Часть 1. Олег
1
Когда соседи вздыхали, что переезд сродни маленькому пожару, Олег не понимал, о чем они так назойливо твердят. Какой пожар? Что за паника? Соберут вещи и дружно переселятся на окраину города в высотный, новый домище. Вместе же!
Ветхую пятиэтажку, признанную ещё и аварийной, потихоньку расселяли, и разговоры о пожарах и переездах велись уже почти полгода. Олег удивлялся всеобщему недовольству, как будто они должны отправиться в место — хуже не придумаешь.
Но не тут то было! И его поджидал сюрприз — лучший друг Андрей уехал с родителями в другой город. Как Олег ни надеялся, что этого не произойдет и отец Андрея откажется от той «заманчивой работы», но работа оказалась сильнее и выманила всю семью, оторвала от корней, можно сказать.
Пятнадцать лет жили на одной площадке, — одна квартира напротив другой — и всё, вот так, в один миг. Лучший друг — это ведь… почти что брат. Как только он уехал, два клена, что росли во дворе, упали во время грозы. Вместе. Разве такое бывает? Наверное, зацепились друг за друга, и сильный порыв ветра выдернул их из земли. Говорили, потому что сухие. И дом, наверное, стал такой же сухой, — еще одна гроза — и сметет его порывом стихии вместе с теми, кто не успел съехать.
Упавшие деревья долго лежали, пока их не распилили и не вывезли, но на земле остались опилки и не до конца засыпанные ямы. Олег старался обходить это место стороной. Не любил он печальных настроений, обычно предпочитал иронично отшучиваться и даже злился, если не удавалось себя рассмешить. Теперь он — в Москве, Андрей — в Питере. Замечательно! Отец Андрея на прощание сказал, чтобы на Новый год приезжали к ним. Встретить, как всегда. «Как всегда» — это собраться за праздничным столом в семье Олега, затем после ночного салюта переместиться в соседнюю квартиру. Родители засиживались допоздна, пели под гитару, а бабушка Олега укладывала детей спать, пока они были маленькими. Лет в двенадцать они уже сами укладывали ее спать и тихо играли в другой комнате или смотрели телевизор. Теперь «как всегда» не получится. Но они, наверное, все равно поедут.
Олег раскачивался на старых железных качелях, которые со скрипом отзывались на каждое его движение. А почему бы им тоже не переселиться всем домом в Питер? Можно вывесить объявление, чтобы желающие оставили подписи. Ведь собирали подписи по всяким поводам, кто за, кто против. Хорошая идея. Пожалуй, завтра стоит этим заняться, если не пропадет настроение вообще чем-то заниматься. Всё просто рушится и обваливается. Олег опять почувствовал, что начинает злиться, больно прикусил губу и посмотрел на беспросветное небо.
Август выдался холодный и мрачный. С крыш струилась вода, а солнце явно отправилось в отпуск — во всяком случае, уже неделю не видно за серой пеленой ни одного пробивающегося луча; еще и ветер кружил, поднимая уличную пыль и норовя кинуть в лицо. Вот как в таком общем природном настроении можно переезжать?!
— Паршивенько, — выдохнул Олег.
Отец уверял, — все будет хорошо, мама радовалась, — кухня теперь в два раза больше, и только Олег ходил угрюмый по квартире, превратившейся в склад. Они теперь «сидели на вещах». Оказывается, поговорка есть такая, о тех, кто никак не переедет. Еще обои снять и ничего от них, живших здесь так долго, не останется. Никакого напоминания.
Олег достал ручку и, присев в углу, — как в детстве, когда обводил узоры на стене, — написал: «Здесь жил, учился и мучился Троекуров Олег Семенович». Подумав, он приписал ниже: «Теперь он будет жить, учиться и мучиться в другом месте». Разглядывая надпись, Олег зачеркнул слово «мучиться», все-таки, хотелось пожелать себе что-нибудь приятное. Тогда… «Жить, учиться и добиваться успеха!» Так-то лучше.
Олег поднялся, потирая колени, и оглядел комнату. Сервант уныло стоял возле стены, пугая своей глубокой пустотой. После того, как сняли единственную стеклянную дверцу, он больше напоминал гроб. Отец хотел выкинуть этот «гроб» на помойку, но мама воспротивилась. Старый, местами потрескавшийся сервант из «чистого дерева», она собиралась забрать на новую квартиру.
Наконец, назначили день переезда, и Олег вздохнул с облегчением, что все это скоро закончится.
Свои вещи Олег укладывал сам. Несколько раз проверил, чтобы ничего не забыть, но, распаковав коробки на новом месте, не досчитался наушников и нескольких дисков с фильмами. Они просто исчезли, невероятным образом, будто испарились по дороге.
За исключением нескольких сумок, разобранных в первый день, никто не торопился возиться с коробками. Так и стояли они — нетронутые, поблескивая скотчем, стянувшим мятые бока, — в прихожей и большой комнате.
Каждый раз, проходя мимо этого нагромождения, мама вздыхала:
— Нет, не сегодня, не могу больше.
На что отец неизменно отзывался:
— Может, выбросим? Все необходимое обычно достают сразу, зачем хлам разводить? Заодно избавимся от лишних вещей.
— Тебе лишь бы выбросить. Я не помню, где что лежит, — озадаченная мама разглядывала коробки, не зная с какой стороны к ним подступиться. — Как можно так складывать?! Половина вещей не подписана.
— Не хочешь выбросить, как хочешь, — отвечал отец, уткнувшись в бумаги, которые все время приносил с работы.
— Лучше бы помог разобрать.
— Э-э, нет. Потом ты скажешь, что я опять все сделал не так. Мы лучше подождем, когда ты освободишься.
— Вот я выпущу номер, будет перерыв, и тогда разберусь, — решительно заявляла мама и на время успокаивалась. — А пока… придется всем подождать, — и она грозно смотрела на Олега.
Он несколько раз пытался проковырять дырку в каждой из коробок, чтобы хоть одним глазком оценить свои шансы на возвращение утерянных вещей.
Мама работала редактором в журнале. Перед выпуском очередного номера она словно выпадала из жизни семьи, примерно на неделю, становилась раздражительной и агрессивной. Сейчас был именно тот случай. Придется ждать.
— Вообще-то, так нечестно, — пробовал возразить Олег. — Это даже притеснение, я бы сказал. Ладно, отец не хочет, — я то хочу! Я готов пару тюков с хламом лично разобрать, дай хоть посмотреть, мое — там или нет.
— Не дам. Разворошишь все, потом две недели убираться. Жди.
— Геноцид какой-то, — Олег знал, что спорить с ней бесполезно. Но попытки к сопротивлению не оставлял. А вдруг дрогнет материнское сердце: «На, дорогой мой мальчик, я нашла твои вещи».
— Да, — вспомнила мама, — я ездила в школу, отвозила документы. Ты идешь в десятый «В», гуманитарный класс.
— Почему гуманитарный? — недовольно спросил отец.
— Потому, что я его записывала. Съездил бы сам и оформил.
— Так говорили же про технический? — возмутился отец.
Олег переводил взгляд с одного родителя на другого. Шла борьба интересов. Каждый тянул в свою сторону. В принципе, маму понять можно. Она не хочет, чтобы Олег разъезжал как отец. В детстве это было интересно: поехать летом с научно-исследовательской группой в командировку, хотя и было всего пару раз. А сейчас уже самому не хочется. Видимо, он тоже «оседлый», а не «кочевой».
— Па, ма… Короче, я сам решу — гуманитарный или технический. А то, может, там вообще лажа какая.
— Что значит — лажа? Что за выражения, Олег, — мама задумчиво смотрела на недовольное лицо отца, потом поманила Олега в другую комнату и зашептала, — ты же сам хотел. На журфак собирался. Или нет?
— Да мне без разницы.
— А раз без разницы, вот и попробуешь…
Первого сентября, нагруженный тетрадями и учебниками, словно строительными плитами разного размера, Олег отправился в новую школу.
Его никто не провожал и никто не сопровождал. Родители оказались заняты, сказали, что сам найдет дорогу, не маленький уже, а он и не возражал. Цветов по такому случаю можно было не покупать, — учительницы он не знал, а в школу как на праздник ходил только в первом классе.
Асфальт, недавно укатанный, будто проглаженный утюгом, блестел маленькими лужицами прошедшего ночью дождя. Олег шел при полном параде: черные брюки, голубая рубашка и новые ботинки.
— В первый день придешь как человек, потом одевайся, как хочешь, — сказала мама, вывешивая рубашку на спинку стула. — Да, и пиджак не забудь.
Олег выбежал без пиджака. И так достаточно для первого дня парада. Прохладный ветер слегка трепал отросшие темно-русые волосы. Густая челка прикрывала широкий «отцовский» лоб и серо-синие глаза. За лето Олег еще вытянулся и теперь стал почти одного роста с отцом. Поэтому, чтобы не быть совсем уж похожим на него, Олег решил защитить собственную индивидуальность прической.
Не то, чтобы он что-то имел против отца, просто надоело, когда при встрече его знакомые восклицают: «Это ваш сын? Надо же, как похож!», и смотрят на Олега, словно на изваяние, сравнивая с оригиналом. А похож-то всего телосложением, цветом волос да вот этим вот лбом.
В детстве было наоборот: «Как на маму похож!» — восклицали мамины знакомые с умилением. Всем просто необходимо найти сходство. Игра такая, как пазл собрать. Похож или не похож? Лет до одиннадцати не обращаешь внимания, потом игра затягивается, и ее однообразие начинает напрягать. Ты же рядом стоишь, а о тебе как о предмете говорят.
Странные бывают взрослые, бестактные, кстати, любимое слово мамы. «Нужно иметь чувство такта. Ты бестактен, Олег». Другим она почему-то замечания не делает. Так, посмотрит, чуть дольше, чем обычно, и промолчит. Из чувства такта, наверное. А Олегу надоело молчать, и он стал делать едкие замечания. Нужно прививать уважение, если люди сами не понимают. Мама ругала его за резкие выпады. Отец только улыбался. И, поди разбери, что он на самом деле думает, никогда ничего не скажет. Они вообще друг друга плохо понимают…
Отец часто пропадал в командировках, и долгое время Олег с мамой оставались одни. «Такая работа», — говорила она. Родители познакомились, когда мама делала свой первый журналистский репортаж о работе папиной группы. Отец на десять лет ее старше, с бородой, но совершенно не выглядит на свой возраст. Хотя ему уже сорок восемь. Мама и сейчас считает, что это она старше его, теоретически, по взглядам на жизнь. Олегу и самому иногда кажется, что папа явно до них не дорос. Он остался где-то там позади, в детстве, когда его все время не было.
Олегу исполнилось пять лет, когда однажды вечером в ванной хлынула вода, и они залили соседей. Здоровенный дядька с огромным пузом, которое просвечивало сквозь туго натянутую серую майку, пришел к ним ругаться. Он размахивал руками с растопыренными пальцами, выпучив красные глаза, и казалось, броситься сейчас на мать. Отца в очередной раз не было дома, а Олег очень испугался. Он стоял за приоткрытой дверью комнаты и не знал, что делать. Тогда он впервые увидел, как мама плачет. Сначала мама тоже отважно кричала и выпроводила соседа. Она умела кричать, и на него иногда покрикивала. А потом Олег увидел, как она села на диван и заплакала.
— Ты чего? — спросила она, увидев Олега в дверях и пытаясь вытереть слезы, — иди к себе. Я посижу немного. Мне надо отдохнуть.
Сосед пришел на следующий день договариваться с мамой уже по-хорошему, недовольный, но без крика. Олег не удержался, подскочил и больно укусил его за руку. Мама сказала, что это нехорошо, а потом, когда они остались одни, долго гладила его по голове, целовала и называла его защитником. После того дня у них сложились свои, доверительные отношения. И Олегу подумалось, что, когда мама ругается — это все же лучше, чем когда она плачет.
Олег свернул за угол последнего дома, за которым потянулся длинный забор какого-то учреждения, и уже виднелась школа. Деревья роняли мелкие капли, если капли успевали собраться в струйки, то безжалостно выстреливали в сонных прохожих. Парочка таких струек попала Олегу за воротник, холодком пробежала по позвоночнику. Олег поежился и сразу же замерз. Мурашки побежали к рукам, и мелкие волоски вздыбились как щетина у дикобраза.
Олег остановился, потер спину, потом руки, пытаясь прогнать эту неприятную дрожь. «Все-таки, легко оделся», — думал Олег, поглядывая на серое небо, будто затянутое плотной тканью, — солнце явно не собиралось выезжать ни на колеснице, ни просто так, выкатываться на небосклон, чтобы немного согреть землю. Не повезло с погодой.
Недавно отстроенная школа с квадратным фасадом, широким крыльцом и ровными ступеньками даже в такое пасмурное утро блестела яркими красками. Первый этаж был белый, второй — желтый, а третий — серо-зеленый с белыми загагулинами в виде декоративных арок, или, как их еще называют, ложных. Точно. Олег усмехнулся. Просто шедевр школьного зодчества. Хотя, оригинально. Если так поработали над внешней частью, интересно, как там внутри? Хорошо бы несколько фонтанов и солярий, для разнообразия.
В школе планировали сделать профильные группы, чтобы легче было поступить в институт. Олег пока не понимал, зачем это нужно, и кто туда пойдет. Два раза в неделю, помимо основных занятий? Вряд ли наберется много желающих.
Высокий забор охранял «знания» от проникновения посторонних. Ходили слухи, что учащимся выдадут пропуска. Врут, наверное. Зачем им пропуска? Олег, наконец, дошел до калитки и ступил на территорию, миновав охранника.
Выстроенные рядами классы собирались для торжественного мероприятия. Площадка перед школой почему-то напомнила ему вокзал с провожающими: цветы, рюкзаки, суета. Олег нашел линеечку из учеников, возглавляемую табличкой «10 В» и встал позади. Очередь тянулась почти до бордюра. Что поделаешь, первого сентября все время очереди в школу, — он это запомнил еще тогда, в шесть лет, когда родители решили, что парень вполне уже может сидеть за партой и осваивать науку, а не учить стишки для утренника.
Впереди Олега стояла высокая девочка, почти с него ростом, и, видимо, тоже новенькая, потому что ни с кем не разговаривала и все время оглядывалась по сторонам. Многие, как Олег, переехали в новостройки. Высокие бело-синие дома с лифтами возвели по всему кварталу. Раньше Олег ходил пешком на четвертый этаж, а теперь катался в лифте на третий. Забавно.
Новые ботинки очень сжимали пальцы, заставляя переминаться с ноги на ногу. Хотелось скинуть эти кандалы на почти негнущейся подошве. Он вспомнил слова отца:
— Вот и начинается новая жизнь. Новая квартира, новая школа, новые друзья.
«Да-а, — подумал Олег, — и еще новые ботинки, чтобы радости было как можно больше».
От нечего делать он начал рассматривать свою соседку. Короткая стрижка, тонкая шея. Когда она поворачивалась, можно было увидеть длинную прядь волос, спрятанную за ухо.
— Привет, — сказал Олег, улучив один из тех моментов, когда девушка стояла в пол-оборота к нему.
Она удивленно посмотрела, слегка кивнула и сразу же отвернулась.
— Меня Олегом зовут, а тебя?
— Настя, — девушка бросила свое имя куда-то в сторону, не оборачиваясь, а только склонив голову.
— Ты новенькая? — спросил Олег, чтобы как-то продолжить разговор.
Она опять кивнула и стала разглядывать что-то над головами их линеечки из учеников.
Олег иронично приподнял брови: «Говорить не хотим… Вот, такие мы, королевны». Он еще раз оглядел «королевну». «Какая-то нелюдимая, — заключил Олег, — никакого уважения, даже интереса не проявляет». Он не любил таких… отрешенных. Они обычно либо выпендривающиеся зазнайки, либо заунывные тихони, — стоят особняком, будто им ни до кого дела нет. И одноклассников воспринимают как муравьев, в куче которых приходится возиться до определенного возраста. Подумаешь, не очень то и надо. Олег переключился на только что подошедших маму с дочкой. Они встали за ним, мама усердно запихивала своему чаду в портфель бумажный сверток, а дите не очень активно отбивалось.
— Съешь на перемене, ты же совсем не позавтракала сегодня, — говорила мама.
Девочка закатывала глаза, шикала на нее, и украдкой поглядывала на Олега, пытаясь быстрее закончить эту возню.
Мама успокоилась, всунув предмет своей заботы дочери, и перенесла свое внимание на Олега.
— Молодой человек! — окликнула она. — Вы здесь кого-то знаете?
— Мама! — дочь возмущенно покраснела.
— Нет, я тоже новенький, — ответил Олег дружелюбно.
— Да… Какая жалость, а то я думала вы введете Дашеньку в коллектив, познакомите со всеми.
— Мама! — Дашенька опять возмущенно покраснела, но Олег только улыбнулся.
— Хорошо, введу и познакомлю. Все равно же всем знакомиться придется, — и он подмигнул Дашеньке.
— Вот и хорошо. Пока у тебя нет здесь подруг, держись этого мальчика. Он мне нравится.
— Мама, — уже как-то обречено вздохнула Дашенька и отвернулась.
Наконец объявили, что можно заходить, двери новой школы гостеприимно распахнулись, и стройные ряды учащихся бодрым шагом двинулись внутрь здания.
Олег шел, не глядя по сторонам, пока их колонна не затормозила на втором этаже перед белой дверью.
Молодая учительница распахнула последнее препятствие, и они вошли в светлый просторный класс.
— Занимайте места, сейчас будем знакомиться.
Народ ринулся разбирать парты на галерке. Парочка с виду очень умных девочек сразу сели в первом ряду. Для зазевавшихся оставались еще места посередине. Решив, что дольше медлить нельзя, Олег ускорил шаг и занял место у окна.
— Можно я с тобой сяду? — Дашенька неуверенно поставила свой портфель на парту.
— Садись, — Олег сначала подумал, что ему все-таки всучила неугомонная мамаша заботу о своем дитяти, но Даша развеяла его досаду.
— Не обращай внимания на мою маму, я просто тоже люблю сидеть у окна, а пока никого не знаешь — все равно с кем сидеть.
— В принципе… да, — согласился он.
Олег слегка расслабился и дальше просто наблюдал, как вставали по списку товарищи-одноклассники, несколько человек были знакомы — их перевели из соседней школы, большинство же оказалось из новостроек.
— Троекуров Олег!
— Я, — Олег встал, и все взоры обратились на него: любопытные, оценивающие и просто равнодушные.
— Со спецкурсом еще не определились? Нам надо знать, сколько человек пойдет на дополнительные занятия, и в какие группы.
— Пока не знаю. Не определился.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.