Бесплатный фрагмент - Страна генералов и свобод

Падение генералов

«Если кто-то направляется к островам, он плывёт к ясности. И к этой странной суете, которая усиливается по мере того, как зреет лето. Всё происходит неуловимо. Зрелость. Зима — это одно, а лето — другое. Но в любом случае ясно, что всё приходит с севера. И тревога, и суета, и сам свет.» Арольдо Конти

Ах, это аргентинское танго! Со всем трагизмом невозможности счастливой любви и таким отчаянным порывом к счастью. Словно история самой Аргентины рвёт гитарные струны в стремлении выразить и откинуть всю свою боль…

Учитывая направленность на описание роли военных в жизни Республики Аргентина, я вынуждена лишь мельком упомянуть колоссальную роль «штурмовика», но не генерала, Карлоса Пежегрини в уходе страны от экономического кризиса 1890 года, вызванного чрезмерной эксплуатацией государственных ресурсов. Пежегрини — едва ли не первый сторонник промышленного развития в те времена, когда в Аргентине доминировал экспорт сырья и импорт промышленных товаров. За всего лишь двадцать шесть месяцев своего правления он привёл государство к процветающей экономике и за свои методы выхода из кризиса получил в правительстве прозвище «штурмовик». Считал, что «… государство должно вмешиваться в экономику страны, когда это необходимо», санировал финансы, основал Национальный банк и, наконец, вытащил Аргентину из серьёзного экономического кризиса. Благодаря ему президентские выборы 1892 года были проведенны без каких-либо фальсификаций. Избранный президентом представитель недолговечной партии «Гражданский Союз» Луис Саенс Пенья неоднократно предлагал Пежегрини пост военного и военно-морского министра, но, презревший дела военные, Карлос Пежегрини посвятил себя экономике и, будучи просто сенатором, в 1896 году обеспечил выплату внешнего долга Аргентины. Что является событием экстраординарным в аргентинской истории. Вдобавок он требовал принятия закона, который гарантировал бы конец мошенничеству на выборах и продвижение гражданских свобод. Его целью было перенести протесты с улиц в парламент, предоставив трибуну новым социальным силам. Уже умудрённый жизненным и дипломатическим опытом, Пежегрини, несмотря ни на что, верил в будущее своей страны и говорил о решимости служить ей в меру своих сил. Уйдя из жизни в 1906 году, он оставил правительству политического преемника, Роке Саенс Пенья, по инициативе которого 10 февраля 1912 года был принят так называемый Общий закон о выборах. Закон этот устанавливал всеобщее, тайное и обязательное голосование на основе постоянного избирательного списка для всех мужчин старше 18 лет, коренных или натурализованных аргентинцев. Первые подобные выборы были проведены в том же 1912 году в провинции Санта Фе, а первые национальные выборы по этому закону были в 1916 году. Все они оказались в пользу партии «Гражданский Радикальный Союз», главной оппозиции партии Автономистов. После поражения на выборах 1916 года автономисты исчезли с политической арены.

Что же касается генералов, то определивший границы современной Аргентины легендарный Хулио Аргентино Рока вторично был президентом на сломе эпох в начале 20-го века, с 1898 по 1904 годы. В мае 1902 года были урегулированы пограничные споры с Чили. А в декабре того же года его министр иностранных дел Луис Мария Драго начал широкую кампанию осуждения военного нападения Соединённого Королевства и Германии на Венесуэлу с требованием выплаты долгов, что привело ко всеобщему признанию доктрины Драго, запрещающей взыскание долгов суверенных государств вооружённой силой или захватом территорий.

Во время второго президентства генерала Рока зарождавшееся в Аргентине рабочее движение переживало бум: в 1901 году основан был первый аргентинский профсоюзный центр, который впоследствии стал известен как FORA (Federación Obrera Regional Argentina или Региональная Рабочая Федерация Аргентины), а 22 ноября 1902 года была объявлена первая всеобщая забастовка. В те годы события эти были известны как «социальный» или «рабочий» вопрос. Рока санкционировал законы о первых вооружённых репрессиях против рабочих демонстраций и профсоюзов, но именно он положил начало социальному обеспечению и трудовому праву в Аргентине. Как противодействие нарастающему рабочему движению можно рассматривать и так называемый Закон о проживании от 1902 года, который позволял заключать в тюрьму и высылать иммигрантов без предварительного судебного разбирательства. «И мстит человеку хозяев закон», — поётся в танго Гарделя «У подножья Святого Креста». С 1901 года ведётся отсчёт убийствам рабочих на демонстрациях и забастовках, хотя в те времена убийства эти были случайными и единичными, в отличие от последующих лет военных диктатур. А 20 сентября 1904 года, за несколько дней до истечения срока своих полномочий, Рока инициировал создание аргентинской системы социального обеспечения, приняв закон о Национальном пенсионном фонде для госслужащих. С тех пор 20 сентября в Аргентине называют «Днём пенсионера и пенсионерки». Рока предвосхитил также трудовое законодательство Аргентины в своем послании Конгрессу 1904 года. Он рекомендовал принять представленный исполнительной властью законопроект о Национальном трудовом законодательстве, регулирующий отношения работника и работодателя. Так в следующем,1903 году, был принят первый закон Аргентины о труде, а также закон о воскресном отдыхе, предложенный депутатом Альфредо Паласиосом, первым законодателем-социалистом в Америке, избранным от рабочего квартала Ла Бока.

Попытка министра народного просвещения в правительстве Рока создать большое количество технических и агротехнических школ была отклонена Конгрессом, но несколько десятков таких школ всё-таки было создано.

Первый военный министр правительства основал Высшую военную школу, чтобы обеспечить новые исследования в области обороны. Его второй военный министр учредил обязательную военную службу в соответствии с законом 4031, проект которого был представлен Когрессу в 1901 году. Цель проекта заключалась в распространении гражданского равенства перед законом, повышении патриотизма мужчин, принадлежащих к разным социальным группам по всей стране, а также в интеграции и обучении детей иммигрантов. Закон был принят палатой сенаторов 11 декабря 1901 года после полугода обсуждений. Он соответствовал идеалам Хулио Аргентино Рока. Служба в Вооружённых силах стала обязательным двухлетним военным образованием мужчин в возрасте от восемнадцати до двадцати одного года. Была начата ускоренная модернизация армии и организованы новые военные базы, такие как Кампо де Мажо в районе Сан Мигель теперешнего Большого Буэнос Айреса. В настоящее время там находится один из крупнейших военных гарнизонов страны. Рока намеренно вывел казармы из столицы, памятуя о восстании 1890 года. Чтобы предотвратить превращение гарнизонов в инструмент военных переворотов. Конно-гренадерский полк Сан Мартина был преобразован в полк сопровождения президента.

Дабы уменьшить расхождения с ведущими однопартийцами, такими как Пежегрини, в 1901 году Рока провёл политическую реформу избирательной системы: общий список кандидатов был разделён на избирательные списки по территориальным округам, в каждом из которых избирался один депутат. Это повышало представительность различных групп населения в парламенте. Но число голосов значительно увеличилось только в провинции Буэнос Айрес и в столице. Вдобавок этот закон об одномандатных округах был применён только в 1904 году и не оказал заметного влияния на распределение политических постов, за исключением избрания Альфредо Паласиоса, первого депутата от Социалистической партии Аргентины, основанной в 1896 году. Рока решил проконтролировать выбор преемника, для чего заранее обсуждал с сенаторами будущих кандидатов на президентский пост. Члены организованной в 1891 году экзальтированным Леандро Алемом партии Гражданский Радикальный Союз, которая в будущем станет ведущей партией страны, принимая различные политические течения и меняя позиции, от голосования 1904 года вообще воздержались. Только при Роке Саенс Пенья в 1912 году будет принят закон о всеобщем и тайном голосовании.

Упрекаемый в отношении к созданному им государству как к семейному предприятию, Рока может быть оправдан лишь тем, что он, однако, государство это и создал, явившись последним из плеяды генералов-созидателей. И, конечно, не бывшему полковнику бразильской армии Сармьенто критиковать того, кто никогда не видел себя вне Аргентины. За время правления Рока внешний долг страны увеличился, несмотря на старания Пежегрини. Но экономический рост продолжался. И вот, в 1904 году, генералы, в лице Хулио Аргентино Рока, на следующие двадцать шесть лет отдали гражданским управление страной…

В 1928 году Ипòлито Иригожен, скотовод и политик, в свои 76 лет вторично занял пост президента страны от партии Гражданский Радикальный Союз. Радикалы имели большинство в палате депутатов, но не в палате сенаторов. Вдобавок подсчёт голосов на выборах в законодательные органы в 1930 году показал, что в ряде провинций произошло снижение их рейтинга, несмотря на широкое освещение в прессе и деятельности правительства, и экономических проблем. В процессе выборов отмечались вспышки насилия в виде отдельных перестрелок политически противоборствующих сторон. В столице победили кандидаты социалистических партий. Иригожен был избран президентом до 1934 года. У него были планы национализации нефтяной промышленности, развития автомобильных дорог и торгового флота, создания Банка Республики и совершенствования трудового законодательства, но оппозиционный сенат не желал их даже рассматривать.

Разразившаяся в 1929 году экономическая депрессия в Соединённых Штатах обанкротила 450 банков. Еще 2500 обанкротились в 1930 году, что повлияло на весь мир. Слабость правительства Иригожена, то есть отсутствие рычагов воздействия на экономику, на этом фоне стала критической. У правительства не было диалога с влиятельной оппозицией. В 1929 году был прекращён обмен валюты, чтобы предотвратить спекуляции наличным золотом. Но в это тяжёлое для государства время правительство Иригожена учредило Национальный пенсионный фонд, регламентировало установку и эксплуатацию радиостанций, установило воздушное сообщение между Буэнос Айресом и Монтевидео, а также между Буэнос Айресом и Вашингтоном. За короткое время второго президентства Иригожен успел ввести в трудовое законодательство восьмичасовой рабочий день. Были созданы Институт питания, Институт исследований рака и Институт нефти. Серьёзная нехватка средств привела, однако, к сворачиванию амбициозных проектов по созданию транспортных сетей внутри страны и сетей питьевого водоснабжения. В условиях кризиса развитые страны приняли протекционистские меры в отношении своих экономик. А Сенат Аргентины своей экономикой заниматься не желал. В середине января 1929 года Иригожен направил сенаторам протест против их «бездействия» и буквально умолял принять законы, которым для вступления в силу оставалось только голосование верхней палаты. Среди указанных законов первым был закон о национализации нефтяной промышленности, принятый Палатой депутатов ещё в 1928 году. Президент пытался вести политику, которая обеспечила бы государству управление нефтяными ресурсами. Но политика эта плохо была встречена в некоторых провинциях, которыми всё ещё управляли феодальные олигархии. Иностранные интересы также препятствовали принятию в Сенате закона о национализации нефтедобычи. В своём послании Конгрессу от 1929 года президент говорил, что национальные законы о добыче полезных ископаемых были приняты в те времена, когда невозможно было оценить экономическую и социальную значимость, которую приобретёт нефтедобыча. Он говорил, что природные ресурсы такой экономической важности должны быть в распоряжении только федеральной власти, дабы неквалифицированное управление ими в провинциях не наносило урон национальным интересам. 1 августа 1930 года компания YPF (Государственные Нефтяные Месторождения) решила вмешаться в нефтяной рынок, чтобы установить государственную цену на ресурс и разрушить иностранные монополии. И через тридцать семь дней после вмешательства Иригожена в нефтяной бизнес, 6 сентября 1930 года, он был свергнут в результате госпереворота, в том числе под давлением олигархических семей, высокопоставленных армейских чинов и консервативной элиты. Эти немногочисленные группы граждан, требовавшие исключительных привилегий и прав, разрушали единый экономический механизм государства в угоду цинично корыстным внешним силам, часто не задумываясь «на чью мельницу льют воду», превращая свою страну в колонию нового типа. Поскольку 80% финансовых поступлений в аргентинскую экономику были от внешней торговли, то мировой экономический кризис вызвал снижение заработных плат и рост безработицы в стране. И средний класс, который сыграл ключевую роль в приходе партии Гражданский Радикальный Союз к власти, перестал её поддерживать после ухудшения экономических условий. В тридцатых годах двадцатого века аргентинский журналист и инженер Скалабрùни Ортис писал, что компания Standard Oil из США сыграла важную роль в подготовке государственного переворота 1930 года. В своей диссертации Ортис утверждал о наличии заговора с целью отстранения Иригожена от власти и блокирования любой возможности национализации ископаемых углеводородов. Подтверждением этого стало назначение юрисконсульта компании Standard Oil министром внутренних дел в правительстве пришедшего к власти после переворота генерала Урибуру. Кроме того, многие консерваторы занимали должности в британских нефтяных компаниях. А 7 сентября 1930 года газета «Нью Йорк Таймс» откровенно писала, что Иригожен атаковал интересы Соединённых Штатов, и Вашингтон надеется на большее сотрудничество с новым политическим режимом. Совершенно непостижимым образом Иригожену была приписана борьба против доктрины Монрó, которую можно выразить фразой «Америка для американцев». Именно поэтому я никогда не называю Соединённые Штаты, всего лишь одно из американских государств, Америкой. Потому что они уже тогда считали, что Америка — это они и есть.

Ухудшение здоровья Иригожена никак не способствовало принятию им адекватных в данной ситуации решений. Конспиративная деятельность консерваторов и военных уже ни для кого не была секретом: они проводили собрания и в штаб-квартире газеты «Критика», и в доме генерала Хосе Феликса Урибуру. Правительство выработало две точки зрения на возможные действия: военный министр генерал Дежèпиан был сторонником привлечения всех ресурсов государства, в том числе силовых, для пресечения заговора, но вице-президент, министры внутренних и иностранных дел предпочитали не замечать опасности, чтобы не «провоцировать» мятеж. Ослабленного болезнью Иригожена убедили принять этот второй вариант. И 3 сентября Дежèпиан подал в отставку после того, как министр внутренних дел отклонил его ордер на арест нескольких предполагаемых заговорщиков.

Основным заговорщиком выступил военный министр предыдущего правительства Агустин Педро Хусто. В середине 1930 года он установил контакт с бывшим депутатом от консерваторов генералом в отставке Хосе Урибуру и группой молодых военных, ослеплённых приходом Муссолини к власти в Италии. Среди заговорщиков был и Хуан Доминго Перòн, будущий лидер профсоюзного движения и президент страны. Хусто намеревался сместить Иригожена и стать президентом государства фашистского толка, в то время как Урибуру хотел реформировать Конституцию для создания так называемого корпоративного государства с голосованием избранных и авторитарной системой правления, где утопически мирно уживались бы крупный бизнес и рабочий класс. Хусто согласился с утопией Урибуру, зная о его слабой политической квалификации, чтобы позже уверенно принять от него власть. К концу августа готовящийся переворот обсуждался почти открыто, а в начале сентября периодические демонстрации недовольства действующей властью сопровождались перестрелками. 5 сентября болевший гриппом Иригожен передал полномочия вице-президенту, который приостановил выборы законодателей в провинциях Мендоса и Сан Хуан. И в тот же день генерал Хусто согласовал с Урибуру роль гражданских лиц в грядущей акции. Тот согласился, чтобы гражданские пришли в казармы убедить военных присоединиться к мятежу. В августе месяце 1930 года все уже догадывались не только о грядущем госперевороте, но и о том, кто будет его возглавлять: смещённый радикалами армейский инспектор Урибуру и бывший военный министр Педро Хусто. Иригожен же, не желая ничего знать, в этой ситуации ушёл в отпуск. В первые дни сентября студенты и социалисты блокировали дороги, чтобы успеть провести законодательно демократические преобразования и ослабить удар госпереворота, но было уже слишком поздно…

Утром 6 сентября Урибуру возглавил войска и служащих Национальной Военной Коллегии, с которыми промаршировал к центру Буэнос Айреса. Войска его едва насчитывали 2000 солдат и кадетов, но по мере продвижения к ним присоединилось большое количество гражданских лиц, недовольных экономическим положением в стране. Колонна не встретила сопротивления вплоть до Конгресса, где была разогнана в перестрелке с полицией. В сопровождении нескольких офицеров Урибуру, однако, продолжил путь до Дома Правительства (Саsa Rosada) и принудил к отречению вице-президента. Иригожен бежал в Ла Плату, где вручил своё отречение командиру стоявшего там полка. Но даже при такой покорности он был арестован и препровождён в заточение на остров Мартин Гарсия. Его дом на улице Бразиль 1039 был разграблен, а в семидесятые годы 20-го века снесён в связи со строительством шоссе, но на улице Сармьенто 948 к одной из гранитных колонн прикреплена бронзовая табличка с надписью «На этом месте 3 июля 1933 года умер дон Ипòлито Иригожен». Рядом я прикрепила бы ещё одну табличку: «Правительство, которое не желает себя защищать, предаёт интересы поверивших в него граждан.»

Урибуру счёл необходимым обратиться к населению, «объясняя» причины госпереворота. В дальнейшем военные не будут утруждать себя какими-то объяснениями захватов власти в стране, которая их кормит. Когда сегодня мы поражаемся лживости так называемой «западной» пропаганды в стремлении захватчиков покорить весь мир, то забываем, насколько не нова эта технология лжи. Она использует уважение обывателя к публичному слову и, называя вещи не своими именами, стремится утопить истину в цветистых обличительных эпитетах в адрес тех, на кого совершается нападение. Очень часто лгущие приписывают именно свои пороки той стороне, на которую нападают. Всё это хорошо прослеживается и в нападках первого военного переворота на свергнутое им правительство. Цветистое обращение к нации Урибуру поручил написать поэту Леопольдо Люгонесу. Тому даже пришлось внести изменения в первый вариант речи, который получился слишком откровенным. В воззвании говорилось о единодушном одобрении народом данного выступления армии, что отсылает нас вновь к тому, как не нова практика использования экономических трудностей в мобилизации недовольных, не отдающих себе отчёта, к чему приведут приветствуемые ими перемены. Говорилось там и о предательстве правительством интересов народа в угоду личным аппетитам. В связи с чем возникает вопрос, каким образом и в каком объёме Standard Oil оплатила Урибуру победу её интересов. Говорилось, что правительство больше не пользуется поддержкой вооруженных сил. Но его демократичность была настолько очевидна, что в завершении речи выражена озабоченность, как бы «… с помощью манёвров и сообщений…» законному правительству не удалось спастись. Опасения были напрасны: протест выразили только студенты и декан факультета права университета Буэнос Айреса, социалист Альфредо Паласиос, который сразу же после переворота отказался от занимаемой должности. Консервативная партия, Прогрессивная Демократическая партия и Независимая Социалистическая партия признали диктатора президентом 10 сентября 1930 года.

Урибуру был признан президентом на основании знаменитого решения Верховного Суда, положившего начало доктрине правительств «по факту» («де-факто»), которые «… выполняют административные и политические функции, поскольку обладают силой как источником порядка и социального обеспечения». Так режим был узаконен Верховным Судом. Переворот 1930 года положил начало продолжавшемуся более полувека циклу политической нестабильности в Аргентине, когда к власти приходили неконституционные правительства в результате госпереворотов 1943, 1955, 1966 и 1976 годов. Многие из методов репрессий и пыток, применявшихся режимом Урибуру (например, использование электрошока и тайных казней), воспроизводились последующими диктатурами. 18 сентября 1930 года послы США и Англии, страны, в которой он был ранее военным атташе, дали знать Урибуру, что представленные ими державы признали его временное правительство. Госпереворот привёл к власти местных представителей транснациональных нефтяных корпораций, которые и были его идеологами. Генерал Энрике Москòни, возглавлявший государственную нефтяную компанию YPF, подал в отставку через четыре дня после переворота, не желая быть «в одной лодке» с людьми, его совершившими.

Урибуру установил репрессивный режим, который систематически применял пытки в отношении политических оппонентов, в частности анархистов, коммунистов и приверженцев Иригожена. Такое для Аргентины было впервые. Пытками занимался Отдел политического правопорядка столичной полиции под командованием Люгонеса младшего, сына пресловутого сочинителя воззваний для неспособных логически мыслить диктаторов. Новоиспечённый же диктатор объявил военное положение и в порядке упрощённого судопроизводства казнил лидеров анархических течений. Вслед за Иригоженым он отправил в тюрьму ещё нескольких представителей радикального движения, ввёл цензуру и вмешался в университетские дела, отменив режим автономии и самоуправления университетов, установленный после образовательной реформы 1918 года. Всеобщая Конфедерация Труда, объединение профсоюзов Аргентины, созданное в том же 1930 году, заняла благодушную позицию по отношению к военному режиму. Чтобы подавить недовольство экономическим положением, вызванным глобальной депрессией, с резким снижением доходов, падением потребления и ростом безработицы, Урибуру распустил Конгресс, приняв на себя совокупность законодательной и исполнительной власти. Было объявлено федеральное вмешательство в управление двенадцатью из тогдашних четырнадцати провинций за исключением Энтре Риос и Сан Луис, где у власти были консерваторы. Кабинет министров был также сформирован из представителей консервативной партии, которые уже четырнадцать лет, с момента прихода Иригожена, у власти не были. Утопический возврат в прошлое, к временам генерала Рока, временам «семейственности» у власти, был «путеводной звездой» Урибуру, глупостью которого с лихвой пользовались нефтедобывающие компании США. Хотя публично диктатор заявлял о соблюдении Конституции, но целью своей имел возврат к режиму консервативного авторитарного правления, бывшего в Аргентине до принятия Закона Саенса Пеньи, установившего тайное голосование для всех совершеннолетних мужчин. В речи, произнесённой Урибуру в Высшей военной школе, он выразил своё несогласие со всеобщим избирательным правом следующими словами: «Демократия была определена Аристотелем как правление наиболее знающих из лучших. Трудность как раз в том, чтобы осуществить правление лучших. Это трудно в такой стране, как наша, где шестьдесят процентов населения неграмотно, из чего становится ясно, что именно эти шестьдесят процентов неграмотных и управляют страной, потому что на законных выборах они составляют большинство». Сам же Урибуру, при всей своей «грамотности» и принадлежности к «лучшим», правил почему-то совсем не в пользу своего государства.

Считается, что режим Урибуру представлял собой католический неокорпоративный национализм. Я, однако, не вижу в этом режиме никакой национальной идеи. «Лучших» из своих утопических фантазий диктатор видел определённо за границей. Он предложил даже создание Национальной партии, к которой должны были присоединиться все остальные, кроме радикалов и социалистов. Но предложение присоединиться было отвергнуто большинством. Совершенно непостижимым образом диктатура Урибуру, установившая режим жёсткого вмешательства государства в экономику, предоставила иностранцам возможность эксплуатировать это государство не в пользу его граждан! Потому диктатура эта и приветствовалась иностранцами. Фактически это было вступление в эпоху неоколонии, то есть колонизации Аргентины за счёт управления её политикой извне.

Вот оно — падение генералов! И в последнем госперевороте двадцатого века, как, впрочем, и в первом, генералы Аргентины явятся проводниками интересов не своей страны и не своего народа, на деньги которого существуют.

Что же касается прочих слов определения данного режима, то попытаемся разобраться в их смыслах. Корпоративизм — это политическая, экономическая и социальная доктрина. Возникла в Европе в середине девятнадцатого века и делала ставку на создание корпораций по типу производственных объединений (гильдий) доиндустриальных обществ с утопической надеждой на взаимно благожелательное сосуществование хозяев и наёмных работников для достижения единой цели получения продукта. Модель, слабо доказавшая «семейственность» на фоне эксплуатации в мелких производствах, совершенно несоответстовала эпохе крупных и тем более транснациональных компаний, где никакая «семейственность» просто не могла иметь места. Предполагаемая «социальная гармония» на фоне гармонии производственной была абсолютно утопичной. Утопия устранения социальных конфликтов за счёт «производственного единства» берёт своё начало в доктрине католической церкви, поддержавшей права трудящихся создавать профессиональные союзы в гармонии с работодателями и правительством. И получила наибольший расцвет в период между Первой и Второй мировыми войнами, когда к католическому корпоративизму присоединился так называемый «авторитарный корпоративизм», то есть умильно-мирное существование нации под опекой национального «патрона». Образцом такого режима был фашистский режим Муссолини в Италии. Авторитарный корпоративизм применялся в Португалии, Австрии, Германии, Испании (диктатура Франко). Путём применения незамысловатых методов принуждения наёмных работников к «дружбе» с работодателями в рамках искусственно созданной по профессиональному признаку корпорации капитал пытался устранить нарастающие по мере укрупнения производства социальные конфликты. «Корпоративное государство» характеризовалось подавлением профсоюзной свободы и вмешательством военных в значительную часть экономических и социальных вопросов, причём далеко не в пользу трудящихся, интересы которых такое государство якобы представляло. После Второй мировой войны корпоративизм был полностью дискредитирован, поскольку его ассоциировали с побеждённым германским фашизмом. Фашизм как явление возникает всегда в период экономических трудностей государства, когда людям, особенно молодёжи, практически перекрыты все пути самореализации в обществе, что порождает и низкую самооценку, и неориентированный протест. Хитрость властей заключается в том, чтобы протест этот сориентировать, создав иллюзию национального единства за счёт противостояния избранному врагу. В качестве врага может быть избран и народ соседнего государства, особенно если на него планируется напасть с целью грабежа, и та часть собственных граждан, которая не согласна со слепым подчинением власти. За счёт унижения врага, разрыва всех ментальных связей с ним власть поднимает самооценку людей, её поддерживающих, заставляя их забыть, что они являются просто орудием, когда бесталанная власть не в состоянии найти рациональных экономических решений кризисной ситуации. Объявляя своих сторонников «лучшими» по критериям, например, Урибуру, или любым другим удобным власти критериям, власть, в силу мнимого превосходства, даёт этим людям неподсудность и права на практически любые выгодные власти действия, даже объявленные всем предыдущим развитием человечества как варварские или не соответствующие нормальной психике. Решение любых экономических проблем государства при фашизме является чисто и тупо силовым. Вот почему подобные методы управления так привлекательны для военных. Но населению фашистских стран не стоит заблуждаться насчёт лояльности правительств в свой адрес, даже если агрессия фашистов направлена вовне. Крупный капитал жаждет подчинения независимо от места происхождения или проживания человека. Фашизму, как инструменту подавления, всегда нужен враг. Мобилизуя население на защиту интересов крупного капитала, фашизм выдаёт их за интересы национальные. Вот почему фашистские лидеры, как правило, хорошие ораторы. Им нужно убедить людей в вещах далеко не очевидных.

Прекрасными ораторами всегда были и лидеры притивоположного фашизму коммунистического движения, выдвигающего на первый план именно равенство прав всех людей Земли. Утопическая идея о том, что, предоставив права неимущим, общество придёт к естественной гармонии, которую не нужно будет отстаивать принуждением, берёт начало с идей масонов и уже разбилась об историческую реальность.

Интересным в случае Аргентины является тот факт, что именно Доминго Перон, не будучи коммунистом, явился основным противником для аргентинского фашизма. Именно благодаря подъёму на знамя своего движения интересов прежде всего трудящихся, их профсоюзов и объединений, он вызвал столь яростное сопротивление своим методам управления государством. Что ещё раз указывает именно на экономическую подоплёку всех переворотов и на истинные корни фашизма как цепного пса крупного капитала.

В теории неокорпоративисты хотели, чтобы существовала некая палата представителей как профсоюзов, так и предпринимателей. На практике же сотни приверженцев радикальной партии были арестованы, малейший проступок карался заключением, забастовки были приравнены к тяжким преступлениям. Урибуру установил жёсткую систему приоритетов госрасходов, чтобы не объявлять дефолт по внешним долгам. Более того, он должен был противостоять постоянным задержкам зарплат госслужащим, в которые втянулось правительство. Для этого были назначены новые налоги на торговые сделки, доходы и топливо, выросли также тарифы на госуслуги. Все социальные работы были заморожены, за исключением строительства элеваторов, которое препятствовало вывозу зерна за рубеж и снижению цен на него. Урибуру стремился заменить Конституцию и демократическую систему такой, в которой политический курс определялся бы не индивидуальным голосованием, а мнением корпораций, в частности корпораций работодателей и профессиональных ассоциаций, среди которых профсоюзы были бы второстепенным действующим лицом и, кроме того, должны были быть подвергнуты идеологической чистке. В речах диктатора постоянно упоминалась необходимость восстановления порядка иерархий. Однако, в отличие от европейских фашистов, аргентинские правые считали ключом к своей системе армию, а не военизированные организации. Это уменьшило риск расправ над мирным населением во имя политической власти.

В марте 1931 года Урибуру принял одного из тех самых «лучших», на которых ориентировался, а именно Эдуарда Виндзорского, принца Уэльского и наследника британского престола, с которым посетил военную базу Кампо де Мажо в провинции Буэнос Айрес, Национальный ипподром и морской курорт Мар дель Плата. Всё это в честь открытия Британской выставки искусств и промышленности на территории традиционной сельскохозяйственной выставки в Палермо. «Лучшие» никогда не приезжают просто так: Аргентина заключила с Британией договор, который гарантировал экспорт мяса в обмен на значительные экономические уступки Аргентины. Среди этих уступок выделяется передача всех средств публичного транспорта Буэнос Айреса совместному предприятию под названием Транспортная Корпорация города Буэнос Айрес.

Аргентина была ориентирована на экспорт сырьевых товаров (сначала шерсти, а затем мяса и зерна) и импорт промышленных товаров, а также на вложение европейских капиталов, в основном британских. В 1931 году Великобританией был создан так называемый «Стерлинговый блок», то есть союз стран, производивших взаиморассчёты в фунтах стерлингов. В блок вошли все британские доминионы и колонии, Скандинавские страны, Португалия и Аргентина. А вот связям Аргентины с Советским Союзом Британия оказывала всяческое сопротивление. Так, Британией было спровоцировано нападение аргентинской полиции на советское акционерное общество «Южамторг», где было арестовано 160 служащих. В том же году США нанесли тяжёлый удар аргентинскому экспорту пшеницы, выступив конкурентным поставщиком её в Бразилию.

В апреле 1931 года состоялись выборы губернатора провинции Буэнос Айрес. Вопреки тому, что правительство рассматривало радикализм как движение, сошедшее с исторической арены, а Гражданский Радикальный Союз не имел отношения к организации этих выборов и поддержки прессы, но победил именно кандидат от радикалов Онорио Пуэжредон. Правительство Урибуру запаниковало, большинство его министров подали в отставку. Диктатор реорганизовал кабинет, назначив министров из «либерального» сектора, а 8 мая назначил губернатора «де-факто». Поскольку Пуэжредон был министром Иригожена, это означало, что он не мог быть избранным. И тем не менее он был выслан из страны. Кроме того, Урибуру приостановил выборы губернаторов в провинциях Кордоба и Санта Фе. А через несколько недель разразилось восстание в провинции Корьентес под руководством полковника Грегорио Помàра. Оно было быстро подавлено, но это был предлог, чтобы закрыть все отделения Гражданского Радикального Союза (Uniòn Cìvica Radical или UCR), арестовать десятки его лидеров и запретить избирательным участкам выбирать политиков, прямо или косвенно связанных с Иригоженым. В сентябре были назначены ноябрьские президентские выборы. Правительство «де-факто», состоявшее в большей степени из военных, постепенно меняло свой состав, включая гражданских лиц, принадлежавших консервативной элите, которая противостояла Иригожену. Первоначально поддержавшие падение UCR начали дистанцироваться от Урибуру в ходе его правления. Но выдвижение кандидатур от радикалов было всё равно запрещено. В этих условиях президентство просто «перешло» соратнику Урибуру генералу Агустину Педро Хусто, представлявшему либеральный консерватизм в связке с Хулио Аргентино Паскуалем Рока, сыном легендарного генерала Аргентино Рока, в качестве вице-президента. В народе Паскуаля Рока ласково называли Хулито, в память о его легендарном отце — строителе государства. Хулито был юристом, депутатом и сенатором от Кордобы, а также её губернатором. Урибуру передал командование новому правительству 20 февраля 1932 года.

А уже в июле 1932 года полиция разгромила профсоюз хлебопеков, арестовав 400 человек. Хусто сразу и резко сократил государственные расходы и обращение валюты. Был выпущен «Патриотический заём», направленный на укрепление казны. Нефтяные налоги пошли на финансирование недавно созданного Национального управления автомобильных дорог. Была принята модель государственного вмешательства в экономику, созданы Национальный Совет по зерну, Совет по мясу, а вскоре и Центральный банк Аргентинской Республики (с использованием советов английского экономиста Нимейера). Мэр Буэнос Айреса реализовал амбициозный проект организации городской среды, открыв Северную и Южную диагонали города и построив первый участок авениды 9 июля с возведением Обелиска на ней. Всё это за счёт того, что Хусто сделал ставку на инвестиции в инфраструктуру. В его правление были построены мосты, госпитали, здания факультетов университета, стадионы.

В 1933 году произошли восстания радикалов в Буэнос Айресе, Корьентес, Энтре Риос и Мисьонес, в результате которых было задержано более тысячи человек. Тяжело больной Иригожен был возвращён в Буэнос Айрес и содержался под домашним арестом. Его похороны на кладбище Реколета в начале июля вызвали массовую демонстрацию, поскольку народ оценил, наконец, все прелести «корпоративизма». В декабре, во время заседания Гражданского Радикального Союза, в провинциях Санта Фе и Корьентес вспыхнуло совместное восстание военных и политиков, которое было подавлено с заключением активистов в тюрьме города Ушуайя провинции Огненная Земля. Политики содержались там, однако, отдельно от уголовников.

В период Депрессии Соединённое Королевство приняло меры по защите своего производства, решив стимулировать импорт сырья и продуктов питания из своих колоний и доминионов (территорий влияния). В связи с чем в столице доминиона Канада в 1932 году была проведена конференция по конкретизации указанных мер. Всё это побудило Хусто под давлением аргентинских землевладельцев направить в 1933 году вице-президента с делегацией в Британию для обсуждения торгового соглашения, которое обеспечило бы Аргентине выгодные условия торговли. Переговоры с президентом британского торгового совета завершились 27 апреля подписанием пакта Рока-Рунсиман. Туповатое и самодовольное правительство Хусто несколько ошиблось с адресатом своих претензий: Британия не была профсоюзом хлебопёков, которому можно было диктовать условия. С подачи военных в том числе, всё было скорее наоборот. Королевство гарантировало Аргентине естественно меньшую квоту, чем для своих владений, в обмен на значительные уступки британским компаниям. 85% экспорта Аргентины должно было осуществляться через иностранные рефрижераторы (штатовские и британские), тарифы на железнодорожные перевозки, осуществляемые Королевством, Аргентиной не регулировались, таможенные пошлины на уголь не устанавливались, британским инвесторам в Аргентине предоставлялся особый режим и разрешалось импортировать уголь из других стран. Договор вызвал скандал, а Рока после осознания действительности был настолько психологически раздавлен, что делал не совсем адекватные заявления типа того, что «… с экономической точки зрения Аргентина является неотъемлемой частью Британской империи».

На заседании Сената политик Лисандро де ла Торе заявил, что «…соглашение это не даёт никаких преимуществ. И причина, по которой за него голосуют, — это страх. Есть опасения, что Альбион, безрассудно спровоцированный на заключение этого договора, будет раздражён, если его отклонят, и примет ответные меры, что поставит Аргентину в ещё худшие условия, чем раньше, потому что в договоре указано, что Великобритания может сократить квоту на охлажденное мясо при непредвиденных обстоятельствах. Согласившись на всё, что нужно Англии, мы согласимся на то, что Аргентина не получит ничего.» Высмеивая слова Роки, он заметил: «…в этих условиях нельзя сказать, что Аргентина стала британским владением, потому что Англия не берёт на себя смелость подвергать свои владения подобным унижениям.»

Из-за этого договора раскололась Национально-демократическая партия, одна из тех, кто поддерживал кандидатуру Хусто. 28 июля Сенат одобрил пакт. Обсуждениям предшествовало несколько забастовок, особенно в провинции Санта Фе, где пришлось вмешаться правительственным силам.

В сентябре 1934 года Де ла Торе предложил создать комиссию по расследованию превышения цен экспортёрами холодильников в Аргентину. Расследование привело бы к раскрытию связей между британскими холодильными компаниями, крупными землевладельцами из могучего Аргентинского Сельского Общества и должностными лицами Национального совета по мясу, который был создан сразу после подписания пакта. Большинством голосов утверждалось, что цены были справедливы, но было и заявление меньшинства, которое Де ла Торе представил в июне 1935 года. Сообщение его привело к обнаружению серьёзных налоговых махинаций со стороны некоторых компаний. Политик добился ареста менеджера холодильной компании Anglo, который отказался предоставить правосудию данные, имеющие значение для расследования, и вёл двойную бухгалтерию. Полиция изъяла огромное количество документов, замаскированных под куски охлажденного мяса для экспорта, которые скрывала компания Anglo. Лисандро обвинил министра финансов и министра сельского хозяйства в искажении информации в обмен на личные выгоды.

В 1933 году Хусто организовал восстановление членства Аргентины в Лиге Наций, из которой вышел Иригожен. В том же году он отправился в Бразилию на встречу с президентом её временного правительства, посетил и президента Уругвая. Всё это в плане попыток объединить правительства региона против вмешательства Соединённых Штатов в дела государств Южной Америки. Правительство Хусто дистанцировалось от Комиссии по нейтралитету, созданной США, которая пыталась выступить посредником перемирия в Чако, где столкнулись Парагвай и Боливия. В качестве альтернативы министр иностранных дел Аргентины Сааведра Ламас и его бразильский коллега организовали так называемую группу ABCP (Аргентина, Бразилия, Чили и Перу), представлявшую страны, граничащие с соперниками. 6 августа 1932 года эта группа стран направила противоборствующим сторонам приглашение сложить оружие. До этого провалилось предложение штатовской Комиссии по нейтралитету, которое было отклонено Парагваем. Пакт о ненападении и примирении, подписанный в октябре 1933 года в Рио де Жанейро Аргентиной, Бразилией, Чили, Мексикой, Парагваем и Уругваем, был выдвинут Ламасом, чтобы создать универсальный механизм разрешения конфликтов соседних стран. Он опирался на несколько ранее существовавших договоров. За это руководство Сааведра Ламас был удостоен Нобелевской премии мира в 1936 году. Что же касается конфликта в Чако, то только в 1935 году удалось сформировать общую посредническую группу, в которую помимо членов ABCP вошли Соединённые Штаты и Уругвай и которая 7 июня смогла положить конец войне. В конце 1936 года Чрезвычайная Панамериканская конференция выработала общую политику нейтралитета в случае конфликтов между американскими государствами.

Вмешательство федерального правительства в экономику Аргентины становилось все более интенсивным. В 1934 году было принято законодательство о централизованном сборе налогов, которые затем распределялись между провинциями на основе совместного участия. Это вместо закона, который позволял каждой провинции собирать свои налоги самостоятельно и направлять центральному правительству установленный процент. Был создан Регулирующий совет по винам в дополнение к Совету по зерну и мясу, а также Национальное управление парков. Основаны Академия изящных искусств и Академия наук Буэнос Айреса. Конгресс принял закон о создании Транспортной корпорации города Буэнос Айрес с целью защиты английских инвестиций в условиях роста автобусных компаний. Удивительная забота об иностранных инвесторах… В 1934 году состоялись первые выборы после инаугурации Хусто. Отстранение радикалов пошло на пользу Социалистической партии, но массовое мошенничество гарантировало, что все провинции, кроме Санта Фе и Сан Хуана, останутся в руках правящей коалиции. Почти все выборы проходили с нарушениями и проявлениями насилия. В 1935 году была проведена первая перепись населения, занятого в промышленности. Число рабочих составило 600000 человек. Экономическая изолированность ведущих держав способствовала началу индустриального развития через импортозамещение. В экономическую политику пришла статистика. Были приняты законы, регулирующие банковскую деятельность и инвестиции. Условия, предлагаемые для размещения иностранного капитала, способствовали индустриализации, особенно в провинциях Буэнос Айрес и Санта Фе, где базировались предприятия пищевой, каучуковой, электротехнической и текстильной промышленности. Появились первые крупные аргентинские компании, такие как Di Tella, производитель бытовой техники и автомобилей.

Пакт об аргентинской квоте поставок мороженого мяса в Британию был отменён в одностороннем порядке британской стороной в 1936 году. Попытки поддержать его привели к подписанию ещё худших условий, которые устанавливали высокие тарифы на импорт аргентинского мяса в Великобританию. Однако странная, хорошо, очевидно, проплаченная, защита британских коммерческих и промышленных интересов продолжалась. Транспортная корпорация защищала железнодорожные и транзитные перевозки, находящиеся в британских руках, от конкуренции.

В 1936 году окончательно сформировалась CGT (Confederacion General del Trabajo или Всеобщая Конфедерация Труда), координатор деятельности профсоюзов. Движение в поддержку бастующих строителей объявило о массовой забастовке. Столкнувшись с формированием пикетов, ограничивающих движение, и с митингами, правительство приказало полиции действовать жёстко. На площади у вокзала Онсе, где проходила основная демонстрация, были убиты, ранены и задержаны более 2000 человек. Рабочие-строители, находившиеся в центре событий, организовались в Рабочую Федерацию строительной промышленности, родственную Коммунистической партии. В связи с этим был рассмотрен старый законопроект, направленный на объявление компартии вне закона. А 1 мая 1936 года Всеобщая Конфедерация Труда собрала под лозунгами защиты трудящихся стотысячную демонстрацию, на которой впервые собрались все оппозиционные партии: радикалы, социалисты и коммунисты. В том же году давление профсоюзов привело к принятию Закона о трудовых договорах в сфере услуг.

В 1937 году лидеры Гражданского Радикального Союза (UCR) совершили поездку по стране в рамках избирательной кампании, заверив, что даже мошенничество и угрозы на выборах не смогут их остановить. Но они не учли оппозицию в лице «антиперсоналистского» крыла UCR, которое отрицало значение лидерства в партии, считая его недемократичным, и выдвинуло против них кандидатуру антиперсоналиста Роберто Марии Ортиса, которому в феврале 1938 года Хусто и передал президентскую ленту. И хотя Ортис распустил фашистскую партию и заявил о нейтралитете Аргентины во Второй мировой войне, что, на мой взгляд, не упомянуть невозможно, но, следуя теме повествования, мы должны будем перейти к описанию следующего вторжения генералов во власть.

В 1943 году индустриальный сектор Аргентины впервые в истории превысил сельхозпроизводство. Президент Кастижо создал торговый флот, в силу военных проблем в Британии безнаказанно национализировал британскую газовую компанию, создал Управление военной промышленностью (все военные производства были государственными), начал сталелитейное производство. Началась массовая миграция в города из сельских районов и северных провинций. Фабрики были сосредоточены, в основном, в Буэнос Айресе, где в 1946 году было 56% промышленных предприятий и 61% от общего числа рабочих в стране.

Консерватор Кастижо начал готовиться к выборам 1943 года, чтобы привести к победе пробританских коллег, которые, следуя за Британией и под давлением Соединённых Штатов, готовы были вступить в антифашистскую коалицию и в войну. Но сменившееся поколение военных было уже не столь предано Британии, как во времена Урибуру. Воспитанные в духе корпоративизма и профашистских режимов, военные нового времени сочувствовали скорее фашистской Германии и всячески сопротивлялись участию в войне на стороне англо-штатовского блока. Таким образом, переворот 4 июня 1943 года, оторвав Аргентину от англичан, привёл во власть людей, обращённых к собственно аргентинским интересам, поскольку ведущие мировые державы были заняты войной. Он был практически импровизацией, причём почти без участия гражданских. Дело в том, что в последние дни мая 1943 года группа лидеров Гражданского Радикального Союза предложила военному министру правительства генералу Педро Пабло Рамиресу возглавить президентскую гонку против официального кандидата Консервативной партии. Узнав об этом, президент Кастижо потребовал его отставки.

Решение о перевороте было принято накануне на военной базе Кампо де Мажо в провинции Буэнос Айрес под руководством генералов Артуро Роусона и Педро Рамиреса. Утром 4 июня из Кампо де Мажо, с северо-запада Буэнос Айреса, вышла группа военных в составе 8000 человек во главе с лидерами восстания. По прибытии в самый северный район столицы, Нуньес, колонна приняла бой с проправительственными силами, расквартированными в Школе механики Военно-Морского Флота, печально знаменитой позже ESMA (Escuela de Mecánica de la Armada), в результате чего в бою 30 человек погибли и 100 получили ранения. Проигравши бой, президент на траулере удалился в направлении Уругвая, оставив Дом Правительства (Casa Rosada) пустым. Туда и вступила колонна повстанцев вскоре после полудня. Позже Кастижо высадился в столице провинции Буэнос Айрес, городе Ла Плата, и там подписал отречение.

Первоначально военные назначили президентом генерала Роусона, но его желание видеть в кабинете министров группу пробританских консерваторов изменило коллективное решение в пользу генерала Рамиреса, который вступил в должность 7 июня 1943 года.

На первых порах переворот с бóльшим или меньшим энтузиазмом поддержали все политические и общественные силы, за исключением Коммунистической партии. То же самое произошло с Великобританией и Соединёнными Штатами, которые встретили переворот «криками удовлетворения», как выразился тогдашний посол Великобритании в Аргентине. Посольство Германии, напротив, по какому-то странному совпадению, сожгло свои архивы как раз накануне переворота.

Первый кабинет министров нового правительства был полностью сформирован военными, за единственным исключением министра финансов. Как только выяснилось, что назначенный министром иностранных дел контр-адмирал Сторни высказался за разрыв отношений с Германией, его отставка и замена на сторонника сохранения нейтралитета последовала незамедлительно. Рамирес был в должности президента всего семь месяцев. Но сразу же был распущен Национальный Конгресс и то подразделение Всеобщей Конфедерации Труда, куда входили профсоюзы, поддерживающие коммунистов и социалистов. Уже в августе был повсеместно усилен контроль над профсоюзами, а в профсоюз железнодорожников введены военные контролёры. В июле власти произвели аресты коммунистических лидеров и активистов, которые содержались затем в тюрьмах Патагонии, в частности, в городе Неукен, в то время как остальные скрылись в подполье или в Уругвае. Почти полностью было арестовано руководство Федерации рабочих мясной промышленности с отправкой в Патагонию. Помещения Федерации были закрыты, а её генеральный секретарь Хосе Пèтер находился в заключении без суда около полутора лет. Было вмешательство и в управление Национального университета провинций Побережья, созданного при Иригожене. Позже всё это приведёт к широкой конфронтации правительству.

Но в то же время правительство Рамиреса ввело мораторий на повышение арендной платы и аренды в сельской местности, что поддержало рабочих и чакареро (мелких и средних сельских производителей). Была, наконец, создана Комиссия по расследованию коррупции должностных лиц при продлении контракта с испаноштатовской компанией CHADE (Сompañía Hispano Americana de Electricidad), курирующей электроснабжение города Буэнос Айрес. Компания была переименована в Аргентинскую электропроизводящую компанию CADE (Сompañía Argentina de Electricidad). Комиссия подготовила известный отчёт полковника Родригеса Конде, который был завершён 27 мая 1944 года, уже при Эдельмиро Фареле в качестве президента. CHADE возглавлял испанский бизнесмен и политик Франсиско Камбо. Она осуществляла корпоративное управление в Аргентине, Чили и Уругвае, характеризующееся коррупцией с целью обеспечения монополии, фальсификацией затрат в ущерб пользователям и государству, подкупом должностных лиц для предотвращения проверок и получения незаконных преимуществ. Среди тех, кто был замешан в коррупции, был и президент Хусто. Коррупционные схемы тянулись десятилетиями. Скандал затронул также условия контрактов и их продления для Итало-Аргентинской энергетической компании (CIAE). Отчеты обеих комиссий рекомендовали отменить контракты и снизить тарифы.

Несмотря на то, что доклад Родригеса Конде получил признание во всех политических партиях, ни правосудие, ни последующие правительства не наказали компании и не прекратили их деятельность. А сам отчёт был опубликован только в 1956 году. Во время правления в 1946—1955 году Хуан Доминго Перон национализировал штатовскую энергоснабжающую компанию, которая обслуживала всю страну, но CADE осталась одной из немногих негосударственных компаний, поскольку финансировала предвыборную кампанию Перона. В 1961 году президент Артуро Фрондизи распорядился выкупить акции CADE и разрешил CIAE продолжить контракт без ограничения по времени. Решение Фрондизи по поводу итальянцев было отменено президентом Марией Мартинес де Перон только в 1976 году. Диктатура, называвшая себя «Процессом национальной реорганизации», по решению её министра экономики, бывшего также руководителем CIAE, выкупила её акции по завышенной цене.

Через несколько дней после вступления в должность Рамирес уже не называл себя «временным» в публичных обращениях. Он заявил, что задачей его правительства было «обновить национальный дух и сознание родины» и «придать национальное содержание всей идеологии в стране». Несмотря на давление националистов, какое-то время Рамирес поддерживал «либералов» в правительстве, но падение министра иностранных дел Сторни привело националистов к гегемонии.

Рамирес поручил образование националистическому сектору, отличавшемуся католико-испанской идеологией, в отличие от светского образования, принятого аргентинским государством с момента вступления в силу Конституции 1853 года. На пост министра образования он утвердил католического националиста и назначил представителя ультраправых инспектором Национального университета повинций Побережья. Студенческое движение, возглавляемое Федерацией университетов Аргентины, выступило категорически против этих решений. Университетская федерация Побережья (FUL) выразила протест против назначений. Военное правительство ответило арестом её генерального секретаря и изгнанием из университета студентов и преподавателей, выразивших своё несогласие с назначениями. В конце концов Рамирес распустил всю Университетскую федерацию и все политические партии, ввёл факультативное религиозное обучение в школах и жёсткую цензуру в прессе, запретив, в частности, штатовский журнал «TIME», который резко критиковал нейтралитет Аргентины во Второй мировой войне. В октябре он наложил запрет на жаргон в радиоэфире, считая его преступным и морально отвратительным. Из-за этого тексты некоторых танго пришлось изменить для публичной трансляции. Им была создана Федеральная полиция Аргентины. В августе 1943 года Рамирес издал указ о создании первой смешанной военно-промышленной корпорации. Была основана национальная химическая промышленность для разработки серных рудников провинции Сальта. Был создан Фонд промышленного кредита, который обеспечивал долгосрочное дешёвое финансирование промышленного сектора.

Правительство Рамиреса, как и предыдущие правительства, рассматривало рабочие профсоюзы как организации политически незначительные. Повсеместно несоблюдалось трудовое законодательство. Идеалы корпоративизма, из которых вырос европейский фашизм, то есть умильное согласие работодателей и наёмных работников, не соответствовали реальности совсем. Правительство всегда принимало сторону работодателей в спорах вплоть до применения репрессий в отношении недовольных работников. Однако, с ростом промышленности, а следовательно и рабочего класса, профсоюзы выдвинулись на передний план в национальной политической жизни.

В 1943 году CGT (Всеобщая Конфедерация Труда) имела два основных профсоюзных крыла: в первом находились могущественные железнодорожные профсоюзы (в основном сторонники социалистического государственного устройства), а второе включало в себя профсоюзы работников торговли, банков, муниципальных работников, строителей, мясников (которые придерживались в том числе и коммунистических идей). Одной из первых мер Рамиреса был роспуск именно второй ветви, которую правительство обвинило в экстремизме. Эта мера привела к объединению Конфедерации Труда и к вступлению многих профсоюзов второй ветви в единую теперь организацию под эгидой железнодорожников. Вскоре после этого правительство приняло закон о профсоюзах, который легализовал их деятельность, но допускал вмешательство в их работу со стороны государства. Закон сразу был использован для контроля могущественных профсоюзов железнодорожников «Железнодорожный союз» и «Братство». Профсоюзы ответили серией забастовок в октябре, за которыми последовал арест десятков рабочих лидеров. Стало очевидным, что военное правительство состоит из влиятельных антипрофсоюзных кругов. Профсоюзное движение начало искать стратегию взаимодействия с военным правительством. Группа представителей торговых служащих и железнодорожников предпочла, хотя и с недоверием, но установить отношения с тем сектором военного правительства, который был более склонен к соглашениям и уступкам, чтобы сформировать альянс, способный повлиять на внутреннюю политику страны. Человеком, выбранным для первоначального контакта, был полковник Доминго Мерканте, сын крупного профсоюзного деятеля железнодоржников и одновременно член Группы Объединенных Офицеров, на которую опирался режим Рамиреса. Мерканте, в свою очередь, обратился к своему политическому партнёру и другу, полковнику Хуану Перону, который был назначен руководить незначительным, с точки зрения военного правительства, подразделением, а именно Департаментом труда. Профсоюзные деятели предложили военным создать Министерство труда и принять ряд законов, которые соответствовали бы историческим требованиям аргентинского рабочего движения. На встрече с профсоюзными лидерами Перон попытался обобщить требования профсоюзов и сформулировать их так, чтобы они могли быть представлены диктатуре. Проявив ораторский талант, он определил их как требования, направленные на повышение достоинства труда.

После этого полковники Перон и Мерканте начали систематически встречаться с профсоюзными лидерами. 30 сентября 1943 года они провели публичное собрание с участием семидесяти лидеров по случаю всеобщей забастовки, объявленной Конфедерацией Труда на октябрь при поддержке всей оппозиции. На указанном собрании профсоюзные деятели-коммунисты потребовали в качестве предварительного условия любого диалога с правительством освобождения Хосе Пèтера, генерального секретаря профсоюза мясников, который был в тюрьме в Патагонии без суда уже около полутора лет из-за объявленной когда-то забастовки холодильщиков. Перон лично вмешался в конфликт и добился освобождения коммунистического лидера. Он оказал давление на компании мясохладобоен, чтобы те заключили коллективный договор с профсоюзом. Это был первым подобный договор в отрасли. Перон и Мерканте заключили соглашение и с недавно созданным «Автономным профсоюзом мясников Бериссо и Энсенада», находящимся в открытом противостоянии коммунистической «Рабочей федерации мясной промышленности», более представительной и имеющей национальный охват. Такое разнообразие контактов говорило о преданности организаторов союза рабочих с правительством идее корпоративизма, которая в тот исторический момент была прогрессивной для экономики Аргентины, поскольку учёт интересов трудящихся не давал трудовым отношениям скатиться к схеме «хозяин и его раб» с соответствующим падением производительности труда. Итак, Перон и Мерканте были настроены на решение задач сугубо практических, независимых от идеологических течений. Влияние их на рабочее движение стало заметным, и группа профсоюзных деятелей, выступавших за союз с этим сектором военного правительства, расширялась. Одним из первых последствий новых отношений между профсоюзами и военным правительством стало неучастие большинства профсоюзов во всеобщей забастовке в октябре. В результате забастовка прошла незаметно. Видя такие успехи, 27 октября 1943 года Рамирес назначил Перона директором Министерства труда. На новой должности Хуан почти сразу поручил полковнику Мерканте исполнять обязанность контролёра всех профсоюзов железнодорожников, уволив нескольких прежних военных чиновников. Одновременно Центральный комитет Всеобщей Конфедерации Труда, состоящий из социалистов, решил создать единый профсоюзный орган, что было давней целью аргентинского рабочего движения. Месяц спустя Перон при поддержке генерала Фареля добился от Рамиреса создания Секретариата по труду и социальному обеспечению со статусом министерства и прямым подчинением президенту.

В качестве министра Перон добился принятия таких законов о труде, в которых уже много лет нуждались аргентинские рабочие: обобщение выходного пособия, существовавшего с 1934 года только для коммерческих служащих, пенсии для служащих, официальный статус сельского работника, поликлиника для железнодорожников, технические училища для рабочих, запрет агентств по трудоустройству, установление трудового правосудия и премиальных выплат по итогам года, повышение эффективности уже существующей трудовой полиции и, наконец, ввод в действие коллективных договоров, которые далее получили широкое распространение как базовое регулирование отношений между капиталом и трудом. Он также отменил закон об ассоциациях профсоюзов, который критиковали рабочие и который был принят Рамиресом в первые недели его прихода к власти. Перон и Мерканте с их первоначальными союзниками-лидерами профсоюзов создавали новую идеологию профсоюзного движения, которую историки назовут лейбористско-националистической. А я не буду использовать англоязычие и назову рабоче-национальной. Именно национальной, а не националистической, поскольку в иммигрантской стране говорить о превосходстве какой-то одной национальности глупо. Идеология носила антикоммунистический характер, так как лозунг уничтожения частной собственности, как цель коммунистического движения, не мог не отталкивать практически все слои населения, за исключением нищенствующих. Опираясь на Министерство труда, Перон организовал новые профсоюзы в тех отраслях, где их не было: в химической, электротехнической, табачной, — и открыл параллельные профобъединения там, где были профсоюзы коммунистические: у мясников, строителей, текстильщиков и металлургов.

К началу 1944 года союз Перона с профсоюзами привёл к внутреннему расколу среди военных. Так появились две группы противостояния: первая, возглавляемая президентом Рамиресом, выступала за элитарность правления и была обеспокоена продвижением профсоюзов в управление страной; вторая, возглавляемая генералом Фарелем и полковником Пероном, не поддерживала Рамиреса в его планах элитарной власти и, используя успешный союз с рабочими, была направлена на демократический уход от диктатуры, ища поддержки даже у последователей Иригожена, особенно у «непримиримых радикалов». Наряду с внутренними разногласиями военных, правительство столкнулось с откровенно неблагоприятной для него международной обстановкой, поскольку к началу 1944 года стало ясно, что Германия проиграет войну. Давление Соединённых Штатов с целью заставить Аргентину отказаться от нейтралитета стало непреодолимым.

Падение власти началось 3 января 1944 года, когда Рамирес признал новое правительство Боливии, пришедшее путём военного переворота. Боливия объявила себя сторонницей нейтралитета и предложила создать Южный блок нейтральных стран вместе с Аргентиной и Чили, которые к тому времени оставались нейтральными. Вдобавок британцы арестовали немецкого агента, посланного Рамиресом покупать оружие в Германию. Соединённые Штаты осудили Аргентину как подстрекателя к боливийскому госперевороту и направили в Рио де ла Плата свой авианосец, который бросил якорь в Монтевидео. Аргентинское военное руководство благоразумно ушло в отставку, и 26 января 1944 года Аргентина разорвала отношения с Германией и Японией. Разрыв этот вызвал кризис в правительстве из-за недовольства тех сил, которые являлись опорой президента. Покинул свой пост и министр образования. А вскоре, 15 февраля, ушли в отставку основные сторонники Рамиреса, включая его сына Эмилио. Часы президента были сочтены. В конце февраля Группа Объединенных Офицеров решила удалить Рамиреса от власти из-за его разрыва с фашистами. Мешала военная клятва поддерживать президента, что было решено за счёт самороспуска Группы и, следовательно, формального освобождения от присяги. Пытаясь предвосхитить события, 24 февраля Рамирес попросил генерала Фареля, бывшего вице-президентом и военным министром, уйти в отставку. В ответ тот вызвал начальников главных гарнизонов к себе в кабинет и приказал окружить резиденцию президента. Вечером начальники гарнизонов вошли к Рамиресу и потребовали его отставки. Тот представил заявление об отставке, отредактированное полковником Энрике Гонсалесом, в следующих формулировках: «Народу Республики. Поскольку я перестал заслуживать доверие начальников и офицеров гарнизонов столицы, Кампо де Мажо, Паломара и Ла Платы, как мне только что заявили эти офицеры, и поскольку я не хочу ставить под угрозу судьбу страны, то уступаю силовому давлению и подаю прошение об отставке с занимаемой должности». С подписью «Педро Рамирес, генерал-майор. Буэнос-Айрес, 24 февраля 1944 года». Военное командование отклонило заявление, написанное в подобных формулировках, и диктатор, в конце концов, согласился сослаться на «усталость» как на причину «делегирования» своих полномочий вице-президенту Фарелю. На следующий день, 25 февраля, тот вступил в должность «временно». Формально Рамирес оставался президентом и вместе с ближайшим окружением продолжал действовать. 4 марта он решил опереться на радикалов и организовать гражданское восстание с целью вернуть ему власть, но план этот не увенчался успехом. Наконец, 9 марта генерал Рамирес подал в отставку, сопровождая её обширным и публично распространённым документом, в котором изложил все события, приведшие к его свержению. Используя этот текст, Соединённые Штаты не признали новое правительство, одновременно оказывая давление на правительства других латиноамериканских стран и Великобританию, чтобы те сделали то же самое.

Фарель оказался между армией, в основном нейтральной, и давлением США, которые настойчиво требовали присоединения к антифашистскому блоку по мере того, как поражение Германии и Японии становилось всё более очевидным. Главной опорой президента был Перон с его успешной профсоюзной политикой. Фарелю удалось даже назначить его военным министром, несмотря на противодействие большинства бывших членов Группы Объединенных Офицеров, встревоженных отношениями Перона с профсоюзами. 1 мая в столице прошла массовая демонстрация с требованием восстановления конституционного режима. А 31 мая по рекомендации Военного министерства было принято судьбоносное для Аргентины решение о создании новой национальной территории в нефтедобывающем районе Комодоро Рибадабья. Это порт на юге провинции Чубут с именем военно-морского министра времён Аргентино Рока. До 1955 года город будет под управлением военных из-за развития нефтедобычи. В конце мая генерал Перлинджер попытался сместить дуэт Фарель-Перон, предложив кому-то из бывшей Группы Объединенных Офицеров занять вакантный пост вице-президента. Но, вопреки ожиданиям, Перлинджер проиграл внутреннее голосование, и Перон потребовал его отставки. После этой отставки Хуан Перон был назначен вице-президентом в июле 1944 года, не покидая других своих постов. Так дуэт Фарель-Перон достиг своей максимальной власти, которая будет использована для вытеснения элитарных сил из правительства.

Соединённые Штаты, ставшие впоследствии основными разрушителями государств и колонизаторами нового типа, усилили давление на Аргентину, стандартно представляя её как угрозу демократии, с целью получить политическое влияние на страну через военный союз и перехватить у Британии экономическое доминирование в регионе. 22 июня 1944 года они отозвали из Аргентины своего посла, вслед за чем это предсказуемо сделали другие правительства Латинской Америки. Великобритания, однако, отвергла штатовскую характеристику аргентинского режима и объявила нейтралитет Аргентины средством обеспечения британского населения и армии продовольствием, поскольку немцы не топили суда нейтральных стран. Британия оставила своего посла в Буэнос Айресе, поскольку сознавала, что настоящая цель Соединённых Штатов — это вытеснить её экономическое господство из Аргентины, навязав стране проштатовское правительство (Соединённым Штатам потребовалось ещё почти два десятилетия, чтобы установить свою гегемонию в Аргентине). Штатовский президент Рузвельт лично побеседовал с британским Черчилем по поводу отзыва посла, на что тот вынужден был согласиться с нескрываемым раздражением. Британцы утверждали, что Соединённые Штаты намеренно искажают факты, представляя Аргентину как «опасность» для демократии. Тогда, возможно, это было в новинку, но со временем искажение фактов стало основным приёмом внешней политики США. Глава Южноамериканского департамента МИД США так описывал выгоды экономического и политического вторжения в Аргентину: «Если Аргентину действительно удастся подчинить, то контроль Госдепартамента над Западным полушарием будет полным. Это будет способствовать смягчению опасностей российского и европейского влияния на Латинскую Америку и отодвинет Аргентину от объектов нашего интереса».

В августе 1944 года Соединённые Штаты заморозили аргентинские резервы в своих банках, а в сентябре аннулировали все разрешения на экспорт в Аргентину стали, древесины и химикатов, запретив любым своим судам заходить в аргентинские порты. Такое влияние государственных решений на экономику могла себе позволить не всякая диктатура. Так, захватив собственную страну, в США рвались к международной власти молодые транснациональные компании, реально управлявшие и управляющие Штатами безо всяких моральных запретов. Поддержка ими Бразилии в обмен на строительство там военных баз в конце войны говорит о том, что Штаты планировали свои войны за мировое господство, а отнюдь не оборону. Изолировав Аргентину, США заставили страну усиленно заниматься внутренней экономикой и трудовой политикой.

В 1944 году Фарель решительно продвигал трудовые реформы, предложенные Секретариатом по труду. Правительство призвало профсоюзы и работодателей заключать коллективные договоры, что было невиданным процессом в стране. В период с 1944 по 1945 годы было подписано более 700 коллективных договоров, а с 1941 по 1945 годы количество членов профсоюзов возросло почти на 100 000 человек. Промышленный рабочий класс вырос на 38%. Хуаном Пероном были созданы технические школы, аналог профессиональных училищ, что являлось как требованием профсоюзов, так и общим направлением политики на индустриализацию страны. 18 ноября 1944 года был объявлен «Статус сельского работника», поставивший условия труда на селе в соответствие с общим трудовым законодательством, что значительно улучшило прежнее полуфеодальное положение сельских рабочих и вызвало тревогу крупных землевладельцев, контролировавших экспорт сельхозпродукции. 30 ноября были учреждены суды по трудовым спорам при сильном сопротивлении нанимателей и консерваторов. 4 декабря был утвержден порядок выхода на пенсию для коммерческих служащих, что вызвало первую демонстрацию профсоюзов в поддержку Перона. Именно там, на этой демонстрации, он впервые выступил перед рабочими. Выступление организовал социалист Анхель Борленги, генеральный секретарь Конфедерации профсоюзов работников торговли. Демонстрация собрала около 200 000 человек.

В рамках политики здравоохранения Фарель издал указ, регулировавший секс-бизнес. Указ разрешал создание помещений для занятия проституцией с разрешения Управления здравоохранения, Министерства внутренних дел и санитарного контроля. Хотя сохранялась уголовная ответственность за содержание притонов. О, Аргентина, проституция так унижает основной инстинкт всего живого — длиться, что убийство души, ею порождаемое, вполне сравнимо с убийством физическим… И для обслуживания такой малости, как утешение плоти, совсем не нужно унижать другого человека столь жестоко, ибо как две капли воды похожи все живые.

Дуэт Фарель-Перон при поддержке профсоюзов в массовом порядке изменил культуру трудовых отношений, которые до этого характеризовалась патернализмом. То есть наниматель воспринимался как заботливый отец, желающий только добра работнику и взамен требующий послушания. В Аргентине сказочку эту приписывали отношениям хозяина и сельхозработника. Именно за развенчание данной сказочки так ополчился мировой капитал на Карла Маркса, который в своём труде развенчал «отцовскую заботу» нанимателей, поскольку умильная пара «хозяин-отец — работник-сын» быстро превращается в пару «эксплуататор и эксплуатируемый», особенно в моменты экономических кризисов. Типичный представитель аргентинских нанимателей, выступавший против реформ в сфере труда, сказал как-то, что наиболее серьёзным их последствием явился тот факт, что рабочие «начали смотреть в глаза» своим хозяевам. Изменение положения рабочего в обществе было, конечно, обусловлено общемировым развитием производства и возникновением социальных государств типа Советского Союза, но в Аргентине движение за права работников возглавил именно полковник Хуан Доминго Перон. Вот почему движение это назвали перонизмом, а борцов за права рабочих перонистами. Перонисты, разумеется, никоим образом не ставили целью отмену частной собственности, боялись коммунистических течений и боролись с ними. Перонизм просто хотел сделать обе стороны пары «хозяин — работник» равноправными с точки зрения закона.

Распространявшее коммунистическую идеологию издательство Problemos было закрыто с времён Рамиреса, сотни коммунистических активистов были арестованы без судебного разбирательства и до 1945 года содержались в тюрьме города Неукен одноимённой западной провинции. Бывший до 1938 года генеральным секретарём компартии Аргентины Луис Соми так писал о своём двухгодичном пребывании в тюрьме Неукен: «Большинство заключённых были рабочими. Власть имущие специализировались на охоте на рабочих боевиков, которые не давали себя „приручить“ …были там также студенты, юристы, врачи и профессора, которые расплачивались за своё достойное сопротивление диктатуре… Еда была невыносимой… … тюремный режим оставил глубокие следы на здоровье всех… В августе 1944 года 84% заключённых были больны… лекарств не было… были дни с 14 градусами ниже нуля, но нам запрещали носить нашу личную верхнюю одежду… Это было предусмотрено правилами… приходилось терпеть холод без пальто, в тюремной форме… не было отопления… Друзья и семья присылали нам шерстяные перчатки… но директор отправлял их на склад… посещения были по 10 минут 2 раза в неделю…» Освобождённый при помощи Перона профсоюзный лидер мясников Хосе Пèтер был арестован вновь уже в феврале 1944 года и депортирован в Монтевидео, а сама Федерация рабочих мясной промышленности распущена.

Индустриализация быстро трансформировала аргентинское общество, вызвав резкий рост рабочего класса и количества наёмных рабочих, а также рост занятости женщин в производстве и обслуживании. Возросла миграция в столицу из внутренних провинций страны. И она отличалась от европейской иммиграции тем, что у мигрантов было меньше профессиональных навыков. Правительство использовало ввозные тарифы для защиты собственных производителей, национализировало элеваторы и добывающую газовую компанию, взяло под контроль транспортную корпорацию Буэнос Айреса (бывший источник британских доходов), купило железную дорогу Росарио-Мендоса и восстановило железнодорожное сообщение в западных провинциях. При Фареле в 1944 году был создан Промышленный кредитный банк, а в октябре 1945 года произведена первая разливка чугуна в доменных печах компании Запла в провинции Жужуй. При Фареле же, в июне 1944 года, был изготовлен первый аргентинский танк.

В 1945 году, к окончанию Второй мировой войны, Аргентина находилась в международной изоляции со своим нейтралитетом, поэтому Фарель и Перон готовили почву для объявления войны Германии и Японии. Правительство начали покидать правые националисты. Был смещён надзиратель провинции Буэнос Айрес, чей пост занял адвокат-социалист из Союза Железнодорожнков Хуан Брамуглия, тот самый, который положил начало сближению рабочего движения с военными из группы Перона. В феврале Перон совершил секретную поездку в Соединённые Штаты, чтобы договориться о процедуре объявления войны, признании правительства Аргентины и его присоединении к Межамериканской конференции в Мехико, запланированной на 21 февраля. Конференция эта, известная также как «Межамериканская конференция по проблемам войны и мира», была созвана Мексикой с 21 февраля по 8 марта 1945 года в замке Чапультепéк. Мероприятие было организовано с целью обсудить место Америки в послевоенном мире и установить принципы экономического сотрудничества между американскими странами и с остальным миром. Были подписаны документы, направленные на создание Межамериканского договора о взаимной помощи в 1947 году и Организации американских государств в 1948 году, 27 марта. одновременно с большинством латиноамериканских стран, Аргентина объявила войну Германии и Японии, а неделю спустя получила право участвовать в Конференции в Сан Франциско, на которой 26 июня 1945 года была основана Организация Объединённых Наций. Так Аргентина вошла в группу стран (всего их было 51), которые считаются основателями ООН. И хотя в замке Чапультепéк к американским нациям был обращен призыв избегать, насколько это возможно, использования их для размещения награбленных германским фашизмом материальных ценностей, но не одна немецкая подлодка в конце войны всплыла в порту Буэнос Айреса, неся награбленное и военных преступников на борту. А в мае 1945 года, несмотря на запрещение властей, в Буэнос Айресе, Кордобе и Тукумане состоялись демонстрации в честь победы над Германией.

Особенностью 1945 года в Аргентине явилось обострение противостояния между перонизмом и антиперонизмом, в значительной степени спровоцированное Соединёнными Штатами через их посла Спруила Брейдена. Брейден, новый посол США в Аргентине, прибыл в Буэнос Айрес в конце мая 1945 года. Он и был главным организатором антиперонизма. Население Аргентины с тех пор разделилось на две противоборствующие стороны: последователи борьбы за права рабочих через профсоюзное движение или перонисты и антиперонисты, к которым принадлежали хозяева-наниматели и представители богатой верхушки общества, владеющие значительной долей недвижимости в стране. Назначенный до ноября того же года посол США, один из владельцев чилийской горнодобывающей компании «Braden Copper Company» («Медная компания Брейдена»), был сторонником жёсткой империалистической политики «Большой Дубинки». Он занимал откровенно антипрофсоюзную позицию и выступал против индустриализации Аргентины. Проявил себя тем, что в войне между Боливией и Парагваем отстаивал интересы штатовской нефтяной компании «Standard Oil», а на Кубе в 1942 году предпринял все усилия, чтобы разорвать её отношения с Испанией. Впоследствии занимал пост заместителя министра Соединённых Штатов по делам Латинской Америки и способствовал государственному перевороту в Гватемале в 1954 году. У Брейдена, по словам британского посла, было «твёрдое убеждение, что он был избран Провидением для свержения режима Фареля-Перона». Соединённые Штаты славятся высокопарностью выражений, когда им нужно прикрывать свои преступления. С начала пребывания в Аргентине Брейден, не скрываясь, начал организовывать и координировать оппозицию, обостряя внутренний конфликт. И 16 июня 1945 года оппозиция начала наступление со знаменитого Торгово-промышленного манифеста, в котором 321 организация работодателей во главе с Торговой биржей и Аргентинской торговой палатой резко поставили под сомнение трудовую политику Перона. Основная жалоба предпринимательского сектора заключалась в том, что создалась «атмосфера провокаций и бунта, которая разжигает постоянный дух враждебности и притязаний». Профсоюзное движение отреагировало быстро: уже 12 июля Всеобщая Конфедерация Труда организовала массовую акцию под лозунгом «Против капиталистической реакции». Впервые рабочие назвали себя «перонистами». Антиперонизм назвался защитником демократии, что сегодня является стандартом при нападении США на чьи-то жизненные интересы. Терминология указывала на непосредственное участие Брейдена в формировании лозунгов. Демократия или «власть народа» — термин, удобный тем, что «народом» можно объявить любую группу граждан, а иногда и неграждан государства, поскольку термин «народ» не имеет количественных критериев. Народом может, в принципе, считаться группа из нескольких олигархов или любая группа, мизерная по сравнению со всем населением. И без объективных критериев оценить её «народность» невозможно. Вот тут и вступает в дело та самая «дубинка» штатовской политики, которая никогда не допустит появления таких критериев. Антиперонисты, разумеется, назвали антидемократическими взгляды своих противников, а перонизм взял за основу борьбу за социальную справедливость и подверг резкой критике презрение своих противников к рабочим. Политически незрелое студенческое движение выразило свою позицию лозунгом «нет диктатуре эспадрильи». Сегодня лозунг звучит дико, поскольку эспадрильи — это легкая летняя обувь, напоминающая тапочки с плоской веревочной подошвой. Сегодня эта обувь является модной, а в то время была, очевидно, обувью бедняков. Лозунг является весьма стыдным для людей образованных. В наше время такое пристальное внимание к одежде, насаждаемое модными домами в целях обогащения, является дурным тоном и недостатком образованности. Аргентине, увы, не раз за свою историю придётся сталкиваться с глупыми, а то и преступными выступлениями своего образованного населения. Поразительным является тот факт, что некоторые весьма образованные люди до сих пор не понимают, что доминирование США в принципе исключает любое высшее образование в подконтрольных странах в силу его несовместимости со статусом коллективной прислуги мировому хозяину. И те же студенты с приходом США в страну могут просто исчезнуть вместе с высшим образованием и глупенькими лозунгами. Профсоюзы ответили столь же боевой глупостью: «эспадрильи — да, книги — нет».

19 сентября 1945 года оппозиция впервые объединилась, организовав массовую демонстрацию от площади Конгресса до района Реколета с участием более 200 000 человек, получившую название «Марш Конституции и Свободы». Наличие среди её участников даже социалистов говорит о том, что для смещения Перона организаторы привлекли людей, выступавших просто против военной диктатуры в стране. Слабости политического управления Соединённые Штаты давно используют в своих целях так, что выступающие с протестами даже не подозревают «на чью мельницу льют воду». В данном случае политическая безграмотность выступавших вызвала подъём тех сил, на которые опиралась диктатура Рамиреса, а именно Группы Объединенных Офицеров под командованием генерала Эдуардо Àвалоса. 8 октября, выступив с базы Кампо де Мажо, военные потребовали отставки и ареста Перона. Им в подкрепление 11 октября Соединённые Штаты попросили Великобританию прекратить закупку аргентинских товаров на две недели, чтобы привести к свержению правительства. Элитарное правление фашистского толка всегда было выгодным для США, поскольку через воздействие на немногочисленную и управляемую элиту позволяло им держать в подчинении целые страны. 12 октября Перон был арестован и доставлен на остров Мартин Гарсиа. Правительство, формально возглавляемое Фарелем, находилось в руках генерала Àвалоса, который занял пост военного министра вместо Перона и намеревался передать власть в стране гражданскому президенту. На посту вице-президента Перона заменил министр общественных работ перонист генерал Хуан Пистарини. Напряжённость достигла такой степени, что некий военизированный отряд даже планировал убийство Перона. Штаб-квартира радикалов (партии Гражданский Радикальный Союз) на улице Тукуман в Буэнос Айресе стала центром дискуссий оппозиции. Критики правительства часто оказываются совершенно беспомощными, когда им выпадает реальная возможность управления страной. Лидеры оппозиции не принимали никаких решений и совершали серьёзные ошибки, одной из которых было пассивно ждать действий военных, правлением которых они были так недовольны в прошлом. Другой ошибкой, гораздо более серьёзной, было позволить работодателям возвращать свои привилегии, а работникам терять отвоёванные права. Так 16 октября 1945 года, в среду, был день выплат жалованья. Отправившись за двухнедельными выплатами, рабочие обнаружили, что праздничный день 12 октября не проплачен, несмотря на подписанный Пероном указ. Больше всего беспредел работодателей коснулся пекарей и текстильщиков. «Требуйте деньги у Перона!» — таким был ответ на претензии. На следующий день, 17 октября 1945 года, никому не известный социальный слой населения, который до этого момента полностью отсутствовал в политической жизни Аргентины, ворвался в её историю, захватив Буэнос Айрес и потребовав свободы Перону. Город был захвачен десятками тысяч рабочих, прибывших из промышленных зон и выросших на окраинах. Толпа собралась на Майской площади перед Домом Правительства. Там было много людей молодых и женщин. Цвет их волос и кожи был темнее, чем у тех, кто традиционно участвовал в политических мероприятиях того времени. Антиперонисты, со свойственным им невежеством, использовали, как им казалось, унижающие термины для сторонников перонизма, называя их «безрубашечниками» и «чёрными головками». Степень расизма «белых» политиков была столь велика, что даже депутат парламента, один из лидеров радикалов Самартино, описал этот день как «наводнение животных». Протестующих сопровождало новое поколение молодёжи и новые делегаты профсоюзов, принадлежащие Всеобщей Конфедерации Труда. Это была полностью мирная акция, но потрясение от вступления этих людей в политику было настолько велико, что в течение нескольких часов триумф антиперонистского движения был ослаблен, как и власть, которая всё ещё оставалась у военных. В течение дня военное командование обсуждало метод сдерживания толпы. Министр военно-морского флота адмирал Лима предложил подавить протестующих с применением огнестрельного оружия, но генерал Àвалос был против. После интенсивных переговоров Перон был освобождён и в ту же ночь обратился к своим сторонникам с одного из балконов Дома Правительства. Через несколько дней была назначена дата выборов: 24 февраля 1946 года.

После 17 октября противоборствующие стороны начали подготовку к выборам. Перонизм с кандидатурами Хуана Перона и радикала Гортензио Кихàно не смог присоединиться ни к одной из существующих политических партий и должен был организовать свои партии. Рабочая (или лейбористская, говоря на английский манер) партия, была организована профсоюзами под председательством Луиса Гая, генерального секретаря Всеобщей Конфедерации Труда и основателя Федерации работников телефонии. Обновлённый совет Гражданского Радикального Союза во главе с Кихàно объединил радикалов, отколовшихся от UCR. Независимая партия, возглавляемая адмиралом Альберто Тейсайре, объединила консерваторов, поддерживающих Перона. Все три партии координировали свои политические действия через Национальный координационный совет, который возглавил Хуан Атилио Брамулья, юрист профсоюза железнодорожников. Было решено, что каждая из партий выберет своих кандидатов и что 50% мест достанутся Рабочей партии, в то время как оставшиеся места должны быть распределены поровну между Обновлённым советом UCR и Независимой партией.

Антиперонизм сорганизовался в «Демократический союз», который выдвинул в качестве кандидатов радикалов Тамборùни и Мòска. Основой и базой этого союза была партия Гражданский Радикальный Союз (UCR) с присоединившейся к нему партией Прогрессистов (состоявшей, в основном, из интеллигенции). Но что самое поразительное — это присоединение к антирабочему союзу Социалистической и Коммунистической партий! Ещё в первой книге я заметила, как парадоксальна Аргентина. Но чтобы коммунисты и социалисты выступали против рабочего движения, не сумев простить диктатуре пребывания своих лидеров в тюрьме и рассматривая Перона как часть её, — это может говорить только об инфантильности этих партий, их погружённости в дебри теоретических изысканий. Консервативная партия, основная опора правительства Урибуру, не смогла интегрироваться в «Демократический союз» из-за противодействия радикалов. В любом случае там был отдан приказ проголосовать за формулу Тамборини-Моска. Печально, но к антирабочему союзу присоединились также Независимая католическая партия и студенческие организации. Предсказуемо присоединение мелких партий работодателей, но грустно, что присоединились и партии профессионалов: Центр инженеров, Ассоциация юристов. Самое же грустное — это присоединение Аргентинского общества писателей.

Перонизм, зафиксировавший значительное участие женщин в маршах профсоюзов, предложил признать политические права женщин. Но председатель Национальной Ассамблеи Женщин Виктория Окампо, которая была на стороне «Демократического союза», выступила против этой инициативы, заявив, что реформа должна проводиться демократическим правительством, а не диктатурой. Заявление, не относящееся к сути вопроса, помешало принятию этого важного предложения. Тем не менее, во время всей избирательной кампании Перона сопровождала его жена, Ева Дуарте де Перон, что было новым явлением для политической культуры Аргентины.

Во время избирательной кампании правительство приняло декрет о введении дополнительной выплаты работникам в конце года. Работодатели открыто сопротивлялись этой мере: к концу декабря 1945 года ни одна компания не выплатила премиальные. В ответ Всеобщая Конфедерация Труда объявила забастовку, на которую предприниматели ответили закрытием крупных коммерческих магазинов. «Демократический союз», включая входящие в него социалистическую и коммунистическую партии, поддержал предпринимательский сектор, выступив против «тринадцатой зарплаты», в то время как перонисты открыто поддерживали профсоюзы. Несколько дней спустя профсоюзы одержали победу, поскольку правительство договорилось с предпринимателями о признании «дополнительной заработной платы в конце года» и её выплате двумя частями. Победа укрепила перонизм и оставила «ни с чем» антиперонистские силы.

Менее чем за две недели до выборов, 11 февраля 1946 года, была обнародована официальная инициатива правительства Соединённых Штатов под названием «Консультации между американскими республиками относительно ситуации в Аргентине», которая больше известна как «Голубая книга». Инициатива была подготовлена Спруилом Брейденом и заключалась в попытке Соединённых Штатов предложить на международном уровне военную оккупацию Аргентины, применив так называемую доктрину Лареты по совместной защите прав человека на американских континентах. Исключительно опасная доктрина в условиях доминирования США. На её основании Штаты могли объявить нарушением прав всё что угодно, в целях установления своего экономического господства. Они многократно использовали подобную якобы «защиту» других стран для разрушения их экономик и дальнейшего беспрепятственного грабежа. Поразительно несоответствующий своему названию «Демократический союз» поддержал «Голубую книгу» и немедленную военную оккупацию Аргентины иностранными вооружёнными силами под руководством Соединённых Штатов. И это в стране со столь славными традициями антиколониальной борьбы! Кроме того, «демократы» потребовали юридического лишения Перона права баллотироваться на президентский пост. Перон, в свою очередь, ответил публикацией «Бело-голубой книги» (указывая на цвета аргентинского флага) с резким осуждением подобной позиции и лозунгом «Брейден или Перон», призывающим сделать выбор. Заставив людей задуматься, Перон оказал сильное влияние на общественное мнение.

В целом политические силы того времени ожидали уверенной победы «Демократического союза» на выборах 24 февраля 1946 года. Газета «Критика» предсказывала, что Тамборини наберёт 332 голоса против только 44 у Перона. В феврале 1946 года прогрессивные демократы и коммунисты даже готовили государственный переворот во главе с полковником Суаресом. Гражданский Радикальный Союз посчитал переворот ненужным, поскольку все считали выборы выигранными. Вскоре после завершения выборов, лидер социалистов, будучи уверенным в победе (кого? Соединённых Штатов?), высоко оценил чистоту их проведения: «Можно быть уверенным, что правящий режим потерпел сокрушительное поражение от демократических сил в гражданский день, когда следует признать, что Вооружённые силы сдержали своё слово гарантировать чистоту избирательного процесса.» Вопреки таким прогнозам, Перон набрал 55% всех голосов против 45% Тамборини, выиграв выборы во всех провинциях, кроме Корьентес. У перонистов профсоюзный сектор Рабочей партии получил 85% голосов. Что касается антиперонистов, то поражение было особенно решающим для Социалистической и Коммунистической партий, которые не смогли получить никакого представительства в Национальном Конгрессе.

4 июня 1946 года Хуан Доминго Перон официально вступил в должность президента Аргентины до 4 июня 1952 года. И теперь нужно понять, почему именно он, а не социалисты и коммунисты, стал так ненавистен могучим иностранным державам, желавшим колонизировать Аргентину. Прочтём его речь при вступлении в должность, чтобы понять, кем он был для Аргентины и кем не смог для неё стать. «Я горжусь, что достиг высшей государственной должности благодаря согласию тех, кто отвергает давление извне…», — это практически начало его речи. Далее он справедливо ставит себе в заслугу защиту социальных реформ. Прекрасный оратор, которому никто речей не писал, он обращается к историческому мужеству креолов и говорит, что нашёл это мужество у рабочих фабрик и полей, забытых и обиженных государством. В ответ на расистские определения его народной поддержки как «наводнения животных», он с любовью и пониманием называет её «…шумным уличным праздником с заразительной радостью истины», который «… выходит за узкие рамки политических комитетов, чтобы быть лицом к солнцу и дождю, и всегда к небу, в стремлении к освобождению». Это «… праздник освобождения самой родины при ясном понимании её суверенитета». Вполне можно отнести к тогдашним аргентинским социалистам и коммунистам слова: «… триумф аргентинского народа ослепил тех, кто жил в полумраке своих интересов… Было создано ложное представление о жизни для поощрения плохих политиков и деятельности вне закона; законность была раздавлена гидрой привилегий, осталась лишь её видимость». Хуан выразил уверенность в том, что «… сцена старого фарса рухнет» и на её место придёт «голая правда» и восстановит истинно креольскую душу, черты которой были утрачены с усвоением чужих культур. Теперь мне понятны злобные определения, которые аргентинские писатели вроде Эрнесто Сàбато раздавали Перону. Это просто зависть его яркому литературному таланту.

О своей борьбе, в которой «… сошлись бойцы со всего света и невероятных дистанций…», он сказал как о той, что была избрана со спокойной волей и хладнокровием. В инаугурационной речи Хуан уговаривает военных не бояться гражданского триумфа, который помогает народу требовать справедливости, если эти требования не нарушают других законных прав. И, словно предвидя грядущий терроризм, Перон увещевает народ не прибегать к мести: «Прямого применения справедливой нормы должно быть достаточно для восстановления нарушенного права». С образностью литератора он говорит о народном контроле за властью: «… дух народа будет неустанно следить за тем, чтобы никто не мог вырваться из-под контроля закона…». «Великими национальными стремлениями» он называет социальную справедливость и суверенитет. Указывая на неизбежность гражданской войны в случае военного вмешательства США, Перон говорит следующее: «К счастью, мы успели вовремя избежать распада государства благодаря политической активности народных масс…» А также: «Волеизъявление народа уполномочивает меня просить и надеяться на сотрудничество всех. Я призываю всех к той работе, которую Родина вправе ожидать от каждого. … я являюсь и чувствую себя президентом всех аргентинцев: и друзей моих, и противников…»

А вот и провозглашение так называемого «третьего пути развития», революционного для того времени и доказавшего впоследствии свою жизнеспособность в больших государствах, экономика которых не была колонизирована третьими странами. «Третий путь» — разумная альтернатива как капиталистическому индивидуализму, ведущему к диктату монополий, так и тотальному коллективизму, лишающему общество частной инициативы. «Я не сверну с пути социальных преобразований, — говорит Перон. — Но также не собираюсь ограничивать индивидуальную инициативу и частный капитал при условии, что инициатива эта уважает свободу других граждан, а капитал не стремится стать инструментом экономического господства». Вот планы ухода от внешней зависимости в производстве: «Мы не должны забывать, что наиболее уязвимой стороной нашего государства является зависимость от внешней торговли в плане определенных промышленных поставок. И потому, не препятствуя важному импорту и не облагая тяжёлым налогом потребителя, необходимо решительно заняться вопросом использования всех наших природных ресурсов». Это именно то, что не простят ему новые колонизаторы.

«Для достижения надлежащей индустриализации необходимо определить виды

деятельности, которые нуждаются в государственной поддержке в силу их значения для страны… …прогресс неизбежно зависит от возможностей рационального использования ещё не использованных энергетических ресурсов“. Только приступая к своим новым обязанностям, Перон уже планирует „… будущее вмешательство государственной власти в решение

проблем, связанных с защитой и развитием промышленности, с обеспечением энергоресурсами, с расширением коммуникаций и регулированием транспорта». «Проблемы являются общими для крупных государственных предприятий, деятельность которых временно передана частным компаниям». «Временно передана» звучит как приговор в том мире, над которым нависают Соединённые Штаты. «Временно передана» — это вызов невероятного мужества, достойного создателей государства Аргентина. Да, вы не ошиблись, вновь избранный президент имеет в виду именно грядущую национализацию всего крупного бизнеса, который является жизненно важным для страны. «В силу соображений суверенитета, который не допускает унижения и не требует упоминания, организация и развитие общественных служб должны строго соответствовать директивам государства, которое слишком уважает права других, чтобы допускать ущемление своих собственных». Эта фраза будет актуальна и через сотню лет. Как и предложенный Пероном впервые в мире тип государственного устройства — «социального государства». Это тип организации общественной жизни и через сто почти лет докажет свою жизнеспособность и эффективность. Заранее обороняясь, Перон пытается обосновать законные требования своей страны. «Резонное чувство изначального преимущества, — говорит он, — определяет, что именно мы должны иметь полную власть над пружинами нашего экономического развития… Получив право быть выразителем этого стремления, я не отступлю, пока не увижу его реализацию в той мере и теми средствами, которые в каждом конкретном случае соответствуют реальным национальным интересам».

Сознавая необходимость сглаживать шоковое воздействие грядущих преобразований на консервативные слои общества, Хуан успокаивает аргентинских землевладельцев, хозяев доиндустриальной жизни, говоря, что не является сторонником резких изменений в законодательстве. Но взгляды его на аграрную политику тем не менее явились революционными для Аргентины и потрясли землевладельцев-консерваторов. «Земля должна быть орудием труда, а не ренты» — вот его девиз. И только трудом на земле может быть оправдано её частное присвоение, ибо это элемент природы, не созданный человеком. Заметим, что подобное утверждение может распространяться на любые природные ресурсы. «Работа делает всё достойным и превращает в приемлемые обычаи и юридические нормы…, — заявляет он, — …необходимо добиться того, чтобы государственные учреждения предоставляли землю всем тем, кто хочет на ней работать, чтобы ни один сын фермера не был вынужден уйти с полей, спасаясь от нищеты и позволяя увлечь себя обманчивым светом городов…» При этом земля, предоставляемая государством, должна соответствовать её производительной стоимости, без спекулятивных наценок. Понимая всю революционность для Аргентины подобных высказываний, Хуан завершает рассуждения о землевладении тем, что называет их просто принципом, вдохновляющим его на преобразования, а не руководством к действию.

И, разумеется, как лидер, стремящийся к государственному контролю над экономикой, Перон не может обойти тему коррупции во власти. Призывает госслужащих всех уровней сообщать ему о подобных нарушениях и заявляет, что обо всех доказанных случаях общество будет оповещаться, вне зависимости от положения и партийной принадлежности тех, кто эти нарушения совершает. «… предпочтительнее видеть власть в руках противников, — говорит он, — чем терпеть подобное бесчестье.» Из дальнейших заявлений президента следует, что приход его во власть не предназначен для получения кем-либо незаконных привилегий, но означает для его соратников наступление неизбежных обязательств и ответственности. Он говорит об уважении идеологических разногласий, если они не идут вразрез с интересами государства. Надеется на облагораживание политической борьбы, чтобы превратить её в конструктивный фактор единства на благо Родины.

Высоко оценивая роль парламента в жизни страны, Перон однако заявляет, что «…ценность парламента — это не сам парламент. Это не система». Впадая в идеализм, свойственный социализму, он уповает на личностные качества управляющих обществом людей: «Важность парламента измеряется ценностью людей, в нём состоящих. Его работа будет тем лучше, чем лучше будут люди, представляющие интересы народа». На деле это означает отсутствие даже представлений о системе контроля за государственными чиновниками высокого ранга. Оставим субъективность понятия «лучше» в применении к личности чиновника, действующего в законодательном поле. Только хорошо отлаженная система обратной связи «гражданин — власть» даёт возможность коррекции неэффективных решений и предотвращение бездействия на госслужбе. Далее Хуан указывает значимые для него свойства главы государства. Это, конечно же, «честность и беспристрастность», выражающие его «любовь к справедливости». Перон излагает суть своего политического волюнтаризма словами: «Что касается меня, то я ставлю дух справедливости выше судебной власти…». Всё же признавая эту самую власть необходимой, он заявляет, что правосудие, даже будучи независимым, не может быть эффективным, если не следует общественным настроениям. Что полностью противоречит утверждению о его независимости. Поскольку оно либо независимо, либо следует чьим-то настроениям. Критикуя традиционный подход к судебной системе, Хуан говорит, что она не должна быть статичной и консервативной, смешивая традиционное судопроизводство и законотворчество, которое, в его понимании, должно следовать за настроением масс. Если в начале выступления президент говорит о нежелательности резких изменений законодательства, то здесь он настаивает на уходе законодательной системы от консерватизма, разрушающего «чаяния народа и тормозящего социальное развитие, нанося серьезный ущерб рабочему классу», который, не видя правовых путей решения конфликтов, начинает прибегать к насилию.

Существенным предложением Перона в области культуры явилось «сделать высшее образование доступным даже для самых скромных классов». В свойственной ему образной манере он заявил: «Способности, а не деньги должны быть ключом, открывающим двери науки для граждан».

Переходя к теме охраны общественного порядка, важной для Аргентины, Перон вновь обращается к субъективной категории справедливости, говоря, что: «Конструктивный порядок рождается не силой, а справедливостью. Всегда ставьте эту добродетель выше власти. Искренне желаю, чтобы президентский срок, который начинается сегодня, не знал разрушительного насилия. Однако… я буду непреклонен к тем, кто намеревается игнорировать верховенство закона или нарушать конституционный порядок». Такие вот игры справедливости и законности в голове президетна не сулили народу в будущем ничего хорошего, ибо нигде ещё, как в Аргентине, справедливость не понималась настолько по-разному разными группами её граждан.

И наконец, после выражения максимальной благосклонности аккредитованным при правительстве дипломатам, Перон отметил, что страна возвращается на конституционный путь. Витиевато литературным языком дипломатам были даны уверения в приверженности Аргентины неукоснительному исполнению всех подписанных на данный момент и в будущем договоров. «Мы не должны допускать явного или скрытого вмешательства в наш суверенитет, — продолжил Перон, — ни больших, ни малых. Я могу с гордостью заявить, что это чувство независимости со мной разделили и гражданские, и военные, которые в защите суверенитета видят смысл существования». Поэтому он будет пристально изучать международные пакты на их соответствие интересам республики Аргентина.

В завершении инаугурационной речи Хуан Доминго Перон с любовью говорит про свой народ: о слиянии тысячелетней культуры аборигенов с испанской цивилизацией, о присущем народу сочетании гордости и нежности. Говорит, что его народ не терпит принуждения и трусости. И ещё раз подчёркивает преимущество избранного им пути развития государства: «Народ, умеющий сочетать индивидуальное с коллективным, может противостоять серьёзным кризисам». Его посыл внешнему миру: «Аргентина — это мирная земля, сердце и объятия которой открыты для всех людей доброй воли…»

Сразу же после инаугурации Перона Аргентина восстановила дипломатические и торговые отношения с СССР, прерванные после революции 1917 года. В свою очередь, в июле 1946 года, Соединенные Штаты разблокировали аргентинское золото и средства Национального банка и Банка Провинции, заблокированные в 1944 году. Практика блокировки финансовых активов государств, оказывается, является типичной для Соединённых Штатов ещё со времён Второй мировой войны, что служит серьёзным предупреждением относительно использования штатовских банков для хранения сбережений. Тогдашний президент США Трумэн, тот самый, который продемонстрировал миру военную мощь, сбросив ядерные бомбы на японские города, объявил об отставке Брейдена, чтобы сблизить позиции с Аргентиной. Трумэн назначил государственным секретарём генерала Мàршала, благодаря которому в штатовской бюрократии укрепились чиновники, выступающие за сотрудничество на американских континентах. Первой страной для визита в качестве президента Перон выбрал франкистскую Испанию, которую он посетил в октябре 1946 года. Его интересовала капиталистическая страна с государственным контролем всей экономики. Во время Второй мировой войны Испания соблюдала формальный нейтралитет, а её авторитарный лидер отзывался о Гитлере и других вождях Рейха как о людях «умалишённых и невоспитанных». Национализм генерала Франко был «интернационален»: испанцами он считал всех граждан страны без расовых и племенных различий. Идеологической основой франкизма был католицизм, а политически он собирался восстановить монархию. Профессиональный военный, Франко воспринимал веру как дисциплинирующий фактор и одно из средств политики, но не более. Сильная антикоммунистическая направленность естественным образом склонила его режим ко вступлению в союз с Соединёнными Штатами. Перон заключил с Испанией торговое соглашение, но по возвращении легализовал запрещённую ранее компартию Аргентины.

Первым министром иностранных дел Перона стал Хуан Атилио Брамуглиа, бывший профсоюзный лидер и адвокат Железнодорожного профсоюза, социалист и один из основателей перонизма. Им была разработана философская, политическая и международная позиция, которая дистанцировалась как от капиталистического, так и от коммунистического блока во время холодной войны между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Сам Перон впервые изложил содержание этой «третьей позиции» аргентинских «сторонников справедливости» в «Послании ко всем народам мира», произнесённом 16 июля 1947 года, когда Аргентине выпала очередь председательствовать в Совете Безопасности ООН. Послание Перона транслировалось более чем тысячей радиостанций по всему миру, в том числе лондонской BBC: «Усилия по достижению международного мира должны основываться на отказе от антагонизма и создании глобального понимания того, что человек стоит над системами и идеологиями…» В первом послевоенном конфликте СССР и США в Берлине Аргентина даже была их арбитром, наивно полагая, что это кофликт принципов государственного устройства. На самом деле это была первая претензия штатовских транснациональных корпораций на мировое господство. Трагизм конфликта заключался в том, что корпорации эти были, с неизбежностью, производителями оружия, в том числе оружия массового уничтожения. СССР просто противостоял тогда зарождающейся гегемонии США, и, как показало время, разность экономического устройства стран не имела решающей роли в этом конфликте. Несмотря на повсеместные заявления о демократичности своего государственного устройства, США предпочитают насаждать по миру тоталитарные режимы фашистского типа, где центральные фигуры легко управляемы и сменяемы. Через них Штаты манипулируют целыми народами и государствами.

Прагматичный подход «третьего пути» позволял Аргентине избегать конфронтации с Соединенными Штатами. В 1946 году в ООН страна часто «лила воду на штатовскую мельницу»: отказалась поддержать независимость Индонезии, голосовать за осуждение там расизма, голосовала против расследования действий французской колониальной администрации в Марокко, но за антикоммуниста Чан Кайши по китайской проблеме и по всем штатовским проектам, касающимся Корейской войны. Тогда же Аргентина выдвинула в ООН требование защиты своего суверенитета над Мальвинскими островами. А созданная в 1948 году Американская комиссия по зависимым территориям признала Фолклендские острова «оккупированными». В 1950 году Аргентина официально провозгласила свой суверенитет над Мальвинами. Но британская корона расширила границы своего присутствия на островах, включив в том же году под свою юрисдикцию подводную платформу, морское дно и прилегающие к островам недра.

В «эпоху Перона» Аргентина сумела подписать многочисленные соглашения по интеграции Южной Америки. В 1946 году это было соглашение с Бразилией об освоении реки Уругвай. Затем торговое соглашение с Никарàгуа в декабре того же года, а также акт об Аргентино-Эквадорском союзе. В 1947 году в Рио де Жанейро Аргентина подписала Межамериканский договор взаимной подержки (el Tratado Interamericano de Asistencia Reciproca) наряду с ещё семнадцатью странами. Договор практически неэффективный, поскольку США, в него входящие, умели и умеют завоёвывать страны без вооружённого вмешательства, а поддержка всеми остальными оказывается, что называется, «по мере сил». В 1953 году было подписано соглашение с Чили о расширении торгового обмена и постепенной отмене таможенных пошлин. Позже Перон пригласил Бразилию принять участие в этом экономическом союзе. Были соглашения с Парагваем, Эквадором и Боливией, в которых предложено в том числе открыть границы для безвизового общения. Латинская Америка играла важную роль во внешней политике Перона, поскольку рассматривалась как платформа для общения со всем миром. Были заключены и торговые соглашения с Европой: Румынией, Болгарией, Польшей, Чехословакией и Венгрией.

Несмотря всю лояльность Аргентины к США в ООН и отставку Брейдена, призванную выразить ответную лояльность, Штаты действовали в отношении Аргентины исключительно злонамеренно: было, например, запрещено закупать аргентинское зерно и мясо для помощи послевоенной Европе по Плану Мàршала. Посол США в Аргентине Брук направил президенту Трумэну послание, в котором раскрыл часть плана «поставить аргентинцев на колени»: «… военным дано указание закупать мясо в любой стране, кроме Аргентины, независимо от того, насколько выше будет цена». «Третий путь», принятый Аргентиной, был признан «неблагоприятным» для интересов Соединенных Штатов. В меморандуме Госдепа США от 21 марта 1950 года говорится: «В аргентинской политике есть аспект, называемый „Третий путь“, который неблагоприятен для интересов Соединенных Штатов. Когда эта концепция была впервые опубликована в середине 1947 года, она, по-видимому, свидетельствовала о том, что в мировых делах Аргентина не желает следовать ни капиталистам Соединенных Штатов, ни коммунистической России, а выбирает независимый курс. Другим странам было предложено объединиться с Аргентиной в эту третью группу, которая будет работать во имя мира и противодействовать тенденциям войны между блоками. Впоследствии президент Перон заверил нас, что „Третий путь“ — это политика мирного времени и „политическое средство“, которое не будет иметь никакого эффекта, если Соединенные Штаты и Советский Союз вступят в войну. И в этом случае Аргентина немедленно объявит войну на стороне Соединенных Штатов. Какими бы ни были намерения Перона, но аргентинские пропагандисты „Третьего пути“ нанесли ущерб североамериканско-аргентинским отношениям и в какой-то степени усложнили отношения США с другими американскими республиками. В Аргентине и за рубежом эти пропагандисты поносят Москву и её международное влияние, но с той же или большей жёсткостью нападают на „империализм янки“ за его действия в Западном полушарии. Наша политика — противодействовать этой пропаганде, когда это возможно. По дипломатическим каналам мы указываем Перону и его представителям, что, если правительство Аргентины искренне желает сотрудничать с Соединенными Штатами в борьбе против коммунизма, оно должно воздерживаться от подрыва дела демократии через нападки на Соединенные Штаты». Публичным предлогом для недовольства Штатов был также въезд в Аргентину и другие страны Южной Америки многочисленных нацистов, скрывавшихся от правосудия после Второй мировой войны. Недовольство это было очевидно фальшивым, поскольку сами США «приютили» у себя немало нацистов, которых считали полезными для собственных военных и экономических нужд. В 1949 году Перон установил дипломатические отношения с Израилем и выразил сочувствие попранным правам евреев. И всё-таки после Второй мировой войны более 45 000 евреев эмигрировали в Израиль. В июле 1946 года Аргентина приняла политических беженцев из Боливии после свержения там полковника Гильберто Вижароэля, «врага богатых». Через Фонд Евы Перон, супруги президента, страна оказывала помощь Боливии, Гондурасу, Египту, Израилю, Испании, Парагваю, Уругваю, Франции, Хорватии, Чили и Японии.

1 мая 1952 года, на открытии сессии Национального Конгресса, Перон в своём послании расширяет и уточняет концепцию «Третьего пути». Свойственным ему литературным стилем он говорит, что до провозглашения аргентинской доктрины государственного устройства в мире были лишь «капиталистический индивидуализм и коммунистический коллективизм». И ни один из них не дал человечеству счастья. «…капиталистический индивидуализм подчинял людей, народы и нации всемогущей и эгоистичной воле денег. … коллективизм подчинял людей тоталитарной власти государственного аппарата… Аргентинский народ… находился под властью олигархии и был истощён международным капитализмом… И мы решили создать основы третьего пути, который не привёл бы к эксплуатации и нищете… Так родился хустициализм (стремление к справедливости) … Он создан, чтобы мы освободились от капитализма и не попали в когти коллективизма».

Столкнувшись с нехваткой иностранной валюты, с помощью которой импортировались товары и ресурсы для процесса индустриализации, в 1946 году Перон национализировал внешнюю торговлю, создав Аргентинский институт содействия обмену, что означало государственную монополию на внешнюю торговлю. Это позволило получить ресурсы, которые государство направляло в промышленность. Могучее Сельское Общество было недовольно таким распределением. А в июле 1947 года президент опубликовал «Декларацию экономической независимости», провозгласившую создание в стране экономики «… свободной от иностранного капитала». Четырьмя столпами первого экономического курса перонистов были: «внутренний рынок», «экономический национализм» (преимущества для национальных производителей), «преобладающая роль государства» и «центральная роль промышленности». Государство всё больше управляло экономикой. В первый же год президентства Перон национализировал Центральный банк Аргентинской Республики. Проводилась политика создания специализированных банков. За счёт национализации и контроля над выпуском денег государство получило полное управление источниками денег в стране. В том же 1947 году Перон объявил Пятилетний план по укреплению новых отраслей промышленности. Начал со сталелитейной отрасли и производства электроэнергии в Сан Николасе и Жужуе. План был направлен на снижение внешней уязвимости Аргентины и повышение уровня жизни. В 1948 году государство национализировало железные дороги, в основном принадлежавшие английскому капиталу, и создало компанию Железные дороги Аргентины. В 1948 году была создана Национальная телекоммуникационная компания ENTel. В 1950 году основана первая аргентинская авиационная компания Аргентинские Авиалинии. Перон положил начало развитию ядерной энергетики созданием в 1950 году Национальной комиссии по атомной энергии.

С первого января 1946 года был сформирован механизм Национального управления энергетики, в результате чего появились четыре организации: «Государственный газ», «Твёрдое и Минеральное топливо», «Государственные электростанции» и «Растительное и производное топливо». Благодаря политике субсидирования потребления, за первые шесть лет правления Перону удалось увеличить добычу нефти на 50%, но до самоокупаемости дело не дошло. Было национализировано дочернее предприятие штатовского холдинга, которое обеспечивало электричеством бòльшую часть внутренних районов страны. Перон создал государственную компанию водоснабжения и электроснабжения и способствовал развитию кооперативных электростанций. План президента в области энергетики включал также электрификацию удалённых сельских районов, невыгодных международным трестам, и запрет на новые концессии в области энергетики и газа, которые, за исключением особых причин, объявлялись сферой только государственных интересов. К 1952 году Национальная компания водоснабжения и электроснабжения увеличила производство электроэнергии в семь раз по сравнению со всей мощностью электростанций в 1943 году. Производство энергии и воды было объявлено «общественным благом», а нефть и сталь — стратегическими товарами для базового обеспечения промышленности. В рамках Первого пятилетнего плана (1947—1952 годы) была получена связанная система генерации энергии в Большом Буэнос Айресе, к которой планировалось присоединить 14 провинций. Были начаты работы по возведению 41 гидроэлектростанции, наиболее мощными из которых были две в Мендосе, одна в Тукумане, одна в Чубуте и две в Кордобе. Были завершены работы на стокилометровых участках линий электропередач в Кордобе, Тукумане и Энтре Риос. Произошло стремительное увеличение производства аккумуляторов, электрических ламп и электродвигателей. Продажи холодильников с 1950 по 1955 годы выросли более чем в 4 раза, а электрических швейных машин в 50 раз. Для орошения было начато строительство 29 водохранилищ и 59 дамб. Ко второй пятилетке (1952—1957годы) начали строительство ещё 11 тепловых электростанций и 45 гидроэлектростанций. В декабре 1947 года был подписан контракт между компанией YPF (Государственные Нефтяные Месторождения) и штатовской нефтяной компанией Drilexco на разведку сорока нефтяных скважин, поскольку ресурсов, которыми располагала Аргентина, было недостаточно для обеспечения работ. «Я считаю, что у государственной нефтяной компании не было ни организационных, ни технических, ни финансовых возможностей для таких разработок, — писал об этом решении Перон в годы своего изгнания. — Системы, используемые в Аргентине, далеки от новых методов разведки и эксплуатации месторождений. А производственные затраты YPF были абсолютно неэкономичны. Делать из этого вопрос любви к Родине опасно и глупо… Опереточные националисты своими глупостями нанесли стране столько же вреда, сколько колонизаторы своей деятельностью. Как негативисты, так и чрезмерные позитивисты являют собой два бедствия для экономики страны.» В начале второго президентского срока Перона в 1952 году Аргентина столкнулась с острым энергетическим кризисом. YPF была всё ещё далека от достаточного обеспечения страны топливом, импортируя 60% перерабатываемой нефти. Поэтому в 1953 году, после неофициального визита брата президента США Эйзенхауэра в Аргентину, Перон направил в Конгресс законопроект о предоставлении иностранным инвесторам равных прав с аргентинскими предпринимателями. На меньшее Штаты были не согласны. Закон был выдвинут как раз в связи с инвестициями в нефтяную отрасль и успешно принят. Судя по всему, принят был своевременно, поскольку в 1954 году компания YPF испытала первый кризис платежного баланса, а Перон решился на подписание контракта с калифорнийской Standard Oil, признавая операционную несостоятельность YPF в обеспечении страны топливом. Предусматривалась разработка месторождений на юге Аргентины в рамках совместного предприятия. В годы правления Перона были обнаружены важные месторождения нефти в том числе в провинциях Мендоса и Огненная Земля. В связи с принятием закона об иностранных инвесторах многие законодатели испытывали опасения, что иностранные нефтяные компании могут получить необоснованные преференции на рынке. Закон 1953 года об иностранных инвесторах утратил свою силу после государственного переворота 1955 года, но Аргентина при этом не стала менее зависимой от иностранного капитала. Первый газопровод соединил город Комодоро Рибадабья газодобывающей провинции Чубут с Буэнос Айресом и имел протяжённость в 1600 километров. Открытый 29 декабря 1949 года, он был первым по длине не только в Южной Америке, но и во всём мире на то время. Грандиозность проекта подчёркивало и то, что построен он был без внешнего финансирования. Но после госпереворота 1955 года никто не удосужился всего лишь установить терминалы для подачи газа в дома на его пути. Конституция 1949 года национализировала нефтяные месторождения, сделав YPF государственной монополией.

В 1951 году был создан Национальный совет технических и научных исследований (Consejo Nacional de Investigaciones Tecnicas y Cientificas или CONITYC), деятельность которого была направлена на предоставление стипендий и карьерный рост исследователей, финансирование проектов и установление связей с международными научно-исследовательскими организациями. Структура объединила другие органы, созданные ранее для реализации первого пятилетнего плана в соответствии с Национальной конституцией 1949 года. Совет собрал видных учёных-физиков и астрономов, в основном ядерщиков, в полном соответствии с техническими запросами времени. Этот орган был распущен после самопровозглашенной «Освободительной революции», свергнувшей Перона в 1955 году. Отчасти предлогом послужил неудачный проект по разработке управляемого ядерного синтеза, но главным образом это была смена приоритетов, когда технические науки отошли на второй план. И если прежний комитет функционировал в области Министерства технических дел, то созданный в 1958 году при диктаторе Арамбуру Национальный совет научных и технических исследований (Consejo Nacional de Investigaciones Cientificas y Tecnicas или CONICET) был под руководством лауреата Нобелевской премии по медицине и тесно связан с исследованиями в области биологических наук и наук о здоровье.

Целью здравоохранения было создать единую систему профилактики, лечения и социальной помощи, в которой государство играло бы ведущую роль через Министерство здравоохранения. Идеологическая концепция, отдающая предпочтение социальному, а не индивидуальному, позволила снизить детскую смертность на 30% с 1943 по 1955 годы. И в четыре раза снизить заболеваемость туберкулёзом. Были введены массовые вакцинации и обязательное наличие медицинского сертификата для посещения школы. Был построен первый завод по производству лекарств, открыто почти пятьсот медицинских учреждений и больниц. Проведены кампании по борьбе с малярией, туберкулезом и сифилисом. Практически исчезли венерические заболевания. Ожидаемая продолжительность жизни выросла на 5 лет за период президентства Перона.

В своё первое президентство Перон продвигал сближение производства с высшим образованием. В 1948 году он направил в Конгресс законопроект о создании Национального рабочего университета (Universidad Obrera Nacional), переименованного в Национальный технологический университет (Universidad Tecnológica Nacional или UTN) в 1959 году. Университет, ориентированный на производственно-инженерные специальности, был открыт в 1952 году с факультетами в Буэнос Айресе, городах Ла Плата, Байа Бланка и Авежанеда. Бесплатность и стипендии открывали его двери для людей всех сословий, что в то время было социально-культурной революцией для Аргентины. В 1949 году, объявляя закон о бесплатном государственном университетском образовании, Перон сказал: «С сегодняшнего дня действующие университетские сборы отменены, чтобы образование было абсолютно доступным для молодых аргентинцев, которые стремятся учиться на благо страны». Учебные программы были скоординированы, а условия поступления в университеты унифицированы. Появились 14 новых университетов, бюджет на образование с 1946 по 1950 годы вырос более, чем в 5 раз, а количество студентов за тот же период выросло вдвое. К 1956 году Аргентина стала страной с наибольшим количеством студентов во всей Латинской Америке. После 15 лет вмешательства военных в деятельность университетов в 1946 году Конгресс принял закон о высшем образовании, который снимал военную опеку. В 1954 году был принят закон о степени участия студентов в управлении факультетами, предоставлявший им право голоса.

С приходом перонистов во власть большинство детей рабочего класса получили доступ к среднему образованию, особенно к образованию коммерческому и техническому. Уже в 1946 году был принят закон о принципах дошкольного образования. А в 1951 году приняли закон о продвижении учителей по служебной лестнице, где говорилось, что должности выше замдиректора школы будут назначаться на конкурсной основе. В 1954 году Конгресс, в котором преобладали перонисты, отменил религиозное обучение в государственных школах (в отличие от частных). Конгресс утвердил Устав для преподавателей частных школ, где уравнял права учителей школ частных и государственных. Вызывавшим раздражение было введение в школьные учебники хвалебных рисунков, фотографий и текстов в адрес Перона и его супруги, таких как «Да здравствует Перон! Перон-хороший правитель. Перон и Эвита любят нас». В средней школе был введён предмет «Гражданская культура», который пропагандировал не столько достижения правительства и его планы, сколько личности его главных действующих лиц. Книга супруги президента Евы Перон «Причина моей жизни» стала обязательной в начальном и среднем образовании. Средства массовой информации разделились на про- и антиперонистские, причём искажение информации практиковалось как сторонниками правительства, так и прессой, осуждавшей Перона. Например, Ева Перон выступила по радио с требованием принятия закона об избирательном праве женщин шесть раз, но, за исключением ежедневной газеты «Clarin» («Трубач»), эти выступления не были упомянуты ни в одной из ведущих газет того времени: ни в «La Prensa», ни в «La Naciòn», — в связи с антиперонистской позицией этих газет. Все при этом цинично считали себя очень демократичными. В 1947 году был принят закон об обязательном показе аргентинских фильмов по всей стране, а в 1950 — закон о защите киноиндустрии. В результате в том году в Аргентине было снято 58 фильмов. Это был настоящий производственный рекорд, побивший рекорды по количеству просмотров на большей части планеты. В перонистский период были переосмыслены культурные традиции с принятием как европейского реализма, так и классического голливудского кино. В современном кино Аргентины Голливуд не имеет альтернатив. Что касается телевидения, то первая телетрансляция была сделана 17 октября 1951 года с Майской площади, где проводилось празднование «Дня верности» или шестилетия со дня народной поддержки Перона в 1945 году. В 1953 году был принят закон о радиовещании, который учреждал Министерство связи, определял эту услугу как «представляющую общественный интерес» с непременным семидесятипроцентным участием государства и лицензированием. Закон обязывал освещать действия правительства, вести образовательные и культурные программы и не ограничивал рекламу. В июне 1954 года был проведён тендер на получение лицензий.

Во время первого президентского срока Перона в 1947 году был принят закон, признающий за всеми женщинами старше 18 лет право голосовать и быть избранными в органы управления страной. Только тогда в Аргентине на национальном уровне было установлено всеобщее избирательное право. Выступления за избирательные права женщин происходили с 1907 года, но ни Гражданский Радикальный Союз, ни консерваторы не поддерживали эти требования, и представленные проекты систематически отклонялись. В 1945 году Хуан Перон также выступал за право женщин голосовать, но его инициатива была отклонена. А во время избирательной кампании 1946 года коалиция перонистов включила это требование в свою платформу. После выборов 1946 года Ева Перон, супруга президента, начала открытую агитцию за избирательное право женщин на митингах и в выступлениях по радио. Её влияние на политические процессы росло. Законопроект был внесён на рассмотрение в мае 1946 года, но из-за негласного саботажа Сената только 9 сентября 1947 года в Палате депутатов был принят закон, устанавливающий равенство политических прав мужчин и женщин. В 1949 году было принято решение о создании Женской перонистской партии. Эвита, как любовно называли женщины супругу Перона, так уточняла причину создания партии: «Женская партия логически связана с перонистским движением, но независима как партия… Рабочие могли спастись только сами, и „только скромные спасут скромных“… Я думаю, что только женщины будут спасением женщин. В этом причина моего решения организовать женскую партию… Нас объединяют цели перонистского движения, но есть и своя цель — устранить притеснение женщины». Из-за своей автономности партия получила 33% всех должностей перонистского правительства. Таким образом, в 1951 году по всей стране от новой партии было избрано на законодательные должности 109 женщин. Трудности, с которыми сталкивались женщины при получении доступа к политическим должностям, даже несмотря на признание их прав, хорошо видны на примере второй по популярности в то время партии Гражданский Радикальный Союз, где ни одна женщина выборных должностей не занимала. Женской перонистской партии удалось получить 23 депутатских места в Палате представителей и 6 сенаторских мест. В пятидесятые годы двадцатого века ни в одной стране мира не было такого количества женщин в Конгрессе, как в Аргентине. Политическое равенство мужчин и женщин было дополнено «юридическим равенством супругов и равенством их родительских прав», гарантированным статьей 37 Конституции 1949 года или Конституции Перона. В 1949 году было создано Министерство труда и социального обеспечения, где Ева Перон зачитала декларацию прав престарелых, свою новаторскую инициативу, опубликованную 28 августа 1948 года. С этого момента 28 августа в стране считается Днём пожилых людей. Декларацию она передала в руки президента с просьбой включить её в законодательство. В декларации были перечислены права на помощь, жильё, еду, одежду, физическое и моральное здоровье, отдых, работу, общение и уважение. В том же году Аргентина представила этот перечень в Организацию Объединённых Наций, предлагая принять права человека для пожилых людей на Генеральной Ассамблее. Должно было пройти 43 года, прежде чем предложение Аргентины было принято в ООН в 1991 году. Но в самой Аргентине перечень прав пожилых людей, составленный Эвитой, был включён в тридцать седьмую статью Конституции уже в 1949 году.

Ева Дуарте де Перон добилась тех целей, которые в течение многих лет преследовали социалисты и феминисты. Её публичные выступления были полны любви к трудовому народу, она превращала унизительные клички, данные расистами неимущим, в символ народной души, прекрасной и терпеливой. «Всё, что противостоит народу, возмущает меня до крайних пределов моего бунтарства и моей ненависти, — говорила она, — но Бог знает, что я никогда и никого не ненавидела просто так и ни с кем не боролась при помощи зла. Только ради защиты моего народа: рабочих, женщин и детей. Бедные „жирдяйки“, которых никто и никогда не защищал с большей искренностью, чем Перон, и с большей горячностью, чем Эвита. Но любовь Перона к народу больше, чем моя. Потому что он, обладая военными привилегиями, сумел подняться к народу, разорвав все цепи своей касты. Я, напротив, родилась в деревне и страдала в деревне. У меня душа, плоть и кровь народа. Мне не оставалось ничего, кроме как отдать себя своему народу».

В работе «Моё послание» Ева пишет: «Я возмущённо восстаю против привилегий высших кругов вооружённых сил и духовенства. Наш народ постигло несчастье капиталистического империализма. Я внимательно наблюдала за его убожеством и преступлениями. Он называет себя защитником справедливости, простирая грабительские лапы на имущество тех народов, которые находятся под его властью… Но еще более отвратительными, чем империалисты, являются национальные олигархии, которые продают, а иногда и отдают за бесценок счастье своих народов». Эвита называла «олигархами» тот богатый правящий класс, который был назван так ещё радикалами при Иригожене. «Профсоюзные лидеры и женщины, которые являются чистыми людьми, не могут и никогда не должны подчиняться олигархии. … олигархия, эксплуатировавшая нас тысячи лет, всегда будет пытаться подавить нас», — сказала она в речи на первомайской демонстрации 1949 года. И категорично, как любой первопроходец, заявила: «Перон — это Родина, а тот, кто не с Родиной, — предатель».

Раздражение неперонистов вызывал тот культ личности Эвиты, который насаждало перонистское правительство. Ещё при жизни портреты и бюсты Евы Перон были установлены практически в каждом общественном здании. Антиперонисты, тем не менее, имели возможность критиковать и деятельность её фонда, и роскошные наряды и драгоценности первой леди на официальных приёмах, и воинственный тон, которым были полны её речи. Ошибки правительства в экономике вполне могли дать оппозиции шанс прийти к власти легально, без убийства сограждан. Но видимо те, кто противостоял перонизму, были далеко не так честны в своих намерениях, как хотели казаться, критикуя действия лидеров перонизма. После смерти Эвиты её имя и дата рождения использовались для обозначения общественных учреждений, железнодорожных станций и станций метро, городов и даже провинций. Её автобиография была признана книгой для чтения в начальной и средней школах. Искоренение памяти о перонизме военным переворотом 1955 года не могло быть вызвано только раздражением от культа личности и популизма. Оно имело чисто практические цели возвращения средневековых привилегий правящего класса на фоне забвения всех тех социальных преобразований, которые принёс в страну перонизм. Глава испанской делегации, прибывшей в Аргентину в 1947 году, оставила такие воспоминания о личности Эвиты и о её деятельности: «Жена президента принимала бесконечное количество посетителей. Это был непрерывный шум сотен самых разных людей, которые часами ждали, когда она их примет. Были комиссии рабочих, профсоюзные лидеры, оборванные деревенские женщины с детьми, иностранные журналисты, гаучо в своих пончо с семьями, личности в штатском с черными усами. Были беженцы из-за «железного занавеса», беглецы из Европы, балтийские интеллектуалы и студенты университетов, священнослужители и монахини, крикливые дамы в очках, молодые служащие, футболисты, артисты театра и цирка… Эвита, сидевшая за длинным столом на подиуме зрительного зала, держала перед собой несколько телефонов, кучу досье, трёх или четырёх помощников рядом, двух секретарей и непременно одного или двух министров, группу сенаторов и депутатов, губернаторов провинций, председателя Центрального банка, а также множество фотографов и операторов кино. Среди этого базара Эвита выслушивала самые разные просьбы, от повышения заработной платы до заключения коллективного договора, о семейном жилье, приданом, детской одежде, месте в школе, питании, разрешении на съёмку фильма. Просьбы о всевозможных грантах и о принятии мер против злоупотреблений власти. О чествованиях, митингах, инаугурациях и собраниях женщин, о раздаче подарков и пожертвований. Эвита была неутомима… В ней сочетались природный талант, способность играть на противоположных интересах, непринуждённый, иногда жаргонный язык с искрящимися образами, дерзкая ирония, яростная критика, неутолимый аппетит к власти, эффектная демагогия, обращение к народу без посредников, как открытое окно для всех. И это чудо помощи обездоленным. И постоянный надзор и уколы в сторону бюрократического аппарата, с самых его вершин, которые держали её в постоянном напряжении… Она была буквально поглощена великой страстью, перонизмом, где социальная революция понималась ей по-своему, как отеческая справедливость… И прежде всего она была лидером национальным». «Признаюсь, — писала она, — у меня есть стремление, большое личное стремление: я бы хотела, чтобы имя Эвиты когда-нибудь вошло в историю моей Родины. Я бы хотела, чтобы о ней было сказано хотя бы в небольшой заметке, в конце замечательной главы, которую история непременно посвятит Перону, что-то вроде этого: «Рядом с Пероном была женщина, которая посвятила себя тому, чтобы донести до президента надежды народа, которые впоследствии были оправданы. Перон воплощал их в реальность». И я была бы совсем довольна, если бы заметка заканчивалась так: «Об этой женщине мы знаем только то, что люди ласково называли ее Эвита».

В районе Реколета, где сегодня находится электрическая инсталляция «Генерирующий Цветок», который раскрывает свои гигантские металлические лепестки под лучами солнца, планировалось возвести монумент высотой 137 метров в честь фабричного рабочего. Это был проект с названием «Монумент человеку труда», посвящённый малооплачиваемым рабочим, которых называли «безрубашечниками» за их особенность носить пиджаки на голое тело в целях экономии. Проект сооружения, рассчитанного на вечность, на основе идеи Эвиты представлял собой гимн справедливости и закрепление в искусстве всех её постулатов. В основании монумента планировался круглый храм диаметром около ста метров с аллегорическими статуями. После кончины Евы в июле 1952 года проект был преобразован в «Памятник Еве Перон». Хотя статуя легендарного рабочего-перониста на вершине монумента не подлежала изменению, в нижнем храме должен был быть саркофаг Евы как духовного лидера нации, поскольку в мае 1952 года, незадолго до её кончины, Национальный конгресс присвоил ей этот уникальный титул. Ей тогда исполнилось 33 года. Только в конце апреля 1955 года была сделана закладка фундамента грандиозного памятника, достроить который до военного переворота не представилось возможным. В одной из своих последних речей Эвита попрощалась с людьми следующими словами: «Я оставляю им своё сердце, всем безрубашечникам, и сильно их обнимаю, и хочу, чтобы они знали, как сильно я их люблю». Её похоронную процессию дождливой неделей посетили более двух миллионов человек, похороны длились шестнадцать дней. Двадцать восемь человек погибли в толпе на улицах и более трёхсот получили ранения.

В 1955 году военный переворот или самоназванная «Освободительная революция» освободила себя ото всех общественных работ и социальных обязательств, оставив людям только мизерные пенсии, которые могли и не выплачиваться «в связи с экономическими трудностями». Диктатура сделала «деперонизацию» ключевым лозунгом, чтобы люди забыли, как много сделал для них перонизм. 5 марта 1956 года был даже издан указ, запрещающий упоминать имя Эвиты. Был ликвидирован Фонд Евы Перон, снесена резиденция президента, располагавшаяся на территории теперешней Национальной библиотеки, где проживала чета Перонов. С началом «Освободительной революции» родные Эвиты подверглись преследованиям и отправились в изгнание в Чили, вернувшись только в 1962 году. Но имя её подхватили партизаны в своей борьбе с военной диктатурой. Один из их лозунгов гласил: «Если бы Эвита была жива, она была бы монтонерой». Партизаны называли себя «монтонерос» от слова «монтон», означающего «множество». После падения перонистского правительства в 1955 году народ стал называть Эвиту «Знаменосицей смиренных».

Теперешний памятник Еве Перон в Буэнос Айресе расположен на территории Национальной библиотеки, которая была переименована в библиотеку Эвиты Перон вместо прежнего названия «Рубен Дарио» в честь никарагуанского поэта. Был он открыт президентом Карлосом Менемом 3 декабря 1999 года до завершения его строительства, поскольку Менем покидал пост уже 10 числа того же месяца. Работа аргентинского скульптора Рикардо Джанети установлена на том месте, где умерла Эвита, поскольку здесь находился дом президента. Представляет собой каменное сооружение высотой почти 20 метров с гранитным постаментом и бронзовой фигурой, изображающей Еву Перон в движении вперед. Основание скульптуры гласит: «Она сумела отстоять достоинство женщин, защитить детство и старость, отказавшись от почестей. Она хотела навсегда остаться просто Эвитой и вечно будет в душе нашего народа, потому что делала жизнь скромных и трудолюбивых лучше, борясь за социальную справедливость».

Сущность перонизма не исчерпывается, разумеется, фигурой Евы Дуарте де Перон. Квинтэссенцией этого политического направления явилась Конституция 1949 года или Конституция Перона, принятая Учредительным собранием 11 марта 1949 года. Это была реформа Конституции Аргентины от 1853 года, проведённая во время первого президентства Хуана Доминго Перона (1946—1952 годы). Реформа рассматривается как социально направленная и среди основных норм включала трудовые и социальные права, юридическое равенство мужчин и женщин, права детей и престарелых, автономию университетов, государственную защиту науки и искусства, обязательное и бесплатное начальное образование, социальные функции собственности, а также провозглашала прямые выборы депутатов, сенаторов, президента и вице-президента с возможностью их переизбрания. Часть оппозиции объявила закон недействительным по надуманной причине состава голосовавших, поскольку самостоятельно и без какого-либо принуждения покинула зал для голосований, добровольно уменьшив тем самым своё участие в принятии решений. В преамбулу Конституции 1949 года была включена следующая фраза о намерениях: «…бесповоротное решение создать социально справедливую, экономически свободную и политически суверенную нацию». Поддержавший Перона на выборах профессор политического права и почётный гражданин провинции Энтре Риос Артуро Сампай писал: «Столкнувшись с реальностью существования транснациональных корпораций и доминирования, которое они осуществляют, используя власть высокоразвитых государств, имеем принцип суверенитета как решающую силу в поддержании мира, международного права и прогресса народов».

Ещё в 1947 году Перон провозгласил 10 основных прав трудящихся и добился, чтобы Национальный Конгресс включил их в статью 37 новой Конституции. Тридцать седьмая статья реформированной Конституции называлась «Права трудящихся, семьи, пожилых людей, а также права на образование и культуру». Первый раздел этой статьи говорил о праве на труд, на справедливое вознаграждение, профессиональную подготовку, на достойные условия труда, сохранение здоровья и социальное обеспечение, на защиту своей семьи и своих прав и профессиональных интересов. Конечно и «справедливое вознаграждение», и «достойные условия труда» могли трактоваться весьма широко, расходясь с экономической реальностью. Во втором разделе тридцать седьмой статьи, посвящённом правам семьи, кроме гарантии равноправия женщин, как политического, так и семейного, была защита единственного жилья от судебных долговых исков и особая защита материнства и детства. Четвертый раздел кроме бесплатного и обязательного начального образования гарантировал университетскую автономию.

На съезде обсуждался и вопрос о включении в Конституцию права на забастовку. Но перонисты решили, что включение подобного пункта «порождает анархию и ставит под сомнение то, что отныне страна будет социально справедливой». В итоге большинство решило не включать право на забастовку в текст Конституции. И только впоследствии статьёй 14-бис диктатура 1955 года этот пункт в изменения Конституции включила.

Статья 38 устанавливала социальную функцию собственности. Социальная функция собственности — это правовая концепция, которая ограничивает абсолютный и исключительный характер права собственности и подчиняет его общему благу или законодательству. Определённая Великой Французской революцией в 1789 году в «Декларации прав человека и гражданина» как неприкосновенное и священное право, собственность с развитием законодательства стала восприниматься как неотъемлемая часть общих прав. И статья 38 Конституции 1949 года говорила как раз о подчинении частной собственности обязательствам, установленным законом для общего блага. Статья 39 перонистской Конституции вообще утверждала, что капитал должен служить социальному обеспечению.