Бесплатный фрагмент - Тайны маленькой деревни

ТАЙНЫ МАЛЕНЬКОЙ ДЕРЕВНИ

1. В хорошо протопленной бане парились мужики.

— Поддай парку, Юрьич!

— Да хватит, дышать уже нечем! — поднимаясь со скамейки проворчал Юрьич.

— Ты чего сегодня? Как барышня кисейная, честное слово! Ну, сходи снежком оботрись, освежишься!

— Да ну его! — буркнул Юрьич, тем не менее продвигаясь к выходу. Грузный Юрьич был гипертоником. Но в кругах, как говорится, в которых он вращался, это было просто неприличным словом, и никаких лекарств он, разумеется, не принимал. А чувствовал себя не очень хорошо. Он уже давно заметил, что банька с коньяком ему не на пользу. Жена ругалась, но это её бабье дело и есть, о мужике переживать. А его — службу служить, да семью обеспечивать.

Итак, Юрьич обернулся полотенцем, кряхтя и потея от напряжения, и вышел на улицу. Студëно, однако. Порыв ветра засыпал его колючим снегом. Юрьич зажмурился. Никаким снежком обтираться вовсе не хотелось. Но если сразу вернуться в парилку, Васька засмеëт. И он неохотно зашагал за угол. Ноги замëрзли. В руках появилось неприятное покалывание.

— Не развались хоть по пути, — подбодил он себя.

Присел, захватил горсть снега, потëр им грудь. Воздуха не хватало. В глазах потемнело. Юрьич опрокинулся в снег…

2. В дверь парилки осторожно постучали. Василий повернул голову к выходу.

— Юрьич! Ты что ли?

В дверь постучали громче.

— Да заходи уже!

В дверь забарабанили уже совсем не на шутку.

— Да чтоб тебя, Юрьич! — Василий слез с полка, сердито прошлëпал по мокрому полу, распахнул дверь. И получил ведро кипятка в живот.

— Сука! — взревел Василий, отступая внутрь парилки.

Дверь захлопнулась, что-то забрякало в предбаннике. Страшная боль вспыхнула в теле. К ужасу Василия, кожа живота и ног полопалась, и начала скручиваться. Он заорал, заметался в поисках ковшика. Плюнул, схватил единственное оставшееся ведро холодной воды, вылил на себя. На одну сладкую секунду боль исчезла, но тут же верулась с новой силой. Василий кинулся к двери. Она не открылась. Снаружи её явно чем-то припëрли. Сквозь слëзы он взглянул в зарешеченное окно бани. Выхода не было. Жар и духота воздуха, выпитый алкоголь и болевой шок сделают своë дело. Ему конец. Нет! Где там Юрьич?! Долго собирается валяться в сугробе?!

— Юрьич! Слышь, где тебя носит?!

Юрьич лежал на снегу с той стороны стены, вдоль которой расположилась печь с котлом, и полок. Обваренные ноги и живот не позволили добраться до стенки. План постучать, чтобы поторопить товарища, провалился. Где же чëртов ковшик?!

3. Воя от боли, злости и отчаянья, Василий метался по парилке. Ковшик словно испарился. Он схватил таз, и швырнул его в стену.

— Юрьич!!!

Таз отскочил, и упал на пол. Наклониться за ним было невозможно. В стену полетел второй таз. В нëм оказалась тëплая мыльная вода. Само собой, вылилась она на окровавленное тело Василия, вызвав обжигающий эффект. Бросок вышел слабым. Больше грохота внутри бани, чем снаружи. Василий поскользнулся, рухнул на пол, и потерял сознание. Его лицо отразилось в блестящем корпусе ковшика, закатившегося под скамейку.

Юрьич лежал неподвижно на снегу. Он ничего уже не слышал…

4. На следующее утро в соседнем доме за столом, покрытым клеëнкой, сидели две старушки, а напротив — два сотрудника полиции. Один местный, молодой высокий парень, а второй постарше и пониже ростом, из района.

— Неужели совсем ничего не слышали? — спросил молодой.

— Совсем. А что случилось-то?

— Валечка, что он говорит? Я не слышу, — извиняющимся тоном обратилась одна старушка к другой.

— Сосед наш помер, — громко ответила та.

— Что? Ты мне в это ухо говори.

— Сосед, говорю, помер. Сосед! Вчера.

— Что ты говоришь? Отчего это он? Этакий крепкий мужчина! Лет пятьдесят всего поди ему, как думаешь?

— Да поди никак не больше.

— Сердце?

— Не знаю, Михална, сейчас спрошу, — наклонясь к уху подруги, громко ответила Валентина, — Сердце? — уже потише передала вопрос полицейскому.

— Следствие разберëтся! — излишне строго ответил он.

— А, хорошо, хорошо.

— У вас, кажется, был конфликт с соседом?

— Ничего у нас с соседом не было, — уверенно заявила Валентина, — Аннушка, у тебя было чего с соседом? — громко обратилась она к подруге.

— Это чего, например? Ты в своëм уме-то, Ивановна? Я уж старуха, а ты меня про мужчину спрашиваешь.

5. — Дура ты старая! Глухая, седая, а всё одно на уме! Ссорилась ты с соседом, тебя спрашивают?

— Ну тебя, Валентина! Ты толком спрашивай-то! Непонятно же, о чëм говоришь.

Анна Михайловна неловко заëрзала на стуле, и надела очки.

— Да не обижайся ты, — Валентина театрально погладила её по плечу. Та обиженно отдëрнулась, и уставилась в окно.

— А заявление кто писал в июле прошлого года, что сосед застрелил вашу собаку, а? — надавил молодой полицейский.

— Так машина же Фунтика задавила, — Валентина Ивановна развела руками.

— Да? А вы вот тут, — он взмахнул бумагой, — Смотрите, — он ткнул пальцем в нужную строчку, — Утверждаете, что Василий Петрович, будучи в алкогольном опьянении, выстрелил из табельного оружия в голову собаке. Было такое?

— Так я ж по старости перепутала. А собаку машина сбила. Вот ей морду-то и оторвало. Ты ж сам объяснял.

Парень скрежетнул зубами, пристально глядя в глаза старухе. Затем молча убрал её заявление в папку.

— Ладно. Значит, ничего не слышали, находились дома. Чем занимались-то хоть?

— А в какое время?

— После четырнадцати часов.

— Так это… Телевизор смотрели. Да чай пили. Чем ещё двум старухам зимой в деревне заниматься?

— Я б вам рассказал, да идею не хочу подавать, — себе под нос пробормотал полицейский.

— Распишитесь, где галочки стоят. А потом вы, — он показал пальцем на Анну Михайловну.

— Валя, чего он хочет? — беспомощно спросила она.

— Подпись поставь, где галочки, — громогласный ответ не пощадил ушей сотрудников полиции. Они смотрели, как медленно и старательно две одинокие пенсионерки выводят свои подписи на бумаге. У Анны Михайловны заметно дрожала рука.

— Да уж, старость — не радость. Не дай бог нам такими стать, — сказал молодому коллеге сотрудник из района, едва они отошли на пару шагов от крыльца.

7. Картина была на первый взгляд ясна: егеря хватил инфаркт, ибо париться, и одновременно с этим коньяк пить — опасная затея. А в добавок ещё и в снегу после этого валяться.

Васька, понятное дело, с пьяных глаз тазик кипятка на себя опрокинул. Вон, и тазы на полу валялись. А что от шока упал, и башку себе пробил, тоже не удивительно. Оно, конечно, если б Юрьича инфаркт не разбил, он бы Петровича как-нибудь до больницы довëз, но не повезло. А всё почему? А потому, что сколько верëвочке ни виться, а кончик всегда найдëтся! И закон бумеранга сработал наконец. И вообще, бог — не Тимошка, видит немножко.