Бесплатный фрагмент - Сума нейдет с ума

Действующие лица

Исидор — невысокий человек средних лет. В молодости страдал нервным расстройством. Всю сознательную жизнь провел при монастыре, считается, что его излечил настоятель.

Поликсена — она же Фекла, приблизительно ровесница Исидора. Работает в поварне. Живет в доме вблизи монастыря. Венчанная жена Исидора.

Игумен Иоасаф — образованный пожилой человек, настоятель монастыря.

Отец Иосиф — монах средних лет, среднего роста, немного скрюченный, интриган, мечтает стать игуменом.

Послушник — человек из окружения о. Иосифа.

Аксинья — молодая женщина. Работает в поварне.

Отец Амвросий — пожилой монах.

Монахи, крестьянин.

ПРОЛОГ

Гаснет свет. Три раза бьет церковный колокол. Смолкает, и слышится стрекот сверчка. Свет освещает боком к зрителям стоящих монахов, не больше 15 человек. Перед ними стоит настоятель. Голос его спокоен, но тверд:

Настоятель. Я собрал вас здесь, чтобы сообщить, что ждать конец света я запрещаю. Тот, кто будет ссылаться на конец света, оправдывая действия свои непотребные, будет наказан со всей строгостью, вплоть до заключения в Московскую башню. Молиться о приходе мессии можно, но устные сообщения о полученных видениях и даже посланиях к братии возможны только в исповеди мне лично.

Молитесь об искуплении грехов своих, молитесь о спасении народа православного. Отмененную для занятых на сенокосе трехчасовую заутреню вменяем. На тех, кто не явится, будет наложено послушание, каким вразумит Господь.

Свет гаснет.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Когда снова зажигается свет, сцена представляет собой комнату Поликсены. Она сидит на лавке и зашивает мужской кафтан.

Входит Исидор.

Исидор. Поликсена, дружок, слыхала, наш-то сегодня во сне лицо свое увидел. Ой, не к добру.

Поликсена. Ну, и что? Ну, помрет, велика беда.

Исидор. Да его-то Бог бережет. Не с ним, не с ним, — с народом бедствие. Бедствие не знает, что творит, а мы не знаем, что с ним делать.

Поликсена. Ну, помолись, Исидор, помолись за нас.

Исидор. Да помолиться можно. Боюсь, Ему не успеть. Поставлю Его в неловкое положение.

Поликсена. Вот и видно, Сидор, вера в тебе обветшала. Как же можно так говорить? Что ж, выходит, тугоух Господь?

Исидор. Ну, старуха, в чем ты меня обвиняешь? На Бога надейся, сам не плошай, вот и боюсь я, что уже оплошал. Эх, Поликсена, тугоуха-то ты, такого меня простого — и не поймешь.

Поликсена. Это ты простой? Да ты самый непростой на всю обитель, каждый так скажет. И самый беспокойный.

Исидор. Ну, вот, бес и еще покойный! Уж скажешь, как топором отрубишь. Покойная мамаша, бывало, — царствие ей небесное, — меня всё бесёнком звала. И вправду, проворный да смуглый был. Да и щас, по сравненью с тобой не больно-то бел. Ты-то вон розовая какая. А помнишь, Поликсена, как пришла ты к нам. Вся черная. Мужа похоронила и дочь.

Поликсена. Если б похоронила.

Исидор. Значит, помнишь.

Поликсена. И не помню я ничего. Вся жизнь та — черная, как и не было её.

Исидор. А эта жизнь — белая. (Молчание.) А эта белая? Поварня твоя вся сияет ангельским светом, да? (Молчание) Значит, белая.

Поликсена. Да ладно тебе, Исидорушко. Вот пристанет, как банный лист.

Исидор. Нет, Поликсена, может все эти шептуны тебе по сердцу? Может, ты веришь, что они верят. И верят, что ты веруешь в Господа нашего?

Поликсена. Ой, Исидор. Смотри, Бог тебе не простит.

Исидор. Бог мне ничего не простит. Я, как родился, так с первых дней начал грешить. У меня с ним свой счет. Ты сама меня прости Христа ради, что на веру твою покусился.

Поликсена. Бог с тобой, что — я.

Исидор. Ну, а все-таки, мы с тобой тут одни. Никто не слышит, не видит. Стены толстые, окна узкие — и черт не пролезет.

Поликсена крестится.

Исидор (продолжает). Скажи мне, друг мой, по сердцу ли тебе наш?

Поликсена. Правду про тебя говорят — охламон ты, охламоном и останешься. Что ты меня мучаешь, как ребенок, честное слово. Нет у меня к нашему ни любви, ни осужденья. Он не тобой над нами поставлен, не тебе и судить. На порядке этом мир держится, а не удержится, так тебе первому и достанется.

Исидор. За меня не беспокойся, за меня не надо.

Поликсена. Да ты только его силой и силен. Упади он, куда пойдешь? Стар уж, долю другую искать.

Исидор. Я, стар? Да ты что, старая, болтаешь? Я еще ого-го. Жених хоть куда… Ты в сторону-то не уводи. Неужто порядок нравится? Шаг влево, шаг вправо, и — конец тебе! Жизнь твоя висит на нитке, а кто нитку держит? Господь ли?

Поликсена. Ох, Сидор, куда только голова пустая не заведет. Что за нитку такую выдумал? Или кто тебе сказал про нитку-то?

Исидор. Вот ведь ты вредоносная какая! (очень возмущенно) Что ж у меня своего ума нет?

Поликсена. Так нехороший он человек, соблазняет бедного Исидора, а расхлебывать нам двоим.

Исидор. Ну, и горазда ты придумывать.

Поликсена. Ладно, хорошо. Успокойся. Нравятся порядки, не нравятся. Конечно, нравятся. Вспомни, как в миру. Работаешь с утра до ночи, вертишься, как белка в колесе. Вот, кажется, все дела переделаны, завтра, завтра отдышишься и полегче станет. Не… ет. Туча набежала, бах — всё в прах. Если умом не повредился, значит, молодец. Не по-божьему там, а по-людски. Люди всегда — страх, потому что в каждом с рожденья волчонок нарождается. А уж как пришпилит, так зубастый волк во весь рост — скачок и пасть в крови.

Исидор. Ну, любовь моя, не радуешь ты меня. Смотрю на тебя, чем, значит, покорнее, тем больше камень за пазухой.

Поликсена. Какой камень, о чем ты?

Исидор. Как же. Кругом волки, как без камней?

Поликсена. Ох, Исидор, олух ты Царя Небесного. Да кто ж от волков камнем бережется? И ничего-то ты не понял. Я здесь свободней свободного. Чем тесней у волка клетка, тем меньше вероломства. А свобода — это и есть, когда знаешь, что завтра плохого не будет.

Исидор. Умница ты моя, разумница. Ясно, чем крепче тюрьма, тем невозможней сума. Мы с тобой из разного теста. По мне сума — благодать, не сравнить с тюрьмой. А для тебя всё наоборот. Только неправда всё это. Неправда и неправда.

Поликсена. Ну, Исидор, тебя Господь за пазухой держит. Пока петух жареный не клюнет, ничего ты не поймешь.

Исидор. Не пойму и не надо. Не хочу я такого понятия. Ты мне лучше скажи, что делать будем, когда конец света настанет.

Поликсена (смеется). Ведь Главный запретил. Ты будто веришь, что вот-вот?

Исидор: А ты, будто, нет?

Поликсена. Да верю я, верю. Только веру свою к себе не допускаю. Отдельно она от меня. А серьезно, я на Бога полагаюсь.

Исидор. Ну, Бог тебе в помощь. Ой! Вспомнил. Вот радость-то, Поликсена, дружок мой, взгляни, какая радость. (Достает из лаптя монету)

Поликсена. Денушка. Зачем она тебе? Отдай лучше мне.

Исидор. Мне-то незачем, а радость какая! У Исидора денушка. Исидор павой ходит, он богатый.

Поликсена. Отдай лучше мне.

Исидор. Неет. Исидор спокойный, никто его не обидит, он с монетой. Я ее слева от поварни закопаю.

Поликсена. И что, после конца света откопаешь?

Исидор. И откопаю. А кто знает, что это такое, конец света? Может, ты знаешь?

Поликсена. И знать не хочу.

Исидор. Не сердись, Поликсена, любовь моя. Я тебе денушку завещаю.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Следующий день.

Двор перед входом в комнату Поликсены. Она склонилась над большим корытом.

Входит Исидор.

Исидор (шепотом). Поликсена, любовь моя, я куда-то делся. Не знаешь, куда? Поищи, пожалуйста.

Поликсена. Да, ладно уж. Я и жалостного тебя уважаю.

Исидор. Уважаю, уважаю. Страшно, так-то вот.

Поликсена. Поищу, поищу. Вот дай платок накину.

Исидор. Лучше, лучше смотри. А то уткнулись все в свои деньги и считают, считают. Копейки пересчитывают. Как пересчитают, так, может, и найдут, а, как думаешь?

Поликсена. Найдут, Исидорушка, найдут.

Исидор. В небо, в небо смотри. Может, я там. За дерево зацепился, за тучу завалился. Почаще смотри, не специально, а так, мимоходом.

(Поликсена смотрит на него, открыв глаза и рот.)

Исидор продолжает: Не шучу я, не шучу. Ну, ты же знаешь, я вообще никогда не шучу. Вот смотри. Рука. Моя. А меня нет. Вот тебя вижу, а меня нет. Верно, Господь меня так наказал. Ох, любовь моя, если меня не найдешь, то всё. Сам я ничего сделать не смогу, потому что я куда-то делся. (пауза) Боже, боже. Отче наш, иже еси на небеси.. (Читает молитву до конца) …Аминь. Вот на «Отче наш» и исчез. Видно, Господу так угодно. Уйти мне надо, себя искать. Коли не найду, не взыщи. Вижу, ты мне не помощница.

Поликсена: А что до «Отче наш» было?

Исидор. Ничего не было.

Поликсена. Где ж все случилось?

Исидор. Около Успенского. Отец Амвросий выговаривал мне за что, не помню. Он говорит, а слова его по ушам моим бегут, стекают и капают на землю. Он так умеет. Слова такие лёгонькие, что в воду попадут — не утонут. А он все говорит, говорит. А я киваю, киваю, а тут его позвал мальчик этот, инок молоденький. Амвросий отошел. Я «Отче наш» кончил, тут меня и не стало. Что делать, Господи, научи. (Снова скороговоркой Отче наш).

Поликсена все это время стоит над корытом, то склоняясь, то выпрямляясь.

Поликсена. (после небольшого раздумья, выпрямившись) Придумала, как тебя отыскать. Вот тебе два ведра. Иди на озеро. Принесешь воды, значит, отыскался, не принесешь, тогда тебя нет, и можешь уходить, куда глаза глядят.

Исидор. Не принесу, не принесу, не сомневайся.

Поликсена смотрит на него прямо и близко. Чуть нагибается, выхватывает из корыта порты и мокрым ловко хлещет Исидора. Исидор повизгивает, но стоит на месте.

Исидор. Нет меня. Нет меня.

Поликсена. Коли нет, так на нет и суда нет.

Поликсена забирает ведра. Исидор выхватывает у неё оба ведра и убегает.

Входит помощница Поликсены, Аксинья.

Аксинья. Что это Сидор с ведрами вприпрыжку?

Поликсена машет рукой.

Аксинья (продолжает). Третьего дня твой Сидор ходил вокруг богомазов, что из Ростова приехали и иконы на Водяных воротах поправляют. Отогнали его, больно со своими советами приставал. Здесь, кричит, синий убери, убери, кричит. И другие цвета все поправить лез. А сегодня не один раз слышала, — говорят, что твой-то Сидор прав был, и синий пришлось убрать и другое всё, как Сидор говорил, сделали.

Поликсена. Ну? Значит, мой еще и богомазом стал? Ну, силен бездельник. От безделья какой только талант не привяжется.

Аксинья. А слыхала? Исидор дождь предсказал. Инок Илларион слышал. Говорил Сидор с о. Амвросием, а сам время от времени, как присказку: капает, капает, и в горсть капли собирает. Уж главному доложили.

Поликсена (после тяжелого раздумья). Значит, суше конец, слава Богу.

Аксинья: Да уж, заждались. Земля трещит, ладонь в трещины входит, да ещё остается. Трава колючками ощерилась. Если дождь пойдет, Главный Сидору лапти подарит. (пауза) А коли не пойдет?

Поликсена (незаметно крестится). Типун тебе на язык. Если Сидор предсказал, то пойдет.

Аксинья. Да ничего твоему Сидору не будет. Ну, выдерут, как сидорову козу, ну, в первый раз, что ли?

Поликсена. Разболтались мы с тобой. Помоги лучше. Болтовня никогда к хорошему не вела. Сначала один выдумывает, потом другой, еще чище. (Вместе с двух сторон выжимают бельё.) Что это люди вокруг какие сказочные. С такими одни беды. В той моей жизни хрестьяне вокруг меня твердыми были и ничего не выдумывали, а этих несет неведомо куда. Того и гляди в омут затянет выдумка какая. Вот наказанье с выдумщиками жить.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

На сцене о. Амвросий и Исидор.

о. Амвросий. Три дня уж минуло, послали нас спросить тебя:

«Когда».

Исидор (не задумываясь, легко). Летом.

о. Амвросий. Боюсь, слово это не взыскующее истины.

Исидор. Чем же оно тебе не по нраву?

о. Амвросий. Боюсь, оно какое-то такое. Такое какое-то, ну, не настоящее.

(Исидор смотрит на него с удивлением.)

То есть, вроде и настоящее, но не совсем в данном случае уместное. Хотя, конечно, в другом случае оно и было бы уместно, но место его совсем в другом месте.

Исидор (отмахивается и гудит). У…У

о. Амвросий (обиженно). Я с тобой о деле, а ты маленького из себя строишь.

Исидор. Я? Маленького? Маленького, да удаленького. Не я мал, а ты дылда, прости, отец, за откровенность.

о. Амвросий. Второй раз спрашиваю: «Когда».

Исидор. Второй раз отвечаю: «Летом».

о. Амвросий. И что? Так и передать?

Исидор. Кому?

о. Амвросий. Самому. Я ж тебе сказал: летом — слово не взыскующее.

Исидор. Слово, может, зато смотри благодать какая. Косточки согрелись, солнышку радуемся, водица в озере теплая. А? Давно такой не было.

о. Амвросий. Вот про нее бы тебе и ответить, про водицу.

Исидор. Что же про нее ответить?

о. Амвросий. Ну, Исидор, ну ты впрямь один такой. Ну, когда кап кап кап?

Исидор. Могу, конечно, плюнуть в тебя побольше, будет кап кап кап. Божьей росой назовешь.

Амвросий плюется:

о. Амвросий. Тьфу на тебя. К тебе, как к человеку обращаются, а ты собачий сын…

Исидор. Не буду, не буду. Я ж любя. Ну, задавай вопрос свой по-человечески.