Бесплатный фрагмент - Story-тексты

вместо Предисловия…

Моя сестра Жанна могла бы быть, к примеру, журналистом. Ну, или, на худой, конец, копирайтером. А если бы звезды встали очень благоприятно, стала бы писателем. Еще есть такой сценарий — учитель русского и литературы… хотя нет, это уже какой-то грустный фильм получается… Потому, что она умеет писать. Но не хватает какого-то винтика, чтобы механизм заработал бесперебойно, поэтому пишет Жанна порциями, «истерично», скорее повинуясь внешним обстоятельствам, чем внутренним побуждениям. Еще она любит «вписаться» в какой-нибудь блоггерский проект, чтобы писать под угрозой быть изгнанной. Вернее, выгоняют, если не напишешь. Вот такой «кнут». А я верю в силу «пряника»! Этот сборник я сделала из текстов соцсети, нырнув на глубину двух лет, выловив, на мой вкус, самое интересное. Надеюсь, что вид собственной книги станет лучшим мотиватором и вдохновителем. И для автора, и для читателей.

Ирина Шевцова

Невыдуманные истории

Я не профессионал и не умею сочинять. Мои истории «живые».

Всё, о чём я пишу, всё, о чём я рассказываю — прожито, подсмотрено, подслушано. Я не сказочница. Я — сторителлер.

Одно из самых главных достоинств невыдуманных личных историй — это интерес к собственной жизни. К каждому её дню. В любом её проявлении.

И для меня это важно.

Я не избалована насыщенной жизненной событийностью, яркими эмоциями, открытиями, путешествиями, знакомствами, богатыми воспоминаниями. Да, я скучна и среднестатистична. Но я могу про поездку в маршрутке или шоппинг за акционными огурцами рассказать так, что иной тревел-блоггер обзавидуется. Здесь будет и смех, и слёзы, и мораль, и даже немного секса. Маршрутки и огурцы идеально подходят под тему секса.

Я, как могу, раскрашиваю свою жизнь, и здесь мне очень помогают мои реальные истории, мой сторителлинг. Конечно, бывает, привру слегка в своих раскрасках. Но в сторителлинге это называется мифологизацией, и чуть-чуть, для вкуса и цвета, позволяется.

А историю можно сделать из чего угодно. Спросите у профессионалов. У тех, кто «живые» истории возвёл в ранг искусства, сделал изящным действенным инструментом для бизнеса и неутомимым, любознательным, мудрым и безотказным помощником по жизни.

Жизнь сама преподносит нам разные истории, успевай лишь подмечать их и облекать в читабельную или разговорную форму.

События — мелкие и знаковые; неприметные, эпизодические и судьбоносные; яркие, запоминающиеся и пустые, ни о чём.

Разные.

Встречи — важные и мимоходом; рабочие и дружеские; восхитительные и «вот скукотища»; деловые, строгие и нежные, мягкие, согревающие сердце.

Разные.

Люди — любимые и равнодушные; рациональные и сумасшедшие; главные по жизни и случайные прохожие; интереснейшие и абсолютно тухлые; с горячими живыми эмоциями и с пустотой внутри.

Разные.

Оглядитесь, мимо вас проходят десятки жизненных сценариев, возможностей, характеров, идей, разговоров.

Хватайте любое событие, встречу, персону, запоминайте момент, эмоцию, слово и делайте из этого историю.

И поверьте, увлекательнейшее это дело — сторителлинг каждого дня.

Сам себе психолог

С самого детства быстрая, темпераментная, яркая, напористая мама постоянно подталкивала свою флегматичную дочь:

— Жанна, давай быстрее. Ешь быстрее. Говори быстрее. Думай быстрее. Делай быстрее. Иди быстрее.

Сейчас я, действительно, хожу быстро. Настолько быстро, что со мной может гулять только моя собака (да и та отстаёт), а муж на нечастых прогулках крепко удерживает меня за руку. И всё равно я на пару шагов впереди него.

Мамин стремительный шаг я переняла. Всё остальное осталось моё: я ем, говорю, думаю и что-то делаю по-прежнему медленно. А ещё я грызу ногти.

Говорят, это детский невроз. Говорят, это подавленный темперамент, сломанный в детстве психотип. Мол, темперамент можно перелицевать — флегму раскачать до сангвиника — но за всё нужно платить. Мне не повезло дважды: я не дотянула до сангвиника, и я стала грызть ногти.

Что ещё говорят психологи?

Стресс.

Детские травмы.

Повышенная тревожность.

Низкая самооценка.

Болезнь перфекционистов.

Скука, беспокойство, задумчивость.

И даже жевательный рефлекс, который говорит об отсутствии самообладания над своим желудком, провоцируя грызение собственных ногтей.

А ещё советуют обратится к помощи поведенческой терапии, мол, без психотерапевта здесь не обойтись, уж больно случай запущенный.

Вы думаете, я этого не знаю? Да я перечитала кучу статей и советов. Вот вы знали, что привычка грызть ногти называется «онихофагией»? А я это знаю уже лет 20 с лишним.

Вы думаете, я не пыталась «поиграть» в психолога и выяснить, причины своей дурной привычки?

Я уже могу консультировать — «Как избавиться от привычки грызть ногти?» Только в моём случае это не работает. Я перепробовала почти всё, кроме гипноза и пыток.

— 21 день

Привычка формируется 21 день. Контроль, системность, дисциплина, постоянство на протяжении всего лишь 21го дня и — вуаля, вы совершенно другой человек с совершенно новыми привычками (ногтями).

Я держалась дольше, за месяц +3мм. Ну, ещё месяц, и на маникюр. Кончиками пальцев я уже поглаживала долгожданные хрупкие, коротенькие ноготочки и, всеми правдами и неправдами, держала руки подальше от своих коварных зубов. Однажды утром я проснулась без ногтей. Я не знаю, как это произошло.

— Горький лак.

По инструкции бесцветный лак наносят на ногти дважды в неделю. Помимо укрепляющего действие, он имеет неприятный горький привкус, тем самым избавляя вас от привычки грызть ногти.

Я красила ногти каждый день, в два слоя. И первые дни не решалась покуситься на «горькие» ноготки. Вдруг отравлюсь.

Теперь я знаю на вкус штук пять разных видов лаков — «некусаек». От слабеньких для малышей с молочными зубками до ядерной отравы для таких рецидивистов, как я.

Да я этот лак могу на бутерброд намазывать. Вкуснятина. А состав — просто для кулинарного шедевра: этилацетат, бутилацетат, гликоль кополимер, ацетил трибутил цитрат.

Сначала было неприятно, потом непривычно, потом незаметно. Вместе с ногтями я полностью сгрызала и горький лак. Однажды в аптеке я попросила самый-самый горький лак.

Просто невыносимо горький, нестерпимо противный и несмывающийся годами. Фармацевт посмотрела на меня, как на немножко нездоровую.

— Чувство стыда и брезгливости.

Порой в транспорте, держась за поручни, я отдёргивала руку со своими обкусанными ногтями, если по соседству держалась ухоженная красивая ручка с идеальным маникюром. Потом решила: «Пусть мне будет стыдно. Смотрите все, какие у меня некрасивые руки». И держала на виду, не пряча в перчатках, не подгибая пальцы. Наказывала себя за дурную многолетнюю привычку. А потом, дома, догрызала остатки ногтей, наказывая себя ещё больше.

Я просматривала в интернете страшные картинки с деформированными, расщепленными, воспаленными ногтями. И ужасалась, и передёргивалась, и морщилась от брезгливости. И сравнивала свои, думала, что мне ещё повезло, мои ногти блестящие, здоровые, просто неухоженные.

Однажды на какой-то встрече незнакомая женщина меня спросила:

— А что у Вас с ногтями?

— Грызу — честно призналась я.

— А Вы их потом съедаете?

Твою же мать, как мне было стыдно, до пунцовых щёк, до звона в ушах. Мне бы «заякорить» это чувство, запомнить. Бесполезно. Вместе с ногтями я методично уничтожала все психологические «якоря».

— Маникюр.

Психологи советуют девочкам сделать качественный красивый маникюр, чтобы проникнуться этой красотой и больше не возвращаться к эстетически непривлекательной привычке. Красота спасёт мир, но не мои ногти.

Маникюр мне не грозил в связи с отсутствием ногтей, поэтому я решила сделать наращивание на типсах.

Первый раз (10 лет назад, в маленьком уральском городке) мне делала эту процедуру, на дому, молоденькая девочка — стажёр, соседка моей подруги:

— Она только что курсы закончила, ей тренироваться надо. Сделает бесплатно, деньги — за материал.

И всякий раз, срезая кутикулу в кровь, начинающая маникюрша мило улыбалась: «Ничего страшного. Прижгу». Через 40 минут почти все мои пальцы были в проспиртованных ватных дисках с просвечивающимися капельками крови. Ещё через два часа я рассматривала свои припухшие задеревеневшие пальцы с длиннющими пластиковыми ногтями-когтями.

А в голове только одна мысль «Как я буду с ними жить?» И первая проблема возникла сразу же. В туалете я не смогла самостоятельно расстегнуть пуговицу на джинсах. Благо подружка была рядом.

Потом по пути домой я всё щелкала ненатуральными ногтями друг о друга, не понимая свои чувства. Нравится или нет?

Первый ноготь я потеряла в тот же день, у подъезда, пытаясь снять ключ с брелка. Через неделю я сорвала остальные. Увидев свои истерзанные, наждачные, отшлифованные в труху, неживые ногти, я плакала.

Второй маникюр я уже делала в питерском дорогом салоне и почти месяц играла пальчиками напоказ, хвастаясь яркими, бликующими, аккуратными ноготками черничного цвета. Через месяц срок шеллака закончился, и мне бы пойти снять старые, нарастить новые. Но зубы меня опередили.

А я продолжала «играть» в психолога.

Визуализировала. Медитировала. Укрепляла себя аффирмациями. Разговаривала с ногтями, просила прощения, объяснялась в любви, дружбе и вечной заботе каждому ноготочку персонально. Ванночки с лимоном, с содой, с морской солью. Укрепляющие лаки за сумасшедшие деньги (разводилово!). Устраивала спор на деньги, правда, сама с собой. Знала, что проиграю.

«Купите пилочку и всякий раз подпиливайте ноготки, чтобы не было соблазна сгрызть».

Я не ограничилась пилочкой и купила себе дорогой маникюрный набор (уже лет 7 его не видела). Заматывала пластырем. Больно стучала себя по лбу, как только тянула пальцы в рот. Таскала с собой семечки или сухарики, чтобы что-то грызть (тоже советуют психологи). Но сухарики заканчиваются, а ногти нет.

Осталось последнее средство — надо идти к врачу.

Сам себе психолог — это не про меня. Я снова без ногтей (зачиталась Диной Рубиной, увлеклась, не заметила). И хоть советов у меня уйма, а результата ноль. Вот такой из меня хреновый «сам себе психолог».

Дура на велосипеде

Поздним летним вечером, на Приозерском шоссе, недалеко от поселка Васкелово, в одном месте встретились трое: машина, узбек и дура на велосипеде. Дура — это я.

Вроде и горочка была небольшая, и дорога пустынная, и узбеки в зоне видимости. Шумный тесной толпой, примерно метрах в двадцати, они шли впереди меня, с горки, по неправильной стороне.

Я оглянулась — машина далеко — успею и закрутила педалями по дорожному склону. Но именно в тот момент, когда я догнала узбеков, машина догнала меня. Вот здесь мне бы притормозить и пропустить. Я же, наоборот, сильнее закрутила колесами. Машина, ругаясь, пошла на обгон. На мгновение я оказалась ровно посередине и, запаниковав, резко вывернула руль вправо и врезалась в мягкого узбека.

От удара я отлетела на середину дороги, а сила инерции еще несколько метров протащила меня вниз по асфальту. Машина, не чувствуя за собой никакой вины, поехала дальше, зато ушибленный гастарбайтер перепугался страшно. Он размахивал руками, подпрыгивал на месте и кричал: «Я не виноват! Я не виноват!»

От стыда и неловкости перед узбеками я резко вскочила на ноги и попыталась сесть на велосипед. На третьей попытке я поняла, что со мной не все в порядке. Несколько секунд молча прислушивалась и присматривалась к себе, пытаясь определить физический ущерб, нанесенный моему телу и чужому велосипеду. Поверьте, велосипед выглядел намного лучше.

Вся левая сторона у меня была содрана, словно наждачка прошлась, рука не подавала признаков жизни, а с подбородка густым ручейком стекала кровь. Перед глазами плыло, вернее, перед одним глазом. Второй совсем залип от крови и грязи. А в голове один и тот же шум: «я не виноват, я не виноват».

— Твою же мать, да не виноват ты! Вода есть?

Вода есть. Нужно пройти немного вглубь садоводства.

Я шла за своими провожатыми с тяжелыми ногами и бредовыми мыслями: «Как больно. Как глупо. На шортах дыра, на велике восьмерка. А куда мы идем? Сейчас эти перепуганные нелегалы закопают меня как главную улику. Вместе с велосипедом».

Наконец дошли. Пока я смывала асфальтную крошку с лица, узбеки подсуетились с машинкой, и через полчаса я была дома.

А в нашей семье не принято волновать маму по пустяках, поэтому свое разбитое тело я потащила в соседний дом, на пятых этаж, к подружке — медику.

Татьяна быстро и профессионально оказала мне первую медицинскую и категорическим тоном отправила в травмпункт, потому что рука по-прежнему не двигалась, а висок пугал рваными клочьями.

Около двух ночи мы с ней приехали в приемное отделение Токсовской больницы. Я с интересом смотрела по сторонам, дожидаясь своей очереди.

Подъезжали неотложки, хлопали двери, врачи разбирали своих пациентов, а я сидела грязная, ободранная и забытая. И ждала. Дважды врач пытался подойти ко мне, но всякий раз его перехватывали каталки с теми, кто ждать не может. Я безропотно молчала, потому что понимала, что вон той тетеньке, которую больше часа собирали в операционной, а потом вывезли всю перебинтованную, ей намного хуже, чем мне. Или молдаванину-шабашнику. Ему на спину упала плита. А он, занимаясь самолечением, не рассчитал дозу «обезболивающего». И поэтому привезли его скрюченного и пьяного в хлам.

Недалеко от меня веселилась троица друзей с мотоциклетными шлемами. Им тоже не повезло сегодня на ночной дороге. Особенно одному из них с загипсованной ногой по самые… В общем, полностью.

А друзья развлекались, разрисовывая гипс маркерами.

Наконец, спустя два часа, я услышала свою фамилию. В процедурной, удобно устроившись на кушетке, я тоже приготовилась к гипсованию. Но меня всего лишь обмазали какой-то пахучей черной дрянью, а руку, после несложных упражнений «сожмите-разожмите», зафиксировали повязкой из марли. Разочарованная я уже сползала с кушетки, когда ко мне подошла медсестра с огромными кривыми иглами и стала деловито сшивать лоскуты кожи на моем лице. Так неторопливо, с удовольствием, как будто крестиком вышивает. Из процедурки я вышла как красный командир — рука перевязана, а из виска торчат нитки.

Несколько дней я собирала по поселку удивленные взгляды, вопросы, возгласы, сочувствующие ахи и охи. Я бравировала своими синяками и ссадинами, гордилась ими, словно я ребенка из огня спасла, а не в узбека врезалась. И всякий раз вновь и вновь пересказанная история приобретала новые оттенки и явно героический подтекст.

Как-то в МЕГЕ, в обеденной зоне, я увидела совсем молодого парня, который со свежими синяками и забинтованной рукой призывно улыбался мне через пару столиков:

— Привет! Я с роликов навернулся. А ты?

— А я с велосипеда.

— Круто. А где катаешься, на Крестовском?

Я невольно распрямила плечи и вздернула подбородок. В тот момент я почувствовала свою причастность к миру экстремалов.

Примерно через неделю после этой нелепой аварии мы с подругой, собрав всех наших детей, поехали в Карелию, в гости. Поехали на электричках, по-студенчески, без вещей и билетов. Электрички шли переполненные, и чтобы не пугать окружающих своим видом, я прикрылась большими солнцезащитными очками. Но как только в вагон заходили контролеры, я собирала вокруг себя наших детей, снимала очки с бледно-фиолетовых припухших глаз со свежими швами и, баюкая травмированную руку, слабым голосом спрашивала:

— Извините, а сколько билет стоит?

В ответ я получала не только сочувствующий взгляд, но и наименьшую стоимость.

В Сортавалах мы провели несколько дней. И там я тоже успела рассказать, бессовестно привирая, свою абсолютно «героическую» историю. О том, как я, жертвую собой, прикрыла узбека от пьяного водителя.

Когда настало время снимать швы, у подруги моей подруги, тоже медика, дома даже канцелярских ножниц не оказалось. Поэтому столь тонкую операцию она проводила с помощью огромных портновских ножниц, продезинфицированных в карельском бальзаме. Этим же бальзамчиком мы потом отмечали успешно проведенную операцию.

А тем временем синяки бледнели, швы белели, к руке вернулись все ее функции, и образ красного командира окончательно ушел в тень. На память об этом событии у меня остался шрам около глаза.

Сейчас, у окна в большой комнате, стоит мой красавец-велосипед. Стильный, черный, изящный, навороченный. Гибрид шоссейника с горным. И всякий раз, когда я собираюсь покататься, мой муж напоминает мне историю о том, как одна великовозрастная дура на велосипеде попала в аварию.

Ботаническая «Мокруха»

На днях дочь пришла из школы с растерянным лицом, в глазах непонимание, в голосе отчаяние:

— Мама, нам сказали их убить. Мама, я не смогу. Я к ним уже привыкла.

Я тоже привыкла. Мы ухаживали за ними почти две недели, они выросли и окрепли у нас на руках. Но биологичка непреклонна — убить. Одного запереть без света и воды, другого облить какой-нибудь едкой химией. Третий, счастливчик, будет жить дальше.

Два дня мы выбирали, сомневались, пытались определить печальную участь детской считалочкой «эни-бэни, рики-таки…», присматривались, искали слабейшего и все оттягивали последний шаг — темнота и кислота.

Как выбрать, если все одинаково дороги. Фасоль, пшеница и горох. Дианкино домашнее задание по биологии. Мы знали их еще семенами, заботливо проращивая во влажной салфетке. Потом в обогащенную земельку и на подоконник, поближе к солнышку. Через неделю подоконник заколосился зеленью.

Кого выбрать? Фасоль, пшеница и горох. И снова «эни-бэни, рики-таки…» Мы с Дианкой переглядываемся, в руках средство для сантехники, а рука не подымается.

— Мама, давай ты.

— Нет. Давай ты.

Злаки и бобовые, почуяв неладное, заволновались. Каждый пытается понравиться. Пшеница вымахала вверх и сейчас радует высокой, густой, яркой зеленью. Фасоль — самая долгожданная и непредсказуемая — горделиво покачивает крепкими листиками. Горох кокетливо обвивает палочку своими кудрявыми усиками и растет, и тянется изо всех сил, обещая свежий урожай на подоконнике.

Выбор сделан. Чувствую себя как маньяк во второсортном ужастике: пшеница заперта в глухом ящике, без света и воды, а фасоль облита кислотой.

На подоконнике, одинокий и счастливый, шевелит тонкими усиками горох. От благодарности он готов руки целовать и, будь его воля, прямо сейчас одарить нас сладким и свежим горошком. Ну что же, подождем до весны. А ты, дружок, помни свои обещания.

Наше все

Моя старшая сестра говорит, что публичные библиотеки — это одно из лучших наследий социализма. Полностью согласна. И, перефразируя Аполлона Григорьева, добавлю: «Библиотеки — это наше все» (Александр Сергеевич, извините)

Я человек читающий и пару раз в месяц посещаю библиотеку им. В.В Маяковского — юношеский отдел на Гражданке.

У меня нет конкретной цели, я хожу между стеллажами, рассматриваю книги, перебираю пальцами корешки книг, перелистываю страницы, выхватывая кусочки текста. Есть какой-то особый кайф — держать бумажную книгу в руках, чувствовать ее вес, ее запах. Предвкушать ее историю.

Читающие люди меня поймут.

А еще у читающих людей есть неоспоримые и очень заметные плюсы:

— у вас богатый словарный запас — это плюс;

— вы грамотно пишите, даже не помня правил — это плюс;

— вы умны, ну, или чуть скромнее, вы начитаны — это плюс;

— вам не бывает скучно. Никогда. И если интернет захватит страшный, безжалостный вирус, вам все равно. Бумажным книгам вирус не страшен. Это тоже плюс.

— с каждой прочитанной книгой у вас появляется новый друг или новый враг, новое настроение, новое осмысление, новые знания, новая история, новый опыт. Книги учат — это огромнейший плюс с плюсом.

И, главное, все эти бонусы вы получаете совершенно бесплатно.

Я беру около десятка разножанровых книг.

Заходят не все. Это нормально.

Полностью игнорирую бандитские романы, дамские любовные и отечественное фэнтези. Также пропускаю приключенческую литературу, в юности «проглотила» почти всего Сабатини, Дюма, Жюля Верна, Джека Лондона. Хотя в сторону последнего стала посматривать все чаще.

Сегодня я ходила в библиотеку, давайте посмотрим на мою «добычу»

Детектив Тесс Герритсен. Это уже 9-я по счету книга, не могу оторваться.

Сборник про любовь: Петрушевская, Рубина, Улицкая, Толстая.

Люблю я красивую, умную и сильную женскую прозу.

Следующая — это книга ироничной Сью Таунсенд: и посмеяться, и погрустить, и призадуматься.

Обязательно что-нибудь из классики. На этот раз — Иван Бунин. Захотелось тишины. И красивого плавного книжного слога.

«Обитель» Захара Прилепина я беру уже второй раз. Но она опять может пролежать на полке и не продвинуться дальше 10-й страницы. Тяжеловато.

Джулия Кэмерон «Путь Художника» — для дочери. Она подписала сама с собой договор. Каждое утро у меня начинается с завываний: «Артем, вставай, опаздываешь», а у Дианки — с утренних страниц.

Ну, и еще несколько незнакомых авторов. На пробу. Тут по-разному: или любовь долго и взаимно, или просто миленько — прочитала и забыла, или же полное разочарование.

Я, вообще, не любитель клеймить книги, у каждого жанра свой читатель. Но недавно я испытала сильную досаду.

Я бредила одной книгой. Много слышала об этом романе, в книжных магазинах нет, только через Ozon, искала по библиотекам, а на нее очередь — мой нетерпеливый интерес просто взлетел. Встала в очередь, дождалась, вцепилась обеими руками — наконец-то.

Прочитала. Пусто. Нигде не отложилось, ничего не прибавилось. Книжка-пустышка.

Сейчас эта книга находится в статусе — разочарование месяца.

Сара Джиа, ты стоила мне двух месяцев поисков и неоправданного ожидания.

Что-то затянулся мой пост. Я планировала рассказать вам лишь маленькую историю, которая произошла сегодня в Маяковке.

Вместо этого рассыпалась в признаниях, симпатиях и преданности к библиотекам и читающим людям.

Однажды ночью я подсчитывала штраф за просрочку библиотечных книг. Откуда у меня набежало почти 300, я не знаю. Видно, той ночью я была не в себе. За просроченные книги штраф составил всего лишь 40 рублей.

А я заранее приготовила для библиотекаря жалостливое лицо, грустный рассказ о последних деньгах и пустой кошелек.

Передо мной в библиотеке стояла женщина — тоже должница — и очень долго и громко возмущалась, спорила, грубила и отказывалась платить за просрочку книги.

Я не помню ее лица. Темные жесткие волосы, нервные худые пальцы и возмущенная спина — вот весь портрет.

Ее недовольство было такое яростное, что я даже задумалась, сколько же она задолжала, раз так категорически отказывается платить. 200? 300? 500 рублей?

В конце концов, женщина фыркнула, швырнула книгу и ушла:

— Услугами вашей библиотеки я больше не воспользуюсь.

Дамочка попала в «черный список». Как оказалось, ее долг составлял всего лишь 38 рублей.

Это глупость или принципиальность?

Море-море, я по тебе НЕ скучаю

Море штормило уже третий день.

Серые волны свирепо накатывали на берег, толкали, валили с ног, переворачивали, накрывали с головой, кусали, били наотмашь мелкой галькой. Мои дети визжали от страха, холода и восторга. Я, словно брехливая собачонка, бегала по берегу с охрипшым голосом и колотящимся сердцем: «Артем, Дианка! Живо на берег!».

Я боюсь воды. Особенно такой сильной и опасной, которая подкрадывается сзади, ослепляет, топит и тащит за собой. Такое море мне совсем не нравится. Слишком близко ходит беда.

Из 12-ти отпускных дней вот уже третий день без горячего солнца, с ночными дождями, третий день — штормовое, холодное, опасное море.

Волны собрали с пляжа всю грязь. Пустые яркие пакетики, обглоданные початки кукурузы, окурки, шлепанцы бились о прибрежную линию.

Солнце ныряло меж тучами, и, в зависимости от этого, ветерок становился то теплым ласковым, то сырым и холодным.

Солнечные очки можно было и не брать, а вот накидку зря не прихватила. При такой погоде был один плюсик — какими бы ни были жадными до солнца свеженькие отпускники, обгореть им не грозит. Правда, плюсик сомнительный. Кстати, крем для загара я тоже зря взяла.

Наверно, поэтому я так мало купалась и загорала, а чаще смотрела по сторонам, замечая то, что довольный, счастливый, обласканный морем и солнцем, человек порой не видит.

Узкая галичная полоса пляжа устлана полотенцами, ковриками, лежаками. Но еще не лежбище. Июнь месяц, сезон только набирает силу.

Неподалеку рабочие ставят навесы, где-то беспрерывно гремит перформатор.

Совхоз «Россия» ближе всех к олимпийским объектам, везде идет стройка, идет борьба за каждый кусочек земли. Частный сектор нависает друг над другом все новыми и новыми этажами, надстройками, подстройками, лестницами и крышами. До противоположного окна можно дотянутся рукой.

Я не хочу такое море. Я мечтала о буйной яркой зелени, ночных уютных сверчках, фруктовом изобилии прямо с дерева, о южном тяжелом звездном небе и тишине с запахом моря.

А получила грохочущую дрель и грязное море. Я недовольна отпуском, погодой, морей и всеми курортами Краснодарского Края в лице совхоза «Россия».

Я смотрю по сторонам и собираю негатив. Зачем мне это надо? Наверное, чтобы побыстрей сделать загранпаспорт и уехать в беззаботные жаркие страны.

Маленькая очаровашка лет 5-ти, в купальнике с юбочкой и премиленькой соломенной шляпке, бесстрашно запихивает в пластиковую бутылку дрожащие студенистые медузы. Маленькие легко проскальзывают в узкое горлышко, а вот те, что побольше никак не лезут целиком. Малышка старательно кромсает их детской лопаткой.

— Мама, мама! Смотри!

Бутылка набита противной массой. Это сувенир для папы.

— Хорошо, котенок, набери туда водички, а то они умрут.

Я возмущена. Но я молчу. Сама так в детстве делала. Правда, не лопаткой, не в бутылку и не для папы.

На следующее утро море не узнать. Наконец вышло долгожданное солнце и сильно припекает, оправдываясь за долгое отсутствие, но купаться в море нельзя. Ночной шторм, словно та старательная малышка с лопаткой, перерубил в мелкий фарш просто кучу медуз. Вся прибрежная линия усеяна прозрачными лоскутками. Они покачиваются на волнах густым медузным супом. Галька тоже усеяна подсыхающими растерзанными трупиками.

«Фото с Кинг-Конгом!»

Я приоткрываю глаза, неподалеку от меня проходит черный, волосатый, огромный армянин. Из местных. Что за самореклама?

Ааа, теперь понятно: за собой он тянет маленькую, визгливую, озлобленную мартышку. Она перепрыгивает по острым камням и пытается спрятаться в тенек. Обезьянка работает без выходных, она устала: угрожающе повизгивает и скалит мелкие зубки..

«Кто хочет фото с Кинг-Конгом?»

«Мама, смотри! Настоящий крокодил!»

Щекастый мальчик осторожно позирует с маленьким, сморщенным, словно высушенным крокодильчиком. Пасть крепко замотала узким прозрачным скотчем. В глазах — обреченная пустота. Наверное, выражение «крокодиловы слезы» пошло именно от таких безнадежных, тоскливых, мертвых глаз.

Ребенок испуганно дергается, и крокодил громко шмякается об камни. Но он даже сказать ничего не может, пасть-то замотана.

«А сфоткай так, как будто он меня душит»

Загорелая красотка обматывает свою шею белым питоном, он вяло свешивается с ее плеча. В отличии от других «фотомоделей» ему повезло больше. Он постоянно спит. А может, и дохлый.

— Чурчхела! Кукуруза, горячая, молодая кукруза!

— Пиво. Риба. Пиво-риба, риба-пиво!

— Фото с Кинг-Конгом!

— Пончики. Сладкие пончики

— Крокодилы! Анаконды! Фото!

— Чурчхела!

Они прочесывают пляж цепью. Туда и обратно. Каждые 15—20 минут. И периодически около моего лица останавливаются чьи-то волосатые ноги в драных шлепанцах и орут в самое ухо: «Кукуруза! Горячая, молодая кукуруза!»

Сейчас, перечитывая этот пост, я понимаю, что самым приятным воспоминанием из моего отпуска на черноморское побережье был обед в самолете.

Нееет, море, я по тебе не скучаю…

Тихая охота

Недавно мы с подругой отправились на «тихую охоту». Собирались давно, да все не получалось. Сначала не было возможности, потом желания — времени — компании; то дождь целый день — все сгнило, то жара — все засохло; грибы начались — закончились и снова начались… и наконец-то пару недель назад все звезды сложились, и мы пошли по грибы.

Я, на правах старшего и опытного товарища, решила провести для своей подруги мастер-класс по грибам «Съедобное — Не съедобное».

Пошли по моим грибным заначкам на Третью Территорию. Лес не туристический, в прошлом закрытая воинская часть, на машине не пробраться, кругом болота да колючая проволока. Местные ходят своими тропинками. Я — местная, Вика со мной.

Моя сестра говорит, что для новичка главное, чтобы подфартило, хоть чуть-чуть. Иначе пустой лес разочарует, пропадает и вкус, и интерес к грибам. Нам подфартило, да настолько, что после первой ходки мы, наскоро пообедав и вооружившись более объемными корзинами и пакетами впридачу, вновь отправились грибными тропами.

У Вики свои лесные ритуалы: надо обязательно поздороваться, не забыть попрощаться и почаще благодарить за грибочки, а то лес отвернется.

— Здравствуй, Батюшка Лес! Это снова мы!

Лес совсем не обиделся на нашу жадность и начал гостеприимно сыпать грибами прямо под ноги.

Я очень люблю собирать грибы, причем моя любовь к ним абсолютно платоническая: я их собираю, чищу, готовлю и… не ем. Это просто удовольствие. И всякий раз, когда я пишу про лес, из меня прямо прет Пришвин. Но вот опять началось.

Выглядывают из-под елок, запутавшись в траве, липкие маслята; горделиво красуются белые (сплошные понты, редко когда попадется большой чистый белый гриб); застенчиво краснеют шляпками подосиновики. Вот они действительно удача и гордость каждого грибника и от всеобщего обожания красноголовикам немножко неудобно и очень приятно. После ночных дождей выскочили подберезовики, не успел вовремя собрать, и вот уже торчат из травы грибы-переростки с задеревеневшими ножками и огромные сгнившими шляпками, и смотрят укоризненно: «Ну, где же ты раньше была?» Сорри. Зато подберезовый молодняк радует коренастыми крепышами.

Неподалеку Вика, ошалевшая от грибного изобилия, потихоньку сходила с ума. Срывая очередной грибочек, она ласково приговаривала:

— Козлятушки-ребятушки, ваша мама пришла…

— Вика, это масленок.

— Маслятушки-ребятушки…

А козлята действительно заполонили весь лес, мельтешат, путаются под ногами, подмигивают яркими маленькими головками, словно рекламные зазывалы:

«Не проходите мимо! Мы здесь. Нас много. Мы хорошие, мы вкусные.»

Я не поддаюсь, даже глаза не опускаю. Но стоит только потянуться за одним козленком, все, засосало козлиное болото. Не оторваться. Уже и ноги затекли, и спина болит, и «рука бойца колоть устала», а они все прут и прут целыми кланами. Вроде только выпрямилась, выдохнула, а взгляд уже цепляет очередную полянку с грибной россыпью. И снова на карачки, и поползла дальше стричь эту бесконечную мелочь. Так сказать, всю семью под нож. Ненавижу! Зарекалась ведь — с козлятами не связываться. Как бы тщательно ни собирала, дома выкину половину червивых.

Слышу за кустами Викин мучительный стон:

— Козлы! Опять эти козлы!

Подруга, как я тебя понимаю. Пора выбираться из этого дурмана. Жанна, ищи красненькие. А вот и они!

Викуля шуршит в соседнем перелеске:

— Жанна, что собираешь?

— Подосиновик

— А сейчас?

— Еще парочка красненьких и подберезовик. И еще один.

— Да почему же у меня одни козлы?!

Говорил же Ваня Чурсин на семинаре: «Девушки, смените фильтры. Отсеивайте козлов». Он, конечно, имел в виду мужиков, но видно и к грибам это тоже относится. Козлы они и в лесу козлы.

Вика, смени фильтры.

А та продолжала негодовать:

— Батюшка Лес, где справедливость? Надоели эти козлы, пошли кого-нибудь поблагороднее.

Лес безмолствовал.

Викина корзина гостеприимно принимала все грибочки: и сыроежки, и волнушки-серушки-свинушки, и старичков подберезовичков, которым жить осталось считанные минуты.

— Вика, не донесешь.

— Донесу.

Но особенно моя подруга любит поганки. И всякий раз, инспектируя ее неопытную корзинку, я вытряхивала оттуда немного погани.

— Вика, это не съедобно! Вот видишь, ножка сеточкой и губка розовая. Это сатанинский гриб. Он, подлюка, под подберезовик косит.

— Но они такие красивенькие!

— Вика, это тоже несъедобно! Нет, это не сыроежка. Сыроежки не бывают сиреневого цвета и с юбочкой.

— Но они такие красивенькие!

Как минимум раза три я спасала свою подруженцию от отравления, а она упорно собирала «красивенькие».

— Вика, брось поганку! Ты отравиться хочешь? В лучшем случае я буду носить тебе апельсины, в худшем — цветы.

Наконец Викины мольбы дошли до леса, и он посыпал в ее корзинку красноголовики, черноголовики, белые. В общем, сплошное «благородство».

— Спасибо, Батюшка Лес!

Наша «охота» удалась. Дома я была в 11 вечера. И началось: чистила, варила, морозила, сушила. Около двух ночи доползла до кровати и упала в сон. Но покой не пришел. Пришли грибные кошмары. Всю ночь грибы водили вокруг меня хоровод, а маслята истошно орали: «Не проходите мимо!!!»

Открыткофобия

У моей старшей сестры — открыткофобия.

В преддверии каких-либо праздников, а особенно Дня Рождения и Нового Года, на своей страничке в Контакте она вывешивает предупреждающий знак «Стоп-Открытка!» и просит своих многочисленных друзей и знакомых не забрасывать ее безликими стандартными открытками.

«Дорогие мои, любимые коллеги, друзья и просто добрые люди! Пожалуйста, не шлите мне открытки, лучше напишите свои добрые слова и прикрепите свое праздничное фото»

ВК пестрит приложениями:

Открытки — самые красивые.

Большие открытки.

Бесплатные открытки.

Открытки на каждый день…

Котята, зверята, пухлые ангелочки; ребятенки с розовыми попками, в колпачках и в корзинах для пикника; изобилие цветов, просто цветочный бум — букеты на любой вкус, няшка Путин и тот с розами. А еще цитаты Великих и мультяшных.

Люди, а где ваши слова? Простые, человеческие слова, от сердца, от души. От человека к человеку.

У меня тоже открыткофобия. Только я их не боюсь, меня они бесят. Я безжалостно уничтожаю котят и младенцев, всевозможные букеты и Деда Мороза с пасхальными яйцами.

Я прошу малость, всего несколько слов, но только для себя. И от души.

Однажды на 8 марта я получила поздравление от своей давней подруги — цветочная открытка «Поздравляю!». Она проскочила у меня перед глазами и затерялась среди таких же открыток-клонов. Вместе с открыткой проскочило небольшое сожаление, хотелось больше внимания от близкой подруги.

Просматривая странички наших общих друзей, я увидела у всех одно и то же поздравление от моей подруги. Это была «моя» открытка. Один букет на всех. Я просто оказалась в автоматической рассылке.

Вроде ерунда, мелочь. Многие так делают. Тем более, мы уже не так дружны, нет доверительных разговоров и частых встреч. У каждого своя жизнь. Но как-то от этого клонированного букетика защемило, заныло, вроде межреберной невралгии. Тупо, нудно. Вроде и не больно, а болит. Уж лучше никак, чем в общую рассылку.

И тут моя открыткофобия дала обострение. Закапали слезки.

Я не поздравляю друзей с непонятными праздниками, типа, Крещение или День России. Я не знаю, что говорить в таких случаях. А когда у меня нет слов, я лучше промолчу, чем буду рассылать российские триколоры, проруби с крестами или крашенные яйца.

И я всегда поздравляю сама, без помощи ми-ми-шных котят и отфотошопленного Путина.

Отмахнуться чужой открыткой или прикрыться Винни-Пухом «Поздравляю с Днем рождения. Желаю счастья в личной жизни. Пух» — это не мой формат.

Я пишу. От сердца. От человека к человеку.

Это мои слова. Эти слова только для тебя. И я знаю, что тебе будет приятно, ты улыбнешься, что-то вспомнишь и твое ответное «Спасибо» будет искренним.

Трудности перевода

Мой сын Артемка начал разговаривать достаточно поздно. Так поздно, что наша бабушка уже билась головой об пол с причитаниями: «За что нас Бог немтырем наказал» и тихонько шуршала в укромном уголку травками да молитвами.

Я не поддерживала бабушкины стенания и порой бесила ее своей невозмутимостью.

— У тебя ребенку уже три года, а он молчит до сих пор. Иди к врачу, а лучше в церковь.

Я действительно не волновалась. Я вообще не тревожная мамашка, тем более, что Артемчик и не молчал. Он лопотал, бурчал, жужжал, бибикал, рычал, мяукал, рассказывая, как прошел его день в детском саду на своем детском языке. Кстати, в детский сад взяли без проблем, потому что главное требование при приеме в садик — умение пользоваться ложкой и горшком — он освоил в совершенстве. Некоторые сверстники уже стихи со сцены читают, а у моего Артемки все «жибибики, меки да лябоки». Я своего сына понимала и работала у него переводчиком. «Масимекитютя». Что тут непонятного? Друг Максимка зовет на улицу, рисовать мелками.

И вот однажды, то ли там наверху услышали бабушкины вопли, то ли время пришло, Артемка «заработал»: неожиданно, громко и без раскачки. Он комментировал все, что видел, с ходу ловил случайные матерные слова от нашего неосторожного папы, приносил из детского садика все новые слова — приличные и не очень.

Нормальный здоровый ребенок.

В садике готовились к Новогоднему утреннику. Друзья нам принесли новогодний костюм красного гномика в больших тапках с пумпонами и колпачком с кисточкой.

Дома мы немного прорепетировали. Надели новогодний костюм, прочитали стишки, пропели «В лесу родилась елочка»

— А потом, сынок, будет представление костюмов и Дед Мороз тебя спросит: «А ты кто, мальчик?» А ты ему что скажешь?

И мой сынуля в ответ: «А я — гомик»

— Нет-нет, Артемочка, надо говорить — гномик

— Гомик

— Артем, повторяй — гном. Красный гном.

— Гом. Класный гом.

Бесполезно. Я поняла, что трудности перевода нам не одолеть.

Утренник уже завтра, а он уперся в свое — «гомик» и все тут. Вредничает.

Да ладно, будь, что будет. Авось пройдет, авось не заметят.

И вот наконец-то праздник-праздник,

С самого утра суматоха. Нарядная елка, дед Мороз с большим мешком и к нему уже выстроилась длинная очередь из снежинок, супергероев и различных зверушек. И чем ближе мой гномик подбирается к заветному мешочку, тем глубже я отступаю в толпу мамашек, потому что чувствую, конфуза не избежать. И вот мой «красный колпачок» уже в тройке лидеров.

— А ты кто, девочка?

— Я лисичка

— Молодец. На тебе конфетку.

— А ты кто?

— А я — снежинка

— И тебе конфетка

И обращаясь к моему гномику:

— А ты кто, мальчик?

И мой сын громко, гордо, зарабатывая конфетку:

— А я — гомик!

У деда Мороза от удивления аж борода набок съехала

— Кто-кто?

И тут последовал «контрольный»:

— Класный гомик!

Моему сыну уже 16 лет, и когда я слышу, как он в запале игры в ДОТУ, кричит: «Гоните этих гомиков, мочите гомиков», я понимаю, что это не трудности перевода.

Это трудности переходного возраста.

У всех муза как муза, а у меня засранка

И снова я буквально корчусь в творческих муках — пишу очередной пост.

Пишу долго, мучительно, перечитывая — перечеркивая, безуспешно взывая к своей Музе. Она меня не слушается, дерзит и отказывается вдохновлять.

Под творческий кризис хорошо идет любимый зеленый чаек с какими-нибудь вкусными быстрыми углеводами и долгие прогулки с собакой по Муринскому парку. Хожу, дышу, пинаю листья и… мучаюсь.

Пишется — не пишется. Складывается — не складывается. И летит мой выстраданный клич в осеннее небо: «Муза, прийди!!!»

Жду озарения. Наматываю круги по парку, отяжелевшая от вдохновляющего чая.

Моя собака уже все обнюхала, описала половину парка, навалялась, наелась травы, перезнакомилась со всеми собаками, нашла чужой мячик, наигралась, порвала в клочья и уже косится на меня: «Хозяйка, домой пора». Собаке 8 лет, она прихрамывает и хочет есть, а я упорно захожу на третий круг. Собака печально вздыхает и плетется следом.

— Терпи, Нормандия, у меня где-то здесь Муза в кустах.

У каждого, кто пишет (или думает, что пишет) есть своя Муза. Выглядит по-разному, появляется по-разному.

У кого-то это спокойная, воспитанная дама, она приходит с журналами по педагогике и ведению домашнего хозяйства и щедро делится опытом.

Чья-то Муза носит с собой целый чемодан разнообразных «мотивашек» и сама: подтянутая, настойчивая, чуть восторженная и только вперед.

У кого-то перед глазами мельтешат непонятные музы, похожие на анимэшек. Хватаешь наугад и пока держишь в руке, пишешь — пишешь. Потом перечитываешь. Хрень! Не доверяйте этим музам-анимэшкам. На что может вдохновить покемон с глазами-блюдцами?

А у кого-то Муза обыкновенная халявщица и лучше бы она вообще не приходила.

У моей пишущей сестры Муза жила в ванной комнате и посещала ее только под душем, барабаня по макушке частыми каплями. Ирина выходила мокрая и вдохновленная. Но это было неудобно. Как только сестре приходила в голову какая-то мысль или идея творческого проекта, Муза тут же тащила ее в душ, под струю горячей воды. Иначе она отказывалась работать. Наконец сестра договорилась со своей чистюлей Музой, и теперь они встречаются во время лесных прогулок с собакой. Причем, очень плодотворно. Муза вдохновляет, фонтанирует, творит. Ирина только успевает записывать.

У меня тоже есть собака, и я люблю прогулки, так почему моя Муза не фонтанирует?

Бывают же щедрые, отзывчивые, легкие на подъем Музы. Словно по щелчку, они появляются из ниоткуда, как Чешырский Кот, и «намурлыкав» потрясающий текст, также незаметно растворяются в воздухе. До следующего щелчка.

«Было грустно. Захотелось сливового пирога. На запах подтянулась Муза и тут понеслось…»

В результате у девушки и вкусный сливовый пирог, и невероятно-красивый пост.

Как это происходит у других? Может мне пироги научиться печь?

Моя Муза — растрепанная пацанка, бестолковая, непредсказуемая, постоянно хихикает. И я — взрослая, сорокалетняя тетенька — гоняюсь за своей Музой, а она убегает, щекочет мне нос, хихикает и снова прячется. Как только эта несносная хулиганка скрывается за очередным кустом, у меня из текста сразу выпадает целый абзац и слова, словно горошины, рассыпаются и теряются в осенней листве.

Муза убегает от меня так же, как я, в детстве, убегала от своей мамы, чтобы она не загнала меня домой. Мама ходила по Нюнемякам, выспрашивала знакомых и ворчала: «Вот куда запропастилась эта засранка?»

И сейчас я наматываю километраж по Муринскому Ручью, аукаю, выглядываю — выискиваю свою хулиганистую Музу.

Друзья, а вы не видели эту малолетнюю засранку?

Мы обязательно встретимся…

Они живут у меня в шкафу вот уже 9 лет. Мы вместе меняли съемные квартиры, меняли города. Когда встал вопрос о переезде с Урала в Питер и прозвучала команда: «Лишнего не брать», я твердой рукой отложила их в сторону.

Ну, сколько можно заниматься самообманом. Нам пора расстаться. Сердце сжалось, я вспомнила все, что мы вместе пережили.

Мы познакомились в тот коротенький период, когда наше материальное положение резко пошло вверх: мы купили новенький «Форд Фокус», стали завтракать красной икрой и покупать одежду не на рынке, а в торговом центре. Именно там, в одном из самых дорогих бутиков Чайковского, я их увидела и поняла — это любовь с первого взгляда. Это мои джинсы.

Безупречного классического покроя; без пошлых стразиков, болтов, нашивок, выпирающих карманов; идеально ровные швы; мягкая, невесомая, шелковистая на ощупь, джинса бледно-голубого цвета с потертостями в нужных местах.

Я кружила по магазину, вновь и вновь возвращаясь к своим джинсам. Неприлично высокая цена отпугивала, а джинсы мне заговорщически подмигивали и шептали:

— Не бойся. Смотри, какие мы классные. Погладь нас еще раз. Примерь.

Я примерила. Сели идеально, даже подшивать не надо. Стараясь не думать, я оторвала ценник и пошла к кассе. Из магазина мы ушли вместе.

Чуть растягиваясь, они нежно обхватывали бедра, словно вторая кожа, и порой я ощупывала себя, не забыла ли я надеть джинсы — так в них было комфортно.

Вскоре наше материальное положение также резко ухудшилось. Мы продали «Форд Фокус», бутерброды с красной икрой сменил традиционный омлет, снова в супермаркете я высматривала желтые скидочные ценники, а магазин «Все по карману» гостеприимно зазывал нас китайским барахлом.

Но джинсы остались — безупречная благородная классика бледно-голубого цвета.

Вместе мы вели концерты в Доме офицеров, блистали на вечерах «Ностальжи», вместе шабашили на юбилеях и свадьбах. Вместе открывали мой первый бизнес — бар «Фаворит».

Единственное что меня огорчало, мы стали редко встречаться. Моя лень, сидячая работа, вкусняшки с каждым месяцем отдаляли нас друг от друга.

Порой, начитавшись психологических «мотивашек», типа, «освободи свое жизненное пространство, выкинь лишнее, не пользуешься вещью год — избавься от нее», я решительно чистила шкаф и откладывала любимые джинсы в стопку» отдать в добрые руки». Но тут же интернет — сообщества по похудению советовали:

«Любимые джинсы — это отличный мотиватор. Повесьте их на видное место и периодически примеряйте».

Я купила для них чехол и повесила в шкаф. Мы еще встретимся. Обязательно встретимся.

Вот уже 5 лет я живу в Питере, а они по-прежнему живут в моем шкафу. Первое время я их частенько примеряла, надеялась на чудо. Сначала они с трудом застегивались, потом я могла их натянуть только лежа и на вдохе, через некоторое время джинсы затрещали на попе и категорически отказались застегиваться. Они сдались: «Жанна, брось нас. Все кончено».

Но я не сдавалась.

Зато теперь…

Вы, наверно, ждете хэппи энда? Его не будет.

Сейчас мне эти джинсы даже на попу не налезают и застревают где-то в районе внутреннего бедра (на ляжках). Они стонут, трещат и орут в полный голос:

«Жанна, хватит жрать плюшки!»

Мне становится стыдно, и я согласно киваю им в ответ. А иногда я просто вспыхиваю негодованием: «Да кто они такие, чтобы мне указывать?!» и грожусь, что выкину их на хрен, если они не прекратят свои грязные намеки.

Но одно чувство всегда неизменно — я очень-очень скучаю по ним. Мы еще встретимся. Обязательно встретимся.

Мое недоброе утро

Мобильник под подушкой начинает кряхтеть, ворчать, мелко поддергиваться и старается вылезти из-под подушки. Мой первый звонок-будильник стоит на виброрежиме. Не открывая глаз, я шлепаю рукой по телефону и запихиваю его обратно под подушку. Я сплю. Через пять минут срабатывает второй будильник: издалека, осторожно вытаскивает меня из прерванного сна, не делая резких звуков, чтобы не нервировать мое ежедневное тяжелое утро.

Я соня. На страничке в Контакте и в статусе; и в политических предпочтениях; и в жизненной позиции, мировоззрении, источниках вдохновения и любимых цитатах могу честно признаться — люблю поспать. «С добрым утром!» — это не мой слоган. Я осовевшая сова. Могу полночи что-то писать — читать, посуду мыть, да хоть вагоны разгружать, но утром не будите, дайте поспать.

Мой второй будильник звуками саксофона хоть и деликатно, но настойчиво лезет в уши: «Жанна, просыпайся». Я тщательно выбираю мелодию для утренней побудки. Она не должна бесить своей жизнерадостной бравадой, типа, «проснись и пой!», а коварные мелодичные позвякивания убаюкивают меня обратно. Поэтому джаз.

На саксофоне я приоткрываю один глаз, но не просыпаюсь. Потому что знаю, скоро сработает третий звонок. Еще через пять минут электронные часы начинают чирикать. Бесит. Суки, а не птички живут в моих часах. Уж сколько раз мечтала сменить звонок, но в будильнике только нудные «пи-пи-пи-пи», нарастающие там-тамы или вот эти щебечущие «тилинь-тилинь». Пусть уж лучше чирикают.

Я приоткрываю один глаз, кошусь на электронное табло, ну, еще минуточку и встану. Мысленно начинается минутный отсчет «и-раз, и-два, и-три, и-четыре, и…». Снова поглядываю на часы. Минута прошла. Ну, еще одну и точно встану. «И-раз, и-два, и-три, и-четыре, и…» Выныриваю из полудремы, фокусируюсь на минутных стрелках:

«А-ааа! Проспали! Дети, подъем!».

Быстро-быстро умываться, пить Несквик и в школу.

Моим детям не повезло. У них нет чудесного мягкого перехода из уютного мира сновидений в неуютное школьное утро. Они не нежатся под теплыми одеялками, растягивая свои сны по минуточкам. На их лицах не бывает легких утренних улыбок и радостного пробуждения.

«С добрым утром!» — это не их слоган. У них даже нет деликатного саксофона и неделикатных птичек. И почти каждое утро они просыпаются под один и тот же рингтон.

Это мой истеричный крик: «Подъем! Мы проспали!»

Мультсборник

Редкие сухие и ясные деньки питерской осени. Тепло, солнечно, ярко. На утренней прогулке мы с собакой разворошили кучу листьев, распинали, разбросали (извините, дворники). На улице хорошо!

А мои дети сидят дома за компами. Один — в «ДОТЕ», другая — в «Манга».

— Артем, Дианка! Идите на улицу, погуляйте.

— Ну, мама…

В моем детстве все было наоборот.

— Жанна, Рита! Сколько можно гулять? Ну-ка быстро домой!

— Ну, мама…

И одно из самых страшных детских наказаний: «Никакой улицы, гулять не пойдешь». Поэтому мы были послушными детьми. Улица — это святое. Ведь там друзья и подружки.

Там шумно и весело. Там классики и резиночка (русская и немецкая), прятки (обычные и московские), игра в вышибалочку (взрослые ругались: «в окно попадете»), догонялки, ромашка (после игры прямые стеклышки прятали в укромное место), ромбы, казаки-разбойники (весь городок в стрелочках), запретные ножички (играли на пустыре), секретики, мелки, скакалки, фантики. Как все это можно пропустить?!

Но особенно мы были послушны по средам. Потому что в среду, в 17.00, в солдатском клубе показывали мультсборник. 60 минут абсолютного счастья. И со всех сторон, из бараков Старого городка, из кирпичных двухэтажек, из блочных пятиэтажек, к клубу торопились дети. У каждого в руке 5 копеек на мультсборник.

Длинная очередь в кассу. Фойе клуба наполнено детским нетерпением, когда же откроют дверь в зал, нужно занять место в первом ряду.

У меня в кулачке непотраченный пятак, билетерша тетя Зина, мамина подруга, пропустит бесплатно. А денежка пойдет в копилку. Гаснет свет, и детский гомон моментально стихает. Мультсборник начался.

На час городок затихал. Все детское население Нюнемяк смотрело мультики.

Мультипликационный журнал «Веселая карусель»: «карусель, карусель начинает рассказ… карусель, карусель — это радость для нас, прокатись на нашей карусели». Серии из «Ну, погоди» сразу, несколько подряд вызывали бурю детского восторга. Я не помню, сколько всего серий «Ну, погоди!». В моем детстве заяц и волк так и не подружились.

В конце мультсборника обязательно показывали длинные, почти 20-минутные мультфильмы. А вы помните «Приключения Васи Куролесова»? Или «Летучий корабль», «Трое из Простоквашино», «Бременские музыканты»? В моем детстве были самые лучшие, интересные, добрые мультфильмы. Даже «наркоманский» «Ежик в тумане».

И через неделю все повторялось. В среду в 17.00 в Нюнемяках наступал «час тишины», потому что в солдатском клубе показывали мультсборник.

А сейчас мои дети сидят за компами. Один — в «ДОТЕ», другая — в «Манга»

В первый раз…

Когда мне было 10 лет, моему соседу Димке купили первые джинсы, отец привез из Польши. Джинсы были ровного, глубокого, темно-синего цвета, жесткие до хруста, с большими накладными карманами и грубыми швами, прошитыми светлыми нитками.

Брюки были великолепны, я завидовала до слез и мечтала: «Вот вырасту, такие же куплю». Все эти карманы, молнии, пуговицы, заклепочки и нашивки вызывали священный трепет. А на поясе величественно расправлял крылья орел — логотип фирмы «Монтана».

Димка был модный, но недостаточно. Детский синий цвет и добротность ткани смущали его, хотелось заграничной небрежности, киношного американского духа и свободы. Как будто папа их не в магазине купил, а с американского ковбоя снял.