Бесплатный фрагмент - Точка зрения следователя

Ой, убили!

Красота игры мошенника зависит от творческих способностей последнего. Самые крутые — артисты высшего пилотажа и я о них писал. Теперь о нижней ступени.

Самый подлый уровень мошенников, это тупо обманщики, которые играют на чувствах простых людей, воспитанных в СССР.

Сейчас речь о мошеннике самого низкого пошиба, но личности тоже по-своему творческой и с элементами артистизма.

Начало девяностых. Отталкивая друг друга, граждане бывшего СССР кинулись в МММ и его аналоги. Никаких сомнений в честности этих организаций не возникало, потому что их рекламировали по телевизору. А выросший в СССР гомункул понимал, что по телевизору неправды не скажут, и если Лёня Голубков накопил на экскаватор и сапоги жене, то он не вкладчик, а партнёр.

Те, кто не смогли пробиться в очередь, чтобы отнести свои деньги в МММ, лихорадочно искали, куда бы их ещё вложить так, чтобы получать сто двадцать процентов прибыли.

Гаренич предлагал сто тридцать процентов. Некоторым несговорчивым сто сорок. Без разницы. Мог и двести предложить, но верхняя планка осторожности постсоветского гражданина могла не выдержать такой нагрузки. Поэтому Валера Гаренич твёрдо стоял на максимальной прибыли в сто сорок.

Особым замыслом Валера не заморачивался.

— Дай, — говорил он первому попавшемуся «Буратино», — тысячу долларов, а я через месяц верну тебе две тысячи триста!

Такая математика предприимчивого лоха устраивала, и Гаренич жил безбедно месяц, после чего ещё какое-то время водил кредитора за нос, рисуя перед ним сказочные прибыли.

От воображения кредитора зависел временной отрезок подачи заявления в милицию. В среднем три-пять месяцев.

Заявлений накопилось достаточно, уголовное дело росло как на дрожжах. Гаренич трезво рассудил, что лучше скрываться от кредиторов, чем от ментов и стал нам лучшим другом. В смысле бегал за пивом и колбасой. Лично я ему больше 5 рублей не давал.

В это время создавалась новомодная структура, УБОП. Управление по борьбе с организованной преступностью.

Один из наших сотрудников, Димон, работавший на технической должности, но бредивший романтикой уголовного розыска, каким-то образом протиснулся в ряды убоповцев. Но как был Димоном, так и остался. Стал он не опером, а помощником старшего опера на должности какого-то техника. Ну ладно, и так хорошо. Получил «Стечкина» и всюду им гордился.

В те пламенные годы милицию не обеспечивали вообще ничем. Считали, что достаточно удостоверения, а в некоторых случаях пистолета. Что касается транспорта, то или убитый «УАЗик» или иди пешком.

УБОП этот вопрос решил немедленно. Бандитов море, позабирали у них машины и ездят по своим оперативным делам.

Иногда попадались строптивые владельцы, которые высказывали своё возмущение справедливыми действиями УБОПовцев. В частности некий чёрный «ВАЗ-2107», на котором ездил старший опер, помощником которого был Димон. Точнее именно Димон на этой машине и возил старшего опера.

Хозяйкой машины была женщина, и тот факт, что милиция изъяла автомобиль у её мужа, женщину эту не угнетал, а наоборот вдохновлял. Мужу светило не меньше десятки, а у неё планы на дальнейшую жизнь, поэтому машину верните. Милиция придерживалась других взглядов в том плане, что муж и жена одна сатана.

За разрешением этого извечного спора женщина обратилась лично к Генеральному прокурору. Прокурорских тоже хлебом не корми, дай вставить ментам шпилю в мягкое место. Подготовили по жалобе сварливой бабы командировку, сформировали группу и приготовились выехать в Харьков.

Параллельно с этими событиями, в провинциальном Харькове, эпический врун и мошенник Гаренич понял, что приятнее дружить с УБОПОМ, потому что перспективы там круче заштатного райотдела.

Поскольку Гаренич знал Димона ещё по райотделовским делам, то пришёл к нему в УБОП, восхитился его «Стечкиным», в связи с чем втёрся в полное доверие.

Димон умилился раскаянию Гаренича и пообещал устроить его в УБОП, а пока дал задание повозить самого Димона на «семёрке» по разным оперативным делам. Гаренич ему признался, что служить милиции было мечтой всей его никчемной жизни. В общем, нашли друг друга.

Первым заданием Гаренича было свозить Димона домой на обед. Гаренич с этим заданием отлично справился. Димон возле своего подъезда вышел из машины, красиво и громко сказал в открытую дверь, мол, через час подашь, хлопнул дверцей, поправил «Стечкин» и вошёл в подъезд.

Перевоспитавшийся Гаренич выждал минут пять, после чего тоже вошёл в подъезд, позвонил в первую попавшуюся квартиру и открывшей дверь хозяйке поведал, что он водитель живущего у них в доме начальника милиции Дмитрия, промычал неразборчивое отчество, которого не знал и попросил уточнить, в какой квартире тот проживает.

Впечатлительная соседка сообщила Гареничу номер квартиры, после чего подлец попросил её занять до вечера сто рублей, по просьбе его шефа. Мол, ему срочно нужно за ним ехать, а бензина нет. Дмитрий вечером вернёт. Доверие к милиции тогда было на высоте, и женщина, не раздумывая ни секунды, передала водителю своего важного соседа сотку.

Гареничу служба в милиции понравилась. Он обошёл весь подъезд, исключив только квартиру новоявленного шефа. Радостно пересчитал добычу, сел в красивую чёрную «семёрку» и уехал внедряться в преступную группировку с тёлками, сауной и прочими бандитскими благами.

Понятно, что обманутый в педагогических чувствах Димон бродил по двору, ожидая водителя и суля ему кары небесные, пока соседка с первого этажа не сообщила ему о том, что, наверное, у его водителя снова закончился бензин, и попросила вернуть сто рублей.

Выносивший мусор другой сосед дал понять Димону, что случайность переросла в закономерность.

Димон удар сдержал, но клятвенно пообещал всему дому, что пристрелит гадёныша, и на трамвае поехал в УБОП.

Примерно в то время, когда Димон доедал котлету, а Гаренич получал деньги с последней квартиры, до старшего опера, помощником которого служил Валера, дошла оперативная информация о том, что к ним выехала проверка Генеральной прокуратуры убедиться в том, что арестованный автомобиль «ВАЗ-2107» строгого чёрного цвета стоит на штрафплощадке, опечатанный по всем правилам.

Кто-то из дежурки ему сообщил, что Димон уехал обедать и вот-вот приедет. Старший опер в нетерпении ходил у входа в УБОП, ожидая нерадивого помощника, чтобы успеть загнать машину на площадку, протереть пыль и опечатать.

Вид Димона, уныло бредущего со стороны трамвайной остановки, дал понять опытному оперу, что намечаются весёлые приключения. Сам Димон, увидев взбешенного начальника понял, что шаткая теория о том, что Гаренич его не дождался и вернулся на работу, обломалась.

Старший опер стал страшным опером, вмазал Димону по рогам и дал час на выполнение задачи по постановке автомобиля в стойло.

Этот час был бездарно потрачен Димоном на обход всех кабинетов с рассказом, что он не виноват и что при первой же возможности он вот этими вот руками убьёт Гаренича из этого вот пистолета.

Между тем, группа Генеральной прокуратуры по вздрючиванию двигалась в сторону Харькова.

Старший опер, снова дав поджопник своему помощнику, продлил срок выполнения поставленной задачи до шести часов утра. Тот, взмыленный, ускакал.

Не чуя беды в том масштабе, в котором она его подстерегала, старший опер ушёл домой, где развалился на диване перед телевизором.

По ящику шла популярная передача «Сутки-двое» о криминале за прошедший день. В руке отдыхающего милиционера бутылка пива. Ведущий рассказал о паре ДТП, угоне, ещё какой-то бодяге и перешёл к следующей теме.

Следующей темой было обнаружение неизвестного трупа на дачном участке неизвестного хозяина.

Узнав в неопознанном трупе желанного Гаренича, волевой опер пиво в руках удержал, но рот открыл на максимум.

С поворотом оператора, камера захватила дачный участок и саму дачу. Тогда самообладание рухнуло на пол вместе с пивом. Бутылка разбилась, самообладание дало трещину. Опер вытер фантомный пот на лбу и откинулся на спинку дивана. Это была его родная, милая дача.

Одновременно с оглушающей новостью раздался телефонный звонок. На проводе был начальник отдела уголовного розыска, который сказал старшему оперу, что тот охуел, и мог бы завалить того пидара на каком-нибудь другом участке, а не на своём.

Не успев повесить трубку, старший опер снова снял её. Звонили из приёмной начальника Управления и приглашали его ну просто немедленно, бегом, прыжками, скачками, вот прямо сразу сейчас прийти на приём.

Поскольку передача «Сутки- двое» была рейтинговая, то её посмотрели и жители подъезда в котором жил Димон, пообещавший им собственноручно грохнуть своего водителя.

Часть из них зауважала своего соседа ещё больше, а другая часть заволновалась и сообщила куда надо.

Зауважал Димона и весь УБОП, приняв к сведению, что у последнего слова не расходятся с делом.

Сам Димон, не подозревая о фейеричном всплеске своей славы, как лось по кукурузе, бегал по знакомым угонщикам, суля всякие блага от расстрела на месте до нескольких тысяч долларов за информацию о машине или Гарениче.

В то же время, все оперативные силы милиции были задействованы в поиске самого Димона, у которого в полном соответствии с Римским правом был мотив. «Is fecit cui prodest».

В довершение к радостной суматохе, лучшие представители Генеральной прокуратуры добрались до Харькова.

— 2-

Понятно, что московская братва общаковые деньги во всякие сомнительные трасты с красивыми названиями вкладывать не будет. Не мужичьё лапотное бабло, пацанским трудом нажитое, нести аферистам.

Посему братва вкладывала средства в активы приносящие запредельные дивиденды.

Все знают из книжек и фильмов, что бандиты люди благородные, всегда отстаивают справедливость и простых людей, попавших в беду, бескорыстно выручают.

Для более весомой и эффективной защиты граждан бандитам нужно оружие. Поскольку речь идёт о бандитах московских, то и оружие им нужно такое — эдакое.

В том плане, что с «Калашами», «ТТошами» и «Макарами» могут бегать всякие тамбовские с липецкими. А москвичам нужны более понятийные аргументы.

Согласитесь, одно дело, когда какого-то авторитета валят из китайского «ТТ» и совершенно иное, когда из «Вальтера», как у английского мента с цифровым погоняловом.

Почётно и перед ребятами не стыдно.

Нет, самому авторитету, после контрольного выстрела, оно до лампочки. Но, братве западло. Другими словами, завалив серьёзного человека из какого-то гавняного жандармского левольвера, убийца бросает дополнительный вызов команде жертвы. Мол, черти вы, и смерть вам чертячья.

А кто это терпеть будет? Это всё одно, как директора казино завалить топором. Такие вещи мог позволить только Сталин в отношении свалившего в Мексику очкастого диссидента. Но то великий Пахан. Ему конкурента в веках унизить надо было.

— 3-

Харьков носил статус ментовского города. Без разрешения органов особо не порезвишься. Но деньги крутились не малые, и вопросы решались всесоюзные.

Пути бандитские исповедимы, и встреча двух московских эмиссаров с Гареничем была неизбежна.

Надёжный партнёр, с безупречной репутацией Гаренич узнав о нуждах московских робин-гудов с ходу сообщил, что у него как раз по случаю имеются два «Хеклер унд Кох» с маслятами, пять «лимонок» и эпический «Парабеллум».

Эмиссары, вообще не сомневаясь ни в чём, отвалили Гареничу пять тысяч долларов дружеского тогда США. В самом плохом сне они не могли представить, что их кто-то способен швырнуть на деньги.

Гаренич себе этого тоже не представлял, поэтому вёл себя очень убедительно. Деньги перекочевали к нему. Две невинные жертвы допили водку, доели шашлыки и уехали в столицу ждать обусловленный месяц.

Первые два дня Гаренич обманывал себя тем, что действительно найдет им анонсированное оружие, даже заключит с ними долгосрочные контракты.

На третий день он понял, что те бандюки не такие уж и страшные. На пятый, что он крутой парень и пусть только они к нему сунутся, потому что сами виноваты. На шестой он о них забыл.

Через месяц наглые москвичи приехали забирать заказ. Смелый Гаренич позволил себе в первую секунду после рукопожатия вякнуть, что они приехали рано и… рука ещё висела в воздухе, когда почуявший неладное гость снова перехватил её и сломал торговцу оружием мизинец. Первую секунду Гаренич не понял, что это там хрустнуло, потом дико завыл.

Обманутые покупатели поморщившись и дождавшись, когда вой перешёл в «ой, мамочки!» сказали, что через сутки ждут его на этом месте с двадцатью тысячами баксов. Сели в такси и уехали в сауну обдумывать, не мало ли они наложили санкций на этого чёрта.

Гаренич тогда потерялся на три или четыре месяца. Палец прирос на место, Валера осторожно вынырнул из подполья и стал повсюду вынюхивать не искал ли его кто-нибудь.

Нет, он конечно не имел в виду харьковских вкладчиков. Те, на фоне московских, считались милыми, сговорчивыми людьми. По всему выходило, что его никто из серьёзных его не искал.

Валера понемногу отошёл от стресса и убедил себя, что в Москве свои разводняки и его кредиторов порешили. Иначе они бы нарисовались.

Вобщем, вернулся к истокам, снова стал брать деньги под проценты и не отдавать, попал в милицию и успокоился совсем.

— 4-

Дело вёл мой напарник по кабинету, и я помог ему с первым обыском у Гаренича. Тот жил в частном доме с бабушкой. Опера зафиксировали его прибытие домой, и мы с напарником приехали на готовое.

Дальше было как анекдоте, когда субъект узнал, что это к нему пожаловала милиция и это всего лишь обыск, от счастья не знал, куда нас усадить и чем угостить. Он вообще предлагал остаться у него жить. Теперь читателю стало понятно, откуда у Гаренича к милиции такая любовь и почему всё время он старался проводить в казённом доме.

Разумеется, не в его интересах было изменить Димону, но мошеннический инстинкт — дело непреодолимое. Наступила ломка. Деньги сами шли в руки — раз. Москвичи сгинули — два.

Гаренич, обнеся подъезд и справедливо полагая, что сотрудничество с органами закончено, поехал в сауну.

Как бывает только в жизни, именно в эту сауну заехали сгинувшие москвичи. Когда к ступенькам подъехала чёрная «Семака» и из неё, в предвкушении лёгкого пара вышел беспечный оружейный барон, москвичи двумя ударами затолкали его назад в салон.

Один его обнял на заднем сиденье, а второй сев за руль вырулил от общественного места подальше, в дебри Москалёвки. Понявший всё Гаренич минут на пять потерял разум.

Бандиты терпеливо прождали эти пять минут, после чего поинтересовались, где собственно.

Гаренич на рефлексе назвал адрес дачи шефа Димона, куда он ездил с ним отвозить какую-то садовую фигню.

Подсознание убеждало Гаренича в том, что на даче засада, там родная, милая милиция, которая его должна беречь. Не знаю точно его мыслей, но по аналогии считаю, что ход их был именно таким. Во всяком случае, из материалов дела следовало, что Гаренич говорил им, что обрадовался встрече, сам их искал и теперь готов отдать им заказ и ещё бонус. Сам заказ он закопал на даче одного барыги, и нужно только поехать и забрать его.

Удалённость дачи от города дала возможность Гареничу надышаться перед смертью, не более того.

Приехав на указанное им место, бандиты нашли лопату и вручили её Гареничу, мол откапывай сокровище, пират хуев. Валера уныло копнул в одном месте, потом в другом и на третий раз бандиты в полном соответствии со статусом Гаренича, этой лопатой его грохнули.

Сделав своё чёрное благородное дело, они сели в машину, доехали к первому попавшемуся СТО возле окружной дороги, продали машину на запчасти и уехали в Москву.

Не успел их след скрыться за воротами СТО, как на машину набросились слесаря, первым делом выпиливая номерную панель.

Через какое-то время в ворота этого СТО вошёл, пребывающий в состоянии активного поиска, Димон.

Увидев свежераспиленный чёрный кузов, Димон в состоянии аффекта достал «Стечкин» и угрюмо стал расспрашивать слесарей, где начальник СТО. Начальник, из своей стеклянной будки увидев вооружённого верзилу и поняв, что это всё, перед смертью набрал 02. К его удивлению, милиция находясь в состоянии «Перехват», «Спираль» и «Сирена» вместе взятых, приехала моментально.

Димона обложили и предложили сдаться. Димон вообще ничего не понявший, и не собиравшийся отстреливаться, начал кричать, что он свой, на что получил аргументированный ответ про своих, доедающих в яру лошадь.

Обезоруженный таким ответом Димон был скручен и доставлен по своему непосредственному месту работы.

Если с участием Димона в убийстве Гаренича и его алиби разобрались быстро, то с распиленной машиной вышла заминка. Начальник СТО первых восемь минут категорически не хотел немедленно покупать такую же точно машину, только новую.

— 5-

Приехавшую прокурорскую проверку пара милицейских длинноногих блондинок убедила в том, что машина до утра никуда не денется, а им с дороги надо отдохнуть, законы гостеприимства, мол, не обижайте хозяев отказом и всё такое.

Группа ГПУ выдержав марку, отказавшись положенные два раза, на третий уговорилась и якобы через «не хочу» была затянута в сауну. Ту же самую. На ступеньках.

Пока проверяющие ныряли с блондинками в кафельном бассейне, весь оперативный состав убеждал жалобщицу в том, что на утро у неё будет не простой автомобиль, а золотой. Та, упившись унижением ментов и не желая испытывать судьбу дальше, приняла предложение. Заявление об отсутствии претензий и получении автомобиля со стоянки было ею подписано тут же.

Личности москвичей установлены, и их задержание явилось только вопросом времени.

Димон с должности помощника старшего опера слетел и устроился охранником на самый большой рынок в Европе.

Обыденная история девяностых окончилась. Морали в ней, может, и нет, а парадокс есть. Вот он: обманутые Гареничем вкладчики сегодня скучают за СССР. Московские бандиты тоже.

Квартирный вопрос

…люди они неплохие, только квартирный вопрос их испортил.

Надо бы фразу эту в кавычки взять, мол цитата. Но боюсь ошибиться в правильности приведения, это раз и фраза эта настолько жизненная и нашему обществу присущая, что и за цитату её считать нельзя. Это два.

Ведь нельзя же считать цитатой «Добрый вечер» или «Пошёл на х…, твою мать!»

Другими словами, это не цитата, а бытовая ситуация с бытовыми разборками. Иногда переходящими в криминальные.

Иногда с трупами. Иногда способами экзотическими, из сводок выбивающимимся. Ну вот как в этом случае. Нет, ну банальная поножовщина тут тоже будет. Но только как заключительный аккорд. Эдакая точка в истории.

А история, вот она:

Крепкая хозяйская семья. Дед с бабкой. В своём добротном доме. Рядом ещё один дом в котором живут их сын и дочь. Люди по старым меркам зажиточные. Можно сказать кулацкое сословие.

Сын Григорий машинами занимается. Ну как занимается. Ворует и на запчасти продаёт. Но не попадается. Попадается сын его, внук хозяйский.

В райотделе персонаж известный. А выручала его тётка евойная, сестра сына хозяйского.

Дочка их значит. Зина. Девушка энергичная, но не бедная.

Директор большого магазина и что для тех времён немаловажно, ликеро- водочного.

Сами понимаете, деньги на адвокатов и на возмещение ущерба были. Племянник всегда лёгким испугом отделывался.

Брат ей был благодарен, но не искренне. Совершенно по-советски считал, что сестра специально ментов на племянника наводит, а потом спасает, тем самым подставляя брата под зависимость.

Он был не прав, но ему так было удобно. Перед самим собой.

Вопрос упирался в дом. В два. В тот дом, в котором они жили и в дом родителей. В смысле кому достанется. Чтобы это произошло как можно скорее и в его пользу, сын хозяев, он же брат, практически главной героини повествования, принимал сыновьи меры.

Это означает, что смертным боем бил папашу с мамашей.

Мамашу почти прибил и она лежала, не вставала. То-есть не путалась под ногами.

А папаша хромал ещё по-маленьку. Согласитесь, что вопрос- таки квартирный, хоть речь идёт о доме. Даже двух.

Сестра иногда за родителей вступалась, но выгребала по-взрослому. Молодость и характер директора вино-водочного магазина помогал держаться. Огрызалась, но только когда братан был трезвым. Вобщем редко огрызалась.

И вот в один закономерный день, который для её брата стал не прекрасным, а для Зины из магазина, наоборот стал прекрасным, но позже, судьба провернула своё колесо.

А так беды ничто не предвещало. Обычный зимний день. Новогодние праздники закончились, но инерция вместе с оливье и водкой осталась.

Доводя начатое до конца, брат Григорий со своим другом, ранее неоднократно судимым соседом Димой доедали оливье запивая его водкой.

Не знаю, как оливье, а водки было через край.

Попавший под горячую руку хромой папаша огреб новогодний пендель и выпал на улицу.

В это время с работы пришла Зина. Увидев седого родителя в слезах, вошла в дом уже с агрессивным настроением.

Брат не удивился, а скорее даже обрадовался. С первого удара нокаутировал Зину. Та рухнула на пол, но в сознании. Пользуясь беспомощностью родственницы, брат перевернул её на живот, стащил с неё рейтузы с трусами и в присутствии собутыльника овладел ею. Сзади. Как потом было в протоколе, в извращённой форме.

Ну собственно не совсем овладел, а лишь только обозначил. Опустил в глазах общественности, так сказать. Потом сел за стол и ставя точку в унижении, во всеуслышание заявил, что мол, фу у неё даже трусы не стираны.

Не скажи он этого, сможет так всё и осталось бы. Подумаешь, инцест в частном секторе. Нормальное дело по- пьяни. Да тогда и слова -то такого никто не знал. Обычные родственные отношения в семье среднего советского достатка. Но видимо Зину всё достало. А вопрос с трусами при постороннем, как любую уважающую себя женщину поставил точку в её сомнениях.

Она вышла в гараж в поисках чем бы навернуть родственника, так чтобы надолго, если вообще не навсегда.

Прямо у входа канистра бензина. Много. Дом может не выдержать. Отлила в чашку.

Вошла в дом. С порога, не раздумывая плеснула в лицо брату, словно обиженная графиня вином в лицо обидчику. Только бензином. И тут же спичку. Быстро и метко.

Брат вспыхнул свечкой. Именно свечкой, потому что он сразу вскочил, а горела одна голова. Ярко и с треском.

Собутыльник переживший сперва эротику, а потом фильм ужасов в 4-Д, не растерялся, а минуты через три после того как прошёл его столбняк, сорвал занавеску и обмотал горящую и орущую голову, отчего пламя потухло, а потерпевший замолчал.

В машине скорой помощи, квартирный вопрос решился в пользу Зины. Григорий умер. Прямо на руках своего соседа и собутыльника.

Дело вёл я. По-сути ситуация ясная и понятная. Зина во всем призналась без разговоров. Родители были всецело на стороне дочери. Бабушка даже с постели встала и практически выздоровела, так необычно на неё смерть сына подействовала. Бывает знаете ли такое. От обстоятельств сыновьей любви зависит.

Я может быть и жёстко это описываю, но видите-ли я пишу о буднях милиции. А туда милые, добрые и счастливые семейные отношения не приводят. Так что простите за излишний натурализм, но слова из песни я выкидывать не стану. И так сгладил.

Племянника поджигательницы сразу посадили. Во-первых чтобы под ногами не путался, а во-вторых Зина сама в тюрьму собралась.

Но поскольку симпатии милиции и общества в целом были на стороне Зины, то сажать её никто не спешил. Дело расследовалось своим чередом, но смерть есть смерть.

К счастливому совпадению всех обстоятельств для Зины, прокурором района была женщина. Жестокая, но справедливая. Изучив дело, сказала «Прекращай нах@уй»

Те кто того прокурора знал, не сомневаются, что именно так и сказала.

В общем дальше обычная процессуальная волокита. Умышленные тяжкие, повлекшие смерть, что всегда лучше чем прямое убийство. Затем прекращение по «семерке».

Хорошая статья была в советские времена. Их много тогда хороших было, но именно по этой можно было прекратить дело в силу того, что лицо перестало быть общественно- опасным.

А она как раз перестала такой быть. К огню до сих пор наверное не подходит.

Дело я прекратил. Прокурор прекращение подписал. Подписала точнее. У истории счастливый конец.

— 2-

Сосед, вернувшись из больницы, куда доставили умершего у него на руках собутыльника, в раздумьях пошел домой. На бетонных плитах возле двора сидела его жена, оставшаяся без ключа и безропотно ждавшая, когда муж соизволит прийти и впустить ее в дом.

Философски настроенный муж, подошёл к ней и без разговоров ударил ножом в грудь.

Позже, на допросе он говорил мне о том, что понял, что все женщины одинаковые, и таким образом на свой вывод отреагировал.

Жена его к счастью оказалась жива по причине короткого ножа и большой груди. В общем это не важно, а важно то, что от своего заявления она отказалась и муж остался на свободе.

Я же говорил, что у истории счастливый конец.

Заправился

В девяностых годах оружие было не роскошью, а средством сохранения капитала. Или средством его накопления. Зависело от того c какой стороны ствола вы находились.

Спрос на оружие был высок, предложение за ним не поспевало.

Простой гражданин оружие приобретал и успокаивался за своё настоящее и будущее. Не надолго.

Ощутив в руках необременяющую тяжесть ствола у гражданина возникало желание похвастаться. Т.е. показать брату, свату, соседу по гаражу и далее цепочка гордости за оружие закономерно приводила его в лапы ментов.

У нас был особый показатель по изъятию незаконно хранящегося на

руках оружия. И если такой лапух гражданин попадался, то показатель был

чистый, быстрый и необременительный.

К вящему сожалению правоохранительных органов простые трудящиеся оружие покупали редко и особых показателей на них не сделаешь.

Другое дело бандиты, которыми кишела повседневная харьковская жизнь. Но те волынами не хвастались, а если кому и показывали то либо это было последнее, что оппонент видел, либо предпоследнее, что по-любому исключало участие милиции в цепочке посвящённых.

Приходилось рыть землю. Показатели, дело святое.

Заместитель начальника райотдела по оперативной работе. Разумеется невменяемый. Вменяемые люди в то благодатное время работали лаборантами НИИ, инженерами, библиотекарями или чиновниками исполнительной власти. Но никак не в оперативном составе милиции.

Собирает у себя в кабинете зампоопер личный состав и интересуется идеями. Выслушав десятиминутный бред, сводит идиотизм предложений в общую парадигму и облекает в форму оперативной разработки.

Логика его размышлений проста и понятна. У бандитов есть оружие. Это не оспаривается. Бандиты, с его помощью наезжают на коммерсов у которых много денег. Тут тоже не поспоришь. Своим бандитам коммерсы платят. Поэтому нужно напугать коммерсов бандитами чужими. Чужих бандитов должны отгонять бандиты свои, потому как «крыша». Собственно коммерсы и платят за «крышу» чтобы было не так обидно отдавать деньги задаром.

Вывод следующий: Нужно «наехать» на коммерсов, типа залётными бандитами, потребовать бабло, забить «стрелку» и повязать «крышу». Там стволов хватит на годовой показатель. Отличный план!

Перешли к реализации. Кто у нас богатый коммерс в начале девяностых? Заправщики! Нашли заправку под самым лесом на окружной дороге.

Место по своему глухое. Рядом кабак. Трудящиеся там не ходят. Чистый блатняк. По- любому стволы гуляют.

Выбрали на роль бандюка опера из своих. В принципе первого попавшегося. В те дни опер от бандита отличался тем, что номер на «волыне» не спилен и удостоверение в кармане. Ну может быть знал законы лучше бандита. Профильные, я имею в виду.

Репетировать особой необходимости, как я сказал, не было. Это в кино с Шараповым голову ломали как да экак и дошло до того, что бабу евонную на дверь налепили, а он заметил и сразу всё понял.

Я всегда удивлялся именно этой развязке. В реальной жизни опер увидев свою бабу на двери какого-то подвала, подумал бы, убью суку. И всё. Ну на рядового зрителя рассчитано. С налётом сентиментального романтизма. Ладно, не отвлекаемся.

Специалист понимает, что опер девяностых и без того балансировал на грани бандит- милиционер. Время такое было. Примерно, как сейчас, но лучше.

Так вот сел этот опер в обезличенную «Восьмёрку» и тихим летним вечером лихо зарулил на заправку.

Под пение соловьёв, вынес ногой дверь и проник в логово заправщика. Заправщик, живущий в реальности тех годов и зная, что соловьи разбойники не такие уж и сказочные персонажи, всё схватил на лету. Увидев дорого гостя рыпаться не стал, положил руки на стол и гостеприимно заулыбался.

— Хули лыбишься, поинтересовался «бандит» и достал табельный «Макаров».

— Извините. Заправщик стянул губы уточкой.

— Короче, лошара, с завтрашнего дня платишь бабло нам! Ты понял? Понял, кому нам?

Очередь беседы перешла к заправщику, но он только согласно кивал головой.

— Знаешь сколько будешь платить, — продолжал неистовствовать бандит, — по пятьсот баксов в месяц.

Хозяин бензоколонки на первую часть предложения головой помотал отрицательно, на вторую положительно.

Опер стал заходить в тупик. Словарный запас исчерпывался. По всему выходило, что жирный комерс в полемику вступать не собирается.

— Мне плевать на твою крышу, пошёл с козырей опер, — ты понял?

Заправщик кивнул.

— Тьфу, блядь, — опер сплюнул на пол, — короче, завтра в пять часов вечера я приеду за бабками. Ты должен три штуки баксов и потом раз в месяц по пятьсот. Заправщик кивнул. Лицо изображало испуг. Опер развернулся и вышел хлопнув сорванной дверью. Хотел с визгом тронуться, но мотор был на издыхании. Заглох, вспотел из-за потери бандитского имиджа, снова завёл с молитвой и поехал в сторону своих.

По дороге, понял, что под шумок можно было заправиться, но в процессе спектакля эта мысль не посетила. Лоханулся короче. Ладно, завтра будет бой, может получится что урвать.

К операции «Захват „крыши“ с оружием» готовиться стали с утра. Распределили роли и задачи. Задействовали шесть автомобилей. Определили точки засад, перехвата, второго эшелона поддержки и массу мелочей. Учли всё совершенно. Кроме жизни, которая, как мы знаем, вносит коррективы в самый тщательный план.

С шестнадцати часов стали мониторить подъезды к заправке. В шестнадцать тридцать поступила информация о том, что за помещение заправки заехала тонированная волга. Сколько человек вошло внутрь непонятно.

Готовность номер один по всем группам.

В семнадцать часов опер заехал на той же «Восьмаке» на территорию заправки и вошел внутрь.

По инструкции он должен был течении двух-трёх минут вывести бандитов на улицу под обозрение засады и окружения их несколькими машинами с привычной всем по фильмам развязкой.

— 2-

Опер внутрь вошел, время пошло…

Две, три… пять минут.

Похоже убили его там. Зампоопер хоть и невменяемый, но личный состав любил.

Рации во всех шести автомобилях зашипели… «Штурм!»

Картинно, с трёх сторон на заправку ворвались шесть машин из которых высыпала бритая братва в спортивных костюмах с волынами и короткоствольными автоматами. Ломанулись в двери.

— 3-

Картина мирного заседания деловых людей среднего звена. На столе стопка зелёных купюр, открытая бутылка коньяка, рюмки, нарезка колбас и сыра, пачка «Мальборо». За столом два человека. Заправщик и солидный мужик, лет за пятьдесят в дорогом спортивном костюме. Менты обоих за шкирки на улицу потащили. Солидный нашему оперу орёт,

— Скажи им!!! Скажи!!! Мы же деньги привезли!!! Не убивайте!!!

К следователю материал так и не попал. Можно сказать, что операция провалилась. Опера злые ходили. А зампоопер нет. Ему всё понравилось. Улыбался несколько дней. Тот, который деньги на «Волге» привёз, другом ему стал. А наш опер, который бандита исполнял, машину так и не заправил.

Справедливость в те времена каждый начинал понимать по-своему.

Зампоопер сегодня солидным бизнесменом стал, владеет большой недвижимостью. А опер спился.

Закон физики

Поскольку на дворе середина лета и воспринимать профессиональные посты скучно и неинтересно, то вот вам курортная история. Не совсем курортная, но летняя, немного любовная и от моря не далёкая.

Женился друг мой — прокурор на своей секретарше. Помимо того, что она здорово строчила, в том числе на машинке, папа её был директором крупного завода. Квартира недалеко от работы и всё такое. Семейная жизнь, практически удалась. За исключением того, что жена, хоть и молодая, но ревнивая. А может сказался статус перехода из подчинённых в жены. Короче спуску ему не было. С работы должен был приходить в восемнадцать часов шестнадцать минут. Именно пятнадцать минут пешком от работы домой было. Минута давалась на личные дела. Опоздание на пять минут каралось суточным скандалом. С участием мамы, разумеется. Я имею в виду тёщу. Ну тут случай классический. Папа жены, скрывался всё время на заводе. К скандалам дочери относился философски и был бесспорно на стороне зятя, утешая его тем, что у дочери мамин характер и он с этим жил двадцать лет. Только появление в семье зятя, дало ему возможность передышки. По- своему был зятю благодарен за переключение объекта.

И вот в середине лета выпадает редкая такая ситуация, когда вся семья может выехать на море. Полным составом. В подведомственный папе санаторий. Приятные хлопоты, сборы, телефонный звонок.

Ай-яй-яй! Молодого мужа отзывают на два дня на работу. Что-то там с возвратом дела на дополнительное расследование или нечто в этом роде. Не суть важно. Короче туда- сюда, поездку отложить нельзя. Там у папы уже встреча запланирована с директорами аналогичных заводов из России.

Договорились, что вся семья уедет сегодня, а отщепенец через день.

Таким образом на моего друга свалилась свобода. На полтора дня всего, но использовал он их сверхпродуктивно.

Поскольку дома жена знала каждую волосинку, то разврат был исключительно мобильным. Машина позволяла. Мерседес- W124. В ней он и оторвался. Ездить бухим тогда тоже было нельзя, но прокурорам можно. Ну и допился до того, что потерял техпаспорт. А выезжать нужно сегодня.

Вопрос вообще пустяковый, но поскольку ехать в Крым, а там другие регионы, то могли быть проблемы. Не большие, но всё равно не приятно. И супруга придумает свою версию этому происшествию. К примеру, пообещал какой-то проститутке жениться и в залог оставил техпаспорт. Там фантазия богатая.

Мы в одном кабинете сидели. Он со мной поделился этой ситуацией. Я успокоил. Главное говорю, чтобы в машине пробку от шампанского не нашли. Он аж пригнулся от испуга, но взял себя в руки и сказал, что всё выкинул и десять раз перепроверил. В том числе сообщил, что использованные презервативы выбрасывал из машины, на скорости, чтобы уж наверняка. Присел на дорожку, но не для того чтобы традицию соблюсти, а чтобы в сотый раз просчитать, где мог дать осечку. Уверился, что всё отлично и уехал.

Я о нём забыл, обоснованно полагая, что две недели я от него точно свободен.

Через день мне от него звонок. Придушенным тоном, очень быстро сказал, что на его машине ездил я, и отключился. Мобильники тогда только появились, были в дорогом дефиците и без полезной функции смс. Я понял, что какой-то косяк всплыл, информацию к сведению принял и снова забыл об этом, поскольку работы невпроворот.

Через две недели друг и напарник в кабинет заявился. Худой, не загорелый. Весь день молчал, а ровно в восемнадцать часов, как обычно, рабочее место покинул. Через двадцать минут вернулся с большим пакетом. Молча выставил на стол шаурму, бутылку коньяка и жаренного цыпленка. Зашёл ещё один наш товарищ. Сели выпили, закусили. В двух словах отпускник сообщил о том, что произошло. Сухо и сжато. В конце повествования должен был быть развод.

— 2-

Я тут вам ситуацию раскрою более литературно:

В радужном настроении друг мой въехал в Крым. Никто ни разу не остановил. На Чонгаре показал ксиву и направился к Феодосии, где его в нетерпении ждала ревнивая жена и новая семья.

Приехал, со всеми обнялся, с женой поцеловался, с коллегами папы- солидными директорами познакомился. Им был представлен, как молодой но перспективный помощник прокурора города Харькова. Жена часа два его подозревала, щурилась, губы поджимала, но за отсутствием явных улик, сдулась и приняла нормальный облик.

Стол, тосты, братания, весёлые истории на перебой. Друг мой косноязычен и заточен только на протокольный язык. Поэтому его застольная история заключалась в весёлой, по его мнению ситуации с утерей технического паспорта и проезда восьмисот километров без документов. И надо же, ни разу его ГАИшники не отановили и документы не проверили. В общем нормальная история со счастливым концом.

Но поскольку эта история на данном этапе была последняя между сменой блюд и переходом к «сладкому» столу, то один из директоров предположил, что технический паспорт вполне мог упасть между сидениями машины.

Остальные поддержали, что такие случаи не редки. Тут же организовали тотализатор, согласно которому, нашедшему технический паспорт- бутылка. Понятно, что в бутылке никто не нуждался, но азарт охватил.

Вся весёлая толпа направилась к машине. Четыре двери на распашку и с каждой стороны по нескольку поисковиков. Включая жену и тёщу. Поиски едва начались, а жена уже нашла.

Не совсем то что искали, но тоже вещь не менее значимую. В стихшем весёлом гомоне моему другу сразу нарисовалась опасность. Он с тестем как раз обсуждал какую-то житейскую чепуху и повернув голову в сторону машины и внезапно стихшей компании, едва смог поймать ритм собственного сердца.

В окружении директоров стояла любимая ранее секретарша и двумя пальцами держала на вытянутой руке презерватив. Использованный. Длинненький такой. Безобидный, как шарик Вини-Пуха.

Друг сразу всё понял, вспомнил физику и вихревые потоки, согласно с принципами которых, выброшенный в переднее окно презерватив влетел в открытое заднее и там затаился. Эти знания не помешали ему немедленно сказать, что машину брал его напарник, т.е. я. Ну хули, прокурор. Выкрутился.

Ему сразу поверили директора заводов и немного поколебавшись, тесть. Больше никто. Две недели он ездил с тестем и его гостями на рыбалку, а спал на коврике у входа.

Рассказав нам лирическую трагедию, друг мой допил коньяк и сказал, что ему пора домой. Поскольку он был не харьковский, то я поинтересовался, где он теперь живёт. Он ответил, что дома. Жена его ждёт. Собрался и ушел. С женой живут до сегодняшнего дня душа в душу. Хотя видятся редко.

Могут меня упрекнуть, что это у меня третья история про презерватив, но поверьте на слово, про истории с презервативами писать позитивнее, чем про истории с гандонами, которых у меня гораздо больше.

Армянский вопрос

СССР ещё дышал. Уже через раз, но нам этого дыхания хватало. Командировочные выплачивали, зарплату давали регулярно. События развивались лавинообразно, а до ГКЧП оставалось четыре месяца.

УПК никто не отменял, и римский принцип сбора доказательств имел место быть. Нынче это географически дико звучит для молодёжной сборной, именуемой по ошибке полицией, но тогда следствие велось по месту совершения последнего преступления. Украл, скажем, гастролёр в Саратове видеомагнитофон, продал его в Сочи, на вырученные деньги полетел катать в карты в Нарьян-Мар, украл там ещё чего и уехал в Харьков к марухе. В Харькове пырнул ножиком предыдущего её ухажёра и попался. А следаку собирать все этапы большого пути этого фармазона по всему Союзу.

Всё это было в порядке вещей, и «Отдельные поручения» порхали по СССР. В некоторых случаях приходилось лично выезжать для проведения следственных действий в разные тмутаракани, и тогда родной Харьков казался центром мироздания и культуры. В последний год существования Союза народ сошёл с ума. Никто ничего не понял, но зачатки капитализма набирали обороты: появилась Турция, Польша, свитера, джинсы, видеомагнитофоны, иномарки и в прямой к ним пропорции — бандиты.

Кавказ, как обычно, впереди планеты всей. Карабахский конфликт и Спитакское землетрясение катализировало выброс части криминализирующих армян на европейскую территорию СССР. Харьков — по пути. Два пацана заехали в несколько квартир в Киевском районе, прибарахлились и попались, как обычно, во время расслабления с начинающими проститутками. По сути, квартирные кражи к разряду особо сложных дел не относились. Допрос, выводка, экспертиза, обыск, арест на имущество — и в суд. Собственно, и в этом случае ничего особенного, за исключением двух последних пунктов. Обыск, как и арест на имущество нужно было проводить по месту их жительства.

В командировку со мной должен был ехать опер. Поднимаюсь к ним на третий этаж. Начальник розыска впопыхах отдал самого нужного. Забегая вперёд, скажу, что это вообще самый весёлый милиционер тог­дашнего СССР и впоследствии — ого-го! — какой весёлый начальник. Но тогда он был всего лишь инспектором отдела по делам несовершеннолетних. Или (если он это прочтёт) начальник. Да, точно начальник. Так вот, надо ехать.

Из Харькова есть прямой рейс в Ереван, но билетов нет. Не то, чтобы на ближайшую дату, а вообще нет. Самолёты летают полные, но билеты на них формируются и реализуются где-то внутри армянской диаспоры, и посторонним туда не проникнуть. Ментам в том числе.

Линейное отделение на транспорте устроило нас прямо в кабину к пилотам ТУ-134. В кабине слева багажный отсек, справа — приставное сиденье штурмана, впереди — два кресла пилотов. Где-то ещё должна быть стюардесса, но я не помню.

Поскольку в Армении вовсю шла репетиция гражданской войны, мы взяли с собою по табельному пистолету. В кабине сдали их командиру корабля. Он положил их в багажный отсек в какую-то сумку с бортовой аптечкой. Нас посадили тут же. Пока взлетали, мы вытащили пистолеты из сумки и сунули за пояс. Формальности выполнены, взлетели.

Штурману скучно, он рассказывает нам о том, какой прекрасный город Камо, куда мы должны приехать. Говорит, там есть Озеро Севан, а в нём рыба очень вкусная, Сиг называется. Вы её обязательно попробуйте. В общем, всю дорогу удивлял нас рассказами об армянском гостеприимстве.

Из аэропорта на раздолбанном ПАЗике мимо озера Севан, прямо в Камо. Вышли. Это сейчас, чтобы на войну попасть, нужно от Харькова на 130 км отъехать. А тогда это всё дико было. Вообще дико. СССР же был. Республики, блядь, братские. Стоим, а мимо нас на КРАЗе везут обломки вертолёта. Медленно так везут. Вроде похоронной процессии. Следом идёт толпа граждан с двустволками, автоматами, вилами, граблями и прочим инвентарём, необходимым в региональных конфликтах.

Машины, преимущественно «Нивы», все до одной выкрашены камуфляжной краской. Пятнистые тобишь. «Шестёрки» тоже размалёваны по-военному. Волги чёрные, без всяких воинственных граффити. Мы себя по пистолетам лапнули и в горотдел зашагали. Отдаю должное, дома все частные. И все красивые или сгоревшие. Горотдел из розового туфа.

Зашли к начальнику милиции, показали документы, на которые он глянул только мельком: «Э, слушай, зачем ты мне эти бумажки показываешь, я вам что, не верю?» Спросил, как долетели. Ответили, что здорово, и рассказали про штурмана и рыбу Сиг. Начальник посмеялся. Тут же выпили и закусили. Образ собирателя кавказских былин Шурика замаячил между шкафом и столом начальника.

Особо долго не пили. Не позже, чем через час к нам приставили начальника следствия и замначальника уголовного розыска. На подхвате был водитель дежурной части. Он же её начальник и вообще самый главный в милиции Камо, поскольку все вопросы замыкались на нём. Эдакий милиционер Грищенко из «Зеленого фургона», только госте­приимнее и с неисчерпаемыми полномочиями. Немного позже я узнал, что Камо — город ресторанов. А в первый день мы обошли только три… или пять. Провал в памяти оправдан. У людей война, и они наперебой рассказывают о своих подвигах. Тот же вертолёт сбили со стороны Азербайджана какой-то противопогодной ракетой, а они его отбили, поубивали тех, кто его сбил, и теперь возят по городу в агитационных целях.

От дикости происходящего пить мы не переставали. В гостинице было полно беженцев. Плач не простой, а с армянским акцентом. Иначе говоря, по всей гостинице стоял вой. На все лады. Исключительно женский. С учётом весёлого характера моего напарника и склонностью к веселью с моей стороны ночь у нас прошла в идиотском смехе в подушку.

В шесть утра раздался стук в фанерную дверь. Настойчивый. Напарник с пистолетом за углом коридора. Я с пистолетом за спиной открываю дверь. На пороге худой босой армянин за два метра ростом. Высоты ему добавляли солдатские хлопчатобумажные брюки, заканчивающиеся зелеными тесёмками немногим ниже колен, и застиранная солдатская майка из такой же ткани.

Возле правой ноги стоял бумажный мешок, в которых пакуют цемент. Мешок был полон чего-то. «Сиг», — сказал полу­военный армянин и исчез. Я затащил мешок в комнату. Начальник гор­отдела оказался человеком слова, хотя никакого слова он нам не давал.

Несколько дней вычеркнуты из памяти. В обрывках лаваш, шашлык-машлык, водка-вино. Очнулись:

— Нужно же обыск провести.

— Где?

— Шаумяна, 26.

— А! Канэшна, праведём! Давай кушай, кушай…

Через пару дней снова очнулись:

— Нам же билеты нужны. В Харьков. Мы сюда их достать не могли, в кабине с пилотами летели.

— Э, слушай, не вопрос. Вон киоск «Союзпечать», там любые билеты. Иди пакупай, хоть в Америку!

Мы не поверили, но не обижать же местных ментов. Пошли с напарником к киоску. Обычный квадратный кисок. Газеты продают, календарики, ручки шариковые.

— Билеты на самолёт есть?

— Эсть.

Ого!

— На Харьков на эту субботу есть?

— Эсть.

Бля! Вот это сервис. Не то, что у нас.

Взяли два билета и, успокоив­шись, вернулись к прерванному занятию. Пить и есть. Или наоборот. Суть та же.

В пятницу утром, ещё до завтрака поехали по адресу, где нужно было провести обыск и наложить арест на имущество жуликов, которые торчали в Харьковском СИЗО.

На штатном УАЗике, под управлением местного Грищенка, едем по ул. Шаумяна. Двадцать шестой дом. Фундамент, одна обгоревшая уцелевшая стена с белой табличкой, «Шаумяна, 26», обваленная внутрь крыша. Ловить нечего. Поехали завт­ракать. Прощание было бурным.

На следующий день в Ереване несогласные с кем-то или чем-то, штурмовали здание КГБ. Может, у них там его каждый день штурмовали, но дорога в аэропорт нам запомнилась. Хмель выветрился. К самолёту мы были почти трезвы. Показали билеты, без всяких церемоний с рамками и обысками прошли в салон. Про пистолеты у нас никто не спросил, а мы никому не сказали. Вошли, сели. Скоро будем дома.

Подходит женщина, говорит, что это её место. Показывает билет. Может быть. Мы под впечатлением гостеприимства перечить не стали. Пересели на самые последние места.

Подходит мужик в расстёгнутой дублёнке, говорит, что это его место, и тоже показывает билет. Мы оценили решение вопросов с отсутствием дефицита авиационных билетов и продажей их на каждом углу. Желаешь билет на самолёт — пожалуйста! Плати и получай. В самолёте разбирайся сам.

Короче, я наручником к креслу пристегнулся, а напарник бешено глазами вращает и говорит, что важного бандита в Харьков везёт. Улетели. Дней десять отходили от командировки. Смеялись до колик. Рапорт написал о том, что дом разрушен. Ещё через пару дней прилетают к нам из Камо наши собутыльники, то бишь коллеги, которые нас кормили и поили. Говорят, что за моими жуликами у них дело числится нераскрытое. Если они его признают, их этапируют на Родину, и дело будут расследовать по месту совершения последнего преступления.

Тут совпали интересы абсолютно всех. Жулики как только в СИЗО своих увидели, сразу с радостью во всём признались на армянском языке. Бумаги все подписали. Пару дней попили русской водки с жаренной картошкой и цыплёнком. Свозили их на вещевой рынок «Под мостом», где армянские милиционеры скупили почти все белые рубашки, и отправили на родину.

Уже в ресторане аэропорта начальник розыска Камо, потягивая коньяк, признался, а точнее констатировал факт, что табличку на доме Шаумяна, 26 они перевесили на сгоревший дом с дома уважаемого человека. Мы посмеялись. Они улетели. СССР оставалось существовать немногим более двух месяцев.

Напарник

Бандита звали Михаил. Фамилия была обыденная Половский, а отчество нашему уху непривычное — Людмилович.

Сам он родом из Ханты-Мансийска. Для нас это был край географии. Может, там принято отчество по маме давать, а может, папу его Людмилом звали, нам неведомо.

Так вот, украл что-то этот Михаил в Харькове и благополучно от следствия уехал в свой снежно-малярийный край. А нам расследуй.

Все знают, а некоторые помнят, что рука у Кремля длинная.

В те справедливые времена Украина в кремлёвскую епархию входила, не особо задумываясь о самостийном пути.

Конкретно в том случае на конце кремлёвской руки находился следователь. Я. Нужно ехать, карать.

Поскольку задание было ещё и доставить Людмиловича в Харьков, то дали мне опера. Я просил того, с которым сработался в Армении, но в этот раз начальник розыска выдал абсолютно иной образец с неоригинальным именем Сергей.

Сейчас дам краткую характеристику. Каждое утро в розыске планёрка, которую называют совещанием. Хотя это, конечно, планёрка, потому что на совещании, кроме матов, иногда должны проскакивать гражданские слова и, возможно, обращение на «Вы».

На планёрке это исключено, кроме случаев, если планёрка проходит в филармонии.

Так вот, на каждом совещании-планёрке, громко проводившейся на третьем этаже, одному из сотрудников уголовного розыска разрешалось стоять.

Как в том самом справедливом суде товарищу Саахову. Не просто стоять, а держаться за спинку стула.

Дело в том, что сидя он засыпал, а стоя без стула падал. Это наш Сергей. Трезвым его не видели никогда, равно как и пьющим. Поэтому считалось, что состояние похмелья у него хроническое, не проходящее и берущееся ниоткуда.

Серёжу дали в напарники, и мне довелось увидеть, как страшно он пьёт.

— 2-

На дворе ноябрь 1991 года. Как добираться до того Ханты-Мансийска, никто не знает. Да и вообще о нём никто ничего не знает, кроме того, что большие пельмени называются манты.

Название похоже, но суть не та. Короче, летите, говорят, до Тюмени, а там сами выясните. Это не в Ереван лететь, поэтому билетов полно.

С Сергеем я встретился в день «Ч» в аэропорту Харькова. Ну как, встретился… Среди пассажиров, вылетающих в этот северный край, выделялся один, одетый теплее всех и с зелёным огромным рюкзаком из комиксов про туристов.

Рюкзак был ведущим, а то на что он был надет, ведомым. В куче багажа он выделялся как пирамида Хеопса на фоне луганских (тогда ворошиловградских) терриконов.

И когда я говорил, что Серёжа теплее всех одет, это означало, что на нём был овчинный тулуп. Тулуп, а не дублёнка, как некоторые себе могут представить. Помните Шурика в «Операции Ы»? Так вот, такой же, только больше. До пят.

Кроме всего того, что Сережа был вечно пьян, он ещё и холода боялся. Повезло с напарником. Не Джеймс Белуши. Ладно.

Прилетели в Тюмень. Самого полёта не помню, поэтому делаю вывод, что ничего из ряда вон там не произошло. Иное дело полёт в Ханты- Мансийск. Там помню всё до самых мелких деталей. Память мне не изменяет с тюменского аэропорта, где я взял два билета в Ханты-Мансийск и потерял Серёжу. Не навсегда, к сожалению, но в пёстрой толпе северян в тулупе и с могучим рюкзаком он как-то растворился.

Еще в Харьковском аэропорту мы выяснили, что у каждого из нас по две бутылки водки. Времена тогда были остродефицитные, и водка вообще отпускалась по талонам. На севере она никак не отпускалась, а только добывалась. Поэтому, с согласия Горбачёва, провозить с собою можно было не более двух бутылок.

Это я помню точно, как и дальнейшее. Я был в кожаной куртке с сумкой, в которой находились материалы уголовного дела и две бутылки. Серёжа, как я описал, в тулупе и с рюкзаком.

Количество провезённых им бутылок я выяснил позже и не до конца. Одну из них он распил под лестницей в аэропорту Тюмени с первым попавшимся бомжом. Поэтому я его на время потерял.

Как он пил, я не видел, увидел только тулуп, выползающий из-под лестницы, за который зацепился бомж, и звонко выкатившуюся за ними по бетону пустую бутылку. Литровую, блядь.

С этого момента закрутилось… Серёжа с рюкзаком, который он на этот раз категорически не стал сдавать в багаж, стоял в очереди на посадку. Передо мной. Перед ним рамка, возле которой тюменский милиционер с лицом Бельдыева. Молодой и худенький.

Тулуп в рамку пролез, а рюкзак заклинило. Я через эту громоздкость громко говорю милиционеру, что конвоирую эту пьяную вещевую свалку в Ханты-Мансийск, для чего у меня есть пистолет, о котором я вспомнил перед рамкой.

Ещё я вспомнил, что такой же точно пистолет есть и в недрах тулупа, который шевелится в шатающей в такт рывкам напарника антитеррористической рамке, и будет стрёмно, если его найдут.

Серёжа лезет, я кричу, показывая удостоверение сверху рюкзака, рамка разрывается школьным звонком, информируя спецслужбы аэропорта о том, что у подозрительного типа в недрах одежды может быть нечто железное, скорее всего, оружие.

Надо отдать должное жителям севера. Никто в очереди не волновался и не реагировал на затор. Ничего необычного, все спокойно ждали. С небольшого разгона навалившись на рюкзак, я пропихнул напарника к выходу и инерционно проскочил за ним.

Тюменский народный милиционер не пикнул, но монголоидные глаза на время стали как у тюленя. Спецслужбам пофиг, что кто-то из Тюмени в Ханты-Мансийск может лететь с пистолетом. Ну и слава Богу.

Мы в самолёте ЯК-40. Салон, как в ПАЗике, но запах исключительно как в ЯК-40. Жарко.

Рюкзак и тулуп Серёжа снял. Под тулупом кроваво-красная водолазка и чёрные тренировочные штаны, заправленные в чёрные полусапоги. Эдакий ремикс произведения Стендаля.

На боку кобура, не простая, а гаишная. Гаишная, значит, белая. И висит на ремнях. Видели фотографии батьки Махно? Такая же точно и так же точно висит. Только белая.

Серёжа ходит по салону взад-вперёд, наслаждаясь испугом народностей малого севера. Кобура стучит по коленке.

Следом за ним ходит луноликая стюардесса и просит Серёжу сесть, пока самолёт хотя бы не взлетит. Я делаю вид, что с сим пассажиром не знаком. Полетели.

На первом ряду кресел слева две стюардессы. Серёжа воркует прямо перед ними на полу, устланном красной дорожкой.

В позе пьющего чай туркмена он что-то говорит девушкам и на весь салон сообщает мне, что договаривается с тёлками о ночлеге.

Я раскрыт, пассажиры понимают, что они окружены. Полёт проходит нормально.

— 3-

Аэродром Ханты-Мансийска я не рассмотрел. Помню только, что не аэропорт, а аэродром. Теперь уже настоящий ПАЗик едет в сам долгожданный город. Едет долго. Во-первых, потому что далеко, во-вторых, потому что по сугробам. Как сказали местные, к нашему приезду потеплело, и морозы упали до минус двадцати, но снегу насыпало прилично. Эта погодная аномалия повлияла на отсутствие работников уголовного розыска в краевом управлении Ханты-Мансийска. Но это я забежал вперёд. А пока автобус через снега везёт нас в город. Серёжа снова в коконе из тулупа спит на двух местах. Ещё два места занимает рюкзак.

Каким-то образом мы попадаем в холл единственной городской гостиницы, которая к тому же оказывается единственным многоэтажным зданием города. Пятиэтажка.

Понятно, что поселившись в номере, с дороги нужно бухнуть. Свято дело. Это был первый и последний раз, когда я пил с Серёжей. Зато я увидел, как он пьёт. На фоне уже не первого года работы в милиции, развала страны, повального бандитизма и алкоголизма, а также ужасных бытовых преступлений я должен был привыкнуть ко всему. Но нет. То, как пил Серёжа, было по-настоящему страшно и невозможно для землянина. С учётом того, что я выпил не более 200 грамм, на утро в номере было три пустых бутылки. Понятно, что литровых.

Я вышел на воздух. Яркое солнечное морозное утро. Белоснежное покрывало пушистого снега. Именно пушистого. Над каждой крышей избы белый дымок. Очень красиво и чисто.

Чисто не потому, что чисто, а потому что снег. И среди этой есенинской тиши и благолепия рёв мотоцикла и милицейская сирена.

Из-за дальнего угла гостиницы вылезает то, что издавало мотоциклетное рычание, оказавшееся снегоходом, который на скорости 8 километров в час убегал от милицейского УАЗика, переваливающегося за ним по сугробам со скоростью пять километров в час. Разрыв увеличивался, погоня продолжалась.

Итог погони угадывался легко: через каких-нибудь пару часов снегоход скроется за ближайшей избой.

Я направился в местную милицию. В большом городе мы привыкли к количеству райотделов в каждом районе. Помимо этого, есть ещё городское и областное управление. В Ханты-Мансийске всё это сжато в одну двухэтажную избу. На первом этаже — городской отдел, на втором — краевой. Хотя могу ошибаться. Давно было, но суть структуры вы поняли.

В те времена вместо компьютеров, о которых ничего не было известно, а в самом Ханты-Мансийске и слова такого не знали, были телетайпы. Не такие примитивные, как при Дзержинском, а в современном дизайне. То есть в тумбочке, из которой выползала бумажная лента, именно как при Дзержинском. Прообраз твиттера. Шутка.

Дежурная часть горотдела была занята приёмом телетайпных сообщений из краевого отдела. Другими словами, между этажами шла оживлённая переписка. Я поставил фиолетовый штамп на командировочном удостоверении и пошел по коридору избы, где размещался уголовный розыск. Все двери были закрыты. Вообще все. Мёртвая тишина. В уголовном розыске. Представить невозможно. Протестировав дверные ручки ещё пару раз, я пошёл в дежурку.

Колоритный дежурный в милицейском пиджаке сообщил мне дикую для милиционера из Украины весть: уголовный розыск в полном составе отбыл куда-то на Югорскую вахту отстреливать медведей.

Сказал мне об этом весьма обыденно и отвернулся принимать очередной телетайп. Расценивая это как местный юмор или эдакий эвфемизм, я поднялся на второй этаж с тем же вопросом.

Похоже, что на втором этаже всё-таки был краевой отдел, потому что милиционер там был интеллигентнее. Он мне пояснил, что в силу погодных условий и раннего снежного покрытия медведь рано залёг в спячку. В силу этих же условий снег резко растаял, берлоги стали неуютными и мокрыми, медведи проснулись раздраженными и стали нападать на стада и убивать олешек. Поэтому угрозыск с автоматами поехал ставить наглую медвежью группировку на место. Нить событий и здравого смысла от меня стала ускользать с пугающей быстротой.

В этот же день в витрине магазина я увидел медвежье мясо. Именно медвежье красное мясо. Не шучу. Больше в избе, именуемой магазином, ничего не было. Только яблочный сок, печенье и медвежье, мать его, мясо.

В силу объективных причин, не установив место пребывания моего подследственного, я вернулся в номер. Помните, мультик о том, как мама пришла с работы и спрашивала у сына: «Может, к нам приходил бегемот? Может, был на квартиру налёт? Может быть, дом не наш? Наш. Может, не наш этаж? Наш. Просто приходил Серёжка, поиграли мы немножко».

В этом же мультике художники-мультипликаторы и нарисовали квартиру, как они себе её представляли после посещения бегемота.

В принципе всё верно, но если к этой картинке присовокупить поломанные столы, перевёрнутые кровати, осколки бутылок и двух мужиков в тельняшках, то выглядело всё примерно так.

Мужики в тельняшках были совершенно посторонними, незнакомыми и ничего сказать о себе или представиться не могли, потому что реально были без сознания.

Ни один из них не являлся моим напарником. В номере его просто не было. Загадочный северный край продолжал удивлять. Если бы я был писателем, непременно издал бы книгу своих воспоминаний о нём. А так, читайте урывками. Яркими там являлись все события. Но это только с точки зрения граждан южной части СССР. Для местных это образ жизни.

В те времена я был не особенно философом, а здоровья было гораздо больше, поэтому я выволок матросов в холл и пристегнул обоих одним наручником к лестничному маршу, пропустив наручник между прутьями лестницы. После этого спустился вниз и с телефона администратора вызвал милицию.

Мог бы из номера вызвать, но от телефона остался только шнур и раздавленный прозрачный диск номеронабирателя.

Пропал напарник, пропал его пистолет, пропало всё. Поднялся наверх ожидать группу.

Точно помню, что наш номер был на четвёртом этаже, потому что на пятом жила какая-то сборная школьников севера по лыжному спорту. Они не могли попасть на соревнования, потому что лифта в пятиэтажке не было, а на четвёртом этаже, прислонившись спинами к лестничным перилам, сидели два жлоба в тельняшках, матюгались и пытались оторвать наручники. Дети тупо боялись мимо них идти.

Я прижал таёжных матросов к лестнице, давая пройти детям с лыжами, и начал допрос.

— Где, сука, Серёжа? — Это был общий разминочный вопрос.

— Какой Серёжа? — Это был общий и искренний ответ.

Допрос окончился. Приехала группа. Составили протокол осмотра номера. Где-то в куче мусора нашли пистолет, который я сразу сунул себе за ремень. Мой был при мне в наплечной кобуре. Милиция забрала матросов и уехала искать Серёжу. Я попытался починить телефон, стол, восстановить кровати. Что-то получилось, что-то нет. Телефон точно нет, потому что за него при выезде я заплатил полную стоимость. А пока я стоял у окна, смотрел в него и думал. Думать было о чём. Много командировок я прошёл, но эта явно выбивалась динамикой и непредсказуемостью.

— 4-

Было 10 ноября. Дату помню очень хорошо, потому что этот день ещё не окончился, а вечер не наступил. И вечер этот был не простого дня, а дня Советской милиции. Местными коллегами был заказан единственный в городе ресторан, который располагался на первом этаже здания, где я стоял и думал. Поскольку утром в милиции все узнали, что я следователь из далёкого Харькова, то я был в числе приглашённых, а пока… в туалете раздался шум.

Уточню, что жили мы в обычном типовом гостиничном номере. От входной двери прямо, мимо короткого коридорчика дверь в комнату с одним окном. В самом коридорчике слева дверь в совмещённый туалет с ванной. В него никто не входил, в осмотре эта часть помещения не участвовала. Я открыл дверь.

Прямо напротив в своей красной водолазке на унитазе сидел напарник Серёжа.

Серёжа начал просыпаться: взгляд стеклянный, слюни, мычание. Длинный душевой шланг дал возможность лить воду прямо на голову сидящего на унитазе оперативного работника. Много воды. По-северному ледяной. Когда мычание переросло в членораздельное «абырвалг», я перетащил мокрую тушу на кровать и пристегнул наручником к проходящей в изголовье двухдюймовой трубе отопления.

Стало легче. Пистолет у меня, напарник в койке, вечер намечается праздничный. Михаила Людмиловича найдём завтра, водки которая моя нет. С последним понятно.

Мычание усилилось, напарник задёргал пристёгнутой рукой. Труба отопления была практически раскалённой. Топили на севере по-советски. Понятно, что Сергею неудобно и жарко. Гуманно достал вторую пару наручников и перестегнул его, примкнув наручники к наручникам, к его руке и к батарее.

Пришло время идти на милицейский праздник. Взгляд напарника имитировал вменяемость. Стал проситься со мною. Ответив решительное нет, я спустился в зал ресторана.

Обычная ментовская пьянка, соединённая с торжественной и официальной частью, и оттого немного интеллигентная, проходила, как обычно, по всему союзу.

Ресторан закрыли — гуляют менты. Сквозь музыку слышны настойчивые, но робкие стуки в огромные стёкла, завешенные пошлыми темно-красными шторами. Это изнывающее местное население, лишённое допуска в единственное место в городе, где продавали алкоголь, проклинало не милицию, как обычно, а конкретно День милиции, в который ресторан был закрыт.

Один стук выделялся из общей массы, потому что был настойчивее других и повторялся в разных частях окна. Ошибиться в том, что это стучал один и тот же человек, было невозможно, потому что стук был требовательный, звучал как три точки– три тире–три точки и с каждым разом громче.

Кто-то из ментов отодвинул штору и на фоне белоснежного покрова нарисовалась фигура в красной водолазке, обхватившая себя за туловище руками, подпрыгивающая и дающая понять, что она обязательно должна быть на этом празднике жизни.

Милиционеру, отодвинувшему штору, задёрнуть её перед ним сразу не дал тот факт, что на запястье правой руки болтались наручники. Фигуру пустили внутрь. Красная водолазка превратилась в красивый блестящий скафандр. Штаны тоже обледенели, но были изломаны на коленях и смотрелись не так сказочно.

Сообразительный напарник наручники просто перекрутил и отломал. Мне нужно было догадаться, что иначе быть не могло, так как на три этажа вниз под ним проходила пьянка. А мог бы себе руку отгрызть.

Стакан или три водки снивелировали мокрую одежду, и коллегу отвели в номер спать.

На утро, плюнув на Михаила Людмиловича, уголовный розыск, стреляющий по медведям гостеприим­ный северный край и продающуюся в магазинах медвежатину, я свернул командировку.

Растёртый снегом и полутрезвый напарник был благо­получно доставлен в Харьков.

Отписавшись рапортом о невозможности допроса и доставки ни о чём не подозревающего Михаила Людмиловича, я приступил к своим повседневным обязанностям.

Напарник Серёжа получил реальное повышение, соответствующее его навыкам. Его на­значили начальником районного вытрезвителя. И это не шутка. На этом мои командировки по просторам СССР закончились.

Великая была страна!

Ветеран

По поводу любви к Родине и ненависти к фашизму:

Лет 20 назад мои друзья по еврейской линии эмигрировали в Германию. Процесс этот был не слишком сложный, но один фактор считался непреодолимым. Фактор- это дедушка, который воевал, был заслуженный орденоносец и выживший из ума старик.

Так вот он категорически ломал планы всей семьи на выезд, мотивируя, что он сражался с фашизмом и никогда, кроме как на краснозвёздном танке, в Германию не поедет. Ну любимая формула нынешних «патриотов».

С учетом того, что маразм прогрессировал, документы в посольство сдали с кое- как сделанной от его имени подписью и разрешение получили.

Впереди самый сложный этап- вывезти дедушку.

Операцию готовили тщательно и для дедушки был разыгран сценарий поездки к родственникам в другую область. Канун 9 мая. Дедушке на ночь дали фронтовые сто грамм, в бессознательном состоянии погрузили в машину и поехали. На трепмпеле висел китель со всеми наградами. По дороге поддерживали версию посещения родственников и немедленного возврата домой. (Дом к тому времени был продан и новые владельцы выглядывали из-за угла дожидаясь отъезда дедушки.)

Самое сложное предполагалось впереди. Это объяснение пожилому человеку, что пути назад нет. Зная взрывной характер ветерана, это реально нервировало.

Пересечение границы особых подозрений у дедушки не вызвало т.к. он знал, что Союз развалился и образовалась кучка самостийных республик. Шок начался, когда дедушке захотелось в туалет и пришлось остановиться в Польше на заправке. Дедушка пошел в туалет и пропал. Когда прошло достаточно времени, что бы понять, что дедушка не только мог сделать все свои дела, но и снова захотеть и снова сделать, родственники заволновались.

Нашли дедушку в туалете. СЮРПРИЗ! Дедушка заявил, что больше он никуда не поедет. Все, приехали. Причина ясна. Дед все понял, обман раскусил, готовится большая истерика и огромная проблема при пересечении границы Германии. (Тогда Польша- Германия были с границей). Лихорадочно стали импровизировать новые версии. Заблудились и всё такое, отбрасывали, потому как у деда маразм, но не до такой степени. Наконец очень мило и вежливо, нянечкиным тоном, спросили, почему же дедушка не хочет ехать дальше. Просто и по военному ветеран заявил, что остается жить здесь. Да, здесь. В туалете. Тогда, счастливо охуев сценарий изменили и наперебой стали убеждать, что дальше туалеты еще прекраснее. Уговорили. Переехали в Германию, о чем дед уже догадался и перед границей одел китель, оставив тапочки и спортивные штаны с полосками а-ля «Адидас». Немцам не привыкать, пропустили еще скорее, чем других желающих.

Заехали в город, где предстояло осесть. Первым делом в Ратхауз (Горсовет) оформляться. Дедушку пока оставили на улице. Старик размотал удочку и как был в кителе, орденах, спортивных штанах и тапочках, закинул крючок.

Кто был в Германии, знает, что природа там превыше всего. Рыба ручная и доверчивая. Клёв у дедушки начался еще до того, как крючок упал в воду. Собрались немцы. Фотографировали странную рыбалку и рыбака. Короче старик и море. Людей. Дед занервничал, потому как всем известно, что когда клюёт, посторонним на рыбном месте делать нечего.

Мои друзья, когда подошла очередь дедушке лично засвидетельствовать свое выражение лица у чиновника, оторвать его от набережной не смогли. Дед весь на нервах от количества зрителей и удачной рыбалки распсиховался и устроил реальный дебош.

Это были первые переселенцы из загадочной России и первые впечатления немцев от эмигрантов. Надо сказать не плохие. Ну короче ветеран, осознав на закате жизни, что «живут же люди», благополучно прожил еще пятнадцать лет, ни разу не заикнувшись о тоске по Родине и отмечая 9 мая, мрачным пьянством. А останься он в Украине, проклинал бы пиндосов, фашистов всяких и гомосеков, разваливших счастливый Советский Союз и мешающих жить нормальным людям.

Справился

Друг у меня был. Весёлый очень парень. Умер, увы. Внезапно умер. Своей смертью в своей постели. Ну в постели, это фигурально, умер он в ванной. Но своей смертью.

Почему акцентирую на этом внимание, потому что несколько раз он должен был умереть не своей смертью. Убивали его не единожды, а один раз он вовсе был «заказан» серьезному киллеру, и только случай в виде УБОПовцев предотвратил роковой выстрел.

По тому делу было много шума и писанины, потому что немногим ранее киллер этот положил двух УБОПовцев на Западной Украине. Ну и поскольку тот заказ был моему другу горящей путёвкой на «тот свет», то дату неудавшегося покушения он законно отмечал как второй день рождения.

Жил он на тот момент с супругой в трехэтажном доме на ул. Пушкинской. На третьем этаже. Окна выходили в живописный тихий дворик. А напротив окон раскинул ветки большой клён, который летом давал защиту от солнца. В самом же дворе практически круглосуточно сидели на лавочке старушки и гуляли мамаши с детьми. В силу ряда особенностей веселого характера друга старушки его не любили, а мамаши любили.

Супруга была сильно ревнивая, но поводов друг мой не давал. Соблюдение конспирации и осторожности было на уровне книжного советского разведчика.

Так вот празднуя годовщину несостоявшегося убийства, теплым октябрьским днем, когда клёны стоят голые, а опавшие листья еще не были убраны дворниками, в обеденное время привёл он в семейный очаг постороннюю девушку.

Очень аккуратно уклоняясь от бдительных бабушек, девушка была доставлена в квартиру. Уход от пули киллера возбуждал инстинкт продолжения рода. Лирическую часть в таких рассказах мужики обычно пропускают, поэтому сразу к сути.

Друг мой жене не изменял, поскольку имел твёрдое убеждение, что секс в презервативе не считается изменой. Мы с ним не спорили, потому как такая концепция устраивала мужскую часть его знакомых, а женская была не в курсе самой концепции.

Праздник предусматривал торжественную и официальную части. В первую входил процесс продолжения рода с кем-нибудь, во вторую — семейный ужин. Времени в обрез. В общем, он её трахнул.

Приоткрыв окно выкинул отработанный презерватив в сторону бабушек. Хули, три этажа, поди разбери, с какой квартиры прилетело. И бабушкам на неделю конспирологии. Короче, с добрыми намерениями кинул. Не учёл, куда такими намерениями дорога вымощена.

Презерватив по дуге пошел в заданную ловкой рукой метателя точку. И, разумеется, попал бы. Но на пути снаряда оказалась ветка клёна, проигнорированная в расчетах. Презерватив завис напротив окна, красиво покачиваясь на ветке, словно лопнувший шарик в лапке Вини-Пуха.

Досада от промаха улетучилась мгновенно. Пришло понимание катастрофы. Последний этаж — раз. Единственные соседи справа — пенсионеры-интеллигенты, коренные жители Пушкинской, которые гондонами в окна кидаться не будут даже под угрозой фашистской оккупации — два. Расчёт окончен. Жену не убедишь, что это ветром надуло. Но не такой был мой друг, чтобы в уныние впадать. Сказано же — весёлый парень! Девушку эвакуировал. Вышел на балкон, оценил обстановку. Шваброй не достать. Бабушки — во дворе, мешок картошки — на балконе. Цель — перед глазами.

Первая картошка, как и положено, была пристрелочная. Просвистев над целью, ушла в центр двора, где, гулко шлепнув, укатилась в опавшие листья. Вторая тоже ушла в «молоко». В принципе, попасть в такую цель из положения «сидя за балконным щитком» — это надо уметь. Картошки летели одна за одной, возбуждая бабушек, но не достигая результата. Мешок пустел. Друг нервничал, и промах шел за промахом. Интимный предмет колыхался на ветке. Бабушки были в истерике от картофельных метеоритов. Двор оживал. Никто не понимал, где находится сам рог изобилия, из которого высыпаются клубни.

Зазвучали призывы вызвать органы право­порядка. Метатель притаился. Время шло, выхода не было. Друг переполз в комнату, оделся и вышел во двор. Там он смешался с толпой жителей похожих на массовку из фильма «Марс атакует» и тоже задрал голову вверх.

Он один знал, куда смотреть, поэтому легко увидел искомое. Снизу тоже было не подобраться. Стало одолевать уныние. Оглянулся, увидел соседа рыбака. Удочка!!! Подкатил к соседу, быстро увёл его в сторону и заключил договор аренды удочки за бутылку. Не удивив­шийся сосед через пять минут вручил другу «телескоп». Тот поднявшись на балкон и убедившись, что картофельный бунт утих, распустил снасть, закинул и первым делом зацепился крючком за ветку. Уже психуя и прикидывая, что идиот с удочкой на балконе в глазах соседей лучше, чем объяснение с женой, стал дергать туда-сюда, раскачивая ветку. Гондон телепался, как сами знаете что. Короче, вываливаясь с балкона наполовину корпуса, ему удалось скинуть его с ветки. Тот как птичка, с ветки на ветку завис перед окнами второго этажа. Всё. Управился! Сложил снасти, отдышался. Результат — минус мешок картошки, радостный дворник, удивление жильцов второго этажа и спасённая семья. Оно того стоило. Женя, тебя на этой земле не хватает.

Побег в тюрьму

Тяга к свободе сильнее тяги к жизни, и если эта жизнь в неволе, то тяга к свободе сильнее тяги паровоза. Разумеется, не у всех, а у индивидуумов, встречающихся нечасто. Но об этом индивидууме тут коротко.

Речь об идиотах, которые легко испохабили бы «рывок» Эдмону Дантесу, товарищу Камо и прочим героям, решившим бежать из различных «шоушенков». И не было бы тех красивых историй.

Первая половина 90-х. Всё, что происходило тогда, было серым, обыденным, унылым и повседневным, с точки зрения ментов того времени. Сегодня, с точки зрения нынешних, это яркие, необычные и весёлые приключения.

Часов 11 вечера. Мучительно болит живот от повседневной следовательской еды. Звонок в дверь. На пороге два опера зелёного цвета, по форме и по существу. Твой, говорят, бандит с подельником рванул из СИЗО.

Ого! Герои, думаю. До них из нашего СИЗО бежал только легендарный большевик товарищ Артём… Поймали их конечно. Никакие, как оказалось, они не герои. Фуфло примазавшееся. Стержень не в них был, а в…

Интеллигент, бывший офицер. Армия распалась вместе с Союзом. В духе времени кинулся в бизнес. Понятно, его сразу обдурили. Он в духе того же времени восстановил справедливость. Его — в СИЗО. Короче, обычная тогдашняя история.

Фигурант только необычный. С первого дня стал готовить побег. Продумал всё. И как всегда, в самый тщательно продуманный план жизнь внесла свои коррективы.

В его случае это нахождение в камере с эпическим идиотом, который как раз и был фигурантом находившегося у меня в производстве дела. Поскольку идиот сидел с ним в одной камере, а удавить его подушкой, с точки зрения этики офицера, не так уж гуманно, то он посвятил его в план. Зря, конечно. Думаю, впоследствии про подушку он не единожды с тоской вспоминал.

Идиот, в свою очередь, посвятил в детали побега своего кореша, сидевшего в камере напротив. Как оказалось, ещё большего идиота. Ладно. Офицеру бы на волю выбраться, а там — каждый своим путём.

Детали оговорены, роли распределены, время назначено. Свобода на горизонте. Ан нет, заминочка вышла. В те «безайфонные» времена связь была только из обоссанных кабинок телефонов-автоматов. «Двушки» уже не котировались, а в ка­честве оплаты придумали карточки.

Сунул в щель телефона-автомата и пять минут общаешься. Такую карту и нашли при шмоне у нашего офицера.

Чуя подвох или просто «на всякий случай», администрация кинула его в карцер. За день, сука, до запланированного побега.

Как говорится, нет повести печальнее на свете. Зато остались два идиота, которым на тарелочке был преподнесён детальный план. Дай дураку стеклянный фужер. Им бы два дня подождать, но всё перевесила встреча с прыщавой подругой, назначенная уже назавтра.

— 2-

Тюремный полдень выходного дня. Главный герой в карцере. Двое подельников, кинув его по всем понятиям, собираются в дорогу. В назначенное время их вывел из камер банщик. Стоило это тогда пять купонов. Купонов! Пять! Взятка банщику. Кто помнит те времена, понимает, почему акцент.

Ну и повёл их банщик длинными тюремными коридорами, думая, что помыться, а на самом деле — к свободе. На одном из поворотов банщика они скрутили.

Одной простынёй связали, а другой заткнули рот и рядом присели на корточки. У более развитого идиота надета кольцом на большой палец руки половинка ножниц. Другой, чистый дебил, настойчиво просит ткнуть ею в область сердца связанному банщику. Мол, мавр сделал своё дело…

Банщик, понятное дело, прав на защиту лишен. Глаза выпучены и от страха, и от объёма засунутой в рот простыни. Глаза, получается, на лбу. Ими он и пытается возражать.

В общем, бросили его неубитого в проходе, набрали ещё простыней и, словно жулики из мультика про Карлсона, пошли к стене.

Продолжая реализацию не ими задуманного плана, связали из простыней верёвку с крюком на конце и стали бросать её на стену, пытаясь зацепиться. Получилось. Первый залез на стену, стал подтягивать второго.

В это время вдоль стены, не поверите, совершенно случайно шёл старый прапорщик. Это потом он говорил, что проверял караул, бдел, что-то там почувствовал и такое прочее. На самом деле шёл он, заплетая от безнадёги ноги, что красть больше нечего, дома злая и голодная жена, детей одеть не на что.

Такие вот обычные для тех времён мысли. Шёл он, шёл и наткнулся на простыню, свисающую с забора. Конечно, осознать, что это побег, было нереально. За пределами фантазий охраны в целом и прапорщика, в частности. Первая и основная мысль: что-то воруют!

С осознанием вселенского ЧП мысли прапора стали приходить в соответствие с уставом. Как говорится, рука потянулась к нагану. Вторая стала дёргать простыню. Жулики замерли на стене, потому как прекрасный план начал давать сбои. Высота стены — ни фига себе. По плану они должны были перебросить простыни на другую сторону и спуститься по ним. Но прапор цепко вцепился одной клешнёй в простыню, а другой нервно и страшно теребил клапан кобуры. Понимая, что одной рукой с пистолетом не справиться, прапор на миг выпустил простыню. Беглецы этим воспользовались, и простыня гадюкой взлетела вверх.

Заминка с перебросом простыни дала время прапору взвести «Макар». И заорав неуставное «Куда суки!», открыть прицельный огонь по смотрящим на него сверху глазам. Пять выстрелов. Мимо!

Поскольку времена были такие, что в душе каждый сотрудник чувствовал себя коммерсантом, а совмещать было ещё нельзя, то увольнение из органов было массовым.

Престиж профессии, особенно тюремщика, скатился от нуля к отрицательным значениям. На службе остались только начальники и без пяти минут пенсионеры. В основном женщины. Однако режим никто не отменял, и бабушек погнали на вышки. Ну, у кого воображение есть, представляет себе тётку далеко за пятьдесят в кителе с красными погонами и форменной, в обтяжку, юбкой поверх синих рейтуз. Размеры чисто украинские. Так вот, лезет такая охрана на вышку минут пятнадцать. И спускается тоже. В будке безвылазно сидит 4 часа. С собою баночка. Часовому на посту не положено петь, разговаривать… оправлять естественные надобности. На последний пункт начальство глаза закрывало, потому и баночка. На все остальные пункты тоже не особо глаза были открыты, лишь бы живой человек на вышке был и во время проверки мог помахать проверяющему рукой с автоматом. Так что наверняка женщины в вышке и пели.

Такие вот стражи башни сидели на вышках вдоль тюремной стены. И наши антигерои об этом, конечно, знали. Никакого подвоха от тёток они объективно не ждали. И если бы не прапор, разбудивший их своей пальбой, то план был бы идеален.

Стрельба на периметре возбудила рефлекс. Женщины-тюремщицы к нерешительным слоям населения никак не относятся: из вышки раздалась автоматная очередь. Согласитесь, побег стал киношным. Сейчас продолжу и вы увидите, что придумать такой сценарий нельзя. Это реальная жизнь.

Жулики перебросили простыни на внешнюю сторону стены и, отталкивая друг друга, спустились на вольную землю. Первым на воле оказался более здоровый, который в побег был вовлечен чисто по дружбе. На воле он находился считанные мгновения. Непреодолимое желание свободы слепо кинуло его прямо под колёса мимо проезжавшего задрипанного «Жигулёнка».

Второй, перепрыгнув через тело напарника, прыснул в жилой массив. Путь его пролегал мимо детского садика, в котором сидели малолетки с портвейном.

Поскольку беглец считал себя героем ещё до начала побега, то выделываясь перед ПТУшниками, кивнул в сторону тюрьмы, спросив надменно, слышали ли те выстрелы. Те согласно кивнули. Тогда скромный идиот сказал, что это он сбежал из тюрьмы, и они должны ему помочь. Например, дать куртку, кроссовки и допить портвейн. Те дали. Как отказать герою? При этом автоматически намотали себе соучастие. Ну бог с ними.

Ехавший по своим делам на «Жигулёнке» мужик был не из оптимистов. Машина — дрянь, должность — инженер. Жена, дети. Бензин дорогой, тёща, огород. Короче, эталон нормального жителя тех лет.

И тут яркая полоса прочертила его жизнь. Удар, на капоте промелькнула человеческая голова, врезалась в лобовое стекло, разбила его, и тело, отлетев положенные метры, рухнуло на асфальт.

Перед водителем ясно замаячила новая перспектива, мимо стены которой он как раз проезжал.

— 3-

Стрельба мгновенно переполошила всю тюрьму. Сотрудники забегали по «Зоне», зэки — по камерам. Побег!!! Из ворот пулей вылетел караул, на ходу заправляясь, протирая глаза, застёгивая портупеи, взводя автоматы. Впереди проводник с тощей голодной и злой овчаркой. Забежав за угол, увидели «Жигуль» и зэка, пытающегося от него удалиться, волоча вывернутую ногу. Водитель, увидев мчащихся к нему с собакой милиционеров, закрыл руками голову и зажмурился.

Не обращая внимания на мужика, караул накинулся на жертву ДТП, молча нанося ей тумаки ногами, руками и собакой.

Справедливости ради, беглец просто орал, не колясь, что он был не один. А может, просто не успевал связать крики в слова, но это дало возможность второму исчезнуть. Схватив неловкого беглеца за руки и ноги, служивые потянули его к ка­литке в стене и скрылись.

Водитель «Жигулей», мысленно простившись с семьёй года на два, вообще ничего не понял. К нему подбежал солдатик и сказал, что если он не исчезнет через три секунды, то… Водила справился за две. Потом стоило трудов найти его, чтобы снять вину с караульной службы за опухшее сине-желтое тело беглеца.

Понятное дело, что другой беглец сразу поехал к своей марухе. Но поскольку о ней знала почти вся тюрьма, то опера туда приехали раньше его.

В общем, встретили и, слегка побив, привезли в казённый дом. Собственно, побег вроде и удался. На волю эти два ушлёпка выбрались, но лучше бы сидели в камере. Вместо обычного в таких случаях почёта и уважения от братвы их гоняли по всей тюрьме.

Ныне покойный зампоопер с присущим тюремщикам чувством юмора просил посадить банщика, а то у всего СИЗО чемоданное настроение.

Однако расследовать дело в отношении 20-летнего сошедшего с ума седого банщика не стали.

ПТУшников поматросили и бросили. Водилу «Жигулей» нашли, допросили свидетелем и, не наградив, отпустили.

Офицер, который был автором побега, впоследствии прямо в зале суда во время процесса, выхватив пистолет у охранника, застрелил второго и попытался сбежать. Был ранен и умер в машине конвоя, когда те везли его в больницу.

Дело было громкое. Именно после этого события в судах стали сооружать «клетки». Такая вот тяга к свободе у него была. Понимал ведь, что максимум «пятерик» ему ломился. Отсидел бы и вышел авторитетом. Нет. Свобода!!! Царство ему Небесное.

Осмысление

Сколько, Саня, мы с тобою людей пересажали ни за что, работая на это блядское государство. Так сказал мне мой старый друг, в большом звании- пенсионер.

Я его поддержал, грустно головою кивая. Не стал уточнять, что он всю жизнь на «хозяйственных» делах просидел, а я почти весь стаж на чистой уголовщине.

Но оглядываясь назад ищу я в своих делах ошибки и огрехи с точки зрения сегодняшнего дня. И вот сейчас, увы, понимаю я, что работали мы не на государство, а нескольких человек узурпировавших его, государства, функции.

Сперва душили мы предпринимательство в любых его проявлениях. С экономической и уголовной точки зрения, направляя финансовые потоки от бизнеса предпринимателей в жерла хозяев системы. В тюрьму попадали люди несогласные отдавать бизнес, делиться им. Как правило, это личности с обострённым чувством справедливости. Элита настоящего бизнеса. Тот класс, который не смогли до корня уничтожить большевики и возглавляемые ими комитеты бедноты. Этих людей добивали мы с моим другом. Условно, конечно. От государственного пресса люди эти крепли, матерели из пепла восставали и нынче стали крепкими хозяйственниками. Без кавычек. Благо, на Соловки никого не высылали и в затылок не стреляли. Но это уж не от нас зависело, просто приказа такого не было. А мог бы быть. И мы едва за двадцать, пацаны, воспитанные в СССР, вскормленные его идеологией и не принявшие его краха, смогли бы. Да, отвечаю, смогли бы. Ведь мы боролись не с коммерсантами- предпринимателями, а снова с буржуазией как классом. А из уроков марксизма-ленинизма мы помним, что если не мы их, то они нас. Прав оказался старик Ульянов.

Порнографист

В 1991 году Харьков наполнился фривольными самиздатовскими рассказами, ходившими по городу в печатном и рукописном вариантах. Вот вкратце история их появления:

Поступил сигнал о том, что какой-то инженер, получивший от Родины аванс в виде безграничного доверия для выезда за границу, за эту самую границу выехал. Ну раньше это было не так просто. За окном 1991 год. Сам сигнал содержал сведения о том, что инженер, пребывая за границей, бдительность утратил и привез из вредного капиталистического далека журнал с голыми девицами. Оппа! А в 1991 году секса у нас по-прежнему не было. А тут такой праздник. Все посвященные приняли стойку…

Получить санкцию на обыск на пике торжества социалистической законности было как два пальца. Тем более, что тема интересна всем — от ППСника до прокурора. Поехали, обыскали, нашли. Привезли инженера и журнал. Инженера пока кинули в камеру к сявкам, что бы подумал, сука, о доверии, которое он не оправдал.

Журнал тем временем доставили в следствие. Состоялся конкурс на лучшего следователя, которому этот фейеричный материал должны были расписать. Расписали. Начали искать порнографию. На всех страницах чуждый нам образ жизни — мерседесы, яхты, небоскребы с собственно пентхаусами. Тогда мало кто это слово знал, а в милиции вовсе не знали и думали, что это сродни нашему слову, ну типа, «блядство». На последних страницах пошли девушки с голым торсом. Уже веселее. Почти всем райотделом перевернули последнюю страницу.

Порнографии, в понятном всем виде, не было. Перелистали еще раз. Не появилась. Стали чесать репу. Рапорт есть. Зарегистрирован. Обыск был? Был. Инженер в камере. Законных десять суток есть. Значит так: инженер пускай сидит пока. Необходимо сдать журнал на экспертизу, а заодно текст с английского перевести, вдруг там что написано о запретном.

Начать решили с перевода. Самого переводчика нашли быстро. Университет поделился, выделил с кафедры иностранных языков какого-то аспиранта. Образ типичный. Два метра роста, килограммов пятьдесят веса. Брюки по щиколотку, носки, сандалии и клетчатая рубашка. Если применить женский оценочный термин «ноги от ушей». Ну чистый Паганель. И очки круглые.

Притащили в райотдел. Сунули журнал. Зачитался. Э, нет, говорим, ты давай, для общества, вслух.

Следователь, ответственный за упекание инженера в тюрьму, всех от переводчика отогнал. Надо оформлять процессуально. Кликнул машинистку.

Девочка-лютик, только-только распустившийся. Третий день на работе. Стесняется собственной тени. Вся в красивом черном платье. Забрали ее из машбюро, посадили за машинку в кабинете следователя. Паганель сел на стул рядом. Взял журнал, поправил очки. Стал переводить вслух.

В кабинете повисла тишина. На пятой минуте Паганель заерзал ногами. Скрестил. Стал перекидывать ногу за ногу. Машинистка вся в черном платье постепенно меняла цвет лица с бледно-здорового на алое. Красное и черное. Получалось красиво — по Стендалю.

Понятные всем понятия переводились весьма завуалировано. По тексту примерно следующее: «Она расстегнула ему джинсы и сжала ладошкой его флагшток, который моментально затвердел и принял вертикальное положение». Вот так значит. Флагшток, бля. Как его к порнографии привязать? Ну ладно. Подмена понятий если заставляла задуматься следователя о правильной квалификации, то присутствующих это не особо волновало. Главное им было понятно.

Аудитория жаждала продолжения. Амплитуда перекидывания ног Паганеля зашкаливала.. Голос охрип. Перевод из автоматического становился художественным и приобрел выражение. Машинистка тяжело дышала. Присутствующие старались не дышать. На вновь подтягивающихся шикали. Тот еще спектакль.

Перевод занял четыре печатных листа. Поэтому было два акта, между которыми, понятное дело, антракт.

В отличии от театральных антрактов, количество зрителей (слушателей) во втором акте увеличилось. Работа в следотделе парализовалась полностью. После антракта — декорации те же. Переводчик в той же позе, ноги скрещены намертво. Сюжет снова зачаровал.

По окончании перевода атмосфера была впечатляющая. Любой маститый режиссер от зависти непременно должен был лопнуть. Естественно — овации на «бис» были мысленные…

Мужская часть покидала зал, пятясь спиной. Переводчик со стула долго не вставал и позу не менял. Машинистка прикидывала, работать ей дальше на такой захватывающей работе или на следующем листе отстучать заявление об уходе. Жизнь налаживалась.

Как и следовало ожидать, возник спрос на произведение. Копия на вес виски. Спрос родил предложение. Следующий день машбюро в полном составе штамповало копии. Не обделили никого. ППСники распространяли по своим каналам, Бэхи по своим. В общем, тираж разошелся на «ура».

Инженера не посадили, но с работы, по представлению, уволили. А нехер, сука, порнографию распространять.

Прокурор и пистолет

Попав (в хорошем смысле) в милицию в конце восьмидесятых, пережив с этой службой развал Союза и построение квазигосударства сохранил, как говорится, весьма тёплые воспоминания об этой системе.

Вся моя жизнь связана с расследованием уголовных дел в милиции и прокуратуре. Теперь вот в адвокатуре. И поскольку работа накладывает отпечаток, то на все события в стране, за рубежом и на собственной кухне я смотрю через призму «Конторы» Это свойственно всем проработавшим в «системе» более трех- пяти лет. Не спорьте. А сейчас к вопросу о свободной продаже и владении огнестрельным оружием, в том числе, короткоствольным.

Свой табельный «Макар» я получил году в 1991. Этому предшествовала такая собачья натаска на его применение, что статья 15 Закона «О милиции» запомнилась на уровне молитвы завзятого посетителя казино.

В те не скучные времена мы с оружием, спали, ели, гуляли, короче вели совместный образ жизни. Каждый день нас так или иначе за это дрючили.

И не смотря на это, только по нашему райотделу куча ЧП с табельным оружием. От утерь и расстрела плазменного телевизора в крутом кабаке, до убийства сотрудниками друг- друга. Еще раз отмечу- каждый день дрючили. Каждый. И всё равно…

Представим себе, что наш народ получил долгожданное право на красивый пистолет. И всё. Нет государства. Я вспоминаю, как в школе милиции, где я проходил первоначальную подготовку, руководитель огневой подготовки майор Габышев тренировал афганский «Царандой». Милицию, по- русски. Он им выдал пистолеты в тире, а те сразу разбились на кучки по своим мусульманским интересам и наставили их друг на друга, не обращая внимания на бумажные мишени. Грозно лопотали на своем языке щелкая затворами, а быстро поседевший майор пытался ударить изподтишка самого инициативного в какую- нибудь болевую точку и забрать пистолет.

Обошлось без громких жертв. Случай этот у майора самый яркий в жизни до сих пор. Насколько я понимаю в нынешней Украине антагонизм различных слоёв населения близок к тому афганскому.

Когда я уже перешел в прокуратуру, кто- то верхний решил, что прокуроры рискуют жизнью и разрешил им выдать на постоянное ношение оружие. Выдали «ТТ». Вот так просто. Пришел, расписался, положил в карман и всё.

Заметьте, не простым гражданам выдали, а самой сознательной прослойке. И началось… В информационное поле разные казусы прокуроров с пистолетами не попадали, но был и резонанс, который просачивался.

К примеру:

После тяжелого трудового дня (а он реально тогда был не из легких) вышел прокурор с работы. Перед выходом поел и выпил. Прямо на работе. Так было принято. Снял усталость.

Сперва бодро пошел вдоль трамвайной линии, потом алкоголь стал брать верх над съеденным и бодрость шага сменилась заплетением ног.

Поняв светлым остатком мозга, что не дойдет, прокурор решил остановить машину. Поначалу голосовал поднятием руки. Видя одинокую шатающуюся фигуру и принимая во внимание смутные времена, водители его вежливо объезжали.

Тогда прокурор вложил в руку пистолет и стал «голосовать» им. Водители ускорились.

Как потом выяснилось, некоторые из них увидев патруль милиции, в соответствии с гражданским долгом, сообщили об интеллигентном мужчине с пистолетом. Патруль решил, что это не его ума дело и патрулировал дальше выискивая безвредных пьяниц.

Тем временем устав от непонимания его проблем прокурор перешел к решительным действиям.

Следующий наглый частный собственник на жигулях, не выполнивший законное требование вооруженного прокурора услышал за собой ряд громких характерных хлопков.

Петляя и уходя с директории обстрела он выскочил на тот же самый патруль и задыхаясь сообщил, что стреляли… Его направили в райотдел, запросили помощь и неохотно пошли устраивать облаву на неведомого стрелка.