**Глава 1. Сеанс**
*«Страх — это не враг, — говорю я, перебирая карандаш в пальцах. — Это компас. Он показывает, где спрятана правда». *
Он молчит. Всегда молчит первые десять минут. Его пальцы нервно теребят рукав пиджака — размеренно, как метроном. *Тик-так. Тик-так.* Если бы не этот звук, можно было бы подумать, что он труп.
— Даниил, — опускаю голос, — вы опять не спали?
Его глаза поднимаются на меня. Зрачки расширены, будто вбирают весь свет в комнате. Когда он наконец открывает рот, воздух пахнет ментолом и… горелым сахаром. *Как тогда.*
— Она не любит, когда я сплю, — шепчет он. — Тень приходит во снах.
Я делаю пометку в блокноте: *«Повторяет тезис о «Тени». Возможно, диссоциативное расстройство?«* Но рука дрожит. На столе между нами лежит его личное дело — фотография третьей жертвы. Женщина с родимым пятном в форме полумесяца на шее. *Как у меня.*
— Расскажите о Тени, — говорю я слишком резко.
Он наклоняется вперед, и его дыхание касается моего лба.
— Ты же видела её, Анна Викторовна. В зеркалах. В окнах поездов. В каплях дождя на стекле… — Его голос становится мягким, почти ласковым. — Она научила нас *стирать* грехи. Сначала огнём. Потом кровью.
Внезапно он хватает мой блокнот и рисует на последней странице спираль, переходящую в змею, кусающую собственный хвост.
— Вот ключ, — бормочет он. — Ищи в стене. Там, где плакал ангел.
Сердце колотится так, будто хочет вырваться из грудной клетки. Я знаю этот символ. *Знаю.* Он был на стене в моей спальне, когда мне было семь. Замазан краской после аварии.
— Откуда вы… — начинаю я, но дверь распахивается. Медбрат извиняющимся жестом указывает на часы: время сеанса вышло.
Даниил встаёт, поправляет очки и на прощание роняет:
— Спроси у Громова, что они сожгли в печи «Рассвета». Или хочешь, чтобы следующей была *твоя* сестра?
У меня никогда не было сестры.
…Когда кабинет пустеет, я поднимаю с пола его рисунок. На обороте — дата: **12.09.1999**. День пожара в приюте. И мелким почерком в углу: *«Прости, Тень»*.
В ящике стола, под папкой с делом Даниила, я нахожу свою детскую фотографию. На заднем фоне — чёрные стены «Рассвета». А в кармане халата… медный ключ, которого не было там утром.
**Глава 2. Чернильные тени**
Архив городской больницы №3 пахнет плесенью и старыми страхами. Я крадусь по коридору, прижимая фонарик к груди, как броню. Ключ Даниила холодом жжёт карман. *«Где плакал ангел»* — его слова крутятся в голове. Надо найти стену с фреской, о которой говорила бабушка-вахтерша. Там, в отделе *«Закрытые учреждения 1990–2005»*.
Лифт скрипит, останавливаясь между этажами. Воздух густеет. В темноте за стеклом мелькает силуэт девочки с косичками — как на моей детской фотографии. *«Это не ты», * — шепчу я, нажимая кнопку экстренного вызова. Когда свет вспыхивает, на полу остаётся мокрая тропинка следов… детских босых ног.
**Секция B-12** — здесь даже пыль кажется старой. На стене под треснувшей штукатуркой проступают контуры ангела с обугленными крыльями. Его лицо стёрто, но в глазах — дыра, как пулевое отверстие. Вставляю ключ.
Скрытая ниша открывается с хрустом. Внутри: папка *«Проект «Катарсис». Отчёт 1999»* и VHS-кассета с надписью *«7-я группа. Последняя сессия»*. Руки дрожат, когда я достаю пленку.
Первая страница отчёта:
> *«Цель: Экспериментальная терапия детских ПТСР через перенос вины на архетип «Тень» (избранный субъект группы). Участники: 7 детей 6—8 лет. Куратор: д-р Громов. Результат: Необратимые изменения психики у «Тени». Рекомендация: Прекратить финансирование, ликвидировать свидетельства»*.
Внизу — список детей. Строка №5: **«Анна К. («Тень») «**.
**Шорох за спиной.** Оборачиваюсь — никого. Но на столе, где секунду назад лежала кассета, теперь стоит кукла с выгоревшими глазами. В её руке записка: *«Не включай. Он услышит»*.
Включаю
Экран шумит. Черно-белое изображение: комната с зеркалом Гезелла. За стеклом — девочка в моём синем платье. Это я. *Но я не помню.*
> **Голос за кадром (Громов):** *«Начнём, Тень. Покажи, как ты спасаешь их от плохих поступков»*.
>
> Девочка берёт ножницы. На столе — кролик.
> *«Если я обрежу ему лапы, Маша не станет бить котёнка?«* — спрашивает она.
>
> **Громов:** *«Да. Но ты должна запомнить: это не ты причиняешь боль. Это их грехи»*.
Экран гаснет. В тишине слышу дыхание — не своё. На стене архива, поверх ангела, кто-то кровью вывел: **«ОНА ВЕРНУЛАСЬ»**.
Внезапно свет фонаря выхватывает фигуру в дверях. Громов. В его руке — шприц с мутной жидкостью.
— Анна Викторовна, — голос как скользкая нить, — вы же знаете, что нестабильным сотрудникам нельзя работать с архивами.
Он делает шаг вперёд. Я хватаю кассету и бросаюсь к окну. Удар. Стекло бьётся, и ветер врывается в комнату, унося обрывки документов. Где-то внизу воет сирена.
Когда прибегает охрана, Громов уже исчез. На полу валяется его блокнот. Последняя запись:
*«12.09.2024. Рецидив у субъекта №5. Активированы имплантированные воспоминания. Начать фазу «Очищение»«*.
В кармане халата нахожу конфету в обёртке 1999 года. Внутри — свёрнутый детский рисунок: я и Даниил, держащиеся за руки у костра. На обороте почерк Громова:
*«Выбери: гореть или помнить»*.
**Глава 3. Дом забытых голосов**
Заброшенная лечебница «Рассвет» высилась как кривое ребро, впившееся в чёрное небо. Ветер выл в разбитых окнах, словно души детей, сгоревших заживо, так и не смогли покинуть это место. Вера «Сова» ждала меня у входа, её лицо освещала керосиновая лампа, отбрасывая тени, похожие на когти.
— Ты опоздала на двадцать лет, — прошипела она, протягивая мне ржавый ключ. — Но **она** всё ещё здесь. Тень. Она любит гостинцы.
Ключ был обмотан детскими волосами. Моими?
***
Подвал лечебницы пах сыростью и формалином. Стены испещрены царапинами — не когтями, а буквами. **«ПОМОГИ“, „НЕ ВЫБИРАЙ“, „ОН ВСЕХ УСЛЫШИТ»**. Фонарь выхватывал из темноты камеры с кроватями, прикованными цепями. В одной из них — кукла в моём платье, с лицом, изрезанным ножом.
— Здесь их «чистили», — голос Веры сливался со скрипом половиц. — Громов называл это терапией. Говорил, боль — это язык, на котором говорит бог.
Внезапно она схватила мою руку и прижала к стене. Её пальцы холодные, как трупные.
— Ты ведь помнишь, как он водил тебя по этим коридорам? Ты была его любимой куклой. «Совершенная Тень», — выдохнула она. — Он вживлял нам воспоминания, как мины. Ты должна была забыть… Зачем вернулась?
Из темноты донёсся смех — высокий, детский. Марк вышел из-за колонны, его пальцы перепачканы краской. В руке он сжимал рисунок: я стою над телом Даниила, а из моей груди растёт чёрный цветок.
— Она в тебе, — прошептал он, тыча в рисунок. — Ты разрешила ей проснуться, когда включила кассету. Теперь она видит сквозь твои глаза.
***
Комната 13. Дверь заперта, но из щели под ней сочится красный свет. Ключ Веры подошёл. Внутри — проектор, направленный на стену. На плёнке дата: **12.09.1999**.
Я нажимаю кнопку
Экран показывает **меня** в 8 лет. Я сижу в кругу детей. Громов в белом халате ставит передо мной куклу.
— Это ты, Тень, — говорит он. — Когда они делают что-то плохое, ты забираешь их вину. Сегодня Маша украла хлеб. Твоя задача — наказать куклу.
Девочка-я берёт нож. Камера приближается к её глазам — пустым, как у рыбьей тушки.
— Если я разрежу ей живот, Маша станет хорошей? — спрашиваю я.
— Нет, — улыбается Громов. — Но она будет думать, что это сделала не она.
Кровь куклы заливает экран. Звучит детский плач. Не из записи — за моей спиной.
Оборачиваюсь. В углу сидит девочка в горелом платье. Это я. Настоящая я.
— Он научил нас делиться болью, — говорит она, поднимая лицо. Кожа слезает, как воск. — Но когда пришёл пожар, все выбрали тебя. Ты сгорела вместо нас. Почему теперь хочешь забрать своё?
Стена за ней трескается. Из щелей выползают чёрные тени, как жидкий дёготь. Они тянутся к моим ногам.
— Ты голодна, — смеётся девочка. — Съешь их. Съешь всех.
***
Я бегу, но коридоры лечебницы множатся. На стенах — фото жертв Даниила. Их лица теперь имеют мои черты. Голос Громова звучит из репродукторов:
— *Субъект №5 входит в фазу распада. Активировать протокол «Очищение»*.
В кармане жжёт конфета 1999 года. Разворачиваю её — внутри человеческий зуб. На нём гравировка: **«А.К. 7 лет»**.
***
**После побега:**
— В парке возле лечебницы я нахожу тело Веры. В её руке записка: *«Они не дети. Они семена»*.
— В телефон приходит СМС с неизвестного номера: видео, где Даниил в моей квартире листает детский дневник. *Мой* дневник.
— Зеркало в ванной показывает моё отражение с чёрными глазами. Оно шепчет: *«Только двое могут выжить. Ты или я»*.
**Глава 4. Кровь на холсте**
Марк сидел на полу своей палаты, окружённый рисунками. На этот раз они были иными: не абстрактные символы, а чёткие портреты. Женщина с пепельными волосами и глазами, как у Анны. Мужчина в очках, разбивающих свет на блики — точная копия её отца. И девочка, держащая за руку мальчика у горящего здания.
— Ты обещала, что мы сбежим, — сказал он, не поднимая головы, когда я вошла. Его пальцы сжимали потёртого плюшевого медведя с оторванным ухом. *Моего медведя.* Того самого, что сгорел в приюте.
— Откуда у тебя это? — голос сорвался, будто его вырвали из горла.
Марк повернул к мне лицо. В его глазах отражалось пламя, которого не было в комнате.
— Ты назвала его «Миша», — прошептал он. — Когда мы прятались в подвале, ты говорила, что он защитит нас от Тени. Но это неправда. *Она* забрала его первой.
Сердце заколотилось. Обрывки памяти: темнота, плач, запах гари. Рука маленького мальчика в моей. *«Марк, держись!»*
— Нет… Тебя не было в списках, — пробормотала я, листая в уме документы из архива. *Семь детей. Анна К. (Тень). Шесть других.* Но имя Марка там не значилось.
Он встал, подошёл вплотную и приложил ладонь к моей груди, где под кожей бешено стучало сердце.
— Громов стёр меня. Сделал «пустым», чтобы ты забыла. Но я помню. — Его пальцы дрожали. — Мы были семьёй. До того, как нас отдали в «Рассвет».
Из кармана он достал половинку медальона. Вторая половинка — с фото матери — лежала у меня в шкатулке дома.
— Почему ты молчал? — выдохнула я.
— Ты не была готова. — Он отступил к окну, где луна рвала тучи на клочья. — Тень съедает тех, кто вспоминает слишком быстро.
Внезапно дверь распахнулась. Ворвались санитары с шприцами. Марка скрутили, а он кричал, вырываясь:
— Они нашли меня! Ты должна закончить то, что начали! Убей её! Убей Тень!
Когда его уволокли, я подняла с пола медальон. На обратной стороне гравировка: **«Анна и Марк. 1998»**.
***
**Сцена в кабинете Громова:**
Он ждал меня, перебирая чётки. На столе — наша детская карточка из приюта.
— Вы хотели, чтобы я его не узнала? — бросила я медальон на стол.
Громов улыбнулся, как учёный, наблюдающий за удачным экспериментом.
— Марк был… побочным эффектом. Вы слишком привязались друг к другу. Это мешало терапии. — Он ткнул пальцем в фото, где мы с Марком стоим у входа в приют. — Ваша связь давала силу сопротивляться Тени. Мне пришлось *переписать* его роль.
— Он мой брат! — крикнула я, хватая нож для вскрытия конвертов.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.