Бесплатный фрагмент - Стихи-хи-хи

Идиллия

В отдаленье от центров дела протекают

не так, как на грех;

там, за тридевять мэрий, стада загорают

говядиной вверх.

Там всегда возглашают в мелодике Леля

у-лю-лю пастухи;

а барды вставляют «куркуль», «околели»

без злобы в стихи.

Красны девы манерно шагают в окрестность

водить хоровод,

каждая, взявши свою принадлежность,

что позволил доход.

Загвоздка в делах никогда не ржавеет,

как иголка в стогу.

Там без Яндекса делают все откровенья

и Гугл — ни гу-гу.

Вперяет блаженные взгляды матрешка

в самогонный тройник.

Сердце к сердцу натопчет заветную стежку

к огороду впритык.

Мимо ум ходит в лес к алетейе прародин,

заодно по дрова.

И в общем заметно, что в целом народе

не болит голова.

Мой современник

Кто он и чем занимается,

Продвинутый мой современник?

Где на вольных хлебах подвизается

И какой периодики пленник?

Он ли неистово морщится,

Подперевши глобальный рынок,

А мечтам своим — чуть не покойницам —

Подложивши по росту свинок?

К нему ли братишки по разуму,

Злясь, не кажут из космоса носа?

Ибо их НЛО миско-тазовый

Тут стоит под научным вопросом.

Он ли очки модернистские

С огромной диоптрией хочет?

Ведь в корзине своей потребительской

Много чего не находит.

В него ли, у кона пыхтящего,

Амуры без устали метят?

Где и скоро ль — как фаты и пайщики —

Заиграют с огнем его дети?

С приданым, его Маргарита ли

Отнимается липовым Воландом?

Над разбитыми чьими корытами

Супермен «философствовал молотом»?

Гимн человеческому телу

Человек есть то, что ест

он во всякий свой присест;

и он наел себе сознанье

и немало разных мест.

На пике плоти — крепкий лоб,

в миг прозренья шлепать чтоб

и тряхнуть посредством чуба

стариною под притоп.

В точках зрения — глаза;

в них выражает железа

то удальство, как Коза Ностра,

то боль, как Сидора коза.

Нос для яркости мечты

в личность нюхает цветы;

делал он латинский профиль,

а сейчас не те понты.

Под носом вещие уста

гласят ля-ля и тра-та-та,

но соловеют в губошлепстве,

карму жизни просвистав.

В оскале ряд и ряд зубов —

совершать калорий клёв,

а на конгрессах чтобы было

чем смеяться с дураков.

.

Зевая впору, индивид

не выпирает весь на вид

язык, что в спорах задушевных

споро всем душой кривит.

Когда потерпит острый слух

чреду нахальных оплеух,

он фигурирует вполуха,

а то и вовсе краем ух.

Над плечами (в сумме два)

все мысли мыслит голова;

коль не подумает чего-то,

оно и взбрендится едва ль.

Посреди подмышек — грудь,

где надо шмотку застегнуть;

где место сердцу дыбить чувства,

душе — лишь ёкнуть и икнуть.

Какой задаче служит кровь?

Терпеть анализ докторов,

подчас даваться вурдалаку,

натечь на линию фронтов.

Только круглый идиот

не знает, где на нем живот.

Там гастрит с аппендицитом

вечно рвутся на курорт.

В заднем ракурсе — спина;

не без причин она сильна —

туда налоговое бремя

возлагает нам страна.

.

Спине содействуя, бока

не выставляются никак,

а незаметный сбоку бантик

чужд амбициям кокард.

Чтоб носить судьбину-рок,

существует пара ног;

их не туда порой заносит —

видно, есть еще седок.

Две подружки, две руки,

бывают часто коротки,

в момент решения вопросов

распускают кулаки.

Телу также неспроста

нужны интимные места,

и сверхсекретные гормоны,

и подпочва для глиста.

В складках жира организм

прячет стыдный атавизм,

дабы от родства с макакой

отделить свой гуманизм.

А в печенках где-то есть

архетипы, совесть, честь.

Как банный лист и папиллома,

они успели надоесть.

Украшает телеса

грандиозная краса!

Она спасет всенепременно

Землю, мир и небеса.

Родные места

Что ни взгорок, то чертом чреват,

верней, черт те чем. А долины —

без подвоха; лишь в общих чертах

нечто видится от чертовщины.

Хорошо тут носить босиком

по полю свой имидж курносый

и себя посвятить целиком

выяснению вечных вопросов,

припомнить того, кто сказал

нам самые главные тосты,

и Оккама, что ловко срезал

на иносказаньях наросты.

Очень любо себя сполоснуть

в акваториях местного ранга,

там пиратское то почерпнуть,

чего нет в распиаренном Ганге.

До черта у нас нала и хат,

у врагов — ни черта, ни налички.

Нас в Гаагу зовут чертыхать,

мы не ходим к чертям на кулички.

Цикл «Картины мира»

Биологическая картина мира

По статистике в мире на десять бактерий

Приходится девять микробов,

Процент недостаточности кавалеров

Получается, как у народов.

Без комплексов, клетка себя разделяет,

Хоть много себя не имеет;

Расклеившись, пару собою являет,

В коей друг дружку нагреет.

Не так поступают везде хромосомы,

Они образуют наборы

И тычут забывчивость каждой персоны:

— Мементо, людина, мори.

У бацилл непростая по сути задача —

Поддувать энергетику в вирус,

Но тот обеспечил такую отдачу,

Что их поддувало скосилось.

Эволюции ход, в том числе и налево,

Остроумно в геноме написан,

И тупые сучки родословного древа

В своей тупизне навострились.

Генетики при уменьшенье зарплаты

Всякий ген обзывают шакалом,

Ну а гены — эдемского змия ребята —

В генетиках правят балом.

Метафизическая картина мира

Каждый объект, что в юдоли финтит,

косится порой в трансцендентность,

с ней даже непарнокопытный москит

на досуге познал сопредельность.

В полночь, нарушив единство бытья,

полтора полтергейста взвывает,

когда граждане, теша трагизм жития,

друг друга впотьмах лобызают.

Розу Мира жрецы посадили пучком

под носом Кумира-Колосса

и, дивясь, для чего ж она акает ом,

разгадали, что просит навоза.

Из эфира торчит показной коррелят

невылупленных квинтэссенций,

людям дурит он воззренческий взгляд,

чтобы оттоль ненаглядно смотреться.

Не чужд даже строгий конторский закон

чудодейственного диссонанса:

ведь невидимый Некто нигде не учтен,

а съедает державы финансы.

Панацеи хотят от оккультных наук,

чтоб лечить свой кирдык, человеки;

в лучшем мире им будет получше каюк,

с гаком ночь, и фонарь, и аптека.

Мистическая картина мира

Пшик незнамо чего с крыш, когда не светло,

Интонации усугубляет.

Чают семь серафимов оседлать НЛО,

Он им черта с два обещает.

Умный фермер двусмысленно высказал «кыш»

Синей птице, что лезет в объятья.

Дистрибьютор Земли предлагает гашиш

Перелетным по разуму братьям.

Над бойницами дым трубки мира висит.

В казарме форсят ополченцы.

Заценив габариты Наташ, Карменсит,

Белый свет покидают пришельцы.

Вместо оных гуськом из-за третьих небес

Выплывают нагие фантомы,

В коих ракурсы дюже сомнительных мест

Слегка прикрывают помпоны.

Тень, что возлезла на утлый плетень,

Антитезисы тьмы возглашает

И, трагически темя спихнув набекрень,

Риторичный вопрос вопрошает.

Стремглав из больницы взлетает душа,

Не поняв на себе безголовость;

В рай несясь, хочет выкинуть все антраша,

Тут ее приструнила безногость.

.

И мнится, что сам олигарх эмпирей

Бросил в шапку пред лирою мира…

Но всегда спиритизм из природы вещей

Выживают ученые мымры.

Однако научный зондаж и маневр

Не испортят чудесной обедни.

Плюют допотопные лики химер

В купорос оловянный да медный.

А любой целлулоид, нейлон, полимер,

Если глянуть воочию, как старовер,

Или сделать его третьим глазом обмер,

Окажется, что — беспредметный.

Импрессионистские картины

Айва, избежав ипостаси варенья,

Влипла в фазу гниенья своим житиём,

А в розовой дымке пуды дребедени

Торжествуют над смертью своим бытиём.

В салатовом смоге на куче компоста

Сидит, словно некто, неведомо что.

Лох, тазобедренный вширь не по ГОСТ-у,

Примеряет горбатой коняги пальто.

В вечную женственность чертова бабка

Трансплантирует свой темпераментный жир.

На тризне болвана не хнычут болванки,

Ибо в ихних носах не задумано дыр.

С Незнакомкою пьяницы лясы не точат,

Внимают поверьям девичьих шелков.

Легенд и преданий и россказней прочих

Мужики от своих не услышат штанов.

Человеку не трудно иметь впечатленья,

Они для него не составят труда.

Бывает, разумно уставишься в стену,

В дедукциях чинно блюдя гигиену,

И вдруг из-под них, без мозгов и стыда,

Поплывет многопрофильная лабуда,

И ум обнимается с недоуменьем;

Елки-палки и липовая лепота.

Городские зарисовки

В городах не имеют квартиры

Домового и красочных врат;

Ниже плинтуса там тыры-пыры,

Зато трехэтажен мат.

На всяком фасаде реклама

Заливается, как Санта-Клаус,

Чтоб каждый, намылясь во храмы,

Не проходил мимо касс.

Светофорное красное око —

Как известнейших улиц фонарь,

Но оно не видало порока

В отличье от ездящих фар,

Что притонам сурово мигали,

Чуть подмигивая врасплох,

И с подфарников прах отряхали,

Как вожди-светоносцы — с ног.

На заводах снуют автокары,

Штатно возят того для сего,

А с вышки спецслужб радары

Ловят статус, который не кво.

Благородство лежит в основе

И работ, и забот ЖКХ:

У них вечно на честном слове

Держатся лифт и стреха.

.

В институтах логический светоч,

Что ставится как эталон,

Обставляют поповские свечи

И поп-культуры неон.

Ночные ужасы

Ночи в свой час неурочный

Человеческий фактор морочат

И фактуру (супругу) порочат.

В спальне бычится тореро.

Скелеты внутри шифоньера

Суетятся, ища акушера.

В страхе вопит головастик:

Коль голову, весь головастый,

На отсеченье отдаст он,

Чем ему по вселенной лазить?

Застрял в маломерном лазе

Непомерных размеров пролаза.

У комбата в горячей точке

Своровали не синий платочек,

А тугой голубой кошелечек;

А вдали куролесил форпост и

Показал торговавшему гостю

Большую платежеспособность.

В микроклимате ладной квартиры

Безнаказанно снятся вампиры,

Имея два брата на рыло.

На подштанниках и телогрейке

Распоясанные наклейки

Служат символами шайки-лейки.

Параллельного мира бродяги

Мылят шеи земным доходягам,

Отпихнув омбудсмена Гааги.

Заподозрив такое дело,

Душа из уснувшего тела

В тот пункт обозреть полетела.

Вернулась, от жути скукожась,

И полезла, упавши на ложе,

В родную и рожу и кожу.

Много ужаса в акциях ночи,

Она тщится и гриль обесточить,

Но не может его раскурочить.

Как спастись от кошмара и страха,

Чтоб из нас не наделалось праха?

Надо прижаться к соцстраху.

Размышления у моря

Море фукало в пламя заката,

Акул разводило,

Вновь русалку из ауры пирата

За хвост выводило.

Ах ты водонапорная сила!

Бермудская песня!

Тут каждому глазу — красиво,

А уму — интересно.

Из этой гремучей пучины,

Каноны нарушив,

Жизнь, прихвативши кончину,

Выползала на сушу.

И десанта того поколенья

Осушают бокалы,

А в жилах все скачет давленье

Девятого вала.

Нынче в месиво водоворота

Суша шлет субмарины

С очертанием не как у черта.

Но трепещут глубины!

И быть может, избегнув склоки,

Все было б в ажуре,

Но белеет в волнах одинокий

Парус, требуя бури.

.

Ну что этой мачте с портянкой

Скрипится, неймется?

Вон же спокойна осанка

У авианосца!

Цикл «Поэзы тети Моти»

Творческое кредо поэта

Мои стихи написаны так рано,

Примерно пробудившись в пять часов,

Когда сосед, без комплекса в нирване,

Усилья прилагал на мой засов.

Мои стихи буквально вырастали

Из сора, как у Анны Чингисхан;

Бывало, прямо возле подметалы

Вылуплялся выспренний пеан.

Сев на Пегаса, гикаю «банзай» я

С акцентом, будто Муромец-герой;

Как Серафиме Пушкин, зажигаю

Глаголом свечи в каждый геморрой.

И памятник меня нерукотворный

Стоит везде, где хоть один калмык.

А столп Александрийский, хоть и гордый,

Меня обнять становится впритык.

Международный день защиты детей

Когда приходит сей законный день в году,

Невольно глянешь на младое поколенье,

Что не хотят ходить туды-сюды на взрослом поводу,

А смотрят в лес, как волк после кормленья.

На миг от однополых браков отвлекясь, ООН

Для малышни подписывает документы,

А в цирке, съев и кнут, и драник, толстый слон

Показывает им, вертясь, иксперименты.

Они, столпы науки боком и вприпрыжку обойдя,

С природою играются в бирюльки,

Всё нужное находят для питанья и бытья,

Далеко не отходя от люльки.

В день защиты этих карликов-существ

Каждый длинный не жалеет громких слов;

Не предлагая им своих дорогостоящих веществ,

Несет с трибуны бескорыстную любовь.

В свой черед проходит день, детей защитник,

И кончится им время под эгидою стоять.

На их горький перец жизни положив горчичник,

ЮНЕСКО будет в своих лаврах почивать.

Стихи о родном городе на конкурс

Не буду лгать, что град наш — гегемон

(не дадут гастайберы-соседи),

Но так большой, что не объехать и конем

На аллюре иль ногой на лисапеде.

Наш женский пол — ни разу не Яга,

А модный генотип и в помыслах глубокий,

Как ваша непокорная слуга,

Что пишет эти праведные строки.

Наш соратник пол мужской не лыком шит,

А вышит государственным узором,

На них и шапка даже не горит,

Будучи подчас немножко вором.

На нашей карте белых пятен есть,

Чтоб двигать местечковский интеллект

И на алтарь больших наук принесть

Наш в веках неугасимый след.

Я дюже мужа торкаю вперед,

Имея пред собой недюжинные цели.

Нас тут заезжий рейдер не убьет

(ведь до сих пор-то как-то уцелели).

.

.

.

.

Я, знамо, ведаю про конкурсную суть,

Что у жюрей — и сват, и брат, и дяди.

Наперсники разврата, есть и Вышний суд!

Там ужо на вас насядет Робин Гуд,

И вы припомните мои тетради!

Поэзия домохозяек

Кто в статус пишущей домохозяйки

Захочет кинуть камень, дабы спортить стать,

Тому настанет час тяжелую бурду и железяки,

А не только камни с Клизиастом собирать.

Я, экономно вынув мухи из котлетов

И беспардонно удалив с яичниц божий дар,

Зову на пир в передниках поэтов,

Чтоб мысленно предстать под звон фанфар.

Мы дружим с Музой закадычнее того,

Кто почитает нас за никого,

И силой ямба вдарим по тому,

Чтоб было неповадно никому.

Про это пишем, то есть про любоф,

При этом Пушкину уподобляясь,

При чем над нами зверствует свекроф,

Когда Орфея ждем из тьмы, прихорошаясь.

Зоил зудит, что наш лирический предмет

Юлит, по падежам-то не склоняясь, а слоняясь.

Зоил таки не понял, на какой предмет

Мы с Пегасом целый день встречались.

Наши детища несут везде народам свет,

Где критики с конями не валялись.

Размышления о жизни и котах

Когда мы, народившись собою из мрака,

На себя одеяло пытались тягать,

Нашей личности было — как кот наплакал,

В котовасиях каждый нас мог спеленать.

Матерея-мужая в игре в кошки-мышки,

На чужой каравай разевали мы рот,

А со стратосферы не манну — мормышки

Нам свешивал, лыбясь, Чеширский Кот.

Мы на поприще фирменном так подвизались,

Что порой забывали погладить мурлык,

И тогда им на лежбище так не лежалось,

Как не расседался в берлоге лесник.

Тута все телеса приставают друг к другу,

Чего в гробовых не заметишь мирах,

В коих кошки не лезут подруга к подруге,

Любя виртуальных котов в сапогах.

Не можно жильцам над котами смеяться,

Созерцая их очень приземистый рост,

Ибо жизнь любит лезть на коня красоваться,

Но пойдет неизбежно котяре под хвост.

Звезда полей

Когда вверху звезда полей

Ползет к Морфею спать,

Мине по Мерфи в злобу дней

Приходится вставать.

Затем по мну в такую рань

Хлобыщет теплый душ.

Отдавши гигиене дань,

Сорвать намылюсь куш.

Пью кофе. Новости ловя,

На них имею взгляд,

А звезданутость бытия

В мне щиплет коррелят.

Иду на рынок — в стан хазар,

Где не отмстил Олег.

А той не супер-пупер-стар

Кто дал бы на орех?!

Вечор, надумавши идей,

Готовлю ум в кровать,

А в этот час звезда полей

Натужится вставать.

Она слыхала, будто я —

Игриста, как в кине,

И мой генезис жития

Глядит в моем окне.

.

Не надо видами меня

Досуг свой наслаждать

И всяку бяку про меня

В астральный мир шептать,

Не то я тайны небесей

Допетрю головой

И разглашу среди полей

Звезд признак половой.

Имение нас

Стены имеют уши,

Чтоб наставить на наши клуши.

Рентгены имеют очи —

Субпродукты и дых порочить.

Стетоскопы имеют щупы —

На нас лишь бы что нащупать.

Финансисты имеют фигу

В направлении к нашему лику.

Все музы имеют груди,

Чтобы рыпаться тут, как люди.

Мироеды имеют фору —

Нас по миру пустить в оффшоре.

В час военный кумир-воевода

Имеет, стравивши, народы,

Чьи, идя на попятную, жены

Ищут сзади к нему подхода.

Он им дает от ворот поворот,

Ибо кто предал на поле народ,

Ни в какие не лезет ворота.

Мысли о вечном

Когда, жаждая, лезешь в бутылку,

Где пиво бесстыдно прокисло,

То в мозгу воспаляются пылко

Об вечных субстанциях мысли.

Те субстанции вовсе не киснут,

Ибо все проспиртованы духом

В том интеллигибельном присно,

Где слащавы старухи в прорухе.

Коли в ходе вещей и событий

Рулевые ходули провисли,

То даже в раззявы наитьях

Прорезаются мудрые мысли

О динамике вечных материй,

Что не виснут ничком во плероме,

Там они никакою холерой

И харизмой не вводятся в кому.

Если, вам вопреки, комья жира

До вашей основы привисли,

То к духу, что весь обезжирен,

Устремляются стройные мысли.

Так, в сторону годности вечной

Наклонён интерес индивида;

А в разрезе его поперечном —

Конденсация кровной обиды,

А в тракте пузато-кишечном

Марширует подчас аскарида,

А характер его человечный

Дополняют завязки шахида.

А коль колокол Хемингуэя

Галдит по всему по Бродвею,

То это по нем панихида.

Природа

У гор, чья отвесна дородность,

Кумовья — косогоры-уроды;

Такая вот непреложность

Во всех положеньях природы.

Природа наводит шорох,

Регулирует белость света,

В очи будды пускает морок,

И он видит, что оной нету.

Я — фигура в изящном наряде —

Фигурирую в данном проекте,

Но в махровом (будь он неладен)

Выражаюсь эквиваленте.

Народная песня

Волк для самоуслажденья кушает малину,

А далече на бобах лишь, чай, сидят пингвины.

Кабы нам бы полететь бы косяком на север,

Не втыкаясь две недели в интернетный сервер.

Рожденный ползать может прыгать, возглашая кряки,

В духе высших пилотажей делать раскоряки.

На пень-колодах — ух ты, ах ты — заседают тати,

Когда девицы, тра-ля-ля, выходят погуляти.

Промеж ними происходят часто шуры-муры

После долгих вычислений круга квадратуры.

Кто с короткою ногой, имеючи ботинки,

Тщится спьяну превратить их в полуботинки.

Наша песня начиналась с волка и малины,

Хоть была альтернатива: с зайца и маслины.

Цикл «Современная классика»

К мне

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась Я

Как дивный метод размноженья,

Как гений инобытия.

В томленья грусти безнадежной

И в полководческий вопрос —

Везде совал мой профиль нежный

Свой любопытствующий нос.

Шли годы, бурь порыв мятежный

За мной носился, как Батый.

Забыла я мой фэйс нездешний

И в нем небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья

Бил панталык мечты мои;

Всех рук моих все мановенья

Забуксовали без любви.

К меже ланит скосились уши,

Но вот опять явилась Я —

Не содержа ни грамма клуши,

Во всей красе небытия.

И сердце млеет в упоенье,

Глядим друг другу мы под бровь,

Пошли процессы слез кипенья,

И нами двигает любовь.