Бесплатный фрагмент - Светильник фараона

ГЛАВА 1. КТО ТАКИЕ ЛИБЕРАЛЫ?

С ПРОФЕССОРОМ Алоном Розенталем я была знакома давно. Одно время посещала семинар по социологии, который он блистательно вел, и тщательно записывала его высказывания о противостоянии в израильском обществе между религиозными и светскими, старожилами и новоприбывшими, сионистами и космополитами, евреями и арабами. Да и внутри самих евреев существовали противоречия между европейцами — ашкеназами и сефардами, выходцами из стран Магриба.

Представляя себе, в каком бурлящем плавильном котле под названием «Государство Израиль» мы все находимся, я удивлялась, как еще этот котел не взорвался от переизбытка давления.

Однажды профессор нарисовал на доске шкалу, на которой обозначил рост религиозности: от группы хананеев-атеистов, запрещавших называть себя иудеями, через светских израильтян, через тех, кто соблюдает кошерность и молится по праздникам в синагоге, к ортодоксам с пейсами и в черных лапсердаках, не признающих государство Израиль как светское и богопротивное.

— Определите свое положение на этой шкале, — предложил нам Розенталь.

Большинство участников семинара остановилось на середине шкалы с небольшим разбросом влево и вправо. Все они уважали религиозные традиции, но без особого как пиетета, так и фанатизма. Я же уверенно ткнула пальцем в левый край. Профессор не удивился.

— Объясните свое решение, — попросил он.

— Я атеистка, — ответила я.

— Хорошо, — невозмутимо кивнул он и тут же задал вопрос: «У вас есть дети?»

— Да, дочь Даша.

— Она изучает в школе ТАНАХ? [ТАНАХ — Тора (Пятикнижие), Невиим (Пророки), Кетувим (Писания) — ивритская аббревиатура Ветхого Завета.]

— Конечно.

— И вы не препятствуете изучению?

— Нет, зачем же, — удивилась я. — Разве плохо знать историю?

— Ваша дочь была когда-нибудь в синагоге?

Я утвердительно кивнула и проглотила смешок, вспомнив Мордюкову в «Бриллиантовой руке»: «И я не удивлюсь, если ваш муж тайно посещает синагогу». Последнее слово вездесущие цензоры заменили на «любовницу», умалив при этом достоинство фразы.

— Она знает какие-нибудь молитвы? — продолжал допытываться профессор?

— Да.

— У вас в доме справляют еврейский новый год?

— Да, — я вдруг ощутила себя женой раввина в парике и юбке до пят, попавшей под влияние коммивояжера, начитавшегося Карнеги.

— Вы не экстремистка, — подытожил Розенталь.

— А кто?

— Либерал.

Ассоциативное мышление услужливо преподнесло мне Жириновского со стаканом израильского апельсинового сока, и круглый значок на груди девушки, участвующей в тель-авивском параде любви гомосексуалистов и лесбиянок. На значке крупными буквами было начертано: «Я либеральная».

По хребту пробежал холодок. Меня передернуло. Но вовремя прозвеневший звонок дал мне прийти в себя. Выйдя в коридор, я налила себе стакан чаю и уселась в уголке.

— Кто-то из великих сказал, — продолжил профессор, выйдя вслед за слушателями из аудитории: — Если бы бога не было, его следовало бы выдумать.

— Вольтер, — машинально произнесла я.

— Точно! — он посмотрел на меня с интересом. — Как вас зовут?

— Валерия Вишневская, — и, чтобы пресечь дальнейшие расспросы, скороговоркой произнесла: — Мне тридцать семь лет, у меня пятнадцатилетняя дочь и работаю в конторе по переводам.

— Про дочь я уже знаю, — улыбнулся он, — а вот с возрастом вы поспешили. Женщина, способная открыть, сколько ей лет, способна на все. Автора этого изречения я помню. Оскар Уайльд.

— Предрассудки, — отмахнулась я, — эта фраза уже устарела. Сегодняшние женщины стыдятся своего веса, а не возраста.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился он. — Давайте продолжим наш разговор в более удобное время. Перемена кончается, и нужно возвращаться в класс.

С тех пор завязалась моя дружба с седовласым профессором. Мы с Дашкой нередко навещали его гостеприимный дом, его жена Сара кормила нас вкуснейшими бурекасами [Бурекас — слоеный турецкий пирожок, квадратной или треугольной формы, с начинкой из картошки или творога.] с кунжутом, и мы говорили обо всем: о политике, положении женщин, о зарождении жизни на земле и даже об инопланетянах. Разговаривать с Розенталем было безумно интересно, но, к сожалению, такие встречи выпадали редко — профессор почти всегда возвращался домой поздно. Лекции в иерусалимском университете продолжались до десяти часов вечера.

У профессора имелось хобби — египтология. Поэтому дом заполняли бесчисленные книги и манускрипты по теме Древнего Египта. Полки украшали черепки и изящные статуэтки, вывезенные Розенталем из Долины Царей, а в углу гостиной стояла деревянная статуя песьеголового бога Анубиса величиной в человеческий рост. Особенно профессор интересовался периодом царствования фараона Аменхотепа IV, поменявшего впоследствии имя на Эхнатона, и его любимой жены Нефертити. Об этой паре Алон Розенталь мог говорить часами, описывая их привычки, дворцовые обычаи, этикет так, будто сам присутствовал при этом. Мы с дочерью слушали его, не замечая, как пролетает время.

Вчера он позвонил и сообщил:

— Валерия, я переезжаю на новую квартиру. Мы купили виллу в Барнеа.

— Поздравляю. Сара рада?

— Сара хлопочет — пакует вещи. А я, собственно, вот зачем звоню: хочу предложить вам некоторые книги, которые у меня оказались в двойном экземпляре. Не хотите? В крайнем случае, их можно будет отдать в городскую библиотеку.

— Обязательно приду, спасибо, Алон! Когда заглянуть?

— Вот завтра с утра и приходите. Приедет бригада грузчиков, заодно и книги в вашу машину погрузят. Не таскать же самой.

— Договорились.

* * *

Даша сидела перед компьютером и сосредоточенно молотила по клавишам.

— Чем занимаешься, дочь наша? — я потрепала ее по макушке и принялась стаскивать туфли.

— Реферат по биологии пишу.

— Тема?

— Симбиоз в животном и растительном мире.

— Симбиоз — это хорошо, — машинально проговорила я, думая о своем. — Симбиоз — это славно. Рыбки акуле зубы чистят, рак актинию на горбу таскает. А вот у нас с тобой симбиоз или что?

— Ну… Наверное… — нерешительно ответила она.

— Тогда почему посуда не мытая? Давай заканчивай свой реферат и займись тем, чем тебе по симбиозу полагается.

— А говорила, что хорошо, — надулась Дашка, но на кухню все-таки пошла.

Я опустилась в кресло и вытянула ноги. С кухни доносился плеск и звяканье чашек.

— Мам, тебе какая-то женщина звонила.

— Ты спросила, кто это?

— Да, но она не ответила, сказала, что у нее срочное дело.

— А почему не в контору? Ты дала ей телефон?

— Да, но она сказала, что знает его, а тебя там нет.

— Когда это было?

— Полчаса назад.

Вот чего я не люблю, так это когда по рабочим делам мне звонят домой. У меня есть приемные часы, на двери висит табличка: «Валерия Вишневская. Переводы, нотариальные услуги. Прием с 9.00 до 16.00», так зачем надо в дом ломиться?

Словно услышав мое недовольство, телефон зазвонил, настойчиво и требовательно.

— Я слушаю.

— Добрый вечер, — послышался в трубке нерешительный женский голос, — это Валерия?

— Да, это я.

— Меня зовут Ирина Малышева. Скажите, я могла бы с вами посоветоваться?

— Простите, но советы я даю только в рабочее время.

— Это очень важно!

— Повторяю: я вас выслушаю, но только у себя в конторе. Приходите завтра утром к девяти. И, пожалуйста, не опаздывайте, я должна сразу же уходить, меня ждут в другом месте, — я вспомнила, что обещала Розенталю прийти и забрать книги. — Всего хорошего.

Я поспешно положила трубку, не желая слушать просьб и молений. В конце концов, я не давала клятву Гиппократа. И какие такие особенные советы может дать переводчик и помощник нотариуса? Разве что по правилам ивритской грамматики…

— Дарья, я завтра к Розенталям еду! — крикнула я. — Алон мне книги отдает, он переезжает, виллу купил.

— Хорошо ему, — вздохнула моя дочь. — Когда же мы купим?

— Когда ты профессором станешь, — я поцеловала ее в макушку. — А ты станешь, в этом я ничуть не сомневаюсь!

— Типичная еврейская мамочка, — Дашка пожала плечами и, сев за компьютер, принялась снова барабанить по клавишам. У нее с этой адской машинкой был полный симбиоз.

ГЛАВА 2. ВЫСОКИЕ ОТНОШЕНИЯ

Когда я открывала дверь конторы, то увидела в коридоре ожидающую меня женщину.

— Ирина? — спросила я. Она кивнула. — Заходите, присаживайтесь.

Она вошла, и я сразу увидела, какая это красивая женщина. Пышные волосы пепельного оттенка до плеч, серые глаза, пухлые губы придавали ей особое обаяние. Даже небольшой курносый нос не портил общего впечатления. Одета она была в джинсы, облегающие ее крепкие бедра, и белую футболку со значком-крокодильчиком на груди. На вид ей было около двадцати восьми лет, но этот наряд делал ее моложе.

Кончик носа у нее покраснел, а глаза припухли, выдавая бессонную ночь и размышления.

— Слушаю вас, — сказала, усаживаясь. — Чем могу быть полезна?

— Меня интересуют законы Израиля о наследстве, — ответила она.

— Это слишком общая тема, может быть, вы расскажете, что именно вас волнует? — предложила я. — Мне было бы легче тогда посоветовать вам что-либо дельное.

Она кивнула, всхлипнула и начала свой рассказ.

Ирочка Малышева родилась в простой семье в Ростове-на-Дону. Ее отец работал на заводе механиком, мать — поварихой в профсоюзной закрытой столовой, и Ирочка была единственным ребенком, желанным и ненаглядным. Ее воспитанием занималась бабушка, которая читала ей книжки, водила на кружки и встречала после школы — у родителей, как водится, не было времени.

В кружке рисования Ирочка познакомилась с Леной Гуревич, тоненькой, худенькой девочкой, похожей на мышонка. Ее родители были инженерами, пропадали с утра до вечера на работе, а бабушки жили в других городах — родители Лены приехали в Ростов по распределению. Поэтому девочка с малых лет стала очень самостоятельной. На фоне крепкой, широкой в кости Ирочки, Лена выглядела совсем маленькой и невзрачной: волосики неопределенного пегого цвета, острый носик, бесцветные глазки.

Но такая разница во внешности не помешала девочкам подружиться. Ирочка была доброй девочкой, а Лена — умной и цепкой: она всегда знала, что надо делать и говорить, и щедро делилась советами с подружкой. За это Ирочка ее обожала, подкармливала разными вкусностями, приносимыми матерью с работы, и ходила за ней хвостом. А когда родители Лены переехали в район, где жила Ирочка, и Лена пошла в тот же класс, то подруги стали неразлучны.

Прошло время, девочки выросли. За Ирой всегда увивалось много поклонников, на дискотеках и вечерах она была нарасхват: высокая, с налитой фигурой, вскормленной на профсоюзных харчах, бойкая на язык. А Лене с парнями не везло: она носила очки и часто пропадала в библиотеке, пока Ира не приходила и не вытаскивала ее погулять с ней и ее кавалерами — у Ирочки было доброе сердце.

Неожиданно для всех Ира выскочила замуж. Ей только исполнилось девятнадцать лет. Учиться она не хотела, работала секретаршей в доме железнодорожника и работой тяготилась. Поэтому когда симпатичный парень по имени Марик, черноволосый и кудрявый, сделал ей предложение, то прежде всего Ирочка побежала советоваться к Лене. Та парня одобрила и пожелала подруге счастливой семейной жизни. Молодые поженились, и у них родилась дочка Аня, как две капли похожая на отца. Марик был горд и носил в бумажнике фото жены и детей, которое всем показывал.

Ирина оказалась неплохой хозяйкой. На работу выходить ей совершенно не хотелось, она готовила, шила, вышивала гладью, пекла изумительные пироги и, казалось, нашла свое счастье в жизни. Лену, приходящую к ним в гости, она закармливала ватрушками и горевала, что та целыми днями пропадает на работе, а ведь молодость проходит.

Но эти встречи были нечастыми. К сожалению, Марик невзлюбил подругу жены, и Лена отвечала ему тем же, несмотря на то, что сама посоветовала Ирине выйти за него замуж.

Августовский дефолт не прошел даром для молодой семьи. Марик, имевший к тому времени небольшую фирму по торговле подержанными компьютерами, разорился в одночасье и чуть было не наложил на себя руки: он взял большой долларовый кредит, а отдавать пришлось в несколько раз больше Ушло все: и купленная квартира, и машина «Нива», и склад компьютеров. Супруги остались ни с чем.

И тут снова на помощь пришла Лена. Как-то, навестив подругу и увидев Марика, лежащего на диване, она сказала: «Послушайте, ребята, а почему бы вам не уехать в Израиль? У Марка мама еврейка, этого достаточно, чтобы вся семья переехала. Что вам тут мыкаться? Собирайте вещи и вперед!»

Марик запротестовал, а Ирина восприняла слова подруги за приказ к действию: принялась бегать в Сохнут, собирать документы, даже пыталась найти еврейские корни в своей родословной, но не нашла. И хотя она убедилась, что не была еврейкой ни с какой стороны, она с воодушевлением старалась спасти семью и поднять настроение мужу.

Жарким сентябрьским днем, аккурат на праздник Рош А-Шана — еврейский новый год, семья новоиспеченных репатриантов приземлилась в аэропорту «Бен-Гурион», а оттуда была направлена в Ашкелон, в центр абсорбции под названием «Каланит», что в переводе с иврита означало «Лютик», но об этом вряд ли догадывался любой из живущих там.

Анечка начала ходить в садик, Ирина посещала курсы иврита, и только Марик лежал на бесплатной кровати и смотрел уже не в ростовский, а в ашкелонский потолок.

Дальше стало еще хуже: Марик принялся поколачивать жену, заявляя, что она шикса [Шикса — презрительное название женщины-нееврейки.], что он ее выгонит со святой земли, отберет ребенка и чтобы она не задавалась. Ирина молчала, стиснув зубы, и только успокаивала плачущую Анечку.

А в один из дней Марик исчез. Ирина искала его по всему городу, звонила в больницу, в полицию. Но Марик сам позвонил через несколько дней и сказал, что она ему надоела, что он уехал в центр, в Тель-Авив, так как в этой глуши можно сдохнуть. И если она хочет, то может подавать на развод, он с ней больше жить не будет, так как нашел себе не какую-нибудь шиксу, а настоящую, кошерную еврейку.

Развод занял два года. Это евреев разводят в раввинате — по старинным законам, но быстро. А если супруги принадлежат к разным конфессиям, то все, пиши пропало — только верховный суд имеет право решать, разводиться им или нет. Вот поэтому процесс и затянулся на такой долгий срок.

Еще до получения официального свидетельства Ирина познакомилась с мужчиной, старше ее лет на семь. Его звали Вадимом, фамилия — Воловик, он был бывшим афганцем и приехал в Израиль на год раньше ее. Они стали жить вместе — сняли квартиру в небогатом районе, маленькая Анечка, не помнившая отца, называла Вадима папой, и вроде, жизнь вновь покатилась по накатанной колее. Вадим работал шофером по перевозкам, Ирина — укладчицей товара в супермаркете, на жизнь им хватало, и при разговорах со знакомыми они называли друг друга мужем и женой, хотя официально еще не зарегистрировались.

Однажды Ирина получила письмо от Лены. Та писала, что собрала документы и собирается репатриироваться в Израиль. Она просит приютить ее на первое время, пока она не снимет себе квартиру.

Ирина обрадовалась закадычной подруге и написала ей, что та может приехать, остановиться и жить у них, сколько захочет — места хватит, есть даже отдельная комната.

Елена Гуревич прилетела в Израиль через два месяца. Вадим с Ирой даже отпросились с работы, чтобы поехать в аэропорт и встретить ее, хотя это было совершенно напрасно: каждого репатрианта отвозят бесплатно на такси по адресу, который он укажет.

Когда Лена вышла в зал прибытия с воздушными шариками на потолке, Ира поразилась переменам, произошедшим с подругой: к ним навстречу шла изящная дама с модной стрижкой. Волосы уже не были тусклого мышиного цвета, а приобрели богатый каштановый оттенок. Строгий деловой костюм не помялся при перелете, а ухоженные руки украшал маникюр пастельных тонов. Даже очки, которые Лена носила с детства, изменились. Теперь, вместо тяжелых «консерв», уродующих нежное лицо, молодую женщину украшали стекла в тонкой золотой оправе.

— Лена, неужели это ты! Похорошела, просто красавицей стала! — кинулась ей навстречу Ирина. Она немного покривила душой: красавицей Елена так и не стала, но зато в ней появился определенный шарм и умение подать себя. Ирина даже пожалела слегка, что пригласила незамужнюю подругу пожить у них в доме, но потом мысленно отругала себя: разве ж так можно, это ее единственный, близкий с детства человек, и надо радоваться за нее, а не бояться последствий.

Вынесли багаж. У Лены оказалось три добротных чемодана из натуральной кожи, и когда Вадим поднял их, то подивился немалому весу. «Что в них, кирпичи?», — спросил он. «Книги», — ответила Елена. «Ну, мать, ты в своем репертуаре! — хохотнула Ирина. — Сколько тебя знаю, ты с головой в книги зарывалась». Губы подруги досадливо дернулись, но Ирине это могло и показаться.

По дороге выяснилось, что Лена свободно говорит на иврите — училась в Ростове на частных курсах, и поэтому ей не нужно здесь посещать государственную студию для изучения языка. Это давало ей преимущество во времени в поисках достойной работы.

Но работать на «дядю» Лена не захотела. Когда троица расположилась в уютной кухне за чашкой чая, Лена рассказала, что была в Ростове владелицей модного ресторана «Лето», отличавшегося изысканной кухней и оригинальным интерьером. Дела шли хорошо, пока ее не охватила «охота к перемене мест». Тогда она продала ресторан за солидную сумму и решила отправиться на историческую родину. Насколько она тут застрянет, неизвестно, но, почему бы и не пожить несколько лет в теплом и фантастически интересном Израиле?

Вадим слушал Елену с таким неослабевающим интересом, что Ирина даже приревновала слегка. Но подруга держалась стойко: на явные комплименты не отвечала, ровно улыбалась обоим супругам и курила, небрежно стряхивая пепел в подставленную пепельницу.

Началась другая жизнь: Елена с утра исчезала, возвращалась поздно вечером и рассказывала, где она побывала, с кем встретилась, на какие темы говорила. Через неделю она купила подержанную «Тойоту» и, благо права можно было не обменивать в течение первых трех месяцев, накручивала концы по всей стране, пытаясь найти себе дело по душе. Вадим, приходя с работы, уже не валился перед телевизором на диван, а купался, переодевался в чистое, и помогал Ирине готовить сытный ужин: Лена вручила подруге пару-другую сотен долларов на еду, и, хотя Ирина отнекивалась, деньги пришлись кстати. На работе сотрудницы Ирины предсказывали ей мрачное будущее, советовали гнать подругу в шею из своего дома, но Ирина отнекивалась, так как любила Елену, а потом и вовсе перестала делиться с сослуживицами своими проблемами.

Однажды, придя домой с работы немного пораньше, Ирина застала подругу в постели с Вадимом. Она не знала, как реагировать — просто села на стульчик в прихожей и устало сложила руки на коленях. Лена нисколько не смутилась.

— Не реви, подруга, — сказала она. — Дело житейское. Никто у тебя твоего мужика не отбирает. А мне надо было расслабиться после тяжелой работы. Не пойду же я в публичный дом проститута заказывать! Нет у меня на это лишнего времени. И еще, вспомни, сколько раз ты ему отказывала: то у тебя месячные, то голова болит, то на работе устала. Вадим — парень горячий, ему каждый день женщина нужна. Так что сделаем так: как жили вместе, так и будем жить, а Вадима нам с тобой на двоих хватит. Кроме того, вот что я подумала: хватит тебе гробиться в твоем супермаркете за копейки, а нашему мужчине — она так и сказала «нашему мужчине» — наживать радикулит, перевозя рабочих с завода домой и обратно. Нужно свое дело открывать, и я даже знаю, какое.

Сказано-сделано. Не прошло и месяца, как в центре города, в пешеходной зоне Мигдаль, открылось новое бюро по продаже и сдаче внаем квартир, а также агентство перевозок. Название ему дали «Воловик и Ко», ведь две подруги были полноправными членами фирмы. Совмещение маклерской конторы и перевозок было очень выгодно: захотел человек квартиру поменять, тут ему и грузчиков с машиной предлагают, и ходить никуда не надо. Елена перелопачивала газеты и интернетовские сайты в поисках квартир, а Ирина сидела на приеме заказов на перевозку. Вадим ездил с клиентами, показывал им квартиры, а нанятая им крепкая четверка парней грузила мебель и холодильники.

По субботам парни приходили в гости, и Вадим тренировал их: показывал им приемы восточных единоборств, которыми увлекся сразу после возвращения из Афганистана. Тренировались мужчины обычно в палисаднике перед домом — там была площадка, покрытая керамическими плитами, и живая изгородь вокруг.

И в личной жизни наладилось. Вечером, после долгого дня работы на самих себя, семья — а это была именно семья, объединенная общими интересами, — садилась ужинать. За едой обсуждались текущие дела и последние новости, а потом Вадим выбирал одну из женщин и шел в спальню. Как-то они попробовали втроем заняться сексом, но получилась теснота и толкотня. Ирина не получила никакого удовольствия. Да и предпочтения особенного одной из дам Вадим не оказывал, ему нравились обе…

ГЛАВА 3. ЕСЛИ СЛОМАЕТСЯ МАШИНА ВРЕМЕНИ

— Простите, — остановила я заговорившуюся посетительницу. — А я, собственно говоря, причем? Что-то мне непонятна цель вашего визита.

— Вот она, — спохватившись, ответила Ирина и выложила на стол какие-то бумаги.

— Что это?

— Не знаю, — она посмотрела на меня испуганно, — но там фамилии мужа и подруги, а это меня настораживает. Поэтому я и пришла. Переведите мне эти документы, я заплачу.

— С этого бы и начинали, — вздохнула я. Как все-таки трудно общаться с клиентами, которые сами не знают, чего хотят. — Оставьте мне документы и приходите через три дня. Оплата постранично.

— Да вы что! — встрепенулась она. — Я же тайком вытащила их из ящика. Мне нужно немедленно положить их на место, пока Вадик и Лена не вернутся с работы. Не могу я вам оставить их на три дня. Да и перевод на бумажке мне не нужен, мне бы только понять, о чем речь. Я заплачу.

— Хорошо. Здесь два документа. Один — генеральная доверенность от Воловика к Гуревич с правом подписи. Другой…

— Подождите, я не поняла, какое право?

— Гуревич Елена имеет право распоряжаться банковским счетом Воловика Вадима, выписывать чеки, снимать и вкладывать деньги и подписывать вместо него любые документы.

— А… А как же я?

— Никак. О вас в этом документе ни слова.

— Может, во втором? — с надеждой произнесла Ирина.

— Давайте посмотрим. Итак, второй документ — это завещание, по которому все движимое и недвижимое имущество Вадима Воловика переходит к Елене Гуревич.

— Да как же это! Мы же с ним вместе горбились, зарабатывали! Машину купили для перевозок. Он дочку мою удочерить обещал. Так, стало быть, нам ничего, а ей, этой лахудре, все до копеечки? Не бывать этому! — Ирина ожесточенно рубанула воздух ребром ладони.

— Не волнуйтесь, Ирина, эти документы еще не подписаны. Право, вам лучше пойти домой и положить их на место. А вернутся ваши… друзья домой, поговорите с ними, да не так напористо, а с фактами и доводами, что вы тоже работали и зарабатывали деньги. Договорились? Не буду вас задерживать, да и мне пора уходить. Всего хорошего. Удачи вам!

Ирина заплатила, попрощалась и вышла из моего кабинета.

* * *

Схватив сумку, я выскочила из конторы и через минуту уже ехала к профессору Розенталю. Уже издалека была видна фура, в которую бравые ребята грузили мебель.

Оставив машину неподалеку, но так, чтобы не мешать выносу ящиков и коробок, я подошла поближе. Грузчики были похожи на муравьев, волокущих груз, объемом и весом превышающий их раз в пять. Ими руководил рослый светловолосый парень в комбинезоне с лямками, надетом на голое тело. Он показывал жестами, куда именно ставить мебель, чтобы до отказа заполнить просторный фургон.

На пороге показался Алон.

— О, Валерия! — воскликнул он. — Проходи, твои книги в салоне, около окна. Я уже думал, что не придешь!

— Дела задержали, — ответила я.

Куча на полу в салоне напоминала небольшой Монблан. По крайней мере, половину окна книги закрывали. Я насчитала бордовые с золотым тиснением корешки всемирной энциклопедии, шестнадцать томов комментариев к ТАНАХу, альбомы импрессионистов… Короче говоря, основу для районной библиотеки среднего городка.

— Алон, — я уставилась на книги, — это что, все мне?

— Ну, да, — кивнул он.

— У меня глаза разбегаются! Куда я все это дену? У меня же квартира маленькая! — тут я вспомнила профессора Преображенского, восклицавшего во время визита Швондера: «Я один живу, р-работаю в семи комнатах и желал бы иметь восьмую. Она мне необходима под библиотеку».

— А я вам к ним шкаф подарю, — предложил Розенталь. — Вот этот.

Он показал на крепкую этажерку темного дерева.

— А знаете, я ее возьму, — решилась я. — Только как я ее домой отвезу?

— Это не беда, по дороге заедем к вам. Попросите грузчиков уложить шкаф последним.

Кивнув, я пошла к фургону и вдруг онемела, бывают же такие совпадения: на брезентовом боку было крупно выведено «Воловик и Ко». Вдобавок один из грузчиков крикнул:

— Вадька, стол заносить?

— Сюда давай, столешницу боком поставим, — Вадим стоял на краю фургона и готовился принять груз.

Я посмотрела на него внимательнее. Вадим не производил впечатления рокового мужчины, с которым рады жить и не ссориться две женщины. Маленькая голова на сухощавом теле, оттопыренные уши, складки «жестокости» от крыльев носа к уголкам губ не придавали ему обаяния. Но грузчики признавали его старшинство и беспрекословно выполняли все указания.

В кабинете мужа хлопотала Сара. Вместе с двумя женщинами-помощницами она аккуратно снимала со стен экзотические маски, рисунки и передавала для упаковки.

— Валерия, как хорошо, что ты пришла. Пожалуйста, напиши на этих коробках крупными буквами по-русски: «Хрупкое, осторожно!», а то грузчики могут швырнуть их в кабину и разломать ценные вещи. Кстати, познакомься — Ципи, аспирантка Алона, — невысокая женщина в круглых очках улыбнулась мне, обнажив желтые зубы, — а Мириам ты уже знаешь.

Мириам, домработница Розенталей, была одета в длинную рубашку и джинсы, закатанные до икр. Она, сняв обувь, залезала на стулья и вытирала с полок пыль.

Ципи вручила мне толстый фломастер, и я принялась за работу: нарисовала рюмку, написала, что требуется, и добавила «Не кантовать!», так как с детства читала эту надпись на коробках, не понимая ее смысла.

— Красиво пишете, — услышала я над головой голос. Надо мной стоял рослый черноволосый парень и улыбался. — Вот, жду, когда закончите, чтобы забрать коробку.

— Как вас зовут? — спросила я.

— Гриша.

— А остальных?

— Вот тот, с фикусом в руках, — Генка. В черной майке с нарисованным ишаком — Шмулик, а рыжий — Робка. Руководит всем Вадим, хозяин конторы. А зачем вам?

— Чтобы по именам обращаться. Не будет же воспитанный человек орать: «Эй, ты там, милейший, поди сюда!»

— Тоже верно, — он почесал в затылке.

— Вы закончили уже в остальных комнатах?

— Да, это последняя.

— Тогда зовите, Гриша, своих коллег сюда и начинайте выносить раритеты. Держать нежно.

— Ишь ты, раритеты, — хмыкнул он и вышел из комнаты, неся коробку на вытянутых руках.

Дамы следили за нашим разговором с неослабевающим вниманием, не понимая ни слова.

— Валерия, вы сказали ему, что внутри хрупкие ценные вещи, которые надо положить наверх?

— Не волнуйтесь, Сара, я все объяснила и предупредила. Этот грузчик передаст другим.

— Прошу вас, объясните вы сами, — умоляюще проговорила хозяйка. — Алон будет вне себя, если что-нибудь испортится по дороге. Он собирал эту коллекцию много лет и трясется над каждым черепком.

Мириам тяжело спрыгнула со стула:

— Сара, я все-таки пойду, пригляжу за погрузкой. Не ровен час выронят.

— Хорошо, спасибо, Мириам. Мы с Ципи пока здесь побудем.

Мириам ворчала всю дорогу, спускаясь со мной по лестнице:

— Хозяин совсем ума лишился! Такие деньжищи тратит на неизвестно что. По всему миру ездит, скупает разную дребедень, а потом говорит, что это факт. Какой-такой факт? Дурят его, честное слово!

— Может, артефакт? — осторожно спросила я.

— Точно! Он самый. Трет рукавом замшелый черепок и мне показывает: «Смотри, мол, Мириам, это осколок ушедшей эпохи». А я должна сейчас приглядывать, чтобы грузчики эти осколки в пыль не растерли.

— Стойте! — закричала я грузчикам, увидев, как они швыряют мои книги в глубину фуры. — Грузите книги ко мне в машину. Их не надо везти на виллу Розенталей.

Ребята принялись переносить книги в мою «Сузуки», а я подошла к Вадиму:

— Скажите, где находится ваше агентство?

— В доме «Бейт-Гур» на Мигдале.

— Когда можно будет подойти, поговорить насчет съема квартиры? Ко мне приезжают родственники из России, хотела заранее договориться.

— Вот моя визитка, — Вадим протянул мне маленький прямоугольник. — Если меня в конторе не будет, обратитесь к Елене, она вам все объяснит.

— Это ваша жена? — я намеренно задала бестактный вопрос, желая увидеть реакцию Вадима, но он лишь невозмутимо кивнул. — Хорошо, завтра с утра я у вас.

Около моего дома груженый фургон остановился. Грузчики вытащили шкаф, несколько стопок книг в коробках, перетянутых шпагатом, внесли все в дом и запрыгнули в фургон. Парень в черной майке попросил пить, и я налила ему минералки из холодильника. А потом, расцеловавшись с Алоном, сидящим в кабине грузовика, попрощалась и крикнула Дашку, чтобы она оторвалась от компьютера и помогла мне разобрать книги.

* * *

Целый вечер мы с дочерью расставляли книги в новом шкафу. Вытаскивая на свет очередную книжку, она то ахала, то задумчиво пролистывала и вдруг сказала:

— Мам, все-таки как было тяжело людям жить в доинтернетовскую эпоху! Сейчас только набери слово в «Поиске» и получай всю информацию. А тебе, бедняжке, наверное, в книгах рыться приходилось.

— Конечно! А если дома книги не было, то и в библиотеке часами сидела. Сначала ждала полчаса, пока книгу принесут, потом выписки делала. Ручкой по бумаге, между прочим.

— А зачем столько ждать?

— Надо же было библиотекарю найти нужную книгу.

— А чего ее искать? Набрал в компьютере название в базе данных…

— Не было компьютеров. Были написанные от руки карточки. Сотни карточек, тысячи, миллионы! И перебирали их вручную!

Дашка смотрела на меня расширившимися глазами, определенно не веря тому, что я рассказываю. Нет, о том, что когда-то не было компьютеров, она знала, но не подозревала, что мне полжизни пришлось прожить в этом темном средневековье.

В дверь позвонили. Дарья бросилась открывать. На пороге стоял Денис, мой друг, любовник и просто хороший человек. Дочь тут же с порога задала ему вопрос:

— Денис, ты помнишь то время, когда компьютеров не было?

— Смутно, а что? Я тогда меньше тебя был, — эти слова меня легонько кольнули. Я до сих пор не привыкла, что Денис моложе меня на семь с половиной лет.

— И как ты жил?

— Как жил? Книжки читал, на лыжах бегал. А сейчас сижу целыми днями перед этим ящиком, и пузо наращиваю.

— Представляешь, дорогой, — я подставила губы для поцелуя, — моя дочь считает, что без компьютеров жили исключительно пещерные люди, а интернет появился примерно в ту же самую эпоху, когда вымерли динозавры.

— В этом есть своя правда, — ухмыльнулся Денис. — И я представляю себе, что Дарья будет рассказывать своим внукам о том, как ей тяжело было жить в начале третьего тысячелетия.

— Интересно, и что это я такого им расскажу? Сейчас же сплошной кайф: быстрый интернет, мобильники, сто программ по телику.

— Вот об этом и расскажешь. Что телевидение и кино были плоскими, объема не было. Компьютер и телевизор были разными устройствами. Телевизор вообще показывал только по «программе». «Программа» — это не софт, а такой список — в какое время какую передачу показывают, причем другие передачи заказать нельзя. Так что, если хочешь какое-нибудь кино посмотреть или последние новости услышать, приходилось ждать нужного времени. Домохозяйки обычно ждали начала сериалов. А новости показывали все подряд: отключить ненужные, и закачивать только нужные было невозможно. И остановить или повтор сделать нельзя было. Зато почти не было баннеров на экране. Но были рекламные ролики. О, какие это были рекламные ролики! — Денис потряс ногой, изображая экстаз. — Если хочешь посмотреть или послушать то, что хочешь, а не то, что в программе — нужно было использовать плейеры к телевизору или магнитолы. Музыка и видео записывались на большие блестящие диски, вся полка была завалена коробками.

Мы с Дашкой слушали, как завороженные, а Денис продолжал:

— Да, еще были «пираты»! Они продавали задешево нелегальные записи и софт. Не с хакерских серверов, а на улицах, в киосках, где угодно. А проверки копирайта в телевизоре тогда еще не было. Зато вирусы тогда были почти безобидные. Если попал в компьютер — там и оставался, попасть в холодильник или в фен не мог. — Мы с дочерью уже корчились от смеха, а Денис невозмутимо вещал: — Народ повсеместно использовал для развлечений такие же компьютеры, что и программеры: с них в форумы ходили, в игры играли, в офисах такие же были для работы. Причем почти все компьютеры были одинакового серого цвета. Весь софт приходилось ставить самому, причем софт даже настраивать нужно было. В офисах поэтому держали специальных людей — админов. Зато можно было заходить на любые сайты, а не только на одобренные производителем.

— Расскажи об экономике, — потребовала я.

— Пожалуйста, — согласился он. — У налоговой службы не было автоматического отслеживания денег. Сумму налога нужно было самому декларировать. Многие этим пользовались. Но налоговики могли проверить, их боялись. На каждого человека была целая куча отдельных документов — паспорт, загранпаспорт (отдельный!), водительские права, пенсионное страховое свидетельство, трудовая книжка, пропуска. А в паспортах было только фото, причем плоское, сетчатку еще не записывали.

— Денис, подожди, не надо больше, — стонала я, вытирая слезы. Денис произносил эту речь с серьезным лицом, а у Дарьи в глазах светилась такая работа мысли, что на это невозможно было смотреть без смеха. — Скажи, у тебя что, машина времени сломалась? И ты у нас вынужденную посадку решил сделать?

— Угу, — кивнул он. — И если меня не покормить, то поломается не только машина времени.

— Пошли на кухню, у меня там вчерашний борщ остался. А ты сам знаешь, если любишь вчерашний борщ, то…

— Приходите завтра, — докончил Денис фразу.

За обедом я рассказала ему последние новости: о переезде профессора, о его подарке и о визите Ирины.

— А что, неплохо… — откомментировал он, глотая борщ, — «Если б я был султан…». Ты посоветуй ей проконсультироваться у адвоката. Если она живет с ним больше года, то имеет право на половину имущества.

— Другая женщина тоже с ними живет, а через год будет иметь право на другую половину. Что тогда?

— Да уж… Натворил рабби Гершом дел.

— Ты это о чем? Какой рабби Гершом? — удивилась я.

— В 997 году от рождества Христова светило еврейской ашкеназской мысли, раввин по имени Гершом издал запрет на многоженство, — объяснил Денис. — И, что самое интересное, дал этому запрету срок тысячу лет. А в 1997 году запрет кончился, теперь теоретически можно брать жену, и ни один раввин тебе слова не скажет, разве что обвинит в нарушении статуса-кво, мол, не принято.

— А про мужей более одного этот рабби ничего не говорил? — я толкнула его в бок.

— Оно тебе надо? — удивился Денис. — С нами же одна лихорадка. И вообще, религия не дозволяет. Потому что заботится о женщинах.

— Ага, заботится, — хмыкнула я, а про себя подумала: чего только в жизни не бывает, вон, бедуины живут себе в многоженстве, и в ус не дуют, и выкинула из головы эту историю о любвеобильном грузчике и его двух женах.

ГЛАВА 4. КТО ПОМЫЛ ПОЛЫ?

А на следующее утро позвонил Алон Розенталь.

— Валерия, добрый день, — произнес он обеспокоенным тоном.

— Добрый день, Алон! — ответила я. — Как вам на новом месте?

— У меня проблема: пропала коробка со светильником Эхнатона.

— Как это пропала?

— Не знаю. Все раритеты были упакованы по отдельности в небольшие коробки. Их грузили последними. Все коробки на месте, а светильника нет. Это очень ценная вещь, и мне крайне жаль, что она пропала.

— Чем я могу вам помочь? — спросила я, давя в себе недоброе чувство. Хотелось оправдываться, возмущаться, доказывать, что не верблюд, но я переборола себя.