Бесплатный фрагмент - Ткань Ишанкара

Татары

Год 38-й ректорства сэра Котцы, весна

Улочка медленными плавными изгибами поднималась вверх и была настолько узкой, что три человека, вставшие плечом к плечу, задевали бы руками сложенные из розовых и коричневых булыжников ограды садов. До головокружения пахло цветущим абрикосом и желтыми четырехлепестковыми цветами, названия которых Тайра не знала. Дома день приближался к вечеру, здесь же время остановилось возле полудня, тени попрятались под листву. Где-то далеко внизу лежало море, но даже тут в воздухе чувствовался горько-соленый привкус. Было спокойно и тихо, деревья чуть слышно шелестели молодыми листьями и роняли розоватые лепестки на сглаженные временем и вытертые шагами камни. Тайре подумалось, что шуршание босоножек и ее дыхание были чем-то инородным и неестественным в окружавшем ее мире. Она остановилась и прислушалась к своим ощущениям.

Вся эта затея казалась совершеннейшей авантюрой, если не гиблым делом, с самого первого слова. Сэл так открыто и искренне смотрел ей в глаза, не уговаривал, не убеждал, не настаивал, не злился, как это обычно бывало, когда она начинала отказываться и отрицать, что в какой-то момент Тайре показалось, что он наконец-то снял маску всеведущего и всесильного существа и стал похож на обыкновенного человека, которому просто необходима эта маленькая услуга. Сэл всегда говорил, что исключение не подтверждает правило, а лишь указывает на неточность в нем, а потому искренность и человечность Сэла были вопиющими исключениями, которые могли свидетельствовать только о подвохе. Семь лет общения с ним не прошли для Тайры даром, он ни разу не дал ей расслабиться, и было уж слишком невероятно, что мастер черной риторики решил перейти на простой человеческий язык. Он впервые попросил ее об одолжении, и это, как Тайра себе признавалась, втайне боясь, что он может слышать ее мысли, была его роковая ошибка.

Думать, что Сэл способен опуститься до просьб, было по меньшей мере наивно, а по большей — неосмотрительно. Сэл никогда ничего не делал просто так. Старый лис продумал все не на десять, а на двадцать шагов вперед, и, как ни крути, выходило, что ей все равно придется согласиться. Это была странная игра, в которую Сэл с ней раньше не играл. Он, безусловно, знал, что она разгадала его обман с самого начала. Знал он и о том, что она догадывается, что все так и было задумано, и ей для чего-то необходимо об этом знать, но как она ни старалась найти в этом потаенный смысл, он ускользал, словно песок сквозь пальцы: переиграть Сэла на его поле было невозможно. Оставалось только не слить свою часть партии, и по тому, насколько она казалась простой в исполнении, можно было судить о том, что ничем хорошим это не кончится.

Тайра толкнула кованую калитку, которая, повернувшись на хорошо смазанных петлях, плавно и беззвучно распахнулась в марево цветущего сада. От калитки к входной двери вела извилистая песчаная дорожка идеально белого цвета, отчего ощущение нереальности происходящего неимоверно усилилось. Тайра покачала головой, удивляясь своим действиям, и пошла к дому. Домик был аккуратным, двухэтажным, с большими окнами, террасой с плетеным диваном и двумя креслами и резной входной дверью, сделанной из цельного, судя по всему, дубового, полотна. Тайра потянулась к звонку, но рука так и замерла на полпути.

Тайра разглядывала резьбу.

В центре двери в византийском стиле была вырезана фигура Богоматери с младенцем на руках, с нимбами и ангелами по бокам. Довольно необычный выбор для входной двери, но это можно было бы списать на странности хозяина, если бы не все остальное. Вокруг умиротворенных фигур клубились змеи, драконоподобные ящеры, человекообразные монстры с острыми клыками и капающей слюной, вгрызающиеся друг другу в спины, рвущие свою и чужую плоть серповидными когтищами. Змеиные тела переплетались с розовыми кустами, шипы которых впивались им в бока и причиняли невыразимые страдания, ящеры и монстры скалили пасти в криках боли и старались урвать кусок побольше от соседней твари, на лепестках роз и чешуе брызгами рассыпались капли крови. Тайра уже различала цвета, и дверное полотно не было больше золотистого цвета меда, безумный змеиный танец притягивал, затягивал, и никогда, никогда, никогда этот круг не должен был прерваться…

Когда Тайра пришла в себя, дверь была открыта. На пороге стоял мужчина лет тридцати в потертых джинсах и черной футболке, под которой можно было угадать в меру накачанное тело. Чуть склонив голову и приподняв брови, он изучал гостью, которая так и застыла с недонесенной до кнопки звонка рукой.

— Можно не звонить, уже открыл, — сказал он на безупречном турецком и улыбнулся уголками губ.

Тайра почувствовала себя абсолютной дурой, но отвести взгляд от его насмешливых карих глаз было не так легко. Секунду назад вместо этих глаз были ящеры и розы, но она не заметила момент, в который картинки сменились, и дала бы руку на отсечение…

Черт…

Руку бы надо опустить.

Хозяин усмехнулся, и было заметно, что ему приятен произведенный эффект. Судя по всему, Тайра была не первая и не единственная, кто попался на этот крючок.

— Впечатляет? — примирительно поинтересовался хозяин.

Еще бы… Сталкиваться с такой сильной иллюзией Тайре еще не приходилось. Он мог бы запросто снести ей голову, пока она думала, что рассматривает змей и монстров, завороженная их адским танцем.

— Да, эфенди. Интересная у вас дверь.

Хозяин опять удивленно поднял брови, но продолжать тему не стал.

— Чем обязан визиту? — вместо этого поинтересовался мужчина.

— Подарок, эфенди, — ответила Тайра и только потом сообразила, как нелепо это звучит.

Хозяин уперся рукой в дверной косяк, перегораживая вход в дом, и нахмурился.

— Сколько тебе лет? — грозно спросил он.

— Тринадцать.

— Я не употребляю подарки младше девятнадцати, — вежливо, но твердо сообщил мужчина, продолжая свысока изучать гостью.

— Э-э… Вы неверно меня поняли, — попыталась оправдаться Тайра.

— Турецкий не твой родной язык?

— Нет, но я говорю свободно, — Тайра сразу почувствовала себя уверенно: в языке была какая-то сила, которая ставила все на свои места, да и мужчина знал его в совершенстве, и язык считывался с него без особого труда.

— Ну уже лучше, — снова расслабился хозяин. — Может, попробуем познакомиться снова? А то первый раз показался мне неудачным.

— Давайте попробуем. Только дверь не закрывайте. Не люблю чувствовать себя глупо больше одного раза в день.

Хозяин хохотнул, потом опять принял серьезный вид и спросил:

— Чем обязан визиту?

Играл он по правилам, чем начинал Тайре нравиться, что само по себе уже было нехорошо.

— У меня для вас подарок, эфенди, и меня просили его передать.

— Передавай, — согласился хозяин и протянул руку.

Тайра не поверила своим глазам и замерла на вдохе. Просто не может быть, чтобы он вот так запросто предложил свою кровь, чтобы увидеть драгоценного Сэла.

— Ну? — поторопил ее мужчина. — Где же подарок?

Тайра с облегчением выдохнула. Все оказалось гораздо проще: хозяин рассчитывал на обычный материальный презент. Отступать было поздно, да и очень хотелось понять, что задумал Сэл.

— А можно войти в дом? Меня просили, чтобы никто, кроме вас, подарок не видел.

Такой атаки хозяин не ожидал.

— И я не проститутка, — поспешно добавила Тайра и покраснела.

— Я уже понял, — он секунду подумал, оценивая ситуацию и ее пунцовые щеки, и уступил. — Ну проходи, — он посторонился, приглашая войти, показал рукой на открывающуюся из прихожей светлую гостиную и закрыл свою страшную волшебную дверь.

Тайра осторожно прошла вперед и остановилась на краю пастельного цвета ковра с невероятно большим ворсом: наступать на него в босоножках было бы кощунством. Она старалась не смотреть по сторонам, дабы опять не напороться на какую-нибудь чудную, с шизофреническим оттенком, иллюзию и не потерять контроль над ситуацией, а то, что теперь все козыри были у нее в руках, она уже не сомневалась. Хозяин был заинтересован: видимо, не каждый день он получал подарки от иностранных подростков, свободно говорящих по-турецки.

Мужчина прошел в гостиную, остановился у окна и еще раз оглядел гостью с головы до ног.

— Кофе?

— Спасибо, нет. Я не люблю кофе.

— Ты точно из Европы? — прищурился хозяин. — Там все помешаны на турецком кофе.

— Я не из Европы.

— Значит, будем пить чай, — подытожил хозяин и направился в кухню.

«Раз, два, три, четыре шага плюс ковер, метров пять между нами есть. Сэл говорил, не менее трех».

— Эфенди, не надо чая. У меня мало времени и нужно вовремя вернуться, — остановила его Тайра.

Мужчина, не дойдя до кухни, обернулся.

— Ты меня удивляешь. Ну как скажешь, — и он сделал шаг, намереваясь сесть на диван.

— Нет, стойте там, пожалуйста. Не подходите, — Тайра выставила вперед ладонь в останавливающем жесте.

— Не бойся, я ничего тебе не сделаю, — успокаивающе сказал хозяин.

— Да я не за себя боюсь, — ответила Тайра тоном, похожим на тот, каким Хи предупреждала противников о том, что сейчас с ними случится страшное, и усмехнулась.

Мужчина замер на другой половине гостиной.

— Мне сказали, что подарок будет для вас сюрпризом, — Тайра скрестила кисти рук перед грудью, полоснула по венам простейшим заклинанием рассечения, стряхнула мгновенно набежавшую кровь, которая легла на светлый пол и ковер правильным полукругом, отделившим ее от хозяина дома, и позвала Сэла.

Она почувствовала, как волосы приподнимаются от плеч, словно наэлектризованные, пальцы мгновенно похолодели, по позвоночнику прокатилась такая знакомая горячая волна силы, растекаясь по всему телу и наполняя окружающий мир черным, зеленым и фиолетовым сиянием. Вены на порезанных запястьях, капли и струйки крови тоже засветились фиолетово-черным, завораживая красотой, простотой и мощью использованных заклинаний.

Мягкими шагами, окруженный зелеными и серебристыми искрами, Сэл вышел из-за спины Тайры, сделал пару шагов в сторону хозяина, переступил через нарисованный кровью барьер и, исполненный достоинства, по-английски произнес:

— С днем рождения, Горан!

— Матерь Божья… — выдохнул хозяин.

Он сделал молниеносное движение рукой, и словно в замедленной съемке Тайра увидела летящее ей в грудь серебряное копье, заставила себя сделать полшага влево, подсознательно понимая, что если копье попадет не в сердце, то шанс выжить еще останется, и снова перед ней затанцевали пронзенные шипами драконоподобные твари, ангелы взмыли под потолок, разрезая воздух белоснежными крыльями, поднимая ее за собой, и Тайра услышала, как копье входит ей в правый бок, рассекая мышцы и пронзая легкое. Боли она не почувствовала, защищенная собственными заклятьями, и еще успела удивиться тому, что хозяин дома и Сэл медленно отдаляются от нее, хотя оба не сделали ни единого шага. Копье с потусторонним звоном вошло в кирпич, Тайру со всей силы посланного в нее заклинания впечатало в стену, она ударилась о нее затылком, и комната с роскошным светлым ковром и окном в цветущий сад в мгновение ока заросла шипастыми розами с кровавыми каплями на листьях и лепестках.

Сэл даже не обернулся. Он сделал еще пару шагов навстречу хозяину и раскрыл руки для дружеских объятий. Горан осторожно, по-кошачьи, обходил Сэла по широкой дуге, не выпуская его из поля зрения и краем глаза наблюдая за Тайрой.

— Я сказал: «С днем рождения, Горан», — повторил Сэл. — Не рад меня видеть?

— И как я должен тебе ответить? — Горан нервно усмехнулся. — Я имел надежду думать, что ты давно умер.

— Умер, как видишь, — разочарованно произнес Сэл. — Но разве такая маленькая неприятность может омрачить нашу встречу?

— Выглядишь неважно, — отметил Горан.

— Если бы сквозь тебя были видны предметы интерьера, ты бы тоже не сильно хорошо смотрелся. — Сэл взглянул сквозь собственную руку на вазу с цветами на столике у окна. — Но, я вижу, эту мою проблему ты уже решил. Еще примерно литр ее крови сделает меня практически осязаемым. Это, я надеюсь, устранит твой психологический дискомфорт, и мы сможем поговорить?

— Матерь Божья… Некросы в моем доме!

— А дверку бы сменил. Мало того, что твой фокус устарел, так она еще и правда страшная, — посоветовал Сэл.

— Она некромантесса! — продолжал удивляться Горан.

— Тебя это удивляет или возмущает?

— Она некромантесса, и ей тринадцать лет!

— Да? — Сэл наконец-то повернул голову в сторону Тайры, смерил ее взглядом и снова повернулся к Горану. — А выглядит на все пятнадцать.

— Она еще живая, — хозяин переключился на Тайру, намереваясь к ней подойти.

— Ты же промазал, вот она и живая. Но это вопрос времени, — Сэл опустился в кресло спиной к Тайре и снова начал разглядывать свою руку, наслаждаясь тем, как она становится все более реальной, ожидая, что скоро она приобретет цвет живой плоти, а на запястьях проступят голубоватые вены.

— Ей нужен врач, — произнес Горан, к которому пришло осознание того, что он сделал. — Я только что чуть не убил ребенка.

— Ну я же тебе сказал: убил — не убил — это лишь вопрос времени.

— Ей нужен врач или маг, — повторил Горан и направился к Тайре.

— А вот этого бы я тебе делать не советовал, — спокойно сказал Сэл, глядя Горану в глаза.

Он непостижимым образом покинул кресло, перегородив Горану путь, Горан в последний момент заметил его движение и успел отскочить назад.

— Прошу тебя, не делай глупостей и не заставляй меня совершать резкие движения, я для этого слишком стар, да и тебе умереть в день рождения, прости, моветон.

Горан стоял, переводя взгляд с Сэла на Тайру и обратно.

— С твоего позволения, я вернусь в кресло. И дабы избежать повторения данного циркового номера, еще раз говорю тебе: врач ей не нужен. Ей вообще никто не нужен. Никаких врачей и никакой магии, Горан. Давай условимся, что ее вообще здесь нет.

— Для тебя цель всегда важнее средства.

— Вот и будь умницей, — Сэл снова расположился в кресле и указал Горану на диван. — Сядь, будем разговаривать.

Тайра не могла дышать. Воздух был тягучим, и мир вокруг продолжал медленно двигаться в резиновом темпе змеиного танца. Краем сознания Тайра понимала, что боль уже должна была прийти, но ее не было: она перестаралась с блокировкой при рассечении вен. Боль означала бы, что она еще жива. Горан был сильным магом, Тайра поняла это по единственному заклинанию, которое он успел сотворить, и серебряное копье, появившееся из ниоткуда, должно было как минимум заставить ее кричать от боли, но кроме ощущения инородного предмета в теле ничего не было. Нужно было вернуть себе свою боль.

Время обволакивало, затуманивало мозг. Тайра слышала, что, умирая, человек видит свою жизнь в ускоренном темпе, но окружающий ее резиновый мир с резиновым временем и танцующими монстрами никак этого не подтверждал. Застрять между жизнью и смертью было бы самым плохим исходом, если верить Сэлу. Верить Сэлу… Ни сил, ни желания обдумать это противоречие у Тайры не было. Было желание выжить и отправить его прямиком в ад.

Тайра уже не держала своих заклятий, но если до сих пор не было боли, значит, ее магия все еще работала. Горан ничего, кроме копья, создать не успел, а если бы и захотел скастовать что-нибудь еще, то у него все равно ничего бы не вышло: Сэл блокировал магические потоки, и поддерживать какие-либо заклятья Горан сейчас не мог. Тайра попыталась отыскать в его доме еще какую-нибудь магию, но не нашла ничего, кроме уродливых извивающихся змей с входной двери.

Сэл говорил, что качественная иллюзия остается на века и после смерти создавшего ее мага. Горан умирать пока не собирался, но над дверью поработал на славу, и до тех пор, пока резные деревянные ящеры будут рвать друг друга на части, извиваясь в безумном танце в прорастающих сквозь ковер и стены розовых кустах, его иллюзия будет держать пленника в своих сетях. Нужно было остановить их, прервать адский танец, разрушить иллюзию.

Да, дверь впечатляла…

Тайра закрыла глаза и позволила иллюзии овладеть своим сознанием. Монстры и ящеры продолжали извиваться, блестя зеленой и черной чешуей, алые капли переливались и отсвечивали бликами в свете солнечных лучей, клыкастые пасти алчно смыкались на змеиных телах и вырывали куски окровавленной плоти под общий рев и шипение. Богоматерь с младенцем были спокойны и статичны, и только трепещущие ангельские перья напоминали о присутствии света в этом безумном мире дверной резьбы.

«Посмотри на меня», просила Тайра, внутренним взором глядя на ангела, «посмотри на меня…» Но ангел продолжал умиленно рассматривать святое семейство. «Ну что ты смотришь на них, посмотри на меня. Я покажу тебе демонов за твоей спиной. Где твой меч, у тебя же должен быть пылающий меч?», спрашивала Тайра, прекрасно понимая, что у этого ангела не должно быть никакого пылающего меча, что это не тот ангел, у которого есть заветный пылающий меч. «Любой меч, я согласна на любой меч, ну обернись… Помоги мне, они должны перестать танцевать, прошу тебя…»

Ангел не двигался.

Тайра с ужасом поняла, что ему все равно, что он выше монстров, боли, страданий, он не хочет видеть крови и грязи и пачкать свои белоснежные перья. Ей наконец-то стало понятно, почему вместо хранителя за своим плечом она всегда видела старого лиса Сэла. Тайра почувствовала, как внутри разгорается красный огонь разочарования и гнева.

«Слушай меня, как тебя там, серафим, херувим или кто ты еще! Я сейчас умру и, клянусь тебе, я расскажу Богу, что ему пора разогнать свою регулярную армию, потому что вы забыли, что значит сражаться за каждую душу! Сэл предал меня, и я не знаю, зачем ему нужна моя смерть, но я не доставлю ему удовольствия выиграть. Дай мне свой меч, дай мне свой чертов меч, и я сделаю это сама!»

Ангелы на мгновение замерли и медленно обернулись, и Тайра подумала, что сработало кодовое слово «черт».

Они достали из складок сияющих одежд свои мечи, медленно отвели руки для большего замаха и с безупречной техникой каждый со своей стороны опустили лезвия на змеиное кольцо. Кровавые капли брызнули Тайре в лицо, обожгли кожу, и круг распался на две адские дуги. Ангелы скрестили оружие, защищая Богоматерь и младенца, и застыли, теперь уже навсегда.

Тайру швырнуло из плена иллюзии в реальный мир, она судорожно вдохнула, захлебнулась собственной, хлынувшей горлом, кровью, закашлялась, почувствовала нестерпимую боль, паучьей сетью расходящуюся от серебряного копья по всему телу, и потеряла сознание.

— Ты вышел за черту, — мрачно констатировал Горан. — Мало того, что ты привел в мой дом некромантессу, ты вышел за черту. Тебе это не дозволено.

— Ну что мне дозволено — это определяю я сам, по крайней мере, пока моя некромантесса не в состоянии определить круг моих прав, — ответил Сэл. — Да и вообще, это она привела меня в твой дом.

— С твоей подачи.

— Я сделал все, чтобы она приняла решение самостоятельно. Как бы я, по-твоему, мог ее заставить?

— Это, поверь, я выясню. Скажи мне лучше, как ты вышел за черту?

— Я долго работал над собой, — Сэл с удовольствием рассматривал свой маникюр. — Вечность, знаешь ли, утомляет, если не постигать ничего нового.

— Значит, не скажешь.

— Зачем тебе это? Ты что, собрался пожить сотню-другую лет в тенях? — Сэл усмехнулся. — Не задавай вопросов, на которые я тебе все равно не отвечу, это не спиритический сеанс.

— Я задам тебе вопрос, на который ты точно сможешь ответить, — с уверенностью сказал Горан. — Что тебе надо?

Сэл засмеялся:

— Как все же люди меняются перед лицом смерти! Успокойся, Горан.

— Я спокоен, — ответил маг и мельком взглянул на Тайру.

— Прикидываешь, сколько у нас времени? Сколько бы ни было, мне хватит.

«Заметил или нет?», подумал Горан, глядя на Сэла и продолжая боковым зрением следить за приколотой к стене девушкой. Горан почувствовал, как его иллюзия трансформировалась и распалась, и собрал все самообладание, чтобы никаким образом не показать своего удивления, да и вообще, чтобы не показать Сэлу, что теперь полуживая девушка интересует его гораздо больше, чем сам Сэл.

Визит Сэла весьма льстил Горану, и магу даже стало интересно, какова была его истинная причина, однако он слишком хорошо знал, что Сэла нужно вовремя остановить, чтобы не вляпаться в большие неприятности. Отправить его туда, откуда он появился, можно было, только лишив его живой крови, за счет которой он существовал в данный момент. Горан мог бы устроить Сэлу эту маленькую прогулку, но боялся, что Сэл привяжется к нему и не отстанет до самой его смерти, а может даже и после — Горан плохо представлял себе законы некромантии. Оставалось ждать, что Сэл испарится без его вмешательства, но это будет означать, что девушка наконец-то умерла, а этого Горан допустить никак не мог. По крайней мере, не в своем доме.

— Я спросил, что тебе надо? — повторил Горан.

— Ты давно был в Ишанкаре? — Сэл откинулся на спинку кресла, сплел пальцы домиком и с хитрым прищуром посмотрел на мага.

— Три дня назад.

— И что ты там забыл?

— Это имеет значение?

— Значит, был в Библиотеке, — сделал вывод Сэл. — А я думал, тебя вызывали по службе. Ты же все еще состоишь на службе? Помню, сэр Котца возлагал на тебя большие надежды.

— Я больше не состою на службе. Тебе-то какое дело?

— Ты отказался от Ишанкара? — Сэл словно не заметил вопроса.

— Я не сказал, что отказался от Ишанкара. Я сказал, что не состою на службе.

— Насколько я знаю Закон, Горан, — вкрадчиво начал Сэл, — все в Ишанкаре состоят на службе, только служба у каждого своя. И если ты отказался от службы, значит, ты отказался от Ишанкара. Почему же тебе до сих пор позволяют там появляться, не ввели для тебя никаких ограничений? Я бы первым делом запретил тебе пользоваться Библиотекой. Как ты думаешь, почему сэр Котца сделал для тебя такие исключения?

— Не имею ни малейшего понятия, о каких исключениях ты говоришь.

— Я допускаю, что есть некоторые моменты, о которых мне неизвестно, но которые я могу предположить. Например, я не знаю, что подвигло тебя, выдающегося мага, — Горан, заметь, я тебе не льщу, что уже большой подарок с моей стороны, — отказаться от блестящей карьеры, залезть в горы и отгородиться от мира этой ужасной, рассчитанной на идиотов, дверью. Я так же не знаю, почему сэр Котца спустил тебе это с рук. Я бы, будь я на его месте, приказал отрубить тебе голову, ибо именно так полагается поступать с предателями, а относительно своего Наставника и Ишанкара ты однозначно поступил как предатель. Но сначала я запретил бы тебе пользоваться Библиотекой. Я доступно объясняю? — приторно улыбнулся Сэл. — Я даже, не зная, конечно, истинного положения дел, могу предположить, что сэр Котца не объявлял во всеуслышание, что Горан покинул Ишанкар, только исходя из того, что боялся, что его засмеют, когда узнают, что его Ученику не хватило мужества смириться со своими способностями и принять себя таким, какой он есть. Это предположения, Горан, только предположения. Скажи, есть ли в них хоть доля правды?

— Доля есть, — не стал спорить Горан.

— Значит, то, что ты хотел начать нормальную жизнь — не ложь.

— Не ложь. Только почему хотел?

— Да я тут подумал, — Сэл задумчиво посмотрел в потолок, — что твои планы надо бы изменить.

— Все никак не перестанешь играть в бога, — с укоризной произнес Горан.

— Скажу тебе по секрету, отвлекаясь от основной нашей темы, за те три тысячи лет, что я считаюсь мертвым, Бога я так и не встретил. Ты понимаешь, о чем я?

Горан подумал и в который раз повторил:

— Что тебе надо?

— Давай я расскажу тебе, что я вижу. Тебе будет интересно. — Сэл помолчал пару секунд, поморщился, будто слова, которые он собирался и был вынужден произнести, были ему неприятны, и продолжил. — Ишанкар — старейший и сильнейший университет из всех, которые когда-либо существовали и существуют ныне. Мы по крупицам собирали знания, книги, растили специалистов, выстраивали иерархию, создавали Закон, в котором содержится наша мудрость и наше кредо. Мы владели и владеем такими сокровищами, которые другим могут только сниться. Мы испокон веков являлись одной семьей, возможно, не самой счастливой, но самой крепкой. Я всегда гордился Ишанкаром, потому что он такой, каким его сделали мы, а мы таковы, какими он воспитал нас. Ни для кого не секрет, что быть достойным Ишанкара — тяжелый труд. Если бы мы собирали в свои стены всех подряд, умеющих колдовать, бездарей, мы выродились бы, как многие до и после нас. Нас уважали, наше слово всегда было решающим, потому что мы всегда были впереди и не страшились делать того, о чем другие боялись даже думать. Ишанкар еще при мне стал легендой, и этим я горжусь, пожалуй, больше всего остального. Всем удобнее считать, что нас не существует, что мы и есть легенда, потому что мириться с нашим существованием — значит признать свое несовершенство, свою слабость, свой страх. И я хочу, чтобы все так и оставалось. — Сэл встал, заложил руки за спину и начал расхаживать по комнате взад-вперед. — Я хочу, чтобы традиции Ишанкара оставались неизменными. Я хочу, чтобы у Ишанкара и его воспитанников по-прежнему был свой собственный путь, который они могли бы свободно и осознанно выбирать. И, да, конечно, я хочу, чтобы наши имена и дальше произносились шепотом и с суеверным страхом. Я доступно объясняю? — Сэл свысока взглянул на Горана. — Я всегда гордился Ишанкаром. Но теперь, Горан, мной владеют стыд и страх. Я боюсь, что Ишанкар станет еще одним, таким же, как и все, университетом. Я боюсь, что запрещенные книги, многие из которых оплачены кровью и болью, будут доступны таким ренегатам, как ты. Я боюсь, что Закон будет толковаться в зависимости от веяний времени. Я боюсь, что трудности при постижении пути будут восприниматься не как вызов, а как непреодолимое препятствие, и мы потеряем свою суть. Я в конце концов боюсь, что женщины начнут ходить по Внутренним Садам в джинсах и юбках выше колена! — Сэл воздел руки к небу. — Я много чего боюсь, потому что крах рождается из мелочей, которых мы случайно или намеренно не замечаем. И мне стыдно, что такие, как ты, забыли о своем долге перед Ишанкаром. Мне стыдно, Горан, что умнейшие люди впадают в детство и пытаются уйти от судьбы. И вешают дурацкие двери.

— Да что ты привязался к этой двери? — не выдержал Горан.

— Вот и я спрашиваю тебя, Горан, — прогремел Сэл, — что ты привязался к этой двери?! Пять лет! Ты занимался ничем пять лет! Ты стал счастливее? Ты обрел семью? Родил сына? Я понял бы, если бы ты отказался от магии навсегда, но ты как одержимая мамаша, которая портит жизнь своему собственному ребенку: и удержать возле себя нет возможности, и отпустить нет сил. Чего ты добился? Ты был единственным, кто был способен разделить с Котцей бремя ответственности, и ты должен был делать это с достоинством и благодарностью! Котца дал тебе столько, сколько не причиталось никому с начала времен! И знаешь почему? Потому что он верил в тебя, и потому что он в мудрости своей предвидел сложные времена Ишанкара! Но он не мог предвидеть, что ты, вместо того, чтобы стать ему надежной опорой, будешь бегать от собственной тени! Да, я знаю Закон, ты волен выбирать свой путь, но только после того, как твой Долг будет отдан! И я также знаю, что никто не освобождал тебя от Долга!

Сэл замолчал, словно боялся сорваться с обвинений на оскорбления. Горан несколько раз лениво хлопнул в ладоши.

— Браво. Отличная речь. Можно подумать, что ты готовился к ней все три тысячи лет.

Сэл оперся рукой о спинку кресла.

— Я догадываюсь, что ты не веришь ни одному моему слову.

— Ты сегодня слишком много догадываешься, и в половине случаев мимо.

— Скажи мне, Горан, почему мне должно быть стыдно? — устало спросил Сэл. — Ты прекрасно понимаешь, что если Ишанкар канет в Лету, вас всех, в особенности трейсеров и некромантов, перевешают на смоковницах. Или же собственные семьи сдадут вас в сумасшедшие дома, и вы, непонятые, будете медленно угасать от безысходности, потому что вам будет некуда пойти. Что было бы с тобой, если бы Котца вовремя не взял тебя под крыло? Ты думал, он принуждает тебя служить, побуждаемый гордыней? Нет, — Сэл покачал головой. — Просто это единственный выход. Вы, молодые, сказали бы «единственный способ социализации мага в современном мире».

Горан хохотнул. Сэл грустно улыбнулся.

— Монсальват давно не использует запрещенные дисциплины. Дрезден закрыт и существует подпольно. В Азии подменили магию медитацией, но, слава богу, сохраняют традиции боевых искусств. Торхильдфиорд скатился в примитив, хотя, пожалуй, он в лучшем состоянии, чем все остальные, о которых даже нет смысла упоминать. Вот и выходит, что Ишанкар — единственное место, где время остановилось, чтобы сохранить ваши умы и ваши души для Всевышнего, чтобы на последнем суде вы смогли объяснить ему, как вы поняли его волю сделать вас магами: как дар или как проклятье. И в зависимости от этого… В зависимости от этого вас и будут судить.

Сэл затих и уставился в окно, и Горан подумал, что так делают подростки, женщины и старики, чтобы сдержаться и не заплакать, но Горан не верил, что Сэл был способен плакать.

— Что молчишь? — через некоторое время спросил Сэл.

— Ты говоришь — я молчу.

— Я прав? Ну хотя бы в целом я прав?

— Прав, — подтвердил Горан. — И если бы все это высказал мне кто-нибудь другой, а не ты, я бы даже, наверное, устыдился.

— Горан, — Сэл вернулся в кресло. — Я говорю тебе все это не для того, чтобы увидеть твой стыд и раскаяние. Если хочешь, я не получаю от этого удовольствия. Как и ты, я думаю.

— Да уж, — согласился Горан. — Понимаю, почему тебя называют старым лисом. Положим, я признаю, что мой побег в реальный мир не удался. Положим, я признаю, что все пять лет меня терзает чувство вины перед сэром Котцей. Да что там мелочиться, я признаю и соглашусь со всем, что ты сказал, — Горан испытующе посмотрел на Сэла.

— Но? — подтолкнул его Сэл.

— Мои признания мало что изменят, потому что ты пришел не для того, чтобы учить меня жизни.

— Нет, хотя и не без этого, — осклабился Сэл. — Я пришел изменить твою жизнь, — и он, как профессиональный телевизионный проповедник, простер руку в сторону своего единственного последователя.

Горан боялся, что раз Сэл смог выйти за черту, то, возможно, и одного его прикосновения может быть достаточно, чтобы они не дай бог смогли вечно общаться в межреальности.

— Обижаешь, — Сэл заметил движение глаз Горана. — Я думал, мы начали доверять друг другу. И хотя смерть не так страшна, как кажется тем, кто не умирал, я не стану сейчас забирать твою душу, ты мне нужен живым.

Горан недобро засмеялся в ответ и с мстительным удовольствием сказал:

— А ты и не сможешь. Похоже, твоя некромантесса наконец-то определила круг твоих прав.

Тайра слышала голоса: детский плач, смех женщин, глубокие мужские и ломающиеся подростковые, они звучали одновременно на разных языках, вернее, Тайра знала, что все эти люди при жизни говорили на разных языках, а теперь от всего разнообразия остались лишь интонации и акценты, сами же слова стали воспоминанием. Они пытались рассказать свою историю или спросить о чем-то, или звали куда-то, и от невозможности ответить всем было необъяснимо грустно.

Тайра не открывала глаз, боясь увидеть сразу всех, говорящих с ней, боясь того, что все они, как и Сэл, на ее крови из бесплотных теней выросли в осязаемые сущности. Она старалась не слушать их, цепляясь за то появляющиеся, то исчезающие голоса Сэла и Горана, которые о чем-то яростно спорили. Тайра внезапно отчетливо услышала отца Ильхана и Аиши, который словно бы на проповеди говорил: «И вот, вы убили душу и препирались о ней», и поняла, что Горан и Сэл спорили о ее душе.

Тайра наблюдала свою боль. С каждым вдохом она вспыхивала в мозгу красными и фиолетовыми искрами, и чем глубже был вдох, тем больше было искр. Тайра нетвердой рукой нащупала копье: оно выступало из тела на два кулака. Серебряное древко было холодным, но ближе к ране становилось теплее. Там, где копье вошло в тело, сарафан был липким от крови, и Тайра удивилась, почему крови так мало. Она ощупала бок. Каждое едва ощутимое прикосновение вызывало новый салют красных и фиолетовых искр, а голова начинала кружиться. Копье вошло между ребер.

Когда-то в маминых книгах Тайра читала о том, что вынимать инородное тело из легкого можно лишь в операционных условиях, но рассчитывать на скорую помощь не приходилось. Она знала, что как только освободится от копья, которое блокирует разорванные сосуды, кровь хлынет потоком, она потеряет сознание, а Сэл на какое-то время станет реальным, и этого немного ему хватит, чтобы присвоить себе ее и Горана жизни.

От таких мыслей сердце забилось громче, дыхание участилось, боль стала сильнее, и Тайра почувствовала, что опять начинает проваливаться во тьму, и простым заклинанием рассекла себе губу. Резкая боль отрезвила: оказалось, что клин действительно вышибают клином.

Голоса пропали, и Тайра открыла глаза. Сэл расхаживал по комнате в опасной близости от хозяина и что-то орал. Тайра разобрала слово «торхильдфиорд», но значение его было ей неизвестно. Она смотрела на мага. Горан делал вид, что внимательно следит за Сэлом, но когда Сэл шел в направлении Тайры, ловил ее взгляд, и Тайра поняла, что маг хочет ей помочь, но абсолютно не знает как. Сэл двигался от него настолько близко, что едва не задевал Горана полами одежд, полностью контролируя его и не давая возможности создать хоть минимальное заклинание. Временами Тайре казалось, что она видит на лице Горана тень раскаяния и страха за ее жизнь, и ей пришлось признать, что они оба, неопытная девчонка и взрослый маг, стали заложниками старого лиса. Тайра подумала, что эта абсурдная ситуация непостижимым образом сблизила ее с этим странным человеком с насмешливыми темными глазами, и откуда-то пришла уверенность, что если она не выживет, то Горан обязательно отомстит Сэлу за нее и за себя, поэтому во что бы то ни стало надо было не позволить Сэлу отнять его жизнь.

Тайра обеими руками взялась за древко, еще раз полоснула себя по губам заклинанием рассечения и сделала шаг вперед, проталкивая копье сквозь тело. Комната мягко вздрогнула, как отбывающий поезд, и поплыла влево, но режущая губы боль не позволила Тайре отключиться. Она сделала еще шаг и, сорвавшись с копья, упала на пол, испачкав окровавленными руками светлый ворс ковра. Он был мягким и теплым, Тайра чувствовала его щекой, но ковер под раздающийся со стороны пробитой в спине дыры приглушенный свист постепенно темнел, расплывался и сливался в одно красно-черное полотно.

Нет, терять сознание было нельзя… Нужно было раскинуть для Сэла силок.

Надо было выполнить простую последовательность действий и не сорваться в пустоту забытья. Книг по экстренной помощи в доме медиков было достаточно, и Тайра знала, что сама по себе рана не была смертельной, но вот кровопотеря… Надо было обязательно остановить кровь. Она с запоздалым сожалением поняла, что знание чуть большего, чем основ магии крови, пригодилось бы как нельзя кстати. Она боялась не того, что не сумеет создать и применить заклинание, а того, что может перестараться и остановить себе кровь совсем. Умереть настолько бездарно было бы полным позором. Сэл, конечно, учил ее контролю, но сейчас этого было явно недостаточно. Тайра собралась с мыслями, слегка открылась — совсем немного, чтобы едва чувствовать нить магического потока между липкими от крови пальцами, — и, внутренним взором созерцая свое пронзенное копьем тело, старательно срастила края разорванной плоти, вытолкнула из тела вошедший в него воздух и закрыла внешние раны, изо всех сил надеясь, что теперь-то доживет до больницы… Дышать стало легче, но боль никуда не делась, напоминая о себе при каждом вдохе, выстреливая острыми иглами в руку и под ребра.

Тайра выжидала, кусая себя за порезанные губы, через боль удерживая себя в реальности. Ей показалось, что прошла вечность, и когда Сэл наконец сел в кресло, она поняла, что время ее последней гастроли пришло. Тайра затаилась, почти перестала дышать, боясь, что Сэл разгадает ее замысел, и начала плести сеть.

— Ну-ну, — Сэл осмотрел окружность, очерчивающую кресло. Он вытянул в сторону руку, которая стала практически осязаемой, и с интересом ожидал, что же произойдет, если он попробует пересечь еле заметную на ковре белую черту.

Сэл едва коснулся невидимого барьера, и в тот же миг по окружности взметнулись языки белого, отсвечивающего серебром, пламени, беря его в кольцо. Сэл еле успел одернуть руку, но тонкий огненный язычок спиралью накрутился ему на указательный палец, быстро обвивая запястье и поднимаясь до локтя. Там, где шнурок белого пламени соприкасался с кожей, сквозь исчезающее зеленоватое свечение начинали проглядывать черные сгустки, словно серебряные искры разъедали несуществующую плоть, и она отмирала и отваливалась кусками. Насмотревшись на результат, Сэл взглянул на Горана:

— Не знаю, как описать ощущения, но, будь я жив, сказал бы, что мне больно.

— Я рад, что ты мертв. Не подумай, что я тебя жалею.

— Красивая визуализация, — Сэл, казалось, смаковал заклинание. — Вы, молодые, сказали бы «спецэффекты». Просто и со вкусом.

— Я бы не сказал, что совсем просто, — не согласился Горан. — Это же белый огонь, как раз для нечисти, которая выходит из-под контроля. Ты ее научил?

— Научил-то я, — задумчиво ответил Сэл и, увидев удивление и неодобрение на лице Горана, добавил: — То есть я говорил, что такое возможно. Я не рассказывал о технике и уж точно ни разу не видел, чтобы она такое проделывала.

— Значит, твоя девочка оказалась достаточно умной, чтобы отработать этот трюк без твоего ведома.

— А при чем здесь ум? То, что она запомнила сказки про белый огонь — всего лишь совпадение, а это, — Сэл помахал рукой, от которой отвалились еще несколько черных сгустков, — счастливый случай, я бы сказал.

— Ум здесь при том, — Горан не преминул уколоть мага, — что ей хватило мозгов не доверять тебе ранее, что и позволило ей использовать твое же оружие против тебя сейчас. Лично я доволен.

— Чем же?

— Тем, что и на тебя можно надеть ошейник, — Горан хохотнул. — Или наручники в крайнем случае.

Сэл проглотил издевку молча, и Горан подумал, что старый лис уж слишком спокоен, а это могло означать лишь одно: он все еще оставался кукловодом, хотя и предоставил Горану ведущую партию.

Сэл через плечо кинул взгляд на Тайру и, обращаясь к ней, с укором произнес:

— Он чуть тебя не убил, а ты защищаешь его от меня. Находишь это правильным? — Ответа он не дождался и повернулся к Горану. — Это называется «стокгольмский синдром», да?

Горан улыбнулся:

— Век живи, век учись. Похоже, твоя некромантесса не собирается умирать.

— Если у нее получится выжить — пусть живет, — с безразличием сказал маг.

— Брось, Сэл, — Горан опять стал серьезным. — Ты переигрываешь. Зачем ты ее сюда привел? Я же вижу по твоей лисьей морде, что ты только и ждешь кульминационного момента. Мне кажется, твой визит затянулся, так что говори, что надо, и проваливай.

— Вот что я скажу тебе, Горан. Жизнь — это плетение. Макраме, если хочешь. Если у тебя есть талант или усердие, или ты дурак, но тебе просто повезло, из нитей сплетается узор, и в одном узле могут встретиться нити из разных углов полотна. — Сэл помолчал и продолжил: — Плетение Ишанкара стало тонким. Из него выпадают самые красивые нити. Оно изящно, как и раньше, но оно истончилось и может порваться, а этого допустить нельзя. И, чтобы сохранить его красоту, нужно либо вплести в него старые нити, либо заменить их новыми. Но, видишь ли, Горан, шелк нынче не в моде. Он нужен для декора. Нынче в моде кевлар. Именно он создает основу, которую потом сверху можно украсить шелком. Я доступно объясняю?

Горан кивнул.

— Сэр Котца стар. Ему нужен помощник и преемник. Ты понимаешь, о чем я?

— Ты хочешь, чтобы я вернулся в Ишанкар на службу к сэру Котце и во всем остальном поступал соответственно Долгу, — перечислил Горан.

— Нет, — Сэл покачал головой.

— Нет? Что же тогда?

— Какой ты, право, непонятливый, и что в тебе нашел Котца? — Сэл был похож на кота, который наконец-то дождался, когда хозяйка уйдет на рынок, и теперь собирался до блеска вылизать крынку сметаны. — Может, я ошибся, и мне не стоило сюда приходить?

— Раз пришел, выкладывай до конца. Нам, непонятливым, надо все разжевать. И как это ты, такой мудрец, не знаешь таких простых истин? — Горан злился.

— Ты спросил, зачем мы сюда пришли, — сказал Сэл и чуть кивнул головой в сторону Тайры. — Видишь ее? Ей дорога в Ишанкар. Она некромантесса. А еще у нее талант. Я ничему особому ее не учил, разве чуть большему, чем знают наши некроманты в ее возрасте. Рассказывал волшебные сказки… У нее ни техники, ни технологии, она делает все по наитию, и как делает! — Сэл снова сунул свою раненую руку Горану под нос. — Она разорвала твою иллюзию как травяной венок! Заметь, этого она тоже раньше не делала. Она остановила себе кровотечение и заделала дырку в легком! Допускаю, что она могла читать всякое, — мать и брат у нее врачи — но выполнять это самостоятельно в реальном времени ей явно не приходилось. Видишь, Горан, какой подарок ко дню рождения я тебе подготовил? — Сэл замолчал, чтобы Горан смог оценить важность его находки. — Сколько некромантов сейчас в Ишанкаре? — Сэл дал Горану возможность ответить, но тот промолчал. — Все еще один. Поэтому полотно распадается. Выпадет всего одна нить, Горан, и вскоре полотно исчезнет. Мы веками хранили тайны темных наук, передавали их из поколения в поколение. Кому сейчас будут переданы эти знания? Она, конечно, тяжелый случай: живет в реальном мире, с нормальной семьей, верит в Бога и десять заповедей, — Сэл поморщился. — Ну ты понимаешь, что она думает про магию в свете всего этого. Но, несмотря на эти сложности, она должна принадлежать Ишанкару.

Горан смотрел на Сэла, как на полоумного.

— Но это невозможно, ты знаешь, — он говорил мягко, словно разговаривал с больным. — В Ишанкар запрещено принимать женщин для обучения некромантии вот уже около пятисот лет.

— Знаю, — так же спокойно ответил Сэл. — Еще я знаю, что некромантесс в истории магического мира вообще по пальцам пересчитать. И что?

— Что? — переспросил Горан.

— Никто из наших не опозорил Ишанкара, они жили и умерли достойно.

— Да ну? — прищурился Горан. — И Зулейха?

— Это досадное исключение, — Сэл недовольно поморщился.

— Твоя девочка умрет, и, возможно, раньше, чем доживет до семнадцати.

— Все когда-нибудь умирают, и не некроманту бояться смерти.

— Я не об этом. Все наши некромантессы умерли молодыми. Женщины не созданы для войны и смерти, они должны рожать детей, сохранять традиции, создавать семьи…

— Хватит, Горан, — перебил его Сэл. — И женщины, и мужчины одинаково не созданы для убийств, и помимо выполнения всяких мирских обязательств они в первую очередь обязаны блюсти честь. Разве тебя не этому учили в Ишанкаре? Просто у каждого свой долг. То, что женщины умеют рожать, а мужчины нет, не дает преимуществ ни одной из сторон. И если женщина рождена, чтобы стать некромантом, то стать некромантом — это ее Долг, так же, как и родить, когда придет время.

— Значит, — поразился Горан, — это ты вдалбливаешь ей в голову? Понятия о Долге?

— Понятия о долге ей достались от мамы-Матери-Терезы и папы-Последнего-Самурая, — с издевкой произнес Сэл и пообещал: — И когда ты с этими понятиями познакомишься, сильно удивишься. Она не такая, как стандартные некромантессы.

— Ты не должен был так с ней поступать. Ты должен был дать ей возможность выбора.

— Какого выбора?! Она некромантесса! Это ее единственный путь! — разозлился Сэл. — Какой выбор, если она понятия не имеет про Ишанкар и про возможность выбора! Ей уже тринадцать, а она в плане магии как тетрадь, на одну половину с ошибками, а на другую — с чистыми листами! И если хочешь, мне жаль, — да, мне жаль! — что Господь начертал ей путь некроманта! И мне жаль, что, возможно, она умрет раньше, чем осознает свое предназначение и свою силу! И мне жаль, что, возможно, у нее никогда не будет детей, и что она всегда будет одинока, непонята, и что все будут ее бояться и ненавидеть! Мне жаль, Горан! Но что я могу поделать? Только научить ее, как идти по этому пути, не теряя чести и с достоинством выполняя свой Долг.

Сэл замолчал и внезапно сник.

Горан скрестил руки на груди:

— Ты все равно неправ.

— В чем же? Впрочем, да, этот мир не сильно справедлив. Но раз уж так вышло, назад пути нет. Тебе ведь не удалось забыть о своей сути? Ты окончил иллюзию, но не перестал быть трейсером, ты вроде бы свободен от Ишанкара, но тебя ломает каждый день в течение пяти последних лет. А что будет с ней?

— Она видит мертвых? — внезапно спросил Горан.

— Видит, а то как бы мы с ней познакомились, — усмехнулся Сэл.

— Зачем она тебе? Ведь Ишанкар — это лишь часть твоего замысла относительно ее судьбы. Я бы сказал, Ишанкар — это средство выживания для нее, а она — это средство для тебя. Но для какой цели она тебе нужна?

— А вот это не твое дело, Горан. Это касается только меня и ее.

— Если она так важна для тебя, почему ты ничего не сделал, чтобы ее спасти? Видел, как ей больно и страшно, но сидел и читал мне нотации. Ты ее использовал, а она неглупая девушка, как я погляжу. И как ты думаешь, захочет она теперь хоть пальцем ради тебя пошевелить?

— Ваша ошибка, Горан, в том, что большинство из вас считает меня лжецом и интриганом, — Сэл наиграно печально вздохнул. — Но Ишанкар стоит до сих пор потому, что я периодически вправляю вам мозги. Сегодня я поступил с ней не самым лучшим образом, но если бы я не подставил ее под твое копье или бросился бы ее спасать, разве ты убедился бы в моей правоте? Чем сто раз услышать слово «халва», лучше один раз ее попробовать. Ты увидел ее в деле собственными глазами. Она так же, как и ты, считает, что я ее подставил и использовал, мы ни о чем заранее не договаривались. Способность выживать для некроманта решающая. Если бы она не выжила, я бы очень, очень сожалел, что ошибся в своем выборе.

— Сожалел? Ошибся в выборе? — не поверил своим ушам Горан.

— Я, позволь, не буду раскрывать перед тобой душу, ты этого не заслуживаешь, — с отвращением произнес Сэл, — но скажу тебе, что она — это самое ценное, что есть у меня на данный момент. После Ишанкара, конечно. И с этого дня она станет самым ценным и для тебя, Горан. После Ишанкара, конечно.

Горан понимал, что несмотря на то, что Сэл говорил открытым текстом, он запутался еще больше, но решил промолчать, чтобы не портить игры.

Сэл смотрел на лежащую в собственной крови Тайру. Она тяжело дышала, но взгляд был осмысленным, и Сэл понял, что она вслушивается в их разговор, пытаясь не потерять нить рассуждений.

— Разве она не хороша? — спросил он.

— Это не та оценка, которой она заслуживает.

— Какой оценки она заслуживает — покажет Ишанкар.

— Но Ишанкар не принимает женщин на некромантию.

— Значит, сделай так, чтобы Ишанкар принял женщину на некромантию, — предложил Сэл.

— Так вот чего ты от меня хочешь? Чтобы я уговорил сэра Котцу на эту авантюру?

Сэл в очередной раз убийственно улыбнулся и произнес:

— Нет. Я хочу не этого, — он встал с кресла, заложил руки за спину, выпрямился, — Горан увидел, что старый маг и в смерти сохранял достоинство и силу, — и, словно император, готовившийся продиктовать писцу высочайший указ, отчетливо и твердо произнес: — Я хочу, чтобы ты стал Ректором Ишанкара.

Горан в изумлении открыл рот.

— Ты станешь Ректором, Горан, возьмешь новое имя и примешь ее на некромантию. Вы продолжите традицию. Вы будете служить Ишанкару. У тебя есть четыре года, чтобы дорасти до Ректора. Котца стар и устал. Он отдаст тебе свой пост, потому что всегда мечтал об этом. У нее есть четыре года, чтобы подготовиться к поступлению в Ишанкар. Другого пути у вас нет и быть не может. Я доступно объясняю?

— Ты спятил, — прошептал Горан. — Мне тридцать один, какой из меня Ректор?

— Когда ты станешь Ректором, тебе будет тридцать пять. В некоторых странах в этом возрасте можно стать президентом, а не просто ректором.

— Просто ректором? В Ишанкаре невозможно быть просто ректором!

— Значит, ты будешь не-просто-ректором.

— Ты спятил, — окончательно уверовал Горан.

— Если ты не станешь Ректором, она никогда не попадет на некромантию. Ты сломаешь ей жизнь и уничтожишь Ишанкар. С этого дня ваши судьбы связаны. Я нашел Ректора для Ишанкара и Некроманта для Ректора. Я выполнил свой Долг. Теперь ваша очередь.

Горан молчал. Сэл выдержал паузу и произнес:

— С этого дня, Горан, Ишанкар — это ты, а ты — это Ишанкар. И у тебя нет выбора.

Сэл перешагнул невидимый барьер, на секунду пропав в магическом пламени, отчего стал похож на призрака в рваных одеждах, подошел к Тайре, присел возле нее на корточки и заглянул ей в лицо.

— Злишься? — ласково спросил он. — Прости, но у тебя тоже нет выбора.

— Я отправлю тебя в ад! — прошептала Тайра, с трудом шевеля липкими от крови губами.

— Жду не дождусь, — абсолютно серьезно согласился Сэл. — Но пока ты не сможешь: у тебя нет для этого ни сил, ни знаний.

Тайра не ответила, чуть повела пальцами, и разлитая по полу кровь полыхнула зеленым и исчезла. Сэл, не отводя от нее взгляда, выпрямился и, лишенный крови, растворился в воздухе.

Тайра провалилась в забытье.

Горан прошел на кухню, достал из холодильника запотевшую бутылку водки, налил треть стакана и залпом выпил.

Первое, что увидела Тайра, когда в очередной раз пришла в себя, была причудливо изогнутая, сужающаяся к одному концу позолоченная труба на потолке, проходившая по диагонали через всю комнату. Назначение ее было непонятно, угрозы она вроде бы не представляла, но на всякий случай Тайра несколько раз открыла и закрыла глаза, удостоверяясь, что никакое заклинание к трубе не привязано. Правый бок ныл как тогда, когда Хи со всей силы приложилась к нему тренировочным бамбуковым мечом, но это можно было терпеть. Болели только губы, шевелить ими было трудно, а во рту все еще чувствовался привкус железа и соли. Еще сильнее пахло морем.

Тайра повернула голову, шелковая подушка приятно холодила щеку. Она лежала на диване, видимо, Горан перенес ее с пола. Тайре стало неловко, она всегда боялась, что кто-нибудь поднимет ее на руки и подумает: «Ей неплохо было бы скинуть килограммов десять», и от этих мыслей кровь прилила к щекам, стало жарко, и она чуть сдвинула покрывало, которым ее заботливо накрыл хозяин.

Горан заметил ее движение, подошел к дивану, сел на стоящий рядом журнальный столик, отставил стакан, в котором еще оставалась пара глотков, и, наклонившись к Тайре, посмотрел ей в глаза.

— Проснулась? — спросил он. — Я тут слегка поколдовал, дал тебе поспать. Мама всегда говорила, что сон — это лучшее лекарство.

Тайре показалось, что маг не знает, как себя правильно вести.

— На каком языке мне лучше говорить?

Тайра попыталась ответить, но губы не слушались, и она лишь неопределенно пошевелила пальцами, что должно было означать, что ей все равно. Горан понял и предложил:

— Ну давай на турецком. Как ты себя чувствуешь?

— Как побитая собака, — ответила Тайра, и собственный голос показался ей чужим и невнятным.

— Собака? — хохотнул маг. — Я бы сказал, что ты ящерица.

— Почему ящерица?

Говорить было больно, но было интересно, почему Горан сравнил ее с ящерицей: после всего случившегося это было не слишком поэтично.

— Потому что у ящериц есть одна особенность: они умеют выбираться из любой ловушки. Конечно, не без потерь, — он чуть развел руками, — и не без боли, но лучше потерять хвост, чем жизнь. К тому же потом отрастет новый.

— А я уже собиралась обидеться, — Тайра попыталась улыбнуться. — Не каждый день мне говорят, что я хладнокровная пупырчатая зеленая тварь.

— Если хочешь, я сделаю тебе комплимент. Как ящерице, разумеется.

Горан выжидающе остановился. Тайра ждала продолжения.

— Ты не мерзкая и не пупырчатая. Судя по тому, как ты обращаешься с магическим огнем, ты самая настоящая саламандра. Ну а хладнокровность по нынешним временам — это вообще достоинство.

— Вы интересный человек, — не без ехидства заметила Тайра. — Сначала пытаетесь меня убить, а потом делаете комплименты.

— Да, — согласился Горан и хохотнул, — для комплиментов рановато, мы ведь с тобой даже не знакомы.

— Вас всегда все так забавляет?

— Да не сказал бы. Так как тебя звать, или я буду называть тебя Хат-Хас?

— Тайра, — буркнула Тайра и приготовилась давать объяснения по поводу своего имени. Так было всегда, и она уже привыкла к ответной реакции.

— Так вот в каком смысле… А я сначала не понял.

— В каком смысле что?

— Сэл сказал, что твой отец — последний самурай.

— Сэл, как обычно, обзывается, но вполне может быть и такое.

— Почему может быть?

— Он не живет с нами с моих полутора лет, брат отца еще помнит, а я уже нет, — объяснила Тайра. — Все, что мне от него досталось — это неадекватное имя, плюшевый медведь, бумажный журавлик и три полки японской литературы.

— И ты знаешь, кто такие Тайра?

— Да уж читала, куда было деваться.

— Люблю людей с чувством юмора, — Горан засмеялся. — Ты мне нравишься.

Тайра смутилась и попыталась принять сидячее положение.

— Ну а вас мне как называть, эфенди? — спросила она, чтобы сгладить неловкость.

Маг по-настоящему задумался.

— Ну зовут-то меня Горан, как ты уже поняла, а вот как тебе меня называть — это в свете последних событий неясно. Зови пока, как есть.

Он взял стакан, повертел его в руке, словно надеялся прочитать ответ на донышке, и снова поставил его на столик.

— Это водка? — спросила Тайра.

— Угу, — кивнул Горан. — Но тебе не предлагаю.

— И зачем? Думается лучше?

— Знаешь, невозможно объяснить женщине, зачем нужна водка. Это философский вопрос, — ответил маг. — Это у славян в крови.

— Да уж, в крови, — Тайра оглядела несколько нетрезвого Горана и улыбнулась.

— Скажи мне лучше, что мы теперь будем делать? — маг снова стал серьезным. — Сэл не оставил нам с тобой выбора, и если мое будущее более-менее ясно, то с твоим ясно только одно. Ты некромантесса. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, — Горан нахмурился и выразительно взглянул на Тайру.

— Я хочу домой, эфенди, — сказала она, не поддавшись на его взгляд и таинственный устрашающий намек, — и забыть про все, как про страшный сон. Я мало что знаю про некромантию, кроме того, чему учил меня Сэл, и что я читала в книжках, и, судя по всему, дело это богопротивное. И, простите за откровенность, хоть вы и неплохой человек, но мне не нравятся слова «не оставил нам с тобой выбора». В особенности «нам с тобой».

— Да-а-а… — протянул Горан. — Я думал, что знаю про некромантию меньше тебя, но ошибся. Я не скрываю, что некромантия практически везде относится к запрещенным дисциплинам, но она не есть зло.

— Да неужели? — Тайра разозлилась. — И поэтому вы так боитесь некромантов, что проткнули меня копьем, не спросив, как меня зовут?

— За копье я отдельно должен извиниться, но мне же надо было себя защитить, как ты думаешь? — парировал Горан. — Сэл, знаешь ли, не самый приятный человек на свете, а чего мне ждать от тебя после его вызова, вообще было предположить невозможно. А некромантов я и правда не жалую, потому что нормальных вас практически не осталось.

— Нас? Быстро же вы причислили меня к некромантам!

— Что значит причислил? Ты некромантесса! Я вот не вижу мертвых, и даже если я истеку кровью, никто и ничто не воплотится. А про воскрешения я вообще молчу, — и Горан действительно замолчал.

— Какие воскрешения? Да, я вижу мертвых, но помимо меня куча народу видит будущее, перестукивается с барабашками, двигает предметы силой мысли и даже общается с инопланетянами. Не скажу, что видеть мертвых — это нормально, или что это меня радует, но это лучше, чем воскрешения. Бред какой-то! От того, что экстрасенс видит душу умершего, он не становится некромантом.

— Но ты не экстрасенс, ты некромант. Некромантесса…

— Слушайте, Горан! Я не хочу осквернять могилы и поднимать трупы! Это отвратительно! Этого не должно быть!

Горан остался спокоен.

— Вот поэтому я и говорю, что нормальных некросов практически не осталось.

— Если вы еще не поняли, или если я вдруг опять неточно выражаюсь, то объясняю еще раз. Я знаю, что могу делать то, что не могут делать другие. Я не знаю, как я это делаю, и я не хочу этого знать, потому что я не хочу этого делать. Я не хочу быть некромантом. Я хочу в парк на чертово колесо, а не на кладбище, я и к вам-то не хотела идти!

Горан понял, что разговор заходит в тупик.

— Ладно, — примирительно сказал он. — Сегодня было слишком много событий. Твою позицию я понял, и переубедить мне тебя не удастся, однако проблема от этого сама собой не решится.

Тайра даже сквозь злость почувствовала, что маг обеспокоен, и решила сбавить обороты, потому что, во-первых, за копье он уже извинился, и, во-вторых, виноват в произошедшем был явно не он. Горан был такой же жертвой Сэла, как и она.

— А вы считаете, что у меня проблема?

— Я уверен, что у нас — у нас, Тайра, — большая проблема, — подтвердил Горан.

— И в чем же она?

Горан вздохнул, встал, взял стакан, выпил и сел обратно на журнальный столик.

— Я даже не знаю, с чего начать, — признался он. — Я же еще не Ректор и пока не научился объяснять сложные вещи простыми словами. Но если вкратце, то Сэл запустил такой механизм, который раздавит нас обоих в ближайшем будущем, если мы не узнаем, как этот механизм контролировать.

— А почему бы его просто не остановить? Этот механизм?

— Это невозможно, — покачал головой Горан. — Сэл слишком умен, чтобы позволить тебе и мне так просто выйти из игры.

— Какой игры?

— Дар Элайя.

— Игра в жизнь? — на всякий случай уточнила Тайра, хотя значение древних слов было ей полностью понятно.

— У нас в Ишанкаре это так называют, — подтвердил Горан. — А ты, я вижу, и шанкари уже знаешь, как взрослые некроманты.

— Сэл меня учил. Так что такое эта Дар Элайя?

— Это сложно, — Горан не стал объяснять. — Тебе пока нужно знать следующее. Некроманты в магическом мире — большая редкость. Некромантессы — очень большая и очень опасная редкость. За ними всегда идет охота. Если бы Сэл считал, что твое будущее вписывается в пошлый парапсихологический салон, он разрешил бы тебе вдоволь болтать с мертвецами за умеренную плату с их неутешных родственничков, но раз он каким-то образом вычислил тебя среди миллиардов ныне живущих людей и привел ко мне, значит, он больше не мог тебя скрывать.

— А почему он должен был меня скрывать?

— Сэл, вообще-то, ничего никому не должен, — сообщил Горан. — Но он сказал, что ты для него ценность, и поэтому я должен сохранить тебя живой. Или научить тебя, как это сделать.

— Да кому я нужна, кроме Сэла?

— Лучше тебе пока этого не знать, — маг грустно усмехнулся.

Какое-то время они молчали.

— Вы вообще понимаете, как нелепо все это звучит? Маги, некроманты, Дар Элайя какая-то, — Тайра с надеждой посмотрела на Горана. — Как в дешевом фэнтези.

— В том-то все и дело, — мрачно сказал он. — Я, как ты видишь, от магического мира в настоящее время тоже далек. Думаю, поэтому Сэл пришел ко мне. Но я понятия не имею, что мне делать дальше, — Горан опять взялся за стакан, но тот был пуст. — М-да, — разочарованно сказал он.

— То есть вы отнеслись ко всему, что Сэл говорил, абсолютно серьезно?

— Точно. А ты относишься к этому несерьезно? Иди расскажи кому-нибудь, что пару часов назад ты была в получасе от Эрегли, где чуть не умерла, после того как какой-то дядька проткнул тебя насквозь серебряным копьем. Следов, кстати, не останется, я с этим разобрался. Относись, как хочешь.

— И вы будете делать то, что он вам велел?

— Скорее всего, да, — с неохотой признался Горан. — И если бы ты согласилась сотрудничать… Странное слово, ну да ладно… Мне, то есть нам, было бы гораздо проще справиться со свалившимся на нас счастьем.

— Не могу обещать, — Тайра смотрела на свои сплетенные пальцы, но почему-то видела только узор на покрывале.

— Я понимаю, — Горан кивнул. — Давай сделаем вот что. Я доставлю тебя домой, еще выпью, у меня сегодня день рождения все-таки, обдумаю ситуацию, а потом мы как-нибудь встретимся, чтобы обсудить все и познакомиться получше.

Тайра с сомнением подняла взгляд на мага.

— Нам с тобой даже для того, чтобы откреститься от затеи Сэла, нужно найти правильный экзорцизм, — он опять улыбнулся своей чарующей улыбкой. — В любом случае, делать это придется вдвоем. С этим ты, надеюсь, согласна?

— Даже если нет, разве у меня есть выбор? — обреченно спросила Тайра.

— Вот и хорошо. Братья-славяне всегда друг друга поймут, — подытожил Горан.

— Откуда вы знаете?!

— Думаешь ты по-русски, — на чистом русском устало сообщил маг. — Но мы с моей дверью никому об этом не скажем, обещаю.

Ректор

Год 38-й ректорства сэра Котцы, весна

Горан не мог спать уже почти целую неделю. Стоило ему просто закрыть глаза, и он видел, как серебряное копье, вспарывая воздух, неотвратимо приближается к стоящей у края ковра девушке. Потом перед ним представал Сэл, и все в который раз начиналось заново. Горан лежал в темноте и невидящим взором смотрел в потолок, а события того дня проплывали мимо, как кадры на засмотренной до дыр кинопленке, но так хотя бы не было звука, и Горан не слышал голоса Сэла, который проникал не только в его разум, но и в его сердце. Старый лис, привыкший играть в шахматы чужими жизнями, поселил в нем чувство вины, от которого его чудом или своей житейской мудростью все это время уберегал сэр Котца, и теперь оно не давало ему покоя. Горан подумывал о том, что можно было бы снова начать пить, и тогда Сэл отстал бы от него, признав, что он действительно ни на что не годен, но он приложил слишком много усилий, чтобы завязать, и знал, что сделать это второй раз он навряд ли сможет, а потому рисковать своей жизнью ради того, чтобы избавиться от Сэла, не хотел. К тому же с Сэлом наверняка все было не так просто. Да и еще сэр Котца, который вопреки всему продолжал верить в своего единственного Ученика…

Горан и без слов Сэла знал, что виноват. Виноват в том, что потерял так много времени впустую, что потратил столько лет своей жизни на сожаления, отчаяние и уныние и ни к чему так и не пришел. Может, действительно настало время измениться и изменить мир вокруг себя? Однако перспектива стать Ректором Ишанкара пугала его так же, как перспектива стать Некромантессой Ишанкара пугала Тайру. М-да… Имя у нее и правда было еще то… Папа лингвист-этнограф ничего лучше не придумал, а потом свалил в свою обожаемую Японию и пропал без вести.

Сэл подкинул ему ребенка. Ну не совсем ребенка… Горан припомнил свои восемнадцать. У него сейчас тоже могла быть тринадцатилетняя дочь. Теоретически, конечно… Или не могла? Восемнадцать, пожалуй, слишком рано для того, чтобы заводить детей, да и никаких девушек в то время у него не было даже на горизонте. Только учеба. У всех в Ишанкаре лет до двадцати на первом месте была только учеба. Горан абсолютно не знал, что ему делать с Тайрой, но уже считал ее своей… своей… Он не определился, кем, но мог поклясться чем угодно, что они уже стали одной семьей. Кровь, которую он пролил, связывала сильнее слов, сильнее Долга, сильнее чувства вины. Горан нехотя признал, что теперь должен быть для нее человеком, который будет защищать ее, принимать значимые для них обоих решения, нести ответственность за ее судьбу, по крайней мере, до тех пор, пока он не передаст ее на попечение Наставнику. Но Ректор не должен охранять Некроманта, все должно быть как раз наоборот! Но что делать, если будущий Ректор — пять лет назад бросивший пить неудачник, который так и не сумел найти свое место в мире, а будущий Некромант — девчонка-подросток с перспективой не дожить до следующего дня рождения? Горан был бы и рад выпить — он давно вычислил свою критическую дозу и никогда не переходил этой границы — но если сэр Котца или не дай бог сэр хет Хоофт заподозрят его в употреблении спиртного, то шансов дотянуть до двадцати, когда ей разрешат подумать о чем-то, кроме учебы и Долга, у Тайры не останется вовсе. Горан вздохнул, убрал волосы со лба и с ностальгией подумал, как же давно сэр Котца не лупил его веером по голове… Надо было срочно вспомнить это ощущение.

Горан посмотрел на часы: было полшестого утра. Старый монах уже час, как стоял на молитве. Горан медленно поднялся с кровати и босыми ногами прошлепал в ванную. Он с кристальной ясностью осознал, что эти двенадцать шагов были его первыми шагами в вечность.

Сэра Котцу он нашел у Цитадели. Тот сидел на траве под дубом и ел свой завтрак, вылавливая палочками из керамической миски перебродившие бобы. Горан так и не научился есть натто. Он много чему так и не научился… Он свернул с дорожки на газон, подошел поближе и согнулся в церемониальном поклоне.

Наставник приветливо улыбнулся и пригласил его сесть. Горан молча сел. Согласно Церемониалу, первое слово принадлежало Ректору.

Сэр Котца выловил последний боб, отложил миску и палочки, оценивающе посмотрел на Ученика и улыбнулся.

— За все эти годы в Ишанкаре из всех примет всегда сбывалась только одна, — сказал он. — Если рано утром ты сталкиваешься нос к носу со Старшим Финансистом, то день будет, мягко говоря, непростым. А я за сегодняшнее утро видел его трижды!

— Вы сидите на траве, сэр, — заметил Горан.

— И что? — заинтересовался Ректор.

— В ней муравьи.

— Я попросил их уйти, и они ушли, — просто сказал Ректор. — С разумными существами всегда можно договориться.

— Вы разговариваете с муравьями? — для Горана это было что-то новенькое в поведении Наставника.

— Ты вообще с Сатурном разговаривал, так и что с того?

— С Юпитером, — поправил Горан и опустил глаза.

Сэр Котца рассмеялся.

— Ну и как там у них дела?

— Не знаю, мы давно не общаемся, вы же знаете.

— Скажу тебе по секрету, общаться с Юпитером можно и без всякого рода проводников, — и Ректор подмигнул Ученику.

— Я пришел за советом, сэр, — начал Горан, уходя от неприятной для себя темы.

— Ты всегда приходишь за советом, — обиженно произнес старый монах. — А я так хотел бы, чтобы ты хоть раз пришел просто так.

— Я упустил то время, когда мог бы приходить просто так. Но если все пойдет, как положено, то у меня будет время наверстать упущенное.

— Давай я расскажу тебе притчу, — предложил сэр Котца. — Ты ведь соскучился по моим байкам?

— Да, сэр, — Горан улыбнулся.

— Однажды в прошлом веке один англичанин с товарищами путешествовал по Египту. И вот, в положенное время он должен был сесть на пароход и отплыть дальше по маршруту. Но день выдался неудачным! Сначала заклинило замок на двери его номера, и он не мог выйти, потом лошадь, везущая шарабан, подвернула ногу, а когда он добрался до пристани, оказалось, что половина его вещей не погружена в шарабан и осталась в отеле. Когда ему привезли все его чемоданы, пароход уже давно отплыл. И англичанин подумал: «Я подожду следующего парохода и догоню своих товарищей». Но когда подошел следующий пароход, он читал интересную книгу и не смог от нее оторваться. Гуляя по окрестностям порта, он пропустил и следующий пароход, а потом еще один, и еще один… В итоге он так и остался служить смотрителем на этой пристани.

— И какова мораль? — не понял Горан.

— Надо было брать лодку и грести! — засмеялся старый монах. — Грести! И тогда, глядишь, англичанин еще и обогнал бы свой пароход.

— Странные у вас притчи, сэр.

— Стараюсь. Так в чем твоя проблема?

— Я должен стать Ректором Ишанкара, — уверенно заявил Горан.

— Ну это, положим, не проблема, — нисколько не смутившись, сказал сэр Котца. — Как только ты научишься пользоваться веером, так я сразу уступлю тебе ректорское кресло. Сколько еще тебе надо для этого времени?

— Четыре года.

— За четыре года ты собираешься постичь то, что не постиг за десять лет? — удивился монах.

— За четыре года я собираюсь постичь то, что не постиг за тридцать, — Горан выдержал паузу. — Себя.

— С чего бы это ты решил перестать играть?

— Я решил начать играть, сэр. Меня втянули в Дар Элайя, и я буду Господином Игры.

— Ты меня удивляешь, Горан, — нахмурился Ректор. — Откуда такая необходимость? Зачем тебе Ишанкар? Ты никогда этого не хотел.

— Я и сейчас этого не хочу. Но я должен.

— О, ты осознал, что такое Долг! — обрадовался монах.

— Еще нет, но я буду знакомиться с этим понятием на практике. На теорию у меня больше нет времени.

Сэр Котца с упреком посмотрел на Ученика:

— Ты же учился на дипломата, кажется? Где же твоя дипломатия? Если ты так будешь рубить с плеча, то Ишанкар недолго простоит.

— Из вас, сэр, тоже дипломат никудышный, уж простите. Да и вообще, зачем мне дипломатия, если я могу убить любого одними только вашими притчами?

— У каждого своя дипломатия! — засмеялся сэр Котца.

Горан облегченно вздохнул, обрадованный тем, что его дерзость прошла практически незамеченной, и Ректор снова стал серьезным.

— Так зачем тебе кресло Ректора?

— В моем доме были некроманты.

— Стены ректорского кабинета не спасут от некромантов. Да и разве Йен не поставил у тебя защиту?

— Они ее обошли.

— Не вижу связи.

— А вы, сэр, спросите, кто они были, эти некросы, — предложил Горан.

— И кто были эти некросы? — спросил Ректор, принимая условия игры.

— Первым был Сэл.

— Ты видел Сэла? — удивился сэр Котца. — Не в тенях? В реальности? Своими глазами?

Горан кивнул. Он понял, что заинтриговал Наставника.

— И каким образом это у тебя получилось? Его кто-то вызвал?

— Да, сэр.

Сэр Котца помолчал какое-то время и жестко произнес:

— Горан, дорогой мой. Не заставляй меня вытягивать из тебя информацию раскаленными клещами! Пришел — так говори! Всем известно, что Сэл не из тех, кто будет отвечать на каждый вызов. Если он пришел к тебе побеседовать, значит, ты влип, а если ты именно после этого собрался взяться за ум и стать Ректором Ишанкара, то влипли мы все. Я правильно рассуждаю?

— Скорее всего — да, сэр.

— Так кто был этот второй некромант?

— Вы ее не знаете, — спокойно сказал Горан.

Сэр Котца прищурился.

— Горан, ты плохо учился в институте!

— С чего вы взяли, сэр? — Горану определенно нравилась эта игра.

— Ты делаешь ошибки в английском, которых не должен делать человек с образованием дипломата.

— Я не ошибся ни в одном слове, сэр. Сэла в мой дом привела женщина.

— Некромантесса? — с сомнением уточнил Ректор. — Ты в своем уме?

— Абсолютно, — с удовольствием подтвердил Горан.

Сэр Котца впился в него взглядом, пытаясь понять, бредит Ученик или нет, и, убедившись, что он говорит чистую правду, испугался. Горан никогда не видел Наставника напуганным. Озадаченным, смущенным, расстроенным и даже злым, но никогда — напуганным.

— Откуда она взялась? — шепотом спросил Ректор.

— Ее нашел Сэл и привел ко мне в дом. Или она привела его ко мне в дом. Я так и не понял, кто из них кого привел.

— Это не важно, кто кого привел! Важно, правда ли, что эта женщина — действительно некромантесса?

— Это бесспорный факт, сэр, — Горан кивнул. — И еще какая некромантесса! Я о такой магии только читал в старинных книгах.

— Тогда у Ишанкара большая проблема, — заявил Ректор.

— Если смотреть на это только с одной стороны, — возразил Горан.

— Если смотреть на это со всех сторон! — отрезал Ректор.

— Мы не должны ее упустить. Она должна принадлежать нам! Некроманта такой силы не было уже лет пятьсот!

— Ишанкару не надо подтверждать свое могущество подобным образом!

— Я знаю, сэр, — согласился Горан. — Но Сэл не отдаст ее никому другому. Он нашел ее для нас! Она слишком сильна для всех остальных.

— Нам не нужна вторая Зулейха, — сэр Котца был непреклонен. — Мы слишком хорошо помним, что представляет собой женщина-некромант! И еще, если ты забыл, Ишанкар никогда не брал некроса со стороны!

— Она не Зулейха. Она умница, она контролирует свою силу. Я вообще ее как некроманта не опознал, пока она колдовать не начала. Она полностью закрыта. Я пришел к вам, чтобы не отдать ее на сторону. Мы сами должны ей заняться.

— Кому мы должны? Сэл научил нас, что Ишанкар ничего никому не должен!

— Вы боитесь, сэр? — напрямую спросил Горан.

— Да! — без стеснения ответил Ректор. — Боюсь за весь Ишанкар! И за весь магический мир тоже!

Горан смотрел Наставнику в глаза, и внутри него просыпалось давно забытое чувство мальчишеского задора, такое же, как в детстве перед нечестной дракой. Горан чувствовал себя так, когда его зажимали в соседней с домом подворотне парни постарше, и он знал, что их больше, и ему не уйти, но все равно закатывал рукава и становился в стойку. Главное было первый раз получить по морде. Дальше было уже не страшно.

Старый монах с удивлением наблюдал перемену, произошедшую с Учеником. Он еще не понимал, хорошо это или плохо. Он всегда ждал этого момента, но не думал, что он наступит так неожиданно.

— Если она так сильна, как ты говоришь, почему Лига не знает об этой женщине? — спросил Ректор. — Как ты докажешь, что она не подослана, например, Дрезденом?

— Ну, — Горан задумался, — как бы поточнее выразиться… Она не женщина.

— Некромант — транссексуал? — поразился монах.

Горан не смог удержаться и хохотнул.

— Нет, сэр. Ей тринадцать. Она подросток.

— Она дожила до тринадцати? И как это у нее получилось?

— Я не знаю. Сэл не сказал.

Сэр Котца задумался.

— Сэл привел к тебе девушку-некромантессу, и ты решил стать Ректором Ишанкара. Он хочет, чтобы мы обучили ее… И, так как я никогда на это не соглашусь, потому что я в здравом уме, он подкинул эту идею тебе… Как я понимаю, другого пути он вам не оставил. Только один! Иначе вам обоим не жить. Ты либо опять сорвешься, либо сойдешь с ума от ничегонеделания, а ей просто отрубят голову. Интересный виток судьбы! Новый Ректор и новый Некромант…

— Да, сэр.

— Что ж, — сэр Котца наконец-то расслабился, — смена поколений — естественный процесс. Однако тебе будет трудно, Горан.

— Я знаю, сэр.

— И что ты собираешься с ней делать? Как ты собираешься протащить ее в Ишанкар? С какой стороны ты хочешь обойти Закон?

— Я не знаю, — признался Горан. — Я думал, вы мне посоветуете. За этим и пришел.

— Давай я расскажу тебе притчу, — предложил сэр Котца.

Он надолго замолчал, видимо, выбирая из множества известных нужную, Горан его не торопил. Обычно после таких поисков Наставник выдавал нечто особенное, что Горан откладывал в своей памяти на лучшую полку. Наконец старый монах улыбнулся и сказал:

— Итак, притча! Жили-были, умерли-бумерли!

Горан подождал еще какое-то время, не выдержал и спросил:

— А дальше?

— Это все! — торжественно сообщил сэр Котца.

— Не понял, — не понял Горан. — А где мораль?

— Морали в наше время вообще нет! — засмеялся монах. — Мораль не важна. Важно намерение ей следовать!

— Все равно не понял. Как эта чудная сказка соотносится с нашей проблемой?

— Она никак не соотносится с нашей проблемой, — улыбаясь, ответил Ректор. — Потому что никакой нашей проблемы не существует! Это только твоя проблема. Как Ректор Ишанкара я вообще не хочу и не буду связываться с некромантессой, хотя бы потому, что не представляю, как можно законно ее к нам принять, так что заниматься этим придется тебе. К тому времени, как ей исполнится семнадцать, Ректором будешь ты. Тут я должен поблагодарить старого лиса: он освободил меня от лишних размышлений.

Сэр Котца легко засмеялся, словно только что скинул с плеч тяжкое бремя. Горан молчал, ожидая продолжения.

— Но это лишь формальная сторона, — продолжил Ректор. — Сказать честно, я устал от Дар Элайя. Когда ты станешь Ректором, мне будет абсолютно все равно, что будет происходить у вас в Ишанкаре.

— Не может быть, — не поверил Горан.

— Может, — убедительно ответил Ректор. — А раз мне будет все равно потом, то пусть мне будет все равно и сейчас. Ты меня понимаешь?

— Нет.

— Ну и ладно, — не стал продолжать монах.

— Тогда хоть притчу объясните, — мрачно попросил Горан.

— У каждого своя судьба, Горан. Люди рождаются и умирают, таков цикл жизни. Эти две точки известны. Неизвестно то, что лежит между ними. Ты можешь заполнить этот отрезок, чем хочешь. Только ты. Ни я, ни Бог, ни судьба за тебя этого не сделаем. Только ты. Мы все можем только помочь.

— Но вы отказываетесь помогать, сэр!

— Иногда лучшая помощь — это отказ, — многозначительно ответил монах. — Если бы Сэл хотел, чтобы этой проблемой занялся я, он посетил бы меня, но он выбрал тебя, поэтому решать проблему со своей девочкой будешь ты сам.

— Но я даже не знаю, с какой стороны к ней подходить!

— К девочке? — удивился Ректор.

Горан не ответил.

— Такого не может быть, — улыбнулся сэр Котца. — Ты всегда был умным мальчиком. Ты выучился на дипломата! У тебя должна быть хоть одна идея.

Горан нахмурился и отвернулся, делая вид, что сосредоточенно разглядывает травинку. Говорить с Наставником ему больше не хотелось.

— Ну так как? — напомнил о себе Ректор.

— Ну есть у меня одна идея. Единственная. Других нет, да и не может быть в данной ситуации.

— И какая же?

— Сэр Йен хет Хоофт.

Сэр Котца захлопал в ладоши и рассмеялся:

— Да-а… Воистину, не существует иного решения! Если ты хочешь оставить ее для Ишанкара — то только сэр Йен хет Хоофт! Рад за вас!

— На этом вся радость и заканчивается, сэр.

— Почему заканчивается?

— Насколько я знаю, у вас с ним особые отношения.

— Да-а? — заинтересовался Ректор. — Не знал. Поясни-ка!

— Мне известно, что хотя вы и не освобождали его от Долга, он уже давно не выполняет ваших приказов. Он как бы уже ушел на покой.

— Йен стал легендой еще лет двадцать назад, — сказал Ректор, — поэтому ни один человек не сунется в Ишанкар. Им достаточно только его имени, чтобы бежать в страхе, не разбирая дороги. Я давно не указываю ему, что ему делать, потому что он знает это сам. Да и вообще, зачем ему нести службу, если за него это делает его имя?

— Но ведь вы Ректор, вы можете ему приказывать!

— Нет, не могу, — не согласился сэр Котца. — У нас с ним особого рода отношения, ты сам сказал. Йен — не послушник Первого Круга, он умнейший человек. А когда умнейшего человека заставляешь делать что-то против его воли, что-то, что не согласуется с его логикой и — как ты там говоришь? — моральными принципами, ничего хорошего не выходит.

— Тогда в чем смысл полномочий Ректора? Разве исключительные полномочия даны вам не для таких исключительных случаев?

Сэр Котца вздохнул.

— Ректор, Горан, это как глава семьи. Ишанкар — не простая семья. Тут каждый человек — ценность и раритет. Если ты как глава семьи силой заставишь свою жену лечь с тобой, она, конечно, ляжет, ведь что значит физическая сила женщины против силы мужчины? Но будет ли твоя жена доверять тебе потом? Сила Ректора в его гибкости, в уважении к подчиненным. В любви к своей семье. Я знаю, что каждый в Ишанкаре готов отдать за меня свою жизнь, и именно поэтому никогда этого не потребую. То же и с Йеном. Я не буду приказывать ему делать то, что разрушит его внутренний мир. Он заслужил свой покой.

— Но если он не возьмет Ученика, то он никогда не сможет уйти по-настоящему, — возразил Горан. — Вы сами себе противоречите.

— Вот и донеси до него эту мысль, — предложил Ректор.

— И кто я такой, чтобы он стал меня слушать?

— Ты — будущий Ректор Ишанкара, если я правильно понял твои намерения. Вот и говори с ним как будущий Ректор.

— Сэр, — Горан потер виски, — сэр. Без вас я не смогу уговорить хет Хоофта. Помогите мне убедить его взять Ученицу. Пожалуйста.

— Я не смогу этого сделать, — развел руками Ректор. — Ученика еще куда ни шло, но Ученицу… — и он засмеялся. — Тут я даже пальцем ноги не пошевелю!

Горан медленно сосчитал до десяти. Он знал, что если Наставник принял решение, то не изменит его ни при каких условиях. Это злило и разочаровывало его одновременно. Горан молчал и сверлил взглядом траву. Пауза затянулась, но у Горана не хватало дерзости, чтобы встать, поклониться и уйти. Ректор разбил все его надежды, которыми он был полон еще три часа назад.

— Я расскажу тебе еще одну притчу, — сказал старый монах. — Однажды один уважаемый человек пришел к святому отшельнику-суфию и стал рассказывать ему, какая тяжелая у него жизнь, и как он устал. Он должен следить за своей большой семьей, за своими стадами верблюдов и коз, должен подыскать достойных мужей для своих дочерей и девушку из хорошей семьи для своего сына. А еще жены постоянно чего-то требуют, и даже во сне приходят его партнеры-купцы, чтобы обсуждать с ним дела. «Как мне быть?», спросил эфенди святого отшельника. «Научи меня, как справиться со всеми своими делами». Суфий подумал и сказал эфенди: «Крутись!» Эфенди крутился вокруг себя день и ночь в надежде постичь суфийскую мудрость, пока не упал в изнеможении. И сказал: «Святой отшельник! Я крутился вокруг себя день и ночь, но так и не постиг твоей мудрости!» И святой отшельник сказал: «Крутись!», и эфенди встал и крутился еще три дня и три ночи, пока не упал в изнеможении. И сказал: «О, святой отшельник! Я крутился вокруг себя три дня и три ночи, но так и не постиг твоей мудрости!» И суфий сказал: «Чтобы постичь мудрость о том, как справиться со своими проблемами, надо крутиться всю жизнь!» И эфенди плюнул святому отшельнику под ноги и ушел обратно в город, огорченный потерей времени.

Сэр Котца замолчал и с прищуром посмотрел на Ученика.

— Я это и без притч всяких знал, — сказал Горан. — Хочешь жить — умей вертеться.

— Именно! — старый монах довольно кивнул.

— Значит, вы мне не поможете уговорить ′т Хоофта, сэр? — спросил Горан, уже зная ответ.

— Нет, — сэр Котца отрицательно покачал головой. — От того, будет твоя девочка Некромантессой Ишанкара или нет, не зависит, окажусь я в благословенной Лхасе или нет. Это зависит только от того, станешь ли ты Ректором. А ты станешь Ректором. Значит, я окажусь в Лхасе. И мне опять-таки будет все равно, станет твоя девочка Некромантессой Ишанкара или нет.

Горан молчал. Он не ожидал, что Наставник откажет ему может быть в самой главной просьбе в его жизни.

— Я не буду тебе помогать, — продолжил сэр Котца. — Но мне было бы интересно увидеть ту, ради которой ты выполз на свет из своей норы.

И, наклонившись к Горану, по секрету сообщил:

— Я давно не был в зоопарке! Я не сильно их люблю!

Горан не понял, идет ли речь о животных или о некромантах.

Тайра доиграла многоголосный пассаж из Баха и сняла повязку с глаз. Она придумала такой способ, чтобы не подглядывать в ноты и не смотреть на клавиши, запоминая пьесы, но повязанный на глаза легкий шарфик, пахнущий мамиными французскими духами, выполнял и еще одну важную функцию: он помогал забыть об окружающем мире и позволял думать только о музыке. Шарфик давал иллюзию одиночества, с ним можно было не скрывать своих чувств, и тогда мелодии выходили из-под пальцев особенно красивыми. Тайра закрыла ноты, положила их сверху стопки, опустила крышку пианино и оглянулась.

Горан сидел в кресле, грустно подперев щеку рукой.

— Давно вы здесь? — Тайра немного смутилась: ее концерт на посторонних рассчитан не был.

— Минут двадцать. Ты всегда играешь с завязанными глазами?

— Только когда меня подслушивают.

— А разве ты играешь не для того, чтобы тебя слушали?

— Нет, — Тайра удивилась такому предположению. — Я играю для себя.

— Странно. Ты хорошо играешь.

— Вы не слышали тех, кто хорошо играет. Мой друг играет с оркестром, а у меня нет времени на то, чтобы нормально заниматься. Да и в прошлом я не особо старалась чего-то достичь.

— Как и я, — под нос себе сказал Горан.

— Что?

— Говорю, мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь хоть изредка играл для меня.

— Не могу обещать, Горан Иваныч, — честно ответила Тайра. — Я и для мамы стесняюсь.

Горан грустно улыбнулся.

— Что случилось? — спросила Тайра.

— В том-то все и дело, что ничего.

— Тогда зачем вы пришли?

— Вы меня убиваете! Один говорит, чтобы я не приходил по делам, другая — чтобы я приходил только по делу. А что, просто так я не могу зайти?

— Можете, но вы же через портал пришли, а не через дверь, — объяснила Тайра. — Просто так люди приходят через дверь, вот я и спрашиваю, что случилось.

— Интересная у тебя логика, — заметил Горан.

— Мне все так говорят, — Тайра улыбнулась. — Так что у нас не случилось?

— А ты не слишком ехидная?

— Вы будете отвечать?

— А если нет, то что? Выставишь меня за дверь?

— Мама скоро придет с работы. Как я ей объясню, кто вы такой, и что вы тут делаете?

— Справедливо, — Горан кивнул и перестал препираться. — Я говорил о тебе со своим Наставником. Он нынешний Ректор Ишанкара. Если коротко, то он меня послал.

— Совсем?

— Совсем. Отказался помогать, а я так на него рассчитывал, — Горан потер висок. — Он сказал, что ему все равно, что с тобой будет. Он хочет уехать в Лхасу, в монастырь. Он сказал, что я стану Ректором, он уйдет в монастырь, а остальное его не волнует. А еще он хочет на тебя посмотреть. Не понимаю, зачем… Сказал, пальцем не пошевелит, чтобы помочь. В общем, я сказал бы, что ситуация безвыходная, но не скажу.

— Почему?

— Потому что Ректору Ишанкара, хоть и будущему, не положено говорить такие вещи, — криво улыбнулся Горан. — На самом деле я не хочу быть Ректором. Ректорское кресло нужно мне только для того, чтобы ты стала Некромантессой Ишанкара. Власть как таковая меня не интересует, а сэр Котца, похоже, этого не понял.

Тайра посмотрела на пребывающего в печали Горана, подумала и спросила:

— Ректор Ишанкара — умный человек?

— Конечно, еще бы…

— Тогда почему вы думаете, что он отказался вам помогать?

— А что я должен думать после его слов?

— Это же просто. Рассуждайте логически. Если вы станете Ректором, ваш Наставник уйдет в монастырь. Вы станете Ректором. Значит, ваш Наставник уйдет в монастырь.

— Спасибо, что объяснила, — с сарказмом поблагодарил ее Горан. — Это и так понятно.

— Но есть еще вторая часть. Я стану Некромантессой Ишанкара, только если вы станете Ректором. А вы станете Ректором. Значит, я стану Некромантессой.

— Я не дурак, это все я знаю, — устало сказал Горан. — Уж логику-то я учил не по книжкам. Я не знаю, как сохранить тебя до поступления в университет. С твоей силой незамеченной до семнадцати ты не дотянешь. Тебя нужно обучать уже сейчас, готовить к поступлению в Ишанкар, а точнее, готовить Ишанкар к твоему поступлению… А Ректор отказался мне помогать.

— Он уже вам помогает, — не согласилась Тайра. — Он же сказал, что хочет на меня посмотреть.

— Сказал, и что с того?

— А как он это сделает? Если ему все равно, и он ничего не собирается делать сам?

Горан подумал немного и с удивлением воззрился на Тайру:

— Ты не слишком умная для своих тринадцати?

— Вас это беспокоит? — улыбнулась Тайра.

— Немного. Но если ты права, то я должен привести тебя в Ишанкар, иначе сэр Котца никак не сможет с тобой встретиться. А тот, кто видел Ишанкар, остается там навсегда. Гениально! Он практически развязал мне руки.

— А почему женщина не может быть Некромантессой Ишанкара?

— Может, — ответил Горан. — Потенциально. Но на практике такого еще ни разу не случалось. Вопрос еще в том, кто из Некромантов, зная о прошлых неудачах, возьмет ее в Ученики. А еще несколько столетий назад Совет принял решение в принципе не обучать женщин некромантии.

— Почему?

— Не женское это дело.

— Нелепая отговорка.

— На самом деле причин было много, но об этом как-нибудь потом. Если в общем, то последняя наша некромантесса наделала таких дел, что Ишанкар долго потом разбирался с последствиями.

— Горан Иваныч, а вам не кажется, что обучать некромантии, начиная с семнадцати лет, как-то поздновато?

— Вот поэтому я и говорю, что тебя надо обучать уже сейчас. А что, ты все-таки смирилась с участью некроманта?

— Раз вы уже почти смирились с участью Ректора, что странного, что я почти согласилась учиться на некроманта? — Тайру злили разговоры о магии. — Так как насчет моего вопроса?

— В этом и содержится суть проблемы. Ты думаешь, я к Наставнику ходил, чтобы новостями поделиться? Про тебя рассказать?

— Мало ли, — Тайра пожала плечами.

— Есть такие направления в магии, которым обучать надо с детства. Не столько обучать технике, сколько психику правильно ставить. Тебе повезло общаться с Сэлом, он не дал тебе спятить от страха перед планом смерти. Но Сэл не лучший Наставник. Он, скорее, стимул, — Горан хохотнул. — Стимул, поясняю, это палка такая была в Древнем Риме, которой рабов били.

— А кто лучший Наставник?

— Сэр Йен хет Хоофт. Наш нынешний Некромант.

— Так в чем проблема?

Горан помолчал немного, подбирая правильные слова.

— Знаешь, у ′т Хоофта прозвище есть — Белый Бог. Потому что он как бог: все может, но ничего не хочет, и на это у него веские причины, и заставить его поступить против его воли не может никто. Даже Ректор. Потому что все обычные люди, а ′т Хоофт — Белый Бог.

— А кроме него…?

— Никто, — отрезал Горан. — Отдать тебя на сторону нельзя. Ты знаешь Сэла, и он слишком много в тебя вложил. Ему будет проще тебя убить, чем потерять. Ты ему зачем-то очень нужна. А сэр хет Хоофт — наш единственный Некромант, наш единственный шанс.

— В Ишанкаре только один некромант? — удивилась Тайра.

— Только один. Но зато какой, — уважительно сказал Горан.

— И он вам тоже отказал?

— Я с ним даже не говорил, — отмахнулся Горан. — Я боюсь к нему соваться. Если он откажет, то, считай, это наш конец. А он откажет.

— Почему вы так уверены?

— Во-первых, он не любит Сэла, хотя, кто его любит… И помогать ему он не будет. Во-вторых, он никому ничего не должен, а теперь, если верить моему Наставнику, он практически ничего не должен и Ишанкару. В-третьих, он ничего не хочет, потому что ему ничего не надо: он слишком близко знаком с планом смерти, — Горан загибал пальцы. — В-четвертых, он до сих пор так и не взял Ученика. Всех претендентов отсылал в Дрезденскую Академию. В-пятых… Я могу долго перечислять, это ничего не меняет. А девчонку он не возьмет точно.

— И вы никак не сможете его уговорить?

— Я? Не думаю, — покачал головой Горан.

— Но вы же учились на дипломата! Вы должны уметь разговаривать с людьми, склонять их к своей точке зрения…

— В МГИМО не учат общаться с некросами. ′Т Хоофт слишком умен и для сотни дипломатов.

— Может, мне с ним поговорить? — высказала Тайра безумную идею.

— Сиди уже дома, не высовывайся! — вспылил Горан. — Успеешь еще с ним наговориться!

— Ну если никто в Ишанкаре не может повлиять на его решение… — Тайра взглянула на Горана.

— То дело безнадежно, — закончил он.

— Неверный ответ, — с укоризной сказала Тайра.

— Почему?

— Нелогичный. Логично закончить так: «…надо искать этого человека вне Ишанкара».

— С ума сошла? Вне Ишанкара его имя произносят шепотом и потом плюют через плечо, будто смерть помянули. Придумала, тоже мне…

— Но рискнуть все-таки стоит.

— Ты так хочешь учиться на некроманта?

— Но у меня ведь нет выбора, сами говорили. Или некромантия, или голову с плеч. Я это признала. И я хочу, чтобы эта ситуация разрешилась. Так жить нельзя ни вам, ни мне: словно камень над головой на волоске подвешен. Надо наконец-то определиться.

Горан пару секунд оценивал ее слова.

— Рискнуть с ′т Хоофтом, конечно, стоит. Откажет — откажет. Тогда будем думать дальше, хотя будет ли это дальше — большой вопрос. Просто я не представляю, что я ему скажу. Мне так надоело быть посмешищем, — грустно закончил он.

— Вы не посмешище, — успокоила его Тайра. — Вы — будущий Ректор. Если Сэл выбрал вас, значит, только вы сможете это сделать.

— Это я уже слышал.

— Мама говорит, если Бог посылает испытания, то дает и силы, чтобы с ними справиться.

— Ты веришь в Бога?

— А вы нет?

— Не знаю, — честно признался Горан. — Раньше верил, в детстве, а сейчас не знаю. Но ты верь за нас двоих. И попроси там… Ну сама знаешь.

— Еретик вы, Горан Иваныч, — улыбнулась Тайра.

— Да уж, — он засмеялся. — Кому сказать: попроси Бога, чтобы он помог мне уговорить самого сильного Некроманта взять Ученицу.

В дверь позвонили.

— Это мама, — Тайра поднялась и пошла в прихожую. — Вам пора, Горан Иваныч. Через портал! — на всякий случай напомнила она.

— Я приду через пару дней, — сказал Горан, сделал шаг и исчез, даже не открыв портала.

Тайра сидела на скамейке уже полчаса. Горан просил ее никуда не уходить, и она выполняла его просьбу. Во-первых, не хотелось подвести Горана: он честно признался, что привел ее сюда без разрешения, и если кто-нибудь обнаружит ее вне зоны, в которой он ее оставил, то у него будут большие неприятности. Во-вторых, уходить и не хотелось. Вокруг было пусто, тихо и спокойно, где-то в листве щебетали птицы, и Тайре казалось, что она находится во дворе маминой больницы во время послеобеденного сна. Мама иногда приводила ее на работу, но Тайра не любила запах и полутьму больничных коридоров, поэтому предпочитала ждать на улице возле фонтана, в котором плавали золотые рыбки.

Солнце желтой медовой акварелью стекало по волосам, грело спину. Тайра щурилась от удовольствия и разлитой по саду безмятежности. Ей очень хотелось лечь на нагретые доски скамейки, но она не могла предположить, как тут будет расценен такой поступок, поэтому просто закрыла глаза и расслабилась.

Когда она вынырнула из полудремы, солнце уже значительно сдвинулось влево. В окружающем пейзаже ничего не изменилось, только вдали появилась одинокая фигура с метлой. Тайра присмотрелась. Подметая садовую дорожку, выделяясь на фоне зелени желто-оранжевым пятном, к ней приближался буддийский монах. Его загорелая кожа и лысый череп блестели на солнце, метла с мягким ворсом автоматически двигалась из стороны в сторону, расчищая пространство для каждого его шага. Но не это удивило Тайру. Старый монах улыбался во все лицо, словно каждый вдох доставлял ему неописуемую радость. Так улыбались соседские дети, которых возили в коляске, и которые еще не умели говорить, и потому не понимали всю сложность окружающего мира. Тайра невольно сама расплылась в улыбке. Монах заметил ее, помахал ей свободной от метлы рукой и направился прямиком к ее скамейке.

Он сел рядом, улыбнулся еще шире, вытащил из-за пояса простой бамбуковый веер и предложил ей. Тайра протянула обе руки и с полупоклоном приняла его, как принимала тренировочное оружие или чашку чая из рук деда Хидамари. Монах приподнял брови в удивлении, Тайра раскрыла веер, пару раз обмахнулась, и с тем же полупоклоном вернула обратно. Монах засунул веер за пояс и рассмеялся. Смех его был скрипучим и напомнил Тайре звук несмазанных детских качелей.

— Ты кто? — спросил он на английском.

У него был жуткий акцент. Тайра распознала, что он сказал, только потому, что не один раз смотрела обучающий ролик, в котором такой же монах, настоятель монастыря, на ломаном английском со страшным китайским акцентом рассказывал о программе сохранения популяции тигров.

— Я Тайра, — просто ответила Тайра.

Монах опять в удивлении поднял брови, потом снова улыбнулся, достал из-за пояса веер, положил его на обе ладони, поклонился, как минуту назад сделала Тайра, и снова засунул веер себе за пояс. Она чуть подумала и спросила:

— А вы кто?

— Я? — монах искренне задумался. — Я не знаю. Но, — он пальцем поманил ее поближе, — они все говорят, что я — Ректор Ишанкара, и зовут меня сэр Котца.

— Интересное имя, — сказала Тайра и добавила: — Сэр. Я его уже слышала. Значит, вы управляете всем этим?

— Я все это подметаю! — засмеялся Ректор. — Ну а ты что здесь делаешь?

— Жду Горана.

— Горан хороший мальчик, но он не умеет пользоваться веером.

— Не может быть, — не поверила Тайра.

— Может, может! Горан может все! И даже может то, что думает, что не может, — многозначительно сообщил монах. — Так ты ждешь тут свою судьбу?

— Судьбу?

— На этой скамейке все ждут свою судьбу. Ты сама сказала, что ждешь Горана.

— Почему вы думаете, что Горан — это моя судьба? — в глубине что-то неприятно заворочалось, Тайре вспомнился Сэл, серебряное копье и безумная Горанова дверь.

Ректор подумал, почесал затылок, посмотрел на свои сандалии.

— Я стараюсь меньше думать, — сказал сэр Котца, но Тайра поняла, что он уклонился от ответа. — Мысли замутняют ум. Ректору не нужно думать. За меня думают другие.

— Другие?

— Это университет, рассадник науки. Тут есть, кому думать помимо меня, — улыбнулся монах.

— Рассадник? Почему рассадник? — удивилась Тайра, подумав, что неверно истолковала английское слово.

— Рассадник науки, ереси и мракобесия, — подтвердил сэр Котца. — Но так говорить слишком долго, поэтому я говорю просто «рассадник науки».

Тайра засмеялась.

— Добро пожаловать в Ишанкар, юный падаван! — сэр Котца обвел рукой пространство вокруг себя.

— Юный падаван?

— Да пребудет с тобой сила, юный падаван! Используй силу, юный падаван! — сэр Котца опять рассмеялся и опять по секрету сообщил: — Я смотрел «Звездные войны»!

— Я тоже, — Тайра с сомнением посмотрела на монаха.

Положим, коан про веер она вычитала в отцовской книге, но коан про «Звездные войны» был ей незнаком. Наверное, и в дзен проникало что-то новое.

— Вы думаете, я здесь надолго, сэр?

Сэр Котца снова стал серьезным, подумал и сказал:

— Обычно никто не уходит из Ишанкара. Разве что совсем… Горан тебе не сказал?

— В каком смысле — совсем? — уточнила Тайра, уже догадываясь об ответе. Хотя Горан ей, конечно, этого не сказал.

Монах посмотрел в небо, потом повернулся к ней:

— Я умею зависать над землей и ходить по вертикальной стене!

— Не сомневаюсь, — Тайра решила, что лучше не показывать вида, что непоследовательность мыслей Ректора делает его слегка сумасшедшим.

— Ты не хочешь тут быть? — спросил сэр Котца.

— Я не знаю. Я ничего не знаю про это место.

— Место — это не главное, — покачал головой сэр Котца. — Ты ничего не знаешь про себя, поэтому ты не чувствуешь Ишанкар. А Ишанкар надо чувствовать, потому что понять его невозможно. Сэл тебе не говорил?

— Вы знаете Сэла?

— Я читал «Бардо Тхедол»! — снова сообщил монах.

— Там нет ничего про Сэла.

— О! Ты тоже читала «Бардо Тхедол»! — обрадовался сэр Котца.

— И что?

— Некромантесса должна читать классику! — монах снова заскрипел и, когда Тайра не ответила, предложил: — Давай я расскажу тебе одну древнюю притчу, — и, не дожидаясь согласия, продолжил. — Однажды в одной деревне умер старый бедный китаец. У него остался сын, который мечтал служить в императорской гвардии, но у него не было ни меча, ни коня, ни доспеха. Всего наследства, которого ему досталось от отца, был маленький надел рисового поля высоко на горе. Только чтобы взобраться туда требовалось полдня, а надо было каждый день носить воду и обрабатывать поле. И вот, сын сидел в хижине и думал о том, как ему не хочется лезть на гору, стоять на поле по колено в грязи, вылавливать из воды травяных змей, выпалывать плавуны и вообще ухаживать за этим несчастным рисовым полем. Он сидел и удивлялся, зачем отец ежедневно просыпался в пять утра и взбирался на гору ради мешка риса? Его проще было бы купить в деревне. И вот так он сидел и думал неделю. А потом знаешь, что он сделал?

— Нет.

— Он встал и пошел на гору! — торжественно сообщил сэр Котца и замолчал.

— К чему вы мне это рассказали, сэр?

— Путь в тысячу ли начинается с первого шага. Ты не отрицаешь, что ты некромантесса, а это первый шаг. Ты просто не знаешь, куда тебе идти. А вот Сэл знает. И Горан знает, поэтому привел тебя в Ишанкар. Думаю, тебе стоит начать привыкать.

— А моя воля имеет значение? — спросила Тайра. — Если я не хочу поднимать трупы и раскапывать могилы?

— Тогда не поднимай трупы и не раскапывай могилы, — запросто согласился монах. — Ни разу в жизни не видел, чтобы Йен раскапывал могилы.

— Вот так просто?

— Давай я расскажу тебе еще одну притчу? — опять предложил Ректор. — Я давно не общался с нормальными людьми, вокруг одни маги, и меня никто не слушает.

Тайра улыбнулась. Ей нравилось, что сэр Котца так же, как и она, считал магию ненормальным занятием.

— Однажды на мирный буддийский монастырь напали бандиты. Они вошли во двор как паломники, а потом достали оружие и ограбили все монастырские кладовые. И тогда один молодой монах пошел вниз, в деревню, где жил отставной военный полковник, и попросил его научить себя обращаться с оружием. Полковник долго отказывался: видимое ли дело — учить монаха убивать людей? Но монах был упорен, и в конце концов полковник согласился. Через два года на монастырь опять напали бандиты. Они вошли во двор как паломники, но молодой монах еще два года назад поставил во дворе монастыря пулемет! И каждое утро между молитвой и физическими упражнениями смазывал его. И когда бандиты вошли во двор, они увидели пулемет и в страхе убежали, а пулемет до сих пор стоит в центре монастырского двора. И послушники каждый день между утренней молитвой и физическими упражнениями смазывают его! — и сэр Котца снова замолчал.

— И что?

— Не каждый, кто умеет держать в руках лопату, раскапывает чужие могилы. Но при случае, — и монах снова засмеялся, — можно и раскопать! В мире много археологов!

— Странные у вас притчи, сэр, — заметила Тайра.

— Какая жизнь — такие притчи! Кстати, Йен еще не рассказывал тебе главную некромантскую притчу? — поинтересовался Ректор.

— Нет, сэр.

— А про самое страшное некромантское проклятье?

— Нет. Он мне пока вообще ничего не рассказывал. Он даже еще не согласился. Он вообще еще про меня не знает.

— Ты обязательно его об этом спроси. А насчет согласия, юный падаван, он согласится. Ему будет тяжело, но он согласится.

— Почему вы так уверены, сэр?

— Захочет спокойно разводить своих рыбок — обязательно согласится.

— Сэр ′т Хоофт разводит рыбок?

— А что тебя так удивляет? — сам удивился монах.

— Ну он же некромант, — смутилась Тайра.

— А ты думаешь, что некромант должен разводить мертвяков? — заскрипел сэр Котца и мечтательно воззрился на небо. — У нас тут все что-нибудь разводят. Йен разводит рыбок… Хранитель — суету… Старший Финансист, как водится, разводит руками…

— А Ректор?

— А Ректор разводит людей, — Котца посмотрел на нее.

— По понятиям? — уточнила Тайра.

— По понятиям, — снова заскрипел монах, — только по ишанкарским понятиям! — И, наклонившись к Тайре, прошептал ей на ухо: — Хранитель утверждает, что они называются Закон Ишанкара, но это чистой воды понятия!

Тайра засмеялась. Ей нравился этот старый монах.

— А почему сэру ′т Хоофту будет тяжело согласиться?

— А вот про это пока не спрашивай, — настоятельно посоветовал Ректор. — Если представится случай — он сам расскажет, но я буду молиться, чтобы такой случай не представился.

Сэр Котца сложил руки в молитвенном жесте и что-то пробубнил себе под нос. Потом обернулся к Тайре и сказал:

— Я собираюсь в монастырь в Лхасу. Много лет уже собираюсь. Мне уже семьдесят восемь лет. Я намерен прожить до ста пяти.

— Почему до ста пяти?

— Это не важно. Число не важно. Просто, так мне хочется. Сто пять — просто красивое число. Важно, что кем бы я ни был, а я кем только ни был в жизни, в том числе и Ректором Ишанкара, я всегда оставался монахом, и монахом хочу умереть.

Тайре внезапно стало грустно, как будто сэр Котца собрался умереть прямо здесь и сейчас, так и не рассказав ей об Ишанкаре чего-то самого важного, что склонило бы чашу ее внутренних весов в другую от сомнений и колебаний сторону.

— А что мне делать, сэр? — спросила она.

— Делай что должно, и будь что будет. Так у нас говорят.

— А если я не знаю, что делать?

— Тогда ничего не делай! Бездействие никого не губит. Так сказано в «Дао-дэ-цзин», — многозначительно произнес сэр Котца.

Тайра помолчала, а потом все же решилась.

— Сэр Котца, можно вас спросить?

Ректор кивнул.

— Почему на арке над входом — святой Петр? Ишанкар же не рай.

— Это сложный вопрос, — признался сэр Котца. — Ишанкар, конечно, не рай. Я не знаю на него ответа.

— Почему?

— Потому что Ишанкар надо чувствовать. Я не чувствую святого Петра, поэтому не понимаю, что он делает над воротами рассадника ереси и мракобесия, — искренне сожалея, сказал монах. — Вот Йен говорит, что знает, но, сколько я ни спрашивал, он мне так и не объяснил. Сказал, что я не пойму. Сказал: «Читайте, господин Ректор, Евангелие». Я читал, но не понял.

— Значит, и у вас есть свой коан, который вы еще не решили?

— Не думаю, что мне нужно его решать, — засмеялся сэр Котца. — Это ваш, некромантский, коан. Но когда решишь, обещай, что расскажешь смысл. Хотя это, конечно, против правил. Но ведь и ты знаешь коан про веер!

Тайра улыбнулась.

— Вас нелегко обмануть?

— Но ты же не обманывала. А вообще, всех нелегко обмануть, гораздо проще обмануться самому.

— Это как?

— Ну вот смотри вокруг, — сэр Котца обвел метлой полукруг возле себя. — Это Ишанкар. Лучший на данное время университет, в котором преподают магию и жизнь. Лучший?

— Не знаю, сэр.

— И я не знаю. Но искренне верю, что это так! И горжусь этим! Но еще больше я горжусь тем, что моя вера относительно этого так сильна, что ее ничто не может поколебать!

Тайра увидела, как, говоря об Ишанкаре, маленький старый монах словно скинул лет тридцать, распрямился, и теперь оранжевые одеяния, сандалии, метла и блаженная улыбка никого не смогли бы обмануть. Под загорелой кожей и бренной человеческой плотью скрывался титановый скелет и стальная воля. Тайра с восхищением подумала, что если бы ей довелось встретить магистра Йоду в действительности, то он был бы Ректором Ишанкара.

— Что? — спросил он, заметив ее восхищенный взгляд.

— Я думала, что вижу простого монаха, но теперь понимаю, что это легендарный Ректор Ишанкара.

— Да, — заскрипел сэр Котца, приняв свой привычный добродушный облик. — В Ишанкаре все не то, чем кажется. Это очень забавно! Тебе понравится. Это затягивает!

— А что такое Дар Элайя, сэр?

— Дар Элайя? — переспросил сэр Котца. — Ты уже играешь? Конечно, ты уже играешь! Все в Ишанкаре играют в Дар Элайя. Это наша университетская забава, — и он снова засмеялся.

— Так что это такое?

— Игра в жизнь, — просто ответил Ректор.

— Я знаю перевод, — сказала Тайра. — Но я не знаю, что такое Дар Элайя.

— Это и правда игра в жизнь. Но я не смогу тебя этому научить. Проси об этом Сэла, он великий мастер Дар Элайя.

Тайра поняла, что от Сэла ей не отвертеться никогда, но раз сам Ректор не был против того, чтобы она чему-то научилась у патриарха, значит, действительно стоило задать ему несколько вопросов.

Монах внезапно насторожился.

— Слышишь? — спросил он шепотом.

Тайра прислушалась: она не слышала ничего особенного, кроме тишины, ветра и птиц.

— Нет, — призналась она.

— Я слышу рев небесных слонов! — торжественно сказал сэр Котца. — Мне пора!

Он поднялся со скамейки и приготовил метлу.

— Ты заходи в гости, юный падаван. Я еще расскажу тебе разные сказки.

— И когда мне можно прийти? — Тайре очень хотелось встретиться с ним еще раз.

— Когда научишься зависать над землей и ходить по вертикальной стене! — и монах, смеясь и разметая со своего пути воображаемых муравьев, медленно удалился в глубину сада.

Горан появился спустя двадцать минут, сел на скамейку рядом с Тайрой и устало вздохнул.

— Не нашел, — сказал он. — Как будто все свои трейсерские умения растерял. Он как сквозь землю провалился!

— Ректор?

— Он самый.

— Он только что ушел отсюда, — сообщила Тайра.

Горан медленно повернул к ней голову и шепотом спросил:

— Ты разговаривала с Ректором Ишанкара?

Тайра кивнула. Раз уж Горан задал этот вопрос шепотом, то и ей, наверное, не следовало отвечать вслух. Видимо, разговор с Ректором казался Горану каким-то сакральным событием.

Горан еще какое-то время смотрел на нее, а потом рассмеялся.

— И что он тебе сказал? — спросил он.

— Ну много всего, — Тайра не знала, с чего начать. — Сказал, что умеет зависать над землей и ходить по вертикальной стене, что смотрел «Звездные войны» и читал «Бардо Тхедол», и что собирается в Лхасу, чтобы умереть монахом.

— А псевдо-буддийские байки тебе рассказывал?

— Рассказывал.

— Совсем не меняется! — сделал вывод Горан.

— Он сказал, что я могу прийти еще, — осторожно сказала Тайра, не зная, как на это отреагирует Горан. Ей не хотелось, чтобы он ревновал к ней своего Наставника.

— Ну слава богу, а то я всю ночь не спал, — Горан с облегчением выдохнул. — И когда он сказал тебе прийти?

— Вот тут некоторая сложность, — Тайра убрала за ухо прядь волос. — Я могу прийти, после того как научусь зависать над землей и ходить по вертикальной стене.

Горан опять засмеялся.

— И что ты думаешь про это?

— Что у меня есть все шансы больше никогда его не увидеть. Да что вас так веселит? — Тайра не могла понять, почему Горан смеется.

— Я потратил на эту задачу два месяца. Интересно, сколько потратишь ты. Надо же, и тебя заставил зависать над землей! — Горан словно вспомнил юность.

— Горан Иваныч, а как сэр Котца узнал, что я некромантесса?

— Я ему о тебе рассказывал, вообще-то. А ты призналась, что ты некрос?

— Не надо было?

— Нет, ты все правильно сделала. Попробуй тут не признайся.

— Тогда в чем дело?

— Сразу и не объяснишь… В целом можешь забыть про нормальную жизнь. Теперь, чтобы быть нормальным человеком, тебе придется прилагать столько усилий, сколько тебе и не снилось.

— Почему?

— Мир магии ненормален, — попытался объяснить Горан. — Чем в современном мире заниматься магу? Ничем. Мир не приспособлен для нас. Маги от скуки только и делают, что отношения выясняют. А тебе вообще придется… — Горан хотел сказать «хреново», но вовремя осадил себя, — придется тяжело. Никто не любит некросов. Как Сэл ни бился все эти сотни лет, вас все равно воспринимают как абсолютное зло.

Тайра смотрела на него, запоминая каждое слово.

— Человек так устроен, что в итоге начинает делать то, что от него ожидают, потому что так проще жить. Все будут ждать от тебя, что ты будешь убивать, поднимать мертвых, наводить смертельный страх, насылать проклятья, разорять могилы… А ты будешь говорить: «Нет, я не такая!» Но этот стереотип неистребим. Это как вода — когда-нибудь сточит самый крепкий камень. Ты сорвешься и уничтожишь всех. Оправдаешь ожидания. Вот так.

— Вы серьезно все это? — не поверила Тайра.

— Так было со всеми некромантессами. В какой-то момент они не выдерживали и потом погибали. А еще есть Лига. Им только скажи, что в мире, — да что там, в мире! — в Ишанкаре, Обители Ереси и Темных Наук, — Горан явно издевался, — появилась женщина-некромант. Они сначала между собой перегрызутся за право тебе голову снести, а потом самый сильный фанатик доберется и до тебя. И еще неизвестно, чем все кончится. — Горан вздохнул. — Да и вообще, как только пойдет слух, что ты есть, найдется куча охотников. Всякие там гильдии… Я тебя не пугаю. Это реальность, в которой тебе предстоит жить, поэтому Ишанкар всегда будет тебя оберегать. В мире магов тебе будет несладко. К этому придется привыкнуть.

Тайра только сейчас поняла, что имел в виду сэр Котца под этими же словами.

— Тогда я не хочу принадлежать миру магов, — сказала она.

— Ты уже ему принадлежишь, — возразил Горан. — Ты слишком заметна, даже несмотря на то, что контролируешь и себя, и магические потоки.

— В смысле?

— Вокруг тебя столько силы, что мир меняет свою сущность. Это заметно пока только на близком расстоянии, потому что ты отказываешься колдовать, иначе тебя давно бы засекли, а дальше будет хуже. Или лучше, как повернуть… Тут я тебе помочь ничем не смогу, для этого нужен сэр ′т Хоофт.

— Но я хочу жить, как нормальный человек. Меня и так все устраивает. Зачем мне волшебная палочка? Мне бабушка на картах на желание гадать запрещала, не то что думать о магии.

— Молодец твоя бабушка, только это все зря, — сказал Горан. — Если Сэл выбрал тебя Некромантессой Ишанкара, значит, другого пути у тебя просто нет. Сэл не дьявол…

— Он просто чертовски умен, — закончила фразу Тайра.

Горан улыбнулся.

— А я вот хотел быть магом. Особенно, когда осознал, что такое сила, и что я могу сделать. Я магией бредил, и жизнь свою без Ишанкара не представлял. Хотел быть полезным, служить ему, нашим людям, но ничего не вышло. А потом так паршиво стало… Я пил полтора года, не просыхая, потому что перспективы не видел. А вообще, нечестно все это.

— Что — нечестно?

— Если бы Бог хотел, чтобы все колдовали, все бы колдовали. Но он захотел, чтобы люди решали свои проблемы своим умом и своим сердцем. Даже своей болью, наверное. А тут появляешься ты, великий маг, высшее существо…

— Я не думаю, что маги — высшие существа, — перебила его Тайра.

— Поэтому ты будешь хорошим некросом. Тебе просто нужен хороший наставник, который научит тебя философии некромантов Ишанкара. Поверь мне, она сильно, просто кардинально отличается от философии прочих некросов. Осталось только уговорить сэра ′т Хоофта.

— Ректор уверен, что сэр хет Хоофт согласится.

— А я вот уверен, что чужими руками жар загребать неправильно даже для Ректора! — огрызнулся Горан, оглянувшись в сторону дорожки, по которой ушел сэр Котца.

Тайра не поняла, но уточнять не стала.

Горан положил локти на спинку скамейки и задумался. Тайра некоторое время слушала тишину.

— Что мне делать, Горан Иваныч? — наконец спросила она.

— Ты боишься? — в ответ спросил Горан.

— Наверное… Но не магии, а того, как я об этом маме скажу? Брату? Если Ишанкар — это университет, как я буду учиться? Я мечтаю поступить в ЛГУ, языки изучать, как отец. А тут магия какая-то, безумие просто… Вот чего я боюсь.

— Придется тебе жить в двух мирах, раз у тебя такие планы, — подумав, сообщил Горан. — Учиться будешь, как все наши, в двух вузах. В Ишанкаре и в ЛГУ своем… Это если ты не захочешь расставаться с нормальным миром. Но это сложно, сразу говорю. Я три специализации сразу осваивал, чуть не свихнулся. Сейчас понимаю, что МГИМО был лишним, но я тогда никак не мог от нормального мира отказаться, да и сейчас не могу. Мне кажется, чем сильнее в магию погружаешься, тем быстрее крышу сносит. Нормальный, реальный мир удерживает на грани. А как маме сказать — это и правда проблема, — Горан потер висок. — Тут я пока ничего не придумал.

— Но придумаете? — с надеждой спросила Тайра.

Горан посмотрел на нее и авторитетно заявил:

— Не научишься в совершенстве утаивать информацию — быстро умрешь. Мы в Ишанкаре вообще-то не врем, но недоговариваем часто. Первое правило дипломата знаешь, какое?

— Какое?

— Хороший дипломат всегда помнит, что он должен забыть. То есть утаить от других.

— Вы меня научите сейчас, как родину продать, — с усмешкой резюмировала Тайра.

— Такова суть дипломатии. Главное в нашем магическом мире — это быть человеком. А магия — это так… Атавизм, я бы сказал. Или генетический сбой, не знаю. Это Хат-Хас надо спросить.

— Хат-Хас? Вы же сказали…

— Это научный корпус такой в Ишанкаре есть, по старинке называемый кланом. Но они не родственники. Просто группа ученых, которым не повезло родиться мало того, что умными, так еще и магами. А почему у них саламандра на гербе — я не знаю. Никогда не интересовался. Ты меня тогда впечатлила, вот я тебя саламандрой и назвал. Повезет, и с Хат-Хас познакомишься.

— Вы уже как Ректор говорите, — заметила Тайра.

— Мне до Ректора еще расти и расти, — покачал головой Горан, — но решение занять ректорское кресло я уже принял. Если я не стану Ректором, ты, вероятнее всего, не доживешь и до двадцати лет. Я удивлен, как ты до тринадцати дотянула… Из некромантесс без защиты и покровительства Ишанкара никто до тринадцати не доживал, всех гораздо раньше убивали. Сэлу надо отдать должное, прятал он тебя на совесть, хотя я совершенно не представляю, как ему это удавалось. Так что я должен защитить тебя, чтобы ты потом смогла защитить меня и Ишанкар.

— Вас надо будет защищать?

— Надо-не надо, а это первый Долг Некроманта — защищать Ректора. Об этом тебе ′т Хоофт все расскажет.

— Значит, Сэл своего добился полностью.

— А ты бы хотела, чтобы я его послал? — начал злиться Горан. — У меня мозги закипели, а я так и не понял, чего он на самом деле от нас хотел! Это же Дар Элайя! Я бы с превеликим удовольствием его переиграл, но пока не могу. И вообще, по большому счету Сэл тут ни при чем. Я буду исполнять желание сэра Котцы: должен же он попасть наконец в свою Лхасу. Я ведь волшебник, хоть одно чье-то желание я должен выполнить качественно.

Тайра улыбнулась уголком губ — улыбка вышла невеселой — и отвернулась в сторону. Горан помедлил, вздохнул, подбирая слова, и развернулся к ней.

— Слушай, Тайра… Черт, тебя даже ласково и назвать-то не получается. Тоже мне имечко… Ну да ладно. Я представляю, как ты все это воспринимаешь. Взрослый дядька соблазняет тебя на сомнительного рода дело. А ты, юная девушка, не знаешь, как поступить. Не согласиться — так умирать в двадцать лет не хочется. А согласиться — дядька-то вроде и неплохой, переживает, — страшно, что мама скажет. Так?

— Примерно, — нехотя согласилась Тайра.

— Я бы сказал тебе — думай сама, решай сама, но обманывать я тебя не намерен. Мы оба теперь несвободны, и раз уж нам с тобой всю жизнь суждено провести вместе, — Горан взглянул на ее расширившиеся глаза и сказал: — Да не бойся ты так. Я только о Долге говорю. Это как служить вместе. Так вот, обманывать я тебя не буду. Сэл за нас с тобой все уже решил. Ты станешь нашей Некромантессой, и как сохранить при этом здравый ум и чистую совесть, тебя могут научить только в Ишанкаре.

Тайра посмотрела на него и сообщила:

— У вас позвоночник из титана, как у сэра Котцы. Вы сможете управлять университетом.

— Надеюсь, — Горан вздохнул. — Главное, чтобы сэр Котца так же думал.

— Горан Иваныч, а почему сэр Котца сказал, что вы не умеете обращаться с веером? Вы что, не знаете этот коан?

— Да знаю, конечно. О нем в каждой книге про дзен пишут. Я уже себе голову сломал, какое бы еще действие придумать с этим чертовым веером, а сэр Котца мне его сует и сует при каждой встрече.

— А почему бы просто не использовать его по назначению?

— Как тебе объяснить, — задумался Горан. — Веер — это у сэра Котцы такой тест на зрелость, а я не хотел быть взрослым. Зрелость подразумевает не права, а обязанности, поэтому я и уходил от этого коана раз за разом, а сэр Котца раз за разом надеялся, что во мне проснулась ответственность.

— Он в вас верит.

— Вот поэтому я должен сделать все, чтобы он попал в свою Лхасу, а я буду приходить к нему в гости. А ты сразу на веере прокололась?

— В смысле — прокололась? — не поняла Тайра.

— Ну раскрыла и обмахнулась?

— Это называется проколоться?

— Именно так и называется. Ты признала, что готова к своему пути — пути некроманта. Теперь не отвертишься. Ты наша! — торжественно закончил Горан.

Год 38-й ректорства сэра Котцы, лето

Горан ощущал время. Он словно наблюдал за песочными часами, которые Сэл перевернул полтора месяца назад. Он был в нижней их части и чувствовал, как на голову сыплется тоненькая струйка нагретых солнцем песчинок, но со временем, с каждым днем, с каждым часом, эта струйка становилась все больше, все горячее, и вот уже он стоял по горло в раскаленном песке, от прикосновения которого тлела одежда и на теле выступали волдыри. Горан готов был терпеть и дальше, только бы эта струйка не иссякла, только бы время, отведенное ему, не окончилось раньше, чем он надеялся. Май перетек в июнь, июнь достиг своей середины, а он так и не дошел до ′т Хоофта.

Горан не пытался придумывать отговорки. У него было две веские причины, по которым он все еще бездействовал.

Первой и основной была сама Тайра. Горан общался с ней практически через день, и с каждым разом все больше убеждался в том, что Сэл не ошибся, выбрав ее претендентом на Башню Ишанкара, но Горан слишком хорошо знал, чем обернется для Тайры решение Сэла, и все больше сомневался в том, что ей надо в Ишанкар. Тайра даже со всем своим огромным магическим потенциалом гармонично вписывалась в нормальный человеческий мир, и Горан не мог представить, как вырвет ее из привычной ей жизни, из жаркого солнечного города, из детства, как за бесконечной учебой пролетит незамеченной ее юность. Горан смотрел на нее и видел себя много лет назад. Он не желал ей такой судьбы, но своими руками должен был ее устроить. Это противоречие мучило и не давало покоя.

Тайра была слишком умна и серьезна для своих лет. Интересно, каково это — с детства видеть мертвых? После общения с Сэлом, который, как оказалось, занимался ее воспитанием не меньше, чем семья, болтовня с ровесниками не особо ее интересовала, и, может, поэтому в лучших подругах у нее были обширная домашняя библиотека и две, как казалось Горану, совершенно ненормальные одноклассницы: задиристая девица, всегда ищущая драки, и забитая сверстниками тихая домашняя девочка, дочка местного священнослужителя. Тайра была в этом трио стабилизирующим элементом. Будь такие подруги у него, Горан давно врезал бы одной и утер сопли другой, но Тайра умудрялась общаться с обеими без ссор, и поэтому их странный союз был таким крепким.

Мальчишек Тайра интересовала не особо, разве что как объект, у которого можно списать домашнюю работу. Она не ходила от бедра и втайне от мамы не пыталась подкрашивать глаза и губы, зато неплохо дралась на деревянных мечах, имела острый язык и никому не позволяла себя обижать. Тайра не страдала по отсутствию мужского внимания и не загадывала про Ишанкар, полагая, что всему свое время, Горан же с высоты своих тридцати считал, что мальчишки ее недооценивают.

За эти полтора месяца Горан окончательно свыкся с мыслью о том, что рядом с Тайрой ему предстоит провести всю свою жизнь. Он рассказывал ей о магических битвах, подвигах героев из древней истории мира магов, представлял, как они будут совершать нечто подобное, и как Хранитель запишет их имена в анналы хроник Ишанкара, Тайра смеялась и до конца ни одному его слову не верила. Когда ни ему, ни ей сказать было нечего, они просто сидели на скамейке в детском парке, ели мороженое, слизывая тающий пломбир с вафельных рожков, и наблюдали, как малышня хаотично носится по площадке, и как цветные карусели ускоряют и замедляют вращение. Горан с сожалением признавал, что из всех возможных Сэл выбрал ′т Хоофту лучшего преемника.

Тайра даже без уложенных в систему знаний была очень сильным магом. Горану не с кем было ее сравнить, разве что с той же Зулейхой, но такого сравнения он не хотел и в глубине души боялся. Тайра контролировала каждый свой шаг, следила, чтобы магия не вырвалась наружу и не перевернула ее жизнь и жизнь ее близких. Горан не представлял, как можно жить с таким самоконтролем. Он признавался себе, что будь в ее возрасте такая сила дана ему, он бы точно не смог удержаться и колдовал бы постоянно, даже в мелочах. Он больше не тратил бы время на уборку, разобрался бы со всеми дворовыми обидчиками, накачал бы себе бицепсы без тренировок… Он заставил бы магию работать на свой имидж! Но Тайра пользовалась магией только на уроках у Сэла: она не хотела быть сильнейшим магом своего времени, ее вполне устраивала жизнь тринадцатилетней девчонки.

Им было легко общаться. Горан говорил с ней, как с равной, и сам этому удивлялся, хотя, не так ли должны общаться Ректор и его Некромант? Тайра соблюдала дистанцию, называя его по имени-отчеству, справедливо полагая, что если им суждено попасть в Ишанкар, то Горан будет главным, а она окажется у него в подчинении. Горан находил, что в ее представлениях о жизни многое построено на волшебных легендах о славных героях, и вспоминал Сэла, который предупреждал его о таких странностях. Он хотел, чтобы с этим разбирался ′т Хоофт, а ему просто нравилось, как она улыбается, видя, что он опять ее не понял.

Второй причиной, по которой Горан так и не посетил хет Хоофта, была та, что ему не с чем было к нему идти. Если его собственный Наставник, странный и местами непредсказуемый дзен-буддист, отказал ему в помощи, то логичный и последовательный ′т Хоофт просто не станет его слушать. Одними эмоциями его не пробьешь… Что значит для некроманта человеческая жизнь? Горан абсолютно не знал, что ′т Хоофт в действительности думает об окружающем мире, магии и Ишанкаре, ему никогда не приходилось общаться с ним ближе, чем это полагалось Законом и Церемониалом. Горан мог тысячу раз поклясться, что знает ′т Хоофта как лучшего некроманта, но он абсолютно не знал его как человека.

Горан не предполагал, с какой стороны ему подбираться к ′т Хоофту. Появляться так эффектно, как это делал Сэл, Горан не умел, да и поразить ′т Хоофта было непросто: на дешевые трюки он не покупался. Убедить мага логическим путем не представлялось возможным. Он наверняка так же, как и Ректор, считал, что женщина-некромант — это не лучшее решение для Ишанкара: магический мир был слишком хорошо знаком с биографией Зулейхи. Нет, логика не годилась определенно. Победить его в Дар Элайя с первого хода было также нереально. Во-первых, ′т Хоофт и правда был очень умен, а во-вторых, он уже давно не жаловал Дар Элайя. Осознавая свое превосходство, он старался держать нейтралитет и вступал в партию только при крайней необходимости. Ему по большому счету было все равно, что происходит в магическом мире: в отличие от Гиварша в интригах и партиях он участвовать не хотел. По всем приметам выходило, что ′т Хоофт был неприступен. У Горана опускались руки.

Он бесцельно ходил по дому из комнаты в комнату, сидел на ступеньках веранды, рассматривая свой зеленый сад, вороша свою память, лежал на диване, разглядывая позолоченную кривую трубу, но гениальная мысль не приходила. До тех пор, пока он не натолкнулся на дверь.

В тот момент, когда он зацепился взглядом за монстров и розы, он понял, что решение всегда было у него под носом. Горан не знал, что скажет ′т Хоофту, а о его реакции боялся даже думать. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что маг обязательно должен увидеть эту дверь, вернее то, что с ней стало, после того как к ней прикоснулась Тайра. ′Т Хоофт должен был считать с двери последовательность созданных ей заклятий, должен был увидеть события и Тайру в деле. Если и это его не проймет… Горану сложно было предположить, что тогда будет с ними обоими.

Надо было действовать. ′Т Хоофт был нужен им как воздух. Горан снял дверь с петель, покрепче ухватил ее с обеих сторон и шагнул через портал на улицу, где стоял дом ишанкарского Некроманта.

Магдалена стряхнула с рук муку, вытерла их о передник и вышла из кухни. Обязанность открывать дверь лежала на ней, но Магда выполняла ее с удовольствием. Во-первых, ей было приятно встречать мужа, во-вторых, их не так часто кто-то навещал, и, в-третьих, Йен был далеко от входной двери и в буквальном, и в переносном смысле. Его кабинет располагался на втором этаже, и в свободное от службы время он предпочитал ухаживать за своими многочисленными рыбками. Когда он занимался аквариумами, его было лучше не беспокоить. Хотя Магда не боялась своего мужа, она никогда не забывала, что он сильнейший в этом мире маг плана смерти, и поэтому же она никогда не спрашивала, кто пришел. Ей точно было нечего опасаться.

На пороге стоял Горан. Магдалена хорошо его помнила, еще с тех времен, когда он был совсем юн и приходил к ним в дом со своим Наставником, Ректором Ишанкара. Вроде бы он подавал большие надежды, но потом что-то случилось, что-то не очень хорошее, и Горан надолго исчез, Магда даже думала, что навсегда. Йен никогда толком не рассказывал, что там у них произошло, она знала только, что Горан начал пить, забросил службу, ушел из Ишанкара и оставил Ректора одного. И вот, спустя долгих семь лет, Горан в полном здравии стоял на пороге их дома. Повзрослевший, без Ректора, но с большой резной дверью, вероятно, недавно снятой с петель. Магдалена удивилась, но не подала вида. Она была женой некроманта и видела странности куда большие, чем восставший из небытия молодой мужчина с уродливой дверью.

— Горан? Неужели это ты? — спросила Магда ради приличия. — Проходи, пожалуйста.

— Добрый день, госпожа Магдалена, — сказал Горан, но через порог не переступил. — Мне нужно увидеть сэра ′т Хоофта. Он дома?

— Дома, — ответила Магда. — Да ты проходи, я сейчас его позову.

— Я не один, — Горан кивнул на дверь.

Магда первый раз видела такую отвратительную композицию. Розы, ящеры, монстры и Богоматерь… Это было более, чем странно. С другой стороны, если Горан был Учеником сэра Котцы, то и от него следовало ожидать необъяснимых с точки зрения нормального человека речей и поступков.

— Проходите вдвоем, раз пришли, — предложила Магдалена. Она не знала, воспринимает Горан дверь как предмет или как живое существо.

— Я аккуратно, — пообещал Горан, втащил дверь внутрь и прислонил ее к стене.

Магда оглядела его с головы до ног.

— Ты изменился. И хорошо выглядишь для тех слухов, которые я о тебе слышала.

— Я поумнел, — он улыбнулся. — Немного.

Магда рассмеялась.

— Располагайся, я позову мужа.

Она указала ему рукой на диван и кресла в большой светлой гостиной и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.

Горан раздумывал еще какое-то мгновение, а потом бросился к ней, остановил ее на полпути, развернул к себе и схватил ее припорошенные мукой ладони обеими руками. Магда никогда не видела его таким серьезным и испугалась.

— Госпожа Магдалена, подождите, — шепотом попросил Горан. — У меня есть к вам просьба. Большая просьба.

— Просьба? — переспросила Магдалена. — О чем?

Горан посмотрел ей в глаза, еще сильнее сжал ее руки и так же шепотом, почти скороговоркой, произнес:

— Госпожа Магдалена, я знаю, что не имею права просить вас об этом, но мне больше не к кому обратиться. Вы единственная, кто сможет мне помочь. — Горан на секунду остановился. — Я сейчас не могу вам ничего объяснить, точнее, я вообще не могу ничего объяснить, но я прошу вас помочь.

— Помочь в чем? — Магда испугалась еще больше.

— Вы сами поймете, госпожа Магдалена. Вы моя последняя надежда, — почти взмолился Горан.

— Хорошо, хорошо, успокойся, — попросила Магда, высвобождая свои ладони. — Обещать не могу, но попробую. Я все же не понимаю…

— Я подожду сэра ′т Хоофта в гостиной, — сказал Горан, уходя от объяснений.

Магда поняла, что никаких подробностей не добьется, кивнула и пошла наверх. Горан вытер руки о джинсы, выдохнул и присел на краешек дивана.

Он удивлял сам себя. Это было озарение. Тайра была права: искать того, кто сможет уговорить ′т Хоофта надо было вне Ишанкара. Обратиться за помощью к госпоже Магдалене было единственно верным решением и самым неверным из всех возможных. Он должен был уважать ее чувства, но он не успел об этом подумать. Хорошо, что успел извиниться.

′Т Хоофт неторопливо спустился по лестнице в гостиную. Горан встал, прижал ладонь к груди и поклонился.

— Глазам своим не верю. Горан? Рад видеть тебя в добром здравии, — приветствовал его маг. — Но, однако, я удивлен.

— Рано, сэр, — улыбнулся Горан.

′Т Хоофт подошел, пожал ему руку, опустился в кресло сам и предложил сесть гостю.

— Теперь ты меня заинтриговал. Сколько лет я тебя не видел?

— Семь, сэр.

— И как твои дела? — поинтересовался ′т Хоофт.

— Еще не знаю, сэр, — честно ответил Горан — но думаю, что не очень хорошо.

— И с чем это связано?

Горан не знал, как правильно ответить на его вопрос. Его решение идти к ′т Хоофту именно сейчас было принято внезапно, и он не успел подготовиться и придумать речь. Он судорожно перебирал варианты ответов, понял, что пауза затянулась, и сказал первое, что пришло в голову:

— У меня есть девушка, сэр ′т Хоофт.

Это было самое искреннее, что он мог сказать.

′Т Хоофт удивленно поднял бровь: он не ожидал, что со своими сердечными проблемами Горан придет к нему.

— Искренне рад за тебя.

— Сэр Котца тоже сказал, что рад за меня.

— Тогда что не так?

— Радоваться рано, сэр.

′Т Хоофт воззрился на Горана, но промолчал.

— Как вам моя дверь? — спросил Горан.

Маг повернулся в сторону прислоненной к стене двери и несколько секунд внимательно ее разглядывал. Горан всегда удивлял его нестандартными ходами, наверное, именно поэтому сэр Котца взял его в ученики и полагал своим преемником.

— Странная, но что-то в ней есть, — вежливо ответил маг.

— Это она сделала.

— Ни разу не встречал девушку, которая так хорошо резала бы по дереву. Она художник?

— Она некромантесса.

′Т Хоофт секунды три сосредоточенно смотрел на Горана, а потом озабоченно спросил:

— Горан, ты все еще пьешь?

— Нет, сэр.

— Прости, если я тебя обидел, — извинился маг, — но я должен был спросить. Не каждый день ко мне приходит Ученик Ректора и сообщает, что его девушка — некромантесса.

— Но и не каждый день на свете появляется некромантесса, — парировал Горан. — Поэтому я не в обиде. Я не собираюсь отказываться от своего прошлого, что было — то было, но не надо воспринимать через эту призму все мои нынешние слова и поступки, сэр.

Горан почувствовал, что настроение ′т Хоофта изменилось. Маг подобрался и насторожился.

— И как я должен воспринимать твои слова?

— Как неизбежность, сэр.

— Я не знаю ни одну некромантессу, живущую в наше время, — с уверенностью заявил ′т Хоофт. — Бог нас миловал.

— Нет, сэр, нас не миловал, — возразил Горан. — Но вам, я думаю, очень повезло.

— Если я правильно тебя понял, Горан, — ′т Хоофт нахмурился, — то я опасаюсь озвучить это вслух. Мысль, как ты помнишь, материальна. Мне бы не хотелось, чтобы это было правдой.

— Это правда, сэр ′т Хоофт. Бояться поздно. Надо что-то делать.

— Я не убиваю по заказу. Обратись к Лиге.

Горан не удержался и хохотнул.

— Я не предлагаю вам ее убить, сэр. Я прошу вас взять ее в ученики.

— Я правильно тебя услышал? — не поверил ′т Хоофт.

— Сэр, — серьезно сказал Горан. — Я буду говорить откровенно. Некоторое время назад ко мне пришел Сэл. Вернее, его вызвала тринадцатилетняя девушка. Сэл считает, что она должна быть следующим Некромантом Ишанкара. И хотя я ничего не смыслю в некромантии, я считаю также. Я видел, что она может — ничтожно малую часть того, на что она способна. Как ни печально мне это признавать, Сэл убедил меня в том, что она должна принадлежать Ишанкару. Никто, кроме вас, не сможет ее обучить. Если Ишанкар не возьмет ее под защиту, ее скоро засекут и вычислят, и что ее ждет в этом случае — предположить несложно, поэтому я пришел просить вас взять ее Ученицей, сэр.

′Т Хоофт молчал и внимательно смотрел на Горана.

— Почему ты не пошел с этим вопросом к Ректору? — наконец спросил он.

— Я ходил. Сэр Котца отказался мне помогать. В душе он уже давно в Лхасе.

— Ты просил господина Ректора о помощи? — удивился маг.

— Что вас так удивляет, сэр? — не понял Горан.

— Ты мог попросить его приказать мне взять Ученика.

— И вы бы не ослушались?

— Конечно, ослушался бы. Еще как бы ослушался.

— Поэтому я не посмел просить прямого приказа. Я слишком вас уважаю. Хотя, потом я спросил его, возможно ли это, — пришлось признаться Горану. — Он ответил, что для него это неприемлемо, хотя теоретически такое возможно.

— Значит, господин Ректор снова предоставил мне право выбора, — резюмировал ′т Хоофт.

— Я бы так не сказал, сэр, — возразил Горан. — Он просто открестился от этой проблемы, особенно когда узнал, что в этом замешан Сэл. Он переложил ответственность за это решение на ваши плечи.

Маг помолчал, оценивая сказанное Гораном, а потом чуть улыбнулся.

— Ну слава богу, — ′т Хоофт откинулся на спинку кресла. — А то я в какой-то момент подумал, что ты спятил. Но если Ректор уже слышал о твоей девушке…

— Он ее даже видел и говорил с ней, — вставил Горан. — Я приводил ее в Ишанкар.

— Без разрешения?

— Не совсем без разрешения, но в целом — да, сэр. Наш Трейсер точно в курсе не был.

— Ты взломал защиту Ишанкара?

— Да.

— И ты понимаешь, чем тебе это грозит?

— Да, сэр.

— И ты понимаешь, чем это грозит твоей девушке? — уточнил маг.

— Да, сэр, — Горан кивнул. — У вас, некромантов, небольшой выбор. В девяти из десяти вариантов это смерть.

— В десяти из десяти вариантов, — поправил ′т Хоофт.

Горан был наслышан, что шутки у некросов весьма своеобразные.

— Я понимаю, сэр, что продаю вам кота в мешке, — снова пошел на приступ Горан, — и что такие решения быстро не принимаются, но у нас катастрофически мало времени.

— У нас?

— У меня и у нее. И у вас, сэр.

— Никогда не будь так уверен в другом человеке, Горан. Как ты помнишь, у меня все еще есть право выбора, — осадил его ′т Хоофт.

— И вы, сэр, им еще ни разу не воспользовались, насколько я знаю, — не отступал Горан.

— Я как раз таки им уже не единожды воспользовался, — ′т Хоофт усмехнулся, — только с отрицательным результатом.

— Посмотрите на нее, сэр, — попросил Горан. — О большем я пока не прошу.

— Но ты уже попросил.

— И каков будет ваш ответ?

′Т Хоофт уже собрался ответить, но тут в дверь постучали.

Магда потянула на себя ручку двери и обомлела: сюрпризы не заканчивались. На верхней ступеньке стоял сам господин Ректор Ишанкара.

Сэр Котца вежливо поклонился ей и с улыбкой произнес:

— Здравствуй, Магдалена! Давно тебя не видел, а тебе по-прежнему девятнадцать!

— Господин Ректор, — в ответ поклонилась Магда и тут же рассмеялась: — Вы и правда давно меня не видели. Мне уже сорок четыре, сэр. И хоть я знаю, что вы каждый раз мне льстите, все равно приятно!

— Никакой лести, Магдалена, о чем ты? Ты и в сорок четыре прекрасна так же, как в девятнадцать. Могу я войти?

— Добро пожаловать! — она посторонилась, пропуская его в дом.

Сэр Котца прислонил метелку к косяку с наружной стороны, снял сандалии, вытер ноги о влажный коврик, вошел и принюхался, подняв нос к потолку.

— Печешь пирожки? С земляничным джемом?

— От вас ничего не скроешь, — Магда улыбнулась.

— Мои любимые! — подмигнул ей Ректор.

— Вы все равно их не едите, сэр Котца, — упрекнула его Магдалена.

— Сдобное тесто, — с сожалением вздохнул Ректор. — Зато как пахнут!

Магда проводила его в гостиную. По взгляду, которым удостоил Ректора ее муж, и по тому, как поклонился Наставнику Горан, Магда поняла, что ничем хорошим сегодняшние визиты не закончатся. Она вернулась в кухню и притворила дверь, оставив небольшую щель, чтобы слышать разговор в гостиной.

′Т Хоофт поднялся, поклонился и пригласил Ректора сесть.

— Рад видеть вас обоих, — сказал сэр Котца.

— Это заговор? — поинтересовался у него маг.

— Какой заговор, Йен! — сэр Котца скрипуче рассмеялся. — Вот, услышал я от Эвана, что мой Ученик разгуливает по улицам с какой-то дверью. Я и подумал, не случилось ли чего? А потом подумал, что если что и случилось, то надо спросить об этом Йена, он наверняка должен знать, вот и зашел.

Горан смотрел на Наставника, не зная, чего ожидать дальше. ′Т Хоофт еще раз внимательно просканировал взглядом обоих и сказал:

— Я все же думаю, господин Ректор, что это заговор. Вы слишком давно не приходили ко мне в гости, чтобы я поверил, что именно сегодня вы решили прогуляться. А учитывая разговор, с которым меня посетил Горан, сомнений в том, что все это неслучайно, у меня не осталось.

Сэр Котца снова засмеялся:

— Я рад! Рад! Я очень рад!

— Чему, смею спросить? — спросил маг, который точно рад не был.

— Тому, что я не четвертый! Не четвертый!

Горан вопросительно посмотрел на ′т Хоофта, тот некоторое время не отрывал взгляда от Ректора, а потом с раздражением произнес:

— Не в моем доме!

Сэр Котца заскрипел от удовольствия: видимо, за долгую жизнь Ректор и Некромант научились понимать друг друга с полуслова, но Горан происходящего не понимал.

— Я поясню, Горан, — нарушил молчание хет Хоофт. — Господин Ректор рад, что он не четвертый, потому что в его культурной традиции иероглиф, обозначающий число четыре, обозначает еще и смерть. Это такая игра слов.

— Вы рады тому, что еще живы? — уточнил у Наставника Горан.

— Нет, нет, конечно же! — ответил Ректор. — Я рад, что все на своих местах! Я — Ректор, Йен — Некромант, ты — мой Ученик, а четвертый как раз Сэл! А он, как нам всем известно, давно умер! Но, даже несмотря на это, Йен отказывается принимать его в своем доме.

— Именно так, — кивнул ′т Хоофт.

— Но, хочешь ты этого или нет, Йен, — сэр Котца перестал улыбаться, — без него нам сегодня не обойтись. Если мы все хотим остаться каждый при своем, придется выслушать Сэла.

— Я не желал бы видеть его в своем доме живым, и не желаю видеть мертвым.

— Тебя должно утешить, что и он тебя не особо-то жалует, — парировал Ректор. — В любом случае, у тебя нет выхода. Звать Сэла тебе придется, это, считай, приказ. Если мы решим пойти куда-нибудь еще, то придется выйти на порог твоего дома. Порталы внутри, я смотрю, у тебя так и заблокированы. А я, ты и Горан со своей дверью у первого же случайного заметившего нас трейсера вызовем панику. Тебе это надо? Я думал, ты хочешь покоя.

— Вы правильно думали, господин Ректор, — согласился ′т Хоофт. — И именно поэтому Сэл в моем доме — это лишнее.

— Не знаю, в чем у вас с Сэлом вышли разногласия, — сказал сэр Котца, — но вы друг друга стоите. Вас, некросов, не поймешь. Думаю, и он будет не особо счастлив появиться здесь, поэтому можно сказать, что твоя любимая гармония не нарушена. И давай не будем тянуть. И мне, и тебе, и Горану нужна определенность. Зови его. Это приказ.

′Т Хоофт еще пару секунд смотрел на Ректора, потом чуть подтянул рукав, обнажая запястье, и технично его рассек. Кровь тоненькой струйкой потекла на пол, исчезая сразу после соприкосновения со сверкающим чистотой паркетом.

Сэл появился почти сразу после вызова, будто все предыдущее время ждал этого момента. С ехидной ухмылкой он сел на диван подальше от Горана, закинул ногу на ногу, подмигнул ′т Хоофту. Некромант демонстративно со скучающим видом отвернулся в сторону Ректора.

— Я смотрю, вся компания в сборе! — расплылся в улыбке Сэл. — Мерлин, монах и алкоголик! Цвет Ишанкара!

— Ты не можешь, чтобы никого не оскорбить? — задал риторический вопрос сэр Котца.

— Я разве кого-то оскорбил? — притворно удивился Сэл. — Про вас, господин Ректор, я сказал правду. Монах и есть монах. Йену так вообще сделал комплимент. А Горан… Ну тут да, — плотоядно улыбнулся Сэл, — тут я не удержался!

— Тебя плохо воспитывали, — напомнил ему ′т Хоофт.

— Зато хорошо учили! — отбился Сэл. — Ну и о чем совет? Я правильно понимаю, что Горан наконец-то сдал мою девочку тебе, Йен?

— Сдают ненужных агентов и пустые бутылки, — огрызнулся Горан.

— Ну конечно, — Сэл елейно улыбнулся. — Не буду спорить! Ты же у нас большой специалист по пустым бутылкам!

— Сэл, — обратился к нему Ректор, — это было много лет назад. Может в твоей вечности это и незаметно, а у нас все еще действует правило «кто старое помянет — тому глаз вон». Поэтому веди себя прилично, хотя бы ради своей девочки.

— Не обещаю, но буду стараться. Ради своей девочки. Итак, что вы хотели знать?

В комнате воцарилось молчание.

Горан приблизительно этого и ожидал. У него самого вопросов не было. Он знал достаточно, а начни он задавать вопросы, ′т Хоофт точно разгадает такую дилетантскую игру. В идеале, вопросы должен был задавать он сам — это ведь ему сватали Ученицу, но т Хоофт и не собирался ничего спрашивать. Вся эта ситуация его раздражала, хотя по его бесстрастному лицу практически ничего нельзя было прочесть. Маг держал себя в руках и терпел Сэла в своем доме только из уважения к Ректору, а вот Тайра его, казалось, вообще не интересовала. Горану оставалось только одно: довериться Сэлу, что само по себе было абсурдом, и Ректору — ну в самом деле, не на Магдаленины пирожки же он зашел. Вместе они должны были суметь обыграть ′т Хоофта.

— Ладно, я начну, — сказал Ректор. — И где ты ее нашел?

— Ну положим, это не я ее нашел, — ответил Сэл. — Я ее перехватил.

— У кого?

— У Зулейхи.

′Т Хоофт медленно повернул голову в сторону Сэла.

— Да, Йен, — Сэл неприятно улыбнулся. — Зулейха все еще помнит о своем обещании. У нее и в смерти не все в порядке с головой.

— Так это не ты вычислил девочку? — спросил ′т Хоофт.

— Это я ее вычислил! — взвился Сэл. — У Зулейхи не хватило мозгов сопоставить факты! Я следил за ней все это время. У нас там тоже, знаешь ли, за существование надо бороться.

— Давно? — спросил сэр Котца.

— Десять лет назад. Я засек ее, когда ей было три года. Она выросла на моих глазах, так что это моя девочка!

— Давай называть вещи своими именами, — спокойно предложил ′т Хоофт. — Если Зулейха чувствовала силу твоей девочки, когда ей было три года, а ты смог ее отыскать среди миллионов людей, то это не девочка, а монстр.

— Может и так, — согласился Сэл. — Любая некромантесса — монстр. Но как ты думаешь, Йен, не лучше ли иметь монстра на привязи возле дома, чем ждать, когда он запустит свои когти в твою дверь?

— Не лучше, — бесстрастно ответил маг. — Я думаю, что монстров надо отстреливать.

Пришло время удивляться Ректору:

— Я раньше не замечал за тобой такой… такого…

— Чего вы ожидали от некроманта, господин Ректор? Я ведь тоже своего рода монстр, — сказал ′т Хоофт.

— Так не лучше ли вам двоим…

— Не лучше, — повторил ′т Хоофт.

Горан слишком громко вздохнул.

— Если ваша девочка со всеми своими задатками вырастет в Зулейху, — снизошел до объяснений ′т Хоофт, — то лучше для всех и милосерднее для нее будет убить ее на ранних стадиях.

— Йен, — обратился к некроманту Сэл. — Как бы ты ко мне ни относился, я тебя понимаю. Ишанкар тебе осточертел. Ты достаточно долго служил ему, и уже почти пришло время освободить тебя от Долга, но ты должен признать, что на данный момент это невозможно. Знаешь, почему?

′Т Хоофт кивнул, но Сэл все равно озвучил:

— Потому что ты до сих пор так и не взял Ученика. И до тех пор, пока ты не оставишь себе замену, пока ты не создашь себе замену, Йен, ты будешь служить Ишанкару. Если ты не возьмешь Ученика никогда, ты будешь служить Ишанкару вечно. Вечно! И, клянусь тебе, Йен, — Сэл проникновенно посмотрел на него, — там я устрою тебе горячий прием, и каждый миг буду напоминать тебе об этом!

— О чем? — невозмутимо поинтересовался ′т Хоофт. — О том, что я не захотел обучать ни одного из самоуверенных юнцов? Так это мое право. Я не видел достойных раньше и не вижу сейчас.

— Ты не смотришь! — зло вставил Сэл.

— Что же до смерти, — продолжил маг, словно Сэл и не перебивал его, — ты пугаешь ежа голой задницей. Я имею право принимать любое решение относительно своей смерти, не так ли? В этом я абсолютно свободен.

— Ах, оставьте! — Сэл картинно закатил глаза. — Ни один человек, а тем более некромант в здравом уме, не захочет навечно застрять между мирами, особенно в компании со мной и Зулейхой!

— Сэл, Сэл! — сэр Котца засмеялся. — Мне кажется, что тебе просто не хватает внимания, вот ты и придумываешь всем сложности!

— Не понял сарказма.

— Зачем тебе Йен, если ты самодостаточен? Раз это твоя девочка — обучи ее сам! Потом приведешь ее в Ишанкар, отдашь Горану, и Закон будет соблюден. Мы не будем мучиться с тем, как принять ее в университет, Йен не будет напрягаться из-за необходимости брать Ученика, да и со стороны никого звать не придется, раз ты будешь ее Наставником. Сделай милость, избавь нас всех от проблем.

— Что за чушь вы несете? — Сэл наконец разозлился. — Если бы я хотел и мог быть ее Наставником, вы до сих пор спали бы спокойно! Я не одну тысячу лет как мертв! Чему по большому счету я смогу ее научить?

— Всему, Сэл, — улыбнулся Ректор. — Ты же великий некромант.

— Ты меня раздражаешь, Котца! — прошипел Сэл. — Ты прекрасно знаешь, что научить некромантии — это полдела! Не так ли, Йен? Надо научить жить с этим! Как я могу научить ее жить, если сам мертв?

— Это схоластика, — отмахнулся сэр Котца. — Ты можешь…

— Скажи им, — прерывая Ректора, внезапно сказал Горан Сэлу.

— Сказать им что?

— Скажи им правду, — начал выходить из себя Горан. — Скажи, что она нужна тебе, и поэтому ты готов ради нее на все. Скажи им, что ты не можешь обучить ее тому, в чем заинтересован, а сэр ′т Хоофт может, поэтому он тебе нужен не меньше нее. Сколько можно попусту препираться!

Ректор и ′т Хоофт воззрились на Сэла.

— Горан прав? — спросил ′т Хоофт. — Она нужна тебе лично?

— Она нужна Ишанкару, — ответил Сэл.

— Я прав, — ответил за Сэла Горан. — Он не скажет, зачем она ему. Это можно понять, только если ее обучить и посмотреть, что потом выйдет из их отношений.

— Это плохие идеи, Горан, — покачал головой хет Хоофт. — И про отношения с Сэлом, и про обучение.

— Можно, конечно, оставить все, как есть, — все больше распаляясь, сказал Горан. — Я вот до сего момента не знал, что еще одним заинтересованным лицом является приснопамятная Зулейха! Одна радость — в таком случае лигийцам просто ничего не достанется! Я-то рассчитывал, что у нее есть шанс дотянуть до двадцати, а тут, смотрю, она не доживет и до пятнадцати!

— Ну а в чем твой интерес?

— А нравится она мне! — с вызовом сказал Горан. — Не хотите брать ее Ученицей — научите ее защищаться! Дайте ей шанс противостоять Лиге и Зулейхе. Я этого сделать не могу, я не некрос. Если за нее возьмется Сэл, она точно станет монстром. Сэл это тоже понимает, поэтому и не обучал ее толком, оставил ее нормальному некроманту.

— Горан прав, Йен, — подтвердил Сэл. — Все эти годы я прятал ее от Зулейхи, но когда-нибудь я больше не смогу этого делать, и время это приближается очень быстро. Женщины сильнее нас. Пока я побеждаю хитростью, но эта игра начинает меня утомлять, так же, как тебя утомляет Дар Элайя. Мы должны дать девочке шанс показать себя. Если она нас не удовлетворит… Дальше все будет согласно Закону.

Горан отметил, что Сэл перегнул палку. ′Т Хоофт наверняка понял, что Сэл был слишком уверен в том, что Тайра превзойдет все ожидания, и именно поэтому не побоялся помянуть Закон, который никогда не жаловал Некромантов. Впрочем, однажды Сэл уже рискнул ее жизнью, чтобы показать ее возможности, почему бы ему не воспользоваться этим же приемом и во второй раз? Однако хет Хоофта не так легко было провести. Горан подозревал, что с Законом, как и с Ректором, у мага были особые отношения.

′Т Хоофт молчал. Кровь медленно текла из его рассеченной руки, и Горан старательно наблюдал за красной струйкой, боясь посмотреть магу в лицо и не увидеть на нем ни тени заинтересованности. Когда молчание начало тяготить, ′т Хоофт переменил позу и спокойно произнес:

— Мой ответ — нет.

Горан поднял взгляд на некроманта, чувствуя, как внутри все оборвалось. Он надеялся до последнего, но… Глупо было рассчитывать, что Сэл, которого ′т Хоофт не выносил на дух, уговорит его связать свою жизнь даже не с Учеником, а с Ученицей, что в случае с ′т Хоофтом было вообще безнадежно.

— Ни один из Ректоров Ишанкара, — продолжил хет Хоофт, — ни бывший, ни настоящий, ни будущий, ни все вы вместе, не сможете навязать мне Ученицу против моей воли. Мой ответ — нет.

— А если бы я предложил тебе Ученика, Йен? Мальчишку? Ты бы согласился?

— Ученик — это не предмет торга, — не поддался на провокацию ′т Хоофт. — Как и Ученица.

— Не думал, что ты будешь жалеть себя так долго, — презрительно сказал Сэл.

— Я себя не жалею, — спокойно ответил маг. — И никогда не жалел. Но у меня есть женщина, жизнь и чувства которой я поклялся оберегать, и именно это я делал и собираюсь делать, и Ученица в эту концепцию никак не вписывается.

— Да-а-а? — с издевкой протянул Сэл. — Прячешься за Магдой? Не хватает смелости сказать, что просто не хочешь связываться с Учеником?

— Я не хочу связываться с Учеником, Сэл. И у меня на это веские причины, тут ты спорить не будешь.

— Я думал, ты умнее, Йен. Я нашел тебе лучшего Ученика из всех, пришедшихся на твой век. Она не виновата, что рождена женщиной. Она лучше сотен мужчин!

— Не путай, ты нашел ее не мне, а себе.

— Так забери ее у меня и не отдавай! — выкрикнул Сэл. — Борись за нее! Не дай ей стать чудовищем! Не отдай ее Зулейхе, Лиге и остальным, охочим до ее головы! Я согласен отказаться от нее, лишь бы ты ее забрал!

′Т Хоофт смотрел на Сэла секунд пять, а потом спокойно, как и раньше, сказал:

— Разговор окончен.

Сэл встал с дивана, презрительно и печально свысока посмотрел на мага и указал ему на разрезанное запястье:

— Отпускай меня. Встретимся в нигде, Йен.

′Т Хоофт шевельнул пальцем, и рана на руке мгновенно затянулась. Сэл растворился в воздухе.

Сэр Котца взглянул на мага, затем на Горана, хлопнул веером по коленке и с облегчением произнес:

— Ну вот и славно! Думаю, больше мы эту тему поднимать не будем.

Горан не верил в происходящее. Он посмотрел на Наставника и, словно хет Хоофта не было сейчас рядом, обращаясь к нему, сказал:

— Он даже не спросил, как ее зовут!

Сэр Котца на секунду прикрыл глаза, словно Горан был маленьким ребенком, который в очередной раз не понял слово «нет» и начинал злить родителей.

— Горан, дорогой, ты сделал все, что мог. Ты боролся, но проиграл. Учись проигрывать с достоинством. Ты будешь хорошим Ректором Ишанкара. Я буду тобой гордиться.

Сэр Котца с полупоклоном в обеих руках протянул Горану веер.

Горан встал, поклонился Ректору, с почтением принял веер из его рук, выпрямился и посмотрел ему в лицо. Сэр Котца улыбался. Горан улыбнулся в ответ и надавил на веер с обеих сторон. Тонкие бамбуковые пластинки треснули, и веер переломился пополам. Горан бросил обломки Ректору под ноги, еще раз поклонился, прижав руку к сердцу, и вышел из дома вон.

Ректора Магдалена не провожала. Он ушел сам, улыбаясь во все лицо, и аккуратно притворив за собой дверь. Ее муж поднялся наверх в кабинет, к тишине, своим непонятным книгам и иллюзорному аквариумному покою. Гостиная опустела, словно тут никогда не было ни Горана, ни Ректора, ни Сэла, и никакого разговора.

Магда тихо покинула кухню. Она поставила поднос с пирожками на столик возле кресел и присела на валик дивана.

Горан забыл свою дверь. Он так внезапно и быстро ушел, грубо нарушив правила Церемониала… Он был не просто расстроен. Магде казалось, что блеск, который она заметила у Горана в глазах, когда он стоял на пороге ее дома, исчез, как исчез и смысл жизни, который он недавно будто бы обрел. Горану не нужен был Ишанкар, у Горана наконец-то появился кто-то близкий. Магдалена понимала его так, как может понимать другого человек, абсолютно не владеющий магией. Горан готов был обменять свою жизнь на бремя Ректора Ишанкара только ради этой девочки, имени которой ее муж, действительно, так и не спросил.

Магда еще какое-то время посидела, вспоминая подробности этого странного разговора, а потом встала и подошла к Горановой двери. Было в ней что-то неправильное. Ни чудовищная резьба, ни странный сюжет, ни сам выбор полотна для подобного творения не смущали Магдалену. Она не чувствовала магии, но была твердо уверена, что это неправильная дверь. Ей хотелось убрать ее из своей прихожей, но она не могла отвести от нее взгляд. Резьба завораживала, и от понимания этой непонятной власти над своим сознанием становилось страшно и печально одновременно. Магда дотронулась рукой до застывших в диком танце змеев, и ей почему-то стало жалко этих тварей. Они были не способны любить и сострадать. Магда слегка погладила указательным пальцем разрубленное пополам чудовище по шершавой спине, словно не зная, как оно отреагирует на такое проявление нежности, и вздохнула. Она не могла этого объяснить, но была уверена, что изначально дверь выглядела по-другому: резчик наверняка задумывал не эту несуразицу с Богоматерью и монстрами. Дверь преобразовал Горан. Это он создал этих ужасных ящеров, закрываясь от своих истинных чувств, но он любил их и ни за что не стал бы рубить их пополам. Это сделал третий человек.

— Что ты видишь? — спросил ее ′т Хоофт.

Магда не заметила, как муж подошел и встал у нее за плечом.

— Я долго ее рассматриваю?

— Семнадцать минут, — ответил Йен, на всякий случай проверив названное число по наручным часам. — Это качественная иллюзия, она разрушена, но остатки все еще работают. Горан сильный иллюзионист.

— Это самая странная дверь, которую я видела в жизни, — призналась Магда.

— Это самая странная дверь, которую и я видел в жизни. Так все же, что ты тут видишь?

— Ничего я не вижу, — Магдалена покачала головой. — Ты же знаешь, вся ваша магия для меня не существует. В моем мире ее нет. Я вижу просто странную дверь.

— Именно поэтому я и спрашиваю тебя, что ты видишь, — объяснил ′т Хоофт. — Я вижу больше, чем хотел бы. Расскажи мне, что ты чувствуешь.

— Это как послание, — сказала Магда после небольшой паузы. — Горан неслучайно ее тебе принес. Он хотел, чтобы ты понял.

— Понял что?

— В чем его интерес.

— Ты подслушивала? — поинтересовался Йен.

— Извини, — Магдалена развела руками. — Вас все равно было слышно. Просто все это с самого начала показалось мне… Как бы это сказать…

Магда не могла подобрать нужного слова. Йен терпеливо ждал.

— Это судьба, Йен. Я не знаю, хорошо это или нет, но это судьба.

— Ты видишь тут судьбу? — ′т Хоофт поближе подошел к двери и обернулся к жене.

— Тебе не понравится то, что я скажу, — ответила Магда. — Я вижу тут твою судьбу.

— Я тут своей судьбы не вижу.

Магда вернулась в гостиную и села в кресло. Йен последовал за ней и сел напротив.

— Горан тебя не убедил?

— Это сложный вопрос, — задумался ′т Хоофт. — Горан искренне хочет защитить девочку сейчас, но он не осознает, что для некромантессы защита — это вопрос времени. Охота все равно начнется, и тогда защищать придется его и Ишанкар целиком. Он не спасет ее, спрятав в Ишанкаре или отдав мне.

— Она сама себя спасет, если все, что говорил о ней Сэл, верно, — возразила Магда. — А ты должен признать, что Сэл в данном случае говорил правду.

— Это мне и не нравится, — нахмурился ′т Хоофт. — Мне вообще все не нравится. Я уже очень давно не чувствовал себя фигурой в Дар Элайя.

— То есть?

— Они хотят одного только на первый взгляд, но на самом деле их цели различны. Господин Ректор ведет свою игру. Он пришел, не чтобы помочь Горану, а чтобы научить его мудрости Ректора. Он готовит себе преемника. Ему все равно, кто будет следующим Некромантом Ишанкара, а если сам Ректор не заинтересован в следующем Некроманте, то это первый повод, чтобы дать отказ, и для меня.

Йен помолчал, давая жене возможность осмыслить информацию, и продолжил:

— Над тем, что надо Сэлу, я даже не буду думать. Это разгадать невозможно. Если он даже ради своей девочки не пожелал сказать мне правду, то можно предположить, что у него очень глубокие личные мотивы, а девочка для него всего лишь средство. Он хочет сделать свое дело чужими руками, поэтому и это очень веская причина для отказа.

Йен снова замолчал. Ему почему-то показалось, что жена не верит ни одному его слову.

— И, в-третьих, я просто не готов взять Ученика.

— Наконец-то ты сказал что-то действительно важное! — Магда рассмеялась и критически оглядела мужа. — Кому сказать, что сэр Йен хет Хоофт боится!

— Я боюсь? — обиделся т ′Хоофт.

— Да, Йен, как ты любишь говорить, именно так! — с улыбкой сказала Магда. — Позволь глупой женщине поделиться своими мыслями.

′Т Хоофт устроился поудобнее и приготовился слушать.

— Ты говоришь, что не готов взять Ученика, но мы оба знаем, что это ложь. Ты не виноват, что единственный юноша, которого ты счел достойным, появился в твоей жизни слишком рано. Если бы ты обладал достаточным опытом, ты взял бы Ученика еще десять лет назад, как сделал твой сэр Морган. Я права?

— Я бы и без опыта взял, — ′т Хоофт кивнул, — если бы он не отказался.

— Тогда тебе было не суждено, а теперь самое время. Это воля Бога, Йен. Ты думаешь, что Бог издевается над тобой, испытывает тебя, но на самом деле он доверяет тебе больше других. Он поручает тебе работу, которую другой выполнить не сможет. Любой вырастит хорошего некроманта из толкового юноши, но только ты способен обучить девушку. В конце концов, если ты не веришь Сэлу и Ректору, верь Горану. Он единственный, кто затеял все это не ради себя. Поэтому я и спросила тебя, убедил ли тебя Горан?

′Т Хоофт улыбнулся, но промолчал.

— Я знаю, Йен, что тебя не просто пробить. Ты упрямый, как баран.

— Все, кроме тебя, называют это принципами.

— Мне все равно, что и как называют другие. Если ты отказал Горану, думая, что дело во мне, то ты поступил неправильно.

— Давай не будем об этом, — попросил ′т Хоофт.

— Нет, давай будем! — настояла Магда. — Ты уверен, что случайностей не бывает. Я тоже. Это судьба, Йен. Бог опять послал тебе девочку. Он говорит, что тебе пора перестать испытывать вину. Я никогда тебя не винила, ты сделал то, что было выше человеческих сил. И я знаю, что тебе всегда было тяжелее, чем мне. Я давно со всем смирилась, а ты до сих пор попусту мучаешь себя, но если ты останешься в стороне сейчас, то ты получишь полное право бичевать себя всю оставшуюся жизнь. Или вечность, как там у вас, некромантов, принято.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — покачал головой ′т Хоофт. — Ученик — это больше, чем сын или дочь, хотя это и сложно представить. Его поступки — это отражение моих поступков, его мысли — это отражение моих мыслей. Его ошибки будут непростительны. Он всю жизнь должен будет поступать, оглядываясь на меня. Мы оба будем несвободны. Я должен буду находиться с Учеником не час и не два в день. Учить не только спецдисциплинам, но и философии, морали, этике. Разговаривать не только на официальные темы… Ты даже не представляешь, о чем я должен буду с ним разговаривать, Магдалена! Взять Ученика — значит связать себя Долгом на всю жизнь.

— Ученицу, Йен. Говори, как есть, — поправила Магда.

— Хорошо, пусть так, — согласился ′т Хоофт, чтобы не спорить. — Ученица — это большая ответственность, а Ученица Некроманта — это огромная ответственность.

— Тебе ли бояться ответственности?

— Я, вообще-то, обычный человек, — напомнил Йен.

— И поэтому, как обычный человек, ты боишься не ответственности, а того, что в итоге, несмотря на все эти бредни про Долг, обязательства и службу, полюбишь свою Ученицу, а потом потеряешь ее. Я права?

Йен внимательно смотрел на жену. Он всегда знал, что она сильнее него, но не ожидал, что она сможет говорить на эту тему без эмоций. Сам он никогда не затрагивал старую боль.

— Я умная женщина, Йен. Я разделяю понятия «дочь» и «ученица». Пускать ее в свою душу или нет — дело и правда твое, но тут прав Ректор.

— Сэр Котца?

— Помнишь его притчу про рыбака? Не хочешь каждый день кормить нищего рыбой — дай ему сеть и научи его ловить. Научи ее хотя бы элементарному. Ты же не сразу будешь учить ее убивать.

— Ученика нельзя взять наполовину, Магда. Я не разделяю мнение Сэла о том, что если она нас не устроит, мы сдадим ее Хранителю и умоем руки.

— Почему ты уверен, что она обязательно тебя не устроит? Ты ничего о ней не знаешь!

′Т Хоофт оторвал лист от цветка, стоящего рядом в вазе, повертел его в пальцах и бросил на стол.

— Я знаю о ней достаточно. Я считал заклятия с Горановой двери. Рассказать?

— Рассказывай.

— Девочка — монстр, нравится тебе это или нет. Она прошла сквозь мою ловушку, которую я ставил у Горана специально на Сэла и прочих некромантов, и ее даже не зацепило. Для Сэла мой комплекс был бы, фигурально выражаясь, смертельным, а девочка прошла сквозь него без последствий. Ты представляешь, какая у нее сила? Мне уже страшно. Странно, что и Горан пропустил этот факт мимо, а это значит, что у нее есть харизма.

— Пока ничего страшного я не вижу, — заявила Магда. — Что плохого в харизме? Девочка хорошо контролирует свою силу, а твой комплекс, который, я уверена, был бы фатальным и для нее, просто не среагировал на нее, как на некроманта, потому что ты не программировал наличие некромантессы.

— Возможно и так. Об этом я не подумал.

— Что еще ты увидел?

— Сэл знал, что Горан не любит некросов, и намеренно подставил девочку. Горан связал ее своей иллюзией и пригвоздил серебряным копьем к стене, потому что испугался, как никогда в жизни, а Сэл запретил ему ей помогать. Она вынуждена была освобождаться сама, и выжила, как я понимаю. То, что представляет собой дверь сейчас, дело ее магии.

— И что тебя не устраивает?

— Я за золотую середину, Магда. Мне не нравится, когда что-то имеет впереди слово «слишком». Девочка монстр.

— Тебя заклинило на этом слове?

— Видимо, да, — неохотно согласился ′т Хоофт.

— Ты не веришь Горану?

— Горан ощущает вину. Если бы девочка не оказалась некромантессой, она бы ушла. Может, сейчас он и хочет ее защитить, но я не верю, что в будущем он не будет ее использовать.

— Вот видишь, ты уже испытываешь относительно нее какие-то чувства, — отметила Магда. — А что до использования… Ректор всегда использует Некроманта, такая у вас судьба.

— Мужчин и женщин используют по-разному, и ты должна понимать разницу.

— Женщинам всегда было хуже. Это ваш, мужской, мир. Мы вынуждены приспосабливаться!

— К этому не приспособишься. Она не посмеет ослушаться приказа, если он будет ей дан, а Горан в качестве Ректора будет гораздо жестче сэра Котцы, и еще неизвестно, вспомнит ли он через двадцать лет, что эта девочка была ему дороже Ишанкара, ведь согласно Закону все должно быть как раз наоборот.

— Йен, — ласково сказала Магда. — Ты сам понимаешь, что говоришь? Она тебе никто, а ты уже пытаешься ее защищать.

— Потому что у меня нормальные представления о человеческих ценностях. Я не хочу брать Ученицу, которая мало того, что будет самым страшным оружием в магическом мире, так наш уважаемый Ректор еще и будет использовать ее против ее воли.

— Ты пессимист? Никогда не замечала.

— Я реалист, — вздохнул ′т Хоофт.

— Тогда ты должен понимать, что кроме тебя никто не сможет эту реальность изменить.

— Мою реальность менять не надо.

Магда сжала губы в тонкую полоску, скрестила руки на груди и сказала:

— Йен хет Хоофт, я сейчас пойду в кухню, возьму самую большую и тяжелую ложку и стукну тебя по лбу!

— Страшная кара, — засмеялся маг.

Магдалена улыбнулась, выждала немного и все же спросила:

— Твой ответ все еще нет?

— Все еще нет.

— Думай, Йен. Даю тебе ночь. Завтра я выброшу эту чертову дверь. А теперь пойдем пить чай, пирожки уже остыли.

Первый раз за долгое время Горан спал. Он видел сон: он сидел на стуле, лодыжки его были крепко привязаны к ножкам, запястья были туго стянуты веревкой так, что малейшее движение причиняло нестерпимую боль. В глубине дома надрывался звонками телефон, и Горан знал, что ему необходимо ответить, потому что если он не ответит, случится непоправимое. Горан не знал, что именно, но невозможность снять трубку приводила его в отчаянье. Телефон все звонил и звонил, пищал на высоких нотах, как мышь, пойманная мышеловкой за хвост. Горан вспомнил, что ему уже целую вечность никто не звонил… И открыл глаза.

Телефон действительно звонил, Горан в темноте нащупал трубку и поднес ее к уху.

— Какой у нее постэффект? — голос на той стороне звучал бодро и уверенно, словно человек, которому он принадлежал, и вовсе не ложился.

— Не понял, — неразборчиво пробурчал Горан.

— Какой у нее постэффект?

— Сэр ′т Хоофт? — не поверил Горан и включил подсветку на наручных часах. — Сейчас пять утра!

— Спасибо, что сообщил, — поблагодарил ′т Хоофт. — Но я в курсе. Для будущего Ректора Ишанкара ты что-то медленно соображаешь.

— Так ведь пять утра. Я спал.

— Ты уже проснулся, — внушил ему маг. — Так какой у нее постэффект?

— У нее должен быть постэффект?

— Значит, тебе это неизвестно, — задумчиво произнес ′т Хоофт.

— Не хотите у нее сами спросить? — Горан пошел ва-банк, боясь, что совершил страшную ошибку.

Хет Хоофт на том конце замолчал, не ожидая такой атаки.

— Сэр ′т Хоофт? — осторожно позвал Горан.

— Координаты, — потребовал маг.

— Что? — не понял Горан.

— Ее. Координаты. Горан. Скажи мне. Пожалуйста, — раздельно произнес ′т Хоофт.

Горан скрестил пальцы на левой руке и ими же и перекрестился.

Время учеников

Год 38-й ректорства сэра Котцы, лето

Хидамари опаздывала. Она опаздывала всегда, обижаться было бесполезно, и поэтому Тайра назначала время со скидкой на эту ее вредную привычку, но сегодня Хи опаздывала уже минут на сорок. Тайра подумала, что подождет еще немного, а потом пойдет домой, но вставать с бортика фонтана и выбираться из-под прохладных брызг на жаркое июльское солнце ужасно не хотелось, так что приходилось признать, что у Хи еще был шанс застать ее на месте встречи.

Тайра подумала, что не особо расстроится, если Хи не придет. Гораздо больше ее печалило то, что она уже давно не виделась с Гораном.

Жизнь без Горана стала казаться пустой и скучной. Июль подходил к концу, а Тайра уже жалела, что до начала учебного года еще месяц. Все ее дни были заполнены ожиданием: Горан обещал, что придет, как только у него появятся новости, но, наверное, никаких новостей не было.

В целом, если не считать Горана, жизнь текла так же, как и год назад. Июль был солнечным и жарким, мороженое по сравнению с прошлым летом подорожало на треть, качели в парке снова выкрасили в противный зеленый цвет. Правда, ни мороженое, ни качели не стали от этого хуже, но Хидамари не переставала ругать все, на что падал ее взгляд. Тайра пропускала большинство ее слов мимо ушей. Аишу, как бывало каждое лето, на месяц отправили к бабушке в горы, так что приходилось терпеть Хи даже тогда, когда она несла полную чушь про американцев, пришельцев и анимэ. Тайра бесцельно бродила по городу с Хидамари, ни на секунду не переставая думать о Горане, и в какой-то момент поняла, что слова «Горан» и «судьба» стали для нее синонимами.

По ночам ей снился Ишанкар. Она не была еще нигде, кроме скамейки недалеко от главных ворот, но в своих снах хорошо ориентировалась в переплетении садовых дорожек, коридорах со сводчатыми потолками, секциях Библиотеки. Тайра была уверена, что это воспоминания Горана, которые она чудом считала из его памяти, так же, как могла считывать языки из памяти многочисленных иностранных туристов, которые толпами гуляли по скверам и улицам города. Горан любил Ишанкар, он относился к нему, как к дому, а иногда, следуя во сне его путем и видя его глазами, Тайра понимала, что втайне Горан воспринимал Ишанкар как свою персональную ожившую сказку, для которой он был хранителем и хозяином. Тайра была уверена, что Горан будет хорошим Ректором. Ей было странно признаваться себе в этом, но она очень хотела быть рядом с ним, и если для этого ей необходимо было стать Некромантессой Ишанкара… Но от Горана не было никаких вестей.

Иногда Тайра подходила к большому зеркалу в маминой комнате и пыталась увидеть хоть какой-нибудь шрам на том месте, куда вошло серебряное копье, но кожа была ровной и гладкой, и тогда Тайре начинало казаться, что не было никакого копья, нет никакого Ишанкара, и Горана тоже нет, и все это она придумала, как придумывала свои миры Хидамари, которой уже давно пора было появиться у фонтана. Сегодня ждать подругу было, видимо, бесполезно.

Пешком до дома было где-то около получаса, а если идти через парк вдоль реки, то можно было убить почти час. В тени старых деревьев было прохладно, и Тайра подумала, что почти не помнит зим, и если бы кто-нибудь попросил ее показать, на что похожа ее жизнь, она показала бы вечное лето: голубое небо с редкими, идеально белыми, облаками, пляшущие на асфальте тени листвы, зеленую траву, горячий ветер и горы на горизонте.

Тайра засекла портал. Он открылся где-то неподалеку, но настолько тонко и незаметно, что она почти не почувствовала никаких магических колебаний, и если бы ее мысли не были столь же прозрачными и пустыми, как летнее небо, этого портала она бы и не заметила. Проверять, где и кто появился, Тайра не стала. Мало ли на свете магов? Любой из них мог перемещаться с помощью порталов. К тому же Горан предупреждал, что ей нужно соблюдать осторожность и по возможности минимально реагировать на магические всплески, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Тайра все же проверила, не потеряла ли она контроль и не открылась ли случайно магическому потоку, и, оценив свое состояние как вполне удовлетворительное, продолжила путь.

Она шла вперед, стараясь не наступать на швы между асфальтовыми плитами дорожки и думая о том, что надо бы позвонить Хи и еще раз обидеться, и в какой-то момент краем глаза заметила, что плиты были единственными более-менее реальными предметами в окружающем ее пейзаже. Деревья по краям аллеи мягко подрагивали и расплывались, как пустынный мираж, так что на них нельзя было сфокусироваться, а воздух стал практически осязаем. Внезапно Тайра словно увидела себя со стороны и остановилась. Она стояла посреди аллеи и была точкой отсчета. Она могла рассмотреть все, даже самые мелкие, черты своего лица, но все остальное, кроме нее самой, было размытым и смазанным. На мгновение ей стало страшно, но на память сразу пришел Сэл, который всегда говорил, что бояться должен не некромант, а некроманта, и взяла себя в руки.

…Мужчина появился из ниоткуда. Тайра была абсолютно уверена, что не было никакой иллюзии, и она не пропустила очередной портал, но секунду назад этого человека не было и в помине, а сейчас он уверенным шагом шел ей навстречу. Секунда страха могла стоить ей жизни, если бы маг хотел на нее напасть. Она видела его слишком четко: он, в отличие от всего остального мира, был не менее реален, чем она сама. Тайра заставила себя оторвать ногу от земли и сделать шаг. Это придавало уверенности в том, что этот мир не иллюзорен, и она шла вперед, следя за каждым движением идущего навстречу человека.

Он был высоким и стройным, с осанкой особы королевских кровей и заметной проседью в волосах, его движения были точными и уверенными, а взгляд карих глаз — цепким и проницательным. Он был олицетворением абсолютного спокойствия и абсолютной власти, и Тайра поразилась, насколько он гармоничен. Мужчина блокировал свою магию так же, как и она, но ошибиться было невозможно: даже с такой блокировкой магическая сила девятым валом накрывала все вокруг него. Было безумно трудно дышать, он словно контролировал ее тело и считывал информацию из ее разума, но она смотрела в его глаза и не могла оторваться.

Он мог и не представляться. Тайра уже и так знала, кто он.

Они остановились в паре шагов друг от друга. Тайра еще некоторое время не отводила взгляда от его глаз, а потом, вспомнив, что рассказывал ей Горан про ишанкарский Церемониал, прижала руку к сердцу и поклонилась.

Когда она выпрямилась, он все так же внимательно смотрел на нее.

— Здравствуй, Тайра. Я Йен хет Хоофт, Некромант Ишанкара, — сказал он по-английски.

Голос мага был глубоким и твердым, и Тайра сразу поняла, что навряд ли кто-то в здравом уме брался ему перечить. Она должна была бы что-то ответить, но даже не представляла, что могла бы ему сказать.

— Господин Ректор и Горан сказали, что ты хорошо говоришь на английском.

Тайра, конечно, сносно говорила по-английски, но сейчас не могла произнести ни звука.

— Ну скажи хоть что-нибудь, — попросил маг. — Я боюсь не меньше тебя, — и он чуть улыбнулся.

От его улыбки мир вернулся в свое нормальное состояние. Больше не было никаких цветных расплывающихся миражей, только она и этот человек перед ней посреди аллеи в старом парке.

— Я не думала, что когда-нибудь вас увижу, сэр, но очень на это надеялась, — старательно подбирая слова, произнесла Тайра.

— Ну вот и познакомились, — хет Хоофт снова едва заметно улыбнулся. — Я тоже до последнего сомневался, что нам стоит видеться.

— Значит, вы все-таки согласились, сэр.

— Согласился на что?

— Взять меня в ученики.

— Почему ты так в этом уверена?

— Я не то чтобы уверена, сэр… Но вы ведь здесь, — Тайра смутилась.

— Я всегда знакомился с претендентами, — сообщил ′т Хоофт, — но, как ты понимаешь, по разным причинам все только знакомством и ограничивалось.

— Я не обольщаюсь, сэр, — Тайра покачала головой. — Горан и сэр Котца говорили, что уговорить вас будет очень сложно.

— И ты думаешь, они меня уговорили?

— Не думаю, сэр. Думаю, они потратили время впустую.

′Т Хоофт снова принялся изучать ее своим проницательным взглядом.

— Я дал свое согласие, — сказал он, — но не надо спрашивать, почему.

— Не буду, сэр. А Горан об этом знает?

— Знает. Ты зовешь его Гораном?

— Он так представился. Но к нему обращаюсь «Горан Иваныч».

′Т Хоофт удивленно поднял бровь.

— Это по-русски по имени и отчеству, сэр, — улыбнулась Тайра. — Просто у него фамилия такая же, как и отчество. Он же серб.

— Значит, придется учить русский обычным способом, — вздохнул маг. — Вот еще мне на старости лет занятие. А ты откуда так хорошо знаешь английский?

— Учила с детства. Мы с мамой собирались в Африку уезжать.

— В Африку? — ′т Хоофт опять удивился.

— В Красный Крест. Здесь работы не было, а туда сотрудников набирали. Так что я с пяти лет пытаюсь говорить на английском.

— Неплохо пытаешься.

— Это не полностью моя заслуга, сэр. Я просто умею считывать языки с тех, кто их знает. Будто беру взаймы чужие знания, чтобы суметь объясниться. А когда носитель уходит, и язык из головы выветривается. Остается только то, что я сама выучила.

— Интересно. А Горан все гадает, откуда ты так хорошо турецкий знаешь.

— Я и его учила. Он простой.

— Хм-м… А в Африку-то вы почему не уехали?

— Из-за Леши. Это мой старший брат. Он талантливый, ему надо было школу окончить и поступить в институт. Мама подумала, что в Африке он свой талант зароет, и мы остались тут. А потом Леша сам за границу уехал, теперь его зовут Алекс.

— Жалеешь?

— Нет, сэр.

— Правильно.

— Почему?

— Потому что лучше жалеть о содеянном, чем о несодеянном.

Тайра хотела сдержаться, но улыбка появилась против ее воли. Маг вопросительно посмотрел на нее.

— Это вы поэтому согласились взять меня в ученики, сэр?

Йен довольно усмехнулся.

— Может, пройдемся? — предложил он. — А то мы довольно странно смотримся, стоя на одном месте посреди пустой аллеи.

— Как скажете, сэр.

′Т Хоофт неторопливо пошел вперед, Тайра пристроилась рядом, в шаге от него.

— Горан говорил, ты не хочешь быть магом.

— Но я уже маг, — почти с тоской ответила Тайра. — Я теперь не знаю, чего хочу, сэр. Горан в общих чертах рассказал о том, что меня ждет. Называться сильнейшим магом — большой соблазн, но быть при этом самой желанной добычей для сотен фанатиков — не самая лучшая перспектива. Я как-то не планировала умирать этим летом.

′Т Хоофт снова усмехнулся.

— А когда планировала? — спросил он.

— Разве это можно спланировать?

— Можно. Я вот уже спланировал.

— Это как, сэр?

— Некромант имеет возможность сам выбрать время своего ухода. Это великая честь, оказанная нам Богом. Говорят, в глубокой древности это могли делать все люди. Так что я все спланировал.

— И вы знаете дату?

— Я знаю событие, после которого оставаться в этом мире мне будет незачем.

Тайра какое-то время смотрела на него, надеясь на продолжение, но поняла, что продолжения не будет, а сама спросить дальнейших объяснений не решилась. Ей показалось, что она стоит на границе запретной зоны, в которую маг впускать ее не собирался, и отступила назад. Йен молча наблюдал за ее реакцией, а потом чуть улыбнулся, разряжая возникшее напряжение.

— Не все сразу, — примирительно сказал он.

— Я не так представляла себе нашу первую встречу, сэр, — призналась Тайра.

— Я нашу первую встречу вообще не представлял.

— Почему?

′Т Хоофт хотел ответить, какое-то время раздумывал, а потом спросил:

— Что ты знаешь о магах и об их учениках?

— Почти ничего, сэр. Мне как-то раньше не приходилось бывать в учениках у мага, — пояснила Тайра и испугалась. Сэл привык к ее колкостям, а как воспримет ее слова сэр ′т Хоофт, предположить было сложно.

— Вот и я немногое знаю о магах и их учениках, — он улыбнулся в ответ, — поэтому нашу встречу представить даже и не пытался. Это событие предсказать невозможно. И забыть, в общем, тоже.

Тайра благоразумно не стала спрашивать продолжения, но маг, видимо, посчитал, что эту информацию он раскрыть может, и продолжил сам:

— Моя бабушка работала санитаркой в военном госпитале. Госпиталь стоял в чистом поле, а за ним было старое кладбище, и на нем росли такие большие одуванчики… Сложно объяснить, зачем семилетнему мальчишке кучи одуванчиков, — ′т Хоофт на секунду задумался. — В общем, целыми днями мы с друзьями пропадали на этом кладбище и рвали одуванчики. И однажды, когда я разорял очередную могильную клумбу, не заметил, как ко мне подошел какой-то человек… Уши у меня горели еще неделю. Я, правда, вывернулся и рванул к больнице, даже сандалию потерял, а вот одуванчики не бросил, — ′т Хоофт усмехнулся. — Потом сэр Морган пришел в госпиталь, вернул мне сандалию и сообщил моей бабушке, что мое место в Ишанкаре. Вот такая у меня была первая встреча с Наставником.

Тайра улыбалась, как и маг.

— И вы попали в Ишанкар в семь лет, сэр?

— Нет, с семи лет я Ишанкару принадлежал. А попал я туда, как и ты, в тринадцать.

— Почему именно в тринадцать?

— Переходный возраст. В это время четче всего проявляется нестабильность не только в поведении, но в и отношении к магическим способностям. Тех, кто злоупотребляет магией и не в силах себя контролировать, в Ишанкар не принимают.

— А Ишанкар уже согласился принять меня на некромантию, сэр?

— Нет, — ответил ′т Хоофт. — Пока согласился только я один. Есть постановление Ректората и рескрипт Совета, и им около пятисот лет, и они гласят, что женщин на некромантов мы не обучаем, поэтому мне сложно представить, как Горан уговорит всех эти документы отменить.

— Это похоже на военную хитрость, сэр, — сказала Тайра. — Я думала об этом с того самого момента, как Горан мне об этом нюансе сказал.

— Поясни, пожалуйста, — попросил маг.

— Ишанкар утверждает, что не принимает женщин на некромантию, но в других институтах вообще никогда не было некромантесс, а в Ишанкаре были. Значит, они все равно примут меня, даже если говорят, что сделать этого не могут.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что Сэл не начинал бы это дело, если бы был уверен в его провале. Да и вам было бы глупо тратить четыре года, зная, что меня не только в университет не возьмут, но еще и рано или поздно голову отрубят.

— В таком случае это мое личное решение и моя личная глупость, потому что документы действительно существуют и содержат этот запрет, — убедительно сказал ′т Хоофт. — Тут нет никакой хитрости. Это слишком серьезный вопрос.

— Но сэр Котца сказал, что в Ишанкаре все не то, чем кажется.

— Не в этом случае, — отрезал хет Хоофт.

Он не повысил голос ни на полтона, но Тайра ясно поняла, что спорить дальше бесполезно, и разговор на эту тему окончен.

— Ну а что еще тебе говорил сэр Котца? — спросил Йен после небольшой паузы.

— Сказал, что вы расскажете мне о самом страшном некромантском проклятье.

′Т Хоофт снова удивленно поднял бровь.

— Чтоб ты жил вечно, — сказал он.

— То есть? — не поняла Тайра.

— Чтоб ты жил вечно. Самое страшное некромантское проклятье, — пояснил маг.

— Весьма забавное проклятье в сравнении с другими, которые мне приходилось слышать раньше, — ухмыльнулась Тайра.

— Это радует, — сделал вывод Йен. — Значит, некромантский юмор ты воспримешь нормально. Он у нас несколько специфичный.

— А самая главная некромантская притча, сэр?

— Господин Ректор и об этом проболтался? А тебе не рано еще это знать?

— Я не знаю, сэр. Наставник из нас двоих вы.

— Ладно, — сдался хет Хоофт. — Считай это первым уроком, Ученица. Самая главная некромантская притча вот о чем. Однажды папа вывел в песочницу своего четырехлетнего сынишку. Мальчик играл, строил из песка фигурки и ломал их, а потом снова строил. И тут папа увидел, как по бортику песочницы ползет божья коровка. Он указал на нее сыну, мальчик смотрел-смотрел, а потом взял и раздавил ее ногой. Папа подумал и, глядя довольному своим поступком сыну в глаза, сказал: «А теперь сделай как было».

′Т Хоофт замолчал и снова внимательно посмотрел на Тайру.

— Жизнь и смерть — понятия очень хрупкие, и связаны они теснее, чем в одной только точке перехода, и никто не вправе помещать эту точку перехода туда, куда ему заблагорассудится, даже некроманты, хотя такая привилегия нам доступна. Не можешь сделать, как было до твоего вмешательства — не берись. Некромантия — это в первую очередь наука, и только потом — искусство. Поэтому контроль и дисциплина в некромантии — это фундамент, а их отсутствие — это катастрофа. Контроль и дисциплина. Вот такая непростая мораль.

— А если бы папа был некромантом, сэр, он смог бы сделать, как было?

— Конечно, нет, — ответил ′т Хоофт. — Есть понятие «критические повреждения». Иногда все решают доли секунды, а чтобы вернуть душу в тело, физическая оболочка должна быть готова ее принять. Мы не боги, мы не можем по желанию создать заново какое-либо существо. Мы можем исправить нарушения, но с критическими повреждениями никто еще работать не научился. Если кого-то переедет асфальтовый каток, и его душа успеет уйти в свет, то никакие некроманты и рекреаторы не помогут.

— Рекреаторы?

— Специалисты по воссозданию живых и неживых форм. Так что не можешь сделать, как было — не начинай, — повторил хет Хоофт.

— Понятно, сэр. Думаю, мне до этого еще далеко.

— Не уверен. Сэл рассказал мне, чему он тебя учил. Половину из того, что он тебе уже выдал, тебе знать еще не положено, поэтому я предвижу некоторые трудности.

— Например, какие?

— Например, полную путаницу у тебя в голове. Отсутствие системы еще никому на пользу не шло, — ′т Хоофт нахмурился. — Только интуицией и талантом в некромантии, да и в магии вообще, не обойдешься, нужны твердые знания, а Сэл будто испытывал, на что ты способна, вот и забивал тебе голову всем подряд, до чего тебе еще расти и расти.

Тайра вздохнула. Сэр хет Хоофт в целом был прав.

— А еще что тебе сэр Котца рассказал? — напомнил Йен первоначальную тему разговора.

— Еще он сказал, что я могу приходить к нему в гости, но только когда научусь зависать над землей и ходить по вертикальной стене.

— И как, научилась? — заинтересовался маг.

— Зависать научилась, — сообщила Тайра. — Но только на качелях.

— Это и есть ответ, — кивнул ′т Хоофт. — А со стеной?

— А со стеной никак.

— В смысле?

— Как можно ходить по вертикальной стене?

— А ты где-нибудь видела горизонтальные стены?

Тайра несколько секунд соображала, а потом ей на ум пришла картинка со стражниками на крепостных стенах.

— Так просто, сэр? — не поверила она.

— Мир вообще не особо сложен, — сообщил ′т Хоофт. — Все усложняем мы сами.

Тайра не ответила, обдумывая сказанное Наставником.

— Ты знаешь, сколько лет учатся наши некроманты?

— Горан говорил, что полный цикл обучения длится десять лет. Но я так думаю, что магии учатся всю жизнь, сэр.

— Хорошо, что ты это понимаешь, — кивнул маг. — Поэтому работа предстоит большая. Легко не будет.

— А вы хотели быть некромантом, сэр?

— Это не вопрос выбора, — ответил ′т Хоофт. — Я родился некромантом, мое желание при этом не учитывалось.

— Но вы ведь могли отказаться колдовать.

— Как ты? — он строго посмотрел на нее, и Тайра опустила взгляд. Ей показалось, что он уличил ее в слабости. — Мы не простые маги, Тайра. Даже если ты сознательно откажешься от использования магии, ты все равно будешь жить на двух планах: в мире живых и в мире мертвых. Обычные маги живут лишь в одном мире, мы же балансируем на Грани, и от того, насколько хорошо мы соблюдаем этот баланс, зависит спокойствие и неизменность обоих миров. Ты можешь умирать на время, выходить за Грань в своем теле или без него, воскрешать людей, можешь перемещать души из тела в тело или даже в предметы. Существует соблазн почувствовать себя богом.

— Поэтому Горан говорит, что нормальных некромантов практически нет?

— Вероятно, хотя я судить об этом не берусь.

— Почему, сэр?

— Мы все больны гордыней, особенно ишанкарские некроманты. Мы гораздо сильнее других, у нас система обучения Темным Наукам не прерывалась больше двух тысяч лет. Мы можем гораздо больше и поэтому иногда думаем, что мы боги. Я сам одно время думал, что всесилен. Был глупцом, признаю.

— Сэл всегда говорил, что такие, как мы — избранные.

— Такие, как мы, самые несчастные люди на свете, — без улыбки сказал хет Хоофт. — Так что если смотреть на это с той точки зрения, что мы избраны, чтобы быть несчастными, то Сэл прав.

— Почему вы так говорите, сэр?

— Потому что для того, чтобы родиться некромантом, надо основательно напакостить Богу в прошлой жизни, — маг усмехнулся. — А чтобы родиться некромантессой — и подавно.

— Вы верите в прошлые жизни? — удивилась Тайра.

— Я христианин, — сообщил Йен, — так что я не должен верить в перерождение. Но я некромант, и видел много того, что в концепцию христианства не укладывается, так что, вполне возможно, ортодоксы неправы, и перерождение существует.

— А это правда, что мы прокляты?

— Ересь, — с абсолютной уверенностью сказал маг. — Не забивай себе голову тем, о чем ты не узнаешь до того, как окончательно умрешь. Я понимаю, быть магом — не самая лучшая участь, но что делать. Такова воля Бога. Сложность заключается не в том, чтобы быть магом, а в том, чтобы оставаться при этом человеком. Не смешивать добро и зло.

— Горан говорит то же самое.

— Поэтому он сможет быть Ректором, — так же уверенно сказал ′т Хоофт.

Какое-то время они шли в молчании. Тайре сложно было поверить, что рядом с ней находится человек, которого боится весь магический мир. Она испытывала к нему уважение, хотя знала его только по рассказам Горана, но никакого страха не было и близко.

— Сэр хет Хоофт, Горан говорит, что вас все боятся. И что меня будут бояться.

— Люди боятся плана смерти, — пояснил он. — Это подсознательный страх, так что управлять им простому человеку достаточно сложно. А некроманты, образно выражаясь, одной ногой всегда в другом мире. Люди чувствуют это, хотя объяснить не могут, поэтому возникает страх. Вообще, некроманты очень хорошо управляют своими чувствами и эмоциями. Чем опытнее некромант, тем лучше у него это получается. Ты можешь заставить радоваться, умирать от тоски или бежать в страхе целую толпу.

— Но это же ужасно, когда тебя постоянно все боятся!

— Согласен, — подтвердил маг. — Поэтому мы опять возвращаемся к самоконтролю. Нас учат блокировкам, чтобы наша суть не травмировала других людей, так что в обычное время мы обычные люди, но иногда обстоятельства заставляют раскрываться, как магическим потокам, так и эмоционально. Ты хорошо себя контролируешь, тут Сэлу надо отдать должное, научил, как следует, но этого недостаточно.

— Почему?

— Потому что ты будешь развиваться, способности будут расти. Должна увеличиваться и степень контроля над своей силой.

— Но вы ведь закрыты, сэр, а все равно ваша мощь поражает.

— В определенный момент некромант достигает порога, после которого закрываться бессмысленно. Можно только держать внутренний баланс и контролировать внешний поток. Это общая некромантская особенность. Но тебе придется держать блокировки всю жизнь, особенно когда ты станешь старше. Ты слишком сильна для этого мира.

— Я этого не чувствую.

— Я это чувствую, — криво улыбнулся ′т Хоофт. — И ты почувствуешь, когда вселенная начнет отвечать тебе откатами, соответствующими твоему вмешательству.

— И почему же вы улыбаетесь?

— Пока можно, улыбаюсь, — усмехнулся маг. — Думаю, недолго осталось.

— А Горан говорил, что ни разу не видел, как вы улыбаетесь.

Йен задумался.

— Наверное, действительно, не видел, — пришлось ему согласиться. — Мы с ним общались ровно столько, сколько было необходимо, и всегда по делу, а в делах я серьезен, как и любой другой человек. — Он помолчал и добавил: — Сказать честно, мало, кто видел, как я улыбаюсь. Служба у меня не такая, чтобы улыбаться. Уж какой есть.

— А в нормальной жизни, сэр?

— Что — в нормальной жизни? — переспросил маг.

— В Ишанкаре вы Некромант, а кто вы в нормальной жизни? Какая у вас профессия?

— В Ишанкаре я еще и преподаватель, — ухмыльнулся ′т Хоофт. — Спасибо господину Ректору, веду только две дисциплины, а то бедные студенты давно бы повесились от моих требований. А в нормальной жизни я был патологоанатомом. Там тот же препарат, в общем-то… Но я давно не работаю в полиции. Только Ишанкар. Слишком сложно совмещать службу и нормальную человеческую работу, так что когда меня спрашивают, кто я по профессии, я говорю «патологоанатом-реаниматолог».

— А что такое препарат, сэр?

— Это особенности терминологии. Мы не говорим «труп» или «тело» о рабочем материале, мы говорим «препарат». Терминология важна, потому что она определяет мышление. Если перед словом «труп» человек испытывает страх, то «препарат» в целом безобиден. Ты привыкнешь.

— К трупам?

— К терминологии, — с укоризной сказал ′т Хоофт. — Но и к трупам тоже.

Тайра вздохнула. Об этой части некромантии она старалась не думать, но маг сразу же расставил приоритеты. С физическим планом смерти ей предстояло работать так же, как и с нефизическим.

— А правда, что вы будете учить меня раскапывать могилы и поднимать мертвых?

— Правда. Но не сразу. Сначала я буду учить тебя думать.

— Я умею думать, — обиделась Тайра.

— Думать, как Некромант Ишанкара, не умеешь. Этому придется долго и мучительно учиться, — он даже не усмехнулся. — Если человек с такой силой, как у нас с тобой, не будет думать перед тем, как свою силу применить, случится катастрофа. Большую часть конфликтов магического мира можно решить интеллектуальным противостоянием. Магия — только приложение.

— И когда мы начнем заниматься, сэр?

— Уже начали. Но я должен уладить кое-какие трудности и познакомить тебя с Ишанкаром и некоторыми знаковыми фигурами, от которых многое будет зависеть. Ишанкар ведь не ограничивается сэром Ректором и сэром Будущим Ректором.

— А у вас есть Башня? — Тайра наконец задала вопрос, который интересовал ее больше остальных.

— Есть. Это традиция такая, что у мага обязательно должна быть магическая Башня. В Ишанкаре Башня есть только у нас, но тебе вход туда пока заказан. Рано.

— Понятно, сэр, — грустно согласилась Тайра. А ей так хотелось посмотреть, что же собой представляет настоящая Башня мага!

Йен уловил ее настроение и, словно желая утешить, сказал:

— Если узнать все сразу, жить будет неинтересно. Башня все равно будет твоей, так что хватит печалиться ни о чем.

— Вы в этом уверены, сэр? Что я доживу до этого времени?

— Открою тебе один секрет, — сказал хет Хоофт. — Меня этот факт не радует, но так уж есть. Я еще хуже Сэла. Я согласился на Ученицу не для того, чтобы опустить руки в сложный момент, а их у нас с тобой будет предостаточно. Но я не намерен сдаваться, так что Башня будет твоей, а до этого я основательно попорчу тебе жизнь.

Тайра с сомнением взглянула на мага. Она не могла понять, шутит он или нет — он оставался абсолютно серьезным. ′Т Хоофт какое-то время наблюдал за ней, а потом улыбнулся во все лицо — морщинки лучиками разошлись от уголков его глаз.

— Да, я такой. Ишанкарский монстр.

— Я думала, ишанкарский монстр — это я, сэр.

— Пока нет, но обязательно им станешь. Хотя, у тебя есть свой титул — Ишанкарская Ведьма. Достался тебе по наследству от наших предыдущих дам. Не хуже моего, как мне кажется.

Когда они перестали смеяться, ′т Хоофт остановился и снова взглянул на нее так, словно смотрел в душу.

— Я думаю, на первый раз общения достаточно, — сказал он. — Я сообщу, когда мы увидимся в следующий раз. Полагаю, это будет недели через две-три, не раньше.

— Как скажете, сэр, — Тайра снова согласно кивнула. — А можно вас попросить?

— Я скажу Горану, чтобы он к тебе заглянул, — сказал маг, предугадывая ее просьбу, и Тайра почувствовала, что ее щеки покрываются румянцем.

— До встречи, Ученица, — сказал ′т Хоофт, и Тайра опять увидела едва заметную улыбку на его лице.

Она прижала руку к груди и поклонилась. Теперь этот ритуал стал для нее обязательным.

Когда она выпрямилась, ′т Хоофта нигде не было.

Йен поднялся в свой рабочий кабинет на предпоследнем этаже Башни и выставил основательную защиту, к которой не прибегал вот уже без малого шесть лет. Теперь никто не смог бы подойти к Башне незамеченным ближе, чем на сотню метров, а войти не смог бы абсолютно никто и ничто ни из этого, ни из какого-либо другого мира, кроме того, кого он сам не соизволил бы позвать.

′Т Хоофт не горел желанием общаться с Сэлом, но ему было необходимо, чтобы Сэл ответил ему на один вопрос. Правда, Сэл мог и солгать, и основательно запутать, мог и вообще не ответить, состроить царственную мину и удалиться восвояси, но Йен знал, что поговорить надо. Нужно было только найти в себе силы и вспомнить, как они общались до того дня, который окончательно изменил их отношения в худшую сторону.

Он занял одно из двух кресел, еще раз подумал о том, что к разговору с Сэлом следует относиться как к неприятной необходимости, и послал ему зов.

Долго ждать не пришлось. Они оба хорошо знали свои роли: Йен не стал звать дважды, а Сэл не стал приходить сразу, как зов услышал. Можно было сказать, что пока все было нормально.

Сэл сел на диван напротив ′т Хоофта, все-таки состроил царственную мину — Йен решил не обращать на это внимания, так как именно это и предполагал, — и улыбнулся своей фирменной хищной улыбкой.

— Ну наконец-то Йен хет Хоофт поумнел, — ехидно начал Сэл.

— И тебе долгих лет жизни, — съязвил ′т Хоофт.

— Поражаюсь, как мало вам надо, чтобы вы всем Ишанкаром одновременно поумнели! — Сэл сделал вид, что не заметил, как ′т Хоофт только что мягко его проклял. — Одна маленькая девчонка, а какой катализатор! А если бы я вам ее не подсунул, так и продолжали бы держать нейтралитет и сидеть за высокими стенами?

— Если ты помнишь, эти правила придумал ты. Ишанкар — магический заповедник по твоей воле.

— Йен, я мертв уже не одну тысячу лет, — с укоризной, но не переставая хищно улыбаться, сказал Сэл. — Если бы вам это не нравилось, вы давно бы уже поменяли порядки и вышли в свет.

— Скажи это господину Хранителю.

— Убили бы господина Хранителя и вышли в свет. Ты хочешь поговорить на философские темы?

— Я, как ты знаешь, вообще не хочу с тобой разговаривать. И видеть, впрочем, тоже.

— Я уже давно все забыл, — примирительно сказал Сэл. — Почему бы тебе не последовать моему примеру?

— В последний раз, когда я это делал, все закончилось плохо, поэтому с тех пор я следую только своему примеру.

— Вот так у ишанкарских некросов вырабатывается свой собственный стиль! — Сэл довольно рассмеялся. — Нет худа без добра.

— Какой у нее постэффект? — спросил ′т Хоофт, и улыбка моментально сползла с лица Сэла.

— Как бы тебе сказать…

′Т Хоофт терпеливо ждал. Когда Сэл понял, что Йен ничего выпытывать не станет, с абсолютной уверенностью ответил:

— У нее нет постэффекта.

— Этого не может быть, — возразил ′т Хоофт. — У всех некромантесс есть постэффект.

— У нее постэффекта нет.

— Ересь.

— Я наблюдаю за ней с трех лет, и ни разу не заметил никакого постэффекта.

— В том-то и дело. Не заметил.

— Йен, дорогой, — ′т Хоофт понял, что Сэл начинает злиться. — Я, в отличие от тебя, видел не одну некромантессу, и потому с определенной долей уверенности могу утверждать, что разбираюсь в постэффектах. По крайней мере, способен постэффект усмотреть. У Тайры нет постэффекта, и этим она и уникальна.

— Я не верю.

— Не удивлен, — ничуть не обиделся Сэл. — Я привык, что мне не верят.

— Я сейчас не о тебе, — признался Йен. — Я о природе. Постэффект у некромантесс — это фундаментальный закон, исключений из которого нет, быть не может и не должно. Если ты за все эти годы не заметил у нее постэффекта, это не значит, что его нет.

— Если допустить на мгновение, что прав ты, а не я, то что, по-твоему, это значит?

— Это значит, что все гораздо хуже, чем я себе представляю. Это значит, что меня ожидает нечто, к чему я не буду готов.

— И чего ты боишься?

— Я ничего не боюсь. Но как, ты думаешь, я должен ее обучать, если я не знаю, как отражается на ней ее магия? Какой, к примеру, брать уровень?

— Самый высокий. Пока срывов не было.

— Ты меня не слышишь.

— А ты меня не слушаешь! — повысил голос Сэл. — Я отдал тебе мою девочку, чтобы ты воспитал из нее великого мага, а ты собираешься ходить вокруг да около!

Хет Хоофт поставил локоть на подлокотник и подпер щеку кулаком.

— Уясни одну важную вещь, — все так же спокойно сказал он. — Это теперь моя девочка. Моя. И ты не можешь диктовать мне свои условия. Это моя Ученица, и я буду делать с ней и для нее то, что считаю нужным. Пока я не узнаю, какой у нее постэффект, говорить о ее нормальном обучении просто несерьезно. Я доступно объясняю?

— Ты впустую потратишь время! — Сэл начал понимать, что ′т Хоофта ему не переубедить. — У нее есть знания! У нее есть сила! У нее есть ум! Тебе нужно лишь привести это все в систему и заставить ее практиковаться!

— Я все же подожду с практикой. Если сказать честно, то я надеялся, что ты согласишься мне помочь, но раз ты упорно настаиваешь, что постэффекта у нее нет…

— Настаиваю!

— …то я справлюсь сам. Интересно было поговорить, Сэл.

Сэл понял, что Йен намекает на то, что разговор окончен, но уходить не торопился. Он некоторое время с удовольствием творца созерцал ′т Хоофта, неколебимо восседающего в своем кресле, и, наконец, произнес:

— Йен, я не такой гордец, как тебе кажется. Я признаю, что проворонил ее постэффект, лишь бы ты не дал ей глупо умереть. Но, клянусь тебе, я ни разу не видел у нее постэффекта!

— Ты не видел того, что можно было бы вписать в общий стандарт, но девушка не вписывается в стандартную схему. Думаю, и с ее постэффектом нас ждет засада.

— Нас с тобой? — с надеждой спросил Сэл.

— Нас — в смысле меня и ее, — Йен был непреклонен.

— Ну тогда ищи, — согласился Сэл и усмехнулся. — Найдешь — и я, как настоящий волшебник, исполню твое самое заветное желание.

— Мое заветное желание ты знаешь, — напомнил ′т Хоофт.

— И именно его я и не могу исполнить, — грустно сказал Сэл.

Сэр Котца вытащил из складок одежды апельсин и неторопливо принялся его чистить. Апельсиновые корочки он аккуратно складывал кучкой возле себя, чтобы потом собрать в ладонь и выкинуть в урну.

— Знаешь, какое сейчас время? — спросил он.

— У меня нет часов, сэр, — ответила Тайра.

Сэр Котца довольно заскрипел и прищурился.

— Я не спросил тебя, есть ли у тебя часы. Я спросил, знаешь ли ты, какое сейчас время. Сейчас время учеников! — он многозначительно поднял палец к небу, а потом разломил апельсин и предложил Тайре половину. — В Ишанкаре сейчас время учеников. Через каких-то пять-десять лет университетом будете управлять вы: ты, Горан, Саид… Такие совпадения случаются не так часто. Вы все слишком молоды. Обычно в Совете молодых немного. Наше время уходит.

— Когда вы так говорите, сэр, мне становится грустно, — призналась Тайра. — Будто мы пришли, чтобы разрушить все, что вы создавали и поддерживали.

— Может и так, — снова засмеялся сэр Котца. — Ваша команда-то куда ни глянь — сплошь монстры да неудачники. Один Йен чего стоит.

Тайра почувствовала, что от этих слов где-то в глубине больно кольнуло и стало очень обидно за Наставника, но она не стала уточнять, что господин Ректор имел в виду. Она нахмурилась, но сэр Котца продолжал тихо смеяться, будто ситуация веселила его, дальше некуда.

— Ты знаешь, что мой Наставник, предыдущий господин Ректор Ишанкара сэр Монти, был профессиональным цирковым артистом?

— Нет, сэр, — Тайра невольно улыбнулась.

— Да, он был клоуном. Лучшим из всех, каких мне приходилось видеть! А какую клоунаду он устраивал на всех этих магических Ассамблеях и Конвентах! — сэр Котца улыбался во весь рот. — Сейчас разве что Горан сможет такое повторить.

— Клоун был Ректором Ишанкара?

— Правильный вопрос! — обрадовался сэр Котца. — Клоун был Ректором Ишанкара! А не Ректор Ишанкара был клоуном! Правда, магическое сообщество думает именно так, но нас это нисколько не обижает. В конце концов, чем хуже ректор-клоун или ректор-монах ректора-алкоголика?

— Простите, сэр, я не понимаю вашей логики, — честно сказала Тайра. — Лично мне было бы обидно, если бы моего Ректора называли алкоголиком. Горан не пьет уже много лет.

— А тебе и будет обидно, — спокойно согласился сэр Котца, — потому что его именно так и будут называть, а Горан обратного доказывать не будет, не такой он человек, поэтому и он на каждой Ассамблее и Конвенте будет грешить клоунадой. И это хорошо.

— Это почему?

— Потому что так мы без особого рвения выдерживаем наш канон: «Ишанкар ничего никому не должен». Мы не должны что-то доказывать магическому миру или что-то опровергать. Мы есть, и мы есть сила, а они будут с этим считаться, кем бы ни был наш Ректор.

— Ректоров специально так подбирают, сэр? Чтобы всех шокировать?

— Давай я расскажу тебе одну притчу, — Котца снова заскрипел. — Один молодой человек учился в старших классах, и однажды он и его товарищ решили не пойти на уроки. И вот когда они, счастливые и свободные, гуляли по рынку и грызли каленые орехи, им навстречу попался их учитель. На рыночной площади стоял цирк-шапито, и товарищ, недолго думая, схватил своего друга за рукав и затянул внутрь. В общем, они остались до конца представления, но молодой человек все время смотрел не на арену, а на мужчину в желтом сюртуке. Он сидел на скамейке напротив и смеялся, когда все замирали от страха, и плакал, когда все смеялись. Тогда молодой человек подумал, что мужчина, наверное, тоже исповедует дзен — недаром же он в желтом сюртуке и ведет себя не как все, и когда представление окончилось, подошел к нему, поклонился и спросил, не научит ли он его своей мудрости. — Сэр Котца замолчал и испытующе посмотрел на Тайру.

— И что вам ответил сэр Монти?

— Сэр Монти сказал, что научит, — Ректор усмехнулся. — И научил. До сих пор не могу вернуться обратно в благословенную Лхасу. Мораль, в общем-то, проста, — он развел руками. — Кто ищет истину — найдет печаль.

— Значит, истина — это печаль?

— Мир вообще-то веселая штука, — сообщил сэр Котца. — Это один такой большой Ишанкар, и управляет им тот же Ректор, только Бог. И я сильно подозреваю, что в Боге есть что-то и от клоуна, и от алкоголика… Но когда ты понимаешь, что мир на самом деле состоит из радости, бывает обычно слишком поздно. В этом и заключается печаль.

— Вы Горану тоже так все притчи растолковываете, сэр?

— Когда он был таким же, как и ты, растолковывал, а сейчас он сам способен растолковать что угодно и кому угодно. Он будет великим Ректором!

— А можно еще спросить, сэр? — Тайра просто не могла удержаться. — Вы со всеми студентами так разговариваете или только со мной?

— А что такое? — не понял Ректор.

— Это странно. В моей стране ректоры беседуют со студентами, только если на них какая-нибудь блажь нападает.

— Я разговариваю со всеми, — признался сэр Котца. — С юношами и девушками общаться гораздо интересней, чем со взрослыми, потому что вы еще не научились владеть веером, а они уже забыли, как это делается, — и он снова засмеялся.

— Ну а до сэра Монти? — Тайра решила поспрашивать еще, раз господин Ректор не был против пообщаться.

— До сэра Монти был сэр Джана Нгуту, — сэр Котца расплылся в улыбке. — Высокий и крепкий, как баобаб, и черный, как эбеновое дерево! Я боялся его до ужаса.

— Вы его видели? — перебила Тайра.

— К счастью, не очень много раз, — Ректор засмеялся. — Мне было шестнадцать, ему восемьдесят семь. Он ходил в своих тканых одеждах, обвешанный бусами и всякими черепками и перьями. И посох у него был с навершием из козьей головы. Это была его любимая коза из отцовского стада — Эбебе. Он забрал ее голову с собой, когда пришел в Ишанкар. До того, как Нгуту попал к нам, он шаманил в какой-то деревеньке в Ботсване. Или в Замбии… Не помню.

— Хорошо шаманил, — заметила Тайра, — раз попал в Ишанкар.

— Не то слово! Умнейший был человек! Только читать без запинки научился к тридцати годам, — Котца подмигнул. — Был он очень вспыльчивый, горячая кровь! А из-за его посоха с козьей головой вне Ишанкара долго не могли понять, кто же на самом деле Ректор, а кто Некромант. Сэр да Сильва, некромант сэра Нгуту, был интеллигентом до кончиков пальцев, но Ректор ему достался, прямо скажем, еще тот! Бывало, посмотрит на тебя так, будто взглядом булавку воткнет прямо в сердце. Они так магическое сообщество долго за нос водили!

— Значит, сэр, относительно Ректоров это традиция?

— Я бы сказал, это тенденция, — ответил сэр Котца, не переставая, правда, при этом улыбаться. — Все Ректоры Ишанкара склонны к самоиронии. Как говорит твой Наставник, самоирония — признак человека умного, если она искренняя, и человека коварного, если нет.

— А сэр ′т Хоофт склонен к самоиронии?

— Йен склонен к самоанализу, причем чересчур, на мой взгляд, но и самоирония ему не чужда. Он остался в Ишанкаре за старшего в двадцать восемь, так что без самоиронии ему было не обойтись, — и сэр Котца грустно усмехнулся. — Иногда мне кажется, что Йен до сих пор не привык, что его Наставника нет в живых.

— Он ушел, когда сэру ′т Хоофту было двадцать восемь? — Тайра не смогла бы объяснить, но этот факт ее испугал и огорчил.

— Он ушел из Ишанкара. Оставил должность, — пояснил Ректор. — А умер он позже. С вашей некросовской терминологией не поймешь, что вы имеете в виду. Ушел — не ушел… Говорили бы как все — умер.

— То есть Некромант оставляет службу сразу же, как его Ученик заканчивает обучение?

— Да, если не считать года, отведенного на передачу полномочий.

Тайра задумалась. Если Горан прав, и сэр хет Хоофт вообще не хотел брать Ученика, то он оставит ее при первой возможности, приблизительно через четырнадцать лет. Ей стало жалко себя, словно он бросил ее уже сейчас, одну, в чужом, незнакомом, полном абсурда магическом мире, а четырнадцать лет показались ей ничтожно малым сроком.

— Значит, сэр хет Хоофт тоже оставит меня, когда придет время, — грустно сказала Тайра.

Ректор внимательно посмотрел на нее, и на его лице снова медленно появилась улыбка.

— Это просто прекрасно! Это просто замечательно!

— Что тут замечательного, сэр? — Тайра призналась себе, что иногда ее раздражает вечная идиотская веселость господина Ректора.

— Что вы с Йеном друг другу еще никто, а ты уже печалишься о том, что он тебя оставит!

Тайра вздохнула и отвернулась. Ей было удивительно и абсолютно непонятно, как Горан понимает его с полуслова. Сэр Котца опять тихонько засмеялся и принялся за второй апельсин.

Неподалеку от их скамейки в траве возился мальчишка лет десяти. Он собирал упавшие абрикосы, вытирал их о край своей рубашки, ловко вынимал косточку и отправлял желтые половинки в рот. Когда абрикосы в траве закончились, он поднялся и принялся рвать их с веток. Мальчишка был долговязым и нескладным, движения его были резкими, а очки с круглыми стеклами и черные коротко стриженые кудри и вовсе придавали ему вид человека не от мира сего.

— Тебе придется многое выучить, прежде чем Йен начнет учить тебя специализации, — мечтательно произнес сэр Котца, и Тайра снова повернулась к нему. — Если бы я был молод, я выучил бы гораздо больше, чем мне удалось к этому моменту.

— Сэр ′т Хоофт уже меня обрадовал. Сначала я должна буду выучить Закон и арабский язык. Сказал, что без этого я не смогу в достаточной степени пользоваться нашей Библиотекой.

— Ну Библиотекой ты даже после того, как Закон и арабский выучишь, не сможешь пользоваться в достаточной степени, — засмеялся сэр Котца. — Допуски и их отсутствие изрядно будут портить тебе жизнь. А вообще, арабский у нас знают все. Обычно он дается нашим легче, чем Закон.

— А вам?

— А мне в полной мере не далось ни то, ни другое. Но я не отчаиваюсь. Вокруг меня много умных людей, так что я могу не беспокоиться. Кто-нибудь всегда поможет мне справиться с моими обязанностями.

Тайра в очередной раз поразилась его деткой наивности, но тут же напомнила себе, что в Ишанкаре все не то, чем кажется, и на самом деле рядом с ней сидит не добродушный монах, а один из самых умных, опасных и влиятельных людей магического мира.

— А почему у нас официально принят арабский, сэр?

— У нас официально приняты арабский и английский, — уточнил Ректор. — А арабский потому, что мы по своей философии ближе к Востоку. В Европу за всю свою историю мы лезли только по необходимости.

— А в Европе официальными считаются другие языки?

— Ну не арабский точно, — сэр Котца довольно заскрипел. — Вообще-то сейчас есть пять официальных языков магического сообщества: английский, немецкий, арабский, старопровансальский и латинский. Древние книги без них не прочтешь, особенно без последних трех. Учить много, да-а-а…

Сэр Котца отложил недочищеный апельсин и выхватил из воздуха тонкий прутик.

— Смотри, — сказал он. — Арабский язык красивый. Без него нельзя понять философию Ишанкара!

Он аккуратно вывел на песке возле скамейки арабское слово. Тайра следила за тем, как прутик скользит по песку, ни разу не отрываясь от него. Ректор дописал буквы и легкими росчерками расставил огласовки.

— Это значит «Ишанкар». А это — «господин Ректор». А это твое имя, — и он нарисовал еще несколько связанных между собой знаков. — А это, — он вывел еще одну надпись рядом с ее именем, — «Лхаса». Видишь? Это красиво.

Тайра вздохнула. Она всегда хотела быть лингвистом, и может быть даже специализироваться на языках Востока, но никогда всерьез не думала про арабистику. Теперь судьба предоставила ей эту возможность.

Пока она внимательно разглядывала сделанные Ректором надписи, долговязый мальчишка подошел к ним и встал рядом. Он тоже заинтересовался нанесенным на песок арабским узором, какое-то время рассматривал его, а потом что-то сказал сэру Котце. Тайра не поняла ни слова — мальчик говорил на арабском, а считать с него язык почему-то не получилось. Сэр Котца ответил, но мальчик упорно тыкал пальцем в последнее слово, и Тайра поняла, что они спорят. Потом Ректор улыбнулся, развел руками, словно признавая свое поражение, и мальчик с довольным видом удалился туда, откуда пришел.

— Это кто? — спросила Тайра.

— Это Саид, преемник нашего нынешнего господина Хранителя Закона Ишанкара. Время учеников! — он снова многозначительно поднял палец верх.

— Ему лет десять.

— Одиннадцать с половиной, — уточнил Ректор. — В пятнадцать он станет Хранителем. У него мало времени.

— И как он успеет выучить все, что необходимо, за четыре года?

— У Хранителей другая система обучения, — сказал сэр Котца. — В наше время Хранители живут мало, не больше сорока-сорока пяти лет. Раньше жили дольше, как все остальные люди. Когда-то в древности кто-то из магов решил, что обучение — это трата драгоценного времени, и знания можно передавать иначе. Были разработаны различные системы передачи опыта, но все, что происходит неестественным путем, в той или иной мере обречено, — Ректор на пару секунд замолчал, давая ей возможность осмыслить сказанное. — Хранитель выбирает себе преемника среди мальчиков восьми-десяти лет. Когда мальчику исполняется пятнадцать, Хранитель передает ему свои знания посредством определенного ритуала, а сам умирает. Но с передачей знаний передается и часть личности предыдущего Хранителя. Наш нынешний господин Хранитель Закона Ишанкара — Малик аль-Фарид. Малик — это его настоящее имя, а Фарид — это имя Хранителя, который был до него. А «аль-Фарид» в данном случае его прозвище, и означает оно «принадлежащий Фариду». Так что Саид, когда придет его время, будет зваться аль-Малик.

— А почему они так мало живут?

— Нервные связи изнашиваются быстрее, чем у обычных людей, — вздохнул сэр Котца. — Поэтому при целой и физически здоровой телесной оболочке начинаются проблемы с головой, и тогда он находит себе преемника, воспитывает его, а когда Хранителю приходит время уходить, он зовет Некроманта, который и помогает совершить перенос. Преемник уже никак не может избежать своей судьбы, поэтому они и называют каждого последующего собственностью, рабом предыдущего, хотя собственно слово «раб» — «абд» по-арабски — не используют, чтобы соблюсти приличия.

— То есть Саиду достанутся не только знания, но и все личности всех Хранителей, которые были до него?

— Хранителей обучают специальным психотехникам, они способны в нужный момент вызывать любую свою личность, видеть ее глазами, помнить ее памятью, поэтому они все неуравновешенные. Так что тебе придется терпеть. Весь Ишанкар терпит, и тебе придется, — и Ректор радостно заскрипел.

После услышанного Тайра его веселья поддержать не могла.

— И что сказал вам Саид, сэр?

— Сказал, что я неправильно написал последнее слово, — Ректор посмотрел на нее с хитрой улыбкой. — А я сказал, что написал правильно. Но на самом деле, я, конечно, написал его неверно. Но Саиду сказал, что ошибки нет.

— Так ошибка в слове есть или нет? — не поняла Тайра.

— Давай я тебе расскажу еще одну притчу! — Ректор рассмеялся. — У одного генерала был очень умный адъютант. Все в нем было хорошо, кроме одного: адъютант не различал право и лево. И как только его ни учили, он, хотя и очень старался запомнить, все равно путал левую и правую сторону. И вот однажды во время войны адъютант повел генеральскую лошадь попить воды к горной речке и увидел, что неприятель решил незаметно подобраться к их ставке. Он прибежал в лагерь и сказал генералу, что враги подбираются к ним справа. Он сильно сосредоточился и назвал правильную сторону, но генерал подумал, что адъютант переволновался и ошибся, и выслал отряд влево. Но один из командиров решил проверить, а вдруг адъютант не ошибся, и повел своих людей вправо. И что ты думаешь? — Котца внимательно посмотрел на нее. — Никто не ошибся! Адъютант не ошибся! Но и генерал не ошибся! Они отразили атаку с обеих сторон! С обеих!

Тайра усмехнулась. Ректор явно играл в Дар Элайя, но без знания арабского разобраться в его игре было невозможно. Он только что убедил ее в том, что надо срочно начинать учить язык, причем обыкновенным, а не магическим, путем, иначе через пять лет даже этот мальчишка Саид сможет обыгрывать ее в простейших партиях, а уступить Хранителю звание Господина Игры для Некроманта Ишанкара было неприемлемо.

— Вынужден тебя кое с кем познакомить, — начал ′т Хоофт, когда Ректор удалился. — Герр Гюнтер Вальден. Мой бывший Страж.

— Почему бывший?

— Потому что я освободил его от Долга много лет назад.

— А почему освободили, сэр?

— Во-первых, потому, что больше не считал возможным рисковать его жизнью ради своей. Ишанкарские Стражи должны быть готовы умереть ради своего мага, их так обучают. Их Долг — защищать мага любой ценой. Однажды я оценил свои силы и посчитал, что могу защитить себя сам, — ′т Хоофт многозначительно посмотрел на Тайру. — Во-вторых, за многие годы Гюнтер стал мне другом, а отношения «маг-страж» в определенных обстоятельствах подразумевают жесткую субординацию. Нас это никогда не обременяло, потому что каждый из нас знал свое место, но я не захотел больше приказывать другу. А в-третьих, я решил, что Гюнтер достаточно служил мне и имеет право принимать решения относительно своей судьбы самостоятельно.

— Значит, сэр, Стражи находятся в полном подчинении у своего мага?

— Формально да, но не все так однозначно. Над Стражами помимо мага есть еще и Командор, и Закон, и Устав, и господин Ректор, и не только он. Иерархия подчинения, которая в условиях Ишанкара не так проста, — ′т Хоофт опять посмотрел на Ученицу. — Извини, я пока не такой мастер, как сэр Котца, чтобы объяснять сложные вещи в простых понятиях.

Тайра чуть улыбнулась. Ей нравилась откровенность сэра хет Хоофта.

— Так вот Гюнтер, — продолжил маг, — на первый взгляд — не самый дружелюбный человек. Да и на второй и третий тоже, но он нам нужен.

— Зачем?

— Затем, что кто-то должен научить тебя владеть оружием. Давай будем называть вещи своими именами, как договорились, — в очередной раз предложил Йен. — Твое декоративное искусство фехтования не поможет тебе продержаться против самого слабого лигийца и полминуты. Гюнтер обучит тебя философии боя и поставит тебе технику. Если учиться драться — то у лучших.

— А если я не смогу? — Тайру уже настораживало то, что она услышала о Гюнтере.

— Все так говорят, — усмехнулся хет Хоофт, — но он не слушает. Если ты пришла к нему, то остаешься до конца. Если уходишь, то больше он назад не принимает, зато его девчонки в бою стоят лучших лигийцев.

— Девчонки?

— Гюнтер, после того как я его освободил, сначала не знал, что делать со своей свободой. В нормальной жизни он обычный фермер из Вестфалии. Ему надо было не растерять свои боевые навыки, вот он и решил остаться в Ишанкаре. Он тренирует девушек. Хотя, я бы сказал, он их дрессирует самым жестким образом.

— И меня ждет то же самое?

— Возможно, — уклонился от ответа хет Хоофт.

— Почему возможно, сэр?

— Потому что он может свернуть тебе шею раньше, чем осознает, что сделал.

Тайра непонимающе воззрилась на Наставника.

— Гюнтер суеверен, — пояснил ′т Хоофт. — Он искренне желает, чтобы в Ишанкаре больше никогда не было некромантесс, и до смерти боится, что все сказки о том, что Зулейха вернется, правдивы.

— Но он ведь взрослый мужчина! — поразилась Тайра.

— Не суди его строго, — осадил ее ′т Хоофт. — Во-первых, он слишком много времени провел возле некроманта и навидался всякого. Тут во что хочешь поверишь. Во-вторых, некромантесс боятся все, потому что вы нестабильны. Ну и в-третьих, у взрослых страхов гораздо больше, чем у детей, и они гораздо сильнее, потому что обоснованы с логических позиций. Так что назвать Гюнтера трусом я бы никогда не рискнул.

— Себе дороже, — буркнула Тайра.

Йен усмехнулся и кивнул.

Свернув трижды куда-то вглубь территории, они подошли к площадке для тренировок. Что-то подобное Тайра видела в фильмах про Шаолинь и за забором военной части неподалеку от дома Хидамари, так что особого впечатления на нее не произвело ничего, кроме оружейной стойки. Помимо тренировочного оружия, деревянных мечей и металлических реплик на стойке красовались самые настоящие клинки. Их наточенные лезвия в отвесно падающих солнечных лучах отсвечивали синевой.

— Они настоящие, — поделилась она наблюдением с Наставником.

— Слишком, я бы сказал, — подтвердил маг.

На площадке упражнялись человек десять девушек года на два старше Тайры. Тайра представила, как хорошо сюда вписалась бы Хи, и что не она, а Хидамари, должна была быть здесь. Вот кто был бы в своей стихии…

— Я им в подметки не гожусь, — с сожалением заметила Тайра.

— Хорошо, что ты это осознаешь, но это не повод опускать руки. Это повод учиться. Выбора у тебя все равно нет. Только не забывай, что ты маг, а не воин, а защитить себя Гюнтер тебя научит. Лучше его девчонок ты не будешь, но до их уровня он тебя подтянет.

— Вы оптимист, сэр.

— С моей специализацией быть пессимистом — так проще сразу пойти и в землю лечь.

Хет Хоофт дождался, пока Гюнтер обернется в их сторону, и махнул ему рукой. Тот положил на скамейку бамбуковую палку, которой нещадно подсекал девчонок, если они ошибались в стойке, как делал и Фукуяма-сан, и двинулся к ним.

Он подошел и, не обращая никакого внимания на Тайру, чуть кивнул, дотронулся пальцами до груди там, где находилось сердце, и пожал сэру ′т Хоофту руку. Тайре на секунду показалось, что ладонь Наставника останется в лапе Гюнтера, но сэр ′т Хоофт с честью выдержал это испытание приветствием: видимо, давно привык.

— Что на этот раз в лесу сдохло? — Гюнтер начал разговор без особых расшаркиваний. — Сто лет тебя не видел праздно шатающимся по университету.

— А я не праздно шатаюсь, — усмехнулся ′т Хоофт. — Я при исполнении.

— При исполнении, значит, — Гюнтер нахмурился. — И какая на этот раз у нас задница случилась?

— Ты слова бы выбирал, — ′т Хоофт взглядом указал на Тайру.

— И не подумаю! Горан трезвый, в своем уме, да вообще живой спустя столько-то лет, плюс еще Йен хет Хоофт при исполнении в сумме дают не просто задницу, а большую задницу! — Гюнтер грозно посмотрел на Тайру, словно говорил это специально для нее, и вернулся к ′т Хоофту. — Чего тебя принесло?

— Я тебе девушку привел.

— Мог бы не трудиться. Я себе сам девушек найти могу.

— Да? А я думал, что ты женат и тебя от девчонок тошнит.

— Или говоришь, зачем пришел, или вали и не мешай работать!

— Посмотри ее, — попросил ′т Хоофт, став серьезным, и чуть подтолкнул Тайру вперед. — Скажешь, на что она годится.

Гюнтер смерил ее оценивающим взглядом, в котором Тайра рассмотрела презрение и раздражение от того, что его заставляют тратить свое время на заведомо бесполезное дело, и взглянул на ′т Хоофта.

— Посмотрел, — сообщил он.

— И что скажешь?

— Если ты решил вручить ее мне, то нет. Оружие — это не ее. Она наверняка способна хорошо вышивать крестиком и печь пирожки. Хотя нет, пирожки, пожалуй, не стоит. Ей и так надо скинуть килограммов десять, если не больше. Лучше пусть вышивает.

При всей правдивости слов Гюнтера Тайра подумала, что он не производит впечатления дружелюбного человека и с пятого, и с десятого взгляда.

— И все же я настаиваю, — мягко, но требовательно сказал ′т Хоофт. — Посмотри ее.

Гюнтер пару секунд глядел на ′т Хоофта, как родитель на маленького ребенка, который не отступит и вообще может разреветься, если не получит свое, а потом молниеносно выкинул руку в сторону. Тайра едва успела отскочить, и его кулак пронесся мимо ее уха. Ей внезапно и одновременно вспомнились все прочитанные когда-то древнегерманские легенды, Брунгильда, Зигфрид, суровые, одетые в медвежьи шкуры, воины, и она подумала, что Гюнтеру самое место именно там, причем с копьем в спине. Впрочем, в Вестфалии Рейн тоже протекал, так что такое развитие событий было потенциально возможным.

— Я не просил ее убить, Гюнтер, — спокойно сказал хет Хоофт.

— Ну ладно, — Гюнтер хрустнул костяшками пальцев. — Я тебя предупреждал, Йен, что это бессмысленная затея. У меня многолетний опыт. Если я говорю, что девица не потянет, значит, она не потянет. — Он обернулся к Тайре и добавил: — Ничего личного, как ты понимаешь.

Тайра старалась разглядывать его не слишком открыто. Гюнтер был высоким крепким мужчиной приблизительно одного с Наставником возраста, может даже чуть младше. Впрочем, Горан говорил, что сэр хет Хоофт выглядел старше своих лет, так что они с Гюнтером вполне могли быть ровесниками — возраст Тайра определять не умела. У Гюнтера была короткая стрижка, как у всех военных в американских боевиках, не однажды сломанный нос, шрам на верхней губе и голубые глаза, как у истинного арийца. Тайра почему-то была уверена, что, несмотря на его манеру общения, его арийский послужной список состоял из одних идеальных рекомендаций вроде «не был — не имел — не привлекался — не состоял». Гюнтер был одет в камуфляжные натовские штаны и такую же майку, которая нисколько не скрывала его прокачанного тренированного тела. У самого Гюнтера, в отличие от нее, не было ни грамма лишнего жира. Вообще не было ни грамма жира.

Гюнтер недолго разглядывал ее, а потом снова сделал выпад, на этот раз зайдя со стороны и пытаясь подсечкой сбить ее с ног. Тайра подпрыгнула, его нога проскользила в сантиметре от земли, но радоваться было рано. Гюнтер ударил ее ребром ладони в поясницу с такой силой, что Тайра пролетела полметра вперед и пришла в себя, уже стоя на четвереньках на земле. Ей показалось, что он выбил ей позвонок или два, но она поднялась с колен и выпрямилась, стараясь не показать, что для внутреннего зрения позвоночник от боли светится оранжево-красным.

— Еще? — мрачно спросил Гюнтер у ′т Хоофта.

Маг кивнул.

Гюнтер неодобрительно покачал головой и снова атаковал. Тайра не заметила, как оказалась лицом в пыли. Гюнтер, коленкой прижимая ее к земле, держал обе ее руки в одной своей ладони. Поясница просто раскалывалась.

— Может, лучше крестиком? — спросил он, наклонившись к ее уху.

— Я только гладью умею, — огрызнулась Тайра.

Он ее злил. Он даже не давал ей шанса показать, что она может! Хотя могла она, как оказалось, не слишком много.

Гюнтер усмехнулся и позволил ей встать.

— Где ты это откопал, Йен?

— Это не я, — открестился ′т Хоофт. — Это Горан и сэр Котца.

— Вот что я вам скажу, — Гюнтер упер руки в бока. — Не портили бы вы девчонке жизнь. Пусть занимается чем-нибудь еще. Йога тоже не самое плохое времяпрепровождение. К себе я ее не возьму.

— Почему нет? Все с чего-нибудь начинают. Она не нулевая, сам видишь.

— Я сказал нет, — отрезал Гюнтер.

— Приведи весомый аргумент, — предложил маг. — Пока я вижу только твои эмоции.

Тайра, конечно, ожидала очередного его нападения, и когда Гюнтер решил привести сэру ′т Хоофту аргумент, успела выставить блок, останавливая прямой удар ноги, нацеленный ей в живот. Гюнтер со скоростью света переместился ей за спину и без особого труда завернул ей руку почти за лопатку — от боли перед глазами запрыгали искры — а другой рукой зажал ей горло и свернул набок голову так, что задумай Тайра шевельнуться, сломалась бы не только рука, но и шея. Тайра осознала свое полное бессилие и невозможность хоть как-то противостоять этому свирепому человеку, и почувствовала такой гнев, что боль практически отступила. Гюнтер абсолютно не соизмерял силу и, казалось, вообще не принимал в расчет то, что перед ним не опытный воин, а тринадцатилетняя девчонка, которая если и держала в руках настоящее оружие, то только в эстетических целях, а дралась только на тренировках и показательных выступлениях. Похоже, он вознамерился ее убить, и Тайре захотелось сделать с ним то же самое, только своим, магическим, образом.

— Гюнтер, — мягко позвал его Йен.

Гюнтер посмотрел в его сторону с выражением презрения и абсолютной бесполезности ′т Хоофтовской затеи относительно девчонки, которую сейчас держал в железных тисках своих рук.

— Лучше не зли ее, — внятно произнося каждое слово, попросил ′т Хоофт.

— А то что? — с вызовом рыкнул Гюнтер.

— Сам не знаю, — маг пожал плечами.

Гюнтер некоторое время смотрел на друга, и постепенно с его лица сползала гримаса презрения и злости, и оно становилось каменным. Он медленно разжал хватку, позволил Тайре нормально вздохнуть, а потом отшвырнул ее от себя.

Не отводя взгляда от хет Хоофта, Гюнтер решительным шагом подошел к нему.

Тайра подумала, что сейчас он разорвет и его.

Гюнтер взял ′т Хоофта за плечо, так, словно хотел не просто поговорить подальше от чужих ушей, а отвести в темную подворотню и переломать все кости. Маг практически никак не отреагировал, спокойно снял руку Гюнтера со своего плеча и отошел на несколько шагов под старый раскидистый дуб.

— Я сейчас вот пожалел, что не родился дебилом, — сквозь зубы сказал Гюнтер. — Ты никак совсем в уме повредился, Йен.

— Страшно? — расплываясь в широкой улыбке, поинтересовался ′т Хоофт.

— Ты совсем больной? — зло спросил Гюнтер и толкнул его в грудь. — Ты чему радуешься? Ты кого мне притащил?!

— Спокойно, — маг не мог сдержать улыбки. — Спокойно…

— Спокоен я буду теперь очень нескоро!

— И как долго мне ждать, пока ты успокоишься? — ′т Хоофт посмотрел на часы.

— Пока она не сдохнет! — рявкнул Гюнтер. — Или ты мне ее для этого привел? Чтобы я ее быстро отправил к подружке Зулейхе?

— Нет, — усмехнулся Йен, — это в наши планы не входит.

— В наши? В наши?! Ты наконец-то взял Ученика?

— Сам не верю.

— Лучше бы ты… А, черт! — Гюнтер помотал головой, так как цензурных слов у него явно не было. — А я-то все думал, кому удастся дожить до заката Ишанкара?

— Заканчивай паниковать, Гюнтер, я от вашей паники уже устал, — перестал улыбаться ′т Хоофт.

— Ты устал? Уже? Тебе с ней возиться лет пятнадцать!

— Ну вот видишь, а ты «сдохнет» да «сдохнет».

— Мне ты ее зачем привел?

— Я уже сказал. Возьми ее к своим девчонкам. Научи ее драться.

— Я тебе тоже уже сказал, что это бесцельная трата времени!

— Ей нужно уметь себя защищать. Лига долго спать не будет, если весь Ишанкар будет ходить с выпученными от страха глазами. Так мы сами выдадим ее быстрее, чем о ней узнают на стороне.

— А может, это и лучше, Йен? — участливо поинтересовался Гюнтер.

— Если бы я считал именно так, я бы не согласился взять ее Ученицей.

— Вот и учи ее сам! Меч в руках держать умеешь не хуже меня!

— Хуже. Более того, я маг. Я не могу учить ее владению оружием, — казалось, вывести хет Хоофта из себя просто невозможно.

— А я не хочу. Мало того, что я ее боюсь, — Гюнтер трижды сплюнул через плечо, — я считаю эту затею бесполезной. Она все равно умрет!

— Ишанкарские Некроманты не умирают.

— Не пори чушь! — Гюнтер сплюнул теперь уже себе под ноги. — Я всегда относился к тебе с уважением, но это уже слишком. Скажу тебе, как твой бывший Страж и как твой друг: это опасная затея! Это ужасно глупая и опасная затея! Эта девочка не стоит того, чтобы ты ради нее угробил свою жизнь!

— Я свою жизнь уже угробил, — не стал возражать маг. — Но угробить ее жизнь не имею права. Я за нее теперь отвечаю.

— Каким это образом ты собрался за нее отвечать? — прорычал Гюнтер. — Будешь бегать за ней и подставляться вместо нее? Будешь сам прикрывать от всех?

— Не имел такого намерения, поэтому и прошу тебя научить ее драться.

— Нет и еще раз нет! Отвали, Йен. Ты мне теперь приказывать не можешь. И забудем про этот разговор.

— И куда я должен, с позволения спросить, отвалить?

— Куда хочешь, — Гюнтер похлопал его по плечу, развернулся и направился к тренировочной площадке.

— Ну, — вздохнул маг, — тогда я хочу к Гу.

Гюнтер замер на месте, медленно, на полкорпуса, повернулся к ′т Хоофту, зло сверкнул глазами и вернулся обратно.

— Я с самого начала думал, что женщина сладит с ней лучше тебя, — как ни в чем не бывало продолжил ′т Хоофт.

— Вот не надо брать меня на принцип! Я на это не ведусь! — напомнил Гюнтер.

— Я знаю, — ответил Йен. — Я и не думал тебя разводить. Мне просто необходим человек, который будет ее тренировать. Если не ты, то Гу — это лучший и единственный, надо сказать, оставшийся вариант.

— Ты же сказал, что не хочешь отдавать ее Лиге? — прищурившись, спросил Гюнтер.

— Именно так я и сказал.

Они какое-то время смотрели друг на друга, потом Гюнтер усмехнулся, упер руки в бока и строго взглянул на ′т Хоофта.

— Йен, я ведь тебе всегда верил…

— Сейчас что-то изменилось?

— Если что, убью обоих, — пообещал Гюнтер, — хоть уже и не имею на это права. Клянусь тебе, чертова нечисть! Обоих!

Он повернулся к магу спиной, исподлобья посмотрел на Тайру и поманил ее пальцем.

Тайра, все это время внимательно наблюдавшая за их разговором, не двинулась с места, но перевела взгляд на сэра ′т Хоофта, ожидая его реакции. Тот едва заметно кивнул.

— Иди сюда, как тебя там? — позвал Гюнтер.

Тайра подошла и остановилась в недосягаемости для его удара. Гюнтер в очередной раз смерил ее безжалостным оценивающим взглядом, и в нем больше не было презрения и недовольства. Она чувствовала его страх, но Гюнтер, пересиливая его, старался заставить себя смотреть на нее непредвзято.

— Слушай внимательно, второй раз повторять не буду, — строго начал он. — Первое. Не реветь! Второе. Не жаловаться! Третье. Не пропускать тренировки! Но это не самое основное. Основное то, что ваши девчоночьи проблемы меня абсолютно не интересуют. Особенно ваши любимые три «М»: маникюр, месячные и муси-пуси. Этого в моем мире не существует! И так как ты приходишь в мой мир, для тебя теперь этого тоже не существует. Понятно?

— Понятно.

— Понятно, герр Вальден, — прорычал Гюнтер.

— Понятно, герр Вальден, — повторила Тайра.

— А для тебя под запретом еще и четвертая «М». Никакой магии! Не при мне! Есть у тебя вон, — Гюнтер кивнул на хет Хоофта, — вот с ним и колдуй. Поняла?

— Да, герр Вальден.

— А теперь валите оба с глаз моих долой! — сказал Гюнтер уже ′т Хоофту.

Маг протянул ему руку, Гюнтер резко ее пожал и направился к площадке.

′Т Хоофт чуть подмигнул Тайре. Она с облегчением вздохнула.

Тело ломало, словно она побывала в бетономешалке. Можно было приблизительно представить, что ее ожидало на тренировках, и Тайра подумала, что только что сэр хет Хоофт ненавязчиво заставил ее подписаться под собственным смертным приговором. Маг легко провел ладонью вдоль ее спины, и боль отступила.

— Это Дар Элайя, сэр? — спросила Тайра. — Вы ведь заставили его согласиться хитростью?

— Это не Дар Элайя. Я стараюсь по возможности в это не играть. Просто я очень хорошо знаю Гюнтера и некоторые его слабые места.

— А почему вы не играете?

— Потому что я слишком сильный игрок, — без тени смущения ответил ′т Хоофт. — Мое участие в игре может нарушить равновесие. Чтобы вступить в игру, нужен серьезный повод. У меня такого повода нет уже лет десять, и я его не ищу. А еще я от всяких игр устал.

— От этого можно устать?

— Это только называется игрой, потому что игра подразумевает под собой мастерство и изящество исполнения. На самом деле это шахматы, в которых вместо фигур живые люди.

Тайра замолчала, обдумывая сказанное Наставником. Они шли по садовой дорожке уже минут пять, но ни один человек не попался им навстречу.

— Это Внутренние Сады, — пояснил ′т Хоофт. — Самое сердце Ишанкара. Тут только деревья, цветы, вода и тишина. Когда я первый раз здесь оказался, я думал, что в Ишанкаре слишком мало людей, и что я попал в университет во времена его упадка. Но на самом деле все наоборот. Когда во Внутренних Садах ходят толпы, значит, у нас не самый легкий период.

— Кто-то же за всем этим ухаживает?

— Логично, — усмехнулся Йен. — У нас есть должность садовника, Архитектор садовой гармонии называется. Сейчас это пани Эдвина. Она по основной профессии сексопатолог, так что про пестики и тычинки знает все, и поэтому же я вас пока знакомить не буду. Рановато тебе еще про пестики и тычинки.

Тайра тихонько засмеялась и подумала, что если у Наставника есть дети, то они уж точно возвращаются домой не позже десяти вечера.

— Я оставлю тебя тут на некоторое время, — сказал ′т Хоофт. — Мне нужно зайти в Цитадель. Вернусь через полчаса.

Когда он скрылся за кустами сирени, растущими по бокам дорожки и смыкающимися сверху, словно полог, Тайра осмотрелась.

Садовая дорожка была выложена белым и розовым мрамором. С обеих сторон от нее были насыпаны полосы белого песка, поэтому издалека казалось, что по саду раскатано полотно ковра. Было тихо, где-то в высоте в листьях перекликались птицы, и Тайре вспомнился ее первый визит в университет. Она еще какое-то время постояла, поражаясь тому, как плотно пригнана друг к другу мраморная плитка, и шагнула с дорожки на газон.

Все здесь носило оттенок нереальности. И молодая зеленая трава, какой просто не могло сейчас быть, и огромные чайные розы всех цветов и оттенков, и множество неизвестных ей цветов и трав, пахнущих переходящим в осень летом, и аккуратные, ухоженные деревья с темно-зелеными листьями и матовой коричневой корой. Это напоминало иллюстрации из книги волшебных сказок, которую мама привезла из командировки в Минск, и которую Тайра не снимала с книжной полки уже года два. Теперь ей ужасно захотелось пролистать ее глянцевые страницы и убедиться, что книга не имеет с Ишанкаром ничего общего. Тайре стало казаться, что тайна и красота Внутренних Садов не должна покинуть пределов университета, и может именно поэтому Наставник назвал Внутренние Сады сердцем Ишанкара.

Тайра бродила между деревьями, не слишком удаляясь от дорожки, пока не вышла к искусственному пруду, у дальнего берега поросшему осокой и рогозом. Неподалеку от пруда стояла деревянная скамейка, выкрашенная в белый цвет. Причудливо изогнутые металлические ножки исчезали в траве, и можно было подумать, что скамейка оказалась здесь абсолютно случайно или на ней очень давно никто не сидел. В двух метрах от нее росло абрикосовое дерево, но абрикосов на нем было немного. Тайра сорвала два, до которых смогла дотянуться.

В пруду отражалось небо. Тайра подошла к воде и взглянула на свое отражение. Волосы давно пора было подровнять или вообще заколоть заколкой, как говорила мама. Тайра всегда думала, что настоящие маги исполнены величия и мудрости, она же совсем не походила на великого мага и никак не могла привыкнуть к своему новому статусу общемирового проклятья. Впрочем, и мировой ужас по ее представлениям должен был выглядеть совсем иначе. Она не совершила еще ничего, сколько-нибудь ужасного, она вообще еще ничего не совершила, а взрослые люди уже боялись ее за глаза. Тайра опустила руку в воду и смазала свое отражение.

— Купаться не сезон, — откуда-то из-за спины раздался низкий женский голос.

Тайра встала, обернулась и поклонилась, как ее учил сэр ′т Хоофт. Хозяйка голоса стояла возле скамейки и была одета в строгий серый костюм и туфли на шпильке, в руке у нее было несколько объемных папок с бумагами, которые не падали на землю только потому, что она прижимала их к груди. Женщина была среднего роста, полноватой, с темными, уложенными волнами волосами, и Тайра подумала, что она вполне могла быть каким-нибудь начальником. Женщина внимательно рассматривала Тайру поверх золотой оправы очков, а потом подошла к ней.

— Я так понимаю, ты Ученица хет Хоофта, Тайра аль′Кхасса?

— Да, мэм, только почему аль′Кхасса? — не поняла Тайра.

— Потому что сэр Котца так назвал тебя еще неделю назад, — пояснила женщина. — Я тоже подумала, что это его очередная дзенская шутка, но теперь его шутка стала твоим именем.

Тайра с удивлением смотрела на собеседницу и пыталась быстро сообразить, откуда могло взяться такое странное слово «аль′Кхасса». Последний раз она видела Ректора примерно час назад. Он, как обычно, рассказывал байки и писал прутиком на песке арабские слова… Но это было никак не на прошлой неделе!

— Это была ошибка в написании слова, мэм. Сэр Котца ошибся в арабском письме.

— Ну тогда понятно, — усмехнулась женщина. — Арабский он так и не выучил, скажу тебе по секрету, хотя этот секрет всем известен. Как бы там ни было по-настоящему, наши в Ишанкаре уже зовут тебя аль′Кхасса. А я Эстер Айзекс, Первый Проректор, — представилась собеседница. — Надеюсь, через несколько лет познакомимся поближе, но так как этого может и не произойти, мне повезло, что я увидела тебя раньше.

— Вы тоже думаете, что меня убьют?

— С чего бы я стала забивать себе голову подобной ерундой? — возмутилась Айзекс. — Я говорю лишь о формальностях приема. Совет еще пятьсот лет назад принял решение о том, что ни одна женщина на некромантии учиться не будет, и Ректорат этот рескрипт поддержал. Так что я об этом, а не о том, что в мире много желающих обладать твоей головой.

Тайра промолчала.

— Ну и что ты собираешься делать? — вновь спросила Айзекс.

— В каком смысле, мэм?

— ′Т Хоофт — не самый удобный человек. Вы уже нашли общий язык? — она вопросительно посмотрела на Тайру. — Думаю, еще нет. Я сколько лет его знаю, до сих пор иногда хочется его удавить.

— Судя по рассказам, мэм, в Ишанкаре каждому периодически хочется кого-нибудь удавить.

— Ну и кого хочется удавить тебе? — Айзекс рассмеялась. — Небось Гюнтера? ′Т Хоофт ведь уже тебя ему сбагрил? — она поправила очки и ухмыльнулась. — Да, аль′Кхасса, жизнь у тебя будет нелегкая, но одно хорошо, что короткая. — Она выдержала паузу. — Шучу я! Не надо на меня так смотреть! С хет Хоофтом легко не бывает.

— Это я уже поняла, мэм.

— На самом деле я думаю, все будет зависеть от тебя, — с изрядной долей уверенности предположила Айзекс. — Драть с тебя по семь шкур будут все. Гюнтер и ′т Хоофт — это только самое начало. Потом и я присоединюсь. А драть будут не потому, что боятся, хотя и этого тоже не отнять, а потому, что ты еще никто, а к тебе уже предъявляют очень высокие требования.

— Из-за Зулейхи?

— Да, — Айзекс кивнула. — Она натворила таких дел, которых до сих пор магический мир нам простить не может. Мы ведь ее до последнего прикрывали, как и всех остальных до нее. Жалко было. Но ты на такие поблажки не надейся, — голос Эстер стал отливать металлом. — Начнешь чудить — голову снесут моментально!

— А еще отрежут косы и вынут сердце, — окончила Тайра.

— Косы сначала отрастить надо, — парировала Айзекс, критически оглядев ее стрижку чуть ниже плеч. — Ты должна понять одну важную вещь. Что-то происходит. Не понимаю, что, но что-то происходит.

Тайра подумала, что вот сейчас не хватает музыкальной темы из «Секретных материалов» и призрачного голубоватого свечения от воды и деревьев.

— У Некроманта Ишанкара, как правило, бывает только один Ученик, — продолжила Айзекс. — То, что Йен признал, что его время пришло, уже само по себе событие. Если с тобой что-нибудь случится, другого Ученика он не возьмет, а когда Йен умрет, или как вы, некросы, говорите — уйдет, университет останется без Некроманта, а так быть не должно. Но меня волнует даже не это. — Айзекс внимательно посмотрела на Тайру, оценивая, понимает ли та, о чем она говорит. — Меня волнует ′т Хоофт. Если он согласился взять в ученики девушку, значит, он в тебя поверил. Значит, он верит, что судьбу Зулейхи ты не повторишь. Не заставляй Йена разочароваться. Это страшно, — она на секунду замолчала. — Так что все зависит от тебя.

Тайра вздохнула.

— И еще, — жестко сказала Эстер. — Я с тобой сейчас разговаривала не как Проректор со студенткой, а как женщина с женщиной. Узнаю, что ты рассказала об этом Йену — и мы встретимся гораздо раньше Первого Круга!

— Не узнаете, мэм, — Тайра криво улыбнулась.

— Школа Сэла, — усмехнулась Эстер.

— Мэм, можно вас спросить? — Тайра внезапно набралась смелости и решилась. — Не как студентка Проректора…?

— А как женщина женщину? — Айзекс ухмыльнулась. — Ну и о чем ты хочешь спросить, женщина?

— Сэр Котца говорит, что сэра ′т Хоофта называют неудачником и вообще всякие странные вещи про него рассказывают. Но сэр хет Хоофт не похож на неудачника. Это правда, что о нем говорят?

— Сэр Котца при этом смеется? — без улыбки спросила Эстер.

— Смеется, — подтвердила Тайра, не понимая, как вопрос Айзекс связан с ее вопросом.

— Вот и тебе должно относиться к этому так же. Смеяться.

— Не поняла, мэм, извините.

Эстер вздохнула и переложила папки из одной руки в другую.

— Йен хет Хоофт — величайший маг нашего времени. Лучший из ныне живущих некромантов. Все гадости, которые о нем говорят, просто треп, — она снова взглянула на Тайру поверх очков. — Проблема, как мне видится, заключается в том, что ′т Хоофт обычный нормальный человек, несмотря на то, что некромант, а его привыкли воспринимать совершенным, бесстрастным, неколебимым существом. Люди не прощают другим своих слабостей, а ′т Хоофту не прощают даже того, что он человек. С тобой будет так же, если не хуже. А почему ты его самого об этом не спросила?

— Он запретил мне задавать вопросы личного характера.

— В этом есть смысл, — чуть подумав, согласилась Айзекс. — Так что больше таких вопросов никому не задавай. Не стоит нарушать его распоряжения ради того, чтобы убедиться в том, что ты и так знаешь, или ради того, чтобы проверить, чем все кончится.

— Понятно, мэм.

— Ну мне пора. Интересно было познакомиться.

Тайра снова поклонилась, Эстер коротко кивнула и удалилась в ту же сторону, куда ушел Наставник.

— Сэр хет Хоофт, а господин Ректор играет в Дар Элайя? — спросила Тайра, когда маг вернулся.

— Сейчас, думаю, да, — ′т Хоофт немного подумал, перед тем, как ответить. — Вообще все Ректоры играют, но не постоянно. А что, ты подловила сэра Котцу на Игре в жизнь? Делись подозрениями. Я должен научиться понимать, как ты думаешь.

— Я думаю так же, как и все, — пожала плечами Тайра.

— Плохо, если так. Некромант Ишанкара должен думать не так, как все. Это твое главное оружие. Не посох, не магия, не еще бог знает что. Главное — это твои мозги. Горан говорил, что мыслить ты умеешь, я хочу видеть подтверждение его слов.

Тайра подумала, что маг препарирует ее вживую, и хотя она понимала, что он имеет на это право, почему-то это было не слишком приятно. Она чувствовала себя скованно, хотя сэр ′т Хоофт нормально реагировал на ее юмор и иронию, не строил из себя Белого Бога, о котором говорил Горан, да и вообще относился к ней, как к взрослой. Она еще какое-то время помолчала, сознавая, что раз ей придется провести с сэром ′т Хоофтом добрую половину жизни, надо начинать принимать его таким, какой он есть, и тогда, возможно, они оба перестанут опасаться друг друга и станут друзьями. В конце концов, подружиться с Сэлом у нее тоже получилось не сразу, а теперь она не могла представить себе, что он может перестать существовать в ее жизни.

— Сэр Котца придумал мне имя, — начала Тайра. — Вроде бы случайно все получилось, но мне кажется, он все заранее продумал. Горан как-то сказал, что сэр Котца написал большое исследование по арабским притчам. Написать научную работу со ссылками на первоисточники нельзя, если не знаешь языка. Но госпожа Айзекс сказала, что все в университете знают, что господин Ректор так и не выучил арабский. Разве это не странно?

′Т Хоофт не ответил.

— Сэр Котца специально подгадал место и время, чтобы Саид на нас наткнулся. Все это было разыграно специально для него. Саиду арабский родной, поэтому он прочитал именно то, что господин Ректор и написал: «аль′Кхасса» вместо «Лхаса». Причем написал это слово так, чтобы оно воспринималось, как часть моего имени. Ректор не ошибся. Он хотел, чтобы Саид прочитал именно это. К тому же Саид будет Хранителем, так что можно считать, что в анналах Ишанкара я теперь числюсь как Тайра аль′Кхасса. Ректор очень просто и красиво переиграл Саида.

— Ну а почему именно Лхаса?

— Я думаю, это игра слов, — Тайра взглянула на Наставника. — Если «хат-хас» на шанкари дословно значит «саламандра», «маленький огненный дракон», то «кхасса» — это та же саламандра, тот же маленький огненный дракон, только еще молодой и женского пола. Это разговорный вариант. Господин Ректор наверняка знал, что Горан меня еще при первой встрече хат-хас назвал, а благословенная Лхаса просто пришлась в тему. Я уверена, что господин Ректор все продумал заранее и просто ждал подходящего момента.

— Допустим, — согласился маг, — и зачем же сэр Котца так все запутал?

— Знаете, иногда что-то получается ненамеренно, — попыталась объяснить Тайра. — Может, у господина Ректора и правда я ассоциируюсь с драконом. То же чудовище, по сути. Но я думаю, что сэр Котца меня защищает. Ради Ишанкара или ради Горана, я не знаю. Он дал мне имя, чтобы запутать того, кто решит выяснить, откуда я родом, и кто я такая. Может, из песков эль-Хасы. А может, из рода Хасана… Вся тонкость в написании, в транслитерации. Так как в магическом мире на шанкари говорят немногие, «аль′Кхасса» будет звучать для них по-арабски. Игру слов про саламандру разве что некроманты, знающие арабский, поймут, а для всех остальных я просто откуда-то с Востока.

— Молодец, — похвалил маг.

— Я тоже так думаю.

′Т Хоофт удивленно поднял бровь и воззрился на Ученицу.

— Я про сэра Котцу, сэр, — пояснила Тайра.

— А я про тебя, — в свою очередь пояснил ′т Хоофт.

Тайра улыбнулась и чуть покраснела: наверное, это был первый настоящий комплимент от Наставника.

— А я так еще полагаю, — продолжил маг, — что господину Ректору на руку, что тебя ассоциируют с Зулейхой, хоть он всячески отказывается от того, что верит во всю эту затею с твоим обучением, поэтому и выбрал псевдо-арабский вариант для твоего имени.

— Почему на руку, сэр? Что хорошего в том, чтобы быть Зулейхой?

— Люди уверены, что Зулейха может вернуться, а значит, думая, что ты — это она, поостерегутся тебя трогать. Мало ли что придет тебе — Зулейхе — в голову на этот раз? От Зулейхи в последние годы ее жизни никто живым не уходил.

— Значит, вы тоже думаете, что господин Ректор сыграл партию?

— Думаю, да. Ты его легко раскрыла, — отметил маг. — Сколько лет Сэл учил тебя игре?

— Не знаю. Если и учил, то я не воспринимала это, как обучение. Он ни разу не говорил о Дар Элайя, я эти слова первый раз услышала от Горана, а теперь увидела, как в это играют.

— Не думай, что в Ишанкаре играют все, — нахмурился ′т Хоофт. — Игра в жизнь — это не развлечение, а необходимость. Мы тут в подавляющем большинстве нормальные люди, а не заядлые игроки. А то будешь видеть во всем подвох и партию. Я называю это «синдром Гиварша».

— Кто такой Гиварш?

— Морис Гиварш, глава Дома Ишанкара, мой друг и наша общая заноза сама понимаешь, где, — отрекомендовал Гиварша хет Хоофт.

Тайра соображала пару секунд — слова «глава Дома Ишанкара» ее несколько озадачили — а потом все же спросила:

— Морис Гиварш — вампир?

— Именно так.

— То есть они существуют?

— Точнее не скажешь. Я бы никогда не сказал, что они живут.

— То есть это настоящие вампиры? — Тайра все никак не могла поверить. — Не извращенцы, не больные, а настоящие вампиры? Здесь? Они существуют?

— Меня удивляет то, что это удивляет тебя, — признался ′т Хоофт. — Это магический мир, тут чего только ни существует.

— Но вампиры не должны существовать!

— Да, такое мнение есть. А некоторые думают, что и мы с тобой не должны.

— Я не в этом смысле, сэр, — защитилась Тайра.

— Я тебя понял, — успокоил ее ′т Хоофт. — Ты все ищешь логику в построении магического мира, но единственная логика в том, что ее нет.

Тайре вдруг стало грустно. Она словно находилась в центре абсурда, и ему не было ни начала, ни конца. Волшебная сказка периодически оборачивалась кошмаром.

— Не печалься, — маг слегка погладил ее по голове. — Ты умница, ты разберешься и рано или поздно привыкнешь. Я тебе помогу.

Тайра не ожидала, что Наставник проявит относительно нее какие-то эмоции, и осторожно подняла на него взгляд.

— Когда я был на твоем месте, мне тоже было непросто. Но мы справимся, для этого меня тебе и дали. Пользуйся.

Тайра отошла на пару шагов — маг внимательно наблюдал за ней — и обернулась к нему.

— Мне страшно, сэр хет Хоофт. Непонятно и страшно. Разве вам не страшно?

′Т Хоофт подошел к Ученице и аккуратно тронул ее за плечо.

— Есть немного, — признался Йен, — я ведь в роли Наставника тоже впервые. Но два некроманта — это в два раза лучше, чем один. Ради тебя мне придется забыть про свой страх.

— И вы от меня не откажетесь?

— Наставник не может отказаться от Ученика, если уже назвал его Учеником. Это позор и трагедия для обоих.

— Почему?

— Потому что Некромант должен защищать жизнь, а отказываясь от своего Ученика, он обрекает его на смерть и тем самым не выполняет свой Долг. Расписывается в своей несостоятельности кровью своего Ученика.

Он на несколько секунд замолчал, а потом продолжил:

— Если ты будешь мне доверять, если будешь беспрекословно выполнять все мои требования, то с нами такого не случится, а у тебя самой когда-нибудь тоже появится Ученик. Я не намерен ни отказываться от тебя, ни уступать тебя Лиге или кому-нибудь еще. Просто верь мне. Я знаю, что это нелегко, потому что мы с тобой друг друга еще не знаем.

Тайра почувствовала себя неловко: Наставник точно озвучил ее недавние мысли, словно прочел их в ее голове.

— Ничего не бойся, — хет Хоофт осторожно обнял ее и погладил по волосам. — Ничего не бойся, Кхасси.

Элементарные взаимодействия

Год 39-й ректорства сэра Котцы, осень

Первые два месяца осени, как и последний месяц лета, пролетели незаметно. Тайрина учеба началась гораздо раньше первого сентября — через неделю после того, как сэр ′т Хоофт назвал ее Ученицей. Наставник с серьезным лицом вручил ей полноценное расписание, которое сначала Тайру развеселило, а потом поставило в тупик. Среди обязательных для изучения дисциплин помимо Закона, Церемониала, арабского языка и фехтования в нем значились шанкари, английский, шахматы, география, этика, анатомия человека и курс элементарного взаимодействия, чем бы это ни было на самом деле.

Закон Тайре выдали в двух экземплярах: на общепринятом английском и родном русском языках. К основным томам в добротном черном переплете с золотым тиснением по центру обложки прилагались два таких же, на английском и русском, черных тома «Краткого толкования Закона Ишанкара», но учитывая, что переплет толкования был куда как шире самого Закона, кратким толкование назвать можно было только в качестве издевательства. Страницы Закона переворачивались с легким шуршанием и пахли свежими типографскими чернилами, но радости, какую Тайре приносил запах новых книг, Закон не принес, а мысль о том, что ей придется выучить этот внушительный том наизусть, по-настоящему пугала. Тайра пролистала Закон и поняла, почему в расписании четыре раза в неделю значился курс английского языка: из написанного по-русски свода правил, долженствований, запретов и обязательств Тайра понимала три четверти, по-английски дай бог, чтобы половину. Там, где начинались юридические дебри и витиеватые библейские формулировки в стиле старого Сэла, смысл текста терялся, растекаясь между страниц и затуманивая прочитанное и понятое ранее. Краткое толкование запутывало еще больше, так же, как комментарии к подаренной когда-то проповедниками-иеговистами Библии в самом ее конце. Тайра подумала, что слова Горана о том, что Закон был сложнейшей в Ишанкаре дисциплиной, были не лишены основания, и спрятала все четыре тома в книжный шкаф, скрыв их за плотными деревянными дверцами.

Церемониал был самой тонкой книжицей, больше похожей на методичку, но значащиеся под основным названием слова «Вводный курс» намекали на продолжение, вероятно, такое же обширное, как толкование Закона Ишанкара. Первые четыре листа методички по Церемониалу представляли собой описание техники выполнения приветственных поклонов, их различия в зависимости от иерархического положения приветствуемого, типа и стиля одежды приветствующего, правила выполнения поклонов при повторной встрече с ранее поприветствованным и исключения из этих правил, которых набралось еще на один лист. Тайра запуталась уже на разделе о повторных поклонах. Далее следовали общие правила, большую часть из которых почему-то составляли параграфы о поведении учащихся при получении наказания и целый набор церемониальных фраз об осознании своей вины. Среди общих правил также обнаружился порядок обращения к Наставнику, преподавателям и сотрудникам университета, церемониальные фразы которого были как будто списаны с какого-нибудь воинского устава. Оканчивался вводный курс Церемониала поклонами прощальными, описание которых занимало пять с половиной листов. Необходимость сочетания нужной фразы и уместного поклона в зависимости от типа ситуации превращала Церемониал в нечто совершенно непонятное, запутанное и ежеминутно грозящее Зинданом за неправильное положение руки у сердца или неверный угол наклона туловища. Тайре очень хотелось спросить Сэла, зачем надо было так усложнять, но Сэл теперь появлялся редко, и этот вопрос имел все шансы так и остаться без ответа.

Курс английского языка был рассчитан на продвинутых пользователей, изобиловал конструкциями совсем не разговорного стиля общения и обладал обширным словарем с терминами из области медицины, биологии и права. Как соотносились некромантия и право Тайра пока не представляла, в голове всплывали только страшные картинки зверски расчлененных тел и отрывки фильма «Спрут», напоминающие о существовании уголовного кодекса. Это пугало, не так, конечно, как Закон, но перспектива лишиться головы за нарушение Закона Ишанкара или двадцати лет жизни за нарушение закона человеческого оптимизма в изучение английского точно не вносила.

Учебник по шахматам представлял собой сборник задач с некоторыми пояснениями, разбором партий, множеством картинок игровых полей и прорисованными в мельчайших деталях шахматными фигурами в готическом стиле. Тайрины домашние шахматы были самыми обычными безликими пластиковыми фигурками, и только конь был похож на коня, разве что очень грустного от того, что его голова совсем недавно была помещена на демонстрационную подставку талантливым таксидермистом.

Учебник по этике не открывался. Крылья обложки были намертво скреплены с вложенными между ними страницами, и как Тайра ни старалась разодрать переплет, он не поддался ни на миллиметр. Тайра сломала об «Этику» два ногтя и на этом попытки раскрыть магически запечатанную книгу прекратила.

Учебник арабского был самым красивым, с тисненной золотом зеленой кожей и коричневатыми, стилизованными под старину листами, и имел подстрочник на русском языке и дополнительно на шанкари. Каждая страница была обрамлена витиеватым растительным орнаментом золотистого, переливающегося в солнечных лучах, цвета. Чуть дальше середины тома небольшие тексты на странице повторялись трижды, демонстрируя варианты написания в разных школах каллиграфии. Горан говорил, что многие фолианты в Библиотеке Ишанкара рукописные, и без знания каллиграфии чтение их было возможно только с помощью Библиотекарей и Архивариусов. Сложным арабский не показался.

Зачем ей выдали учебник по шанкари, которым Тайра владела как вторым основным языком чуть ли не с пеленок, Тайра не знала, но он, как и учебник по этике, не раскрылся, и Тайра просто поставила его на полку до получения дальнейших распоряжений от Наставника.

Анатомия на первый взгляд была стандартной и мало чем отличалась от учебников брата, оставшихся от него после его отъезда, разве что те видали виды, а книга, выданная ей, была совершенно новой, но если присмотреться и чуть активировать магический поток, изображения препарированных органов и тел начинали светиться, увеличивались в размерах и, словно созданные бьющим из страницы светом, зависали над книгой, становясь трехмерными. На демонстрационных частях были нанесены какие-то точки и полосы, похожие не то на линии рассечения, не то на подсказки для приложения магической силы. Без пояснений Наставника все это казалось бессмысленным.

Самым интересным оказался учебник по географии. Во-первых, информация в нем охватывала только Европу и Азию, во-вторых, сведений о странах — населении, политическом устройстве, промышленности, климате и прочем, что сообщали школьные учебники, — в нем было немного. Недостаток этого компенсировался внушительным списком рекомендуемой литературы новейших годов выпуска в конце каждого параграфа. В-третьих, учебник изобиловал фотографиями городов и улиц с нанесенными поверх них чертежами, подписанными словами «Первичная портальная сеть» и цифровым кодом возле них. Рядом с картинками в столбик шли совершенно непонятные краткие характеристики изображенного: «Домен», «Уровень сети», «Тип маршрутизации», «Базовый вектор», «Координаты базового стационара», «Константы первого приближения», «Расчет по фазе», «Координаты (стандарт)», «Координаты первого приближения», — и перечень цифр и знаков, половину из которых Тайра видела впервые в жизни. Если учебник и предполагал обучение географии, то точно в свете перемещения по миру через порталы. Это было захватывающе! Тайра с детства мечтала путешествовать по всему земному шару без виз и загранпаспорта, и теперь эта мечта наконец могла стать реальностью, надо было только — самая малость! — освоить учебник магической географии, однако без пояснений Наставника написанное в книге казалось такой же белибердой, какую Тайра видела в древних книгах Сэла.

Курс элементарного взаимодействия был единственным учебником по настоящей магии, и судя по тому, что написан он был по-английски, никакой некромантии в нем не содержалось. Начальные упражнения показались Тайре легкими: подобные им она уже проделывала на уроках у Сэла, но первая же попытка скастовать что-то самостоятельно, читая с листа, окончилась появлением большой, перечеркивающей весь книжный разворот целиком, надписи красными чернилами «Даже не думай, Тайра!», сделанной красивым, почти каллиграфическим, почерком Наставника. После этого магический поток переставал ложиться в руку и ускользал, подобно золотой рыбке, которую кошачья лапа гоняла по аквариуму взад-вперед, но так и не могла поймать.

Элементарные взаимодействия оказались не такими уж и элементарными, Тайра сполна ощутила это на первом же упражнении, проделанном под контролем сэра ′т Хоофта. То, за что Сэл бы ее хвалил, Наставник находил неудовлетворительным, заставляя десятки раз отрабатывать одни и те же магические элементы, раскладывая их на мельчайшие составляющие, отчего к концу занятия пальцы и кисти рук болели и ныли, как у неумелой индийской танцовщицы или начинающего массажиста. К пианино после этих занятий можно было даже не подходить: исполнение простой гаммы походило на подъем одноногого альпиниста на Эверест, а Шопен и Бетховен, чтобы объяснить, как следует обращаться с их произведениями, наверняка поднялись бы из своих могил и без всякой некромантии.

Наставником сэр ′т Хоофт был строгим, требовательным и удивительно терпеливым. Споткнись Тайра в десятый раз на одном и том же месте, Сэл уже орал бы во весь голос, но сэр ′т Хоофт снова и снова показывал и объяснял одно и то же с завидным спокойствием, не повышая голоса и не раздражаясь, и иногда Тайре казалось, что он учится вместе с ней, привыкая к роли Наставника, прощупывает сам себя, силу своей выдержки и глубину своего терпения. Временами, когда у нее совсем ничего не получалось, Наставник молчаливо хмурился, удивляясь тому, что древние книги и правда не лгали, сообщая, что элементарные взаимодействия некромантессам не даются в принципе, несколько секунд размышлял и опять брался за свою работу. Через месяц упорных и почти безрезультатных тренировок Тайра начала надеяться, что сэр хет Хоофт наконец-то избавится от учебника по элементарным взаимодействиям и перейдет к чему-то более подходящему для некромантессы, но оставлять выбранный курс Наставник был не намерен. Через два месяца у нее наконец-то получилось упражнение номер один и почти получились упражнения три и четыре. Тайра была в унынии, по спокойному же лицу сэра ′т Хоофта прочитать его истинные мысли и чувства относительно успехов Ученицы было невозможно.

Учить приходилось много. Если в августе занятиям с Наставником было посвящено все Тайрино свободное время, с началом учебного года держать заданный сэром ′т Хоофтом темп стало сложнее. Пришлось отказаться от большей части прогулок с подружками (теперь они виделись преимущественно в школе) и от просмотра телевизора далеко за полночь — высыпаться стало важнее, чем посмотреть новый американский фильм. Школьные перемены напрягали шумом и беспорядочным движением в коридорах, и хотелось поскорее уйти домой или скрыться в читальном зале библиотеки, куда Тайру пускали без вопросов о читательском абонементе уже года четыре. Несмотря на в разы увеличившуюся учебную нагрузку, Тайра не могла сказать, что с ее полноценным приходом в магический мир ее жизнь кардинально изменилась. Сэр ′т Хоофт сложность совмещения учебы в школе и своих занятий понимал и задавал ровно столько, сколько Ученица была способна осилить за выделенный промежуток времени, а чтобы Тайра совсем не падала духом, приносил ей букеты свежесрезанных хрустящих тюльпанов всех цветов радуги, отчего Тайра краснела и напрочь забывала Церемониал. Тайра любовалась на них весь оставшийся день, а перед приходом мамы с сожалением сжигала цветы магическим огнем, чтобы они не выдали существования сэра ′т Хоофта, Ишанкара и магического мира. По выходным Наставник брал ее в Ишанкар, и они гуляли по розовым дорожкам пустых Внутренних Садов, доходя до скамейки возле старого урюка рядом с заросшим камышом и рогозом прудом. Сэр ′т Хоофт разрешал ей слегка открываться, выпуская на волю свою магическую суть, Тайра опускалась на скамейку и закрывала глаза, наслаждаясь тем, как проходящие сквозь ее тело магические потоки наполняются радужными сиянием ее души, изливаются вовне, заставляя окружающий мир радоваться и переливаться разноцветными блестками. Сэр хет Хоофт садился возле нее, откидывался на спинку скамейки и с явным наслаждением погружался в разлитую вокруг силу, и спустя некоторое время совсем немного открывался сам, и Тайра чувствовала, как их энергии переплетаются, проникая друг в друга и обретая покой и гармонию. Рядом с Наставником магический мир казался совсем не страшным.

Единственное, что беспокоило Тайру, это неведение мамы. Тайра чувствовала вину: ей раньше никогда не приходилось скрывать что-то настолько важное, но сообщить маме то, что ее дочь из-за своих магических способностей может лишиться разума или головы, Тайра не могла. Мама и так беспокоилась обо всем на свете, не хватало еще ей волноваться из-за лигийских охотников, безумной Зулейхи и не вполне ясной перспективы дальнейшего существования семьи на грани обычного и магического миров. Тайра поделилась своими переживаниями с Наставником, но он ответил, что этот вопрос не должен ее беспокоить, что маму он берет на себя, а ей, как и прежде, надо усердно заниматься и соблюдать осторожность. Что значит «берет маму на себя» сэр ′т Хоофт так и не пояснил, сославшись на то, что это дела взрослых, и ей в них лезть строго запрещено, но судя по тому, что домашняя жизнь осталась такой, как была прежде, свое обещание решить проблему с мамой сэр ′т Хоофт сдержал.

Камешек был красивым. Он валялся у края дорожки будто специально, чтобы его подобрали, его просто невозможно было не заметить. Тайра ходила вокруг него уже минут пять — делать больше все равно было нечего, Наставник покинул ее на развилке одной из дорожек Внутренних Садов и направился в Библиотеку, чтобы договориться о чем-то с господином Старшим Библиотекарем.

Камешек был самым обыкновенным кусочком бирюзы, он словно выпал из чьего-нибудь украшения и ждал, пока его поднимут и вернут владелице. Тайра даже подумала, что Наставник намеренно оставил ее возле него, чтобы посмотреть, что она станет делать. Вероятность того, что камешек был магическим артефактом, была слишком высока, поэтому она присела рядом и провела над ним рукой. Бирюза не отозвалась ни единой вибрацией. Тайра проделала это еще и еще раз, но камешек был самым обычным овальным кусочком бирюзы.

С одной стороны, ужасно хотелось взять его в руки: если бы он оказался артефактом, ее могло ждать приключение. В конце концов, Наставник не запрещал ей что-либо трогать руками и оставил ее в этом месте, наверное, неслучайно. С другой стороны, угодить в неприятности хотелось не особо, а чего можно было ждать от магических предметов, Тайра за свое детство вдоволь наслушалась от Сэла. Она еще какое-то время прикидывала вероятности и наконец решилась, аккуратно коснувшись бирюзы носком туфли.

Воздух полыхнул белой вспышкой, будто прямо перед ней открылся портал, земля ушла из-под ног, и ее затянуло внутрь быстрее, чем она успела сделать вдох.

Приземление было не самым приятным. Ее, как клубок вязальных ниток, вытряхнули на пол из плетеной корзины, она трижды перекатилась через себя, пока, наконец, не вскочила на ноги. Тут же над головой бело-голубой сетью, похожей на бьющую горизонтально молнию, разошелся смертоносный разряд. Тайра пригнулась, но тонкая, едва заметная паучья лапка молнии толкнула ее в плечо. Темнота вспыхнула ослепительным белым сиянием, откуда-то издалека поплыл запах ладана и чуть слышимый колокольный звон. Она широко распахнула глаза и с усилием сделала вдох. Легкие пронзила резкая секундная боль, сердце снова начало биться, колокольный звон затих, запах ладана остался только воспоминанием, а окружающая тьма стала светиться зеленым, словно она смотрела сквозь нее через прибор ночного видения. Тайра вышла за Грань.

Она медленно повернулась вокруг себя, пытаясь понять, с какой стороны пришелся разряд, но вокруг была только мерцающая зелеными искрами темнота, будто она находилась в комнате без окон, в воздухе которой застыли без движения миллионы зеленых бисеринок. Она аккуратно прощупала пространство, и с удивлением обнаружила, что попала внутрь огромной сферы, наполненной мраком. Тьма была живая. Она реагировала на магические воздействия, еле слышно колебалась и теплела, если Тайра чуть усиливала поток. Больше ничего живого внутри сферы не было.

Тайра потерла ужаленное плечо. Молния прилетела откуда-то спереди, но ей показалось, что это было не нападение, а откат от открытого портключом проема. Заклинание портала просто отразилось от внутренней поверхности сферы и преломилось подобным образом. Тайра вспомнила, что Сэл говорил ей о компенсации. Если бы портключ был настроен на неоднократное проникновение в это место, откат был бы специально заранее погашен или сбалансирован, и пришедший не получал бы им прямо в лоб. То, что правильное просчитанное заклинание портключа оказалось нескомпенсировано, могло говорить о том, что гостей тут не просто не ждали, а вообще не рассчитывали, что кто-нибудь заявится сюда следом. Следом за тем, на кого и была расставлена эта простая бирюзовая ловушка.

Однозначно надо было смываться.

Ни Сэл, ни сэр ′т Хоофт еще не учили ее, как открывать порталы. Тайра не имела понятия, где находится, есть ли здесь направления и время, и действуют ли здесь законы, о которых ей рассказывал Сэл. Она в очередной раз пожалела, что так упорно отказывалась учиться магии, впрочем, старый лис вложил в нее все, что считал допустимым, а этого было не так уж и мало. Эх, не надо было касаться непонятного голубого камешка… Ну почему и на нем не было надписи: «Даже не думай, Тайра!», как на развороте учебника по элементарным взаимодействиям? Взаимодействия с артефактом элементарным явно не было. Тайре пришлось признать, что она слишком рано расслабилась, полагая, что в Ишанкаре может чувствовать себя спокойно. Оставалось надеяться, что сэр хет Хоофт не пропустит ее исчезновения и засечет такой странный откат. Портключ остался на развилке дорожек в Ишанкаре и сейчас должен был, как говорили Сэл и Горан, фонить. Сэр ′т Хоофт уж точно не должен будет пройти мимо.

Тайра почувствовала, что тьма пришла в движение, и повернулась туда, откуда шли колебания. Объятый по контуру зеленоватым сиянием, нарочито спокойным шагом к ней приближался человек. В какой-то момент, когда он уже мог видеть ее достаточно хорошо, Тайра почувствовала плеснувшую ей в лицо волну его панического страха, но мужчина быстро взял себя в руки, и вокруг него снова воцарился покой. Он подошел на расстояние пяти шагов и остановился, так чтобы и она смогла его рассмотреть.

У мужчины были тонкие аристократические черты лица, которые были слишком явными для живого человека. Тайре приходилось видеть, как плавные линии, очерчивающие лица живых людей, заостряются и становятся резче после их смерти, словно вечность лепит барельеф с каждого, кого принимает в свои чертоги, и сейчас могла поклясться чем угодно, что мужчина этот живым не был. Тайра не могла определить его возраст и условно дала бы ему лет от сорока пяти до шестидесяти, но здравый смысл подсказывал, что ему где-то между сорока пятью и шестьюстами, если не больше.

У него была стройная фигура, идеально прямая спина, изящные запястья и длинные тонкие пальцы пианиста или профессионального душителя из готических романов. В его облике сквозила некоторая надменность, свойственная бастардам с голубой королевской кровью, живущим на выселках и считающим себя единственной надеждой загнивающего королевства, которой, впрочем, никогда не суждено будет сбыться.

Мужчина медленно улыбнулся — сначала вверх пополз левый уголок губ, потом правый — и Тайра увидела блестящие клыки, какие были только у диких животных, вампиров и косящих под них фанатов фэнтези. Первое и третье к мужчине было явно неприменимо.

Он обратился к ней по-французски, Тайра не поняла ни единого слова, но хорошо уловила издевательскую интонацию. Язык с него не считывался, словно все его знания были спрятаны в большой, закрытый на огромный заклятый навесной замок, сундук. Ей захотелось ответить ему бессмертной цитатой из «Двенадцати стульев» — единственным выражением, которое она знала на французском, но потом Тайра подумала, что юмора он не оценит, а сарказма еще не заслужил.

— Я на вашей соловьиной мове не разумею, — сказала она по-русски.

Мужчина усмехнулся.

— Спрашиваю, как ты выбралась? — повторил он уже на английском. — Или он наконец поддался твоим чарам?

— Не понимаю, о чем вы, — призналась Тайра.

— М-да, — скривился вампир. — Я думал, после смерти тебя отпустит, ан-нет. Стало еще хуже, чем было.

Тайра соображала пару секунд, а потом криво улыбнулась:

— Я не Зулейха. И с головой у меня все в порядке.

Мужчина хмыкнул, показывая, что верить не верит, но спорить смысла не видит.

— А у меня что, сейчас глаза зеленые? — с неподдельным интересом спросила Тайра. Она никогда не видела себя в зеркале, находясь за Гранью, и могла только верить на слово Сэлу, который активировал маркер сразу, как только сэр ′т Хоофт назвал ее Ученицей.

— У тебя тоска зеленая, — съязвил вампир, — была последние пятьсот лет. Но теперь скучно не будет, обещаю.

— Вы из Дома Ишанкара?

— Ты меня сейчас разыгрываешь? — он прищурился. — Хватит, у тебя это всегда плохо получалось.

— Я не Зулейха.

— Девчонку где поймала? Научилась-таки влезать в чужое тело без особых последствий? Поделишься технологией?

— Я не Зулейха, — с упорством пытаемого партизана повторила Тайра. — Может, познакомимся, наконец?

Мужчина смотрел на нее с высоты своего роста, и недоверие на его лице постепенно сменялось удивлением, а потом он от души рассмеялся.

— Ладно, милая, давай сыграем по твоим правилам! Забавно, однако! — он выполнил изящный полупоклон времен придворного этикета и протянул кисть жестом, испрашивающим руку дамы для формального поцелуя. — Морис Гиварш, почти граф д′Альби. Глава Дома Ишанкара.

Тайра подумала, что с бастардом-то она и не промахнулась, и подала руку в ответ. Кожа его была прохладной, но не ледяной.

— Тайра аль′Кхасса.

Морис поцеловал ее пальцы, едва коснувшись их губами, но Тайра была уверена, что за эту секунду по запаху ее крови он узнал о ней больше, чем она смогла бы рассказать за несколько минут.

— Ну вот и познакомились, госпожа аль′Кхасса, — он оскалился на одну сторону, что, наверное, должно было означать скептическую улыбку. — Предлагаю перейти на «ты».

Это было несколько странно, но Тайра согласно кивнула.

— Ну и как ты здесь оказалась?

— Наткнулась на портключ.

— И где же?

— В Ишанкаре.

— С каких пор твоя тюрьма похожа на Ишанкар?

— Еще раз повторяю, — Тайра смотрела ему прямо в глаза, — я не Зулейха.

— Ты некромантесса, — утвердительно сказал Гиварш.

— Удивительно тонкое наблюдение! — не удержалась Тайра.

— Кто твой Наставник?

— Странный вопрос для главы Дома Ишанкара!

— Милая, чтобы Йен взял Ученика, мир должен перевернуться, — вкрадчиво заметил Морис.

— Он перевернулся.

— Ничего более нелепого в жизни не слышал, — зло сказал Гиварш. — Впрочем, если тебе мозги отшибло напрочь, верь во что хочешь, только меня не вовлекай в свой маразм, и ′т Хоофта не трожь!

— Да где ж его тут взять-то, сэра ′т Хоофта? Он сюда никак не попадет, потому что портключ, судя по всему, односторонний и одноразовый, на сэра ′т Хоофта не рассчитан. Никто сюда не пройдет кроме того, кто этот портключ создал, — от окончательного осознания этого факта Тайра как-то сникла.

— Этот аспид-то уж точно не придет. Ну а ты как прошла?

— Видимо, твой аспид не предполагал, что в Ишанкаре есть девчонка-некромантесса, — грустно сказала Тайра. — Портключ меня не опознал, что ли… Или я просто сильнее него… Я не знаю, как это получилось.

— Значит, Йена ждать бесполезно?

— Если он портключ обнаружит, на что я сильно надеюсь, то, может, придумает что-нибудь. Не зря же все говорят, что он великий маг.

Гиварш с сочувствием посмотрел на нее.

— Знаешь, я за свою долгую жизнь дважды умудрился побывать пациентом в дурдоме. Так вот я там такого наслушался… С самим Богом разговаривал!

Тайра раздраженно отвернулась.

— Так вот, милая, что я тебе скажу, — продолжил Морис. — Если бы у великого, как все небезосновательно, замечу, говорят, мага хет Хоофта была Ученица, он был бы здесь быстрее звука, а ради тебя он и пальцем не пошевелит.

— Я не Зулейха.

— Внешне, конечно, не Зулейха, — согласился вампир. — Тело как-то даже и не в твоем стиле… Интересно, сколько ты в нем протянешь?

— В смысле — сколько я в нем протяну?

— Некромантесса не может существовать в чужом теле. Ваша сила настолько велика, что магический поток, с которым вы работаете, все тела, кроме собственного, сжигает, и весьма быстро, минут за пять-десять. В теле некроманта ты могла бы просуществовать чуть подольше, сутки, может быть… Но все равно оно бы разрушилось.

— Я не знала.

— Или забыла, что скорее всего, — предположил Морис. — Но вот что интересно, — он обошел ее по кругу, — так это то, что ты вроде бы пока стабильна, хотя выбранное тело этого не предполагает.

— Я стабильна, потому что это мое тело, потому что я не Зулейха.

— О, я тебя умоляю! — Гиварш на пару секунд прикрыл глаза ладонью. — Сама спятила, так хоть меня в свое безумие не обращай.

— А ты порталы открывать умеешь? — Тайра решила закрыть тему своего сумасшествия.

— А ты как думаешь? — зло спросил Гиварш. — Конечно, умею!

— Здесь пробовал уже?

— Пробовал.

— И что?

— А вот что!

Гиварш, словно фокусник, щелкнул пальцами, и на долю секунды на дальней стороне сферы, едва различимое, появилось очертание портала, затем портал схлопнулся, и купол покрылся бело-голубыми венами молний. Морис бросился вниз, увлекая Тайру за собой, пропуская откат сверху. Сфера задрожала, закачалась, и откуда-то из глубины донесся утробный гул, от которого у Тайры мороз пробежал по коже. Ей захотелось вцепиться Гиваршу в руку, но она подавила этот порыв, замерла и дождалась, пока все затихнет.

— Страшно, — прокомментировала она. — Что это такое?

— Не знаю, — с неохотой признался Морис. — Но я выяснил опытным путем, что портал тут открыть можно, проблема только в том, что, первое — лишь на мгновение, второе — слишком далеко от точки предполагаемого входа, и третье — открывается он неизвестно куда. И при каждом открытии это подпространство коллапсирует.

— Подпространство чего? — не поняла Тайра.

Морис помолчал немного и все же ответил:

— Знаешь, мне искренне жаль, что мы с тобой все это сотворили. Когда ты была собой, хоть и не в своем уме, пользы от тебя было гораздо больше. — Он тяжело вздохнул. — Это тени. Мы с тобой в тенях. А так как я ходить по теням без сопровождения не могу, а ты с твоей амнезией, как это делается, не помнишь, сидеть нам тут вечно. Ну тебе-то, в принципе, все равно, где сидеть.

— Я не Зулейха.

— Слышал уже, — не стал возражать Гиварш, поднялся и отряхнул свою одежду.

— Но ты ведь маг?

— Я вампир. И маг, конечно. В Ишанкаре все тем или иным боком маги. Но мне доступны далеко не все вещи, которые доступны простым смертным магам, а моя магия тут не работает. Перепробовал все.

— Почему не работает?

— Потому что этот аспид, чтоб ему долго жилось, — Морис поморщился, — знает многие наши, вампирские, секреты. Наверное, уйму времени потратил, чтобы такой шедевр создать. Специально для меня старался.

— Никто не может знать всех чужих секретов, — не поверила Тайра.

— Всех, согласен, не может. Но в магии есть фундаментальные законы, на основании которых строятся все магические взаимодействия. Так вот это пространство настроено так, что тут ничего нормально не работает. Искажения такие, что проще самоубиться, чем скастовать что-то рабочее. Наш волшебный зверек все просчитал.

— И кому же ты так напакостил?

— Хочешь сказать, вы не знакомы?

Тайра не ответила. Гиварш вздохнул и опять с сочувствием покачал головой:

— Не думал, что дела у тебя настолько плохи. Над больными и убогими, говорят, даже смеяться грешно.

Тайра на мгновение допустила мысль, что теперь она действительно не она, а Зулейха, ведь не мог же Гиварш без причин с такой маниакальной уверенностью утверждать именно это, но тут же отогнала ее подальше.

— С помощью обычной магии отсюда не выйти, — Морис зачем-то огляделся. — Это тени, территория трейсеров, территория между мирами, между жизнью и смертью. Территория существования. Простой маг в тенях обречен. Понимаешь?

— Понимаю, — Тайра почувствовала, как внутри черепа медленно заворочался и начал набирать обороты воображаемый винт. — А неупокоенные души здесь есть?

— Есть, милая. И ты одна из них.

— Значит, если я позову Сэла, он сможет нас отсюда вытащить? — Тайра с надеждой посмотрела на Мориса. — Сэл нас отсюда выведет!

— Идея неплохая, но есть одно но. Тут магия не срабатывает! — завопил Гиварш. — От какого-то элементарного портала такой откат, а ты по-настоящему колдовать собралась! Закатает под препарат! У тебя никаких мозгов, как и при жизни!

— Не смей на меня орать, — раздельно произнесла Тайра.

— Извини, вышел из себя, — запросто извинился Гиварш.

— Ладно, пусть обычная магия тут не работает, — продолжила Тайра. — А магия крови? Ты вампир, у тебя живой крови нет и взять тебе ее тут неоткуда. Твой волшебный зверек не должен был учесть магию крови.

— Это еще почему?

— Сэл всегда говорит, что нет смысла применять компонент, который для комплекса не нужен. Он лишний. Он утяжеляет конструкцию заклятья.

Гиварш некоторое время смотрел на нее, а потом сказал:

— Это первая здравая мысль, которую я от тебя услышал за все время нашего знакомства.

— Значит, зовем Сэла? — Тайра приготовилась рассечь руку, но Гиварш перехватил ее запястье.

— Есть еще одно но, — устало сказал он. — Это замкнутое изолированное пространство. Это тень внутри теней. Навряд ли Сэл что-то отсюда услышит.

— Значит, надо выйти в окружающие тени, — сделала вывод Тайра. — И позвать оттуда. Ты ведь не пробовал открыть портал из тени в тень?

— Ты вообще что-нибудь помнишь про порталы? — с сомнением спросил Гиварш.

— Я не Зулейха, — снова напомнила Тайра.

— Значит, нет, — раздраженно сказал Морис. — Так вот, милая, у портала есть начальные и конечные координаты. Как можно просчитать тени? Как можно поставить координаты в нигде? Без стационара? Без реперов? Я не знаю, я не трейсер. Я этому не обучен. Был бы здесь Йен, а он без преувеличения великий маг…

Тайра опять задумалась. Винт в голове начал неприятно замедляться.

— Я правильно понимаю, что мы висим в этой сфере посреди теней? — спросила она, чтобы винт совсем не остановился.

— Правильно.

— Значит, у нас есть координаты.

— Если брать за точку отсчета нас — то да, — кивнул Морис. — И только начальные.

— Сэл говорил, что вампиры помимо магии крови специализируются на магии времени.

— Хочешь предложить мне открыть портал во времени?

— Ну да, — Тайре было несколько неприятно, что Гиварш додумался до ее идеи сам. — Взять за начальные координаты наше нынешнее время и открыть портал, положим, на неделю назад…

— А если наш аспид мне эту сферу год готовил? Ты готова потерять год жизни?

— В смысле? — не поняла Тайра.

— Ну год жизни ты, может, и не потеряешь, это я сильно хватанул, но постареешь точно, — признался Гиварш. — Я — бессмертный, мне годом больше, годом меньше, а для тебя это существенный отрезок. Игры со временем для простых смертных даром не проходят. Поэтому, как верно тебе рассказывал Сэл, время — это наша, вампирская специализация.

— Но я не хочу сидеть здесь вечно!

Гиварш вздохнул и в очередной раз покачал головой.

— Как с чистого листа, — печально произнес он. — Милая, я могу остановить время, замедлить его, ускорить, но я не властен над прошлым и будущим. Я не машина времени, я всего лишь механизм. Ты хоть что-нибудь помнишь? Портал в прошлое я открыть не смогу, я уже об этом думал.

— И что ты предлагаешь?

— Есть у меня идея, — задумчиво сказал Морис. — Некромантессы во много раз сильнее некромантов, попробуй открыть портал сама. Я посмотрю, может, удастся его заморозить хоть на пару секунд. Тогда у нас, возможно, появится шанс. Ну как?

— Ладно, но есть, как ты говоришь, одно но, — Тайра выдержала паузу. — Я не умею открывать порталы. Я эту дисциплину еще не начала изучать…

— Тогда учись на практике! — Гиварш пощелкал костяшками пальцев и приготовился к демонстрации. — Считывать последовательность действий умеешь? Я показываю — ты запоминаешь.

Он сделал несколько легких движений пальцами, словно фиксировал магический поток в определенных точках, создавая нужную комбинацию, — Тайра видела, как переплетаются между собой тончайшие материи этого мира, сплавляясь воедино и преобразовываясь в нечто совершенно новое, — и позволил крипте портала наполниться силой и сработать.

Портал вспыхнул все на той же дальней стороне сферы, и снова над их головами раскинулась бело-голубая сеть, а глубинный гул и дрожание пространства стали сильнее.

— Еще раз показать? — спросил Морис, когда они в очередной раз поднялись в полный рост.

— Не надо, я и так поняла. Это просто.

— Предлагаю добавить в это немного твоей крови, — осторожно предложил Морис. — Можешь не бояться, я себя в руках держу. Бросаться к твоей милой шейке не стану.

Тайра поняла, что Гиваршу сейчас больше всего хотелось попробовать теплой свежей крови. Больше даже, чем выбраться в реальный мир.

— Ты помнишь магию крови? — спросил он.

— Я знаю основы. Сэл меня этому учил. Для портала моих знаний, я думаю, достаточно.

— Милая, за всю твою жизнь Сэл общался с тобой не больше пяти раз, — Морис опять недоверчиво скривился. — Мне как-то сложно поверить, что он тебя чему-то учил.

— Я не Зулейха, — как бы между делом напомнила Тайра.

— Избавь меня от своего раздвоения личности, — Морис махнул рукой. — Впрочем, если ты сможешь вытащить нас отсюда, я буду звать тебя так, как ты хочешь. Давай, не тяни время!

— А что делать с откатом? Если моя магия сильнее, то и откат будет сильнее.

— Если ты права, и мой любимый зверек не учитывал магию крови, то откат будет в какой-то степени скомпенсирован, — задумчиво сказал Морис. — Если ты права.

Они какое-то время смотрели друг на друга.

— Нет, а что делать? — возмутился Гиварш. — Других идей у нас все равно нет. Работай, милая.

Тайра повернулась к Морису спиной, хотя в каком направлении колдовать в этой тьме было абсолютно все равно, и чуть отпустила поток. Магия неиссякаемыми струями потекла с пальцев, тело словно наполнилось переливающимся всеми цветами радуги светом, и Тайра почувствовала, как вокруг нее образовался ореол, который Гиварш мог увидеть без всякого магического зрения. Она испытывала восторг и вдохновение, и любое колдовство казалось пустяком и детской игрой. Она рассекла себе ладонь — рана оказалась куда глубже, чем она рассчитывала, — смочила пальцы собственной кровью и, как показал ей Морис, сложила в единую криптограмму магические нити, сплетающиеся в заклинание портала.

Портал вспыхнул все там же, на противоположной от них стороне сферы, только не белым, а огненно-красным. Она заметила, как Гиварш попытался зафиксировать его, но портал с оглушительным грохотом распался на кровавые отрезки, взметнувшиеся к куполу как огненные языки. Сфера заходила ходуном, Тайра не удержала равновесия и упала вниз, через секунду внизу оказался и Гиварш. Гул постепенно нарастал, и вскоре ей стало казаться, что они находятся в эпицентре землетрясения, и вот-вот на них повалятся кирпичи, арматура и куски бетона. Окружающий мрак то начинал сиять огненно-кровавыми языками, то замирал перед новой вспышкой, и каждая последующая была ближе и сильнее, чем предыдущая. Тайре стало страшно.

— Когда это прекратится? — она повернулась к Морису, который, лежа на животе, внимательно наблюдал за багровыми языками на горизонте.

— Это не прекратится. Я зафиксировал твой портал в момент его распада, так что извини.

Он поднялся на ноги и протянул ей руку, помогая встать.

— Вот тебе твоя магия крови! — взорвался Гиварш. — Он не учитывал этот компонент! Он все учитывал! Даже то, что нам с тобой в голову прийти не сможет в самых изощренных фантазиях! И я, олух, решил тебе поверить! Бежим, пока совсем не накрыло!

— Куда бежим?

Он не ответил, больно схватил ее своими длинными пальцами за локоть и, срываясь с места, дернул за собой.

Они бежали в полной темноте, Тайра видела впереди силуэт Гиварша только потому, что все еще была за Гранью. Периодически за спиной тьма взрывалась красным, словно ее вспарывали по живому когтистой пятерней, и она, агонизируя, изливалась в никуда кровавыми потоками лавы, и пространство под ногами начинало вибрировать и издавать тот самый неприятный утробный гул. Горизонт придвигался все ближе, кровавые разрезы становились все отчетливей, и Тайра подумала, что скоро бежать им будет некуда. Гиварш мог двигаться намного быстрее, но он выдерживал ее скорость то ли потому, что не хотел бросать ее одну, то ли потому, что понимал, что куда ни беги, убежать все равно не удастся.

— Морис! Я дальше не побегу, — заявила Тайра и остановилась. — Это бессмысленно.

— Если бы не твое колдовство, может, вообще не пришлось бы бегать, — Гиварш остановился чуть дальше, вернулся обратно и сел, подогнув под себя одну ногу и опершись локтем о колено другой. Тайра опустилась рядом.

— Должен же быть выход, — сама себе повторила Тайра, словно от того, что эти слова были произнесены вслух, могло что-то измениться.

— Слушай, милая, — скорчил рожу Морис. — Может, в своей вечности ты немного подзабыла канон… Это Ишанкар! Тут тебе никто ничего не должен.

Тайра повернула голову в сторону магического пламени, Гиварш проследил за ее взглядом и ухмыльнулся на один бок.

— Уж как только я ни представлял себе свою смерть, но никак не в компании Зулейхи где-то неизвестно где.

— Я не Зулейха, — в очередной раз машинально повторила Тайра.

— Знаешь, почему я стал вампиром? — вдруг спросил Морис. — Когда я был мальчишкой, я дружил с другим таким же мальчишкой. Он был сыном нашего конюха. Мы бегали в лес, строили там свои королевства из каких-то палок, шишек и прочего мусора. Я так думаю, это было самое счастливое время в моей жизни. Потом этому мальчишке, моему другу, милорд де ла Форж по пьяни засадил в голову арбалетный болт. Я не знаю, почему это так на меня подействовало, я и до этого дня видел, как убивают крестьян. Я ушел в лес и сидел в нашем шишечном королевстве почти неделю, а потом вернулся домой и уже точно знал, что никогда не умру, — Гиварш смотрел куда-то вдаль, словно переживал картины своего прошлого. — И знаешь, сколько воды утекло, а тот запах — запах мокрых шишек, хвои и свежей, горячей крови моего друга, остается таким, словно не было этих девятисот с лишним лет. На его фоне все остальное кажется бесцветным.

Он замолчал, и они долго смотрели на подбирающиеся к ним алые языки. Когда спина у Тайры совсем замерзла, Морис вытянул руку и обнял ее, подсев поближе. Согреться с ним было не суждено, но стало почему-то легче.

— Она того стоит? — спросила Тайра. — Вечная жизнь? Она стоит запаха мокрых шишек?

— Нет, — Морис отрицательно покачал головой, — не стоит. Но запах мокрых шишек стоит вечной жизни. К сожалению, я понял это слишком поздно.

Тайра предпочла в ответ промолчать.

— Так ты правда не Зулейха? — все же спросил Морис, когда понял, что продолжать диалог о вечности Тайра не будет.

— Правда.

— Значит, Йен действительно взял Ученицу?

— Значит, действительно взял.

Морис еще какое-то время внимательно ее рассматривал, а потом с облегчением сказал:

— Ну слава богу, не похожа.

— На Зулейху?

Он непонимающе нахмурился, подумал и, не отводя взгляда от ее глаз, медленно сказал:

— На Зулейху тоже не похожа… Надо выбираться. Если мы тут почим в бозе, Йен нас из-под земли достанет, а хуже этого я себе ничего представить не могу.

Он встал и опять протянул ей руку. Тайра с неохотой поднялась следом.

— Даже если это тень внутри теней, это все равно сферограмма, — размышлял Морис вслух. — Сферограмма — это система взаимоуравновешенных заклинаний. Любая сферограмма строится от какой-то точки. Где тут центр — теперь не поймешь, можно сказать, ты его стерла. Зато есть точка, в которой это подпространство перестанет существовать, и эта точка окажется там, где окажемся мы. Так?

— Не знаю, я такого еще не учила, — грустно сказала Тайра.

— Если эта сфера перестанет существовать, значит, возобновится действие всех магических законов. Значит, колдовать будем именно в этот момент. В момент коллапса.

— Колдовать что мы будем в момент коллапса?

— То же, что и в первый раз. Я другого выхода не вижу. Идея-то до безобразия проста по содержанию и ужасно сложна в исполнении. Только колдовать теперь буду я, но ты поделишься своей кровью и откроешься. Сэл учил тебя открываться?

— Вот так? — спросила Тайра и отпустила поток.

Гиварш на секунду застыл, потом осторожно шевельнул рукой. Движения его были плавными и тягучими. Пространство вокруг них налилось неконтролируемой магической энергией, стало огромным, как мировой океан, и вязким, как желе, сила концентрировалась вокруг Тайры и изливалась из нее во все стороны неисчерпаемым потоком, от которого и у нее, и у Гиварша закружилась голова. Воздух звенел и готов был разорваться от переполнявшей его мощи, и прежде, чем Морис успел испугаться, Тайра закрылась, и снова воцарилась тишина, прерываемая лишь их дыханием и утробным гулом разрушающейся сферы.

— С ума сойти… — восхищенно протянул Гиварш и тут же, придя в себя, убедительно попросил: — Больше никогда так не делай! Это твое обычное состояние, когда ты открыта?

— Нет, — мрачно сказала Тайра. — Обычное мое состояние много хуже.

— Куда уж хуже… И как тебя только лигийцы еще не засекли?

— Сэл учил меня контролю. Учил закрываться. Я сознательно контролирую поток с шести лет.

— Это сложно?

— Это как держать спину прямо. Если долго тренироваться, вырабатывается рефлекс, и можно об этой проблеме не думать. А иногда я расслабляюсь, и тогда вот что выходит.

— Ты сильнее Зулейхи в сотни раз. Искренне сочувствую Йену: он с тобой наплачется. Но выше нос, — подбодрил ее Гиварш. — Сделаешь то же самое, только в сотню раз слабее, поняла? И Сэла зовешь сразу же. Я буду искренне верить, что он тебя услышит. Так что приготовься, чтобы заминки не было. Все делаем одновременно. Если повезет, я еще кой-кому устрою праздник!

Они стояли рядом и молча смотрели, как сфера сжимается и стремится к нулю, пока багровые всполохи спереди и холодная тьма сзади не подобрались совсем близко. Тайра шагнула ближе к Гиваршу и почувствовала, что коснулась его руки своей. Морис обнял ее, и она уже без стеснения обхватила его за пояс. Когда алое пламя коснулось ее туфлей, она снова рассекла ладонь, уткнулась лицом Гиваршу в грудь и отпустила поток.

Лабиринт был большой и старый, созданный из плотно посаженных зеленых кустов, и Тайра знала, что если выберет правильное направление, то сначала доберется до центра, где обязательно будет маленькая деревянная лавочка и аккуратная клумба с розовым шиповником, обвивающим железную арку, а потом дойдет и до самого особняка, симметричного и основательно царственного, как все, принадлежащее к викторианской эпохе. Она бродила по лабиринту уже не первый день, и хотя твердо придерживалась направления, дойти до центра все никак не получалось, а, минуя его, до особняка было не добраться. Тайра не знала, зачем ей надо в этот особняк, но войти в холл надо было обязательно, и там, уже на месте, она вспомнит, зачем так упорно стремится пройти через этот лабиринт.

От обилия зеленого цвета устали глаза. Периодически сквозь ветки изгороди просматривались полупрозрачные, светящиеся зелеными искрами, фигуры, но они, когда она пыталась разговаривать с ними, или быстро удалялись, или, наоборот, преследовали ее, рассказывая какие-то нелепые истории про забытые в тайниках письма и сгоревшие утюги. Иногда Тайра смотрела в небо, ожидая появления первых звезд, чтобы сориентироваться, но в лабиринте были постоянные сине-лиловые сумерки. Она разговаривала сама с собой, чтобы не потерять ощущение реальности, и чтобы все эти истории бестелесных фигур про письма и утюги не вытеснили из ее сознания главную цель — дойти до особняка. Тайра утешала себя тем, что первым делом обязательно позвонит маме, но потом начинала сомневаться в том, что в особняке вообще есть телефон, зато там наверняка было полно тайников, набитых старыми письмами, и хоть в одном обязательно должен был оказаться сгоревший утюг… А если так, то почему бы там не найтись и телефону, пусть даже с конусовидной трубкой, которую надо прикладывать к уху?

Ужасно хотелось пить. Тайра облизала губы, но язык был сухим и шершавым, во рту чувствовался привкус крови и еще так нелюбимых ею молока и меда. Она подумала, что молочным рекам давно пора перестать фигурировать в сказках: толку от них все равно было мало, уж лучше бы вместо молока тек прохладный зеленый чай. К тому же в викторианской Англии чай был гораздо более к месту.

Где-то за спиной послышалось шуршание, какое бывает при начинающемся ливне, когда первые крупные капли падают на сухую упругую листву. Она обернулась назад, ожидая дождя, и протянула руку ладонью вверх…

…Дождь барабанил по окнам и жестяному откосу, чинара мягко скреблась в окно голыми ветками. Тайра чуть приоткрыла глаза — мир вокруг виделся сквозь зеленое стекло. На тумбочке возле кровати лежал градусник, и ртуть на нем можно было различить возле отметки тридцать девять и семь. Она медленно повернулась на спину. Голова болела, в ушах неприятно звенело, откуда-то долетали обрывки разговоров, и лишь два голоса из общего фона принадлежали живым людям.

— Я прям и не знаю, что сказать, — голос был манерным, словно принадлежал продвинутому москвичу. — Вы хотите невозможного!

— Я хочу понять, чем она больна, — спокойно ответил ′т Хоофт. — Вторую неделю температура сорок просто так не держится. Так и умереть можно, Макс.

— Ой, напугали, — растягивая гласные, произнес тот, кого сэр ′т Хоофт назвал Максом. — Это для некросов не повод, чтобы суетиться.

— Макс, — укорил его хет Хоофт. — Не стыдно? Не можешь определить, в чем дело, иди в каменщики. Это, как я слышал, ваша национальная профессия.

— Ну начинается! — Макс недовольно цокнул языком. — Я вам который раз говорю: вот ее карточка, вот все записи… Вот все анализы… А, черт, вы все равно по-русски ничего не понимаете. Учите язык, сэр, вот что я вам скажу.

— Ты мне попереводишь поначалу.

— Я переводчиком не нанимался!

— Это приказ, — абсолютно спокойно сказал ′т Хоофт.

— Ну вот всегда вы так! Чуть что — сразу приказ! По-человечески общаться совсем не умеете!

— Да, я такой. Ишанкарский монстр.

Тайра поймала себя на том, что улыбается, а еще что комната обрела свои истинные цвета, избавившись от зеленых отсветов.

Наставник сидел в кресле, заложив ногу за ногу и подперев голову двумя пальцами правой руки. В левой у него была ее амбулаторная карта, которую он только что забрал из рук у Макса. Макс присел на краешек стола и сосредоточенно изучал свой маникюр, периодически встряхивая рукой, на запястье которой красовался браслет из железочек и разноцветных деревянных и костяных бусин, которые звенели и трещали при малейшем движении. Примерно та же конструкция была у него на шее. На Максе были рваные голубые джинсы, заштопанные в некоторых местах белыми и синими нитками, и футболка с изображением эмблемы «Пепси-колы» и надписью под ней «I′m pepsy». Тайра поняла, что улыбается во весь рот, и тихонько засмеялась.

— Очень смешно! — сказал Макс по-русски, заметив, что она без стеснения его разглядывает. — Смейся, смейся! Начнешь получать от него по полной — будет не до смеха. Тогда вспомнишь меня, и как ты надо мной смеялась, и как тебе было меня ничуть не жаль, и скажешь: «Максик, дорогой, пожалей меня!», а я тебе скажу: «Нет!», и тоже буду смеяться. А что, око за око.

— Перестань нести чушь, — по-английски попросил хет Хоофт.

— А вы учите язык, сэр, и это для вас чушью не будет, — ответил Макс, переходя на английский, и многозначительно надул губы.

′Т Хоофт поднялся из кресла и присел на краешек ее кровати.

— С возвращением.

— Спасибо, сэр. А почему с возвращением?

— Ты была за Гранью.

— То есть… — Тайра запнулась, — мертвая?

— Именно так.

— Поэтому все было зеленым? А я думала, что сплю, и что этот лабиринт мне снится.

— Какой лабиринт?

— Обычный, с высокими кустами и шиповником… Как в книжках про старую Англию.

— Странно, — ′т Хоофт задумался, застыв взглядом на дальней стене. — Некроманты могут спать, и находясь за Гранью, но тела при этом не покидают, а ты не все время была в своем теле. А когда тебя в теле не было, человеку, далекому от некромантии, со стороны могло показаться, что ты крепко спишь. Макс вот так и думал… Даже воскресить его пришлось, после того как он до тебя дотронулся.

— Хотел проверить, есть у тебя температура или нет, — Макс выразительно покивал.

— А я тебе сотню раз говорил, чтобы ты без спроса ничего, принадлежащего некроманту, не касался, — напомнил ему хет Хоофт и, обращаясь уже к Тайре, продолжил: — Зеленый маркер на твоих глазах однозначно свидетельствует о том, что ты спала не все время. В какие-то промежутки ты была мертва. Но мы выходим из тела иначе, и уж точно ни в какие не в лабиринты… Странно.

— И почему я была мертва?

— Пока не знаю, — честно признался маг. — Надо подумать.

— А как ты вообще себя чувствуешь? — спросил Макс.

— Нормально. Только пить хочу.

— На, температуру померяй, — Макс встряхнул градусник — браслет опять затрещал и зазвенел — и протянул ей. — Я тебе принесу попить, — и он вышел из комнаты.

— А мама где?

— Ушла в магазин, — ответил ′т Хоофт. — Не бойся, нас не засечет. Мы аккуратно.

— Я как просыпаюсь, вижу или маму, или вас.

— Я о тебе волнуюсь.

— Спасибо, сэр. Не волнуйтесь. Это нормально. Я раз в год всегда сильно болею.

— Непонятно чем? И всегда такая температура?

— Всегда, — Тайра попыталась приподняться, но хет Хоофт ей не позволил. — В прошлом году весной две недели температуру сбить ниже тридцати восьми не могли, а потом все прошло.

— В один момент? — не поверил маг.

— Нет, конечно. Еще за две недели, — Тайра усмехнулась.

— А лабиринт тебе снится только во время болезни? Или в обычное время тоже?

— Только во время болезни. Он вообще-то красивый, но я его не люблю. Надоедает бродить в нем часами. Из него все равно не выбраться.

Вернулся Макс, неся полную кружку теплого чая.

— На, пей. Я знаю, что ты хочешь холодной воды, но обойдешься.

Тайра забрала кружку из его рук.

— Пальцы у тебя ледяные, — Макс одернул руку. — А сама горячая, как Сахара в полдень. Ну и зачем тебе сгоревшие утюги? Я бы никогда не догадался их по тайникам прятать, выкинул бы на помойку.

— Я вслух разговаривала? — недоверчиво спросила Тайра.

— Я такого от тебя наслушался, — Макс покачал головой. — Ты тут пришельцам грозила, что сейчас придут святые старцы, и просила дверь припереть гладильной доской, чтобы до их прихода пришельцы не смотались. А еще хотела, чтобы мы тебе твой джедайский меч отдали, а то тебе защищаться нечем. Просто удивительно, как причудливо могут переплетаться факты в воспаленном мозгу. Хорошо, что сэр хет Хоофт ничего из этого не понял, а то бы точно сдал тебя Хранителю или Лиге раньше времени.

— Она грозила пришельцам святыми старцами? — ′т Хоофт удивленно приподнял бровь. — Хотя, почему бы нет? Пришельцы тоже что-то типа нечисти.

— Вот теперь буду знать, как с вами бороться, сэр, — произнес Макс и поправил челку. — И от джедайского меча я тоже бы не отказался. Так, на всякий случай…

— Ты кровь у нее взял? — спросил маг.

— Нет еще, вы же меня не по назначению используете, а переводчиком и водоносом!

— Ну теперь можешь приступить к своим прямым обязанностям.

— Это приказ, — в один голос с ′т Хоофтом, передразнивая мага, произнес Макс, открыл лежащий на письменном столе чемоданчик и достал оттуда пробирки, стеклышки и стеклянную трубочку с резиновой грушей на конце.

— Руку давай, — сказал он и дотронулся своим отполированным ногтем до ее пальца, точечным колдовством прокалывая подушечку.

Внезапно накатила тошнота, голова заболела и пошла кругом, и Тайра отвернулась к стенке, пытаясь сосредоточиться на узоре на обоях, чтобы не потерять сознание и не провалиться снова в непреодолимый зеленый лабиринт.

— Что это за некрос, который боится крови! — цокнул языком Макс. — Я из тебя не литр выкачиваю. У тебя же мама врач, брат врач! Позор!

— Я не боюсь крови, — с трудом произнесла Тайра.

— Что? — переспросил Макс.

— Я не боюсь крови, — повторила Тайра более внятно. — Не колдуй больше.

— Это почему?

— Не хочу магии. Плохо мне…

Хет Хоофт, задумавшись, внимательно следил за их разговором.

— Я правильно понял, что от магии тебе становится хуже? — уточнил он.

Тайра кивнула.

— Вы через портал уходили, и я следом за вами в свой лабиринт. Я устала там гулять. Не надо порталов, сэр, пожалуйста.

— Не колдуй больше, Макс, — приказал ′т Хоофт. — Из вены забор делай традиционно.

— Толку-то от того забора, — ворчал Макс, перетягивая ей руку оранжевым жгутом. — Шестую пробу снимаю, а все бесполезно. Чистая у нее кровь, чистая!

— Раз температура есть, значит, должна быть ее причина, — стоял на своем маг. — Инфекция или что другое.

Он забрал у нее градусник, оценил показания и положил его обратно на тумбочку.

— Сколько? — спросил Макс.

— Тридцать восемь и девять, — сообщил Йен. — Дай-ка мне одну пробирку с образцом.

— Зачем? — не понял Макс, но пробирку передал.

Хет Хоофт не ответил. Он открыл пробку и вылил небольшое количество крови себе на ладонь. Какое-то время он внимательно ее разглядывал, а потом медленно слизал ее языком. От удивления Тайра открыла рот, а Макс поморщился.

— Вот только что сами говорили, что там инфекция! — возмутился он. — Зачем тогда всякую дрянь в рот тянете? Как ребенок малый, честное слово, сэр!

— Зачем вы это сделали? — удивилась Тайра.

— Экспресс-анализ, — пояснил ′т Хоофт. — Макс, давай в лабораторию, чтобы к моему возвращению были результаты.

— А точнее сроки назовите, — попросил Макс.

— Назвал самые точные. Когда вернусь.

Макс снова поцокал языком и картинно закатил глаза.

— Ну и начальничек тебе попался, — словно бы по секрету сочувственно сообщил он Тайре. — Сатрап! Чур! Чур!

Он закрыл свой серебристый дипломат и вышел из комнаты. Через пару секунд за ним захлопнулась входная дверь.

′Т Хоофт вздохнул и потрогал ее лоб.

— Как Сахара в полдень, — повторил он за Максом удачное сравнение.

— А Макс всегда такой? — спросила Тайра и снова не смогла сдержать улыбки.

— Почти. У него слишком много энергии. Он странный, но это его личное дело. Хотя да, ведет он себя несколько неадекватно, да и выглядит тоже.

— Я потому и спросила, сэр.

— Он говорит, что он метросексуал, что отстаивает право мужчины модно одеваться и вообще модно выглядеть, — пояснил маг. — Но иногда, когда он особенно отстаивает это свое право, он не совсем похож на, как бы это сказать… На обычного традиционного мужчину.

Тайру всегда поражало, как сэр хет Хоофт при всей своей корректности умел точно и понятно выражать мысли.

— А он вообще кто?

— Он вообще Хат-Хас. Я уверен, что он вскоре встанет во главе клана. У Хат-Хас это должность выборная, так что для Макса это самое место. Во-первых, он по-своему гениален, и какие бы бусики он на себя ни надевал, — ′т Хоофт усмехнулся, — этого не отнять. Во-вторых, он наконец-то найдет, куда приложить свою кипучую энергию. А в-третьих, среди Хат-Хас еще поискать такого энтузиаста, как Макс, который согласится эту должность занять.

— А почему вы его заставили брать у меня кровь, если он гений?

— Потому что он биохимик, и я ему доверяю, — веско сказал маг. — А гениальность надо отрабатывать. Так говорил мой Наставник.

— Значит, ваш Наставник считал, что вы гений?

— Нет, он считал, что я лентяй, хотя и талантливый.

Тайра хотела спросить его, что он думает про нее, но посчитала, что для этого вопроса еще слишком рано. А еще она хотела знать, правда ли, что он оставит ее сразу же, как она закончит обучение, но понимала, что и этот вопрос излишний, потому что сэру Котце не было резона вводить ее в заблуждение. Она так и не поняла, какого типа должны установиться между ними отношения до этого судного дня. Сейчас же ей было неловко от того, что сэр хет Хоофт, с которым они были знакомы меньше полугода, сидит возле ее постели, но каждый раз, когда она видела его в кресле у окна, ей становилось спокойно, как не было спокойно даже тогда, когда рядом была мама. Это было странно и даже пугало, потому что она не собиралась сразу открывать свою душу этому человеку, но какие-то тонкие магические связи начинали работать независимо от ее желания, и временами ей казалось, что она знает сэра ′т Хоофта много лет, столько же, сколько Сэла.

— Я не хочу, чтобы вы уходили, сэр ′т Хоофт, — призналась Тайра. — Посидите со мной, пока мама не вернется?

— А как же портал? Мне придется уйти через портал.

— Горан говорил, вы умеете ходить по теням.

— Отлично, — ухмыльнулся Йен. — И что еще тебе Горан рассказал про тени?

— Больше ничего. Может, вы расскажете?

— Тени — это межреальность, — пояснил маг. — Пространство и время между существующими мирами. Их много, но нам доступны лишь те, которые мы в силах понять. Не думаю, что ты когда-нибудь увидишь и осознаешь мир с десятью измерениями. Ходить по теням опасно. Людей, которые на это способны, не так много. Межреальность — это территория трейсеров, как тебе правильно сказал Морис. Им там уютно. Трейсеры размечают пространство теней, чтобы такие, как мы, не заблудились и не пропали там навечно. Большая часть некромантов ходить по теням неспособна, таких мы называем чистыми некромантами, а некроманты Ишанкара должны это уметь, поэтому нас отбирают с учетом этого требования и потом целенаправленно этому учат. Мы можем ходить через тени, но мы этим не злоупотребляем, потому что мы в межреальности чужие, и нас там ждут только неприятности. Понятно?

— Понятно, сэр. Значит, пусть будет портал, — сдалась Тайра.

— Нет, на этот раз я уйду через тени. Завтра пришлю к тебе Макса, он еще один забор крови сделает. Посмотрим, что на тебя действует хуже — портал или тени.

— А зачем вы пробовали мою кровь на вкус?

— С Гиваршем поведешься, — снова ухмыльнулся ′т Хоофт. — Это вампирская технология. Некромантия тесно связана с магией крови. Кровь — это то, что всегда под рукой. Будешь постарше — я тебя научу. А может, Морис сам научит. Ты ему приглянулась.

— А он в порядке?

— А что с ним сделается? Он же бессмертный.

— Ну он тоже тогда испугался, хотя вида не подавал.

— Переживет, — ухмыльнулся Йен. — Не первый раз встревает и не последний.

— А что стало с портключом, сэр?

— Больше не действует, так как место назначения больше не существует, а сам камешек вернулся к Морису.

— То есть — вернулся? Это его камешек?

— Его. У него их целая коллекция — хрустальная ваза, наполненная драгоценными и полудрагоценными камнями. Попроси его как-нибудь, он тебе покажет.

— И зачем ему это?

— У всех свои странности, — ′т Хоофт чуть пожал плечами. — Я как-то задал ему тот же вопрос, и Морис ответил, что эта ваза — это мир, а камешки — это люди. Сказал — это его личный калейдоскоп. В зависимости от того, какие камешки и как складываются вместе, и получается конечный узор. Гиварш, вообще-то, эстет.

— Значит, в истории с бирюзой тоже не все так просто? Морис втянул в игру какого-то человека?

— Это спорный вопрос, кто кого втянул. Но в целом Гиварш был неправ и получил свое сполна, даже больше, чем заслужил, авансом, так сказать. У него такая особенность, что периодически его надо возвращать с небес на землю. Его поймали на его же уловку, и мне его, к слову сказать, абсолютно не жаль.

— Значит, вы не расскажете, — разочарованно сказала Тайра.

— Нет, не расскажу, — подтвердил Йен. — В любом случае, во всем есть свои плюсы: теперь ты знаешь, как опознать портключ.

— А если бы мы не смогли выбраться, сэр?

Хет Хоофт пару секунд внимательно смотрел на нее, а потом сказал:

— Я бы пришел за тобой. А Морис посидел бы еще и подумал, для него это не лишнее.

В замочной скважине с мягким шуршанием повернулся ключ, и Тайра поняла, что вернулась мама. Йен понимающе кивнул, чуть погладил Ученицу по голове, поднялся, беззвучно сказал «Выздоравливай», сделал шаг и исчез без всяких спецэффектов, как бывало при открытии портала.

Тайра сделала вывод, что технология ухода через тени более стильная, и снова медленно провалилась в свой викторианский лабиринт.

Хет Хоофт прошел через приемную, коротко кивнув Секретарю, и без предупреждения и стука вошел в кабинет Ректора. Сэр Котца поднял взгляд от бумаг, подмигнул некроманту и вернулся к своему занятию. Горан тоже на секунду оторвался от компьютера — Йен отметил, что сэр Котца основательно загрузил преемника, — прижал руку к груди и привстал, приветствуя ′т Хоофта, тут же получил от Наставника веером по затылку и снова уткнулся в монитор. Йен даже не улыбнулся. Он опустился в свое кресло возле ректорского стола и принялся ждать.

Он оставил свои размышления, когда Ректор и Горан уже отложили дела и смотрели на него, ожидая, что он озвучит цель визита.

— Ну и кого вы мне подсунули? — строго спросил ′т Хоофт.

— А в чем, собственно, дело? — заинтересованно спросил сэр Котца.

— В аль′Кхассе.

Горан медленно повернулся к Ректору, потом перевел взгляд на ′т Хоофта. Сэр Котца улыбнулся во все лицо и заскрипел.

— Уже прижилось? — довольно спросил он. — Красиво получилось, да, Йен? Ты поэтому такой серьезный?

— Нет.

— И почему же?

— Сэл теперь просто обязан уйти. Он обещал мне исполнить мое заветное желание, если проспорит.

— И в чем была суть спора?

— Я знаю, какой у Тайры постэффект.

— И что такого? — развел руками Ректор. — Или ты думал, постэффект ее минует?

— Сэл именно это и утверждал.

— Ты и правда говорил с Сэлом? Небеса упали на землю, а я и не заметил?

— Мне не до шуток, господин Ректор, — сказал ′т Хоофт, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.

— Слушаю, — сэр Котца стал так же серьезен, как и маг.

— Она не может колдовать. Девочка дожила до своих лет только потому, что отказывалась это делать. У нее удивительная интуиция. Магия ей противопоказана.

— Как это? — не понял Горан.

— Я понятия не имею, как это, — мрачно ответил ′т Хоофт. — Но факт остается фактом. При всей ее магической силе колдовать ей нельзя: магия ее убивает. Я все поражался, как она компенсирует откаты и постэффекты заклятий, не имея для этого никаких знаний и навыков, а на самом деле она ничего не делает. Ее тело делает это за нее. Все откаты от заклинаний, все излишнее колдовство поглощается и остается в контуре ее физической оболочки. До определенного уровня, а потом начинается собственно ее постэффект.

— И на что это похоже?

— Я бы сравнил это с заражением крови. Температура, потеря сознания, минимальный пульс… Никакое, даже малейшее, колдовство не проходит для нее даром. Сразу этого не заметить, поэтому она могла спокойно заниматься магией какое-то время, приблизительно год, но сейчас занятия стали систематическими, и ей хватило трех с половиной месяцев и приключения в тенях с Гиваршем, чтобы добрать годовую дозу и получить свой постэффект. А когда постэффект в действии, любое чужое колдовство для нее опасно. Если кто-нибудь кастанет как следует, когда она под постэффектом, она, вероятно, умрет. Или вообще уйдет.

Сэр Котца молчал.

′Т Хоофт выждал несколько секунд и продолжил:

— Мы с Максом вывели закономерность, если за время ее так называемой болезни можно было что-то вывести. Чем больше и сильнее магия, которую она применяет, тем быстрее происходит заражение, и, следовательно, тем сильнее постэффект. Радует то, что Тайра умеет с этим бороться. Организм привыкает к новой концентрации магии в крови, и порог восприятия повышается. Она словно привыкает к яду. Постепенно доза усваиваемого отката увеличивается, но бесконечно так продолжаться не может. А еще при постэффекте ее временами выбрасывает из тела за Грань, и я не знаю, где она в это время находится, и как ей удается возвращаться, ее никто этому не учил, но если однажды тело ее не примет, и она не сможет вернуться, то составит компанию своему драгоценному Сэлу.

— А с головой у нее при этом все в порядке? — осторожно спросил Горан.

— В порядке, — кивнул маг. — В отличие от всех предыдущих некромантесс постэффект пока не затрагивает ее разум, но я полагаю, что при достаточной концентрации магии в крови, если она сможет или будет вынуждена перешагнуть свой порог, безумие ждет и ее. А так как она объективно гораздо сильнее Зулейхи, сложно предположить, что с нами всеми будет в этом случае.

— И что ты хочешь сказать? — спросил Ректор.

— Если она будет профессионально колдовать — она обязательно уйдет.

— Ну и слава богу, — выдохнул сэр Котца. — Нам ведь ни к чему второй Сэл?

— Мне кажется, господин Ректор, — Йен начал раздражаться, — вы не осознаете масштаб проблемы. Как и чему я должен ее учить, если ментальные техники, с которых я мог бы начать на ранних этапах, ей запрещены по определению, как и всем некромантессам, а серьезная магия ей и вовсе противопоказана?

— Это все сложности?

— Нет, не все! — зло сказал ′т Хоофт. — Но до остального не дойдет, если я не найду, как справиться с ее постэффектом!

Хет Хоофт встал и отошел к окну.

— Это какая-то насмешка природы! Потенциально сильнейший маг своего поколения не может колдовать! Это будет не обучение, а издевательство! Шаг вперед, два шага назад. Сегодня мы колдуем — завтра мы не колдуем! Нельзя ограничиваться только теорией! Ей нужна практика! В основном практика! Она некромантесса! Что я должен делать, господа Ректоры? В прозекторскую мне ее тащить в тринадцать лет, что ли, прикажете?

— А вы сказали о ее постэффекте ей? — спросил Горан.

— Не успел, — саркастично ответил маг, — но обязательно скажу. Вы даже представить себе не можете, каких усилий ей стоит направленное единичное колдовство! Зато она без труда может сровнять с землей весь Ишанкар! Ее нужно научить контролю. Научить дозировать и направлять свою силу. Она использует поток целиком, это просто монстр какой-то! Зато та элементарщина, которая легко дается ее ровесникам, для нее представляет огромную проблему, потому что она просто не создана для того, чтобы колдовать в таких мелких масштабах! А в полную силу ей колдовать нельзя, потому что, во-первых, она разнесет в пыль все, чего коснется ее магия, и, во-вторых, потому что просто умрет после этого от постэффекта! Вы понимаете, кого вы мне подсунули?

— Успокойся, Йен, — с нотками испуга в голосе произнес Ректор. — Я тебя таким вижу третий раз в жизни. Это для тебя нехарактерно.

— Как можно вычислить порог восприятия отката? — не унимался Йен. — Если он у нее, вероятнее всего, прыгает вверх-вниз? Это тема для фундаментальных исследований. Макс бы себе докторскую на этом сделал, если бы она была кому-нибудь нужна. Сэл ни разу за тринадцать лет не удосужился взглянуть на ее кровь, хотя магии крови ее учил! Он ничего не заметил! Болеет ребенок — ну и пусть болеет, грипп, в конце концов, сейчас лечат очень успешно. Вы представляете, какой силы будет ее магия крови? А мы, между прочим, собственную кровь используем еще как!

Сэр Котца исподлобья смотрел на ′т Хоофта. Горан тоже благоразумно молчал.

′Т Хоофт вернулся в свое кресло и принял прежнюю позу.

— Это бомба с часовым механизмом, только механизм этот нарушен, и когда она рванет — никто сказать не может, — подводя итог, сказал он.

— Ты боишься за Ишанкар? — спросил сэр Котца.

— Да плевал я на Ишанкар, — устало сообщил Йен. — Единственное, что меня волнует — это моя Ученица. Я не позволю ей уйти. Даже если мне придется пойти против Закона, вам я ее не отдам.

— Пойти против Закона? — переспросил Горан.

— Вы так и не заставили его выучить Закон, сэр? — обратился Йен к Ректору.

— Он немного не в том возрасте, чтобы я его заставлял, — заметил сэр Котца.

— Я не совсем идиот, сэр хет Хоофт, — вставил Горан. — Я знаю, что согласно Закону единственный выход из Ишанкара для некроманта — это смерть.

— Тогда ты понимаешь, о чем я.

— А какой выход видишь ты, Йен? — вернулся к основной теме сэр Котца. — Если ты не согласен отдать ее на убой, значит, ты продолжаешь считать ее своей Ученицей.

— Иногда вы меня в плохом смысле слова поражаете, сэр, — с укоризной сказал маг. — Конечно, я считаю ее своей Ученицей и даже не думаю ее кому-нибудь отдавать.

— И что ты собираешься делать?

— Я буду изучать ее, а Макс мне в этом поможет. Мы решили поставить на нее метку Хат-Хас.

— Как на собственности клана? — Горан был неприятно удивлен.

— Как на члене клана, — поправил ′т Хоофт. — С ее способностью выживать и соображать у Хат-Хас ей самое место, а клановая татуировка в случае чего снимет все вопросы. Мало ли что Хат-Хас проделывают с собой в своих застенках. Их слава безумных ученых нам тут как раз на руку.

— Все-таки вы рассматриваете ее как объект лабораторных исследований, сэр, — стоял на своем Горан. — Вы ведь будете ставить на ней эксперименты.

— Обязательно. И если тебя волнует этическая сторона, я не собираюсь этого от нее скрывать. А ты можешь предложить что-нибудь иное? Чтобы управлять явлением, его надо сначала изучить, чем я и собираюсь заниматься. Сначала я пойму, как все это работает, а потом научу ее управлять своим постэффектом.

— А до этого? — спросил Ректор. — Что ты будешь делать до того, как вы научитесь управлять постэффектом?

— Она будет выполнять все, что я ей прикажу, — жестко сказал маг и тут же пояснил: — Моя Ученица, имею право. Придется ввести систему запретов, и не только на магию.

— Некроманты и так во время обучения ограничены во всем, сэр, — припомнил Горан. — Вам и так ничего нельзя. Разве можно ограничивать ее еще больше?

— О-о! — радостно протянул сэр Котца. — Ты читал параграфы Закона «О Некромантах Ишанкара»!

— Можно, Горан, — ′т Хоофт утвердительно кивнул. — В конце концов, я делаю это не для собственного удовольствия.

— А вы уверены, сэр, что она будет выполнять все, что вы насочиняете?

— Насочиняю? — маг недобро усмехнулся. — Уверен.

— А если все же нет?

— В таком случае я ее оставлю.

— Откажетесь от Ученицы? — не поверил Горан.

— Выучи уже Закон, Горан! Ректор Ишанкара должен знать его не хуже Хранителя, если не хочет все время идти у него на поводу. «Отказаться» и «оставить» — разные вещи. Я сказал, что не собираюсь ее никому отдавать, но если она нарушит хоть один мой запрет — я не буду ее обучать. Вы получите некроса с тем уровнем знаний, на котором мы остановимся.

— Не объясните, почему?

— Потому что я не хочу повторить судьбу сэра Ли. Самое важное для мага — это контроль и самодисциплина, особенно для ишанкарских некромантов с их гордыней и огромной магической силой. Стоит мне один раз закрыть глаза на неподчинение, и с ней будет то же, что и с Зулейхой, а я хочу уйти раньше своей Ученицы.

Воцарилась тишина. Горан слышал, как мелкие колючие снежинки стучат в закрытое окно. Сэр Котца о чем-то размышлял и постукивал сложенным веером по столу. ′Т Хоофт молчал.

— Не будет ли со стороны казаться странным, — спросил Ректор, — что аль′Кхасса в некоторые периоды не сможет колдовать? Например, на парах?

— До пар ей еще надо дожить, а мнение остальных меня не волнует.

— Тогда, Йен, — сказал сэр Котца, — я так и не понял, зачем ты пришел.

— Я сам не понял, — сдался ′т Хоофт. — Виноват, сэр, не сдержался. Больше не повторится.

— Йен, я хорошо тебя знаю, — мягко сказал Ректор. — Тебе только покажи непреодолимую проблему, и ты не успокоишься, пока не найдешь для нее решение. Если кто и сможет сберечь Тайру, то только ты. Так что считай, что ты получил мое разрешение делать с ней все, что тебе покажется необходимым. Препятствовать тебе никто не будет.

— И содействовать тоже не надо, — настоятельно попросил маг. — И еще. Все, что я вам рассказал, останется между нами. Четвертый, кто в курсе всех дел, это Макс. Вы это знать обязаны, без Макса же мне не обойтись в исследованиях. На этом круг посвященных исчерпывается.

— Но, раз уж речь идет о крови, как же Гиварш?

— Подождет.

— Согласен, — кивнул Ректор. — Его подключать рано, а то он еще учудит что-нибудь… Горан, как я понимаю, также не возражает.

— Даже не пытается, — подтвердил Горан.

— Я думаю, надо предусмотреть еще один момент, — предложил сэр Котца. — Все рано или поздно узнают, что сэр Йен хет Хоофт взял Ученика, и тогда грянет буря. Поэтому лучше, чтобы все узнали об этом позже. В Ишанкаре об аль′Кхассе известно только Совету и Гюнтеру, и они уже получили мое строжайшее распоряжение не открывать ртов.

— Тогда Максу рот надо зашить, — вздохнул Горан. — Вот уж кто обязательно расскажет, что наш будущий некрос — девушка, да еще и Хат-Хас.

— Это мысль, — не стал спорить Ректор. — Остальные в Ишанкаре пусть думают, что хотят. Высказать это вслух все равно смелости ни у кого не хватит. А ты, Йен, чтобы не подогревать слухи, с Ученицей вместе особо не светись, а то гуляют они по Внутренним Садам парой… — сэр Котца сделал паузу. — А вообще, раз уж твоей Тайре так цветочки-лепесточки нравятся, давай-ка мы ее к пани Эдвине послушницей припишем. И Тайру в ее дальних владениях особо никто видеть не будет, и тебя тоже. А кем тебе Тайра приходится, пусть наши гадают на здоровье, — сэр Котца довольно улыбнулся и снова принял серьезный вид. — Я так же хочу, чтобы все вне Ишанкара думали, что у тебя Ученик. Не девчонка, Йен, а парень. Даже если за нашими стенами проведают, что у тебя девушка, они не должны знать, кто именно твоя Ученица, и мы будем скрывать это столько, сколько будет возможно. Она нужна нам живая. Так что, сэр хет Хоофт, спрячьте свою гордыню подальше. Хвастаться будете, когда она получит посох.

— Это очевидно, сэр, — ответил ′т Хоофт. — Могли бы не напоминать.

— А ты бы мог сделать вид, что я тут и правда главный, — засмеялся сэр Котца.

— Виноват, сэр, учту на будущее, — пообещал маг.

Сэр Котца удовлетворенно заскрипел.

— А к тебе, Горан, у меня будет особая просьба, — хет Хоофт повернулся к нему. — Я знаю, что ты привязался к Тайре, но госпожа аль′Кхасса — твоя будущая Некромантесса. Не смей ее жалеть. Ни сейчас, ни когда станешь Ректором. Это понятно?

— Понятно. Непонятно только, почему.

Хет Хоофт, не отводя взгляда от Горана, раздумывал некоторое время и, словно через нежелание, ответил:

— Потому что для этого у нее есть я.

Он поднялся из кресла, поклонился Ректору и вышел из кабинета вон.

— Что это с ним, сэр? — спросил Горан у сэра Котцы, когда шуршание снежинок о стекло снова стало явно слышимым.

— По-моему, это называется любовью, — серьезно ответил Ректор.

Хидамари

Год 39-й ректорства сэра Котцы, лето

Тайра сидела на узенькой скамеечке под навесом с внешней стороны додзё и ждала, пока Хидамари закончит ругаться с дедом. Хи верещала на японской смеси французского с нижегородским, вставляя в основной язык слова из других знакомых ей языков, дед рокотал на классическом наречии, как самураи в фильмах Куросавы.

Тетя Яся преподавала японский в ленинградском государственном, но раз в две-три недели обязательно навещала своих. Хидамари жила с дедом, и ее нисколько не смущало, что она видит мать в среднем пять дней в месяц. Танака-сан было стыдно перед отцом за то, что Хидамари не уважает язык своих предков, деда же это неуважение ранило в самое сердце: Фукуяма-сан говорил с Хидамари только на японском. Основные споры с дедом у Хи возникали именно из-за ее неправильного понимания долга перед семьей, а владение классическим языком было одним из составляющих этого долга. Тайра относилась к этому спокойно: в каждой семье были свои странности, а ее соседи сверху вообще развелись из-за того, что не договорились о цвете обоев во время ремонта.

Хидамари вышла из дома и с размаху плюхнулась на скамейку рядом с Тайрой.

— Он меня достал! — тихо прошипела Хи. — Я порчу язык Сэй Сёнагон! На дворе двадцать первый век, глобализация и все такое! Почему я не могу говорить слово «гамбургер»? Это его оскорбляет!

— И тебе привет, — сказала Тайра.

На подруге были расшитые детскими клубничками и бабочками джинсы и белая футболка с надписью: «Я не умею говорить по-японски, потому что я дура», которую Хидамари разрисовала собственноручно, чтобы позлить деда.

— Гулять, я так понимаю, мы не пойдем?

— Молчи, — тяжело вздохнула Хи.

— Из-за чего на этот раз поругались?

— Дед сказал, что больше не даст мне смотреть мультики, — после небольшой паузы сказала Хидамари.

— Это он, вообще-то, правильно решил.

— Не трожь святое! — перебила Хи. — Анимэ — это искусство! Ты ничего не понимаешь!

— Не понимаю, — согласилась Тайра. — Статичную картинку на десять секунд и визг за кадром я никак не могу признать искусством. А у тебя от этих сэйлормунов вообще крышу сносит.

— Крышу у меня сносит от телепузиков, — Хидамари скорчила рожу и нелепо растопырила руки, копируя увиденное. — Ляля! По! Давай обнимемся! Жуть!

— А зачем ты их смотришь?

— А что я должна смотреть в воскресенье в шесть утра? Ничего прикольного в это время больше не показывают. А видеокассеты только на день дают, и то не бесплатно. Повезло, что мать из Москвы видик привезла, а то только телепузики и Сэйлор Мун бы и остались.

Тайра промолчала. Воскресенье было единственным днем, когда можно было выспаться, все дела начинались после десяти, Хи же поднималась в шесть, убирала дом, готовила еду и мыла додзё. Когда на воскресенье оставалась тетя Яся, они втроем молились в домашней часовне, которую дед построил в первую очередь, когда получил земельный участок. Фукуяма-сан был синтоистом.

Хидамари сорвала травинку и начала накручивать ее на палец. Тайра поняла, что сейчас, как и всегда, последуют жалобы на жизнь, и приготовилась слушать.

— У меня самое дурацкое имя на свете! — сказала Хидамари и посмотрела на Тайру. — Ну после твоего дурацкого имени.

— Спасибо, подруга, — Тайра сделала вид, что обиделась — это уже стало ритуалом. Раз в месяц Хидамари, насмотревшись мультиков про великих воительниц, собиралась сменить имя.

— Мой дед — синто, — продолжала сетовать Хидамари. — Моя прабабка была мастером меча! Меня могли бы назвать как-нибудь более поэтично. Устрашающе… Чтобы враги прятались по норам, услышав мое имя! А что такое «хидамари»? Солнечный зайчик! Я что, похожа на зайчика? Я что, зайчик?

Хидамари вскочила, и перед глазами Тайры оказался кусок надписи с ее футболки со словами «я дура». Тайра сдержала улыбку.

— Ну ты не зайчик, конечно, но тебе в любом случае лучше, чем твоей маме. В твоем случае еще надо знать перевод.

— Да, матери повезло, что студенты называют ее «госпожа Танака».

Мать Хидамари звали Ясуко, но детям она представлялась как тетя Яся. Впрочем, и деда Хидамари его родным именем звали только ученики. С легкой руки его недолгой спутницы жизни родом с полтавщины, с нежностью называвшей его Такеша, и соседи звали его Кешей и иногда Иннокентием, к чему Фукуяма-сан уже давно привык.

— Я иногда думаю, как круто было бы, если бы можно было выбирать любое новое имя, когда старое бы надоедало! — мечтательно произнесла Хи.

— Ну и кем ты захотела быть на этот раз? — Тайре было интересно следить за развитием притязаний Хидамари.

— Кумико! — мечтательно протянула подруга, и глаза ее загорелись. — Она такая классная! У нее есть большая дубина, метра полтора высотой, она ей всех вокруг мочит!

— Нельзя замочить хоть кого-нибудь полутораметровым дубьем, — с сомнением произнесла Тайра. — Разве что себя.

— Можно! Она носит ее за спиной, а в нужный момент выхватывает — и все! Всем кранты! И вообще, ты бы видела, как она дерется! А еще она никогда не проигрывает! И у нее белые волосы, длинные ноги и большая грудь! Когда я вырасту, поеду за границу и сделаю себе пластическую операцию, и у меня тоже будет большая грудь! А еще я покрашу волосы! Мужчинам нравятся блондинки с большой грудью.

— Как раз наоборот, по-моему… Им азиатки нравятся, потому что для них это экзотика, — попыталась возразить Тайра. — А блондинок вокруг полно.

— Где? — спросила Хидамари и оглянулась на дедов сад камней, скрытый от улицы за высоким забором. — Не вижу ни одной! Тебе легко говорить, у тебя ведь нет таких проблем, — Хидамари с завистью оглядела Тайру, — а меня так и похоронят с первым размером… Девственницей…

Тайра не ожидала такого поворота.

— А ты какие конкретно мультики смотришь? — в полголоса спросила она.

— Такие! А что? Мне уже скоро пятнадцать! Не дед же мне будет рассказывать!

— Тогда понятно, почему он тебе запрещает анимэ смотреть.

Хидамари покраснела и снова опустилась на скамейку.

— Ну и что там твоя Кумико еще делает? — подколола подругу Тайра.

— Она только дерется. Ей всего семнадцать, а она уже великий воин! Разве ты не хотела бы быть великим воином? — спросила Хидамари, с надеждой на понимание глядя на Тайру.

За прошедший год Тайра много раз хотела рассказать Хи о некоторых подробностях своей новой жизни, и хотя она не получала от Горана и сэра ′т Хоофта прямого запрета, почему-то до сих пор не рассказала. В глубине души Тайра боялась, что для Хидамари, которая жила мечтами о магических поединках, двухметровых мечах и красивой любви с тоненькими анимэшными красавцами, известие о том, что все это на самом деле существует, но у нее ничего этого никогда не будет, станет ударом.

— Я бы хотела куклу Барби, — с грустью сказала Тайра.

— Ты дура, — незло ответила Хидамари.

Хи жила на другом краю города в корейском квартале возле тракторного завода, и чтобы добраться до ее дома, от конечной станции метро нужно было сделать еще две пересадки автобусом. Когда-то это был одноэтажный район с садиками, прудами и крышами-пагодами, но теперь садики превратились в палисадники, частных владений почти не осталось — всех переселили в однотипные девятиэтажки, а дед Хидамари чудом сохранил нетронутым свой дом в самом центре района.

Фукуяма-сан с ностальгией показывал свою старую фотографию, на которой он, опираясь на черенок лопаты, с блаженной улыбкой нашедшего свой дом странника стоял посреди пустыря в советских кальсонах и с газетным корабликом на голове. Глядя на эту счастливую фотографию, Тайре хотелось плакать, как будто спрятанная внутри тоска просыпалась и начинала царапаться, пытаясь прорваться наружу.

Тайра всегда удивлялась, как Хидамари со своей семьей занесло так далеко. В городе было много корейцев, индийцев и уйгуров, но японцы попадались редко. Хи однажды рассказала, что Фукуяма-сан с матерью бежали из Японии после Хиросимы. Они были единственными из всей семьи, кому повезло выжить: в тот день они навещали могилы прадедов в Киото. Они осели во Владивостоке, Фукуяма-сан женился, у него родилась дочь, через восемь лет мирно скончалась его мать, а еще через шесть умерла от менингита жена, и он остался с дочерью один. Когда Ясуко исполнилось пятнадцать, и молодые парни стали задирать ее на улицах, Фукуяма-сан перебрался дальше на юго-запад. На родину он так и не вернулся.

Он построил дом в старом японском стиле, с прямоугольным внутренним двориком, пристроил к нему додзё и разбил сад камней. Занимаясь ерундой у Хидамари в комнате, с высоты второго этажа Тайра наблюдала, как сэнсэй часами неподвижно сидит на низенькой узкой скамеечке и, глядя на свой каменный сад, созерцает вечность внутри себя. Иногда, когда говорить с Хи было не о чем, они сидели так вдвоем и созерцали свои вечности, и в эти моменты Тайре казалось, что она знает, что имеет в виду Аиша, когда говорит, что опять общалась с Аллахом.

Дед никогда не говорил об этом, но Хидамари была уверена, что он всегда хотел внука. Он надеялся, что Ясуко родит сына, но она родила дочь, и теперь ему, последнему наследнику мужского пола, Такео Фукуяма, признанному мастеру боевых искусств, некому было передавать свои секретные знания. Все странности Хи были обусловлены желанием доказать деду, что она достойная продолжательница рода, но как бы Хи ни старалась, она была Танака, а это с точки зрения сэнсэя было неисправимым недостатком, особенно после того как отец Хидамари развелся с его дочерью и уехал работать в США.

Хидамари противилась деду только внешне, а Фукуяма-сан был достаточно мудр, чтобы так к этому и относиться. После ссор Хи брала бамбуковый меч и тренировалась до изнеможения, чего дед крайне не одобрял, считая, что в додзё нужно входить только с добрыми мыслями и без злости. Тайра была с ним полностью согласна и не любила драться с Хи в такие моменты. Хидамари теряла контроль, и в ее глазах появлялось странное, почти отрешенное выражение камикадзе, идущего на таран, и Тайра была уверена, что все это ей не чудилось, а было на самом деле. Она сделала вывод, что Фукуяма-сан все-таки обучает внучку тайным техникам: Хи дралась слишком хорошо, и даже Лена-сэмпай, старшая наставница, девица двадцати лет с рабочей окраины, понимавшая только язык силы, относилась к ней с уважением. А Тайре доставалось за двоих. Хотя ей и удавалось побеждать подругу в поединках, с Хидамари ей было не сравниться, и наказания Лены-сэмпай Тайра воспринимала как дополнительную возможность потренироваться, а у Хи и правда были все шансы стать великой воительницей.

Хи дожевала травинку, когда солнце выползло на середину неба. Фукуяма-сан вышел из дома, неся деревянные грабли с редкими зубцами.

— Прополете сад и можете быть свободны. Я сегодня добрый, — он улыбнулся, вручил Хидамари грабли и пошел в додзё.

— Добрый он, как же, — буркнула Хи. — Просто к нему сегодня какой-то особо ценный ученик должен приехать, и мы ему тут на фиг не нужны. Дед сказал — великий воин.

— Ты уже влюбилась?

— Как я могла влюбиться, если я его ни разу не видела? — возмутилась Хидамари. — К тому же любить то, что любит дед… — Хи скорчила рожу.

— Но он же великий воин, — издевалась Тайра.

— Он слишком великий воин. И он уже старый.

— Грабли вторые тащи. Вдвоем быстрей закончим.

Посреди прямоугольного двора без всякой видимой связи были расставлены большие угловатые валуны, вокруг которых на расстоянии сантиметров двадцати по неровной окружности росла зеленая травка. Все остальное пространство двора было засыпано бело-серой галькой, которую и надо было выровнять волнами, соблюдая логику дзен. Дед заставлял Хи ухаживать за садом только в качестве наказания, считая, что во время этой кропотливой работы у внучки будет время подумать и поработать над ошибками. Когда Тайра первый раз застала Хи за этим занятием, она подумала о том, что расскажи она кому-нибудь, что ее подруга пропалывает гальку, их обеих назвали бы сумасшедшими.

— За что на этот раз? — спросила Тайра, когда они уже ровняли гравий.

— Я взяла отсюда камни для террариума. Не понимаю, как дед заметил? Их же тут тысячи!

— Он наверняка применил тайное дзюцу… Ты могла бы не тырить камни из собственного сада. Это то же самое, что ночью тайком таскать колбасу из холодильника.

— Не знала, что ты по ночам таскаешь колбасу из холодильника.

— Я ничего такого не делаю. И вообще, я не люблю колбасу.

— А я не люблю американцев, — Хи услышала «не люблю», и Тайра поняла, что сейчас будет второй раунд. — Я просто ненавижу американцев! Когда я вырасту, я поеду в Америку и отрублю голову американскому президенту!

Эту историю Тайра слышала уже много раз. Все в семье Хидамари не любили американцев: дед — за Хиросиму, тетя Яся — за развод и иммигрировавшего мужа, а Хи за все подряд.

— Я иногда лежу вечером и думаю: вот стоит американский президент на синем фоне с эмблемой ЦРУ и беседует с журналистами. Все смотрят на него, как бараны, и слюни пускают, какой он великий и крутой. И тут я иду через весь зал, блондинка с большой грудью, улыбаюсь, типа, я его тоже обожаю, все расступаются, я подхожу к нему, достаю катану и сношу ему башню одним ударом! Кругом кровища, все визжат, охрана мечется! Красота! — Хидамари размахивала граблями, как мечом. Тайра успела увернуться. — А еще, прикинь, лужайка перед Белым домом, я стою в центре, а меня окружили все американские президенты, какие у них уже были, и идут на меня, как зомби, руки вперед протягивают, хотят съесть мои мозги! И тут я достаю катану и рублю их всех в клочья! Кругом кровища, руки отрубленные, головы из-под ног выкатываются, а я им кричу: «Сдохните, сволочи, свободу Ирландии!» Супер, да?

— А Ирландия-то тут при чем?

— А черт ее знает, они все равно по-русски не поймут ни слова. Вот поэтому мне надо больше тренироваться. Я крута?

— Конечно, — сказала Тайра, чтобы не спорить.

— Бросай грабли, поехали к Аишке за персиками, — предложила Хидамари, — пока дед не решил скормить нас своему волчаре.

— Какому волчаре? — Тайра подумала, не спятила ли Хи окончательно.

— Ученичку своему любимому. Я разве не сказала, что он оборотень?

— Лечи голову, Хи, — посоветовала Тайра, — пока все еще не так критично.

В метро было прохладно и пусто. Всю дорогу до дома Аиши Тайра размышляла о том, серьезно ли Хи говорила об оборотнях, или подруга продолжала играть в свою игру по правилам своего придуманного мира. Тайра никогда не встречала оборотней, а все, что она знала о них из книжек, не делало им чести. В лучшем случае оборотней можно было только пожалеть.

На Хидамари наличие в природе оборотней, казалось, не производило никакого ошеломляющего эффекта, разве что по ее интонации можно было понять, что она не жаждет с ними встречаться. Тайра не сомневалась, что доведись Хи увидеться с оборотнем в действительности, она без разбора и колебаний достанет катану и снесет ему голову одним ударом, как это и предполагалось в классической развязке во всех ее мечтах. За одну остановку до нужной Тайра поняла, что битых сорок минут размышляет черт знает о чем, и заставила себя думать о персиках.

Аиша жила в отдаленном районе, признанном памятником культурного наследия, и потому, несмотря на годы коммунизма и перестройки, в нем сохранились булыжные мостовые, глинобитные дома и настоящие, выложенные бутовым камнем, колодцы с холодной артезианской водой. Над Старым Городом возвышалось медресе с цветной мозаикой на стенах и куполами цвета безоблачного неба, обсаженное высокими белоствольными тополями. Рядом с медресе находилась мечеть, в которой служил имамом Муззафар-ходжа, отец Аиши. Сторож держал собаку, но, памятуя о запрете, днем гонял ее палкой; собака думала, что с ней играют, улыбалась во весь свой собачий рот и радостно виляла хвостом. Поодаль от медресе располагался базар, пахнущий спелыми фруктами и горячим, только что испеченным хлебом. Женщины в Старом Городе ходили за покупками с плетеными корзинами, носили штаны и платья из радужного шелка, мужчины неторопливо тянули зеленый чай в чайных, разбитых прямо над узкими каналами с бегущей водой. Время остановилось здесь двести лет назад.

Тайра уважала закон Старого Города. Собираясь к Аише, она надевала длинное платье с закрытыми плечами, не разглядывала мужчин и почтительно обходила в людском потоке белобородых стариков. Хидамари было на все это наплевать. Хи знала, что она везде чужая, и поэтому везде чувствовала себя как дома. Тайре казалось, что на самом деле Хи никогда не покидала своего безумного выдуманного мира.

Аиша и Ильхан были близнецами. Ильхан имел абсолютный слух и с удивительной светлой печалью играл на саксофоне, на год раньше окончил музыкальную школу, срывая овации на отчетных концертах, и мечтал поступить в консерваторию. Тайра была на прошлогоднем его выступлении. Они сидели за одной партой в самом конце класса, и пока учитель истории водил указкой по карте, объясняя ход сражения (Хидамари на первой парте слушала, затаив дыхание и представляя себя во главе войска), Ильхан потихоньку подсунул Тайре под тетрадку два пахнущих типографской краской голубоватых билета. Тайра знала, что он был в нее влюблен.

С тех пор как Ильхан заболел, Аиша выбиралась в центр только в школу, поэтому Тайра и Хи ездили к ней. Хидамари сидела с Аишей уже три года, и они были идеальной парой: тихая и скромная Аиша нашла в Хи защитницу и покровительницу. После того как Хи взяла ее под крыло, девчонки из параллели оставили Аишу в покое, она впервые подняла взгляд от земли, и тогда Тайра увидела, что глаза у нее удивительного василькового цвета.

Над выкрашенным нежно-розовой краской глухим забором нависали вишневые деревья. Аиша открыла дверь, прорезанную в створке ворот, и впустила подруг во двор.

— Ну и жара! — сказала никогда не унывающая Хидамари, утирая со лба капли пота. — Пойду умоюсь, — и по-хозяйски направилась в летнюю кухню, в которой, стуча ножом о деревянную доску, что-то строгала бабушка.

Аиша проводила Хи взглядом, и когда та исчезла за виноградником, тихо произнесла:

— Брат умрет утром через три дня. Я видела.

Тайра почувствовала, как ее сердце сжалось в ледяной комок и ухнуло вниз. Она хотела спросить, может ли быть, что Аиша ошиблась, но в горле пересохло, а глаза предательски защипало.

— Я не ошиблась, — отвечая на немой вопрос, сказала подруга и тихо добавила: — Да и врачи говорят, что немного осталось. Даже домой его отпустили.

У Аиши был взгляд женщины, прожившей сотню жизней. Тайра долго не могла понять, почему, пока однажды Ильхан не признался, что иногда его сестра видит будущее. Мальчишки считали Аишу слегка помешанной и, от греха подальше, боясь Ильхана, не трогали; девчонки толкали ее на переменах и смеялись, пока за ее спиной не встала воительница Хидамари. Даже ее собственная бабушка временами суеверно складывала ладони и молитвенным жестом омывала лицо.

— Ты сказала кому-нибудь?

— Брату сказала, — грустно ответила Аиша и, подумав, добавила: — Он говорит, я молодец, что его предупредила. И папе еще сказала. Только пусть Хи не знает, ладно?

— А мне почему сказала? — спросила Тайра, предугадывая ответ.

— Ты стоишь на границе миров. Ты все равно почуешь.

Тайра хотела в очередной раз спросить Аишу, с чего она это взяла, но вспомнила, как в прошлый, и в позапрошлый, и в позапозапрошлый раз она ответила, что ей рассказал об этом Аллах, поняла, что другого ответа не будет, и промолчала.

Хидамари вернулась с кухни, мокрая и пахнущая тмином и зирой.

— Бабушка готовит плов. Говорит, Ильхану стало лучше?

Аиша пару раз мотнула головой, что при большом воображении можно было бы расценить как знак согласия. Тайра сделала вид, что разглядывает птицу на верху ворот.

— А к нему можно?

— Он во внутреннем дворике, попросил утром отца его вынести, погода хорошая… Пойдем персиков нарвем, может, он поест, — предложила Аиша, прекрасно зная, что брат ничего есть не будет.

— Не вопрос, — быстро согласилась Хи.

— Я это, — сказала Тайра, — вы за персиками, а я пойду поздороваюсь…

Аиша еще раз кивнула, словно давала разрешение подруге поговорить с братом наедине, и они с Хидамари направились вдоль стены в сад за домом.

Тайра пересекла залитый солнцем большой ухоженный двор, прошла насквозь прохладный коридор, устланный песочного цвета сотканным бабушкой ковром, и оказалась в тенистом внутреннем дворике.

Ильхан полусидел в кресле-кровати под сенью старой яблони, откинувшись на большие подушки. Тайра знала, что он слышит и узнает ее шаги, но не в силах повернуть голову и поприветствовать. На какой-то миг ей показалось, что он спит, а может, уже ушел, и она хотела повернуть назад и вернуться в большой двор, где были слышны крики соседской ребятни, и текла жизнь, на секунду остановилась, но потом все же подошла.

Ильхан попытался улыбнуться.

— Я слышал, что это ты, — ровным голосом сказал он.

— Привет, — ответила Тайра и присела на старенькую табуретку возле его ложа. Она заметила, как сильно он похудел.

— Аиша тебе сказала? — спросил Ильхан, намекая на печальную неизбежность, и Тайра кивнула. — Ну и хорошо, а то я все думал, как тебе сообщить.

— Ты боишься?

— Нет, не боюсь, — если бы мог, Ильхан бы покачал головой, как он всегда делал, когда категорично отказывался. — Я устал от боли.

— Я не хочу, чтобы ты уходил, — тихо сказала Тайра, чувствуя, как глаза наполняются слезами.

— Ты поэтому такая грустная?

Тайра знала, что если сейчас скажет хоть слово, то разревется и навряд ли сумеет остановиться, и поэтому просто опустила голову, стараясь не смотреть другу в лицо.

— Бери пример с Хи, — порекомендовал Ильхан. — Вот уж кто умеет радоваться каждой фигне. Не девчонка, а танк!

Тайра постаралась улыбнуться.

— Я не боюсь смерти, — сказал Ильхан. — Жалко только сестру оставлять. Она добрая, мы с ней даже и не ругались, как положено. И с музыкой жаль, что не получилось… Но я играл джаз на сцене консерватории. Может, Бог захотел послушать меня поближе, — пошутил он.

Тайра почувствовала, как по правой щеке покатилась слезинка. Она попыталась вытереть ее, и еще одну, но это было только начало: слезы и не собирались останавливаться.

— А я счастливый человек, оказывается, — слабо улыбнулся Ильхан. — Еще не умер, а любимая девушка уже оплакивает меня.

Пальцы были мокрыми и почему-то холодными, будто их намочило осенним ливнем, Тайра вытирала их о платье, но избавиться от слез не получалось, получалось только размазать их по лицу. Ильхан дал ей поплакать, а потом попросил:

— Обещай, что вы с Хи не бросите Аишу. Без вас в школе ей будет тяжело.

Тайра всхлипнула, стараясь успокоиться и ответить «обещаю», но получилось дергано и невнятно.

— И что прочитаешь «Семейство Имрана», когда меня похоронят. И никогда не будешь сидеть с Юркой — он все будет у тебя списывать.

Тайра улыбнулась сквозь слезы.

— Сестра говорит, ты можешь разговаривать с мертвыми. Когда я умру, ты будешь со мной говорить?

Тайра отрицательно покачала головой.

— Почему?

— Нельзя, — ответила Тайра, понимая, что отпираться бесполезно. — Ты попадешь в свет, а таким, как я, нельзя тревожить тех, кто покоится с миром.

— Жаль, — грустно вздохнул Ильхан. — Сестра говорит, ты боишься себя, иначе давно уже была бы настоящей волшебницей. Она говорит, ты думаешь, что это грех, но ты не бойся. Если Аллах повелел тебе хранить тайны смерти, на то его воля. Даже шайтан ничего не делает того, что не ведомо Аллаху. Ты только всегда помни, кто ты есть, и шайтан никогда не завладеет твоей душой. Отец так говорит, — с уважением сказал Ильхан.

Тайра в очередной раз вытерла руки о платье и подумала, что если бы не его страсть к музыке, он мог бы стать хорошим проповедником.

— Ну пока что ли… Передай привет Хи. Я устал. Буду спать.

Тайра встала и, вытирая щеки, пошла к дому. В прохладном коридоре она встретила дядю Муззафара. Он посмотрел на ее заплаканное лицо, вытянул руку и погладил ее по голове.

— Не плачь, дочка, — сказал он. — Аллах милостивый и милосердный. Не плачь.

Тайра шмыгнула носом, кивнула и вышла на главный двор как раз тогда, когда Аиша и Хи дотащили и поставили на землю большую корзину с желто-красными, пахнущими теплом и светом, персиками.

— Ну чего ты ревешь? — спросила Хидамари. — Он же еще не умер. Может, все еще наладится. Я читала, так бывает.

— Все равно жалко, — сказала Тайра, понимая, что объяснять Хи что-либо бессмысленно. — Иди руки помой. Вымазалась вся.

— Ты бы полазила по деревьям, — огрызнулась Хи и направилась в кухню.

— Ну что? — спросила Аиша, когда Хидамари отошла на достаточное расстояние.

— Сказал, что устал и будет спать. К нему отец пошел, — ответила Тайра. — Мы с Хи, наверное, поедем по домам. Ты если что — сразу звони.

— Ладно, позвоню, — печально согласилась Аиша, понимая, что означает это «если что». — Персиков заберите, а то у нас их много в этом году. Не съедим.

Обратно Хи предложила ехать на троллейбусе, чтобы, как полагала Тайра, до минимума сократить вечернее общение с дедом. Это было раза в четыре дольше, чем на метро, но торопиться было некуда, летний день был полностью свободен, можно было и покататься, да еще и Хи сказала, что знает, как выбраться из Старого Города короткой дорогой, чтобы не идти на остановку через базар.

— Вот что интересно, — начала Хи, с наслаждением выгрызая кусок сочной мякоти у персика из бока, — кто из нас первой выйдет замуж?

Тайра уже устала поражаться тому, о чем думает Хи, и в какие именно моменты она это делает, и ответила:

— Аиша. Потому что ее просто выдадут за приличного человека, и все.

— М-да? — Хидамари, казалось, слышала о подобном первый раз. — А я вот думаю, что Аишку вообще замуж никто не возьмет.

— Это почему?

— Она ненормальная. В смысле не дурочка, а вообще, не такая, как все. Я не представляю, как можно жить с человеком, который все заранее знает. Это же ничего скрыть будет нельзя. Муж только зарплату получит, не успеет подумать, сколько ему от жены спрятать, придет домой, а Аишка уже знает, где он сделает заначку. Кошмар!

— Она же не все видит, — попыталась возразить Тайра. — И нечасто. Только важные моменты.

— Ты еще не знаешь, что она видит на самом деле, — скорчила рожу Хи. — Это она только говорит, что видит самое важное, чтобы ее в дурдом не отправили. А вдруг она знает, когда и как я умру?

— Не знает. Я спрашивала.

— Жаль, — с неподдельным сожалением произнесла Хидамари. — Я бы тогда свою жизнь распланировала и не занималась бы всякой фигней.

Они помолчали каждая о своем. Хи догрызла персик и принялась за следующий.

— Ты их так до дома не донесешь, — заметила Тайра.

— А тебе что, жалко?

— Мне не жалко, ешь на здоровье.

— Чем больше мы их по дороге съедим, тем легче будет нести оставшиеся, — объяснила Хи, и Тайра подумала, что Хи вообще не знает про закон сохранения энергии.

— Ну так и кто будет следующей? — продолжила тему Хидамари.

— Я, — ответила Тайра. — А ты будешь последней и к тому же веселой вдовой. Потому что муж тебе слово поперек скажет, а ты достанешь катану, и дальше все как обычно: кровища, головы отрубленные…

Хидамари засмеялась и от удовольствия пихнула Тайру локтем в бок.

— Не-е-е, все будет не так. Первой выйду замуж я, потому что это единственный способ слинять от деда и начать жизнь, полную приключений! Потом я разведусь и буду жить в свое удовольствие. Потом мы выдадим замуж тебя, правда, я не знаю, кто сможет тебя терпеть… Ну найдем тебе какого-нибудь сильно умного дядьку лет на десять старше тебя. А Аишке мы подыщем какого-нибудь богатого принца из ОАЭ, чтобы он увез ее к себе и исследовал в таинственных лабораториях ее способности.

— А где же здесь любовь?

— Какая любовь? Я тебе про брак говорю!

Тайра посмотрела на подругу.

— Вот скажи мне, как тебе удается жить в двух абсолютно разных мирах? Ты лучше всех знаешь математику, но вообще не сечешь в физике. Ты говоришь про брак, но исключаешь из него любовь. Ты каждое утро убираешь додзё, а мечтаешь в это время про судьбу великой воительницы…

— И что?

— Но это же абсолютно противоположные вещи! Это разные миры, которые могут существовать только по отдельности. Как можно это совмещать без раздвоения личности?

— Ни фига это не разные миры, — ответила Хидамари, вытаскивая из пакета очередной персик. — То есть они, конечно, разные, но у них есть нечто общее, что соединяет их в один неповторимый мир.

— И что это?

— Это я! — гордо сказала Хи. — Все сходится на мне! Я — точка сборки!

— Дочка порки ты, — буркнула Тайра.

— Что? — Хи не расслышала.

— Пороть тебя надо было в детстве, вот что, чтобы тебе не чудились оборотни и пришельцы.

— Не-е-е, дед только за трудовые наказания. А что, у тебя проблема?

— В смысле?

— Ну если тебя так заботят мои миры, значит, у тебя есть с этим проблема. Не можешь совместить свои?

Тайра на секунду задумалась, вспомнив Ишанкар, а потом кивнула.

— Почему?

— Слишком они… — подобрать нужное слово не получалось. — Какой-нибудь обязательно должен быть основным, иначе можно и правда сойти с ума.

— Я вот что тебе скажу, — Хи положила Тайре на плечо липкую от персикового сока руку. — Человек живет в разных мирах. Какими бы эти миры ни были, главное в любом из них оставаться собой.

Тайра взглянула на Хидамари, понимая, что не далее как полчаса назад она слышала то же самое, только в других словах, от Ильхана.

— Понимаешь, — продолжила Хи, — кем бы я себя ни представляла, я всегда помню, кто я на самом деле. Это как у актеров. Ты вживаешься в роль, натурально играешь, все тебе верят, а потом ты уходишь за кулисы и становишься сама собой. Потому что в тебе есть стержень.

— Стержень?

— Ну как в детской пирамидке. Надеваешь на него цветные колечки, снимаешь цветные колечки, а стержень остается, — Хи посмотрела на Тайру, пытаясь увидеть на ее лице тень понимания, и решила привести пример. — Я вот никогда не перестану ненавидеть америкосов. Ни в одном из миров! Потому что америкосы в любом из миров останутся америкосами! Поняла? — учительским тоном спросила Хидамари.

— Поняла, — ответила Тайра.

Что-то подобное она себе и представляла, но никогда не догадалась бы сравнить это с детской пирамидкой.

— Я вот даже знаю, как сделать мои миры реальными! — заговорщицки сказала Хи. — Когда я вырасту, стану программистом и наделаю разных игрушек для Дэнди про великих воительниц! У них будет четвертый размер, и они будут мочить монстров двухметровыми тесаками! Это будет даже круче, чем «Марио»! Все будут в меня играть, и никто не будет знать, что это я!

Тайра поразилась, как легко Хидамари нашла решение для своей судьбы.

— А ты кем будешь, когда вырастешь? — спросила Хи, надеясь на ответную откровенность.

Тайра пожала плечами. В свете того, что ей говорили Горан и сэр ′т Хоофт, она вообще не могла предположить, ждет ли ее это самое будущее.

— Ну да, — разочарованно сказала Хи, — откуда ты знаешь, кем ты будешь в будущем, если ты понятия не имеешь, кто ты в настоящем. Пора определяться, подруга.

— А ты точно знаешь, куда идти? — спросила Тайра, чтобы сменить тему.

— Предполагаю, — совершенно спокойно ответила Хи. — Если рассуждать логически, то нам туда, — и Хи указала в боковой проход.

— Там тупик. Похоже, мы заблудились в Старом Городе. Мама рассказывала, как они однажды тут на скорой заблудились, их потом какой-то аксакал на ослике на трассу вывел.

— Так это же круто! Заблудиться в Старом Городе! — Хи искренне радовалась. — Вот погуляем! А то я тут толком не была ни разу. Только к Аишке — от Аишки, и все.

— Не вижу ничего крутого. Мы с тобой тут чужие, а Старый Город живет по своим правилам.

— Боишься, что нам тут морду набьют? — с вызовом спросила Хи.

— Тут нам морду не набьют, потому что по негласному закону не положено, но как только мы за пределы квартала выберемся, закон действовать перестанет, поэтому все умные люди ходят через базар, потому что это нейтральная территория и там к чужакам и туристам привыкли.

— Ой, не учи меня жить, лучше помоги материально! — Хи опять закривлялась.

— Боюсь, сейчас ты будешь кое-кому материально помогать.

Она уже давно заметила, что за ними по параллельным узким боковым улочкам двигаются несколько человек. Они передвигались тихо, растворяясь в тенях домов и нависающих над оградами деревьев, и Тайра ощущала их взгляды то справа, то слева, то на своей спине, словно невидимые глазу гончие взяли их след и вели по удобной им траектории к месту травли. Тайра знала, что до тех пор, пока они с Хи находятся в туристической зоне и соблюдают законы Старого Города, их никто не тронет, и даже надеялась, что их как назойливых чужаков просто проводят до границы и отпустят восвояси, но в присутствии воинственно настроенной Хидамари эта надежда таяла с каждым шагом.

— Никого не вижу, — резюмировала Хи, оглядевшись вокруг. — Да, есть там кто-то, но пока открыто на конфликт не идут, все нормально.

— Какой конфликт? Они нас загоняют в определенное место.

— Никто нас никуда не загоняет. Если бы на нас и правда напали, я была бы рада подраться. Ты все идеализируешь.

— Я идеализирую? Не позорь деда, где твое чутье? Тебя ведут человек десять, я просто кожей ощущаю их радость от охоты. Конфликта она хочет… Веди себя как тупая туристка и, может, пронесет.

Хидамари забежала вперед и встала перед подругой.

— Ты просто боишься, — презрительно сказала она.

— Нет, я просто благоразумна, — ответила Тайра. — Хочешь со мной поругаться — идет, только не сейчас, а когда дойдем до остановки.

Хи задумалась, оценивая предложение.

— Давай постоим и прикинем, где мы сейчас.

— Это бесполезно. Я не считала, сколько раз и куда мы свернули.

— Давай спросим, как выйти, у местных.

Тайра оглянулась. Улицы были пусты, воздух у земли дрожал от летнего зноя.

— Ну-ну, — с сарказмом ответила она.

— Ну тогда я могу предложить единственный выход, — развела руками Хи. — Пойдем обратно до Аишки.

— Старый Город — это же лабиринт, — терпеливо объяснила Тайра. — Чтобы тут ориентироваться, тут надо жить.

— У тебя есть другие предложения? — зло спросила Хидамари. — Нет? Тогда пошли до Аишки, — и она решительно направилась обратно, специально задев Тайру плечом.

Тайра не сдвинулась с места. Она прекрасно знала, что Хи далеко не уйдет, и совсем не потому, что не захочет ее бросать. Тайра подумала, что если бы сэр ′т Хоофт не просто упомянул, а научил ее ставить метки на пройденный путь, то они без проблем смогли бы вернуться к дому подруги, но сейчас, зная, что в планировке Старого Города не было и намека на логику, возвращаться обратно было глупо: заблудились бы еще больше.

Тайра обернулась. Хидамари стояла шагах в десяти от нее, а прямо перед ней застыли, неприятно улыбаясь, пятеро парней лет от пятнадцати до двадцати.

Хи вернулась к подруге.

— Судя по всему, та дорога неправильная, — сказала она. — Пойдем влево.

Но слева, в узком проходе между домами, в тени стояли еще трое загонщиков. Хи повернула голову вправо, но и там проход был закрыт. Один из мужчин присел на корточки и лениво плевал семечки себе под ноги, но Тайра чувствовала напряжение, исходившее он него, и знала, что соверши они с Хи одно неверное действие, и он, как пружина, распрямится и бросится на добычу. Тайра ясно осознала, что этим мужчинам было наплевать на Старый Город и его законы: это была их охотничья территория, на которую они с Хидамари по глупости забрались, и теперь их вполне логично расценивали как дичь.

Свободной оставалась дорога только у Тайры за спиной.

— Чего им надо? — Тихо спросила Хи. — Взять с нас нечего, разве что персики.

— Вот и думай сама, чего им надо.

— И что делать будем?

— Драться не будем точно.

— Дед говорил, лучшая защита — это нападение, — парировала Хи. — Будем следовать его совету.

— Я бы, — Тайра оценила расстановку сил, — последовала другому совету твоего деда: кричать громче и бежать дальше.

— Побежим — они поймут, что мы паникуем.

— Они и так поняли, что мы не особо-то рады.

— Остается один выход. Медленно и спокойно идем туда, куда сначала и собирались, пока там не перекрыто. Посмотрим, у кого больше выдержки.

— Это ловушка. Так мы и должны поступить по их замыслу. Идти вперед.

— Ну пойдем, а там посмотрим, — приняла решение Хи и, обращаясь к преследователям, сказала: — Мы уходим, да? Всем спасибо, все свободны!

Парни неприятно загоготали.

Они молча шли по желтой улице, слыша за спинами шаги и сальные шутки. Тайра подумала, что могла бы попробовать напугать преследователей, но она еще толком не умела работать со своими эмоциями: всю предыдущую жизнь ее учили только их прятать. Пугать людей до смерти не хотелось, к тому же рядом была и Хидамари… Это был бы худший вариант.

— Что в той стороне? — спросила Хи. — Куда мы идем, что там?

— Не знаю.

— У тебя есть карта Старого Города! — зашипела Хи. — Ты что, ничего не помнишь?

— А у тебя есть карта Вашингтона. Ты что-нибудь помнишь? А пялишься на нее каждый день.

Улочка пару раз свернула влево, стала шире, светлее и грязнее — ее давно не мели. Дома в этой части стояли некрасивые, будто бы за ними перестали ухаживать: заборы были некрашены, петли проржавели, деревья высохли и искривились. Здесь жила беднота, либо вообще никто не жил. Тайра поняла, что они вышли на окраину Старого Города, но совсем не на ту, которая была ближе к станции метро.

— Мне бы сюда дедову катану, — простонала Хидамари. — Я бы их мигом разогнала, как паршивых собак!

Внезапно дома по обеим сторонам улицы кончились, а сама она оборвалась в голубое небо. Тайра замедлила шаги. Старый Город стоял на возвышенности над карьером, отделяя город от надвигающихся из пустыни песков. Улочка, когда-то, вероятно, тянувшаяся дальше, теперь осыпалась, дома съехали по песчаному косогору и обрушились соломенными и глиняными кусками вниз. Тайра замерла на краю обрыва. Дальше идти было некуда.

Хидамари смерила взглядом расстояние до дна карьера и выругалась по-японски последними словами, о значении которых Тайра могла только догадываться.

Хи медленно развернулась к загонщикам. Они стояли дугой, посмеиваясь и обсуждая варианты развития событий. Один достал из ножен мясной нож и загнутым кончиком демонстративно выковыривал грязь из-под ногтей, краем глаза наблюдая за девушками. Тайра еще по дороге поняла, что парни удачно проделывали этот трюк уже не однажды: они выглядели слишком самоуверенными, что могло говорить только о безнаказанности.

— Посмотрите-ка, кто тут у нас! Али-баба и восемь разбойников, — с издевкой произнесла Хи, словно нарывалась на неприятности.

Парни загоготали.

— Ну и что дальше? — Хи сделала пару шагов от обрыва.

— Ты смотри, — сказал один и вышел вперед. — И эта лезет на рожон! Тебя разве не учили, что нельзя говорить с незнакомыми?

— А тебя не учили, что обижать маленьких нехорошо?

Тайра поняла, что теперь они влипли окончательно, хотя сразу было понятно, что решить проблему дипломатией не получится. Она не оборачивалась, предоставляя Хидамари возможность беседовать с загонщиками, и старательно рассматривала обрыв.

— Маленьких? Тебе сколько лет? Шестнадцать? Пятнадцать? У нас таких замуж выдают, а тебя надо учить уму-разуму!

— То-то ты умный, что разбойничаешь посреди бела дня! — огрызнулась Хи. — Сидел бы с малолетней женой или шел бы работать! Так нет, никому не приглянулся!

Парень неприятно улыбнулся, оскалив желтые, с черными разводами кариеса, зубы.

— Знаешь, сколько у меня было жен? — спросил он, медленно идя к Хи. — Целый гарем! И знаешь, где они сейчас?

Хи молчала, догадываясь об участи несчастных женщин.

— Знаешь, где они, узкоглазая? — со звериной ухмылкой повторил вопрос мужчина. — Хочешь с ними познакомиться?

— Я и с тобой-то не очень хочу, — продолжала петушиться Хидамари.

— Они все ушли, — тихо сказала Тайра, глядя в обрыв. — Они все здесь.

Хидамари оглянулась через плечо и проследила за направлением, куда указывала Тайра. Между камнями, полусгнившим на солнце тряпьем и цепляющимися за откос сухими кустами из песка торчала ладонью вверх присыпанная пылью еще свежая женская кисть.

— Ты чего лыбишься? — спросила Хи, увидев на лице подруги злобную ухмылку. — Тебе плохо?

— Мне хорошо, — спокойно ответила Тайра. — Ты потяни время, мне надо кое с кем поговорить.

Хидамари с недоверием прищурилась, но, поняв, что Тайра обращает на нее минимум внимания, снова переключилась на бандитов.

Тайра смотрела на тонкие женские пальцы, протянутые из песка в небо, понимая, что их с Хи привели сюда не для того, чтобы они нашли выход обратно. Прыгать с обрыва было бессмысленно — он был слишком крут, да и тела мертвых людей были не просто сброшены в карьер, а старательно засыпаны песком и обломками старинных строений, что свидетельствовало о том, что Али-баба с разбойниками знают, как спуститься туда, не сломав шею. Доберись они с Хи до низа, бежать все равно было некуда: город с его автобусами, высотками, базаром и людьми остался где-то за спиной.

Тайра расслабилась, сделала пару глубоких вдохов, слегка открылась и разрешила силе струиться по своему телу. Звуки, запахи и ощущения изменились, краски смешались и протекли одна сквозь другую, мир стал размытым, и на фоне этого полотна можно было легко отыскать нужное. Тайра услышала, как бьются сердца Хидамари и девяти парней напротив нее, как чуть шелестит ветерок над обрывом, и сквозь этот шелест разобрала звучащие издалека отзвуки голосов мертвых людей.

Они все еще были здесь и сейчас стояли каждый над своим телом, привязанные к этому миру, печальные, растерянные, испуганные, плачущие, гневные, — такие, какими их застигла внезапная смерть. Мужчины и женщины, некоторые парами, молодые девчонки, их с Хидамари ровесницы, две пожилые дамы, мальчик лет семи… Тайра чувствовала их боль, и знала, что ни в коем случае не должна позволить ей проникнуть внутрь и захватить себя, заставить говорить с ними, жалеть их и делиться с ними своей жизненной силой, еще сильнее привязывая их к этому миру. Их нужно было проводить в свет, показать им путь, но сэр ′т Хоофт ее этому не учил, а делать подобное самостоятельно ей еще никогда не приходилось, и Тайра не знала, получится ли у нее совершить такое без помощи.

Она позвала Сэла. Он должен был услышать и прийти, разогнать дикую свору, окружившую Хи, и помочь неупокоенным дойти до света, но Сэл почему-то не отозвался. Прошла почти минута, раскаленные песчинки двигались по земле, обтекали босоножки, горячими искрами обжигая пальцы, и пропадали в обрыве, а Сэл все молчал. Тайра позвала еще раз, теперь уже по всем некромантским правилам.

Если бы сэр ′т Хоофт научил ее открывать порталы, она бы уже давно увела отсюда Хидамари и убралась бы сама, но Наставник строго-настрого запретил ей даже пытаться использовать эту магию без него, так что, несмотря на вызубренный за прошлый год учебник магической географии, возможность такого перемещения была Тайре недоступна. Тайра могла бы воспроизвести крипту портала, показанную ей Гиваршем, но это стало бы нарушением прямого запрета сэра ′т Хоофта, а указания Наставника она еще ни разу не нарушала: потерять его навсегда Тайре совершенно не хотелось.

Секунды горячим песком текли мимо, Хидамари безнадежно препиралась с Али-бабой, но Сэл по-прежнему не откликался. Он не мог не слышать ее зова, ее просьбы о помощи, но почему-то не появлялся. Тайра утешала себя тем, что если бы было возможно, он обязательно бы пришел, не мог же он бросить ее одну. Не мог же он позволить ей убить этих девятерых парней, чтобы спасти себя и Хи… Или мог? Имела ли хоть какую-то ценность человеческая жизнь в глазах великого некроманта? Могла ли Тайра пожертвовать девятью жизнями ради двух? Неужели Сэл действительно ставил ее перед выбором, проводя над ней очередной свой эксперимент? Но он так уже делал… Ведь бросил же он ее умирать на полу дома Горана… Может, и сейчас наблюдал за ней откуда-то из межреальности, проверяя важнейшую для некроманта способность к выживанию…

А еще неупокоенные… Нельзя же бросать их вот так, привязанными к этому миру, без надежды на свет…

Тайра подумала, что сэр ′т Хоофт с его благоразумием должен будет простить ей магию, в конце концов, именно в таких ситуациях он считал возможным применение силы, и приняла решение. Наверное, именно это имела в виду и Хидамари, когда говорила о пирамидке и умении всегда быть собой.

Она оторвалась от созерцания обрыва и сделала несколько шагов до Хи. Подруга за разговорами успела отвоевать метра два, и они уже не жались к краю. Хидамари, не оборачиваясь, чтобы не потерять противников из виду, зло спросила:

— Закончила медитировать? Какого черта ты там делала?

Тайра встала рядом и тихо, чтобы слышала только Хидамари, произнесла:

— Хи, я давно хотела тебе сказать, но все случая не было… Я, в общем, немножко маг.

Хи даже не повернула головы.

— Ну теперь мы спасены! — ехидно ответила она, не отводя глаз от загонщиков, которые о чем-то переговаривались.

— Я правда маг, — повторила Тайра. — Я общаюсь с мертвыми. Там много мертвых, неупокоенных…

— Круто. И как это нам поможет?

— Я не знаю. Я телами управлять пока не умею, но души вижу. И магию крови знаю совсем чуть-чуть, потому что меня этому с детства учили.

— Класс, — не сводя взгляда с противников, ответила Хи. — А это как нам поможет?

— Они нас видят. Они не могу уйти, они тут застряли, в этом мире, и не хотят, чтобы мы тоже тут застряли.

— Ты мне это сейчас вот зачем рассказываешь? Поболтать захотелось в кои-то веки?

— Можешь не перебивать?

— Мне бы дедову катану… — не обращая внимания на слова Тайры, жалостливо протянула Хидамари, — я бы тут быстро порядок навела!

— Если я дам тебе катану, обещаешь никого не убить? — прямо спросила Тайра, поняв, что объяснять что-то Хидамари как обычно было бесполезно.

Хи наконец-то оглянулась на подругу.

— Дашь мне катану? Это каким образом ты мне дашь катану?

— Я тебя еще раз спрашиваю, — сдавленно прошипела Тайра, — если я дам тебе меч, обещаешь никого не убить? Мне нужна кровь, но не нужны критические повреждения.

— Критические повреждения — это как? — не поняла Хи.

— Это без отрубленных голов.

Хидамари пару секунд смотрела Тайре в глаза. Парни притихли, думая, что девчонки выясняют отношения, и надеясь на продолжение спектакля. Бежать им было некуда, можно было и поразвлечься.

— Без голов, — сдалась Хи. — Договорились. Ты что, реально волшебница?

— Я только учусь, — ответила Тайра и на всякий случай повторила еще раз: — Я дам тебе меч, но ты никого не убьешь, поняла?

— Почему?

— Это грех и уголовка. А ты больная на всю голову, но мне нужна твоя помощь. Сделай мне много крови.

Хи с ее анимэшным мышлением понадобилось совсем мало времени, чтобы поверить в то, что сказанное подругой не было бредом, хотя звучало именно так.

— Ну почему?! — провыла Хидамари. — Аишка — чокнутая, ты — чокнутая, даже дед — и тот не в себе, одна я нормальная! Не честно!

Тайра завела руку за спину, сосредоточилась и потянулась за заветной катаной. Гюнтер не разрешал ей иметь под рукой ничего, кроме тренировочного посоха, справедливо полагая, что обращаться с настоящим оружием она еще не умеет, а вот Хидамари, казалось, смогла бы орудовать чем угодно. Нужно было достать ей катану, и судя по тому, как легко подобное проделывали Горан и сэр ′т Хоофт, у Тайры тоже должно было получиться. Она еще ни разу не доставала предметы издалека, только из своего, настроенного Гораном, Арсенала, но время ученичества для этого явно прошло.

Тайра во всех подробностях представила себе лежащую в додзё на почетном месте катану: лакированную черную рукоять, перевитую темно-синим шнурком, круглую цубу со сплетенными друг с другом сосновыми ветвями, отливающее синевой лезвие, вспомнила, как однажды сэнсэй дал ей подержать меч в руках… Она ощутила баланс, вспомнила, с каким трепетом взяла катану в руку и положила лезвие на рукав на сгибе другой руки, чтобы получше рассмотреть иероглифическую вязь, нанесенную по верхней кромке, задержала воспоминание, стараясь воскресить все ощущения, и решительно сомкнула пальцы на воображаемой рукояти.

Меч был легче, чем ей показалось в первый раз. Осторожно, чтобы не порезаться об идеально наточенное лезвие, Тайра вынула его из-за спины и передала Хидамари. Та, казалось, нисколько не удивилась, взяла катану и привычно приняла боевую стойку, подняв оружие над головой.

Тайра отвела руку чуть в сторону и отработанным движением выхватила из Арсенала свой шест.

— Потанцуем напоследок? — с вызовом спросила Хи, и Тайра поняла, что подруга почувствовала себя в своей стихии.

Удивление длилось недолго, секунды три, и, разряжая напряжение и подавляя страх, стая сорвалась в атаку.

Хидамари стояла, не двигаясь, подпуская первого как можно ближе. Парень зашел со стороны, целясь большим изогнутым ножом Хидамари под ребро, но за мгновение до того, как лезвие коснулось ее футболки, Хи развернула корпус, и нож прошел по ткани, лишь коснувшись ее горячим, нагретым солнцем, стальным боком. Хидамари опустила катану, рассекая мужчине ключицу. Катана вошла в тело радостно и легко, словно соскучилась по человеческой плоти. Нападавший выронил нож и упал лицом в пыль. Следуя за мечом, Хи сделала пол-оборота, успев ногой пнуть нож по направлению к обрыву, и встретила еще двоих, наискось полоснув ближнего по животу, а дальнего — от солнечного сплетения до правого плеча, и снова замерла с поднятым над головой мечом.

Тайра вышла за Грань и поймала душу первого противника, накрепко привязав ее к себе. Без смерти не обошлось с самого начала… Хидамари, конечно, пока не была великой воительницей, но с оружием обращалась наверняка не хуже, чем ее обожаемая Кумико или легендарная прабабка.

Ближний упал на колени, прижимая руки к распоротому животу, инстинктивно пытаясь унять кровь, но она багровыми ручьями просачивалась сквозь пальцы, пропитывая одежду и песок под ногами. Он тяжело завалился на бок, со страхом глядя на Хидамари, и из уголка его рта вытекла еще одна красная струйка.

Тайра поймала и этого. Запястье с привязанными душами потяжелело и налилось теплом.

Дальнему досталось меньше, Хи только оцарапала его кончиком меча. Рассвирепев, он прыгнул вперед, подставляясь под меч, но в последний момент метнулся влево, целясь длинным кинжалом Хидамари в незащищенный живот, но Хи, будто предвидев его маневр, сделала шаг в сторону и опустила катану вниз, отсекая нападавшему руку с зажатым кинжалом практически по локоть. Кровь хлынула, как из пожарного шланга, белая футболка Хи чудом осталась без единого пятнышка. Нападавший, ослепленный болью, сделал два шага вперед, споткнулся о лежащего на земле товарища, перелетел через него и упал Тайре под ноги.

Третий… Как связка воздушных шаров в детстве…

Парни замерли, не ожидая такого отпора. Их стало на три человека меньше.

Тайра прислушалась: сердце Хидамари стучало ровно, разве что чуть быстрее, чем обычно, словно реальный бой и человеческие смерти не были для нее ничем неожиданным, но Тайру поразило не это. Судя по тому, что она знала о наклонностях подруги, Хи должна была испытывать радость битвы, праведный гнев или идиотский задор, что она всегда и демонстрировала деду и сэмпай в тренировочных боях, но сейчас Хидамари не испытывала эмоций. Она была собрана, спокойна, и Тайра готова была поклясться, что ей было скучно. Хидамари каким-то непостижимым для Тайры образом видела события на несколько секунд вперед, и потому ее ответ на каждую атаку был готов заранее. Тайра не чувствовала никакой магии, но безупречную точность движений Хидамари нельзя было объяснить тренировками. Хи не была опытным бойцом, и хотя она выигрывала большинство соревнований, ее техника явно отставала от того, что Тайра видела сейчас. Хи просто не могла выполнить такого в обычной жизни, или могла, но не выполняла, оберегая тайные умения своей прабабки от посторонних. Тайра поняла, что у подруги были свои секреты, посвящать в которые она никого не собиралась.

Смерть не пугала. Тайра чувствовала пьянящий запах крови, ставший более резким под лучами летнего солнца, и, как истинный некромант, радость от доставшейся ей жизненной силы трех молодых и сильных людей и наслаждение от разлитого вокруг страха. Голубое небо, серые заборы, пыльно-зеленые листья яблонь и желтый песок казались изумрудными, усыпанными миллионами зеленых блесток.

Тайра видела, как за спинами оставшихся в живых и еще не сбежавших товарищей Али-бабы медленно вырастают прозрачные, чуть колеблющиеся тени двух мужчин. Неупокоенные души были видны только ей, но Сэл прекрасно воплощался на крови в классическое привидение, а значит, этот закон должен был действовать для всех, застрявших между мирами. Повинуясь подсознательному велению, будто она всегда знала, что нужно делать в таких случаях, Тайра вытянула левую, свободную от шеста, руку вдоль тела и раскрыла ладонь, развернув ее к ожидающим теням, позволяя силе свободно струиться по пальцам и уходить в землю. Черно-зеленые нити некромантии дотянулись до неупокоенных душ, взобрались по ним, обвивая невидимые тела как садовый плющ, наполняя их силой живой крови, и вскоре Тайра смогла различить оставшийся после утреннего бритья порез на щеке одного из мужчин.

Хидамари четкими взмахами меча держала нападающих на расстоянии: теперь они боялись подходить близко. В какой-то момент один из стаи заметил, что Тайра за все это время не приняла участия в схватке, и, расценив ее как небоевой элемент в паре, зашел со спины. Тайра следила за его движениями краем глаза, одновременно поддерживая заклинания, слышала его дыхание, и когда мужчина прыгнул, развернулась, чуть присела и встретила его шестом в грудь. Мужчина резко выдохнул от удара и боли в поломанном ребре, отлетел назад и, не удержав равновесия, свалился в обрыв, и Тайра поняла, что в бой он теперь точно не вернется. Гюнтер наверняка был бы ей доволен.

Позади вскрикнула Хидамари, и Тайру с головы до ног окатило ее страхом: Хи увидела мертвых. Она попятилась назад, пытаясь сохранить наибольшую дистанцию с внезапно ожившими мертвецами, обернулась к Тайре в поисках объяснений и замерла, заметив за ее плечом еще двоих. Пальцы Хи, сжимающие рукоять катаны, побелели от напряжения, в этот момент дедов меч был для нее единственной вещью, связывающей ее с реальностью, к которой она привыкла.

Все, что было дальше, Хидамари помнила плохо, кроме страшной картинки с полупрозрачным мужчиной, без особых усилий волокущим по земле извивающегося и орущего парня, еще недавно звавшего ее в гарем. Хи сделала пару шагов на негнущихся ногах и чуть не врезалась в одного из призраков.

Тайра среагировала мгновенно. Перепрыгнув через лежащего раненого, она перехватила шест ближе к концу и подсекла Хидамари под колени. Хи шлепнулась на спину, пытаясь смягчить падение левой рукой, меч, зажатый в правой, лязгнул по булыжнику улицы, и Тайра испытала облегчение от того, что длина шеста не позволила катане оказаться в опасной близости от ее головы. Тайра, развернув шест, приложила Хи поперек тела, прижимая ее к земле и блокируя руку с мечом, и упала в песок рядом с подругой.

— Лежи, не дергайся, — сказала Тайра. — Мне надо работать.

Тайра опустила голову и коснулась лбом горячего песка, следя за всеми внутренним взором и контролируя силу своих заклинаний. Когда едва живые от страха, подгоняемые призраками парни скрылись в закоулках старых кварталов, Тайра медленно сжала левую руку в кулак, обрывая магию, связывающую ее с неупокоенными, уничтожила разлитую по земле кровь, поднялась на ноги и осмотрелась.

Трое мертвых. Хорошо, хоть души удержала. Даже с учетом этого сэр ′т Хоофт по головке не погладит.

— Лежи, Хидамари, — с интонациями Сэла приказала Тайра и склонилась над первым телом.

Все так, как на практических с сэром ′т Хоофтом… Это просто препарат… Просто препарат…

Сначала проекция… Тайра провела рукой над телом первого погибшего, и в метре над ним засветилась голубовато-белым светом анатомически верная копия его тела. Подсветить зону повреждений… Проанализировать повреждения… Смещения тканей нет — катана была наточена на славу… Критических повреждений нет… Хорошо… Это хорошо… Инородные тела в ране… Конечно. Песок… Пыль… Волокна ткани… Очистить рану… Тайра пару раз вздохнула, выравнивая эмоции и подбирая величину магического потока, и удалила песок, пыль и ткань, очищая препарат для дальнейшей работы.

Что дальше? Срастить ткани. По очереди, постепенно, изнутри наружу… Тайра плела заклятья, наблюдая, как с пальцев стекают зеленые, фиолетовые и черные струи магии, кое-где дополненные красными искрами, компенсирующими потерю крови. Как на практических у сэра ′т Хоофта, только по-настоящему… Готово. Запустить тело… Поделиться жизненной силой и запустить тело… Сердце мертвого парня дернулось, почти что выпрыгнув из груди, Тайра уменьшила поток и выровняла его ритм. Проекция ожила, демонстрируя перезапуск всех необходимых для нормального функционирования тела процессов. Тайра осмотрела результат своей работы, сочла его удовлетворительным и перешла к финальной части. Вернуть душу в тело… Закрепить… Компенсация… Легкий стазис… Стабилизация… Снова компенсация… И сон.

Сон был необязательным, но полную реанимацию Тайра проводить не стала.

Когда третий мужчина был возвращен и погружен в сон, Тайра встала и подошла к краю обрыва. Надо было доделать еще одно дело, самое важное на сегодня.

Сэр ′т Хоофт рассказывал ей о неосязаемом и невидимом пределе, за которым для одних начинался свет, для других тьма, а для таких, как она и ее Наставник открывался бесконечный, ведущий в свет, тонкий белый мост Нижних Галерей, где им предстояло провести еще много лет, прежде чем Господь Бог согласился бы решить их дальнейшую судьбу. Но эти несчастные неупокоенные люди не были магами, и Тайра очень хотела, чтобы, переступив Грань, они растворились в радости и свете. Надо было просто показать им путь. Как это делать, Тайра не знала, а Сэл на зов так и не явился, зато откуда-то пришла уверенность в том, что все получится: она была некромантессой, а сэр ′т Хоофт говорил, что способность указывать путь у некромантов врожденная.

Мир светился зеленью, отблескивая изумрудными искрами некромантии. Тайра чувствовала, как на тридцатиградусной жаре холодеют ее пальцы, и видела, как зелеными, переливающимися черным и фиолетовым, потоками стекает с них магия смерти.

Все менялось. Горизонт приблизился почти к краю обрыва, небо опустилось вниз, и казалось, что можно погрузить в него ладонь, как в прохладный пруд, и от прикосновения по нему пойдут круги, как по настоящей воде. Тайра протянула руку, словно пыталась нащупать ручку и открыть дверь, и от ее прикосновения неизвестно к чему воздух перед ней заколебался, подернулся рябью, и внезапно жара отступила, осталось лишь приятное тепло, и воздух больше не был обжигающе горячим, и дорога под ногами не плавилась от зноя. Дверь не открылась, зато с неба, перевитые золотыми и серебряными нитями, складывающимися в сложный узор, медленно начали опускаться вниз столбы ослепительно белого света, и Тайра подумала, что самый первый киношник, который показал это в своем фильме, наверняка видел такое сам. Свет был настолько ярким, что ей было больно смотреть, и если бы не зеленый, сглаживающий реальные цвета, маркер, она обязательно прикрыла бы глаза ладонью. Когда сияние стало невыносимым, души умерших людей, пронизанные и светящиеся золотом и серебром, растворились в нем, слившись с изначальной силой творения этого мира, и через пару секунд, став невероятно болезненным и ярким, свет исчез. Осталось только небо, голубое сверху и желтое там, где оно соприкасалось с горизонтом, и горячий воздух дрожал и искажал просматривающуюся сквозь себя перспективу.

Тайра дошла до Хидамари, подняла свой шест, вернула его обратно в Арсенал, добралась до покосившегося забора и села на землю, спрятавшись в тени кривой яблони.

Хидамари лежала на спине и с закрытыми глазами созерцала вечность внутри себя, и Тайра подумала, что Хи является истинной внучкой своего деда и достойной наследницей своей прабабки. Было тихо, только раскаленный песок шуршал по вытертым камням старой улочки.

— Все, Хи, можешь оттаять, — устало сказала Тайра. — Все кончилось.

Хи не шевелилась еще минуты две. Наконец она медленно встала, прошлась до обрыва и заглянула вниз.

— Чтоб меня черти…! — плюнула она в обрыв и принялась отряхиваться.

Тайра с облегчением поняла, что ее чокнутая подруга наконец-то вернулась обратно, и устало потерла виски. Эту привычку она переняла у Горана.

— Где кровища? — через время спросила Хи. — Тут все было в кровище.

— Не было никакой кровищи, — ответила Тайра. — Тебе это привиделось.

— А эти, — она легонько пнула носком кроссовка ближайшего к себе парня, — живые или…?

— Живые. Только спят крепко во избежание повторения.

— А раны где? Я же помню, я его секанула…

— Привиделось тебе, — повторила Тайра.

Хидамари подошла к Тайре и встала над ней с зажатым в руке мечом с абсолютно чистым лезвием.

— Может, мне и привиделось, но катана-то — вот она, настоящая! — Хи помахала мечом. — Я, конечно, не могу настаивать, но тебе придется мне кой-чего объяснить, подруга, — требовательно сказала Хи.

— Тебе тоже, — парировала Тайра. — Как тебе удалось их так порубить? Это просто невероятно! Это кошмар какой-то, вообще-то! Ты должна была уже три раза… — Тайра махнула рукой в сторону обрыва, не найдя подходящих слов. — Дед учил тебя тайным техникам?

— Ага, — просто подтвердила Хидамари. — А что, выхода-то у него нет. Если не я, то кто? Хоть я и не парень, а род продолжать мне, в конце концов, меч этот не дедов, а прабабки моей, а она всем мужикам фору дать могла, вот деду и приходится делиться секретами, хоть его это не особо радует.

— И что, ты угадываешь, что противник сделает в следующий момент?

— Почему угадываю? Я чувствую, как он, поэтому знаю, что будет дальше. «Зеркало Маричи» называется. Медитативная техника. Научу, если хочешь. Я еще много всего могу, покажу при случае. Только деду не говори, а то убьет обеих: меня за измену, а тебя за компанию, — Хи вздохнула и тут же довольно продолжила: — Эти были дилетанты!

— Их было несоизмеримо больше.

— Да ладно, это ерунда, — махнула рукой Хи, и катана свистнула у Тайры над ухом. — Я вот больше твоих мертвяков испугалась.

Тайра криво улыбнулась.

— И давно ты с ними дружишь? — спросила Хи, присаживаясь рядом.

— С этими — минут двадцать.

— А вообще?

— Вижу лет с трех… Осознанно с шести. Я тоже их боялась, а потом мама сказала, что живых надо бояться.

— Мама знает, что ты этот, как его… некромансер? — осторожно спросила Хи.

— Некромант это называется. Мама хочет познакомить меня с подругой-психиатром, все время ее на чай зазывает, чтобы она со мной пообщалась, так что я при ней молчу про мертвых и магию вообще, — грустно сказала Тайра и, испугавшись, что Хидамари начнет рассказывать о своих подвигах на каждом углу, добавила: — И тебе настоятельно советую про все это молчать.

— Ясный ясень, — ответила Хи. — А скажи, как ты меч у деда из-под носа вытащила?

— Понятия не имею, я первый раз. Ты вот лучше скажи, как мы его обратно вернем?

— Просто засунь его на место, — Хи протянула катану подруге.

— Это невозможно, — покачала головой Тайра.

— Почему?

— Во-первых, я не умею. У меня это случайно получилось, от страха, наверное. А во-вторых, закон такой, что если ты не трейсер, то взять и положить предмет можно только из того места, которое заранее подготовлено комплексным заклинанием. Называется Арсенал.

— Обалдеть, у вас еще и законы есть! — восхитилась Хидамари. — Я думала, это только у нас! Круто!

— А еще жаловалась, что ты нормальная.

— Ну не совсем, — согласилась Хи. — Но я-то будущее не предсказываю и привидений не вызываю!

— С мечом что?

— А что с мечом? Его надо просто положить назад, пока дед пропажи не заметил. Только как мы его через весь город попрем? В метро точно с ним нельзя.

— С ним никуда нельзя, — объяснила Тайра, пресекая размышления Хидамари на начальной стадии. — Это холодное оружие. Какая-то там статья.

— Статья, уголовка, — передразнила Хи. — Кто-то слишком много читает детективов. И что делать-то будем?

— Не знаю.

Тайра отвернулась к обрыву. Хи махнула мечом, срубая ветку с двумя недозрелыми яблоками, оторвала одно, вытерла его о штанину и откусила большой кусок. Яблоко брызнуло кислой влагой.

— Ниче, есть можно, — Хи оторвала второе и протянула Тайре.

Тайра резко отклонилась вбок.

— Ты чего это? — не поняла Хидамари.

— Осторожнее. Не надо меня трогать, — сказала Тайра, двумя пальцами, чтобы не коснуться Хи, забирая яблоко.

— Почему это я не могу тебя трогать? Опять закон?

— Да, — ответила Тайра и, поняв, что подругу такой ответ не удовлетворил, пояснила: — Как в стриптизе: когда у меня глаза зеленые — смотреть можно, трогать нельзя.

— Да, кстати, хотела спросить, что это с тобой за хрень приключилась…

Тайра вздохнула.

— Когда я использую заклинания, связанные с миром мертвых, я наполовину принадлежу ему. Я от этого не умираю, потому что я некрос, а вот любой, кто до меня дотронется, прямиком туда и попадет. А глаза становятся зелеными, чтобы все это видели и понимали, что трогать меня не надо. Поняла?

— Во как, — уважительно сказала Хи. — И что с этим делать?

— Ждать, пока отпустит. Минут пятнадцать еще точно посидим.

— Ну посидим, ладно. Чего грустишь-то?

Тайра посмотрела на подругу. В свете зеленого маркера Хи казалась инопланетянкой.

— Ты только что троих людей убила.

— Они не люди, а подонки! — завелась Хи. — Заслужили! И я не жалею, если что. И воскрешать их не надо было, не достойны они жизни. Да и, вообще-то, я тебя защищала!

— Мой Наставник говорит, что если не можешь сделать, как было, не трогай. А ты не можешь сделать, как было.

— Ты можешь. Я воин, ты маг, как в лучших книжках. Мы друг друга дополняем просто идеально, разве нет?

— Это не книжка, Хи, это жизнь. Я понятия не имею, что теперь будет, засек нас кто-нибудь или нет. И что мой Наставник скажет, если вообще будет со мной разговаривать… Он мне колдовать вот так вне лаборатории не разрешал.

— Боишься ты его, что ли?

— Я боюсь его потерять, — призналась Тайра. — А как он отреагирует на сегодняшнее, я не знаю. Ругаться будет, наверное. Сильно… И это в лучшем случае.

Тайра положила яблоко на сухую траву в тени забора и снова отвернулась к обрыву.

— Ругаться он, конечно, будет, но я за тебя слово замолвлю.

Тайра подняла взгляд на знакомый голос и увидела Сэла. Его появление почему-то совершенно не обрадовало.

— Где ты был? — вслух спросила Тайра.

— Недалеко.

— Я просила твоей помощи.

Хи переводила взгляд с подруги на место, куда она смотрела, но не видела ничего, кроме горячего воздуха и невзрачного забора напротив.

— Помощи ты не просила, — улыбался Сэл. — Впрочем, даже если бы и просила, я бы помогать не стал.

— Это твой наставник? — уточнила Хи.

— Нет, это мой… э-э… воспитатель, — Тайра смотрела на Сэла, оценивая его реакцию. — Ну и наставник тоже, но не тот.

— За комплименты спасибо, — Сэл поклонился, прижав руку к сердцу.

— Почему ты не помог? — Тайра вернулась к диалогу с Сэлом.

— Хотел посмотреть, чему Йен научил тебя за прошедший год. На ваши занятия он меня не пускает, а я хотел увидеть тебя в деле.

— Увидел? — мрачно спросила Тайра.

— Увидел, — Сэл довольно кивнул. — И скажу, что Йен молодец, а тебе надо меньше сомневаться. А чтобы меньше сомневаться, надо больше практиковаться, причем на живом материале, а не только на препарате, так что скажи спасибо своей двинутой подружке за оказанную возможность. Хотя нет, не надо, а то у нее и так с чувством реальности проблемы.

— Что он говорит? — шепотом спросила Хи, будто Сэл мог ее не услышать.

— Мораль читает, как обычно.

— А с мечом поможет?

Тайра воззрилась на Сэла.

— Может, хоть с мечом поможешь? Как нам его на место вернуть?

— Пойти и положить, — предложил Сэл.

— Не поможет, — перевела для Хи Тайра.

Сэл выждал немного, а потом снизошел, все же, до ответа.

— Через тени тебе его обратно в ящик класть не рекомендуется. Ты слишком сильна для этого мира, возмущение пространства насторожит трейсеров, так что только пойти и положить.

— Как его через весь город пронести?

— Скрыть под иллюзией и пронести. Только аккуратно, чтобы никого не порезать.

— Я с иллюзией работать не умею, мне пока запрещено.

— Йен тебе прямой запрет дал на иллюзию? — уточнил Сэл.

— Вроде нет, — задумалась Тайра. — Просто не учил пока, говорит, это опасно.

— Ну тогда проблема решаема. Я тебя научу, как превратить меч в… — он задумался. — Ну давай в ветку яблони. Нет, давай в веник! С веником вы естественней смотреться будете, — и он рассмеялся.

— Что он говорит? — снова спросила Хи.

— Говорит, что научит, как замаскировать катану под веник, — с кривой ухмылкой озвучила Тайра. — Юмор у него такой. Так и поедем с веником через весь город. Только мне это заклинание надо срочно освоить.

— Ну осваивай, мешать не буду. Веник, так веник. Веник — это фигня! — уверенно заявила Хидамари. — А вот как будем меч на место возвращать — это проблема.

— А вот это уже твоя забота, — так же уверенно ответила Тайра. — Дед-то твой!

Была половина седьмого вечера. Хидамари, так ничего и не придумав по поводу возвращения катаны на положенное место, тихо кралась вдоль восточной стены додзё. Тайра шла следом, не особо скрываясь, потому что не верила, что меч можно вернуть незаметно, но, глядя на играющую в ниндзя Хидамари, которая очень старалась, чтобы дед ничего не узнал, всем сердцем желала, чтобы им с Хи повезло. Предыдущий опыт подсказывал, что при всех стараниях все обязательно должно было с треском провалиться.

Хидамари тихонько отодвинула дверь и заглянула в додзё. Тайра смотрела через ее плечо и с каждой секундой все лучше понимала, что они встряли сильнее, чем ожидали. Сэнсэй стоял возле центральной стены, где под растянутым свитком в стеклянном ящике на серебряных подставках в обычное время покоилась фамильная катана. Сейчас на темно-синей, отливающей чернотой ткани лежали только ножны.

Рядом с сэнсэем, рассматривая пустой ящик и заложив руки за спину, стоял крепкий широкоплечий мужчина. Его смоляные с проседью волосы волнами спадали ниже плеч. Тайра поняла, что он почуял их, как только они вошли во двор, именно почуял, как чуют добычу дикие звери, различил их запахи и уже ощутил во рту разницу вкусов их с Хидамари крови, и по тому, насколько он был спокоен и уверен в себе, Тайра поняла, что им не уйти.

— Нам кранты, — обреченно прошептала Хи и чуть попятилась. — Нам кранты!

— Поздно уже назад, — Тайра слегка подтолкнула подругу в спину, и они вошли в додзё.

Они остановились в двух метрах от сэнсэя. Фукуяма-сан стоял к ним спиной, как и его гость. Мужчина медленно повернулся, Хидамари резко опустила голову, стараясь не встретиться с ним взглядом, а Тайра, словно завороженная, всматривалась в его глаза. Они были желто-медового цвета, как у полярных волков из передачи «В мире животных», и были настолько естественны, что Тайра сразу поняла, что это не линзы. За теплым янтарным блеском Тайра уловила силу, сталь и холод, которые так испугали Хидамари. Тайре почудилось, что мужчина смотрел ей в душу, исследуя ее природу, читая мысли и ища потаенные страхи, но Тайра не боялась его глаз. Он ничего не мог прочитать в ее мыслях: первое, чему научил ее сэр ′т Хоофт, это очищать голову.

Тайра с радостью поняла, что Хидамари была в здравом уме, когда уверяла, что ученик деда оборотень, потому что стоящий напротив мужчина был самым настоящим оборотнем, но она была магом, и силы их были несоизмеримы. Он не имел над ней никакой власти, но Тайра не хотела и не имела права заявлять о себе. Единственным, перед кем Тайра испытывала чувство вины, был сэнсэй, и она собиралась достойно понести заслуженное наказание.

Хидамари, не поднимая глаз, опустилась на колени, вытянула руки и, коснувшись лбом пола, положила меч на татами перед дедом. Тайра оторвалась от глаз оборотня и последовала за подругой. Какое-то время они сидели в поклоне, коснувшись лбами сложенных ладоней, потом по движению воздуха Тайра поняла, что мужчина наклонился и поднял меч.

— Встать, — произнес сэнсэй, но Хидамари не пошевелилась. — Я приказал вам встать, — повторил сэнсэй, и Тайра вслед за Хидамари поднялась, выпрямила спину и уставилась пол. — Зачем вы взяли меч?

Тайра молчала, предоставив подруге самой разбираться с дедом, но Хи и не собиралась открывать рот.

— Это священное для нашей семьи оружие, Хидамари. Тебе пока что запрещено к нему прикасаться, разве ты забыла?

Что-то не стыковалось. Тайра готова была к любому развитию событий, но нынешнее положение настораживало. Сэнсэй должен был быть зол, но он говорил спокойно, совсем не так, как говорят тогда, когда пытаются сдержать гнев. Тайра поняла, что они с Хидамари допустили какую-то роковую ошибку, о которой даже не догадываются, а сэнсэй знает о ней, и потому задает эти вопросы, ответы на которые и так известны, подводя к самому главному.

— Посмотри на меня, — он снова обратился к внучке. — Зачем вы взяли меч, Хидамари?

— Для защиты, — ответила Хи, которая больше не могла отмалчиваться.

— Она не врет, — подтвердил мужчина. Голос у него был низкий и глубокий.

Тайра подняла взгляд, сопоставляя голос с глазами. Мужчина определенно владел какими-то магическими способностями, может, и правда умел читать мысли: он легко просканировал Хи, и кто его знает, что он увидел у нее в голове. Это пугало. Тайра надеялась, что в башке у Хидамари была обычная свалка анимэ и собственных фантазий про зомби и апокалипсис, разобрать среди которой истинные события сегодняшнего дня оборотню будет непросто.

— Допустим, я в это поверю, — сказал Фукуяма-сан, — хотя я, конечно, не верю. Раз уж вы вернули меч, то я могу признать отсутствие дурного умысла, только дурное поведение.

Сэнсэй замолчал, давая им время обдумать свои слова. Он всегда делал так перед тем, как высказать главную мысль.

— Меня интересует даже не то, зачем вы взяли меч, а то, как вы это сделали.

Второй раз за день Тайра ощутила, как сердце упало куда-то далеко вниз.

Фукуяма-сан отошел чуть в сторону, и Тайра увидела, что стеклянный ящик был заперт на замок. Хидамари глупо улыбнулась.

— Это не я, это она, — сказала Хи.

Тайра вовремя взяла себя в руки, чтобы не взглянуть на подругу, хотя ей очень захотелось врезать ей со всей силы. В любой другой ситуации на поступок Хидамари можно было бы обидеться, но сейчас Хи нащупала единственный выход, которого не увидела Тайра, и поэтому имела право глупо улыбаться.

— Значит, это ты открыла замок? — спросил Фукуяма-сан.

Тайра кивнула, потому что не могла соврать вслух.

— Тогда открой его еще раз, чтобы мы могли вернуть меч на место, — попросил сэнсэй.

Тайра знала, что без магии ящика ей не открыть. Сделать это было не так сложно — Макс уже давно показал ей, как открывать простые замки. Трудность была в другом. Тайра внезапно поняла, что этот мужчина с янтарными очами, встреть которого она на улице — обязательно бы испугалась, ни в коем случае не должен был узнать, что она маг. Она почувствовала опасность, о которой ее всегда предупреждали Горан и сэр ′т Хоофт, и осознала, как важно было требование сэра ′т Хоофта не использовать магическую силу, когда захочется, но сейчас без магии было не обойтись. Надо было использовать магию незаметно, но как сделать это, когда оборотень следит за каждым движением? Тайре было страшно, и она изо всех сил надеялась, что оборотень истолкует ее страх как боязнь его самого: он наверняка привык к такой реакции на себя и не должен заподозрить, что на самом деле Тайра опасалась совсем другого.

— Дай шпильку, — Тайра протянула руку к Хидамари.

Хи и бровью не повела. Вынула шпильку, и один из завернутых в узел хвостов размотался и повис неаккуратными прядями. Тайра взяла шпильку у нее из руки, незаметно накручивая на нее тоненькие пружинки заклинаний. Шпилька чуть потяжелела и нагрелась.

Тайра присела на колени перед ящиком и вставила шпильку в замочную скважину. Заклинание должно было сработать при контакте с внутренней резьбой замка. Тайра чуть пошевелила шпильку в отверстии и почувствовала, как она слегка завибрировала в пальцах. Оборотень не смог бы зафиксировать этой магии, она была слишком тонкой для его восприятия, но у Тайры перехватило дыхание. Замок щелкнул и магия исчезла. Ящик был открыт.

Тайра вынула шпильку из замка, встала, аккуратно подняла верхнюю крышку и отошла обратно к Хидамари.

Фукуяма-сан внимательно посмотрел на Тайру.

— Чья была идея взять меч? — спросил он.

— Ее, — сказала Тайра, указав на Хидамари.

— Обе хороши, — сказал сэнсэй. — Вы совершили серьезный проступок. Я подумаю, как вас наказать, а пока можете идти.

Тайра почувствовала, что Хидамари покинула додзё с большим облегчением.

По дороге домой Тайра анализировала произошедшее. Она знала, что сэнсэй будет обдумывать совсем не то, как их наказать. Он будет заново собирать воедино части головоломки, которые хоть и сложились в картинку, но совсем не в ту, которая была изначально, и сэнсэй знал это. Почему же он не поделился своими сомнениями с оборотнем, а сделал вид, что они с Хи его убедили? Ответа не было. Разве что сэнсэй хотел, чтобы его ученик думал, что глупые девчонки сказали правду, и с ящиком им просто повезло.

Тайра никогда раньше не ощущала себя такой измотанной. Надо было обязательно поговорить с Гораном и сэром ′т Хоофтом, рассказать им о сегодняшнем дне. Сэр ′т Хоофт ее поступкам точно не обрадуется… Но ведь она помогла неупокоенным уйти в свет… Воскресила троих умерших, по-настоящему, и вроде бы даже без больших ошибок… Даже если Наставник признает, что другого выхода у нее не было и простит ей использование некромантии при Хи, наказания от него все равно не избежать, хотя бы за то, что без спроса взяла меч. Что ж, за свои поступки надо отвечать.

Тайра ужасно хотела есть, за весь день она съела только два персика, потому что остальные слопала Хидамари, а дома мама, как обычно по выходным, наверняка напекла своих пирожков с повидлом и с ливерной колбасой, а еще с яйцом и зеленым луком, так что от метро до дома Тайра добралась в два раза быстрее, чем обычно.

В подъезде опять не было света, пахло кошачьими метками и горелым пластиком проводки. Тайра на ощупь поднялась по ступенькам и позвонила в дверь своей квартиры. Открыли удивительно быстро.

На пороге стоял старший брат, а из-за его плеча выглядывала его добрая рыжеволосая невеста. Алекс всегда приезжал внезапно, и Тайра по-детски радовалась его неожиданным визитам, и сейчас хотела броситься ему на шею, но он грозно взглянул на нее и тоном отца почтенного семейства спросил:

— Где тебя носит? Ты знаешь, который час?

Радость от встречи сразу пропала. Не хватало только, чтобы Алекс читал ей нотации. Тайра хотела ответить ему, как он того заслуживал, обращаясь к ней как к малолетней девчонке, но осеклась: за ее спиной явно кто-то стоял, и она готова была побиться о любой заклад, что знала, кто именно.

— Она была со мной, — произнес глубокий низкий голос.

Тайра обернулась и увидела, как в темноте сверкнули иным огнем желто-медовые глаза полярного волка.

Ксандер

Год 39-й ректорства сэра Котцы, лето

Утро началось внезапно. Яркий летний свет раздвинул легкие шторы и затопил собой все пространство комнаты. Стало жарко, воздух наполнился разными звуками: гулом автомагистрали, скрытой за девятиэтажкой напротив, тоскливой национальной мелодией, льющейся из никогда не выключаемого приемника сторожа гаражного кооператива, лаем соседской собаки, слепой на один глаз и оттого вдвойне злобной, гуканьем двойняшек с верхнего этажа, криками грузчиков гастронома, разгружающих молоковоз, и шелестом светло-зеленых листьев растущей за окном чинары. Тайра выползла из-под простыни, тихо, чтобы не разбудить Беллу, оделась и выскользнула из комнаты. Она умылась, поставила чайник, прошла на веранду и выглянула на улицу. День обещал быть жарким: тени деревьев дрожали на тротуарах. Было бы неплохо слинять из дома, подальше от этого странного человека. Или не человека? Пять дней его удавалось избегать: он уходил рано, и Тайра могла спокойно выходить из своей комнаты, не боясь наткнуться на взгляд его суровых волчьих глаз, вчера же он сказал, что утро у него совершенно свободно, поэтому Тайра надеялась выбраться из дома до того, как он проснется.

— Всегда так рано встаешь?

Тайра вздрогнула и обернулась. Его голос в безмятежности летнего утра был абсолютно лишним.

— Нет, сегодня что-то подбросило, — ответила она. — Завтракать будете?

— Буду, — Герхард занял место за пока еще пустым столом и, минуя обязательную часть про погоду и настроение, перешел к допросу. — Почему твоя подруга меня боится?

— Хидамари?

— У тебя есть еще какая-нибудь подруга?

— Есть, — Тайре не особо нравился его тон, хотя она понимала, что намерения обидеть ее у него не было. Он просто всегда так разговаривал.

— Ну и почему она меня боится?

— Любой бы испугался, если бы сказки начали воплощаться в жизнь.

Герхард задумался. Тайра накрывала круглый стол на веранде, помнящий бабушку, дедушку и медный самовар, который с дедовой смертью куда-то бесследно пропал.

— Алекс говорил, что ты мыслишь нестандартно.

— Вы правда оборотень? — вопрос вылетел быстрее, чем Тайра сумела его сдержать.

— Правда.

— И как такое возможно?

— Возможно еще и не такое, — он холодно улыбнулся.

Тайра разлила чай и присела за стол напротив него. Надо было привыкать к внезапно обнаружившемуся родственничку, хотя делать этого ужасно не хотелось. По-русски он говорил с немецким акцентом, но ошибок в построении фраз не делал, знал язык в совершенстве, как шпион из старых фильмов.

— Почему Белла зовет вас Салто? — спросила Тайра.

— В детстве не выговаривала слово «solder», так и прилипло.

— А вы разве солдат?

— Мне нужно было объяснить Белле, чем я занимаюсь. Слово «солдат» описывает мой образ жизни наиболее точно.

Может, с предположением про шпиона Тайра и не прогадала…

— Я думала, что вы тайный агент, — призналась она. — И брат что-то подобное думает. А еще он вас очень уважает и немного завидует даже.

Он не ответил, отпил чаю и снова испытующе воззрился на собеседницу.

— Как ты все-таки открыла ящик?

— Я показала, — самым сложным было не отвести взгляд. — Шпилькой.

— Я видел, но мне трудно в это поверить. Я бы сказал, без магии тут не обошлось.

— Вы верите в магию?

— Глупо не верить в то, что есть. Ты ведь веришь в оборотней.

— Пять дней назад не верила. И сейчас как-то не сильно.

— Цирк с оборотом я устраивать не буду, так что поверь на слово.

А жаль… Тайра бы посмотрела. Волк он или ликантроп?

— Ну, — Герхард прервал ее размышления. — Я признался, что я оборотень. Теперь твоя очередь. Признайся, что ты маг. Это будет честно.

— С чего вы взяли? У меня что, волшебная палочка в шкафу спрятана?

— Девочка, — тихо сказал Герхард, и глаза его сверкнули янтарем. — Не стоит играть со мной. У меня нюх на такие вещи. Я неплохо отношусь к магам и не буду против, если они окажутся среди моих родственников, но я должен знать, что ты можешь, чтобы знать, чего от тебя ожидать.

— Отлично, — Тайра поставила пиалу на стол. — Вы уже вбили себе в голову, что я маг. Теперь, как бы я ни возражала, вас не переубедить.

Он кивнул.

— Тогда какие признания вам еще нужны? Хотите, чтобы я потешила ваше самолюбие и проницательность и произнесла это вслух?

— Ты должна это сделать, чтобы мы с тобой стали друзьями.

— Я ничего никому не должна!

Тайра и сама не поняла, откуда в ее голосе взялись эти нотки гордыни и надменности, свойственные Сэлу. Она словно одолжила ему свой голос, чтобы он с правильной интонацией и точной дозировкой презрения произнес свое кредо.

Герхард отодвинулся от стола и четко сказал:

— Ишанкар!

Тайра молчала, не отводя от него взгляд.

— Это самое худшее, что могло с тобой произойти, — сообщил он. — Брат знает?

— Нет, и не узнает.

— Думаешь, можешь мне приказывать?

— Думаете, можете лезть в мою жизнь?

Герхард смерил ее оценивающим взглядом.

— Если с моей сестрой хоть что-нибудь случится, если я узнаю, что ты приложила к этому руку, — он выдержал паузу, — я сотру тебя с лица земли, и твой рассадник мракобесия тебе не поможет. И я не стану жалеть Алекса и твою мать, которых я искренне уважаю, и не посмотрю на то, что ты годишься мне в дочери.

Тайре казалось, что все это происходит не с ней, а она просто смотрит какой-то очередной американский фильм про семейные ценности, и вот сейчас, по законам жанра, кризис должен разрешиться взаимными объятиями, слезами и рождественской индейкой. Забавно. Тайра никогда не хотела быть актрисой.

— Ну а дети у вас есть? — спросила она, словно никакого напряжения между ними не было.

Герхард усмехнулся и покачал головой:

— Всегда поражался ишанкарцам. Я заявляю тебе, что убью тебя без сожаления, а тебя это не пугает.

— Потому что это звучит слишком абсурдно из уст взрослого человека. Абсурд не пугает, — Тайра подлила ему еще чая. — Ну так как, такое мое признание вас удовлетворило?

Он опять усмехнулся.

— Детей у меня нет, — сказал он, — но моя сестра выросла у меня на руках. Я ее воспитал. Когда отец женился второй раз, мне было двадцать пять лет. Через год родилась Белла. Отцу было шестьдесят два, не всем дано в этом возрасте иметь детей. Вскоре его жена сбежала с молодым, а дочь он ей так и не отдал, а когда отец умер, Белла досталась мне. Можно считать, что она моя дочь. Жизнь очень причудлива.

Тайра улыбнулась. В принципе, Герхард был не так уж и ужасен, как казалось Хидамари, но расслабляться все равно не следовало.

— А как вы с сэнсэем познакомились?

— Случайно, — он прищурился, словно припоминал давно произошедшие события, хотя Тайра была уверена, что ему не требуется ничего вспоминать. — Он меня на соревнованиях увидел, мне тогда было семнадцать лет. Он хитрый. Все так повернул, что я пришел к нему и попросился в ученики, а он только того и ждал. С тех пор я с ним.

— Но Алекс говорил, что вы всю жизнь прожили в Европе.

— Правильно говорил, — подтвердил Герхард. — Порталы для таких случаев и нужны.

— А оборотни обладают магией?

— Минимальной. Или, я бы сказал, специфической. С магами нам тягаться заведомо проигрышно, — он внимательно следил за ее реакцией. — Зато ни один нормальный маг не может превратиться в животное без вреда для собственных мозгов.

— Почему?

— Потому что вы, маги, слишком умные все. А чтобы стать животным, нужно изменить систему восприятия мира, а вы загнали себя в рамки своих магических дисциплин, которыми и пытаетесь описывать мир. Мир собаки или рыбы нельзя описать в человеческих понятиях. Ясно?

— В целом.

— Я знаю магов, которые пытались оборачиваться. Но, во-первых, это состояние для них кратковременно, а во-вторых, последствия непредсказуемы. Дезориентация, потеря речи, психические расстройства… А еще использованную энергию надо куда-то девать. И неиспользованную тем более. Слышала про постэффект?

Тайра кивнула. Уж про постэффект-то она слышала больше него и всех ныне живущих магов. Кроме сэра хет Хоофта, конечно.

— А как это получается у вас?

— Понятия не имею.

— И вам не интересно? Это же надо изучать. Управлять этим сознательно.

— Управлять этим я и так умею, — оборвал ее Герхард, — и изучать себя мне не требуется. Я просто живу с этим и не зацикливаюсь на том, чего не понимаю. Я не ученый. Я воин. Мне достаточно того, что механизм оборота работает безотказно.

— Так нельзя, — не согласилась Тайра. — Это требует изучения.

— Я не подопытный кролик. Может, у вас в Ишанкаре принято препарировать друг друга, а в нормальном обществе это не так.

— Знаете, на что это похоже? — не выдержала Тайра. — Такое ощущение, что вы стыдитесь того, какой вы есть, вот и придумываете нелепые отговорки. В Ишанкаре не боятся своей сути и изучают друг друга, чтобы следующим поколениям было проще, чтобы они не сталкивались с одними и теми же сложностями, и я этот подход препарированием не считаю.

— Ты еще не доросла до того возраста, когда тебе будет позволительно считать или не считать что-то на эту тему, — безапелляционно заявил Герхард. — Хотя, чего ждать от ишанкарцев. У вас завышенное самомнение. Даже у таких мелких девчонок, как ты.

— У нас с самооценкой все в порядке, — защитилась Тайра. — Это у вас предрассудков на наш счет больше, чем звезд на небе.

— Кто твой наставник? — вдруг спросил Герхард.

— Пани Эдвина.

— И какая у нее специализация?

— Ландшафтный дизайн и сексопатология.

Герхард, не сдержавшись, усмехнулся.

— Я чувствую, у нас с тобой будут проблемы, — сообщил он. — Видишь ли, я не разделяю ишанкарских магов по половому и возрастному признаку, поэтому все вы для меня одинаковы. Одинаково опасны, одинаково непредсказуемы, одинаково неприятны. По личным причинам, — он опять впился в нее своими янтарными очами. — Максимум, на что ты можешь рассчитывать с моей стороны — это нейтралитет, потому что нам предстоит стать родственниками, и до тех пор, пока ты не встанешь у меня на пути. Ясно?

— Не смейте угрожать мне в моем доме, — жестко ответила Тайра.

— Я не угрожаю, я предупреждаю, — пояснил Герхард.

— Я вас тоже предупредила.

— Я Ишанкар уважаю, но не люблю, — он допил чай и поставил кружку на стол. — С тобой я буду общаться по тому же принципу, как со взрослой, и изменению это отношение не подлежит. Мир? — Герхард протянул ей руку с раскрытой ладонью.

Тайра подумала пару секунд и протянула руку в ответ. Он железной хваткой сжал ее пальцы, так, что кончики их побелели, а в глазах на секунду потемнело. Можно было слегка шарахнуть его магией прямо в ладонь, но, во-первых, он только этого и ждал, хотел проверить, что она может, а во-вторых, сэр ′т Хоофт и так всыплет ей за приключения с Хидамари по первое число. Колдовать по незначительным поводам было нельзя. Этот повод Тайра сочла незначительным. Она взглянула ему в лицо и, заставив себя разжать зубы, ответила:

— Мир.

Герхард ослабил хватку и выпустил ее руку. Эту битву выиграла она.

В комнате зазвонил телефон. Тайра поднялась и пошла к трубке, незаметно потирая поврежденную звериным рукопожатием кисть.

— Кто же все-таки твой наставник? — сам себя спросил Герхард, сосредоточенно глядя ей в спину. — Далеко пойдешь, если не остановят.

Хи позвонила как раз вовремя. Сложно было предположить, как продолжится общение с Герхардом дальше, поэтому Тайра ухватилась за малейший повод, чтобы уйти из дома.

Она ехала в полупустом утреннем метро и думала о том, какими странными могут быть повороты судьбы. Еще год назад в ее жизни не было ни Горана, ни сэра ′т Хоофта, ни малейшего понятия об Ишанкаре, ни странного родственника с глазами и повадками волка… Был только Сэл — мертвый волшебник, разучившийся колдовать, наставник и почти воображаемый друг. Конечно, Тайра знала, что Сэл существует на самом деле, что он говорит и думает не так, как если бы был плодом ее воображения, но так было проще отвечать на вопросы о том, с кем она разговаривает, когда рядом с ней никого нет. Сэл всегда был неподалеку, объяснял то, что сама Тайра понять была не в силах, а на ночь, если пребывал в добром настроении, рассказывал ей сказки, слишком волшебные и печальные, так что у Тайры складывалось впечатление, что все это происходило на самом деле когда-то очень-очень давно. Сэл говорил, что ему почти три тысячи лет, и этому смело можно было верить: его длиннополые одеяния были явным анахронизмом и встречались разве что на картинках стоящих на книжных полках альбомов с репродукциями из картинных галерей и на иллюстрациях в детской Библии. В последний год они, повинуясь указаниям сэра ′т Хоофта, общались гораздо реже, и ей стало не хватать его древних легенд и занудных поучений, зато появились другие люди, и некоторых, вроде того же Герхарда, в ее жизни оказалось слишком много.

Алекс был дома уже шесть дней, но так и не нашел времени, чтобы нормально пообщаться. Тайра скучала по брату, хотя практически не знала его: у него всегда были свои друзья, свой мир, свои увлечения. Одиннадцать лет разницы давали о себе знать. Тайре всегда, с самого детства, хотелось попасть в круг его общения, но он не принимал ее в свои друзья. Он воспринимал ее как малявку, которая отнимает его время, и хотя он исправно разогревал ей еду, забирал из школы и водил в музыкалку, когда мама была на работе, Тайра чувствовала, что она мешает ему своими расспросами, своим желанием быть с ним, своей любовью.

Алекс поступил в медицинский, когда Тайре исполнилось шесть, и она стала видеть его еще реже. Вечерами он сидел дома, уткнувшись потрепанные учебники, и мама запрещала заходить к нему в комнату. Тайре очень хотелось просто посидеть рядом, она тоже взяла бы книжку, и они читали бы вместе, пусть и каждый свое, но когда она пыталась объяснить это брату, он вздыхал и со словами «Иди поиграй» вежливо выставлял ее за дверь. Она была для него безнадежно маленькой. Иногда все же бывали дни, когда он водил ее гулять, они покупали мороженое, и Алекс качал ее на качелях в соседнем дворе, и это были, пожалуй, самые лучшие ее воспоминания о брате.

Тайре исполнилось семь, Алекс ударился в науку и под конец года выиграл грант. Чем это громоподобное слово грозит лично ей, почему так радуется брат и грустит мама, Тайра до конца не понимала, но однажды вечером Алекс собрал сумку и уехал в аэропорт. После его отбытия ей досталась его комната, старые анатомические атласы и примотанная изолентой к нижней стороне столешницы коробка с его детскими сокровищами. С этого времени Алекс жил в Германии, а домой приезжал только пару раз в год. Конечно, он писал письма, но все они были адресованы маме, для нее же всегда была пара слов «поцелуй сестренку» или «передавай привет», словно она сама не умела читать и писать и не могла прочесть это без маминой помощи.

Через пару лет у брата появилась девушка. Тайра плакала, понимая, что у него это все серьезно, и предназначенное существу женского пола место в его сердце опять заняла не она. Брат планировал жениться, как только получит работу в престижной клинике в Майнце, и однажды такой момент настал: Алекс стал ассистентом знаменитого немецкого хирурга, имя которого ровным счетом ничего Тайре не говорило.

Надвигалась свадьба.

Белла нравилась всем. Она была невысокая, худенькая, с рыжими вьющимися волосами и покладистым характером, но теперь Тайра была уверена, что иметь другой характер, находясь рядом с Герхардом, было бы неосмотрительно и опасно для жизни. Белла никогда не грустила, не сидела без дела и смеялась звонко, как хрустальный колокольчик. Неудивительно, что Герхард считал ее самой большой ценностью в своей жизни и готов был убить любого, кто хоть пальцем тронет его сестру. Алекс тоже сдувал с нее пылинки, и было удивительно и неловко видеть его прилюдно проявляющим нежность. Тайра поначалу ревновала, но потом, трезво оценив всю свою систему взаимоотношений с братом, пришла к выводу, что ревновала его всегда: к маме, друзьям, книжкам, институту, Германии и многим другим вещам и людям. Они никогда не были близки: Тайра не знала, чем живет он, а Алекс никогда не смог бы сказать, что волнует ее. К тринадцати Тайра уже не хотела задушевных бесед и братских объятий — время для этого было безвозвратно утеряно. Ей хотелось, чтобы брат воспринимал ее как равную, общался с ней, как со взрослой, но Алекс, даже признавая, что за время его отсутствия сестра существенно выросла, упорно не желал видеть ее никем, кроме шестилетней девчонки, которую нужно за руку переводить через дорогу.

Если раньше это ее обижало, то в свете последних событий такая ситуация казалась Тайре просто замечательной: сведение общения с братом к минимуму в настоящем могло избавить его и Беллу от больших неприятностей в будущем. Если Герхард действительно терпеть не мог ишанкарских магов, то намерение Алекса остаться в Германии навсегда было выгодно абсолютно всем. Во-первых, это уберегало Тайру от возможности поведать брату о том, что она умеет колдовать. Избавиться от желания откровенничать с ним о сверхъестественном Тайра должна была еще давно, с тех пор как однажды по секрету рассказала Алексу о том, что видит мертвых, и он, вместо того, чтобы сохранить ее тайну, доложил обо всем маме, которая как бы ненароком пригласила на чай свою подругу, практикующего психиатра. Но Тайре так хотелось поделиться с ним самым сокровенным! Тайра обижалась неделю и впредь молчала и о том, что видит, и о том, что на самом деле умеет. Сэл страшно ругался, обещал сдать ее Лиге и пропал месяца на полтора. Тогда Тайра не вполне представляла себе, что такое Лига, но, судя по тону Сэла, с мифическим бабайкой, который забирал непослушных детей, Лига не имела ничего общего. Во-вторых, если Лига и правда когда-нибудь начнет охоту за ее головой, а об этом прямо говорил не только Сэл, но и Горан с сэром ′т Хоофтом, Алексу и Белле будет лучше оказаться вне этой игры. В-третьих, чем дальше был от нее Алекс с женой, тем дальше от нее находился и Герхард, и в данный момент это был самый веский аргумент в пользу того, чтобы не лезть к брату со своей наивной любовью и задушевными разговорами.

Тайре очень надо было увидеть Наставника, но сейчас, когда ей так нужны были его совет и защита, он куда-то пропал. Сэр ′т Хоофт не пропустил до этого ни одной назначенной встречи, и Тайра боялась, что он оставил ее из-за того, что она наколдовала на неделе, и от этого становилось так тоскливо, что впору было идти к Салто и просить его перегрызть горло, но она отгоняла от себя эти мысли и терпеливо ждала вестей. Приходилось признать, что за этот год она привязалась к Наставнику сильнее, чем собиралась себе позволить.