Бесплатный фрагмент - Сто одна цифра

À ma mère

Ветра порывы сместились с весны на февраль

Крышам домов и деревьям приходится лихо

Здесь мне остаться надолго случится едва ль

Не покидая потока смиренно и тихо

Громы и штормы резвятся в небесных пределах

И с наступлением ночи устало отвоют

Метят тяжёлыми ветками тех кто задел их

В самом низу у земли настигая собою

К берегу нашему гонят ветра свои лодки

И раньше срока за реку уводят последних

Белым по белому правят портовые сводки

И оставляют одних нас с тобой ненаследных

Радио гетто

После того, как дракон Виссарионыч «победил» дракона Алоизыча, в нашем гетто радио тоже стало запрещено. Повсеместно было введено проводное радио под названием «радиоточка.» Типа — вот вам радио, и точка! — по габсбургскому образцу, естественно. Конечно, был ещё «Маяк», но гимн необъятной страны в шесть утра как бы всё исчерпывал.

А у меня радио всегда было. Не успел я научиться просыпаться сразу по завершении гимна, как уже умел подслушивать разговоры, ведшиеся особенно тихими голосами. После же откуда-то взялся дарёный ламповый радиоприёмник — огромный, пыльный и облезлый. И в нём тоже жили тихие голоса.

И очень скоро затем появились небольшие и чувствительные транзисторные радиоприёмники, которые возможно было брать с собой в дорогу, и у меня был такой. Для него я делал запас батареек и наращивал антенну, чтобы он принимал и в поезде на полном его ходу. Через него я впервые услышал прекрасную недельную трансляцию на ВВС стихов Лимонова, прочитанных автором, и постепенно сам стал лжецом.

Подобно волнам

Подобно волнам, убелённым пеной

Из бирюзы морей бегущим к нам

Чтобы усталой обернуться сменой —

Подобно облакам в спокойном токе

Напомнить путникам по их делам

Чтоб серебром растаять на Востоке —

И как мотив дорогой раскалённой

Рассыпать ветром свой нездешний звук

Чтобы смутить вас недоговорённым —

Так жизнь моя течёт через века

Средь встреч крутых изгибов и разлук

Чтоб в устье впасть, где вечности река.

По мотиву «Wie eine Welle»
из Hermann Hesse

Trouville-Deauville

И было…

Ездили с товарищем несколько дней по Москве на мне — то набирая ему витаминов и повышая долю перца чили у него в крови путём скармливания ему за мои деньги китайской и вьетнамской еды, а то спеша в напротив «Шоколадницы» заведение за визами. Их должна была готовить, как было загодя выяснено по телефону, некто Мирей, которую, идя к ней через подобие КПП, я назвал Матьё. Но служивый понял сразу и слова не сказал. Документы не спросил даже. Мы же — помнили о калии и магнии.

В ответ на мой звонок через «местный телефон» она спустилась со своего второго этажа через театральную лестницу консульства довольно скоро:

— Вот ваши чиортови визы! Ви туот фсё перефернули за два дня!

Речь шла о восьми паспортах, в которых визу поставили в течение понедельника и вторника, ибо товарищ мой ещё в воскресенье свою ковровую бомбардировку начал прямо с телефона квартиры консула. Как говорил один владелец из домов в Америце, «хлавное — правильно начать.» Мы вылетели порознь через четыре дня, ведь билеты уже были на руках. А товарищ летел со мной, поскольку наверняка ещё надеялся на витамины и чили.

Чтобы вылететь вовремя и прибыть в Шарль-де-Голль часов в 8 утра, мне предстоял долгий путь из Измайловских лесов через Армянские проулки и Автозаводские просторы в Домодедово. Когда около полпятого утра проулки были позади, и начались автозаводские сталинки, чтобы из них забрать бодрую концертмейстершу, товарищ мой вывалился на едва прибранный асфальт московской неповторимой свежести, направился к киоску и отобрал недопитую банку у ханыги.

Заслуженный, кстати. И гений по совместительству. Пока летели до швейцарских холмов — спали. Пересаживаясь на парижскую лошадь, очнулись и разругались. Прилетели вовремя и разъехались. Мне досталось такси с арабофранцузом за рулём и запахом второго этажа чайной в Кривоколенном. Понятно, что он ожидал от меня, что и я буду говорить на его наречии. Пришлось перенаправиться к вокзалу и, стартовав поездом от Пари Нор, через пару часов очутиться в Давиле среди ветров, покрытого ракушками холодного пляжа и пустых заведений с неработающими плитами.

И было… На третий день шатаний между Трувилем и Давилем через мостик, перекинутый через речку Тукь в самом её узком месте, мне захотелось назад домой — в тень Шарля де Голля, — чтобы увидать ещё что-то, помимо вокзала и дискотеки. И была ночь у ресторана, что у подножия ещё нетронутого огнём Нотр Дам де Пари. А такси домой — не было, ибо бастовали студенты. Но были помощники метрдотеля магрибского вида, а я уже говорил по-французски.

Слушай, бадди, — сказал я ему. Отзвонись корешам, чтобы меня отсюда забрали, а то спать охота, метро закрыто, а ехать бы было пятнадцать остановок. Но не внял он, а только взглянул удивлённо и сердито. Был ли в моих словах белый шовинизм?

Весеннее котовое

Начинает себя день

Воплями котовыми

В пять сегодня или в семь?

Свидимся ли снова мы?

Через сумерки домов

Шорох шкуры крадется

До соседних до дворов

Где любовь заладится

И до первых горожан

Тишина не прочится

До последних прихожан

Вера не урочится

Пока не повторилось

Когда мы с моей бывшей коллегой и учителем лингвистом Карин проводили семинар об умении выступать на публике в компании ШЕЛЛ в каком-то милом селении под Любеком в 97 году, она затеяла игру: предложила проследить за теми, кто считался на позиции «менеджера» и выяснить, придержат ли они хоть раз дверь после себя, поблагодарят ли за что-либо или закроют ли вовремя рот, когда говорит преподаватель.

Результат выпал совсем нулевым, особенно с дверями и ртом. Прокатываясь на большой скорости по отелю, где проходил семинар, они казались современными израильскими детьми в магазине игрушек. Ни о какой предупредительности не было даже мысли, двери хлопали и качались на своих петлях, отбрасывая осенний солнечный свет, как электрический проблесковый: «не подходи.» За столом, получив свою тарелку, они сразу принимались есть своё, считая возможным попутно флиртовать с Карин. Ведь надо во всём стремиться к успеху?

И вот уже позже, когда наша клика покинула по-прежнему милое моему сердцу бюро переводов на Дербенёвской набережной, и когда туда заползли «менеджеры» новой волны двухтысячных, молодые дамы, в основном, я снова вспомнил Любек в тот момент, когда пигалица с дикими глазами пьяного следователя вдруг стала мне задавать вопросы, предварительно чуть ли не оттолкнув от стола, как Трамп некоторых. И это было только начало, и до сих пор ничто не поменялось нигде, кстати.

Чудны дела твои, Г-ди.

Зато в этом самом местечке под Любеком я впервые попробовал вегетарианское сотэ с мягким сыром и фантастически вкусным сочетанием овощей, что пока не повторилось.

Вышло солнце

Вышло солнце из-за горок

    из-за леса

    из-за ёлок

— вот повеса!

И пошло гулять по свету

    c занавеса

    по паркету

из интереса…

Всеобщий эквивалент