Бесплатный фрагмент - Суперопер

С У П Е Р О П Е Р

Райпотребсоюз

— Рота подъём!

Макар откинул одеяло на спинку койки, спрыгнул на пол, машинально оделся и хотел было встать в строй, но вовремя заметил, что строя ещё нет. Сослуживцы — такие же салаги, как и он, всё ещё копошились, кто портянку наматывал, кто галифе натягивал и так далее.

«Блин, чуть было не запалился», — подумал Макар, снял сапог и начал перематывать портянку, искоса отслеживая ситуацию. Правильно всё рассчитав, он оказался в строю, когда половина солдат-новобранцев уже стояла.

«Вот так то лучше», — удовлетворённо подумал Макар, поглядывая на усатого сержанта, не заметил ли тот его манёвра. Нет, не заметил, слава Богу.

Тяжело прикидываться бестолковым салагой, когда у тебя за плечами не только два года срочной службы, но и два года обучения в спецшколе МВД.

Как такое могло получиться? Тут надо сделать небольшое отступление, экскурсию в прошлое.

После того, как Макар Коробов отслужил добросовестно два года в Советской Армии и в начале декабря одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года вернулся в родной городок в Смоленской области, у него и в мыслях не было, что он когда-нибудь снова наденет военную форму. Тем более, — что он будет куда-то поступать учиться. Работал на грузовике с будкой вместо кузова в райпотребсоюзе, развозил товары по сельским магазинам и спивался потихоньку. Обычная жизнь обычного парня из российской глубинки.

А как тут не будешь спиваться? В каждом магазине за доставку товара «без боя», то есть — без разбитых бутылок — полагалось водителю одна-две бутылки вина, в зависимости от расстояния. В таких же магазинах-сельпо заведующая, она же продавец, просила его помочь выгрузить продукты из кузова, а принимали ящики и коробки, таскали их в магазин один-два местных алкаша, нанятых заведующей. За эту работу с ним также рассчитывались вином. За день иногда успевал сделать таких три-четыре рейса. Вот и получалось, что к вечеру под пассажирским сиденьем накапливалась целая коллекция в стеклянных бутылках.

Всё это выпивалось в гараже совместно с другими водителями, застрявшими на ремонте или с теми, кому сегодня повезло меньше. Утром многие водители опохмелялись перед выездом. Это было в порядке вещей. Гаишники к райповским машинам не цеплялись. Более того, иногда Макар сам заносил в конце рабочего дня на пост ГАИ три-четыре бутылки вина. Просто так, для поддержания дружеских отношений. Менты — они такие же люди, тоже не против выпить.

Единственное, к чему поначалу цеплялись сотрудники с полосатыми палками — это к его внешности:

— Макар, а тебе точно уже восемнадцать есть? Как ты ухитрился сдать на права?

Дело в том, что при росте в сто семьдесят сантиметров, весе семьдесят килограммов и нормальном телосложении у Макара было детское лицо. Ему запросто можно было дать лет пятнадцать-шестнадцать. То обстоятельство, что он уже отслужил в армии, всегда вызывало удивление у незнакомых людей.

Именно эта его особенность и сыграло определённую роль в дальнейшем.

Но — по порядку.

Лучший друг Макара, его одноклассник Серёга Демидов, с которым последние два года учёбы они сидели за одной партой, так же после армии работал шофёром, только в другой организации. Естественно, что свободное время они проводили вместе. Ходили на танцы в городской дом культуры, кадрили девушек, ну и выпивали, естественно. Если хорошо напивались, то ночевали у того из друзей, чей дом был в этот момент ближе.

Объявление в газете

Мать Серёги — Тамара Ивановна — никак не хотела смириться с тем, что её сын работает простым шофёром и не собирается повышать свой образовательный уровень.

— Ребята, — говорила она друзьям, когда они оказывались в её квартире, у вас же среднее образование! Вам обязательно надо учиться дальше.

Для её поколения, когда и семилетка была не у каждого за плечами, среднее образование очень котировалось. Одними словами Тамара Ивановна не ограничивалась. Она регулярно подсовывала друзьям вырезки из различных газет с объявлениями о наборе на учёбу. Ребята из вежливости читали, хмыкали, обещали подумать. Оба они были убеждены, что остатки знаний, полученных в школе, за два года службы выветрились из головы навсегда.

Но одно объявление их всё-таки заинтересовало.

— Два года учиться, — второй раз читал Макар, пытаясь понять, в чём подвох, — и получаешь звание лейтенанта?! И диплом юриста?

— И самое главное, — Серёга стоя курил у открытой форточки, выпуская дым наружу, — при поступлении нужно сдавать всего два экзамена: литература — сочинение и история СССР устно. А у нас с тобой у обоих эти предметы шли неплохо.

— А ещё, — вставила свои три копейки Тамара Ивановна, которая прислушивалась к разговору, затаив дыхание, боясь спугнуть проявившуюся, наконец, у ребят заинтересованность, — там указано: наличие среднего образование, службы в армии. Это всё у вас есть. И отсутствие судимостей. Их как раз у вас нет.

Серёга щелчком отправил в форточку сигарету, проследил за её полётом и повернулся к другу:

— Что-то голова у меня сегодня плохо работает. Давай-ка ещё по пол стакана тяпнем.

После вчерашней жестокой драки на танцах и последующего примирения с противниками, закончившегося повальной пьянкой, оба чувствовали себя неважно. Опохмелялись они сливовой настойкой, точнее — самодельным вином, которого у Серёгиного отчима было не меряно.

— А давай! — Макар согласно кивнул головой.

Серёга зачерпнул кружкой из фляги и разлил по стаканам.

— Хорошо пошла! — Макар занюхал хлебом, есть пока не хотелось, — тут написано: три средних спецшколы и одна высшая. Ну, высшая отпадает. Там четыре экзамена и учиться долго. Средние: одна на Алтае, другая в Башкирии, третья в Прибалтике. Ближе всех к нам Прибалтика, если и поступать, то — туда.

— Само собой, — Серёга потянулся с хрустом в костях, — что-то мне захорошело. Может и вправду сходить на разведку? Передумать то всегда успеем. Хотя, сегодня воскресенье…

— Там написано: без выходных, — вклинилась Тамара Ивановна.

— Да-а? Я и внимания не обратил, — Серёга взял газету, вчитался, — действительно. Это где ж у нас без выходных работают?

— В милиции, — Тамара Ивановна покачала головой, укоризненно глядя на ребят, — хватит вам уже пить. Там же адрес указан нашего РОВД. Сходите, прогуляйтесь.

— А при чём тут милиция, — Серёга задумался, потом сообразил, — а… школа МВД! Точно! Это же милиция!

— А нас там не оформят, а то мы уже сегодня… — Макар выразительно щёлкнул пальцем по шее.

— Да по вам не заметно. Зубы вон пастой почистите, да и всё.

Вербовщики

Сидевший за окошком с надписью «Дежурный» старшина милиции даже не дослушал до конца спутанные объяснения друзей:

— Проходите в двенадцатый кабинет.

В кабинете находились два офицера: капитан и подполковник, причём оба были не в милицейской, а в военной форме.

Парни растерялись.

— Мы по объявлению, — брякнул Макар, думая при этом, что, или дежурный ошибся кабинетом, или нужный человек куда-то вышел.

— Насчёт учёбы в школе МВД, — добавил Сергей.

— Это к нам, присаживайтесь.

В ходе долгой беседы выяснилось, что начало занятий, то есть вступительных экзаменов в школах МВД с первого сентября. Учитывая, что сейчас декабрь, ребятам было сделано предложение:

— Вы приезжаете к нам. Это на севере Свердловской области. Мы вас сразу ставим на должность начальника отряда и с первого дня присваиваем звание старшины. В конце января отправляем вас на трёхмесячные курсы первоначальной подготовки начсостава в Архангельск. По окончании этих курсов на вас будет подано представление о присвоении звания младшего лейтенанта. Это делается через Москву, поэтому не быстро. Но, примерно в конце лета станете офицерами. И учиться в школе МВД будете не курсантами, а слушателями, а это, поверьте, большая разница. Для выхода в город, например, увольнительная не требуется, как курсантам. Можете снять квартиру и жить в городе. Да и на вступительных экзаменах отношение к вам будет совсем другое, не такое, как к гражданским абитуриентам, сами понимаете. Я не помню случая, чтобы хоть один младший лейтенант не поступил.

Когда парни шли домой, они долго не могли отойти от впечатлений. Обсуждали полученную информацию, перебивая друг друга:

— Нет, ты понял, — офицером можно стать уже в конце лета.

— Бесплатный проезд во всех видах общественного транспорта и в метро.

— Раз в год бесплатный проезд в отпуск в купейном вагоне, даже на жену положено, если она появится.

— И зарплата — даже у старшины больше, чем мы сейчас зарабатываем, крутя баранку.

— А почему у них форма военная? У нас что, тоже такая будет?

— А хрен его знает! Надо было спросить.

Насчёт формы вопрос прояснился, когда Макар рассказал дома о визите в милицию. Его отчим Петрович, человек с тюремным прошлым, переспросил:

— Кем ты будешь работать, начальником отряда?

— Да.

— С зеками, значит.

— Почему с зеками?

— Потому что в МВД начальники отрядов только в колониях. У них, у этих вербовщиков, форма была не милицейская, так? Общевойсковая с петлицами тёмно-красного бордового цвета?

— Да.

— Ну вот, — Петрович засмеялся, — ништяк ты себе работу нашёл!

— А что, не стоит?

— Почему? Наоборот! В зоне сидеть неприятно, а работать… Начальник отряда, — это вроде воспитателя. Ни за что не отвечает. Как замполит в армии: рот закрыл — рабочее место убрано. Здесь шоферюгой ты или сопьёшься, или задавишь кого-нибудь по пьянке и сядешь на зону. Ещё разбиться можешь. А там — до майора точно дослужишься. Мать тобой гордиться будет.

— Ну, так работать ведь придётся с зеками, преступниками.

— Ну и что? Там они смирные, потому что трезвые. Обычные люди. На свободе жить опаснее.

На следующий день Макар поделился полученной информацией с другом.

— Да и хрен с ним, зеки, так зеки. Зато форма точно военная, а не милицейская. Прикинь, как девки на нас кидаться будут!

Макар прикинул. Только ради девок, и то стоило соглашаться.

Лесное Управление

Вербовщики их ни в чём не обманули. Действительно, сразу по прибытии им выдали удостоверения, где они числились начальниками отряда в звании старшина. Одели в офицерскую форму с лычками на погонах. Десять дней они ходили на работу в колонию в одном из посёлков, как на экскурсию.

Потом всех таких же старшин собрали при Управлении и отправили на учёбу в Архангельск.

Три месяца парни балдели от такой жизни. Ещё бы: живёшь в общаге бесплатно, кормят бесплатно, и каждый месяц получаешь переводом зарплату из Управления, и вполне солидную. За это нужно было до обеда слушать лекции, да вечером ходить на усиление в милицию. Куда деньги девать? Обошли все рестораны и кафе города. Только к концу третьего месяца старшины стали подозревать, что эта школа скорее «на выживание». Из тридцати человек в группе десять было отчислено за нарушение дисциплины — пьянство. Те, кто в таких условиях сумели удержаться, оказались пригодными к дальнейшей службе.

Через неделю после того, как вернулись в посёлок, где располагалась колония, выяснилось, что они уже сейчас могут взять отпуск. Взяли. Тридцать дней плюс дорога. Ехали на Родину в купейном вагоне по воинскому требованию. Красота!

Дома парни взахлёб рассказывали родителям и знакомым, как здорово устроились. Многие завидовали.

После возвращения из отпуска проработали в колонии около двух недель. Даже уже стали привыкать. Но тут их опять собрали на подготовительные курсы при Управлении для абитуриентов. Здесь же Макару и Серёге объявили о присвоении звания младших лейтенантов.

Через месяц, загруженные знаниями истории и литературы, поехали поступать в школу МВД, расположенную в одной из прибалтийских столиц.

Сверхспособность

На вступительных экзаменах оба парня получили по две четвёрки и были зачислены. Хотя, как оказалось, конкурс был четыре человека на место. Из всех абитуриентов только десять человек имели офицерские звания. Поступили все десять. Так что и тут вербовщики не обманули.

Учёба парням нравилась. Предметы интересные: криминалистика, уголовное право, оперативно-розыскная деятельность. Дотошно изучалась каждая статья кодекса, на практике разбирались различные ситуации. Плюс огневая подготовка и боевое самбо.

Вот на занятиях по боевому самбо у Макара впервые и проявились необычные способности.

Его постоянный спарринг-партнёр Мишка Шлыков — парень тяжелее Макара килограммов на двадцать и на пол головы выше ростом, во время отработки очередного приёма не рассчитал свою богатырскую силушку и швырнул Макара через себя намного сильнее и дальше, чем требовалось.

Приземлился он более-менее удачно, только головой въехал в сложенные на краю маты. Даже в глазах на секунду потемнело. Рассвирепев от такой подлости, Макар из положения «лёжа на спине» вскочил сразу на две ноги и кинулся на Мишку с намерением продемонстрировать это же самое и ему.

Но тут краем глаза он заметил, что вокруг творится что-то неестественное. Время как будто замедлилось. Отрабатывавшие рядом этот же приём два парня, зависли оба под неестественным углом, медленно перемещаясь в нужном направлении. Как будто притяжение земли на них не действовало. То же самое происходило по всему залу. Причём, в полной тишине.

Швырнувший его Мишка после броска ещё не успел выпрямиться. Чтобы устоять, ему нужно было переставить опорную ногу, что он и начал делать. Но уж больно медленно!

Из-за злости на него, Макар на миг забыл о неестественности происходящего. Подскочил к Мишке, подсёк ему опорную ногу и, когда тот рухнул на маты, запрыгнул ему на спину, заломил руку на болевой приём и крикнул:

— Попался!

И тут всё вернулось — и звук, и движение.

— Отпусти, больно! — завопил Мишка. Как только Макар ослабил хватку, он тут же спросил, — как ты это сделал? В воздухе развернулся, что ли?

— Как? — Макар, сидя у Мишки на спине, замер. И в самом деле, что это было? Он растерянно обвёл взглядом зал, прикидывая траекторию своего полёта, расстояние возврата… И тут его взгляд зацепился за фигуру преподавателя боевого самбо капитана Хайдурова, который медленно приближался к ним, не сводя с него удивлённого взгляда.

«Он всё видел», — догадался Макар, и Хайдуров тут же это подтвердил:

— Что это было?

— Отработка приёма, товарищ капитан, — только тут Макар догадался спрыгнуть с чужой спины и вытянулся перед тренером, пытаясь сделать честное лицо.

— Я видел, как эта орясина тебя бросил. Кстати, Шлыков, — он повернулся к Мишке, — если не можешь правильно рассчитать силу, видишь перекладину? Двадцать подъёмов переворотом, выполнять!

Как только Мишка удалился, Хайдуров уставился на Макара немигающим взглядом:

— Повторить вопрос?

— Я сам ничего не понял, — стушевался Макар, — а как вы это видели, товарищ капитан?

— Ты пролетел метров пять, хорошо приложился головой. Я только успел подумать, как бы шею не сломал. И в эту секунду ты исчез и тут же оказался возле своего партнёра. Причём, он уже падал, хотя не должен был, а ты сидишь у него на спине и делаешь ему больно. При этом успел подбить ему опорную ногу и взять на болевой. Повторяю вопрос: как ты это сделал?

— Честно, сам не знаю, товарищ капитан.

— Тогда расскажи детально, что ты в этот момент видел, чувствовал.

Макар на секунду задумался. Рассказать правду? Могут принять за психа, ещё отчислят. А с другой стороны — капитан всё видел, просто так не отстанет. Может, наоборот, поможет разобраться. Макар, наконец, решился:

— Когда я приземлился, да ещё башкой приложился крепко, такая злость вспыхнула на Мишку. Если ты такой здоровый, так что, мозги можно не включать? Ты же не врага швыряешь, а своего товарища. Я вскочил, кинулся к нему и тут заметил, что всё вокруг как бы застыло. Ну, точнее, двигалось, но как-то чересчур медленно. И Мишка после броска ещё не успел выпрямиться и начал переставлять ногу, чтобы удержать равновесие. Я тут же про всё забыл, так как был на него сильно зол, а момент был удачный. Подскочил, подсёк ногу, а когда он начал падать, запрыгнул ему на спину и заломил руку.

Хайдуров с минуту стоял молча. Потом кивнул на скамейку у стены:

— Пойдём, присядем.

На скамейке Хайдуров, понизив голос, спросил:

— У тебя раньше что-нибудь подобное случалось?

— Нет. Такое в первый раз. Точно.

— Ты понимаешь, что, если тебе развить вот эту твою способность, ты легко выиграешь любой чемпионат по самбо? Хоть чемпионат мира.

Макар заулыбался:

— Да, ладно!

А потом представил: если соперник завис в воздухе, а ты можешь спокойно делать с ним всё, что хочешь, то — конечно.

— Вы думаете, то, что сейчас получилось, я смогу сделать в любой момент по своему желанию? Я что-то сомневаюсь.

— А вот это мы с тобой и постараемся выяснить. А то знаешь…, что-то давно наши курсанты не побеждали на чемпионатах мира. Точнее — никогда.

Тренировки

Выяснение затянулось на целый месяц. Каждый день, после обязательных занятий, Макар спешил в спортзал. За закрытыми дверями наедине с тренером пытались добиться нужного эффекта. Поначалу ничего не получалось. Но, когда при выполнении очередного приёма, Макар приземлился неудачно и болезненно, на какую-то долю секунды вспыхнула ярость, и весь мир замер. Он поднялся, зашёл сзади к замершему тренеру, взял его двумя руками за щиколотки и дёрнул на себя, при этом ещё толкнул головой в спину. Хайдуров при падении больно ударился лицом о маты, разбил до крови нос, но, несмотря на это, сразу всё понял и радостно заорал:

— Получилось!

Потом перевернулся на спину, и, не вставая, приказал:

— Рассказывай.

— У вас, Николай Михайлович, кровь из носа, извините…

— Ерунда, — он зажал нос пальцами, — рассказывай.

Выяснилось, что нужный эффект возникает при вспышке ярости или злости.

Потом долго учились вызывать ярость по желанию.

— Ты должен просто почувствовать это состояние, чтобы мог вызывать его без злости и ярости, — объяснял тренер, с которым Макар как-то незаметно перешёл на «ты» и обращался к нему просто «Михалыч».

Когда добились нужного эффекта, стали тренироваться ускорять и замедлять процесс восприятия окружающего.

— Понимаешь, — объяснял Михалыч, — если ты исчезнешь, а потом появишься хотя бы на метр в стороне, это сразу заметят. Тем более, что все серьёзные соревнования снимаются и записываются для телевидения. Тобой сразу заинтересуются учёные. Надеюсь, карьера подопытного кролика тебя не интересует?

— Нет. Боже упаси! Мне нравится профессия оперативника. Именно по этой специальности я и хочу работать.

— Во-от. Если ты будешь проводить приёмы так, чтобы со стороны видели и понимали только то, что ты быстрее других, что у тебя лучшая реакция, что ты предугадываешь все движения соперника, то комар носа не подточит. И все золотые медали твои.

Когда и этот момент отработали, продолжили тренировки на общих занятиях по самбо.

Ох, и досталось бедному Мишке! Ему никак не удавалось поймать на приём Макара, тот всегда каким-то чудом выскальзывал. И, наоборот, всегда находил слабые места в обороне противника. Во время их спарринга все бросали занятия и смотрели, как на какое-то цирковое представление.

Тренер предлагал всем желающим, независимо от весовых категорий, потягаться с Макаром. Многие пытались, но вскоре все пришли к выводу, что Макар — лучший самбист в школе.

Неожиданно обнаружилась ещё одна особенность. В нетрезвом состоянии эффект не работал. Выяснилось это случайно. Макар с другом Серёгой, имевшие, в отличие от курсантов, право свободного выхода в город, вечером познакомились с девицами, угостили их вином, сами тоже хорошо выпили и пошли их провожать в какой-то отдалённый район города. Где и напоролись на толпу пьяных местных хулиганов. Отбиться то смогли, конечно. Их там и было-то всего пятеро. Но Макар, как ни старался вызвать свои новые возможности, так ничего не получилось.

О чём он, смущаясь, рассказал тренеру. Михалыч внимательно выслушал и спросил:

— А трезвым после пробовал?

— Да, сегодня на занятиях. Да ты же видел, Михалыч. Всё нормально.

— Значит, делай вывод, — пить тебе нельзя. Никогда! Потому что от этих твоих способностей может зависеть твоя жизнь. Ведь ты же не знаешь, когда они могут понадобиться. К примеру: ночью ворвутся к тебе домой убийцы, а ты накануне выпил, и всё! Так-то ты хоть с кем справишься. Пули сможешь зубами ловить, хоть в цирке выступай.

Макар выводы сделал и больше спиртное старался не пить. Друзьям объяснял, что спортивный режим не позволяет, надо готовиться к очередным соревнованиям. Тем более, что его спортивная карьера развивалась такими стремительными темпами, что любой позавидует.

Сначала он занял первое место на городских соревнованиях. Потом — на республиканских. Потом — первый на первенстве Союза. Стал мастером спорта.

Потом были соревнования полицейских команд стран — участников Варшавского договора. Здесь в финале Макар играючи разложил немца из ГДР — чемпиона мира.

А вот на чемпионат мира он не попал — учёба в спецшколе закончилась. Михалыч по этому поводу сильно переживал:

— Ещё бы с полгодика, и я бы стал тренером чемпиона мира! Ну, почему жизнь такая несправедливая! Сейчас тебя заберут куда-нибудь в московское Динамо, и вся слава достанется другим тренерам!

Начальство пока на эту тему помалкивало, и Макар стал настраиваться на продолжение службы за Уралом.

Незадолго до мандатной комиссии Макар обсуждал с другом Серёгой дальнейшие планы. Серега вытянул на красный диплом и по распределению собирался вернуться в родной город, исправительно-трудовые колонии и там имелись. Макар слишком много времени уделял спорту. Поэтому учёбу немного запустил, — пятёрок и четвёрок в дипломе получалось примерно поровну.

И тут Макара вызвали к командиру дивизиона.

Неожиданное предложение

— Товарищ подполковник, младший лейтенант Коробов по вашему приказанию прибыл! — Макар сразу отметил в кабинете командира дивизиона двух незнакомых майоров, поэтому докладывал строго по уставу, поедая глазами начальство. В то же время отметил, что у одного из майоров форма непривычная, точнее — петлицы: голубые с эмблемами «пропеллер с крыльями», как у лётчиков. А у другого — такая же, как и самого Макара.

— Тут с тобою хотят поговорить, — подполковник кивнул на майоров и вышел из кабинета. Макар услышал его голос за дверью: «В кабинет никого не впускать!».

— Присаживайся, — один из майоров указал на приставной стул.

Макар насторожился, быстро прокручивая в голове, что и где он мог натворить плохого, раз им заинтересовались люди со стороны. По положению явно выше командира дивизиона. Ничего в голову не приходило.

— Не будем тебя, Коробов долго томить, сразу перейдём к делу, — майор с «привычными» эмблемами положил руки на стол и посмотрел на него в упор, слегка улыбаясь, — сразу предупреждаем, что тема секретная. Об этом разговоре, кроме нас троих не должен знать никто.

— Я должен подписку дать? — Макар сразу осмелел, сообразив, что привлекать его ни за что не собираются, — вы, может, представитесь, а то вы знаете, с кем разговариваете, а я вас вижу впервые.

Майоры переглянулись и засмеялись.

— Логично, — продолжил тот же, вынул из кармана удостоверение и показал его Макару в развёрнутом виде, — майор Васильев Василий Васильевич, старший инспектор оперативного управления МВД СССР. Я из Москвы. А это — майор Соболев Валерий Иванович, начальник особого отдела воинской части 32777, это — в Башкирии. Подписок о неразглашении от тебя брать никто не будет. Ты два года изучал ОРД, в режиме секретности разбираешься.

Макар кивнул.

— Теперь конкретно. Ты, когда в армии служил, с дедовщиной сталкивался?

— Да. Первые полгода досталось в полный рост. А когда наш призыв стали дедами, такого беспредела уже не было.

— Значит мы точно не ошиблись с выбором, — подключился второй майор, — дело в том, что на верхах в целях искоренения дедовщины разработали экспериментальную операцию. Суть её заключается в том, что в заражённую дедовщиной воинскую часть под видом новобранца внедряется опытный сотрудник, который выявляет изнутри преступные действия, по возможности фиксирует их, закрепляет доказательства, готовит свидетельскую базу. Причём, этот сотрудник должен разбираться, что является доказательством, а что нет, в каких действиях есть состав преступления, а в каких — нет. Теперь сам ответь на вопрос: почему выбрали тебя?

— Из-за спортивной подготовки?

— И это тоже. Но главное… ты себя в зеркале видел? Кто, как не ты сойдёшь за салажонка, которого только что призвали? — Васильев засмеялся, — я тебя, когда на чемпионате увидел, сразу понял, кто нам подойдёт. Ты с тем немцем, которого красиво уложил в финале, смотрелся как сынок рядом с папой, хотя по возрасту вы ровесники.

— А эта операция… эксперимент…, он вообще, на какое время рассчитан?

— Ну, сам считай. После выпуска тебе положен отпуск. Вот месяц честно отдыхаешь. Это сентябрь. В октябре начинается очередной призыв. Тебя внедряем в команду на призывном пункте. Там всегда неразбериха, так что это проще всего. Вместе с новобранцами следуешь в воинскую часть, проходишь карантин. Это ещё месяц. Ну, накинь ещё месяц для сбора и фиксации доказательств. Дедовщина начинается с первого дня после распределения молодых по взводам.

— А как же Управление, куда я должен прибыть для дальнейшей службы?

— Там кадры будут предупреждены, вопросов тебе задавать не будут.

Макар задумался:

— А кто-то будет меня подстраховывать? Мало ли какой форс-мажор?

— Майор Соболев постоянно будет рядом. Вопросы связи и технического обеспечения обговорите с ним позже. По окончании операции прибываешь в Москву в мой кабинет, пишешь подробный отчёт. И только потом следуешь к месту службы. Да, ещё. Капитан Хайдуров покажет тебе несколько запрещённых приёмов: болевых, парализующих и даже смертельных. Ты их отработаешь, но применять будешь только в исключительно крайних случаях.

В спортзале Макар не выдержал:

— Михалыч! Ты за всё время хоть бы разок заикнулся, что владеешь такими приёмами, что они вообще существуют! Про приёмы карате, за которые сейчас могут посадить, говорил, даже некоторые показывал, причём — всей группе, а про эти…

— А про «эти» потому и не говорил, что о них знать никому нельзя. Даже знать о том, что такие существуют. Такие приёмы по крупицам собирают из разных видов единоборств со всего мира. Владеют ими единицы. Как правило — это внешняя разведка, так сказать, — супермены, ликвидаторы.

Макар даже рот открыл от изумления:

— Так, а ты, Михалыч, откуда… или раньше в другой системе работал?

Хайдуров замер. Затем резко развернулся и ткнул в него пальцем:

— Я тебе этого не говорил. Это, во-первых. Во-вторых: свои домыслы оставь при себе и никогда их не озвучивай, ни при каких обстоятельствах. И в-третьих: раз эти приёмы решили показать тебе, значит ты или уже получил какое-то особое задание, или скоро его получишь. И можешь быть уверен, что это будет твоё не последнее задание. Они, кстати, о твоих сверхспособностях знают?

— Нет, считают, что у меня просто хорошая реакция и скорость.

— Вот и хорошо. Держи это при себе. А то загрузят такими заданиями, которые даже для тебя будут очень сложными или вообще невыполнимыми.

За время, оставшееся до конца учёбы, Макар с увлечением отрабатывал новые приёмы. Хотя это были скорее на приёмы, а точечные удары в определённые части тела.

На выпуске его ожидал сюрприз. На общем торжественном построении школы зачитывали приказ о присвоении первичного офицерского звания «лейтенант внутренней службы». В общем списке, озвученном по алфавиту, его фамилии не было. И фамилия друга Серёги, стоявшего с ним рядом в строю, тоже не прозвучала.

Затем был зачитан отдельный приказ о присвоении «очередного» звания лейтенант. В этом приказе Серёга был, а Макара опять пропустили. Он уже чуть было не заорал из строя: «Эй, вы что там творите?! Меня, почему пропустили?» Но тут зачитали приказ о присвоении «внеочередных» званий троим выпускникам.

Два парня отличились прошлой осенью. После окончания футбольного матча, толпа фанатов начала скандировать что-то на мосту посреди пересекавшей город реки. При этом они начали в такт прыгать и допрыгались. Деревянные сваи не выдержали и лопнули, мост накренился. Перила под давлением толпы обломались и в воду посыпались молодые парни и девушки.

Курсанты находились на стадионе для усиления охраны общественного порядка и возвращались в казарму группами. Это практиковалось постоянно, чтобы фанаты не очень распоясывались.

Быстро сориентировавшись, двое курсантов спрыгнули в воду, стали вылавливать тонувших и выталкивать их на мост. Другие там их подхватывали и по цепочке передавали спасённых на берег.

Всё это засняло местное телевидение. На следующий день на курсантов школы МВД обрушилась слава. Начальник школы ходил героем и несколько дней мелькал на телевидении в разных программах. Двоих курсантов-сибиряков (кстати, оба они увлекались моржеванием) наградили медалью «За спасение утопающих».

Вот эти два героя и получили при выпуске звание «старший лейтенант» досрочно.

Макар тоже стал старлеем с формулировкой «за выдающиеся спортивные достижения, прославившие школу МВД на всесоюзной и международной арене».

После построения Макар замучился отвечать на поздравления с рукопожатиями, причём, он быстро понял, что в этих проявлениях чувств больше не искренней радости за его успех, а обычной зависти. Ещё бы, большинство сокурсников следующую звёздочку получат только через три года по выслуге. Такой порядок в МВД.

Друг Серёга эту мысль ему и высказал, причём, прямо заявил, что завидует.

— Зато у тебя красный диплом, будешь работать в родном городе, а я за Уралом.

Как бы там ни было, в отпуск поехали вместе. А вот отдыхали по-разному. Серёга отрывался по полной. Вино, друзья, девушки. Макар же спиртное зарёкся употреблять, помня наставления тренера. А трезвому в пьяной компании было не интересно. Даже девицы все казались какими-то потасканными, неопрятными. А, может, не казались, а такими и были?

Стычка на танцплощадке

Но без девушек отдыхать тоже не интересно. Макар решил посетить танцплощадку. Она располагалась в парке на его родной рабочей окраине города. Это было главным местом притяжения молодёжи. Здесь знакомились, влюблялись, дрались. В общем, как и везде в таких же местах в конце семидесятых годов.

Макар прибыл в это гнездо разврата в сопровождении младшей сестрёнки и её подружек, одетый в джинсы, которые считались дефицитом и яркую модную рубашку.

Сестрёнка его и познакомила с девушкой. После двух танцев выяснилось, что девушка училась с ним в одной школе, только была на два года моложе. Оказывается, она ещё тогда его выделяла среди парней, но он её не замечал. Таня, так звали девушку, была как раз в его вкусе. По крайней мере, то, что Макар успел оценить визуально и на ощупь, его вполне устраивало. Знакомство медленно, но уверенно продвигалось к логическому финалу: провожанию с возможным совместным ночлегом.

В перерыве между танцами Макара неожиданно грубо толкнули в бок:

— Смотри, куда прёшь, совсем берегов не видишь?

Макар удивлённо оглянулся. В момент толчка он вообще стоял. Перед ним глумливо ухмылялись три явно уголовные рожи.

— Не понял?

— Чё не понял? Борзой, что ли? Может, выйдем, побазарим?

Макар пожал плечами. Выйдем, так выйдем. Сказал Тане: «Я быстро» и успел увидеть её испуганные глаза.

На улице он под конвоем прошёл в угол парка, куда не доставал свет от фонарей, и увидел поджидавшую их компанию — ещё семь человек.

— Здорово, Коробок!

Макар присмотрелся. Поздоровавшийся с ним парень был на голову выше, стоял, засунув руки в карманы, и раскачивался на носках.

— Здорово Хомча, — Макар узнал его, хоть и с трудом. Хомчуков в школе учился на двойки, постоянно оставался на второй год, занимался вытряхиванием мелочи из младшеклассников. После армии Макар его регулярно видел в компании алкашей у магазина.

— Говорят, ты в менты подался?

— И что?

— А то, что все нормальные мужики зону топчут, а ты их сажать собираешься?

— Так если для них зону топтать это нормально, значит, кому-то надо их туда сажать. Как они туда попадут, сами же себя не посадят?

Хомчуков на секунду завис от такого сложного умозаключения. Макар продолжил:

— А я считаю, что зону топчут как раз ненормальные, а нормальные живут на свободе с семьями, — Макар обвёл взглядом напрягшуюся толпу. Тут явно нормальных не было. Одного он узнал, до восьмого класса учились вместе. Фамилия Бескудников, школьная кличка Бес. Где-то в седьмом классе он остался на второй год, кое-как закончил восемь. Перед армией как-то случайно с ним столкнулся, тот похвастался, что уже успел отсидеть за мелкую кражу и хочет попасть на зону второй раз. «А то у всех мужиков по две ходки, мне как-то неловко перед ними».

— Ты хочешь сказать, что я ненормальный, раз у меня две ходки? — Хомчуков повысил голос.

Макар усмехнулся. Он представил, какой мандраж он бы испытывал перед этой шоблой всего два-три года назад. Один против десяти — никаких шансов. Сейчас он был уверен в себе и абсолютно спокоен. Ситуация его даже в чём-то забавляла.

— Конечно ненормальный. Я бы даже сказал — придурок ты конченый, раз на свободе жить не умеешь. Тебе лечиться надо. В психушке, — Макар умышленно пошёл на обострение.

Все замерли, с удивлением глядя на вожака. Тот на какую-то секунду даже растерялся. Чтобы жертва так себя вела… Тут бы ему задуматься. Но пропитые куриные мозги думать были не приспособлены.

— Ах ты, сука! — Он коротко, почти без замаха, ударил. Для Макара время замерло. Он разглядел на руке у оппонента кастет. «Ну, ты и мразь!» — мелькнула мысль. Дело в том, что в детстве, когда он учился в пятом классе, его ударил кастетом малолетний хулиган, года на два его старше. Ударил просто так, чтобы посмотреть, что получится. Макару запомнился фонтанчик крови, бивший из повреждённого носа, который он хорошо видел собственными глазами; испуганный взгляд хулигана, не ожидавшего такого результата; встревоженные голоса обступивших его прохожих. Носовая перегородка оказалась искривлённой на всю жизнь. Это постоянно причиняло определённый дискомфорт.

Увидев кастет, Макар быстро подавил вспыхнувшую ярость, подсёк Хомчукова так, чтобы тот, падая, приземлился на собственный кулак с надетым на него кастетом. Услышав характерный хруст, успел подумать, что в ближайший месяц вожаку будет чем заняться: хождением по кабинетам стоматологов, приготовлением жидкой пищи, в общем — будет не до хулиганских действий. Затем быстро обошёл всю шайку, кого-то приложил лбом и носом о ближайшую берёзу, кого-то приземлил кобчиком на пенёк. На некоторых отработал удары по болевым точкам. Бывшему однокласснику засунул окурок, торчавший изо рта, подальше в горло.

Когда время вернулось к нормальному течению, Макар под разноголосые стоны со всех сторон подошёл и присел возле Хомчукова:

— Ты что-то сказал?

— Ты, сука, мне зубы выбил! — Кое-как сумел выдавить тот, выплёвывая обломки зубов вместе с кровью.

— Боже упаси! Я тебя просто в сторону откинул. Это ты сам упал неудачно. Э-э-э! да у тебя кастет на руке. Это ты на него так удачно приземлился. А ты знаешь, что кастет — это холодное оружие? Его ношение наказывается по статье двести восемнадцать Уголовного кодекса. Дай-ка его сюда, выброшу от греха.

Макар снял кастет с чужой руки и закинул его подальше в темноту. Найдут, так найдут.

— Значит так, гаврики, — Макар выпрямился во весь рост, — извиняюсь, не успел предупредить, что являюсь чемпионом Советского Союза по боевому самбо. То, что я вам сейчас показал, считайте предупреждением. Если кто-нибудь ещё раз приблизится ко мне с плохими намерениями, — сделаю инвалидом. Жить будет долго, но — в инвалидной коляске и срать под себя. Больше предупреждать не буду.

— Сказал бы сразу, что самбист, — буркнул один из пострадавших.

— Говорю же, что не успел. Уж больно вы резкие. Да вы всё равно бы не поверили, — Макар с деланным сожалением развёл руками и направился на танцплощадку.

Танцевать что-то расхотелось. Высмотрев Татьяну, Макар подошёл к ней и предложил пойти погулять.

— А эти… шпана, не прицепятся? — Таня испуганно поглядывала в темноту.

— Нет, эти точно не прицепятся. Им будет сегодня не до нас. А если какие другие нарисуются, — ты же со мной.

Продолжение вечера получилось даже лучше, чем Макар рассчитывал. Таня оказалась девушкой очень даже раскрепощённой. Жила в квартире с бабушкой, которая им абсолютно не мешала. Замуж Таня не стремилась.

В этом их интересы совпали. Так что женским вниманием Макар был обеспечен до конца отпуска.

Никого из побитой шайки Макар больше ни разу не встретил. Хотя из принципа ещё дважды посетил танцплощадку вместе с Таней. Видимо урок пошёл на пользу. Информация о драке в парке всё-таки вытекла. На Макара все знакомые и незнакомые парни поглядывали с опаской и уважением.

Снова в армии

За два дня до окончания отпуска вечером в квартиру Коробовых постучали. Увидев на пороге майора Соболева, Макар понял — отпуск кончился. Форменная одежда с погонами старшего лейтенанта была тщательно упакована в объёмистый баул, который, по словам Соболева, будет храниться в его квартире до окончания операции.

Матери и отчиму Макар представил майора как своего непосредственного начальника. Те усиленно пытались его напоить, но безуспешно.

Рано утром на дизельпоезде Соболев и Макар убыли в Смоленск. Здесь, на сборном пункте Макар испытал приступ дежавю. Пять лет назад он здесь уже был в той же роли. Если тогда всё вокруг казалось каким-то чужим и неуютным, то сейчас всё было просто и понятно.

Соболев вместе с незнакомым прапорщиком оказались «покупателями» от воинской части. Команду из двадцати человек, включая Макара, они сформировали самыми первыми. Вечером команда убыла на обычном пассажирском поезде в Москву. Там их ждала пересадка и, через сутки — здравствуй Башкирия!

Здесь выяснилось, что служить они будут в авиации — войска ВВС, будут носить погоны голубого цвета и эмблемы — «птички» в петлицах.

На большом сортировочном пункте новобранцы получили обмундирование. Долго пришивали пуговицы, погоны, эмблемы, учились наматывать портянки. Потом их ещё раз перетасовали, и Макар отправился к постоянному месту службы — в/ч 32777. В группе новобранцев он оказался единственным смоленским, остальные были ярославские, владимирские, липецкие и т. п., — Соболев подсуетился.

Часть, куда попал Макар, была небольшая. Рота солдат обслуживала военный аэродром, на который садились только перелетающие экипажи. Своих самолётов там не было. Отдельные подразделения, расположенные возле аэродрома, занимались каждое своим делом. Автовзвод, аэродромно-технический взвод, ГСМ, КЭЧ, взвод охраны и так далее.

Месяц карантина подходил к концу. Макар обзавёлся друзьями. Его общительный весёлый характер, уверенное поведение, знание большого количества анекдотов и просто шуток, делало его душой компании. Самым сложным для него было изображать из себя неопытного новичка, сдерживать отработанные до автоматизма за два года службы движения и привычки, спортивные возможности.

В углу казармы на первом этаже был спортивный уголок. Желающие могли покувыркаться на перекладине, выжимать штангу или гири. Макар свои спортивные способности старался не выпячивать. На перекладине покрутится немного: выход силой, подъём переворотом, склёпка, потом всё это ещё раз и — хватит, чтобы форму не терять.

Все молодые содержались отдельно от старослужащих. Те поглядывали на них издалека с улыбками, не предвещавшими ничего хорошего.

Когда месяц карантина уже заканчивался, Макар вместе с другими новобранцами был отправлен на кухню — чистить картошку. Это была обычная практика, отправляли на картошку после ужина, многие сами просились. Обычно, пока чистится картошка на всё подразделение, отдельно жарится порезанная мелко картошка для самих «чистильщиков». Немного жира и луковицу на кухне всегда можно выпросить. Молодые организмы постоянно требовали еды.

Вот и сейчас, когда процесс был в самом разгаре, в разделочный цех заглянул особист Соболев.

— Сидите, сидите, — он махнул рукой бойцам, вскочившим при виде майора, — давайте кто-нибудь… вот ты, например, — он ткнул рукой в Макара, — пойдём, поможешь мне машину завести.
На улице они подошли к УАЗику, стоявшему тёмном углу кухонного двора.

— Держи, — вполголоса сказал майор и протянул Макару пластмассовую четырёхцветную авторучку, перетянутую посередине синей изолентой, — это магнитофон. Вид у него такой специально, я думаю, деды не позарятся. Здесь пишет только синий стержень, остальные не работают. Но, если нажмёшь одновременно на красный и зелёный, — вот так, — включится микрофон. Беспрерывной записи хватит на два часа. Микрофон чувствительный, если будет в кармане, всё равно будет нормально записывать. Отключается чёрным, — вот так. Когда включать, сам сообразишь. Береги её, техника дорогая, старайся лишний раз не светить. И ещё запомни: ты сам не должен фигурировать в уголовном деле. Ни потерпевшим, ни свидетелем, сам подумай, в каком статусе мы сможем тебя предъявить суду? Как засланного казачка? Старайся фиксировать других. А показания мы потом подчистим, чтобы тебя не упоминали.

Майор замялся, оглянулся и ещё больше понизил голос:

— В случае форс-мажорных обстоятельств идёшь к дежурному офицеру и требуешь немедленно связаться со мной. Запомни, на всякий случай, мой домашний телефон. Он простой: двадцать, тридцать, сорок. И адрес: Некрасова пятнадцать, квартира сорок два. Это недалеко от части. Надеюсь, до форс-мажора не дойдёт. Твоё дело — зафиксировать два-три случая, которые потянут на уголовное дело, подготовить свидетелей, чтобы они потом не отказались от своих показаний.

— Всё понял, товарищ майор, а что с машиной?

— Да, ничего, сейчас ручкой крутанёшь для вида, а я стартером.

Ничего себе — для вида! Макар весь вспотел, пока прокручивал заводной рукояткой двигатель с выключенным зажиганием. Наконец, майор сжалился и помог стартером. Движок схватил сразу и заурчал ровно, без перебоев.

Макар сунул заводную рукоятку на пол кабины, майор громко крикнул: «Спасибо!» и укатил.

Наконец, карантин влился в подразделение. Макар попал в аэродромно-технический взвод (АТВ), его закрепили за автомобилем на базе ЗИЛ-164 предназначенным в основном для уборки снега на взлётно-посадочной полосе. Впереди автомобиля был подвешен ковш, как у бульдозера, внизу — металлическая щётка, вместо кузова — железная бочка. Называлась эта техника КПМ — 64 (комбинированная поливомоечная машина).

Во взводе был один единственный «старик», который служил последние пол года, по фамилии Порошин, кличка Прошка, невысокого роста, худой, с какой-то постоянной тоской в глазах. К молодым он не придирался, занимал самое почётное спальное место во взводе — нижняя койка, крайняя возле окна.

Погоду во взводе строили «помазки» — солдаты, отслужившие год. Но и от них каких-либо грубостей призыв Макара не ощущал. Конечно, мытьё полов каждое утро в «кубриках», которые занимал взвод, было обязанностью молодых. Это само собой разумеющееся правило. Также, как и ходить в наряды: на кухню, в караул, на КПП и другие.

«Помазки» рассказывали молодым о безобразиях, которые творились в этой воинской части совсем недавно. Макар, услышав, даже присвистнул про себя: такого беспредела даже в колониях не было. Например: захотелось «деду» среди ночи в туалет, он поднимает пинками молодых, и те несли его на руках в туалет и обратно. Одного спящего молодого выкинули вместе с койкой со второго этажа, — просто так, для смеха. Тот отделался сломанной рукой и ушибами. Начальству объяснил, что хотел сделать сальто, но не удачно.

А Прошку, когда он был молодым, деды просто изнасиловали. И не его одного. По словам «помазков», сейчас такого беспредела нет. Мол, если будете правильно себя вести, то зря никто не обидит.

О том, что это не совсем так, Макар убедился уже через неделю пребывания в общем составе. Проснулся ночью от толчка в бок. Сел на кровати, пытаясь в полусумраке дежурного света что-нибудь разглядеть. Рядом с его койкой стояли два старичка из автовзвода.

— Сколько дедушке осталось до приказа?

Макар сразу всё понял, но «включил дурака»:

— К-какому дедушке?

— Слезай.

Макар спрыгнул со второго яруса. «Дедушки», как и он, были одеты в одном белье — рубахи и кальсоны.

— Запомни, салабон: дедушка — это я: Мальков Владимир Николаевич, приказ выйдет двадцатого апреля, сколько дней осталось, будешь мне докладывать тогда, когда скажу. А сейчас, за то, что заставил дедушку тебе всё это объяснять, держи!

Он широко размахнулся, целясь кулаком в челюсть Макару.

Время замерло. Макар быстро огляделся. Второй «старик» поднимал Генку Коротина из Липецка, тоже с последнего призыва, ещё трое «воспитывали» молодых через проход. Все замерли в неестественных позах. Макар выхватил из своего кителя авторучку с микрофоном, включил запись, затем взял сапог. Примерился и ударил сапогом по кулаку на вытянутой руке Малькова. Потом, отбросив сапог, оттолкнулся и упал на пол, переворачивая табуретки, одновременно «запустил» время.

Как он ни старался, всё равно сильно ушибся локтем. Выбравшись из кучи табуреток, Макар взялся двумя руками за челюсть, изображая боль и, в то же время, прикрывая ладонью ручку с микрофоном в рукаве, и подошёл робкой походкой к обидчику.

Тот тряс правой рукой и морщился от боли:

— Ты чего, салабон, такой костлявый? Всю руку об тебя ободрал! — каким-то плаксивым голосом пожаловался Мальков, — понял, что в следующий раз надо деду отвечать?

— Так точно, Владимир Николаевич! Высчитать, сколько дней вам осталось и по первому требованию доложить.

— То-то же! Можешь спать, тебе на сегодня хватит, — с важным видом, потряхивая рукой, Мальков подошёл к напарнику, который в это время издевался над Генкой Коротиным. Тот стоял по стойке смирно. Держал руки по швам, а «дед» бил его по лицу кулаками со словами:

— Запомнил, сколько дедушке осталось до дембеля?

Генка с каждым ударом только больше путался.

Поднимаясь на свою койку, Макар отметил, что «помазки» их взвода не спят, а, полусидя, с интересом наблюдают за событиями.

Прикинув расстояние. Макар слегка высунул из-под одеяла руку с «хитрой» авторучкой и направил микрофон на Генку. Но его истязатель видимо уже устал и отправил Генку спать.

Остальные угомонились не скоро. То и дело с разных концов казармы доносились звуки ударов и падений, приглушенный злой шёпот «дедов» и всхлипывания истязаемых.

Макар отметил, что в издевательствах над молодыми принимали участие всего шесть старослужащих. Все лица он рассмотрел, отметил про себя, что надо будет установить фамилии. Зафиксировать на магнитофон удалось только двоих. Ну, и то вперёд. Начало есть.

— Гена, а ты фамилию этого деда запомнил? — Макар подошёл к товарищу по несчастью, когда, на следующий день, тот снимал колесо со своей техники ШРС — шрекороторный снегоочиститель.

— Какого деда? — Коротин прислонил к стене снятое колесо и полез в карман за сигаретами,

— Который тебя вчера пытал после отбоя.

— А-а-а! Я эту гниду на всю жизнь запомню. Мешалкин Александр Иванович. Дембель у него пятого мая, он так хочет, видишь ли. Наколка у него на руке от запястья до локтя большими буквами: «Люблю покушать». Это надо же — быть таким дебилом! Сильно у меня фонарь заметен? — Он показал пальцем на синяк под глазом.

— Да уж…

— Скотина. Придётся теперь за чужие спины прятаться, чтобы взводный не заметил. Тебе тоже вчера досталось. Я видел, как ты табуретки в кучу собрал своей башкой. Синяков, кстати, у тебя нет. Повезло.

— Да уж… На локте только синяк. Слушай, а кто ещё из дедов вчера выёживался? Знаешь кого?

— Скрипуха. Так его зовут, фамилия, вроде, Скрипкин или Скрипченко. С автовзвода. Да они все с автовзвода. Бухали вчера в каптёрке, потом пошли выделываться. И что главное — своих молодых не трогали, нашему взводу досталось, ГСМ и охранникам.

— А «помазки» наши даже и не заступились…

— А с чего они будут заступаться? Те старше их на полгода, уйдут на дембель, эти станут дедами. Прошка мог бы, да он… — Генка махнул рукой, — его никто всерьёз не воспринимает.

— А в ГСМ кому досталось, не видел?

— Хабибуллину. Помнишь его по карантину? Самый маленький по росту, крайний в шеренге стоял. Вот Скрипуха из него отбивную вчера делал.

Хабибуллина Макар застал перед обедом в туалете. Тот, постоянно озираясь, задрал рубашку и показал синяки на рёбрах и подтвердил фамилию «деда» — Скрипченко.

Все разговоры с пострадавшими Макар записывал на «хитрую» авторучку. Постепенно выяснились фамилии всех «дедов» и пострадавших.

Через день была получка. Из зарплаты рядового — три рубля восемьдесят копеек, на руки выдавались только три рубля. Восемьдесят копеек с каждого снималось на хозяйственные нужды.

— Зато у всех постоянно будет зубная паста, мыло, сапожный крем и подворотнички, — пояснил каптёр, который выдавал деньги. «Помазки» добавили, что такую систему считают правильной, никто не в обиде, они сами и «деды» получают также по трёшке на руки. Зато с бытовыми мелочами никогда проблем не было. Тот факт, что старшина роты с этих денег себе что-то выкраивает, воспринимался, как должное.

Макар вместе с Сашкой Остапенко — тоже молодым из его же взвода — в свободное время сходили в «чепок» — магазин при части, купили по банке сгущёнки и пачке вафель, тут же всё это съели — погуляли. Остапенко — здоровый парень с Днепропетровска — не курил, как и Макар, по вечерам упорно выжимал гирю, мечтал к дембелю накачать мышцы, как у культуриста.

— Сегодня опять будут нас пытать — «Сколько до дембеля?» — Сашка злобно сплюнул. Ему тоже досталось. Причём, издевался над ним «старик» на голову его ниже и в два раза худее.

— Откуда знаешь?

— Так, деньги дали. Вот увидишь — вечером бухнут, и потянет на подвиги.

Его слова оказались пророческими. Через час после отбоя Макара подняли, опять ударом кулака в бок.

— Слазь.

Макар спрыгнул и увидел знакомую рожу Малькова.

— Сколько дедушке до приказа осталось?

— Дедушке Владимиру Николаевичу до приказа осталось сто пятьдесят четыре дня, — бойко отрапортовал Макар, стоя по стойке смирно.

— Хм… правильно. А до дембеля?

Макар быстро подсчитал. Ещё месяц примерно надо добавить.

— Сто восемьдесят четыре дня.

— Что-о! Ты что, сука, совсем охренел? Хочешь, что б я с последней партией уехал?!

В этот раз Макар упал более удачно, видимо уже опыт стал нарабатывать. Хотя, шуму он ухитрился наделать больше и табуреток больше перевернул. Одной из них он от души ударил по левому кулаку Малькова, которым тот наносил удар. Правую руку Мальков берёг, видимо ещё не отошёл от прошлого раза.

Когда время и звук встали на свои места, первое, что услышал Макар — дикий вопль Малькова. Тот присел, зажал левую руку между колен и скулил от боли:

— Ты чего такой костлявый? Бли-и-ин! Я, блин, уже и забыл, блин, что ты, сука, такой, блин, костлявый! Ай! — Он затряс повреждённой рукой. — Сука! — попытался ударить Макара ногой в тапочке, но потерял равновесие и упал на задницу. Другие «деды» и «помазки», лежавшие на койках, заржали,

— Что, молодые обижают тебя, Вова? — К Малькову подошёл Скрипченко, со смехом помог ему подняться, — ты скажи кто, я его порву, как грелку.

— Он уже своё получил, — важно сказал Мальков, морщась от боли и рявкнул на Макара, — что стоишь? Марш спать!

Макар не заставил себя упрашивать. Краем глаза заметил, что Скрипченко хочет добавить ему ускорения пинком, сам ускорился и мгновенно оказался в постели на втором ярусе. Скрипченко удивлённо посмотрел на него, на свою ногу, потом махнул рукой и повернулся к Малькову:

— Пойдём, догонимся, там ещё оставалось, — они, шатаясь, направились в каптёрку.

На следующий день выяснилось, что у одного из молодых сломано ребро, другой мочился кровью. «Почки отбили», ― сделал вывод Макар и задумался, хватит ли доказательств на уголовное дело. Получалось, что маловато. Записи на магнитофон в суде доказательствами не признают. Их можно использовать только для психологического давления. Да и мало их, в основном — на Малькова.

Вечером он должен был заступать в наряд на кухню. По установленному порядку, заступающие на дежурство после обеда должны были спать почти до ужина.

У входа в казарму Макара, направлявшегося к своей койке, остановил Мальков. Рядом с ним стоял ещё один «дед» по фамилии Мешалкин, который с наколкой «люблю покушать». Этот тоже уже дважды засветился в издевательствах над молодыми.

— Стоять, салабон! — Мальков правым кулаком легонько ткнул Макара в живот и поморщился, — с тебя рубль.

— За что? — Макар по-настоящему удивился. Про какие-то поборы, вымогательства он ничего пока не слышал. Машинально включил запись.

— Дедушкам на опохмелку, — пояснил Мешалкин и тут же завизжал громким шёпотом, делая страшные глаза. — Ты чё, не понял?! Рубь гони! — При этом он начал озираться, как бы готовясь ударить. Но вдруг в его глазах мелькнул испуг. Он дёрнул за рукав Малькова и показал ему глазами куда-то за спину Макара:

— Валим!

— Вечером готовься, — прошипел Макару Мальков и метнулся в казарму вслед за Мешалкиным. Макар оглянулся. От столовой в их сторону шёл старшина роты прапорщик Хмельков по кличке «Сашка Шмель». Вечно полупьяный и вечно злой, бывший боксёр, он наводил ужас на всю роту. В казарме всегда была идеальная чистота. Стоило ему заметить грязь где-нибудь на стыке плинтусов, — вся рота будет драить казарму по сантиметрам. В таких случаях Шмель вышагивал по казарме и лично контролировал, чтобы «деды» тоже работали. За малейшее упущение бил в морду. Причём, только старослужащих. А те потом отыгрывались на молодых. Поэтому Макар тоже рванул в казарму, от греха подальше. Когда старшина поднялся на второй этаж и прошёлся между рядами коек, Макар уже лежал под одеялом и делал вид, что спит.

Вечером он заступил в наряд на кухню. В процессе общения с парнями своего призыва выяснилось, что свои кровные рубли отдали «дедам» не меньше десяти человек. Причём, фамилии вымогателей все были знакомые. «Одни и те же твари, — размышлял Макар, — заведётся вот такая плесень в казарме, и никто их не одёрнет, даже такие же „деды“, хотя, могли бы».

Все разговоры Макар вёл под запись, прекрасно понимая, что потерпевшие, откровенничая с ним, могут отказаться давать официальные показания. Такое воспитание у нашего поколения. Чуть ли не с молоком матери нам вбивали в подсознание, что ябедничать могут только девчонки, парням жаловаться нельзя, «стучать» — это вообще позор. После каждой беседы Макар незаметно проговаривал в микрофон фамилию собеседника. Материала, по его мнению, уже было достаточно на несколько уголовных дел.

В столовой во время дежурства «деды» его достать не могли. Следующим вечером, Макар настраивался на бурную ночь. Он был уверен, что вечером «деды» его в покое не оставят. Ещё немного материала добавится и хватит. Но действительность превзошла все его ожидания.

Развязка

После отбоя никого из вымогателей по началу слышно не было. Макар даже начал дремать. Проснулся от какой-то возни и хихиканья.

Приоткрыв глаза, он заметил, как двое «дедов» повели под руки Витьку Власенко в сторону бытовки. С Витькой — молодым с его взвода — Макар даже успел подружиться. Маленького роста с приятным лицом, большими голубыми глазами, Витька любил рассказывать о своей сестре — близняшке, какие номера с переодеванием они иногда откалывали.

Оглядевшись, Макар отметил, что других «дедов» не видно. «Что-то новое задумали, сволочи, — мелькнула тревожная мысль.

Через некоторое время послышались шаркающие шаги и в полумраке к его койке приблизились две фигуры.

— Подъём! — Макар получил тычок кулака в бок и узнал голос Скрипченко.

Спрыгнув на пол, он увидел и Малькова. «Без этой мрази конечно же не обойдётся», — кроме ненависти и презрения Макара переполняло любопытство, что же они новое задумали?

— Вперёд в бытовку, — послышалась команда.

У входа в комнату, где обычно подстригались, гладили парадную форму перед увольнением, подшивали подворотнички, Макар получил увесистый тычок в спину и едва устоял на ногах, осматриваясь.

Все шестеро отморозков были здесь. Все пьяные. Витёк Власенко стоял на коленях, двое держали его за руки и зажимали рот, а Мешалкин, пристроившись сзади, стаскивал с него подштанники. Витёк что-то пытался мычать, сквозь зажимавшие ему рот крепкие руки, из его глаз текли слёзы.

— Счас из тебя тоже будем девку делать, — услышал он довольный голос Малькова и дружный хохот ещё двоих балбесов, перекрывших выход их бытовки, — снимай штаны!

— Это в честь чего ещё, — возмутился Макар, — что за беспредел?

— В честь того, что мордочка у тебя симпатичная, — снизошёл до пояснения Скрипуха и показал на Власенко, — как и у него. — Макар машинально взглянул на Витька и понял, что через несколько секунд будет поздно. Время остановилось.

Первым попал под раздачу Мешалкин. Хорошим футбольным ударом ногой по обнажённым причиндалам Макар надолго, если не навсегда лишил его способности к размножению.

Затем, на секунду задумавшись, вырубил остальных точными, парализующими и очень болезненными ударами.

Когда его отпустило, шесть человек лежали без движения, только один из них — Мешалкин — стонал, зажав руки между ног, и дёргался в судорогах.

Витёк медленно выпрямился, быстро натянул подштанники, огляделся и от удивления даже всхлипывать перестал:

— Ты что с ними сделал, убил, что ли?

— Нет. Очухаются, но не скоро. Ты пока побудь здесь, никуда не уходи. Я скоро вернусь.

— Я б-боюсь, — Витёк испуганно огляделся, — а вдруг сюда ещё кто-нибудь припрётся?

— Вряд ли. Но, если кто появится, скажешь, что это ты всех вырубил и его вырубишь, если будет себя плохо вести.

Макар быстро пробежал по коридору, спросил у дневального, застывшего у тумбочки:

— Дежурный по части здесь?

— Должен быть у себя в кабинете.

Спустившись на первый этаж, Макар без стука вошёл в кабинет с надписью «Дежурный по части».

За столом резались в карты лейтенант из КЭЧ (коммунально — эксплутационная часть) с красной повязкой на рукаве и старшина роты. На столе стояла начатая бутылка водки, на газете, расстеленной рядом, было нарезанные сало, хлеб и луковица.

— Срочно звоните особисту, — выдохнул Макар.

— Тебя что, вашу мать, стучаться не учили? — Шмель медленно поднимался из-за стола, багровея на глазах. Лейтенант быстрым движением убрал со стола бутылку.

— Там в бытовке шесть трупов, звоните особисту.

Лейтенант мгновенно побледнел, открыл рот, пытаясь что-то сказать, но не смог.

— Ну, если врёшь!.. — прапорщик оттолкнул Макара и выскочил из кабинета. Лейтенант рванул за ним.

Макар растерянно поглядел им вслед, окинув взглядом опустевший кабинет, отметил два телефона. Один полевой с ручкой сбоку, которую надо было крутить, чтобы позвонить. Второй — обыкновенный с круглым циферблатом.

Макар снял трубку, услышал гудок и набрал номер квартиры Соболева: двадцать, тридцать, сорок. Трубку сняли на четвёртом гудке.

— Слушаю, — услышал он знакомый голос, абсолютно свежий, как будто человек даже и не собирался спать.

— Товарищ майор, докладывает старший лейтенант Коробов. Задание выполнено. Вам желательно срочно прибыть в часть.

Трубка несколько секунд молчала, пока переваривалась информация.

— Трупы есть? — голос Соболева внезапно стал хриплым.

— Пока нет, но, если опоздаете, — вполне возможно. Да, шестерых желательно арестовать прямо сейчас.

— Жди, — Соболев отключился.

Макар положил трубку, взял со стола кусочек сала, закинул в рот, отломил немного хлеба, пожевал, зажмурясь от удовольствия. Хорошо! Соскучился по нормальной человеческой пище. С сожалением посмотрел на оставшуюся на столе закуску и решительно вышел из кабинета.

В бытовке лейтенант и прапорщик пытались привести в чувство «дедов». Шмель пинал их ногами и орал:

— Нажрались, сволочи, в стельку. Обалдеть можно! Что вы такое жрали, что все вырубились?

Лейтенант увидел Макара у входа в бытовку и подошёл к нему вплотную:

— Что здесь произошло? Что ты видел?

— Да, собственно, ничего я и не видел, товарищ лейтенант, — Макар отметил, что Витёк успел исчезнуть и решил сменить тактику, — они тут что-то шумели, там в казарме плохо слышно было, вроде, как ругались. Потом слышно было какие-то крики, стуки, как будто дрались, потом всё стихло. Я захотел в туалет, проходил мимо, вижу — они все лежат и не шевелятся. Я сразу к вам, думал, что они все мёртвые. Мало ли, может, отравились чем… А что с ними, товарищ лейтенант?

— Да хрен его знает!

Тут Макар краем глаза засёк подходившего особиста и вытянулся по стойке смирно. Лейтенант через секунду тоже вытянулся. Прапорщик Хмельков, стоявший к двери спиной, наклонившись, одной рукой приподнял Мешалкина за грудки, другой хлестал его по щекам, выкрикивая:

— Что жрали, суки?! Говори, тварь! Убью!

— Отставить! — Скомандовал майор, быстрым взглядом оценивая поле битвы.

Шмель отпустил Мешалкина, резко развернулся, увидев особиста, машинально хотел отдать честь, но, вспомнив, что без головного убора, замер.

Соболев наклонился к ближайшему «деду» — Малькову, тот уже почти пришёл в себя — сидел на полу и мотал головой. Особист двумя пальцами оттянул ему веко на глазу, посмотрел на зрачок, хмыкнул:

— Пьян.

Потом тоже самое проделал с другим дедом:

— И этот тоже.

Обошёл всех, задержался возле Мешалкина:

— Что ты за яйца держишься?

— Больно! — прохрипел тот.

— Этот ещё и по яйцам получил, — майор кивнул каким-то своим мыслям, посмотрев при этом почему-то на Макара, — значит, так, лейтенант, этих алкашей до утра — в «холодную». («Холодной» называлась комната при караульном помещении. Она почти не отапливалась. Туда, обычно на ночь, помещали пьяных солдат, чтобы быстрее трезвели). Прапорщик, займитесь. А вы, товарищ лейтенант, сейчас мне напишите подробный рапорт.

Потом он повернулся к Макару:

— А ты, боец, как я понимаю, свидетель?

— Я случайно шёл мимо, смотрю — лежат.

— Достаточно. Оденься, пойдёшь со мной.

— Есть!

Макар одевался спокойно, поглядывая на Витьку Власенко. Тот делал вид, что спит. Хотя, судя по характерному дыханию, не спал никто. Макар подошёл к Витьку и шепнул ему на ухо:

— Ничего никому не рассказывай, пока я не скажу.

В дежурной комнате майор отчитывал лейтенанта. Начатая бутылка с водкой стояла на столе рядом с закуской.

— Ты понял, лейтенант, — гремел особист, — ты не только устроил пьянку на боевом дежурстве, ты притупил бдительность, чем тут же воспользовались несознательные солдаты. Они тоже пьянствовали, будучи уверенными, что их никто не будет проверять. В результате было совершено преступление. Я ещё буду разбираться, что здесь произошло, но чувствую, кто-то сядет в тюрьму, а кто-то, — он ткнул пальцем в грудь лейтенанта, — снимет погоны. У тебя впереди остаток ночи — напишешь рапорт. Утром после завтрака, рота никуда не расходится. В девять ноль-ноль общее построение. Ты тоже никуда не уходишь после того, как сменишься. Командира части я предупрежу. Этого бойца я забираю, — он кивнул на стоявшего в дверях Макара.

Когда они отошли от КПП на приличное расстояние, Соболев не выдержал:

— Рассказывай.

Макар подробно рассказал про ночные подъёмы, избиения молодых, вымогательство денег и попытку гомосексуального изнасилования.

— Ты уверен, что это всё можно будет доказать?

— Уверен. Надо будет зафиксировать побои, фамилии пострадавших я укажу. Есть записи разговоров. Их можно будет использовать. Ни «деды», ни молодые не знают, что такие записи доказательствами не являются. Расколются, никуда не денутся.

Дома, пока Макар с удовольствием плескался в ванной, Соболев раскрутил авторучку, подсоединил вынутую из неё «хитрую» деталь к специальной технике и прослушал запись.

Когда Макар вышел из ванной в трусах и майке, настроение у майора было приподнятым:

— Теперь я верю, что никто не сорвётся. Там достаточно записей по всем эпизодам. Сейчас давай спать, надо хоть немного отдохнуть. На утро у нас работы намечено, как говорится, — выше крыши.

Утром Соболев выдал Макару его офицерскую форму — чистую, выглаженную. Макар с удовольствием покрутился перед зеркалом, что вызвало дружное хихиканье жены Соболева и двух его дочек.

— Что ты, как девица, собой любуешься? — засмеялся и Соболев.

— Так ведь соскучился по правильной форме, да и когда в последний раз эту шинель одевал, на погонах было по одной звёздочке, а тут — сразу по три.

— Это точно. Карьеру ты лихо делаешь, даже завидно. Шутка. Я на самом деле рад за тебя. Ладно, нам пора выходить. Я вызвал отделение бойцов из комендатуры, будем аресты производить.

Бойцы комендантского взвода курили возле входа в казарму. Макар поневоле залюбовался — парни в форме десантников, все высокие — под два метра, крепкие, подтянутые, автоматы без прикладов.

— Так, бойцы, я — майор Соболев, следуем за мной, — скомандовал особист и направился в казарму.

— Товарищ майор, по вашему приказанию рота построена, — доложил незнакомый старший лейтенант с повязкой на рукаве «дежурный по части». Бывший дежурный — лейтенант — топтался рядом. Когда увидел вошедшего вместе с особистом Макара в офицерской форме, опешил, будто увидел привидение.

Макар, воспользовавшись тем, что Соболев отвёл в сторону командира части — майора, тоже находившегося в казарме, и о чём-то с ним в пол голоса разговаривал, подошёл к лейтенанту, шлёпнул его ладонью по плечу и, ласково улыбаясь, спросил:

— Ну что, лейтенант, готов к получению заслуженного наказания?

Тот ничего не ответил, только раскрыл рот и хлопал глазами. Новый дежурный, с интересом наблюдавший за этой сценой, ничего не мог понять. Макара он точно раньше не знал, поэтому спросил:

— Товарищ старший лейтенант, разрешите узнать цель вашего прибытия?

Макар на секунду задумался и отчеканил:

— Для проведения задержаний и арестов, в рамках уголовного дела. Совместно с майором Соболевым.

Теперь челюсть отвалилась у нового дежурного.

Начальство закончило совещаться, и оба майора направились на второй этаж. Проходя мимо Макара, командир части молча протянул руку, здороваясь. Макар отдал честь, поздоровался и присоединился к начальству.

Стоявшие в строю солдаты, поначалу не обратили на Макара внимания. Повышенный всеобщий интерес вызвали десантники с автоматами, выстроившиеся у противоположной стены. Их разглядывали с любопытством и напряжением. Непонятное всегда пугает.

Затем внимание переключилось на незнакомого офицера в форме, отличавшейся от привычной цветом петлиц и просветов на погонах. Вдоль строя покатился шёпоток узнавания. У многих глаза округлились от удивления.

Макар, наслаждаясь произведённым эффектом, не спеша, прошёлся вдоль строя, с насмешкой глядя на «старичков», стоявших во второй шеренге и остановился рядом с особистом.

Соболев поднял руку, пресекая удивлённый гул, и сказал:

— Сразу объясню ситуацию. До нас доходили слухи о случаях дедовщины, граничащих с преступлениями в этой воинской части. Так как проверить и тем более — доказать факты правонарушений было сложно, в команду молодого пополнения под видом призывника был внедрён офицер МВД старший лейтенант Коробов. Узнали? — майор взглянул на Макара.

Строй загудел.

— Разговорчики! — рявкнул прапорщик Хмельков. Мгновенно наступила тишина.

— Так вот, продолжу, — Соболев обвёл взглядом строй, — в результате проделанной Коробовым работы, были выявлены не только случаи дедовщины, за которые полагается дисбат, но и уголовные преступления, за которые дисбатом не отделаешься. Я больше, чем уверен, что некоторые из вас окажутся в тюрьме. Все, кого сейчас Коробов назовёт, выходят из строя. Приступайте, товарищ старший лейтенант.

Макар прошёл вдоль строя и остановился напротив автовзвода.

— Ну, салабон! — раздалось угрожающее шипение со второго ряда. Макар узнал голос Малькова.

— Кстати, о салабоне, — Макар повысил голос, чтобы всем было слышно, — я отслужил срочную и ушёл на дембель три года назад, когда вы — «дедушки» — и салагами то ещё не были.

Глядя в упор на своего главного обидчика, Макар скомандовал:

— Мальков, выйти из строя.

Тот толкнул в плечо стоявшего в первой шеренге молодого, боец сделал шаг вперёд и в сторону, Мальков вышел вперёд и повернулся к строю лицом.

— Скрипченко! Мешалкин! — Макар вызвал шесть человек, потом повернулся к десантникам, что с интересом наблюдали за происходящим, — можете уводить.

Десантники пришли в движение. Каждому из задержанных завели руки за спину и надели наручники, что вызвало у Макара недоумение. Никуда бы они не делись и без наручников. Потом он сообразил: нарочитая театральность этих действий окажет огромное психологическое воздействие, на всю жизнь врежется в память присутствующим. Об этом случае солдаты много лет будут рассказывать новеньким. Хватит на несколько поколений.

Сделав пару шагов по направлению к Соболеву, Макар оказался напротив бывшего дежурного лейтенанта, остановился и пристально посмотрел на него. Тот начал бледнеть, видимо решил, что сейчас арестуют и его.

«Ещё в обморок упадёт, — подумал Макар и быстро отвёл взгляд, — с тобой, дорогой, без меня разберутся».

Когда задержанных вывели, Соболев продолжил:

— Сейчас все разойдутся и продолжат несение службы в обычном порядке. Останутся на месте те, кого назовёт Коробов. Продолжайте, товарищ старший лейтенант.

— Власенко! Коротин!..

Всего в списке потерпевших и свидетелей было больше двадцати человек. Макар, по совету Соболева, хотел переговорить с этими людьми до того, как с ними начнут работать следователи, чтобы никто не сорвался. А то начнётся: «не знаю, не видел, спал, сам упал» и тому подобное.

Макар повернулся к майорам:

— У вас будет что-нибудь?

— Да, — Соболев, что-то в пол голоса объяснявший командиру части, сделал шаг вперёд и, повысив голос, сказал, — хочу предупредить всех, кто уже считает себя «дедами», и тех, кто станет ими со временем. Такие, как Коробов, могут оказаться в каждой новой команде молодого пополнения. Это становится обычной практикой. Так что советую служить без извращений, чтобы не оказаться в тюрьме или дисбате. У меня всё, командуйте прапорщик.

— Разойдись! — Непривычно трезвый вид Хмелькова навевал солдатам плохие предчувствия.

Когда Макар вошёл в ленкомнату, отобранные им молодые воины дружно встали.

— Вольно, садись! — Макар усмехнулся, — я чувствую, что у вас есть ко мне вопросы, давайте начнём с них, а потом перейдём к делу.

Руку поднял Власенко:

— Товарищ старший лейтенант, а как вы…

— Стоп! — перебил его Макар, — давайте без званий и «выканья». Забыли, что мы с вами вместе больше месяца жили одной жизнью, одними интересами? Я питался вместе с вами в одной столовой, вместе мыли полы, драили туалет, ходили в наряды и вообще…, что ты хотел сказать, Витёк?

— Я не могу понять, как вы…, то есть ты через три года после ухода на дембель, стал офицером — старшим лейтенантом? Насколько я знаю, в военных училищах учатся четыре года, после чего получают две звёздочки на погоны.

— Всё очень просто. Это я ещё год потерял — после армии работал шофёром. А потом поступил в спецшколу МВД, два года обучения, получаешь диплом юриста и звание лейтенанта. Мне по выпуску дали на звезду больше за выдающиеся спортивные успехи. Во время учёбы я стал чемпионом СССР по самбо и занял первое место на международных соревнованиях. А вообще офицером в МВД — младшим лейтенантом — можно стать через полгода после дембеля, — переждав удивлённый гул, добавил, — если кому интересно позже расскажу подробнее.

А теперь по делу. Скоро вас начнут допрашивать следователи. Некоторые из вас, у кого имеются переломы рёбер, синяки, ссадины и другие травмы, будут обследованы в медчасти. У меня к вам просьба: не стройте из себя партизан на допросе, рассказывайте об этих скотах всё честно, как было. То, что все они сядут, я гарантирую. И оставшихся «дедов» можете не бояться. Они сейчас будут вести себя как мыши под веником и мечтать только об одном — дотянуть до дембеля.

И ещё: практически все мои с вами разговоры, где вы рассказывали об издевательствах со стороны дедов, записаны на магнитофон, так же там есть и голоса самих подозреваемых, где они придираются: «сколько дедушке до приказа?» и где вымогают деньги. Так что, ещё раз повторю: никто из них не соскочит.

— А как ты сумел записать? — это уже Гена Коротин не выдержал, — что-то я у тебя магнитофона не видел.

— А ручку четырёхцветную ты у меня видел?

— Да, видел, я её даже брал у тебя, чтобы письмо написать. Там только один цвет работал.

— Это и был тот самый магнитофон, который ты не заметил. С очень мощным микрофоном.

— Ни хрена себе, какая бывает техника шпионская, — Гена смотрел на Макара с восхищением, — а с виду — обычная ручка, чуть живая, ещё изолентой обмотана, что б совсем не развалилась. Такую деды никогда не отберут — побрезгуют.

— На это и расчёт. Ну что, я думаю, мы договорились. Со следователями ведём себя честно.

Глядя на кивающих головами бывших сослуживцев, Макар почему-то поверил, что парни дадут показания такие, как надо.

По возбуждённому военной прокуратурой уголовному делу работала целая бригада следователей. Так как подозреваемые содержались на гарнизонной гауптвахте, то и допрашивали их там же. Пытавшиеся сначала всё отрицать «деды», после ознакомления с магнитофонными записями их разговоров, «поплыли», начали выгораживать себя и валить друг на друга. В результате удалось даже доказать и попытку изнасилования, то есть попытку насильственного акта мужеложства.

Молодые, сначала робко неуверенно, потом всё смелее давали показания против своих обидчиков.

Соболев активно общался со следователями, и постепенно из всех показаний улетучились упоминания о Макаре. В обвинительном заключении он вообще нигде не упоминался, ни как свидетель, ни как потерпевший.

Наконец, настал день, когда Соболев поздравил Макара с окончанием операции:

— Здесь дальше разберутся без тебя. Не забудь, что тебе ещё в Москве подробный отчёт писать. Я связывался с Васильевым, он разрешил тебе Новый год встретить в кругу семьи. Пятого января в девять утра ждёт тебя в своём кабинете.

Результат секретной операции

До пятого января оставалось десять дней. Макар усмехнулся про себя, когда подсчитал: получается, как солдатский отпуск за добросовестное несение службы, который он честно заработал, как рядовой солдат.

Через сутки с небольшим он был уже дома. Свалился, как снег на голову. Родные — мать, отчим и сестрёнка были предупреждены, что письма ему писать не надо, пока сам не напишет. Они уже волноваться начали, а тут он и сам нарисовался.

Как только родные отметили возвращение блудного сына и немного успокоились, Макар сбежал к Татьяне. Та тоже обрадовалась. В результате они сутки из постели почти не вылезали. Потом навестил друга Серёгу. Тот рассказал, что работает не опером, а начальником отряда. В оперчасти все должности заняты, и пока никто никуда уходить не собирается.

— Я. Макар, на этой работе боюсь совсем облениться, — жаловался Серёга, — никого мои способности не интересуют. Если бригады из моего отряда выполнят план, — я герой, могут грамотой наградить. Если не выполнят — я виноват, плохая воспитательная работа. Дурдом! Каждой бочке затычка, — то дежурный по производству, то с женщинами — учителями сидишь в зековской школе. Охраняешь, чтобы у долбанных учеников мысли похабные не появлялись. То с бухгалтерией ходишь, пока они что-то там с зеками сверяют, то с врачами в санчасти. Стенд у меня в кабинете о достижениях отряда художник из зеков рисует. Карточки индивидуальной работы с осуждёнными завхоз заполняет, — у него почерк похож на мой. Да и знает он моих воспитанников лучше, чем я, — сам из них. В общем — тупею потихоньку. А ты как? Опером работаешь?

— Числюсь. Ты знаешь, — Макар заранее придумал версию, чтобы не рассказывать правду, — меня сразу отправили на соревнования. То областные, то окружные, то за управление. Короче — только тренируюсь и выступаю.

— Первые места, наверное?

— Естественно. Везде, где только можно.

— Я рад за тебя. Горжусь. Чемпионом мира ещё не стал?

— Готовлюсь. Один чемпионат пропустил. Теперь только на следующий.

— Слушай, тут по зоне разговоры ходили, что в сентябре какой-то чемпион по самбо на танцах целую банду отметелил. Твоя работа?

— Да… так, размялся немного. А пусть не нарываются.

— Эх, жаль, меня там не было. Хорошо ты размялся. Главный у них — Хомча — без зубов остался. Он хотел себе золотые вставить и решил ювелирный грабануть, чтобы золотом разжиться. Мудак. Сейчас под следствием, скоро к нам привезут с новым сроком. У меня завхоз — его кореш, отсюда вся информация.

— Этого и следовало ожидать. Горбатого могила исправит.

Пятого января Макар прибыл в Москву к майору Васильеву. Таблички с фамилией на кабинете не было, только трёхзначный номер, поэтому сомнения Макара, что Васильев ― это не настоящая фамилия, так и не развеялись.

Майор был в хорошем настроении:

— Могу тебя поздравить. Наша операция признана успешной. В ближайшее время на её основе будет разработана и проведена целая серия таких операций. О результатах этого мероприятия будет объявлено по всем воинским частям. Так что, возможно, про дедовщину скоро совсем забудут.

Сейчас ты садишься за пишущую машинку и печатаешь подробный рапорт. Надо, чтобы одобрили на самом верху, — он показал пальцем в потолок. Макар машинально проследил взглядом, думая, кого Васильев имеет в виду: министра или Политбюро? Но уточнять не стал — какая разница?

— Ты здесь задержишься на несколько дней, до окончательного решения вопроса. Жить будешь в ведомственной гостинице, номер заказан. Это недалеко — минут десять пешком. Так, что ещё… суточные и зарплату за месяц получишь в кассе — кабинет сто одиннадцать, я сейчас позвоню. Всё, работай.

С рапортом Макар к обеду управился. Майор прочитал, задал несколько наводящих вопросов и отпустил, наказав особо не расслабляться:

— Ты можешь гулять по городу, ходить в кино, но регулярно заходи в гостиницу. Утром и вечером ты там в любом случае будешь, желательно ещё и в середине дня заглядывать, вдруг срочно понадобишься.

Макар получил деньги, устроился в гостинице, вечером сходил в кино. На следующий день гулял по Москве. Вечером в номер позвонил Васильев, поинтересовался, как дела, но ничего конкретного не сказал.

На следующий день, гуляя по городу, Макар решил: время убивать как-то надо, а бесцельно болтаться по улицам не интересно и придумал себе занятие — изучить часть города, примыкающую к гостинице. Пошёл по улице до перекрёстка, повернул налево, на следующем перекрёстке — опять налево. Обошёл квартал, изучил, потом — другой.

Макар, не спеша, двигался по незнакомой улице. Запоминая магазины, таблички с названиями учреждений — вдруг пригодятся. День был солнечный, искрился свежевыпавший снег, с которым воевали дворники, всеми цветами радуги переливались сосульки на карнизах домов. Хорошо одетые прохожие передвигались во всех направлениях, кто-то — не спеша, как и Макар, кто-то торопливо, с озабоченным видом.

Навстречу ему двигались две пожилые женщины, выгуливающие внуков. Двое ребятишек лет четырёх-пяти, не пропускали ни одной льдинки, раскатанных на тротуаре ботинками прохожих. Не обращая внимания на покрикивающих бабушек, они, смеясь, вприпрыжку разгонялись, чтобы, оттолкнувшись, проехать несколько метров.

Мельком взглянув на женщин, Макар поразился: одна из них, которая помоложе, была удивительно похожа на его мать, разве что одета слишком модно, мать так никогда не одевалась. Да и где бы она могла достать в провинции такие наряды?

Пройдя вперёд несколько метров, Макар машинально оглянулся на женщин и вздрогнул. Оторвавшаяся от крыши огромная глыба снега со льдом падала прямо на расшалившихся ребят. Она пролетела уже половину расстояния до земли и, под действием неумолимого закона притяжения, через пару мгновений должна была накрыть ребятишек.

Время замерло. Макар рванул с места. Расстояние в двадцать метров он преодолел со скоростью, достойной мирового рекорда, хотя умом понимал, что необходимости так спешить не было. Глыба зависла в трёх метрах над головами мальчишек, один из которых замер в состоянии скольжения по льду, а второй — в момент отталкивания на кончике одной ноги с полусогнутой другой.

Макар, стараясь не глядеть вверх, схватил по очереди обоих пацанов и отбежал с ними на безопасное расстояние. Поставив их на снег, он быстро вернулся на исходную позицию и «отпустил» время.

Раздался громкий шлепок упавшего снега, по ушам тут же резанул испуганный визг обеих женщин, резко оборвавшийся на самой высокой ноте, — заметили, что внуки живы, здоровы, с криками выбираются из снега в стороне от тротуара.

Макар пошёл дальше, погрузившись в размышления о том, какие ещё возможности у него появились в связи с открывшимся даром. Причём так глубоко задумался, что, обойдя квартал, понял, что абсолютно ничего не запомнил.

Целую неделю Макар скучал. Гулял по городу, посетил Третьяковку, ВДНХ, пересмотрел все новые фильмы в кинотеатрах. Хорошо, хоть в номере был телевизор, а при гостинице была целая библиотека из книг, забытых или оставленных жильцами.

Ровно через неделю, когда Макар, позавтракав в кафе при гостинице, валялся на кровати с книгой, зазвонил телефон.

— Хорошо, что я тебя застал, — по голосу чувствовалось, что Васильев чем-то взволнован, — завтра в пол одиннадцатого ты должен быть в моём кабинете в парадной форме, она у тебя, кстати, с собой?

— Так точно, только погладить нужно.

— Вот и приводи себя в порядок, завтра жду, — майор отключился.

Макар терялся в догадках. Раз в парадке, значит — к высокому начальству. А зачем? Могут как поощрить, так и наказать. Короче — будь, что будет.

Утром в кабинете Васильева он увидел старого знакомого — Соболева. Оба майора тоже были в парадной форме.

— Так, все в сборе, выходим, — сразу распорядился Васильев, закрыл за собой кабинет и быстро повёл всю компанию по запутанным коридорам здания.

— Куда хоть идём и зачем? — попытался выяснить Макар на ходу у Соболева.

— Я думаю, будут награждать, — ответил тот, улыбаясь. Но потом сделал серьёзное лицо и добавил, — а, может, и наоборот.

Спасибо, называется — разъяснил.

Всё-таки наградили. Сначала зачитали приказ, в котором за успешное проведение экспериментальной операции всех троих повысили в звании: майоры стали подполковниками, а Макар — капитаном. Потом все трое были награждены медалями: Васильев и Макар — «За отличие в охране общественного порядка», а Соболев — «За боевые заслуги». Двое присутствовавших здесь же незнакомых Макару полковников за то же самое были награждены орденами. Награды вручал лично министр внутренних дел, которого Макар сразу узнал по портретам, висевшим в большинстве кабинетов сотрудников министерства.

От непривычной обстановки Макар разволновался, даже в горле пересохло. Кое-как сумел произнести положенное «Служу Советскому Союзу!» Поэтому, когда после награждения подошли к накрытому в соседней комнате фуршетному столу, он с удовольствием, едва дождавшись тоста, осушил пол бокала шампанского, нарушив все свои принципы. Когда ещё придётся выпить в такой компании! Кроме министра, при награждении присутствовало ещё три генерала.

Макар думал, что, придётся отвечать на вопросы, и боялся ляпнуть что-нибудь не то, но — напрасно. Два свеженаграждённых полковника вертелись вокруг начальства, полностью заслонив массивными тушами и Макара и бывших майоров.

Соболев и Васильев (как оказалось, это всё-таки его настоящая фамилия) налегали на вино, а Макар — на сок.

Министр и генералы накатили по несколько рюмок коньяка и удалились. Соболев сразу после выхода из-за стола заторопился и распрощался. А Макара Васильев повлёк обратно к себе в кабинет.

— Присаживайтесь, товарищ капитан, — он указал Макару на стул, разговор будет серьёзный.

— Спасибо, товарищ подполковник, — ответил любезностью Макар, усаживаясь.

— Ту такая ситуёвина получается, — Васильев задумчиво смотрел перед собой, ты в курсе, я думаю, что мы ввели войска в Афганистан? — Макар утвердительно кивнул головой. В последнее время у него было достаточно времени, чтобы смотреть новости по телевизору, — так вот, там война серьёзная и, как мне кажется, надолго. Я не хотел бы, чтобы кто-нибудь из наших великих стратегов, — Макар сразу представил награждённых полковников, — вспомнил о тебе и отправил с каким-нибудь сверхсекретным заданием на эту бойню. Ты особо не обольщайся, каким бы ты ни был шустрым, — от мины или снаряда увернуться очень сложно. А ты мне нужен живым и целым. Есть тут серьёзные задумки, и такой человек, как ты, нам очень бы пригодился. Но там ещё ситуация не созрела, нужно выждать определённое время.

Васильев встал, прошёлся по кабинету, зачем-то открыл дверь, выглянул в коридор и вернулся на своё место.

— Я хочу тебя на какое-то время спрятать. Убрать, так сказать, подальше от глаз начальства. Ты парень холостой, тебе ведь всё равно где жить?

Макар пожал плечами.

— В общем, пока поработаешь простым опером в колонии, но не в том Управлении, где ты начинал, а в Коми АССР. Согласен?

Макар с облегчением кивнул. Его это вполне устраивало.

— Если про тебя вспомнят, я скажу, что ты выполняешь особое задание. Подробности здесь не принято выяснять. Занят, так занят, будут искать другого. А мы выиграем главное — время. Я не забыл о твоих спортивных успехах. Уверен, что ты и чемпионат мира выиграешь. Но не сейчас. Наши начальники — завзятые болельщики. Увидят тебя… короче, — лучше не напоминать. Я не знаю, сколько времени понадобится — год, два… там будет видно. Как только всё успокоится, я тебя сразу найду. Ну и ты не забывай. Будешь в Москве — по делам или в отпуске — звони, вот телефон, — Васильев протянул бумажный квадратик, — здесь служебный и домашний. Завтра утром в знакомом тебе кабинете получишь направление, проездные документы, ну и всё остальное.

Новое место службы

Чикса-озеро — так назывался посёлок, в котором находилась исправительно-трудовая колония — новое место работы Макара.

Через двое суток после разговора с Васильевым, Макар прибыл в Управление Лесных ИТУ (УЛИТУ), расположенное в небольшом городке Коми АССР. Своим появлением он серьёзно озадачил местных кадровиков, с удивлением глядевших на его погоны капитана и медаль на груди. Пришлось объяснять, что дважды получал звание досрочно. Первый раз — за спортивные успехи по окончании школы МВД, второй — за выполнение секретного спецзадания, за это же, кстати, и медалью награждён. Подробности он рассказывать не имеет права. Вся нужная информация находится в его личном деле, отправленном спецпочтой. Они его скоро получат. А пока он передал начальнику отдела кадров запечатанный конверт. Васильев сказал, что там содержится просьба направить его опером в самую отдалённую колонию, за подписью зам министра. Судя по удивлённо поднявшимся бровям кадровика, письмо его впечатлило.

— Какая-то ты загадочная птица, — кадровик задумчиво посмотрел на Макара, — может, чей-то родственник? Хотя, это вряд ли. Тогда тебя просили бы оставить при Управлении, а не сослать к чёрту в задницу. Ну, ладно, можешь ничего не объяснять. Со временем сами всё узнаем. Раз просят сослать подальше — поедешь инспектором оперчасти в ИТК-17, там всего три опера, включая начальника оперчасти, одного не хватает. Колония особого режима, то есть содержатся в ней особо опасные рецидивисты, занимаются обработкой леса. Расположена она в посёлке Чикса-озеро, это, так сказать, — столица отделения. Есть ещё более отдалённые колонии поселения, но там оперативники везде есть. Транспортная связь с Чиксой или по реке — шесть часов на «Заре» — это такой катер на подводных крыльях, ходит через день, но только летом, а сейчас, если ты заметил — зима, или — по воздуху. Самолёт АН-2, знаменитый «кукурузник», летает каждый день. Пол часа удовольствия — и ты на месте. Но только, если погода лётная. Сейчас зимой можно добраться на попутке. Через диспетчера узнаешь, есть ли здесь сейчас кто-нибудь из Чипсы. Оттуда ежедневно сюда ходят бензовозы и другой транспорт — за продуктами, запчастями и т. д. Если есть свободное место — они всех берут.

Кадровик посмотрел на часы:

— Сегодня ты уже точно никуда не успеешь, пока оформишь удостоверение, другие документы. Фото, кстати, есть? Нет? Фотограф через два дома от управления, найдёшь. Переночуешь в гостинице, а утром, советую, выдвигаться в аэропорт. Погода в последние дни хорошая, должен улететь.

На следующий день Макар рано утром был в аэропорту. Желающих улететь в разные стороны было много. В кассе на небольшом выступе лежали листочки с названиями посёлков и списками фамилий на каждом. Макар нашёл список, озаглавленный Чикса-озеро. В нём было записано одиннадцать человек. Макар записал себя двенадцатым. Только закончил, окошко распахнулось, оттуда высунулась женская рука с ярко-красными накрашенными ногтями, ловко собрала листочки и исчезла.

Через несколько секунд за окошком послышался женский голос:

— На Чиксу уже комплект.

— Заводи, поехали, — отозвался мужской баритон.

— Внимание! Начинается продажа билетов на Чикса-озеро, — раздался голос, усиленный мощными динамиками. Макара, не успевшего отойти, тут же прижали к кассе. Народ быстро разобрался и построился за ним в очередь.

Окошко снова распахнулось. Кассирша — миловидная женщина лет тридцати несколько секунд с интересом разглядывала Макара, затем спросила:

— Молодой человек, так и будем стоять или всё-таки билет возьмём? Паспорт и деньги!

— Удостоверение можно? — Макар рылся в карманах, вспоминая, куда засунул паспорт.

— Можно, — изучив удостоверение, кассирша улыбнулась, — такой молоденький и уже капитан…

— Так получилось, — виновато ответил Макар, что вызвало смех сзади, — а сколько стоит билет?

— До Чиксы — три рубля.

Полёт на «кукурузнике» удовольствием может назвать только какой-нибудь извращенец-мазохист. Пока самолётик взлетал и ложился на курс, было ещё терпимо, только уши заложило. А когда он набрал высоту с километр и пошёл по прямой, — началось. То, ни с того, ни с сего, самолёт начинал как бы проваливаться, какое-то мгновение пассажиры находились в состоянии невесомости, но тут транспортное средство достигало каких-то плотных слоёв воздуха, резко отталкивалось непонятно от чего, и начинало опять набирать высоту. Потом всё повторялось.

От таких качелей Макар едва сдерживал приступы тошноты. А многие и не сдерживались, особенно женщины. Оказывается, для этих целей в самолёте имелись специальные бумажные пакеты, в них многие и уткнулись носами. Сидевший рядом с Макаром капитан в такой же, как и у него форме, даже лицом позеленел, но сдерживался. Казалось, эта пытка никогда не кончится, хотя время полёта заняло всего пол часа. Когда же самолёт, наконец, приземлился, капитан выскочил первым, отбежал к хвосту самолёта и зашёлся в рвотных спазмах. Пассажиры потянулись к зданию аэропорта — деревянной избушке с топившейся печкой. Дым из трубы поднимался вертикально вверх и где-то в высоте изгибался под прямым углом.

Навстречу прилетевшим пассажирам такой цепочкой по протоптанной в снегу тропинке шли улетающие. Спустившись по широкой деревянной лестнице, прилетевший народ разделился на две группы, так как в посёлок вели две дороги. Одна широкая, накатанная автомобилями, другая — протоптанная в снегу тропинка по шпалам УЖД.

Макар остановился на распутье, решая, к какой группе присоединиться. Тут его догнал повеселевший капитан, хлопнул по плечу:

— Чего задумался?

— Да вот, думаю, как лучше пройти? Мне в кадры отделения надо.

— Без разницы, где идти, расстояние одинаковое. А ты новенький, значит. То-то я смотрю, вроде тебя раньше не видел. Раз в отделение — значит — зоновский. А куда конкретно: в семнадцатую или тринадцатую?

Макар сообразил:

— ИТК-17, инспектор оперчасти.

— А я — воинский. Командир девятой роты капитан Стержнев. Блин, сколько не летаю, никак не могу привыкнуть. Всё время выворачивает.

— Да я тоже, еле выдержал.

Деревянное здание отделения (ОИТК-3) находилось в центре посёлка на берегу реки Пинжа и внешне издалека ничем не отличалось от однотипных финских домов — самых популярных архитектурных строений населённого пункта, разве что — большим количеством окон.

Макар постучал в дверь с надписью «Отдел кадров», услышал: «Да» и вошёл в кабинет.

Начальник отдела кадров — пожилой майор с седыми висками растерянно переводил взгляд с Макара на его документы.

— Если я правильно понял, вы, молодой человек, два года назад поступили в школу МВД в звании младшего лейтенанта?

— Точнее — два года и пять месяцев, — уточнил Макар.

— Да-да. И за два года и пять месяцев вы дослужились до звания капитана?

— Так получилось, — Макар опять повторил ту же фразу, что и в кассе аэропорта, как бы оправдываясь, — скоро по почте придёт личное дело, там всё будет расписано.

— А на словах можете объяснить? — В глазах кадровика горело нешуточное любопытство.

— Конечно. По окончании школы мне было досрочно присвоено звание старшего лейтенанта за выдающиеся спортивные достижения: я стал чемпионом СССР по самбо и победил на международных соревнованиях европейского уровня.

— Ого! Так ты у нас ещё и спортсмен! — Майор резко перешёл на «ты».

— Ну да, есть немного.

— Ничего себе — немного! Чемпион Союза! Как тебя, вообще, из Москвы то отпустили? Ну, а капитаном-то как стал?

— Выполнял особое задание. За что был награждён медалью с присвоением очередного звания досрочно. — Макар расстегнул шинель и продемонстрировал медаль.

Вошедшая в этот момент в кабинет девушка, обошла вокруг Макара, с интересом его разглядывая, положила на стол пачку документов, села за стол и спросила, глядя на Макара:

— Иван Павлович, это что — наш новый сотрудник?

— Да, Лариса, знакомься — капитан Макар Коробов, спортсмен и герой. Успел отличиться и заслужить медаль. Кстати, а подробнее про спецоперацию можешь рассказать?

— Не имею права. Там всё секретно. Пока. Может, скоро разрешат, тогда — с удовольствием.

— Неужели в Афганистане отличился? — Сделал попытку майор.

— Нет, намного ближе, — Макар успел отметить, как у Ларисы успели округлиться глаза от удивления. Девушка ему чем-то сразу понравилась.

В отделе кадров Макар застрял надолго. Пока оформляли документы, что-то согласовывали по телефону, подписывали какие-то бумаги в бухгалтерии, время подошло к обеду.

— После обеда, к пяти часам вечера ты должен быть в кабинете начальника колонии, представишься и начнёшь работать. — Иван Павлович закончил переговоры по телефону и посмотрел на Макара, — сегодня у тебя уже полный рабочий день считается.

Лариса вызвалась показать, где находится столовая и общежитие, куда на первое время определили Макара.

По расчищенному от снега тротуару можно было передвигаться или друг за другом, или тесно прижавшись. Лариса уверенно взяла Макара под руку.

— Этот тут рядом, а мне всё равно мимо идти. Вот в этой двухэтажке на первом этаже общага, а в следующей — тоже на первом этаже — я живу, — Лариса лукаво заглянула Макару в глаза, — можешь заходить в гости.

— Так просто? — смутился Макар, — а не боитесь, что люди подумают?

— Вот ещё! Пусть думают и говорят, что хотят, я женщина свободная. Да и ты парень не женатый, я анкету видела. И не надо мне «выкать», а то я себя чувствую какой-то старой.

— Хорошо. Как скажешь, Лариса, — Макару девушка нравилась всё больше и больше. Своей непосредственностью она ему чем-то напоминала Татьяну. Даже была чем-то на неё похожа.

— Столовая работает с двенадцати до трёх, не успеешь — будешь голодным, ― Лариса шутливо оттолкнула его и побежала к своему дому.

В двухкомнатной квартире, которая и являлась общежитием, было шесть спальных мест. На одной из коек сидел лохматый парень с волосами до плеч и с любопытством смотрел на вошедшего Макара,

— Ты один здесь живёшь? — Макар подошёл к парню, протянул руку и представился, — Макар.

— Стёпа, — парень вскочил, пожимая руку, — почему один? Вдвоём с Серёгой. Ты, значит, третий, если тоже здесь жить будешь.

— Буду. Пока с жильём не определюсь. Какую койку можно занимать?

— Любую. Кроме моей и Серёгиной — вот этой.

Макар выбрал койку в соседней комнате, сунул под неё свою сумку с вещами:

— А Серёга где?

— В зоне. Он начальником отряда работает, по званию — старшина. Сегодня дежурит по бирже. Я с ним в столовой виделся, приходил на обед и сразу ушёл.

— Так ты уже обедал? Пойду и я схожу.

Из шести столиков в небольшом зале столовой занят был только один, самый дальний от входа. Сидевшие за ним трое мужиков, встретили Макара хмурыми настороженными взглядами.

«Поселенцы, наверное», — подумал Макар.

— Что кушать будете? — Грудастая кассирша окинула Макара оценивающим взглядом,

— Мне, пожалуйста, первое, второе и третье.

— На первое только борщ остался, на второе можем колбасы с яйцом пожарить. И компот.

— Годится, — Макар рассчитался, взял поднос и подошёл к раздаточному окну.

Худенькая молоденькая девчушка подала ему тарелку с борщом, густо сдобренным сметаной, и компот:

— Когда второе будет готово, я вас позову.

Макар сел за свободный столик так, чтобы держать в поле зрения обеденный зал и раздатчицу, и принялся за борщ,

Один из поселенцев что-то неразборчиво сказал, и все трое засмеялись, глядя на Макара.

«Наверняка что-то оскорбительное брякнул в мой адрес, сволочь», — напрягся Макар, — «и предъявить то ничего нельзя. Только дураком выставят», — Макар продолжал работать ложкой, размышляя. И тут его осенило. Время замерло.

Подойдя к застывшей троице, Макар взял с их стола солонку, убедился, что она полная, и высыпал соль каждому в тарелку с борщом, разделив поровну. Потом взял из руки одного из них ложку, тщательно размешал соль и вставил ложку обратно в замершую руку. После чего вернулся на своё место.

— Что за чёрт! — Как только время восстановилось, за столом у поселенцев раздались возмущённые вопли. Макар с каменным лицом, едва сдерживаясь от смеха, доел борщ, сходил за вторым, не спеша, съел и запил компотом. Прикупил на ужин пирог с мясом и капустой.

Когда он уходил, за столом у поселенцев страсти достигли накала. Все трое обвиняли друг друга в диверсии, и все не могли понять, как это было сделано.

Тяжёлый первый рабочий день

Двухэтажное деревянное здание штаба ИТК-17 было стандартной конструкции — с пропускным шлюзом в левой его части. Шлюз закрывался на железные ворота с двух сторон. Через них заезжал и выезжал транспорт, и проходили партии осуждённых на рабочие объекты и обратно.

Точно такое же здание штаба было в колонии, где Макар начинал службу старшиной, такое же было и в головной колонии, которую тоже приходилось посещать. Макар каждый раз удивлялся, зачем городить шлюз внутри здания, когда проще сделать пропускные ворота рядом с ним? Видимо, архитекторы МВД руководствовались какими-то, непонятными ему соображениями.

Вход в штаб был слева от шлюза. Макар легко вбежал на второй этаж и пошёл по узкому коридору, читая таблички на кабинетах. Напротив лестницы был кабинет с надписью «оперчасть». Макар постучал в дверь, дёрнул за ручку — закрыто, нет никого. Дальше были таблички «Зам. по РОР», «Зам. по ПВР», «спецчасть», «бухгалтерия», «канцелярия». Коридор упирался в дверь с надписью «Начальник ИТК-17».

Макар постучал в дверь, ответа не последовало, машинально потянул за ручку, дверь распахнулась. За ней оказался небольшой тамбур и ещё одна дверь. Макар опять постучал, услышал: «Да!», и вошёл.

В кабинете курили подполковник и майор. Подполковник сидел, по-хозяйски развалившись за столом, майор — на стуле сбоку. Оба с интересом посмотрели на вошедшего капитана.

— Товарищ подполковник, капитан Коробов прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего несения службы. Назначен на должность инспектора оперчасти.

— Мне звонил Иван Павлович, я в курсе. Ты с жильём определился?

— Так точно, вселился в общежитие.

— Ну, это не на долго. Как только какая-нибудь квартира освободится — переедешь. Ты присаживайся поближе, стул возьми, расскажи нам, как ты так быстро карьеру сделал?

Макар взял у стены стул, поставил его поближе к столу, сел и вопросительно посмотрел на майора. Подполковник спохватился:

— Мы не представились. Я — подполковник Шепелев Николай Семёнович, это — зам по РОР майор Ткачёв Михаил Иванович, твой непосредственный начальник.

— Ну, непосредственный у него будет капитан Буренков — начальник оперчасти, — Ткачёв затянулся сигаретой, откинувшись, выпустил дым вверх, с интересом глядя на сидевшего напротив Макара, — закуривай, если хочешь, не стесняйся.

— Спасибо, не курю.

— Спортсмен он, не пьёт, не курит, Иван Павлович рассказывал. Редкий случай, — Шепелев загасил сигарету в пепельнице, — а то у нас тут все… в основном наоборот. А где, кстати, Буренков? Может, вызвать его сюда, познакомить с новым опером?

— Да они все втроём с утра на биржу рванули. Там мы одну операцию разработали…, должны были уже давно доложить результаты, да что-то никто пока не объявлялся.

— Ладно. Расскажи нам пока о себе, молодой человек.

Макар рассказал то же самое, что и кадровикам Управления.

— Лихо ты карьеру делаешь! — Услышал Макар уже знакомую фразу от подполковника.

— Ещё четыре года и майора получишь, — добавил его заместитель, потом, немного подумав, сказал, — то, что ты хороший спортсмен, это неплохо, только про соревнования можешь забыть. Соревноваться тут не с кем.

— Жаль, — Макар сделал расстроенное лицо, — я мечтал стать чемпионом мира.

Начальники от души расхохотались.

— Будешь чемпионом Чиксы, — сказал, давясь от смеха, майор Ткачёв, — это намного выше, чем мира, — он опять зашёлся от смеха, — причём, даже соревноваться не придётся. Только объяви соревнование по самбо и всё — ты победитель. Никто не выйдет.

— Да, у нас тут такие самбисты, — Шепелев перестал смеяться, — втроём на пьяного жулика наручники пол часа одеть не могут.

— А что, тут в Управлении соревнований не бывает?

— Почему не бывает? — Шепелев задумался, — были как-то, года три назад, между отделениями. Наши тоже ездили, второе место заняли по волейболу за счёт пожарников. Им там делать не хрен, вот они и тренируются целыми дням. Ещё по многоборью соревновались: бегали, стреляли, плавали. Тут наши хуже всех оказались, один майор чуть не утонул. А в прошлом и позапрошлом годах вроде ничего и не было. Или я что-то пропустил? — он посмотрел на Ткачёва.

— Нет, точно не было, — Ткачёв к чему-то прислушался и подошёл к окну, — съём начался. Пошли, капитан, привыкай к работе нашей нелёгкой.

Ворота шлюза были распахнуты. Перед ними осуждённые, прошедшие комнату обысков, разбирались на группы по пять человек и по команде проходили в жилую зону.

Принимали их прапорщик с повязкой «начальник караула» и сержант, в руке у которого была длинная доска с ручкой, на которой он что-то отмечал карандашом.

— Девятая пошла! — Скомандовал прапорщик, и очередная пятёрка осуждённых прошла мимо него.

— Здесь у нас комната обысков, она же «шмоналовка», — показал Ткачёв на небольшой деревянный домик.

В комнате вдоль стен стояли солдаты с буквами «ВВ» на погонах и прапорщики. Осуждённые заходили в одну дверь и выходили после обыска в другую. Движение регулировал на входной двери прапорщик с повязкой «НВНК» на рукаве (начальник войскового наряда контролёров), направляя к освободившемуся солдату словами: «направо, налево». Комната обогревалась, по периметру вдоль стен в железных трубах бежала горячая вода, но из-за постоянно распахнутых дверей, температура внутри почти не отличалась от уличной. Не помогали и брезентовые шторы на дверях.

— Пойдём в зону, — Ткачёв поманил Макара на выход. На улице пояснил, — сейчас снимается наш основной объект: «лесобиржа». Расположен в километре от жилой зоны. Съём проводим в две партии. Когда первая заходит в жилую зону, вторая выходит с объекта. Да где же, блин, оперативники! Коля, — обратился он к начальнику караула, — оперативники проходили в зону?

— Нет, Михаил Иванович, не было. Утром видел, и всё, — тот пожал плечами.

— Утром и я видел, — проворчал Ткачёв, — кстати, имей в виду — это новый оперативник — капитан Коробов.

Прапорщик отдал честь и протянул Макару руку:

— Прапорщик Савельев, Николай.

Макар пожал протянутую руку:

— Макар.

Пройдя по инерции немного вперёд, он остановился, растерянно глядя на проходящих мимо него зеков, поджидая Ткачёва, — тот что-то уточнял у Савельева.

— Какой симпатичный капитан, — один из пятёрки полосатиков метнул на него озорной взгляд, — так бы и…

Окончание фразы Макар не расслышал. Но, судя по дружному смеху и оглянувшимся на него весёлым лицам, его опять оскорбили.

«Да что вы сегодня, сговорились, что ли?» — вспыхнувшая у Макара ярость остановила время без его желания. Быстро догоняя весельчака, Макар прикидывал на ходу, как его наказать. Тот, видимо, хотел сплюнуть, так и застыл с высунутым изо рта кончиком языка. Макар легонько ударил его ладонью по нижней челюсти. Из прикушенного языка брызнула струйка крови.

Удовлетворённый Макар вернулся на исходную позицию и с интересом стал наблюдать, когда время опять восстановилось.

— Бли-ин! — Озорник резко остановился, присел и схватился двумя руками за челюсть.

— Ты чего, Тюря?

— Яжык прикушил, — прошепелявил тот, сплёвывая на землю слюну с кровью.

Зеки заржали. Один из них — пожилой — негромко сказал, покосившись на Макара:

— Это тебя, Тюря, бог наказал. Не будешь своим поганым языком всякую хрень ляпать.

— Что там такое? — Подошедший Ткачёв посмотрел на остановившихся людей.

— Язык кто-то прикусил, что ли… — Макар пожал плечами.

На букву «А»

— Михаил Иванович, — к Ткачёву подбежал капитан с повязкой ДПНК на рукаве (дежурный помощник начальника колонии), — с биржи звонили. Троих не хватает, вроде побег.

— Твою мать! — Ткачёв в сердцах сплюнул, — фамилии сказали?

— Да. Антипов, Астахов, Анкудинов — все с двадцать восьмой бригады.

— И все большесрочники! Не хотел же я их на биржу выпускать… блин! Где наши опера! Где их черти носят! Так, как тебя… Макар забери в спецчасти личные дела этих побегушников, пока женщины не ушли. Хотя, тебя же там не знают… пошли вместе.

Поднявшись опять на второй этаж, Ткачёв толкнул дверь с надписью «спецчасть». В кабинете сидели две женщины: одна пожилая в форме с погонами майора, другая — молодая в платье с кудрявыми светлыми волосами.

— Знакомьтесь, девушки, это новый оперативник, капитан …э-э-э, Коробов, — представил Макара Ткачёв, — выдайте ему дела Антипова, Астахова и Анкудинова.

— Все на букву «а», — отметил Макар.

— Что? А-а-а, действительно, — согласился Ткачёв, — стоп! А куда же ты их денешь, у тебя же и ключа от кабинета нет. Вот, блин! Ладно, к себе занесу.

— А что, оперативников то, нет, что ли? — Женщина-майор записывала в журнал выдачи фамилии осуждённых.

— Да с утра, как ушли на биржу, так нигде и не засветились, — Ткачёв чертыхнулся, — ну, что, капитан, бери дела, забросим их ко мне в кабинет и пойдём на биржу, раз больше некому.

На КПП рабочего объекта Ткачёв спросил у сержанта, открывшего им дверь:

— Оперативники когда вышли с объекта?

— А как у них фамилии?

— Капитан Буренков, старший лейтенант Гавриленко и лейтенант Фомин.

— Сейчас, секунду, — сержант отошёл вглубь караульного помещения и о чём-то переговорил с солдатом, внешность которого выдавала среднеазиатское происхождение. Вернувшись к окошку, доложил, — где-то за час до начала съёма вышли, товарищ майор, все втроём.

— Выпускал не ты?

— Никак нет. Он выпускал, — сержант показал на солдата, — я — отдыхающая смена был.

— Блин, один человек по-русски умеет говорить, да и то не совсем, — проворчал Ткачев, открывая дверь из пропускного тамбура, — куда же они ушли, опера наши. Именно сейчас, когда они нужны, их, как назло — нет!

— Ваше удостоверение, товарищ капитан, — сержант смотрел на Макара.

— Пожалуйста, — Макар предъявил удостоверение в развёрнутом виде и подумал, что у Ткачёва удостоверение не спросили. Понятно: его знают в лицо, а Макара нет.

Как только они вышли из КПП, к Ткачёву подбежал молодой парнишка в форме с погонами старшины на шинели:

— Товарищ майор, разрешите доложить, — побега нет.

«Наверное, тот самый Серёга, сосед по общежитию», — подумал Макар.

— Как нет? — опешил Ткачёв, — нашли их, что ли?

— Так точно! Нашли три трупа.

— Что-о?! Ни хрена себе заявочки! — Ткачёв остолбенело остановился, — час от часу не легче. Чьи трупы?

— Ну, этих, которых не хватает. Я с контролёром сразу пошёл в двадцать восьмую бригаду проверить, может, заснули по пьянке. А они там, в сенях. Все раздетые и все мёртвые.

— Ты уверен, что все мёртвые?

— Так точно. Хотя… там темно, я спичками светил. Нет, точно мёртвые… на морозе, раздетые. Да, у крайнего горло перерезано.

— Понятно. Пошли, Коробов посмотрим.

— Так, это, товарищ майор. Может, съём объявлять? — Дежурному явно не терпелось быстрее закончить и свалить домой.

— Погоди, надо убедиться, что это именно те трупы.

— А чьи же ещё, — рассмеялся парнишка, — с посёлка принесли, что ли?

— Может, и с посёлка, — проворчал Ткачёв, — пошли, покажешь. Кстати, почему ты спичками светил? Где фонарик?

— Так я и не подумал, товарищ майор, что он понадобится. До съёма то ещё светло, а потом, я же после дежурства, сразу домой.

— Днём тоже может понадобиться. От тебя жулики в любой тёмной кладовке могут спрятаться, как проверишь?

Старшина промолчал, а Макар подумал, что такой проверять ничего не будет. На виду всё нормально — и ладно. А там, дальше — пусть хоть все тёмные углы трупами завалены. Главное, чтобы во время съёма общее количество сошлось.

Рабочий объект «лесобиржа» растянулся на полтора километра вдоль берега реки. По периметру, с одной стороны, он был обнесён двойным забором, один деревянный из трёхметровых досок, другой — из колючей проволоки. Между заборами летом распахивалась земля, чтобы были видны следы (контрольно-следовая полоса или КСП), зимой функцию КСП выполнял нетронутый снег. Через равные промежутки над деревянным забором возвышались квадратные вышки, из которых выглядывали солдаты в тулупах и с автоматами. Такой же ряд вышек виднелся на другом берегу реки. Осуждённые на объекте занимались разделкой длинных брёвен — хлыстов, которые завозились лесовозами и тепловозами по УЖД. У каждой бригады был собственный деревянный дом для обогрева, складирования инструмента и рабочей одежды. Эти дома почему-то все называли «будки».

Всю эту информацию выкладывал Макару майор Ткачёв, пока они шли быстрым шагом по рельсам УЖД к будке бригады двадцать восемь. Эта бригада занималась заготовкой дров, то есть собирала со всего объекта обрезки, отходы, складировали их возле бригадного домика, а также в других местах вдоль линии УЖД и отправляла по мере надобности в котельные и жителям посёлка. Располагалась бригада в середине объекта.

Ткачёв уверенно открыл дверь в сени, подсвечивая фонариком, прошёл ко второй двери, открыл её и включил в доме свет. Затем вернулся в сени, где оставались Макар и старшина, и спросил:

— Ну, где они?

— Здесь, товарищ майор, — дежурный показал на небольшую дверь сбоку.

Ткачёв открыл дверь, посветил фонариком.

Макар, вытянув нею и приподнявшись на цыпочках, разглядел через плечо начальства, как узкий пучок света остановился на резаной ране одного трупа, затем перепрыгнул на другого, осветив на секунду лицо покойника, потом заметался по всему небольшому помещению кладовки, пытаясь охватить всю картину целиком.

— Зарезали, как баранов! Держи, — Ткачёв протянул фонарик Макару, — сейчас набросаешь схему к протоколу осмотра места происшествия, учили, небось? Прикинь расстояния, примерно, тут точность особая не требуется, никто перепроверять не будет, к чему привязать… и так далее. А я пойду в будку, поищу листок бумаги.

Макар склонился над крайним трупом, присмотрелся, посветил вокруг. Натёкшей крови не было, значит, убивали не здесь. Все трупы были раздеты до трусов. Зачем? Может, мыться собирались? Он спросил у дежурного, не оборачиваясь:

— Баня в бригаде есть?

— Нет, вы что, товарищ капитан, — голос доносился от входной двери, — баня только в жилой зоне, здесь ни у кого нет. Летом купаются в реке и всё.

Что-то было неестественным в трупах. Макар никак не мог ухватить мелькнувшую мысль. Молодые лица, совсем не бандитские… Наколок нет! Вот! Странно для рецидивистов. Макар, ещё, будучи старшиной, насмотрелся на работавших летом рецидивистов. Ходячие картинные галереи! Макар ещё раз детально осветил всех по очереди. У одного на предплечье было что-то всё-таки наколото. Он присмотрелся: парашютист и надпись крупными буквами «ВДВ». Служил в десанте. Надо же! Когда только успел докатиться до особого режима?

— Держи, — подошедший Ткачёв протянул тетрадный листок бумаги, — что ты там разглядываешь?

— Да. Странные какие-то рецидивисты, наколок нет ни у кого, только у одного, и то — солдатская, «ВДВ», десантник.

— Да-а? Действительно, редкий случай. «ВДВ», кстати, у нашего Сашки Буренкова наколото. Он тоже в десанте служил. А из этих-то кто успел? Что-то я такого не помню. Ну-ка, дай фонарик.

Ткачёв снова вошёл в кладовку, наклонился, приглядываясь, и через секунду раздался его вопль:

— Бли-и-ин!!!