Бесплатный фрагмент - Тьма. По Цельсию близко к нулю

Мы не знаем страны, в которой живём.

Юрий Андропов

Вместо пролога

Мы живём в мире конечных явлений. Ничто не вечно на планете Земля. Как и сама Земля. Осознавая это, можно сказать, что чёрная историческая полоса для России должна смениться на белую полосу. Причём очень скоро. Стало быть, время ускоряет ход, мир меняется, а вместе с ним потоки информации чуть ли не со скоростью звука проносятся мимо каждого из нас. В этой информационной серой массе присутствует ложь и присутствует правда. Лжи больше, чем правды — каждый неосознанно это понимает. Правда, как известно, самая неудобная вещь на свете. Правда неудобна всем сторонам: обычным людям — она выбивает из зоны комфорта, заставляет думать и часто действовать по-иному, разрушая иллюзии, в которых жить намного понятней и комфортней. Правда неудобна представителям власти и спецслужбам: она может сломать как внешний политический курс страны, так и внутренний. Правда всегда вызывает огромное количество глупых вопросов и нелепых аргументов «против». Именно так можно отличить ложь от правды. Обычно, к примеру, как это преподносят официальные СМИ: если основной аргумент «против» звучит как «откуда вам всё известно?» или «не совсем понятно, кто это пишет», то получается, что к подобной информации вопросов нет, всё ложь — точка. И вот здесь хочется сказать, что есть люди, которые добровольно участвуют в тех или иных событиях (они молчат), а есть люди, которые принимают участие «втёмную». Именно последние участники не догадываются о последствиях своих «неосторожных» действий. И они, когда проливается свет на теневую, невидимую сторону тех или иных происшествий и фактов, могут привлечь внимание общества к тем методам и способам (убийства, отравления и прочее), которые используются правительствами, спецслужбами или органами власти в тайне даже от самих непосредственных участников событий.

Будет ли наказание для членов «сговора»? Конечно, да (наверное, звучит слишком оптимистично, но так и будет). Для одних это решать станут другие люди в правоохранительных органах, которые придут на смену в скором времени (обязательно!). Для других «божий суд» станет карой. В любом случае — правда восторжествует. И произойдёт это быстрей, чем кажется, а всё потому, что, как вначале было сказано, время и события ускорили свой ход.

***

Раннее утро. Ещё темно. Небольшая комната выходит окнами на море. Я сижу на кровати.

Прислушавшись, различаю в тишине шелест прибрежных волн, они шуршат по песку, а откатившись, дребезжат галькой. Комнату освещает Луна, я хорошо вижу шкаф, стул и зеркало. И чувствую холод и страх — он не рубашка, его невозможно просто так снять с себя, — и понимаю, что могу умереть. Так решили наверху, об этом сказала Милена — она предупредила об опасности, а могла и не предупреждать. Мне интересно, кто так решил, — он считает себя Богом?..

Да, с момента рождения смерть неизбежна. Кто-то раньше, кто-то позже. Но в моей смерти, как я вижу, нет никакого смысла. Видимо, сам того не замечая, я шёл к этому с закрытыми глазами. Мог ли я раньше догадаться, вообразить, как развернутся события? Конечно, нет. Потому что в моей жизни сочетались случайность и неизбежность. Даже ближайшее будущее было закрытой дверью: что за ней — можно гадать, знать точно невозможно.

Вдали, где вертолётная площадка, слышится шум лопастей вертолёта. Прилетел «хозяин». Потом вертолёт улетит. Здесь не останется. За мной должны зайти — это мой шанс.

Я подхожу к двери, открываю замок, возвращаюсь к кровати.

К побегу я готов. А готовы ли рискнуть пилоты вертолёта? Ведь на объекте везде есть камеры наружного наблюдения — просматривается всё, каждый уголок территории. Один из пилотов, как объяснила Милена, постучится в мою комнату…

Я волнуюсь. И мои мысли снова возвращаются в прошлое. Будучи юношей и иногда думая о смерти, я наивно полагал, что не так случится всё со мной. Смерть должна быть приятной, считал я, тёплой, в своей постели, а не в какой-то подворотне или прямо на дороге где-нибудь между Кореновском и Динской. В этих мыслях было мало смысла, но присутствовало самоуспокоение. Это тогда. А сейчас лишь сожаление: ведь жизнь могла стать прекрасной, поверни вправо, а не влево. Или направься прямо. И не знакомься с женщинами в интернете… Ведь в чём смысл жизни? Чтобы жить. А в чём смысл смерти? Чтобы умереть. Но всегда кажется, что в смерти отсутствует логика — потому что мы боимся её. Высшие небесные силы дают право на жизнь и на смерть, но не открывают тайну бытия и не объясняют всё происходящее вокруг, тайное и явное. Каждый из нас рождается слепым котёнком — слепым котёнком и умирает… Жизнь и смерть для меня остаются загадкой, как и для любого человека.

Да, я всегда не высоко ценил собственную жизнь, так меня воспитали, всё шло своим ходом, пускалось на самотёк. И убивать никого не хотел… Питал отвращение к насилию, ибо никогда не сталкивался с убийцами. Бить или резать живое существо — просто мерзко и жестоко. Считал и считаю.

Я не уверен, что сегодня время пришло, пора. Мой инстинкт самосохранения подсказывает, рано пока, свет в конце туннеля не должен обернуться пороховой вспышкой. Надо бежать! И чем быстрее, тем лучше. Поэтому сижу и жду, когда за мной зайдут… Лишь бы не забыли, лишь бы не струсили…

А возможен побег в моём случае? Прямо сейчас я могу сбежать с места событий, но от судьбы — вряд ли! Финишная прямая отодвигается во временном промежутке, но результат не меняется. И всё же, лучше — действовать, а не бездействовать.

В дверь тихонько стучатся.

Кажется, дождался.

— Войдите, — говорю. — Открыто.

Это пилот вертолёта. Не входя, он просовывает голову в комнату, спрашивает:

— Роман Сергеевич?

— Он самый.

— Летишь с нами?

Конечно, лечу! Это мой шанс! Хотя бы выбраться отсюда… Милена не соврала, что позаботится о моём побеге. Нарушая инструкции, пилоты идут на риск, думаю я. Не знаю, почему они это делают, но раз за мной пришли, значит, они считают нужным нарушить правила и взять с собой.

— Всё тихо? — уточняю.

— Да, если не считать, как шумит вертолёт. Дудина всё объяснила, а я её должник… Ты поторапливайся! — Пилот смотрит на улицу, потом на меня, когда я иду к нему. — Где тебя высадить лучше? Мы не такси, — он смеётся, — но раз такой случай…

— В Абхазии. Это возможно?

— У нас там площадка есть. Так что — считай, что прилетел за тобой друг-волшебник в голубом вертолёте, но, увы, кино не покажет и эскимо не подарит… Меня зовут Вячеслав.

— Спасибо! — говорю и протягиваю руку.

— Последняя удача — лучше первой, Роман Сергеевич. — Тебе повезло!

Выходим из домика, идём по лестнице, в горку, к вертолётной площадке. Вячеслав впереди, я за ним. Он резко останавливается — развязывается шнурок на ботинке, — и я натыкаюсь на него.

— Подожди, — говорит он.

Я осматриваюсь по сторонам. Неожиданно из кустов выбегает пёс. Это Пегас, хозяйский лабрадор. По территории объекта он гуляет, где вздумается. Пегас отряхивается у моих ног. И мне хочется сделать то же самое: просто встряхнуться всем телом и избавиться от всего, что тяготит в настоящий момент.

— Теперь идём.

Пегас бежит рядом, отстав на полметра. Я пытаюсь его прогнать. Но он не отходит.

Вдруг слышится чей-то знакомый голос:

— Пегасик, иди сюда! Не мешайся!

Я оборачиваюсь — вижу Милену: она уже держит пса за ошейник одной рукой, а левую руку сжимает в кулак, согнув в локте. Я отвечаю похожим жестом.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Страсть — это «ничейная земля», зона боевых действий, лежащая где-то между горем, безумством и смертью.

Гийом Мюсо

Глава 1

О себе хочется говорить убедительными словами. Но таких слов не существует. Мне самому правдиво рассказать о себе самом невозможно. Меня может познать только другой человек. Именно поэтому я решился делать записи, которые покажутся кому-то нелепыми и фантастическими. Но раз уж я был втянут в события, которые частично приоткрыли занавес и позволили увидеть лишь одним глазком закулисье «театрального сообщества» (это гигантское пространство, расположенное за неизвестной нам реальностью, время здесь течёт иначе, а в темноте рыскают различные опасные сущности), то и я сам обязан по закону жанра оголиться полностью, показать свои большие яйца, а не их отсутствие.

Меня зовут Роман Сергеевич Редин. Я водитель. Все тридцать восемь лет я прожил в городе Тихорецке — в обычной малогабаритной квартире пятиэтажного дома, или хрущёвке. Я никогда не интересовался политикой, мне было это занятие не совсем интересно. Даже голосовать почти никогда не ходил (кажется, два раза побывал на избирательном участке в начале нулевых годов). Чаще всего по причине вечной занятости — у меня свой автомобиль, «Газель», грузовой фургон-рефрижератор, и я, будучи самозанятым гражданином, постоянно в разъездах. Некогда. А когда приезжаешь домой, возникает одно желание: лечь в кровать и хорошенько выспаться.

Но однажды всё изменилось. И мне пришлось войти в колею грязи, сплетен, принципов и жёстких конфронтаций. Естественно, не по своему желанию.

Всё началось в начале июля 2020 года. Стояла жара. На солнце термометр показывал +45 градусов. Я вернулся с поездки и решил отдохнуть два дня, не было заказчиков. А тот, кто звонил, когда я был на обратном пути, показался не столь важным клиентом, в том смысле, что работа на два-три часа оплачивалась не совсем так, как я привык, с клиентом договориться не получилось — ещё я мечтал о холодном пиве и вяленом карпе…

Дома, выпив две банки пива и не доев карпа, вдруг возобладало чувство печали без видимой причины. Расслабиться не получилось. Психиатр назвал бы мою хандру липофренией. Я же считал, во всём виновато одиночество: в дороге один, дома один; даже кошку не заведёшь, её кто-то должен кормить, пока меня нет. Дом — это место, как говорил Джордж Карлин, где хранится наше барахло в то время, пока мы находимся вне дома, чтобы добыть больше барахла. Словом, я занимался добычей барахла, то есть денег. А это не всегда весёлое занятие.

Человек обычно поздно осознаёт, какие минуты в его жизни были самыми счастливыми. Сегодня я понимаю, дорога — моё счастье. Тогда я думал иначе, хотелось заполучить что-то такое… А что именно — сам толком не знал.

Я включил телевизор — средство от скуки для одних, для меня же снотворное, — а точнее — зомбоящик, как считает некоторое меньшинство здравомыслящих телезрителей. «Пока интеллигенция боролась на улице с ветряными мельницами „русского национализма“, фашизм обосновался у нее дома, в телевизоре». Черчилль говорил: «Фашисты будущего будут называть себя антифашистами». И вот это будущее настало. Милая компания садистов вещает с голубых экранов… Living is easy with eyes closed, как поется в одной песне. То есть, нам специально закрывают глаза на мир. И возникает вопрос: кто тогда такой настоящий русский патриот? На этот серьёзный вопрос можно ответить лишь остроумной шуткой из интернета: это человек, который доверяет телевизору больше, чем своему пустому холодильнику. Таких большинство.

Глядя в Единственный Глаз, нельзя воспринимать всерьёз то, что там показывают. Ложь — их правда. И правда — их ложь. Вся Россия в руках нескольких сотен человек. Расскажи им, что смертная казнь в некоторых случаях будет возвращена, в том числе и для ведущих политических ток-шоу за пропаганду насилия, они нагло рассмеются тебе в лицо — может, даже пожалуются и тебя посадят. Если кто-то думает, что, смотря новости по телевизору, он обладает полной информацией о том, что происходит в мире, то сильно ошибается! Смотря телевизор, мы получаем только ту информацию, которая кому-то выгодна. И получаем мы ее именно в том виде и в том свете, в котором кому-то надо. Смотря новости по ТВ, сами того не замечая, мы видим мир в темных красках. А значит, испытываем возмущение, недовольство, грусть, агрессию, разочарование, скорбь, раздражение. Нам показывают драки, убийства, измены, несчастные семьи, брошенных детей, обманы, грабежи… Это происходит потому, что в сетке эфира всё больше и больше отражают негатива, дабы каждый из нас верил, что живёт в ужасном мире. И многие верят. А когда человек во что-то верит — это с ним и происходит. Смотря телевизор, не мы решаем — за нас решают. Так вот, слишком много совпадений. Страна, отрицающая фашизм, с каждым днём сама становится похожей на Третий рейх. Надо понимать, режим врёт всегда. Любой. И, конечно, нельзя ждать решения проблем от тех, кто эти проблемы создаёт. А те, кто думают иначе, глупцы, мягко выражаясь. Надо бы изучить их мозг, чтобы понять, как, после тридцати лет полёта в бездонную пропасть, возможно верить в особую цивилизацию? А если смотреть ещё глубже, то можно понять, что мир не меняется, он приносит одни повторы. Во всех областях технического прогресса и культуры. Безальтернативный мир не даёт проявить себя гениям. Власть диктатуры уничтожает все новое не только в России, она пользуется только прошлыми плодами развития. Пример? Не надо ходить далеко, стоит оглянуться, посмотреть действительности в глаза. Что у нас нового? В космосе, науке или в культуре? Дыра, пропасть, дыра, пропасть, дыра, пропасть… Да, есть Крымский мост. Но это всё, что смогли мы сделать за тридцать лет. Суровая российская действительность: на палубе парохода играет духовой оркестр, а третий класс уже затоплен.

Потянуло в сон. Я выключил телевизор и выглянул в окно: светила Луна, с третьего этажа было видно, как деревья соседского дома полностью заросли кустарником внизу, поэтому создавалось впечатление, что смотришь на лес. Задёрнул шторы, пошёл в кровать.

«Разумная жизнь?.. Простейшие формы жизни обитают возле зомбоящика. Я сам не слишком далеко ушёл, раз уж не избавился от телевизора, не выкинул из окна».

С этими мыслями уснул…

Глава 2

Теперь хочется напомнить, что происходило в тот период (это важно, на мой взгляд), июль 2020 года: число инфицированных коронавирусом SARS-CoV-2 в России на начало июля 2020 года превысило 650 тыс. человек — подтверждёно 654 405 случаев заражения коронавирусной инфекцией; арест бывшего российского журналиста газет «Коммерсантъ» и «Ведомости» Ивана Сафронова по подозрению в госизмене; в Хабаровском крае прошли несанкционированные акции протеста в поддержку этапированного самолётом в Москву губернатора Сергея Фургала (по оценкам МВД, в акциях протеста приняли участие от 20 до 35 тыс. человек, по данным издания «Коммерсантъ», только в Хабаровске число собравшихся могло составить от 30 до 35 тыс. человек, по данным Транссибинфо, митинги в Хабаровске и Комсомольске-на-Амуре собрали около 55 тыс. человек); в Москве прошла акция против поправок к Конституции, задержано более 130 человек; в Хабаровске на восьмой день протестов на акцию в поддержку губернатора Сергея Фургала пришли от 50 до 80 тысяч человек; правительство России объявило, что первыми странами, в которые с 1 августа будут разрешены перелёты туристов, станут Великобритания и Турция; в Минске прошёл один из крупнейших митингов в современной Белоруссии в поддержку кандидата в президенты Белоруссии Светланы Тихоновской.

Август 2020 года: в Республике Беларусь закончились президентские выборы, было объявлено о победе действующего президента Александра Лукашенко. Сторонники кандидата Светланы Тихановской заявили о массовых фальсификациях и вышли на акции протеста во многих городах Белоруссии; президент России Владимир Путин объявил о регистрации первой в мире вакцины от COVID-19 «Спутник V», разработанной институтом Гамалеи; полиция задержала свыше 20 активистов, выступающих против разработки известняка на горе Куштау в Башкирии; в Минске на оппозиционную акцию протеста у стелы «Минск — город-герой» собралось от 100 до 200 тыс. сторонников Светланы Тихановской, на провластный митинг в поддержку Лукашенко пришло около 2 тыс. человек; у здания администрации Ишимбайского района в Башкирии прошёл митинг экоактивистов, выступающих против разработки известняка на горе Куштау, участники протестной акции потребовали отставки главы района Азамата Абдрахманова; в вылетевшем из Томска самолёте оппозиционный политик Алексей Навальный почувствовал себя плохо, самолёт совершил экстренную посадку в Омске и был доставлен в больницу, где впал в кому; к резиденции президента Белоруссии Дворцу Независимости подошли участники акций протеста оппозиции, через некоторое время в резиденцию прибыл на вертолёте Александр Лукашенко в бронежилете и с автоматом в руке; берлинская клиника «Шарите», куда Алексея Навального доставили на лечение из Омска, сообщила, что у политика диагностировано отравление веществом из группы ингибиторов холинэстеразы; в Минске прошел женский «марш солидарности», в рамках которого несколько тысяч женщин выразили поддержку согражданам, пострадавшим в ходе протестных акций.

Сегодня, занимая несколько иные, более «радикальные» позиции, худо-бедно разбираясь в тех или иных событиях прошлого, я могу сказать, что характер социально-экономической реальности, сложившейся в стране к 2020 году, можно называть как угодно — приятельский капитализм, семейный капитализм, бандитский капитализм, — но сути это не изменит. То есть сущность системы заключается в полном слиянии денег и власти на персональном уровне, при этом коррупция становится просто словом и не может описать происходящих преступных явлений в высших ветвях власти. Стало быть, классическая коррупция — бизнесмен и правительственный чиновник, которому бизнес даёт деньги, — не работает: бизнес сам стал высшим государственным деятелем, либо теневой фигурой в президентском окружении.

Если копнуть современную историю, а я так и сделал, заинтересовавшись этой темой, то такая система окончательно сложилась уже после президентских выборов в 1996 году. Одним из её создателей был Анатолий Чубайс (на Россию был наложен «крест Чубайса», избавиться от него, к сожалению, возможно лишь при одном условии, о котором лучше не говорить вслух). Он говорил: «В 1996 году у меня был выбор между приходом коммунистов к власти и бандитским капитализмом. Я выбрал бандитский капитализм». Чубайс полагал, что собственник, устав воровать, начнёт эффективно развивать производство. Но он ошибся… Не начал. В России произошла не приватизация собственности, а приватизация контроля над финансовыми потоками, и прежде всего, потоками бюджетных средств. А в такой системе эффективный собственник не может возникнуть никогда.

Ещё в январе 2000 года, когда президент Борис Ельцин ушёл в отставку и назначил Владимира Путина своим преемником, Андрей Пионтковский выступил с резкой статьёй «Путинизм — как высшая и заключительная стадия бандитского капитализма в России», точно предсказав грядущее удушение демократических свобод и прав человека, информационное зомбирование, изоляцию от внешнего мира и дальнейшую экономическую деградацию страны. Он утверждал: «Путинизм — это контрольный выстрел в голову России». Как известно, этот человек покинул Россию в феврале 2016 года, опасаясь уголовного преследования, после обнаружения Генпрокуратурой признаков экстремизма в статье «Бомба, готовая взорваться». Словом, как писал Джордж Оруэлл: «Цель репрессий — репрессии. Цель пытки — пытка. Цель власти — власть». А кукловодам для достижения тех или иных задач всегда нужны люди, которые по принуждению или по собственной воле могли бы оказывать некоторые услуги.

И я стал таким человеком, случайно, конечно, и я не понимал, зачем им нужен, простой самозанятый водитель рефрижератора. Однако важно заметить, не всё так просто, особенно если не понимаешь цели и смысла поставленной перед тобой задачи. Другими словами, рабочий, изготавливая деталь на станке, вряд ли представляет принцип работы этой детали, например, в самолете. Потому что он не инженер. А значит, ответственность рабочего и инженера не одна и та же. Это не означает, что никто не несёт ответственности. Законность — признак порядка, а не вседозволенности. Это для нас. Власть же предпочитает порядку вседозволенность, прикрываясь законом, в одном случае. В другом случае — она прикрывается секретностью. Получается, всё, о чём я стану говорить, когда выполнялись те или иные просьбы, или приказы, и я получал за это деньги (заказчик платил честно), — секретно. Но выглядят мои действия так обыденно, если наблюдать со стороны, что найти в них что-либо противозаконное или секретное невозможно. До тех пор, пока всё не сложится в некую головоломку и не приобретёт мистический оттенок…

А вначале меня задержали за распространения наркотиков.

Глава 3

Стоит сказать, забегая назад, что перед тем, как появились наркотики, я познакомился с Викторией.

Это произошло в интернете. На сайте «Друг вокруг». Где-то за год до всех описываемых событий. То есть в 2019 году. Можно сказать, знакомство с Викой стало началом всех перемен в моей жизни. Не скажу, что в лучшую сторону. Хотя после знакомства у меня исчезли некоторые недостатки, которые не любят женщины: храп (перестал спать на спине), вечная небритость, а за едой теперь я не ставил локти на стол.

Помню, на её страничке был написан статус: одно из самых лучших ощущений в жизни, это когда люди улыбаются при твоем появлении! Хорошие слова. Каждый из нас характеризует себя только с положительной стороны. Так мы устроены. Но мне от этих слов стало скучно до зевоты. Мой мозг почему-то выдавал этим словам обратный смысл.

Будучи неженатым, я искал девушку «на час». Долгими часами флиртовать в чатах — не мой стиль. Поэтому написал трём понравившимся местным девицам: «Готов встретиться». Как я считал, лёгкого поведения. В итоге: ответила только одна. Под ником «Вика-L». Что само по себе было странно, потому что в подобных чатах нормальными человеческими именами почти никто не подписывается. А может быть, не так часто я торчу в интернете, поэтому чего-то не знаю?..

После недолгой переписки договорились встретиться. Не сразу, а через неделю.

В жизни обязательно должны быть паузы. Такие паузы, когда с тобой ничего не происходит, когда ты просто сидишь и смотришь на мир (я делал это в кабине своей «Газели»), а мир смотрит на тебя. Именно так прошла неделя.

Мы обменялись номерами телефонов. Два раза созванивались. Буква «L» в нике Вики означала первую букву фамилии Ладянова. Вика хотела встретиться раньше. Я объяснил, не могу — работа (так и было). Заодно уточнил: на фотографиях — это она (был неудачный опыт)? Или другой человек? Виктория ответила, что — да, фотографии её, у неё нет дурной привычки, брать и выставлять вместо себя чьё-то чужое фото. В чём я могу убедиться на первом же свидании. И она понимает меня, почему я об этом спрашиваю прямо.

— Вы же, мужики, глазами любите! А я, как ты заметил, красотка! — похвасталась она. И я обратил на это внимание — красота не спасает мир, она спасает отдельно взятого человека, который обладает внешней красотой. А присутствовала ли у неё внутренняя красота — это предстояло выяснить.

В её словах, конечно, была ирония, чувство юмора любому человеку даёт дополнительный жизненный потенциал. Но я обольщался не этим, а в первую очередь внешностью. Виктория Ладянова была красавицей. Но тогда я не знал, что слушать её можно, верить нельзя.

Я пригласил её в кафе. Вика пояснила, она не «та женщина, за которую я её принимаю», поэтому первая встреча пройдёт в парке, мы просто будем гулять и общаться.

И я согласился. Предвкушение — тоже удовольствие. Иногда хорошее настроение передается не только половым путём.

Конечно, я искал женщину для секса и не рассчитывал найти жену. А вот в первый же вечер оказаться в постели с незнакомкой — очень даже надеялся.

Судя по фотографиям, Виктория была не просто симпатичной молодой женщиной, а очень красивой, и я решил, почему бы и не прогуляться, романтический вечер стоит того, чтобы потом насладиться любовью, а не просто сексом, как часто со мной бывало. А если получится, то, может быть, и первое свидание закончится в моей холостяцкой постели. Дальнейшие события пусть развиваются так, как им суждено развиваться. Я был не против семейной жизни. Время подгоняло. Пусть первая попытка и стала неудачной…

Да, в свои тридцать восемь лет я был однажды женат. Брак продлился чуть больше года. В двадцать семь лет я уже развёлся, и у меня была дочка, Наденька, маме которой я стал платить алименты и помогать не только финансово. Брак был не по любви, а по залёту. А значит, не мог продлиться до гробовой доски. Жену звали Ольга. После рождения ребёнка её отношение к жизни, как к вечному празднику, не изменилось. Я тогда работал в частной компании, так сказать, «на дядю», то есть возил директора фирмы, был личным шофёром. Мы жили в квартире, которая принадлежала моей бабушке (сейчас она оформлена на меня). Она на старости лет сошлась с одиноким старичком и переехала к нему в загородный дом.

На личную жизнь времени не хватало. Приходил домой часто поздно вечером, или глубокой ночью, и заставал тещу, Галину Ивановну, с внучкой. Жена отсутствовала. На телефонные звонки она почти никогда не отвечала. А вскоре я перестал ей звонить совсем, если её не было дома.

Так долго продолжаться не могло. Потому что Оля могла прийти под утро, крепко выпившей. Иногда приходилось жену поднимать на руках в полной отключке на третий этаж — какой-нибудь незнакомец звонил с её телефона, просил выйти на улицу. Чаще всего это были таксисты или мужчины, знакомые жены, в автомобилях которых доставлялось пьяное тело.

Мягко говоря, мне это не нравилось, как и её матери. Я не предполагал, а знал точно, что Оля ещё и изменяет мне. Поэтому вскоре подал на развод. Если мужчина не любит женщину, то он не любит её всю: с истериками, толстыми ляшечками, маленьким пузиком и перегаром изо рта.

Дочку хотел оставить себе, но суд принял сторону матери, как часто бывает, потому что вмешалась теща, которая когда-то работала следователем в прокуратуре, и на тот момент, находясь на пенсии, имела хорошие связи.

Зла на неё я не держал. Как и она на меня.

— Послушай, Рома, — говорила тёща, — где-то я что-то упустила, когда дочь воспитывала сама. Ты сам понимаешь, когда нет мужа, а есть много работы, то приходится выбирать. Я выбирала работу, а дочка в итоге выбрала разгульную жизнь. Внучку я воспитаю. Будь уверен. У меня много теперь свободного времени. А дочь изменить уже не смогу. Ты хороший, дочь плохая — дура! Но она моя дочь, а Наденька — любимая внучка.

То, что я хороший, мне, конечно, польстило. Но я не считал себя таковым — у меня была куча недостатков. И подбирал слова: что бы ответить этой женщине? Обидеть её не хотел. Не придумав ничего, я пошутил (не знаю, может, не совсем удачно):

— Статус брюнетки обязывает женщину быть умной. Или хотя бы делать вид, что она не дурочка… — и серьёзным тоном добавил: — Ваша дочь избалованная девочка. Быть женщиной ей сложно. Хочу надеяться, она сможет себя преодолеть.

Мы договорились, что в любой момент я смогу видеться с Наденькой. И раз в неделю, а иногда и чаще, стал навещать дочь.

Через год Галина Ивановна продала свою квартиру. Вместе с бывшей женой они переехали в другой город. Оля нашла там высокооплачиваемую работу, и в маленьком городе им оставаться жить не имело смысла.

Видеться с дочерью я стал намного реже.

В этот первый раз, перед тем, как встретиться с Викой, я собирался после рабочей многодневной поездки съездить в Краснодар, где теперь жили тёща и бывшая жена. Но планы были нарушены. Галина Ивановна радостно сказала, что Оля наконец-то познакомилась с молодым человеком, они втроем отдыхают в Анапе. Я про это, правда, ничего не знал, но решил за двенадцатилетнюю Надю не беспокоиться. Её мама, со слов тёщи, прошла курс лечения от алкоголизма и начала другую жизнь. Я был рад, потому что понимал, если Оля не сможет отучить себя от вредной привычки, а Галина Ивановна стареет, всякое может случиться, то дочь в скором времени придётся забрать к себе. А это снова судиться, копаться в грязном белье.

Позвонил Вике, чтобы назначить свидание пораньше. Она почему-то не сразу, но согласилась. «Набивает себе цену» — решил я.

— Наша прогулка в парке остаётся в силе, — твёрдо сказала она. — Дела на работе постараюсь закончить к семи вечера.

— Может, тебя встретить на работе? — моё предложение могло показаться преждевременным.

— Ты на машине?

— Да. Куда подъехать?

— К участку полиции. Знаешь, где он находится? — слово «полиции» она выделила специально. И надо сказать, я удивился — моя знакомая мент! — но, как ни в чём не бывало, ответил:

— Город Тихорецк маленький, я здесь родился, к твоему сведению. Город знаю хорошо.

Она хихикнула:

— Земляк…

— В 19:00 у тебя?

— Да. И не задерживайся. А то уйду… Будешь звонить, на звонок не отвечу. Я люблю пунктуальных мужчин. Моё окончательное решение не бывает последним, кстати.

— Хочешь сказать, идеальных женщин не существует? Ты не идеальна? — спросил я.

— Я хочу сказать, каждый мужчина любит свою ненормальную бабу с её мадагаскарскими тараканами в голове. А я — идеал! Говорят, даже ангел. Что скажешь?

— Завидую самому себе. А тараканы — пусть живут. Тем более мадагаскарские. Для меня это экзотика.

— Хм, тебе повезло.

— С тараканами?

— У меня нет тараканов, — рассмеялась она. — Не знаю, к счастью или к сожалению. Про тараканов я наврала.

«Сучка!» — подумал я, когда отключил телефон.

И был по-своему прав.

Глава 4

Судя по вывеске на входе в здание, откуда вышла Вика, работала она в паспортном столе.

Когда я её увидел, понял, что девушка очень красива, в жизни выглядит лучше, чем на фотографиях, и будет зациклена на своей внешности. Но я ошибся лишь отчасти.

Присмотревшись, увидел, что к моей «Тойоте Камри» (хорошо, что заехал на автомойку) шла старший сержант полиции. Я сумел её разглядеть во всей, так сказать, красе. Высокая смуглая брюнетка с длинными ногами, причёска «каре» (в пилотке), идеальным телом и кукольным лицом — полицейская форма придавала ей сексуальности, девушка смотрелась в ней идеально. Не каждой женщине подходит форма, в этом мы убеждаемся каждый день, когда встречаем на улицах городов патруль ППС, в составе которого иногда присутствует женщина-полицейский. Про мужчин — молчу вообще!

«Слишком хороша!» — подумал я.

Я вышел из машины.

— Привет! Долго ждал?

— Минуты три. Не успел засидеться. Это тебе! — я подарил Вике розу.

— Ой! Спасибо! Забыла сказать, что я люблю каллы. Но розы тоже люблю, — она поцеловала меня в щёку. — Поехали?

Она села в машину. Я закрыл за ней дверь. Вернулся за руль и посмотрел на Вику, задержав на ней взгляд, наверное, дольше, чем позволяет это делать этикет при первой встрече.

— Рома, ты меня сейчас съешь взглядом! Я не секс-картинка.

— Извини!

— Втюрился, как рожей в лужу?

— Ещё не успел, — я улыбнулся. — Но близок к этому.

— Влюбчивый?

— Наверно, — я пожал плечами.

— Мужские мысли я часто вижу через штаны. Но бывает так, что через штаны видно больше, чем достаточно, а мыслей и ума у этой особи мужского пола нет. Тебя, Рома, пока это не касается, ты хороший, я чувствую это.

Опять «хороший»… Галина Ивановна говорила об этом, теперь вот моя новая знакомая так же говорит. Может, всё наоборот?

— Заедешь домой, переоденешься? — спросил я и завёл двигатель.

— Тебе не нравится форма? Стрём?..

Я усмехнулся:

— Нравится! Никогда не встречался с девушкой-полицейским.

— Вот только так не делай! — Вика не зло передразнила меня и повторила мою усмешку. У неё это получилось смешно.

— Слово «стрём» прозвучало не к месту.

— Привыкай, дружок. Я женщина разноплановая. Могу быть серьёзной, а могу быть весёлой. И слова всякие скабрезные знаю. — Вика серьёзно посмотрела на меня. Каждый из нас изучал друг друга. — Смотрю, ты часто улыбаешься. Защищаешься улыбкой? Она служит тебе маской? Это не по-русски. Улыбка на твоём лице говорит, что когда-то ты был счастливым человеком. Или считал, что был таким.

Я не стал развивать эту тему. Мне показалось, что меня хотят расколоть, чтобы увидеть, что внутри грецкого орешка. И слово «дружок» было лишним. На мой взгляд. Хотя, с другой стороны, к новому человеку надо привыкнуть, а с некоторыми его словами стерпеться, чтобы потом на них не обращать внимания. Они, может быть, ничего не значат. Это просто такой стиль общения. Каждый из нас имеет свои слова-паразиты. Или дурные привычки. Когда я нервничаю, например, всегда дёргаю ногой. И много курю. Я соврал, что ждал Вику три минуты. Приехал я раньше минут на двадцать и за это время выкурил три сигареты. Да, я чувствовал себя подростком, у которого на первом свидании тряслись поджилки, но делал вид, что всё хорошо.

— Так куда? В парк?

— Как договаривались.

Я медленно тронулся с места. Повернул направо, в переулок, где было одностороннее движение. Мы проехали вначале мимо бывшей железнодорожной больницы — её закрыли (оптимизация). Потом мимо железнодорожного колледжа, самого крупного среднего специального учебного заведения не только в крае, но и в России, готовящего специалистов среднего звена для работы на железной дороге. В 90-е годы это был ещё техникум, сегодня — колледж. Но суть не изменилась.

— Здесь я учился. Было дело, — заметил я.

— Работал по специальности?

— Нет. Были сокращения, и я, как бывший студент, не имел опыта работы, который требовался. Практика — не в счёт. Но покататься по стране пришлось. Помню, как весело было, едешь в вагоне — раз, какая-нибудь глухая станция. Выходишь. А там бабушки с домашними котлетками, вареной картошечкой, солёными огурчиками, помидорчиками… На югах — абрикос, вишня, слива, яблоки, груши — вёдрами! И всё не так дорого. А сейчас? Ларьки: чипсы, кола, полугнилые гамбургеры — это называется здоровой едой?

— Ты всегда такой ворчливый?

Меня упрекнули. Но я решил на это внимания не обращать.

— Тебе нравятся чипсы?..

— Нет, я мало ездила в поездах. Больше летала.

— Куда, если не секрет?

— Секрет, Рома!.. Куда я могла летать? В Турцию, конечно. В Египте была.

Тему путешествий решил не развивать. За границей я не бывал. Дальше Владивостока не ездил.

Пешеходов на улице было мало. Как и машин. Город Тихорецк, как большинство малых городов в стране, постепенно пустел — молодёжь уезжала в Краснодар или Ростов-на-Дону. Туда, где можно было найти хоть какую-то высокооплачиваемую работу. Прожив большую часть жизни в Тихорецке, я не особо стремился куда-то переехать на постоянное место жительства или побывать на отдыхе в какой-нибудь экзотической стране. Будучи водителем, в какой-то степени дорога сидела у меня в печёнках.

Машину я оставил на стоянке.

В парке прошлись по аллее, сели на лавочку. Вика взяла розу с собой, не стала оставлять в машине, положила на колени.

К нам подошёл рыжий бездомный кот. Левое ухо у него было наполовину оторвано.

— Собаки, видимо, потрепали, — заметил я.

Он потёрся о мою ногу, и, завидев большого чёрного дога, которого кто-то выгуливал на поводке, тут же сбежал, залез на берёзу, подтвердив мою догадку.

День клонился к вечеру, скоро должно было стемнеть. Жара спала. А разговор так и не клеился. На Вике я старался долго взгляд не задерживать, чтобы не казаться влюблённым идиотом. Я глядел на деревья в парке, на город, видел, как мамаши гуляют с детьми.

— Как ты понял, я работаю в паспортном столе. Чем сам занимаешься? — Вика заговорила первой.

— Перевозками. Своя «Газель», продукты вожу, — сказал я, и вдруг мне захотелось закурить. Я, правда, вспомнил, что закон запрещает курение в общественном месте, и оставил эту затею. — Никакой романтики, скажу. Тебе будет не очень интересно. — Я посмотрел на безухого кота, который спускался с дерева. — Почему решила со мной познакомиться? С такой внешностью не за паспортным столом сидеть, — уточнил я и улыбнулся (опять моя улыбка будет не к месту). Говорить о себе подробно не хотелось. Какими-то фибрами души я ощущал, что Вика создана не для меня. Мы чужие. Любви с первого взгляда не получилось, химической реакции не произошло. Формула любви у всех разная. В моём случае — неизвестная и неизученная. А приглашать к себе домой при первой же встрече женщину в форме, я понимал, не вариант: если не откажет — пошлёт.

— Иногда складываются обстоятельства, когда приходится быть не на своём месте, так тебе кажется вначале. А проходит какое-то время, понимаешь — нет, как раз это и есть твоё место.

— Думаю, это привычка.

— Не совсем. Моя работа мне нравится. Да, она скучная, монотонная, но моя, в ней я нахожу себя… И форма идёт, правда?!! — она неожиданно встала с лавочки и повернулась вокруг своей оси на 360 градусов.

— Очень! Повернись ещё раз, — попросил я. — У тебя хорошо получается. Обезьянничать.

— Не врёшь? — она выполнила просьбу, к моему удивлению, и снова села на своё место, закрыла на мгновение глаза. Когда открыла, то посмотрела на меня так, как будто я отсутствовал рядом. — Фу, голова закружилась!

— На нас обратили внимание, — я показал кивком головы в сторону, — вон, видишь, на той лавочке парочка сидит…

— Ну и пусть!

— Тебе нравится быть в центре внимания?

— Да, но только иногда. Сегодня именно такой день. А вообще, я люблю быстрый темп жизни, постоянную движуху, новые места, новых людей, чтобы все кипело и бурлило, — Вика говорила восторженно и, как мне показалось, избито и не оригинально. В представшей передо мной сцене было нечто искусственное и не до конца продуманное действо. — Люблю жить страстями, чувствами, эмоциями, как любая женщина, поэтому в моей жизни есть и радость, и любовь, и предательство, и удачи, и неудачи… я не люблю спокойную, размеренную жизнь… У меня сын, кстати. От первого брака. Зовут Сергей. Ему пять лет.

Вика была возбуждена. Не знаю, что послужило причиной этому — неужели я? Вряд ли. Виделось совсем другое: она играла какую-то роль, предназначенную лично для меня. Я мог ошибаться, потому что почти не знал эту женщину. И она казалась странной. Может, потому, что я был по-другому воспитан? Или я отвык от людей, находясь постоянно за рулём?.. И про сына сказала как-то невпопад. Во время переписки в чате мы разговор о детях не заводили.

Я спросил:

— Был и второй брак?

— Почему так решил? — удивилась она.

— Слова «первый брак» означают, что был и второй. Так мне всегда казалось.

— Нет, ты ошибаешься.

— Значит, я вижу перед собой счастливую маму?

— Серёжка — моя радость, да. Дети — наше всё!

— Я тоже отец. У меня дочь…

У Вики зазвонил телефон. Я замолчал.

Она отошла в сторону. Минут пять длился её разговор. Иногда Вика посматривала в мою сторону.

Когда закончила разговор, подошла, сказала:

— Ладно, Рома… Сегодня свидание будет коротким. Мне пора. Звонила мама, потеряла меня. Подкинешь к дому?

Вика, мелькнула мысль, разочаровалась во мне. Не сумел произвести впечатления, решил я. Может, во всём виновата моя неуверенность в себе? Боязнь показаться хуже, чем я есть на самом деле, — это мой комплекс, который появился ещё в школьные годы. И не мама звонила ей. Я был в этом уверен.

— Может, в кафе зайдём, всё же выпьем кофе? — сделал я последнюю попытку ради приличия, зная ответ наперёд.

— Спасибо! Но ты забыл? Первая встреча — только прогулка.

Мы вернулись к машине.

— Я тебе сама позвоню. Дня через два. Или три.

— Знай, могу быть в дороге: работа.

— Всё понимаю. Договоримся о новой встрече, не против? Я этого хочу. Сегодня, видимо, день такой, не для свиданий.

— О’кей!

— Я бы погуляла по парку ещё часок — воздух наконец-то стал чистым и свежим, чувствуешь? Но мне, правда, надо возвращаться. Серёжа ждёт.

Всё же мне казалось, первая встреча — последняя встреча. И я ни о чём не сожалел. Осечки происходят везде и со всеми. Вика не позвонит.

Мы приехали на окраину города. Дорога пошла под уклон, а потом выровнялась, миновав большой дом в два этажа из белого кирпича.

— Стой! Мы чуть не проехали мимо. Вот здесь я и живу. С сыном, — сказала она и показала рукой на дом. — И не только с ним.

Это был красивый не очень большой двухэтажный особняк. Он хорошо освещался. Но что за забором — не было видно.

— С родителями?

— С папой и мамой. Дом построил отец. Десять лет назад. Сейчас он на пенсии.

— Крепкая семья! Большой дом! Любящий сын!

— Ага, места, как видишь, много. У каждого есть свой уголок внутри, чтобы ото всех спрятаться, если понадобится, — как бы хвастаясь, сказала Виктория. — Мужа только нету… — и она глубоко вздохнула.

— Не всё потеряно, — обмолвился я.

— Ну, всё на сегодня. Пока, мой хороший! Я позвоню тебе.

— До встречи, — ответил я. В моём голосе, наверно, послышалось разочарование. Я считал, Вика должна была почувствовать эту интонацию. И отказаться от затеи встретиться снова. И это словосочетание «мой хороший» снова резануло слух. «Уси-пуси» раздражало меня всегда.

Она вышла, громко хлопнув дверцей, — специально или случайно? Я проводил её взглядом до ворот, отметив великолепную задницу, — орешек! Возле калитки Вика остановилась, оглянулась и помахала рукой. Я ответил ответным жестом, завёл двигатель и поехал в «Пивстоп», купить пива: мимо кабака идти — как не зайти. Поражение надо было залить пенным слабоалкогольным напитком. Получить хоть какое-то удовольствие от сегодняшнего вечера.

Так решил, так и сделал. Заодно заказал жирного леща. Пиво без рыбы — горькая вода.

Домой вернулся с головной болью. Редкое явление для меня. Решил выпить рюмку водки.

После первой стопки в голове зазвенело.

Я выпил вторую и сразу третью.

В голове больше не звенело.

Все прекратилось. Я задержал дыхание. Посмотрел на белый кухонный потолок — в углу висела паутина. Надо как-нибудь после её снять веником.

Спать лёг после двенадцати ночи и крепко проспал до самого утра, не смотря на выпитое пиво. Обычно мочевой пузырь даёт о себе знать пару раз за ночь. Но не в этот раз.

Глава 5

Я был в дороге. Уже пять дней. Заказов набралось много. Курсировал между Тихорецком, Краснодаром, Новороссийском, Сочи, Темрюком и Усть-Лабинском. Домой не заезжал, чтобы не терять время. Ночевал в машине по три-четыре часа. Питался всухомятку в придорожных кафе: гамбургеры, чебуреки, пирожки с мясом и прочее дерьмо, запивал это всё колой или чаем в пакетиках. Главная проблема, когда работаешь подобным образом на износ, сон. Постоянно хочется спать. Поэтому спасают сигареты — курить приходится часто. И энергетик, который пьёшь вместо воды. Нас называют романтики большой дороги. Я называю себя рабом большой дороги. Дорога — это полноценный живой организм, который не прощает усталости. Попасть в аварию, даже незначительную, — это самое страшное, что может случиться для любого водителя.

Оставалось отработать меньше суток. Я проехал Краснодар, через несколько километров должен был быть поворот на Динскую. Вначале мне показалось, что за мной едет тёмно-зелёная «Шкода». Без номеров. Куда я — туда и она. На перекрёстке свернул влево, глянул на «Шкоду» — она ушла вправо. Подумал, верно, всего лишь показалось.

Выгрузив один товар, меня загрузили куриным яйцом. Теперь я должен был ехать в Усть-Лабинск, там выгрузиться — и домой.

Документы оформили быстро (обычно загвоздка с ними), я снова возвратился на трассу, с которой свернул. Километров через пять опять в зеркале заднего вида появилась «Шкода». Я заметил, что в салоне сидели два человека. Складывалось впечатление, за мной следят. Как говорил Владимир Сорокин: «Увы, у всех нас всегда с собой наш маленький карманный апокалипсис».

Я специально остановился на обочине, чтобы отлить в кусты. Не то, чтобы приспичило, — хотел посмотреть, как поведёт себя тёмно-зелёная «Шкода».

Преследовавший автомобиль медленно проехал мимо и скрылся за поворотом.

Сев за руль, я не стал сразу трогаться с места. Покурил. Минут через пять поехал.

Скорость держал не выше восьмидесяти километров в час. Обычно я езжу быстрей.

Километра через три увидел снова своих «преследователей»: автомобиль стоял в тени деревьев, в лесополосе. Ни пассажира, ни водителя не было видно. Куда они подевались?

Прибавил скорость до ста. Но в скором времени меня опять преследовал назойливый автомобиль тёмно-зелёного цвета.

Притормозив, стал наблюдать, обгонят ли они меня?

Нет, не обгоняют.

Достал из бардачка травматический пистолет, который всегда вожу с собой, есть разрешение. Глянув в зеркало заднего вида, плавно нажал на педаль тормоза, чтобы не побить яйца в кузове, выпрыгнул из кабины, сделал жест рукой, чтобы водитель «Шкоды» остановился. Но тот надавил на газ и быстро скрылся за пригорком.

— Чёрт! — выругался я, держа оружие в правой руке. — Я напугал их! Как бы меня не сдали ментам…

Такая ситуация, мягко говоря, не очень-то нравилась. Я с ней сталкивался впервые. Решили деньги отобрать? Налички с собой у меня было мало. Расчёт за проделанную работу приходил на карту в течение двух недель. Так что брать было нечего. Да и не девяностые годы теперь.

Подумал, можно повернуть назад, поехать другой дорогой, но это лишний расход топлива и потеря времени. Нет. Маршрут менять не стану.

Травмат я спрятал в кузове, в одном из полупустых ящиков с ветошью и инструментом. На всякий случай, если остановит ДПС.

К своему удивлению, дальше по маршруту следования никакой другой «Шкоды» я не встретил.

Сославшись на усталость, я постарался выкинуть из головы это происшествие. Усталость — она может сыграть с любым из нас злую шутку.

Или шизофрения? Проблема психических заболеваний — в невозможности самодиагностики. Сумасшедший никогда не скажет, что он сумасшедший. Нет, просто усталость.

Товар разгрузили. Теперь я возвращался домой, в Тихорецк.

Темнело. Дневная жара лета ушла, и темноту наполнила влажная прохлада.

Решил, что можно срезать путь, чтобы сократить время, и проехать через станицу Архангельскую — второстепенная дорога почти не загружена летом. Это означало, я сокращаю семь километров. Хотя, к сожалению, никакого освещения и не очень хорошее асфальтовое покрытие: выбоины, ямы, ухабы… Однако такая дорога прогоняет сон. То, что надо. Тем более я шёл порожняком, и ямы не могли навредить грузу.

Вика так и не позвонила. Я предполагал, что звонка не будет. Стоящие книги, фильмы и женщины не раскрываются полностью с первого раза. Для меня. Наверно, если делать сравнение, современная женщина — машинка для нытья. Как говорил Чак Паланик: «Каждая женщина — это само по себе проблема». Да, женщины очень красивы и привлекательны, но, как только начинают выпрашивать деньги или подарок, — тут же становятся похожими на шредер, офисное устройство для измельчения бумаги. Со мной всегда происходило именно так. Я не жмот, нет. Но такое отношение прекрасной половины человечества к мужчине заставляет нас, мужиков, не быть, так сказать, лохами — и мы превращаемся в ёбырей: сделал дело, услышал слово «дай» — сваливаем прочь. Тем более — а мне это хорошо известно — настроение и способность к совокуплению многих женщин лёгкого поведения часто зависит от подкормки.

Но я, по-видимому, перегнул палку, относя Вику к категории женщин падших, ищущих выгоду при всяком удобном случае.

Включил радио. Играла попса. Не мой стиль, но хоть какое-то веселье.

Жить одному, конечно, легче. Пока ты здоров. Но не дай бог, если силы тебя покинут, одиночество превратится в пытку. Поэтому приходится искать, пробовать, ошибаться и, если надо, уходить прочь. Навсегда.

Уже совсем стемнело. На юге России буквально за несколько минут голубое небо делается тёмно-синим, потом чёрным, и наступает ночь. Звёзды светили, перемигиваясь между собой, полная Луна — анус Вселенной! — плыла следом. До Тихорецка оставалось километров тридцать.

Вдруг прямо посреди пустынной дороги появился силуэт — дальний свет фар выхватил чью-то фигуру на разделительной полосе. Показалось, человек идёт навстречу. Я решил, что это пьяный местный житель возвращается домой, нажрался самогону — и всё до одного места! Сбросил скорость. Медленно подъехал ближе, лучше осветил фарами пешехода и увидел — стоит молодая девушка.

Откуда взялась эта девчонка?

Одета она была в голубые джинсы и белую футболку. Но босиком. Может, ноги натёрла, мозоли? Потому и сняла кроссовки или туфли.

А где же обувь?

До населённого пункта, который я проехал, надо было идти километров пять или шесть. Девушка, видимо, шла туда. Но она как-то странно себя вела. Я решил, что, может быть, случилась какая-то беда, нужна помощь. И вышел из машины, включив аварийные огни.

Спросил:

— С тобой всё в порядке?

Тишина.

Девушка стояла на месте, а взгляд её был направлен куда-то выше моей головы. Я оглянулся, посмотрел наверх, но ничего не увидел подозрительного, только звёзды, только Луна. И стал приближаться к незнакомке. Когда между нами оставалось метра три, я заметил перед ней на асфальте жёлтую полосу, которую она как будто не могла перейти, её останавливала какая-то неведомая сила. Глаза щипало от усталости и недостатка сна. Кровь кипела. Слух и зрение обострились. Нервы были наэлектризованы до сверхчувствительности. Где-то в темноте какая-то тварь испустила пронзительный вопль ужаса, вскоре за которым последовали другие, а потом раздался последний вскрик, более громкий и продолжительный, чем все предыдущие. От этого боль врезалась в живот, как лезвие ножа, когда страх схватил за кишки и скрутил их. Все тело сжалось, как в судороге, мускулы окаменели. Я остановился и стоял парализованный, не мог сдвинуться с места.

— Ты кто? Что с тобой? — спросил я.

Ответа не последовало.

Я снова пошёл вперёд, медленно, а после опять остановился. Если говорить, что мне стало жутко — ничего не сказать. Тот, кому не страшно жить в наше время просто страдает недостатком воображения. Страх холодком пробежал по спине, тёплая южная ночь показалась вдруг холодной, а по вискам заструился холодный пот. Ноги стали ватными. Захотелось упасть на асфальт, притвориться мёртвым.

— Говорить можешь?

Нет ответа.

— Ау! Ты меня слышишь?

Девушка сделала несколько шагов в мою сторону, упёрлась в жёлтую полосу, как будто невидимая стена для неё стала преградой.

Неожиданно послышался шум, и мимо проехала фура в том же направлении, в котором ехал я сам. Водитель посигналил, объезжая «Газель». От неожиданности я подпрыгнул, как перепуганная кошка, и отскочил в сторону, чтобы не оказаться под колёсами большегруза. Упал в траву.

Когда посмотрел туда, где стояла девушка, — её уже не было. Полоса жёлтая осталась, а девушка растворилась в пространстве. Будто её не существовало вовсе. Или скрылась в кустах на противоположной обочине?

— Лунатичка! — крикнул я, поднимаясь. А сам тут же подумал — может, её сбила фура, и тело отлетело на обочину?

Обшарив кусты вокруг, я не нашёл ни мёртвого, ни живого — никакого тела.

Послышался шорох, но какой-то тихий и далёкий.

Что это было?

Меня снова охватил страх, но я заставил себя не паниковать, а выяснить причину.

Пошёл туда, откуда исходили звуки. Фонарика с собой не было, телефон остался в кабине, и я освещал себе путь зажигалкой.

Какая-то тварь вылетела из темноты и зацепила крылом мою щёку, оцарапала. Это стало триггерной точкой. Я бегом бросился в кабину «Газели», закрыл дверь, надавил на газ и постарался поскорей покинуть проклятое место. Тот, кто боится темноты, — боится того, что у него в голове.

Я не верил, что мой разум свихнулся. Но, казалось, так и есть!

Пока ехал домой, всё думал, что-то плохое в дороге может случиться ещё. Но всё обошлось, доехал благополучно, без «приключений».

Машину оставил на стоянке возле дома. Решил, лучше о происшествии никому не говорить. Это переутомление.

«Шкода», слежка, девушка на дороге… Шизофрения!

Бар напротив ещё работал. До закрытия оставалось минут тридцать. Я зашёл и заказал у бармена сто грамм водки. Внутри никого не было.

— Скоро закрываемся, — сказал бармен сонно.

— Я быстро.

Не закусывая и не запивая, выпил водку. Стало легче. Заказал ещё пятьдесят грамм.

— Привидение когда-нибудь встречал? — спросил у бармена.

Он подозрительно так на меня посмотрел, сказал:

— Да…

Я понял, что он шутит, ни в какие приведения не верит, у него заканчивается рабочая смена. И попросил разрешение выкурить одну сигарету в помещении.

Он дал добро.

— Странные мы существа, — сказал я, — если чего-то не понимаем, например, в мистике или магии, нас это бесит, хочется сразу навесить ярлык — чертовщина, опасно, сумасшествие.

Мне не ответили.

Я заказал ещё одну по пятьдесят. Выпил одним махом и пошёл домой.

Казалось, я пыль на ветру. Силы отсутствовали. Но я сумел заставить себя залезть под душ.

После лёг в постель и крепко уснул.

Глава 6

Утро началось в двенадцать часов дня. Я проспал до полудня.

Вылез из постели, взял пачку сигарет в руки, закурил. На пачке была изображена «мучительная смерть». Всякий раз, когда читаю о вреде курения, вспоминаю, что это тот же самый Минздрав, который разрешил пальмовое масло.

Вредные привычки — человеческое порождение. Мне кажется, чем лучше узнаёшь человеческую природу, тем больше испытываешь отвращение к людям. Не ко всем, конечно. К определённой категории. Какой именно? Об этом я не стал думать. Затянулся дымом и затушил ещё целую сигарету в пепельнице. Не с той ноги, видимо, встал. И пошёл в ванную чистить зубы.

В зеркале я увидел каменно-трупное выражение своего лица. Одна ночь крепкого сна не спасает от переутомления. Видеть я себя не хотел и, пока чистил зубы, старался не смотреть на своё отражение.

Вернулся на кухню к затушенной сигарете в пепельнице. Раскурил её. События вчерашнего дня не укладывались в голове. Теперь я соображал лучше. Тёмно-зелёная «Шкода» была реальной, красивая девушка на дороге — тоже. Первый случай — это совпадение. А девушка — она, без сомнения, страдала лунатизмом. Я вспомнил, как полная Луна плыла следом за мной. Никакой мистики, никакого криминала.

С этими мыслями я пошёл в гипермаркет за продуктами.

Летняя полуденная жара встретила меня на улице. «Предбанник Ада», подумал я.

Навстречу шли люди, измученные жарой, как и я сам.

…Предстали толпы влипших в кал зловонный,

Как будто взятый из отхожих ям.

А ещё они были измучены друг другом. Это бросалось в глаза. Моё плохое настроение не придавало оптимизма ни в чём. Даже природа была против меня: жара, влажность, увядающие листья деревьев, засохшая трава на газонах, растрескавшаяся почва, бродячие собаки с вывалившимися языками, бездомные лишайные кошки, бомжи на лавочке… Те, кто переезжает на Кубань с Севера, не понимают, что летом здесь пекло, а значит адское царство. Не хватает только котлов со смолой (гудроном) на огне. Зимой же ледяные северо-восточные ветра. Утверждения, что, мол, ваши ноль градусов в сравнении с нашими минус тридцать по Цельсию ничто, превращаются в слова: «Как же холодно у вас!». Да, у нас жарко и холодно. А ещё низкие зарплаты. Хорошо там, где нас нет — работает на всей территории России. Как и утверждение, что быть русским — почётно, это вызывает гордость (говорящие об этом имеют, конечно, в виду не только русских, а любую нацию, проживающую в России). Гордость должна относиться к чему-то, чего ты сам достиг, например, а не к тому, что вышло случайно. Никто из нас не гордится тем, что он освободил кишечник, сходил в туалет. Принадлежность к той или иной нации так же естественна, как видеть на небе Солнце днём, а звёзды ночью. Но именно у «обрусевших» своё представление об этом. И оно не самое лучшее. Может, я не прав, но по логике вещей — так и есть.

Виноваты не люди, кто так думает. Пропаганда. Но у этих зомбированных личностей уши забиты ватой — они ничего не слышат. В голове у них тоже вата — они не могут самостоятельно мыслить. Их большинство. Пока. И вот этим людям говорят: «Хочешь мечтать — мечтай, но делай это как все!». Трудно представить, если вдуматься, о чем мечтает такой человек, потому что пустота и вакуум труднообъяснимая физическая среда в человеческом повседневном представлении. И хочется, чтобы в мир вернулась классическая чистота, при которой дерьмо называлось дерьмом, а ангел — ангелом.

Скупившись в «гипере», я вернулся на улицу, в ту же самую жару. Зазвонил телефон. Это была Вика. Честно признаюсь, я не ждал от неё звонка и был не готов с ней разговаривать. Но почему-то ответил на звонок. «Всегда кто-нибудь испортит тебе день, а то и всю жизнь».

Глава 7

Когда женщина чувствует, что в её жизни чего-то не хватает, она почему-то сразу решает, что ей не хватает мужчины. То есть для любви ей нужен мужчина. И если находится такой мужчина, и он полностью не удовлетворяет все её потребности, то идеальный мужчина обозначается в нескольких лицах: с одним интересно, с другим классный секс, с третьим материально спокойно. В таком тандеме — сначала с одним, потом с другим, — если женщина находится на первом месте, она получает не только выгоду, но и моральное удовлетворение.

Пока всё тайное не становится явным.

Это сейчас я многое знаю. А тогда молодой щенок познавал мир. Удивительно, но за год после всех событий я стал другим человеком, набрался опыта на всю оставшуюся жизнь, как мне кажется.

Вика назначила встречу в кинотеатре. На вечерний сеанс. Забирать её из дома не надо, попросила она. Встретимся возле билетной кассы.

Я не люблю кино. Но согласился. В тот раз как-то всё шло против моей воли.

Вика была одета просто: тёмно-бардовые джинсы, белая блузка, кроссовки. И никакой косметики, как мне показалось. Смуглые брюнетки — это яркие женщины, и я соглашусь, что нужно лишь слегка подчеркивать свою красоту, а не замазывать.

Мы посмотрели какую-то мелодраматическую отечественную дрянь. Вика была в восторге от фильма. Я не очень. Сказал, лучше уж ужастик, чем такая порнография — в фильме присутствовали две очень откровенные сцены, вот на них-то я и обратил внимание.

При кинотеатре было кафе. Мы зашли туда. Заказали по чашечке кофе. Вика стала расспрашивать про бывшую семью. Я рассказал честно, как у нас всё было плохо. Да, говорил я, не стесняясь в выражениях, у меня была жена-алкоголичка и б***дь, я верил, что надо быть с ней до конца, надо терпеть её до конца, даже тогда, когда у нас с ней уже ничего не было, из-за чего стоило оставаться рядом. И пояснил: я говорю не только про секс. Но однажды терпению приходит конец. И ещё заметил, что «неправильная женщина» может довести мужчину до чего угодно: убийства, пьянства, измены, б***дства, сумасшествия. Но мне повезло. А неправильный мужчина чаще всего доводит женщину до развода с ним. После чего у мужчины обязательно появляется неправильная женщина, и не одна. Всё, круг замкнулся.

— У тебя много женщин? И все они неправильные?

Её вопросы вызвали усмешку. Я не стал говорить, что порой пользуюсь проститутками. Но только из эскорта, и только с проверенными девочками — дорого, но сердито. Ничего не сказал и о Таньке, соседке, которую иногда приглашаю в гости. Да, она не нравится мне. Но хорошо трахается, та ещё наездница!

— Виктория, о каких женщинах может идти речь, когда в кабине своего рефрижератора я провожу времени больше, чем у себя дома?!! Сама подумай, это не реально. Устаёшь, как собака! Женщины на дороге, или проститутки? Человек в здравом уме вряд ли принесёт кусок грязи себе в дом. А машина — мой второй дом.

Ответ её удовлетворил. Было заметно.

Несколько минут мы сидели, молчали, Вика оглядывалась по сторонам. Показалось, она кого-то высматривает среди немногочисленных полуночных посетителей кафе. Я наблюдал за ней.

«Половину бед в этом мире приносят женщины».

После речь зашла о родителях.

— Не подумай, — пояснила Вика, — что из праздного любопытства интересуюсь. Каждый из нас воспитывался в разных условиях, разными людьми. И это очень важно для каждого из нас. Потому что воспитание, условия жизни влияют в будущем на личность, какой она станет для общества и для отдельно взятого человека. Мне важно в кого влюбиться. Хотя понимаю, выбор может оказаться непредсказуемым. Я обратила, Рома, на тебя внимание, потому что ты в моём вкусе. Но это всё внешняя сторона. А я должна знать больше. Думаю, тебе понятно моё желание. Я хочу разобраться.

— Ты всех мужчин боишься, как меня?

— С чего ты взял? — Вика неподдельно удивилась.

И я объяснил:

— При любом выборе, даже простом, — например, белый цвет лучше или чёрный? — всегда присутствует страх. Белый цвет полнит, а чёрный убирает лишний вес. Значит, увы, и счастливая, безмятежная жизнь полна страхов. Как и любовь — всегда можно споткнуться на малозаметном ухабе… Я, Вика, сирота. Скрывать не стану — зачем? Воспитывался бабушкой — мне не стыдно говорить об этом. И воспитывался хорошо, если хочешь знать. — Я чувствовал себя, как на допросе. Вика посмотрела на меня внимательно, и я не понял, каким был её взгляд — то ли вопросительным, то ли разочарованным, но продолжил: — Отца я не знал… оказался мой отец не отцом, а сукою… мать лишили родительских прав, когда мне исполнилось шесть лет. Я у неё был один сын. Вначале меня хотели отдать в детский дом, но бабушка забрала к себе. Года через три мать спилась и умерла — не выдержало сердце, так говорили немногочисленные родственники между собой. И жалели меня. Но эта жалость, хоть и была искренняя, казалась лишней. Я в ней не нуждался. Вообще-то, об этом не хотелось бы больше вспоминать. Достаточно того, что я рассказал? Или хочется услышать более подробный рассказ? Например, почему в детстве я боялся темноты?

— Понимаю, это тяжело. Не продолжай, — Вика одобрительно кивнула головой. Она, видимо, не заметила, что я на какое-то мгновение разозлился на неё. Немного помолчала и добавила: — Я вижу живого мужчину перед собой, с углами и краями, за которые готова уцепиться любая женщина и держаться за них до самой смерти. Ты можешь дарить чувство надёжности, мне кажется, и уверенности. Но мне этого не надо. Потому что я сама женщина с углами и краями, за которые цепляются многие мужчины. Но, к их несчастью, у меня есть молоток, которым я могу ударить по пальцам уцепившихся мужчин. А вот тебе почему-то не хочется делать больно. Странное чувство вызываешь.

Не знаю, что имела в виду Вика, но я ей ответил:

— Возможно, если у меня была мать или сестра, мне легче было бы научиться общению с женщинами и любви. Бабушка не в счёт. Она лишь небольшая четвертинка любви, вложенной в меня. Поэтому живых людей я искал среди мёртвых — тех, кто оставил после себя красивую музыку и книги.

— Да ну! Ты некрофил, любишь мёртвых? — неудачно пошутила Вика.

— Не кощунствуй. Об этом писал Чарльз Буковски. Не читала?

— Нет. Я не очень люблю читать. Ты умён от книг, а я с рождения, — Вика съязвила. И я вдруг почувствовал, что рядом с ней прямо сейчас нахожусь как будто в каком-то незнакомом месте — на другой земле, что ли, где-нибудь на острове Ява возле загадочного древнего храма, но рядом с кучей дерьма, которую оставил какой-нибудь турист-засранец.

— Что про себя расскажешь?

— Давай, Рома, потом, хорошо? Я обязательно всё расскажу. Уже поздно, кстати сказать. Наверное, пора домой, — уклончиво ответила она.

Я посмотрел на часы: время, правда, было позднее, начало второго ночи.

— Время спать, а мы кофе напились. Уснуть-то сможешь?

— Кофе на меня не действует.

— А что нужно, чтобы не уснуть? Чай? В нём кофеина, говорят, больше.

Мы вышли из кафе, направились к машине на стоянке. Стояла душная ночь.

— Секс. Как любой женщине. Надеюсь, ты отнесёшься к моей маленькой откровенности с пониманием. Но всему своё время. Ты сам знаешь об этом. Говорить о сексе — пошло. Сексом надо заниматься.

Здесь она была права, и я ей подыграл:

— Да, да, да! А не по кинотеатрам шляться, где куча народу — даже не поцеловаться!

Как и в прошлый раз, я отвёз её домой. Мы стояли на обочине, и Вика, вспомнив, видимо, мои слова, наградила страстным поцелуем — погуляла язычком у меня во рту, пустила и мой язык к себе. Я возбудился. Член напрягся. Рука Вики шаловливо погладила ширинку моих брюк.

— Ого! Что у тебя там?

Я уже собрался достать «малыша» наружу, который был моей «большой» гордостью, но Вика резко от меня отодвинулась, вышла из машины. А на прощание сказала:

— Сам не звони. Жди моего звонка… Да, заметь, — добавила она, отдаляясь от меня быстрым шагом, — я сумела не потерять голову от того, что у тебя аппетитная попа. И большой член…

Сухая любовь только крушит.

Я ничего не ответил. Так быстро она скрылась за воротами своего дома.

Чертовка! Эта женщина меня дразнила. Я ей не нужен. Так казалось. Или я чего-то до конца не понимаю? Тогда зачем она это делает? Трахнулись бы в машине, места достаточно, не жарко, есть кондиционер, а на улице ночь и никого. Надо, конечно, смотреть глубже… Женщина в современном обществе мечется между рассудком и инстинктом размножения. Она не в состоянии выбрать, остановиться на одном мужчине. Ей многого хочется. Поэтому бракует почти всех подряд: один мало зарабатывает, другой «маменькин сынок», третий «лицом не вышел» и зануда, четвёртый «старый козёл», папик… В итоге женщина «за тридцать» — это сексуально неудовлетворенная одинокая неудачница. Но это не относится к Виктории. Да, у неё нету мужа, с её слов, есть сын, но больше я про неё ничего не знаю. Действительно, с женщинами всегда сложно. Сплошной негатив. Видимо, я недостаточно хорошо их изучил за тридцать с лишним лет. Хотя у меня женщин было много. Но я не мог влюбиться. Как и сейчас. Что же тогда мне надо от них? Только секс? А этого мало. Хочется найти такую, которой я смог бы отдаться целиком, чтобы она отняла меня у самого себя. Такая женщина должна заставить поверить, что она нужна мне, что я не могу жить без неё… Разумеется, у любой женщины, в том числе и у Вики, всегда есть выбор: или этот, или тот, или я… Но выбрать принца ей не дано — я усмехнулся про себя, — ибо сама не принцесса.

Однако Виктория мне нравилась. Внешне. И я тоже пока не потерял голову от её привлекательности.

Я отправил sms: «Спокойной ночи!», но ответа не получил.

— Ну, сучка! — выругался вслух. Потом завёл двигатель, поехал домой.

Глава 8

Когда вошёл в квартиру, включил свет, то заметил на линолеуме в прихожей еле заметный пыльный след чьей-то обуви. Явно не моей. Во-первых, след был больше, чем мой размер ноги, сорок пятый, наверное. А у меня сорок третий. Во-вторых, я не хожу обутый по квартире.

Первым делом я разулся, тихо заглянул в ванную и туалет. Никого. Прошёл на кухню, оттуда через прихожую в спальню — тоже никого. Зашёл в гостиную — пусто. Пластиковая дверь балкона закрыта. Я живу на третьем этаже, если постараться, можно проникнуть в квартиру через улицу. Но стёкла везде целые. Дверь балкона закрыта. Я повернул ручку и осмотрел балкон.

Казалось, всё на месте, ничего не тронуто нигде.

Вернувшись в прихожую, достал фонарик и внимательно рассмотрел оставленный след. Ошибиться не мог — в доме кто-то был. След оставлен не мной. В гостях у меня тоже давно никого не было. И уборку влажную я часто делаю. Быть холостяком — не значит быть свиньёй.

Я проверил место в книжном шкафу, где хранил наличные деньги и драгоценности. Всё на месте. Пересчитал — сумма та же. Украшения из серебра и золота (драгоценности — небольшое наследство бабушки, несколько колец, три цепочки, две пары серёжек) оставались на своём месте. Одежда в шкафах тоже не тронута.

Может, у меня паранойя? Чувство безысходности — признак, что исход близок?

Я взял тряпку, открыл кран, намочил водой и протёр пол в прихожей.

Избавившись от следа на полу, я не избавился от неприятного чувства, что за мной следят. Вспомнил «Шкоду», преследовавшую меня, девушку на дороге…

В холодильнике была бутылка пива. Открыл её, осмотрел кухню более внимательно и вот тут обнаружил, что исчез один табурет. У меня было три одинаковых табурета, с мягкими сидениями, обшитыми серым дерматином. А теперь осталось только два.

Снова обошёл квартиру, заглянул на балкон, в туалет и ванную — табурет исчез, растворился в воздухе! Отдать соседям я его не мог. С памятью у меня нет проблем. Да и зрительная память хорошая — запоминаю лица людей на всю оставшуюся жизнь, в том числе, что и где лежит из вещей. Верно, необычное имеет свойство приводить нас в замешательство, а порой необычное и есть то, что нужно. Но не в этот раз. Концы в воду — и пузыри в гору.

Прогрессирующее безумие. Тусклая жизнь нормального, среднего человека, кажется, подошла к концу.

Выходило, что вор проник в квартиру, чтобы украсть один табурет? Глупость какая-то! Нет никакой логики. Но именно так всё и было на самом деле. Всякое худо только и бывает что худым.

Открыв входную дверь, осмотрел замок снаружи и внутри. Ничего подозрительного. Если бы открывали отмычкой, на металле остались бы какие-нибудь засечки. Выходила чертовщина какая-то!

Я лёг в кровать. Сон отсутствовал. Выпитый кофе был не причём. Глаза смотрели в темноту. За окном были слышны редкие звуки проезжающих автомобилей. Из соседнего бара доносилась приглушённая музыка. Завтра вечером, а точней — уже сегодня, надо собираться в дорогу. А нервы ни к чёрту, я не могу провалиться в сон. Сердце у меня готово было вырваться из груди. Одно я знал совершенно точно: сюрпризы для меня на этом точно не закончатся.

Поднялся, вернулся на кухню, где оставил открытую бутылку, выпил залпом всё оставшееся пиво. Выключил свет, вернулся обратно в постель.

Я оказался в тёмной комнате. Утраченную остроту зрения восполнил внезапно обострившийся слух. Помимо собственного дыхания до меня донеслись глухие бухающие звуки.

Шаги?

Кажется, они поднимались по лестнице.

Сон не шёл.

Снова поднялся. Прошёлся из комнаты в комнату. Я искал, не знаю что.

Включил телевизор. Уставился в экран и ничего не увидел. Посторонние мысли, как гнус, мешали сосредоточиться на том, что показывали на развлекательном канале «Муз-TV».

Бездарная чушь не отвлекала.

В восемь утра поехал на рынок, купил новый замок.

Когда поставил его вместо старого, почувствовал облегчение. Было одиннадцать часов дня, и я понял, что валюсь с ног, хочу спать.

Включил сплит-систему, выставил самую низкую температуру, поставил будильник на семь вечера, отключил телефон, закутался в два одеяла и уснул.

Глава 9

Первые сутки в дороге я был отрешён от действительности. В аптечном пункте посоветовали «Ново-Пассит», но не предупредили, что он оказывает снотворное действие. Даже днём меня клонило в сон.

Большую часть времени я думал о потерях в своей жизни: упущенном времени, умерших и ушедших людях, канувших мыслях; быть счастливым в современном обществе невозможно, это сказка, которой не суждено стать былью. Жизнь — это динамика. Перестав меняться, ты погибаешь. Как говорил Джордж Карлин, мы все покойники, только в разной степени разложения. Или, по моему мнению, человек и вовсе — унылое говно, которое впустую растрачивает свой потенциал, оставаясь безмолвным. Попробуй, к примеру, один день говорить правду, и уже к вечеру ты будешь безработный, бессемейный, одинокий, всеми проклятый и покинутый инвалид, лежащий в реанимации травматологии. Поэтому большинство молчит.

А что я?

Я мало чем отличаюсь от других и давно стал белкой в колесе, которая не может ни остановиться, ни выпрыгнуть из этого вращающегося колеса. Бег на месте. С большой потерей сил. Живу ради дочери — она вдохновляет…

Зацепив обочину с гравием и вильнув вправо, я понял, что засыпаю.

Не доехав до Ростова-на-Дону километров сорок, я съехал на просёлочную дорогу, углубился в поля. Возле какого-то водоёма остановил машину. Это был заброшенный карьер. Почти без камыша. Вода в нём имела цвет зелёно-коричневый. Но не воняла тухлыми яйцами, как часто бывает возле стоячих речек, в которых нет ни рыбы, ни даже лягушек — ничего живого в них нет, отравлено ядохимикатами, которыми ранней весной заливаются тысячи гектар чернозёма. Если это делается с «кукурузника» или вертолёта, то, пролетая мимо какой-нибудь речки, лётчики частенько не всегда вовремя останавливают подачу воды, и вся «химия» попадает в водоёмы, гибнет всё живое в них. Водная флора и фауна — сразу, человек, употребляющий в конечном итоге все эти ускорители роста, гербициды и пестициды в выращиваемых продуктах, — медленно: онкология, астма, бесплодие, аллергические реакции… Говорят, каждый час на Земле вымирают три вида животных. Ежедневно исчезают более семидесяти видов фауны и флоры. Каждая восьмая птица — на грани исчезновения… Мы, кстати, не лучше, просто стоим в довольно длинной очереди.

От высоких старых тополей падала тень. Я вышел из машины и упал — не лёг — в высокую и жёсткую траву спиной.

Полдень. Высокое голубое небо. Настолько высокое, что глазами было больно смотреть на него. Опустил веки. Они уже давно налились свинцом. Подумал: удовольствие имеет одно важное достоинство — в отличие от счастья, оно существует. Счастье же мистическая недостижимая никем сущность. А ещё я подумал, что в последнее время слишком много сплю, у меня синдром хронической усталости; Вику я не люблю; моя дочка, Наденька, — вот кого я люблю! — а иногда никуда не двигаться — самый полезный ход…

Глава 10

Год 2019 был последним спокойным годом, если ссылаться на слова Валерия Соловья. Я бы не сказал, что это касалось меня. Но в общем, если вспоминать события того года, так всё и было. Лишь август, как часто случается в России, напомнил о себе, когда прошли жёсткие задержания митингующих в Москве и Санкт-Петербурге — особенно обострилась ситуация вокруг выборов в Мосгордуму. Митинг 10 августа 2019 года на проспекте Сахарова стал крупнейшей акцией после протестной волны в 2011—2013 гг. Было задержано более тысячи человек, что явилось своеобразным рекордом.

Живя в провинции, я не участвовал в санкционированных и несанкционированных митингах, но отслеживал события в Москве и по всей стране на ютуб-каналах. Лишь однажды я оказался втянут в манифестацию. Случайно. Это было в Ростове-на-Дону. Мою машину неожиданно окружили молодые люди. Я стоял на перекрестке, а они шли по дороге и перекрыли всё движение. Студенты захватили пустующий дом, а полиция выгнала их оттуда. За этим последовала демонстрация, в которой принимало участие несколько сотен человек. Я сидел в машине и глядел на толпу. Меня удивляло весёлое оживление демонстрантов — ведь они вышли на улицы, возмущенные несправедливостью. У них были хорошие лица, некоторые отцы несли детей на плечах, много молодежи, школьники и студенты, несколько рабочих в комбинезонах, солдаты, увидел я и солидного мужчину в костюме и при галстуке, были пенсионеры…

Занятый работай, я часто ждал своей очереди на какой-нибудь базе, чтобы загрузиться товаром, или ожидал оформление документов, и время убивал в основном просмотром политических роликов в интернете. Иногда читал электронные книги (аудиокниги не воспринимались в полной мере — отвлекала дорога). Моё отношение к митингующим было сочувственным. Многие уже понимали, в том числе и я сам, относившийся к политике равнодушно, что в обществе не всё в порядке, а в стране складывается ситуация, когда политические события могут затянуть любого в водоворот репрессий. Даже если ты сам к ним не имеешь никакого отношения — просто проходил мимо, а тебя, вооруженные до зубов росгвардейцы или полицейские, затащили в автозак. Так, на всякий случай. Для галочки. А сопротивляешься — изобьют.

О тех событиях в Ростове-на-Дону официальные СМИ почти ничего не писали и не говорили. Но в некоторых анонимных Telegram-каналах людей, вышедших на улицы, обвиняли в попытке дестабилизировать ситуацию не только в Ростове-на-Дону, но и в стране, якобы они спонсировались с Запада.

А на самом деле всё было намного проще…

Власть ненавидит тех, кто не воспринимает государство таким, каким оно есть. И вот в интернете появляются ролики, где некоторые известные люди, как, например, Леонид Ивашов, сравнивают существующую систему с фашисткой, а пропаганду — с «геббельсовской» пропагандой, где один человек с ружьём и СМИ удерживают в загоне тысячу человек. Для порядка надо-то всего сто пятьдесят тысяч вооружённых силовиков и несколько Скабеевых, Соловьёвых и Киселёвых. Как просто!

На самом же деле людей в касках, с резиновыми палками и в бронежилетах с полмиллиона! Страх — оружие системы. Силовики — инструмент, нагнетающий этот страх. Кто не скачет — тот молчит. Кто молчит — тот молодец. Остальные — не вписываются в систему и должны быть «уничтожены»! Конечно, не теми известными способами, которыми пользовалась нацистская Германия. Те времена прошли. А хотя бы морально. Сфабрикованное дело ничем не хуже. А можно ещё воспользоваться электрошокером. Или дубинку засунуть в зад…

Уходящие с политической арены люди, а вместе с ними режимы часто совершают нелепые действия, ускоряющие их падение. Потому что нарастающая неадекватность того или иного лица — не досадная случайность, а закономерный биологический результат их затянувшейся эволюции.

В истории есть своя цикличность, а значит, как в физике или химии, действуют определённые законы и закономерности, изменить которые не под силу никому. Может быть, только Богу. Если он захочет. Но ему, видимо, всё равно, он умывает руки.

Я держусь в стороне ото всего этого. Даже сейчас, когда сумел выплыть из воронки «чёрной дыры». Но я не одиночка. Уродство системы отталкивает. Как писал Ирвин Уэлш: «Жизнь коротка, смерть неизбежна, вот и все, что можно сказать по поводу всего этого дерьма».

Однако стоит возвратиться к моей работе… Я не был дома уже четыре дня и, помню, ждал, когда разгрузят машину, чтобы загрузить другим товаром. Стоял на складе, смотрел в кабине по планшету выступление Николая Платошкина, который боролся с ЛДПР в Хабаровском крае за место в Государственной Думе в составе Коммунистической партии Российской Федерации.

Я симпатизирую порядочным людям. Они вызывают у меня уважение. Николай Николаевич Платошкин был одним из них. Но всё же и он вызывал некоторые подозрения. Однако говорил уж очень красиво, ораторское искусство в нём преобладало.

Неожиданно меня окликнула завсклад, Ольга Ивановна:

— Рома, тебя там, на улице, двое ребят спрашивают. Охрана позвонила.

Я вышел из склада.

Полдень. Жара. Во дворе в стороне стояла та самая знакомая мне «Шкода», номера отсутствовали. Два человека возле неё. Несмотря на пекло, они были одеты в чёрные джинсы и чёрные футболки. Крепкие ребята, короткостриженные (в этот раз я лучше их рассмотрел, если, конечно, это были одни и те же люди, что и тогда, на дороге). Я почувствовал тревогу, но как ни в чём небывало подошёл к ним.

— Звали?

— Роман Редин? — спросил один из них, более крепкий, пониже ростом. Здороваться за руку никто из них со мной не собирался, как обычно это делается в мужском кругу.

— Да…

Последовал удар в челюсть. Короткий и быстрый. Я упал на пыльный асфальт. Почувствовал, какой он горячий от солнца. И как кровь пошла носом. Затем второй незнакомец, я заметил краем глаза, ударил меня ногой в живот. Но не сильно. Дыхание не перехватило, как бывает в подобных случаях. Меня как будто жалели, обращались бережно, «нежно». Или предупреждали.

Только о чём?

— За что? — вырвалось из груди. Я ничего не понимал. Но мне не ответили.

Крепыши прыгнули в свою машину и уехали.

Я сел на асфальт. Голова гудела. Подбежал один из охранников с КПП. Он, видимо, всё видел. Помог подняться.

— Цел? — спросил и протянул чистый носовой платок.

Я потрогал челюсть, зубы оставались на месте. Нос, кажется, тоже. Не сломан. Вытер кровь. Но болел живот.

— Всё нормально, — ответил я. И тут же спросил: — Как вы их пропустили? Знакомы, что ли? Кто они?

— Тот, что был за рулём, показал удостоверение МВД. У нас не стратегический объект. Менты едут по «зелёной»… Сам идти сможешь? Может, скорую вызвать?

— Нет, спасибо! Обойдусь.

Поднялся, отряхнулся, вернулся к себе в машину.

Прошёл где-то час. Товар был загружен. Ольга Ивановна сама отдала накладные, я оставался в кабине, сказала:

— Можешь ехать, — и очень странно на меня посмотрела. — У тебя кровь сочится.

Я снова приложил платок к носу.

— Случайно подрезал ребят, было дело, — сказал, как бы оправдываясь. Охранники, видимо, рассказали по телефону о случившемся. — Вот и искали меня.

— Вижу — нашли. Будь аккуратней в дороге, — посоветовала она.

— Постараюсь, Ольга Ивановна. Спасибо, что принесли документы!

Глава 11

Дождь прекратился, но свинцовые тучи отбрасывали кругом мрачные тени. Низкое, будто налитое тяжестью, небо предвещало скорое наступление ночи.

Вика позвонила, когда я ставил «Газель» на платной стоянке — своего гаража нет, бросать рабочий автомобиль, где попало, не безопасно. Она просила о встрече. Я сказал, что только приехал, надо привести себя в порядок, принять душ, сготовить ужин.

— Я сама могу сготовить, — предложила она. — Иногда из меня получается хорошая кухарка. Главное слово — иногда, — в трубке послышался смех. — Но я постараюсь.

— Напрашиваешься в гости? — я вдруг вспомнил про свой синяк на челюсти.

— Нельзя?

— Можно, конечно… Что собираешься готовить? Или, может, я сам? Как-то не очень красиво получится, если я свою гостью поставлю к кухонной плите. Кстати, надо продуктов купить. Дома почти ничего нет. И не пугайся, когда увидишь моё лицо.

— Что случилось?

Говорить по телефону об инциденте не хотелось.

— Об этом потом.

— Как скажешь.

— Что купить в магазине?

— Возьми мяса. Свинину. Я сделаю отбивные.

— Растолстеть не боишься?

— Это мне не грозит… Да, и купи бутылку вина.

— У нас романтический вечер?

— Будем считать, что да. Хочется праздника.

Я подумал, чем Вика так очаровала меня, откуда взялось это болезненно-пленительное головокружение? Мы не виделись несколько дней, поэтому я по ней соскучился? Иногда самое прекрасное доказательство в любви — долгая разлука. В иных случаях — вечная.

— Какое вино брать? В алкоголе я не разбираюсь.

— К жирному свиному мясу, я думаю, подойдёт «Каберне Совиньон». Импортное не покупай. Фанагорийское «100 оттенков красного» лучшее из отечественных вин. Найдёшь?

— Постараюсь.

— Давай так, я сейчас на работе, ты меня заберёшь, и мы вместе купим и мясо, и вино, как смотришь на предложение? А после займёшься собой — говоришь, надо принять душ? Мне нравятся чистые гладковыбритые мужчины. Везде…

Женщины помогают мечтать. В этот момент я почему-то представил Вику голой. Мне казалось, что у неё идеальное тело, но обязательно будет присутствовать в каком-нибудь интимном месте маленький шрам, о котором она расскажет, вспоминая детство или юность.

Мы договорились, что заеду к ней через час.

— Сделаю уборку в квартире. Дома неделю меня не было. И до поездки дней десять, кажется, не убирался — представляешь, что там сейчас творится?

— С трудом. Но фантазия у меня хорошая, — Вика хихикнула. — Твоя реальность должна укусить меня за попу. И отшлёпать плохую девочку.

— Это намёк?

— Считай, как хочешь. Моего Серёжку, представь себе, забрала свекровь на два дня — в лесу, наверное, кто-то умер, большой и страшный, она редко общается с внуком. Я сегодня свободна, как птица в небе. А завтра суббота. Вечер для одинокой женщины — это воля счастливого случая. Понимаешь меня?

— Пытаюсь…

— Не прикидывайся дурачком. Лучше быть вечным холостяком, чем анонимным педиком. Или я чего-то не знаю? Просто удиви свою женщину! Хоть чем-то! Только не гомосексуальностью. Я тебе этого не прощу. Ага? Бардак в квартире — это тоже может завести.

— Говоришь, счастливый случай? Удивить?..

— Да, Рома. Действуй! Больше фантазии. Меньше раздумий. Слышишь меня?

— Загадочная ты сегодня, Викуся! Всё так неожиданно, признаюсь. Недотрога превращается в «дотрогу»…

— Мыслишь правильно. Значит, я жду, — утвердительно сказала она и отключила телефон.

Я спрятал смартфон в карман джинсовых брюк. Мужчины склонны к случайному сексу, женщины склонны к случайной любви… Чем отличается случайный секс от случайной любви? Наверно, ничем. Секс кратковременен. С точки зрения физики или механики. Случайная любовь — коротка на отрезке времени. Вечная любовь — фантазия романтиков. Настоящая любовь — она до конца жизни. Чем всё закончится у нас? Поеданием жирной свинины с глотком красного вина без всякого продолжения? Это пошло, конечно. И в голову пробралась обманчивая мысль: если удастся завладеть Викой, то на мгновение я завладею всем миром. Ведь она хочет того же, чего хочу я сам.

Воля счастливого случая толкала нас в постель.

Глава 12

Невероятно, но третий табурет вернулся на прежнее место. Стоял на кухне и как будто ждал меня — а вот и я, хозяин! Создавалось впечатление, что он стал одухотворенным предметом и теперь живёт собственной жизнью.

Я его пощупал, сел на него, минутку посидел, встал, поставил под кухонный стол, чтобы не мешался.

Взглянул в чёрный квадрат окна. В доме напротив поочерёдно загорался свет. Когда так происходит, кажется, каждое окно сулит одновременно свободу и уют — свободу от старой жизни и уют в новой. Однако зоны относительной свободы пока что существуют только у нас дома. Остальное пространство — одни ограничения. Не превышай допустимую скорость, не кури в общественном месте, не участвуй в несогласованных митингах, не проявляй неуважение к власти, хотя сама власть имеет право на унижение человеческого достоинства… Ограниченная ограниченность. Остаётся рот кляпом закрыть, наручники надеть, кандалы подвесить. Чем ещё ограничить возможно?

А с недавних пор и в собственной квартире я не чувствовал себя свободно. Нет, не боялся. Скорей напрягался. Что-то было не так. Кто-то с лёгкостью проникал в квартиру, когда меня нет, и тихо сводил с ума. Так уже не казалось. Приблизительно в таком духе всё и происходило. Поэтому я решил не обыскивать квартиру, чтобы найти затаившегося воришку где-нибудь в кладовке — у воров чести нет, — и не стал снова менять замок в двери, а сразу преступил к уборке.

Я торопился, время поджимало — не хотел опоздать, помня слова Вики, что она любит пунктуальность.

Проходя мимо зеркала с веником в руке, заметил себя, остановился: из зазеркалья в этот мир смотрел другой человек, лицо его с синяком на щеке и с опухшим носом выглядело нереально. Это был ни я. Затмение — пропасть. Казалось, отражение принадлежало другому человеку — видимо, так падал свет, — это он в моё отсутствие хозяйничал в квартире. Появилось отчаяние, возмущение, презрение — большой мужчина с недельной щетиной смотрел спокойно, уверенно. Но лицо, бесспорно, принадлежало моему физическому телу, я отвечал за него. Однако убрать синяк было невозможно. Я был явно не в форме, куда-то исчезли ослепительный блеск, композиционная стройность. Усталость от работы нагромождалась на плечи тяжестью мешков с солью. Груз казался непосильным. Но я взвалил его на плечи и должен был выдержать. Было дело, даже забеспокоился, а встанет ли «малыш» в нужный момент? Если возникнет проблема, позора не избежать. Что подумает Вика? Решит, что я правда гомик.

Свободной рукой потрогал щёку, она болела.

Вдруг возникло сюрреалистичное чувство, что кто-то стоит за спиной и тянется ко мне руками, хотя в отражении зеркала я видел только себя. Резко обернулся, но никого не было. Встряхнул головой и пошёл прочь (если бы не Вика, завесил зеркало простынёй, чтобы временно себя не видеть).

В моём распоряжении оставалось минут пятнадцать. Взял наличные деньги, закрыл дверь квартиры и поспешил к Тайоте, которая всегда стояла во дворе пятиэтажки.

Глава 13

Увидев меня, Вика испугалась. По-настоящему.

— Что произошло?

— Познать жизнь можно, лишь набив шишки, — ответил я в шутливой форме.

И вдруг пронзила мысль: может, водитель «Шкоды» или пассажир — кто-то из них бывший ревнивый муж, и он узнал, что я встречаюсь с Викой? Но вслух об этом не сказал, а пересказал выдуманную историю, о которой говорил завскладу, Ольге Ивановне.

Вика в привычной для себя манере пожалела меня, сказала:

— Бедненький! Не повезло тебе, — и осторожно поцеловала в здоровую щёку.

В гипермаркете возникло ощущение, что за нами следят. Я постоянно оглядывался. Вика на моё внутреннее беспокойство не обратила внимания. А вот то, что цены подросли, — заметила.

— Недавно была здесь, всё было дешевле.

— Инфляция… Сколько там заявляют? Четыре процента?

— Врут. Ты же знаешь.

— Можно догадаться.

Купили всё, что планировали. Подходя к кассе, Виктория вдруг остановилась, внимательно посмотрела на меня.

— В чём дело? Что-то не так? — спросил я.

— На тебя постоянно обращают внимание женщины. Почему? — задала Вика вопрос. — Вроде, как все. Ничем не выделяешься. Даже ширинка застёгнута.

— Разве? Не замечал… Они, наверное, смотрят в мою сторону, потому что видят красивую тебя. И не забывай, у меня синяк. На всю щёку. Красивая женщина с каким-то мужиком, у которого фингал, — это контраст. — Но левой рукой проверил замок на брюках — застёгнут!

— Думаю, ты прав! — Вика улыбнулась. — Я красивая… а ты льстец, Роман Сергеевич!

— Ага. И подкаблучник к тому же.

— Был им?

— Честно скажу — нет.

Вика непроизвольно кивнула:

— Это логично. Не похож. И мой бывший подкаблучником не был. Мужчина, воспитанный матерью-одиночкой, женат уже от рождения. А это, поверь, хуже, чем мужчина-бабник.

Она повернулась ко мне. Взглянула, как бы оценивая — не ошиблась ли в своём выборе.

— А если я воспитывался бабушкой? — осторожно спросил я.

— Это не одно и то же. Иначе бы я с тобой не продолжила знакомство.

— Бывают ведь исключения.

— Хочешь сказать — ты бабкин внук? Что-то новенькое! — Вика усмехнулась. — Почему, по твоему мнению, я развелась с мужем? Хотя он хороший мужчина, на первый взгляд: добрый, отзывчивый, сексуальный и симпатичный…

— Я тебя понимаю…

— Да, он любил свою маму больше, чем меня, и больше, чем собственного сына. А это неправильно, по-моему. Как он говорил… «я иногда делаю то, что мне приказывают голоса в голове моей мамы». От этих слов до сих пор мурашки по коже бегут. — Вика непроизвольно поёжилась. — В некоторых его поступках я не видела логики и смысла. Поэтому и решила расстаться. Чем раньше, тем лучше. А с тобой, Рома, я скоро разберусь: бабкин ты сын или не бабкин.

Оплатив покупки, мы вернулись к машине, уложили продукты в багажник. Я осторожно спросил:

— А твой бывший муж знает, что мы знакомы?

Вот тут Вика от души рассмеялась.

— Не думай об этом. Захар живёт далеко от нас, в Тыве, работает в полиции, как и я, капитан с умом прапорщика Задова, и ему дела нет до меня. Он женился — мама нашла ему жену, — у него родился ребёнок, девочка. Так что будь спокоен. Меня с ним связывают только алименты и наш общий сын. Раз в год Захар прилетает на юг вместе с новой семьёй, чтобы отдохнуть на море, а перед отъездом приезжает в Тихорецк на несколько дней, чтобы повидаться с Серёжкой и своей мамой. Причём маме уделяет времени больше, чем сыну. В этом году он был в июне. И нисколько не изменился. Такой же мямля. Поэтому забудь, Рома, о нём — избиение дело рук каких-то хулиганов, как ты говоришь, а не бывшего мужа, который и драться-то не умеет. Кстати, номер запомнил? Могу попросить: пробьют машину и твоих обидчиков найдут.

— Нет, — ответил я. — Спасибо за помощь. Номер я не запомнил, потому что он отсутствовал.

— Странно…

Мне хотелось бы считать её слова пустой болтовней и поскорее забыть о том, что случилось со мной в дороге. И тут же упрекнул себя, что прямо сейчас не о том думаю, когда Вика рядом, из которой словно сочится свет, она похожа на ребёнка, которому вручили подарок в яркой упаковке, и он, предвосхищая, что там лежит внутри, вот-вот вскроет её.

В квартиру Вика зашла по-хозяйски, как будто здесь и жила. Обошла все комнаты, вернулась в гостиную, плюхнулась в кресло и поджала под себя ноги. Кресло было обито темно-синей кожей, с серыми подлокотниками — в уродливом индустриальном стиле, как считала бывшая жена, который вовсе не вписывался в интерьер квартиры. Но оно мне досталось от бабушки, и я очень им дорожил. Вика, похоже, неплохо себя в нем чувствовала, во всяком случае, она с облегчением вздохнула и огляделась, осмотрела обстановку комнаты.

— Уютно, — сделала она заключение и тут же вскочила со своего места: — Я же должна готовить, а не отдыхать. — Пошла в кухню. — Славненько у тебя! А где сковородки лежат?

Я показал.

— Ещё мне нужна соль, специи, вилки, тарелки, нож…

Я открыл шкаф.

— Можешь идти в ванную, теперь я сама со всем этим разберусь.

Она дружелюбно улыбнулась, но за этой улыбкой скрывалось нечто, чего я не мог истолковать. И продолжил смотреть на Вику, как будто не понимая, что она здесь делает, что происходит? Казалось, да, я знаю её, хотя ничего не знаю. Наша близость пока существовала лишь в моем воображении.

— Что-то не так? — прервала она ход моих мыслей.

— Только не пересоли мясо, — попросил я, — соли добавляй чуть-чуть, я гипертоник.

— Что ж ты сразу не сказал, купили бы говядину.

— Нет, всё хорошо. Свинину я люблю… Больше, чем говядину.

— А меня любишь? — неожиданно спросила Вика и подошла ко мне вплотную, обняла за шею.

Я поцеловал её в губы, но ничего не ответил. Вика не спешила выдавать свои тайны. Хотя и рассказала про Захара. И всё равно я мало знал о её прошлом. И ответить вот так просто: «Я тебя люблю!» — не мог. Но, пожалуй, был способен твёрдо сказать самому себе, эта женщина была «сильная со слабыми и слабая с сильными». Есть такие женщины, которые хотят всегда угождать своим мужчинам. Это совершенно ущербный тип женщин, считал я. Такие будут угождать всем подряд в любом месте, любому человеку, чтобы получить для себя определённую выгоду. Вика представлялась именно такой. Это с одной стороны. С другой — от волнения у меня свело шею, ноги задрожали, живот пронзила жгучая, острая боль, а разум помутился от своих же собственных предположений и желаний.

Видимо, поцелуй послужил ответом, и Вика снова спросила:

— Знаешь, что отличает тебя от других мужчин?

Сам вопрос уже льстил.

— Что? — хотелось услышать порцию правды о себе, которая должна была оказаться сладкой.

— Ты не видишь во мне своего трофея. Уверена, охота не для тебя. Как и рыбалка.

На улице разразилась гроза. Она словно сотрясала весь мир.

— А это плохо или хорошо?

— Не знаю.

Сколько себя помню, я всегда чувствовал себя одиноким, немного чужим в этом шумном, обыденном мире, который чем-нибудь да поражал, как заразная болезнь. Одно время я убеждал себя, что от тоскливого чувства одиночества могут избавить книги, но от книг нельзя требовать слишком многого, как от человека. Пробовал заниматься спортом — бросил, потому что некоторые вредные привычки, как курение, плохо сочетаются со здоровым образом жизни плюс постоянная нехватка свободного времени. Быть честным — быть чистым. Значит — быть осознанным.

Я спросил:

— Честно сказать?

— Лучше скажи неправду.

— Я пока не смог в тебя влюбиться.

— Ты говоришь правду или лжёшь?

— Правду.

— Боишься меня?

— Нет. Чего бы я тебя боялся? А вот чувствам не прикажешь.

— А ты постарайся.

— Не могу. А ещё я удивлён, почему ты меня хочешь и об этом так открыто говоришь. Подобная откровенность — она, конечно, возбуждает, даже нравится мне. И всё же?..

Вика убрала руки с моей шеи, уставилась на меня с недоверием. Её взгляд едва заметно изменился. Глаза заблестели так, словно она о чём-то догадывалась. Но у меня не было тайн. Я говорил честно.

— Говоришь, удивлён, почему я тебя хочу? Это не твоя заслуга, расслабься, а тех, кто был у меня до тебя. Но я помню, с кем забываюсь. И хочу запомнить тебя. Так что постарайся, Роман Сергеевич, меня удивить. Перемена семени помогает любой женщине расцвести. Слышал об этом?

— Вика, ты эгоистка! Знаешь об этом?

— Почему?

— Пока женщина влюблена и спит с одним мужчиной, для неё не существует других мужчин. Как только любовь проходит, — а у тебя любовь исчезла, — оказывается, что особей мужского пола много, у каждого есть член, а предыдущий был ошибкой. Такая женщина не понимает, что сама может стать ошибкой для другого мужчины.

— Ты рассказываешь сейчас о себе, — сказала Вика утвердительно и на шаг отступила. У меня создалось впечатление, что она чего-то испугалась.

Отчасти она была права. Я использовал женщин для собственного удовлетворения. Неудачный брак сломал. Но я восстановился. И все мои женщины — они появились после развода.

Я сказал, но это было не так:

— Меня возбуждают испорченные женщины.

— Ух, ты! Это заводит! Этой ночью хочу быть испорченной девочкой! Я на многое способна и многое умею, к твоему сведению. И меня возбуждают чистые мужчины… Так что иди, Рома, мойся, а то мы до утра можем простоять вот так, ведя пространные беседы.

Сочетание соблазна, лёгкой непокорности и готовности отдаться смущало меня. Это расходилось с моим создавшимся представлением о Вике. Любовь не даёт право на вседозволенность. Страсть не имеет правил. Но каждому из нас предстоящая ночь давала абсолютную свободу.

Я разделся перед Викой догола, подобрал вещи, зашёл в ванную, закинул бельё в стиральную машину.

Я знал, чем могу удивить.

И удивил!

Глава 14

Меня завораживает полнота жизни тех, кто лишен всякого стыда. Я же ограничен не совестью (совесть — пережиток прошлого), а именно — стыдом. В чем разница? Стыд — это комплекс, или неуверенность. Так вот, я не уверен в своей раскрепощённости, или, говоря по-другому, её вовсе у меня нет… То есть боюсь, что могу выглядеть «мишкой косолапым». При этом всегда ломаю голову — а что подумают другие? Как это будет выглядеть со стороны?

То, как я разделся перед Викторией, было моим неосознанным порывом. Я сам удивился, что смог вот так непринуждённо раздеться, устроить стриптиз.

Вот и вскрыта моя проблема. Скинув одежду — я избавился от стыда.

Я открыл кран. На голову полилась горячая вода. Я не закрылся, и Вика зашла в ванную комнату. Она вела себя непринужденно, холодно разглядывая меня.

— Что не так?

— Никогда не видела такой большой член! Только в порно. В машине, когда притронулась к ширинке, поняла, что он у тебя не маленький. Но не представляла, что увижу такого монстра!.. Я хочу его измерить…

— Двадцать шесть сантиметров, — сказал я. — Можешь не утруждать себя.

— Но он у тебя ещё и толстый! — Вика взяла «малыша» рукой у его основания и у неё не хватило руки, чтобы обхватить полностью. — У тебя есть ленточный сантиметр?

— Ты всё стараешься мерить и примерять под себя? В обхвате он семнадцать сантиметров. Давно всё измерено другими девушками.

— И сколько это в диаметре?

— Раздели семнадцать на волшебное число «пи».

— Не поняла…

С математикой, видимо, у Вики было всё сложно.

— Число «пи» математическая постоянная, равная отношению длины окружности к её диаметру. Это число приблизительно равно 3,14.

— И что получается?

— Если округлить, пять с половиной сантиметров.

Вика отпустила член, который стал наливаться кровью и увеличиваться в размере.

— Боже! Женщина может всё… Но не под каждым… Я хочу, Рома, чтобы ты был нежным сегодня и никуда не торопился. Хорошо? А то порвёшь меня, как Тузик грелку! Знаю я вас, мужчин…

Она поцеловала меня, вода из душа попала на неё, одежда вся промокла, но это мало её беспокоило.

— Не переживай. Тебе понравится. Я знаю, что и как делать.

Она ушла. «Малыш» произвёл впечатление. В постели со мной бывает скучно только скучным женщинам.

Я знал, Вика в эту категорию не попадает.

Глава 15

В ванной комнате я, наверно, задержался дольше, чем положено — побрился, насухо вытерся полотенцем, воспользовался дезодорантом, расчесал волосы. Обмотал торс полотенцем, вышел и почувствовал приятный запах жареного мяса. Зашёл в кухню — Вика стояла у плиты обнажённой. Мокрая одежда лежала на табурете.

Она повернулась ко мне, сказала:

— Пришло время оценить меня.

Вика была очень худа. Тонкая длинная шея. Маленькая грудь с тёмно-коричневыми сосками. Плоский живот с еле заметным шрамом ниже пупка — сына она рожала при помощи кесарева сечения. Тазовые кости, рёбра и ключицы слегка торчали. Я не ожидал, что обнажённой она выглядит чуть хуже, чем в одежде. Но не похоже, что Вика болела. Видимо, она похудела естественным образом — с помощью диеты или голоданием. Но всё равно была красивой женщиной, в самом соку. Я хотел ей сказать об этом, но не нашёл подходящих слов и молчал, продолжая разглядывать обнажённое тело. У Вики были худые бёдра и тонкие длинные ноги. Ростом она была почти с меня, то есть где-то 175 сантиметров. Лобок начисто выбрит.

— Смотри на жуть веселее, — сказала она.

Я не ответил, был заворожен.

— Рома, не молчи. Я тебе не нравлюсь?

Любая женщина постоянно требует подтверждение своей красоты.

— Фарфоровая куколка! — сумел, наконец, я вымолвить.

— В свои пять лет, когда ходила в садик, я была похожа на председателя какого-нибудь колхоза со стрижкой «под горшок», — сказала Вика и выключила газ на плите, где жарилась последняя порция отбивных. — Не хочу, чтобы мясо подгорело, — пояснила она.

Я подошёл к ней вплотную, развернул к себе спиной, скинул полотенце, прижал её маленькие груди руками, а она в ответ оттопырила попку и потёрлась ягодицами о член — он тут же встал!

— Ужинать будем потом, — сказал и взял Вику на руки, понёс в спальню. Это сделал я впервые и удивился, какая она лёгкая. Пёрышко.

В спальне я зацепил ногой пивную бутылку, которую когда-то не убрал — она стояла возле комода. Когда бутылка упала и покатилась по паркету, мне показалось, что через спальню с грохотом пронесся товарный поезд. От шума заложило уши, словно темнота усиливала все звуки.

— Включи свет! Рома, мы убьёмся!

Опустив Вику на пол, я клацнул выключатель.

— Любишь подглядывать, как и я сам?

Вспыхнул свет — Вика уже лежала в кровати на спине и ласкала себя рукой между ног. Глаза закрыты, рот приоткрыт. Я приблизился к ней, опустился на колени, двумя руками раскрыл большие половые губки — розовые лепестки срамных губ раскрылись сами — и припал губами к довольно крупному клитору.

Лоно мироточило.

— Я готова, — простонала Вика, — не томи, входи… Только осторожно…

Плюнув на правую руку, я смочил головку члена… но Вика вдруг вскочила с кровати, спросила:

— У тебя презерватив есть?

Точно, мы забыли купить самое главное! Дома у меня презервативов не было. Были только в «Газели». На всякий случай.

— Кажется, нету…

— И я не взяла, в сумочку не положила…

— Боишься подцепить заразу?

— Как будто ты не боишься, Рома!

— Я тебе доверяю.

— Ага, доверяй, но проверяй!

— Хочешь себя и меня обломать с кайфом — послать в магазин за резинками?

Вика недолго думала, и снова легла на спину, раздвинула ножки.

— Продолжай, — скомандовала она.

Это получилось очень смешно, и я не удержался, чтобы не рассмеяться.

Через мгновение смеялась уже и она вместе со мной.

Секс и смех не совсем совместимые вещи. И мы отправились в кухню дожаривать отбивные и ужинать…

За стол сели в чём мать родила.

Ели мясо, пили вино, молчали, глазели друг на друга…

В ту ночь я кончил трижды! Такое случалось со мной в раннем юношестве, когда я возбуждался легко, как по повиновению волшебной палочки. Вика просила в неё не кончать, и я дважды забрызгал её личико спермой, когда вынимал член из влагалища, а она подставляла лицо и губы, как будто хотела напиться воды из фонтанчика. К тому моменту, по признанию Вики, она потеряла счёт оргазмам и не предполагала, что всё выйдет так великолепно, чего-то боялась. Наверное, размера члена. И, с её же слов, теперь ей будет трудно приспособиться к мужчине, у которого стандартный размер пениса.

— Лучше толстый «малыш», чем тонкий «великан».

На что я ответил, зачем приспосабливаться? Ведь есть я, Карлсон, — тот самый мужчина, который сводит с ума бесчисленным числом оргазмов, но не живёт на крыше…

Третий оргазм у меня случился под утро, когда Вика делала минет. В рот входила только головка «малыша», и Вика так ловко и проворно обрабатывала язычком уздечку члена, что я разрядился ей прямо в ротик. Она приняла семя, проглотила… И долго смотрела мне в глаза, постукивая обмякшим членом по своим щекам, губкам и языку, что я не выдержал этого взгляда, откинулся на подушку и… почувствовал головокружение… Веки закрылись, на них как будто кто-то положил свинцовые слитки — и я тут же сорвался в бездну, мертвецки уснул.

Я не видел снов, я исчез для всех — даже для самого себя. Меня не существовало…

Когда проснулся, был уже вечер. Темнело. В окне сверкнула молния, прогремел гром. Усилился ветер. Деревья гнулись к земле. Ещё со вчерашнего дня жара сменилась на прохладу. Непогода продолжала своё светопреставление.

Вики рядом не было. Голова болела. Я с трудом поднялся с постели, перед глазами вдруг поплыло, как будто я смотрел на раскаленный асфальт в жаркий летний день, но обошёл квартиру — никого.

Вернулся в спальню, сел на кровать.

Дождь лил, как из ведра, громко выстукивая барабанную дробь с обратной стороны окна по железному водоотливу. Набрал Викин номер — телефон отключен. Попробовал ещё раз — ничего.

Голова не могла болеть от одной бутылки вина на двоих. Это было странно. И я не сомневался, что Вика подсыпала мне в вино какую-то гадость. Может, снотворное.

Я вернулся в кухню, чтобы напиться воды. И только теперь заметил, что на столе лежит записка. Клочок бумаги был выдран из моего же блокнота, валяющегося рядом. Текст записки гласил: «Рома, всё прошло хорошо. Не ищи меня. Не звони. Ты нам подходишь. Не сопротивляйся. Виктория».

Слова «нам» и «не сопротивляйся» напрягли.

Я разорвал записку, выкинул клочки бумаги в унитаз, спустил воду.

Опережая события, скажу, что больше я Вику никогда не видел и не встречал. Она растворилась, как сахар в воде: я почувствовал приторный сладкий вкус, но тот, кто предоставил послевкусие, исчез навсегда.

А я готов был уже влюбиться…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В этом мире жить невозможно, но больше негде.

Джек Керуак

Глава 1

Побродив по квартире, я снова лёг спать. Но не смог сразу уснуть. Чак Паланик писал: «Я где-то читал, что красивая женщина — это радость навсегда. Но на своём собственном опыте я убедился, что даже самая распрекрасная женщина — это радость часа на три максимум».

В очередной раз я смог сам убедиться в правоте этих слов. Вика оказалась той самой распрекрасной женщиной, но не на три часа, а часов на шесть. Вот вся разница. Она была сочетанием лучшего и худшего — так казалось. И худшее в ней преобладало.

Вика не выходила у меня из головы. Я ворочался, вставал курить, снова ложился в постель. Я верил, что она избавит меня от отчаяния, переполнявшего мою душу все эти годы, и благодарил самого себя, что не открылся ей до конца. Но она не смогла бы это сделать, признайся я в этом. Наоборот — всё усугубила. Есть женщина — есть проблема, нет женщины — тоже проблема.

Потом ночью меня охватил такой озноб, что зубы застучали. Меня продолжало знобить, хотя я накрылся всеми одеялами и пледами, которые имелись дома. Вика подсыпала мне что-то в вино — что?.. Ответить я не мог, потому что не знал точно, а главное — не видел, а значит, не мог утверждать. И всё же я провалился в долгий бесчувственный сон.

А ещё я подумал, что жизнь — это секс. Иногда тебя трахают. Иногда ты трахаешь. Иногда случается оргазм. Мы живём ради короткого оргазма, да и то многим из нас он достаётся вручную.

В конце концов, я заснул.

Я видел, как Викторию столкнули с тёмной скалы и она начала падать. За секунду до того, как она должна была удариться о землю, я вздрогнул и резко сел. Секунду не соображал, где нахожусь. Потом начал различать контуры своей спальни — лучи солнца падали на стены, наступило утро; дождь, наверное, давно закончился. Пульс бешено стучал. Усталость была подавляющей.

Проснулся я весь мокрый от пота в отсыревшей постели. Но чувствовал себя хорошо. Озноб прошёл.

Выпив кофе и придя в себя окончательно, я решил поехать в паспортный стол, где работала Вика, узнать о ней хоть что-то, а затем навестить её родителей, если они, конечно, захотят со мной говорить.

Глава 2

Утро не было жарким. Воздух был теплый, синее небо без единого облачка, природа казалась безмятежной — в отличие от того, что творилось у меня внутри: я переживал сильнейшее возбуждение, а кроме того, меня переполняла тревога. Вчера я вдруг поверил — и жил этой верой уже несколько часов, — что Вика отыщется, жизнь обретёт смысл и лёгкость, а нескончаемое чувство вины, взявшееся ниоткуда, разом исчезнет, как ни бывало.

В те мгновения я понимал, что влюбился.

Отделение паспортного стола находилось прямо напротив Свято-Успенского храма, построенного в конце 1910 года. Это был старейший храм Тихорецкого района, переживший годы безбожного лихолетья.

Когда ставил машину на стоянке, зазвонили колокола. Я оглянулся и перекрестился. Набожным человеком никогда не был, но считал, что частичка веры в любом из нас должна присутствовать, чтобы не растерять те крупицы надежды, которые в нас сохранились, несмотря на все перипетии повседневной жизни.

Возле входа на территорию полиции у меня попросили паспорт. Я показал. Правда, не спросили, куда и зачем иду. Проверили металлоискателем. У нас теперь в России всё и вся подвержено сомнению, полное доверие очень дорогого стоит.

Паспортное отделение располагалось в отдельном одноэтажном здании. Я поднялся по четырём ступенькам на крыльцо под навесом, хотел взяться за ручку, чтобы открыть дверь, но она вдруг открылась сама — вышел молодой парень в форме лейтенанта, и я его пропустил.

В коридоре никого не было. Зашёл в ближайшую дверь, на которой весела вывеска «Паспортный стол. Приёмная».

Место за компьютером занимала какая-то девица в очках. Она сидела на стуле в короткой чёрной юбке, нога за ногу. И сидела не прямо за столом, а повернувшись к окну, ко мне боком, уставившись в телефон. Наверное, с кем-то переписывалась в одной из социальных сетей. У неё были мягкие черты лица, а одета она была в блузку цвета морской волны. Полицейская форма на ней отсутствовала, и я подумал, может, девица здесь не работает, а кого-то просто ждёт. Но всё же спросил:

— Здравствуйте! Я бы хотел узнать про одного вашего сотрудника… Или сотрудницу.

Девушка на меня посмотрела как-то странно и положила телефон в сторону, рядом с кружкой с надписью «Reading is sexy», из которой, видимо, потягивала минералку. Полупустая бутылка «Ессентуки №17» стояла рядом с компьютером. Вечер, видимо, вчера у неё удался.

— Слушаю, — сказала она и широко улыбнулась. Как говорил Джек Керуак, общительность — это лишь широкая улыбка. А широкая улыбка — это лишь зубы и ничего больше. — Да, вы же обязаны знать, — добавила она, — мы не справочное бюро. И о своих сотрудниках не распространяемся… Подробно.

— Надеюсь, вы мне всё равно поможете, — сказал я. Инстинктивно я проникся к ней симпатией, она была хорошенькой, лет двадцати с хвостиком. — Много времени у вас не отниму. С вами работает Виктория… — на мгновение я забыл фамилию Вики…

— Виктория Ладянова?

— Точно…

— Вам она зачем? Подцепила где-то… Похоже на неё.

Это замечание, к моему удивлению, меня нисколько не смутило.

— Я бы хотел с ней встретиться. У неё телефон отключен почему-то, не могу дозвониться.

— Виктории нет. И она здесь не работает. Работала временно.

— Как так? — удивился я.

— Её прислали из Краснодара. Зачем-то в помощь. Никто ничего не понимал. В том числе и начальство. А нам что, — как бы самой себе сказала девица, — прислали — и прислали. Виктория Леонидовна помогала с документами. Только и всего. Но наше начальство предупредило всех, — девушка хихикнула, — что Виктория Леонидовна скорей всего поставлена сюда, чтобы следить за всеми нами, как мы работаем. И надо быть осторожными в общении с ней. Следить за языком, короче. Поэтому в отделе её невзлюбили.

— И долго она за вами следила? Или стучала?.. Не знаю, как правильно выразиться.

— Вы правы, она и тем, и другим занималась. Где-то около месяца тут пробыла. И, наглая такая, хочу заметить, могла войти в любой кабинет без стука. Даже к начальству. Как вы сейчас.

— Правда? Ну, что ж, — сказал я, но на упрёк не обратил внимания, — большое спасибо за помощь! Вы очень помогли.

— Обращайтесь, — бросила девушка мне в спину свою безразличность, когда я выходил из кабинета. Она сказала больше, чем должна была, наверно, сказать. Словом, не только мне «повезло»: за короткий срок Вика насолила, видимо, всем, её не просто невзлюбили, а возненавидели, поэтому и поделилась коллега так легко информацией, которой обладала.

Когда я сел в машину, в душе возникло чувство, что я докопался до маленькой частички правды, но в следующее мгновение и она стала ускользать от меня. Что я узнал? Только то, что она не из Тихорецка. А выдавала себя за местного коренного жителя.

И вдруг всё отстранилось, краски поблекли, звуки заглохли, я не чувствовал собственных ощущений, потому что, казалось, и эта частичка правды исчезла — то, что мне рассказали, было легендой для коллег по работе, — и осталась только злость.

Несколько раз я ударил по рулю и панели управления автомобиля. Я не знал, что во мне может быть столько злости, что я могу бить кулаками не только по предметам… Окажись кто-то рядом, мог бы, наверное, ударить и человека в лицо! Мной просто воспользовались!

Я редко оказывался в такой ситуации, когда мне так нагло врали. Только зачем и для чего? И вообще, что я так переживаю?!! Вор мне не брат, а потаскуха не сестра.

Выпустив дух, я поехал к дому, где якобы проживала Вика. Что скажут там? Если откроют калитку…

Глава 3

У меня закончились сигареты. Хотелось курить. Возле городского рынка имелся маленький магазинчик «Мир табака». Я всегда покупал там сигареты, обычно несколько блоков на месяц. В дороге, где-нибудь на трассе, сигареты были дороже, или, того хуже, в продаже отсутствовала нужная марка сигарет. Курил я «Золотую Яву», сотку. Уже много лет.

Продавец меня знал. Торговал сам хозяин. Звали его Толик. Ему только-только перевалило за шестьдесят лет, но по новому закону до пенсии оставалось года полтора. Его слова: «Выйду на пенсию, брошу этот магазин к чёртовой матери!» казались пустыми.

Он привык, что я всегда беру оптом. В этот раз я забыл пластиковую карточку «Мир» дома (использовать приходилось «Мир», а не «VISA», например, потому что иногда приходилось ездить в Крым, а там другие карточки не работали), а наличных денег набралось всего 95 рублей. Сигареты так и стоили. И я попросил одну пачку.

— 99 рублей, — сказал Толик.

Я пересчитал мелочь ещё раз и выругался:

— Блин! Не хватает четырёх рублей!

— Да, подорожали… — Он положил пачку на стол. — Потом отдашь, ничего страшного.

Я посмотрел на него, но возражать не стал, забрал пачку, вышел из магазина.

Требуется всё больше денег, чтобы купить всё меньше и меньше. Горка денег в понедельник превращается в маленькую кучку во вторник.

Закурив, я спрятался в тени каштана, росшего рядом с магазинчиком прямо напротив входа. Вскоре присоединился и сам Толик: покупателей в магазине пока что не было.

Он, как и я, был заядлым курильщиком. По его словам, с семи лет. В отличие от него я начал курить в семнадцать, когда появилась первая девушка. Хотел казаться взрослей, чем есть на самом деле. И это срабатывало.

— Воровство в России, для тебя, Рома, наверное, не открою секрет, приобрело такие масштабы, что скоро страну украдут целиком, — начал он свой монолог, вкладывая в слова скопившийся гнев. Я понимал, что Толик должен выговориться. Он мог говорить о чём угодно и в то же время ни о чём. Его речи иногда приходилось выслушивать, потому что мы часто курили под этим самым каштаном. Возмущался он многими вещами, происходящими вокруг. В этот раз его вдохновила коррупция. — У нас, здесь и сейчас, образовался нерушимый блок верующих и ворующих. Миллиардами! Если эффективного менеджера Миллера сделать, например, директором пустыни Сахара, то там начнутся перебои с песком.

Я улыбнулся.

— Да, — подтвердил Толик свои слова, понимая, что удачно пошутил. — Это значит, придёт время и в России будет правительство, которое не сможет воровать. Потому что воровать станет нечего… А как же тяжело смотреть телевизор, когда ясно понимаешь, что каждое слово в нём — это пустой звук. И что там показывают? Ужас! В телевизоре ничего нету. Одна глупость и враньё! Одни воруют, а эти, в телевизоре, их оправдывают. Средства массовой информации нарисуют любую правду, отбелят любую ложь. Если ты смотришь политические передачи на федеральных каналах и не чувствуешь при этом запах говна, то у тебя или с обонянием проблема, или с головой. Есть две России: одна Россия в телевизоре, другая за окном. Чему верить?

— Пока что не расстреливают, но жить нормально всё равно не дают, — вставил я своё слово.

— Это точно. А если взять экономику — колесо крутится, но белка уже сдохла. Маргарет Тэтчер, та самая стерва, которая якобы являлась врагом СССР и закрыла в своё время все угольные шахты в Англии, оставила многих рабочих без средств существования в 80-е годы прошлого века, говорила — цитирую дословно: «Богатство страны не обязательно строится на собственных природных ресурсах, оно достижимо даже при их полном отсутствии. Самым главным ресурсом является человек. Государству лишь нужно создать основу для расцвета таланта людей». Вдумайся в эти слова… Но есть страны, где люди — новая нефть… Это мы с тобой, Рома! На Западе правительства заботятся о своих гражданах. Нас же подливают в огонь, как солярку, чтобы сжечь! Та же, Маргарет Тэтчер, закрыв экономически невыгодные шахты, никого не сожгла — людям, наоборот, помогли. Поэтому Тэтчер великая женщина-руководитель… Дальше не могу ничего сказать хорошего, если возвратиться к нам. Только одно: непрерывная собачья свадьба у нас оттого, что у власти — суки!.. Сейчас я расскажу новость, о которой совсем недавно узнал. Не знаю, ты об этом слыхал?.. Есть сведения, что в ЦАР и других странах Африки высшее военно-политическое руководство России строит базы-хранилища материальных ценностей и строит поместья по примеру южноамериканских колоний, которые строили сбежавшие фашисты после поражения во второй мировой войне. Так вот, охрану этих объектов ведут ЧВК. У меня сын там служит, до этого он прошёл горячую точку, ты знаешь, участвовал во второй чеченской войне. Сейчас он в Центрально Африканской Республике. Иногда созваниваемся, он мне интересные вещи рассказывает, в которые трудно поверить. Представляешь — они, наши чиновники, вообще оборзели! Это понятно. Однако чего-то боятся… Если быть более точным — нас они и боятся, собственного народа! Так вот, транзакции Запад перекрыл, бабло их теперь в швейцарских и американских банках арестовывается — и что они придумали? Золото и доллары самолётами вывозят в чужую страну, хранят это всё в заброшенных шахтах. Сын одну из таких шахт и охраняет…

В магазин зашёл покупатель. Толик, наверное, рассказал бы что-то ещё интересное, но делу время, а потехи — перекур. Как предприниматели, он и я, это прекрасно понимали.

— Ладно, надо торговать, — сказал Толик и пошёл к себе в магазин. В дверях он остановился, спросил: — Сколько блоков «Явы» оставить?

— Три. Как обычно. Завтра заеду.

— Сделаю. Товар завезут дня через три. А у меня твоей «Явы» всего пять блоков. Разберут, если не приторможу.

— О’кей!

Я выбросил фильтр от погасшей сигареты в урну, сел в машину, поехал к дому, где жили родители Вики. Слова Толика точно отразили всё происходящее на данный момент, и я понял, что, читая подростком роман «1984», никогда не думал, что, будучи взрослым, буду жить в мире этой самой книги.

По пути обратил внимание на ещё один храм, который достраивался на чьи-то пожертвования. Раньше его не замечал — он был спрятан среди густых деревьев. Наверно, только по одному количеству построенных властью храмов в России за последние годы можно судить о масштабах их греха. Если государство культивирует веру, а не науку, печально бывает всегда; вера отбрасывает государство в средние века.

Я вспомнил случай, произошедший со мной и с моим товарищем. Его звали Костя. У него умер отец. Рак горла. Он готовился к похоронам, машины у него не было, поэтому обратился за помощью. Я возил его по делам на кладбище, чтобы договориться о месте захоронения, в морг, по магазинам, купить необходимых продуктов, выполнял другие мелкие поручения. Отца нужно было отпеть, и Костя договорился с одним местным батюшкой — это был человек лет тридцати очень плотного телосложения с нездоровым цветом лица, которое покрывали красные пятна, — за определённую цену, что он выполнит этот обязательный ритуал, хотя отец не был верующим человеком.

Завтра должны были состояться похороны, и ближе к вечеру Костя попросил отвезти батюшке пакет с продуктами, чтобы его семья помянула усопшего.

Этот посредник между богом и людьми был заранее предупреждён, что я скоро приеду. Он ждал, сидел на лавочке, в рясе, возле забора, за которым находился его дом из белого кирпича. Кладка была очень аккуратной. Что сразу бросалось в глаза. Батюшка подошёл к машине. Пакет я отдал ему в руки через открытое окно, и хотел было уехать, как вдруг он сказал:

— Подожди! Взгляну, что тут.

Достал из пакета копчёную колбасу, внимательно осмотрел её, понюхал, вернул обратно, сказал, что сырокопченую колбасу не ест, только сервелат. Печенье и пирожки с повидлом тоже отдал. Но забрал шоколадные конфеты.

— Пусть будет любезен твой друг, — сказал он, рассматривая конфеты, — купить сервелату. Я буду ждать. Желательно сегодня.

Этого хамства потерпеть я не мог. Вылез из машины, выхватил у него пакет с конфетами.

— Обойдёшься! И не дай бог, завтра что-то пойдёт не так — ты меня понял? — прорычал ему в лицо. Я был, наверное, излишне зол на него, что, возможно, если он что-то сказал в ответ, — ударил бы его. Но батюшка испугался и поспешил скрыться за калиткой дома. Он уходил быстрым шагом, и всё время оглядывался на меня.

Пакет с продуктами пришлось отдать старушке возле Свято-Успенского храма, которая у входа просила милостыню. Как раз проезжал мимо.

Косте об этом случае ничего не сказал.

Во время отпевания батюшка (теперь, по моему мнению, посредник между дьяволом и людьми) постоянно кидал недоброжелательный взгляд в мою сторону. Но всё прошло хорошо.

Я не стал ставить машину возле дома, где жила Вика, а остановил её, свернув в проулок, перед конструкцией из кованой стали. И дальше двинулся пешком по обсаженной высокими тополями дорожке, что вела к нужному дому.

На калитке имелся звонок домофона. Я нажал на кнопку. Ответ последовал почти сразу. Послышался мужской голос:

— Вам кого?

— Я бы хотел поговорить с Викторией Ладяновой.

— Она здесь не живёт.

Я ожидал услышать подобный ответ.

— Но жила?

— Что вам нужно?

— Не могли бы вы выйти? Я друг. Виктория говорила, что вы приходитесь ей отцом.

— Подождите…

Минут через пять ко мне подошёл человек. Это был, видимо, добрый, благородный, проницательный мужчина лет семидесяти. Худой и высокий, с тонкими, почти женственными чертами лица, он курил сигарету и как-то недоверчиво смотрел на меня. Открывать калитку он не стал. Чего-то опасался. Поэтому мы разговаривали разделённые оградой.

— Меня зовут, — сказал я, — Роман. Мы познакомились с Викой в интернете на сайте знакомств. Встречались. Несколько раз я привозил её к этому самому дому. Она говорила, что здесь живёт с отцом, матерью и маленьким сыном, которого зовут Серёжа.

— Ясно, — ответил мужчина. — Она вам наврала.

— Но она здесь всё же проживала. Временно. Верно?

— Да, она здесь жила.

— То есть вы её приютили по какой-то причине?

— Один мой высокопоставленный товарищ позвонил и попросил оказать помощь. На три недели предоставить жильё для своей сотрудницы.

— Высокопоставленный?

— Да, я сам бывший работник МВД. Он знал, что моя жилплощадь позволяет это сделать, тем более я был его должник, так сказать, по прошлой службе. Назвал её имя и объяснил, что она должна приехать в Тихорецк, с проверкой, если не на три недели, то максимум на месяц. Естественно, я оказал ему эту услугу. Мне-то что… Да, Виктория рассказывала нам с женой о своём сыне, говорила, что замужем. А что случилось? Командировка у неё закончилась, так она сказала, когда уезжала.

— Не могу дозвониться. Телефон отключен.

Мужчина усмехнулся:

— Только и всего?

— К сожалению, да.

— Забудь её, мой совет. Замужняя женщина. Красивая, верно. Пока здесь была, видимо, решила погулять. И ей подвернулся ты, я думаю.

— Вы уверенно так говорите…

— Дело молодое. Кому, как ни тебе это знать. Кстати, она обо мне что-нибудь рассказывала?

— Только то, что вы как десять лет уже на пенсии.

— Пятнадцать, она ошиблась. Но ничем помочь больше не могу. И не отец я ей вовсе. Номер у меня её остался, думаю, точно такой, как записан и у тебя. Могу позвонить. Может, ответит мне?

— Спасибо, не надо, — сказал я. — Вы очень помогли. До свидания! — И пошёл обратно к машине.

Разумеется, это была наглая ложь со стороны Виктории от начала и до конца, и она действовала. Кто-то управлял Ладяновой, она была обычной пешкой на шахматной доске.

В итоге: что я узнал? Только то, что меня обманули, — Вика сознательно искажала факты, использовала ложь для достижения какой-то своей цели… Какой?.. Я понимал, Вику надо выбросить из головы, но даже если так и сделаю — боль останется: иногда человек проваливается в такую глубокую эмоциональную яму, что даже не в силах спрятаться с головой под одеялом. И всё равно — её надо принять. Как случившийся факт.

Принимая боль, существует возможность пойти дальше. Только так боль постепенно утихнет. Но я не понимал: эту боль оставила большая рана или ничтожный порез? Мелкие поражения нашей жизни, как осколки стекла, застревают под кожей и их трудней удалить, чем крупные, — и они не меняют нас. Крупные же поражения, от которых может остаться зияющая дыра, чаще всего направляют в нужное русло, чтобы человек изменился. Но дело в том, что я не знал, какое поражение потерпел, крупное или незначимое совсем. Мелкая моя рана или большая — каким осколком меня ранило. В любом случае — в этом была стопроцентная уверенность! — я никому не навредил и ничего не остался должен.

Оставалось вернуться к работе. А значит — стоило всё забыть, не сыпать соль на раны.

Возвращаясь домой, о Вике я уже не думал. И себя ничуть не жалел.

Глава 4

Оказавшись в квартире, у меня появилось приятное чувство, будто я обрубил канат, которым моя лодка была пришвартована к причалу.

Я перекусил бутербродом, готовить не хотелось. Выпил чаю с лимоном. Лёг на кровать, хотя часы показывали всего два часа дня. Возникло ощущение, что я оказался в санатории, где многого нет, зато есть покой.

В повседневной жизни существует не только счастье или несчастье, справедливость или несправедливость, в ней есть ещё и красота, и спокойствие. Уродство тоже присутствует, но меня радовала даже не красота, а именно спокойствие, которое в то мгновение как бы укрыло моё тело пуховым одеялом. Стало легко и уютно.

Я провалился в сон.

Мне снилось (в подсознании последние события не стёрлись, требовалось время), что я был где-то на морском берегу. Уселся на пирсе, глотнул вина прямо из бутылки, хотя незнакомая девушка принесла стакан. Я закурил. Огонёк сигареты мерцал, когда я делал затяжку. Окончательно стемнело. Лунный блин висел в небе. Море слегка штормило (спонтанный поток сознания рождал в моей голове разные образы, которые в повседневной жизни, если и встречались, — не запоминались: отбрасывались, как шелуха, просто в сторону). И вот на фоне ясного неба, озаренного лишь светом полной Луны, вдруг возник силуэт — Вика? Нет, не она… Господи! Та девочка-лунатичка! А она что здесь делает?.. Для каждого из нас есть своё место, даже если нет такого места?..

Она подошла ко мне, села рядом.

— В этих местах случаются очень трагические события, — сказала она как бы между прочим. — Волны уносят в море рыбаков, туристов и уединяющихся на морском берегу влюблённых. Для них наступает конец света. Потому что для каждого из нас существует свой конец света. Массового вымирания не предвидится ещё очень долго…

Мне показалось, что девушка угрожает, а не предупреждает об угрозе.

— Всё меняется в этом мире — видите? — она смотрела на Луну, которая передвинулась чуть в сторону. — Медленно, но меняется. А некоторые люди этого не замечают или не осознают. Потому что не хотят перемен. Их всё устраивает. Это считают они своим выбором. Правильным. А правильного выбора не существует. Никто не знает, чем закончится то или иное событие. Только итог сделанного выбора может помочь с окончательным выводом — что так, а что не так, если за этим выбором, конечно, не последует смерть…

Вдали от нас, было слышно, кто-то читал стихи Игоря Северянина. Я знал его творчество, поэтому сделал знак рукой, чтобы незнакомка на мгновение умолкла. Она послушалась, и мы различили слова:

В деревне хочется столицы…

В столице хочется глуши…

И всюду человечьи лица

Без человеческой души…

Когда всё стихло, незнакомка продолжила:

— В человеке уживаются две сущности: тварь и творец. Эпоха Рыб показала, что человек «тварь». Но на пороге уже настоящая эпоха Водолея, и в человеке проснется «творец», который задавит «тварь»…

Мне надоело её слушать, и я прыгнул в море. Прямо в одежде. Поплыл навстречу Луне. Вода была прохладной. И я активней стал двигать руками и ногами, чтобы согреться. Когда устал, перевернулся на спину. На небе светили звёзды. Луна оставалась где-то за спиной. Вдруг я запаниковал — я не видел огней, которые должны были быть на берегу! Я заплыл так далеко, что теперь мог утонуть.

Барахтаясь в воде, я искал глазами хоть какой-нибудь огонёк, чтобы зацепиться за него взглядом. Но ничего не выходило. Я оказался в чёрной бездне, без какого-либо ориентира. В голове мелькнула мысль: для одноклеточных организмов не существует ада. Значит, если я утону, то попаду в рай. Нечего бояться. И вот, когда мои силы были на исходе, и я стал уходить под воду, а в рот попала солёная вода, которой было так много, что я её начал глотать, чтобы не захлебнуться, — чьи-то руки приподняли меня над поверхностью моря и мгновенно перенесли на берег, уложили на песок. Сам бог, видимо, спас меня.

Я долго не мог отдышаться, а когда это сделал, то увидел Вику. Она, абсолютно голая, лежала на песке не далеко от меня и, видимо, спала. Я подошёл к ней. Её нагое тело серебрилась в лунном свете, но почему-то не возбуждало. Я подумал: а теперь, кроме секса, меня что-нибудь связывает с этой женщиной?.. И лёг рядом с ней. Но обнимать не стал. Между нами, решил я, должно оставаться свободное пространство…

Проснулся я от того, что за стеной сосед включил дрель.

Я поднялся с постели и долго сидел на кровати. Сон был тяжёлым, голова болела. Нужно было принять душ и собраться в дорогу. Я посмотрел на часы: девять вечера. В шесть утра завтра подъём. Собраться, в восемь заскочить к Толику в магазин, купить сигарет… Я не верил в анализ снов как метод психотерапевтического лечения. Не каждое ночное или дневное видение обязательно имеет какое-то значение в будущем.

Споткнувшись об тапочки, которые лежали возле кровати, я надел их и побрёл в кухню, включил чайник, чтобы сделать себе кофе.

Вика привнесла в мою жизнь не только свет (я снова вспомнил о ней), пока ложь воспринималась правдой, как казалось, но и тревогу — всегда присутствовал страх, что я могу её потерять, а заодно потерять и себя, и свою жизнь. Так оно и вышло, если забегать вперёд и говорить о себе самом и о том, что произошло дальше. Но меня всегда спасало, наверное, моё врожденное умение выбираться сухим из воды. Даже тогда, когда, одетый, говоря образно, проваливался под лёд, — я всегда каким-то чудесным образом избегал смерти, мгновенно выбравшись на сушу. При этом быстро скидывал промоченную одежду и оставался лишь в нательном, но сухом белье. Счастливые обстоятельства всегда предоставляли мне шанс избежать неудачи, грозящей серьёзной бедой. В какой-то степени я был счастливчиком. Хотя джек-пот в лотерее никогда не срывал.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Ты вправе считать себя хорошим человеком, только если мог сделать дурное, но решил не делать.

Ричард Форд

Глава 1

Последующие дни проходили тихо и спокойно. Я работал, навещал Наденьку, она превратилась в красавицу. Дважды общался с Ольгой, которая тоже изменилась и внешне, и, со слов Галины Ивановны, внутренне, алкоголизм был в прошлом. Теперь я не переживал, что в другой семье, которая отчасти стала для меня если не чужой, то более отдалённой, может что-то произойти непоправимое. Я радовался успехам дочери в школе, она отлично училась, и успехам в художественной школе — Наденька хорошо рисовала, этот талант она унаследовала, видимо, от бабушки, Галины Ивановны, которая иногда писала акварели и была самоучкой. Рисунки дочери и бывшей тёщи вперемешку висели на стенах квартиры, где жила Галина Ивановна. Теперь она проживала одна, Ольга вместе дочкой находились в доме нового папы.

Его звали Владимир, и он меня не интересовал — остатки ревности к бывшей жене во мне сохранялись, хотя они не могли прорасти до такой степени, чтобы глубоко укорениться и вызвать бурный рост пырея, этого сорняка, с которым невозможно легко бороться. Как говорила Галина Ивановна, у них всё хорошо. Я ей верил, потому что доверял. Считал благоразумным человеком. Так оно и было.

Моих клиентов не стало меньше. И больше не стало. Зато увеличилось число заказов от одного клиента зараз. Бизнес не то, чтобы шёл в гору, но и не летел вниз. На работе, в дороге за рулём, я стал проводить больше времени и каждый раз, приезжая домой, почти не успевал с делами по дому. А то свободное время, которое появлялось во время погрузки или разгрузки товара (подолгу приходилось стоять в очереди из несколько десятков машин), я заполнял некрепким дневным сном или чтением электронных книг, скачиваемых на «Литрес» и бесплатно в какой-нибудь социальной сети.

Про Вику не вспоминал. Она оказалась в прошлом. Её присутствие в моей жизни оставило, как я считал, след на мокром песке, который вскоре смыло морской волной, и он исчез.

Теперь меня больше волновало то, что происходило внутри страны. То есть политика власти по отношению к собственному народу, а значит и меня — как самозанятый, я на себе лично ощущал экономические проблемы, рост налогов, а так же цен на топливо (по этой причине пришлось перевести машину с бензина на газ). Раньше подобными проблемами я не интересовался. Теперь же всё поменялось.

С одной стороны, я понимал, моя работа — это работа на самого себя. Всё зависит от меня самого. С другой стороны, задумываясь о личной жизни, мне не нравилось, что моё существование, не жизнь, а что-то другое, и это что-то другое полностью изводится работой. Да, я мог позволить какие-то излишества, но не мог увеличить продолжительность суток хотя бы до тридцати часов, чтобы познакомиться с девушкой, например, и сходить с ней в кафе, — нехватка времени пугала, а жизнь утекала. Я считал себя неудачником, который пытается добиться успеха собственными силами, но у которого мало что получается. И пришёл к выводу, что живу в эпоху самого безудержного воровства и самого глубокого презрения к стране, народу и собственной персоне.

Находясь в производственной кабале, я не видел выхода. Значит, каким-то образом меня обманывали.

А когда-то я верил, было дело, что всё хорошо.

Откуда же такая терпимость во мне?.. Видимо потому, что не только меня, а каждого из нас обманывали прежде столько, что просто невыносимо обмануться ещё один раз. И это не оправдание бездействия. Так и есть (в Греции, к примеру, всё есть, только в России некоторым нечего есть, и платная медицина недоступна). Судьбе, наверное, в радость ломать жизнь слабейшим людям, в то время как великое множество подонков живут долго и счастливо. Россия такая страна, когда «плохо» бесконечно, а «хорошо» невозможно. Петр Чаадаев почти двести лет назад высказал мысль, что России, видимо, суждена историческая роль быть неким уроком для других народов, показывая, чего не надо делать ни в коем случае.