и потому семья Троф готовилась к отъезду, как и несколько других семейств. Совсем скоро они сядут на свои повозки и отправятся в новые города. Семьи поедут по ранее незнакомым дорогам, успеют проведать уже изведанные пути и старых добрых друзей, запасут провиант и продолжат свое странствие.

Правда, семья Троф могла отправиться только в неполном составе. Вновь послышался кашель старшей сестры Троф. Ей было десять лет, она не вставала с постели уже несколько дней, а кашель становился лишь сильнее. Травы не могли помочь ребенку, мольбы матери оставались неуслышанными. Родители Троф не знали, что делать, до того вечера, когда сестра Троф начала кашлять кровью. Тогда их отец и заговорил первый раз о лекарях.

— Слома, мы должны попытаться.

— Ты же знаешь, что цена будет высока. И мы не ведаем, где живет ближайший к нам лекарь! Мы можем попытаться добраться до города за врачевателем!

— Мосс не доедет до города. Врачеватели к таким, как мы, не приходят.

— Где мы найдем лекаря? Скоро наш поток тронется в путь, и тогда мы останемся здесь одни. У нас мало времени, мы не можем от них отрываться. Мы одни не доберемся до города с двумя детьми, слишком долгий и небезопасный путь.

— Один торговец за кружкой эля говорил, что лекарь живет в лесу Этвуд.

— Этвуд! Там непроглядная темень даже при свете солнца! Ты хочешь, чтобы я потеряла не только дочь, но и мужа?

— Слома, прекрати. Мы не можем сидеть и ждать, пока с каждым днем Мосс становится хуже. Наши богатства не велики, но я готов их отдать за жизнь своей дочери. Я готов рискнуть и пройти через этот лес.

Слома долго молчала. Из глубин ее души страх протянул свои хваткие руки и пытался сковать ее. Она понимала, что муж прав. Нужно что-то делать, пускай и такое безрассудство. Страх говорил иное. Страх внушал, что она потеряет часть своей семьи из-за этого похода, она еще не была уверена, кого заберет у нее смерть первой.

Мосс закашлялась. Слома подошла к Мосс, которая лежала на подушках, укрытая несколькими одеялами, капли пота блестели на ее лбу, она что-то шептала, но глаза были закрыты, ей становилось тяжелее оставаться в сознании. Слома приняла решение.

— Я пойду с тобой, Морок.

— Нет, Слома. Нужно, чтобы кто-то остался с девочками, ты должна позаботиться о них до моего возвращения.

Слова о возможной смерти дочери и собственной Морок оставил невысказанными. Эти слова уже достаточно наполнили их дом, еще немного, и они утонут в них.

— Хорошо, Морок. Я соберу тебе сумку. Тебе придется отправиться сегодня же, через четыре дня наши вновь отправятся в путь, нам нужно успеть.

Важное решение было принято, отец обнял Троф и Слому напоследок, Мосс он погладил по голове, кажется, она даже не заметила этого. Он вышел из шатра с грустной улыбкой и их общими надеждами.

Его не было два дня, все эти дни мать сестер не спала. Ее кожа приобрела белый оттенок, а под глазами фиолетовые круги стали яркими пятнами. Трофа была предоставлена сама себе, но она не выходила играть к друзьям. Радость в ней будто спала, и разбудить ее не получалось, тем более не хотелось. Покидать своих родных она себе не позволяла, ей хотелось чувствовать, что они находятся на расстоянии вытянутой руки. Девочка пыталась доставлять матери меньше хлопот и оставалась сидеть с сестрой, когда Сломе надо было отлучиться за травами или заняться домашними делами.

В начале третьего дня Трофа первой увидела приближающегося отца.

— Мам! Папа вернулся!

Слома бросила мыть посуду и выбежала из шатра, Трофа осталась сидеть внутри, ей не хотелось оставлять сестру одну. Ткань шатра развевалась на ветру, потому Троф смогла увидеть в проеме, как родители обнялись, у отца из глаз лились слезы. Он что-то долго рассказывал матери, ее тело начало трясти. Когда отец закончил рассказ, он полез за чем-то в свою походную сумку. Он достал фиолетовый корешок, в тот момент Троф подумала, что сестре он обязательно понравится. Она любила фиолетовый цвет, наверняка и на вкус будет хорош!

Родители зашли вместе в шатер, мама отправилась на кухню заваривать тот самый корешок. Отец подошел к Троф и поцеловал ее в лоб. Казалось, что он сейчас рухнет, у него оставалось лишь сил, чтобы присесть рядом с Мосс. Мама принесла миску с отваром.

— Помоги, пожалуйста, отцу пройти на кушетку. Ему нужно отдохнуть.

— Хорошо, мама.

Троф, придерживая отца, хотя это была больше внутренняя поддержка, чем внешняя. Он был огромным, а она всего лишь маленьким ребенком и не смогла бы сдвинуть его, даже если бы захотела. Троф помогла ему сесть на кушетку.

— Спасибо, дочка. Теперь иди к маме с сестрой, я немного посплю.

Троф побежала к маме. На удивление, девочка обнаружила, что старшая сестра пила отвар с открытыми глазами. Она была в сознании, Троф посчитала, что фиолетовый цвет корешка оказался все-таки хорошим знаком. Она присела около них с мамой и с улыбкой наблюдала за сестрой, Мосс слабо улыбнулась ей в ответ.

К переезду сестра практически выздоровела, но мама запрещала ей еще что-либо делать. Странствие все же состоится. Одним утром семья Троф загрузила две повозки вещами и отправилась с коммуной на запад. Больше в этом городе они не бывали, несмотря на то, что их поток несколько раз заходил в него. Семья Троф выбирала другой путь и лишь через некоторое время вновь присоединялась к коммуне, когда они отправлялись в новый поход.

Прошло время, кануло пятнадцать лет с болезни старшей сестры, девочки подросли. Внешне они были очень похожи. Те же русые волосы, тот же упрямый взгляд, который достался от давно почившего дедушки. Мосс была чуть выше Троф, ее длинные пальцы завораживали, когда она что-то мастерила, оторваться от наблюдения за ее руками было невыносимо сложно. У Троф был чуть вздернут нос и несколько притаившихся веснушек на щеках, она была румянее своей сестры, но бледность Мосс появилась из-за перенесенной болезни, а так она могла бы быть такой же розовощекой. Цвет глаз у них был один на двоих — зеленый, лишь у Троф он был совсем немного ярче, в нем постоянно таилось любопытство. Увидишь их на улице вдвоем и понимаешь — сестры, сомнений ни у кого не было в этом.

Лекарь действительно помог Мосс, но до сих пор никто не знал, какую цену за свои услуги целитель взял. С тех пор Мосс перестала быть собой, она была здорова физически, но в ее душе как будто поселилась пустота, которую она не могла объять. В ее глазах оставался лишь маленький огонек, который напоминал о прежней старшей сестре, которая когда-то была у Троф.

Мосс редко говорила или улыбалась, чаще она объяснялась лишь медленными телодвижениями. На объятия или другое проявление любви она отвечала очень вяло, хотя после них ей будто становилось легче, дыхание делалось более глубоким, а не прерывистым. Она продолжила ездить с семьей по миру, но родители сомневались, что она сделает свой выбор, где остаться жить. Может быть, она будет путешествовать с ними до самого своего конца.

Троф перестала проводить с ней много времени, она старалась не находиться с ней наедине долго, избегала ее взгляда и пропускала замечания матери о помощи сестре. Всегда были более важные занятия где-то вдалеке, даже когда дом покидать не хотелось, Трофа выходила и делала упрямые шаги, удаляясь от сестры. Дух приключений был приятнее на вкус, чем тишина в общей комнате с сестрой, которая постоянно что-то мастерила с нитками, порой она принималась вязать странные несуразные вещи, которым Слома пыталась найти применение.

Сестра оставалась лишь блеклым воспоминанием, Троф слишком часто приходилось его запирать за тяжелой деревянной дверью, хотя порой картинки их игр и проделок вырывались при взгляде на безмолвную сестру. Открывать эту дверь Троф не хотела, хотя слабый блеск улыбки озарял ее при случайном прикосновении к сестре.

Бывали дни, когда Троф оставалась дома наедине с сестрой, родители отправлялись в город или на собрания коммуны. Тогда Троф погружалась в вязкую пучину отрицания и любви к сестре, иногда Мосс пыталась ее научить вязать, но Троф лишь смеялась и запутывала пряжу. Мосс была не против, она упрямо и медленно распутывала ее и заново начинала обучение. Троф часто заставали спящей на коленях Мосс, когда родители возвращались домой.

Год за годом сбегать из дома Троф не прекращала, сестра оставалась вдалеке в стенах дома, который давил на плечи Троф.

Все это изменилось, когда лекарь пришел за платой. Он пришел забрать Мосс.

***

Трофа всю жизнь прожила в путешествующей коммуне, среди своих они называли ее потоком. Не все семьи оставались надолго, но на их место приходили всегда другие. С момента создания потока только три семьи продолжали свои странствия по сей день. Семья Троф была в их числе. Семья Мост, вторая семья, состояла из пожилой пары Миллокс, детей у них не было. Третья семья Ловекс, в этой семье было двое детей, Миста и Крокла. С Мистой Трофа частенько убегала в города и исследовала все закоулки. Крокла почему-то недолюбливала Троф, ей был чужд авантюризм младших сестер, она предпочитала обставлять новый дом и помогать по хозяйству, чем изучать новое место. Мосс часто навещала семью Миллокс и помогала им, со своими сверстниками она старалась не общаться.

Семьи в потоке часто снимали дома или выкупали по низкой цене, ремонтировали их и продавали, обычно конфликтов с местными жителями не было, но слухов о коммуне ходило много. Если жители все же были против их остановки, то коммуна устанавливала шатры неподалеку от города и покидала место через несколько дней.

Путешествия с каждым годом Мосс давались все тяжелее, как будто каждый пройденный километр лишал девушку сил, которые не спешили восстанавливаться. Со временем поток перестал так часто отправляться в странствия, сейчас все семьи около года проживали во Фроколте.

— Какое-то глупое название для города — Фроколт. Мы побывали в стольких красивых местах, а вы хотите остаться в Фроколте, — этот спор происходил уже не в первый раз, но Троф все не унималась, Слома вздохнула.

— Если тебе так не нравится Фроколт, то мы можем тебе отдать одну повозку, и ты отправишься дальше с коммуной.

— А как же вы?

— Милая, нам тут нравится. Сестре здесь твоей будет хорошо, спокойный маленький город. Долгие переезды ей лишь вредят, может, ей легче станет хоть немного, — усталость в глазах матери прерывала Троф от дальнейших споров.

Троф знала, что мать права. Сестре не нужен был весь мир, ей просто нужно было что-то свое, что могло бы закрыть ту черную дыру, подарить хоть немного теплоты, которую она потеряла в детстве. Родители не могли проникнуть внутрь, Троф же не пыталась.

Троф нравилось отправляться в путешествия с коммуной. Хотя многие жители городков осуждали ее родителей за таскание маленьких детей по всему миру, Троф не видела в этом ничего плохого. Она была знакома с такими уголками мира, которые многим и не снились, они даже не знали, что такое может существовать. Лишения порой выбивали их из жизни, малое количество денег, вечный поиск жилья, частые болезни, но они все равно продолжали свои странствия, и такую цену они за это платили исправно.

Родители Троф были трудолюбивыми людьми. Мама умела шить, ее платья имели успех в городах, в потоке только у нее заказывали свадебные платья. Отец же был хорошим плотником и любил мастерить. Ремонт повозок коммуны лежал на его плечах, со временем у него появился помощник в виде сына пекаря из недавно присоединившейся семьи к их коммуне.

Мама пыталась научить Троф шить, но она не была достаточно усидчива. Отец хотел показать ей, как создавать фигурки из дерева, интереса у ребенка это не вызвало. Родители расстраивались, что Троф ничем особо не интересовалась, кроме прогулок по окрестностям, им хотелось, чтобы у Троф был навык, который смог бы обеспечить ей жизнь.

Слома считала, что если бросить путешествия, то и у Троф появится возможность остепениться и найти себя. Но остаться жить во Фроколте? Троф до сих пор не могла в это поверить.

— Может, мои родители тоже захотят остаться? — Миста сидела рядом с Троф на холме, который возвышался над озером, на котором любили рыбачить жители Фроколта.

— Не говори чепухи, твои родители путешествуют дольше моих и никогда не говорили о том, чтобы бросить это. Или ты сама хочешь тут жить? — волосы Мисты отливали золотом на солнце, курносый нос слегка сморщился при словах Троф. Миста сорвала травинку и теребила ее между пальцами.

— Не знаю. Может, ты и права, тут правда особо нечем заняться, если только на рынке продавать овощи с грядок. Но подумай, чем плохо жить где-то постоянно? Возможно, это просто не твой город.

Троф нахмурилась. Миста была права, в конце концов, переезды очень утомляли, и прощаться с близкими людьми и ставшими родными краями всегда тяжело. Все же Троф не хотелось менять привычный уклад их семьи. Для Троф это было единственное, что все еще связывало ее с семьей. Сборы вещей, рассказы в дороге, построение маршрута. Троф смотрела вниз на Фроколт: может, здесь есть что-то для нее? Она взмахнула головой и отбросила этот неприятный вопрос в озеро, пускай он достанется случайному рыбаку и уже мучает его.

— А если мы сбежим и оставим наш поток? — Троф вскочила на ноги.

— Что? О чем ты говоришь? — Миста нахмурилась и удивленно смотрела на подругу.

— Миста, послушай! Мы возьмем одну повозку, наберем продуктов и теплых вещей и отправимся в следующий город! У нас много знакомых по всему миру! Если мы не будем справляться, кто-нибудь да обязательно поможет.

— Хороший план, вот только…

— Что? Ну, говори же!

— Сможешь ли ты так поступить со своими родными? Я так не смогу. Уехать непонятно куда, не сказав родителям и сестре.

С громким «Уф!» Троф села обратно на землю рядом с Мистой. Троф избегала взгляда Мисты, признавать ее правоту не входило в ее планы, но так поступить с родителями она не сможет, не после того, что случилось с ее сестрой.

— Я с ними поговорю! Если я уговорю их, ты отправишься со мной?

— Нет.

— Нет?

— Нет. Это не моя история, не мой путь.

— А какая тогда твоя история?

— Ты будешь смеяться.

— Почему?

— Потому что даже мне кажется это глупым, то, что я собираюсь сказать.

— Прекрати, Миста. Ты всегда была самой умной в нашем потоке, да и во многих городах с тобой не могли сравниться. Так что бы ты сказала что-то глупое? Вряд ли такое возможно.

— Я польщена твоей похвалой, но я же вижу, что ты все еще пытаешься умаслить меня на побег.

— Может быть, только чуточку.

— Хорошо. Я думаю, что моя история здесь. Она уже где-то рядом. И я боюсь, что если я уйду отсюда, то упущу ее.

— Твоя история — Фроколт? Пора переосмыслить нашу дружбу, видимо.

Миста засмеялась.

— Ты же знаешь, даже если история началась здесь, не значит, что ее путь не продолжится в другом месте.

Троф знала эту девушку с трех лет, она привыкла доверять ее словам. Она была прямолинейна, но это не мешало ей быть приятным человеком. Троф удивляло, что при всей ее популярности, Миста предпочитала время проводить именно с ней. Ведь Троф была еще той упрямицей, спорить с жителями Фроколта было ее каждодневной забавой. Люди потока часто жаловались на нее родителям, но Троф знала, когда нужно уклониться от наказания путем побега вместе с Мистой.

Путь Мисты начинается здесь, путь Троф до сих пор и не думал появляться у нее перед глазами.

— Миста, это не глупо. Я завидую, что ты знаешь, куда дальше идти. Мне бы такую же уверенность в своих поступках.

— Не переживай, со временем ты найдешь свой путь.

Солнце садилось, скоро подругам придется расходиться по домам. Троф положила голову на плечо Мисты, она уже скучала по ней, хотя миг расставания еще не приблизился к их дружбе. Троф отбросила тянущую слабую боль грусти и продолжила наслаждаться теплотой солнца и плеча Мисты.

***

Домой Трофа возвращалась уже поздно, проводив Мисту, она прошлась по главной площади, чтобы поглазеть на людей, домой возвращаться пока не хотелось.

Пошел дождь, и площадь быстро опустела, но прогулку Троф не прервала. Троф подумывала залезть через окно их общей с сестрой спальни, чтобы не нарваться на поучения родителей, когда она заметила, что в окнах кухни горели свечи. Внутри пробудилось неприятное липкое ощущение, которое нашептывало гадкие вещи. Может, что-то случилось? Троф ускорила шаг.

Подойдя к дому, девушка не решалась войти. Она переминалась с ноги на ногу, дверь оставалась закрытой, жителей дома слышно не было. Горит свет и горит, может быть, мама с сестрой засиделись за шитьем и не заметили, что уже стемнело, может быть, отец заканчивал свои заказы. «Не обманывай себя, что-то не так, что-то совсем не так», — голос внутри Троф не замолкал. Девушка вдохнула воздух и приоткрыла аккуратно дверь. Разговор доносился до нее лишь отрывками, которые она не могла разобрать, родители пытались что-то обсудить, периодически один из них срывался на крик.

— Мы не можем так поступить!

— Может быть…

— Уехать…

Троф, стараясь тихо ступать, приближалась к кухне.

— Я надеялась, что у нас есть еще время.

— Слома, не обманывай себя. Мы просто оба верили, что он нас тут не найдет. Время наше уже давно истекло.

— Я не могу отдать ее. Морок, я не могу обречь собственную дочь на такое. Будто было мало того, что сделала с ней эта болезнь, — по лицу матери катились слезы, но она продолжала говорить спокойно, будто бы она не замечала, что сейчас внутри нее бушует шторм, который способен разорвать ее на части.

— Мы знали, на что шли, — вздохнул отец. Он был бледен, левая рука, которая лежала на его колене, незаметно тряслась.

— У нас не было выбора!

— Ты права, но эту цену нам все равно придется заплатить, — произнеся это, отец поднялся со стула.

— Мы можем попытаться попросить помощи у горожан или обратиться к другому.

— Они не пойдут против, да и кто мы такие для них? Простые чужеземцы, которые прибыли ненадолго нарушить их уклад жизни своим присутствием. Другие лишь отсрочат неизбежное, нам тогда придется платить двойную цену, — отец будто бы согнулся вдвое, потеряв всю свою природную силу. Он превратился в старика в мгновение, его серые глаза потухли.

Родители замолчали. Отец стоял, опершись на стену, и смотрел в окно, мама закрыла лицо руками. Морщины стали ярче на ее лице, Троф раньше не замечала, что ее родители стареют с годами. Они оставались все такими же, какими были при рождении Троф, только теперь с глаз девушки спала эта пелена обмана.

Троф направилась в общую с сестрой комнату, ей не хотелось быть замеченной. Она поднялась на второй этаж, за дверью в комнату что-то шуршало. Заглянув внутрь, Троф увидела, что старшая сестра не спит, она что-то мастерила. Закрыв за собой дверь, Троф села на свою кровать, сестра никак не отреагировала на нее.

— Почему ты не спишь?

Мосс не ответила, Троф вздохнула. Сестра продолжала что-то мастерить, Троф подошла посмотреть, что она делает, но она быстро накрыла свою поделку.

— Ну и ладно, — Трофа легла на кровать и стала рассматривать трещины на потолке. — Там родители о чем-то спорили, — сестра продолжала не обращать на нее внимания. — Кажется, что-то нехорошее случилось. Они кому-то задолжали, но почему-то ты там тоже упоминалась. Может, придется пойти работать в чужой дом, чтобы отработать долг родителей? Но я не думаю, что тебя отправят, не волнуйся. Я и сама вызовусь, ты полезнее будешь родителям, тем более я не уверена, что сын пекаря переживет твое отсутствие, — у Троф вырвался смешок. — Я слышала от Мисты, что он снова приходил. Может, вскоре у отца попросит твоей руки, хотя я не думаю, что отец даст свое согласие. Но если тебе он нравится, Мосс, отец вполне может передумать, мама его всегда сможет убедить, — Троф привычно тараторила и, лишь закончив свой рассказ, взглянула на Мосс.

В этот раз Мосс смотрела прямо на сестру, но ее лицо было в когтях усталости, Троф резко села, казалось, Мосс сейчас упадет в обморок. Она выглядела так, будто у нее не осталось никаких жизненных сил. Она продолжала смотреть на Троф, сестра подошла к ней и положила свои руки ей на колени.

— Мосс, тебе плохо? Принести тебе воды? Позвать родителей? — она слегка покачала головой. Мосс слабо улыбнулась и поднесла что-то к рукам сестры.

— Возьми, — Троф почти упустила ее фразу, так тихо говорила ее сестра.

В ладоне Мосс лежал браслет из трех ниточек: фиолетовая, серая и темно-зеленая — сплетенная косичка. Троф взяла браслет и надела его, браслет будто бы блестел в темноте, словно несколько маленьких звездочек поселились на нем. Хотя ниточки были самые обычные, Троф и Мосс ходили покупать их вместе с матерью на рынок в соседнем городе.

— Спасибо, Мосс, но больше себя не доводи до такого состояния излишней работой.

— Помнить, — голос девушки стал еще тише.

— Помнить? Что помнить, Мосс? — встревоженно Троф сжала коленки сестры.

Мосс слабо улыбнулась, у нее совсем не осталось сил, цвет ее зеленых глаз поблек, пряди русых волос спадали на лицо. Троф стало не по себе, она было уже хотела позвать родителей, как сестра на долю секунды слабо сжала ей ладонь, прежде чем Троф успела задать вопрос, сестра заговорила:

— Спать, — убрала руки Троф со своих коленок. Она встала и положила мотки ниток на тумбочку. Расправив постель, она медленно опустилась на кровать и отвернулась к стене. Трофа слушала несколько минут ее дыхание. Убедившись, что не было других причин для волнений, Троф вернулась в свою кровать и, последовав примеру сестры, легла спать.

***

— Вставай! Вставай же! — Троф проснулась от того, что Слома трясла ее за плечо и почти срывалась на крик.

— Что… Мама, что ты делаешь?

— Где Мосс?

— Мосс? — Троф взглянула в сторону кровати сестры, она была убрана.

— Я не знаю, может, пошла в город или к Миллоксам. Почему ты так взволнована?

— Вы вместе ложились спать?! Она была здесь ночью?!

— Мам, конечно, не переживай ты так.

— Ты не понимаешь, не понимаешь… Надо найти срочно Морока, — мать выбежала из комнаты.

Троф не могла понять, что случилось. Нет Мосс и нет. На часах было десять утра, она вполне могла уйти по делам или навестить соседей. Быстро умывшись, Троф спустилась вниз, мама сидела за столом и плакала навзрыд, отец пытался ее успокоить. На столе тлел какой-то рисунок, выжженный на древе.

— Отец, что случилось? Вы нашли Мосс, с ней что-то произошло?

— Расскажи ей все сам, я не могу, я просто не могу, — мама заплакала сильнее, Троф сделала шаг в сторону матери, чтобы ее утешить, но отец остановил ее.

— Пойдем на улицу.

Морок и Троф сели на ступеньки крыльца их дома. Отец молчал, злость жгла сердце Троф. С Мосс случилось недоброе, мать явно чем-то подавлена, а он продолжает молчать. Надо же что-то сделать, она просто не знала, что.

— Мы больше не увидим Мосс, — Троф не сразу поняла смысл сказанных слов.

— Отец, что за глупости? Почему мы ее не увидим? Где она? Она пропала сегодня утром? Тогда нужно сообщить стражникам, надо начать поиски! — Троф выкрикивала один вопрос за другим, она вскочила на ноги.

Девушка собиралась добежать до Мисты, чтобы вместе с ней начать поиски и просить помощи у граждан.

Отец неожиданно жестко ответил.

— Сядь и послушай меня, — непривычный голос отца осадил Троф. Отец был строг, но его голос всегда был мягок, он не позволял себе ругаться и обижать их с сестрой. Троф послушалась отца и вернулась на свое место.

— Ты помнишь, когда ты была маленькой, твоя сестра сильно заболела? — девушка кивнула. — Тогда мы с твоей матерью приняли тяжелое решение, но единственное возможное на тот момент, — отец сделал паузу и тяжело вздохнул, — мы обратились к лекарю по имени Араил. Лекарь помог нам, Мосс выжила и поправилась, хотя она уже не была прежней, но она была жива, и мы смирились с новой Мосс. Мы не могли больше ничего сделать. Правда, у всего есть цена. Мы не увидим больше Мосс, потому что пришло время расплатиться с лекарем.

Отец снова замолчал. Троф пыталась не шевелиться и ничего не говорить, казалось, что любой шорох разрушит наваждение, и все слова, сказанные сейчас отцом, обретут силу, они станут правдой, от которой уже не избавиться.

— Лекарь забрал Мосс, таков был уговор. Она остается в живых, если через пятнадцать лет она уйдет вслед за ним. Мы пытались сбежать с твоей матерью от этого договора, мы бежали так далеко и быстро, насколько могли. Лекарю пришлись не по нраву наши попытки побега, за то, что мы хотели нарушить данное слово, он не дал нам с ней даже проститься. Теперь Мосс мы уже никогда не увидим.

Отец закончил свой рассказ, они просидели несколько минут в полнейшей тишине. Троф совсем тонким и едва слышным голосом спросила:

— Что мы теперь будем делать?

— Завтра я отправлюсь на поиски твоей сестры и буду умолять лекаря пощадить мою дочь.

Троф молчала, мольбы будут бездейственны, одна жизнь взамен другой — вот что заинтересует лекаря. Они оба это понимали. Горло Троф сковал подступивший ком, слезы выступили на глазах, он положил свою руку на плечо Троф и сжал его.

— Пойду посмотрю, как там твоя мама, — отец ушел в дом, в компании Троф осталось лишь тяжелое чувство одиночества в городе, в котором исчезла ее старшая сестра.

Сестра теперь во власти лекаря, родители охвачены горем, а Троф могла лишь ощущать разрастающуюся по ее телу безысходность. Верить в возвращение отца сил у нее не было. Нужно было, чтобы этот день просто-напросто закончился, обещая, что все это лишь дурацкая придумка головы. Только вот солнце светило во всю свою силу, люди проходили мимо дома, события жизни семьи Троф не нарушили их каждодневный ритм. Троф попыталась представить, что она случайный прохожий, который видит лишь девушку, сидящую на крыльце старого дома. Но ощущение, как пустота, распространяется по телу, захватывая и убивая все, будто еще немного, и Троф окаменеет, испортило ее иллюзию.

Когда весь свет почти погас внутри, Троф осознала одну вещь: «Мосс исчезла ночью, значит, лекарь не мог с ней далеко уйти, я могу их догнать».

— Догнать? И что тогда? — Троф неожиданно для себя произнесла вопросы вслух.

«Я смогу занять ее место. Я буду дороже, чем мой престарелый отец, лекарь может заинтересоваться такой платой», — эта мысль зажгла свет с новой ослепляющей силой. Как узнать, откуда лекарь родом и куда он отправился? У родителей спрашивать было нельзя, ее не выпустят из дома после такого. Если бы она могла вспомнить название города, возле которого семья жила, когда сестра заболела.

— Миста! Она старше меня, и она может помнить!

Трофа побежала к ее дому, надежда подгоняла ее. Конечно, придется подвергнуть риску подругу. Упоминание лекарей было под строжайшим запретом, за такое могли и в тюрьму кинуть, но Троф верила, что Миста сможет сохранить ее тайну. Хотя девушка и уповала на то, что, может, и не придется выдавать свой план и его связь с бездушными лекарями.

Около дома Мисты госпожа Ловекс занималась садом.

— Госпожа Ловекс, Миста дома? — Троф пыталась отдышаться и придать своему голосу непринужденность, но госпожа Ловекс все равно что-то заподозрила.

— Милая, что-то случилось? Ты бежала сюда?

— Нет-нет, все в порядке. Я просто тороплюсь, меня дома ждут, а у Мисты осталась моя книга, мне нужно ее забрать, — Троф хотелось, чтобы в этот раз ее торопливая речь сыграла ей на руку и заставила бы госпожу Ловекс не вдаваться в расспросы.

— А, да, конечно. Миста в своей комнате.

— Спасибо, госпожа Ловекс!

Троф вбежала в дом Ловексов, на лестнице она споткнулась и чуть не скатилась кубарем вниз, но, удержав равновесие, девушка все же добежала до комнаты Мисты, Троф забарабанила в дверь.

— Миста! Миста, открой! Мне нужно с тобой поговорить!

Из-за приоткрытой двери выглянула Миста.

— Трофа? Ты чего шумишь?

— Мне нужна твоя помощь! — Миста слегка наклонила голову влево, предчувствуя, что эта помощь будет не из легких.

— Заходи.

Троф прошла в комнату Мисты, но вместо того, чтобы присесть рядом с ней, она продолжила ходить из стороны в сторону.

— Остановись хоть на секунду! Ты прямо как испуганная дикая лань! Объясни, что случилось? — Троф продолжила свой беспорядочный шаг по комнате.

— Помнишь, пятнадцать лет назад заболела Мосс?

— Смутно, я помню, что поток тогда задержал свой отъезд.

— Где тогда наш поток жил? Там была река неподалеку, которая очень сильно шумела по ночам.

— Прости, но я не помню, мы так много где были, и реки были не настолько редки.

У Троф все сжалось внутри — если Миста не помнит, то больше не у кого было узнать, не вызвав подозрений.

— Ну же! Выйди из своих мыслей. Скажи, зачем тебе это?

Троф поведала Мисте о событиях сегодняшнего утра, про свой будущий побег Троф умышленно умолчала, отложив это до момента, когда она выяснит, куда же ей все же придется отправиться.

— Что твои родители планируют делать?

— Они полностью опустошены, отец завтра хочет ехать на ее поиски, не знаю, что будет с матерью.

— Тогда что планируешь делать ты? Если ты спешила ко мне, чтобы расспросить о той нашей остановке, значит, у тебя уже что-то есть на уме.

Троф колебалась. Миста могла не одобрить ее план, но мешать подруге она бы не стала и перед родителями уж точно бы не выдала, поддержка была необходима, на понимание других рассчитывать не приходится.

— Я собираюсь занять место своей сестры.

— Что?! Как ты планируешь это сделать?

— Я не знаю. Сейчас мне нужно узнать, где лекарь живет. Они не должны были далеко уехать, я могу нагнать их!

— Трофа… Как же твои родители, если тебе удастся поменяться местами с сестрой? А если не получится, и он заберет вас обеих?

— Миста! У тебя есть идеи получше? Никто из стражников не погонится за лекарем, они могут при этом приговорить моих родителей к заключению или смерти! О помощи от других людей в вопросе с лекарем даже думать смысла нет. Я хочу попытаться. Я не смогу жить дальше и думать, что могла помочь сестре и не сделала этого. Она уже достаточно перенесла.

— Я понимаю, понимаю, но что будет с тобой? Мы не знаем, на что способен этот лекарь.

— Я справлюсь. Миста, послушай, я буду бороться за сестру. Я не знаю, существует ли вероятность, что я вернусь вместе с ней. Конечно, я не хочу оставаться в плену, но чем дальше рассматривать пустые идеи, тем скорее я упущу лекаря, и попыток уже никаких не потребуется.

Комната погрузилась в молчание. В голову Троф стали настойчиво стучаться мысли, что вся эта затея потерпела крах. Осознание того, что сестра ушла из ее жизни навсегда, становилось ощутимее и пульсировало пока что едва заметной болью. Внезапно Миста воскликнула:

— Я знаю, у кого спросить, сиди здесь! — и выбежала из комнаты. Через несколько минут она вернулась с широкой улыбкой. — Апоген.

— Что?

— Город, около которого мы тогда стояли, называется Апоген, а река Вычауз.

— Но как ты узнала?

— Не только у тебя ведь есть старшая сестра, — хитро сощурив глаза, ответила Миста. — Крокла помнит почти все наши остановки, со многими знакомыми из разных городов она поддерживает связь до сих пор.

Троф крепко обняла Мисту, повторяя одно за другим: «Спасибо». Теперь она знала, в каких окрестностях живет лекарь, она может выдвигаться: дома взять провизию, отложенные деньги, но придется одолжить повозку родителей, тем более они в ближайшее время вряд ли покинут город.

— Спасибо, Миста. Мне нужно возвращаться и все подготовить, я отправляюсь ночью.

— Родителям ты не будешь говорить?

— Нет, они меня не отпустят. Они уже потеряли одну дочь, вторая же сама собирается их покинуть.

— Я пойду с тобой, это слишком опасно — путешествовать в одиночестве.

— Нет. Я не могу подвергать тебя такой опасности. Кто знает, лекарь может решить взять трех рабынь к себе, — Троф горько усмехнулась. — Ты мне нужна тут, родители останутся совсем одни, им нужна будет поддержка, проследи, чтобы мой отец не отправился за мной вслед.

— Как же мне его остановить? Привязать к дереву? Боюсь, после этого меня на порог твоего дома не пустят! Мои родные меня тем более из нашего дома не выпустят.

— Заговори их! Убеди! Скажи им, что все со мной в порядке и скоро вернусь. Ты так давно их знаешь, я только тебе могу довериться!

— Хорошо, Трофа. Будь осторожна, отправь мне письмо при первой же возможности, я сделаю все, что от меня потребуется.

Подруги обнялись, в глазах Мисты стояли слезы. Девушки никогда не разлучались надолго, мысль о том, что это могла быть последняя встреча, заставила прижаться крепче друг к другу. Лекари берут высокую цену за свои услуги, но в жизни приходится платить за стоящие вещи не меньше. Миста проводила Троф до калитки дома Ловексов, когда фигура Троф исчезла с глаз, Миста все равно продолжала стоять и смотреть в сторону ушедшей подруги.

***

Троф вернулась домой, отец встретил ее в дверях и впопыхах сказал, что мама отдыхает в комнате, а сам он отправляется на рынок за продуктами и успокоительными травами для нее.

Собрав необходимый провиант, Троф спрятала мешок под лестницей. Сколько она еще не увидится с родителями, она не знала, ей жадно хотелось продлить мгновения в собственном доме. Девушка поднялась в комнату матери, увидеть ее еще раз было необходимо, чтобы уменьшить ноющий призрак будущей разлуки.

— Мам? Я могу зайти?

— Да, Трофа, иди ко мне.

Девушка села около матери на кровать.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, не волнуйся.

— Мам… Не нужно врать.

— Девочка моя, я справлюсь, мне нужно немного отдохнуть, а потом я встану и приготовлю еды твоему отцу в дорогу. Нам придется с тобой побыть вдвоем некоторое время, но мы же сильные с тобой, мы справимся, — Слома слабо улыбнулась, Троф не отводила свой взгляд от бледного и заплаканного лица матери.

— Я тебя люблю, мам.

— И я тебя, Троф. Мосс тоже очень любила тебя, она так много о тебе говорила, когда мы вышивали.

Троф погладила маму по голове и оставила ее отдыхать. Непривычно было слышать о своей сестре такое, при Троф она не произносила много слов, тем более что она говорила с кем-то о ней, не укладывалось у нее в голове. Внутри засосало от осознания, что Троф упустила что-то важное между ними с сестрой.

В дверь постучали, Троф не хотелось никому открывать, день не располагал быть разговорчивой и милой, но стук повторился усерднее.

— Кто там?

— Это Варэн.

— Варэн, Мосс нет дома, мы сейчас не особо принимаем гостей

— Я знаю, что Мосс нет, и я знаю, почему. Открой, пожалуйста!

Троф распахнула дверь так резко, что чуть не ударила сына пекаря Варэна.

— Что ты знаешь? — накинулась на него девушка с вопросом.

— Я знаю, что Мосс забрал лекарь.

— Откуда? Мосс тебе говорила о лекаре?

— Нет. Мне рассказал твой отец.

— Отец? С чего вдруг ему тебе об этом рассказывать?

— Когда я пришел просить руки Мосс, твой отец пытался меня отговорить разными способами, но я стоял на своем. Тогда твой отец сказал, что Мосс обещана другому, но я ему не поверил, и он все же объяснил мне, что теперь только лекарь владеет ее душой, и этого никак не изменить.

— Если ты знал, почему ты не сказал мне? Почему ты сам что-нибудь не сделал? Зачем ты сейчас сюда заявился и говоришь мне все это?

— Потому что я, на самом деле, пытался! Я неделями дежурил у вашего дома по ночам, чтобы сразиться с лекарем, но сегодня я уснул. Понимаешь, уснул! То ли усталость сказалась на мне, то ли лекарь применил свои чары, но я упустил их. Я виноват в том, что твоя сестра пропала! Твой отец был прав, что отказывал мне даже в попытке помочь вашей беде, потому что я все испортил!

Варэн тяжело дышал, только после его рассказа Трофа заметила круги у него под глазами, всю неделю он был очень медлителен, за что в пекарне не раз на него прикрикивали на кухне, он пытался помочь ее сестре. Троф не могла его винить, ненавидеть, говорить, что во всем виноват только он, но девушка ведь также спала в ту ночь, хотя ее сестра явно плохо чувствовала себя. Они оба совершили ошибку, и теперь они оба хотят ее исправить.

— Зачем ты здесь?

— Я хочу попросить тебя о помощи, мне нужно знать хоть что-нибудь об этом лекаре. Я пойду за ним и освобожу твою сестру.

— Да? И как же ты это сделаешь? Он тебя взглядом может просто испепелить! — конечно, Троф преувеличивала, но ей не хотелось, чтобы за ее повозкой увязался нежданный преследователь в лице Варэна.

— Что? Не говори чушь! Они могут лишь отвары лечебные варить!

— Тогда как он тебя усыпил? Да не только тебя! Всех нас! — Варэн опустил взгляд в задумчивости. Троф не знала, что чувствует к нему Мосс. Правда, они много времени проводили вместе, значит, все же что-то тянуло сестру к нему. А если так посмотреть, то парень был хорош собой. Высокий, светлые короткие волосы, широкие плечи и смешной нос картошкой. Да и рукастым он был, храбрость в нем тоже вот проснулась. Не было бы лекаря, отец вполне мог и согласиться на замужество старшей дочери.

— Не знаю! Но важно ли это?! Нужно спасать Мосс! — Трофа ценила искренние попытки юноши помочь ее сестре, но лишать возможного счастья Мосс она не хотела, та достаточно перенесла. Упрямство Троф тоже было не последней решающей причиной. Троф решила спасти сама сестру и не подвергать никого опасности, значит, так тому и быть. Детское безрассудство не покидало голову Троф до сих пор. Поразмыслив немного, девушка ответила:

— Хорошо.

— Хорошо?

— Да, но приходи завтра, сейчас не время для этого разговора. Завтра я все тебе расскажу, я узнаю у родителей больше информации. Отец отправится завтра на ее поиски, если он будет добр, он разрешит тебе следовать вместе с ним.

— Спасибо, Троф! Я сделаю все, чтобы спасти твою сестру.

Девушка распрощалась с Варэном, он был настроен более решительно, чем до прихода к дому сестер. Однако Троф не собиралась отменять свой план, этой ночью она уедет вслед за лекарем, и только она отправится на поиски своей сестры. Варэн в бою может погубить и себя, и Мосс, он пекарь, а не воин. Отец сестер был слишком стар, он может не доехать до Апогена живым. Троф предстоял поход, который она не знала. Как именно он закончится для нее? Но с этой ценой она могла себя примирить, по крайней мере, пока.

***

Наступила ночь. Троф собрала необходимые, как она думала, вещи: накидку, рубаху, белье, зубную щетку, немного отложенных на что-то монет; Троф так и не смогла вспомнить, на что она хотела их потратить. Прежде она просто кидала все свои вещи в повозку, и семья отправлялась в другой город, выбирать самое нужное ей не приходилось. Смешок еле слышно вырвался у Троф: «Ну и путешественница из тебя, Троф, даже сумку собрать не можешь».

Троф надела темно-синий свитер, серые штаны, которые мама сшила ей на прошлый день рождения, и теплые ботинки, которые ей достались от сестры, так она собралась в путь. Она взглянула на браслет, который сестра успела отдать в свою последнюю ночь, он тоже отправится с ней в поездку. Внизу она переложила все вещи в большую холщовую сумку с едой и водой, которая была припрятана у лестницы ранее утром.

Отец с матерью отдыхали в комнате. За день никто так и не проронил ни слова, все были измучены и слишком устали, чтобы пытаться балансировать на границах горя, разговоры казались лишними. Выбраться из дома не было сложной авантюрой по сравнению с приготовлением повозки с лошадью — громкое ржание лошади могло разбудить родителей Троф.

— Тише-тише, Люция. Не шуми только. Все будет хорошо, нам просто нужно будет с тобой прокатиться до одного места, ты еще вернешься домой.

Лошадь вела себя спокойно и всячески помогала Троф. Подействовала ли на нее ложь девушки или лошадь была готова отправиться с ней по собственному желанию, узнать было сложновато.

— Как же расстроится отец, — Троф, сощурив глаза, начала ломать колеса у второй повозки, если Миста не справится с уговорами родных, то это хотя бы их задержит. Закончив, она забросила вещи в повозку и забралась в нее. Троф оглянулась на свой дом и уверенно взяла в руки поводья, повозка пришла в движение.

Троф выехала из Фроколта без препятствий, за стенами города девушка хлестнула поводьями, и Люция помчалась в сторону Апогена.

Из-за повозки лошадь не могла быстро разогнаться, но главное было не останавливаться. Путь следовал через леса, а ночь лишь вступала в свои законные владения. Одна Троф еще никогда не путешествовала, да и о здешних местах историй было великое множество, что определить, где правда, а где вымысел, не представлялось возможным. За леса близ Фроколта Троф не переживала, местность была болотистой, и разбойники предпочитали обходить эти леса стороной. Сгинуть со своей же жертвой не представлялось заманчивым будущим для этих ребят.

Далее же девушку ждала неизвестность, до ближайшего города был день пути, где она хотела узнать, куда дальше ей ехать, чтобы добраться до Апогена. Карты дома не нашлось, а во Фроколте не хотелось вызывать подозрений расспросами о городе у лавочников.

Спустя время Троф начало клонить в сон, только ухабы на дороге как-то выдергивали девушку в мир бодрствования. Трофа не могла себе позволить сдаться, но сил было немного после всех происшествий предыдущего дня, нужно было продержаться до утра.

Близился третий час ночи, темнота окружала Троф со всех сторон, к звукам, доносившимся по сторонам, она старалась не прислушиваться, боясь, что услышит то, что заставит повернуть ее назад. Легкий свитер перестал спасать от назойливого ветерка, тело Троф сжалось, останавливаться, чтобы достать теплые вещи, ей не очень-то хотелось.

Лампа, висящая на повозке, не давала оглядеться, где она находилась, но вот впереди Троф разглядела расплывчатый силуэт, лошадь неумолимо приближалась к нему. Девушка успела натянуть поводья в последний момент и крикнуть Люции: «Тпру!» Повозка остановилась у самого силуэта, он и не думал отступать, будто его не пугала возможность остаться на этой дороге в неприглядном состоянии после встречи с колесами повозки. Силуэт снял капюшон, и, оказалось, что под ним скрывалась старушка с добродушным лицом.

— Путница, куда путь держишь? — голос звучал звонко, моложаво, если бы Трофа своими глазами не видела, что перед ней старушка, то решила бы, что с ней говорит молодая женщина.

— В Апоген еду, бабушка, — как бы ни была мила старушка, все-таки сомнения о ее намерениях у Троф были. Они находились посреди ночи на дороге, которая шла через лес, в голову закрадывались лишь кровожадные причины для бабушки быть здесь.

— Ох, как хорошо, по пути будет. Свези-ка меня в Сумятицу, а я тебе еды в дорожку дам.

Подвозить ночных попутчиков в планы Троф не входило, поэтому, готовясь развернуть повозку и объехать старушку, девушка уже натянула поводья, как ее левую руку сковала боль, поводья выпали из рук. Трофа подтянула рукав и увидела, что браслет, который сплела сестра в последнюю ночь, странно светился, а под ним рука приобрела красный оттенок.

— Чудная вещица, с любовью сделана. Да ты не бойся, следа не останется, он так, просто предупредить тебя хотел, — девушка удивленно взглянула на старушку.

— Браслет? Предупредить? Бабушка, что за глупости?

— Ну, глупости, так глупости, твое дело — верить или не верить, но что хотел браслет, я тебе сказала.

«Чудеса. Не хватало еще браслетов, которые пытаются заговорить при использовании болезненных приемов», — Троф посмотрела на браслет, а потом на старушку. Казалось, что новая знакомая просто не в себе, и стоит попытаться все-таки скрыться с ее глаз, но свет, исходящий от браслета, снова угрожающе запульсировал: «Ладно-ладно, довезу старушку до Сумятицы, если останусь жива и доберусь до сестры, выясню, за что ее подарок так меня невзлюбил».

— Садитесь, бабушка, я вас отвезу.

— Ох, спасибо, путница, а то я уже несколько дней по этому лесу бреду, ножки устали. Ты не бойся, не обижу и уснуть тебе не дам в опасном месте.

Повозка снова тронулась в путь, Трофа лошадь больше не гнала, решив до конца ночи ехать в спокойном темпе и не создавать много шума, чтобы не обрести новых попутчиков. Старушка, кажется, задремала, и девушка немного успокоилась, скоро примется рассвет за дело, и до Сумятицы останется всего несколько часов, там она и распрощается с компанией.

Ехала парочка совсем недолго, когда начало светать. С первыми лучами солнца старушка проснулась и встрепенулась, словно воробушек, и внимательно осмотрела Троф.

— Путница, почему ты в Апоген едешь?

— В гости к родителям еду, бабушка, навестить мне их надо, — бабушка недовольно причмокнула губами.

— Ай, не хорошо врать мне, знаю, что ты от них едешь, а не к ним.

— Что ж тогда, бабушка, ты спрашиваешь, коли знаешь?

Старушка рассмеялась:

— Смелость есть, одобряю, уже давно пора. Я спрашиваю, потому что люблю слушать рассказы других людей, даже если я сама все знаю, приятно послушать кого-то, окромя себя.

Трофа посмотрела на старушку, вдруг осознание ударило ее будто бы молния.

— Вы лекарь!

— Я? Глупости, я обычная старушка, которая гуляет по ночам в лесу.

— Прекратите, не дурите мне голову, вы точно лекарь.

— Я просто сижу рядом и спрашиваю о твоей жизни, путница, не более.

— Ваши странные разговоры с моим браслетом, вы знали о том, что я еду от родителей, откуда вам все это знать, если вы не лекарь?

— Не знаю, может, мне это сейчас снится.

— Вам? Снится? Но я же существую! Я точно не сплю.

— Ты уверена в этом? Вот я никогда не уверена, что уже проснулась.

Троф вздохнула, кажется, старушка действительно сошла с ума, и никаких лекарей в ее повозке не сидит. Да и тем более кто знает, на что эти лекари способны? Говорят только, что отвары варят, но многие отмечали странности в их поведении. Кто с псом спор вел о липах, кто шептал что-то недалече от плачущего ребенка, а тот вскорости заливался смехом и не помнил никаких лекарей поблизости. Может, эта старушка умела и прошлое видеть? Да и заклинаниями они промышляют порой, хоть стараются это скрыть.

Старушка вновь уснула, солнце уже появилось на горизонте и становилось все больше, скоро придется остановиться на ночлег, правда, девушке спать с этой чудной старушкой не очень-то хотелось.

Впереди показалась небольшая поляна, Троф решила остановиться тут — если сон придется отложить, то хотя бы немного отдохнуть и перекусить ей все же стоит. Троф разбудила старушку, пока последняя возилась со своими вещами и стелила плед на землю, Троф распрягла Люцию, чтобы та могла попастись и также отдохнуть.

— Пойди сюда, путница. У меня есть вкуснейший чай из самой Сумятицы.

— Спасибо, бабушка, но я свою еду поем, у меня достаточно запасов.

— Путница, не нужно обижать меня, я тебя не отравлю, пока такой цели у меня не было.

Слова старушки почему-то не успокоили Троф. Хотя старушка была одета в темную накидку, когда она раскрывала ее, доставая что-то для их трапезы, там мелькали ткани ярких цветов. Как же все-таки ее голос отличался от ее внешности! Старушка была маленькой, горбилась, но при этом оставалась довольно шустрой, на лице светились голубые глаза, а морщины-рытвины становились на солнце будто глубже, но голос оставался таким же звонким, приятным, легким, он не мог не притягивать к себе.

— Путница, бери чашку.

Троф взяла белую чашку с золотистой каймой, внутри нее плескалась зеленая жидкость, на чай было похоже, но сомнения у Троф оставались, она сделала маленький глоток. Ее организм наполнила теплота, кончики пальцев стало покалывать, яркая вспышка перед глазами — было последнее, что Троф запомнила перед тем, как потерять сознание.

Трофа очнулась, когда уже начало темнеть. Она обнаружила, что была укрыта пледом, а старушки рядом видно не было. Троф скинула с себя плед и начала нервно оглядываться.

«То, что я осталась жива, это, конечно, плюс, вот только ночью путешествовать на своих двоих не очень дальновидно», — у дороги она увидела уже запряженную лошадь и старушку, которая шла по направлению к ней.

— Наконец-то! А то я думала, что мне придется тебя самой грузить в повозку, а я уже не в том возрасте, чтобы таскать тяжести.

— Что вы сделали со мной?! Что это за напиток был?!

— Чай, обычный чай с щепоткой успокаивающего заклинания, но от этого чай не перестал быть чаем. Ты просто сильно устала, и так сработало заклинание, оно решило, что тебе нужно отдохнуть. Я надеялась, что это не продлится долго. Перекуси, и мы отправимся дальше. Тебе больше нельзя опаздывать, а у меня дела в Сумятице.

Троф послушалась старушку, но от ее еды отказалась в этот раз наотрез. Что теперь поделаешь? Если заклинание решило, то так тому и быть. Троф хмыкнула и продолжила, есть, старушка хитро на нее поглядывала, но разговора не начинала.

Через час они снова тронулись в сторону Сумятицы. Троф чувствовала себя, на удивление, отдохнувшей, как будто она несколько дней нежилась в теплой дреме и ничего больше не делала. «Может, этот чай и не так плох». Наступила ночь. Троф потрогала браслет, он не обжигал ее больше, а краснота под ним прошла, он мигал. Мигал? Нет, скорее, пульсировал слабым светом, Троф это успокаивало.

— Браслет больше не жжет? — Троф пожала плечами на вопрос старушки.

— Нет, он лишь светится.

— Он не будет тебя больше обжигать без веской причины.

— То есть до этого причина была веской? — Троф вскинула руки от досады — вот еще, браслету ли решать, делать Троф больно или нет.

— Видимо, я не знаю, что на уме у браслета.

— Странно, вы вроде бы нашли общий язык.

— Вещи мне не близки, чтобы с ними часто беседовать.

— А заклинания?

— У заклинаний есть свой характер. Вещь на то и вещь, она берет сначала часть своего создателя, а потом уже часть своего хозяина, вещам нельзя доверить свои секреты, они их просто не поймут. Заклинания же своенравны, они могут услышать тебя, поспорить с тобой, могут вовсе отказаться действовать, с ними уютно. Они создают, даже когда что-то разрушают, но без отваров они бесполезны. Лишь травы делают их настоящими, но все же не всесильными.

— Может, на нем заклинание, он же светится? Хотя для его создания использовались самые обычные нитки.

— Нитки-то обычные, а мастерица свое дело знала, она умеет договариваться с вещицами.

— Мастерица? Она, что ж, заклинания может накладывать?

— Конечно нет, глупости не говори, путница. Просто браслет делался специально для тебя, с мыслью о тебе и с какой-то целью, заклинания тут совсем ни при чем. Вещь просто взяла часть своего создателя и соединила ее с твоей энергией, поэтому он и сверкает. Он должен тебе помочь.

— Помочь в чем?

— Откуда мне знать, путница? Надо было спросить у самой мастерицы.

— Я не подозревала, что это может быть необходимо. Он казался мне обычной вещицей.

— Может, он обиделся? Не очень приятно, когда тебя недооценивают.

— Да, за это действительно стоит меня обжигать.

— У вещей бывает отвратительный характер, как и у людей.

— Почему вы решили сказать про заклинания? Вы же отрицали, что вы лекарь.

— Мне просто не было необходимости это подтверждать. Зато после этого заклинания ты теперь понимаешь, что я не желаю тебе зла. Без этого заклинания ты бы не решилась отдохнуть перед путешествием в присутствии меня.

Трофа подумывала, что признательна за заботу о ней этой старушке, вот только такая забота напоминала немного угрозу.

— Хорошо, я отдохнула, благодарю за это.

Троф и старушка замолчали, ночь опустилась на землю. Завтра к раннему часу они прибудут в Сумятицу, где Троф предстоит оставить старушку, дальнейший путь придется преодолеть одной. Старушка была чудной, хоть и вполне доброжелательная, она может знать что-то о других лекарях, точнее, об одном определенном, в особенности, как его победить.

— Нет, — неожиданно сказала старушка.

— Я ничего не сказала.

— Ты собиралась.

— Бабушка, вы и мысли читаете?

— Да чего там читать? У тебя на лице все написано, тебе бы научиться лучше скрывать свои эмоции, — бабушка с нравоучением хмыкнула.

— Меня это не беспокоит.

— Сейчас нет, со временем это изменится, посему был бы полезный навык. Со своими родными и близкими нужно быть искренними, в момент опасности это может быть минусом.

— То есть лекарь советует мне научиться врать?

— Лекарь советует тебе научится защищаться, некоторые защищаются через ложь и закрывают себя от других, но это может быть не твоим оружием и щитом. Выбери, что послужит для тебя.

— Бабушка, вы же знаете, что находится в Апогене?

— Твоя мастерица туда направляется, — Троф кивнула, значит, и про Араила из Апогена наверняка знает.

— Вы знаете, как ей помочь?

— Откуда мне знать такое? Я обычная старушка из Сумятицы.

Троф начинала злиться, эти игры ее сводили с ума:

— Бабушка!

— Что, путница? — лекарь невозмутимо смотрела на путницу и не понимала, в чем же она таком могла провиниться.

— Прекратите, я не раскрою ваш секрет, мне просто нужна помощь.

— Путница, тебе нужна надежда, я не могу ее дать. Ты двигаешься за мастерицей, что тебя ждет, когда ты нагонишь ее, я не знаю.

— Вы знаете его слабые стороны?

— Я не могу их раскрыть, да и ни к чему они тебе, путница.

Троф вздохнула, ей нельзя было сдаваться, но когда другой лекарь отказывает в помощи, руки сами опускаются. Хотя она и так знала, что лекари — не самые надежные источники помощи. Одни требуют твою жизнь за отвар, другие выдают травы, противные необходимому эффекту.

Может, то была месть за старые раны в том кровавом сражении людей и лекарей, а может, у них чудаковатое чувство юмора. Любопытно, старушка участвовала в том сражении?

— Я расскажу тебе историю, она будет тебе спутницей до следующего города. Нехорошо оставаться одной на пути, — Троф хмыкнула — с такими спутниками в одиночестве чувствуешь себя в большей безопасности. Голос старухи мелодично лился, и Троф, будто завороженная, все же начала с интересом слушать рассказ ее попутчицы.

— В тех лесах, что тебе могут встретиться на пути, существовала деревушка, созданная и не дожившая до твоего появления на свет. Всякий, кто был беден внутри себя или в миру, мог прийти туда и попросить о помощи. Будь то совет или отвар, приправленный заклинанием, но каждый житель этой деревеньки знал: никакой платы нельзя брать за свою доброту, иначе лекарю самому придется расплатиться за свой дар.

Со временем в совсем молодом юноше стали угадываться странные изменения. Он был хорош собой, многие девушки бегали восхититься его красотой, но холоден юноша был с каждой, ни одна не приходилась по душе. И вот стала его красота таять, высокий красивый юноша превращался в сгорбленного мужчину, шрамы все глубже рисовали лабиринты на его лице. Забеспокоились тогда жители, что происходит. Узнали они, что тот юноша берет плату за каждое свое заклинание, да и плату, что не снилась многим, а заклинания были черны, словно смоль. Решили жители его наставить на путь истинный, но поздно было.

Юноша не захотел терпеть несогласных, власть затмила его чистый когда-то взгляд, ему не хотелось жить в тени людей. Юноша собрал соратников и рано поутру, пока все спали, уничтожил деревню, а его верные волки гнали выживших так долго, что многие испустили свой дух на дороге.

Потом случилась война с людьми, и победили они того юношу, но не убили, он смог сбежать. Люди скрыли, что другие лекари помогли им в сражении, и объявили охоту на весь их род. Выжившим пришлось скрываться, но люди — странные существа, они продолжали ходить к лекарям за помощью. Но обиделись лекари на них, ведь они помогли тогда юношу одолеть, и теперь за каждую услугу требовали плату, плату — кому-то малую, а кому-то — неподъемную. Так и повелось: укрытые от глаз, они продолжили существовать и принимать путников, которые ищут их.

Рассказ старушки был окончен, но слова продолжали звенеть в воздухе. Старушка глубоко дышала, Троф показалось, что на момент у старушки выступили слезы, но наваждение быстро пропало. Троф смогла лишь выдавить из себя два слова:

— Мне жаль, — старушка махнула рукой.

— Не твоя вина, путница. Каждый ответственен сам за свои поступки. Мне нужно поспать, а то ты совсем меня уболтала, — старушка перебралась в повозку и тотчас уснула, а ее громкое бормотание во сне распугало даже птиц неподалеку, Троф улыбнулась.

Чем ближе становился город, тем реже был лес, появлялись фонари на дороге, что развеивало некоторые страхи Троф. В Сумятице она закупит провианта и спросит, куда ей дальше ехать, может, удастся даже переночевать. Старушка уснула, усталость Троф так и не одолела.

Через несколько часов рассвет посетил их компанию, и, немного проехав по каменной дороге, Троф увидела табличку с названием «Сумятица». Старушка снова заговорила, Троф встрепенулась от неожиданности, ей казалось, что она еще спит:

— Тебе не нужно заезжать в город, высадишь меня тут, сама сверни направо после второго знака.

— Почему, бабушка? Лошади нужно отдохнуть, а мне — провиант закупить, да и направление к Апогену уточнить.

Люция резко остановилась.

— Послушай свою лошадь, ей туда не хочется.

«Вот еще, слушать Люцию. Она устала, вот и не хочет дальше ехать, — в этот момент браслет угрожающе начал нагреваться. — Да чтоб вас».

— Ладно, поверну на повороте, — браслет вернулся в привычное состояние покоя.

— Хорошая девочка. Я про лошадь, — старушка улыбнулась, собрав свои котомки, она спустилась с повозки.

— Путница, запомни, в Сумятицу рановато еще тебе. Тебе нужно продолжить движение, приезжай в Сумятицу, когда у тебя уже не останется никакой надежды, тогда я напою тебя вкусным чаем.

— Почему вы живете там, бабушка?

— В этом мире я могу жить лишь в Сумятице в безопасности, этот город не может мне навредить, а вас, простых путниц, этот город любит пробовать на вкус.

«Города-монстры, безумные бабушки-лекари, не о том я беспокоилась, отправляясь за своей сестрой все же», — Троф вздохнула.

— Путница, слушай свой браслет и найди свое оружие до Апогена, иначе сама с собой не справишься.

— Вы что-то путаете, мне явно оружие для другого может понадобиться.

— Откуда тебе это знать? Хотя откуда мне это знать? Ох, голова старая, тяжело думается. Удачи, путница!

— Прощай, бабушка.

Силуэт ее спутницы медленно удалялся по дороге в Сумятицу, Троф повернула после второго знака Сумятицы и отправилась дальше.

Уже к вечеру Троф въехала в город Опаллен. С коммуной они не раз проезжали мимо этого города, но ни разу не останавливались в нем. Мама Троф любила говорить: «Туда приходят люди за счастьем, а нам и своего хватает». Что такого особенного было в Опаллене, Троф не знала.

Дорога в городе была из серого камня, а дома отливали от света заходящего солнца красным цветом, создавалось впечатление, что едешь по дорожке пепла, а вокруг полыхает огонь.

— Может, стоило ехать через Сумятицу, чем через огненную стену? — Троф заметно нервничала.

Счастье тут явно не пряталось, стены же начинали душить. Вдали показалось двухэтажное здание, через которое проходили черные глубокие трещины, а вывеска гласила «Фламма. Приют для путников». До следующего города далеко, а запасов было слишком мало, Троф решила все же переночевать здесь, выжила же она с лекарем две ночи, значит, и тут продержится.

Троф в этом городе беспокоили не только странные стены, похожие на непрекращающийся пожар, но и отсутствие людей, хотя в такое время жители обычно только возвращаются со своих работ.

Подъехав к приюту Фламма, Троф привязала лошадь и толкнула тяжелую деревянную дверь. Внутри помещения преобладал черный цвет, он будто бы засасывал внутрь и поглощал тебя, хотя он был лишь обычным цветом краски на стенах. Трофа подумала, что нужно найти хотя бы одного человека, пока эти стены не решили ее захватить в свои объятья.

Вокруг располагалось пара кресел и камин, в одной арке слева виднелась кухня, а около нее лестница. Маленькая конторка находилась в глубине комнаты и напоминала островок, на котором правили различные виды мхов и грибов. Подойдя к нему, Троф дернула ниточку и привела в действие колокольчик, шум от него отскочил от стен, кресел и даже лестницы, но комната от этого не оживилась.

— Может, на кухне кто-то есть? — Троф заглянула в соседнюю комнату.

Там, подставив под голову большую кастрюлю, спал мужчина, чей храп мог заглушить любые звуки вокруг. Троф подошла к нему и аккуратно потрясла его за плечо.

— Господин, проснитесь! Господин! — но храп сего господина был сильнее прикладываемых Троф сил, тогда она решила взять ложку и постучать по кастрюле, на которой отдыхал мужчина.

— Господин, просыпайтесь! — удар по кастрюле. Храп затих, но дальнейших движений не последовало. Троф ударила еще раз, глаза мужчины открылись, но снова ничего не произошло. Троф ударила в третий раз, вложив в удар все свое непонимание ситуации, и вот, наконец, мужчина подал голос, а точнее, он просто громко зевнул.

— Господин, я хочу заселиться в одну из ваших комнат.

— Заселиться? Благое, благое дело, бери, да заселяйся, — мужчина собрался снова устроиться на уже хорошо знакомой кастрюле.

— Господин, я не знаю, где что находится, сколько нужно заплатить, да и что мне и моей лошади поесть!

— Поесть? Так тут бери, что хочешь, и ешь, а комнаты все свободные. При выезде сочтемся, дай мне поспать, еще так рано, — после этих слов хозяин гостиницы рухнул в свое сладкое небытие, и храп вступил в свою прежнюю силу.

— Что ж, придется самой похозяйничать, — найдя ведро, Троф заполнила его водой и, собрав немного еды, отнесла Люции, затем выбрала одну из комнат на втором этаже и разместила свои вещи, комната была убранной и уютной.

— С таким-то хозяином и такие хорошие комнаты, — Троф хотела спуститься поесть и посмотреть, достаточно ли еды у Люции, но как только она присела на кровать, ее одолела сонливость, и она последовала примеру хозяина приюта, но уже на весьма мягкой постели.

Троф разбудил какой-то назойливый шум, она открыла глаза: оказалось, что это гам людей, доносящийся с улицы. Троф подбежала к окну.

— Сколько времени? Неужели я проспала до утра? — на улице ее ждал город, который жил своей активной жизнью. Люди переговаривались, договаривались, спешили, жили. Город не был похож на то место, в которое еще несколько часов въехала Троф.

— Подождите-ка, не может быть, — Троф взглянула на часы на стене.

— Все верно, два часа ночи, а на улице светло, будто бы сейчас день, — Троф, надев черную накидку с капюшоном и затянув шнурки на тяжелых ботинках потуже, прихватила с собой сумку и покинула комнату.

На первом этаже хозяин гостиницы сидел за конторкой и выглядел вполне проснувшимся:

— О, новая постоялица, приветствую. А я-то думал, что мне это приснилось. Я добавил еды твоей лошади, а то негоже бедняжке голодать.

— Здравствуйте, благодарю вас за это, сколько с меня?

— Нет-нет, как я говорил, сочтемся, когда вы решите покинуть нас. Кстати, когда вы планируете отправиться в путь?

— Я отбываю завтра днем.

— Днем? Как расточительно тратить такое драгоценное время на путешествие, но дело ваше.

«Почему все, с кем я встречаюсь, выглядят так странно? Не зря в детстве мы не заезжали ни в Сумятицу, ни сюда», — Троф с опаской смотрела на хозяина приюта.

— Господин, а что происходит на улице? Почему там так светло и много людей?

— Хм? Не знаю, все как обычно. В твоем городе нет людей?

— Есть, но мы спим по ночам, и улицы не озаряются таким ярким светом после полуночи.

— Хм. Расточительно. Это огонь в маленьких шариках, которые светятся в темноте и перекатываются по зданию, а люди просто работают, если не работать, то на что жить? Некоторые на что-то глазеют, кто-то чужие жизни тормошит, — с намеком посмотрел на нее хозяин, откуда же было Троф знать, что она так вероломно вмешалась в его вполне заслуженный сон в положенное время.

— А много огня у вас уходит на одну ночь?

— Огня много не бывает, огонь есть огонь. Вот он есть, а вот его нет. Не стоит о нем волноваться, пока он не обжигает тебя.

Троф инстинктивно прикоснулась к браслету.

— Сходи на наш рынок перед отъездом, там можно запасы пополнить, а какие там гимнасты выступают! Мне бы мои годы обратно, вместе с ними бы уехал бродить по городам!

Троф поблагодарила за совет хозяина приюта и решила отправиться на рынок, чтобы закупиться необходимым и взглянуть на ночной город и его жителей.

Добраться до рынка оказалось нелегко. Толпы людей просачивались, будто бы сквозь друг друга, успевая что-то продать, что-то узнать или просто познакомиться. Троф не готова была к такой навигации сквозь волны разгоряченных жителей, поэтому уже через десять минут ей наступили на ноги ровно тридцать один раз, ради приличия стоит умолчать, сколько раз Троф потопталась на чужих ботинках. Кислорода переставало хватать, казалось, что людей становилось все больше и больше, Троф словно тонула, путь до рынка она уже давно потеряла.

Троф начала искать, как бы ей выбраться из этого странного потока, недалеко от себя она увидела лестницу, которая вела через череду настенных огней на крышу дома, осталось за нее как-нибудь ухватиться.

Троф начала пробираться сквозь толпу к спасительной лестнице, но чем сильнее она сопротивлялась потоку, тем сильнее он тянул ее за собой. Троф предприняла еще одну попытку: «Нужно зацепиться за перила, тогда у меня будет шанс выбраться отсюда».

Троф покидали силы, она уже подумывала отдаться на волю случайных прохожих, сделав еще один рывок, она почувствовала, что кто-то схватил ее за руку, и это был не холод железных перил, а весьма теплая и мягкая рука. Рука тянула ее из потока, и Троф следовала за ней шаг за шагом, и она оказалась вблизи спасительной лестницы и с радостным выкриком схватилась за перила.

Немного отдышавшись, Троф взглянула на ладонь, которую продолжала держать, затем от руки она перевела глаза на ее спасителя. Перед ней стоял парень, который был примерно ее возраста, может быть, немного младше. У него были серые глаза и длинные русые волосы, он улыбался.

— Как тебе заплыв на нашей улочке? — он отпустил ее руку.

— Слишком много других пловцов, тут всегда так?

— Постоянно, только днем здесь можно находиться, но кто будет тратить тут свое время днем?

— И правда. Я Трофа, спасибо, что помог.

— Аоган, я сразу понял, что ты не из здешних. Не имею привычку оставлять людей в беде, если, конечно, им самим там не надо находиться, — юноша пожал плечами и продолжил улыбаться.

— Аоган, мне нужно добраться до рынка, я могу как-то пройти туда без риска для жизни?

— Я тебя провожу, пройдем через крышу, залезай по лестнице.

Взглянув на Аогана, а потом на лестницу, Троф решила, что такой риск можно вполне впустить в свою жизнь

Лестница оказалось сделанной на славу, а взбирание среди огней создавало какую-то праздничную атмосферу, Троф вспомнила про вечер перед Новым годом.

Вокруг были разноцветные огни, свечи, запах ели. Мама пекла вишневый пирог, отец упрямо пытался успеть доделать подарки, заказанные жителями для своих близких, а Троф лежала на коленях Мосс. Мосс очень тихо напевала неизвестную Троф мелодию и гладила ее по голове. Умиротворение смешивалось с неописуемым светлым чувством, Троф пыталась нагнать его, чтобы оно ее окутало, и все это путешествие в неизвестность осталось где-то далеко, но чувство оказалось шустрее девушки.

Троф вступила на крышу здания в городе Опаллен. Вокруг пылал пожар, искусственно созданный краской и огнями, люди выполняли функцию дыма, передвигаясь в серых одеждах. Внизу Троф не обратила на это внимания, но теперь она видела, что даже Аоган одет в серые одежды.

— Очень красиво, эти огни завораживают.

— Да, лучшее достижение наших ученых умов, видела бы ты, что тут творится на праздник Сожжения.

— Сожжения?

— Мы сжигаем наши старые вещи в центре города, огни пожара отражаются от стен наших зданий, а ночное небо передает ощущение закрытой коробки.

— Я надеюсь, обходится без жертв?

— Обычно, но иногда настроение граждан меняется, и кто-то попадает под эту мимолетную прихоть.

Троф резко повернулась и уставилась на своего собеседника. Аоган засмеялся.

— Я шучу, конечно, без жертв. Просто однажды огонь спас основателя города, через сожжение старых вещей мы отдаем дань ему и благодарим огонь своими воспоминаниями, которые хранят вещи.

— Одна бабушка говорит, что вещи берут характер создателя и хозяина.

— В какой-то степени, — Аоган пожал плечами.

— От каких воспоминаний ты отказался?

Аоган снова засмеялся, Троф удивленно посмотрела на него: