Бесплатный фрагмент - Таня, Рита и Рыжик, или Повесть о рыжем котенке

Глава первая

1. Выброшенный на улицу

Рано утром, в самом начале сентября, во дворе пятиэтажного дома, на одной из центральных улиц города, неизвестно откуда появился маленький котёночек, которому, судя по его размерам и вообще по всем остальным признакам, от роду было чуть больше двух месяцев. Беленькое, напоминающее аморфный треугольничек, пятнышко на грудке, беленькие миниатюрные носочки на передних лапках — в остальном рыжий, огненно пламенеющий, не так уж часто встречающийся окрас. На фоне грязно-серого асфальта он выделялся своей броской яркостью, привлекавшей взгляды многих прохожих. Знатоки и ценители кошачьего сообщества, не раздумывая, отнесли бы его к самой простенькой, обыкновенной породе, — одним словом, к разряду что ни на есть непородистых кошек. Для них рыженький принадлежит к не элитной, мало знатной породе. Это, конечно, не совсем так. Он по-своему красив, приятен, так и хочется остановиться, погладить его и сказать нежное, ласковое слово. На него смотришь с большим и трогательным умилением, и в душе человеческой в этот момент, хоть на один миг, на одну секунду, просыпается, невзирая ни на какие жизненные превратности, тёплое и доброе чувство к этому малюсенькому и милому существу.

Жильцы дома, торопившиеся на работу, с глубоким состраданием оглядывались на него, те, кто почерствее сердцем вообще не обращали на него ни малейшего внимания. Некоторые останавливались и с жалостью смотрели на жалобно мяукающее, слабенькое существо и приходили, не сговариваясь, к одному и единственному выводу: кто-то поступил очень жестоко, выбросив котёнка на улицу. Те жильцы, которые не сильно торопились на работу и выходили из подъезда не торопясь, степенно, подходили к плачущему котёночку, стояли возле него по несколько минут, выражая на своих лицах угрюмое, с примесью скорби, сочувствие. Смотрели с безмолвным и глубоким соболезнованием и вместе с тем с горьким и справедливым упрёком к тому представителю рода человеческого, который так бесцеремонно, бессердечно, жестоко вышвырнул на произвол судьбы такую беззащитную даже перед самой паршивой козявочкой малявочку. Сердобольные женщины, глядя на испуганного и призывно мяукающего, явно просящего о помощи котёнка в один голос говорили, что он не из их дома и выражали твёрдое мнение, что его принесли откуда-то со стороны. И ещё сходились на мысли: в их доме нет таких немилосердных, жестоких людей. Этот котёночек — подкидыш. Кто-то, видимо, рассчитывал на то, что найдутся, в конце концов, добрые люди и возьмут его к себе домой. Сам он не мог добраться сюда, потому что слишком мал и слаб.

Людмила Петровна, женщина лет тридцати пяти, с мягкими, спокойными чертами лица, подошла к малявочке, присела рядышком и погладила её по головке, потом по спинке, провела пальцами по хвостику в чем-то схожем с маленькой, еще не выросшей морковкой. Котёночек сразу перестал мяукать и с радостной, видимо, долгожданной надеждой прижался к тёплой, вкусно пахнущей ладони женщины, приткнулся к ней своей кругленькой мордочкой, доверчиво упёршись в неё головкой, всем своим миниатюрным, будто игрушечным, тельцем, пытаясь найти приют и тепло. Котёнок успокоился и тихо замурлыкал. Потом Людмила Петровна взяла котёнка за холку двумя пальцами, приподняла и присмотрелась к нижней части пушистенького брюшка. Когда малыш задёргался задними ножками, опустила его на прежнее место и с умилённой улыбкой сказала: «Котик!» — и опять начала гладить его по головке и по спинке.

— Какой же ты хорошенький, такой маленький, миленький, — казалось, хотела она вложить в свой голос всю женскую мягкость и теплоту. — Ты хочешь кушать. Я знаю, но я не могу сейчас ничего тебе принести. Я тороплюсь на работу. Мне надо учить маленьких несмышлёнышей. Таких же почти, как ты. Некогда мне сейчас возвращаться домой. Ты понимаешь меня? — виновато улыбнулась она. — Если я вернусь, то опоздаю на работу. Потерпи немного. Придут девочки из школы и накормят тебя. Обязательно накормят. Крошечка, малявочка рыженькая, — и её пальцы со спинки перешли на хвостик.

Взглянув на свои ручные часики, Людмила Петровна поднялась с корточек и очень быстро, часто стуча по асфальту каблучками туфлей, ушла от Рыжика. Пройдя несколько шагов, всё-таки обернулась и помахала ему ручкой.

Подняв торчком хвостик, растопырив ножки, слегка задрав мордочку, котёнок удивлёнными круглыми глазками смотрел на женщину и ему страшно хотелось побежать за ней.

В той ласке, которую котёнок только что испытал на себе, он учуял что-то знакомое, похожее на то, что проделывала с ним Людмила Петровна. Конечно, он не заметил, что на ней был очень красивый серый костюм, сшитый по её фигуре, красивая розовая кофточка, большие бусы, в руке была коричневая сумка с книгами и тетрадями. Ничего этого котёночек не приметил. Когда Людмила Петровна, помахав ему ручкой, скрылась за углом дома, он остался один посреди большого пространства, которое называлось двором. Молча, неподвижно застыв на одном месте, он с явным сожалением провожал эту ласковую, добрую женщину. Но ощущение того, что от неё исходило, то, как она долго и ласково поглаживала его, будоражило его неокрепшую, слабенькую память в том направлении, что такое уже когда-то было, что он переживал такие приятные моменты в своей жизни. И он вспомнил маленькую хозяйку, которая совсем недавно ухаживала за ним, также поглаживала головку, спинку, хвостик. И женщина, которая подошла и нему, и маленькая хозяйка одинаково ходят на двух ногах, имеют по две руки, ласковые и приятно пахнущие, только вот женщина повыше, посильнее, голос у неё немного покрепче, посильнее. А в остальном всё одинаково. Котёнку было очень досадно и непонятно, почему большая женщина так неожиданно перестала его поглаживать, говорить тёплые слова и вдобавок ко всему внезапно от него ушла. Проводив грустными глазками Людмилу Петровну, он медленно, стараясь сообразить, в какую сторону лучше податься, неуверенно потопал к высокой старой липе, буйно разбросавшей во все стороны густые пышные ветви и выросшей намного выше пятиэтажного дома. Котёночек был настолько мал, что всякая, даже самая незначительная неровность на дворовом асфальте представляла для него труднопроходимое препятствие. Он спотыкался, валился на бочок, когда по неопытности и по незнанию местности попадал в какое-нибудь малюсенькое углубление или натыкался на мизерную кочку, малюсенький камешек, — и для того, чтобы выбраться на ровное, открытое место, приходилось прилагать поистине невероятно отчаянные усилия. Но до липы всё-таки доковылял. Облюбовал возле неё солнечное местечко и притулился к её толстой, потрескавшейся, шершавой коре. Приподняв мордочку, к чему-то пристально присмотрелся. Он улавливал многочисленные звуки, доносившиеся из громадного пространства двора, шумного большого города, широко раздувал розовенькие ноздри, с жадностью принюхивался к различным запахам, витавшим по всей округе. К запахам принюхивался не по чистой случайности и не от любопытства. И не от нечего делать. Оказывается, за высокой стеной, смонтированной из бетонных плит, находилось большое кафе, и от него вместе с дуновением утреннего ветерка приходили ужасно приятные кулинарные запахи. Его перестали интересовать звуки. Запахи оказались намного важнее. Котёнок хотел есть. Поэтому нетрудно представить его желание как можно ближе быть к этим волнующим, манящим, дразнящим ароматам. В недрах его маленького существа начинал пробуждаться первородный инстинкт самосохранения: захотел есть — отправляйся немедленно на поиски еды. И надейся только на себя, на свою настойчивость и смекалку. Найдёшь что-либо съестное — значит, счастливчик, будешь жить, не найдёшь — пеняй на себя. Подгоняемый голодом и не переставая водить по ветру крошечными дырочками ноздрей, он отошёл от ствола липы и поковылял к серой бетонной стене, из-за которой без конца плыли приятные, уж очень аппетитные, раздражающие запахи. Он тянул нос навстречу этим запахам и шёл точно по курсу, будто его тянули за невидимую верёвочку к тому месту, где скрывалось его кошачье счастье. Котёнок жадно вдыхал воздушные струи, в которых угадывался, улавливался дурманящий запах говяжьих котлет, куриного бульона и многих других лакомств, которых ему удалось отведать во время проживания в уютной и тёплой квартире. Но там не надо было водить носиком в разные стороны, чтобы догадаться, откуда плывут приятные запахи. Стоило только протопать в укромный уголочек — там всё для него уже было заранее приготовлено: в пластиковых блюдечках — молочко, сметанка, водичка и что-нибудь ещё — малюсенькие кусочки варёной колбаски, картошки, мягкой рыбки. Хорошо жилось. Есть что вспомнить. На всём готовом. А сейчас жизнь круто изменилась в худшую сторону, в одно мгновение обернулась своей самой чёрной, самой безотрадной и даже трагической стороной. Конечно, котёнок не знал, не догадывался, почему так получилось, кто подбросил ему такую грандиозную подлость, кто повинен в том, что он остался один на один с неприветливым, странным, зачастую с жестоким миром. И в его воображении снова стали вырисовываться черты маленькой хозяйки, которая наполняла блюдечки молоком, сметанкой, водичкой и другими лакомствами. Он часто сидел у неё на коленочках, она гладила его своими теплыми, мягкими, всегда вкусно пахнущими ладошками, он безмятежно мурлыкал, слушал её напевные, нежные слова, сонно жмурился, затем сладенько засыпал, уткнувшись носиком в её пальчики. И куда всё это исчезло?

Котёнок подошёл к бетонному основанию серой стены, остановился перед её мрачной, зловещей неприступностью. Кухонные волны ещё сильнее растравляли обоняние своей сладостной привлекательностью. На унылом фоне тупо-бездушной стены он казался ещё меньше, чем на самом деле, ещё бессильнее, беззащитнее от всего, что окружало его. Раздувая ноздри, котёнок прикоснулся нежно-розовым носиком к веществу из песка и цемента, энергично обнюхал ближайшее пространство, а потом осторожно, боязливо прикоснулся к нему кончиком розовенького язычка. Вещество стены ничем не пахло, не обнаружило в себе совершенно никакого вкуса, а запахи из кафе между тем всё залетали и залетали в нос слева, справа, сверху, откуда-то снизу. Они всё сильнее и сильнее раздражали, даже злили его и непомерно разжигали, усиливали ощущение голода и неотступное желание хоть что-нибудь съесть. Последний раз котёнок ел три дня назад, вечером. Съел кусочек варёной колбаски, полакал водичку из пластиковой тарелочки — и всё. Больше ничего не ел — не хотелось. Утром, едва взошло солнце и своим радостным светом хлынуло в большие окна квартиры, он прибежал к тарелочкам: он прекрасно усвоил, что в это время в них уже было что-нибудь вкусное. Но в тарелочках к его изумлению ничего не было. Они оказались совершенно пустыми. На этот раз в них ничего не оказалось. Он обнюхал линолеум, сделал несколько кругов вокруг тарелочек в поисках пищи, затем опять подошёл к ним, обнюхал их, облизал все донышки, краешки: видимо, надеялся на какое-то чудо — а вдруг в них что-то появится. Но тарелочки оставались пустыми. Потом котёнок услышал тупые, тяжёлые шаги, которые приближались прямо к нему. Он насторожился и в тоже время обрадовался, предвкушая вкусный завтрак. На кухню пришла большая хозяйка, которая часто на него истерично кричала, топала ногами, размахивала руками вокруг головы и даже била его. Маленькая хозяйка, которую он безмерно любил и всегда ждал её, куда-то исчезла. Не было слышно ни её шагов, ни её нежного, приветливого голоса. Где же она? Кто знает? Как бы он хотел, чтобы она сейчас находилась рядом с ним. Он не знал, что в это время, кроме воскресенья, маленькая хозяйка уходила в школу. Котёнок приподнял головку и увидел над собой заспанное лицо большой хозяйки. И чуточку пискнул, облизнулся: надеялся, что в тарелочках сейчас появится что-нибудь съедобное. Хоть что-нибудь! Однако надежды не сбылись. Им не суждено было сбыться.

— Что пищишь? Не пищи! — услышал котёнок бессердечный голос большой хозяйки. — Ничего не дам! И не жди!

После всех грубых слов большая хозяйка наклонилась, грубо и бесцеремонно схватила его рукой и сжала так сильно, что ему стало тяжело дышать. Но, несмотря на это, ему очень хотелось лизнуть её ладонь, от которой исходило согревающее тепло и пахло какой-то вкуснятиной. Но лизнуть её руку не представлялось никакой возможности. Так крепко сжимала она его слабенькое тельце. Котёнок несколько раз жалобно пискнул, подавая сигнал, что такое обращение с ним ему не нравится. Затем предпринял попытку избавиться от навязанной неволи, от насилия и для этой цели приподнял отвисшие задние лапки, ища точку опоры, но рука большой хозяйки так сжимала его, что освободиться от неё явно не хватало силёнок. Большая хозяйка вышла из квартиры, спустилась по лестнице на улицу и, продолжая сжимать его тельце какими-то тисками, двинулась в неизвестном направлении. Шла долго. Котёнку уже стало невмоготу переносить такое тяжкое испытание. Хотелось освободиться от этого ненавистного плена, от тисков, которые продолжали немилосердно сжимать животик, грудку, передние лапки. От них ему было не только неудобно, но и больно. Он бессильно опустил головку и молчал, потому что силы иссякли, и не оставалось энергии даже слабенько пискнуть. Большая хозяйка неторопливо шла мимо высоких домов, заходила во дворы, петляла мимо каких-то заборов, сараев, прошла через рощу и, наконец, остановилась около глубокой ямы. Утром котёнок хотел есть, а сейчас это желание совсем исчезло. Осталось только одно желание — поскорее хозяйка отпустила бы его на все четыре стороны. Хотелось быть на воле, делать что угодно и как угодно. Хотелось поскорее высвободиться от проклятых тисков. Вкусный запах, исходивший от руки хозяйки, стал самым ненавистным запахом.

Наконец, котёнок дождался желанного освобождения. Большая хозяйка поставила его на холодную голую землю и тут же куда-то исчезла. Котёнок очутился в другом мире, даже отдалённо не похожем на ту кухню, где по несколько раз в день кушал, лакал водичку, молочко, сметанку. В том месте, где оставила его большая хозяйка, не было того мягкого дивана, на котором он, свернувшись клубочком, безмятежно и сладко спал. А когда просыпался, играл с мягкими шариками, оставленными маленькой хозяйкой. Уходя в школу, она всегда заботилась, чтобы ему не стало скучно, когда он остаётся один дома.

Котёнок постоял, раздвинув лапки, робко оглянулся по сторонам и побрёл, куда глаза глядят. Спотыкался, сваливался в неглубокие канавки, которых было на пути более чем достаточно. Ужасно захотелось есть. А еды он нигде не встретил, хотя старался обнюхивать пространство вокруг себя. Не чувствовалось понятных запахов, какие услаждали его в домашних условиях. Он ковылял очень долго. И уже изрядно устал. Стало темно. Сильно похолодало. Котёнок совсем выбился из последних сил и устроился на ночлег под одним кустиком какого-то растения, невдалеке, по ровной дороге, проходили люди с большими собаками на поводках. Они были ему абсолютно безразличны. Слишком хотелось спать. И он уснул, свернувшись калачиком на примятой прошлогодней травке. И во сне видел мягкий пуховичок, постеленный ему маленькой хозяйкой, пластиковые блюдечки, тарелочки с вкусной едой. Проснулся рано от грохота, от которого сотрясалось всё вокруг: это спешили на стройку тяжёлые самосвалы, бульдозеры, разные краны. Котёнок встал, поёжился, встряхнулся и поковылял в неведомую сторону. Несколько раз мяукнул, видимо, звал на помощь. Никто не откликнулся. Кругом никого не было. И собак не оказалось. И бездомных кошек. Бoльшая хозяйка отнесла его в самую глушь, нежилую, отдалённую от человеческого жилья. Знала, куда нести. Почувствовав усталость, котёнок недолго посидел и снова отправился в путь. Ночью опять спал. Спал недолго — сон никак не шёл. Поэтому почти всю ночь шёл и шёл неизвестно куда. Рано утром он увидел дома, какие-то другие строения. Увидел людей. Все они куда-то торопились и не раз говаривали друг с другом. Когда стало светло от лучей солнышка, до него донеслись запахи из кафе, хотя оно от него находилось не так уж и близко. И он, немного повеселев, двинулся навстречу желанным запахам. Потом он долго и призывно мяукал, звал на помощь людей, проходивших мимо него. И тут он познакомился с теплом и лаской Людмилы Петровны. Он сидел возле липы, от которой начал путешествие к стене, отделявшей двор дома от кафе и от вкусных запахов. И всё время с грустью вспоминал квартиру, где прожил несколько поистине счастливых дней и ночей. Вспомнил маленькую хозяйку. Он её никогда не забудет. Вспомнил, как увивался вокруг её ног, ласкался, прижимался к ним, кружил вокруг них, упирался в них то правым, то левым бочком. И всегда в такие минуты сладко мурлыкал. Он вспоминал свою прошлую жизнь.

2. Познание добра и зла

Чувство голода быстро перерастало в страх, отчаяние, тревогу, что постепенно пробуждало в котёнке пока ещё дремлющий инстинкт самосохранения. Не обнаружив нигде так запомнившихся ему пластиковых тарелочек и блюдечек, он затосковал и снова, уже который раз, взялся мяукать. В туманном воображении представлялась маленькая хозяйка, и он изо всех сил призывал её на помощь. Среди шумного, гулкого города это был хрупкий, робкий и страстный призыв бессильного существа, попавшего в непоправимую беду. Это сигнал бедствия. Мяуканье сильно походило на плач ребёнка, подброшенного матерью-кукушкой к порогу детского приюта. Такой плач невозможно слушать спокойно, без душевного содрогания, без желания немедленно прийти на помощь.

Котёнок опять притопал к старой липе, шумевшей на ветру своими густыми ветвями. Крохотная малявочка, прижавшись к толстой, растрескавшейся коре дерева, всё сильнее и сильнее звала на помощь. Неизвестно к кому обратив свою кругленькую мордашечку, она мяукала до болезненной, истошной хрипоты. Котёнок уже из последних сил напрягал свой голос, но всё продолжал взывать о помощи. Он мяукал жалобно, просительно, надрывно и требовательно напрягаясь до самых невозможных пределов. Он как будто хотел сказать самые простые слова: «Ну, где же вы? Что же вы не идёте ко мне?». Казалось, эти слова вот-вот слетят сейчас с его язычка, напоминающего розовенький лепесток. У диких кошек такого не бывает. От голода и безысходности они никогда не плачут. Во всём четвероногом сообществе идёт неустанная борьба за выживание, постоянная, неутихающая схватка за жизнь. Малявочка пока не научилась этой борьбе.

От длительного и непосильного напряжения своего неокрепшего маленького горлышка котёнок вконец выбился из сил, голосок становился всё слабее, тоньше, и, в конце концов, он замолк, так и не дождавшись ни от кого помощи. Но природа беспросыпа и жестоко заставляла работать его неразвитый младенческий мозг. Природа не дремлет, не отдыхает. В экстремальных условиях не только мозг человека, но и любого животного, лихорадочно трудится над тем, как лучше, быстрее, с наименьшими потерями выйти из трудного положения, как спасти свою шкуру и выйти победителем над всеми мыслимыми и немыслимыми врагами. И в этих целях, в целях самосохранения, с молниеносной быстротой, непреднамеренно, инстинктивно обрабатывается и обобщается вся та информация, которая поступает в мозговые извилины из окружающей среды, дённо и нощно довлеющей над любым живым существом в данный момент времени, информация также поступает беспрерывно из прошлого жизненного опыта, уже пережитого и закрепившегося в повседневном поведении в форме разнообразных привычек, потребностей, склонностей. Мозг малявки тоже работал с лихорадочной скоростью. Но котёнок ещё ничего не знал и не понимал. Разумеется, он не мог вобрать всю информацию о новой среде обитания, поэтому ему не из чего выбирать тот самый шанс на спасение, который в самую критическую минуту появляется у человека и зверя. У нашего котёнка почти нет никакого жизненного опыта. Жил он не в естественных, а в домашних, тепличных условиях. За ним ухаживали, кормили, поили. Он знал людей, ежедневно ощущал тепло их рук, тела, каждый день слышал их голоса, среди которых и грубые и нежные, и он научился понимать, что означают слова «кис- кис», «брысь!», « пошёл вон!» Он знал, при каких словах можно ластиться к человеку, при каких — опрометью удирать от него.

— Брысь отсюда! — кричала часто большая хозяйка.

Она кричала на него таким изуверским голосом, с такой ненавистью, что он надолго забивался в какой-нибудь угол, чаще всего под диван, и ждал там, трясясь всем тельцем, когда из школы придет маленькая хозяйка, от которой ни разу не слышал слова «брысь» и «пошёл вон отсюда».

Образы людей во всём нехитром, примитивном наборе восприятий их свойств, повадок, различных характерных и нехарактерных черт, успели всё-таки осесть в воображении котёнка в виде информации, идущей в мозг из внешнего мира. И он уже не первый и, видимо, не в последний раз после того, как его выбросили на улицу, всё поминал маленькую девочку, ощущал тепло её рук, пахнущих какими-то красками, пряностями, чувствовал, слышал её добрые, идущие от сердца слова и вообще всю её, заботливую, отзывчивую на любой его писк, на все прихоти и детские кошачьи капризы, вкусы. По-своему, по-кошачьи, он понимал, что она очень любила его. Но самое главное состояло в том, что она каждый день приносила ему хорошую, с понятными запахами, еду, после которой всегда хотелось поспать. Чашечки и блюдечки его никогда не были пустыми. Это было главное из того, о чём он сейчас вспоминал. Столько было еды, что есть никогда не хотелось. До конца всё не поедал. Ну как тут не чувствовать такую любовь!

И сейчас котёнок думал только о людях. Ещё не отшлифованный жизнью инстинкт подсказывал: люди — это его единственное спасение. Вся надежда только на них. Укрепление его безусловного рефлекса значительно затормозилось: тепличные условия жизни подавляли его требования, загоняли в глубинные недра биологической природы. Сытая, спокойная жизнь помешала ему разойтись в полную силу. Но всё равно в призрачном, элементарном рассудке котенка то и дело вспыхивали бесформенные, размытые образы людей, которые когда-то держали его на своих руках. И он почти безошибочно определил, что эти самые смутные образы — единственный шанс на спасение. Он практически не боялся людей, как его дикие, бездомные собратья. Ведь они кормили его, поили, гладили по спинке, ласкали. И перед его глазками всплыл смутный образ Людмилы Петровны. Совсем недавно она ласкала его, говорила ему нежные слова, точно так же, как и в своё время, маленькая хозяйка. Зачем же бояться людей? Не надо их бояться. Всё плохое, что исходило от большой хозяйки, понемногу затушевалось, подзабылось, в памяти остались лишь хорошие, добрые воспоминания.

Котёнок стоял возле громадной липы и, подняв хвостик морковкой, тревожно наблюдал за всем, что происходит вокруг. Мяукать не хватало больше сил. Да и к чему это? Всё равно ни от кого нет ни какой помощи. Хоть день и ночь мяукай — никого не дозовёшься. Маленькая хозяйка куда-то бесследно исчезла. Остальные люди слышат, как он мяукает, но остаются к нему равнодушными, не видят, не слышат, не понимают его страданий, не разумеют его. И не хотят замечать и понимать их. И всё время, как в тумане, перед ним крутился образ маленькой хозяйки.

Вспоминая о ней, котёнок стал наблюдать за подъездом, из которого изредка выходили люди, эти двуногие существа. Среди них пока не замечалась маленькая хозяйка. А ему ой как хотелось увидеть её! Он ждал только её и больше никого. Слышались не те голоса, не те слова, какие он слышал от неё. Своими кругленькими, как пуговичками, глазками он с надеждой вперился в раскрытую дверь подъезда и терпеливо ждал, когда из него начнут выходить люди. Или войдут в него. Это не имеет значения. Лишь бы увидеть людей. Но двуногих существ почему-то не было. Но котёнок всё равно продолжал наблюдать: возможно, появится та девочка, его маленькая хозяйка. Но она не выходила. Он повернулся к серой стене, за которой находилась кухня. Вкусных запахов почему-то уже не было. Куда- то испарились. Перед ним громоздилась стена, не пропускавшая его туда, где можно хорошо полакомиться. Эта стена пугала котёнка своей неприступностью и своими страшными размерами.

Котёнок все сильнее ощущал безнадёжность своего положения. И ему стало жутко от того, что вокруг не появлялись люди, эти двуногие существа. Тогда он медленно, но с какой-то отчаянной решимостью побрёл к подъезду. Подошёл к первой ступеньке подиума, присел на задние ножки и с тоскливой выжидательностью стал смотреть в тёмный проём дверного прямоугольника, откуда должны выходить двуногие существа. Было тепло, и дверь была настежь открыта. Котёнку доставляло интерес смотреть внутрь подъезда: он непрестанно ждал, что из него всё-таки должен кто-нибудь выйти. Прошло немного времени, и он увидел, как из темноты подъезда вышла немножко сгорбленная старушка, в тёмном плаще и с тонкой палочкой в правой руке. Медленно и тяжело переступая ногами и сохраняя хрупкое равновесие при помощи палочки, которой она часто постукивала по цементному полу, старушка выползла на улицу, не без труда спустившись с трёх ступенек подиума, потихоньку, с божьей помощью, дошла до липы и присела очень осторожно на небольшое дубовое брёвнышко, находившееся здесь уже немало лет, высохшее, ошкуренное, чистенькое и гладенькое, потому что на нём постоянно кто-то сидел. Палочку старушка положила рядом с собой, одним концом на бревно, другим — на малорослую травку, окружавшую ствол липы почти со всех сторон. Старушка, когда выходила на улицу, не заметила котёнка: слабенькое зрение. Да и надо было спускаться на землю по ступенькам так, чтобы не упасть и не повредить руку или ногу. Зато котёнок не спускал с неё своих любознательных и повеселевших от появлений человека округлившихся глазок. Он быстро развернулся в противоположную сторону и смотрел на неё всё время с неослабевающим вниманием. И когда старушка уселась на брёвнышке, он продолжал смотреть на неё. Кто это? Кто такая? Может, она даст ему что-нибудь поесть? И котёнок, задрав морковкой хвостик, торопливо заковылял к ней. Старушка осмотрелась, прищуриваясь старческими глазами, в уголках которых поблёскивали непросыхавшие капельки слёзной влаги. Она не заметила котёнка, который неслышно подошёл к ней. Он, стоя на всех четырёх ножках, смотрел на неё и ждал от неё вкусной еды. Старушка пока ещё не замечала его. Тогда он подошёл к ней ещё ближе и уставился прямо на её лицо. Старался смотреть в глаза. Старушка всё же заметила котёнка и ласково улыбнулась.

— Откуда же ты взялся, такой маленький? — уставшим голосом проговорила она. Ее бескровные губы и острый, изрытый морщинами подбородок, мелко дрожали, когда она выговаривала слова.

Котёнок, услышав мягкий, добрый человеческий голос, обрадовался и снова начал мяукать, только ещё громче, жалобнее, ещё более просительно, чем раньше. Не переставая упорно смотреть на старушку, подошёл к её стареньким, как и она сама, изношенным, башмакам, присел на задние лапки, и опять замяукал. « Мяу, мяу, мяу», — доносились до притуплённого слуха пожилой женщины страдальчески-призывные звуки. Котёнок плакал. Его глазки сверкали в солнечных лучах серебристой влагой. Он просил, упрашивал, умолял старушку дать ему что-нибудь поесть. Хоть что-нибудь, не говоря уже о тех деликатесах, которыми кормила его маленькая хозяйка.

— Есть хочешь? — сердобольно промолвила старушка и, с трудом нагнувшись, погладила котёнка по головке.

Котёнок встал передними лапками на кончики её башмаков и снова замяукал.

— Что же твои хозяева такие нехорошие люди? — спросила старушка, мягко поглаживая Обиженного котёнка по голове и по спинке. — Выбросили тебя на улицу. Одного оставили. Нехорошие люди. Где твой дом? Не знаешь, — сама же ответила старушка, поправляя сбившийся на глаза тёмный платок. — Плохие твои хозяева. Нехорошие они люди, если выбросили тебя на улицу.

Котёнку очень понравилось, что его гладили. И снова в воображении всплыл смутный, туманный образ маленькой хозяйки. Она гладила его каждый день. Гладила нежно, с душевной теплотой, подолгу. И когда засыпал и уже спал — тоже гладила. Но ему сильно хотелось есть. Лучше бы никто не гладил. Лучше бы дали поесть. А вот после можно и погладить, поласкать. Тогда можно и поспать, как он каждый раз делал, когда маленькая хозяйка держала его на своих тёплых руках. И он начал просить еду. Глядя на старушку, жалобно замяукал. Старушка смотрела на него как на младенца, которого нерадивая мать забыла покормить своим молочком.

— Знаю, знаю, — сопереживала она. — Ты хочешь есть. Сейчас я тебя покормлю, — и её правая рука скользнула в карман плаща. Повозившись там с минуту, вытащила из его глубины кусок мягкой, как вата, белой булки, размельчила на маленькие кусочки и положила прямо к носу котёнка.

— Ешь! — от всей души сказала старушка. — Хотела гулюшек покормить, но ты, я вижу, сильно проголодался. Так и умереть можно. У гулюшек есть крылышки, они могут летать. Им легче найти пропитание. У тебя нет таких крылышек. И летать ты не можешь, — великодушно говорила старушка, поглаживая котёнка. — Ешь, ешь… Я и гулюшкам дам поесть. У меня ещё есть булка.

Котёнок присел на все ножки и с ненасытной жадностью принялся есть кусочки булки. Он впивался в каждый кусочек маленькими, но уже цепкими зубками, и проглатывал кусочки, не разжёвывая, и тихонько рычал, потому что опасался, что еду кто-нибудь отнимет. У котёнка пробуждался инстинкт самосохранения. Этот инстинкт начинал работать, действовать, ориентировать чутьё котёнка в новых условиях. Капля по капле котёнок приспосабливался к неожиданным условиям и переменам повседневного существования. Он уже, можно сказать, начинал учиться реагировать на случайно возникающие ситуации и более-менее адекватно действовать в соответствии с их требованиями. Бабуля ещё подбросила ему несколько маленьких кусочков булки. Озираясь и временами поглядывая на неё, он быстро съел эту добавку.

— Ешь, ешь, — шепелявила старушка, со смиренной улыбкой наблюдая за котёнком.– Я сейчас и гулюшек покормлю. Я им всегда приношу что-нибудь поклевать, когда выхожу на улицу. У меня и для них осталась булка, — и достала из кармана плаща булку, раскрошила её, размяла своими крючковатыми пальцами и, разбрасывая кусочки вокруг себя, стала созывать голубей:

— Гули, гули…

Сизые, пёстрые, белокоричневые и всяких других расцветок голуби, бродившие в разных концах двора в поисках всего, что можно поклевать, моментально подлетели к старушке и наперегонки замельтешили носами. С близлежащих картонных ящиков, выброшенных из киосков, с ближних деревьев, шумно хлопая крыльями, подлетели ещё голуби, и набралась целая стая. Несколько голубей подошли к котёнку. Котёнок не испугался, а только лишь зарычал, но зарычал злобно, агрессивно, так как почувствовал в птицах своих нежелательных конкурентов и, может быть, врагов. Он рычал и ненавистно озирался на голубей, что никак не вязалось с его маленьким пушистым тельцем. И голуби, уже нацелившиеся клювами на кусочки булки, по праву принадлежавшие ему, отпорхнули быстренько в сторонку. Так агрессивно котёночек рычал первый раз за свою коротенькую жизнь. Жизнь учила бороться за себя. Старушка поглядывала то на голубей, хлопотливо снующих вокруг её ног, то на котёнка и, довольная своей благотворительностью, умилённо улыбалась. И котёнка, и голубей ей было жалко. Всех хотелось накормить. Несмотря на свои немалые годы, она любила жизнь и старалась не думать о смерти. Белый свет ненагляден. Видимо, в силу этого таинственного и вечного закона, она тихо радовалась, что её булка даёт возможность жить всем этим бесприютным птичкам и этому обиженному людьми рыжему котёнку. У неё было желание помогать жить другим. На душе становилось хорошо, приятно, веселее, когда она видела возле себя голубей, собачек, кошек, кормящихся её хлебом и молочком, на что без сожаления тратила деньги из своей пенсии.

Голуби, подобрав последние крохи от булки, разбрелись по широкому пространству двора. Некоторые, организовавшись в маленькие стайки, шумно вспорхнули и куда-то улетели. Старушка смотрела на них повеселевшими глазами и про себя желала им удачных путей. Котёнок никуда не пошёл. Остался сидеть возле её башмака. Он всем своим нутром ощутил, что встретил какую-то совсем новую, ранее не известную ему хозяйку. Новая знакомая ему очень понравилась. От неё он пока не слышал ни одного колкого, гавкавшего слова, которые так любила произносить большая хозяйка, ещё не изгладившаяся из его воображения. Он доел булку, снова сел на задние лапки и округлёнными глазками внимательно присмотрелся на новую хозяйку. За короткое время он успел привязаться к ней, к её тёплому, убаюкивающему голосу. Ничего не подозревая, он боролся за жизнь. И к этому активно подталкивал инстинкт. Кто-то из великих людей мудро сказал, что жизнь сильнее смерти. Хорошо сказано. Возьмите любого человека. Как бы тягостно и горько ему не жилось на свете, как бы не давила, не гнула в три погибели судьба, он всё равно думает о том, что надо во что бы то ни стало жить, но ни в коем случае не умирать, он хлопочет, как может, суетится в меру сил, вытягивает из себя всё возможное, чтобы жизнь не оборвалась, не затухла, как лампада без масла. Человек тянется к жизни. Рыжий котёнок тоже тянется к жизни. Только вот не понимает, что есть жизнь, не знает и никогда не узнает, что сам живёт на свете и стремится занять своё законное место под солнцем. Он ощущает жизнь инстинктом, данным ему природой.

— Ну что? — склонясь к нему, кротко улыбнулась старушка. — Наелся или не наелся?

В ответ котёнок слабо пискнул, как будто поблагодарил её за вкусное угощение.

— Ещё будешь булку? Есть у меня тут маленький кусочек. Я тебе отдам, — и, вынув из кармана кусочек булки, положила его перед мордочкой.

Котёнок без особых усилий расправился с этой последней порцией деликатеса и весёлыми глазками, облизываясь, присмотрелся на свою спасительницу, словно хотел получше её рассмотреть. Мяукать ему теперь не хотелось.

— Теперь тебе надо водички напиться, — заботливо сказала старушка. — Я могла бы принести тебе водички напиться, но мне трудно подниматься с брёвнышка и идти в квартиру. Хоть я живу на первом этаже, мне всё равно трудно. Трудно мне это сделать, — как будто оправдывалась она перед несмышлёнышем. — Старенькая я стала. Скоро восемьдесят три годочка стукнет. Ты, конечно, не понимаешь моих слов. Нe обижайся на меня. Я ведь тебя очень полюбила. Ты такой маленький, хорошенький, пушистенький. Я хорошо знаю, что ты хочешь пить. Ты давно не ел и не пил. После еды всем хочется пить. И тебе тоже. Я это понимаю. Но мне трудно подниматься и идти до квартиры. Тут рядом есть небольшая лужица. После дождика осталась. Она не совсем высохла. Там есть водичка чистая. Ты сейчас пойдёшь к этой лужице и напьёшься водички. Водичка там чистая. Её можно пить. Ты не видишь эту лужицу, потому что на меня смотришь.

Старушка взяла котёнка под брюшко и повернула его носом к небольшой лужице, которая находилась в метрах пяти от липы.

— Иди, иди, не бойся, — советовала старушка котёнку, — и обязательно придёшь к водичке. — Иди смелее, — и подтолкнула его лёгким прикосновением ладони. — Иди, напейся водички. А то тебе плохо будет. Ты очень хочешь пить. Без воды нельзя жить никому. Тебе нужна водичка.

Получилось так, что котёнок как будто понял все слова, сказанные старушкой. И он убедился в необходимости пойти к лужице и напиться из неё. Лужица находилась в небольшой низине и была видна, как на ладони. Она немного поблёскивала на солнце и, видимо, по этой причине попала на глаза котёнку. Он стоял неподвижно, немного напряжённо и даже как-то озадаченно. И с отчаянной жадностью присматривался к блестящей поверхности лужицы. Так и человек иногда оказывается на перепутье: что делать, куда податься, в какую свернуть сторону? Неразвитый мозг малявки лихорадочно работал, что-то взвешивал. Он зачарованно смотрел на лужицу, забыв о своей хорошей знакомой, которая внимательно наблюдала за ним и при необходимости готова была ему помочь. Котёнок не знал, что делать. Подобные лужицы он видел, когда жил в квартире, когда маленькая хозяйка ухаживала за ним. Лужицы находились в круглой пластиковой тарелочке. И тоже блестели. Он, как ни в чём ни бывало, подходил к тарелочке и лакал из неё водичку, от которой по всему телу прокатывался приятный холодок. И жить становилось веселее. Он беззаботно играл, гонялся за шариками, брошенными маленькой хозяйкой прямо на пол. Но прежде, чем заняться шариками, пил водичку. Это хорошо, приятно. Лужица, на которую он так пристально смотрел, тоже круглая, только побольше, нежели та, что он видел в квартире. Но тоже блестела. Котёнок поднимал мордочку кверху и втягивал глубоким вдохом циркулирующие рядом запахи, и чувствовал влажную и прохладную волну, наползающую из низины, от блестящей лужицы. Ветерок стихал, и запах влаги исчезал. Потом опять появлялся. Котёнок определил, что эта та самая пластиковая тарелочка, из которой он пил приятную влагу в квартире. Ему хотелось пить. Жажда мучила его основательно. Запах сырости снова пахнул на неге неожиданной и освежающей волной. Не оборачиваясь на старушку и подняв мордочку, котёнок медленно, пугливо пошёл к лужице. Он шёл на запах влаги, жадно вытягивая мордочку, раздувая ноздри в предвкушении сладостной минуты утоления свирепой жажды. Он подошёл к лужице совсем близко. Увидел её всю во всём блеске. И теперь уже не свернёт от неё ни в какую сторону. Он окончательно убедился: то, что находилось перед ним очень похоже на пластиковую тарелочку, из которой приходилось пить водичку. И вода в ней была неподвижной и ничуть не шевелилась. И сейчас было видно, что это блюдечко намного больше, чем-то, которое стояло на кухне. Но сейчас это было не самое главное. Котёнок догадался, что из этого громадного блюдечка можно напиться точно так же, как пил он из маленького. Опять сработал инстинкт самосохранения.

Котёнок медленно, осторожно, с опаской подходил к лужице. До неё оставались считанные сантиметры. Он уже радовался, готовясь лакать целительную влагу. Однако подойти к этому заветному оазису и утолить жажду ему так и не удалось. По крайней мере, в настоящую минуту. И вот почему. Из гаража, расположенного недалеко от дома и принадлежащего не то государственному, не то коммерческому учреждению, неожиданно, будто пробка из бутылки, выскочил молодой парень лет двадцати трёх, неказистый на вид, худенький, немного плюгавенький, в промасленной спецовке, помятой, затёртой до глянцевых бликов, небрежно причёсанный, с большой хозяйственной сумкой. Шёл он шустро, размахивал свободной от сумки рукой. Одним словом, ничего необычного в нём не замечалось. Но заметно было другое — парень то и дело поворачивал голову в стороны, потом наклонял её, снова смотрел по сторонам, но на этот раз чему-то лыбился, — вроде бы как обитатель дурдома, тихий, безвредный, не агрессивный. Поэтому и отпустили его на волю. Такое впечатление прямо сходу производил этот молодой парень. Он был навеселе, чему-то радовался, предчувствуя, наверное, нечто приятное, очень желанное. Из гаража вышел другой молодой человек, несколько постарше, порослее, посерьёзнее и помордастее.

— Коля! — на всю округу раздался его зычный голос.

Коля вздрогнул и обернулся.

— Ты что?

— Возьми пару бутылок! Одной нам маловато!

Коля потоптался, почесал затылок, взглянул на ясное небо, осмотрелся и залыбился, как дурачок.

— Слушай, Вася! — чему-то радовался Коля. — Я сразу возьму три бутылки. Две нам с тобой мало. Весь день здесь будем торчать, ремонтировать. Вчера нам не хватило двух бутылок. Пришлось мне бежать. И сегодня такая же история может повториться. Опять мне бежать за третьей.

— Хрен с тобой! Бери три! — без промедления согласился Вася, вытирая ладонью пот со лба. — Какая разница! Я сейчас нарежу огурчиков. Хлеба у нас мало. Возьми буханочку. Да побыстрее пошевеливайся! И сейчас вмажем! Выпить хочется.

— Со вчерашнего вечера не пили! — досадовал Коля. Он ещё шустрее двинулся в магазин за выпивкой.

Проходя мимо лужицы, метрах в десяти от неё, Коля опулячил рыжего котёнка, заметно выделявшегося среди серой одноцветности двора своей огненной яркостью. Котёнок уже подошёл к заветному блюдечку, наполненному призрачно поблёскивавшей жидкостью. Небольшой опыт подсказывал, что эту жидкость можно лакать язычком и от этого станет очень приятно во всём теле. Становится лучше жить. Его мучила жажда. Подойдя вплотную к лужице, он остановился, упёршись передними лапками в размягчённую землю, вытянул шейку, заглянул в зеркало воды и увидел своё отражение. И здесь для него не было никакого открытия. Он не раз видел себя в зеркальце, когда приходил пить из пластиковой тарелочки. Иногда маленькая хозяйка брала его на руки и приносила к тарелочке и заставляла пить. Но он не хотел знать, кто на него смотрит из тарелочки. Самое важное — надо напиться. И сейчас его не удивила мордашка, смотревшая на него из лужицы. Ему ужасно хотелось пить. А кто там смотрит из водички — не имеет значения. Котёнок пригнул головку, ещё больше вытянул шейку, посмотрел в стороны и хотел уже начать лакать язычком водичку.

Есть люди, для которых сделать для братьев наших меньших какую-нибудь пакость, мерзость — неописуемое наслаждение, удовольствие, может быть, само счастье. Такие люди не могут пройти мимо кошки или собаки, разумеется, не злой, не кусучей, чтобы как-нибудь и чем-нибудь не задеть их, не ударить по голове, по спине, по носу, не разозлить, не потрепать за ухо и во что бы то ни стало не причинить боль, — это самое главное. К таким индивидам относился и наш Коля. Видимо, унаследовал садистские гены. От каких-то своих предков. Иначе он спокойненько прошагал бы мимо рыжего котёнка, как делают все порядочные люди. Идти бы ему да идти своим путём. Тем более что Вася, старший приятель, строго наказал идти как можно скорее за водкой. Но не такой человек Коля, чтобы оставить в покое маленькое, беззащитное существо. По всей вероятности, Коля вырос в семье, которая не в силах была пробудить в нём хотя бы незначительные благородные, истинно человеческие склонности. Семейная почва не дала хороших всходов. В школе Коля учился прескверно. Весь педагогический коллектив, несмотря на героические старания, оказался в полнейшем несостоянии привить ему положительные духовные потребности, хотя бы самые элементарные, на худой конец, пусть самые примитивные. И то было бы неплохо. Его не озарила божественная любовь ни к естественным, ни к гуманитарным дисциплинам. Но зато нервную систему многим своим наставникам, тщетно пытавшимся вывести его на широкую и светлую дорогу жизни и знаний, он подпортил довольно основательно. Поэтому тот день, когда Коля, закончив десять классов, вполне созревший физиологически, но практически с нулевой интеллектуальностью, осознав, в конце концов, что никогда и ни за что не сдаст ЕГЭ после одиннадцатого класса, навсегда покинул школу, — это один из радостных и даже счастливых дней в их нелёгкой и тревожной педагогической деятельности, да и вообще всей жизни. Предел всех желаний и ожиданий! После школы Коля служил в армии. Там получил специальность шофёра и теперь работал водителем самосвала и каким-то ещё ремонтником. С него достаточно.

Коля пристально присмотрелся к котёнку, замедлил движение в магазин и через несколько секунд остановился прямо возле малявки.

— Ах ты, рыжий! — заорал он с глупым безумием. Он развеселился от такой неожиданной встречи, заулыбался прямо до ушей. Забыв о водке и наказе приятеля бежать в магазин побыстрее, он бешено, как угорелый, подскочил к малявочке и поставил свой грязный ботинок между котёнком и лужицей, из которой можно было напиться. Котёнок испугался, поднял головку и так обиженно мяукнул, что нормальный человек не мог бы не пожалеть его в этот момент.

— Что мяукаешь? — жестокосердно сказал Коля и, подойдя к котёнку и наклонившись, схватил его двумя пальцами за ушко и рывком вздёрнул до самых своих глаз. Ушко котёнка сильно натянулось под тяжестью тела и ему стало нестерпимо больно. А Коля оскалился от удовольствия. Он с наслаждением наблюдал, как рыжий котёнок болтается в воздухе и перебирает лапками в надежде вырваться на свободу. Если бы он мог говорить, то сказал бы примерно так: «Да что тебе надо от меня, придурок? Что я тебе сделал плохого?» Котёнок без конца сучил лапками, извивался, вертелся вправо и влево по оси. Он жалобно мяукал, прося пощады, но обидчику от этого мяуканья было очень весело и приятно. Рыжий уже устал бороться и мяукать. Он бессильно обвис и замолчал, отдавшись воле судьбы. Но Коле его молчание не понравилось. Он прижал ушко котёнка ногтем к своему пальцу. Котёнок неистово запищал от боли. Не переставая наслаждаться и скалиться, Коля наблюдал за ним и одновременно думал, какую пакость ещё сделать котёнку. В голову приходила одна варварская мысль за другой. Ему хотелось сделать котёнку ещё больней. И он с ещё большей изуверской силой вонзил свой ноготь в его ушко. И начал резко поднимать вверх и опускать вниз. Потом начал дёргать, как какую-то тряпку. Котёнок запищал ещё громче и жалостливее.

— Нe пищи! — по-жандармски приказал Коля, скаля зубы.

Старушка в это самое время, пригревшись на солнышке, задремала, привалившись к жёсткой коре липы. Спала она всегда чутко, как видимо, и все немолодые люди. И при малейшем звуке всегда просыпалась. Последний сумасшедший возглас разбудил её. Она раскрыла глаза и не могла сначала понять, что происходит. И тут увидела рыжего котёнка, которого Коля дёргал, крутил в воздухе, трепал за ушко.

— Что ты к нему привязался? — обнаружила она издевательство над котёнком. Старушка собрала все свои силёнки и вступилась за рыжую малявочку. — Отпусти котёнка! — повысила она голос. — И ступай своей дорогой. Иди, куда хочешь. Как шёл, так и иди! — негодовала защитница котёнка.

Только сейчас Коля обратил внимание на старушку, сидевшую на брёвнышке под липой.

— Ты что там квакаешь, бабка? — окрысился Коля. — Сиди там и помалкивай побольше! Без тебя обойдёмся!

— Отпусти котёнка!

— А я хочу, чтобы он попищал. Хочу его помучить. Пусть попищит! — прокричал Коля и, приблизив котёнка и своему уху, стал слушать, как он пищит. — Это он песенку поёт, — и заржал по-лошадиному. — Эта скотина живучая. Всё выдержит.

— Сам ты скотина! — прозвучал слабый голосок старушки.

— Помолчи, бабка! — злился Коля. — Не твоё дело!

— Отпусти котёнка! Я сказала тебе, дураку! Отпусти! Зачем ты его мучаешь?

— А мне хочется его помучить! Гы — гы — гы…

— Да отпусти котёнка, скотина ты этакая!

— Бабуль, — иезуитски лыбился Коля, — ты глупа, как этот котёнок. Тебе уже давно пора подыхать, а ты там что-то пытаешься соображать. Помолчи лучше. Не влипай не в свои дела!

— Порядочный ты придурок! Вот кто ты! И подыхать не мне надо, а тебе, чтобы дурачков на земле стало поменьше. А то сколько их расплодилось!

Как раз в этот момент из подъезда вышел довольно энергичный, интеллигентного вида мужчина лет сорока, в тёмном костюме, при галстуке. Это был супруг Людмилы Петровны. Он работал научным сотрудником городского зоопарка и сейчас торопился на работу.

— Здравствуйте, Татьяна Алексеевна! — громко сказал научный сотрудник, зная, что бабуля несколько недослышит.

— Здравствуйте, Игорь Андреевич! — отозвалась Татьяна Алексеевна. — На работу торопитесь?

Коля, как только Игорь Андреевич вышел из подъезда, швырнул котёнка и заторопился в магазин. Он очень сожалел, что не успел высказать старушке ещё несколько омерзительных словечек.

У Игоря Андреевича ни секунды не было свободного времени, поэтому он не заметил, не обратил должного внимания на случай с котёнком. Помахивая портфелем, он быстро пошагал на автобус.

Перевернувшись несколько раз в воздухе, котёнок сумел всё-таки благополучно приземлиться на все четыре ноги. Сделал мягкую посадку. Его маленькие ножки вовремя сумели выполнить роль надёжных, спасительных амортизаторов. Он сел на задние лапки, почесал болевшее ушко. Затем осмотрелся, ещё почесал зудящее от боли ушко и уставился на Татьяну Алексеевну. Он ещё как следует не очухался после такого непомерно резкого потрясения. И не знал, куда идти. Вид у него был растерянный и упрашивающий, будто он хотел посоветоваться со своей защитницей по этому вопросу. Только вот не умел говорить.

— Иди, напейся водички, — сердечным голосом сказала Татьяна Алексеевна, понимая, что котёнку нужна помощь. — Этот придурок ушел. Он теперь тебе не помешает. Иди, напейся.

— Кто-то, наверно, подбросил котёнка в наш двор, — услышала Татьяна Алексеевна женский голос, прозвучавший рядом с ней. Она повернула голову и увидела свою хорошо знакомую старушку, с которой была в очень хороших отношениях. Это была Зина, женщина очень рассудительная, уважительная, за что её уважали все жильцы подъезда. Недавно ей исполнилось сорок лет. Жила она почему-то в полном одиночестве, если не считать маленькую собачку Юльку. Несмотря на это, она отличалась довольно высокой жизнерадостностью весёлым, неунывающим нравом, высокой порядочностью. Татьяна Алексеевна души в ней не чаяла, безмерно обожала одинокую женщину и относилась к ней с неиссякаемой материнской любовью. Зина была для неё как дочь. А может и лучше дочери. Смотря какая дочь. Татьяна Алексеевна частенько прибаливала: годы берут своё. В такие дни лежала в постели и не могла сама дойти до магазина за продуктами. В такие трудные моменты ей бескорыстно помогала Зина. Помогала от души, не думая ни о каких вознаграждениях. Старушка однажды вознамерилась ей заплатить за проявление такой тёплой заботы. Однако Зина наотрез отказалась от денег. Сказала, что совесть не позволяет ей брать деньги от больного и старого человека, что помогает ей исключительно из гуманных соображений.

— Это ты, Зина! — встрепенулась старушка. — А я не слышала, как ты ко мне подошла. Ты что-то у меня спросила?

— Котёночка кто-то подбросил в наш двор? — усилила голос Зина.

— Кто-то подбросил, — сказала Татьяна Алексеевна, глядя на малявку, продолжавшую сидеть на задних ножках. — А мне, знаешь Зин, очень жалко его, — плаксиво разжалобилась старушка.– Он ведь как ребёночек маленький, несмышлёный. Я всю свою жизнь работала воспитательницей в детском доме. Сразу после войны пришла в детский дом — и до самой пенсии. Дети были сиротами, без отцов, матерей. Жалко мне их было, — дрожал её голос. — И этот котёночек напоминает мне малого ребёнка. Никакой разницы. Такой же слабенький, беззащитный. А этот дурак, — разволновалась она, — схватил его за ушко и стал над ним издеваться. Мучил, мучил и швырнул на землю. Из гаража этот дурак, — и указала трясущимся указательным пальцем на гараж. — Ты хорошо знаешь этого придурка.

— Знаю, как же не знаю, — сказала Зина. — Этого придурка весь наш дом знает. Его и все шофера так зовут. Он на самом деле придурковатый. Там ещё Вася есть. Тоже хорош, — язвительно сказала она и нахмурила брови. — Они частенько выпивают в нашем подъезде. Всeгда ночью. Узнали наш код и спокойненько открывают дверь.

— Иди, иди, напейся водички, — уговаривала Татьяна Алексеевна котёнка, который всё смотрел на неё. — Я его покормила булкой. Он пить хочет теперь. Подошёл к лужице и хотел напиться. А этот придурок всё испортил. Так и не напился, бедный. А пить хочет. Булку сразу съел. Сильно проголодался. А теперь боится подходить и лужице. Я бы поднесла его к этой лужице, чтобы он напился, но трудно мне вставать. Спину что-то всю разломило.

— А я сейчас его отнесу к этой лужице, — с горячим желанием сказала Зина. — Водичка там чистая, хорошая.

Зина подошла к рыженькому, осторожно взяла его на руки и принесла к лужице. И подошла опять к Татьяне Алексеевне.

— Такой хорошенький котёночек, — умилялась старушка, глядя, с какой жадностью котёнок лакает водичку. — Была бы я помоложе да поздоровее, взяла бы его к себе домой. Но за ним надо ухаживать. А я не могу. Зачем мучить котёнка. Он тоже хочет жить. Мне жалко котёнка.

— Мне тоже его жалко, — призналась Зина. — Я взяла бы его. Но в двух учреждениях мою полы. Ухожу утром и прихожу поздно. Сильно устаю. Что поделаешь? Надо деньги на жизнь зарабатывать.

— А что-то твоей Юльки не видно?

— Она у меня болеет. Этот Коля на прошлой неделе ударил её ногой прямо в грудь. Я её носила к ветеринару. Надо лечить собачку. Она у меня такая хорошенькая.

— Куда же котёнка определить? — заботливо сказала Татьяна Алексеевна.

— Скоро Таня придёт из школы, — сказала Зина. — Может, она найдёт таких хозяев, которые согласятся взять его. Хорошенький, красивенький котёночек. Очень забавный.

— Она девочка шустрая, боевая. Должна найти. А то мне очень жалко его.

— Если бы я работала в одном каком-нибудь учреждении, то взяла бы его, — сказала Зина.– Но не получается. Вяла бы. Я люблю животных.

— Ты трудяга, — уважительно сказала Татьяна Алексеевна и, приподняв голову, накрытую тёплым платком, посмотрела на свою любимицу.– Ты молодец. Своим трудом живёшь. Если бы все так жили. Тебя все любят в нашем доме.

Зина ещё недолго постояла и пошла домой. Татьяна Алексеевна смотрела на котёнка. Она радовалась, что он пьёт из лужицы водичку.

3. Хорошие друзья

Котёнок напился из лужицы, полюбовался на своё отражение в стоячей воде, потом повернулся к Татьяне Алексеевне, умиротворённо посмотрел на неё и потихоньку подошёл к ней. Привычка к людям, выработанная в домашних условиях, пока что перебарывала, пересиливала инстинкт самосохранения. Без людей он не мог обойтись. Трудно от них отвыкнуть. Для этого требуется определённое время, необходимо несколько месяцев пожить в диких или, по крайней мере, в полудиких условиях. Надо самому искать пищу и всё необходимое для существования. Образ человека прочно обосновался в мозгу котёнка. И в первую очередь образ маленькой хозяйки. Она постоянно маячила в его воображении, представляясь в самых причудливых формах, очертаниях, фигурах. Но быстро растворялся в бесконечно длинной цепочке представлений о вкусной еде, приятных запахах, о мягком коврике, на котором можно поиграть, поспать, понежиться. Всё это неразделимо увязывалось с представлениями о маленькой девочке, его маленькой хозяйке, которую он не видел уже несколько дней. А ему так хотелось, чтобы она пришла и взяла его к себе на руки. Но этой девочки нигде не было видно. И котёнок всё с большим вниманием всматривался в старушку. Ему хотелось, чтобы она была с ним всегда, хотелось посидеть у неё на руках. Он понимал, что это не его маленькая хозяйка. Но кто знает? Может быть, она возьмёт его, приласкает, погладит, пригреет. Это самое естественное желание неокрепшего, беспомощного существа найти себе приют, тепло, пищу.

Котёнок подошёл и Татьяне Алексеевне совсем близко, вплотную к её башмакам, присел на задние лапки, обвил хвостиком передние лапки и, не моргая, с кошачьим интересом присмотрелся к ней: видимо, ожидал, когда она возьмёт его на руки.

— Напился? — сухо улыбалась Татьяна Алексеевна.– Теперь надо поспать. Ты очень устал. Потому что ещё маленький, слабенький. Я тоже устала и хочу полежать на кроватке. Домой я тебя взять не могу. Ведь за тобой надо хорошо ухаживать. А у меня нет на это никаких сил. Я живу одна. А одной нелегко жить старенькой бабушке, — разъясняла она котёнку всё, как оно и есть на самом деле.– Но ты не переживай. Скоро придёт очень хорошая девочка из школы, и она позаботится о тебе. Подожди немного. У неё скоро кончатся уроки. И она сразу придёт домой. Эта девочка тебя не бросит. Потому что она очень добрая, хорошая. А что ты ко мне так присмотрелся? Я тебя немного покормила. Ты напился водички. Ну, иди сюда, — и, наклонившись не без труда, взяла котёнка, посадила его на свои усохшие, тощие ладони.– Какой же ты маленький, — удивлялась старушка.– На моих ладонях уместился. Такой маленький и хорошенький.

Татьяна Алексеевна поглаживала котёнка по всему тельцу, от ушек до хвостика. И что-то рассказывала ему. Котёнок беспечно замурлыкал, присел на все лапки и, сонно жмурясь, уткнулся мордочкой в ладонь старушки. Понюхал эту ладонь, полизал её и заснул.

А в это время во дворе появилась девочка, о которой говорила Зина. И Татьяна Алексеевна говорила о ней котёнку. Очень хорошая девочка. Такая светлая, голубоглазая, золотистая, как солнечный лучик, превратившийся в прекрасный цветочек. Быстрым взором, говорившим о её пытливости и расторопности, девочка сразу увидела на руках старушки рыжего котёнка и, разумеется, не могла пройти мимо.

Девочка убыстрённой походкой подошла к ней.

— Здравствуйте, Татьяна Алексеевна!

— Это ты, Таня? — приподняла старушка голову, чтобы лучше видеть девочку.

— Да, — сказала Таня.

— Ты уже из школы пришла?

— Из школы, — переложила Таня сумку с книгами и тетрадками в другую руку.– Чей это котёночек? В нашем доме таких нет. Такой хорошенький, рыженький. Как огнём горит.

— Кто-то подбросил к нашему дому. Сегодня утром, когда ты ушла в школу. А может, пришёл откуда-нибудь.

— Какой хорошенький, маленький, забавный… рыженький такой, — с ласковым умилением гладила Таня котёнка по всему тельцу.

— Маленький, слабенький. Мне так жалко его. Я его кормила булкой. Он пил водичку из лужицы.

О том, что над котёнком издевался Коля, Татьяна Алексеевна говорить не стала: не стоит огорчать девочку.

— Я сейчас принесу ему еду, — сказала Таня, продолжая гладить котёнка.

— Мама не будет ругать тебя за это?

— Нет, не будет.

— А папа?

— Папа у нас очень добрый. Он тоже не будет ругаться за это. Вы ещё посидите с котёнком?

— Посижу.

Таня стремительно сорвалась с места, точно вспорхнула, как перепёлка и, размахивая сумкой, побежала к подъезду. Татьяна Алексеевна не успела повернуться к дому, а её уже нигде не было видно. Буквально через несколько минут, запыхавшись, Таня вернулась с блюдечком со сметаной. Села на брёвнышко рядом с бабушкой, взяла у неё котёнка, посадила к себе на коленочки и поднесла к носу блюдечко.

— Кушай сметанку, рыженький, кушай, а то ты сильно проголодался, — ласково и трогательно говорила Таня, любовно поглаживая котёнка.

Котёнок спокойно, без малейшего испуга смотрел на незнакомую девочку и тут же приступил к трапезе. Вылизал всю сметану, блюдечко стало чистым, как будто вымытым. Он облизался, доверчиво посмотрел на девочку. Глядя на неё, он установил, что в этой девочке есть большая схожесть с его маленькой хозяйкой. У неё был точно такой же мягкий и тонкий голосок. Таня отставила пустое блюдечко на траву, сложила ладошки одна с другой, и котёнок устроился на них, как на перине. Так мягко было всегда у маленькой хозяйки. Он облизывал, обнюхивал Танины руки, ластился к этой маленькой девочке, в которой он готов был признать маленькую хозяйку. Но по запаху ладошек он определил — это не та маленькая хозяйка. Но и это тоже хорошая. И он уже её полюбил. И эта девочка тоже полюбила его тоже гладит, кормит, лелеет. Котёнок облизал Танины ладошки, затем перешёл к пальчикам. Таня смеялась, наблюдая за таким занятием рыженького. Она склонилась до уровня носика котёнка и наблюдала за его язычком.

— Язычок такой маленький и такой розовенький, — умилялась она, гладя котёнка.– Может, кто его потерял, — посмотрела она на Татьяну Алексеевну.– А он ушёл и заблудился? И его не нашли.

— А в нашем доме ни у кого не было такого котёночка?

— В нашем доме таких нет, — авторитетно ответила Таня.– Я хорошо знаю, какие в нашем доме есть кошки, собаки, попугаи. Знаю, в каких квартирах они живут. Я всё знаю, — с наивной откровенностью говорила она. — Этого котёнка в нашем доме никогда не было. Какой хорошенький! — Восхищалась девочка. — Такой красивенький.

— Его выбросили на улицу, — высказала Татьяна Алексеевна своё предположение. — Вчера вечером я долго сидела на брёвнышке, — и постучала по брёвнышку, на котором сидела. — Его здесь не было. Так что его к нам принесли, подкинули, или же он пришёл к нам из других дворов.

— Если его подбросили, то это сделали нехорошие люди, — не совсем детский вывод сделала Таня.

— Это нехорошие, злые, недобрые люди, — растревожилась Татьяна Алексеевна. — Очень плохие люди. Таких людей надо опасаться. С ними нельзя иметь никаких дел, потому что в любую минуту они могут продать и предать кого угодно. Недобрые, чёрствые люди. Ты сейчас хоть и маленькая, — и мудро посмотрела на Таню, — но всё равно учись распознавать людей. Когда станешь взрослой — пригодится. Если выбросили такого котёночка на улицу, то любому человеку они могут подстроить любую пакость.

— А мордочка кругленькая, как мячик, — улыбалась Таня, поглаживая котёнка.

Котёнок почувствовал, что и пальчики у этой маленькой девочки тоже тоненькие, как и у прежней маленькой хозяйки, и с этой секунды в его воображении стали лепиться сразу образы двух девочек, очень схожих и очень хороших. У обеих руки тёплые и хорошо пахнут. И обе они ему понравились.

— Красивый котёночек, — сказала Татьяна Алексеевна. — Я взяла бы его себе, но мне трудно за ним ухаживать. Старенькая я стала, болею почти каждый день. Трудно мне за ним ухаживать.

— Я его буду звать Рыжиком, — сказала Таня.

— Правильно, — одобрила старушка решение девочки.– А его больше никак нельзя назвать, потому что он весь рыженький. Как огонёк. Это самое подходящее для него имя. А где он будет жить? — забеспокоилась Татьяна Алексеевна. — Может быть, какая-нибудь подружка у тебя есть? И она возьмёт себе этого котёночка. Уж очень он хорошенький. И назвала ты его тоже очень хорошо. Мне Рыжик очень нравится.

— У меня есть подружка! — восхищённо заискрились светлые, широко открытые глаза Тани.– Рита её звать. Она тоже учится в четвёртом классе. И сидим мы с ней всегда за одним столом.

— У них нет кошки?

— Нет, у неё нет кошки. Рита говорила мне ещё до школы, когда у нас были летние каникулы, что ей хочется, чтобы у неё был котёночек. Она возьмёт Рыжика к себе, — радовалась Таня, что Рыжик не пропадёт и будет спасён. — Я сейчас к ней схожу и скажу ей. Она должна сейчас быть дома. Мы вместе с ней пришли из школы.

— Сходи, сходи…

— А вы посидите с Рыжиком до нашего прихода?

— Танечка, я сейчас пойду домой. Я уже устала и мне надо немного полежать. А Рыжика надо сейчас куда-нибудь на время определить. Найди ему хорошенькое местечко, чтобы он спал спокойно. Он хочет спать. Вдруг твоя подружка не возьмёт себе Рыжика. Тогда что с ним делать будем?

— Я тогда возьму его к себе домой.

— Мама и папа разрешат?

— Они мне всё разрешают.

— У тебя Рыжику хорошо будет? Ты за ним будешь ухаживать?

— У нас Рыжику будет очень хорошо. Я за ним буду ухаживать. Я сейчас принесу ему картонную коробку, и он в ней будет сидеть. И пусть спит в коробке. Это будет его домик.

— Хорошо ты придумала, — похвалила Татьяна Алексеевна инициативу Тани.– Он сразу уснёт. Потому что сильно устал. А я пока посижу с ним, присмотрю за ним. А ты принеси коробку и потом сходи и своей подружке. Если долго пробудешь у подружки, то я тогда уйду домой. Я взяла бы себе котёнка насовсем. Но я стала старенькая и часто болею. И не смогу за ним как следует ухаживать. Ну, иди за коробкой.

Таня посадила Рыжика на брёвнышко, рядом со старушкой, и побежала домой. Очень скоро принесла картонную коробку из-под пряников и кусок ватника от старой, пришедшей, видимо, в негодность, зимней одежды. Поставила коробку набок, очень проворно расстелила ватник и весь этот импровизированный домик определила в заросли высокой травы, кустившейся возле липы, и посадила в неё котёнка. Ей очень хотелось, чтобы Рыжик уснул. Её кошка Маруся всегда сладко засыпает после вкусной и обильной еды. Свернётся на её кроватке клубочком и спит себе сколько ей угодно. Таня считала, что так делают все кошки, независимо от того, какие они — большие или маленькие, как Рыжик. Она до невозможности любила свою Марусю. Красивая кошечка, молодая, пушистая, хвост очень пушистый, такая игрунья. Хоть весь день с ней играй — всё равно ещё хочет играть. И любит спать. И Рыжик, как ей думалось, тоже очень любит спать.

— Мама не будет тебя ругать за эту коробку? Она ей не нужна? — нежно спросила Татьяна Алексеевна.

— Мама меня ни за что не ругает, — улыбнулась девочка и с удивлением посмотрела на старушку. — Я послушная девочка, и мама меня любит, и папа тоже любит. А эта коробка маме не нужна. Она стоит у нас в кладовке без дела. Только мешает. Папа собирался унести её на мусорную свалку.

Но Рыжик к огорчению Тани спать не собирался. Не улёгся в коробке, на мягкой подстилке, не свернулся клубочком, как Маруся. Он посидел немного и вышел из неё. Хотел пробраться через густую, перепутавшуюся стеблями, траву, но запутался и повис на ней и, глядя на Таню, мяукнул. Таня, конечно, высвободила его из такого плена, поставила на брёвнышко. И погладила. Потом, по совету Татьяны Алексеевны, устроила в траве проход, отодвинув стебли травы в стороны: теперь Рыжик свободно станет проходить в коробку и также свободно из неё выходить, и опять посадила Рыжика в коробку.

— Его надо чем-нибудь укрыть, — не переставала Таня заботиться о котёнке. — А то ему холодно. Он маленький. А все дети любят тепло.

— Правильно, — одобрила старушка и эту инициативу девочки. — Надо его накрыть. Ему будет тепло, и он тогда уснёт. На улице сегодня не очень тепло. Я вот в плаще и мне всё равно прохладно.

— А мне не холодно! — счастливым голоском прощебетала Таня.

— Ты молоденькая. Тебе со мной нечего равняться.

Вприпрыжку Таня поскакала домой и через пять минут притащила довольно большой кусок истёртого, излохматившегося байкового одеяла. Рыжик сидел в коробке. Таня пробралась через траву к коробке, укрыла краешком одеяла, оставив только ушки и глазки.

— Теперь ему будет тепло. Сейчас он уснёт, — радовалась девочка, что смастерила для котёнка хороший домик. И постаралась положить его на бочок.

Рыжик не хотел лежать. Он тут же встал, несмотря на все старания Тани уложить его на мягкую постельку. Котёнок тянулся мордочкой и её рукам. Тогда Таня отошла от домика на несколько шагов, чтобы проверить, как он станет вести себя в таком случае. Рыжик замяукал и, спотыкаясь на неровностях, подбежал к ней, поднялся на задние лапки, а передними упёрся в её ногу. Рыжик хорошо познал человеческие руки. Не только их тепло, но также их силу, их образ в виде тепла и нежности крепко держался в его памяти. Чувствуя, что новая маленькая хозяйка не торопится взять его на руки, он жалобно замяукал, просительно уставившись вытаращенными глазками на девочку. И Тане нестерпимо стало жалко котёнка. Она взяла его на руки, прижала к себе и стала поглаживать по спинке. Котёнок прижался к ней, полизал пальчики и успокоился. Большего он не хотел.

— Как звать твою подружку, с которой ты сидишь в школе за одним столом? — спросила Татьяна Алексеевна.– Я что-то забыла.

— Рита её звать.

— Я старая стала. Скоро забываю, что мне скажут.

— Я сейчас пойду к ней. И скажу ей, чтобы она пришла и посидела с Рыжиком. А может сразу возьмёт его к себе домой.

— Иди, скажи ей.

— Сейчас Рыжик успокоится, и я пойду. А вы пока посидите с Рыжиком?

— Посижу, посижу. Не беспокойся.

— Тут один придурок есть, в гараже работает. Он очень не любит кошек. Колей его зовут. Молодой такой малый. В прошлом году я вышла со своей кошкой Марусей гулять, а он увидел её и стал за ней гоняться, прямо как Шариков.

— Он и есть Шариков.

— Иди, я подожду твою подружку. Как её звать-то?

— Рита, — украдкой улыбалась Таня.

— Хорошо, хорошо… Рита.

— Она придёт, а вы уйдёте потом отдыхать. А я пойду на танцы. В танцевальную студию.

— На какие танцы? — живо заинтересовалась Татьяна Алексеевна.

— Там учат танцевать детей.

— Молодец, хорошая ты девочка. А в школе хорошо учишься?

— Без троек. А если вдруг этот Коля появится, вы возьмите Рыжика к себе на руки. А то вдруг он увидит его. И что-нибудь сделает ему нехорошее. Он и убить может.

— Этот придурок всё может сотворить. Только дай ему воли, — разгневанно сказала Татьяна Алексеевна. — Я возьму Рыжика на руки, если он появится. Так что не волнуйся. Только пусть твоя подружка приходит.

— Если её не окажется дома, то я тогда на танцы не пойду. Я тогда сама приду и буду сидеть с Рыжиком.

— А мама с папой не будут ругаться, если ты пропустишь свои танцы.

— Нет, не будут. Да я им не скажу об этом. Они не узнают.

— Подружка твоя далеко живёт? Ты скоро до неё дойдёшь?

— Она недалеко живёт. Я скоро до неё дойду. А вы пока посидите, — не переставала Таня беспокоиться за котёнка. Ей так и мерещилось, что придёт придурок Коля и что-нибудь с ним сделает.

— Я обязательно посижу с Рыжиком, — заверила Татьяна Алексеевна девочку, понимая её беспокойство за котёнка.

Таня посадила котёнка на брёвнышко, помахала ему ручкой и ушла домой. У подъезда обернулась и снова помахала ему ручкой. Рыжик всё время смотрел на неё. Он чувствовал, что от него уходит маленькая хозяйка, без которой он не может жить. Ему не хотелось, чтобы она уходила. Ему хотелось, чтобы она была с ним всегда, чтобы всегда держала его на ручках и без конца гладила бы своими тёплыми руками.

Но Таня ушла не совсем. Она скоро опять вернулась. Принесла пластиковое блюдечко с водичкой. Поставила блюдечко в коробку, а потом и его перенесла в этот домик. Прикрыла домик травой и заглянула внутрь, чтобы убедиться, что Рыжик чувствует себя спокойно и никого не боится. Котёнок сидел смирно. Но когда увидел через отверстие лицо девочки, потянулся к ней, нетерпеливо тараща на неё глаза: он ожидал, что она опять возьмёт его на руки.

— Рыжик, сиди здесь и никуда не уходи! — приказала Таня и с детской нежностью погрозила котёнку указательным пальчиком.

Рыжик подошёл к блюдечку с водичкой. Он хотел пить.

4. Желанная встреча

Таня пообедала очень быстро, собрала и аккуратно уложила в сумку всё необходимое для танцев. План её был очень прост. Она сейчас отправится к Рите домой и попросит её присмотреть за Рыжиком. Тут она вспомнила, что не помыла за собой после обеда посуду и, отбросив все дела, пошла на кухню.

Кошка Маруся беспрестанно увивалась вокруг неё, тёрлась о её ноги головой, лбом, боками, ходила между ног восьмёрками, задрав пушистый хвост. И всё время мурлыкала, будто пела нескончаемую песенку и, задрав мордашку, выжидательно смотрела на неё. Таня налила ей воды, положила в блюдечко мелко нарезанную варёную колбасу, несколько кусочков жареной картошки. Размеренно переваливаясь с боку на бок, Маруся неторопливо и даже лениво подошла к своей столовой, тщательно обнюхала картошку и колбасу. Вильнув хвостом, отвернулась от еды и снова подошла к Тане, стоявшей перед мойкой. Повертелась вокруг неё, пока она мыла посуду, и только после этой, ставшей в своём роде почти ритуальной церемонии, подошла к еде. Поела колбасу, полакала водичку, а к жареной картошке даже не притронулась. И не понюхала.

— Маруся, а почему картошку не стала есть? — с нарочитой строгостью сказала Таня.– Значит, не голодная. Иди спать!

Маруся, будто испугавшись, что её заставят есть жареную картошку, ускоренными шажками, помахивая во все стороны хвостом, отправилась в хорошо знакомую для неё во всех деталях Танину комнату, легко и ловко запрыгнула на кровать и разлеглась прямо на серединке, в лениво-сонливой безмятежности вытянув передние лапы. И тут же закрыла глаза. Хотя Маруся не принадлежала к элитной породе тех заморских кошек, которые на рынке стоят довольно дорого и не всем по карману, ей всё-таки невозможно отказать в сообразительности и привлекательной изящности. Понятливая кошечка. Какие бы требования к ней не предъявляли хозяева — всё понимает. Присмотрится своими внимательными, умными глазками, когда её ругают или хвалят за что-нибудь и как будто бы говорит: «А я знаю, что надо делать». И расцветка у Маруси неплохая, приятная, привлекательная, интересная. Разбросанные на белом фоне крупные и мелкие коричневатые и тёмные пятна, разводы, круги овальной формы воспринимаются с интересом и ласкают вкус самых строгих и придирчивых ценителей кошек. Всё, что надо, у Маруси есть в изобилии, причём в избыточном: мясо, рыба, молоко, вода, тёплая и мягкая постель, одним словом, всё, что угодно. Только нет одного — свободы. Марусю по понятным причинам не пускают на лестничную площадку и одну на улицу: запачкает лапки, наберётся блох от бездомных собак или кошек. Дома полы и паласы чистые, мягкие, всегда пропылесосенные. Ходи, бегай по ним сколько угодно, играй, катайся, прыгай. Ни одна пылинка не пристанет к шерсти, к подушечкам. Летом и в благоприятные зимние дни под зорким присмотром Тани Маруся часто гуляет во дворе, щиплет молодую зелёную травку, прислушивается к незнакомым звукам, принюхивается к различным, тоже незнакомым, запахам и пугливо осматривается вокруг. Но чаще всего из квартиры никуда не выходит и самое большое удовольствие в такое время получает в тех случаях, когда сидит на окне и без устали наблюдает за воробьями, синичками, порхающими в кустах и густых кронах деревьев. Интересная кошечка, молодая, сильная, пронырливая. Мордочка сытенькая, благодушная, красивая. Таких кошек и котят простенькой русской породы сейчас полно на открытках, календарях, конвертах. Они смотрят на прохожих, на покупателей с витрин множества киосков, книжных и продовольственных магазинов. Похоже, что люди наконец-то серьёзно задумались о природе, о том, что жизнь их неотделима от её здоровья и благополучия.

Таня безумно любила свою кошку. Но сейчас она больше всего беспокоилась о Рыжике. Что он будет делать один, без неё? Куда пойдёт? И что с ним может случиться? Ведь он такой маленький и ещё глупенький. Она помыла тарелки, ложки после обеда, надела лёгкое платьице, взяла сумку с убором для танцев, посмотрела на Марусю, разлёгшуюся на её кровати. Потом захлопнула за собой дверь, спустилась по лестнице на улицу. И, разумеется, не могла уйти, не проведав Рыжика, не проверив, чем он сейчас занимается.

Татьяна Алексеевна дремала, пригревшись на солнышке. В хорошую погоду и при нормальном самочувствии старушка подолгу сидела на брёвнышке, несмотря на усталость и желание полежать. Она умела ценить погожие дни. Такие дни бывают не так уж и часто. Рыжика нигде не было. Таня, ступая на цыпочках, чтобы не нарушить дремотное состояние Татьяны Алексеевны, подошла к домику, прикрытому травой, заглянула внутрь и вся просияла от радости, когда увидела, как Рыжик, свернувшись клубочком, спит на мягкой постельке. Проверила, съел ли котёнок колбасу и попил ли водичку. И снова обрадовалась, обнаружив пустые блюдечки. И потихоньку отошла от домика.

— Это ты, Танечка? — приоткрыв глаза, сонно спросила Татьяна Алексеевна.

— Я, — тихо сказала Таня, боясь разбудить Рыжика.

— Пошла за подружкой?

— Да, — шепотом ответила Таня.

— Как её зовут? Я всё забываю.

— Рита.

— Рита. Теперь запомнила.

Довольная тем, что с Рыжиком всё было в порядке, Таня пошла к подружке. Надо её обязательно увидеть, из школы они пришли вместе. Но Рита после школы всегда уходит к подружкам, которые живут с ней в одной доме. Часто уходит на стадион, где её мама торгует разным ширпотребом. Мама Риты занималась челночным бизнесом, поэтому целыми днями пропадала в своей палатке. Таня немного заволновалась: а вдруг Тани нет дома? Бабушка скоро уйдёт домой. Рыжик останется один в домике. Он не будет спать долго. Рано или поздно проснётся и наверняка вылезет на простор. Рита тоже очень любила кошек, и Таня нисколько не сомневалась в том, что она возьмёт себе Рыжика, если только за время летних каникул не взяла у кого-нибудь котёнка. А если Рыжик ей почему-либо не понравится, то присмотреть за ним не откажется до прихода её с танцев. В любом случае Таня была уверена, что Рита примет активное участие, тёплое участие в дальнейшей судьбе котёнка. Таня подпрыгнула от радости, когда около подъезда увидела свою подружку. Внешне Рита была почти полной противоположностью Тани. Темноволосая, темноглазая, худенькая и чуточку смугловатая, девочка имела скрытый характер, была не особенно общительной и очень обидчивой. В лёгком коричневом платьице Рита стояла недалеко от стены дома, стояла как-то неприкаянно, сиротливо, будто за что-то наказанная, и с грустью смотрела в неопределённую сторону. Таня любила свою подружку за смелость и ещё за то, что никогда никого не обманывала. Правдивая девочка. И дети хорошо понимают, что правдивость — это очень хорошо. Таня подружилась с ней с первого класса. Из школы всегда шли вместе. А со второго класса и в школу шли вместе: Рита стала заходить за Таней. Рита жила несколько подальше от школы, чем Таня, и поэтому заходила за подружкой.

— Рита! — совсем неожиданно появилась Таня.

Рита вздрогнула, повернулась в ту сторону, откуда донёсся знакомый голос.

— Ой, Таня, как ты меня напугала! — тоненьким голоском пропищала девочка, выпучив свои тёмные глаза и прислонив руки к груди.

— Почему ты такая невесёлая? — вполне серьёзно спросила Таня.

— Да так, — уклончиво ответила Рита, отводя глаза в сторону.

Таня догадалась, что подружка что-то скрывала, что-то не договаривала.

— Рита, — торопливо говорила она, — у меня есть к тебе одна просьба. Я знаю, ты согласишься. Знаешь что?

— Что?

— В нашем дворе сегодня утром появился маленький котёночек. Кто-то подбросил. Плохие люди выбросили его на улицу. А он пришёл в наш двор.

— Котёночек! — радостно заблестели глаза Риты.– Какого он окраса? — и подступила вплотную к подружке.

— Котёночек рыженький. И я назвала его поэтому Рыжиком. Татьяна Алексеевна сказала, что его никак больше нельзя назвать. Потому что он весь рыжий. Весь горит, как огонёк.

— Таня, это же Рыжик! Мой Рыжик! — вся просияла девочка светом жизни. Грустное настроение сразу исчезло, как будто такого и не было.

— Нет, это мой котёнок! — запротестовала Таня.– Он в наш двор пришёл. И я его первая увидела.

— Нет мой! — обидчиво возразила Рита.– Это мой котёночек. Рыженький такой, очень красивый.

— Рита, у тебя не было котёнка. Ты летом говорила мне, что думаешь взять котёнка у одной женщины какой-то. Когда они родятся.

— Правильно, Таня! — возбуждённо говорила Рита. — Я уже взяла у неё котёночка. Рыженького. Он мне сильно понравился. Я взяла его совсем недавно. Прямо перед школьными занятиями. Дня за два до первого сентября, — сказала Рита, стараясь доказать подружке, что Рыжик её котёнок.

— А мне ничего не сказала, что у тебя есть котёнок!

— Таня, ты была в деревне, у бабушки. И приехала за один день до занятий. И я тебя долго не видела. Мы с тобой увиделись только в школе. Я просто забыла тебе сказать. А потом мама его выбросила на улицу, — сказала Рита, понурившись и огорчённо опустив руки. И, шмыгнув носом, вытерла ладонью слезу, выкатившуюся из уголка глаза.– У тебя мама добрая, хорошая, не злая. А у меня такая злюка… Ужасно не любит кошек. Взяла и выбросила котёночка на улицу. Я плакала невозможно как. Просила сказать мне, куда она его отнесла, но она не сказала. Боялась, что я найду котёнка и опять принесу домой. И чем он ей мешал? Не знаю, — с горечью промолвила девочка.– Я была в школе, когда она вышвырнула Рыжика.

— Поэтому ты была какая-то не такая всё время. Неразговорчивая, замкнутая, какая-то убитая.

— Таня, мне ужасно жалко Рыжика! — сказала Рита и всхлипнула.

— А зачем ты плачешь, Рита? — успокаивала Таня подружку.– Рыжик нашёлся. Теперь всё позади, можешь пойти и взять его опять домой.

— Как я возьму его домой? — не могла успокоиться Рита.– Она опять начнёт ругаться, топать ногами и опять выбросит его, — сказала она, едва сдерживая слёзы.

— Не волнуйся, Рита. Мы что-нибудь придумаем. Ведь Рыжик нашёлся. Это главное. Мы вместе попросим твою маму, чтобы она разрешила тебе держать Рыжика у себя дома.

— А если она не разрешит, то я буду каждый день приходить к нему, буду приносить ему еду.

— Мы тогда вместе будем за ним ухаживать, — сказала Таня, продолжая успокаивать подружку.– Только не волнуйся, Рита. И не плачь. Я возьму его к себе, мне мама разрешит, и папа тоже разрешит.

— Нет, Таня, не бери Рыжика к себе домой! — резко не согласилась Рита.– Тогда он будет твой, а не мой. Он тебя полюбит. А меня не будет любить. Он про меня совсем забудет. Таня, не бери Рыжика к себе в квартиру. Я не хочу.

— Как хочешь, — спокойно сказала Таня. — Раз ты так сказала — не возьму. Мы будем за ним вместе ухаживать, если твоя мама не разрешит взять котёнка домой. Рыжик цел и невредим. Только он сильно исхудал. Мы его будем хорошо кормить. Он где-то долго блуждал и набрёл на наш двор. Ой, Рита, как он жалобно мяукал, когда я увидела его. Он просил меня о помощи.

— Ты ему помогла?

— А как же, Рита? — недоумевала Таня.– Я его напоила водичкой, накормила, сделала ему домик из картонной коробки. И он успокоился и перестал жалобно мяукать. Когда я пошла к тебе, он лежал в этом домике и крепко спал. Там сидит Татьяна Алексеевна. Она присмотрит за ним до твоего прихода. Я её попросила. Она согласилась. Слушай, Рита, — торопливо тараторила Таня, — я спешу на танцы. Мне уже некогда. Слушай меня внимательно.

— Слушаю, — согласилась Рита.

— Я сейчас ухожу на танцы. А ты посмотри за Рыжиком. Бабушка сказала, что она уйдёт отдыхать, если никто не пойдёт смотреть за котёнком. Я ей сказала, что придёшь ты.

— Где сейчас Рыжик? — с готовностью пойти к Рыжику спросила Рита.

— Я же сказала тебе, что он сидит сейчас в коробке картонной. Не сидит, а лежит и спит. Там сидит бабуля. Ты хорошо её знаешь. Такая хорошая, очень добрая бабулька. Когда ты придёшь, она уйдёт домой отдыхать. Она старенькая и очень быстро устаёт. Ей надо полежать. Поняла?

— Поняла, — кивнула пышноволосой головой Рита.

— Коробка около дерева, в траве. Трава высокая, густая. Так что лучше смотри. Я хорошо спрятала Рыжика. Никто не заметит. А может мама твоя ничего не скажет, если ты принесёшь Рыжика домой?

— Она может ничего не сказать, — грустно сказала Рита.– Но всё равно выбросит его на улицу. Отнесёт так далеко, что он заблудится и где-нибудь умрёт. Она на меня ужасно как кричала, что я принесла котёнка без её разрешения.

— А ты постарайся уговорить её. Подлижись к ней как-нибудь. Я к маме своей в случае чего всегда сумею подлизаться, и к папе тоже. Уговори свою маму.

— Это бесполезно, — угрюмо взглянула Рита на подружку.– Она у меня очень злая, недобрая. Я не люблю её за это. Из-за этого папа от неё ушёл. К другой женщине. Они разошлись. Папа не захотел с ней жить.

— А почему она у тебя такая? — с таинственной заинтересованностью спросила Таня, глядя на подружку широко раскрытыми глазами.

— Откуда я знаю, — разочарованно сказала Рита.– Такой она человек. Я точно знаю, что она не разрешит взять Рыжика домой.

— Он у тебя долго жил?

— Нет, не долго.

Девочки говорили о котёнке с такой любовью, с какой обычно говорят о самых лучших свои друзьях все люди. Говорили как о хорошем человеке, который никого никогда не обманет. Говорили как о самой дорогой для них драгоценности. Они были готовы оберегать его, смотреть за ним, ухаживать, чтобы он только остался живым и невредимым. И всё это готовы были делать от души, несмотря ни на что, ни на какие трудности, которые могли их подстерегать каждый день и каждый час.

— Рита! — вдруг спохватилась Таня, вспомнив про танцы.– Мне уже пора бежать в школу на танцы! Если Рыжик будет мяукать, покорми его и напои. Не забудешь?

— Разве я могу забыть о Рыжике? Для Рыжика я всё сделаю! — С детской самозабвенностью сказала Рита.

— Рыжик в коробке, — торопилась Таня, отходя от подружки.

— Найду, не волнуйся. Беги, а то опоздаешь. Быстрее беги!

Таня, размахивая сумкой, побежала на танцы.

Рита отправилась домой, чтобы взять еду для Рыжика. Она испытывала самые, что ни на есть сладостно-восторженные чувства от мысли, что Рыжик не пропал, не погиб и, в конце концов, нашёлся. Даже нежелание матери взять котёнка в квартиру не могло омрачить её радость. Всё равно котёнок жив. Пусть мать не разрешит взять Рыжика домой. Но он независимо от этого будет жить, и она каждый день будет встречаться с ним, разговаривать с ним. Рита хорошо знала, что Рыжик любил лизать из блюдечка сметану. Это его любимое лакомство. Он ещё маленький и любит всё молочное. Чайной ложечкой она наполнила блюдечко сметаной и пошла к Рыжику. Дорогой думала о том, как бы он не убежал куда и не заблудился. Могут встретить большие собаки. Тогда ему станет несладко. Подойдя к Татьяне Алексеевне, поздоровалась с ней.

— Ты к Рыжику пришла? — спросила старушка.

— К Рыжику.

— Тебя как звать-то? А то я опять забыла. Мне Таня говорила, но я быстро забываю.

— Ритой меня зовут, — улыбнулась девочка, с уважением поглядывая на старушку.

— Ты Танина подружка?

— Да, мы с ней подружки. Мы с ней в одном классе учимся.

— В каком вы классе учитесь? Мне Таня говорила. Я уже забыла.

— В четвёртом.

— А я хотела тебя не пускать к Рыжику, — серьёзным тоном сказала Татьяна Алексеевна.– Думала, ты чья-то чужая. Таня меня очень просила смотреть за котёнком. Вот я и смотрю за ним. Как бы не удрал и не украл бы кто.

— Спасибо вам большое, — благодарно отозвалась Рита.– А вы тоже любите Рыжика?

— Я полюбила вашего котёнка. Он такой хорошенький, маленький такой. Как ребёночек. За ним надо хорошо ухаживать.

— Мы с Таней будем за ним ухаживать.

— Ухаживайте, ухаживайте. Вы хорошие девчонки. Я и вас тоже люблю, — сказала Татьяна Алексеевна и взяла свою палочку.– Я пошла отдыхать, — и, покряхтев, не без труда поднялась с брёвнышка и, шмыгая стоптанными каблуками стареньких башмаков, потихоньку пошла домой.

Рита стремительно бросилась к домику, видневшемуся из-под густой травы. Она с испугом подумала: «А вдруг там нет Рыжика? Вдруг бабушка просмотрела его, и он куда-нибудь ушёл?». Радости её не было конца, когда она, подбежав к толстой липе и раздвинув травянистые стебли, увидела Рыжика, лежавшего клубочком на мягкой постельке. Услышав шелест травы, котёнок проснулся, медленно открыл глазки, слегка приподнял головку, а когда увидел склонившуюся к нему девочку, поднялся на задние лапки и пристально присмотрелся к ней.

— Рыжик! — в порыве неописуемого счастья воскликнула Рита. — Котёночек мой хорошенький! А я думала, что ты пропал совсем, что я тебя больше никогда не увижу, — и быстро вытерла ладонями проступившие росинки слёз.– Как хорошо, что ты вернулся. Я очень рада, что мы с тобой опять встретились. Теперь я тебя никуда не отпущу.

— Рыжик спокойно и доверительно разглядывал Риту, стараясь вспомнить, кто с ним сейчас разговаривает. И в памяти постепенно всплывал знакомый и желанный образ. Он узнал мягкий, нежный, ласковый голосок этой девочки, узнал лицо и другие её черты. Он вспомнил, как совсем недавно слышал этот голосочек, так располагающий к беспечной доверительности. Рыжик ещё повыше приподнял головку, и глазки его так повеселели, будто улыбались от удовольствия, котёнок узнал свою маленькую хозяйку. Рита поставила блюдечко со сметаной перед его носиком, но он даже не посмотрел на это блюдечко. Он безотрывно смотрел на Риту, словно завороженный. Она взяла его, прижала к груди, поцеловала в носик и стала ласкать его, гладить.

— Рыжик, котик мой хорошенький, — вслух говорила девочка. Миленький мой, маленький котик. Ненаглядный мой котёночек. Ты по мне соскучился, да? Не обижайся на меня. Рыжик, — и из глаз её выкатились крупные, заблестевшие на солнце, слезинки.– Я перед тобой ни в чём не виновата. Я всегда старалась делать для тебя только хорошее и приятное, чтобы тебе было всегда хорошо. Малявочка моя миленькая, пушистенькая. Я тебя не выбрасывала из дома, не выгоняла. Это не я тебя бросила в пустыре и ушла. Это не я, Рыжик!

Рита беспрестанно гладила котёнка по спинке, по головке, разглаживала двумя пальчиками ушки, проводила ими по хвостику и говорила ему самые добрые, самые ласковые слова. Хрустальные слезинки, блестевшие на солнышке, стекали по бледным щёчкам, заползали в рот, и Рита невольно проглатывала эти слезинки счастья, ощущая кончиком языка их солоноватый привкус. Она вытирала слёзы ладонью, бережно придерживая котенка одной рукой, вытирала их рукавом платья, но они всё текли и текли, и конца им не было видно. Рита была с Рыжиком, забыв обе всём на свете. Какое это было милое и дорогое для неё существо! Она всё время прижимала его к себе и без конца гладила. Котёнок мурлыкал, жался к ней всем своим тельцем, тёрся головкой о платье, облизывал ладони, пальчики. Обнюхав её руки, котёнок определил, что за ним опять ухаживала маленькая хозяйка. Радостная и желанная встреча! И теперь Рыжик не хотел, чтобы она от него ушла.

— Ты хочешь со мной пойти домой? — прижимала девочка своего любимца к щеке, с наслаждением ощущая его тёплое, мягкое тельце. В ответ котёнок мурлыкал и смотрел на неё преданными глазками. Рита просто не знала, как выразить свою любовь к этому беззащитному существу. Ей казалось, что она мало её нежит, ласкает, мало целует в носик.– Ты меня не забыл. Я знаю об этом. Ты хочешь опять домой, но я тебя не могу взять домой. Одна тётя не разрешает. Не обижайся на меня. Я не виновата перед тобой, — оправдывалась она перед котёнком.– Но ты не бойся. Всё равно я тебя не брошу. Буду ухаживать за тобой. Буду тебя кормить, поить, — говорила она таким страстным голосом, будто давала обет или клятву. Ей, конечно, очень хотелось взять Рыжика домой, но она боялась мать. Вдруг снова начнутся неприятные сцены. И она может опять вышвырнуть котёнка на улицу.

Рита поставила котёнка снова в домик, отошла на несколько метров в сторонку. Она ожидала, что котёнок выйдет из домика и побежит за ней. Но этого не случилось. Рыжик устал и хотел спать. К блюдечку со сметанкой не притронулся. Ощущая на себе ласковые поглаживания, тёплую руку маленькой хозяйки, он лёг на мягкую постельку, свернулся калачиком и скоро заснул.

Рита ушла домой. Надо готовить уроки. Горестные чувства переполняли её неопытную детскую душу. И она всё же подумала о матери. Неужели она так сильно ненавидит этого котёночка? Но почему? Что он сделал для неё нехорошего, чем помешал ей? И тут у девочки промелькнула робкая, случайная мысль: «А если с ней поговорить?». Луч зыбкой надежды заглянул в её сердце. Рита решила улучить благоприятный момент и поговорить с матерью о возможности вернуть котёнка домой.

Глава вторая

1. Хлопоты продолжаются

Часам к трём с работы пришла Людмила Петровна. В нескончаемых учительских заботах и проблемах она совсем забыла о рыжем котёнке, которого так заботливо приласкала сегодня утром. Дома ждали неотложные дела. Проблем по домашнему хозяйству всегда через край, не приходится сидеть, сложа руки, и вздыхать от безделья. Людмила Петровна обязательно чем-нибудь занимается. Готовит обеды, ужины, часто печёт вкусные торты, пироги с яблоками к праздничным дням, моет полы, шьёт на машинке, вяжет — не перечесть всех дел, которыми занимается скромный учитель английского языка, когда сидит дома. Ей, несомненно, помогает Таня, помогает Игорь Андреевич. Но она коренная, тянет воз сильнее всех. Её главная задача с первого дня создания с Игорем Андреевичем семьи — семейный уют, семейное благополучие. Таня ещё маленькая и помогает матери лишь в меру своих детских возможностей. Игорь Андреевич подолгу задерживался в зоопарке, иногда приходил поздно вечером. В такие дни помощи от него было мало. Но, как примерный семьянин, муж и отец, всегда изыскивал какую-либо, хоть незначительную, возможность оказать содействие жене в её бесконечных семейных, домашних хлопотах. Помимо домашних забот, Людмила Петровна немало времени отдавала проверке тетрадей по английскому языку, подготовке к урокам. Доброта и взаимоуважение — вот тот основной закон, по которому жила эта маленькая, ничем не приметная семья.

Часам к шести с работы пришёл Игорь Андреевич, немного подуставший, но, мак всегда, бодрый, спокойный, по крайней мере, по выражению его лица невозможно было определить, что на работе по каким-либо причинам пришлось поволноваться. Он быстро разделся в прихожей, переоделся в домашнее трико и, не мешкая ни секунды, двинулся на кухню помогать жене готовить ужин.

Почти вслед за отцом явилась Таня. После танцев она успела сходить к подружкам, провела немало времени с Рыжиком.

— Мама, — прямо сходу, едва успев переодеться в домашнее платье, девочка начала разговор о том, что её больше всего волновало, — у нас во дворе появился рыженький котёночек. Такой хорошенький, пушистенький, — восхищённо улыбалась она, подходя к маме.

— Я видела его сегодня утром, — вспомнила про котёнка Людмила Петровна, закрывая балкон.

— Он тебе понравился?

— Хорошенький котёночек, — с понимающей улыбкой взглянула Людмила Петровна на дочку.

— Это кот или кошечка?

— Котик.

С кухни пришёл Игорь Андреевич, немного вспотевший и раскрасневшийся от газовой плиты. Вместе с его приходом в комнату пахнуло вкусными кулинарными запахами.

— Я тоже видел котёночка сегодня утром, — весёлым тоном сказал сотрудник зоопарка, давая дочери понять, что он тоже не прошёл равнодушно мимо такого события. Он хорошо знал, что дочка любит домашних животных, и всегда говорил ей, что кошки и собачки и ему нравятся, иначе не пошёл бы работать в зоопарк.– Жалко, конечно, котёночка. Кто-то немилосердно выбросил его на улицу. В мире ещё много жестоких людей. Хотя на дворе двадцать первый век. И цивилизация таких громадных высот и успехов достигла, — расфилософствовался отец.

— Его выбросила мама Риты, — сказала Таня, — Дня три тому назад.– Он долго блудил и потом пришёл к нам во двор.

— Это тёмненькая девочка, с которой ты сидишь в школе за одним столом? — поинтересовался отец.

— Да, это она.

— Говорят, её мать очень грубая и злая женщина.

— А кто тебе говорил? — спросила Людмила Петровна.

— Я несколько paз ходил на родительские собрания и слышал от родителей, которые живут с ней в одном подъезде. Говорили, что она даже и дочку свою иногда бьёт.

— Риту?! — удивлённо вскинула Таня свои светленькие бровки.

— Да, Риту.

— Какая у неё нехорошая мама, — поёжилась Таня, словно ощутила дуновение холодного ветра.

— Я тоже так думаю, — проявила Людмила Петровна солидарность с дочкой.

— Рита хочет упрашивать маму, чтобы она разрешила взять Рыжика домой.

— Мне кажется, мать не разрешит взять котёнка, — спрогнозировал Игорь Андреевич ход событий.

— Если не возьмёт, возьми его к сeбe, — благожелательно посмотрела Людмила Петровна на дочку.– Я думаю, папа будет не против.

— Нисколько! — восторженным голосом произнёс сотрудник зоопарка.– Я люблю хороших кошек.

— Я говорила Рите, что могу взять котёнка к себе, — с маленькой обидой на подружку сказала Таня.– Но она не желает, чтобы Рыжик поселился у нас.

— Почему? — удивился Игорь Андреевич, садясь за стол и беря в руки газету.– У нас ему будет очень хорошо.

— Она сказала, что Рыжик тогда станет моим, а не её, — ещё не стихла детская обида Тани на свою подружку.– И тогда она редко будет видеть котёнка.

Игорь Андреевич незамедлительно высказал по этому поводу свою точку зрения. С ним согласилась и Людмила Петровна.

— Тогда дело другое, — сказал отец.– Если Рита против, то брать котёнка не надо.

— Рита права, — заключила Людмила Петровна.– Это её котёнок. Она принесла его к себе домой, а мама её выбросила его на улицу. Так что, Танечка, ты должна согласиться со своей подружкой.

— А если её мама не разрешит взять Рыжика, то как он тогда станет жить на улице? — волновалась Таня.– Рита этого не понимает. Нет, я принесу Рыжика к себе домой! — и надула губки.

— В таком случае поговори ещё с Ритой, — посоветовал Игорь Андреевич.– Но если она запротивится, то тебе, Танечка, придётся остаться при своих интересах. Поняла?

— Поняла, — не очень внятно проговорила Таня.

— Это Рита назвала котёнка Рыжиком? — спросила Людмила Петровна.

— Да, Рита.

— Вот видишь, — глубокомысленно сказал Игорь Андреевич, — по всем статьям котёнок принадлежит твоей подружке. И она имеет полное право распоряжаться его судьбой.

— Папа, но Рыжику будет плохо на улице! — с неизбывной заботой о котёнке воскликнула Таня.– Он там замёрзнет!

— Рита может и не брать котёнка домой, — разъяснял суть вопроса Игорь Андреевич.– Она может его просто-напросто оставить в подъезде. И будет ухаживать за ним. В подъезде тепло. И Рыжику будет не так уж и плохо. Так что не волнуйся. Главное, чтобы она любила котенка и ухаживала за ним как положено.

— Она любит Рыжика и будет ухаживать за ним. Я ей помогу, потому что я тоже люблю Рыжика.

— Вот и прекрасно! — засмеялся Игорь Андреевич и вместе с Людмилой Петровной ушёл на кухню.

Таня осталась в комнате одна, если не считать Маруси, которая всё ещё нежилась в постели. Таня села рядом с ней, погладила, потрепала немножко по холке. Марусе всё это понравилось. Она зажмурилась и ещё сильнее вытянула передние лапы.

— Тебе хорошо живётся, а вот Рыжику приходится трудновато, — поглаживала Таня свою любимую кошечку.– А ты не понимаешь ничего. Какая же ты у меня беспонятная.

Маруся замурлыкала и приготовилась к тому, что её будут поглаживать ещё очень долго.

Таня не переставала думать о Рыжике. Ей было непонятно всё же, как ему придётся жить в подъезде. Насчёт еды и питья проблемы нет. Но ведь в подъезде зимой очень холодно. А Рыжик ещё маленький. И до зимы не вырастет большим, взрослым котом, которому ничего не страшно. И ещё сомнения. А вдруг в подъезде у Риты есть плохие люди? Они, конечно, станут обижать Рыжика. В своём подъезде Таня не знала плохих людей. Здесь все люди хорошие, добрые. Такие как её мама и папа. Потом Рыжика надо купать. И подумала, что Рита может искупать котёнка у себя дома, когда мать уйдёт на работу. Но было бы здорово, если взять Рыжика к себе домой. Она ухаживала бы за ним и за Марусей. Не пожалела бы для них времени и стараний. Слишком жалко ей стало Рыжика. Марусе жилось легко. Её нечего жалеть. Надо подумать о Рыжике.

— Таня! — послышался с кухни голос Людмилы Петровны.– Иди ужинать!

— Я сейчас посмотрю Рыжика, а потом приду ужинать.

— А где он сейчас?

— Он в своём домике. Я коробку спрятала в траву, чтобы никто не нашёл.

— Да кто его будет искать? Кому он нужен?

— А кто знает?

— Ну иди. Только недолго.

Еду Таня для Рыжика не взяла, так как знала, что Рита накормила и напоила его. Она выбежала на улицу, подскочила к дереву. Раздвинула траву, заглянула в домик. Рыжик спокойно лежал на постельке. Он так намаялся, так устал, что не хотел никуда уходить из такого хорошего жилища. Ему хотелось отдыхать после непосильных физических нагрузок и страхов.

— Рыжик! — миленьким голоском тихо сказала Таня.

Рыжик поднял головку, посмотрел на девочку. Он уже усвоил, как его зовут, и всякий раз без промедления отзывался на зов Тани или Риты. Рыжик ни разу не мяукнул: он был сыт и согрет. Таня взяла его на руки. Не терпелось подержать такого пушистого котеночка. Не могла иначе. Она радовалась хорошему настроению Рыжика и хорошему самочувствию. Котёнок не выказывал никаких признаков беспокойства и тревожности. Рита хорошо позаботилась о нём. У него в блюдечке даже остались несколько кусочков варёной колбасы, и вода осталась. Так что ночью ему будет, чем полакомиться. Успокоившись, Таня посадила Рыжика в домик.

— Спи, Рыжик, отдыхай, — говорила она, хотя котёнок уже выспался и хорошо отдохнул.

Она погладила его. Рыжик замурлыкал. Он уже не испытывал того страха, который навалился на него сегодня утром, когда остался один среди громадного и непонятного для него мира. Лаская котёнка, девочка совсем забыла про ужин.

— Таня! — послышался с балкона негромкий голос Людмилы Петровны.

— Что-о-о? — не хотелось Тане уходить от котёнка.

— Ты что там делаешь? Почему тебя так долго нет? Пора ужинать. Мы тебя с папой ждём.

На прощанье Таня ещё погладила Рыжика.

— Спи, котёночек мой хорошенький, спи, — убаюкивающим голоском проговорила девочка и прикрыла коробку травой.

2. Беспокойство Тани

Игорь Андреевич уже разложил по тарелочкам жареную картошку, ароматно пахнущую говяжьими котлетами, нарезал хлеб ровными ломтиками, приготовил вилки, — так что жене и дочери оставалось лишь сесть за стол и приступить к вечерней трапезе.

Таня переоделась в домашнюю одежду, помыла руки и пришла на кухню.

Игорь Андреевич, никого не дожидаясь, взял вилку.

Некоторое время ужинали молча. Таня кушала вяло и неохотно. И вилкой работала как-то некультяписто — того гляди упадёт в тарелку или на стол.

Молчание нарушила Людмила Петровна.

— Таня, почему так кушаешь медленно? — тревожилась мама.

— Я ем, — невесело ответила Таня.

— Ты не заболела? — спросил Игорь Андреевич и прислонил ладонь ко лбу дочери.

Таня, не притронувшись к котлете, положила вилку на стол и опустила руки на колени.

— Я хочу, чтобы Рыжик жил в нашем подъезде, — грустно склонив курчавую голову, сказала девочка и быстро взглянула на маму.

— Таня, ты сначала доешь картошку, съешь котлету, а потом будешь говорить о Рыжике, — сделала Людмила Петровна замечание.– Ещё чай будем пить. Кто хочет — кофе.

— Мама правильно говорит, — согласился Игорь Петрович с супругой.– Доешь картошечку, съешь котлетку, а потом поговорим о Рыжике.

Таня моментально доела жареную картошку, расправилась с котлетой. Обещание отца поговорить о Рыжике вдохновило её на такой подвиг. Она прекрасно знала, что отец, если пообещает что-то сделать — обязательно сдержит своё слово.

— Пап, я всё съела, — с затаённой надеждой смотрела она на отца.– Ты не забыл своё обещание? Чай с вареньем я потом выпью.

— Нет, не забыл, — сказал Игорь Андреевич, разливая по стаканам чай.

— Тогда давай говорить, — проявила Таня упорство.

— Так вот, — серьёзно сказал отец, немного подумав.– Допустим, что мама Риты не разрешит взять Рыжика в квартиру. Это первое. Что дальше? Допустим, что Рита не согласится, чтобы ты взяла Рыжика к себе домой. Что тогда с ним делать?

— Да, что тогда ему делать? — беспокоилась Таня.– На улице холодно. Осень наступает. А скоро зима. Он может замёрзнуть.

— Ты сказала, что в подъезде, где живёт Рита, нельзя держать котёнка. Там плохие люди есть и могут сделать ему крупную неприятность.

— Там много плохих людей! — недовольно сказала Таня.– Рыжику там нельзя жить.

— Тогда Рыжика надо принести в наш подъезд, — просто сказал Игорь Андреевич, — И все проблемы с котёнком ты решишь одним махом, — и, погладив дочь по голове, засмеялся.

— Но тогда из Рыжика вырастет дикий кот, — заметила Людмила Петровна.

— Ну и что? — возразил Игорь Петрович.– Ничего страшного тут нет и быть не может. У диких животных много преимуществ перед домашними. У них полная свобода, воля, куда захотел, туда и пошёл. У домашних этого нет. Дикую кошку практически невозможно приучить к скованной домашней жизни, хотя и сытной и тёплой. Она всё равно будет рваться на улицу, на волю, к своим сородичам. Она может приходить домой к хозяевам, но на какое-то время. Погреться, поесть, напиться… Так что, Танечка, тебе не надо переживать за Рыжика, — подводил он успокоительную базу под настроение дочери.– У него есть хороший угол. В нашем подъезде хорошие люди, добрые, не обидят котёнка. Только надо хорошо ухаживать за ним. Чтобы от него не оставалось никаких огрызков, объедков и всего прочего. Чтобы ничего не валялось на полу, иначе будет ругаться уборщица. Да и вообще это нехорошо. Поняла?

— Поняла, — развеселилась Таня.– Я и Рита будем ухаживать за Рыжиком. Мы его очень полюбили.

— Неужели мать Риты не понимает, что её дочка желает иметь кошку? — с едва уловимым возмущением сказала Людмила Петровна.– Должна же она знать, понимать, что кошка для ребёнка — это живая игрушка для него. Какие же есть беспонятные родители!

— Нет, котёнок не игрушка! — решительно не согласился Игорь Андреевич.

— А что, по-твоему?

— Это существо, которое является для ребёнка предметом любви и, если хочешь, — преданности.

— Но игрушки тоже предмет любви для детей, — захотела поспорить Людмила Петровна.

— Там совсем другая любовь. Там любовь пустая, мёртвая, искусственная. Одно дело живой котёнок, совсем другое — плюшевый.

Таня пила чай и краешком уха прислушивалась к разговору отца и матери. Она не очень-то вникала в смысл их беседы. К тому же не всё понимала. Ей не ясно, например, что такое любовь пустая и что такое любовь искусственная и мёртвая. Девочка думала о котёнке. Ей очень хотелось, чтобы Рита получила добро от своей мамы относительно возвращения Рыжика в квартиру. Тогда ему будет хорошо. Но это только благие мысли, желания. Мак всё обойдётся на деле — предсказать невозможно.

— Пап, мама Риты разрешит взять Рыжика в квартиру? — спросила девочка.– Как ты думаешь?

— Не знаю, Таня. Если она хорошая, умная мама, то, конечно, разрешит.

— Тогда уговори свою подружку, чтобы она разрешила тебе взять котёнка к себе домой, — посоветовала Людмила Петровна.– У нас ему будет очень хорошо.

— Я ещё поговорю с ней.

— Убеди подружку, что надо поступить именно так, а не иначе! — эмоционально высказался Игорь Андреевич, — Что это единственный выход сделать котёнку понятное. Но я думаю, что котёнку будет неплохо и в подъезде.

— Нет, папа, лучше взять Рыжика домой! — не соглашалась Рита с отцом.

— Договаривайся с подружкой, — сказал отец.

Таня ещё недолго посидела с родителями и ушла в свою комнату.

— Чем сейчас будешь заниматься? — спросила у неё Людмила Петровна.

— На улицу пойду, пока не поздно.

— К Рыжику? — улыбнулась мама.

— Да.

— Я так и знала. Отнеси ему что-нибудь поесть.

— Он сейчас не хочет кушать. Я его накормила. Рита тоже приносила ему еду.

— Одним словом, Рыжик живёт припеваючи, — пошутил Игорь Андреевич.– Как в доме отдыха.

Когда Таня вышла из комнаты, Игорь Андреевич продолжил разговор о Рыжике и вообще о животных с женой. Любил он говорить о природе. И разговор этот затевал не ради шутки, не от нечего делать или ради приятного, беззаботного времяпрепровождения. Как биолог, как любитель природы и ревностный ценитель её красоты, он придавал серьёзное значение играм, забавам детей с домашними животными. С собаками, кошками, как самыми распространёнными и привычными обитателями наших тихих квартир — прежде всего. Сказывался дух его гуманной профессии. Людмила Петровна, как правило, не вникала в такие вопросы. Но ей, как и дочери, было жалко Рыжика.

— Мне тоже, как и девчонкам, жалко котёнка, — сказала она.– Не мешало бы взять его домой.

— Что поделаешь? — развёл Игорь Андреевич обеими руками.– Рита не разрешает. Нельзя идти против воли ребёнка. Это закон.

— Рита могла бы приходить к нам и вместе с Таней ухаживать за Рыжиком. Это же прекрасно!

— Ты права, — согласился Игорь Андреевич с женой.– Кошка это природа. И любовь к природе — великое дело. Без такого чувства и природе человек на всю жизнь остаётся чёрствым, жадным эгоистом. Почему сейчас в людях так много жестокости, коварства, хамства, ненависти?

— Почему? Ты знаешь? — заинтересовалась Людмила Петровна.

— Знаю! — уверенно сказал Игорь Андреевич.

— Тогда скажи.

— Потому что современная цивилизация оторвала человека от природы, закружила, закрутила его в бесконечном хаосе, кошмаре житейских страстей и страстишек, всевозможных неурядиц, трагедий, швырнула в бездонную пропасть промышленной и научно-технической революции. И сделала его заклятым врагом природы, а саму природу — врагом человека, заложником природных катаклизмов. Вот в чём вся трагедия нашей цивилизации, трагедия нашей жизни. Только сейчас люди стали немножко прозревать и смутно догадываться, представлять, что означает природа для общества и для отдельного человека. И не только с материальной стороны, но главным образом — со стороны духовной. Только прозревать начали, но природу всё равно не понимаем. Поэтому не ценим её красоты. Не бережём её. А ведь она хрупка, как этот Рыжик. Она бессильна, беззащитна перед человеческим варварством, жестокостью. Человек отделён от природы высокой каменной стеной. И по этой причине хиреет физически и духовно. Что такое оторванный от природы человек? — расфилософствовался Игорь Андреевич.– Это ребёнок, насильственно отнятый от материнской груди, от материнского молока в тот самый момент, когда он захотел сильно есть. Поэтому люди слабеют, вянут на корню, становятся дистрофиками, деградируют во всех отношениях. Разве этого не видно на современном поколении? Но человек рано или поздно должен вернуться в нежные и сильные объятия природы. И я в этом убеждён, иначе всему роду человеческому — труба самая настоящая.

— Не думаешь ли ты, — с иронической усмешкой заметила Людмила Петровна, — что люди должны прийти к природе только лишь через любовь к собакам и кошкам? Я твою теорию знаю.

— Что касается собак и кошек, — уловил Игорь Андреевич юмор жены, — то для детей они престо незаменимы. Да и для взрослых тоже. Дети, которые с любовью ухаживают за кошечками и собачками, в большинстве случаев вырастают добрыми, отзывчивыми, со склонностями не к насилию и варварству, а, прежде всего, к добру и милосердию. У них совсем иная душа, чем у тех детей, которые с детства приучены щипать, бить братьев наших меньших. Кошка, собака — это природа, да ещё какая, — сказал Игорь Андреевич и обратил внимание на Марусю, которая пришла на кухню чем-нибудь полакомиться.

— Вот и природа явилась к нам, — засмеялась Людмила Петровна.– На вспоминку лёгкая.

— Маруся, иди сюда, — позвал Игорь Андреевич кошку. Когда она подошла к нему, виляя пушистым хвостом, погладил её по лбу и по холке.

Маруся, почувствовав желанную ласку, присела рядом с хозяином и вытаращила на него свои желтовато-зеленоватые глаза. Игорь Андреевич поднялся со стула, зашторил окно, сел на прежнее место.

— Зачем ты окно зашторил? — спросила Людмила Петровна.– Ещё не темно. Свет рано включать.

— Чтобы сделать на кухне полумрак.

— Зачем он тебе? — удивлялась супруга.

— Сейчас поймёшь. Маруся сейчас покажет способности, которыми наградила её природа.

Игорь Андреевич мягко поводил кончиком указательного пальца по сиденью стула с противоположной от кошки стороны. Чтобы она сразу не догадалась, откуда слышен шуршащий звук. Услышав тихий шелест, Маруся отвела взгляд от хозяина, навострила уши, слегка заволновалась, затем пригнула голову и, притаившись, напряжённо и выжидательно прицелилась неподвижными глазами в то место, откуда доносились растревожившие её тихие звуки. Затем мягко, беззвучно присела на все четыре ноги, плотно прижалась к полу и, импульсивно поигрывая мышцами задних и передних ног, пружинисто затряслась, завибрировала всем телом, приготовившись к решительному прыжку. Она выжидала нужный момент. Вытянув шею и пригнув голову до самого пола, она с жадностью улавливала каждый шорох, едва различимый в кухонной тишине. В таинственном полумраке хищно мерцали её зрачки, вспыхнувшие зелёным пламенем. Маруся была готова приступить к тому делу, которое определила для неё природа. Игорь Андреевич перестал водить пальцем по краю стула, выждал несколько мгновений. Потом снова начал потихоньку шуршать. И в этот момент Маруся свершила то, к чему приготовилась. С дикой, изящной ловкостью она прыгнула под стул, на котором сидел Игорь Андреевич, и её передние лапы с выпушенными когтями моментально очутились как раз на том месте, где находился указательный палец Игоря Андреевича. Он едва успел убрать руку. Не обнаружив для себя ничего хорошего, Маруся успокоилась, утихомирилась, её хищный пыл охладел, и она приняла обычный миролюбиво-домашний вид. Выйдя из-под стула, спокойно направилась в угол, подошла к блюдечку, где для неё была приготовлена сметана.

— Что ты хотел этим показать? — спросила Людмила Петровна.

— Ты разве ничего не поняла?

— А тут и понимать нечего. Кошка подумала, что где-то на кухне появилась мышка, и ей захотелось её сцапать.

— Правильно ты говоришь! Всё верно. Маруся захотела сцапать мышку, хотя замечу, что она не голодная и ни разу в своей жизни не видела и не нюхала эту мышку. Но инстинкт у неё не заглох, не исчез бесследно. Почему так получилось? В природе всё устроено очень интересно. Природа отвела кошке только одну самую главную задачу — ловить мышей и что-либо ещё маленькое. Эта задача намертво закодирована в генах. Даже самые отличные домашние условия не в силах заглушить кошачий инстинкт. Он может проявиться в любую минуту. Но если бы я не зашторил окно, то инстинкт мог бы и не проявиться. Мог бы не сработать. Знаешь, почему?

— Откуда же я знаю, — сказала Людмила Петровна.– Я преподаватель английского языка. В биологии ничего не смыслю. В школе я ужасно не любила этот предмет. А ты, наверное, любил биологию.

— Даже очень любил, — с пристрастием сказал Игорь Андреевич.

— Так почему же всё-таки при свете Маруся не стала бы кидаться на шорох?

— Кошки выходят на охоту в основном ночью или в сумерки. Опять возникает вопрос — почему? Знаешь?

— Не знаю, — рассмеялась Людмила Петровна.

— А потому что домовые мышки выходят искать себе пропитание ночью. В основном — ночью. Днём они сидят в своих норках, щелях, закоулках.

— Почему? — спросила Людмила Петровна.

— Потому что ночью им никто не мешает. Никто их не видит. Все спят. Ночью тихо. Ты заметила, что наша Маруся днём спит, а по ночам, как правило, обнюхивает, обшаривает все углы в квартире или сидит в каком-нибудь укромном местечке и терпеливо выжидает, когда появится где-нибудь тихий шелест — под столом, за шкафами. Малейший шорох — и она уже готова к прыжку.

— Но почему ночью? — загорелась любопытством жена. — В чём секрет? Ведь кошки не знают, что мыши вылезают из своих убежищ чаще всего ночью, когда вокруг всё тихо. Им ведь никто не сообщает по мобильнику.

— Об этом им сообщила природа, — вдохновенно излагал Игорь Андреевич свои взгляды по мышиному вопросу.– И не просто сообщила — приказала им выбираться на охоту ночью. И все поколения кошек, с первого дня создания, беспрекословно подчиняются этому приказу. Закодированная информация передаётся из поколения в поколение в неизменном виде. Но что из себя представляет инстинкт сам по себе, так сказать, в чистом виде? Об этом пока никто не знает. Есть, как я полагаю, зов природы. А инстинкт, видимо, — это своеобразный ответ на этот зов, своеобразная реакция. Приспособительная реакция на требования окружающей среды. Но это моё видение. Это великая тайна природы. И здесь есть своя красота. Так вот что я хочу сказать, — не на шутку завёлся Игорь Андреевич.– Как ни странно, как не парадоксально, кошки лучше, глубже понимают природу, её законы, требования, чем люди, эти так называемые разумные существа. И люди страдают от этого. Любая кошка глубже проникла своим инстинктом в существо природы, чем самый гениальный представитель рода человеческого, вот в чём вопрос. Это великая тайна.

— Ты принижаешь разум человека, — возразила Людмила Петровна.– Я не согласна с тобой в этом пункте.

— Нисколько я не принижаю человека. Он сам себя принижает. У человека тоже есть свои инстинкты, — развивал Игорь Андреевич свои мысли.– И для человека природа уготовила свой зов. Но человеческий инстинкт не откликается на этот зов. Потому что природа притупила его, скомкала, можно сказать, атрофировала. Инстинкт направлен на сохранение жизни. А что получается в обществе разумных людей? Люди до сих пор дерутся, жестоко бьются и гибнут за презренный металл. Им золото дороже жизни. А Марусе нашей золото не нужно. Ей дорога жизнь, — улыбался сотрудник зоопарка.– Когда человек постигнет, что есть для него природа и бог, тогда только начнётся совершенно новая эра в его исторической судьбе. Но прежде всего люди должны понять, что жизнь дороже золота. Тогда они и душу свою поймут по-настоящему. Увидят в ней всё истинное, человеческое, божественное. И станет тогда человек совсем другим человеком. Очень сильно, существенно не похожим на современных людей.

— Никогда мы не постигнем этого, — разочарованно сказала Людмила Петровна.

— Постигнем, — твёрдо сказал Игорь Андреевич.

— Когда? Когда рак на горе свистнет?

— Когда победят разум, добро, совесть — окончательно и бесповоротно. Пока что миром управляют жадность, алчность, жестокость.

— Это утопия. Никогда разум не восторжествует над пещерным мракобесием и человеческой глупостью, — с ещё большей разочарованностью сказала Людмила Петровна.

— Придёт такое время, — сделал Игорь Андреевич оптимистический вывод.– Разум всё же рано или поздно начнёт править миром. Иначе люди перебьют друг друга за деньги, за всякие богатства. И всё человечество погибнет раньше, чем навсегда погаснет наше светило — Солнышко.

— Иди, позови Таню, — вздохнула Людмила Петровна.– Хватит ей с Рыжиком заниматься. Во дворе стало уже темно. И мы с тобой слишком долго философствовали. А я сейчас помою посуду, — и, поднявшись со стула, включила свет.

Игорь Андреевич отправился за Таней.

3. Рита уговаривает свою маму взять Рыжика домой

После встречи с Рыжиком Рита пришла домой. Потом опять ходила к нему, кормила, поила его. Домой шла со слезами: жалко Рыжика. Вытерев полотенцем слёзы, села за уроки. Читала, писала, решала задачи часа два. И всё это время с острым, щемящим нетерпением ожидала, когда придёт мать. Девочка питала большую надежду, что мама всё-таки одумается и разрешит принести котёнка домой. Но сомнений было больше, чем надежды. Однако попробовать можно: а вдруг произойдёт чудо? Ну что здесь плохого? Почти у всех её подружек есть кошки или маленькие собачки. У некоторых девчонок собаки большие, породистые. И ничего. Родители не возмущаются. Покупают животных за большие деньги. Охотно идут навстречу детям. Стараются сделать им приятное, хорошее дело. Её сердечко тряслось от жалости, когда она смотрела на блюдечки, тарелочки, из которых Рыжик всего лишь несколько дней назад пил воду, молочко, ел сметану, колбасу. Вся эта посуда находилась на прежнем месте, возле кухонной мойки, и Рита не хотела её убирать, надеясь, что котенок вернётся домой. Мать не убирает тоже эти блюдечки и тарелочки: ей всё время некогда. Много других дел, более важных и ответственных для неё. Руки пока не доходят до всего этого. Но рано или поздно она всё равно вышвырнет их на улицу, как и самого Рыжика.

Рита думала только о котёнке. Уроки шли туго, со скрипом. Читая какой-нибудь учебник, она представляла, что он сейчас делает, лежит или сидит на постельке, спит или бодрствует, ел ли что или не ел, в своём ли он сейчас домике или куда-нибудь убежал. Заплаканные глаза быстро и бессмысленно скользили по строчкам, но смысл, заложенный в них, не доходил до её сознания, ускользал, как рыба из рук. На каждой странице девочка видела только одну картину. В центре этой картины стояло или лежало, свернувшись клубочком, пушистенькое, маленькой существо и с укором смотрело на неё своими круглыми, пытливыми, доверчивыми глазками.

Лидия Фёдоровна, мама Риты, маленькая, юркая женщина, успевшая к тридцати пяти годам располнеть и округлиться, с вещевого рынка приходила почти всегда часам к пяти. Трудилась она много, упорно и дома была, можно сказать, временной гостьей. Чтобы продать товар и сколотить какую-либо прибыль, приходилось целыми днями, зимой и летом, сидеть, стоять в своей крохотной палатке и с тоской ожидать покупателей. Когда товар кончался, уезжала за новой партией ширпотреба в Турцию, Китай, Польшу, очень редко в Италию. Довольно часто Рита встречала свою маму в подвыпившем состоянии, от неё пахло в такие минуты водкой и пивом, и всякий раз у Риты возникала очень отдалённая, робкая мысль, что мать её не понравилась отцу за такие проделки, и он от неё ушёл.

Сегодня Лидия Фёдоровна пришла к семи часам. Рита, как и всегда, вышла в прихожую встречать её. Она с наслаждением встречала маму. Едва заслышав щёлканье открываемого квартирного замка, с радостной улыбкой выбегала ей навстречу.

Мама пребывала в хорошем настроении. Это означало, что сегодня товар шёл неплохо и у неё хорошая выручка. Темно-карие глаза мамы смотрели весело, искрились какими-то неясными вспышками, на сочных, ярко накрашенных губах витала томная и довольная улыбка. Сегодня она вполне удовлетворена жизнью и ни за что не будет ругать дочку, даже за двойки, если бы она их получила. Когда выручка хорошая, мама довольна всем на свете и поэтому так весело играет на её губах довольная улыбка. Но сегодня благополучный настрой матери, вся её приподнятая игривость преломлялись в душе Риты в совершенно ином направлении. Для неё не имело ровно никакого значения то, что у матери коммерческие дела шли неплохо, и что она заработала много денег. Девочка вынашивала совсем другую мысль, другие желания. Ведь от маминого настроения в одно мгновение может решиться судьба Рыжика. Быть ему снова в квартире или нет — всё во власти мамы. Поэтому Рита нежно щебетала приятные для мамы слова, помогала раздеться, что не всегда бывало, помогала даже снять туфли и вообще увивалась вокруг неё шустрым волчком, с любовью заглядывала в глаза и снимала с платья всевозможные волоски и соринки. А в голове носилась счастливая мысль: мама должна разрешить взять Рыжика в квартиру.

— Чем ты тут без меня занимаешься? — традиционно спросила Лидия Фёдоровна, проходя в комнату.

— Учу уроки, — сказала Рита, входя в комнату вслед за матерью.

— Какие отметки сегодня получила?

— А меня сегодня не спрашивали.

— Ни по одному предмету?

— Ни по одному, — угрюмо опустив голову, обиженным голосом сказала Рита. Она сидела рядом с матерью на диване и выжидала подходящий момент для того, чтобы заговорить о Рыжике.

— Ты что-то сегодня не в духе, — как бы между прочим спросила мать и строго взглянула на дочь.– Что случилось? Почему у тебя такое печальное, пасмурное лицо? Когда встречала меня, улыбалась, радовалась. Рыжика жалко? Я всё вижу. Меня не обманешь.

— Жалко Рыжика! — затуманенным взором смотрела Рита на мать. Удушливый ком горечи подкатился к её горлышку, и ей стало трудно говорить. Опустив руки на худенькие колени, она смиренно ожидала, когда мать начнёт её за что-нибудь ругать, отчитывать, что происходило довольно частенько. Стоит придти с вещевого рынка не в духе — и всё. Может устроить дикий разнос за ничтожную, пустяшную мелочь.– Мне жалко Рыжика, — повторила Рита, не поднимая головы и не глядя не мать.

— Его нечего жалеть! — отчеканила Лидия Фёдоровна фельдфебельским тоном.– Его у нас нет, и больше не будет. Жалко, не жалко — ничего теперь не поделаешь. Я его отнесла далеко от дома. И теперь он пропал. А может, кто подобрал. В мире много жалостливых людей.

После слов матери, что Рыжик пропал, Рита неожиданно приободрилась, подняла голову и взглянула на мать умоляющими, просящими глазами. В них вдруг вспыхнул неподдельный, не замутнённый ни малейшей хитростью, чистый порыв детской души к добру и свету. Это был естественный порыв детской души к милосердию, ещё не осознанному, пока непонятному для неё, но властно заявившему о себе в её пока не раскрывшейся до конца и не вызревшей высокой духовности, культуры. Это как раз один из тех всплесков наивной детской чистоты, о котором мы часто вспоминаем в зрелом возрасте.

— Мам, Рыжик не пропал! — радостно воскликнула Рита.– Никуда не пропал, никуда не убежал! И никто его не взял! — и на счастливом лице девочки промелькнула та смутная надежда, которая всегда появляется у человека в такие трагические минуты, когда кажется, что еще не всё потеряно.– Мам, я нашла Рыжика! — и в её широко раскрывшихся глазах загорелся лучезарный восторг.– Что же ты молчишь и ничего не говоришь?

— Где ты нашла его? — сквозь зубы процедила Лидия Фёдоровна.

— Около дома, в котором живёт Таня, — отблеск надежды ещё ярче загорелся в глазах Риты.– Он сам пришёл к её дому. Он пищал, мяукал так жалобно и просился домой, мне так жалко Рыжика.

— Видно, я его отнесла не очень далеко, если он пришёл к Таниному дому, — с отменной невозмутимостью сказала Лидия Фёдоровна.

— Ну зачем ты так говоришь? — и взгляд девочки вновь потускнел, затуманился.– Мне жалко Рыжика.

— Ничего, всё пройдёт, — тоном экзекутора проговорила мать. Она устало откинула голову на мягкую диванную подушку, лениво закрыла глаза.

— Мама, можно я опять возьму Рыжика домой? — робко спросила Рита, — Он такой хорошенький, миленький, такой слабенький, беззащитный. Он пропадёт, если его не взять домой.

— Ну и пусть пропадёт, — дремотно сказала Лидия Фёдоровна, чуть приоткрыв глаза.– Беда какая! Подумаешь! Ты лучше об учёбе думай, а не о котёнке.

— Я никогда об учёбе не забываю. У меня по всем предметам хорошие отметки. А если Рыжика возьмём домой, то ещё лучше стану учиться. Мам, разреши взять Рыжика домой. Я прямо сейчас сбегаю за ним и принесу его. Мам, разреши, — наступил момент истины.– Можно принести его домой?

— Нет, я не разрешаю! — с железной твёрдостью отрезала Лидия Фёдоровна.– И не приставай ко мне больше с таким глупым вопросом. Я кошек не люблю. Ты об этом хорошо знаешь. Ясно тебе или нет?

— Ты не любишь, а я люблю.

— А я не люблю! — властно повысила голос Лидия Фёдоровна.– Сколько тебе можно об этом твердить? Я не хочу видеть в своей квартире кошку! — впала она в истерику.– Когда купишь свою квартиру, тогда держи хоть сто кошек!

— А я люблю! — не сдавалась четвероклассница, неизвестно на что надеясь.

— Всё равно не разрешу! — оставалась непреклонной мать. И куда только делась её благосклонная, радужная улыбка, призрачно игравшая на её лице, когда она пришла с вещевого рынка.– Пойдём на кухню. Пора ужинать. Я сильно проголодалась, — и встала с дивана.

— Я не хочу есть! — выразила девочка свой детский протест.

Лидия Фёдоровна промолчала. И спокойно отправилась на кухню.

Даже в её замедленной, неторопливо-флегматичной походке чувствовалось полное безразличие и пренебрежение к переживаниям дочери.

В приступе тяжёлой обиды, Рита, будто стрела, всем телом метнулась на диван, поджала колени и груди и, прижавшись к ним лицом, заплакала. По худеньким щёчкам ручьём потекли слёзы, под глазами расплылись красные круги, похожие на тусклые ночные фонари. Девочка судорожно всхлипывала, и от этого её неразвитое тельце часто вздрагивало и подпрыгивало на диване. У неё был такой почти обречённый вид, будто на её детские плечики нежданно-негаданно свалилось страшное горе, с которым ей довелось остаться один на один. Никто в данную минуту не протянул ей руку помощи. В такую суровую минуту испытаний! Даже утешить некому, чтобы хоть немного облегчить страдания. Лидия Фёдоровна тем временем сидела на кухне, преспокойно ужинала, пила чай и думала о своих неотложных делах.

Рита долго не могла успокоиться. Слёзы текли без конца. Она уже не просто плакала, она горько и безутешно рыдала. Рыдала безумно, исступлённо, как будто прощалась с тем, без чего не представляла, не мыслила свою дальнейшую жизнь. К такому состоянию может придти человек, который во время страшного землетрясения или какого-либо другого трагического события потерял всех своих родных, близких, самых дорогих для него людей и теперь остался совершенно одиноким и никому не нужным в пустом для него мире. Мир для него опустел и стал абсолютно бессмысленным. Потом Рита стала реветь. Да, да — реветь. Вполне серьёзно. Самым настоящим образом. Плакать и рыдать перестала, и сейчас её состояние проявлялось в звуках, которые могли напугать кого угодно. Она ревела надсадно, как-то придушенно. Можно было подумать, что её горлышко кто-то сильно и немилосердно сжимал.

Лидия Фёдоровна слышала всё, но даже не шевельнулась и не подумала подойти к дочери, успокоить, поговорить с ней по-матерински. Пусть поревёт. Авось перестанет, выбьется из сил, измучается и затихнет. Пусть выплачется до конца, чтобы кончились все слёзы, пусть вдоволь наревётся, нарыдается, если ей так хочется. Рано или поздно всё равно успокоится. В комнату она пришла только после полного завершения ужина, когда была выпита вторая чашка чая. Вошла вразвалку, медлительно, потому что спешить некуда и незачем. Одним словом, прекрасно продемонстрировала своё равнодушие, своё безразличное отношение к слезам дочери и свою гранитную непреклонность относительно Рыжика. Лидия Фёдоровна не бросилась к дочери со всех ног, не подсела рядышком, не обняла её худенькие детские плечики, не заглянула в её заплаканное, помертвевшее от горя лицо, не посмотрела на дочь согревающим, успокаивающим, исцеляющим взглядом матери. Не приласкала дочку, не утешила в такой тягостный момент её жизни.

— Ну что ревёшь? — с пещерной грубостью спросила мать, садясь на диван.

— Мам, разреши мне взять Рыжика к себе домой, — давилась Рита слезами. Она подняла на мать опухшие, красные глаза.

— Ты кого больше любишь — свою маму или какого-то шелудивого котёнка?

— Рыжик не шелудивый котёнок. Он хороший, красивый котёнок.

— Куда там — хороший, красивый! — презрительно поморщилась Лидия Фёдоровна.

— Он очень хороший и красивый.

— Я спрашиваю тебя, кого ты больше любишь — свою родную маму, которая тебя кормит, поит, одевает, обувает, или этого рыжего котёнка?

— Я тебя люблю и Рыжика тоже люблю. Мам, разреши мне взять Рыжика домой.

— Я спрашиваю тебя — кого больше любишь — меня или котёнка? — не погнушалась Лидия Фёдоровна задать малолетней дочери такой провокационный вопрос.

— Ты на первом месте, а Рыжик на втором, — чуточку успокоилась Рита.– Разреши мне взять Рыжика. У всех девчонок есть котята, кошки, собаки. А у меня ничего нет. А я хочу, чтобы и у меня был котёночек.

— Хватит дурью маяться! Иди, умойся и сопли вытри.

— А потом ты разрешишь мне принести Рыжика домой? — приглушённая радость прозвучала в охрипшем голосе девочки.

— Да что ты помешалась на этом Рыжике? — обозлилась Лидия Фёдоровна.– Заладила одно и то же: Рыжик, Рыжик… На этом Рыжике весь белый свет клином сошёлся. Он тебе не нужен! — гаркнула мать что есть мочи.– И перестань думать о нём!

— Ну разреши, мам, — упрашивала Рита, глядя на мать молитвенно просящими глазами, еще не просохшими от слез.

— Не разрешу! — упорствовала мать, — Я тебе уже сказала — перестань маяться дурью.

— Ты не любишь не только Рыжика. Ты и меня не любишь! — упрямо и рассерженно смотрела Рита на мать. Такие слова она сказала матери впервые в жизни.

Нo Лидия Фёдоровна даже ухом не повела, услышав такие слова. Она не заметила, что в них был не только укор со стороны дочери, но и глубоко спрятанное, тихое, робкое, малозаметное осуждение несговорчивой матери, не задумалась, не всполошилась мамочка от такого заявления, но подумала лишь о том, что надо всё-таки хоть как-нибудь и чем-нибудь ублаготворить дочку, попытаться притупить, заглушить её мысли о Рыжике. Из сумки, валявшейся на диване, она вынула тысячерублёвую купюру, положила её на колени дочери.

— Вот тебе деньги! — сказала мать вкрадчивым лисьим голосом и постаралась при этом мило улыбнуться.– На мелкие карманные расходы. Купи мороженое, жвачку… Чего хочешь, то и покупай. Деньги твои. Но котёнка в комнату не приноси! Чтобы духу его здесь не было! Пусть живёт в том доме, в котором живёт твоя подружка. И всё! Домой приносить не разрешу. Это моё последнее слово.

Сделать большего для своей дочери Лидия Фёдоровна оказалась неспособной. Это предел её материнской любви к дочери. Деньги для неё превыше всего.

— Не нужны мне твои деньги! — уставшим голосом сказала Рита, обнимая обеими руками колени и ещё ближе подтягивая их к лицу.

— Как хочешь, — с каменной невозмутимостью сказала Лидия Фёдоровна.– Я не пожалела для тебя денег. Ну, раз так…

Рита ещё долго сидела на диване, прильнув мокрыми щёчками к своим острым коленям.

Лидия Фёдоровна взяла деньги, ушла в свою комнату, постелила постель, спокойненько улеглась спать.

Наступила глубокая ночь. Лидия Фёдоровна спала крепким и спокойным сном и видела наверняка какие-то сладкие сны. А вот Рита и не думала ложиться. Думала о Рыжике. Сегодня даже не поужинала. Ни капли не хотелось есть. И сон пока не шёл к ней.

4. Первая победа Рыжика