Бесплатный фрагмент - Свое лицо

Глава 1

Холодно, блин как же холодно, сука дождь не кончается, холодный ноябрь… Надо завтра у тофика денег на перед взять…

В голове как всегда каша. Пошарил рукой, так, полпачки «примы» есть, что еще, ах да в рукаве початая полторашка портвейна.

Спина затекла от лежания на трубах, пахло, даже не пахло, воняло, сыростью, рубероидом и концом, концом всего. Сел, из под ног метнулись серые тени, это крысы, у меня с ними мир, они не достают меня, а я кормлю их тем, что достану на рынке. Подмышка зачесалась нещадно, вши, или как их в прошлой жизни бетеры, глотаю портвейн, до утра долго, должно хватить. Завтра, а что завтра, лишь бы у Алика картошку не привезли, а то с голодухи разгружать не айс. Глоток, еще, и еще, полусырая сигарета еле дымится, оставляя во рту крошки табака. Завтра к,, Швондеру,, в вагончик пойду хоть у печки погреюсь. Город маленький все блатхаты знаю, идти надо с чем то. За спиртом до Ленки Зампотылихи идти далеко, а до,,Картофельника,, не вариант, и так полтинник должен. Тоска

…как все достало — документы заложены и перезаложены. А что ел вчера?.. вспоминай, а точно, окорочка разгружал вчера, там на дне коробок кусочки шкуры или жира были, проглотил, вроде ничего. Еще половина полторашки, думай блядь думай, херня какая-то, ничего на ум не идет. Вчера под дождем шел на окна смотрел, до слез, до такой обиды. Люди беззвучно орал я, тут вот я, это я вы же знаете меня… свой я

…

И ничего, жизнь, смех, чьи-то радости, все мимо, а у меня коллектор и дно…

Делаю еще пару глотков и проваливаюсь в забытье Забытье, страшное по содержанию состояние, мелькают чьи-то образы, ты проваливаешся в яму… нет, даже не в яму, в бездну. Холод уже не ощущается, анабиоз. Изредка, очнувшись, рука тянется автоматически за полторашкой пойла, глоток, второй, и снова в яму. Уже как сон вспоминается прошлое, его нет, совсем нет. Ты — никто. Мусор на обочине несет больше смысла, чем ты со своим существованием. Откуда-то дует, точно это Чуркин припёрся.

— Харэ спать-то, — хрипит это нечто, — че за погода, блядь.

Невыносимый запах немытого тела, перегара и кислятины уже не бил в нос, он привычен.

— Че, в Чечне легче было? — скалится Чуркин.

Просто, лениво даже, бью его в морду.

— Заткнись, принёс? — краткость — сестра таланта блин. Тот, утирая сопли, вынимает бутылку из-под пива, заткнутую газетой.

— Зампотылиха бухает, в долг налила, я ей за водой сходил, Швондер где-то лазит, вот и подвернулся.

Быстро, словно оправдывался, говорил мой соколлекторник. В голове у меня потихоньку рисуется план, страшный и фантастический, но с каждой стопкой, более реальный. Сука, если бы меня видели мои друзья по прошлой жизни, не дай Бог, конечно… Чура зажигает свечки, украденные в церкви, и немного становится светлей, вода по стенам висит каплями.

— Жилище менять надо, — говорю я в никуда. — Надо, — соглашается мой напарник, — а куда, идти, слышь, надо денег стрельнуть, на рынке охуеем, огороды копать некому, батюшка в монастырь не отправляет… сука, — перебирает варианты сосед, — а ты со своими че, никак?

— Со своими? С какими своими, — зверею я, — когда я своим родным оставил все, я пошел к своим, родным, бля, по духу, и че? А ничего, все учат жизни, ты мне ничего не говори, я брат теперь знаю, я все знаю…

— Да ладно чего, я ж без претензий, — он быстро наливает еще по одной, — давай, делай, Толян.

Делаю, спирт уже как вода.

— Ты, тезка, — обращаюсь я к соседу, — скажи, до хрена тебе помогли? То-то же, так что Чечня одно, а тут другое, все просто, все просто..

Зачем я ему говорю не знаю, наверное чтобы выговориться. Но план, жуткий в своей простоте, уже созрел в голове. Телефона нет, это хреново, но не смертельно. Теперь надо найти место, где можно помыться, побриться и переодеться. С документами конечно засада, но… Думай, Лис, думай, не зря у тебя позывной такой, или погремушка такая, сейчас главное деньги, много не надо, за много закопать могут, поэтому начнем помолясь. Чуркин уже похрапывает на трубах и хрен с ним, ладно прорвемся. Наливаю еще, ничего скоро утро и начнём.

Птица Феникс, блин.

Через час, обмозговав ситуацию, пинаю соседа.

— Че? — вскакивает он.

— В очо! Собирайся, к Швондеру пойдем.

Быстро похмеляемся остатками спирта и вылазим из люка.

«Танкисты блин, — мелькает мысль, — а что, похоже, однако».

Идем мимо коттеджей до завода. Вернее завод — это то что было в прошлой жизни. Сейчас, после разных махинаций, — хрен поймешь что, под названием «Русский лес» с рабочими не пойми какими. В сторонке, в вагончике-бытовке, жил Михалыч, он же Швондер. Бомж, у которого находили приют страждущие и обремененные. Михалыч стучал ментам, поэтому они его не трогали. В общем кто надо, был в теме.

Пока шли, думал о многом — и картина рисовалась не айс. Один плюс во всем этом — что живой. Братки братухи и брателлы из различных диаспор, банд и шаек рады были бы насадить меня на кукан,. «Но вот хер вам, — со злостью думал я, — рано вы меня списали. Рано, суки…»

В таком вот настрое я и пришагал к Михалычу. Тот сидел на кровати, застеленной сальными одеялами, и курил.

— Привет, Михалыч, у тебя никого?

— Здорово, Толян! — Михалыч даже не меняет позы, — нет не было. Васек, помнишь его? Рыжий хрен такой, у Граммофона сидит. А я к Ленке ходил, она за джин-тоником послала и литровую дала. А у тебя есть что?

— Ну и жук ты, старый, правила я знаю, чай не пальцем деланы. — усмехаюсь я, жадность Витьки Швондера была известна.

Даю стольник своему напарнику,

— На, дуй до зампотыла,.

Тот молча берет деньги, в мусорке, у двери, берет бутылку почище и смотрит на меня.

— Хули смотришь? На все бери, сигареты вроде есть…

Чурик исчезает беззвучно, у меня минут пять есть.

— Ну, Михалыч, что у нас?

— Тебя, Толянка, и те и те ищут, если что ты у меня не был. — тарахтит Швондер…

— Заткнись, и теперь внятно… — поправляю я его и за короткое время узнаю, что спрашивали меня менты, причем не наши, наших всех знаю, абреки были на двух тачках, тоже что-то хотели. Зная Витька, он пообещал меня сдать и даже поимел и с тех и этих.

«Так, Толян думай, мозг то не до конца пропил, — настраиваю себя на мозговой штурм. — Телефона у Витьки нет, так что сдать сейчас не успеет. ППС сегодня не зарулит, не пятница, не рыбный день. Думай, Толян, думай! А чего думать? — наливай и пей.»

«Витек чего-то разговорчивый больно, — из всего вороха словоблудия ищу нужное, а вытанцовывается интересная картина, опера прошерстили все блат хаты, часть замели, а некоторые просто пропали, поэтому многие на измене. — Ладно, у нас со Швондером своя тема.»

— Вить, мне помыться и одеться надо, воняю как псинакер, есть идея где?

Витька задумчиво крутит заляпаную стопку, и минуту подумав говорит: — Знаешь, Лис, если ты подняться хочешь, флаг тебе в жопу, я помогу чем могу. Но тут без вариантов, на работу с твоим послужным списком не возьмут, ты же на станцию пробовал? Тебе хреном по губам проводили и все, твоя Чечня не канает, ордена и медали в очко плашмя засунь, у тебя же родни нет при должностях, на станцию вон, даже ушлепков берут, потому-то у них мам пап при кабинетах, так что не пизди и слушай меня, я один хрен сдохну, день прошел и ладно, мне по хер, что ты там замутил, ты думаешь Швондер стукач ебучий, нет брат у капитана советской армии Широкова Виктора Михайловича, есть еще понятия. Хули смотришь, думаешь бомжара из ума выжил? Нет, брат, не все так просто, не все… Ну да ладно, наливай давай…

Мы выпили и, за ничего не значившимся трепом, скоротали ночь. Свечи уже догорели, по крыше бомбил дождь, сухо и хорошо. Перед рассветом я попрощался со Швондером и, оставив Чура на его попечение, отправился по делам. Почему-то ночью я вспомнил про Кешу, тот в свое время служил в мабуте и мы пересекались пару раз под Бамутом. Адрес я помнил, я вообще многое помнил, к сожалению. Новомодных домофонов еще на двери подъездов не было, да если и был не проблема. Вот и дверь, звонка нет, лишь опаленные провода из стены, стучу Спартака, ничего блядь не меняется.

— Открыто! — слышу приглушенный голос.

Ну ладно, толкаю дверь, да уж не дворец — рваные обои, грязь, и полное отсутствие даже намека на мебель. Ориентируюсь на дыхание, доносящееся из дальней комнаты

— Заходи, Лис, я знал что ты придешь…

В сумраке комнаты вижу ворох тряпья, на том, что когда-то было диваном.

Привет, Кеха, — приветствую хозяина апартаментов.

Ну привет, Лис, попрощаться зашел? — тихо, даже как-то замогильно доносится из под тряпья. Опухший, со вздутым животом, на меня смотрел лучший пулеметчик восьмой штурмовой роты Серега Юрков, он же Кеша; беглого взгляда было достаточно что бы понять, цирроз — не жилец. Сажусь на диван рядом с ним.

— Ты по делу, Толян, или как, — шепчет Кеша, — вижу что по делу, сейчас все по делу, давай…

— Серый, мне шмотье надо, обувь надо, помыться, и валить на хер из города.

— Знаешь, — еле слышно шепчет Серега, — помойся тут, шмотки у меня на собачем хуторе возьмешь, там чисто, ключи на… — Он протягивает мне ключи на веревке.

— А вы, саперы, живучие, — не то с завистью, не то с обидой, вдруг, говорит Кеша. И тут же, без всякого перехода, — А помнишь, в Бамуте, блины ели, вкусные… Ничего вкуснее не ел… Вот и все, Лис, вот и все… Страшно то как, Лис! Страшно, ты посиди, побудь, не уходи, все зря, взводный говорил же тогда… тогда… А Настю мою помнишь? Покосили мы тогда чехов с ней… Лис, ты живи, тебе надо! Помни Кешу. Кеша не смог, а ты смоги!..

Вскоре Серегин шепот затих, судя по дыханию осталось чуть — губы уже синели, взгляд уже мутный.

— Ладно брат, прости, — говорю я ему и иду в ванную. Да уж санитарные нормы для дураков, ну мне не привыкать — моюсь тщательно, полотенца нет, поэтому в ход идет, невесть как попавшая на батарею, простынь, с кровавыми пятнами, не обоссана и ладно. Кеша еще дышит, стою рядом с ним и курю, помочь не реально, да и он сам выбрал свой путь — после первой подался в братки, даже отсидел полтора что-ли года, но своим среди криминала не стал, сел на гердоз, после слезал долго, но синева, и вот итог.

Своих уже нет: Бокалду убили по пьяни, Лесик сгинул, Ромка Сергеев, доходит на рефе от тубика, в деревне, хотя пересидеть у него пару дней можно. Ладно, это все — лирика, теперь интересно что на хате у метра на собачке, в свое время мы отжали эту хату у Лени Китайца — вечно пьяного корейца, он и помер на хате, не без нашей помощи, есть грех, главное успели дарственную оформить через Олега адвоката, он же, Олег, был пастором местной общины баптистов, кстати тоже как вариант, надо запомнить. Выхожу на улицу и быстрым шагом в сторону хутора, уже первые прохожие торопились на остановки, скоро пересменка на АЭС (мне на руку), только бы знакомых не увидеть, тупые вопросы, и злорадная жалость, раздражает. Десять минут и я в однокомнатной квартире. Итак, осмотр: диван, телевизор холодильник, теперь вопрос денег: «Эх, Кеша, Кеша,» — думаю я, подходя к батарее на кухне, — «ничего нового ты придумать не мог», — сую руку в углубление в подоконнике, точно, тут оно родное — в свое время Леня покойник показывал нычку, куда он на опохмел пузыри прятал, от собутыльников. Разворачивая сверток, вот он — родной макаркин, честно украденный у пьяного мента лично Кешей, при моем участие еще в Моздоке….

Глава 2

Патронов немного, но это не важно; главное, что он есть — отстреляться не получится хоть застрелюсь. Это только в кино главный герой с пистолем начинает вершить правосудие и прочию херню, у меня задача попроще будет, выжить, прожить и пережить. Ладно, надо денег. Инкассаторы и банки это отпадает сразу, работать надо одному и по наитию, количество подельников увеличивает шансы приземления многократно; и вообще, если интуиции нет, иди в грузчики, кстати не самый плохой вариант. Пора до зампотылихи зарулить, благо пьет кобыла. Послушав и убедившись что на лестнице тихо, выскальзываю из подъезда, и вдоль стены прохожу до проезжей части, и растворяюсь с работягами. В вагончике у Михалыча гости: Никифор с очередной неопределенного возраста мадамой. Предыдущую свою бабу Никифор бил смертным боем, отчего та и померла, и ее пришлось мне и малому тащить на пустырь за вокзалом, чтобы не попалить хату. А так как она к тому времени окоченела, тащили как бревно, на плечах. Хорошо что не переоделся, кстати, — вопросов не возникнет.

— Здорово братва! — Захожу я в вагончик, — наливай а то уйду.

— Привет, Толяныч, — Никифор кривой как турецкая сабля и это хорошо, ой как чудненько. — А это Танька, — он обнимает свою даму, не к ночи упомянуто.

— Чего пьем и почему без меня? — начинаю я, — Михалыч, есть че?

Тот молча наливает стопку самопала.

— Хреновый, у Василича в старухе брал, — добавляет сквозь зубы, — зампотылу проснется, у нее возьмем, есть на что?

— Стольник есть, возьмем, — отвечаю ему, — «сука», — думаю — «последний стольник был, но ладно для дела не жалко», — а вслух говорю, — Никифор, бля, пойдем вместе, я ей должен, ты возьмешь, а я постою рядом.

Тот кивает головой. — Вот и ладненько, — продолжаю я, — наливай.

Сигарет нет, поэтому потрошу пепельницу, отрываю кусок засаленной газеты и все, можно выдохнуть. Вскоре допили, и я с Никифором бреду до Ленки зампотылихи; тот, как говорится, на автопилоте идет — строго по курсу, подходим, я стучу в ставни условленным стуком, и оставляю Серегу, сам отхожу в сторону. Ставни открываются и слышу голос Ленки.

— Че тебе? — Судя по голосу Ленка пьет, и пьет не первый день.

— На стольник, эта, налей, — протягивая деньги и пластиковую бутылку, объясняет Никифор.

— Сам разбодяжешь, — слышно из окна и синюшная рука забирает бутылку и деньги.

— Иди сигарету стрельни, — посылаю напарника, мать его, на дорогу; тот молча идет, — «отлично, все идет как идет». Открываются ставни, я подпрыгиваю и хватаю Ленку за руку, резкий рывок на себя и Ленка бьется головой о подоконник, отлично пара минут есть, я толкаю ее во внутрь веранды или пристройки, благо что дом частный. Пулей в открытое окно влетаю в помещение. Так, на столе горка паспортов и других документов, не я один в залог оставляли значит. Деньги я нашел в сумке; так деньги в карман, пузырь с собой, паспорт хочется взять, да нельзя — менты хоть и козлы, но далеко не дураки, всё, на выход.

— Ты долго стоять будешь? — Наезжаю я на Никифора, — Ленка вот пузырь дала, а ты, сученок, где ползаешь?

— Че я то?.. Сигарет настрелял, — и он, как бы оправдываясь, показывает пару штук мятой «Примы».

— Ладно пошли до Швондера, — меняю я гнев на милость.

У Витька без изменения, пока Швондер бодяжил спирт, я вышел покурить и заныкал деньги под рубероид на крыше вагончика. Так сейчас пьем, час максимум еще есть, Ленка очнется, и позвонит своей крыше или кто там ее курирует, а это — менты.

Глава 3

Итак, ждем ментов, господа!..

Не прошло и часа как у Швондеровского вагончика притормозила «побирушка»; дверь настежь распахнулась — удар пришел по касательной, но ощутимо, ладно потерпим, хотя как знать, земля имеет форму чемодана. Рядом хрипел на заплеванных досках Никифор.

— Ты че командир, я не при делах, — как можно жалобнее заскулил я.

— Ладно, встать суки, — чьи-то руки рывком ставят на ноги и тут же удар под дых, как мог погасил, но дыхание сперло. — Кто уроды на точке был? — Спрашивает, видимо, старшой из собратьев в погонах.

Никифор молчит, но тут возникает Михалыч — Ты не гони командир, мы с Толянкой вообще не ходили, че мы фраера…

— Заткнись! — обрывает его старший. — Тащи эту курицу, — командует он одному из своих. Через несколько секунд перед нами во всей красе Ленка зампотыл.

— Кто? — Нам нещадно светят в лица фонариком.

— Он был, больше никого, — Ленка тычет в Никофора.

— Точно? — переспрашивает командир.

— Да, точно, че я не узнаю… — хрясь, звонкая оплеуха заткнула Ленку.

— Я тебя, бля, сколько раз просил не бухать, мразь, — вторая пощечина, — пошла на хрен отсюда, этого в машину!..

— В отдел? — спрашивает кто-то, по по ходу из молодых подручных.

— В хуетдел! В машину я сказал, с вами будет то же самое, придурки… — напоследок выдает старший этого наряда, еще минута и машина отъехала.

— Прощай Никифор, прощения просить я у тебя не буду, сам нагрелся, и есть за что.

Только Витька вытащил заначку, как в дверь постучали. — Кто? — Рявкнул Швондер.

— Конь в пальто, это я Ленка, — послышалось за дверью и ввалилась Ленка. Лицо попорчено, и не сколько мной, сколько друзьями в погонах, в руках у нее была канистра на пять литров почти полная, и пакет с продуктами.

— О, Ленок, заходи! Ну ка, Толян, дай пройти женщине, — засуетился сразу Михалыч.

— Да ладно, Вить, все нормально!.. Разбавить есть чем?

— Найдем, — Витя врубает гостеприимного хозяина, режется редкое для этого дома сало, и белый хлеб.

— Не сильно они тебя, вот Никифор — сука, прид, что с него взять, а нас тоже под молотки пустили — тарахтит Витька. — Ладно давай по первой…

Где-то часа через два, как у классика, смешались люди кони. Витька воспылал любовью, Ленка вроде тоже, и они занялись размножением прямо на диване напротив меня. Запах немытого тела не перебивала даже моя самокрутка. Да, когда писали камасутру, влияние технического спирта на организм они — авторы не учитывали.

Столь замысловатых поз, нигде более не увидишь, апогеем всему было рухнувшее тело Швондера, и уже с пола проговорившее, — наливай!

Веселье продолжалось. В итоге, когда сладкая парочка отрубилась и пускала слюни на подложенную под голову фуфайку, я налил полторашку спирта с канистры, спокойно вышел, вынул из тайничка деньги и пошел на собачий хутор. Предстояло спокойно, без суеты, день — два обдумать алгоритм действий…

По дороге купил пива и сигарет, в другом месте бич пакетов хлеба и колбасы. В одном месте брать не резон — палевно.

Возле магазина «диски» встретил молодежь с общаги, те промышляли выносом из маркетов, это была их поляна — я туда не лез, поэтому поздоровались вполне дружелюбно.

— Слыхал, Кеша отъехал ночью? — спросил меня Серега, двадцатилетний балбес.

— Бывает, — кивнул я в ответ. — Ты не в курсе — на автомойке Борюсик работает, и кто там?

— Там Вартан рулит, Борю я там видел, вроде замещает иногда. Постоял, потрепались ни о чем и я пошел, как говорится, своей дорогой. По тихой грусти прибыл на хату, быстро приготовил немудренную закусь, выпил, закурил, и пуская кольца дыма в потолок, ушел в размышления — «Так, первым делом выспаться; потом мойка, там Боря, он — лошок, это хорошо, колеса возьму, главное добраться до соседнего городка, а там ходу. Сейчас главное — отоспаться, привести себя в порядок, и рвануть кассу, деньги есть у баптистов, есть варианты, жаль патронов нет, то что стрелять придется рано или поздно — это факт? Хотя в кого? Есть категория, из-за которой никто жопу рвать не будет… Ладно по второй и спать». Вскоре, сквозь забытье, стали мелькать перед глазами чьи-то образы, вернее даже силуэты, я понимал кто это, но дремота сковывала движения, даже укусы бельевых вшей воспринимались не так болезненно, тем более после Чечни бытовые неудобства воспринимались нормально. — «Ладно посплю, помоюсь и переоденусь тогда…»

Через два дня я стоял у гаражей и тупо всматривался на автомойку, время от времени к ней подьезжали машины местной элиты, в основном пиковые. Я уже стал подмерзать, даже водка, купленная в магазине напротив, не грела, хотя и не отличалась ничем от спирта.

«Не прошло и года», — мелькнула мысль, когда, как истинный халдей, выбежал Боря к очередной машине, в ожидании полтишка на чай.

— Сука, совсем стыд потерял, тварь, — даже без злобы, а как-то обыденно констатировал я факт.

Вскоре оба бокса были открыты и Боря под напором стал мыть пол. Дождавшись, когда Боря выключит керхер и опустит ворота, я подошел к встроенной двери и тихонько проскользнул в дверь. В небольшой каморке, Боря и какой-то мужик, считали деньги и сверяли по тетради.

— Че, суки, не ждали?..

От звука моего голоса оба замерли. На шаге бью ногой Борю в живот, носатому попадает стволом по лицу (рана пустяшная, но крови много и действует психологически верно).

— Никак похоронили, ублюдки, — усмехаясь говорю я, — ну что, говорить будем или как?

В голове крутится совсем другая картина, и кто-то шепчет внутри: «А почему бы и нет?.. Одним патроном больше другим меньше…»

Я просто поднимаю ствол….

Вижу глаза пикового, в них неверие в происходящее, — извини, друг, я и сам то до конца не верю.

Звук выстрела нереально громко звучит, но наружу не выйдет, хотя все может быть. И после выстрела в голове словно щелчок — отпустило все: и коллектор и вся грязь, стало как-то легко, внутри словно шампанское играл то ли адреналин, то ли еще что-то… В общем, — с возвращением тебя, Лис. Оборачиваясь вижу круглые глаза Бори. — Не ссы, солдат ребенка не обидит, — усмехаюсь я и протягиваю ему початую бутылку водки, — пей до дна, пей. Ну- ну, успокойся, ведь мы же друзья, Боря. — Я успокаиваю его, а сам обыскиваю тельце пока то не стало коченеть. Крови немного — это хорошо, Борюсику меньше мыть. Это дебилы в кино и в книгах стреляют в голову, на самом деле все проще — стрелять надо в тело, лучше в грудную клетку — крови меньше, а эффект тот же. Итак, что мы имеем: телефон гасим, он теперь без надобности ни ему ни мне; ключи от железного ящика, гордо называемого сейф, — ну посмотрим что у нас там. Открываю, а там, помимо бумаг и денег, две бутылки типа армянского, типа коньяка, — чтож, на безгрудье и портупея лифчик, как говорили у нас в роте в свое время. Сигареты перекочевали тоже, курить вредно, от этого дырки в легких, вернее дырка.

— Ну что, Борямба, — говорю я, — не заебался на утконосых ишачить? Ты же правильный пацан, на зоне в авторах был, — бью я на самое больное место (просто мне известно кем был на зоне мой дружочек, дальше мужичка по масти его не пускали, но каждое чмо хочет кем то быть, вот Боря и гнал всем, о своем немысленном авторитете и о знакомстве с ворами, я не спорил с ним, даже иногда поддерживал).

— Давай, Боря закрывай мойку, и давай махнем по одной. И вообще, Боряныч, все у нас в шоколаде будет, вот увидишь…

Боря уже захмелел, и это придало ему храбрости — воистину заяц во хмелю.

— А чего, Толян, делать-то будем?

— Колеса надо, — ответил я ему, наливая конину в пластиковый стакан, — и потом на хода, Боря, на хода, — я треплю его по плечу, — к новой жизни, Боря, и будет у тебя новый паспорт, новая жизнь, баба будет, — снова бью больному. — Так что не бзди, думай, ты у нас с мозгами, абы кого воры к себе не подтянут.

Грубая, но действенная лесть действует на Борюсика ободряюще.

— Есть, колеса, бля буду, есть, — загорячился он, — ща только ключи у Жоры возьму, — и Боря, ни капли брезгливости, переворачивает тело и, из носка, достает ключ от машины, судя по ключу — восьмерка.

— Давай, братуха, заводи и подгоняй, — командую ему, и тот пулей вылетает из бокса.

Итак, если через минуту не явится, то я или дебил, не разбирающийся в людях, либо баран, но гораздо раньше пришлось выдохнуть, ибо в щель двери я увидел как восьмерка «жигули» притормозила перед мойкой. Ну как обычно, южный вариант — диски, блеск, и тонировка, но выбор небогатый.

— Ну, как тебе? А? — кричит довольный Боря.

— Ништяк, давай по стакану и на хода, — наливаю ему и себе, — Жорика твоего у багажник закинем и до Лютика гоним.

— Так, кругом камеры, — Боря хоть и пьян, но соображает.

— Не гони, брателла, — усмехаюсь я ему, — топографическим кретинизмом я не страдаю, поверь; а город свой, братка, надо знать и любить, иначе он полюбит тебя…

Будучи на дне и бомжевав я сумел изучить свой город как свои пять пальцев, и понимаю почему так сложно брать бродягу с улицы. Мент он — человек, ему пачкаться не с руки, а любой гортоповец уйдет такими закоулками, что и на яндекс карте нет…

Подъехал Борюсик и мы, без лишних слов, закинули тело в багажник.

Ну все, пора прощаться.

«Булгаков, блин,» — почему-то крутилось в голове, -«прощание мессира современная интропретация…»

Выезжая из города чигирями, почему-то было ощущение нереальности происходящего, как будто не со мной, но музыка в салоне, труп в багажнике (какой ни какой попутчик), коньяк, сигареты, что еще нужно для романтичного вечера. Пара часов блужданий по лесам, полям, полуразрушенным деревням и мы прибыли к промежуточной остановке. Реальный, как в кино, трехметровый частокол из заточенных к верху бревен — это резиденция Лютика, в прошлом офицера какого-то немысленного спецназа. Познакомились мы с ним в камере местного ИВС, просто вояка вояку чует издалека. Менты тогда не знали что с ним делать, ибо соседка матери попросила Лютика вступится за своего сына дебила, тот прятался от коллекторов, и соседка попала под пресс. Володя Лютик, не долго думая, маханул стакан, и с двумя такими же отморозками забил, как говорится, стрелу. И, как итог, — избитые люди и сгоревшая машина. В общем, расстались мы с ним по-приятельски. Остановшись у ворот, я стал давить на кнопку звонка, в ответ раздался такой рык собак, что я поверил в реальность собаки Баскервилей.

Глава 4

— Кто? — Откуда прохрипел непонятный голос.

Смотрю, так и есть чуть выше меня висит колонка от магнитофона. — Володя дома? — Ору я, ибо непонятно где микрофон.

— Да, дома, дома… — вдруг раздается тихий голос со спины. От неожиданности резко разворачиваюсь; на меня аккуратно с расстояния метр — полтора, прямо в живот, смотрит ствол сайги в руках приятеля Лютика.

— Ну привет, Лисяра, какими судьбами в наших краях? — усмехается приятель.

— Да вот думаю, с кем водки выпить на ночь глядя. Привет, бродяга, — протягиваю ему руку, тот молча пожимает, и резко обнимает. Как бы по-братски, но рукой нащупал ствол, «черт бы побрал их шуточки спецурные…»

— Надолго? — прищурясь, спрашивает меня между делом. О, колеса приобрел, откель такое чудо?..

— По делу я к тебе… — начал было я, но Володя резко перебивает — Нет, блин чаю попить ночью, ладно о деле после…

Он резко свистит в темноту. Тут же материализовалось еще одно тело в камуфляже и с сайгой… — У них тут что, сайгачный склад мелькает мысль,» — но вслух говорю — Лютый, машина груженая.

— Да понял я, не совсем дебил. Лень отгони на зады машинку, — обращается он к тени; тот молча кивает, просто вышвыривает пьяного Борю и отгоняет машину в ночь.

— Проходи, гостем будешь, — приглашает Лютик, а этого на веранде Леня пристроит, неча ему с нами шкуру тереть. Не бзди, Леня из наших, просто в розыске, а так в душе пацифист, — неожиданно хохотнул он.

Во дворе первый кто нас встретил — это огромный алабай, причем явно не местный, а именно памирский.

— Я братка теперь фермер, свинюшки там, кролики курочки, надо же сельское хозяйство поднимать, — продолжает хозяин, проводя меня в дом.

— А оно тебе надо? — усмехаясь спрашиваю его я.

— Мне, ты сам понимаешь, это вообще и никак, но обставится то надо, может я вообще женюсь…

Я чуть не подавился сигаретным дымом.

— А что, как вариант, — Лютик смотрит на меня не мигая. — Ладно, расклад такой… — и я в темпе излагаю суть проблемы. Подумав немного Лютик, берет рацию и бурчит, — Леня зарули ко мне. Будем решать твои проблемы, че с тобой дебилом делать то.

Значит так, — Леня обращается к своему молча появившимуся напарнику, — свиней сегодня и утром не корми, подарок в точиле разсупонь и шмотки сожги на хер, остальное сам знаешь. — Тот также молча кивает и исчезает словно его и не было.

— Значит так, Лис, вариант один и он предполагает что ты — труп, это в лучшем случае. Я не сомневаюсь, что ты думаешь иначе, тут не Чечня брат, и это плохо. А нам надо жить, поэтому свинки поедят мясцо, тело… что ты смотришь? — огрызнулся он на мой недоуменный взгляд — Свинки кушают все, и себе подобных, а главное знаешь кто из больше жрет? Это свиньи, не хряки, а именно сучки поросятные..

Прости Господи покупателей, ибо не ведают отчего мясо вкусное…

— Давно ли набожным-то стал? — Ехидно спрашиваю я его

— Я то ладно, ты Игорька оз ОБРОНа помнишь? — Я киваю в ответ, такого забыть трудно… — Тот вообще пятидесятником стал, — усмехается Володя, — центр у него реабилитационный в соседнем районе, туда и направитесь…

— С ментами-то как у тебя, братуха? — задаю ему вопрос, и тут его прорвало…

— Как?? Ты спрашиваешь как?? Ровно у меня с ними, ты думаешь, как и все это быдло по хатам, мол мент — говно и сука? Да ни хрена подобного брат, я мент, Игорь — мент. Парни, которые менты сейчас на адрес поперли, да нам по хер, поверь по хер на всех, а знаешь почему? Да потому-что спасая очередного дебила от бандосов, этот же дебил будет орать: «Жизнь ворам, смерть мусорам!» И, когда его будут тупо грабить он побежит к нам, не к смотрящим и прочей хуете, а к нам. А дома будет чесать за понятия, о которых и знать не знает. А парни, что в погонах делают свое дело, чтобы улицы были чистые, чтобы мамаши с дитями гуляли, чтобы очередной выблядок в макдонольсе рассуждал, блядь, о судьбах родины. И при этом, это же круто, блядь это охуенно круто плевать в спины продажных мусоров… А сам, как бы не узнали друзья, втихаря стучать на таких же как он дебилоидов, и мечтать стать ментом. Так вот такие ушлепки, одевая форму, становятся мусорами, а я — мент, и друзья мои менты, мы в Грозном, и в Гудермесе не делили народ на наш или не наш… Короче давай жахнем. — Он наливает по стакану и мы сидя у него на кухне вспоминали каждый свое. Через некоторое время я спросил у него. — Так что дальше делать..

— А ничего, — чуть лениво продолжил Лютик, — это тело, что с тобой а ребцентр сдашь, Игорьку, и дальше порулишь, там разберешся, кое-какие адреса наших накидаю, сообразишь что по чем. Колеса тут скинешь, тебе ни к чему. Да, кстати, вашего брата шариатская безопасность ищет, в курсе?

— Так ее нет вроде… — чуть опешил я.

— Но люди то остались. Это вывески меняются, а люди остаются… — Володя еще подумал, и произнес — пару дней тут посидеть придется, я как фермер мать его, по-любому все новости узнаю, я же кормилец местный, кормлю блядь, работу да…

— Раскулачат тебя, братка, — говорю я ему, а сам наслаждаюсь тишиной и покоем, столь редким состоянием за последние годы…

Два дня пролетели очень быстро. Наблюдая за кормежкой поросей нашим попутчиком, глядя на озверевшие морды свинок, я почему-то думал, — «отстирает или нет машинка автомат мои вещи», еще Борюсик, блюющий на заднем плане, доставлял дискомфорт. Под вечер второго дня приехали ДПСники Антон и Виталик. Они выросли при мне, в моем доме, поэтому отношения мы поддерживали нормальные.

— Здорово, дядь Толь! Не тебя ли, пиковые утконосы ищут? — поприветствовали они меня.

— Все может быть, — ответил я им, пожимая руки, — а вы не по мою душу?

— Делать нам больше нечего, — буркнул Антоха, — Серый послал найти Вас и предупредить — мы посты снимаем утром — перехват, блядь кончился. Только мы то снимемся, а утконосы пасти будут.

— Да ладно.. А ты давно с гор то спустился? — спрашиваю не зря, ибо Антон за свой характер частенько, вместе с напарником, катался на Кавказ в составе различных сводных отрядов.

— Недели две как дома, скоро опять погонят, — хмыкает Виталик. — Ты, дядя Толя, по-тихому если не получится, то жми до трассы, там наши будут, минут десять отыграешь.

— Спасибо, Виталь, но мы по старинке, — леплю я непонятно чего, хотя понимаю, что уйти по-тихому шансов мало.

— Да вот еще, — Антон вмешивается в разговор, — тут лаве парни собрали, — он протягивает мне деньги, свернутые в трубочку, — и вот еще, — он дает россыпь тупорогих макаровских патронов. — Со стрельбищь остались, — отвечает на мой недоуменный взгляд. — Ну, как говорится, с Богом, дядька….

Мы чокнулись кружками с чаем, еще с полчаса поговорили о всяких мелочах, и доблестные сотрудники убыли.

— А теперь, Лис, слушай меня, — Володя стал необыкновенно серьезен. — Леня докинет вас до бетонки, там выйдет из машины, вы ждете. Сколько надо, столько ждете! Не перебивай, но не больше часа; там подскочу я, закрой пасть и не возражай, я до кучи проверю не напиздел ли Антоха, его могут в темную, как гандона, использовать. Ты все понял?

Я киваю, слова лишние. Спокойной жизни пришел аллес, передохнуть удалось и ладно. Через полчаса уже трясемся в буханке по сельским тропам или дорогам, в общем не поймешь. Тормознули, попрощались с Леней, от которого так и не услышали ни одного слова, и расположились в лесу у бетонки.

— Ну что, Борямба, — начал я, чтобы как-то скоротать время, — трудна дорога в новую жизнь?

— Толян, на хер я тебя послушал? Сдохнем же, с нас шкуру снимут, или свиньям так же скормят, — законючил Боря.

Отвешиваю ему оплеуху, только истерик мне еще не хватает, самого трясет, а тут этот на нервы действует.

— Заткнись, сука, и слушай меня. Я тебя, бляденыша, тут оставлю с дыркой в башке, ферштейн? Я ебусь тут с тобой, а ты ноешь, падла? Ты — придурок недоделанный заглохни и не зли меня, лады?

У Бори округлились глаза и он быстро быстро закивал.

— Сука, думал я, — кто придумал эту залупу под названием «русские своих не бросают»? Я бы этого бросил, хоть он и русский, но не свой, вот дилемма, твою мать.

Время тянулось, сигареты улетали катастрофично быстро, внутри все колотило.

— Ну наконец-то, — выдохнул я, когда увидел на бетонке УАЗик Лютика.

Притормозив возле кустов, Лютик крикнул: «Карета подана господа!»

Сажусь рядом с ним, Боря падает на заднее сиденье.

— Чем порадуешь? — Спрашиваю я.

— С песнями, бубном и плясками они ехали в ад!!! — захохотал вдруг Вовка. Жопа, Толян, но нам не впервой.

— Блядь, а ты че радостный такой? — со злостью спрашиваю я.

— А заебало все, Толян, веришь? З-А-Е-Б-А-Л-О, — по буквам произносит Лютик последнее слово. — Погнали, там посмотрим…

Едем. Куда? Да, не важно по сути, главное в движении. Как-то незаметно бетонная дорогая слилась с раздолбаной дорогой, с гордым названием — трасса.

— За нами что-ли? — вдруг проговорил Лютик.

Смотрю по зеркалам заднего вида, точно, — прыгает по колдобинам, торопится «девяносто девятая». Прытко так, судя по тонировке — пиковые.

— Ну? — Спрашиваю я Лютика.

— хер гну, — усмехается тот, — знаешь же сам, что самая страшная пуля эта та, которая свистнет у твоей башки, поэтому делай Лис красиво.

— От, блядь какая, — неожиданно выругался Володя, сбрасывая газ. Девяносто девятый выкидыш автопрома уже сокращал дистанцию, и из бокового окна высовывалась рука с пистолетом, судя по всему, стреляла в нас. — От суки, запаску угробили, — проговорил наш водитель. — Знаешь, Лис, мне машину жалко, давай брат…

«Ну что, давай так давай», — думаю я, это в кино погони и прочая херня, а у нас машину жалко, она денег стоит. Тормозим резко, выскакиваем из машины, и я начинаю палить в приближающую машину, луплю в нос машины, не дай Бог завалить кого — все планы полетят к чертям. С другой стороны нашего «УЗника» хлестко вдарила «сайга», — «охренеть войнушка», — подумал я и охренел еще больше, когда из догоняющей машины на ходу стали прыгать люди и бегом бежать в стороны.

— Поехали, нормально все, — кричит мне Лютик и из «сайги» пробивает, по ходу, радиатор девяносто девятой, — учись, студент!!! — хохочет Володя, бросая на заднее сиденье рядом с притихшим Борей, пустой корпус из под мухи.

— Все, парни валим….- Че, братан, перессал? — хохотал Володька. — У меня огрызок этот от шайтанки валяется со времен Царя Гороха, все выкинуть хотел, но вишь, пригодилось.

И тут… — Сворачивай! — ору я, — Да сворачивай, говорю!

Лютик резко съезжает с дороги, — ты с дуба рухнул? — орет он и замолкает — резкий, тошнотворный запах фекалий с заднего сиденья просто вышибал слезу.

— К воде гони, — хрипел я, крутя стеклоподьемник, — убью, сука!..

— Тварь, — хрипел Лютик, — машину мыть… Ты где, блядь, этого засранца нашел?

— Молчи, лучше, ничего не говори, — хрипел я. Наконец-то остановились толи у речки толи у ручья, выпадаем из машины на землю, нас бьют рвотные позывы. — Чем, блядь, у тебя накормили его? — жадно глотая воздух, спрашиваю я Лютика. Тот машет рукой, — хрен его знает, закурить дай, — протягиваю ему пачку сигарет — молча закуриваем. Боря где-то плещется в воде, как же хорошо, свежий воздух.

— Че с машиной делать то? Проветривать надо, — говорю наконец я Вовке.

— Там «Белизна» есть — пусть драит как коты яйца, — выносит решение Лютик. Через время появляется Боря, смущенный, с мокрыми штанами; Лютик пристально смотрит с минуту и произносит, — штаны возьми в багажнике, там же ветошь и «Белизна» — ты на мойке работал, так что знаешь что делать! Тот кивает и почти трусцой к машине.

— Знаешь, Лис, — со вздохом продолжает вдруг Вовка — я же по молодости и представить не мог, что буду уходить от нерусских с дебилом сапером и его обосранным другом… Да уж, жизнь веселее чем кажется.

— И не говори, брат, — поддерживаю я его, — я тоже много чего не предполагал, знаю что нужно прорываться, но не знаю как.

— Если не знаешь что делать, делай шаг вперед, — сумничал Лютик. Ладно, посидим еще и до Игорька, тут час — полтора лесами и мы там. Мы замолчали, каждый лежал на осенней траве и, честно говоря, ни о чем не думали, ибо дурак думкой богатеет. — Все, погнали, — наконец-то скомандовал наш рулевой и мы в том же порядке поехали лесными дорогами непонятно куда. Через час с небольшим мы нарисовались перед очередной деревней. Хорошо что осень, дачники уже разъехались, а местные, если и есть, то готовились к долгой зимней спячке. Единственный двухэтажный дом в одном из закоулков деревни был очень явно обитаем, возле него и притормозил наш УАЗ. Позвонив в звонок у калитки, мы огляделись, по старой памяти вычисляя пути отхода. Наконец-то появился сам Игорь. Холеный и даже с лишним весом он уже не очень походил на санинструктора группы, чей конек был — допрос пленных с пристрастием.

— О какие люди, — чуть восторженно произнес Игорек, — прошу ко мне. Братья на разборе слова божьего, так что ко мне пойдем, братья. А этого, — он посмотрел на Борю, — сейчас примут.

Тут же появился мужичок лет пятидесяти и, молча улыбаясь, увел нашего засранца в дом. Мы поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в комнату, где обитал сам хозяин сего учреждения. В соседней комнате проживала его жена, беременная на седьмом месяце.

— Вот так я и живу, — усмехнулся хозяин, — чайник щелкни, Лютый. Ну, а это ты у нас нуждающийся в помощи?! он пристально посмотрел на меня. Я просто кивнул.

— Ладно, продолжил Игорь, — если куришь кури в форточку, у нас не курят и не пьют, потусишь тут, мы — баптисты, если что, или ЕХБ, евангельские христиане баптисты, ну это ты и без нас знаешь. Народ разный, сам посмотришь, твоего определим потом куда-нибудь, они три месяца на ребе, потом на адаптацию едут, а там видно будет кого куда. Теперь давайте вы, быстро и по делу.

Обрисовав ему ситуацию, мы вместе призадумались. Как-то все нереально, но именно это нас всех и возбуждало, покруче чем бабы.

— Однако, — произнес Игорь, — надо тебя переправить в область к пятидесятникам, у них на зонах подвязки есть покруче. Есть у меня пастор знакомый там, кореец (семерик за гоп стоп взял) с ним сведу. А с тобой, братуха, вечером поговорим, сейчас отдыхай, тебе место выделят и не забывай, мы — верующие, прости нас Господи….

Попрощавшись с Лютиком, я завалился на кровать, пытаясь обдумать ситуацию.

По всему выходило, что надеяться остается только на чудо, во что я давно не верю, или человек — кузнец своего счастья. Потихоньку прислушивался, как за тонким гипсокартоном шел «разбор слова».

Дело в том, что от скуки (когда еще в подвале был свет и управляющей компании было насрать), от нечего делать, я перечитывал Ветхий и Новый Заветы, и кучу комментариев. Это богатство мы сперли к какого-то чела, предварительно стукнув его по башке. Но тут… Я даже привстал на кровати, чтобы краем глаза видеть это… Кучка мужиков и потасканных баб, трезвых, рассуждали о первом послании апостола Павла к Тимофею. Мама дорогая, люди с мозгами пропитыми асептоленом, прочитавшие от силы две книги за жизнь, всерьез рассуждают «о чем же хотел сказать апостол этим стихом?» И они на полном серьезе спорили, рассуждали, мама дорогая, некоторые даже записывали.

Бред сумасшедшего. После разбора — ужин, кроме Отче Наш, произвольная молитва по принципу «дай и прости, Господи», причем дай конкретно: денег, бабу, машину, дом. — Конкретные пацаны, — усмехнулся я, — не забалуешь.

Еле дождался вечера — первым делом у Игоря в комнате распахнул окно и с наслаждением закурил.

— Вы тут, Игоряха, с ума посходили что-ли?

— А это, брат, как посмотреть. Ладно ты, с тобой все ясно, — неожиданно для меня закурил Игорь и продолжил, — ты посмотри сколько бомжей ходит, ты думаешь они с рождения такие? Нет, брат. У них мамки были и говно из под них таскали, и верили, что их дети самые лучшие; а они — вот. Мне плевать, сами они виноваты или, как говориться, жизнь такая. Нет, Лис, я мамам должен — своей, их мамам я должен, — меня чужая мать приютила, когда из госпиталя с одними документами выперли, а у самой сын алкаш. Я слышал, как она молилась и плакала, плакала и молилась, и я дал себе слово — я буду им давать шанс, и два и три шанса, если Господу плевать, я это делать буду по мере сил и возможностей. Мне срать на то что баптисты, харизматы, пятидесятники, хрен на них с большой колокольни, они — лишь средство, не более.

— Погоди, Игорь, — говорю я, — а через наших попов то что?

— Ничего! Суки они и твари! Поверь, общался я сними. Не все может быть, но что-то не встречал я других. Знаешь, я одного понять не могу, к примеру, человек стоит на столбе, жрет срет под себя и помер, а его бац и во святые. Он же — псих, по сути, его лечить надо. Что, блин, за религия, что проповедует убожество?!!

И всем, блядь, прости Господи, деньги — деньги — деньги. Я тоже люблю очень деньги, но меру-то знать надо…

Ладно, теперь по тебе…

— Стоп, Игорь! — я решил, правила теперь устанавливаю я. Туша окурок в блюдечко, говорю, а сам чувствую, что второй раз за последнее время что-то злое и одновременно веселое поднимается внутри меня. — Я у тебя неделю осмотреть, мне пару торпед надо, и не смотри на меня так, откинь свою шелуху протестанскую, давай по делу….

Игорь всегда умел переключится с волны на волну, и мы битый час обсуждали варианты входа и выхода.

— Короче, братуха, — подытожил, Игорь, — два чела у меня есть, вербуй сам, но…

— Спокойно, брат, люди — мусор, сам знаешь, это лишь средство, ничего личного, как говорят в фильмах, поэтому если они выживут, значит стоящий материал, а нет и хрен с ними.

— Знаешь? — чуть подумав говорит Игорек, — я рад, что с тобой нет твоих кентов. Чую делов натворили бы, мама не горюй.

— Еще не вечер, — усмехаюсь я в ответ, — все наше и рыло в крови…

— Главное, чтоб не жопа в мыле, — подхватил бывший спец, а теперь протестант или как их там — сержант Игорь. — Ну, давай согрешим мал мала, где наша не пропадала, но говно не тонет и в огне не горит, — и он достает бутылку непонятно чего, на мой недоуменный взгляд, подмигивает. — Во, видал, пастырь с Норильска подарил, он на гедеоновскую миссию приезжал, знатно посидели.

Гедеоновцы да, странные люди, шатаются по тюрьмам, богадельням, и обращают людей к Богу, а также в различные ЧВК, коих расплодилось как поганок. Время летело быстро, уже под утровидно под влиянием паров алкоголя, появилась идея, но для этого надо сбить эти два тела. Проспав до обеда, я вышел во двор дома, территория впечатлила, — «да неплохо живут божьи люди», — почему-то подумалось мне. Мимо пробежал с ведрами Боря, уже важный от порученного дела. Но хоть у кого-то ясность есть и то хорошо. Помня, что тут не курят, пошел на так называемый двор, и, под аккомпанемент животного царства, закурил. «Ребики тут заняты по полной» — отметил я про себя, — «и плитку льют, и скотину держат и вообще у них хозяйство неплохое». Тут я заметил пару жадных глаз, которые с тоской смотрели на меня, да даже не на меня, на сигарету.

«На ловца и ветер в харю», — подумал я, а вслух сказал, — сюда иди…

— На, кури! Да не ссы! Не сдам, — протягиваю ему сигарету. Тот озирается по сторонам — и хочется и колется.

— Да кури, ты уже! Меня Толян зовут, если чего, — подбадриваю я его.

— Серега, — как-то полушепотом отвечает, с виду здоровый, парень.

Хватает сигарету, прикуривает и, сделав пару затяжек, садится на корточки. «Вшторило парнягу» — думаю про себя, — «а не хилая дисциплина у Игорька, не хватало чтоб ему мозги засрали библейской бредятиной… Ну да ладно, посмотрим».

Пока гонял в голове план разговора, Серега докурил, и начал заедать травой, чтобы не воняло изо рта. Самое прикольное, что в окне второго этажа Игорь смеясь показывал мне кулак.

— Давно тут пасешься? — начинаю я беседу, — откуда сам то?

Тот с благодарностью посмотрел на меня и, если отбросить всю муть, я выяснил следующее. Сам Серега с областного центра, якобы майор, якобы спецназ (ну как же без этого) уганда, это само собой), Гиви и Моторола — кенты (это — святое), раненый раза три, и причем раненый сурьезно (в доказательство он, задрал майку и показал два шрама от фурункулов, и один от аппендикса); сейчас укропы его ищут, и обещают за его колган полляма зелени. Тут он, конечно, втихую. Мне, как брату, ибо если, ну ты понял…

Я молча слушал и кивал.

Конечно этого героя сдала мать, ибо замучилась с пьянством сына, но это лирика, главное — не ценит мать сына — героя, опрометчиво считая его месячные командировки очередным запоем; ну баба, че с нее взять?.. А подписки о не выезде, приходившие по почте с просьбой уплатить очередную подписку, вернее прописку, в обезьяннике — это шифровки, в которых он получал секретные задания.

— Хочешь на войну закончил ликбез по стратегии Серега.

— Не! Я столько не выпью! — отвечаю ему и протягиваю еще сигарету, — Ты скажи, в центре есть где пристроится, и долго ты тут еще шкуру тереть будешь?

Серега задумался, и потом родил. — Не брат, если Господь меня спас, то значит у него на меня свои планы.

«Ну, Игорь, дать бы тебе по башке. Ты че им чешешь? Ладно, пойдем другим путем…»

— А, откуда ты, брат знаешь, может Господу так угодно, чтобы я встал на твоем пути?.. Ведь Господь часто проговаривает через людей…

«Блин, что я несу?!.» — мелькает в голове шальная мысль, но отступать некуда. — Знаешь, я уверен, Господь дает нам шанс черпать силы друг у друга… — дальше я сыплю ссылками на апостола Павла и на апокрифическую литературу. Ну не объяснять же мне ему, что Павел — величайший аферюга того времени. Так как он был начальником храмовой стражи (то бишь военным), он еще тогда знал, что если бардак не остановить, то его надо возглавить. Что он и сделал… А, так как он еще и родоначальник современного бизнеса, то это ему удалось с легкостью. Переписав бизнес на жену, объявил, что видел Господа (или слышал, не суть), — решил стать апостолом. Так как евреи не очень верили (в силу своей образованности), поперся к язычникам, у которых школ не было и они верили ему. Периодически правда били его, чтоб меру знал, но это — реалии жизни, кстати ничего с тех пор по сути не поменялось. Минут через пятнадцать моих речей я, наконец-то, заметил проблески разума в собеседнике.

— Знаешь, давай валить! Юрку только возьмем, и в город, а там новая жизнь, бабу найду… — он мечтательно затих.

«Блядь, дались им эти бабы, болезнь у них, что-ли?!!» — в сердцах выругался я, но вслух сказал, — Все будет, Серега, точно тебе говорю. Где наша не пропадала?! Ты только зубной пастой заешь, чтоб не воняло, и дуй за Юриком.

Тот кивнул и быстрым шагом до дома.

Глава 5

Итак, пару — тройку деньков посидим, и надо валить, а там понеслось…

Коротая вечера у Игорька в комнате, я всего лишь пару раз видел его толи жену, толи кого, не суть, но в последний вечер перед рывком, она зашла к нам и сказала, — знаете, мальчики, все было хорошо, до того времени как появился Лис. Я вижу, как сестры в доме изменились; братья шепчутся, — ты, как торнадо, Лис. И я рада, что ты завтра уходишь, братьев жалко только….

После чего она вышла, а мы, помолчав минуту, продолжили.

— В общем, найдешь Корейца, он тебе хату подкинет, там ебанутые на всю голову, но это и хорошо, будешь временно сектантом. Ствол, я знаю, у тебя есть и барана знаю, кто с ним на слив пойдет, не делай только честную морду. Уходить будете после ужина, до трассы пятерка, легенда, как всегда, — из секты убегали. Если все ровно, в райцентре будете ночью, найдешь Гену Гену, там колеса возьмете, Серега водить умеет, проверял. Постам насрать, они ночью фуры доят, так что на хода и в область. Там я тебе сказал, все через Корейца, он один такой, — у него помимо пули в башке еще сустав сгнил по наркоте, узнаешь. Ну, давай тогда, спать. Денег я тебе дам. Короче, с Богом!

На том и разошлись. Спал я почему-то крепко и даже очень. Утром, после завтрака, сидя на «разборе слова», гонял про себя варианты развития событий. Опять двадцать пять, по всему выходило, что горит под задницей крепко, и надо искать выход, а он есть — не может не быть. Весь день прошел хрен знает как, но после ужина я подошел к Игорьку.

— Ну, бывай, мы уходим.

— Держи, — Игорек протянул деньги и просто сказал, — до трассы знаете как, остальное дело техники, с Богом.

Тепло распрощались и в путь. Серега с Юриком, следуя бичевскому инстинкту, тащили сумки и пакеты с вещами, с коими, если честно, в ребцентре проблем не было. Я же шел налегке, вещи — это мусор, сковывают движения, да и легко доставал ось, легко и расставался. После полпути, смотря на попутчиков, я не выдержал, — Да выкиньте их к хуям, охота вам тащить!?.

Те посмотрели на меня, как на идиота, но промолчали. Однако, минут через десять они остановились, дабы рассортировать шмотье. Я не выдержал, — все, хорош! ВСТАТЬ! — рявкнул на них я, — документы где? Положить в карман!

Те послушно выполняют команду, а я, тем временем, ногой скидываю кутули в канав. — Все, нахрен, дальше налегке. Да будут у вас шмотки, и бабы будут, все будет, — успокаивающе говорю я им, и мы ускоряемся к трассе. У придорожного кафе пятихатка решила проблему передвижения и через час мы были в славном историческом райцентре. Кроме заплесневелых канав, и отсутствия уличных фонарей ничего не подчеркивало статус города. Выпрыгнув из кабины «Камаза», я тут же чуть не вляпался в грязь; осмотреся и решил вести напарников в сторону вокзала. Там, у непонятно какого органа, гордо стоял Макдональдс, где хоть и дороговато, но я оставил парней поедать чудеса химической промышлености, а сам потопал в сторону храма, церкви, не суть — местных баптистов. Дело в том, что мне приходилось бывать в этом чудо- городке, и примерно я знал куда идти. Городок еще славился тем, что на улице имени славного русского писателя цыгане в открытую банщили белым, и не только.

Цыгане эти назывались РомА, с ударением на а.

Вообще, основное деление румын этих было на Рома и Зме. Змеи — это вокзалы рынки и прочая шелупонь, а Рома — это деньги связи, и все по-взрослому. Мы же для них просто Гадже, вот такой вот шовинизм, мать их. Все это я вспоминал пока, матерясь на ямах и лужах, чапал в сторону церкви. Ну вот я и пришел, добротное рубленое здание из калиброванных бревен, уверенно возвышалось над халупами язычников. На двери вывеска «Дом находится под защитой Господа».

Ладно, стучим в двери. — Кто там? — голос мужской.

— Я от брата Игоря, он звонил. — негромко говорю я; дверь открывается и перед мною собственной персоной Гена Гена, сам пастор этого места.

— Звонил. В курсе. Заходи, — отрывками говорит он, и я захожу во внутрь.

«Неплохо», -оглядывая интерьер, думаю про себя. За кажущейся простотой видны деньги и хорошие деньги.

— Мне машина нужна, — говорю я ему и тут же под лестницей вижу железный сейф для оружия. — Ну да Господь — хорошо, а ствол надежнее, — усмехаюсь я про себя.

Пастор, молча дает мне ключи, судя по всему от Нивы, и конверт с деньгами. Пауза, я молчу, наконец пастор говорит.

— Тут деньги, машина у ворот.

— Нет, так не пойдет, преподобный или как вас там. Вы садитесь в машину и везете нас, у меня прав нет, у моих друзей тоже так что без вариантов.

— А если нет? — упирается оппонент.

— А так… — я вынимаю макарыча, и снимаю с предохранителя. — Ствол в сейфе не поможет, пастор, давай за руль.

Тот притворно вздыхает, — одеться можно? — Нет, друг, потом, все потом. В том, что этот козлина сдаст, я не сомневался ни секунду, поэтому будет по-моему. Выходим, садимся, и минут через десять уже у забегаловки, мои друзья по несчастью занимают места позади нас и, сыто отрыгивая, закуривают.

— В окно курите, черти, — предупреждаю я их, и мы помчались… Ночью переть по трассе — одно удовольствие, гайцы шмонают фуры с металлом, и лесовозы, у них жатва — им не до нас; и ни один план перехват или перехлоп не отменял еще «сенокос». Поэтому едем и наслаждаемся; легкий морозец, гамбургер в желудке, предусмотрительно купленный Серегой, сигарета; жить можно, господа, вопрос — как долго? Через пару часов с копейками загрохотали по ухабам губернского города. До маршруток еще было время и я решил переждать, одно но, — что с пастором делать? Остановившись на зеленой остановке, я прямо в лоб задаю этот вопрос своим кентам

— Ну? Ваши предложения? — и смотрю на них долго и пристально. Однако идеями парни не блещут, — отпустить надо, как-то неуверенно мямлит Серега.

Юрка вообще выдал свежую по новизне мысль, — закопать бы, да лопаты нет. «Дааа», — думаю про себя — «каши не сваришь но, хоть не умничают и то хорошо».

Покурив и пораскинув мозгами, я принял решение. — Так, Серега, вот деньги. Кафешку видишь? Покупаешь пузырь, они стопудово банщат, и сюда! Юрец, присмотри за пастором, я по большому. Пока ребята занимались выполнением задач, я отошел подальше в лесок. Все просто, не нужно ребятам знать, что у меня есть телефон (старая, добрая, а главное — надежная «Нокиа»), номера есть, голова — лучшая записная книжка. Через пару минут сонный недовольный голос ответил, — Да!

— Привет, Иваныч, это Сапер….

Пауза, и голос… — Охренеть! Ты какими судьбаи?..

— Я усмехнулся, — Иваныч, дело у меня к тебе..

— У тебя всегда дело, — перебивает меня собеседник.

— Слышь, Иваныч, мне приподняться надо, лаве надо… Есть варианты?

— Знаешь, Сапер, я прикину, давай я тебе перезвоню?..

— Не пойдет, лучше я тебе брякну, ночью, — хохотнул я.

— Ага, у тебя же другого времени нет, только по ночам. Вот и поспал называется. Ладно, бывай…

В трубке пошли гудки. Итак, начало положено. Иваныч он — еврей еще тот, барыга знатный, будучи в тюрьме и задолбавшись платить грев, якобы на общак, он первым почуял ветер перемен и нашел нас бывших вояк, но это другая история. Ладно, это все — лирика, теперь пастор, надо решать.

— С облегчением, — приветствовал меня Юрий.

— Угу, — буркнул я в ответ, — ну с, господа, приступим. Давай, Серега, доставай. Серый достает бутылку паленки и дает ее мне.

— Ну, что, Гена Гена, — говорю я давай с горла, и не спеша — время есть, я не изверг.

— Ты что?! Это… это нельзя, это грех, это… — залепетал пастор.

— Заткнись и пей! Не зли меня, — улыбаюсь в ответ.

— Толик, брат, Богом прошу! Это в тебе бесы, дьявол, — продолжает гнуть свою линию Генадьич.

— Знаешь, пастор, это ты для них — авторитет, — я киваю на свою парочку — и поверь, я со своими бесами договорюсь, они у меня с понятиями, а вот тебе, ублюдок, как жить то? — Я просто достаю макаркин и приставляю его к животу пастора.

Резко пахнуло мочей…

«Ну е-мое!..» — обреченно подумал я, -«один срется, второй ссытся… Неее, на фиг, надо завязывать».

Пастор с расширенными глазами, сквозь выступившие слезы, глотает водку. Его не страшила физическая боль или смерть. — гораздо страшнее было то, что кто-то знает о его постыдной, тайной страсти, или как угодно. Этого он не мог осознать и пережить, поэтому пил и давился, давился и пил. Не прошло и часа, как он, неся всякую чушь, был уложен на заднее сиденье, под надзор Юрика. Я посадил Серегу за руль и скомандовал, — погнали, парни!!!

Губернский город был точная копия уездного, только больше и с троллейбусами. Загнав машину в закуток между частными домами, я посмотрел на своих, на пастора бухого в дрова… и у меня возникла мысль.

«Жаль с тобой расставаться, друг», — попрощался я с пистолетом имени макарова, — «но сослужи друг последнию службу. Блин, как в сказке», — усмехнулся я.

Более чем тщательно протер, сунул в руку пастора, а тот, пуская сопли из носа, в полупьяном бреду, переложил его из руки в руку, а затем затолкал за пояс.

— Отлично, парни, вы на остановку, я щас подгребу… — посмотрев вслед парням, я достал телефон……

Минут через десять, стоя на остановке, мы наблюдали, как патрульный экипаж ППС грузил невменяемого баптиста в машину.

— Ну вот, парни, даже если этого придурка оправдают, не быть ему пастором, ему братва не простит. И будет он только слюни пускать, при виде малолетних, а в камере, дай Бог, чтоб отбили все… — как-то устало произнес я, глядя вслед уезжающему экипажу.

— Лис, а ведь, это неправильно… — начал Серега.

— А что правильно, мой баптисткий друг? Взывать к вере или совести? Ссылаться на места священного писания? Нет брат, вера она или есть или нет, совесть такая же байда. Пусть у меня внутри дьявол, как ты думаешь, да мне по хрену, ибо мой дьявол гораздо лучше, чем Бог этого недоебыша. И все, хватит на этом….До Корейца добрались быстро, тем более он со своей маргинальной шарагой снимал офис в гостинице. Заметно хромая, он спустился к нам. — Мир Вам, — начал он, — рад, что Вы пришли к нам. Обращался он больше к моим друзьям по несчастью, чем ко мне. Достаточно было нам зацепиться взглядами, как мы поняли друг друга — одного поля ягоды.

— Ну, что вам сказать, братья? — начал лидер пятидесятников, — вы двое у нас пока побудите, а к тебе, брат, разговор есть.

Он вынул трубку телефона и через минуты две мои братья убыли в неказистом микрике в неизвестность.

— А теперь о тебе. Сам знаешь ты — нам, мы — тебе, — как-то вкрадчиво начал Кореец, — так вот, проблема твоя решаема. Город знаешь, вот тебе адрес — казармы найдешь, спросишь Колю, вернее брата Колю, — он усмехнулся, — а там, жди день другой и в путь.

— Отличный план! с сарказмом заявляю я ему. — Ну, и кто меня в районе казарм прихлопнет? Места глухие, при царе — батюшке строились.

— Значит так, ты, по сути, нам на хрен не нужен, за тебя люди просили, а так мне, поверь, фиолетово. Все понял?

— Да ясно все!

А сам думаю, — «ах ты, падла, ну подожди немного, расчитаемся. Но рано пока, ой как рано, так что, сука, не торопи меня».

Расстались холодно, ну мне с ним детей не крестить, так что — вперед. Казармы я нашел в рабочем районе. Да, умели строить, войну пережили эти здания, им и авиабомбы, как мертвому припарка. Лавируя между зданий из старого красного кирпича, я давал круг за кругом (как говаривал мой фронтовой дружок Китаец: «Чуйка, она и в Африке — чуйка), два раза я замечал одну и ту же фигуру БОМЖика, но чисто и опрятно, даже сказал бы, одетого.

— Стоп, Лис! У тебя — паранойя, фильмы не смотришь, в совпадения не веришь, но этот хрен перемещается с тобой по одному курсу. Охренеть как я счастлив. Ладно, и на старуху бывают аборты, ща…

Выруливая из за угла, я ускорил шаг, а затем резко завернул за стоящую «Газель». Как услышал сипящее дыхание, я выставил из-за кузова ногу…

— Блядь!.. — пропахав около метра носом, приютился БОМЖик.

— Привет, убогий, — поднимаю его за шиворот. В глазах страх и беспомощность. Наворачиваю на руку воротник его джинсовой куртки, и со всей дури бью его лицом об угол кузова. Для верности бью три раза, тело обмякло, — так, что у нас в кармане? — Оп-па, ничего, кроме табачных крошек и телефона-тапочка.

Быстро ухожу, двор глухой, но вероятность палева высока, старушек еще никто не отменял. Захожу в кафешку, тут все от тухлого мяса до бодяжного кофе. Заказываю бурду в пластиковой таре, листаем записную книжку в телефоне. Так, что там у нас? А давай-ка позвоним. Где-то я этот номер встречал.

— Алло, — Ну привет, Игорек, — усмехаюсь я. В ответ короткие гудки.

— Гаденыш, чтож ты задумал?!! Ладно, нас тоже не на помойке нашли. Наш ход, — достаю свой телефон, — Привет, Иваныч, что там по моему вопросу?

— Лови адрес, Сапер. Все ровно, там расскажут, что и как. — Иваныч еще минут пять раскладывает мне по полочкам. Кстати, наивняк думать, что барыги продажны, все зависит от пересечения интересов; так называемая братва сдаст тебя быстрее, чем сливают говно в толчке. Итак, топаем до Коли, причем по-быстрому, что баптисты, что пятидесятники, один хрен — те же яйца, только вид сбоку.

Адрес помню, поэтому бегом на пятый этаж, от блин умели же строить — потолки высоченные, лестницы широкие — лепота. Вот и дверь, — стучу, тишина — это хорошо. Эх, Витька, Витька, славный мой учитель труда воровского, жаль помер в тюремной больничке от туберкулеза, а то бы оценил плод своего учения. Замок фуфельный, и открывается влет, просто при помощи обыкновенной проволоки. Заходим, смотрим — холостяцкий уют, мать их, судя по шмоткам — двое, комплекции средней, в шкафах ничего интересного. На видных местах Библии, но, судя по пыли на них, заглядывали в них давно. В холодильнике набор командировочного: яйца, сосиски, хлеб; чай и сахар, нашел на подоконнике, там же и пепельница с окурками.

— Молодцы, братья! Курим значит втихаря, — усмехнулся я, — ну ладно, надо поесть, пока суд да дело, ибо впадлу голодным оставаться.

Пока жарилась яичница, с табуретки выкрутил ножку, хороша штука, она и поможет. Я уже заскучал после приема пищи, когда услышал звук отпираемой двери. Встав за дверью в комнате, я ждал. Кто-то, скинув ботинки и шелестя пакетами, пошел на кухню; делаю шаг и, на выдохе, по голове — тело растекается в коридоре. Быстро смотрю карманы, отлично, деньги зажигалка и телефон, но уже не кнопочный раритет, а вполне нормальный корейский смартфон. Тело закидываю в ванную, срываю чью-то футболку с веревки, вытираю кровь, — ждем второго, судя по описанию первый — не Коля. Ну подождем, твою маму. Ждать долго не пришлось, — открывается дверь и заходит Коля, губастое толстое нечто на тонких варикозных ножках. Почему варикозных? Да я просто хорошо знаю брата Колю, и не раз в прошлой жизни заказывал ему в сауну шлюх. Тот замер с открытым ртом, увидев меня, восседающего на кухонном столе с ножкой от табуретки… — Привет, Николя, — улыбаюсь искренне ему, — ну что ты, паскуда, не рад что-ли?! Только не говори мне, что не в курсе…

— Да я это, ты, как бы сказать… — чуть заикаясь говорит Коля.

— Не трои! Поживешь еще, я тебе обещаю, а щас быстро, по делу. Ну!..

Из его сбивчевой речи я понял только одно — Кореец хочет толкнуть машину с металлом в Питере, но металл не его, а денег хочется, для этого ему нужен я, лошок на которого можно повесить, ну и грохнуть по тихой грусти ибо мертвые сраму не имут.

— Ладно, Коля, — говорю я ему, — за друга извини он в ванной лежит. Передай Корейцу, я поеду. Ну, и если что, бывай — дружески хлопаю его по плечу, и вручаю ножку от табуретки, — это тебе, на память. Выскальзываю в дверь, этот дурачок увидев друга с пробитой головой, ударится в панику, уж я его знаю и ментов не вызовет это точно. А теперь я поднимаюсь на пролет выше. Слава нарикам — чердак открыт, тут и поговорим.

— Алло, Иваныч? — Через долгие гудки взяли трубку, — это Сапер. Чем порадуешь?

— Привет, не скажу, что рад тебя слышать, но долги возвращать надо… Значит слушай сюда… — минут пять я выслушивал диспозицию, и наконец-то собеседник подвел итог — а там смотри по обстоятельствам — звони Корейцу. И подключи _еревяза при случае, по вайберу или вацапу проще будет.

— Ладно, разберемся. Ты парней предупреди, а так и хрена с ним.

Выхожу с чердака, и, мать его за ногу, чуть не сталкиваюсь с братьями по странной вере харизматов. Те заходили в дверь квартиры, в которой я только что был. Проскальзываю вниз, а вот и пастор, вот и поговорим, открываю двери минивена.

— Привет, еще раз, — усаживаясь поудобнее говорю ему, — поговорим?

— Давай, — говорит Кореец. — ты в курсе замута?

— Так то да, и давай сразу, моя доляна сколько?

Кореец завис минут на десять, решая про себя на сколько я в теме и сколько можно доверить.

— Как ты догадался? — начал он, — там под чернягой десятка меди, так что получишь полтаху на прожитье, пока туда сюда, хату тебе найдем, оплатим на полгода, идет?

Я делаю вид что думаю, хотя просчитать его на раз можно, руководствуясь золотым проверенным правилом «Никому не верь» — Хорошо! — говорю я, — когда в дорогу?

— А что ждать? Сегодня и поедешь. Рвать тебе в ночь надо, деньги на посты я дам, и командировочные тоже. У тебя документов нет, я правильно понял?

Я просто киваю в ответ.

— Ладно, приедешь — будут, обещает пастор. «Ага», — думаю, я — «дорога-то в один конец, можно чего хочешь обещать».

— Ладно. Вы деньги дайте, надо прикупиться перед дорогой, — говорю я ему в ответ.

Тот молча дает деньги, я продолжаю, — куда подъехать? Я так понимаю сюда?

Тот кивает.

— И это, я тут приложил двух, извини, брат, — откровенно издеваюсь я.

— А кто это? — Кореец хмыкает. Не бери в голову, так, пешехота. Я сижу с ним и просто поражаюсь, можно перекрасить любого наркомана во что угодно, но вот мышление поменять невозможно, наркоман как был — падальщик, так и останется. А героин умеет ждать, ох как умеет, мы этим и воспользуемся, но потом.

Ладно, я пошел, — говорю ему и покидаю салон автомобиля. Уже на углу дома оглядываюсь, как бы невзначай, и вижу, как братья держат моего ванного друга под руки, голова перевязана простыней, и сажают в машину.

Живой и ладно, у меня дел выше крыши, смартфон есть, надо симку, и настроить.

Глава 6

В ближайшем салоне хорошие девушки и продали, и настроили, и даже установили приложение банка, ибо на каким-то чудом сохранившуюся карту, мне каждый месяц наше щедрое государство перекидывало подачку — почти три тыщи, для поднятия тонуса и сужения ануса, так сказать. Вечером, после долгого сидения в кафе и разборок с интернетом, я подошел к знакомому дому; пейзаж нарушила лишь помойка под названием «Супер Маз». Почему помойка? Так я объясню — куски проволоки торчали от кабины в разные стороны, ибо то, что отваливалось было просто примотанно; водитель стоял рядом и курил (и не просто курил, а дымил, как паровоз); рядом стоял знакомый минивен, пастор одиноко бродил возле машины.

— Привет, давно ждете? Поприветствовал я их подходя ближе.

— Здорово, — буркнул водитель, и, протягивая руку продолжил, — Я — Ровный, это фамилия, если что..

— не наш? — Задаю вопрос, хотя и так понятно.

— Хорош, мужики! Вот документы, на посты деньги в папки, телефон у Ровного. Так, вроде и все, проскочите танк в Новгороде, отзвонитесь. Номер мастера в телефоне, у него завтра ночью смена, свое он возьмет сам, хапуге рубалек дадите и хорош, в общем все, а теперь с Богом.

Пастор прав надо ехать, в кабине, засаленные ватники и фуфайки, ключи в соляре и масле валялись под ногами — срач полнейший; приборы половина не работали, впереди ожидала веселуха.

Выезжали из города в сумерки, наконец-то водитель нарушил молчание, — Ну, нам ехать ночь, деньги есть ты если что, скажи где тормознуть, а так, я — Коля.

— Толян, — поднимаю ему руку и закуриваю, едем болтаем о том о сем, а я в голове кручу одну мысль, — «в курсе ли этот типок или его тоже в темную катают».

У первого поста выбежал гаец и радостно взмахнул палкой.

— От, сука, сенокос, — плюнул Ровный.

— Ладно, тормози пошел я, — говорю ему, сам тысячу одной купюрой вкладываю в файл с абсолютно липовыми документами. Инспектор стоит ждет. Подхожу. Тот лениво прикладывает руку к шапк, — тыр, пыр, мыр бур, второй чего-то там, какого-то, куда-то, капитан сыр быр ов.

— Доброго вечера Вам, командир. Вы уж простите, если чего, — и протягиваю ему файл. Он смотрит содержимое файла и бурчит, — едем значит, ночью значит, нарушаем, но что поделать, мы тоже люди, вы не торопитесь главное, сами знаете… — в итоге он протягивает мне документы и, честное слово, я уверен денег там нет, но как они перекочевали к депосу, я не заметил — цирк потерял лучших своих артистов, это точно.

— Счастливого пути! — Напутствует меня инспектор, и я пулей мчу в кабину, ибо холодно, блин, на трассе ночью.

— Ну?! — Спрашивает Ровный.

— Гну, поехали давай, — говорю ему и мы от поста до поста, через Пушкин в Питер. Перед рассветом, петляя по закаулкам, остановились возле насыпи. Напротив стоял как обычно ларек, -«с нехитрым набором, от батона до гандона» — усмехнулся я.

Это угольная гавань, Балтика, — как-то лирично произнес Ровный..

— Что за хрень?! — усмехнулся я.

— Ты зря это. Тут Родина моих предков, пока их обманом не выселили отсюда… — у Ровного мечтательно-дебильное лицо.

Сидим молча, разговаривать не о чем. Водитель рассматривает окрестности, взглядом будущего землевладельца, и тут тихий, даже вкрадчивый стук в дверь кабины. Открываю — мужик в джинсе, улыбаясь, говорит — Привет, поговорим?

— Давай, с хорошим человеком я завсегда, — говорю я, и спрыгиваю на землю.

— Пошли, че на ветру стоять, — приглашает меня джинсовый в припаркованную у насыпи «Семерку». Подходим, садимся на заднее сиденье, впереди еще двое.

— Ну давай, чьих будете? — Обращается ко мне с переднего сиденья явно старший из этой команды.

Выбор невелик, поэтому я кратко и четко по возможности рассказываю все.

— Служил? — Выслушав меня, спрашивает старший троицы.

— Ну, было дело, — отвечаю ему. И понеслось: где, когда и с кем. В ходе разговора выясняется, что топтали одну землю славной ичкерианской страны. Только рода войск разные, а так, почти родственники. Водила не выдержал, взял с торпеды телефон, буркнул что-то и через минуту у нашей машиношки материализовался горец с пакетом.

— Исчезни, — лениво цедит водитель, принимая пакет. — Ну, давай что-ли, за знакомство, — говорит он уже мне и протягивает банку «Туборга» (причем, судя по банке, не того пойла, что продают у нас, а реального — финского, или какого там не важно).

— Знаешь, нас, когда из десанта поперли, обидно было до слез, — говорил Шурик, он же старший группы. — Мы вот как в Чиче познакомились, так и до сих пор вместе.

— За пьянку или за драку? — уточняю я и прихлебываю пиво.

— Да ну, нет конечно, я бы тебе спел сейчас, что офицеру морду бил, или еще там сочинил. Сейчас, кого не спроси из бывших, — че выгнали? — он расскажет, как шакалу морду бил, — смеется Шурик, — где столько офицеров взять то?.. Нас-то за распиздяйство. Просто и со вкусом…

Далее в разговоре мы проехались по всем животрепещущим темам.

— Прикинь, Толян, — продолжил уже Серый — мой визави, кто привел в машину, — обидно было, что какое-то чмо имело больше в день, чем я за месяц в Чечне. А потом, я же у этого гандона прошу, чтобы он взял на работу. И он берет, сука, и хвастается перед таким же ушлепком, как и он, сколько у него «бывших» в цепных служат. Ненавижу!!! — закончил он мысль, и уже в телефон, — Мамед, бегом! — опять согнутая фигура возле машины и вновь пакет…

— С блатными — усмехается Шурик, перехватив мой закономерный вопрос, — никак, от слова СОВСЕМ. Они нас побздехивают, а нам на них и их понятия срать с высоты. Они лошкам чешут, и хай то с ними, у нас своя елка, у них — своя.

Парни приводили доводы, словно хотели оправдаться, не передо мной, перед собой. Но самое паскудное было то, что они правы.

— Тебе до хрена помогли эти союзы или блядства братства всякие? — спросил вдруг третий, до этого молча сидевший рядом, Леха, — вижу до хрена, раз ты тут. Ты им не интересен, просто потому, что с тебя неча взять, вот поэтому мы и тут. Как только мы приподнялись, нас тут же наперебой давай звать, а нам теперь они до пизды, как те дрозды. — Леха просто улыбался, зло так, и сколько ненависти было в его словах не передать. Обида, разочарование все просто выливалось из него.

— И твои ордена и медали, брат, можешь в жопу плашмя, они никому не нужны, кроме тебя самого. У нас половина бандосов и ворюг покруче имеют и что? Вот и хотели они на нас срать, ну а мы в ответку на них.

Мы замолчали. Потягивая пиво, каждый пил о своем.

А ведь самое паскудное это то, что правы парни, на все сто правы. И, когда ты, три дня не жравши, идешь по город, ты боишься, нет даже не смерти, а упитанных малолеток, которые будут, отрыгивая мамкиным ужином, метелить тебя ногами, обутыми, в купленные на папины деньги, кроссовки. И оставят тебя подыхать на этих улицах и ни одна тварь даже не позвонит, не вызовет скорую.

Поэтому я кладу на вас, господа новой жизни, с прибором. И, при случае, а он будет, я и такие же парни перережут вам глотки. И не надо чесать про совесть, честь достоинство… Вы под этим подразумеваете одно, я — другое; вы прикрываете трусость и гадость этими словами, а такие как мы живем; вы кричите, что мол мы другие, да какие бы не были мы — настоящие, а вы — фальшивые насквозь. Поэтому есть я, и очень узкий круг, с кем я по духу и крови близок, вот они и есть моя семья, а вы….

Вобщем идите вы….

— Мужики, — говорю я, — тема есть….

Вкратце обрисовываю ситуацию. Ребята призадумались, потом Серый, переглянувшись со своими, подвел итог, — значит так, земеля, тема хороша, главное, чтобы пиковые с «Петролеса» не прочухали. Ты давай, в машине покантуйся, а мы в город отскочим ненадолго…

Иду к себе, в пропахшую солярой и мазутом кабину; славный сын непонятной страны невозмутимо сидит на водительском месте.

«Ладно, посмотрим», — выкуриваю одну за одной несколько сигарет, вроде отпустило… В кабину возвращаться не хотелось, поэтому я пошел в ларек. Хозяин дремал у микроволновки…

— Привет, дорогой, есть что покрепче? — разбудил я его.

— Пиво, будешь? — нехотя буркнул он.

— С пива ссут криво, водка есть?

Он посмотрел, как-то косо, усмехнулся, но памятуя с кем меня видел весь день, паленой водки решил не предлагать, лишь молча выставил на импровизированный прилавок бутылку, с надписью «FINLANDIA», я сунул ему одну тысячную купюру (деньги таяли, как снег в июле. Если так пойдет, опять под забор, чего не хотелось). Глотнув из горла пару раз, успокоился совсем. Так, время от времени глотая из бутылки, я коротал время до приезда парней. А оно тянулось, как резина — сходил еще раз до ларька, взял пива и сигарет с запасом. Блин, как же так получилось, что я, прошедший Крым и Рым, оказался тут? Без документов, без денег, теперь вынужден шкериться и от ментов, и от братвы, пройдя за последнее время все, от люков до блатхат, почему?..

Ответ был прост, как воздух, потому что — дебил. Вместо того, чтоб делать что-то для себя любимого, вечно лез со своей помощью братьям, сестрам, которые, когда спросил денег, смеясь кинули в окошко третьего этажа твоего же дома, смятую сторублевку. Ты забыл, Лис, забыл, что ты один, и это без вариантов. Те, кто были с тобой там, под Дарго и Бамутом, — далеко. А, по факту есть ты и никому, совсем никому и никогда не верь — это золотое правило нынешнего времени. А теперь сам и только сам и пусть методы не совсем, вернее совсем гадкие, но плевать! Итак, начинаем, вернее продолжаем игру. Беру трубку, звоню по одному из номеров, что дал Иваныч. — Здорово, Сапер! — с места зарокотал бас собеседника, — звонили, предупредили, знаю… Ты долго там?

Говорившего я просто хорошо знал, еще по осужденке, его и рекомендовал Иваныч.

— Да, как пойдет, к завтраму освобожусь, дай бог, — отвечаю я. — Мне хату надо — отсидеться, да паспортину нормальную.

— Знаешь, Сапер, тут денег надо…

— Не бзди! Деньги будут! — перебиваю его я.

— Тогда пиши адрес, если что — звони..

Ладно, теперь Корейца потревожим.

— Привет, пастор, — начинаю я, в ответ на полусонное алле, — тут водила твой побухивает, так что давай ка, дуй сюда, иначе я бросаю все и на хую я вертел такие поездки.

— Кто забухал? Ровный?! — явно не догоняет Кореец.

— Нет, параллельный, — делая вид, что злюсь, отвечаю я, — ты не тупи! Это сейчас он вменяемый, а к ночи как пойдет.

— Ладно, выезжаю, к обеду буду, а так все нормально?

— Нормально, отбой! — и выключаю телефон.

То, что он в курсе, к бабке не ходи, водила звонил и не раз. Ладно, ждем парней. Еще пару часов и знакомая машина подкатила в аккурат к тому же месту, что и вчера. Здороваюсь и сажусь рядом.

— Расклад такой, металл сдаем сегодня, и это не обсуждается, вопрос в другом — что с водителем делать?

Они уже все решили, просто смотрят на меня в ожидании.

— А что думать? — говорю я, — завтра к обеду хозяин железа будет, так что водителя ему не видеть надо, придется взять грех на душу….

— Ну и ладно, — продолжает Серый, — значит на том и порешили, а он хоть кто, водятел то твой?

— На кой тебе? Свечку за упокой поставить хочешь? Или панихиду заказать? — удивляюсь я.

— Типа того… — усмехается Серега.

— Если тебе легче будет, то это бегунец — одним словом.

— Ааа, понятно, — перебил меня Леха, — его и искать не будут. Ночью и рубанем по-тихому, главное обставить все красиво.

«Как просто решаются судьбы, однако», — подумал про себя я, — «и ведь меня они тоже приговорили, только вот на хрена тянут, не пойму».

Глава 7

Время коротали байками из прошлой жизни и пивом.

— Знаешь почему лесовозов как грязи стало? — спросил между делом Леха. — Молчишь, не знаешь, и я вот не знал, а все просто — эта техника, по бумагам, шла к нам в Чечню, ее списали и продали по-тихому. Ничего личного, только бизнес, а за этим бизнесом — кровь пацанов, чтобы их выблядки на «Порше» катались. Им нашего брата списать, как два пальца обоссать!

— Не заводись, Леха, — успокаивал его я.

— Придет время — спросим, еще как спросим.

— Ты сам то в это веришь?

— Да! Я верю! Прикинь, верю! И поэтому мне плевать на твоего хохла, да и на тебя тоже срать я хотел. Вот ты сидишь и думаешь — грохнут тебя или нет, — почти орал Серый, — да на хуй ты нужен! Хотя, по логике вещей, надо, но мы за настоящее братство, мы ценим жизнь тех, кто там был, и не важно где, главное что ты там был. У меня друг в Чечне, в рембате, ночами бехи чинил, тубик поймал, а ротный его солярой торговал и деньги домой отсылал, блядешке своей, так вот я за этого парня, тебе ясно?!!

— Да ясно мне!!! — так же ору я.

— Тогда пошли, — командует Серый. И мы, как по команде, выходим и идем к МАЗу.

— Ну привет, — с улыбкой открывает дверь Серый, — разговор есть..

Ровный вздрогнул, а я успокаиваю его, — Бухать будешь? А то как-то без тебя не по-людски.

Тем временем Леха запрыгивает в кабину, ставит пластиковый стакан и достает из рукава бутылку водки.

— Давай, братан, пей, до дна…

Ровный боролся с собой недолго, тем более, глядя на дружелюбные лица, успокоился, да и вечные человеческие жадность и страсть к халяве взяли верх.

— Закуси, брателла, — я протягиваю ему бутерброд с синюшной колбасой.

Не прошло и часа, как Ровный уже клялся в любви, и лез обниматься.

— Ладно, пойдем на берегу посидим, — предложил Серый.

С трудом вытаскиваем водилу и тащим спотыкающееся тело за насыпь. Расположились за ней красиво — никого, только вдалеке отдаленными точками мелькают работяги, да портовые краны иногда шевелят своими причиндалами.

— Ну, парни, за упокой, — наливает по стаканам Серый. Молча выпиваем, водитель тоже с нами, и не успевает выпить стакан, как обмяк и улегся у наших ног.

— Еще по одной и потащили, — предлагает Леха.

— По одной так по одной.

Выпили перекурили.

— Давай, понесли, — подает голос Шурик, и мы вдвоем берем тело и, на раз — два — три, бросаем в воду. С минуту тело как бы пыталось всплыть, но потом тихо и медленно погрузилось в воду.

— Не ссы! Тут течение, небольшое, но есть — к вечеру, если не зацеп, то до пирса доплывет, — усмехается Шурик. — Все, погнали, времени нет!

Быстрым шагом идем к МАЗу. Хмель из головы выветрился. Работаем синхронно: я и Леха загружаемся в машину, Шурик с кем-то по телефону договаривается о встречи, Серый отгоняет легковушки и, как Шерочка-Машерочка, покидаем территорию.

— Не бзди, братка! — орет Леха, — ты думаешь мы сами не могли сдать, могли еще как могли. Но есть правила и их нарушать никак не можно. На чужом поле не пасутся, сам знаешь.

Я киваю в ответ, им виднее. Попетляв немного, остановились у каких-то складов. Шурик снова отзвонился кому-то и весьма довольный махнул нам рукой. Леха заглушил двигатель, ждем. Минут через десять к нам подъехал «Патрол» с парнями. Шурик, как с давними друзьями, поздоровался с ними, мы подошли ближе. Как оказалось — парни с Осетии, берут и груз, и машину, и налом, и для меня (вернее по моей просьбе) грамм чистого. Сделка заняла пять минут, мы пересаживаемся и все..

— Ну что, Толян, теперь колись, на кой тебе герыч? — Спрашивает Серый.

— Тут такое дело, — начинаю было темнить я, а потом, эх была не была, вываливаю все сразу.

— А, давай! — загорелся Леха, — я этих сектантов на дух не переношу.

— Ему еще ехать, надо перехватить бы, — предлагаю я.

— Логично, — соглашается Шурик, — тут и так намусорили, надо на перехват. У танка словим — он по новгородской окружной попрет. Так у танка или на круге?

— Давай на круге, — предлагаю я.

Сказано — сделано, часа четыре и мы, миновав Т-34 на постаменте, поскакали на ухабах окружной дороги.

Выбрали тихое место и остановились. Леха задрал капот, а мы расположились рядом на поваленном дереве, попивая неизменное пиво. Шурик протянул мне пакет, — На, это — твое, можешь пересчитать.

— Какие на хер, счеты, — убираю я пакет за пазуху. А сам думаю: «во-первых, я не знаю сколько; во-вторых, деньги портят все, поэтому радуйся, Толян, что хоть что-то перепало. Теперь главное не расслабляться», на всякий случай пересаживаюсь, как-будто невзначай, чтобы никто не мог встать позади меня. Сколько я таких уже видел, расслабленных, нельзя так..

Шурик, видя мои манипуляции, просто усмехнулся, но ничего не сказал. Вскоре, на пустынной дороге замаячил минивен пастора.

— От торопится то как! — Воскликнул Шурик, — Леха, тормозни его!

И у меня отпала челюсть, буквально в прямом смысле, так как Леха спокойно из багажника достает… ВСС и, как в тире простреливает передние колеса на машине. Та, как вкопанная останавливается в паре десятков метров от нас. Я первый подбегаю, распахиваю дверь, за шиворот вытаскиваю Корейца на дорогу и с наслаждением бью ногой в бок.

— Хорош, братуха! Он на потом, — кричит мне Шура, и я волоком тащу Корейца к нашей машине. Тем временем мини отгоняется в лес подальше.

— Ну что, вот и встретились, пастор, — начинаю я, — что, гаденыш, жадность губит? Один приехал?

Тот молчит, лишь затравленно смотрит.

Не давая ему собраться с мыслями, начинаю его просто метелить. Леха понаблюдав минуту, произносит, — хорош тебе, как-то не по-христиански…

Я останавливаюсь.

— Знаете, мужики, эти ебла наркоманские, думают, что если бросили ширяться, то все — имеют право учить других! Не. У них в ребцентрах мужики на них вкалывают, а эти суки жируют. Твари они — сколько дагам народу на кирпичи подогнали? Спроси у него, Леха, спроси!.. Сука, а давай сейчас проверим. Тащи, Леха, приблуду.

— Обождите, парни, — к нам подходит Серый, — тут занятная история вырисовывается. Он садиться на корточки рядом с Корейцем, — ты ничего мне сказать не хочешь? Видя, что тот молчит, продолжает, — На, братуха, и мне в руки падает паспорт, мой паспорт, который я закладывал Ленке зампотылихе, в голове перемешалось все. Как, каким образом?

Шурик смотрит на меня и откровенно потешается, — а ты думал в сказку попал? Ну и дурак. Тут все одну поляну топчут: спиртовозы, сектанты, менты, все в теме, сколько ваших попрапало после всяких курсов хуерсов? То-то, так что не гунди! А, водитель твой бараном был, так и так пиздой накрылся; а ты лопушком был бы. А че, участник, ветеран, в бегах — изумительно просто. Так что бери паспорт! Ты при корке, бабле, пастор этот твой…

Я беру ложку, нормальную такую, босяцкую, на зажигалке кипячу грамм, затем выборка, даже без фильтра.

— Ну что, пастор, вспомнишь молодость? — Ухмыляюсь я, — давай, по-тихому!

— Парни, мне до Питера надо, — говорю я.

— Поехали! — отвечает Леха. Обратно ехали молча, и так все ясно и понятно. У ближайшего метро, так же молча, попрощались и вот я у Московского вокзала. Castle Rock (магазин рок атрибутики) нашел быстро, до встречи еще минут пять, успеваю оглядеться. Нормально, однако, с фасада — Европа, а во дворах — жопа полная, как в войну, ей богу. Неожиданно вибрирует телефон. Достаю, странно, Иваныч — сам, к чему бы?

— Алло, это Сапер…

— Да, понял я, — отвечают на той стороне. — Гастроль отменяется, есть дело в Питере

Через пару часов, гуляя по дворам славного Питербурха, мать его, я окончательно понял, что первое — засрали город основательно, второе — гопники в этом городе ленивы до безобразия, и третье — я хочу жрать. Но больше всего меня добили азеры, торгующие самсой и прочим. Они старательно подчеркивали, что живут тут чуть ли не со времен Петра, а в их гортанной речи проскакивали слова, шаверма, поребрик, парадная, и т д. В общем дурдом.

В городе проходил кубок какой-то конфедерации, причем по футболу, патрули были повсюду, но во дворах — никого, так что до нужной котельной добрался без приключений…

Стучу в дверь первого вагончика, коих с десяток стояло, причем некоторые друг на друге.

— Заходи, — слышу голос.

Захожу, сидит парень лет тридцати, в спортивном костюме, жилистый и в очках — «хоть шляпу надень, а натуру гопника никуда не деть», — мысленно усмехнулся я.

— Ты Петренко? — спрашиваю его.

— А ты — Сапер, от Иваныча? — Я киваю.

— Садись, пиво будешь?! — Не то спрашивает, не то утверждает прораб этого колхоза и тут же из под стола достается пиво.

— И так, меня Саня зовут и расклад такой… — через час я в курсе всего.

Сами парни с Саратова, их трое (остальное стадо из рабочих домов, оплата руководителю дома (за каждую голову за рабочий день), как по документам — это не моего ума дело, но есть одно маленькое но, чтобы модернизировать, надо демонтировать, а тут без сварного не обойтись. Жить есть где, рядом, — ключи перекочевали в мой карман.

— Короче, расклад понятен.

— Что у вас за делюга с Иванычем мне по одному месту, — подводит итог Саня, — но у меня сроки. И еще, с этим стадом в контакт не вступай, это — быдло, с них соки жми и все…

Пожали друг другу руки и я пошел на хату. В трешке было по-спартански убого, но что приятно удивило — наличие семнадцатилетней девчонки.

— Алиса, — представилась она, и коротая время до вечера, я понял кто она и что. Один из работяг привез свою дочь в качестве приятного бонуса для прораба, чем тот и пользовался время от времени. Ну, да ладно, это их дела.

Вскоре пришли двое: один отец этой Алисы, тоже Саня, и второй — Рашид, не пойми кто и что, полукровка. Посидели, попили чаю, потрепались о том о сем и я, сославшись что мне надо погулять по городу, выскочил из квартиры — до назначенной встречи время было, поэтому я не спешил. Ну, а теперь звонок другу.

— Привет, бродяга! Узнал? — лаского говорю я в трубку. На том краю пауза и как-то неуверенно, — Сапер ты что ли?

— Нет, блин, Саша с Уралмаша! Я конечно, — усмехаясь говорю ему я, — давай дуй сюда, называю ему адрес.

— Все, Сапер, понял. Щас буду.

— «А куда ты, сука, денешся?» — думаю про себя, — «я ж тебя, падлу, достану отовсюду». Эту падлу зовут Андрей, я в свое время знал его отца, которого сынок обнес подчистую. И потом колесил по городам и весям, не работая ни дня. Жил либо за счет баб, либо воруя и тусуясь на блатхатах. Девки велись на его душещипательные истории, он был возвышен в своих чувствах; делая страдальчески загадочное лицо, читал стихи и прочее. В общем, это длилось пока у поклонницы высокой любви не заканчивался очередной кредит. После этого, любовь угасала…

Все это я крутил в голове пока ждал своего визави, наконец-то я увидел своего приятеля.

— Привет, как там тебя, Кот? — приветствую я его, — смотрю дела в гору идут — тебе худеть надо, раскабанел ты, однако!

— Да ладно, — самодовольно отвечает Андрюха, — у меня роман, вернее два, женюсь наверное…

— Ага, ты сначала в зеркало глянь, — обрываю я его, — слушай меня сюда…

Быстро ввожу его в суть проблемы.

— Ты понял, что должен сделать? — Спрашиваю я его.

— Да! Я сам могу, — начинает он.

— Я с тобой на одном поле срать не сяду, — опускаю я его на землю. — Ты просто, тупо, делай то, что я сказал, и не еби мне мозг, без тебя есть кому.

Еще минут десять объясняю алгоритм действий и все, мы прощаемся, договорившись завтра в это же время, на этом месте.