Бесплатный фрагмент - Тиманский овраг.

Посвящается «столице мира» Воркуте и ее жителям, в благодарность за замечательные впечатления от моей первой поездки за Полярный Круг летом 2023 года!

Большое спасибо Igor за стихи, подаренные Алексею!

Все персонажи и события романа являются вымышленными. Любое сходство с реальностью случайно. В заброшенном поселке Рудник нет ночного клуба. «Нерон», от пола до потолка, придуман автором. Дом с эркером является аварийным, и заходить туда в поисках несуществующего «Нерона нежелательно. А вот просто посетить с экскурсией Рудник, «вселенную Сталкера», с которой начиналась история Воркуты — гораздо разумнее.

Моя Воркута,

Светла и горда!

Даже в мороз

Хмурой зимой

Сердцем согрет

Мой город родной!

/А. Пахмутова, В. Кузнецов. «Моя Воркута» (гимн города, 1960 г.) /

Живем мы что-то без азарта,

Однообразно, как в строю.

Не бойтесь бросить все на карту

И жизнь переломить свою…

/Э. Рязанов, А. Петров. Песня из к/ф «Вокзал для двоих» (1982 г.) /

*

У Вити Уланова, Младшенького, был самый лучший день рождения в мире — так считал мальчик, садясь в мамину машину.

Сегодня Вите исполнилось шесть лет. А в сентябре он должен был пойти в школу. И мама решила сразу же купить ему школьное снаряжение, не дожидаясь лета, когда за покупками для школьников ринутся все родители и в ярмарочном комплексе бывшего ДК Крупской будет негде яблоку упасть.

— Я думаю, что вряд ли в феврале будут очереди за пеналами и рюкзаками, — весело сказала мама, прогревая мотор «крузера». — Терпеть не могу толкаться в переполненном зале и хватать первое попавшееся потому, что сзади уже очередь напирает и в затылок сопит. А ты?

— И я тоже, — ответил Младшенький настолько солидно, насколько ему позволяло детское автокресло, пристегнутое к переднему сиденью рядом с водительским. А как бы он хотел просто сесть рядом с мамой и пристегнуться ремнем, как взрослый! «Понимаю, — ответила мама, когда он поделился с ней этим желанием, — но до двенадцати лет этого нельзя. Ты ведь потерпишь еще шесть лет?» «А что мне еще остается», — вздохнул Витя, у которого речь была развита не по годам. «В школе он будет опережать своих сверстников, — заметил как-то дядя Ефим, — мда, когда отец — адвокат, а мать — топовая писательница, да и в гостях бывает интеллектуальная элита, просто не в кого быть незнайкой со стандартным, так сказать, словарным запасом!» «И еще у тебя стоит поучиться скромности!» — рассмеялась его жена Белла, которая категорически запрещала мальчику называть ее «тетей Беллой».

Наташа включила магнитолу, и в салоне зазвучала «Сказочная тайга».

— А почему звезды пьяные? — спросил Младшенький, когда начался припев. — Как это бывает?

— Это метафора, — пояснила Наташа. — В тайге зимой небо часто пасмурное, мутное, особенно в пургу, и кажется, что звезды мерцают и покачиваются, как пьяные… Ты ведь читал про тайгу?

К шести годам Витя Уланов-Младшенький давно уже читал самостоятельно, и больше всего его интересовали энциклопедии вроде «Я познаю мир». Он готов был не выпускать их из рук даже за едой или в постели. Няне Лизе не раз приходилось отбирать у воспитанника книгу и фонарь по ночам.

— Белла и дядя Ефим сейчас в тайге? — спросил мальчик.

— Нет, — Наташа выехала на набережную Обводного канала, — они с дядей Ефимом не в тайге, а в тундре, за Полярным кругом. В районе вечной мерзлоты.

Друзья семьи, адвокат Ефим Коган и его жена и коллега Белла Измайлова, часто ездили по работе на Крайний Север, где отбывали наказание их подзащитные. Сейчас у них был процесс в Воркуте в Республике Коми.

«Мамаша из меня фиговая получилась, — хохотала Белла по телефону, — вроде тебя: бегаю, задрав штаны, то в суд, то в СИЗО, то по зонам, дома почти не бываю. Ташка скоро Алину будет мамой считать, а я так — не пришей кобыле хвост!»

Таше, поздней и долгожданной дочери Ефима и Беллы, недавно исполнилось полтора года, и как раз в этот день Коган и Измайлова сели в воркутинский поезд, к подзащитному, обвиняемому в убийстве. Подследственный, водитель служебного автобуса, на беду не имел алиби на момент убийства своего соседа, работника УФСИН, человека мрачного, неуживчивого и неуравновешенного, конфликтовавшего со всем районом. «Так и на зону пойдет, но не признается, что навещал свою пассию, — разводил руками Ефим, — и даже перед угрозой приговора по 105-й, часть 2, пункты — почти весь алфавит! Вот это благородство уже не есть разумно!»

— Тут такая зима! — тарахтела Белла. — Полная полярная ночь уже прошла, но все равно светает поздно. Выходим из отеля, фонари еще горят. Темнеет сразу после полудня, и в пять часов пополудни уже черным-черно! А уж как задует пурга — хоть булыжники к поясу привязывай, прямо с ног сшибает! Фима, и тот вчера чуть не улетел. Да! Питер наш — просто курорт по сравнению с Воркутой, грех нам жаловаться. Суровый климат, не для хлюпиков, однако! А гостиница — супер! Всего 3 звездочки, выше нет, но люкс та-акой классный! Прямо Европа! Мы, правда, в нем только ночуем, а так бегаем, как тыгыдымские кони. Я уговариваю любовницу клиента дать на суде показания, ищу любопытных соседок, которые видели, как к ней кавалер заходил. Подтвердит парочка людей, что он в тот день не соседа мочил, а у дамы гостил, и оправдательный вердикт в кармане. Дело-то яйца выеденного не стоит, не такие распутывали!

Притормозив у магазина «Подарки. Родословные книги» на проспекте Елизарова, Наташа зашла и приветливо кивнула знакомым продавщицам. Пока она выбирала эзотерические сувениры для своих знакомых мужчин к 23 Февраля, Младшенький светски беседовал с одной из продавщиц.

— И давно ли ты был вот такой, — женщина показала сантиметров тридцать над прилавком, — а сейчас уже такой взрослый молодой человек!

— Я скоро пойду в школу, — важно сообщил мальчик. — Сейчас мы с мамой будем покупать все, что нужно, пока нет очередей.

— Ну, в добрый путь, в добрый путь, — заулыбались обе продавщицы.

Проходные дворы, через которые можно было срезать угол по пути к ярмарке, были засыпаны последним февральским снегом, между домами завывал и свистел по-разбойничьи северный ветер, окна залепливало снегом. А как эти дворы расцветают к концу апреля и до августа-сентября смахивают скорее на испанский квартал, чем на питерские проходные дворы! Наташа любила гогеновскую яркость деревьев и цветов в Петербурге.

На ярмарке в будний февральский день было мало покупателей. По залам бродило всего несколько человек, и никто не мешал Наташе и Младшенькому неторопливо выбирать школьные принадлежности по вкусу. Увидев покупателей, продавцы с энтузиазмом начали расхваливать свой товар.

Наташа, советуясь с Витей, выбирала ему рюкзак, тетради, ручки, фломастеры и прочее, необходимое для первоклассника.

Младшенький был воодушевлен потоком новых ощущений («Ух ты, я как большой пошел с мамой за покупками! И это все для меня!») и даже не шалил и не капризничал. Покончив со школьными покупками, Наташа предложила сыну отнести пакеты в машину и еще немного побродить по залам, если он не устал. «Чего бы я устал?! — даже обиделся Витя. — Что я, маленький?»

И они направились гулять по другим залам, купив в автомате кофе для Наташи и горячий шоколад для мальчика.

В отделе дисков у лестницы Наташа приобрела пару очень хороших сборников рок-музыки и хитов 90-х годов — чтобы слушать в машине, в магазине ДВД — несколько фильмов и детективных сериалов, которые очень хотела посмотреть. Несколько книг; сборник японских кроссвордов у знакомого продавца, приятного пожилого мужчины с доброжелательной улыбкой; сувениры для родственников из Севастополя; аромапалочки и масла себе и Белле, пазлы для Младшенького… И к машине пришлось снова тащить два тяжелых пузатых больших пакета. «Вот так, шопоголизм заразителен, — смеялась над собой Наташа, — Белла куда ни зайдет, тут же опустошит все полки, и я туда же. Ну и дорвалась!»

— А теперь, — сказала она сыну, когда они уложили и эти покупки в багажник «крузера», — предлагаю ответить твой день рождения вот в этом симпатичном кафе. Возьмем все десерты, какие только пожелаем, напитки, и я торжественно вручу тебе подарок-сюрприз!

— Этот тот большущий пазл, который ты мне купила, пока я бегал за минералкой к автомату? — с энтузиазмом спросил мальчик.

— Ушам своим не верю: ты подглядывал?!

— Нет. Просто я увидел, из какого магазина ты выходишь, когда принес воду, — снисходительно улыбнулся мальчик, — и у тебя в руках большая коробка с бантом… Не Ташке же ты пазл купила! Она еще мелкая и дура, — с превосходством старшего припечатал Витя. И увернулся от шутливого замаха маминой перчатки.

— Когда-то ты был таким же, как Таша, — сказала Наташа. — И даже еще меньше. Шесть лет назад, когда я привезла тебя из родильного дома, ты был меньше моей руки…

— Ну, это дело прошлое, — спешно перебил ее мальчик. — А что за пазл?

— На пять тысяч деталей.

— А что на нем изображено?

— А вот это сюрприз.

— Люблю сюрпризы. И пирожные тоже! — азартно выпалил Младшенький.

*

Телефонный звонок раздался вечером, когда Наташа после ужина села за стол и раскрыла общую тетрадь с черновиком рукописи.

Новая книга продвигалась вяло, строчки приходилось буквально вымучивать, они никак не желали превращаться в увлекательный роман, и Наташа даже испугалась: «Я что — исписалась?»

Вот и сейчас она «отправила» главную героиню в гости к родителям потенциального жениха, где по замыслу Катя Савская должна была найти нечто, продвигающее расследование. Но никак не могла придумать, под каким предлогом Катя сможет заглянуть на антресоли, впервые придя в гости и что именно там найдет. «Дневник? Фотоальбом? Шкатулку?..»

И Наташа даже обрадовалась, увидев на дисплее телефона аватарку Беллы.

— Слушай, — привычно затарахтела подруга, — тут такой сюр, прямо «Двенадцать месяцев»! Мы нашли единственную в городе вебкамеру неподалеку от ресторанчика, где ужинаем, там подают та-аакую оленину! Хочешь, ручкой помашем? Лови ссылку… Вау! Ну и метель! Говорят, тут иной раз автобусы в тундру улетают!.. Не знаю, Фима, пустые, или с пассажирами… Сказала: не знаю! Иди сам прокатись в таком летучем автобусе, в тундре и посмеешься!.. Да вот мой супружник так и трясется от смеха, представив себе, что автобус улетает в тундру вместе с пассажирами! Прямо добрый дядюшка Фима! Слушай, ну я и бестолочь! У Младшенького же день рождения, а мы позабыли. Но я исправлюсь. Завтра у нас выходной, так мы все воркутинские магазины перероем в поисках суперподарка для моего первого крестника!

Наташа уже смотрела на экран, где на черном фоне мелькало что-то белое. Вдали, по освещенной дороге вдоль домов, тянулись редкие автомобили. Машину Ефима и Беллы — судя по очертаниям, «Мицубиси Лансер» — уже залепило снегом и замело колеса так, что их почти не было видно. Две фигуры, стоящие в свете фонаря перед машиной, больше смахивали на снеговиков, чем на Беллу и Ефима. Толстые длинные пуховики, теплые шапки под капюшонами надвинуты до бровей, лица прикрыты шерстяными масками, как в костюме полярника в Музее Арктики и Антарктики, куда Наташа недавно водила сына; руки прячутся в больших рукавицах… Фигура повыше — наверное, Коган. Рядом возбужденно размахивает руками Белла. Ее скороговорка слегка приглушена плотной шерстяной маской, защищающей нижнюю часть лица от ветра и снега, а ноги в здоровенных узорчатых пимах азартно притопывают по снегу.

— Горло не застуди, Лестрейндж, — улыбнулась Наташа, привычно назвав подругу фамилией Беллиной любимой киногероини, Беллатрисы Лестрейндж из «поттерианы», — и привет Фиме. Ну, вы даете: в такую погоду рванули камеру искать, чтобы помахать мне рукой! Позвонили бы по скайпу из отеля, поднесли телефон к окну, раз уж так хотели показать мне воркутинский вечер. А то мне даже неловко, что вы так рискуете. Что это у вас за спиной? Уже тундра?

— Зачэм абыжаэшь, дарагой? — раздался голос Ефима; Коган в привычной своей манере дурачился, имитируя говор восточного человека из фильмов Георгия Данелии, — Какой-такой тундра-пундра? Это Тиман, недалеко от центра. У нас за спиной — одноименный овраг… Да ничего, к ночи еще немного поутихло, по крайней мере меня и машину не сдует, а Белку, если что, я утром посветлу подберу и отряхну… — он увернулся от пригоршни снега, которую Белле так и не удалось слепить в снежок. — А что днем творилось — мишугене («С ума сойти!» — пер. с идиш. /прим. автора/)! Пока я на прениях прокурора под лавку загонял, а Белка свидетелей обвинения бушлатом по залу гоняла, за окном так пуржило! Я грешным делом боялся, не рухнут ли стены нам на головы… Белка, не ржи, горло застудишь!

— Головой, Фима, надо думать, а не грешным делом, — хихикнула Белла.

— Каждый понимает в меру своей испорченности!

Шшшшшуууууух! — на спину Когана снова обрушилась внушительная горсть снежинок.

— Мда, в снежки тут не поиграешь, — сочувственно сказал Ефим, — почти минус двадцать, снег не лепится, а сыплется! Вернемся, нам родной питерский февраль теплым покажется!

— Как там ваш процесс? — спросила Наташа.

— Со щитом. Завтра зачитают приговор. Впаяют парню за самовольную отлучку с работы по личным делам, а сто пятую снимут. Следователю дадут пенделя и дело на доследование вернут — пусть ищет, кто на самом деле этого вертухая «загасил». А ты как думала?.. — хвастливо сказал Коган.

— Ты днем камеру открой, часов в 15—16, — посоветовала Белла. — Сейчас перед закатом небо приобретает такой янтарный оттенок!.. Я никогда не видела подобного, хотя где мы только не были. Словами не передать.

— Только не позже 17.00, — напомнил Ефим, — потом уже темнеет, и картина до следующего светового дня вот такая, — он повел рукавицей вокруг.

— Классные варежки, — заметила Наташа. — И обувка. Где взяли?

— У местных купили, — Белла приподняла полы пуховика, показывая узор своих пимов, — из тундры привозят на продажу, хэнд-мэйд. Обувка — шик: и смотрится классно, и тепло, и ноги не скользят! Умеют же северяне вещи делать! А в наших ботинках мы тут в первые дни только и делали, что на «мэри поппинс» плюхались! Кстати, могу и тебе в подарок прикупить, когда женщина из тундры снова привезет товар на продажу, будешь в эксклюзиве рассекать! И не раньше полудня заходи, такой тут в феврале световой день короткий. Но местные уже и этому радуются, что хоть на несколько часов солнышко выходит. В январе, говорят, день еще короче, а в декабре дней 8 — 10 вообще полная ночь… Ай! — она схватилась за Ефима. — Ну и ветрище сорвался, чуть в овраг не смел! Фиггасе! Фима, или это ты опять шутишь? Он уже пару раз исподтишка поддавал мне в спину и с невинным видом говорил, что это ветер…

— Да нет, на этот раз я не при чем, — Коган посмотрел на небо. — Опять задувает. Едем в гостиницу, Белка. Только машину откопаем, ее уже по самые окна занесло.

Глядя с улыбкой, как ее друзья возятся с лопатками у сугроба, в который превратился их внедорожник, вызволяя «Лансер» из-под белого покрывала, Наташа подумала, что обязательно понаблюдает за тундровым зимним закатом…

Она еще не знала, что сделала первый шаг к одному из самых опасных приключений в своей жизни.

— Судя по твоему смеху, звонили Фима и Белла? — в кабинет вошел ее муж, Виктор Уланов, адвокат из фирмы Когана. — Только мой босс и его супруга способны заставить тебя так хохотать.

С недавних пор Уланов два-три раза за неделю приезжал к Наташе в квартиру на Фонтанке и оставался ночевать. Оставлять в одиночестве 91-летнюю бабушку, живущую в районе «Московской», ему не хотелось. Несмотря на неиссякаемую энергию и ясный ум, Карина Ильинична уже вступила в преклонный возраст… Но она очень настойчиво выпроваживала внука на Фонтанку: «Мальчонка без отца растет, парню мужской пригляд нужен, а не только мать да нянька! А то вырастет хулиганом или разбалованным, и что с ним делать будете? Что у вас там с женой вышло, вникать не хочу, сами люди взрослые, разберетесь, а сына не бросай, коли ты отец!»

Уланов приезжал, проводил время с женой и сыном, ночевал в своей комнате, гулял с Младшеньким… Иногда они даже куда-то выбирались все втроем. С Наташей они держались приветливо, по-дружески. Но не более. Давняя история, стоившая обоим седых волос, все еще стояла между ними…

— Да, — Наташа поднялась из-за стола, — ты угадал. Узнаю отчаянный нрав Беллы и удальство Ефима; безумству храбрых поем мы песню. Они направились после ужина искать вебкамеру, чтобы передать нам привет и поздравить Младшенького с днем рождения. Вот в такую погоду, посмотри.

— Да-а, — Уланов заглянул на экран Наташиного компьютера. — Я, кажется, догадываюсь, чья это была затея, а Ефим просто не мог отказать супруге. И в самом деле ночь кромешная, а у нас солнце только садится. И метет — в двух шагах ничего не видно.

— Пока мы разговаривали, их машину совсем занесло, — заметила Наташа, — они ее еле откопали.

— В феврале в Коми часто бывает пурга. Зима в это время особенно лютая, понимает, что ее время проходит даже в Заполярье, и звереет.

— Ты тоже бывал в Воркуте?

— Пару раз. Еще в Синдоре работал, в Ухте, Печоре… В Сыктывкаре тоже довелось. Не похоже, конечно, на Сочи или Анапу.

— Да, получается, что ты поездил по довлатовским местам? — улыбнулась Наташа.

— Получается, что да.

# — (см. роман «Две вдовы Маленького Принца», 2022 г. /прим. автора/)

*

Несколько последующих дней небо над Тиманским оврагом было затянуто низкими темно-серыми тучами, из которых почти непрерывно сыпал крупный частый снег. Увидеть янтарный закат, так поразивший Беллу, Наташе не удавалось. Заходя на вебкамеру в ожидании подходящей погоды, она с интересом наблюдала за кусочком жизни далекого, пока незнакомого города.

«Послушать избалованных московских блогеров, так в Воркуте и жизни нет, — думала Навицкая, — называют ее городом-призраком, но, судя по тому, что я вижу, живет город. Живее всех живых. Да, лоска арбатского и невского, конечно, нет, но и не медвежий угол. Да! Видели бы эти писаки тот городок, возле которого стояло наше подразделение на Ближнем Востоке — глинобитные хижины, колодцы, „удобства“ на улице — взвыли бы в ужасе! А Воркута живет, держится, жить хочет и борется за это!»

Наташа сразу прониклась симпатией к этому городу в Республике Коми. Она читала и другие отзывы о Воркуте — от ее жителей и гостей, любящих город и считающих его лучшим местом на Земле, «столицей мира». Недаром в гимне Воркуты, который она отыскала и прослушала в интернете, были слова: «Как бы ни было в жизни мне трудно — не забуду тебя, Воркута!».

Через овраг тянулась линия электропередач — мощные высоковольтные установки. За ним ровным рядом стояли разноцветные дома — северяне предпочитали в окраске стен яркие цвета. Мимо них непрестанно тянулись потоки автомобилей.

«Помнится, мне рассказывали, как при строительстве Петербурга домовладельцев обязывали красить дома в яркие краски… И господину, пожелавшему сделать свой дом темным, пришлось заплатить за это кругленькую сумму… Природных красок на севере мало, и люди стараются хоть немного „расцветить“ пейзаж…»

Темнело все еще рано, и в сумерках ярко вспыхивали фонари. Мимо объектива проходили люди; выгуливали собак; бегали дети, перебрасываясь снежками и волоча за собой санки. Глядя на чистенькие ухоженные машины, яркие шапки и пуховики людей и румяные веселые лица детей, Наташа не верила тому пессимизму, с которым пишут о Воркуте столичные тревел-блогеры. «Конечно, клубов ночных, бутиков и тусовок им не хватает, вот и ноют. Не зная города, приговор ему выносят! Как мне в свое время…»

Парадоксально, но в эти дни Наташа легко придумала решение сложной задачи в своей рукописи, и заметно продвинулась в развитии сюжета.

В Питер вернулись Ефим и Белла — с победой в суде, охапкой покупок и подарками от благодарных родственников подзащитного и его самого. Они делились впечатлениями и показывали множество фотографий зимней Воркуты.

— Вот только обратно пришлось снова ехать на поезде, — крякнул Ефим, — аэропорт закрыт из-за пурги. Два дня в поезде! Хорошо, там хоть душ и ресторан есть. В Котласе час стояли. Я уже думал, что Белка весь вагон забьет своими покупками, так она увлеклась шопингом и забыла-таки о своем старике-муже, или сбежала от него в город, аки пушкинская Мариула…

— Ой! — весело парировала Белла. — Беспокоился он! Стоял у вагона, с проводницами балагурил и глазки им строил. Тоже мне, старик! Ни одной не пропустил, за всеми приударял, пока я покупала сувениры, ведь если я не куплю — Фима и не вспомнит, что надо же всем хоть что-то с дороги привезти… Этот пакет тебе, Уланов. А это — твоей бабушке. Вот это — тебе, Наташа. А где Младшенький? Скорее зовите его сюда, скажите, крестная ему охапку подарков привезла!.. Целый вечер разбирать будет.

*

Апрель выдался не по-северному теплым. Столбик термометра то и дело поднимался до двадцати градусов выше нуля. Но наученная восемью годами жизни в Петербурге Наташа не спешила убирать теплую одежду. По закону подлости, стоит только упаковать в чехол и повесить в гардеробной дубленку и поставить рядом зимние ботинки с распорками, как на другой же день снова задувало ледяным северным ветром, и приходилось все распаковывать заново. Сколько раз уже так случалось.

15 апреля Наташа отправила в издательство законченный роман и решила устроить себе две недели отдыха перед началом работы со следующей книгой. «Да, Жорж Санд работала без перерывов. Я читала, что она отводила себе для работы 5 или 6 часов каждый день. И если, скажем, дописывала один роман за три часа до истечения этого срока, то тут же начинала следующий, чтобы не нарушать распорядок дня. Но я — лентяйка… да и следующий роман в издательстве ждут только в сентябре. А до Дня Знаний еще как до звезд», — Наташа прочитала оповещение о доставке письма с вложенным файлом, вышла на балкон и закурила.

«На четыре минуты лучше, чем по плану, — вспомнила она героя Томми Ли Джонса в „Захвате“. — Чёрт, до чего же я хорош!». Да, сдать готовую рукопись за две недели до срока — это здорово. И на этот раз ей даже удалось обойтись без «обезьян» вроде изменившегося цвета глаз кого-то из второстепенных героев или клички домашнего любимца или «он заказал кофе и с наслаждением отпил ароматного чая». Когда что-то такое ускользало и от нее, и от редактора издательства, хейтеры заходились ликующими воплями в интернете: «Аффтар, учи матчасть! Что это я прочитал? Жаль денег, потраченных на книгу, лучше бы я на них пива купил! Не советую никому читать!»

«А вот обломайтесь. Я стала внимательнее и в этот раз вас разочарую: прицепиться будет не к чему. А если вы начнете из пальца высасывать повод поругаться, я и ответить могу. И вы, ребята, узнаете на своем опыте, что такое разозлить десантника, диванные вояки! Я, в отличие от некоторых, воевала по-настоящему…»

*

Наташа прекрасно выспалась, съездила искупаться в Парк 300-летия Петербурга, свозила Младшенького в «Гулливер» на Старой Деревне. Там они провели весь день, веселясь, как дети, в зоне досуга. В тире Наташа выиграла главный приз, огромного игрушечного медведя кислотно-розового цвета. В призовом автомате они битый час безуспешно пытались перерезать ниточку, на которой висела пухлая пачка купюр. Младшенький обкатал все аттракционы, напрыгался на батуте, накувыркался в бассейне с цветными шариками… В фудзоне они наелись бургеров, картофеля-фри с нагетсами и мороженого, запивая эти вредные, но вкусные яства газированной водой из краников «Бургер-Кинга».

— Классно стреляешь, мама, — похвалил Младшенький, таща медведя в машину.

— Тут промазать просто невозможно, — ответила Наташа, — видел бы ты, как я на войне с движущейся БМДехи от «алибаба» отстреливалась — вот где было сложно!

Прогулявшись по «Ашану» и «Леонардо» и посмотрев в кинотеатре «Альпийские приключения», Наташа и Младшенький погрузили покупки в машину и, довольные, поехали домой. На следующий день Уланов повез сына в ЦПКиО и в парк на Крестовском острове, а Наташу приперла к стене Белла:

— Теперь не отвертишься: раз ты сдала книгу и отдыхаешь, то можешь прошвырнутьсч со мной на Уделку. И погода благоприятствует!

Жена и помощница модного адвоката Ефима Когана, успешная женщина Белла Измайлова не делала различий между бутиками Гостиного двора и Пассажа и магазинами для простых смертных. И еще — она с детства обожала Удельный рынок, где могла провести целый день. Когда-то этим бесхитростным признанием Белла шокировала Наташину севастопольскую родственницу Лэтти, приезжающую в Петербург для «инспектирования бутиков», как шутила ее дочь Жанна, студентка Университета Профсоюзов. Красавица-блондинка Виолетта, или, как ее называли в семье, Лэтти, была последней любовью Наташиного двоюродного дяди Виллибалда. Она считала себя утонченной особой с изысканным вкусом и, услышав от Беллы восторженный рассказ об Удельном рынке, сморщила хорошенький носик: «Я бы и за миллион не подошла к этому ужасу!» «Это не ужас, — обиделась Белла, — а еще одна достопримечательность Петербурга, наравне с Медным Всадником, мостами и Васькиной стрелкой! И там можно найти много интересного!»

Так что пока оба Вити — старший и младший — гуляли по паркам и катались на аттракционах, Наташа с Беллой носились по Удельной. Иногда Наташе приходилось удерживать Беллу, порывающуюся скупить все, на что падает взгляд.

— Магазин ДВД закрыли, авадакедавра! — сетовала Измайлова. — Где же я теперь буду свои любимые сборники фильмов одного актера покупать? И духи там таааакие прикольные продавались! «Мажи нуар» была почти как настоящая… На фиг мне эти прибамбасы для смартфонов?.. Ну, хоть магазин журналов на месте! А с какого фига вместо кафе домашней кухни открыли «Ламоду»? Кто к ним пойдет за штанами за 10—15 тысяч, если через дорогу на рынке можно купить ничуть не хуже, но гораздо дешевле?! Давно же я на Уделке не была, и кое-какие перемены меня очень не радуют! Интересно, они с мнением потребителей считались, когда закрывали-открывали точки?! Ах, какие в этом кафе были пирожки с капустой! А грибной суп!..

— Считается, что ДВД — это уже прошлый век, и сейчас все смотрят фильмы в онлайн-кинотеатрах или скачивают, — вклинилась в ее монолог Наташа.

— Хах-хха! — тряхнула черными кудрями Белла. — Надо учитывать мнение ВСЕХ потребителей, а не ориентироваться только на шибздиков, которые без телефона и вай-фая и в туалет не ходят! Нам с Фимой лучше поставить диск в домашнем кинотеатре и устроиться перед «плазмой» в любимых креслах, чем тянуть из интернета неизвестно что с фиг знает какой вирусной угрозой… Фима как-то квартировал в какой-то гостиничке под Магаданом, от скуки качнул себе в тырнете фильм на телефон, так потом изматерился, пока вирусняки из гаджета выгонял! Вот тебе и качалки! А диски все лицензионные — хоть знаешь, с кого спрашивать, если на них что-то зловредное окажется.

Она гневно фыркнула в сторону магазина аксессуаров на месте ее любимой точки ДВД, и вихрем унеслась в магазинчик, где можно было найти журналы, сборники кроссвордов и аксессуары на любой вкус. Белла всегда покупала там заколки и «махрушки» для волос. Наташа — сборники японских кроссвордов и книги из серии «Мировые рецепты». Жаль только, что не всегда было время приготовить какое-нибудь «Чилийское танго», эстонский черничный суп или ореховый торт по-норвежски… «На кухне уже три полки забито сборниками рецептов из всевозможных стран, — веселился по этому поводу Уланов, — а ты чаще всего без всяких рецептов пихаешь замороженную пиццу в микроволновку!» «Зато могу ответить на вопрос журналиста о коллекционировании, что я собираю книги самых интересных рецептов народов мира», — отшучивалась Наташа.

— Платья для стройняшек! По сто рублей, девчата! — весело закричала какая-то женщина у выхода, зазывно колыхнув вешалками, на которых пестрели летние наряды. — Ивановский текстиль!

Белла успела к ней первой, опередив еще трех девушек.

— Похоже, тут на мою фигуру ничего нет, — усмехнулась Наташа, — я хоть покупки посторожу, пока Белла обновки выбирает.

Через четверть часа продавщица и покупательницы разошлись довольные: продавец — с пустыми вешалками и пухлым кошельком, а Белла и девушки — с покупками.

— Видал-миндал?! — заорала Белла, размахивая четырьмя платьями. — Классные наряды на лето, и обошлись мне дешевле, чем Фимин любимый доппио в «Империале»!

— Представляю, какую мину скорчит Фима, и как будут смотреться эти наряды в твоей гардеробной…

— Ну и что? — Белла аккуратно пристроила обновы в один из пакетов, где еще оставалось место, — у меня костюм из Пассажа мирно соседствует с сарафанчиком из «Фикса», а платье с Гостинки ничего не имеет против того, что на соседних зажимах висят джинсики из «Планеты»! Я человек разносторонний, Наташка, и Фима давно к этому привык.

*

Дома еще никого не было. Лиза, няня Младшенького, взяла выходной, а Уланов с сыном еще не вернулись с Крестовского острова. «Их оттуда до закрытия палкой не выгонишь, — улыбнулась Наташа, — после зимы радуются теплым апрельским дням!»

Она разобрала покупки и отправила мужу СМС: «Вы где?» Ответ пришел через четверть часа: «Катались на „Шалтай-Болтае“, сейчас идем есть пиццу». «Я так и думала. До вечера!»

*

Выходя из метро, Уланов с Младшеньким увидели первые, ранние ландыши, ранее невиданные в Петербурге в апреле.

Старушка в белом платочке без особой надежды протянула Виктору букеты:

— Купите цветочков!

— Папа, давай купим для мамы, — потянул отца за рукав Младшенький. Адвокат достал кошелек.

Минуя Технологический институт, оба Виктора с наслаждением вдыхали свежий весенний аромат цветов. Они купили два букетика, вспомнив о няне Лизе. «Всем девочкам весной надо дарить цветы», — сказал отцу Младшенький.

*

Букетик благоухал в вазе на Наташином столе — первые цветы в этом году, обманутые ранним теплом, а может, парниковые. Но это были верные вестники весны, которая уже окончательно вытеснила из Петербурга зиму. Они очень диссонировали с тем, что Наташа видела на экране.

Тиманский овраг по-прежнему прятался под снегом, только с проезжей части белую «шубу» счистили и на обочинах образовались настоящие тоннели — выше человеческого роста. В Воркуте зима еще не спешила сдавать позиции. «Бывает, что у них и в июне снег идет», — сказал Наташе Ефим, хорошо знающий климат Коми.

Наташа поправила цветы в вазочке и замурлыкала песенку: «Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним»… И улыбнулась: похоже, что обаяние Севера коснулось и ее.

«Ландыши на столе и сугробы на экране, — думала она, — интересное сочетание… Может, хоть оно разбудит мою творческую мысль, и я придумаю завязку для нового романа. А не послать ли мне на этот раз Катю Савскую в тундру? Это что-то новое»…

Наташа отошла, чтобы приготовить себе в кофе-машине чашку кофе. Вернувшись к столу, она увидела, что одна из машин фыркает, выбрасывая в воздух клубы пара — прогревает мотор. Красный «пежо», миниатюрный «дамский» формат, более уместный для Невского проспекта, чем для окраин Воркуты. Стекла тонированы, и не видно, кто сидит за рулем — мужчина или женщина. «Кажется, на похожем „пежике“ ездила Таня Садовникова у Литвиновых и обожала эту машину», — подумала Наташа и отпила кофе. Сама она предпочитала более солидный формат. Сейчас она ездила на массивном «лэнд-крузере», а для представительских целей имела «Линкольн-Навигатор»…

*

Человек в черной дубленке, появившийся в кадре со стороны дома, только начал переходить через дорогу. Он, наверное, даже не понял, что происходит, когда красный «пежо» ударил его сзади.

Наташа остолбенело смотрела, как тело несчастного высоко взлетело в воздух и рухнуло в исполинский сугроб у обочины. Ограждение содрогнулось, и Наташу передернуло; ей показалось, что она даже слышит глухой звук удара головы, с которой слетела шапка, о металл… Снег взметнулся белым облаком и осел, мгновенно засыпав упавшего. Красная машина развернулась и рванулась к дороге. Ее занесло, закрутило, и, пытаясь выровняться, она неумолимо приближалась к кромке оврага…

— Твою мать. Вот и посмотрела закат, — севшим голосом пробормотала Наташа, никак не ожидая, что ставшее уже привычным любование Воркутой примет такой характер. Так искрился на солнце белый снег; над домами клубились красиво подсвеченные облака причудливой формы, золотилось предзакатное небо. А только что на фоне этой идиллической картины алая машина сбила человека, он лежит, распластанный, в сугробе, а машина-убийца отчаянно маневрирует, визжа шинами, и вот-вот сорвется в овраг.

Рука в черной рукавице высунулась из сугроба, попыталась уцепиться за что-то, но рыхлый снег проминался и осыпался. Рука поскребла по нему и бессильно упала.

Тут только Наташа вышла из ступора. Господи, человек, сбитый машиной, нуждается в помощи, он, наверное, сильно травмирован, а вокруг — никого. И машина-убийца вот-вот грохнется с немаленькой высоты. Не ту машину выбрал для воркутинской зимы… Пусть с ним разбираются правоохранительные структуры, но нельзя же сидеть, как болван, и смотреть, как гибнут сразу двое.

Наташа быстро открыла мобильный интернет, нашла номера телефонов воркутинских ГИБДД и «скорой помощи» и сначала позвонила врачам.

Услышав о жертве ДТП у Тиманского оврага, диспетчер четко ответила, что высылает машину.

В полиции ей ответил мужчина с гулким басом.

— Высылаю наряд, — прогудел он. — А вы не уходите, нам понадобятся ваши показания. Вы где находитесь?

— В Петербурге, — ответила Наташа.

— В смысле? — совсем не официально спросил полицейский.

— Я смотрю вебкамеру, хотела понаблюдать за закатом. И увидела наезд.

— Понял…

Записав ее номер и сказав, что ей позвонят при необходимости, Наташа задумчиво повертела в руках телефон. «Странно как-то… ДТП произошло в Воркуте, а «скорую» и полицию я вызываю из Петербурга. Поблизости никто ничего не видел, а я на вебкамере с расстояния более 2000 километров увидела! Ну и наворот. Напишешь в книге — хейтеры заорут, как паровозные гудки, что «так не бывает, авторша, ТП, все выдумала! А это нерадостная примета времени. Мы много смотрим на экраны своих телефонов, и слишком мало — вокруг себя!»

Она хотела сразу вернуться к экрану, чтобы посмотреть, как обстоят дела, но тут из детской раздались крики и чей-то плач.

Младшенький и его товарищи из подготовительной группы готовились к «выпускному» в садике и репетировали постановку. Но сейчас там явно что-то происходило. К детскому плачу присоединилась визгливая и злая женская скороговорка.

Наташа встала и вышла из кабинета.

В детской она узнала, что один из мальчиков, отрабатывая танец, неловко взмахнул рукой — и сшиб со столика графин с вишневым соком. На беду, напиток выплеснулся на платье одной из девочек. Пострадавшая начала душераздирающе рыдать. Ее мать завопила, что платье — «от известного кутюрье», стоит тридцать тысяч, так что «никто отсюда не уйдет, пока нам не возместят ущерб». Мать провинившегося мальчика пыталась объяснить, что у нее сейчас нет таких денег, и предлагала застирать платье, пока пятна свежие. Мать девочки истерически вопила в ответ, что не даст стирать «дизайнерское платье всяким рукожопым» и требует немедленной компенсации, «или по суду больше уплатите». Потом она встала в дверях, растопырив руки: «Пока не оплатите ущерб, никто не выйдет!»

— Так! Что тут за рэкет?! — рявкнула Наташа, чуть не налетев на ее пухлую спину.

В «горячих точках» голос капитана Навицкой слышали все даже в самой жаркой битве; она могла переорать даже миномет. От ее грозного рыка скандалистка отскочила. Но тут же справилась с испугом и агрессивно заявила хозяйке, что нечего приглашать «всяких тут конченых», которые портят дорогие вещи и могут «чего-нибудь еще сп… ть».

— В моем доме я сама решаю, кого приглашать, — резко сказала Наташа, — и консультации у вас не просила. И нечего при детях материться, вам тут не кабак! Заложников удерживать я вам не позволю. А платье вашей дочери, «дизайнерское за тридцать тысяч», я на днях на Удельной видела, точь-в-точь такое же, и стоило оно там рублей семьсот. И швы точно так же криво обработаны, так что и вы этот «наряд от кутюр» скорее всего там же и купили.

Теперь она была благодарна Белле за то, что та вытащила ее накануне на рынок. «Теперь мне хоть есть, чем крыть, чтобы эта горлопанка и впрямь не попыталась „развести“ нас на бешеные тысячи!»

— Не спорьте с ней, это бесполезно, ее вся округа боится, себе дороже уступить, и в садике она всех «строит», — торопливо зашептала, прихватив Наташу за локоть, чья-то бабушка.

— На линии огня пострашнее бывало, — отрезала Наташа.

И тут скандалистка, увидев, что мальчик и его мать пытаются пройти к выходу, коршуном метнулась наперерез, буквально смела хрупкую оппонентку обратно своей мощной грудью, а мальчику отвесила подзатыльник:

— А ну вернулись! Разговор еще не закончен! Куда намылились? Кто мне ущерб оплатит? Я купила ребенку платье…

— А ну, остынь! — рявкнула Наташа, поймав ее за руку и ловкой подсечкой отправив на низкий детский диванчик. — Руки придержи! И кончай орать! Достала!

Взглянув на ее лицо, «гроза всей округи» не рискнула выйти на новый виток скандала. Она поняла, что эта суровая женщина с короткой стрижкой ей не по зубам. Другие опасливо притихают, тушуются, уступают, а эта женщина совсем другая. И с ней лучше силами не мериться.

— Извинитесь перед мальчиком и его матерью, — жестко сказала Наташа. — И возможно, они не будут тогда писать на вас заявление по факту рукоприкладства. Запомните, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, и в чужом доме не надо свои порядки наводить. А если вы собой не владеете, то не монайте всю округу, а сходите к врачу — на Пряжке с сезонными обострениями хорошо умеют справляться. Все ясно, или повторить? Или сразу вызвать полицию? Вымогательство, попытка незаконного лишения свободы, рукоприкладство — приличный букет. И свидетелей предостаточно. Ну, так что?

— Извините, — пробормотала притихшая крикунья, глядя мимо мальчика и его матери.

— Сейчас, — мирно сказала Наташа, давая понять, что инцидент исчерпан, — Лиза поможет вам замыть пятна на платье дочери, а я пока приберу тут.

Она подняла с мягкого покрытия графин и выкатила «умный» пылесос, круглый, с мордочкой манула наверху. Дети с восторгом смотрели, как он, ритмично урча, ползает по полу, смывая разлитый сок.

— Вот так, — сказала Наташа, — если дать жесткий отпор и продемонстрировать хаму, что он заходит слишком далеко, и мириться с этим больше не будут, у него весь кураж пропадает. И наоборот, уступать и тушеваться перед такими, как она, нельзя. От этого такие люди только еще больше распоясываются и наглеют. Лучше вовремя осадить подобную особу, чем терпеть ее вздорные выходки. Пусть знает, что общественные правила приличия писаны и для нее. Конечно, страшно, когда кто-то ухает из темной пещеры, сверкая желтыми глазами… Но если не удирать в ужасе, а метнуть в пещеру камень, то скорее всего, оттуда вылетит самая обычная сплюшка… Тот, кто хочет всех вокруг запугать, сам трусоват по природе и страдает комплексами…

…Вернувшись в кабинет, Наташа «оживила» погасший экран компьютера. В густеющих сумерках она увидела, что дорога пуста. Только следы многочисленных протекторов отпечатались, да на обочине валяются обрывок медицинского жгута и одноразовая перчатка. Пока Наташа разбиралась со скандалом в детской, прибыла «скорая» и увезла пострадавшего… А «пежо»? Свалился в овраг? Или водитель уже дает показания в полиции? Или все-таки выровнял машину и удрал до приезда наряда? Что произошло, пока она ставила на место распоясавшуюся гостью?..

*

Ей позвонили дня через три, когда Наташа курила на балконе после двух часов сидения в кабинете над чистой тетрадью. Первая фраза рукописи никак не хотела складываться — на ум приходили только заезженные штампы или пассажи в духе иронического детектива. «Не годится!»

Номер на экране был незнакомым, и даже не петербургским. «Опять мошенники», — подумала Наташа, вспомнив прошлогоднюю историю в Ходжа-Сола. — Ничему их опыт предшественников не научил! Ладно… Послушаю, что эти придумают, может, посмеюсь!»

— Наталья Викторовна Навицкая? — строго спросил мужской голос в трубке. Звучал он весьма официально, и на заднем плане не было шума офиса, обычно сопровождающего звонки мошенников.

— Да. Кто это?

— Капитан Игнатьев. ГУВД Воркуты.

Наташа сразу вспомнила, как звонила в «скорую помощь» и полицию Воркуты, увидев на вебкамере, как машина сбила прохожего. Она боялась, что пострадавший серьезно травмирован и не сможет встать. Так и замерзают северными зимами… Она помнила, как в прошлом году спасли Беллу. Подруга до сих пор не знает, КОМУ обязана жизнью. А Наташе пока нельзя рассказать подруге, что произошло на берегу Девичьего озера.

— Дело о наезде? — спросила она. «Ну вот, опять тянет на цитаты. Один из романов Чейза так назывался!»

— Да, — ответил капитан, — вы звонили …апреля с сообщением о ДТП на улице Тиманской. К сожалению, пострадавший скончался в больнице от полученных травм. И судя по записи вебкамеры, на которую вы ссылаетесь, наезд был совершен преднамеренно, а потом водитель попытался скрыться с места происшествия. Наталья Викторовна, вы — единственный свидетель происшествия. И не могли бы вы…

— Дать показания? — спросила Наташа. — Без проблем. Диктуйте скайп.

— Со скайпом сейчас проблемы, — замялся Игнатьев, — пуржит сильно, сигнал чаще пропадает, чем появляется. Не могли бы вы… — он закашлялся, — приехать для дачи показаний?..

— Понятно, — пробормотала Наташа, наслышанная о силе тундровой пурги. Немудрено, что интернет ее не всегда выдерживает.

— Если вопрос в дорожных расходах… — начал Игнатьев.

— Это не проблема, я в состоянии оплатить дорогу и гостиницу. — «А может, в дороге голова лучше заработает, и я начну работу над рукописью… Джоан Роулинг, кстати, одного из своих „Поттеров“ именно в поездах писала, может, и меня железная дорога вдохновит!»

— Спасибо за понимание, — с облегчением сказал Игнатьев. — А то дело — типичный «висяк». Машину мы в овраге нашли, она все-таки слетела… В ней никого не было, и даже следы водителя замело. В салоне снега было полно, ни одного путного отпечатка или ДНК-материала не нашлось… На вас вся надежда, что хоть какую-то зацепку получим.

*

Открыв сайт авиакассы, Наташа посмотрела на растерянного мультяшку — «неведому зверушку», виновато разводящую руками (и что за мода пошла даже у серьезных сайтов — проблемы обозначать дурацкими картинками: «Что за детский сад, штаны на лямках?»), и вспомнила слова своего комбата, майора Мелешко, балагура, острослова и рубаки: «Это и называется, парни: когда д… мометр зашкаливает!» В ближайшие дни ни один самолет не летел в Воркуту, и когда возобновятся полеты — непонятно. Аэропорт не принимает из-за метеоусловий.

Маршруты поездов с пересадками и сменой вокзала Наташа отмела сразу же. Сидеть несколько часов в зале ожидания или мчаться, волоча за собой чемодан, с вокзала на вокзал ей не хотелось. Но наконец-то ей повезло: оказалось, что прямой поезд идет в Воркуту уже завтра утром, и в нем еще есть 19 мест.

«Ехать двое суток, — Наташа тут же забронировала себе купе, желая ехать в уединении, — ну ничего. Белла говорит, поезд хороший, особенно купейные вагоны, так что годится, беру. А то неизвестно, когда там погода позволит открыть аэропорт!»

Наташа посмотрела расписание: 10.00, с Ладожского вокзала. И тут же открыла сайт гостиницы «Воркута», где останавливались Коган с Беллой. По их словам, гостиница хорошая, и расположена удобно, в самом центре города. Забронировав себе «деловой люкс», Наташа пошла собирать чемодан. Нужно не забыть теплые вещи — Гисметео сообщила о немалом «минусе» в Республике Коми. И рукопись — непременно.

Сборы не заняли у нее много времени. Вынеся чемодан в прихожую, Наташа вернулась в кабинет. И снова открыла вебкамеру.

Перед экраном белели в вазочке душистые ландыши, купленные на днях Виктором. И какой это был контраст — нежные весенние цветы, пахнущие первым солнцем, и заснеженный пейзаж на экране. Подумав, Наташа встала и добавила в чемодан еще пару теплых носков, купленных в Россоши. За зиму она ни разу их не надевала — в Питере «три белых коня, декабрь, январь и февраль» выдались мягкими. А за Полярным кругом нужно утеплиться, вон какой снег лежит.

Она старалась не думать о человеке, которого даже рассмотреть не успела до того, как его сбила машина. Кто он был, куда шел, о чем думал — она не знала. Но все же решила дать показания — может, это поможет поймать убийцу, раз уж она не смогла спасти бедолагу. Хотя по-разному бывает. Иногда убийце больше сочувствуешь, чем жертве. Даже Белла в прошлом году, несмотря на полученную рану, больше сострадала убийце, чем жертвам. «Поделом ворам и мука!» — безапелляционно заявила она.

В прошлом году Белле выпало непростое испытание — ей пришлось защищать от обвинения в убийстве бывшую жену Ефима, Антонину. Когда любовницу второго мужа Антонины нашли зарезанной неподалеку от гостиницы, где отдыхала с подругами-сослуживицами бывшая госпожа Коган, следователь в первую очередь заподозрил Антонину. Немало этому поспособствовал и тяжелый характер женщины — жесткий, авторитарный, циничный. Но адвокатский долг был для Измайловой превыше личных чувств, и она принялась рьяно искать доказательства невиновности первой жены Ефима и даже рисковала жизнью. На память об этом деле у Беллы остался шрам на лбу, но неунывающая Измайлова беспечно хохотала: «Все одно к одному! Я старая фанатка Поттерианы, вот у меня и шрам!» «У твоей тезки Беллатрисы были седая прядь и плохие зубы. Шрам на лбу был у Гарри», — улыбалась Наташа. «Хмм! Тогда бегу покупать круглые очечи и белую сову!» — веселилась Белла.

*

До Ладожского вокзала ехали на машине Уланова по утреннему Петербургу, где уже вступали в свои права белые ночи, а на кустарниках набухли гроздья сирени, готовые расцвести в любой день.

Младшенький вел себя спокойно — к шести годам мальчик уже привык, что папа и мама часто куда-то уезжают. «Зато он более спокоен и самостоятелен, чем дети, которых матери до выпускного бала возле своей юбки держат», — сказала однажды Наташа, когда бабушка Уланова в очередной раз попеняла им с Витей-старшим: «Бегаете туда-сюда, а дитё без пригляда растет, где такое видано?» А Наташа как раз накануне увидела в торгово-развлекательном комплексе на Беговой мальчика, закатившего истерику, когда мать отошла на пару минут в туалет. Он едва не довел до гипертонического криза деда, катаясь по полу, молотя ногами и истошно рыдая. Рассказав об этом Карине Ильиничне, Наташа добавила: «Все хорошо в меру, из перегибов ничего хорошего не выходит. Гиперопека отучивает детей от самостоятельного мышления и ответственности. Вы и сами рассказывали, что вас родители за руку не водили…» «В моем детстве война была», — напомнила бабушка. «Но это дало вам хорошую закалку на всю жизнь — потом все нипочем… А хорошо ли будет во взрослой жизни человеку, которого чрезмерно опекали в детстве?»

*

Ладожский вокзал немного напоминал Наташе космопорт из фильма «Люди в черном» — такое же изобилие стекла и пластика, многоуровневое здание, футуристические конструкции. И такой же шумный, людный и суетливый. А эскалаторы опять отключены.

Уланов нес Наташин чемодан. Наташа крепко держала за руку Младшенького, чтобы мальчик не потерялся в сутолоке. Поток людей несся к платформам. Встречный мчался с подошедшего поезда. «Заканчивается посадка на поезд №…", — раздался усиленный динамиками женский голос, и Наташу с Младшеньким чуть не сбил безумного вида мужчина с пакетом, где угадывались две банки пива.

— Да, пойдешь за пивОм, пропустишь все на свете, — фыркнула Наташа, — как бы ему не пришлось по шпалам за поездом гнаться.

— Пиво будет на ходу прихлебывать, хоть в горле не пересохнет, — улыбнулся Уланов, — так, твой поезд только через сорок минут. Предлагаю где-нибудь посидеть и выпить кофе, раз уж мы так заблаговременно прибыли.

— А мне — мороженого, — тут же добавил Младшенький.

Они смогли найти свободную скамью, и, оставив Наташу возле вещей, оба Вити отошли за кофе и мороженым. В центре зала блестела разноцветными лампочками новая роботокофейня, где очень симпатичная робот-бариста с приятным девичьим голосом проворно готовила кофе. Конечно же, Младшенький потянул отца именно к ней. А Наташа расстегнула ветровку и подумала о том, что легкую курточку можно будет убрать в чемодан на полпути… Чем ближе к 67-й параллели, тем более уместна будет более серьезная одежда.

Вернулись Уланов с сыном с двумя стаканами кофе и большим рожком мороженого, и какое-то время все трое неспешно лакомились.

— А в Воркуте, наверное, мороженое сейчас никто не покупает, — сказал Уланов. — А то я бы тебе посоветовал попробовать «Как раньше» из Сыктывкара. Очень похоже на то, что мы ели в детстве.

— А почему там не покупают мороженое? — спросил Младшенький, у которого выросли смешные молочные «усы» на лице.

— Холодно, — пояснил ему отец, — можно горло застудить.

— А медведи там есть?

— Есть, но, наверное, еще спят.

— Во, сами расселись, а дитё стоит, — заорала дородная пожилая женщина с оранжевой «гулькой» на макушке. — Мамаша называется!

— Я не дитё, а мужчина, — возразил Младшенький. — Я должен уважать женщин. И я не хочу сидеть.

— Молодец, сын, — Уланов погладил сына по голове.

— Поезд №077 сообщением Санкт-Петербург — Воркута подан на посадку, — ожило радио. — Поезд находится на платформе №… Повторяю…

*

Поезд вытянулся вдоль перрона во всю свою немалую длину, и возле него столпилось довольно много людей. Если верить схеме состава на «Туту», мест на этот рейс больше не осталось — за полдня скупили все остальные билеты. Наташа с интересом смотрела на своих будущих соседей по вагону. Солидный мужчина средних лет, в очках и с кейсом очень похож на юриста. А этот здоровяк с цветущим лицом — явно северянин, типичный рабочий, проводящий много времени на свежем воздухе — лицо обветрено. Поджарый мужчина протягивал проводнице документы, и Наташа различила у него на лбу несмываемый, навеки въевшийся черный ободок — видимо, шахтёр. Рядом с ним стояли жена и сын, серьезный мальчик лет десяти, уткнувшийся в телефон.

— Высматриваешь типажи к новому роману? — заметил взгляд жены Уланов. — Да, Север в этом плане богат. Люди там интересные…

Вагон оказался светлым и чистым. Каждая деталь в нем блестела. На полу в коридоре пушилась ковровая дорожка. У титана заманчиво пестрели упаковки в «Магазине на борту».

— Пап, — Младшенький указал отцу на большой пакет чипсов.

— Только после отправления, — сказала вторая проводница.

— Ладно, я тебе на вокзале куплю чипсы, — тронул сына за плечо Уланов. — Тоже с лейблом железной дороги.

— А, он хочет чипсы из поезда? — заулыбалась румяная блондинка в ладно сидящей форме. — Давайте уж отпущу. Тебе какие, мальчик?

— С беконом.

— А вам? — проводница увидела в руках Наташи кошелек.

— Карту Воркуты.

— Сию минуту.

*

В купе тоже было упоительно чисто. На столе красиво лежали буклеты и визитная карточка начальника поезда. В закрепленной на столе вазочке алел букетик цветов, а рядом стояла бутылка минеральной воды. На полке лежал хрусткий пакет с бельем и набор пассажира.

Оставив Младшенького посидеть в купе, Наташа и Уланов вышли покурить на перрон.

— Если что, сразу звони, — попросил муж. — Что-то мне неспокойно из-за того, что ты едешь одна.

— Чует твоя чуйка? Не плагиать Фиму, — улыбнулась Наташа, — я всего лишь выступлю свидетелем, посмотрю город, поживу в гостинице, и все дела…

— Пассажиры, заходим в вагон, — объявила проводница. — Через пять минут отправляемся!

На перроне гремело «Прощание славянки». Уланов с Младшеньким махали Наташе рукой, и какое-то время шли рядом с окном ее купе, а потом поезд набрал скорость, и вокзал остался позади.

Наташа открыла чемодан, чтобы достать необходимые в дороге вещи, и вспомнила хмурый взгляд мужа, когда махала им из окна перед отправлением. Муж на самом деле был неспокоен… «Но надеюсь, что предчувствия его обманули», — подумала она.

*

Стоянок на маршруте было много; Наташа насчитала в расписании у входа в вагон более шестидесяти. Большинство из них, правда, длились 1—2 минуты, от силы пять. Было несколько более продолжительных — 20—30 минут. А в Котласе-Южном предстояло провести почти час. «Представляю, как Белла любит эту стоянку, — подумала Наташа, — если на вокзале и прилегающей территории есть торговые точки, то она бы не возражала и против более длительной остановки…»

Она прилегла на полку и стала думать о новой книге, к которой пока не написала даже начало. «Может, путешествие меня встряхнет? Смена обстановки многим помогает. Засиделась я дома, вот и не работается»…

Вечером, выйдя на платформу в Череповце, Наташа позвонила домой. По словам Лизы, Уланов отвез Младшенького в гости к Карине Ильиничне с ночевкой. Приходил курьер из издательства за списком вариантов заглавия к предыдущему роману, и Лиза отдала ему файл, который ей оставила хозяйка.

— Очень хорошо, спасибо, Лиза, — Наташа зябко поежилась. В одном свитере на платформе было холодновато. Надо было набросить куртку. Уже чувствуется, что они едут на север. Днем в Бабаево она не ощутила разницы температур с Питером.

Возле поезда неспешно прогуливались пассажиры. Другие спешили к зданию вокзала, обсуждая, что нужно купить в дорогу. У симпатичной часовни шоколадного цвета стояли «шахтер» с женой и сыном. Бодро помахивая пакетом, от которого за версту пахло горячими пирожками с творогом, к вагону шагал «работяга». Посмотрев на Наташу, он приветливо улыбнулся соседке. Наташа ответила ему улыбкой.

К их вагону подошла продавец газет и кроссвордов и спросила: «Не желаете ли в дорогу?» В руках у Наташиных соседей замелькали кошельки. Наташа тоже купила брошюру с японскими кроссвордами.

От соседнего вагона к ним подошел еще один пассажир и купил два журнала. Когда он вскакивал на подножку своего вагона, Наташа вздрогнула. Эта летящая походка и пластика были ей хорошо знакомы. И этот стройный гибкий силуэт — тоже… «Да не может быть. Я обозналась. Он мне теперь везде будет мерещиться, особенно после прошлогоднего приключения на Мангупе…»

Поезд останавливался почти каждый час, а иногда и дважды за час, на одну-две минуты. Кто-то выходил, спешно громыхая чемоданами в тамбуре. Другие так же шумно втаскивали свой багаж в вагон. Наташа посочувствовала проводницам: «Да, на такой работе не расслабишься. Это в „Таврии“ стоянок стало меньше, и девчонки хоть отдохнуть немного успевают, а здесь бегай, как заведенная, проверяй документы у новых пассажиров, следи, чтобы прибывшие не забыли выйти, да еще за чистотой следи, и успевай вовремя чай-кофе подавать. А то вон уже кто-то бухтит в коридоре, что устал ждать свой чай… Все-таки северяне очень выносливые люди. Я бы такую нагрузку вряд ли потянула…»

*

На следующее утро поезд прибыл в Котлас-Южный. Там над перроном вилась легкая поземка, и Наташа усмехнулась, увидев у входа в кремово-золотистое здание вокзала съежившиеся от холода красный холодильник «Кока-кола» и тележку «Филевское мороженое». «Немного не по сезону. Лучше бы сейчас выставили кофейный автомат и тележку с горячей выпечкой…»

Наташа закурила и достала телефон.

Ее удивило то, что на длительной стоянке в немаленьком, судя по всему, городе нет бестолковой сутолоки и гама, как на маршруте той же «Таврии». Почти все пассажиры поезда вышли размяться; многие катили чемоданы к вокзалу; другие выстроились в очередь к вагонам с документами наготове… И все это происходило спокойно, без лишнего шума. Торговец копченой рыбой прохаживался по перрону, негромко произнося: «А вот кому рыбы? Рыбки горячего копчения кто желает?» На южных маршрутах продавцы на платформах вели себя совсем иначе, перекрикивая друг друга: «Вода, пиво, чипсы, сигареты!!!», «Мороженое, мороженое!!!», «Пирожки жареные, печеные, горячие обеды!!!», и пассажиры от них не отставали. И в здании вокзала не было толкотни и неизбежных в таких условиях перебранок. Наташа купила сувениры «Котлас-Южный» для всей семьи и пару журналов у круглолицей, налегающей в разговоре на «о» приятной женщины средних лет.

Уланов сообщил по телефону, что Младшенький пошел гулять с прабабушкой в Парк Победы, а сам он в суде — «сегодня прения сторон, буду настаивать на условном сроке потому, что тут из мухи слона раздули». Игорь Никольский отправился к подзащитному в Колпино. Ефим в другом суде боролся за смену меры пресечения для своего клиента. Белла занималась делами в офисе. В общем, все как обычно.

Давешний здоровяк с обветренным лицом приобрел сразу три горячих пирожка внушительных размеров и с аппетитом уплетал их, гуляя по платформе. «Шахтер» и его семья фотографировались в стилизованной карете у здания вокзала. «Адвокат» на ходу потягивал горячий кофе из стаканчика и смотрел в телефон. Из здания вокзала вышел высокий худощавый парень в черной пайте и джинсах и тут же спешно натянул капюшон и опустил на глаза ветрозащитные очки. Под мышкой он держал большую бутылку столовой воды и небольшой пакетик из сувенирной лавки.

— До конечки едете? — подошел к Наташе «работяга», успевший доесть пирожки.

— Да, — кивнула она.

— Я тоже. Все, отпуск закончился, пора на работу. А вы к нам по делам, или в гости?

— На экскурсию, — отшутилась Наташа.

— Из Питера? — весело изумился собеседник. — К нам? На экскурсию? Хотя, я слышал, кроме шуток, есть у нас и экскурсии, я, правда, не знаю, какие, не был. Надеюсь, вы в тундру или к ущелью не собираетесь? В апреле еще пуржит, может унести… У нас вот, ребята сообщили, на Тимане был случай: машина то ли с дороги съехала, то ли сдуло ее в овраг — а водителя нет, вот и гадай, в тундру его, что ли, унесло или в реку… Даже на снегоходе не стоит кататься по тундре, когда запуржило — до Инты долетите вместе с ним, — и он жизнерадостно расхохотался, представив себе эту картину.

— Учту, — ответила Наташа. — Но ездят же по тундре и в зимнее время?..

— Только если на КАМАЗе или на «Ямале». Справитесь с таким транспортом?

— В армии я с любой техникой справлялась. Устроена-то она вся примерно одинакова, только размеры различаются.

— И в каком полку служили? — весело изумился мужчина.

— В десанте, десять лет.

— Ого, — изумился воркутинец.

И тут заорал Наташин телефон. Номер был незнаком.

— Здравствуйте, вам звонят из банка по поводу вашей карты…

— За… ли мошенники, — Наташа сбросила вызов, — как еще кто-то верит в эти фейки про карточки?

— Ух ты, — комментировал северянин. — Служили в десантуре, с техникой управляетесь, «Агата» на телефоне стоит, и за словом в карман не лезете. Если вы еще любите рыбалку и футбол, то вы — мой идеал! Недостижимый. А то в отпуске я на таких ломак насмотрелся — музыку слушают какую-то совсем ни о чем, какие-то муси-пуси, то ли мальчик поет, то ли девочка; питаются тоже не пойми чем, с какими-то звездами… Мишкиными, что ли?

— Мишленовскими.

— Ага. На зоже своем задвинулись. Стоит при них пирожок откусить или огнивом чиркнуть, так смотрят, будто ты воздух испортил. Куклы, — припечатал работяга, — ненастоящие и внутри пустые. Все разговоры у них — что модно и в тренде, а что — нет. А у вас, я вижу, мысль в глазах светится не только о моде. И имя у вас, я полагаю, нормальное, без закидонов? Федор, — назвался он. — Никитин.

— Наталья Навицкая.

— Ого! Вас как писательницу зовут? Я все ее книги прочитал про детектива из ВДВ. Толково пишет, видно, что в материале. Кстати, — округлил глаза Федор, — не вы ли это? Говорите, в десантуре служили десять лет? А по книжкам видно: автор знает, о чем пишет…

— Пассажиры, заходим в вагон, — окликнула проводница, — до отправления пять минут.

Когда девушка в форме запирала дверь вагона, Наташа полюбопытствовала:

— А в Воркуте есть библиотека?

— А как же! Шесть, — гордо ответила проводница. — И все такие хорошие, одна прямо на Ленина, Пушкинская… И театр есть, и музей, и кинотеатр новый. В театре артисты такие, что даже из Москвы их смотреть приезжают.

*

«И почему некоторые города называют одинаково? — думала Наташа, выйдя на перрон в Печоре. — Великий и Нижний Новгород; Ростов и Ростов-на-Дону, Печоры на Псковщине, и Печора в Республике Коми… Иногда из-за этого бывает путаница».

Вокзал был залит ярким светом фонарей и засыпан снегом, сочно хрустевшим под ботинками. Мороз крепко щелкал по щекам. Клубы сигаретного дыма над головами пассажиров не поднимались и не таяли, а повисали золотистыми в свете фонарей облачками, смешиваясь с паром, вырывающимся при дыхании. «Дубарина, — подумала Наташа, — и куртка не спасает. Видно, „минус пятьдесят“, указанные на ярлычке, где-нибудь на финском лыжном курорте и апрельская полночь в Коми — разные вещи. А для Воркуты нужно что-нибудь посерьезнее. Приеду, осмотрюсь и пополню свой гардероб»…

Ночью из вагонов на перекур вышло совсем мало пассажиров; многие уже спали, а другие не отважились выйти из теплых вагонов в морозную ночь. А Наташе нужно было размяться перед сном. после ужина и душа она открыла тетрадь, и до Печоры успела написать десять страниц. Как она и думала, в дороге мысль заработала лучше, и первая глава романа сложилась в голове легко. «Подумать только, — усмехнулась Наташа, — однажды меня хотели куда-то сюда упечь на „четвертак“, а я приехала только сейчас, сама, в купе, а не в „столыпинском вагоне“, и в Воркуте, оказывается, знают и читают мои книги… В Питере уже продают ландыши, а здесь снег трещит под берцами. Ого, минус пятнадцать!»

*

…Однажды ей уже говорили, как она отличается от остальных, какая она особенная и неповторимая, — Наташа вспомнила об этом, лежа в своем купе и пытаясь хотя бы вздремнуть до следующей длительной стоянки — в Инте, но сон убегал каждый раз, когда поезд замедлял ход и за окном начинали мелькать привокзальные фонари, пробиваясь в щель закрытых жалюзи. Так было всегда — стук колес убаюкивал Наташу, а тишина сразу будила.

Она хорошо помнит человека, который смотрел на нее с восхищением: «Ты неповторимая!». Блестящие от волнения глаза, смущенная улыбка, ямочки на щеках… И эти несколько месяцев лучистой, искрящейся радости, за которую потом пришлось так жестоко расплачиваться. Но Наташа не жалела об этих испытаниях — потому, что они ее многому научили. И то, что не ломает человека, делает его сильнее — эта истина не вчера появилась. Федор Никитин на перроне в Котласе, сам того не желая, разбудил воспоминания о той радости белых ночей — и осеннем горе. И Наташа уже второй час ворочалась на полке, чувствуя, что заснуть не может.

С Улановым они до сих пор живут раздельно; муж только изредка остается ночевать на Фонтанке. Наташа тоже не делала ни малейшей попытки возобновить супружеские отношения, хотя общались они доброжелательно и до сих пор производили впечатление хорошей пары. То, прошлое, до сих пор стоит между ними. И неизвестно, сколько еще будет стоять. «Повезло еще, что жива осталась. И что Фима с Беллой не попали под удар. Извини, Федя. Но лучше не сокращай дистанцию. Ты — хороший парень, но у меня остался горький опыт и на новые приключения не тянет!»

Поезд тарахтел по рельсам, все дальше забираясь на север. Ночь за окном была невиданной черноты — только снежная равнины и сопки белели, и о стекло разбивались крупные жесткие снежинки.

Наташа все-таки заснула. И ей приснилась камера в Печатниках, «волчок» на двери, глазок видеокамеры. И вопль надзирательницы Риты за дверью: «Навицкая, подъем, дома будешь дрыхнуть допоздна!».

Наташа дернулась и подскочила. Больно ударившись плечом о столик, она открыла глаза. Уютное кремово-шоколадное купе, цветы и бутылка воды на столе, кроссворды в сетке над полкой… Одеяло мягкое и пушистое, на полу — ковролин. Ничего общего с камерой спецблока, где Наташа провела полтора года по бредовому обвинению. «Все нормально, — Наташа выглянула в окно, посмотрела на черно-белую тундру и отпила несколько крупных глотков воды из бутылки. — Просто плохой сон. С чего бы это? Давно уже не снился!» Она заметила, что Печатники ей снятся перед какой-то бедой. В Джамете, пять лет назад, погиб их сосед в пансионате, и под подозрение попал Ефим. В позапрошлом году сон предсказал ей арест Уланова по ложному обвинению в убийстве и «заказ» на нее, Ефима и Беллу международной киллерше. А сейчас?..

Наташа заставила себя успокоиться и снова задремала. И увидела себя на речном трамвайчике, идущем под бойкую скороговорку гида к Поцелуеву мосту. И только она знает, ЧТО их ждет под мостом…

Теплые обветренные губы прикасаются к ее губам. По примете, поцелуй у этого моста обещает влюбленным долгие счастливые отношения. А Наташа уже видит, как из влажной темноты на них ощерилось то незримое, неясное и страшное и готовится не только сожрать их счастье, но и их утопить в бездне кошмара…

«Как меня достал этот сон! — Наташа усилием воли заставила себя проснуться. — Хорошо, что я управляю своими снами… Но почему он меня достает? Другие бабы от мужей шляются напропалую, и их по ночам не кошмарит!» — глаза опять закрылись, и снова она увидела трамвайчик, заплывающий под мост и надвигающееся на них из мрака безликое и беспощадное зло…

— ДА ПОШЕЛ ТЫ!!! — этим криком Наташа разбудила себя окончательно, прогнав то, что недобро смотрело на них и обдавало жутким холодом из-под моста.

Поезд замедлял ход. Мелькали фонари и в их свете — кубы привокзальных построек в темноте. На часах было 04.20. «Инта», — догадалась Наташа, села и начала одеваться.

Это ей не нравилось — два кошмара подряд за одну ночь, что они на этот раз предвещают?

Сунув в карман куртки сигареты, она вышла на перрон. На этот раз она курила у вагона одна. Поодаль кто-то высаживался; капризничал сонный ребенок, недовольный сменой теплого уютного вагона на заснеженный перрон; его мать ласково увещевала малыша.

Следом вышел «адвокат», сонно зевнув и с хрустом потягиваясь, крякнул от мороза и тоже закурил. На Наташину финскую куртку он посмотрел с иронией: «Ох, женщины, все форсят, о фасоне думают, а Север шутить не любит, место суровое…»

От сигареты сразу разжался обруч, сдавивший ей грудь после кошмарных сновидений, и Наташа перевела дыхание. «Просто совпало. Бывает. Какая опасность мне грозит? Я просто расскажу о том, что видела на камере, пусть ищут водителя „пежо“. По тундре в пургу шляться не пойду; в медвежью берлогу палкой тыкать не буду. Все нормально… Нужно еще часа два-три поспать, чтобы в Воркуту приехать человеком, а не сонным филином!»

Капитан Игнатьев обещал встретить ее в Воркуте и проводить в гостиницу. Наташа была ему благодарна за это: хоть Ефим и говорит, что в Воркуте заблудиться невозможно, но он-то там не впервые. В отличие от нее.

У соседнего вагона, невидимый в темноте, стоял парень в черном и смотрел на женскую фигуру под фонарем. «Все такая же — решительная, боевая, не сворачивает с пути, всегда остается сама собой. И если не принимаешь ее такой, какова она есть — лучше тогда и не приближаться. Наташа, Наташа… Необычная. Непредсказуемая. Непостижимая. Единственная!»

— Заходим в вагон, — сказала проводница, кутаясь в форменную шинель. — Отправляемся.

*

Из-за того, что этой ночью она спала урывками, у Наташи наутро побаливала голова и кофе она попросила сделать покрепче. «Может, в гостинице в первый день просто лечь и выспаться и никуда не ходить? — думала она, разглядывая себя в дверном зеркале. — Успеется еще».

За окном было хмурое северное утро. Над тундрой вилась поземка. Тундра раскинулась до горизонта — бесконечное поле с небольшими холмиками и приземистыми, занесёнными снегом деревьями и редкими кустиками. Отчасти эта картина напомнила Наташе Степной Крым, откуда были родом ее родители и бабушка по маминой линии.

«Вот она, тундра, — подумала Наташа, ставя собранный чемодан на вторую полку и садясь к столу, на котором уже соблазнительно дымился горячий кофе. — А странно, почему в Ленобласти деревья вымахивают до девятого этажа в поисках солнца, а здесь какие-то скукоженные?»

Кофе в красивом стакане с ажурным подстаканником был упоительно вкусным и крепким. Даже слишком крепким — уже от половины порции Наташа почувствовала прилив сил. Уже не хотелось снова прилечь на свою полку и подремать сорок минут до прибытия. Толку от такого отдыха не будет — только голова отяжелеет и тушь на ресницах смажется.

Вернув проводнице пустой стакан, Наташа почистила зубы и снова села у окна. Там уже мелькали шахты, терриконы и рабочие поселки. Пару раз поезд миновал переезды, у которых за шлагбаумами ждали машины — в основном могучие, похожие на горы, грузовики — «Урал», «КАМАЗ», «Ямал», о которых говорил ей Федор. Наташа прыснула, представив одного из этих великанов на Невском. Как бы шарахались от него лощеные и надраенные местные машинки, боясь, что одно колесо тундрового грузовика вкатает их в асфальт! Как куры бы, разлетались! «А здесь по зимнику ни одна из наших понтовозок не проехала бы. Только на такой, большой и основательной, с широкими колесами и проедешь. Север суров и диктует свои правила жизни: без понтов, ребята, проще надо быть…»

Да, здесь все иначе. И даже не верилось, что вчера она выходила из своей парадной на Фонтанке в легком пальто, а на ее столе в кабинете стояла вазочка с ландышами…

Поезд уже замедлял ход, въезжая в город. Наташа отметила, что здесь нет частного сектора — все дома начинаются с двух этажей, и окна расположены плотно.

*

На перроне гремела музыка. Приятный мужской голос пел о том, как просыпается город рабочий, открывая большие глаза.

— Даже в мороз, долгой зимой,

Сердцем согрет мой город родной! — прочувствованно звучало над заснеженным вокзалом, когда Наташа вышла, катя за собой чемодан.

Следом выходил Федор Никитин. НА ходу он разговаривал по телефону.

— Да ты что?.. Антоныча? Е-мое! Когда? Чего сразу не сказал? Да и хрен бы с отпуском, раз тут такое! Конечно, я бы приехал проводить. Человек был хороший, на таких Земля держится, не то, что эти, которым где вкуснее, там и родина…

У ярко-желтого с алыми буквами «Воркута» на фронтоне стоял невысокий крепыш лет тридцати в толстой форменной куртке и шапке с завязанными под подбородком ушами. Он пристально всматривался во всех, идущих к вокзалу.

— Всего хорошего, — улыбнулась Наташа проводнице, которая стояла у вагона, застегнув шинель и тоже завязав путейскую ушанку.

— И вам, — ответила улыбкой девушка.

Памятник паровозу, возле которого остановился Наташин вагон, украсился толстой шапкой снега, как будто тоже постарался закутаться потеплее. Наташа похлопала его по боку и зашагала к вокзалу, натягивая капюшон поверх шапки. Да, лапландский пуховик тут даже в апреле не годится…

Парень в полицейской куртке шагнул ей навстречу.

— Наталья Викторовна Навицкая? — спросил он.

— Да, — кивнула Наташа. «Узнал меня с первого раза. Впрочем, тут не надо Пуаро быть — остальные явно местные, и экипированы в соответствии с климатом родного города, а я одна заявилась в питерской шапчонке и курточке, годной только для того, чтобы по горнолыжному курорту из гостиницы в бар рассекать…»

— Капитан Игнатьев, — представился молодой человек. — Павел Никитич. Доброе утро. Как доехали?

— Да нормально, — Наташа застегнула капюшон, чтобы не сдувало. — Из весны в зиму.

— Позвольте, я провожу вас в гостиницу. А вызову, скажем, завтра? — внимательно посмотрел на нее Игнатьев. — Вы у нас впервые? Значит, сегодня будете в себя приходить от смены поясов.

Подхватив ее чемодан, Игнатьев продолжал:

— У нас весна пока еще только на подходе… На высоком старте. В мае только таять начнет.

Они вошли в здание вокзала. Несмотря на многолюдье, там не было шума и сутолоки. Чистые, аккуратные залы. Фигуры оленевода у чума и оленей в упряжке украшали один из залов ожидания.

— Мутное дело с этим наездом, — сказал Игнатьев. Удивительно, как ему удавалось так легко двигаться в своей толстой куртке. Он постоянно обгонял более легко одетую Наташу. — Мы-то думали, все ясно, тут же раскроем и закроем, а копнули, видео с той камеры посмотрели — и полезли, хм, непонятки… Не простой это был наезд. Но кому и зачем понадобилось нарочно это делать — даже версий пока нет.

Они вышли на привокзальную площадь — маленькую, окруженную домами. На фронтоне одного из них алели буквы, сохранившиеся явно еще с советских времен: «Счастливого пути!».

У остановки распахнул двери новенький желтый автобус, куда валила толпа приехавших. Поодаль, у заманчивой вывески «Теремок» стояла полицейская машина. Её уже успело основательно засыпать снегом.

«Вот и приехала, — подумала Наташа. — Чего я только не слышала о Воркуте — город на краю света, медвежий угол, «Моя Воркута светла и горда»… " — Наташа всей грудью вдохнула не по-вокзальному чистый морозный воздух. И ей показалось, что, пока она рассматривает площадь, город с таким же интересом смотрит на нее глазами окон. «У кого я встречала этот образ про глаза-окна?.. Наверное, он пришел к автору, когда тот так же впервые приехал в незнакомый город».

Наташа мотнула головой, отгоняя наваждение. «А то еще додумаюсь до того, что самовар на вывеске мне подмигивает, а вон та пятиэтажка улыбается, а магазинчик напротив машет рукой! Отдохнуть мне надо, вот что! Прав Игнатьев! И спала я маловато…»

— Может, чайку горячего? — предложил капитан. — Вот, в «Теремке» рядом, пока моя красавица прогревается.

*

Буфетчица в «Теремке», приветливая румяная круглолицая женщина средних лет, споро приготовила им чай и разогрела два сладких пирожка.

— Вы в «Воркуте» будете проживать? — спросил Игнатьев, стягивая толстые варежки. — Хорошая гостиница, знаю. И расположена удобно — до любой точки пешком дойти можно…

После теплого, пахнущего сдобой зала кафе, улица и выстуженный салон машины показались Наташе еще холоднее.

— Я печку включил, — сказал капитан, — но она еще не раскочегарилась, придется подождать.

Они миновали квартал работников железной дороги, какую-то промзону, заснеженную стелу «67-я параллель», яркую вывеску «Секонд-хенд На-Вес» и въехали на центральную улицу Воркуты. До гостиницы доехали за пять минут. Она гордо возвышалась над Центральной площадью — добротное серое здание, не похожее на помпезные отели Невского проспекта. Вообще, здесь преобладал стиль строгого минимализма: все качественное и прочное, приспособленное к суровому климату Заполярья, без лишних деталей и вычурности. Город напоминал жилище аккуратного и педантичного одинокого мужчины — все на своих местах, ни соринки, все блестит. Но никаких милых женскому сердцу безделушек, ничего избыточного, без чего можно обойтись.

Наташу уже ждали.

— Ваш номер готов, — улыбнулась ей девушка за гостиничной стойкой, с легким недоумением глядя на лапландскую куртку и красные от морозного ветра щеки Наташи. — Вот ключик. Если что, звоните по внутренней связи.

— А где тут можно купить верхнюю одежду? — спросила Наташа. — А то я, хм, погорячилась, — через улыбнулась она замерзшими губами.

— Тут недалеко, у Юбилейной площади, есть «Берлога», — услужливо ответила ей администратор. — Лучше там. И пуховички найдете, и шапочки, и обувку, если надо…

— Во сколько вам завтра будет удобнее подойти? — спросил Игнатьев. — Адрес: улица… Тут недалеко.

— К одиннадцати, — ответила Наташа, дав себе поблажку в связи с первым приездом в тундру.

Капитан попрощался и ушел, а Наташа поднялась в номер.

Люкс приятно удивил ее — оказался просторным и комфортабельным, с качественной мебелью из цельного массива и маленьким балконом. А главное — в нем было тепло.

Наташа уже отметила, что здесь нет больших балконов и панорамных окон. Через них из жилья уходит тепло. Это на юге панорамные окна и огромные балконы привлекают внимание — через них так хорошо любоваться закатом над морем, а на большом балконе можно загорать в шезлонге со стаканом ледяного сока… А здесь маленькие практичные окна и крошечные балкончики помогают жителям не замерзнуть долгой зимой.

Устало плюхнувшись в кожаное зеленое кресло в гостиной, Наташа вяло подумала: не отложить ли поход в «Берлогу» и даже разбор чемодана на завтра? Может, сегодня просто лечь и поспать?..

Увидев в номере табличку с перечеркнутой сигаретой, она поморщилась. И сюда добралась оголтелая антитабачная кампания! «Небось, и в Арктике на каждый торос уже такие дацзыбао прихренячили!»…

*

Наташа встряхнулась, отгоняя усталость. Нет, распаковать вещи и купить теплый пуховик надо именно сегодня. А то если она и завтра пойдет в ГУВД в своей курортной курточке, то дело кончится больным горлом… Не хотелось бы начинать знакомство с Воркутой с простуды!

Быстро развесив одежду в шкафу и разложив в ванной предметы ухода, Наташа плотнее замотала горло теплым шарфом и вышла из номера бодрой походкой.

На крыльце она закурила возле урны-пепельницы. От первой в Воркуте сигареты немного закружилась голова.

Тут же поодаль у служебного выхода из кинотеатра, под схемой рабочих поселков на «кольце стояли двое мужчин, в таких же куртках, как у Игнатьева, но не форменных, а скорее рабочих. На Наташину куртку они посмотрели с добродушной иронией: «И куда же ты, девонька, приехала в таком лепестке?»

Наташа вышла на площадь через заснеженный сквер. Все тот же строгий практичный стиль с элементами «сталинского ампира», но есть и новостройки. Стиль пятидесятых годов прошлого века и двадцать первое столетие здесь довольно мирно сосуществовали. На некоторых зданиях сохранились советские лозунги. Кое-какие дома не мешало бы подкрасить. Но запущенным, поникшим, умирающим город не выглядел. Воля к жизни у Воркуты была сильной (иначе на Севере пропадешь), и Наташа видела, что город хочет жить борется за жизнь. И небезуспешно. Так что скоро блазированным столичным блогерам придется сменить тональность своих «приветов с далекого Севера», отказавшись от привычных сентенций «город-призрак, разруха и упадок».

На ходу Наташа мурлыкала припев услышанного на вокзале гимна Воркуты, о родном городе, согретом сердцем даже в мороз.

Она не подозревала, что о ее приезде уже знают люди, которые этому отнюдь не рады…

Навстречу ей попался парень в черной куртке, такой же синий от холода, как она, и Наташа усмехнулась: «Тоже приезжий? И тоже не додумался, что за Полярный круг едет? Э, да мне его фигура знакома — не с ним ли мы вместе в поезде ехали? Если бы не его лыжные очки и маска, я бы его узнала… Ты бы экипировку купил, незнайка, а то схватишь простуду в первый же день! Тундра жизни учит жестко…»

*

Она с трудом нашла неброскую вывеску «Берлоги» — в Воркуте не любили вычурности, отдавая предпочтение качеству. В самом деле, магазин оказался совсем недалеко от гостиницы.

Обувь ей не нужна — добротные зимние берцы хорошо держат тепло и не скользят, а вот пуховик, шапка и перчатки годятся только для Питера, но никак не для тундры. «И почему „Берлога“? — удивилась она, войдя в просторный светлый зал. — На медвежье логово тут вовсе не похоже!»

Зал был декорирован в теплых бежевых и кремовых тонах. Вытянулись кронштейны с ровными рядами зимней одежды — кроме верхней экипировки тут предлагали брюки, свитера, кардиганы. В изящных позах застыли манекены в пальто, пуховиках и дубленках. Вместо громоздких тулупов «Берлога» демонстрировала весьма симпатичную и элегантную, но надежную и теплую женскую одежду. А вместо ушанок, треухов и малахаев здесь были выставлены красивые модные шапки. Все это выглядело более солидным и внушительным, но модным и современным.

Продавщица приветливо улыбнулась Наташе, показала ей ряд с пуховиками и отошла к другой покупательнице, выбиравшей брюки.

Наташа отобрала для примерки сразу три пуховика, и зашла в свободную примерочную. Скрипнула дверь, звякнул колокольчик. Потопали на коврике у двери каблучки, сбивая снег. Через пару минут звякнули колечки шторы в соседней кабине. Раздалось характерное попискивание телефона и тихий женский голос:

— Ну, что? Ты узнал? Это точно она?

Очевидно ответ ее не порадовал.

— И что? Ты всегда так. Я что, одна должна обо всем помнить? И кто нам только такую подлянку подложил?

*

Пауза. Наташа застыла в неудобной позе, с висящим на локтях пуховиком, который она собиралась примерить; одна нога стоит на носке. Не лучшая позиция для продолжительного пребывания, но в десанте в засаде приходилось подолгу сохранять неподвижность в любой позе — часами, на дереве, за камнями, в болоте у берега, в полуразбитом доме, скрючившись у окна. Неловкое движение, кашель или бряцанье автомата могло погубить всю группу. И десантники в первый год службы обучались до поры становиться недвижимыми и неслышными, забывая о неудобствах. И сейчас служебные навыки снова пригодились.

— Все было так хорошо продумано, — шипела невидимая Наташе женщина, — почему вышла такая накладка? Ты, конечно, ничего не знаешь. Я одна должна была все прощупывать и учитывать. Ну ладно. Вырулим как-то. Господи, как же он меня достал. Всю бы жизнь тут сидел, оленями любовался! А я их уже видеть не могу. И тундру эту тоже, и комарье это чертово… Не беспокойся, я в «Берлоге», тут в это время затишье, можно спокойно перетереть, никто уши греть не будет. Ладно, до вечера. Мне еще надо будет узнать, когда можно получить страховку. Хоть какая-то польза от этого восторженного кретина… Да ну?! И где мне здесь тратить эти деньги? Тут и магазинов-то нормальных нет, сплошное «мэйд ин здеся», самострок на коленке! Только на «Вайлдберрис» и «Озоне» можно что-то получше найти. Вот уж точно берлога, — женщина гадко хихикнула. — Не город, а сплошная берлога!

Наташе захотелось пнуть эту дамочку берцем под задницу от обиды за Воркуту. Город уже успел ей понравиться, и неприятно было слышать, как какая-то мещаночка, недовольная отсутствием бутиков от-кутюр, костерит его почем зря. «Да кто ты сама такая, что позволяешь себе такие высказывания? Курица!»

К кабинкам подошла девушка-продавец, что-то негромко спросила, и сварливая посетительница резко ответила ей:

— Нет, вы не можете мне помочь потому, что я сама знаю, что мне нужно! Без нянек обойдусь! А вы еще и лезете все время под руку с вопросами, осмотреться не даете! Заберите все это, я ничего не выбрала!

Наташа приоткрыла шторку. К выходу царственной походкой шествовала высокая молодая женщина в элегантном меховом пальто и обтягивающих длинные ноги зимних джинсах, гордо постукивая каблучками отороченных мехом сапожек. Копна золотистых холеных кудрей золотилась в свете ламп. Растерянная продавщица волокла обратно в зал охапку отвергнутых вещей.

У дверей склочница обернулась и выпустила последний залп своим тщательно подрисованным ротиком в форме сердечка:

— Даже примерить вещи нормально не дали! Полезли с вопросами! Терпеть этого не могу!

Дверь захлопнулась.

— Вот как, — ожила кассирша, — умная. И как быстро смылась, пока ей не ответили!

— Нормально, — обиженно сказала продавщица, неся обратно в зал свитера и брюки, — а если бы я не спросила, она бы нажаловалась, что ей внимания не уделили. Есть такие люди…

Тут они спохватились, вспомнив, что в зале находятся еще две посетительницы, и замолчали.

Кроме пуховика Наташа выбрала себе еще утепленные джинсы, шапку и варежки, попросила разрешения тут же переодеться в купленные обновы, а свои джинсы и куртку отдала на упаковку. «Отнесу их в номер. И правда, всякие модные бренды в Коми мало выручают, когда северным ветром задует… Ярлычком с именем кутюрье не согреешься!»

Выйдя на улицу в новых джинсах, пуховике и шапке, она сразу почувствовала себя гораздо веселее, и решила занести пакет со своей прежней одеждой в гостиницу и прогуляться в поисках подходящего места для обеда. В гостиничном кафе веселилась компания каких-то разудалых парней, судя по обрывкам бесед на перекуре отмечающих окончание вахты, а Наташе хотелось перекусить в тишине.

Шагая по улице, она снова подумала о неприятной особе из «Берлоги». «Терпеть не могу таких, которые срывают зло на тех, кто заведомо не может или не имеет право им ответить. Наорут на ребенка, размажут подчиненного, отчитают продавца, официанта или горничную, и от собственной крутизны раздуваются… Неприятное зрелище. Только трусливые или слабые люди так повышают самооценку. Я вот в армии генералу могла в глаза высказать все, что думаю, а не отрывалась, возя мордой по плацу рядовой состав! Причем, такие „героини“, как эта красотка из примерочной, сами из себя ничего не представляют, зато самомнение выше крыши, думают, что им весь мир должен за их красивые глаза и ноги от ушей. А о какой страховке она говорила? Страховка за какого-то восторженного дурака, если я не ошибаюсь? Кого это она облапошить собирается? Не мужа ли?.. Если так, то осуждать ее за неверность я не вправе, сама не без греха. Раньше да, осуждала, была уверена, что со мной подобного не случится. Вот и получила жесткий урок: не только легкомысленные особы могут поддаться чувствам… Но то, что она явно задумала какую-то аферу, хамит продавцам в магазинах и костерит родной город — это отвратительно!»

Откуда-то аппетитно потянуло ароматом горячих чебуреков, и Наташа зашагала в этом направлении, доверившись своему носу. И довольно скоро оказалась в маленьком, но чистом и опрятном зальчике. Буфетчица приветливо улыбнулась ей и подала меню.

Кроме нескольких видов чебуреков с самыми разнообразными начинками, здесь подавали еще первые и вторые блюда, и Наташа, на зависть проголодавшаяся за полдня после приезда, заказала себе борщ, два чебурека — классический и с пепперони и сыром, кофе и сладкую ватрушку.

Ее приятно удивили цены — в Эрмитаже за такую сумму она могла получить разве что кофе с пирожным в кафе, а через дорогу в «12 апреля» — порцию самолепных пельменей и пару пышек, но никак не обед из трех блюд.

Борщ оказался густым, наваристым и душистым. Размешав белый островок сметаны, обжигаясь, Наташа проглотила его за пару минут, с вожделением поглядывая на румяные чебуреки на беленькой тарелочке.

— Понравилось? — спросила буфетчица, забирая пустую миску из-под борща. — Да, все говорят, борщок у нас знатный.

— Я думала, что такой вкусный умеет варить только моя мама, — улыбнулась ей Наташа и взяла первый чебурек, — просто бесподобно!

— Скажу повару, ему приятно будет… Вы еще сейчас чебуречки наши оцените, тесто само во рту тает, и начинка сочная, нежная. Кто раз к нам пришел, непременно снова зайдет. С мороза милое дело — посытнее покушать, глядишь, и согреетесь…

Наташа, уплетающая уже второй чебурек, энергично закивала с полным ртом.

Довольно большую ватрушку она тоже проглотила мгновенно и с наслаждением запила крепким, хорошо заваренным кофе. И в самом деле почувствовала, что согрелась — ее больше не пронизывает насквозь и не познабливает даже под теплой одеждой.

Заказав вторую порцию кофе с яблочным пирогом, Навицкая вышла покурить на улицу.

— Вот это встреча!

Рослый мужчина, в толстом пуховике выглядевший настоящим гигантом, широко заулыбался ей с крыльца мини-маркета на первом этаже дома.

— Помните, на поезде вместе с Питера ехали? — спросил он. — Я Федор, Никитин. Ну, как вы устроились? Как Воркута вас приняла? А я тут живу неподалеку, — он подошел к Наташе и тоже закурил, — приезжаю, фьють, а в холодильнике мыша уже веревку намыливает! Ну вот, подался за продуктами. Гляжу, ба, знакомое лицо!

— Удобно, что тут почти в каждом доме есть мини-маркет, — заметила Наташа, — далеко ходить не надо. И всякие «Пятерочки», и «Магниты» имеются…

— Маркеты в каждом доме — это насущная необходимость, — Федор сдвинул с головы капюшон мощной лопатообразной дланью, — тут знаете, как иной раз пуржит? Так и оборудовали магазины, чтобы человек в пургу далеко не бегал за хлебом или сахаром. А то тут иной раз в пургу автобусы сдувает… Удачно вы приехали, — Никитин задрал голову к небу, — весной уже пахнет, сможете понаблюдать, как она зиму теснить начинает! Кто впервые приехал, тем любопытно. Уже и голуби появились, а это верный признак: конец зиме!

Наташа подняла голову вслед за ним, ища в сером небе тонкие штришки — силуэты птичек.

— А у нас тут чепе, — шумно вздохнул Федор, гася окурок в урне-пепельнице, — пока я в Питере загорал, у нас прораба похоронили… Приезжаю, а мне как обухом по голове новость.

— Сочувствую вам…

— Не то слово! Какой человек был — да на таких Земля держится! По совести жил, с себя строже всех спрашивал. Сбила его какая-то сволочь на Тимане и смылась, так и не нашли подлюгу, уж извините за выражение!

«Прораб, которого кто-то сбил на Тимане? — навострила уши Наташа. — Уж не тот ли это человек, к которому я вызывала „скорую“ и полицию? А водителя, значит, не нашли. Машина потом в овраге оказалась, по словам капитана Игнатьева, пустая!»

Наташа вспомнила увиденное на камере. Тело сбитого машиной человека отлетает в сугроб на обочине, а красный «пежо» отчаянно крутится и мотается по скользкой, тогда еще не расчищенной дороге. А потом она отвлеклась, услышав скандал в детской, где Младшенький с товарищами репетировали спектакль, и кто-то из мальчиков опрокинул графин с соком на платье одногруппницы… И не видела, чем все закончилось. Машина, значит, все-таки сорвалась в овраг. А водитель? Что с ним сталось? Сбежал? Унесло пургой? Полиция, прибывшая на Наташин вызов, обнаружила только пустую машину. А погибший, по словам Федора, был уважаемым человеком — «на таких Земля держится». Но Наташа помнила, как часто видимость бывает обманчива… Не раз убеждалась.

оно

Говорят, вся окаменела от горя. Мальчишка у них, десять лет. Мы, конечно, не оставим, поможем, поддержим, да только мужа и папку им уже никто не вернет…

*

— Откуда вообще взялась эта женщина? Вы уверяли, что свидетелей не было! Кто она вообще такая?

— Она якобы смотрела вебкамеру и увидела наезд. И, «добрая душа», тут же звякнула в «скорую» и органы. Писательница какая-то питерская.

— Черт! Из-за какой-то дурищи с шилом в заду все опять на грани катастрофы. Сначала Анисимов, последний бойскаут, блин, нам все чуть не похерил, теперь, когда от него отделались, новая напасть… Да что вы все за рукожопы-то?! На курсах придурков учились, или родились такими?

— Но что такого она видела?! Ничего опасного для нас. Ели что, всегда можно перевести стрелки, и комар носа не подточит. Не заводись раньше времени.

— Ты уверен, что не подточит? Извини, сомневаюсь!

— Что прикажешь? Разобраться с ней?

— Нет. Для начала нужно прощупать почву. С ней лучше избегать поспешных телодвижений. Это не Анисимов, дурик, никому, на хрен, не нужный. Ее тронешь, тут все МВД будет, и не только!

— Так ты ее знаешь? А чего тогда спрашивал?

— Конечно, знаю. Ее книгами все магазины завалены, и в библиотеках есть… Кропает детективчики, вечно вляпывается в истории и потом о них пишет. Любит совать повсюду нос и играть с огнем. Историю для пиара сочинила — забомбись: подстава, тюрьма, побег, битва с «кидалой»… Я этим больше, чем ее опусами, зачитался! Фантазия у дамы и ее пиар-менеджеров работает неплохо, ценю…

— Такие что угодно сочинят, лишь бы писанину свою повыгоднее втюхать.

— В общем, пока просто присматриваем за ней. И щупаем почву… Со всей осторожностью. А что там наша веселая вдова?

— Наверное, пребывает в глубокой скорби, как ей сейчас подобает. Еще бы, такого мужа потерять, которые на дороге не валяются…

— Интересно, надолго ли хватит ее скорби. Ты знаешь, что я недоверчиво отношусь к подобному мхату. Знаю ему цену… К вечеру все готово?

*

Подчиняясь спонтанному и неодолимому порыву, Наташа спросила у прохожего у Дома культуры шахтеров, как проехать на Тиманскую улицу. Узнав, что туда идет все тот же 32-й автобус, который, по-видимому, обслуживает весь город, она сфотографировала заснеженную чашу выключенного на зиму фонтана, послушала историю одного из местных жителей о том, что у одной из статуй возле крыльца ДКШ — якобы лицо Сталина

Внутри новенького, ярко раскрашенного павильона было приятное тепло, и Наташа сообразила, что чудо техники — обогреваемые остановки — добрались уже и сюда. Она стянула с подбородка шарф и с интересом стала читать рекламные объявления на цифровых панелях внутри павильона. Продажа и доставка оленины, премьера в театре Мордвинова, выставка в Воркутинском выставочном центре, сувенирная продукция Коми, скидки в супермаркетах…

Показался автобус — новенький, желтый, как лимон, с квадратной серьезной физиономией и ярко горящими фарами, которые Наташа заметила издали даже в снегопад. Колеса, «обутые» в добротную шипованную зимнюю резину, звучно и уверенно хрустели по укатанному снегу. Вообще, все здесь выглядело основательным, прочным, сделанным на века, а не до первой непогоды, как бывало в южных городах… Там Наташе доводилось видеть, как новенький асфальт «плывет» после первого субтропического ливня, а красивую плитку на набережных разбивает первый же шторм. Здесь к качеству дорожного покрытия и безопасности граждан относились более ответственно. Как и ко всему другому. Зимняя одежда здесь предназначалась именно для того, чтобы согревать долгой тундровой зимой, а не для позирования в «глянце». Зимняя «обувь» для транспорта — надежная и холодостойкая. «Там не до понтов, — разглагольствовал Ефим, — это в столицах можно выкобениваться как угодно, трусы дизайнерские по цене авианосца покупать и сопли вытирать платочком по цене истребителя, а в тундре показуха не прокатит. Хищникам будет все равно, от какого кутюрье твой прикид, а пурга не будет разбираться, сколько стоила твоя машина… Поэтому на Севере все настоящее, без прикрас!» «И ты тоже?» — спросила Наташа, выразительно глядя на костюм Ефима от Scabal с бордовым галстуком. «А я всегда настоящий… Только некоторые этого не понимают и называют меня хамом».

В автобусе тоже было тепло, а сиденье, обтянутое алой рубчатой тканью, оказалось мягким и упругим.

— Тиман? — переспросил кондуктор, отсчитывая сдачу. — Далековато будет, это аж на окраине… Вам надо будет на «Поликлинике» выходить. Я вам скажу, когда.

Водитель открыл дверь, чтобы впустить еще одного пассажира, и едва успел захлопнуть ее перед носом у шаловливых подростков, попытавшихся шмыгнуть на выход.

— Эй, молодежь! — крикнул кондуктор. — Автобус бесплатно не везет! Оплатите проезд, тогда гуляйте!

Новый пассажир стянул капюшон черной куртки, оставшись в лыжных очках и шерстяной маске с непромокаемой поверхностью, на которой таял снег. «Тот самый, из соседнего вагона, или просто похож? И чего он за мной таскается? Ладно в дороге мы рядом ехали и постоянно друг друга видели на станциях, а сейчас каким образом он снова рядом очутился? В третий раз уже, Карл!»

Автобус размеренно катил по заснеженной улице Ленина, среди ярко раскрашенных приземистых домов с небольшими окнами и крошечными, заметенными снегом балкончиками. Время приближалось к вечеру, и небо уже наливалось тем самым янтарным оттенком, который так очаровал Беллу. И Наташа заинтересовалась этим явлением природы — и из-за него сейчас оказалась здесь, в этой дали…

— Тиман, — подошел к Наташе кондуктор, — вам куда надо?

— Мне друзья говорили, — улыбнулась Наташа, вовсю пользуясь привилегией вновь прибывшей, — что где-то на Тимане есть ресторан, где очень вкусно готовят оленину…

— «Ролл-кафе», наверное? — заулыбался паренек. — Тогда вам туда надо, через дорогу, и по улице вдоль оврага, там вывеску увидите, ее, наверное, уже зажгли.

Наташа поблагодарила и, повыше подтянув «молнию» нового пуховика, вышла. «Интересно, а северное сияние сейчас еще бывает? Забыла спросить у Беллы и Фимы, в какое время его тут можно увидеть!»

В сгущающихся сумерках здание городской поликлиники, мимо которого шла Наташа, выглядело монументально и внушительно и возвышалось над оврагом, как гора, ярко освещенное, иллюминированное, с множеством светящихся окон. Пахло кофе из окошка на первом этаже; трое мужчин и две женщины в белых халатах, выглядывающих из-под пуховиков, стояли рядом с кофейней «Доктор Кофе» с дымящимися стаканами. Из ворот, сверкая мигалкой, выкатилась массивная новенькая машина «скорой помощи» и, для пробы покрякав, рявкнула сиреной на весь район и умчалась куда-то по центральной улице. Наташа пропустила ее, перешла через дорогу и вышла на Тиманскую улицу — где готовили расхваленную Беллой оленину; где друзья нашли вебкамеру для приветов «с далекого Севера»; где неделю назад красный «пежо» сбил прораба Антоныча — хорошего, по словам Федора Никитина, человека…

Сейчас проезжую часть уже очистили, и асфальт только слегка подернулся легкой наледью и влажно чернел в свете фонарей. На обочинах высились бело-серые сугробы. А на прошлой неделе дорога еще была белой, и красная машина отчаянно виляла и крутилась на скользкой поверхности, как будто водитель забыл ее своевременно «переобуть». Но как он тогда проездил всю зиму? Не стояла же машина с прошлой осени в гараже, чтобы выехать только в конце апреля и сбить Антоныча? «На этих шипах, — Наташа обратила внимание на колеса джипа, стоящего возле той самой вывески „Ролл-кафе“, — даже на скользкой дороге так не закрутит и не занесет. А этот „пежо“ словно ездил на резине, годной разве что для „бархатного сезона“ где-нибудь в Ялте…»

Внезапно она напряглась. Остановилась возле закругленной стены одного из домов и прислушалась. Интуиция, отточенная в «горячих точках», пробудилась и подталкивала ее: внимание, опасность! Кто-то явно смотрит ей в спину недружелюбным взглядом и вынашивает не лучшие намерения. И Наташа напряглась. Под фонарем, сама ярко освещенная, перед невидимым недругом, она чувствовала себя незащищенной — одна, на пустынной улице, у оврага, в густом снегопаде… И если неизвестный попытается пырнуть ее ножом, выстрелить или толкнуть — то и камера ничего не зафиксирует, и из окон увидят только неясные фигуры среди белой мути…

Наташа поежилась и закурила. И резко обернулась. Самый лучший способ справиться со страхом — посмотреть ему прямо в лицо. Может, этот кто-то сам оробеет от прямого взгляда. Или станет видно, что это не всесильный монстр, а ряженый в резиновой маске…

Он тоже вышел на свет и тоже достал сигареты под светом другого фонаря. Черная куртка не по местной погоде, мешковатые брюки, высокие спортивные ботинки, лыжные очки. Хоть руки вытащил из карманов, чиркая зажигалкой и прикрывая огонек от ветра. Значит, за нож или пистолет сейчас не схватится…

Парень стоял через дорогу, курил и смотрел на нее. А Наташа — на него.

Потом возле него остановился автобус. Парень выбросил сигарету, вошел в салон и уехал.

Наташа проводила взглядом задние «габариты» маленького деловитого автобусика. И хмыкнула: «В потолке открылся люк. Не волнуйся, это глюк! Да, наверное, когда стоишь рядом с местом, где один человек убил другого, а потом сам сорвался в овраг, это никому не на пользу… Вот и о Михайловском замке до сих пор рассказывают мистические истории, о встречах с призраком убитого императора… Негативная энергетика места преступления на всех действует!»

Она подошла к тому самому месту, которое показывала вебкамера.

Там уже ничего, кроме пролома в заграждении, не напоминало о трагедии. У обочины «отдыхали» под свежей белой шубой два автомобиля. Гуляли владельцы собак в ярких пуховиках, с питомцами в жилетках, попонках и комбинезончиках. Двое детей деловито тащили санки. Пробежали, играя в снежки, несколько школьников с рюкзаками.

Наташа подошла к той самой ветвистой кустовой иве, около которой алый «пежо» ударил в спину беднягу прораба. И присела на корточки. Она не знала, что она ищет на том месте, где стояла красная машина. Но почему-то чувствовала, что должна осмотреть это место…

Ефим рассказывал ей о том, как зыбка бывает на Крайнем Севере грань между современным правом и древними суровыми законами тундры. Они были приняты в те времена, когда не было еще городов, и коренные жители жили в постоянной борьбе за выживание, место под недолгим солнцем, охотничью добычу, лодку, ездового оленя… На того, кто украл чужое имущество или убил соседа, в суд не подавали и жалоб не писали, а разбирались сами. И тундра все видела и молчала, скрывая следы туземного правосудия. Но иногда тундра может вступить в диалог, дать подсказку, помочь в раскрытии чьей-то преступной тайны, ускорить торжество справедливости — даже сейчас, в век цифровых технологий, электронных денег, «ватсапа» и «Телеграма». Надо только уметь понимать ее язык. И тундра может стать другом — молчаливым, немногословным, как все северяне, но зато верным и надежным.

Наташа взяла рукой в толстой меховой перчатке предмет, выпавший, наверное, из окна водителя. И не успела даже присмотреться, что это такое, как за ее спиной, на другой стороне подъема к полукруглому дому, захрустели ветви…

Если бы не профессиональная реакция десантницы, то увесистая, килограмма на три, ледышка угодила бы Наташе в затылок, и последствия могли быть самыми худшими… Но Наташа успела увернуться. Обломок огромной сосульки просвистел мимо, упал на дорогу и взорвался фонтаном мелкой ледяной крошки. Одна из машин у обочины сердито закрякала и замигала лампочками, когда часть ледяной шрапнели осыпала ее.

Одна из гуляющих собак, мускулистый «кавказец», с грозным рыком сорвалась с поводка и прыгнула прямо на фигуру, выбежавшую из кустов. Человек — Наташа видела только его спину и отороченный мехом капюшон — метнулся куда-то вбок. Хозяйка собаки, высокая девушка в дубленке и пимах — безуспешно взывала:

— Берт! Фу! Ко мне! Берт! Я кому говорю? Ко мне! На, на, на! Фу, Берт, фу!

Человек улепетывал в сторону моста. Короткий пуховик не сковывал движений, ноги в таких же расшитых пимах не скользили и уверенно отмахивали метр за метром; следом мохнатой и рычащей молнией мчался Берт. Догнал; приглушенный визг, треск, какой-то отблеск; жалобный визг и скулеж. Фигура агрессора снова понеслась в сторону моста, а Берт, продолжая скулить, вернулся к хозяйке. В зубах у него что-то болталось — тряпка? Косынка? Варежка? Или…

— Что, шокером ударили? — спросила девушка, цепляя поводок к ошейнику. — Я же тебе говорила: фу! Не послушался? Вот и получил. Что это у тебя во рту? Дай. Что ты наделал, Берт? Ты человеку всю задницу оторвал! Ну какая тебя муха укусила? Половину куртки вырвал! Будет нам плохо, если он подаст на ущерб!.. Пошли домой, горе ты мое!

Наташа проводила девушку с собакой взглядом, подошла и подобрала вырванный собакой из пуховика беглеца лоскут. «Да, хороший пуховик… Был. Явно недешевый. В таком и зимой не замерзнешь на Севере… Надо показать это Игнатьеву. Интересно было бы найти этого Дискобола Рваная Задница и узнать, почему это он в меня льдиной запустил, когда я осматривала место ДТП…»

В теплом и уютном зале «Ролл-кафе», ожидая свой чай с десертом, Наташа, глядя на густую черно-белую круговерть за окном, мысленно подвела итоги: «Нормально заканчивается первый день в Воркуте. Я даже не поняла, что нашла, когда мне чуть голову ледыхой не снесли, урод какой-то, или уродка, — Наташа вспомнила симпатичную, явно не мужскую вышивку на пимах беглеца… Видно, эта штука может изобличить убийцу. А кто еще мог там болтаться, идти за мной по следу и швыряться сосульками? Испугался, сволочь, наложил в штаны! Итак, значит, водитель „пежо“ жив. Выбрался из оврага и подчищает следы. Не знаю, хотел ли он убить меня или просто напугать. Но вместо этого только обозлил!»

Наташа с удовольствием съела брусничный пирог, запила ароматным малиновым напитком с мятой и поспешила к остановке.

Водитель автобуса придержал дверцу, увидев Навицкую издалека.

Автобус миновал мост. Наташа оглянулась на овраг. «Да… Прогулка удалась».

*

Стоя под душем, Наташа все еще поеживалась после морозного вечера и пережитого приключения. «Только приехала, и уже чуть мозги не вышибли. Неужели из-за безделицы, которую я подобрала на месте стоянки „пежо“? Из-за нее стоит убивать?.. Ладно. Не знаю, может, меня просто хотели припугнуть и нарочно бросали льдину чуть выше. Но эффект получился обратный. Другая женщина уже рыдала бы от ужаса, второпях пихая вещи в чемодан и покупая билет из Воркуты, с любыми пересадками и переплатами, но я теперь точно отсюда не уеду, пока не разберусь, что это за хрень происходит. Если надо, даже продлю проживание в гостинице. Надо будет, и до полярного дня задержусь! Лучше бы эта сволочь так со мной не шутила. Я этого не люблю — сразу хочется в ответ задницу надрать!»

Наташа прикрыла глаза под тугими горячими струями и наконец-то согрелась.

Ванная комната в номере была просторной, блестела желто-бежевой плиткой и металлическими деталями, с модной «треугольной» ванной и прозрачными полками. Сейчас ее заволокло облаками ароматного пара — запах любимого Наташиного геля для душа «Вишневый пунш» от «Сиэль» мешался со специфическим запахом тундровой воды: уголь, мох и что-то еще, свойственное только заполярной воде, специфическое и неповторимое.

Освежив холодным душем распаренное тело, Наташа вышла, энергично растерлась мягким гостиничным банным полотенцем, закуталась в пушистый халат, надела на голову тюрбан для сушки волос и подошла к зеркалу, возле которого уже успела выложить все свои тюбики, баночки и тубы — так много, а в двадцать лет могла с одной зубной щеткой путешествовать…

Готовясь ко сну — крем для век, гиалуроновая сыворотка, маска «Овернайт», крем для рук «Жидкая перчатка», гостиничный фен — Наташа думала о том, что четырех дней, на которые был оплачен люкс, будет мало. Завтра утром она продлит пребывание в «Воркуте»… Хотя бы на неделю, а там видно будет. Неизвестный, швырнувший в нее куском льда, разозлил Наташу, и она была полна решимости идти напролом, но разобраться в происходящем. «Вы когда-нибудь дрались с разъяренным морпехом, сэр?» — вспомнила она слова героя Томми Ли Джонса в своих любимых «Правилах боя». «А разъяренный десантник — это тоже серьезно!»

Наташа запоздало пожалела, что у нее влажные волосы — не помешало бы сбегать на крыльцо, покурить перед сном, чтобы успокоиться. А то кулаки до сих пор сами стискиваются… «Успею еще. Когда доберусь до этой сволочи — так ему или ей заеду — зубы проглотит!»

Вместо пачки сигарет Наташа взяла телефон — почитать, что ей пишут и посмотреть, кто звонил, пока она мылась. Как раз поможет скоротать время, пока сохнут волосы.

Два сообщения и три пропущенных звонка.

«Ты нормально доехала? Почему не звонишь?» — вопрошал Уланов.

«Как поживает тундра? Еще не надела весенний наряд?» — интересовался Коган.

Звонки были от мамы, Младшенького и Беллы.

Вначале Наташа позвонила сыну — время приближалось к 9 часам вечера, и скоро Лиза должна была укладывать воспитанника спать. Наташа хотела успеть поговорить с сынишкой до этого.

— А мы с папой сегодня ходили в школу, где я буду учиться! — поделился впечатлениями мальчик. — Я видел свой класс! Мы познакомились с моей учительницей. Она классная! А ты уже приехала? Видела оленей? Дядя Фима сказал, что день оленевода ты уже пропустила. А жалко! Ты могла бы покататься в санках с оленями! На нартах, — поправился Младшенький, — Белла сказала, что на Севере санки называются нартами.

«Ой, боюсь, мне не до катаний тут будет!»

— А еще Белла включила мне гимн про Воркуту, — рассказывал Младшенький, — что это рабочий город, светлый и гордый. А как это город открывает большие глаза?

— Это метафора, сравнение, — пояснила Наташа. — Зимой тут светает поздно, и утром люди включают свет в квартирах… Когда окна зажигаются одно за другим, это выглядит, как будто дом просыпается и открывает глаза.

— Понятно, — серьезно, по-взрослому, ответил Младшенький. — А у нас уже белые ночи, сейчас еще совсем светло! Папа скоро будет смотреть вечерние новости, а Лиза сказала, чтобы я готовился ко сну, а солнце светит!

— А здесь темно… — Наташа осеклась, едва не сказав привычное «как в заднице», — уже совсем темно.

Вкратце рассказав Белле, что доехала и устроилась нормально, и гостиница ей понравилась, Наташа позвонила маме.

Тамара Ивановна слегка попеняла дочери за спонтанный отъезд в Республику коми:

— И зачем тебя понесло в эдакую даль? Звоню тебе днём домой, думала, ты в кабинете с книгой сидишь, а мне Лиза говорит, что ты в Воркуту подалась. Чего ты там не видела?

— Да так, — бодро ответила Наташа, не желая пугать маму сообщением об убийстве, увиденном на вебкамере, вызове в полицию для дачи свидетельских показаний и инциденте у оврага, — наслушалась охотничьих рассказов Фимы и Беллы, и любопытство одолело. Я никогда еще не была в Заполярье. Извини, что с дороги не позвонила — у вас, наверное, со связью проблема, да еще в вагоне не всегда был сигнал… Мне нужны новые впечатления, чтобы работа лучше шла, а то мне редактор уже говорит, что прошлый детектив слабоват. Я и поняла, что засиделась дома. А тундра меня уже вдохновляет — сейчас уже пять глав написала…

— Вот всегда у тебя так: захотела, поехала на край света, — проворчала мама, — а ребенок неделями мать не видит… Я знаю, что за ним Лиза смотрит, но разве няня заменит родную мать? И зачем нянька, если у тебя только одно дитё? Я вас троих сама растила, никто не помогал…

Тамара Ивановна Навицкая поздно родила своих дочерей. Замуж она вышла в 42 года. Через год родилась Наташа. Еще через два — близняшки Таня и Катя. И если младшие дочери никогда не доставляли родителям хлопот и даже подростковый возраст миновали сравнительно благополучно, то с тех пор, как Наташа встала на ножки и сделала первые самостоятельные шаги, мать не знала с ней покоя. Упрямая, задиристая, своенравная, Наташа была из того самого «племени колючих», о котором еще в 60-е годы написал стихотворение поэт. Тогда, читая сборник Долматовского, молодая незамужняя Тамара думала, что «добрые, приятные, удобные» нравятся ей куда меньше, чем «непримиримые, искренние, упрямые, невезучие из племени колючих», которые «сами лезут в схватку и режут правду-матку». А когда эти черты прорезались у ее старшей дочери, Тамара Ивановна вспомнила другие строки из того же стихотворения: «А если ошибаются, больнее ушибаются, чем тот, кто был корыстен в опроверженье истин…"… Вот и Наташа уже столько раз ушибалась в своей вечной борьбе за справедливость, привыкнув рубить сплеча и всем говорить в глаза всё, что думает, не заботясь о последствиях. И ничто ее не останавливало и не убавляло боевой пыл…

Тамара Ивановна постоянно боялась за старшую дочь. Да еще теперь Наточка живет за тридевять земель, в Петербурге. Но там у нее есть муж и друзья, которые однажды уже спасли ей жизнь, и до сих пор у них такая компания — один за всех, все за одного. Это большая удача для Наташеньки… Вот только неугомонной дочери не живется спокойно. Опять она учудила: ни с того ни с сего уехала в тундру — говорит, за новыми впечатлениями и вдохновением. Якобы, Белла и Ефим ее своими рассказами заинтриговали. Они частенько в Заполярье по своей адвокатской работе ездят. Но они хотя бы вдвоем ездят; с таким мужем, как Ефим, можно куда угодно спокойно ехать. Серьезный мужчина, основательный, Белла за ним, как за каменной стеной. А Наточка одна подалась в Воркуту. Тамара Ивановна не знала, какова сейчас Воркута, и судила о ней по историям прежних лет — Воркутлаг, колонии, заключенные, громкие разборки 90-х годов… Изменилось ли там что-нибудь с тех пор? А дочка там одна!

— Да тут уже давно все иначе, — рассмеялась Наташа, когда мать осторожно высказала ей все это. Взъерошив почти сухие короткие волосы, Наташа прошлась по гостиной, плюхнулась в широкое кожаное кресло, из которого открывался прекрасный вид за окном — Центральная площадь, ярко иллюминированная; светится вывеска «Воркутауголь» на фронтоне высотки напротив. — Нормальный современный город, нормальные люди… Гостиница в самом центре, иллюминация, как на Невском, мэрия рядом, кофейни на каждом шагу… Ты не поверишь, сегодня я на ужин ела оленину и брусничный пирог в ресторане! И вдохновение пришло, а то сидя долго дома, ничего качественного не придумаешь… Погуляю тут, посмотрю город и окрестности, с новыми людьми пообщаюсь, может, еще и бестселлер напишу! А то мне уже вторую книгу подряд хейтеры в комментах верещат, что моими романами только мух бить хорошо, да и редактор замечает, что у меня творческий застой и сюжет за уши притянут.

— Дай-то Бог нашему теляти волка съесть. Но все же будь там осторожнее. А то раньше про Воркуту такое говорили…

— Ладно, мама. Медведи тут по улицам не ходят, да и народ спокойный, работящий. Асоциальному элементу тут негде разгуляться — холодно. Да и вечерами я буду в номере за столом с тетрадью сидеть, а не болтаться по незнакомым местам.

«Мама словно чувствует, что я опять тут в историю влезла. Пока сама не понимаю, в какую именно, но выясню… Только маме подробностей сообщать не буду. Она за меня уже выше крыши переволновалась в свое время!»

«Доехала нормально, — ответила она Уланову, — уже в гостинице. Завтра пойду давать показания. Тут пока холодно, но местные говорят, что весна уже не за горами».

«Привет, Фима. Нет, тундра пока не надела весенний наряд, — отстучала она ответ Когану, — но это уже вопрос недели-другой. Съездила туда, где вы с Беллой зимой зажигали. Красивый овраг. Ресторан тоже хорош. Купила пуховик в „Берлоге“. Белле с Ташей привет!»

Волосы уже совершенно высохли, но все же, выходя из номера, Наташа натянула шапку и капюшон.

Сквер перед гостиницей и здание кинотеатра и торговой галереи «Каскад» сияли и переливались мириадами разноцветных лампочек. За сквером так же сверкала огнями площадь и шумела центральная улица. Где-то в отдалении тарахтел состав — наверное, товарняк с углем.

Морозец сразу защипал Наташины щеки. На пятачке перед отелем она была одна — захватывающее ощущение одиночества в центре города; в Питере никогда такого не бывает…

Но тут из дверей с аляпистой неоновой вывеской выскочили трое шумно хохочущих парней, и иллюзия одиночества сразу пропала. Горланя «Владимирский централ», парни скрылись в сквере. На крыльце «Каскада» появился еще один, с картонным стаканчиком, над которым стоял столб густого пара. Черная куртка, лыжные очки, подбородок прикрыт высоким воротником свитера.

«Чудила, — подумала Наташа, — чем таскаться за мной повсюду, сходи лучше в „Берлогу“, утеплись, пока ничего себе не отморозил! В твоем полупендрике тут только простужаться хорошо! И чего тебе от меня надо?» — она уже не напрягалась при виде парня в очках. Льдиной в нее запустил точно не он. Обломок сосульки вылетел из кустов уже ПОСЛЕ того, как парень в капюшоне сел в автобус и укатил. И оторванный Бертом лоскут раньше был частью сиреневого пуховика, очень похожего на те, которые продаются в «Берлоге» — значит, хозяин — кто-то из местных. Либо экстравагантный мужчина, предпочитающий нежные оттенки в одежде, может даже представитель нетрадиционной ориентации, либо женщина. Второе — скорее всего.

Наташа вернулась в номер и открыла сумку, где уже лежали завернутые в тонкие прозрачные пакетики ее трофеи. Все мужчины, которых она знает, скорее голыми по сугробам побегут, чем наденут куртку такого трогательного сиреневого цвета, с затканной цветами шелковой подкладкой… В больших городах, особенно среди богемы, можно встретить экстравагантных парней, любителей пастельных цветов, рюшей и кружев, или «попугайской» расцветки. Но здесь их трудно представить. Город рабочий, северный, нравы более строгие, уклад консервативный. И в Воркуте сложно вообразить себе мужчину, разодетого, как попугай в Зоопарке. В лучшем случае на него посмотрят косо и начнут показывать пальцами, — Наташа застегнула сумку, — а в худшем могут и намять бока: проваливай, мол, с глаз долой, позорный элемент… Значит, женщина. Но хорошо тренированная, может даже спортсменка. Бросок был сделан с немалой силой. Наташа вспомнила, как льдина врезалась в асфальт и разбилась в крошево. «Надо сказать Игнатьеву: пусть ищут женщину с хорошей физической формой, порванным сиреневым пуховиком… и следами от укуса на заднице. Я слышала, как эта с… чка взвизгнула от боли, когда Берт ее цапнул. Но в суд на хозяйку собаки она не подаст — не захочет рассказывать, почему собака за ней погналась!»

Она тщательно заперла дверь номера изнутри, переоделась в пижаму и погасила свет.

Кровать была широкой и упругой. Одеяло — легким и мягким, но очень теплым. Вопреки опасениям, что от перевозбуждения сон от нее убежит, глаза почти сразу закрылись, и первую свою ночь в Воркуте Наташа проспала спокойно и без сновидений.

Проснулась она в начале десятого, когда неяркое северное солнце уже поднялось над горизонтом и послало свой робкий лучик в спальню, в зазор между шторами.

«Вот это разоспалась, — Наташа посмотрела на телефон, — хоть отдохнула с дороги! Так, Игнатьев ждет меня к одиннадцати, еще успею перекусить и выпить кофе!» — она бодро вскочила.

В гостиничной «Кофейне» на первом этаже людей было мало, но и там Наташа тут же увидела знакомое лицо. Степенный «адвокат» с аппетитом уплетал сладкий пирог, запивая его кофе с молоком, и листал какие-то бумаги в папке. Рядом на столе лежал дорогой телефон в плотном защитном футляре.

Привстав, чтобы поприветствовать даму, «адвокат» проводил ее заинтересованным взглядом и снова вернулся к своим документам.

Мужчина, сидящий у окна, не был похож на постояльца гостиницы и на приезжего. Судя по тому, как по-хозяйски он восседал за столиком, это был местный житель. Холеный красавец с уверенным и обаятельно-дерзким взглядом, блондин, явно натуральный, со скульптурной фигурой. Загорелый, несмотря на пасмурный апрель, с яркими голубыми глазами и точеными чертами лица. Одет очень просто — джинсы, жилет, голубая рубашка. Но вещи буквально вопят о своей заоблачной цене и безупречном качестве — Наташа, после 8 лет в Петербурге, научилась разбираться в дорогих брендах одежды. Рубашка обтягивала могучие плечи, широкий ремень джинсов подчеркивает плоский живот. Руки тоже ухоженные, но не изнеженные, не пухлые «подушки», как бывает у мужчин, не привыкших к физическому труду и спортивным нагрузкам…

«О, как, мне кажется, могли вы

Рукою, полною перстней,

И кудри дев ласкать — и гривы

Своих коней…» — вспомнилась Наташе песня из отцовского любимого фильма о гусарах в трогательном исполнении юной актрисы, девушки с нежным лицом, в воздушном белом платье и кокетливой шляпке.

Внезапно мужчина посмотрел на нее. И улыбнулся, приветливо кивнув. Улыбка у него была ослепительно-белоснежной. «Шведские виниры раздобыл, или отечественными обошелся?» — призвала на помощь свой сарказм Наташа, чтобы перестать завороженно пялиться на этого самодовольного красавца, как ошалевшая девчонка на своего кумира. «А вот это надо бросить. Стоит мне вот так потерять голову из-за мужчины, и тут же происходит катастрофа. Уже дважды так было — всем тяжело пришлось из-за того, что я дала много воли чувствам и послала подальше рассудок. Значит, надо запомнить урок и не повторяться…»

Наташа заказала чебурек, яичницу по-деревенски, сырники и эспрессо, помня слова Ефима: «На севере Коми можно забыть о диетах — там если будешь калории считать, из простуд не вылезешь, особенно зимой. Организм на обогрев столько калорий тратит, что можно не бояться за фигуру. Среди местных толстяков мало, хотя люди едят хорошо. Поешь посытнее, мерзнуть не будешь».

Мужчина у окна снова посмотрел на нее, неспешно лакомясь булочкой с корицей и белым кремом и допивая свой кофе. «Ничего из себя не изображает, как будто вся на виду. Но вот именно — как будто. Интересная женщина. В том числе и внешне»…

Доев булочку, блондин запил ее последним глотком кофе, положил на стол тысячную купюру и вышел. Наташа увидела в окно, как блондин, на ходу застегивая короткое пальто, идет к припаркованному передними колесами на тротуаре черному джипу — такому же ухоженному, сверкающему и самодовольному, как его хозяин. «Ну да, у него в салоне, конечно же, печка, и ему пуховик без надобности — только движение сковывает», — со знанием дела подумала Наташа, хозяйка огромного, как трамвай, «Лэнд-круизера». Дамские автомобили и модные тенденции стиля «автоледи» оставляли ее равнодушной. «Мне машина для практических целей нужна, а не для понтов, — говорила она, — и я не буду лак для ногтей под цвет авто выбирать и прикид, как в „глянце“, у меня других забот хватает!» По армейской привычке Наташа предпочитала добротные основательные машины, которые проедут и по Невскому, и по самому глухому бездорожью. «А эти пестрые гламурные „мыльницы“ смотрятся, конечно, „миленько“, но даже по грунтовке уже не проедут, на проселке заглохнут, а от легкого удара тут же вмятинами покрываются, и прощай. красота… Эти игрушки только для девиц, которые кроме салона красоты и магазинов никуда не ездят…»

Невольно она задержала взгляд на джипе красавчика-блондина. Knight XV, огромный, могучий. На широченных колесах свирепо ощетинилась шипами самая лучшая зимняя «резина». «Тоже мне, воркутинский Терминатор, — Наташа доела яичницу, подобрала с тарелки последний розовый кругляш сосиски и придвинула к себе румяные сырники, щедро сдобренные сметаной, — какие мы пафосные, два джипа охраны рядом маячат… А зачем на тротуар колесами вперся? Фу, как некультурно! Понторез!»

Выкурив сигарету на улице, Наташа нашла на карте Воркуты в телефоне адрес отделения полиции на бульваре Пищевиков, куда ее приглашал накануне Игнатьев, составила маршрут и поняла, что пешком доберется гораздо быстрее, чем на транспорте. «Удобный город. Все поблизости!»

Она вышла на улицу и бодро зашагала по расчищенному от снега тротуару, слушая бормотание телефонного помощника-навигатора. «Среди белого дня в меня ничем не кинут. Тем более в центре города. А разминка после такого сытного завтрака мне необходима».

*

Капитан Игнатьев спустился к проходной и приветливо кивнул Наташе:

— Отдохнули с дороги? Прекрасно. Пройдемте.

Теперь, в помещении, без теплой куртки и шапки, светловолосый и худощавый, он выглядел совсем молодым, не старше тридцати лет. Форма ладно сидела на нем, форменные ботинки сверкали.

«Неужели я приехала только вчера? А кажется, что уже несколько дней прошло… Нормально отдохнула. Чуть по кумполу не словила у оврага!»

Поднимаясь по лестнице за капитаном, Наташа ловила на себе заинтересованные взгляды встречных. Все безошибочно угадывали в ней приезжую. «Точно не на вахту приехала, — читалось в их взглядах. — В гости к кому-то? Адвокат? В командировку?»

Игнатьев провел Наташу в кабинет, где стоял еще один стол. За ним восседал вихрастый парень в джинсах и свитере и что-то вдохновенно молотил на клавиатуре компьютера. Он даже не повернул голову на стук двери.

— Стажер наш, — пояснил капитан, — отчет составляет по вечернему выезду… Ты, Арсеньев, очень там не расписывайся, на сагу о Форсайтах пишешь.

— Это точно, не сагу, товарищ капитан, — весело отозвался Арсеньев, — не сага… Дело обычное, выпили парни лишнего и драку в заведении устроили, друг друга побили, обстановку попортили, сейчас в КПЗ синяки почесывают… Ничего нового.

— На таких делах руку и набивают, — ответила Наташа.

— За долгую зиму у приезжих тормоза отказывают, — пояснил Игнатьев, — местные-то привычные, а кто на вахте или в командировке, часто пошаливают. Знаете наш местный анекдот? "- У вас что, не было лета? — Было, но я в тот день работал в шахте».

Наташа улыбнулась. Она вспомнила, как нелегко ей пришлось в первый год замужества, когда она из родных крымских субтропиков перебралась к мужу в Петербург, где, как шутили местные жители, можно увидеть «не пятьдесят, а двести оттенков серого». Часто серое низкое небо, неутомимо хлюпающий дождь или студеная водяная пыль, раскисшие клумбы, а в лесопарках и у водоемов — злые и вечно голодные комары с мощными хоботами. Как-то они с Виктором пошли гулять в Удельный лесопарк, самонадеянно забыв куртки в машине. Вместо неспешной прогулки по аллеям вышло сплошное махание руками и хлопанье по кусачим тварям, атаковавшим парочку со всех сторон.

Июнь в Питере — «черемуховый холод», когда очень редко можно выйти из дома без куртки, а то и свитер приходится натягивать. В июле нередко случается, что вместо шортов и сандалий нужны джинсы и кроссовки, а вместо сарафана — ветровка. В августе лето идет к закату, снова начинаются монотонные дожди и с Ладоги тянет холодом. В первый год в северной столице Наташа нередко просыпалась по утрам под стук дождя с мыслью, что, может, зря она так поторопилась с замужеством, если из-за этого пришлось сменить свой солнечный край на это пасмурное царство, когда каждый вечер в прихожей сушатся на распорках мокрые кроссовки, а зонтик днем, бывает, не закрывается.

Но потом пришло лето, дожди почти сошли на нет, город осветило солнце, и ему, неяркому, более сдержанному, чем на юге, все обрадовались, и город под его лучами расцвел, сбросил с себя серую хмарь, сменил ее на серебристые сумерки белых ночей, и Наташа перестала думать о том, что поторопилась с переездом. «Нет, ради такой красоты можно потерпеть и частые дождики!» А на кого-то непогода действовала так, что руки сами тянулись к бутылке, а потом под хмельком трудно было удержаться от хулиганства, вандализма или криминала. «Дождевое обострение», — шутил о таких Игорь Никольский…

Беседуя с Игнатьевым, Наташа поведала о том, как увидела на экране вебкамеры машину, сбившую человека и запомнила номер. И в ходе своего рассказа задавала вопросы о том, что ее интересовало.

Михаил Антонович Анисимов, 36 лет, был прорабом в частной строительной фирме. Больших строек в Воркуте сейчас не было, и рабочие выполняли чьи-то приватные заказы. «Особняк кому-то строили; еще там что-то, по мелочи…» У Михаила были 33-летняя жена Инга и десятилетний сын Всеволод.

И ошеломляющая деталь — тот самый алый «Пежо» числился в собственности у Инги Трофимовны Анисимовой, в девичестве — Грошевой. Но накануне того рокового дня женщина подала заявление в ГИБДД об угоне машины с парковки торгового центра «Москва». По ее словам, Анисимова провела в залах торгового комплекса около часа, вышла с покупками и не обнаружила своего четырехколесного друга там, где его оставила. Камеры у «Москвы» зафиксировали только какую-то неразборчивую согнутую фигуру в сером капюшоне, которая крутилась среди машин, а потом уехала на красном «пежо» Анисимовой. «Тухлое дело, — говорил сотрудник ГИБДД, с которым беседовал Игнатьев, — мы так и подумали: пропала тачка. Можно искать до морковкиного заговенья. Они сейчас все в капюшонах орудуют, все одинаковые, как инкубаторские, натянул — и родная мать не узнает!»

А на следующий день машина Анисимовой объявилась на Тиманской улице и сбила мужа Инги. Потом автомобиль нашли на дне оврага, перевернутый, сильно побитый, со снегом в салоне… Внутри не удалось обнаружить ни одного пригодного для раскрытия преступления следа того, кто сидел за рулем — снег уничтожил всё.

— Инга Анисимова в это время была в школе, — сказал Игнатьев Наташе, — смотрела в школьном театре спектакль, где у ее сына была главная роль. Все слышали, как она в антракте выговаривала кому-то из сотрудников, что на сцене очень пыльно, и дети этим дышат.

«А когда я смотрела спектакль, который Младшенький с друзьями играли в садике, то больше смотрела на сына, чем на пыль, — заметила Наташа. — Я именно за этим и на праздник пришла, посмотреть представление, а не докапываться к персоналу! Ура, значит, мимо титула „самая фиговая мать“ в этом году я пролетаю!»

— Накануне у нее угнали машину, — сказала она вслух, — я запомнила, что «пежо» был новеньким, из прошлогодней серии, весьма ощутимый ущерб… И на следующий день она как ни в чем не бывало распекала персонал школы за плохую уборку?

Игнатьев пожал плечами:

— Я об этом не задумывался. Наверное, Инга Трофимовна не хотела нагружать ребенка своими взрослыми проблемами и старалась при нем вести себя как прежде, пришла на его спектакль, чтобы не огорчить, но все-таки не сдержалась и сорвалась на сотрудниках школы, увидев клубы пыли на сцене.

— Да, — невесело кивнула Наташа, — встречала и я таких женщин, которые не считают нужным держать себя в руках, когда у них что-то не ладится, и тут же находят себе оправдание. Я нахамила старушке в автобусе потому, что перед этим меня обидела свекровь. Я наорала на продавщицу в «Пятерочке» из-за того, что у меня нелады с мужем. Я поругалась в очереди и всех послала в пеший тур потому, что у ребенка режутся зубки, и я не выспалась. Поймите меня правильно и пожалейте даже если я вылила на вас ушат помоев, я ведь такая несчастная… Терпеть не могу таких. У меня тоже бывают проблемы, и даже серьезные, но это только мои проблемы, окружающие тут не при чем… А вот посмотрите, что я вчера нашла на месте происшествия, — Наташа достала из сумки пакет с находками. — Решила съездить к оврагу и посмотреть поближе. Только я подобрала в снегу вот это, как в меня запустили куском сосульки из кустов. А потом этот метальщик попытался удрать, а чья-то собака сорвалась с поводка и тяпнула его за задницу. Это кусок от его куртки… Скорее, ее, — поправилась Наташа, вспомнив расшитые пимы и затканную цветами подкладку порванного пуховика. — Я запомнила обувь человека, бросившего в меня ледышкой, когда он убегал. Подруга рассказывала мне о потрясающе красивой вышивке на женских пимах в этих краях… Так вот, у убегавшего были как раз такие. Я предположила, что это была женщина.

— С этого места подробнее, — попросил Игнатьев, изучая колечный пружинный массажер «Су-Джок» для пальцев и оторванный кусок сиреневого пуховика. — Расскажите в деталях о своей поездке на Тиманскую и о происшествии.

Наташа подробно поведала о вечернем приключении, стараясь не упустить ни одной детали. Капитан оказался хорошим слушателем. Он ни разу не перебил ее, только кивал и что-то вщелкивал в свой компьютер. Потом, когда Наташа прочитала распечатку и расписалась, что с ее слов все записано верно, встал:

— Может, чаю? Или кофе?

Наташа согласилась на кофе, и Игнатьев включил чайник и достал из сейфа банку «Гранд премиум» и пачку «Сыктывкарских» вафель. И спросил:

— Вы предполагаете, что массажер уронил убийца? Сидел, массировал себе пальчики, ожидая Михаила Анисимова, а сейчас вспомнил о пропаже и решил ее поискать; увидел, как вы шарите в снегу и запаниковал?

— Запаниковала, — поправила Наташа. — Вы знаете, я почти уверена: это была женщина, — она с благодарностью взяла кружку с горячим кофе и вафлю из упаковки, — в очень хорошей физической форме, судя по всему, еще молодая — как она метнула ледышку, как улепетывала!.. Я в десантуре научилась разбираться в таких вещах. Да и вряд ли здесь есть парни, способные напялить куртку с цветастой подкладкой и вышитые пимы…

— Таких в Воркуте точно нет, — подал голос вихрастый Арсеньев, тоже подтянувшись к кофейному столу с кружкой и жадно глядя на вафли.

*

— Женщина-спортсменка, — повторил Игнатьев, — обладающая хорошей физической подготовкой и немалой силой.

— Собака догнала ее метрах в двухстах от места происшествия, — заметила Наташа.

Стажер Арсеньев невольно фыркнул, представив себе эту картину.

— В таких случаях первое подозрение всегда падает на жену, — сказал Игнатьев, — поэтому мы досконально проверили алиби Инги Трофимовны. И насчет машины тоже. Нам предъявили запись видеокамеры с парковки у «Москвы». Вы уверены, что правильно запомнили номер?

— Расстройствами памяти не страдаю, — ответила Наташа.

— В таком случае получается, — потер переносицу капитан, — что машину угнали специально, с целью свалить убийство Михаила Анисимова на его жену, и один из злоумышленников — женщина.

— Настоящая каскадерка, — Наташа взяла вафлю, — если машина слетела в овраг после наезда, и к приезду полиции водителя в салоне не было — значит, она сумела как-то погасить падение, выбраться и сбежать. И судя по тому, что я видела, не пострадала.

— В «пежухе», наверное, подушки безопасности качественные, — с легкой завистью сказал стажер.

— Все равно, — ответил начальник, — без хорошей подготовки даже при хороших подушках падение в овраг так легко не перенесешь. Машину хорошо покувыркало по склону, и треснулась она прилично. А водителю — водительнице — хватило нескольких минут, чтобы вылезти из салона и скрыться.

— Я могла бы помочь вам в расследовании, — предложила Наташа, — несколько раз я работала внештатным консультантом-дознавателем у своих друзей, адвокатов по уголовным делам, и помогла им распутать дело.