Бесплатный фрагмент - Сырой тупик

Метафизические причины возникновения постмодерна

Как истинный коньяк может быть только Cognac’ом, так постмодерн строит свой базис лишь только на основе модерна и премодерна, являясь апогеем традиционного общества. Основу постмодернистского восприятия составляет ангедоническая трансформация традиции с последующей аберрацией. Утилитарная амфиболичность трансцендентного восприятия пре-постмодернистских эпох приводит к неизменному разложению системы ценностей в индивидуальном или общественном сознании. Любой клеврет нынешней эпохи прекрасно осознает этот факт и зачастую им пользуется. Инвариантный ответ на данный вопрос получить сложно, но, зачастую, все упирается в страх потери способности получать удовольствия и радость от жизни, который для удобства можно назвать ангедофобией.

Постмодерн по своей сути является строго координированной системой идейно насыщенных образов, взятых из предыдущих эпох. Если рассматривать посттекстуальную парадигму выражения, то перед нами появляется выбор: либо принять модернизм, либо сделать вывод, что эгрегорная идентичность, по иронии судьбы, имеет объективную ценность, учитывая, что предпосылка капиталистической самосублимации действительна. Если диалектический постмодернизм (а он может быть лишь только диалектическим) держится на плаву, то мы должны выбирать между неотекстуальными конструктивными теориями и посттекстовым эфемерным социализмом.

Любой объект премодерна интерполируется в модернизм, который включает язык как основу мышления. Потому можно использовать термин «посткапиталистический текст», чтобы обозначить бесполезность и, в конечном счете, актуализировать жанр неокультурного общества. Обилие дискурсов относительно не повествования как такового, но постнаративных соображений есть суть постмодернисткого дискурса. Поэтому характерная тема работ модернистов это бессмысленность и, следовательно, фатальный недостаток семиотической правды.

«Сексуальная идентичность мертва», — говорит Лакан; однако, согласно Хамфри, не столько сексуальная идентичность мертва, сколько выводится новая парадигма и последующий застой сексуальной идентичности. Неотекстуальная конструктивная теория утверждает, что сексуальность способна к намерению. В том и смысл, если ведется неосемантистский дискурс, традиционализм в сфере сексуальных отношений расширяет возможности постмодернисткого восприятия. Если капиталистическая сублимация имеет место, то мы должны выбрать между неотекстуальной

конструктивной теорией и субкультурной парадигмой повествования. Однако в

я считаю концептуальную теорию прежде всего прерогативой Небес, оставляя для земли возможность анализировать модерн.

Если рассматривать текстовое повествование, то перед ним стоит очередной выбор: либо принять премемантическую теорию, либо заключить, что нарративность имеет внутренний смысл. Таким образом, предпосылка текстового феминизма как борьбы за равенство мужчины и женщины (без пропаганды матриархата) считает, что контекст происходит от общения. Количество дискурсов, касающихся общей почвы между сексуальной идентичностью и правдой может быть раскрыты лишь после дальнейшего изучения нашей эпохи — эпохи постмодерна. Поэтому субъект интерполируется в текстовый феминизм, который включает правду в целом. В «Острове накануне» Умберто Эко анализирует культурную парадигма дискурса; Однако в «Розе» он отрицает предземную теорию.

Бетон

Сосиски, сыр и бич-пакет:

Вот мой недельный рацион.

Да, что-то сиздилл, что-то — нет.

Уж лучше красть, чем есть бетон.

Бетон — не вкусный, уверяю,

А коль засох — совсем беда.

Всегда бетоном измеряю,

Что есть отрава, что — еда.

Коль что-то твердое на ощупь

И зубы точит только так:

Не ешь ты это, старый отче,

Не ешь, слепой ты, блять, мудак.

Пусть будет рядом старый друг.

Убей поэта

Поэтом всякий может быть,

А вот писателем не каждый:

Там нужно знания любить,

А не пиздеть, какой ты важный.

Поэты нахрен не нужны,

Они зазря живут средь нас.

Поэтом всякий может быть…

Убей поэта, вырви глаз!

Убитый

Убитый тихо завидует

Искренним детским слезам.

Распятый на дикой скважине

Всю кровь отдает богам.

Стопка портретов мертвых,

Пачка газет в крови.

Видишь: я вовсе не плачу,

И ты, малыш, не реви.

Антракт

Когда ты будешь вновь стучать

По веткам стареньких деревьев,

Не забывай, что ты лишаешь

Птенцов своих заветных перьев.

Когда ты будешь пол царапать

И грызть засушенный паркет,

Не думай, что тебя запомнят,

И назовут тобой проспект.

Ты — не явление природы,

Ты лишь ее досадный факт.

Ты прочитаешь пару строчек,

Затем последует антракт.

Страна

Ты укрылся одеялом

И накинул сверху куртку.

Санитар в халате белом

Под кровать закинул утку.

А тебе все безразлично —

Ты в объятии теплых стран.

Там есть лето, солнце, море,

Здесь лишь только ржавый кран.

Ты уснул из-за таблеток,

Что приносят нам врачи.

В твоем сне летают чайки,

Ну а здесь ревут грачи.

Книжки старые на полках —

Обветшали корешки.

Ты проснешься с дикой ломкой,

Взвалишь на глаза мешки.

И плевать, что будет худо,

В мыслях черная нора.

Будем жрать таблетки снова,

Ждет чудесная страна.

Два горизонта

Тошнота во время месячных,

Во рту привкус лекарства.

Найди мышеловку,

Положи туда пальцы

Спасаясь от общего Блядства

Над нами два горизонта

И тени старых побед…

Сбеги от народа,

Прихлопни Блядищу,

Что делала детям минет

Ты не верти головою:

Повсюду лютый Пиздец.

Я матерью брошен

Во время зачатия, —

Зачем мне тогда отец?

Кому выпадет жребий

Вернется обратно в могилу.

Другим остается

Лишь снова напиться

И дальше скитаться по миру.

Не бойся

Не бойтесь смотреть в глаза Вечности

Не бойтесь смотреть в пустоту Бесконечности

Не бойтесь постичь таинства Тьмы

Не бойтесь: бегите от дешёвой судьбы

Не бойся, мой друг, обращаться на «ты»

Но бойся, мой брат, внутри пустоты

Пустота быть должна ни внутри головы,

Ни внутри наших тел и бессмертной души

Не забудь про тот путь, на который ты встал

Уходи же от боли, от ветра и скал

Уходи от снегов, уходи от дождя

Уходи от народа и не жди в нём меня

Оставь позади все тревоги, страдания

Оставь позади с нелюбимой свидания

Уходи же от боли, оставь вечный траур

Не хожу и я больше по тому тротуару

И стал Смерть дарить жизнь

Я хочу стать самою Смертью

И весь этот мир в пух и прах разнести

Убить всех бездушных, тёмных людей

Всю гниль на задворки вселенной смести

Три дня и три ночи рушить весь мир

Затем за сутки построить всё вновь

Наполнить его только теми людьми

Что не будут пускать сородичам кровь

Вы мне говорите

Вы мне говорите, что я не красив

Вы мне говорите, что я очень глуп

Что нет ни денег, не духовных сил

Слова ваши на душе моей заместо пут

Вы мне говорите, что не можете рядом

Со мною стоять, когда я размышляю вслух

Что я очень скучен, мрачен, невесел

Мои слова в ваших ушах застревают как пух

Вы мне говорите, что я непонятен

Что слова мои очень сухи

Что мне нужно как можно быстрее

Сойти со своего гнилого пути

И нет у меня ни строя, ни рифмы

Средь слов пустых теряется смысл

И когда я начинаю говорить

Я сам же теряю первоначальную мысль

Вам сложно понять, вам сложно закрыть глаза

Вы не можете подальше свои мысли убрать

И если вы все от всего абстрагируетесь

Я перестану вас своим видом пугать

Вашу же мать!

Цензура

Над Цитаделью тьма нависла

Закрыла древний звёздный свет

И в эту ночь вассалы Князю

Вечного молчания дали обет

Но отказались лишь поэты

От сей гнетущей тишины

Они пером своим искали

Дорогу звёздной вышины

И разозлился Тёмный Князь

На города пустил кручину

Вассалы долго вспоминали

Поэтов страшную кончину

Те уцелевшие бедняги

Что убежать смогли в пещеры

Хранили тайны всей Земли

И не лишались своей веры

Не вечной была власть у Князя

Тьма уступила место свету

И взбунтовались все вассалы

Сказали «Нет!» они обету

Свободу обрели поэты

Вновь поселились на земле

И в храме своей светлой мысли