Бесплатный фрагмент - Тайная любовь моя

Синопсис

Яркой молнией сверкнула их любовь в городе у моря. Он звал её Валей-Валентиной и моей Королевой, она его– профессором Толиком. Он читал ей свои стихи, она восхищала его своей красотой. Днём они спасались от жары в кинотеатре, а вечерами нагими плавали по лунной дорожке моря. И целовались-целовались. Второй раз они встретились через три года у вагона поезда. Неделю назад она вышла замуж за его друга. Офицеры-ракетчики отправлялись к месту службы. «Давай сбежим», — предложила она. «Это невозможно», — ответил он. Через месяц он навестил её. «Я хочу ребёнка», — попросила она. «Ты несвободна», — ответил ей. Шли годы. Они встречались, как старые друзья. Но однажды ночью она пришла к нему с сонной дочерью. «Я свободна!» — объявила она. «Это невозможно. Мы оба несвободны», — ответил он. А потом полгода клиники Кащенко. «Прощай профессор Толик», — попрощалась она с ним за месяц до самоубийства. «Прощай, моя Королева. Я помню тебя живой, тайная любовь моя»

От автора

Жизнь — это непрерывная цепь событий, так или иначе определяющих судьбу. Но, как часто бывает, лишь по прошествии времени вдруг схватишься за голову — боже мой, что же я наделал! Почему не послушал тогда голос — нет, не разума — сердца. Вся моя жизнь сложилась бы по-иному. Хуже, лучше, — не знаю, но несомненно ярче, насыщенней, потому что та любовь была искренней, настоящей.

Тайная любовь моя

— Слушай, Афанасич, а ты не хочешь на полигон слетать? — предложил как-то коллега, ведущий инженер Рабкин, — Тут Мазо летит с группой Гарбузова на пуск разгонного блока. А заодно, говорит, можно съездить на новый стенд. Его уже почти построили. Скоро макет «Бурана» повезут для совместных проверок. Так ты как?

— С удовольствием, — ответил ему, — Я уже почти пять лет не был на полигоне.

И вопрос был решен.

По завершении командировки, уже перед самым отлётом в Москву начальник сектора Мазо устроил нам с Рабкиным экскурсию. Часам к двум ночи автобус доставил нас в район эвакуации стартовой команды, и часа три мы дрожали от ночного холода, согреваясь легкими пробежками. Наконец, прибыли наши орлы из стартовой команды и минут через двадцать под крики «Ура» ракета «Протон» с нашим разгонным блоком благополучно стартовала.

— Афанасич, как мы с тобой пролетели, — возмущался Рабкин, — Взрослые мужики поехали смотреть на этот детский сад. Лучше бы выспались. А так только кости проморозили, — ворчал он.

— Прими пленочку, Виктор Семенович, и успокойся, — предложил кто-то из стартовой команды.

Вскоре напринимались все. И дорога в тридцать километров пролетела в один миг. Веселье по поводу успешного пуска продолжилось в комнате Мазо.

День прошел в праздной суете, а на следующий дружно улетели в Москву, оставив на полигоне добровольного заложника Рабкина.

А дома ждало потрясение.

— Ты знаешь, Толик, Валя умерла. Завтра похороны, — сразила с порога жена. Сердце сжалось от мелькнувшей догадки. И все же, а вдруг? Мало ли Валь на свете.

— Какая Валя? — спросил со смутной надеждой.

— Сашина жена. Он сегодня приезжал, — обрушила она эту самую надежду. У меня перехватило дыхание и потемнело в глазах.

Неужели нет больше женщины, которую в своих мыслях не звал иначе, чем моя КОРОЛЕВА, моя ВАЛЯ-ВАЛЕНТИНА? Неужели никогда больше не увижу ту единственную, при редких встречах с которой всегда щемило сердце, напоминая о нашей короткой, но такой яркой и чистой любви? Ту, которая все еще помнила мои стихи, подаренные ей тем летом, знала их тайный смысл и столько лет хранила надежду на счастье? Я не мог в это поверить.

Так внезапно навалилось горе, которое предстояло пережить одному, не разделив его ни с кем, как и нашу на двоих тайну.

Мы не вечны с тобою,

Как и все на Земле.

И дано нам судьбою

Раствориться во мгле.

Он однажды погаснет

Этот мир золотой,

Где нам выпало счастье —

Горечь жизни земной.

Эти строки — первое, что пришло в голову после того, как всей душой осознал горечь утраты. «Она не захотела жить, она ушла по своей воле», — вдруг пронзительно, до боли застучало сердце.

— Отчего умерла? — спросил после длинной паузы, просто так, чтобы не молчать.

— Отравилась. Выпила смертельную дозу снотворного. Пытались спасти, но не смогли, — сообщила жена детали, которые лишь подтвердили страшную догадку.

В ночь перед похоронами периоды короткого забытья сменялись явью, в которой вовсе не хотелось быть. Картины сна, созданные воображением, смешивались с картинами воспоминаний, выдаваемыми памятью, и воспаленные мысли метались между радостью былого и горем настоящего. А все вперемешку холодным клинком пронзала единственная мысль: «Ее, как и Людочки, больше нет. Теперь она тоже фантом в моей израненной душе».

— Вставай, лежебока. Все дрыхнешь, — вдруг пропел надо мной знакомый до слез голос-колокольчик, и с меня мгновенно было сорвано одеяло.

— Валька, ты, в своем репертуаре. Разве можно так со спящим? — мгновенно вскочил на ноги, — Как ты здесь оказалась? А мне сказали, ты умерла.

— Кто тебе сказал такую чушь? Разве ты видел меня мертвой?

— Нет, но твой Саша вчера сказал.

— Он такой же мой, как и твой. Другом называется. Он бы рад меня убить, а я вот взяла и к тебе сбежала. Он меня витаминами хотел отравить. Три раза в день по таблетке, и так из года в год. Какой организм такое выдержит? Ладно, Толик, пойдем купаться, пока он не пришел. Всю жизнь только нам мешал.

— Куда купаться, Валя? Ночь за окном. Как мы в лес по темноте пойдем? Да и холодно еще в пруду купаться.

— Что с тобой, профессор? Какой лес, какой пруд? Тут целое море под боком. Разве ты забыл наши вечера на море?

— Ничего я не забыл, — ответил любимой и открыл глаза. Реальность задушила морем слез, соленых, как морская вода, которая больше никогда не примет в свои объятия наши разгоряченные молодые тела, прекрасные в своей наготе.

— А ты помнишь, как мы познакомились? — вдруг спросила Валя. Мы сидели вдвоем в беседке, где уже не было картежников. Все давно разошлись, как в тот самый первый вечер.

— Валечка, конечно, помню. Ты вышла вон из того подъезда. Такая юная и красивая, как цветочек.

— А разве я сейчас не красивая?

— Валечка, ты всегда была красивой. Такой и останешься в моей памяти, как Людочка.

— Толик, зачем ты все время напоминаешь о моей сопернице? Мне это неприятно.

— Валечка, какие вы соперницы? Мы с тобой полюбили друг друга, когда я уже пять лет страдал от неразделенной любви и больше двух лет даже не видел Людочку. Ты вырвала меня из бездны уныния, вернула к жизни, вселила уверенность. И не было между нами никого. А когда мы встретились через долгих три года разлуки, ты была замужем, а Людочки уже целых два года не было на свете. Да и что вам теперь делить, если вы обе лишь фантомы в моей скорбящей душе.

— Толик, что ты меня хоронишь? Успеешь еще. А пока я живая. Хочешь убедиться, поцелуй меня, как тогда в Бердянске, — ласково улыбаясь, смотрела на меня Валя-Валентина, молодая красивая девушка, какой увидел ее тем памятным вечером в городе у моря.

Я протянул обе руки к моей Королеве и неожиданно наткнулся на ее безжизненный взгляд, как тогда в Ленинске, а в ее руке блеснул пистолет.

Проснулся в ужасе, какого не испытал даже тогда, когда точно в такой же ситуации угрожала реальная опасность. И снова действительность всей тяжестью навалилась на мою душу, оплакивающую любимых.

***

Мой день прощания с родным городом перед дальней дорогой, подходил к концу. С друзьями попрощался еще в выходные. Поезд завтра вечером. Двое суток в пути, и я у порога новой, неведомой жизни.

Дома ждала новость:

— Твой друг, Саша Бондарь, заходил. Ждал тебя полдня, так и не дождался, — сообщила мама, — Представляешь, он женился. Жена просто красавица. Из Тульской области привез. Она тебя знает. Говорит, вы встречались в Бердянске, когда с Сашей ездили в Крым. Кстати, ехать тебе придется не вечером, а утром. Они поменяли твой билет, так что поедешь не один, а с ними в одном купе.

— Мама, а его жену не Валей зовут?

— Точно, Валей. Значит, ты ее знаешь?

Да-а-а. Валю я знал. Но каков Санька? Ни слова, ни полслова. Уехал после выпускного вечера в месячный отпуск, который нам предоставили перед тем, как должны вместе отправиться по распределению, а приехал с опозданием, да еще с женой! Конечно, в том, что женился, ничего особенного не усматривал. Очень много наших ребят женились на пятом курсе, а еще больше — перед самым распределением.

Удивило, что женился именно на Вале — на Вале-Валентине, как я ее когда-то звал.

И припомнились события трехлетней давности.

Мы окончили второй курс. И решили повторить наше путешествие по Крыму, которое так понравилось в прошлом году. Тогда стартовали из Бердянска. Теплоходом добрались до Феодосии. А оттуда отправились вдоль побережья, останавливаясь ненадолго в понравившихся местах. Планировали добраться до Севастополя. Но за Симеизом был ящур, и дальше нас не пустили. Мы вернулись в Ялту, а затем теплоходом — в Бердянск.

В этот раз наше путешествие провалилось. Несколько суток пытались взять билеты на теплоход. Отстаивали гигантские очереди, записывались в какие-то списки, отмечались, — но все усилия оказались напрасными. Хотел, было, вернуться домой, но и это оказалось невозможным. На единственный поезд до Харькова билетов тоже не было. Волей-неволей пришлось воспользоваться гостеприимством Сашиных родителей и целых три недели провести в Бердянске.

Мы быстро освоили режим отдыха у моря. Ежедневно, обычно прямо с утра, отправлялись на один из пляжей. Вначале на городской — привыкали к солнцу. Потом, когда привыкли — на любой из многочисленных загородных пляжей. Чаще всего отправлялись на день-другой на Бердянскую косу. Эта узкая песчаная полоска суши вытянулась далеко в море. Выбирали подходящее, более-менее свободное местечко, ставили палатку, готовили еду на походном примусе и дни напролет купались и загорали. А вечерами, чуть ни до полуночи, наслаждались захватывающими разговорами обо всем на свете, да бардовскими песнями под гитару, исполняемые многочисленными «дикарями».

Две недели отдыха пролетели незаметно.

Тот памятный день, в самом начале третьей недели, был до краев наполнен приключениями. Собирались всего на день, а потому для начала забыли палатку. А ближе к вечеру я заплыл так далеко, что потерял ориентиры. Плыл, как обычно, в открытое море, лежа на небольшой автомобильной камере, работая ластами и руками. Отплыв, как можно дальше, пытался представить ощущения моряка дальнего плавания, который месяцами не видит ничего вокруг, кроме бесконечных морских просторов. Не знаю, сколь долго развлекался таким вот образом, но, оглядевшись по сторонам, вдруг не увидел своего главного ориентира — нашей палатки, всегда заметной даже на низком берегу песчаной косы. Как же упустил, что именно сегодня она осталась лежать в прихожей. Покрутившись на месте, внимательно огляделся — вокруг по всему горизонту лишь морская гладь и никаких зацепок! Попытался встать на камеру. Результат тот же. Плохо, что, отплывая, не отметил положения солнца относительно берега. И что теперь?

Я качался на волнах, напряженно вглядывался в горизонт, изредка поглядывал на раскаленное светило и мучительно вспоминал, как оно располагалось, когда плыл от берега. Очень скоро сообразил, что лучше всего не суетиться, оставаться на месте и ждать помощи или счастливого случая.

Я болтался в море уже довольно долго. Возможно час, а возможно — гораздо дольше. И чудо вдруг явилось в образе небольшого теплоходика. Не раз видел, как такие же ходили мимо нашей стоянки, курсируя вдоль береговой линии. Не размышляя, рванул наперерез хода этого судна. Оно двигалось довольно быстро и вскоре пропало из вида, но курс к берегу проложен. Теперь только вперед! И через полчаса бешеной гонки мелькнула, наконец, тоненькая полоска суши. Еще минут через двадцать попал на берег. С трудом разыскал перепуганного Сашу и его приятеля. И мы одними из последних покинули бердянскую косу.

Домой попали позже обычного, переполошив Сашиных родителей, так и не дождавшихся нас к традиционному семейному ужину.

Как гость, оказался не у дел, порученных Саше в наказание за опоздание, и после ужина вышел посидеть в беседке, расположенной в уютном дворике, образованном Г-образным зданием и самодеятельными сарайчиками-гаражами.

Обычно мы приходили сюда вдвоем и сидели допоздна. Здесь было гораздо приятней, чем в душной квартире. Подходили и уходили разновозрастные ребята и даже мужчины — жители дома. За две недели своего отдыха узнал практически всех. Играли в карты, или неторопливо обсуждали все, что угодно: футбольные матчи, новые фильмы, вышедшие на экраны города, цены на местном рынке и прочее. Словом, коротали время, отдыхая от дневного пекла сердцевины приморского лета.

Вот и в тот раз скучать в одиночестве не пришлось — беседка была полна завсегдатаев вечерних посиделок. И, дождавшись своей очереди, включился в азартную игру «на вылет».

Вдруг ребята оживились и дружно оторвались от карт. Невольно глянул в сторону, куда смотрели все, и увидел на редкость красивую девушку. Похоже, она вышла из нашего подъезда и направлялась к нам. Когда же она медленно поплыла мимо беседки, все наперебой затарахтели свои приветствия: «Валечка, с приездом! Иди к нам! Надолго приехала? Не проходи мимо. Заходи». Она с удовольствием отвечала каждому, но шла, не замедляя шага. Похоже, ей нравилось быть в эпицентре мужского внимания, но в тот вечер было не до нас.

Неожиданно, взглядом капризной девчонки, давно привыкшей к восторженному признанию ее достоинств всеми, без исключений, она посмотрела на меня и остановилась:

— А я вас не знаю, — без тени смущения обратилась ко мне незнакомка, которую, давно понял, звали Валей.

— Обратное меня бы удивило, — нарочито равнодушным голосом ответил ей, исподтишка наблюдая реакцию, — Я бы подумал, что знаменит настолько, что меня узнают незнакомые люди, — без всякой цели начал легкий флирт с девушкой, которая показалась забавной своей бесцеремонностью, не принятой в моем родном городе.

— А вы кто, если даже немножечко знамениты? — с неподдельным интересом спросила Валя, вошла в беседку и уселась прямо передо мной на место, которое ей мгновенно уступили.

— Профессор, — в шутку представился «липовым погонялой», доставшимся с незапамятных времен полукриминального детства, — Сокращенно, можно звать Проф, только с большой буквы и без точки в конце слова, — обескуражил еще и явной белибердой. Она на минутку замолчала, очевидно, соображая, что еще спросить.

— А зовут вас, как? — решилась, наконец, Валя на следующий вопрос.

— Я так понимаю, милая девушка, вы хотите со мной познакомиться, — продолжил я словесную дуэль, — К сожалению, свои визитки оставил дома. Поэтому зовите меня Проф, а по-простому профессор Толик, — в общем, как вам удобней. А вас, слышал, зовут Валей. Считайте, познакомились, — протянул ей руку.

Она, в ответ, улыбнулась и очень изящно подала свою небольшую ручку. Есть контакт! Что дальше? Вульгарное рукопожатие? Нет уж! А сердце уже забилось в предчувствии чего-то невероятного. Не удержавшись, наклонился и поцеловал. Почему, так и осталось загадкой. Никогда не целовал ручки женщинам. Возможно, подвигло самовольно присвоенное профессорское звание. Возможно. Но Валя нисколько не удивилась моей выходке и отнеслась к ней, как к должному. Неожиданное знакомство с красивой девушкой, проявившей ко мне столь очевидный интерес, подняло настроение, вызвав желание подурачиться.

— И что же вы здесь делаете, профессор Толик? — спросила Валя, из чего сделал вывод, что все-таки поняла, что шучу.

«Что ж, не дурочка, хоть и красивая», — подумал, пытаясь меж тем прикинуть ее возраст.

— Изучаю бассейн Азовского моря, путем погружения собственной персоны в его мутные воды.

Валя рассмеялась. Смеялась она откровенно, от души, но все же чуточку кокетничая.

— И давно изучаете?

— Вот уж две недели.

— Заметно. Хорошо загорели, — отметила она.

Я, правда, удивился, как это она разглядела загар в полумраке беседки, освещенной слабенькой электрической лампочкой.

— Скорей разгорел, чем загорел. До приезда в Бердянск уже был шоколадным — целых пол-лета загорал. А здесь стал замечать, что чем больше загораю, тем светлей становлюсь. За две недели из шоколадного стал светло-золотистым.

— А вы откуда приехали?

— Из Харькова.

— А я только сегодня из Тульской области, — сообщила Валя.

Я вдруг обратил внимание, что ребята, сидевшие в беседке и скучавшие оттого, что мы не включаем их в диалог, постепенно разошлись. Да и время позднее. Мы остались вдвоем, но прежде спешившая куда-то забавная очаровашка не уходила. Назревало импровизированное свидание с красивой девушкой, расположенной к общению.

— Завидую. У вас отдых еще впереди, а мне через неделю уезжать. Кстати, Валя, мы, похоже, ровесники. К тому же давным-давно знакомы. Почему бы не перейти на «ты»? Идет?

— Идет. А ты где остановился? — мгновенно сориентировалась Валя.

— У Саши Бондаря. Знаешь такого? Я вижу, ты всех знаешь. Откуда, если только приехала?

— Я каждый год здесь отдыхаю, у родственников. А они тебе комнату сдают, или койку?

— Ничего не сдают. Я тоже в гостях. Мы с Сашей учимся вместе. Собирались, как в прошлом году, в Крым, но не получилось. Вот и пришлось закуковать в Бердянске. Здесь тоже ничего. Хоть и плохонькое, но море.

— Значит, ты тоже военный, как Сашка, — констатировала Валя, — А вы уже летаете? — вне всякой логики вдруг спросила она.

— В каком смысле? Разве Саша говорил, что в летчики готовится?

— Форма у вас летная. Вот и подумала. Спросила как-то, а он что-то невразумительное промычал. Так и не поняла. А вы уже летаете, или только учитесь?

— Форма действительно летная, а вот летал только на планере, и то очень давно, когда еще шестнадцать было. В семнадцать поступал в училище летчиков, но не прошел медкомиссию. Небо для меня закрылось. Даже из аэроклуба выставили. Теперь летаю, как пассажир.

— С вами все понятно, товарищи военные. «Думала, летает, а он там подметает», — пошутила Валя, процитировав слова известной частушки, и замолчала. Молчал и я, так и не сообразив, к кому относились ее слова — ко мне, или к Саше, и что она вообще хотела этим сказать, — Толик, извини, само вырвалось. Хотела немного развеселить… Ты всегда такой серьезный? — после продолжительной паузы спросила девушка.

— Валечка, это я, по идее, должен тебя развлекать, но тоже не знаю, как это делается. Сегодня вот разговорился, а так уже много лет с девушками не общаюсь. Дисквалифицировался.

— Почему? Разве у тебя нет девушки? Ты, вроде, парень нормальный и даже забавный.

— Была у меня подружка. Дружили с детских лет. Подросли, понял, что нравится, как ни одна другая. Думаю, и я ей не был безразличен. Мне шестнадцать, ей четырнадцать, но мне казалось, той весной мы чувствовали одно и то же. Мы простились до осени, как влюбленные. Увы, за три месяца, пока летал в Крыму, что-то в её жизни изменилось. Когда вернулся в Харьков, она разом порвала все отношения, даже дружбу, причем, без всяких объяснений. Пять лет прошло, а я её забыть не могу. Ощущения, словно потерял что-то самое главное в жизни. Такая вот грустная история.

— Что она особенная, эта девушка? Или других мало?

— Валечка, таких привлекательных, как ты, я за свою жизнь встретил только двоих. Одна — это моя Людочка, а вторая — Наташа Фатеева. Ты должна ее знать. Она во многих фильмах снималась. Людочка мне нравилась с детских лет. Мне кажется, я бы ее любую полюбил, потому что она есть. А девушек, красивых как ты, все любят.

— Ты считаешь меня красивой? У нас в Тульской области таких навалом.

— А ты в этом сомневаешься? Ты, Валечка, редкий цветочек.

— Спасибо. А Людочка красивая?

— Очень. Когда с ней ходил, чувствовал себя, как на витрине — на нас все смотрели, даже оборачивались.

— А с Фатеевой как познакомился? Она же известная артистка. И живет в Москве.

— Когда познакомился, она еще была никем и жила в Харькове. Просто, ее отец работал с моим. Они к нам в гости приезжали. Наташа тогда только поступила куда-то. Взрослые говорили, будет артисткой. Она мне тоже взрослой показалась. Но потом, когда стала с нами играть, увидел, что ненамного старше меня. Она нам сказки рассказывала. Как радио… Валечка, расскажи лучше о себе.

— Да, рассказывать-то, Толик, в общем, не о чем. Это у вас с Сашкой интересная жизнь. Выучитесь, офицерами станете, а то и генералами. А я, что. Никуда не поступила. Работаю, где придется. Жду чего-то, а чего, не знаю.

— Да, ладно тебе, Валечка. Поступишь еще. И дождешься наверняка. От ребят, похоже, отбоя нет, и на танцах, думаю, ты королева. Не иначе.

— Ну, Толик, насмешил. Какие ребята! Какие танцы! Меня туда калачом не заманишь. А ты, говоришь, танцы.

— Да-а-а. Удивила ты меня, девушка-красавица. У тебя хоть парень есть? Или сама по себе, как я?

— Знаешь, Толик, я еще никому не рассказывала. Моя история куда безнадежней, чем твоя. Кстати, издали он так похож на тебя. Я как глянула на беседку, чуть ни упала от страха. Хорошо, ребята со мной заговорили. Еле успокоилась.

— Чем же я тебя напугал?

— Не ты. Думала, призрак. Он же погиб год назад, мой парень. А здесь никогда не был, и вдруг явился.

— Кошмар. Неужели мы с ним похожи?

— Еще как! Не были вы так похожи, разве заговорила бы с незнакомым парнем. А тут, как удар током. Так захотелось узнать, кто ты, откуда, зачем здесь. Я же по делу шла, да так и осталась с тобой. Да еще почти в полночь. Страх какой! Хорошо, ты оказался настоящий.

— Я тебя понимаю, Валечка.

— Спасибо, Толик. Знаешь, после него смотрю на всех, как на пустое место. У нас в области, девочки хорошие, а ребята какие-то пришибленные. Много пьющих. Он был не такой. Вот и не могу забыть, совсем как ты свою любовь. А всем кажусь веселой пустышкой.

— Не обижайся, поначалу и я так подумал. А ты, оказывается, совсем другая. Удивила. Такой же однолюб, как я. А это так грустно. Особенно, когда вокруг толпы счастливых людей. Может, слышала такие стихи? «Ты одинок средь сотен тысяч лиц. Ты одинок без сотен тысяч лиц». Это про нас с тобой. Вот и я сочиняю стихи. Такие же печальные. Особенно, когда настроение соответствующее.

— Ты сочиняешь стихи? Прочти хоть одно, пожалуйста.

— Валечка, не могу их читать вслух. Лучше напишу, а ты прочтешь.

— Толик, пожалуйста. У меня настроение подходящее, чтобы слушать.

— Ладно, Валечка. Только, если собьюсь, не смейся, — и я, как школьник, плохо выучивший домашнее задание, собравшись с духом, прочел почти без запинок:

Моя любовь с годами не проходит —

Она сильна, как в юности далекой.

А кровь весной все также бурно бродит.

Душа кипит, зовет мечтой высокой.

И пусть известно, встреч уже не будет,

Хоть я о них по-прежнему мечтаю.

А чувств ее нисколько не разбудит

Судьба того, кто от любви страдает.

Но каждая весна приносит в сердце бурю.

В груди пылает светлая надежда,

Что та, которую давным-давно люблю я,

Со мною будет снова, как и прежде.

Все эти мысли душу раздирают,

Мечты о счастье, о любви красивой.

Но сердца лед напрасно только тает,

И жизнь становится совсем невыносимой.

Пусть ранняя весна мне бури не приносит.

Лишь болью отзовется ветер мая

В душе остывшей, что любви не просит,

В душе, что счастья больше не узнает.

— Ну, Толик. Ты поэт! А еще, пожалуйста.

— Что ж. Еще, так еще. Раз уж осмелился. Никогда не слышал, как они звучат.

Плачь без слез, душа моя,

Плачь с отчаянья и боли.

Я живу на свете зря

Жизнь страдания и горя.

Плачь, что нет нашей любви,

Что один, как ветер в поле.

Плачь, что нет уже в крови

Чувств, бушующих, как море,

Что когда-то счастлив был,

Но тобою все забыто —

Все, чем я дышал и жил.

Все разбито. Все разбито.

— Толик, а у тебя есть не грустные? Пожалуйста.

— Таких нет, Валечка. Кстати, одно бодренькое случайно завалялось

Светит яркое солнце весеннее,

Превращая снега в ручейки.

Позабыты печали осенние,

Вновь хорошими стали деньки.

Чем хорошими? Даже не знаю,

Только радости сердце полно.

Словно снег, грусть-тоска моя тает,

Что тревожила душу давно.

Не хочу тосковать и грустить.

Все изрядно уже надоело.

Начинать надо снова жить,

И пора приниматься за дело.

Все равно, что прошло — не вернешь,

Только душу тоскою изгложешь.

Горькие слезы напрасно прольешь,

Но помочь уж ничем не поможешь.

Так вперед в эту бурную жизнь!

Лишь вперед и вперед, без оглядки!

Ведь и так коротка эта жизнь,

Чтоб так глупо играть с нею в прятки.

Светит яркое солнце весеннее,

Звонкой песней звенят ручейки.

Позабыты печали осенние,

Вновь счастливыми стали деньки.

— Толик, знаешь, если бы мне дарили стихи, я с таким парнем хоть на край света пошла. А Людочка твоя, скорей всего, не любила. Так, показалось вам обоим.

— Нет, Валечка. Я видел ее глаза. Они не обманывали. А о стихах она ничего не знает. Так, царапаю для себя, что в голову приходит. Ты — первый человек, который услышал, да еще в моем никудышном исполнении.

— Как не знает? Немедленно придумай, чтоб прочла!

— Была мысль. А вот как, если она даже говорить со мной не захотела. А два года назад они переехали. Куда, не знаю. Да и стоит ли искать? Что изменится?.. Когда стихов будет много, да еще научусь сочинять настоящие, попробую публиковать. Может, прочтет однажды и поймет, как крепко я её любил. А может, посмеётся надо мной.

— Толик, да ведь это месть! Только запоздалая. А вдруг она уже будет замужем. Твои стихи не оставят её равнодушной. Подумай.

— Валечка, не хочу больше думать. Что будет, то будет. Пять лет думал, и всё впустую. Надо менять свою жизнь, а я не могу забыть то, чего давно нет, да и, если честно, боюсь разочарований. А ты, «немедленно придумай». Что придумать, Валечка?

— Толик, откуда я знаю? Сама с такими же комплексами. Пробуй. Ты — мужчина.

— Знаешь, Валечка, встретить бы девушку, похожую на Людочку, или на тебя, пожалуй, рискнул. А так.

— А я сама на себя похожа, — вдруг кокетливо улыбнулась Валя.

— Валька, а ты занятная девчонка! С тобой не соскучишься. Но, мы с тобой друзья по несчастью. А потому не хочется ни тебя разочаровывать, ни в тебе.

— А ты рискни. Сочини мне стихотворение, и увидишь, — шутливым тоном, но, мне показалось, не без серьезных ноток, предложила Валя.

— Эх ты, Валя-Валентина. Профессор излагает умные мысли и сомнения, а молодая красивая девушка шутит с глупым профессором. А вдруг он действительно рискнет?

— Я не шучу, Толик… Кстати, как ты меня сейчас назвал?

— Валя-Валентина… Так, выскочило.

— Знаешь, меня еще никто так не называл. Мне понравилось. А все эти Валечки, Валюши с детства валенки напоминают. Из-за этого не люблю свое имя. А Валя-Валентина, здорово!

— Конечно, здорово. Почти как Эрих Мария Ремарк.

Валя-Валентина рассмеялась.

— Жду стихи, — напомнила она, когда мы, наконец, распрощались на лестничной площадке.

— А я думал, ты давно спишь, — удивился Саша, открывая дверь, — Где пропадал?

— Представь, задремал в беседке — там так хорошо было сегодня.

Ночью мне приснился странный сон, навеянный, очевидно, морским приключением, вечерним знакомством и его нежданным продолжением.

Я лежу на пляже бердянской косы. Ко мне медленно приближаются, словно плывут по песку, две греческие богини — Людочка и Ирочка. Они все ближе и ближе. Все отчетливей вижу их красивые, но суровые лица. Они смотрят на меня в упор, с укоризной.

Неожиданно рядом со мной возникает Валя. Она смотрит то на меня, то на приближающихся девушек. Она видит мое смятение.

— Толик! — вдруг хватает за руку Валя, — Не смотри на них, они же не настоящие! Они были такими пять лет назад, а сейчас это видение, мираж! Посмотри на меня! Я здесь, я рядом, и тоже красивая! Смотри! — кричит она, и вдруг одним движением снимает купальник.

Без одежды она выглядит фантастически. Я не могу оторвать взгляда от Вали-Валентины. А она смотрит на меня так загадочно.

Но мне надо бежать от нее!

Как можно быстрее и дальше!

Не знаю, почему, но так надо.

С трудом бегу по зыбучему песку, рыбкой бросаюсь в воду, ныряю, долго плыву под водой. Мне не хватает воздуха, я задыхаюсь и всплываю.

В нескольких метрах от меня, как когда-то на харьковском водохранилище, стремительно летит четверка распашная. На веслах, что с моей стороны — Людочка и Ирочка. Они ничего не видят, лишь изо всех сил налегают на весла.

Меня видит рулевой. Это Саша. Но он не реагирует. Кричу ему: «Человек по курсу! Суши весла!» Он смеется сатанинским смехом и вещает громовым голосом: «Ты предал свою любовь! Ты приговорен к смерти!» Весла моих подруг уже занесены над головой.

В ужасе просыпаюсь. Я лежу на мокрой подушке и мокрых простынях. Липкая духота жаркого лета. Комнату озаряют всполохи далекой грозы.

Я пришел в себя и долго лежал недвижно, переживая фантастические, но необыкновенно реальные видения сна. Наконец, снова задремал. Сновидение повторилось один в один. И снова испытал ужас приговоренного к казни. Не спалось. Я лежал и думал обо всем, что еще не случилось, но может случиться. Я чувствовал себя накануне.

Сами собой пошли стихи. Они родились в полчаса.

Мы не вечны с тобою,

Как и все на Земле.

И дано нам судьбою

Раствориться во мгле.

Он однажды погаснет,

Этот мир золотой,

Где нам выпало счастье —

Горечь жизни земной.

Пусть порою, бывает,

Тот душевный разлад

Нас с тобой заставляет

Оглянуться назад.

Но надежда на счастье

В каждом сердце живет,

И в любое ненастье

Оно лучшего ждет.

И в награду бывает

Перекресток судьбы,

Где зимой расцветают

Среди снега цветы.

Только в зимнюю стужу,

Когда холод в крови,

Распахни свою душу

Навстречу любви!

Мне не хотелось включать лампу на столике. Дождался, пока рассвело, вырвал листок из какой-то Сашиной школьной тетради и записал стихотворение.

Утром схватил ведро с мусором и медленно пошел с ним в сторону беседки. Я смотрел на нее и вспоминал вчерашний разговор с Валей-Валентиной. Было это, или нет? А может, это мираж, как в том жутком сне? Может, мы оба просто развлекались от скуки пустого вечера? Нет, она была искренна, хотя изредка кокетничала, как любая, знающая себе цену красивая девушка, привыкшая быть центром внимания.

Я услышал скрип открывающейся двери подъезда и легкие шаги. Еще ничего не увидев, мгновенно догадался — это Валя-Валентина. Что же будет дальше?

— Доброе утро, профессор Толик, — раздался ее бодрый мелодичный голосок.

— Доброе утро, Валя-Валентина. Вас не мучили кошмары этой душной предгрозовой ночи?

— Нисколько. Я прекрасно выспалась и сейчас в хорошем настроении. Толик, а почему снова на «вы»?

— Валечка, но вас же теперь двое — Валя и Валентина. Это все равно, как Эрих и Мария — брат и сестра одноименного писателя Ремарка.

Валя рассмеялась. Похоже, у нее действительно хорошее настроение. А еще, мне показалось, она поджидала меня. Уж очень быстро вышла.

— А я сюрприз приготовил, — подал Вале свернутый вчетверо листочек со стихотворением, — Прочти и сожги, если пустое. Только прошу, прочти сейчас.

Валя вошла в беседку. А я пошел выносить мусор. Когда вернулся, она пристально смотрела на меня. Ее взгляд был точно таким, как во сне. «Сейчас начнет раздеваться», — мелькнула шальная мысль, и я непроизвольно рассмеялся. Валя застыла в изумлении.

— Толик, с тобой не соскучишься. Я в восторге от подарка. Надо же, за ночь сочинил. А ты смеешься.

— Валечка, не за ночь, а за полчаса. Я его почти столько же записывал. А благодарить надо тебя. За то, что ты есть, Валя-Валентина. Ладно, а то нас заждались с пустыми ведрами. Пойдешь сегодня на пляж?

— Не знаю. Боюсь, сгорю за полчаса, пока ты будешь сочинять мне очередное произведение и светлеть на солнышке.

— Ну, Валя-Валентина, ты даешь. Придется расстараться. Жди очередной сюрприз.

И мы расстались, как оказалось, ненадолго. Пока шла подготовка к традиционному завтраку, удалось уединиться.

Первое послание воспринято положительно. Второе должно быть размышлением о вариантах развития наших с тобой, Валечка, отношений.

Это белое, или черное. Взлет, или падение. Счастье, или горе. Реальность, или мечта. Явь, или сон. Это две яркие звезды на пустынном небосводе моей одинокой жизни — угасающая, что была, и взрывающаяся на ее месте новая звезда, вспыхивающая светом надежды на обновление. И еще до завтрака я записал:

Надежды нет, но на пустынном небосводе

Взошла одна, Последняя Звезда.

Что ты несешь мне — счастье или горе,

Успокаивающие навсегда?

Вспыхнешь ли ты Новою Звездою,

Или погаснешь в черной тишине?

Станешь ли ты явью — не мечтою,

Или останешься во сне?

Я все успел. После завтрака мы с Сашей вышли во двор, и пошли, как всегда, в беседку. Там уже сидели завсегдатаи и играли в карты. Вскоре вышла Валентина. Повторилась картина вчерашнего вечера.

Но появился новый герой. Я видел, как засуетился вокруг Вали Саша. Стало ясно, что у меня есть соперник, который еще на месяц останется здесь после моего отъезда. Конечно, главное действующее лицо — Валя-Валентина. Но и я, похоже, за двенадцать часов с момента нашего знакомства, успел больше, чем Саша за все время, которое Валя проводила в этом городе. А впереди у меня еще целых пять дней. Нет, Саша, ты мне не соперник.

Посуетившись минут пятнадцать, Саша вдруг подошел и сказал, что Валя приглашает нас обоих в кинотеатр.

Сидеть в душном зале и смотреть какую-то американскую галиматью, вместо того, чтобы наслаждаться солнцем и морской водой? Ну, нет.

— Причем здесь я? — на всякий случай изобразил искреннее удивление, которое Саша, не знавший ничего о ночном разговоре, принял за чистую монету, — Идите вдвоем. Не очень хочется терять последние денечки. Дорогу к морю знаю, так что все в порядке. Не обижусь.

Саша ушел на переговоры. Они стояли в стороне и что-то бурно обсуждали. Вскоре он вернулся в беседку и сказал, что Валя очень просит. Зал с кондиционером. Это, хоть и дороже, но намного удобней.

Пока Саша говорил, Валя улыбалась мне издали. Улыбнувшись ей в ответ, сказал Саше, что согласен на культпоход при условии, что всех приглашаю я.

Переговоры продолжились. Я видел, что Валентина смеется. Махнул ей рукой, она махнула в ответ. Когда подошел, Саша представил Валю. Мы обменялись рукопожатием в честь нашего знакомства, оба делая вид, что видимся впервые.

Театр действительно порадовал приятной прохладой. Она началась прямо в фойе. Я выдал Саньке деньги, и пока он покупал билеты, передал Вале очередное творение. Она тут же с интересом прочла.

— Толик, и когда это ты успел? — удивилась девушка.

— Много ли времени мне надо, если у меня снова есть Муза. И эта Муза ты — Валя-Валентина. О чем вы так бурно дискутировали с Сашей, если не секрет?

— Да так, разговор ни о чем. Знаешь, Толик, у меня все в голове перевернулось после нашего разговора, а особенно после твоих стихов. Имеют ли значение все остальные разговоры и предложения, которыми окружена с утра до вечера. Единственное, что беспокоит — он же не даст нам встретиться вечером, как вчера. От него не избавишься. А ты, что думаешь?

Я не успел ответить, подошел Саша, и мы прошли в зал. Валю усадили между нами. Она оказалась слева от меня. Как только начался фильм, и в зале стало темно, ощутил прикосновение ее руки, которую она потихоньку, незаметно от Саши, протянула мне, при этом, вполоборота развернувшись к нему. Ручка была мягкая, как подушечка. Я с удовольствием погладил ее, почувствовав ответную нежность Вали-Валентины.

А когда Саша что-то уронил, и начал суетиться в темноте зала, пытаясь это нечто достать, рука Вали быстро взяла мою и решительно поместила на свою грудь. Я ощутил округлость женских прелестей этой странной, явно влекущей в свои сети девушки. И как маленькая безмозглая мошка, угодившая в эти красивые совершенные тенёта, уже не мог сопротивляться. Меня охватило небывалое чувство. Ничего подобного со мной еще не было. Я ласкал эту грудь легкими прикосновениями, ощущая ее нежную податливость и девичью упругость. И не было сил остановиться, настолько волшебными были женские чары. Я ощущал, как иногда вздрагивает и напрягается в ответ на мои ласки Валя-Валентина. И это еще больше втягивало меня в вечную, как мир, сказку и быль отношений мужчины и женщины.

Я уже не видел, что происходило на экране. Мне хотелось, чтобы поскорее настал вечер, мы остались с Валей одни, и тогда смог бы сказать ей то, что касалось только нас двоих.

Мы вышли из прохладного кинотеатра на раскаленную улицу. Саша пытался втянуть нас в обсуждение только что просмотренного фильма, но, похоже, не только я смотрел на экран, не видя ничего. Когда Саша постепенно рассказал нам сюжет просмотренного нами фильма, и рассказывать стало нечего, все замолчали. Мы молча шли по дорожке парка. Валя изредка поглядывала в мою сторону, неизменно одаривая очаровательной улыбкой. Я улыбался в ответ.

— Тебе понравилось? — обратился к Вале с двусмысленным вопросом.

— А тебе? — с кокетливой улыбкой ответила она вопросом на вопрос.

— Это было прекрасно. Я навсегда запомню этот кинотеатр и нас, очарованных сюжетом потрясающего фильма.

— Я тоже в восторге. Очень хотелось бы повторить.

— Да, фильм что надо, — врезался в разговор Саша, — Но, завтра пойдет другой фильм. Я видел новую афишу. Может, сходим? — предложил он. Мы с Валей рассмеялись. Он посмотрел на нас с удивлением.

— Хорошая идея, — разрядил я обстановку, — Значит, с пляжами покончено. Отныне только кино. Хоть немного отдохнем от жары.

Обсудив программу завтрашнего дня, снова замолчали. Было очевидно, что кто-то из молчаливо бредущей троицы явно лишний. И тут меня осенило. Я стал пересказывать любимые сюжеты из школьной жизни и нашего рукописного журнала. Валя и Саша непрерывно смеялись. Через полчаса мы уже были обычной шумной компанией веселых молодых людей.

И вот он настал, долгожданный вечер. Завсегдатаи беседки на своих местах. Как всегда, в центре внимания — колода карт. Похоже, нервничаю не только я. Саша тоже периодически поглядывает на двери подъезда, откуда ожидается выход королевы двора — Вали-Валентины.

И вот она на сцене. Оживление публики, не участвующей в карточной игре. Но неожиданно сценарий нарушен. Валя не пошла к беседке. Она остановилась у подъезда и, подав знак «следуй за мной», медленно пошла к выходу на улицу. Незаметно встал, вышел из беседки и пошел вслед за девушкой. Саша в этот момент раздавал карты и, кажется, не заметил моего маневра.

— Добрый вечер, королева, — быстро догнав, поприветствовал Валю-Валентину новым титулом.

— Добрый вечер, профессор. Не ожидала такого эффекта, но оказалось, все удалось, как нельзя лучше. Ты наблюдательный. Заметил. А то пришлось бы возвращаться. А там, не дай бог, Саша увязался. Толик, я так рада, что все получилось, — щебетала Валя.

— Саша в тот момент увлекся картами. Валечка, а что у тебя с ним?

— Он один из моих верных поклонников.

— А много их у тебя?

— Со счета сбилась. Если бы ты знал, Толик, как трудно быть хорошенькой девушкой. Есть, конечно, свои преимущества. Особенно, когда встречаешь хороших людей. Всегда готовы помочь. А в остальном — сплошные минусы. Просто пройти по улице, и то страшно.

— Валечка, я тебя понимаю. Какие планы на вечер? Кстати, у нас юбилей — мы с тобой знакомы ровно сутки. Как отметим?

— Только сутки? Толик, мне кажется, мы знакомы всегда. Давай, пойдем к морю. Там прохладней. А то я за эти бесконечные сутки так устала от жары. Хорошо, в кинотеатре немного отдохнула. А то и до теплового удара недалеко с непривычки.

— Что ж, идем к морю, Валя-Валентина. Море и небо — моя слабость. С детства обожаю. Столько книжек перечитал. Грезилось, как наяву. А действительность оказалась еще прекрасней, — и мы, взявшись за руки, неспешно двинулись в сторону моря.

И вот мы у моря. Набережная освещена, но стоит спуститься на узкую песчаную полоску пляжа, и ты становишься невидимкой. Впереди — чернильная мгла в полмира. Сзади — набережная, как на ладони. А тебя не видно. Ни с моря, ни с суши. Чем ни невидимка?

У моря чуть прохладней. Но волны нагретого воздуха временами достают и здесь. Мерный шум накатывающих на берег волн создает особое настроение — умиротворения и стабильности.

— Как же здесь хорошо! — с восторгом отметила Валя-Валентина, — Здравствуй, море! Я снова на твоем берегу. Толик, я всегда так приветствую море, когда приезжаю. Слушай, давай искупаемся. Так хочется поскорей начать пляжный сезон.

— Валечка, с удовольствием. Вот только без солнышка мы лишь к утру обсохнем. Как думаешь, нас не хватятся среди ночи?

— Толик, мы с девочками здесь всегда купались вечером. Ну, в общем, без ничего. Место тихое. Со стороны не видно. Рискнем?

— Конечно, рискнем! Только я не девочка. Устою ли при таком соблазне. Не боишься?

— Нет, Толик. Ты же никогда меня не обидишь. Ты подарил мне стихи. Они ярче любых объяснений. Теперь только позови, профессор, — смущенно опустив глаза, почти прошептала девушка. Это уже был откровенный ответ на вопросы, заданные во втором стихотворении. И сердце вдруг радостно забилось в предчувствии необыкновенного свидания, которое сблизит нас навсегда.

Разговоры в сторону. Быстро разделся, не глядя на Валю, бросился в теплое море и поплыл от берега. Плыл, не оборачиваясь, пока ни услышал характерный плеск воды. Значит, Валя уже в море. Судя по всплескам, она плыла ко мне. Развернулся и поплыл к ней. Со стороны моря видимость была лучше, и сразу разглядел силуэт плывущей девушки. И вот мы встретились. Здесь неглубоко. Я доставал дно пальцами ног. Валя — вряд ли. Не сговариваясь, обнялись и рассмеялись.

— Вот и попалась, русалочка — негромко спугнул, чтобы объятия не затянулись.

Сработало. Валя свернулась в клубочек и, с силой оттолкнувшись от меня ногами, мгновенно оказалась в трех метрах.

— А вот и нет! Попробуй, поймай! — заигрывала она.

Я бросился в погоню. Мгновенно нагнал и обхватил девушку сзади так, что снова, как в кинотеатре, почувствовал ее прелести, на этот раз не спрятанные одеждой.

— Теперь не вырвешься! — торжествовал победу.

А Валя и не хотела вырываться. Не удержавшись, поцеловал ее куда-то в шею. Она вдруг ловко выскользнула, и крепко обняв, сама поцеловала меня в губы. Резко оттолкнувшись, как и в первый раз, снова оказалась на расстоянии.

Меня впервые в жизни поцеловала девушка! Это было выше моих сил. Эмоции переполняли. Набрав полные легкие воздуха, надолго нырнул, с тем, чтобы незаметно отойти как можно дальше и немного успокоиться от прикосновений к этому удивительному творению природы — прекрасному женскому телу.

Мы уже были на мелководье, почти у берега, поэтому, отталкиваясь от дна, ушел под водой на довольно приличное расстояние. Вышла луна, и неожиданно стало светло. Когда вынырнул, Валя стояла в полосе прибоя и напряженно вглядывалась в море. Я видел тревогу в ее позе и в суетливых движениях рук. Какой же дурак — так напугать девушку! Быстро поднялся из воды, окликнул и, не стесняясь наготы, стремительно рванул к ней. И вдруг остановился, остолбенев от увиденного. Передо мной один в один была картина моего сна! Валя-Валентина смотрит на меня тем же загадочным взглядом, и она без одежды.

А она вдруг бросилась ко мне, крепко обняла и начала целовать, целовать, целовать. Я не ждал в ней такого бурного темперамента. Скорее всего, ее состояние было вызвано страхом, который только что испытала. А сейчас меня целовала красивая девушка, которая была мне совсем не безразлична! И мы забылись в долгом поцелуе.

Когда очнулись — от заливающего все вокруг яркого лунного света было светло, как днем. На море серебром переливалась лунная дорожка, а ко мне нежно прильнула соблазнительная красавица-русалочка. И нас видно, как на картине Куинджи.

Не сговариваясь, быстро оделись. Жаль, под одеждой скрылась хрупкая незащищенная русалочка. Зато взамен предстала уверенная в себе королева двора — улыбающаяся Валя-Валентина. Она оглядела меня с ног до головы придирчивым взглядом собственницы, улыбнулась, и мы потеряли счет времени в жарких поцелуях.

Мы могли бы целоваться до утра. Но нас ждал двор. Я обнял Валю за талию, и мы медленно вошли в душный город. Перед входом во двор поцеловались на прощанье.

— До свидания, профессор. Спокойной ночи и крепких снов.

— До свидания, моя королева. И тебе спокойствия и сладких сновидений.

Я вошел во двор, стараясь не привлекать внимания, обошел беседку и вошел в нее как бы из глубины двора.

— Ты куда исчез? — мгновенно среагировал Саша.

— Сходил, искупнулся тут неподалеку. А то с этими фильмами мы и о море позабыли.

— Меня бы позвал, вместе искупнулись.

— Да ты до сих пор от карт оторваться не можешь.

Но, Саша неожиданно вскочил, бросив карты, потому что через двор к подъезду направлялась Валя-Валентина.

— Валя, подожди, — крикнул он ей.

— Саша, извини, спешу. До завтра, — ответила она ему и всем нам, и, помахав ручкой, скрылась в подъезде. Правильно сделала, потому что ее мокрые после купания волосы выдали бы нас с головой.

И вот я снова в духоте комнаты лежу на мокрых простынях и подушках. От впечатлений прошедшего дня совсем не хочется спать. Эта девушка за сутки перевернула мою жизнь. Она подарила надежду. Она явно не любительница курортных романов, а чистая открытая девушка из русской провинции, где женщины ведут себя так, когда любят по-настоящему — в полную силу.

Я всегда представлял свою жизнь в образе маленького, незаметного червячка, ползущего по огромному раскидистому дереву возможностей. Вот дополз до первой развилки. Назад пути нет. Путь один — только вперед. Свернув на очередную ветку, навсегда отсекаешь возможность прожить другую жизнь — жизнь на соседней ветке. И чем выше, тем меньше возможностей. А вот и близкий конец моей единственной ветки, которую выбирал всю свою убогую червячью жизнь. И вкусные плоды где-то в стороне. И к ним уже не попасть никогда и ни за что. А я всю свою единственную и неповторимую жизнь питался одной недозрелой кислицей.

Я не должен упустить эту девушку, которая честно и открыто предложила дружбу, а если позову, откликнется и на более высокие отношения. Я стою у развилки — маленький незаметный червячок.

А еще представлял себя этаким полезным растением, произрастающим среди себе подобных благородных, но хлипких растений и своры могучих сорняков. Всем нам одинаково светит солнышко и поливает дождь. Но от полезных растений есть прок, а сорные, бесполезные, лишь снижают плодородие земли.

Валя-Валентина. Я узнал тебя молоденькой девушкой, но уже пережившей горе. Много лет знал зрелой женщиной. Ты была такой, как я. Ты всегда была готовой выпрыгнуть на ходу из несущегося поезда, или прыгнуть без парашюта с самолета. Нам с тобой, чувствующим всеми силами души, нечего было терять в этом мире, если нет большой любви, или великой цели.

И вот сейчас мы с тобой — два маленьких червячка — на развилке дерева жизни. Один миг — и мы двинемся по одной и той же ветке. Этот же миг — и наши пути разойдутся навсегда.

И я решился. На третий день нашего знакомства предложу тебе не дружбу, а мою любовь. Только так, а не иначе. Уверен, ты нисколько не удивишься. Мне кажется, ты готова к подобному предложению.

А теперь надо подумать, что же еще отразить в стихах, адресованных только тебе. Мне вдруг надоело сочинять, откровенно обнажая страдающую душу. А что, если попробовать сочинить стихотворение-ребус?

С виду обычное стихотворение, но зашифрованный смысл которого будут знать только двое — мы с тобой. И я придумал два таких стихотворения. Я решил создать традицию. Одно стихотворение утром, второе — днем.

Луч солнца в последний раз

С улыбкой взглянул на поля,

Но пробил урочный час,

И во мрак опустилась земля.

Еще долго пылала заря,

Полмира от тьмы заслонив,

Словно отблеск минувшего дня

И привет от бушующих нив.

А когда догорела она,

Миллионами солнц неземных

В небе вспыхнула звезд тишина,

Как привет от миров иных.

Это стихотворение ты получишь утром в беседке, куда наверняка придешь. А второе — в кинотеатре, перед началом сеанса.

Я иду по весеннему полю,

Надо мною бездонное небо.

Вихри света, почувствовав волю,

Льются щедро на полосы хлеба.

Их прозрачные нежные травы

Чуть колышет задумчивый ветер,

А вдали зеленеют дубравы,

Размышляя о будущем лете.

Я не буду расшифровывать смысл стихотворений. Об этом знали только я и моя королева — Валя-Валентина.

Второй день, как две капли воды, был похож на первый. Мы втроем отдохнули от жары в кинотеатре. А вечером нам с Валей снова удалось сбежать, причем, гораздо проще. Она ушла из дома заранее, и весь вечер двор напрасно ждал ее выхода. Моего ухода никто не заметил.

И снова было купанье под луной. Мы плавали по лунной дорожке. Мы горячо целовались и в море, и на пляже, и в парке. Мы наслаждались счастьем обретения надежды. Когда утром и днем рассказал Вале тайный смысл подаренных ей стихов, она обняла меня и поцеловала. Это стало нашей тайной. А перед расставанием сказал, что завтра хочу сообщить ей нечто важное для нас обоих.

Мы простились с Валей, в твердой уверенности, что завтра будет такой же счастливый день, будут кинотеатр и море. Но мы не знали, что жестокая судьба уже занесла свой меч, приготовившись разрубить едва наметившиеся связи двух одиноких сердец, ищущих, и, кажется, нашедших взаимную любовь.

Валя ушла домой первой. Через полчаса, побродив немного по городу, подошел и я. Саша встретил сообщением, что в пять утра за нами заедет машина, и мы должны помочь доставить мебель нашему сокурснику Толику Панченко. Он живет недалеко от города, но придется заночевать, вплоть до послезавтра. Спросил о Вале, с которой договорились об очередном посещении кинотеатра. Саша сказал, что он ее только что предупредил. В театр пойдем послезавтра.

На следующий день мы выполнили все, о чем попросил Толик. Мы доставили мебель на берег гигантского лимана. Где-то в зарослях располагалась приличных размеров обитаемая суша, с домиками, садами, огородами и виноградниками.

С берега мы грузили в катер один или два предмета мебели. Катер уходил и вскоре возвращался за следующей партией. Работа была нетрудной, но отняла много времени. Последним рейсом катер доставил нас на место, и мы постепенно перевезли всю мебель в дом на ручной тележке.

Работу завершили лишь к вечеру. И вот нас пригласили отобедать. Огромный стол стоял посреди своеобразного дворика, образованного пространством между двумя беленькими украинскими хатками. Сверху дворик был перекрыт часто натянутой проволокой, по которой вилась старая виноградная лоза. Мы сидели в тени виноградных листьев, а над нами висели крупные гроздья спелого винограда. Трудно даже представить, сколько его там было.

Стол ломился от блюд украинской кухни. Но центром пиршества были запотевшие бутыли виноградного вина домашнего приготовления. Увы, этот благородный напиток разливали не в тонкие бокалы, которых он, несомненно, достоин, а в обычные граненые стаканы.

Вино просто великолепное! Хорошо, Толик предупредил, чтобы не налегали — если понравимся его отцу, тот угостит нас самым лучшим своим продуктом. Мы расстарались. И вскоре Толик, по указанию отца, уже шел в винный погребок. Это было нечто. Восторг! Вечер удался.

Уже на закате сходили к морю освежиться. Перед нами предстал гигантский песчаный пляж, который протянулся вдоль берега на несколько километров. И на всем пляже оказались только мы втроем. Я наслаждался этим вечером у моря, но было немного грустно без моей королевы. Удивительно, но всего после двух суток общения с этой удивительной девушкой уже не мог не думать о ней.

Валя-Валентина. Что ты сейчас делаешь? Вспоминаешь ли глупого профессора Толика? Жалеешь ли, что сегодня не будет наших заплывов по лунной дорожке? Не будет праздника резвящихся дельфинов, прекрасных в своей наготе. Не будет страстных поцелуев, от которых закипает кровь и дурманится голова, и о которых всего двое суток назад даже не помышлял, смирившись с участью обреченного на одиночество человека. Не будет разговоров, которые захватывают неожиданными поворотами, и которые открывают мне новый мир — мир женской души, таинственной и непредсказуемой.

Ты научила меня многому, о чем даже не догадывался. Научила сохранять чистоту отношений даже в интимной обстановке. Научила не сдерживать чувств и отдаваться им со всей страстью души. Ты окрылила меня, так явно обнаружив и подчеркнув мои достоинства, которых в себе даже не подозревал. Ты вселила веру в свои силы, подорванные пятью годами самоотречения. Ты подарила надежду.

Утро встретило неприветливо. Сверкали молнии, гремел гром, лил тропический ливень. Море штормило. А это означало, что мы в ловушке. Пока шторм не кончится, катер в море не выйдет.

Плохая погода продержалась два дня. На третий засияло солнышко, но волны все еще были солидными. Назревала опасность, что вообще опоздаю на поезд.

На поезд все же успел, а вот встретиться с Валей-Валентиной не удалось. К тому времени, когда добрались до дома, до отхода поезда оставались два часа. Мы зашли попрощаться, но дома никого не оказалось. Уезжая, оставил Саше записку для Вали со своим адресом. Но ни одного письма от нее так и не получил.

Когда Саша вернулся после каникул в училище, спросил, как там Валя, но он сказал, что после моего отъезда ее ни разу не видел. К ним в беседку она больше не заходила, и, похоже, с утра до вечера пропадала на пляже. Мою записку он передал.

И я снова попал в полосу душевной депрессии. Мне стало понятно, что отныне каждый из нас — двух одинаковых существ, встретившихся на миг на развилке дерева жизни, — уже двинулся в путь, но каждый по своей ветке.

А потом захватили другие события. Я пережил самую большую трагедию — смерть любимого человека. Эта трагедия заслонила весь остальной мир. На время я стал глух и слеп, не замечая ярких красок бушующей жизни, не слыша ее призывных звуков. Мир стал серым и безрадостным — пустым.

Иногда вспоминал короткое летнее знакомство. Но теперь, через несколько лет, оно уже действительно представлялось курортным романом.

И единственное, чего никак не мог понять, почему Валя не написала ни строчки по моему адресу, почему не сообщила свой адрес через Сашу. Ведь не мог я так ошибиться в ней, а главное — в искренности ее чувств тогда, тем летом. Это все равно, что ошибиться в самом себе.

Что ж, завтра мы встретимся с тобой, моя королева. Но чего мне ждать от встречи с замужней женщиной? Скорее всего, просто посмотрим друг на друга с разных веток дерева жизни, пока эти ветки не разошлись за пределы видимости.

Мы пришли к вагону первыми. Меня провожали родители и братья. Все бодрились, только мама периодически пускала слезу.

— Ладно, мама, не расстраивайся. Что вы меня на фронт провожаете? — пытался успокоить, хотя у самого тоже было тяжело на душе, — Время пролетит незаметно. Глядишь, скоро в отпуск приеду.

— В этом году уже точно не увидимся, — снова всхлипывала мама.

— Ничего, этот год через пять месяцев закончится, — подбадривал ее.

Больше всего не люблю всевозможных проводов. Куда лучше — встречи. Все довольны, все улыбаются, все тебе рады. Скорей бы ребята подошли. Может, станет веселее. Их-то еще в Бердянске проводили. Они в пути вторые сутки.

И вот, наконец, появились. Впереди Валя-Валентина, сзади с вещами Саша. Увидели нас. Мне показалось, Валя слегка пополнела, в глазах появилась твердость, уверенность. Зато Саша шел какой-то пришибленный, сразу напомнив тульских парней, о которых когда-то рассказывала Валя.

«А отчего им не быть пришибленными, если ими такие вали командуют», — закружилась в голове очередная дурацкая мысль, которая развеселила настолько, что невольно рассмеялся.

— Профессор в своем репертуаре, — услышал знакомый мелодичный голосок. Наши провожающие немного приободрились.

— Ну, здравствуй, королева, — протянул руку Вале-Валентине, — Так вот черепаху за водкой посылать — может вернуться через целых три года, — начал словесную дуэль с единственным человеком, который сейчас интересовал.

— Здравствуйте, профессор, — протянула ручку Валя, совсем, как в тот первый день нашего знакомства. Как и тогда, взял ее в свою и поцеловал. Поднял глаза и вместе с очаровательной улыбкой, увидел в ее глазах каких-то чертиков, — Я так тогда и подумала, что пока вы весь погребок не осушите, оттуда не вернетесь, — быстро нашлась она.

Я больше не мог сдерживать чувств, увидев так близко ее сияющие глаза и губы, которые когда-то целовал. Обнял ее и трижды поцеловал, но совсем не в щечки, как это принято по-русски. И снова почувствовал что-то давно забытое, и еще отметил, что она отвечала на мои короткие поцелуи.

— Валечка, а откуда ты про погребок знаешь?

— Саша рассказывал.

— А что еще он тебе рассказывал? — задал ей вопрос, который, конечно же, не надо было задавать второпях. Но когда спросил, меня вдруг осенило. А едь именно так развивались события, в результате которых наши червячки разошлись на развилке пресловутого дерева жизни, — Ладно, давайте располагаться, потом будет много времени для разговоров, — освободил Валю от ответа на вопрос.

Предложил провожающим выйти из вагона, чтобы ребята расположились в купе. Выходя из купе, поприветствовал Сашу, стоявшего с вещами у входа.

Интересно, видел ли он детали нашей встречи с Валей? Скорее всего, нет. Да, собственно, все произошло быстро и в рамках приличия. Может, так поздравил её с замужеством. Кстати, я их вообще не поздравил. Впрочем, правильно сделал. Стоит ли поздравлять, если мне это неприятно. Не от души будут поздравления. Валя все еще что-то испытывает ко мне. Это очевидно. Она отвечала на поцелуи, а могла бы просто подставить щечку.

«Нет. Это путешествие будет непростым», — думал, двигаясь по проходу к выходу из вагона.