Бесплатный фрагмент - Станумское озеро

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Посвящаю Леше Ломову

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Марк Артенский, сотрудник УМЦ, перевелся в конце февраля.

Саша Кротов, его друг.

Катя Ситцева, приехала в Станумск из Мельничного,

устроилась на УМЦ, обладает незаурядной внешностью.

Рахмонов Абдулла, на УМЦ с конца апреля, отличается

большим мастерством в работе, очень ревнив и несдержан.

Мирзаева Сара, перевелась на УМЦ с другого ресторана,

яркая и вздорная девушка.

Давлат, сотрудник УМЦ, встречается с Сарой.

Этель, друг Марка, работает в канцелярском магазине.

Диана Ахметова, директор УМЦ.

Павел Кресцев, заместитель директора УМЦ.

Сергей, сотрудник УМЦ, приятный и добродушный

в общении.

Чимба Белекмаа (Белек), сотрудница УМЦ, монголка,

любительница выпить в компании.

Слава Ловенков, друг Марка, балагур.

Родион, друг Марка, студент, изучает высокие технологии.

Боря Ткаченко, друг Марка, сокурсник Родиона.

Алена, подруга Славы и Марка, играет в теннис.

Артем Марышев, директор УМЦ до прихода Ахметовой.

Алина, менеджер УМЦ.

Мария, менеджер УМЦ.

Леня Коробков, сотрудник УМЦ, молод, активен, амбициозен.

Света Немцева, сотрудница УМЦ, очень опытная, в работе

проявляет ответственность и строгость.

Марат, сотрудник УМЦ, таджик, работает в ночь.

Прочие сотрудники УМЦ: менеджеры, работники выдачи

и кухни, зальщицы, ночники и стажеры.

Действие в городе Станумске.

Пролог.
Первая встреча с Этелем

— Как я, ровно стою?

— Вроде нормально.

— А фон?

— Да, нормально… Погоди, сдвинься немного вправо. А то отсвечивает.

— Так нормально?

— Ага.

— Погоди, я шапку сниму, — молодой человек быстро бросил ее на оставленный рядом рюкзак. Холодный ветер тут же пощупал его коричневые волосы.

Этель, держа в одной руке телефон, а другой прикрываясь от солнца, произнес:

— Готов?

— Да.

Нажав на кнопку записи, он сделал условленный жест.

— Уважаемая комиссия, я, Артенский Марк Витальевич, данной записью подтверждаю свою заявку на поступление в СТИ в этом году. Возраст: двадцать два. Паспортные данные: серия 2410, номер 738948. Адрес проживания: город Станумск, улица Полевая, дом 10, квартира…

В этот момент сзади Марка прошла какая-то женщина. Он потерял слова, обернулся, приглушенно выругался.

— Блин! — замахал руками Этель, прервав запись. — Опять!

— Нигде нормально не снять! — разочарованно произнес Марк, когда женщина ушла далеко вперед. Он быстро надел шапку, нацепил рюкзак, как бы готовясь покинуть это место. — Тут слишком много людей, — сказал он, оглядевшись по сторонам.

— Давай хоть посмотрим.

Они обратились к записи. Марк остался недоволен чуть завышенным голосом, слишком серьезным выражением своих серо-зеленых глаз, да еще едва заметным, но регулярным подергиванием бровей. Его средний рост удачно сочетался с первым этажом дома напротив, фон вообще был идеальный — истинно городской, — но люди… И здесь, в сквере, и возле домов все время кто-то сновал.

Бегло оценив видео, Марк предложил поискать другие места.

Так они перемещались по центру города всю первую половину дня. Холодный мартовский ветер подгонял: Марка — задавать направление, думать и искать подходящее место для записи его так называемой «личностной идентификации», Этеля — неотступно следовать за ним. Он был меньше ростом, чем Марк, и при движении словно все время оказывался на четверть, на полшага позади. Череда его коротких шагов забавно нагоняла более широкую поступь друга. Особенно это было заметно во время ускорений. Поэтому Этель часто останавливал Марка, как бы давая им обоим отдышаться: показывал на дома, на деревья, на магазины, делал фотографии, дивился, «как же красив Станумск ранней весной, в преддверии полноценного расцвета».

Марк не жаловался на такие лирические отступления и старался слушать его с уважением. Но потом повторял:

— Наверно, центр — была плохая идея.

— Да, наверно, — соглашался Этель.

Тем не менее несколько раз они находили удачные места и устраивали съемки. Правда, ни один дубль до конца их не устроил. Если не считать тех, что запорол Марк, чаще жаловался Этель: на освещение, шум, фон. Иногда он просил, чтобы его друг произносил слова более внятно и медленно. Но больше всего их обоих раздражали прохожие.

— Будний день, холодно, а народ все равно везде, — сетовал Этель.

Марк немного злился на себя из-за того, что предложил съемки именно в центре. Очевидно, здесь крайне сложно найти укромное место: если не полностью безлюдное, то хотя бы такое, где люди находятся в отдалении. И ему, и Этелю казалось, что они помнят такие места и даже готовы их показать, но практика показала, что нет.

«Надо было в моем районе…» — все же думал Марк.

После небольшого обеда и возобновления прогулки им все-таки удалось найти привлекательную площадку для съемки во внутренней сети проездов возле Большой библиотеки. Здесь было на удивление пустынно даже на мостовых. Лишь изредка, раз в две минуты, проезжала какая-нибудь машина. Из людей же — сотрудников, ученых, студентов и прочих — не было вообще никого.

Они перешли к съемке. Марк не с первого раза, но в итоге довольно уверенно произнес свою речь. Наконец-то его ничего не отвлекло. Прослушав, он скривил ухмылку:

— Сойдет. Жалко, что темно.

Этель согласился, заметив, что они слишком поздно дошли до библиотеки.

К вечеру заметно похолодало — и требовалось где-то согреться. Друзья не хотели пока прощаться, поэтому решили дойти до ближайшего торгового комплекса. Сначала они обогнули библиотеку, фасад которой смотрел прямо на Рудную, далее прошли по набережной до ближайшего моста, перешли через реку, направились по главной магистрали не сворачивая — и скоро очутились перед раскинувшимся на четыре этажа вверх и гордо смотрящим в затухающие сумерки «Капитаном».

«Действительно капитан!» — подумал Марк и по перекличке взглядом с Этелем уловил схожее впечатление.

Архитектура здания, вызвавшего единодушное признание у друзей, и впрямь необычна: вместо привычных распластанных вширь торговых комплексов, пройти по которым — все равно что пробежать расстояние между автобусными остановками и увидеть смену уличных декораций, или стеклянных громадин, где каждому крупному подразделению — одежде, фудкорту, продуктам и кинотеатру — отведен отдельный этаж комплекса, — в этом предпочтение отдано внешнему виду и величию. Шестиэтажное, стилизованное в бело-голубой цветовой гамме, оно горделиво смотрит свысока на соревнования яркостей и ассортимента других комплексов. Внутри него лишь несколько магазинов одежды, электроника, турфирмы, ресторан премиум-класса, на верхнем этаже — музей. И тем не менее сгустки яркой синей краски в величественных колоннах, огромный стеклянный лифт посередине всего комплекса, голубая подсветка на эскалаторах, морское оформление: якоря, тросы, мачты, аквариумы на постаментах — не оставляют равнодушным почти всякого, кто сюда заходит.

Есть в комплексе один явный недостаток: очень мало скамеек. Можно устроиться лишь на табуретах, больше похожих на части труб, — такие, правда, в «Капитане» встречаются почему-то именно близ туалетов. Но одно местечко есть и около лифта, на четвертом этаже, — туда как раз приземлились счастливые Марк и Этель. Посидеть где-нибудь в тепле — об этом они мечтали последние три часа. Можно наконец-то снять надоевшие зимние куртки.

— Ну что, здорово сегодня получилось, — отдышавшись, сказал Марк.

— Да. Отличный день! Хорошо, что выбрались! — подтвердил Этель и поправил положенные рядом вещи. — Честно говоря, я никогда не представлял себя на месте режиссера или оператора, но это было реально круто.

Марк широко улыбнулся:

— Да… Спасибо тебе за помощь.

— Это тебе спасибо за незабываемый опыт.

— Я надеюсь, им понравится. Меня немного темнота смущает, — потирая лоб, заметил Марк.

— Да ничего страшного, если что — переснимем. У нас же еще много времени?

— Времени — да, достаточно.

— Надо будет обязательно еще как-то встретиться, поснимать, — предложил Этель. — Мне реально понравилось!

Марк так обрадовался, что стал уже мысленно представлять, когда в следующий раз они могли бы встретиться: «Надо будет подогнать выходной. И смены пораньше поставить».

— А что там за требования? — спросил Этель. — Там прямо так все строго?

— Это же театральный. Чтоб туда поступить, надо как бы сразу себя представить. И это еще не все. Возможно, нужны будут еще съемки…

— Еще? — удивился Этель. — А что именно?

— Как я понял, возможно, надо будет что-то прочесть на камеру. Какой-нибудь монолог, сценку…

— Ого!.. Здорово! Реально классно!

— Ага… — протянул Марк. — Ты, если что, сможешь помочь?

— Конечно!

Артенский обрадовался быстрому уговору. Во всем существе Марка созревали будущие планы, встречи, съемки. Он немного замечтался, глядя на светящийся эскалатор, на то, как плывут по нему люди.

— А почему именно театральный? Ты разве всегда хотел стать актером? — отвлек его Этель.

— Да нет, не всегда. Просто хочу попробовать… Что я теряю?

— А с инженерным делом — все, больше не хочешь?

— Нет, точно нет, — Марк скривил характерную ухмылку.

— Ну и правильно. Если это не твое…

— Это точно не мое, — рассмеялся он, очевидно, вспомнив отрывки из занятий трех-четырехгодичной давности. Тут же продолжил: — Мне хочется веселья, чтоб учеба была интересной. Не хочу больше сидеть в аудитории и решать уравнения.

— Да, я понимаю. Я бы, наверно, тоже не выдержал. Мне на своем факультете хватило…

— Ну вот.

Этель имел в виду свои четыре года обучения филологии. Там, конечно, не было углубления в математику, огромного количества лабораторных, практик, коллоквиумов — хотя почему-то в курсе обучения встретились несколько естественно-научных дисциплин, — но от отсутствия дифференциальных вычислений и чертежей легче ему не жилось.

— Я с трудом выдержал эти четыре года, — произнес он свое классическое представление об академической учебе. — Хорошо, что это закончилось.

— Тем более все равно тебе это сейчас не нужно, — заметил Марк, намекая на то, что Этель сейчас работает в канцелярском магазине, куда его, в принципе, взяли бы и без диплома — лишь бы было место.

Они немного помолчали.

— Красиво здесь. Классный комплекс! — наконец сказал Этель.

Артенский кивнул. Его друг встал, чтобы пройтись по этажу и поделать фотографии. Марк тоже достал телефон, прочитал сообщения в рабочих беседах, почистил почту.

— Хорошо, что мы именно сюда пришли. Необычное место! — оценил Этель, когда вернулся.

— Ага.

— А что у тебя был за отпуск? — внезапно спросил он.

Артенский оглянулся по сторонам, махнул рукой:

— Да это так, и не отпуск был. Я просто не работал две недели.

— А… Отдохнуть решил?

— Ну да. Мне нужна была пауза.

— Тебя же не уволили? — заподозрил Этель.

— Нет, нет, конечно, — улыбнулся Марк, снимая напряжение вопроса. — Просто я решил поменять ресторан.

— То есть ты все так же работаешь во «Френч Фрайз»?

— Да. Просто другое место.

— Ясно. И где ты теперь?

— Около метро «Береговая». Там недалеко Рудная — если б мы дальше пошли по набережной, то дошли бы.

— Прямо, да?

— Да. Этот ресторан у нас называют УМЦ.

Этель заулыбался:

— УМЦ?

— Да, там просто главный пункт, — весело пояснил Марк. — А наш ресторан рядом с ним. Поэтому его все называют так.

— Получается, «Френч Фрайз УМЦ»?

— Именно так!

— Мощно! — оценил Этель.

— Ну да.

— А почему ты пошел именно туда?

— Ну, считается, что это один из топовых ресторанов. Может, и самый топовый.

— Это что значит? Как вы поняли, что он топовый?

Марк рассмеялся:

— Много денег делает. Выручка большая.

— А…

Этель хотел было что-то сказать, но Марк внезапно повысил тон и продолжил:

— В любом случае это мой последний ресторан. Я больше не буду никуда переводиться. Надоело! После УМЦ — только если увольнение.

— Ты точно решил?

— Ну да. Я не хочу больше работать во «Френче», — заявил он, отстраненно глядя вдаль. — Я и так почти три года там работаю. Для общепита в среднем это очень много. Поэтому хватит!.. Кстати, УМЦ будет классным завершением карьеры. У нас летом будет сезон — нам сказали, что будет жарко.

— То есть посетителей будет много?

— Да. И будем делать много денег!

— Сколько же?

— Больше миллиона в день — спокойно, — жестом показал Марк.

— Миллион?.. С ума сойти! Сколько же у вас будет работы?

— Много, — немного безумно улыбнулся Артенский. — Но это фигня. Сотрудников тоже будет много. Сказали, через месяц уже начнут набирать штат. Будут брать просто всех подряд. Я сам хочу привести Сашу…

— Сашу Кротова? — спросил Этель.

— Ага. А то он все никак не может устроиться.

— А куда он хочет?

— Да что-то с компьютерами, — бросил Марк. — Но там пока без вариантов. Так что пусть хоть во «Френче» поработает.

— Ну да, правильно. Это лучше, чем дома сидеть. Я тоже рад, что пока в канцелярском работаю. Хотя бы какие-то деньги.

— Это да…

Марк снова уставился куда-то вдаль, задумался.

— А когда ты хочешь привести Сашу?

— Да я уже сейчас ему предлагаю. Но он пока думает. А так было бы здорово — смотри: я приведу Сашу, быстро обучу его, потом начнется сезон, мы вместе будем работать. Если все будет хорошо, то мы будем в отличной форме, и смены станут пролетать по щелчку. А потом на пике формы я уволюсь. Красиво, да?!

— Да, здорово, — согласился Этель. — А что ты потом будешь делать?

— Буду поступать. Если получится, то начну учиться и найду другую работу. Да в любом случае буду искать другую работу. — И снова Марк эмоционально продолжил: — Если честно, Эт, меня реально достал этот «Френч Фрайз»! Но сейчас придется еще поработать, до поступления. Пока нет смысла искать работу. Заодно я доработаю до сезона и посмотрю, что будет на УМЦ. Мне реально интересно. Нам тут сказали, что в сезон мы будем выползать со смен.

— Ого. Будет настолько жестко?

— Да это вряд ли. Но гостей должно быть реально много!

— Марк, а ты уверен, что выдержишь? — с оттенком беспокойства спросил Этель.

— Да нормально все будет.

— Ну посмотришь тогда, как там.

— Да, буду держать в курсе, — бодро пообещал Марк. — Кстати, когда у тебя следующий выходной?

— Вроде в понедельник. Сейчас посмотрю, — Этель сверился с расписанием в телефоне. — Да, понедельник. Потом четверг, пятница.

— Может, в пятницу встретимся? — спросил Марк.

— Да, можно, конечно. Ты поснимать хочешь?

— Я бы еще попробовал.

— Конечно, давай! Я только за!

— Надо только, наверно, подумать над местом, — протянул Марк.

— Можно где-то не в центре.

— Да. Я бы вообще поехал ближе к рудам…

Часть 1.

В ожидании сезона

Глава 1. Станумск

Есть на физической карте участок, где нарисовано непропорционально много эллипсов с характерными утолщенными краями. Они даже пересекаются, заходят друг на друга. Кажется, художник не мог по-другому передать высочайшую концентрацию оловянных руд в этом участке. Их плотность по сравнению с любыми другими залежами ископаемых, выделенными на карте, невероятно велика.

В пространстве, окруженном этим скоплением руд, отмечена одна, но жирная точка. Она выделена красным цветом как показателем высокой численности населения. Это город Станумск.

Название города, ландшафты, особенности и перспективы развития неразрывно связаны с его историей, начавшейся больше двухсот лет назад, — когда в окрестностях современного мегаполиса геологи и прочие исследователи от науки стали обнаруживать все больше и больше ископаемых. Не говоря о прочих породах, скоро принятых за примеси, больше всего в найденных рудах было олова.

Этот ценный металл надолго привязал многих людей к «новорожденной» залежи. В течение нескольких месяцев сюда стеклось столько народу, сколько не было за всю историю человечества. Было решено устроить небольшой шахтерский поселок. Днем рабочие могли добывать руду и проводить новые исследования, ночью — спать, и так все время. С привлечением желающих проблем не было никаких — богатая оловом земля сама притягивала к себе все новых шахтеров; а что до перспектив развития, то год-другой интенсивного освоения земли позволил бы превратить леса и каменистые участки в полноценную зону проживания.

Итак, с этой идеи, с этой перспективы фактически и началась история будущего города. Пока шахтеры осваивали руду, сюда съехались строители — и стали возводить первые простейшие дома и бараки. Было завезено продовольствие. Поселок вырос в два счета — скоро здесь уже стало возможным полноценно жить. Его сразу так и назвали — Станумск, отдавая дань уважения ценному металлу. Это было вполне справедливо: родная руда обеспечивала всех с лихвой, остаток шел на привоз новой техники и расширение области добычи.

Это не могло не привести к появлению в Станумске первого завода по переработке руды и изготовлению оловянных изделий. Вот когда поселок стал обретать городские черты! Стало возможным зарабатывать, не покидая черту города. Замечательно пришедшаяся кстати индустриальная эпоха способствовала ускорению развития города-поселка. Из олова в Станумске изготавливали тару, припои, трубы, игрушки, детали производства, различные сплавы. Огромное количество станумского олова, которое даже в шутку стали обозначать как SnSt — «олово из „Города олова“», — шло на производство бронзы. Город, появившийся благодаря всего лишь одному металлу, стал стремительно расширяться и богатеть. В нем создавались новые заводы, параллельно шло разрастание жилой зоны — той, что впоследствии стала истоком современного Станумска. И никаких деревянных домов — уже только каменные!

Все места проживания изначально строили подальше от руд — для извлечения полезных ископаемых требовалось много пространства; к тому же идея жить совсем рядом с тяжелой, в прямом смысле слова пыльной работой никому, конечно, не улыбалась. И здесь речь идет именно о комфорте, а не о безопасности для здоровья. Индустриализм мало беспокоился о потенциальном вреде производства — поэтому, например, те же заводы возводили в пяти метрах от домов. И наверняка первые горожане Станумска незаметно для себя вдоволь надышались коварной оловянной пылью.

Вообще, именно природа — здесь в виде руды — прежде всего определила будущую планировку Станумска. Последняя довольно необычна. Для начала в Станумске есть два важных историко-географических наименования: «исток» и «центр». И, в отличие от большинства других городов, здесь это не одно и то же. Понятно, что исток — это то, с чего начался город. Это и есть тот самый бывший шахтерский поселок, по мере своего развития сменивший деревянную «кожу» на каменную и быстро обросший промзоной.

Как же появился центр?

Все решила руда. Как было сказано выше, добыча полезных ископаемых требовала много пространства. Но никто не знал, насколько много; и тем более — в каком направлении продолжить поиски. Решили поступить так: раз в одну сторону уже пошло разрастание города, то логично освоить участки севернее и южнее, но не против от истока — чтобы не удаляться от жилой зоны. А вот выгода двигаться вверх-вниз была: ведь таким образом стало возможным сразу коррелировать процесс добычи руды с перспективой расширения города. Уже тогда ответственные за принятие решения лица как будто понимали, что область добычи должна «обрамлять» город, — они видели эту «дугу», превратившуюся со временем в условную границу города. Экономически решение было блестящим: чем больше руды надо добыть — тем больше «города» надо достроить. И для жителей: чем больше денег нужно заработать — тем больше причин перемещаться на жительство севернее или южнее. Более эффективную оптимизацию распределения жителей и придумать было нельзя!

А теперь — про центр. Жители истока, вблизи окруженные заводами, а издали — полосой добычи, не могли не помечтать о какой-нибудь зоне, свободной от промышленности, где можно было бы, пусть искусственным путем, забыть о работе, о любимом, но неодушевленном и безразличном металле, о запахе краски, о дыме, об огромных пугающих градирнях… Пусть это будет тихий парк с аллеями, где каждую весну деревья пышно преподнесут свою зелень, чтобы осенью томно уронить ее на деревянные скамейки; или огромный универсальный магазин — место, где можно купить все и вся; или досуговый центр с обширной культурной составляющей: концертами, секциями науки, лекториумом, кинозалом и уютной библиотекой; или хотя бы местный театр, который будет вдохновлять всех, кто тянется к эмоциям. Помимо таких настроений, стремление разнообразить черту города определялось еще и необходимостью развиваться научно: Станумск никогда бы не стал считаться сколько-нибудь достойным крупным городом, если бы в своей зацикленности на олове он ограничился узкоспециализированным производством и не развивался бы в других областях. Для этого нужны были местные специалисты, для специалистов — университеты, для университетов — библиотеки, лаборатории; одним словом — условия.

Все это предопределило создание к западу от истока Станумска своеобразного района, максимально насыщенного центрами науки, культуры и развлечений и полностью исключающего любые промышленные предприятия. Этот район превратился впоследствии в центр города, поскольку, во-первых, он и стал формально центром, а во-вторых, по своему содержанию действительно мог считаться таковым.

Но ни в коем случае не следует путать его с истоком. Исток — это начало города, центр — его продолжение; исток появился раньше, центр — позже.

Кстати, немаловажным фактом при оформлении центра стало обнаружение в его черте довольно широкой реки, которая пересекала тогдашний город точно по диагонали с севера на юг. Никто, конечно, еще не знал, что обрабатываемую культурно область назовут центром, но наличие большой водной артерии посчитали хорошим знаком. То, что Станумск, оказывается, стоит на какой-то реке, выглядело красиво и символично.

Еще один интересный факт, который был определен природой и планировкой, заключается в том, что и по сей день — а сейчас даже чаще, чем раньше, поскольку город еще больше расширился, — по сей день жители города, говоря об окраинах, называют их «рудами». «Поехать в сторону руд» — это значит поехать дальше от центра, в сторону границы. «Мы в рудах» — означает, по сути, границу города и наступление зоны добычи полезных ископаемых. Слово «руды» может употребляться и в значении «пустырь», «пустошь», обычно с оттенком пренебрежения: «В этом месте сплошные руды!» — это значит, что в этом месте ничего нет. Даже спальные районы уже превратились в руды! «Ты где живешь?» — «В рудах». Такое тоже можно услышать в современном Станумске.

Возвращаясь к истории, надо отметить, что план по одновременному расширению города и зоны добычи ископаемых реализовывался очень успешно. Руды оказалось много во всех направлениях; не исключено, что огромное количество соединений олова до сих пор хранится под самим Станумском, так что добиться равномерной реализации двух приоритетных задач было делом техники. Единственное, все понимали, что бесконечно расширять город на север или на юг не годится — это резко усложнит логистические цепочки и испортит его геометрию. На что будет похож город, растянутый, как жевательная резинка?! А ведь какое-то время «фигуру» Станумска можно было определить как полукрест.

Но как только это стало слишком заметно, было принято решение «закруглить» границу. Поиски руды развернули на запад, вместо полукреста уже наметился полукруг. Если учитывать исток и центр, то, пожалуй, тогдашний Станумск по своему очертанию представлял собой некое подобие буквы «Э». Вот так:

Это схематичное изображение изменения черты города.

Наконец, город должен был обрести традиционный вид — тот, без которого центр не мог бы считаться центром. Для этого требовалось просто замкнуть Станумск с западной стороны — или, правильнее сказать, «завершить». Надо сказать, что идея окольцевания города понравилась далеко не всем: Станумск как бы превращался сразу в замкнутый город, «танцующий» в своей «юбке» из руды и покрытый многочисленными нездоровыми «пятнами» — заводами. Со временем, по мере истощения руды, это могло стать печальным зрелищем. Поэтому пошли на компромисс. Западную часть обустроили, не обойдясь, правда, опять без заводов, но руду там разработали слабо, даже по сей день. Хотя кажется, что это все-таки временное явление. Тем не менее такое решение позволило еще больше открыть город для приезжих, построить железную дорогу, разгрузить транспортную сеть в целом. Да и жители не передавали друг другу страшилки о том, как они день и ночь живут в блокаде тяжелой, трудоемкой и, кажется, бесконечной работы.

Западная граница в результате получилась относительно открытой. Она не такая, как прочие границы, и явно выделяется во всей черте города. Это можно показать так:

Что касается обустройства города за пределами будущего центра, то строители, как мы сказали, были приятно удивлены полноводной рекой, обещавшей стать жемчужиной Станумска. Они во многом на нее и ориентировались, когда прокладывали будущие дороги и магистрали. Дома старались располагать так, чтобы они не мешали выходу к реке. По мере продвижения обнаруживалась заодно ее кривизна: в черте города река делала два некрутых изгиба, слегка изменяя направление.

Строителям это только нравилось. А до чего чуть позже восхищались рекой жители! Поскольку она вела из руд в руды, ей давали соответствующие названия: Руда, Рудна, Рудная, — иногда даже ласковые: Рудочка, Рудянка. В итоге закрепилось наименование Рудная. С момента обустройства Станумска и до наших дней река остается центром притяжения горожан всех возрастов. Для промышленного города это неудивительно.

Итак, время шло, город продолжал расти. Рост был связан, во-первых, с постоянным притоком населения, которое, словно лакомством, заманивали стабильная экономика и работа. Менее очевидной кажется вторая причина — переход к постиндустриальной эпохе, на который Станумск отреагировал неожиданно бодро и стремительно. Кто бы мог подумать: город, возникший из скромного шахтерского поселка и посвятивший себя тяжелой промышленности, стал переобуваться на глазах, придерживаясь духа новых тенденций: перекоса в сторону высоких технологий и наукоемкого производства, развития средств связи, переоценки средств массовой информации, создания индустрии развлечений, разработки средств маркетинга и прочих. Это было связано как раз с увеличением числа приезжих и смешением населения: оно было готово к переменам, активно коммуницировалось, делилось опытом, поддерживало новые технологии. Кроме того, Станумск к тому времени уже успел достичь своеобразной интеллектуальной независимости: здесь учились и сразу вкладывали полученные знания в развитие города. И всему этому, конечно, способствовала экономика. Получился идеальный симбиоз ресурсов, интеллекта и перспектив. Еще немного — и красная точка на карте стала жирнее.

Одним из важнейших факторов, протолкнувших Станумск в информационное общество, стало быстрое развитие средств связи и электроники. Стоило появиться пейджерам — как их сразу же стали рекламировать по всем возможным каналам доступа. Затем то же самое повторилось с мобильными телефонами. Скоро телефоны были у половины населения, спустя два года — почти у всех. И ничто так быстро не распространялось, как Универсальные мобильные центры (сокращенно — УМЦ). Именно с помощью них власти города фактически монополизировали сотовую связь, сделав ее при этом сразу и упорядоченной, и общедоступной. Общаться по телефону в любом месте в любое время стало очень легко — в случае необходимости нужно только зайти в центр, чтобы пополнить абонентский счет. Поэтому УМЦ стали располагать где угодно: внутри жилых домов, в магазинах, на остановках, на почте, в виде отдельных лотков. Их совмещали с аптеками, кафе, заправками. По площади они в основном невелики: четыре-пять метров во всех направлениях, если речь идет о стандартном центре, — но есть и особые УМЦ, которые считаются главными пунктами. Они больше по размеру, что позволяет обслуживать высокий трафик клиентов; также там решают частные проблемы абонентов, обучают новых сотрудников, проводят корпоративные собрания и прочее. УМЦ давно превратились в своеобразный атрибут Станумска. И несмотря на обилие центров, в них всегда многолюдно.

То же можно сказать и про торговые комплексы. Последние десять лет — это строительство торговых комплексов (сокращенно — ТК) без остановки. Подчас они появляются в самых неожиданных местах, например, в промзонах. Трафик доходит и туда: многие люди целенаправленно едут в определенные комплексы за покупками. Горожан, очевидно, привлекает в них высокий ассортимент и комфортные условия внутри — можно не торопясь прогуливаться по широкому теплому помещению в любую погоду с утра до позднего вечера. Впечатляет и быстрота строительства таких объектов: на месте вчерашнего пустыря сегодня уже красуется, играясь блеском своих пластиковых конструкций, комплекс; со всех сторон его окружает реклама. Это можно объяснить несложной архитектурой: комплексы — произведения коммерции, а не искусства. Впрочем, несколько примечательных ТК недавно были отстроены в центре — да и где же еще, если не там?! — это выразилось в больших капиталовложениях и продолжительных сроках сдачи объектов.

Вместе с комплексами, а во многом и благодаря им, стали развиваться так называемые сопутствующие области: развлечения, кино, игры, быстрая еда — словом, все атрибуты любого достойного ТК.

После того как стало известно, что город достиг отметки в пять миллионов жителей, Станумск уверенно стали называть мегаполисом. По сути, он им и был уже несколько лет. Мнение большинства горожан, мелькавшее в разговорах и в СМИ, сходилось на том, что «в городе стало теснее». Но люди продолжали и продолжают приезжать.

Поэтому город растет. Расстояние между рудами и спальными районами все сокращается. А вот область добычи руд расширяется в направлении от города. Это было предсказуемо. В конце концов, с учетом появления новых спальных районов, у рабочих есть возможность обосноваться там, и тогда расстояние до места жительства поменяется несильно. Зато сколько еще руды можно добыть! Поговаривают, что когда-нибудь на карте появится Станумск-2.

Эти разговоры связаны с тем, что в относительно недалеком будущем Станумск исчерпает себя как промышленный город. Область добычи руды сместится настолько, что потребуется новый населенный пункт. И даже возможное освоение участков истощенных руд с целью переориентирования их под жилые зоны не решит проблему: Станумск не может расширяться до бесконечности. Ему просто необходимы спутники-пригороды, которые, возможно, станут истоками нового большого города.

Что же касается нынешнего положения Станумска, то уже сейчас очевидно: город настолько развился технологически, что промышленность перестала быть модной. Эта не то тенденция, не то проблема проявляется в том, что все меньше молодых людей-абитуриентов решают заниматься шахтерским и инженерно-металлургическим делом. Совершенно неожиданно в средней выборке вообще стали преобладать гуманитарные дисциплины. А инженерия в подавляющем объеме сконцентрирована теперь в области высоких технологий. Ситуация обостряется тем, что в городе обосновалось много иммигрантов. И, конечно, все они устраиваются куда угодно, только не в промышленность. Итак, если раньше коренной житель Станумска по определению шел работать в шахты и руды, то теперь… одно это слово вызывает у многих презрение. Престиж шахтерского дела и металлургии в городе резко упал, до самого своего минимума.

Настроение жителей отражается в постепенном изменении облика всего города. Раньше, не считая центра, в Станумске строили либо жилые дома, либо предприятия. Между ними, как уже говорилось, расстояния порой были ничтожны. Термин «спальный район» даже не использовался, поскольку промышленные зоны плавно переходили в жилые и наоборот. А если какие-либо пустые участки все-таки появлялись (например, возле самых крупных заводов), то так и оставались пустырями или превращались в стихийные свалки, склады, стоянки для машин. Выглядело все это убого — и неудивительно, что горожан так манил к себе центр, практически лишенный ландшафтных безобразий. Сейчас в городе сформировалось много новых микрорайонов, как бы отделенных от промзон, — там стараются поддерживать порядок. Высокие разноцветные дома, подземные парковки, обилие детских площадок, выделенный тротуар для пешеходов, магазин в шаговой доступности — это стандарты оформления так называемых жилых кварталов, которые все чаще появляются на современной карте Станумска.

Помимо этого, спальные районы открыли потрясающие перспективы создавать скверы, парки, сады. Внутри них — цветущие деревья, искусственные водоемы и спортплощадки; а вокруг — те самые разросшиеся жилые кварталы и торговые центры, представляющие собой, конечно, куда более приятное окружение, чем столетние фабрики и заводы.

Секретная информация: некоторые заводы вообще скоро собираются сносить. Мол, город больше не нуждается в такой высокой доле промышленности; да и сама промышленность уже устарела. Так это или нет, покажет время. А сейчас мы наблюдаем интересный срез Станумска, сочетающий в себе въевшийся фабричный налет прошлого и привлекательный торговый блеск настоящего.

Глава 2. УМЦ

Из всего разнообразия станумского транспорта Марк чаще всего пользуется метро: за счет его скорости и небольших устойчивых интервалов можно выходить из дома без временного запаса — и не бояться опоздать. А после перевода на УМЦ у него нет выбора: метро — единственный транспорт, который ему подходит. В подземке Марк делает одну пересадку.

Сегодня он вышел на улицу в 10:55, оставив себе час, чтобы добраться до работы. Это значит, что в магазин по пути лучше не заходить; и вообще лучше идти через дворы. Его Полевая улица, изгибаясь, выходит аккурат к метровокзалу, но топать по ней нужно около километра. Дворами получается чуть короче и быстрее.

Итак, оставив позади семиэтажный панельный дом из невзрачного желтого камня, Марк направился в сторону «Южной». Шаг его был уверенным, походка — легкой, но при этом он ни разу серьезно не ускорился. В нужном месте Марк искусно обогнул парочку домов и тропинками стал перемещаться ближе к северу.

Считаясь с осевшей на тротуаре наледью, никак не тающей из-за все еще продолжительных холодных ночей, Артенский соблюдал осторожность. Квартал, в котором он живет, хоть и находится далеко от центра, выстроен был уже довольно давно. Дороги здесь старше его на несколько десятков лет, поддерживать их состояние у властей города получается не всегда, — так что Марк сознательно старался обходить опасные места. Один раз он, правда, чуть не грохнулся, когда пытался проскочить через ледяные бугры, — но свисавшая кстати ветка ближайшего дерева позволила удержаться и даже не сбить дыхание.

Когда Марк подошел к ряду стоящих полукругом домов, обрамлявших с другой стороны площадь, он достал телефон и сверился со временем: наверняка летом, при лучших погодных условиях, он прибыл бы сюда быстрее. Фыркнув, он все-таки ускорился и наконец нырнул под один из домов. Вырвавшись наружу, Артенский почти сразу очутился в огромном пятачке, состоящем из комплекса, УМЦ, магазинов, жилых домов, метровокзала, ресторанов, булочных, транспорта и, главное, людей.

Они сновали по всей площади, концентрируясь возле метро. Хотя рабочий день давно начался, но, видимо, многие, как и Марк, начинали работать в полдень или просто отправлялись по своим делам. Комплекс «Звездный», открывшийся всего час назад, пока оставался в стороне от столпотворения и, чуть прикрытый искрящимся снежным туманом, молча взирал на пробегающий мимо трафик — он придет к нему вечером. А пока где-то в этом трафике промелькнул и Марк.

В метро он глубоко ушел в телефон, ожидая, когда пробегут бесконечные восемь станций. Услышав знакомое «Площадь труда», он мигом вскочил, чтобы пересесть и доехать уже до «Береговой». Еще две станции он тоже провел в телефоне, изучая, кстати, сайт Станумского театрального института, — вдруг появились какие-то изменения в правилах оформления портфолио, которое необходимо сдать каждому желающему поступить туда абитуриенту. И даже когда Марк уже поднялся на поверхность и вышел на улицу, он все еще не мог оторваться от сайта и перечисленных там требований к поступлению, раздумывая, насколько удачными получились видео, отснятые Этелем в течение нескольких последних встреч, и сколько всего, возможно, еще предстоит сделать по этой части, — сколько новых съемочных дней будет впереди!

— Уже почти апрель, — произнес он себе под нос, встречаясь с лучами еще прохладного солнца.

Это очень легкое ощущение времени только приятно взбодрило его. Довольный впечатлениями от прошедшего дня съемок и общей подготовки к поступлению, в предвкушении будущих студенческих хлопот, он пока что пошел на работу — в ресторан «Френч Фрайз».

Слева, за административными постройками и окружавшими их деревьями, показалась часть фасада одного из трех станумских железнодорожных вокзалов — горожане, исходя из хронологии появления, называют его Первым. Марк уже по привычке засмотрелся на три буквы огромного названия города: «М», «С», «К» — только они видны с данной точки. Характерный скрип отправления поезда, раздавшийся с вокзала, безошибочно дал Марку понять, что у него осталось десять-одиннадцать минут до начала смены.

Он свернул чуть вправо, потеряв из виду Первый, и углубился в прилежащий сквер, образующий как бы «кусок пирога» между двумя расходящимися дорогами и, соответственно, судебно-правовыми учреждениями с одной стороны и учебными помещениями — с другой. Последние относятся к Экономическому университету, который растянул свои хоромы до самой набережной и представил парадное здание именно холодному взору Рудной. Поэтому неудивительно, что двигавшаяся к реке шумная толпа, где очутился Марк, состояла в основном из студентов. Марк незаметно смешался с ними, то и дело идя на обгон и заступая на черненые сугробы — короткую память об очередной прошедшей зиме.

По-прежнему держась правой стороны, Артенский все время заходил за внутренние низенькие ограждения, чуть не прыгая по грязи и лужам в попытках срезать метры дистанции. Он еще успевал наблюдать, не видит ли его кто-то из коллег, которые вполне могли появиться на подходе к ресторану. Сейчас он никого из знакомых не встретил. Наконец, в финале извилистой тропинки, которую Марк выбрал, чтобы отделиться от студентов, шедших прямиком до набережной, из-за веток деревьев и фонарей показалось знакомое желтое свечение.

На зеленом фоне, олицетворяющем листья салата, широко поставлены две светлые буквы «F», а между ними, расположенная диагонально, горит желтая палочка — ломтик жареного картофеля. Название обрамляется двумя приплюснутыми овалами коричневого цвета — булочкой. Так в очередной раз привлекает гостей эмблема легендарной американской корпорации French Fries. В СМИ, подобно логотипу компании, часто используют сокращение F/F или FF — мы же говорим: «Френч Фрайз».

Марк не мог вспомнить, когда бы эта эмблема не освещалась, — но ярче прочего всегда сияет картофельная палочка. Поток желтого обычно обращает на себя внимание еще издали — через ветки, через толпу людей, в дождь, снег, град, — он проносит над всеми стихиями флагманское название компании. Многие, кто проходят здесь впервые, поневоле останавливаются, чтобы оценить, что это за произведение искусства или… коммерции.

Они видят при этом довольно невзрачное полукруглое здание, выполненное скромнее всякого комплекса: затемненные снизу до половины стекла, коричневые вставки в декорациях, распахнутые двери входа, которые зачастую прикрыты наслоенными друг на друга спинами посетителей, серый куполок наверху, украшенный макетом двух картофельных долек, помост из трех нешироких ступенек, — но заведение быстрой еды резко выделяет череда серых прямоугольных колонн, создающих впечатление ротонды, и, конечно, реклама. Это без преувеличения главное украшение ресторана. Помимо огромной эмблемы, повешенной над входом и ослепляющей каждого потенциального гостя, на каждой колонне, по периметру стекол через одно, на велосипедной стоянке, вдоль верхней соединительной балки колонн и даже прямо на ступеньках красуется то или иное рекламное предложение. «French fries за 1 бонус при покупке…», «Шесть чикенов всего за…», «Второй Мясной бургер бесплатно», «Купи Мегабургер — и получи шанс выиграть…» — эти и подобные слоганы украшают любой «Френч Фрайз», но здесь, на одном из центральных и самых видных ресторанов Станумска, они смотрятся наиболее рассеянными по всей наружной части заведения, что и позволяет привлечь особенно большое количество гостей.

Немалый поток идет также из находящегося под боком УМЦ, в свое время ставшего универсальным идентификатором ресторана в среде сотрудников Станумска и обеспечившего ему надолго, если не навсегда, своеобразное кодовое имя, пароль, который безошибочно используют и понимают самые разные по стажу работники «Френч Фрайз». Их примеру, чтобы еще сильнее восчувствовать ресторан, последуем и мы — и будем называть его не иначе как УМЦ.

Потому что «Френч Фрайз» и УМЦ, что на «Береговой», не просто связаны, а склеены друг с другом. Геометрия двух зданий выглядит вот так:

Прямоугольник — это УМЦ, примыкающий к нему полукруг — «Френч Фрайз». Говорить следует именно так, поскольку раньше появился, конечно, УМЦ. Главенство последнего подчеркивается еще тем, что его передняя сторона смотрит на Рудную, в неспокойное волевое движение ее вод, на набережную, открывающую потрясающую перспективу центра города, на людей, снующих вдоль центральных магистралей так, словно их то и дело подгоняет ветер, бушующий у реки. В противовес этому «Френч Фрайз» повернут к истоку, и из его окон видны тихие аллеи сквера.

Но в чем они равны: и тот и другой уже не нуждаются в стороннем привлечении публики; они сами мастерски привлекают — и за счет рекламы, и за счет расположения, и благодаря слухам. Их объединяет одно важное свойство, подобное лидерству, первенству: быть впереди остальных, задавать тон. Данный УМЦ — это главный УМЦ Станумска, данный «Френч Фрайз» — это топовый «Френч Фрайз» Станумска. Они обслуживают колоссальный трафик, оба выполняют высокие финансовые цели, каждый год бьют рекорды по выручке. Мы не говорим о качестве работы, мы говорим о таком стечении факторов, когда определения «центральный», «главный» и «топовый» затмевают собой все остальное. А биться за качество остается всем другим заведениям одной сети.

Возвращаясь к терминологии: нас поэтому не должно удивлять то, что сотрудники «Френч Фрайз» на «Береговой» постоянно называют свой ресторан УМЦ. Столь прочно закрепившееся название почти никого не сбивает с толку. По крайней мере, во второй раз уже все понимают, о чем идет речь. Шутят даже, что если б УМЦ прекратил свое существование или был бы переименован, — то ресторан рядом с ним для сотрудников «Френч Фрайз» остался бы как УМЦ. И получилась бы красивая легенда.

Что касается планировки топового ресторана, то сразу же после входа, впереди, расположено отдельное помещение: две кабинки, помеченные надписью WC. Именно поэтому входная группа здесь почти всегда забита людьми. Многие, кто заходит впервые, думают, что все они стоят в очереди, чтобы заказать, — то есть дневной трафик такой большой, что даже не помещается в стенах ресторана. На самом деле проход затрудняют люди, желающие облегчиться, причем, конечно, это не только гости ресторана, но и просто случайные прохожие. В часы пик очередь в туалет тянется до крайних деревьев сквера.

За туалетом начинается прилавок — такой огромный, что охватывает диаметр ресторана, — а по краям от кабинок с двух сторон расположены столы. Устроиться можно также за стойкой, которая тянется двумя дугами с разных концов прилавка до входа.

Зона выдачи на прилавке расположена посередине — аккурат напротив задней стены туалета. Чуть справа от зоны висит табло с номерами заказов. А сзади нее находится то, что тоже, по идее, должно привлекать внимание гостей и напоминать им о названии ресторана, — картофельная станция. Там, заключенный в своеобразное окно, работает фасовщик, который своими четкими и быстрыми движениями отпускает самую вкусную картошку, какую только можно найти в Станумске. Эта картошка специально готовится в ресторанах «Френч Фрайз», и ее-то как особое лакомство всячески пытаются вывести на первый план. УМЦ в этом смысле пошел дальше всех, спроектировав кухню таким образом, что фасовка оказалась выведена в центр; таким образом гости могут максимально близко рассмотреть, как картошка отправляется в бумажные и картонные упаковки и ставится на подогреваемый лампой металл, откуда ее тут же забирают сборщики заказов. Для сравнения: в других «Френч Фрайз» фасовка, как правило, находится в стороне и может быть даже не видна гостям.

Внешняя территория ресторана, под которой понимается растянутое на несколько метров вширь возвышение, огибающее «Френч Фрайз», в конце марта выглядит еще не слишком привлекательно. Там есть несколько прибитых к земле стоек, которые годятся разве на то, чтобы поставить на них кофе, пока застегиваешь куртку. Большая же часть пространства пока пустует, не считая нескольких голодных воробьев, голубей и ворон. Еще месяц назад там лежал снег, который порой просто не успевали убирать — зима выдалась богатой на осадки, — потом проступили заледеневшие поверхности со всевозможным мусором: бычками, стаканами, крышками, трубочками, жвачками, салфетками, упаковками от бургеров, от картошки, бумажными пакетами и прочим. Как только стало теплее, территорию подчистили, убрали все отходы. И теперь она ждет майского расцвета весны, чтобы превратиться в настоящую веранду, где будет множество дополнительных столов и стульев, еда, музыка, лучи солнца и хорошее настроение, — но вместе с тем и еще больше мусора, назойливых птиц, их помета и, соответственно, дневной и ночной уборки. Все это — уже так скоро!..

Марк довольно бодро зашел в ресторан и, задев кого-то в очереди свисающим с плеча рюкзаком, обошел туалет и стоящие тут же терминалы для электронных заказов с правой стороны. Таким образом, он пропустил зону выдачи и не увидел никого из сотрудников, кто стоит на сборке. Он вообще не посмотрел в ту сторону, равно как и на кассы, — а просто подошел к служебному входу с табличкой Staff only, уставившись в дверь, набрал машинально четыре цифры кодового замка и, услышав сигнал отпора, вошел внутрь.

Так он очутился перед Перекрестком — термин характерен именно для УМЦ. Дело в том, что справа прилавок продолжается и оканчивается окном выдачи заказов на доставку. Впереди расположен коридор, первая дверь которого — раздевалка. Но она расположена сразу за Перекрестком, то есть только пришедшим сотрудникам приходится, по сути, сразу пересекать прилавок, хотя они еще формально не начали работать. Добавим к этому, что, так как раздевалка одна на всех и небольшая, то перед ней зачастую скапливается сразу много сотрудников — что логично, либо только девушки, либо только парни. Также в коридоре могут находиться сотрудники во время обеда, уборщики, сотрудники, которые пришли к своим друзьям и ожидают здесь же окончания их смены, либо другие лица, которые в свой выходной хотят вживую решить какие-то вопросы, связанные с работой; еще инкассаторы, техники, высшие управляющие… грубо говоря, чуть ли не кто угодно. Поэтому Перекресток — традиционное место столкновений, а весь коридор зачастую заполнен так, что кажется еще уже, чем он есть и так.

Ко времени прихода Марка у раздевалки толпились парни — это значит, что в раздевалке девушки и, скорее всего, их несколько, раз здесь уже успело скопиться столько человек. 12:00 — время начала пика, и именно к полудню приходит большая часть сотрудников. Тем, кто уже на смене, в коридор лучше не заходить — там не протолкнуться.

В коридоре стояли два узбека, которых Марк в первые дни работы на УМЦ постоянно путал. Одного звали Миржалил, другого — Мирзо. Того, кто повыше, с широко поставленными круглыми глазами, легкой небритостью, частой добродушной улыбкой сквозь зубы, довольно плотным телосложением и заметной сутулостью, зовут Миржалил; а тот, кто пониже, смуглее, с более узкими глазами и выглядит спортивнее, — это Мирзо. Они оба недавно устроились и начали работать примерно в одно время, две недели назад, — поэтому их путали многие. Думается, именно для того, чтобы их различать, Миржалила по созвучию стали называть Михаилом, а потом это превратилось в простое — Миша.

Чуть поодаль от них стоял Богдан — тоже немного сутулый парень, которого Марк до этого видел на сменах всего два раза, и то — недолго. Если Мирзо с Мишей увлеченно общались на узбекском и их эмоциональная речь могла быть хорошо слышна вблизи Перекрестка, то Богдан только молча глядел в телефон.

Наконец, рядом с ним ожидал смены еще один недавно устроившийся сотрудник, который на сменах в основном стоит на розливе напитков, — Ванс Алави Салем Бу, или просто Алави. Он, по слухам, родом из Нигерии. В любом случае темный цвет кожи и короткие курчавые волосы безошибочно выдают в нем африканца. Несмотря на языковой барьер — Алави изъясняется почти только на английском, — в целом он оказался довольно приветлив и добродушен и довольно быстро привык к работе на УМЦ.

Марк быстро перездоровался со всеми, пожал руки, скривил очередную каждодневную улыбку — «для коллег» — и после этого занял место в стороне, даже чуть дальше Богдана, потому что впереди было уже совсем тесно. Отсюда он увидел сидящую за обеденным столом уборщицу — некую Дилфузу. Она пила из пластмассового стаканчика чай и перебирала какие-то складки на форме.

Скоро из кухни донеслись частые в последнее время крики: «Где эта зальщица ходит?!» Мирзо и Миша что-то, посмеиваясь, сказали ей (видимо, перевели), и Дилфуза — коротенькая коренастая женщина с грубыми чертами лица и сильно выпученными глазами, очень подходившими под практически полное непонимание местного языка, — скривив ответную ухмылку своим коллегам-узбекам, быстро метнулась в зал, как будто ни чая, ни складок не было. Через несколько секунд в коридор со стороны кухни ворвался замдиректора — Павел Кресцев, довольно полный мужчина, лет под тридцать, с характерным пучком русых волос на голове.

— Вы не видели Дилю? — крикнул он. Потом увидел, что в коридоре появились новые лица, и тоже всех поприветствовал. Спросил у Марка, как его дела, на что тот ответил, что нормально.

Ему сказали, что Дилфуза ушла в зал. Он покачал головой и вдруг сказал, окинув взглядом Мишу:

— Опять не побрился?

Тот засмеялся:

— Извините, начальник, — и расчехлил свою приятную улыбку перед Пашей.

— Э-э-э-эй! — досадливо протянул Кресцев. — Когда уже начнете соблюдать стандарты?

---

Миша лукаво улыбнулся, после чего продолжил разговаривать с Мирзо.

В этот момент в коридор ворвался еще один человек с двенадцати.

— Ас-саляму алейкум, — стали произносить тут же.

— Салам! — шутливо крикнул и Марк.

Вошедший значился в расписании как Вансоры Марис Хан, но его, конечно, все называют просто Ханом. Среднего роста, с характерной лысиной на голове, он выглядит обычно очень открытым и добрым, хотя зачастую сонным, как, например, сейчас. На УМЦ его перевели с другого ресторана почти в одно время с Марком, поэтому тот его как-то сразу и запомнил. Более того, они в первый же день вместе принимали поставку, и Марку понравился спокойный темп работы Хана, его отзывчивость и манера общения.

Они и сейчас успели сказать друг другу пару приветственных фраз, в то время как кто-то — кажется, Миша — начал вслух выражать удивление, насколько же долго переодеваются. Наконец после нескольких стуков дверь раздевалки раскрылась, и оттуда стали выходить.

Вышли всего две девушки.

Первая — Минюра — как только показалась в коридоре, сразу с укором посмотрела на своих соотечественников и прямо на местном им сказала:

— Чего стучите? — впрочем, неоскорбительно, потому что в ответ те что-то произнесли на узбекском, и все характерно рассмеялись. Марк же просто сказал этой невысокой стройной девушке с длинными, черными как смоль волосами:

— Привет.

---

А вторая, кто вышла, — Кадкина Лидия. Ее редко можно было видеть — по крайней мере, в ресторане — откровенно жизнерадостной и довольной. В выражении ее глаз превалировали обычно задумчивость и отстранение, а черты лица со стороны казались несколько несуразными: например, курносый нос на явно удлиненном, словно растянутом овале головы, очень бледная кожа, подчеркнутая, кажется, еще более светлым тональным кремом, также слишком выцветшие красные волосы, но приобретшие в результате действия времени грязно-фиолетово-розовый цвет, словно они изначально были окрашены неровно и не в один тон, — ну и довершала это свисающая из накренившейся горбинки прядей жесткая коса, сначала чуть вздернутая вверх, а потом резко падающая.

Лида прошла мимо всех, очень тихо произнеся какие-то недовольства по поводу стуков. Впрочем, из парней на это никто не обратил внимания. Все шестеро протиснулись в раздевалку.

Раздевалка — это, грубо говоря, каморка три на три метра. С одной стороны она заставлена ящиками хранения, забитыми не только личными вещами сотрудников, но и всяким хламом: старыми образцами формы, оборудованием для ночной смены, протирочным материалом, химией, рекламными брошюрами, — причем заставлена как внутри, так и снаружи, поскольку половина шкафчиков все равно раздолбана и оставлена без ключей. Другая сторона относительно свободна, если не считать нескольких коробок, явно не поместившихся в упаковочной, — Марк, оценив их размер, прикинул, что в них находятся кондименты: ножи, вилки, ложки и трубочки. Это и подобное ему содержимое раздевалки постоянно видоизменяется: здесь, помимо остатков поставки, могут находиться некрупное оборудование, рекламные баннеры, строительные детали, мешки для мусора и прочее. В торце раздевалки стоит вешалка, к двенадцати часам еще наполовину свободная, — она прикрывает большое затемненное стекло. Прямо под вешалкой к стене прикреплены две полки для обуви, на которых никогда не бывает много свободного места, из-за чего некоторые ботинки и кроссовки уже валяются на полу. По всей раздевалке разбросаны рюкзаки, пакеты, носки, платки, салфетки, упаковки от шоколадок, этикетки, крышки и мелкие частицы пищи. Из-за всего этого здесь постоянно воняет. Хотя раздевалку, как положено, моют и «освежают» каждую ночь, но днем она быстро приобретает привычный вид.

Еще на свободной стене раньше висело зеркало, пока его кто-то не разбил. Нарушителя так и не смогли установить.

Парни рассредоточились, быстро заняв все свободные клетки напольной плитки. Седьмой здесь бы уже не поместился. Богдан и Алави прижались к шкафчикам, Миша и Мирзо встали у вешалки, Хан — у коробок, а Марк прислонился к двери, сорвав спиной повешенную здесь памятку по стандартам внешнего вида, после чего кое-как прикрепил ее обратно.

Кто-то достал форму из шкафчика, другие — из валявшихся тут же пакетов; Марк привык таскать ее с собой в рюкзаке — так спокойнее.

Богдан полез в шкафчик — и вдруг что-то произошло. Он произнес дрожащим голосом:

— А где?..

Никто особо не обратил внимания на его личный шок, все уже переодевались. Разве что Марк перехватил непонимающий взгляд.

— Ребят, у меня форма пропала…

Все продолжали переодеваться; Миша и Мирзо, оголенные по торс, даже тут что-то обсуждали на своем и находили место толкаться. Алави попытался угадать по чужому языку Богдана, что случилось. Наконец, Марк, видя такое замешательство, посоветовал ему поискать форму в других шкафчиках.

— Там нету, я уже все посмотрел, — робко произнес он.

— За коробками тоже нет? — спросил еще Марк, хотя сам знал, что туда Богдан точно не успел заглянуть; да и коробки стояли слишком плотно, чтобы там что-то валялось. — Если не найдешь, поищи здесь другую форму, — добавил он, указав на конкретные шкафчики, в которых могла валяться старая грязная форма.

---

— Эти?

— Ага.

— Если там нет, то скажи Паше.

— Паша — это кто?

— Он сейчас проходил, в коричневой рубашке.

— А, хорошо. Я, наверно, тогда пока выйду, — произнес Богдан.

— Давай, — не глядя ответил Марк, напяливая рабочие штаны.

Богдан с трудом вышел, переступая через одежду, рюкзаки, пакеты и обувь, — и Марк тут же закрыл за ним дверь, чтобы на случай, если кто-то еще захочет зайти, никто его не сбил.

Форма состоит из черных штанов и ярко-желтой футболки с воротником (поло), высший персонал ходит в коричневых рубашках. Марк и его коллеги, понятно, переодевались в желто-черное. Обувь у каждого своя, по стандартам должна быть официальная черная — «концертная», как и черные носки, — но это многие нарушают. Из присутствующих половина, включая Марка, была в кроссовках. Впрочем, у него она все же с закосом под официальную. Еще в комплект входит бейдж — Артенский как раз поправил внутреннюю вкладку, на которой написано: «Марк. Универсал», — и черная кепка с яркой эмблемой «Френч Фрайз». Марк еще положил в карман штанов телефон, перед этим снова проверив время: 12:05.

— Уже на пять минут опоздали! — игриво произнес он, раскрывая дверь, чтобы бежать отмечаться на смену.

Пока люди с двенадцати выходили из раздевалки, Богдан продолжал стоять, и пялиться в телефон, и иногда пугливо озираться вокруг, скользя своими волосами по стене и будто пытаясь запомнить все детали коридорного интерьера.

Что ж, он мог увидеть идущую следом за раздевалкой нишу, куда помещается санитарное оборудование: ведра, швабры, метлы и совки для кухни, зала, туалета и внешней территории, — а также таблички, информирующие гостей о проведении уборки. Далее следует раздолбанная дверь в душ — его правильнее назвать «псевдодуш». Когда-то в ресторане, возможно, и был настоящий душ, но теперь здесь хранят пивные бочки. Регулярно сюда бросают избыточный картон, который обычно раз в неделю сдается по текущему курсу; также здесь, как и в раздевалке, может храниться предназначенное для перемещения в другие рестораны оборудование и строительный мусор. После душа следующая дверь ведет к черному ходу. А в оставшемся большом куске стены между душем и этой дверью помещаются большой холодильник и большой морозильник, попасть в которые можно только со стороны черного хода.

Если говорить о другой стороне коридора, то первое, что следует после Перекрестка, — это зона мойки подносов. Примечательно, что во всех новых ресторанах «Френч Фрайз» данная зона представляет собой полноценную мойку, со свисающим душем, отдельными отсеками ополаскивания и дезинфекции и полками для чистых подносов; УМЦ, как один из старейших ресторанов Станумска, подобную роскошь позволить себе не может. Поэтому здесь зона мойки подносов — это просто металлический стол с ведром для дезинфекции и плейсметами, специальными бумажками с рекламными предложениями, которые кладутся на каждый чистый поднос. Последнее входит в обязанности Дилфузы.

После подносов следует импровизированная обеденная зона — тоже стол и два стула (иногда один). Здесь часто лежат оставленная еда, напитки, стаканы, прочая одноразовая посуда, а на полу под столом можно увидеть фантики, листья салата, пятна кетчупа, капли лимонада и другие свидетельства обеда. Нередко здесь также оставляют телефоны, зарядники, сумки и куртки, — так что стулья зачастую обвиты этой двойной, а то и тройной кожей.

Последнее, что есть интересного на этой стороне — это доска информации. Туда обычно вывешиваются рабочие памятки, объявления — в основном об изменении стандартов или введении новых блюд, — результаты прохождения последней проверки, графики выплаты зарплат, адреса аутсорсинговых компаний и фотографии со смен.

В то время как Богдан заходил обратно в раздевалку, в менеджерской уже толпились все те же сотрудники с двенадцати, которые теперь отмечались на смену. Попасть из коридора в менеджерскую невозможно иначе, чем через кухню: надо пройти вперед, оставив справа моповую зону, где моется санитарное оборудование, раковину для мытья рук и зону мытья посуды; далее чуть свернуть налево, вдоль стола заготовок и двери в упаковочную — помещение комнатной температуры, предназначенное для хранения кондиментов, упаковок и оберточной бумаги, — и вот следующая дверь с надписью «Офис» и есть менеджерская.

Разделения между менеджерской и упаковочной нет. Помещения переходят одно в другое. Но двери все равно две.

В офисе каждый из сотрудников прикладывает свой указательный палец правой руки к считывающему устройству на стене — и как только биометрическая система распознает его, смена начинается. Марк как раз зашел в офис и поднес палец к голубому огоньку. Из упаковочной тут же раздалось:

— Маркус! Ну наконец-то ты здесь!

— Тема, привет!

Из-за стеллажа с коробками выскочил довольно высокий, статный мужчина в коричневой рубашке с особыми директорскими атрибутами — белой бабочкой и прикрепленным к воротнику значком в виде порции картошки. На его вытянутой, подобно буханке хлеба, голове стояли, словно покрытые лаком, упругие черные волосы, глаза искрились, губы плавали в самодовольной, но искренней улыбке. Едва увидев Марка, он накинулся на его плечи и сказал прямо в уши:

— Помоги мне посчитаться…

---

Обернувшись и встретив перед собой обезоруживающий настойчивый взгляд директора, Артенский даже растерялся:

— Конечно, только… сейчас же пик начнется.

— Ну, разумеется, после пика, — показательно произнес тот и уселся за компьютер, где заполнял какую-то таблицу.

Марк, переводясь на УМЦ, уже знал Артема Марышева по другим ресторанам, в которых работал ранее, — они не раз пересекались на просторах «Френч Фрайз». Этот факт во многом и обусловил его решение поработать напоследок именно здесь. Тему он помнил еще менеджером, когда два года назад тот участвовал в открытии другого ресторана, где они потом и остались. Период совместных смен продлился недолго, как вообще недолго длится все хорошее, — Тему вскоре перевели. Его стали активно развивать для повышения на зама.

О том, что Марышев дорос и до директора, Марк узнал чисто случайно — ему об этом сообщил зам предыдущего ресторана, который тоже успел с ним где-то пересечься. Дальше нетрудно было развернуть возникшие сразу мысли и интересы. Вот так, одно заинтриговавшее Марка сообщение — и он оказался на УМЦ, в топовом ресторане.

Вместе с Артенским отметились остальные. И вся известная очередь поползла обратно, к раковине для мытья рук.

Перед началом работы обязательно нужно помыть руки. Поскольку раковина всего одна и в ней не должно быть никаких посторонних предметов, а сам процесс мытья не может прерываться никакими помехами, — то каждый поочередно в одиночку моет руки.

Пока Марк вытирал руки, уступив место следующему в очереди, он охватил взглядом кухню. К концу месяца работы планировка уже стала привычной. Вначале же она его поразила.

Итак, центром кухни здесь является фасовка, расположенная, можно сказать, в металлическом П-образном «загоне», прямо напротив зоны мытья посуды. Металл — это длинные стальные поверхности по краям, к которым крепится отсек для готовой картошки. Справа и слева расположены большие, сделанные также из металла шкафы, стоящие на полках над поверхностями. Там хранится горячая приготовленная продукция — и с одной, и с другой стороны. Ее фасует сотрудник, находящийся в данном загоне.

Далее, с правой стороны, если смотреть от мойки, вплотную к стене расположен так называемый «картофельный фритюр». Фритюр — это ванна из горячего жира, где происходит жарка замороженных полуфабрикатов. Справа от фасовки жарится только картофель. Поэтому и фритюр здесь маленький — всего два отсека, то есть две ванны. В каждую ванну помещаются только две корзины. Следовательно, одновременно можно осуществить четыре жарки. Картошка же берется из расположенного справа от фритюра мини-морозильника — аналога большой морозильной камеры.

В торце фасовки находится картофельная станция — большой металлический шкаф, высотой превосходящий каждого из сотрудников. Он и выведен другой стороной на прилавок, в верхней своей части, где четыре металлические опоры образуют окно, из которого виден фасовщик. Под крышей шкафа, объединяющей все опоры, висят лампы, дополнительно нагревающие металл и боковые полки, куда складывается расфасованная продукция. А основной нагрев поступает от теплоносителей, расположенных снизу, под поверхностью с готовым картофелем. Эта поверхность, подобно фритюру, поделена на два отсека — собственно для french fries и для айдахо. Есть еще картофельные кранчи, но они не пользуются большим спросом и готовятся поэтому под заказ. Узнать, что вообще нужно готовить и фасовать, можно по монитору, который висит перед шкафом на уровне ламп.

---

Нижняя часть шкафа представляет собой отсек, где хранятся упаковки для картофеля, кранчей и прочих снеков. А первичный запас упаковок расположен частично слева, на небольшом металлическом постаменте, частично — на крыше шкафа. Соль тоже рядом: солонка стоит прямо перед поверхностью и применяется только для french fries.

Как следует из планировки, с фасовки нет прямого выхода на прилавок. Для того чтобы туда попасть, надо обойти загон с правой либо с левой стороны. Это еще одна особенность УМЦ, потому что, как правило, в ресторанах прилавок и кухня связаны всего одним сквозным проходом, и ведет он обычно именно через фасовку. Здесь же на формирование второго прохода, помимо в принципе особенностей планировки, повлияла величина прилавка — он настолько большой, что для сообщения сотрудников одного прохода было бы недостаточно. А особенно удобен второй проход для высшего персонала: директора, его заместителя и менеджеров, — которым при планировке с одним проходом приходилось бы делать максимально большой крюк, чтобы попасть на прилавок из офиса.

В правой части кухни, где все проходят, чтобы отметиться на смену, готовят большие бургеры. Это «большая зона». Условно так называют и длинную металлическую поверхность, где происходит сам процесс приготовления. Начинается он с закидывания булочки в тостер, расположенный по левую руку; через несколько секунд выскакивает булочка — уже карамелизованная, — и тогда можно начинать готовить. Все необходимые соусы и овощи расположены в гастроемкостях — их называют мармитами — узкой полоской вдоль поверхности. И по мере приготовления сотрудник двигается слева направо, кладя в бургер его составляющие. Если ему нужно мясо или прочая жареная продукция, то он достает ее из шкафов сверху — тех самых, что используются также на фасовке. Но фасовщик берет оттуда только снеки, а работники большой зоны — в основном котлеты для бургеров; снеки добавляются в бургеры реже, обычно только если это новинки или добавки по желанию гостя. Когда бургер готов, процесс завершается упаковкой. Вся бумажная продукция для этого размещена на узких полках под большой зоной. Упакованный бургер отправляется в специальный металлический желоб, выходящий на прилавок.

Чтобы понимать, какие бургеры надо делать, сотрудники смотрят на монитор — он висит прямо над желобом. Для новых сотрудников, приходящих на кухню, сверху, над шкафами, вдоль всей большой зоны развешаны памятки. Они особенно актуальны в случае появления нового блюда.

Работа на большой зоне не ограничивается приготовлением бургеров. Иногда в заказах выскакивают салаты, которые готовятся здесь же, на поверхности, — разве что отдаются в специальной круглой таре. Их рекомендуется отдавать прямо в руки сборщикам, а не в желоб, чтобы овощи не испортились, а пластмассовая крышка для тары не расплавилась от сильно нагретой (где-то до 80°С) поверхности желоба.

Помимо собственно приготовления, в обязанности большой зоны входит жарка мяса и снеков. На это всегда выделяется отдельный человек. В его распоряжении сразу два устройства. Один из них — фритюр. Он такой же маленький, как и на фасовке: две ванны, четыре жарки одновременно. Связано это с тем, что большая часть снеков готовится в другой части кухни, а здесь — только те, что кладутся в бургеры (например, сырные колечки), либо котлеты, использующиеся в больших бургерах (в частности, вегетарианская котлета), либо какие-то снеки, которые настолько часто берут, что их требуется ставить максимально много, и для большего запаса — с двух зон кухни (это чикены).

Фритюр расположен боком к прилавку, задней же стороной прижат к стене, за которой продолжается офис. Справа от него — два мини-морозильника для мяса и для снеков. А между ними и дверью менеджерской громоздится второе важнейшее устройство на большой зоне: Prima, машина для жарки мяса, которая вполне оправдывает свое название. Это своеобразный двигатель ресторана: и по значению — там жарится вся говяжья продукция, — и по реальной звуковой окраске. Prima настолько шумная, что ее слышно практически в любой служебной точке: от края прилавка до черного хода. Как своеобразное сердце, она работает с открытия до закрытия ресторана, все двадцать два часа смены, хотя включается даже чуть раньше, чтобы успела разогреться, — и является символом беспрерывной, бесперебойной работы ресторана. Электричество отключилось, Prima не работает — ресторан закрыт. Проблемы с вентиляцией, сильное задымление — Prima в плохом состоянии, ресторан нужно закрывать из-за правил противопожарной безопасности. Зато когда в ресторане все в порядке, Prima дышит и стучит в таком же бешеном ритме, как и он сам, не давая ни на секунду усомниться в своей износостойкости. Даже если ее два дня не помыть — она это стерпит, только ради безостановочной работы. Но вот если не помыть и на третий день — Prima почти наверняка остановит весь ресторан: не только мясную продукцию, но и всю энергию «Френч Фрайз».

Поскольку Prima одна, мясо, пожаренное в ней, идет сразу на две зоны кухни. Процедура жарки максимально проста: закладка мяса, две-три минуты собственно жарки, получение готовых котлет. Котлеты, как и все снеки, собираются в длинные мармиты и ставятся на нагрев в шкафы. На другую часть кухни мясо от большой зоны попадает через фасовщика. Он уже сам ставит их в шкаф.

Малая зона кухни, исходя из планировки, избавлена от необходимости жарить говядину. Но зато здесь больше фритюр: четыре отсека, восемь жарок одновременно, — и, соответственно, почти беспрерывная жарка снеков. То же можно сказать про приготовление продукции. Поскольку на малой зоне готовятся маленькие и в основном дешевые бургеры, которые берут чаще, процесс этот происходит почти без остановки. Маленькие бургеры готовятся быстрее, чем большие. Поэтому пока на большой зоне готовятся условно два больших бургера, малая успевает отдать шесть маленьких.

Также здесь готовятся роллы. Для этого в левой части, почти под монитором, расположен специальный стол с мармитом под кукурузные лепешки и микроволновой печью. А расположение снеков в шкафах и ингредиентов на поверхности выполнено таким образом, чтобы готовка роллов не требовала много лишних движений и перемещений. Иногда, правда, это нарушается: например, когда появляются новые блюда.

В остальном малая зона аналогична большой: поверхность, тостер, мармиты, шкафы, монитор, желоб, памятки — принципы готовки те же самые. И есть проход на прилавок. Касаемо названий проходов, все вроде бы просто: малая зона — малый проход, большая зона — большой проход. Противоречие заключается в том, что малый проход шире и в основном ходят через него. Распространена также легенда, что через большой ходит только высший персонал (что мы объяснили планировкой), а через малый — все остальные сотрудники. Поэтому проход через большую зону иногда еще именуют менеджерским. А вообще-то все ходят по-разному и кому как нравится.

Марк, по сути, уже находился в малом проходе — и отсюда успел кивнуть некоторым стоящим вдалеке сотрудникам, а также примерно оценил, сколько сейчас заказов. Убедившись, что запары нет, он спокойно побрел на прилавок.

Центром прилавка является сборка заказов, расположенная прямо под окном фасовки. В эту зону входит стол, на котором лежат чистые подносы с плейсметами, а внизу — в специальном отсеке — пакеты для заказов на вынос; два монитора, прикрепленные к металлическому столбу, возвышающемуся левее стола: по ним можно отследить все заказы и отдельно заказы на доставку; два желоба с большой и малой зон. Боковые полки картофельной станции частично тоже можно отнести к сборке, потому что именно с них берутся все закуски.

Сразу за сборкой, в передней части прилавка, располагается выдача заказов. Здесь тоже есть два монитора: для сотрудников и для гостей. Первый позволяет выводить готовые заказы на второй. В процессе выдачи сотрудник нажимает на вкладку с заказом и кладет его на переднюю стойку, гость видит свой заказ и забирает. Обычно монитор для гостей называют «табло».

Левая часть прилавка, куда ведет большой проход, оканчивается экспресс-окном, или просто окном. Там расположена импровизированная выдача, также с монитором, кассовым ящиком и кондиментами. С кассы окна обычно делают мелкие заказы, часто заказывают одни горячие напитки. Поэтому для удобства на металлической стойке рядом расположен кофе-аппарат, с которого их сразу и отдают. Тут же, около последнего, установлена мороженица — довольно большая черная конструкция с мигающими огоньками на панели управления и несколькими рычагами для подачи пломбира. Правда, с окна в минусовую температуру заказывать мороженое вряд ли кто-то станет. Просто было решено поместить мороженицу в максимально подходящее для нее место. Пространство между окном, мороженицей, выдачей и передней стойкой — это стихийный склад: здесь, под прилавком, хранятся запасы газированных напитков, соков, сиропов, кондиментов, пакетов, картонных коробок, чековой ленты, плейсметов и прочей бумажной продукции. Какого-либо порядка данное расположение не имеет: все складывают по мере появления свободного места, вынося излишки из упаковочной и раздевалки.

На правой стороне выделяется большой холодильник (в терминологии «Френч Фрайз» — холодильник-стакан), где также хранятся газированные напитки, соки и еще молоко для кофе-аппарата. Напротив него — две кассы: обычно с них заказывают гости с наличными либо те, кому не хватило четырех терминалов. Справа от касс, если смотреть со стороны прилавка, — станция розлива, где из специальных кранов наливают газированные напитки и пиво. И под кассами, и под розливом — продолжение склада упаковок.

После прикассовой зоны следует Перекресток, за ним — в своеобразном тупике — зона выдачи заказов на доставку. По сути, это то же раздвижное окно, около которого на улице вечно толпятся курьеры. Помимо монитора с заказами зона, разумеется, максимально оснащена принадлежностями для доставки — наклейками, пломбами, подставками, коробками, даже запасными коробами. Все лежит на столе и под ним. На стене висят памятки по выдаче доставки. Сборка доставки происходит под камерой, чтобы избежать спорных ситуаций. Перед тем как выдать заказ, сотрудник обязан опломбировать его и убедиться, что упаковка в порядке. Поскольку данный уголок вечно продувает ветрами, к краю стола подвешена куртка, брендированная F/F. Но в холодное время она и так всегда в употреблении.

Когда Марк вышел на прилавок, в зоне сборки уже было очень шумно и весело, вовсю доносился смех. Артенский по спине узнал совсем еще молодого, но очень амбициозного Леню Коробкова, который, не стесняясь камер, развешанных по всему ресторану, и в том числе по прилавку, показывал что-то на телефоне другим сотрудникам. При этом он энергично подергивал ногой и постоянно не то трогал, не то опирался на свою коллегу Жанну (ее настоящее имя Жанко) — пухленькую черноволосую девушку невысокого роста с мужской стрижкой, но довольно приятную в чертах лица. Она же первая увидела Марка и, громко произнеся имя, подозвала его, на что тот приветственно ответил ей взмахом ладони и заодно перездоровался с остальными. Была здесь еще Немцева Света, с русыми волосами и среднего роста — едва ли не самая опытная из всего состава, как и Марк. Сегодня, несмотря на раннее начало смены — семь или восемь утра, — она пребывала в заметно приподнятом настроении. Даже ее обычно строгий, деловой взгляд был наполнен раскованностью, игривостью, сумасшествием. Из окна фасовки выглядывал в принципе довольно веселый Айнабек, или просто Бек, — которого Марку нетрудно было узнать именно по смеху. Наклонившись через картофельную станцию, он подсматривал в телефон Лени, так что его характерная челка совсем упала на глаза и сплошняком висели густые черные волосы.

— Как ты, Марк? — спросил он, широко улыбаясь и крепко пожимая ему руку.

— Ничего. Вот, пришел поработать, — улыбнулся Артенский.

— Мы тоже работаем, — смеясь, произнес он и посмотрел в очередной раз на телефон Лени, потом — на монитор с заказами.

Леня, судя по всему, показывал какое-то старое видео с этого ресторана. Артенский припомнил, что в прошлый раз реакция была схожей. Очевидно, у Коробкова целая коллекция этих артефактов.

Наконец, рядом стояла и пока скромно молчала только вышедшая на смену Лида, хотя Леня уже начал пытаться и ее как-то взбодрить и для этого принялся играться с ее кепкой и волосами.

В это время, пока коллеги шутили, на кассе принимала заказ Белек (полное имя Белекмаа) — так же, как и Жанна, невысокого роста, в очках, монгольской внешности, с головой, по очертанию подобной яйцу, на которой стоит большой пучок волос. Говоря на относительно уверенном местном языке, она потихоньку обслуживала гостя.

Марк, стараясь не слышать ее запинок, пошел к прикассовой зоне, чтобы достать снизу кондименты. В этот момент в малом проходе, прямо в верхней одежде заступив уже несколько метров на кухню, показался Богдан. Он подошел к Марку:

— А… я забыл. Мне к кому обратиться?

Артенский готов был сразу рассмеяться на месте. Но тут же откуда-то с большой зоны низким голосом раздалось:

— Сюда нельзя без формы.

Марк узнал Игоря Латынина — высокого двадцатитрехлетнего парня, с которым они быстро нашли общий язык. Игорь в компании чуть дольше Марка и работает на всех зонах. Последние смены, как и сегодня, в его обязанности входят заготовки, но до прибытия основной массы сотрудников с двенадцати он пока стоял возле Prima и ставил на жарку говяжью продукцию.

Марк представил себе его лицо, когда тот увидел Богдана, — чуть угловатое, резкое, но сглаженное выразительными глазами, словно дополнительно передававшими весь тот опыт работы Игоря, который и так виден во всех его действиях: как он берет в руки щипцы, как четко в ряд расставляет котлеты, как потом импульсивно, но точно бросает щипцы обратно в специальную гастроемкость. На этом фоне в Богдане сразу можно узнать общий образ стажеров — только они в самые первые дни могут по незнанию случайно зайти на кухню без формы.

Айнабек дополнил комментарий Игоря своим привычным смехом, сказав, что «правда, нельзя». Появившийся в проходе Алави похлопал Богдана по плечу. В этот момент на прилавке со стороны Перекрестка возник Кресцев:

— Коллеги, вы готовы к пику? Сейчас уже начнется…

Потом он увидел Богдана:

— Без формы нельзя сюда, Богдан, ну что такое?!

— Да у меня это… форма пропала.

— Выйди, пожалуйста, с кухни!

Когда все-таки Богдан вернулся за черту кухни, он стал объяснять, что произошло.

— Ладно, подожди минуту, — решил в итоге Паша и принялся расставлять сотрудников по позициям. Марк встал на сборку вместе с Лидой, Леня оказался на своей привычной выдаче, Света должна была контролировать окно и ставить горячие напитки, Белек осталась на кассе, Жанне поручили собирать доставки, Алави должен разливать газированные напитки, а Богдан, когда он появится на прилавке, просто будет на подхвате, например, готовить мороженое или наливать пиво. Это прилавок. На фасовку вторым номером к Айнабеку встала Минюра — она должна отвечать за фритюр и размещение по шкафам длинных мармитов. Миржалил и Мирзо оба заняли места на большой зоне — при этом Миржалил на фритюре и Prima, а Мирзо будет готовить бургеры вместе с Маржигул — высокой и довольно нескладной женщиной, примечательной разве что своим жирным макияжем на лице и очень характерным звонким голосом.

— Мясо yo’q! — прокричала она, чтобы Миржалил принес котлеты из морозильника и загрузил их в Prima.

— Yaxshi, Маржигул-апа, — ответил тот и отправился за коробкой.

Игорь, как только вышли сотрудники, вернулся к заготовкам. А Хан встал на фритюр малой зоны, где уже вовсю готовила бургеры молодая, ловкая и быстрая Эля, приехавшая в Станумск совсем недавно из Казахстана, но успевшая здорово освоиться на работе. Не могло остаться незамеченным, что она работает с улыбкой и стремится развиваться.

Такой получилась расстановка сотрудников перед пиком. Леня еще, увидев, что Паша наконец собирается помочь Богдану, чтобы выпустить того на смену, успел спросить:

— Если опять начнутся жалобы — что мне, звать тебя?

— Да, — секунду подумав, ответил Кресцев. — Если что, хамите вежливо.

Все заулыбались, услышав знакомый принцип работы, а Паша уже пошел разбираться с формой Богдана.

В это время Света заметила, что в малой зоне не хватает человека, и крикнула:

— А где Шавкат?

Ее вроде бы никто не услышал, но потом из офиса крикнул Артем:

— Он опаздывает! Если что, я помогу.

— Спасибо! — раздалось в ответ.

Начался пик. Пашу пришлось позвать очень скоро, потому что команда попала в запару. Помимо студентов-экономистов, всегда в это время по будням штурмующих «Френч Фрайз», налетели и посетители УМЦ, и обычные прохожие. Кресцев, потряхивая животом, поспешил на выдачу к Лене. А вскоре за ним неуклюжими шагами возник Богдан в рабочей куртке кого-то из ночников, брендированной «Френч Фрайз», — видимо, том единственном, что успел ему отыскать Паша, когда раздался крик о помощи, потому что уличные джинсы остались на нем. Пока Богдан в движении пытался застегнуть явно заляпанную куртку, чтобы хотя бы прикрыть свой свитер, заказов, не считая доставок, было уже с полтабло. Шавкат к этому моменту еще не появился — и Артем, неловкими движениями напяливая на себя фартук, принялся помогать Эле. При этом он уже сразу сказал Минюре и Хану, сколько ему нужно мяса и снеков. Кресцев, в свою очередь, остался руководить на прилавке, уже не успевая дозвониться до Шавката. Все, что он сделал, — написал тому гневное сообщение в общем рабочем чате.

За каких-то полчаса прилавок превратился в карнавал разбросанных пакетов, крышек, трубочек и прочего мусора. Сильно почернел пол, а в зоне розлива текла вода. Под картофельной станцией валялись раздавленные дольки french fries и айдахо; сам металл был весь в соли и хаотично разбросанных упаковках. Под обеими зонами также скопились упаковки, листья салата, кусочки лука; на поверхностях остались пятна от соусов и сок от мяса. Все фритюры заполнились нагаром, в некоторых ваннах из-за него даже не был виден шортенинг. Зато масло накапало на части фритюров и участки пола возле них — Хан один раз завертелся и чуть не упал. Наконец, Prima, пережив очередную волну жарок, громко вздыхала на весь ресторан и через вентиляцию выпускала дым в сторону близлежащего сквера.

Леня, отдав последний заказ пика и отдышавшись, отошел попить воды. Вернувшись, он посмотрел на грязный пол, на обувь коллег — и, глядя на Богдана, на весь его образ, с усмешкой сказал:

— А что с формой?

— У меня… форма пропала.

— О… Ну ты сегодня очень красив.

Последовавший смех разрядил обстановку.

— Я на обед, — объявила Света, пришедшая сегодня раньше всех.

Паша, отпустив ее, сказал:

— Надо подмести и помыть пол.

Это поручили Богдану. Вскоре объявился Шавкат — смуглый черноволосый парень, обычно с выражением вечного удивления в глазах. Сегодня, правда, они светились виноватым блеском. Как только он переоделся, его сразу же позвали в офис и заставили писать объяснительную. Выйдя оттуда, он поздоровался прежде всего с Миржалилом и Мирзо и на своем языке принялся, видимо, объяснять им причины своего опоздания, при этом часто смеясь и размахивая руками. К ним присоединился Айнабек и потом Хан. С прилавком Шавкат поздоровался уже более спокойно.

После пика заказы шли умеренно и равномерно. Сотрудники, меняя друг друга, по очереди ходили на обеды. В этом смысле появление Шавката даже в постпиковый период оказалось целесообразным.

В районе 14:00 на прилавке появился Артем.

— Ну, как вы тут? — бодро произнес он.

— Отлично, Артем! — прокричал из окна фасовки Айнабек.

Марышев, улыбнувшись, поймал глазами Марка, так и стоявшего на сборке.

— Маркус, ну что это? — и он устремился поправлять съехавший за время пика воротник футболки Артенского.

---

— Тема, извини, — опустив голову и ухмыляясь, проговорил тот.

— Пойдем! — он схватил его за руку и повел за собой.

Так Марк покинул прилавок, чтобы помочь директору сделать заказ продукции.

Когда он вернулся, уже наступила смена другого менеджера — Чаровой Ирины. Это довольно высокая женщина, шатенка. Вся ее плотная фигура, кажется, еле помещается в брендированную форму — особенно это заметно по брюкам, демонстрирующим некоторые аспекты комплекции. Впрочем, вольготная мягкая походка вместе с неспешными размахами рук показывают, что она вовсе не считает свой внешний вид сколько-нибудь вульгарным. Даром что ей уже за тридцать и есть ребенок. Работает она поэтому на полставки и чаще появляется в ночь, но сегодня состоялось исключение.

— Ира — в вечер… — задумчиво произнес Леня. Видимо, он тоже не помнил, когда в последний раз видел ее не в ночное время.

В 15:30, кстати, со смены отпустили Лиду — она и так значилась до восемнадцати, гостей было немного, и прилавок справлялся. Ира, стоявшая сбоку, возле касс, заметила, что Лида осталась в зале, скрывшись за терминалами. Потом из служебной зоны вышел Паша, до этого передавший смену как раз Ире. Когда он помахал всем рукой в знак прощания, Лида ушла вместе с ним.

— Они что, встречаются? — тут же обратилась Ира ко всему прилавку. — Она ждала его.

Никто не знал, что ответить. Все либо молчали, либо улыбались.

— Вот педофил. Ей же нет восемнадцати.

Никто из сотрудников не знал про эти отношения, которые, может, и отношениями не были. Вполне возможно, Паше и Лиде просто было по пути. Как бы то ни было, ранний уход Лиды еще раз подтвердил для Марка те особенности и тенденции типичной смены буднего дня на УМЦ, которые он наблюдал уже месяц: подготовка к интенсиву в утренние часы, пик в двенадцать и, соответственно, шквал сотрудников, постепенное затухание пика, относительно ровный поток гостей и, наконец, явное безделье, когда многие сотрудники становятся просто не нужны. Последнее сводится к тому, что половину из них отпускают домой.

Очередной день исключением не стал, тем более что в семнадцать пришли еще два сотрудника. Один из них — Олег Шунтов, невысокий, рыжий, с голубыми волосами и характерной стеснительной улыбкой; он еще школьник. Другой — Кирилл Добненко, повыше ростом, с короткой прической, немного неуклюжей походкой и проявившимися складками недосыпа под глазами. Кирилл приходит сюда из университета напротив.

В семнадцать закончилась смена Светы, и на ее место встал Олег. Кирилл же отправил домой Маржигул. В этот период, с семнадцати до восемнадцати, Ира постаралась по максимуму отпустить всех на обед, чтобы потом заняться очередными перестановками. Так, в восемнадцать отметился на уход Богдан и закончилась смена Лени, чуть позже был отпущен домой Шавкат, которому таким образом решили ответить на его опоздание. В девятнадцать ушли также Эля, на чье место с фасовки перешла Минюра, и Белек — и Марк дополнительно получил в распоряжение кассу. Вскоре Ира сказала отмечаться на уход Алави. В двадцать она хотела сначала отпустить Айнабека и поставить на его место Жанну, но в итоге отпустила Жанну, потому что та стала проситься домой. К этому же времени Игорь закончил выносить необходимую продукцию на разморозку, после чего также ушел. В 20:30 из офиса вышел Артем:

— Ну что, коллеги, всем пока, всем до новых встреч. Не забывайте, завтра я в утро, прошу не опаздывать.

Все как один загудели, прощаясь с директором. Марк инстинктивно тоже обрадовался — он был не против поработать на его смене.

---

— Маркус, пока. Спасибо, что помог сегодня, — подчеркнул он.

Артенский не устоял перед сладкими интонациями Марышева и в стеснении только легонько поклонился ему.

В двадцать один Ира решила отпустить и самого Марка, хотя он должен был работать еще час. Объяснила она это тем, что «сейчас еще придут „ночники“» — так в компании называют сотрудников ночной смены.

Пока Марк ожидал, когда переоденется Минюра, которую тоже отпустили в девять, в коридоре действительно появился один коренастый мужчина с короткими светлыми волосами, грубыми чертами лица, выступающим подбородком и словно застывшими, безжизненными глазами. Он кое-что жевал. Несмотря на неоднозначную внешность, Марк еще в первую смену безошибочно определил в нем узбека — он таких видел в других ресторанах. Вскоре он узнал и его имя — Сарвар.

— Привет, Марк, — произнес он так невнятно, словно во рту ему что-то мешало.

Артенский, привыкший к такому говору, ответно пожал ему руку. Позже, переодевшись и выйдя из ресторана, он решил набрать Родиона — своего давнего друга-студента, ровесника, обучавшегося уже на четвертом курсе в новомодной области высоких технологий. Чем конкретно Родион там занимается — Марк не узнавал.

Стоило отойти от «Френч Фрайз», как он погрузился во мрак и холод, которые в свете фонарей сквера казались еще более невыносимыми. Одну руку Марк сразу упрятал в карман, другая держала телефон. Скорее бы Родион ответил!..

Наконец вызов состоялся.

— …да меня опять раньше отпустили. В двадцать один. Задолбал этот «Френч Фрайз». Даже на УМЦ какой-то тухляк по вечерам. Скорее бы уже лето и уволиться, — быстро заговорил Марк.

---

— Настолько все тухло? — раздался понимающий мягкий голос в ответ.

— Ну да. Ладно, я что хотел спросить… Ты же будешь праздновать свой бездик в апреле?

Глава 3. Халдейские беседы

Снова раздалось частое попискивание таймера — и Леня, оказавшийся в этот момент на фасовке, подбежал к картофельной станции и крикнул своим высоким голосом:

— Проснулись!

Он нажал на кнопку. Таймер, примагниченный к стене шкафа, тут же замолк. Коробков еще посмотрел на отсек для картошки: готового айдахо нет, он только жарится, так что таймер пока не нужен. Собственно, данное устройство и предназначено для того, чтобы контролировать срок хранения айдахо: если таймер сработал и осталась готовая картошка — по правилам ее нужно списать. Для french fries аналогичный сигнал расположен прямо на фритюре.

Марк, стоявший на сборке, внимательно слушал звук таймера и пытался проснуться. Он не выспался и буквально заставлял себя работать. Жар, идущий от станции, только усиливал сонливость. А еще только середина смены…

Собственно, 5 апреля — это уже такой день, когда мотивировать на активность должна начинать погода. Но она все не спешила. За окном шел наверняка один из последних снегов, но сколько этих «последних» уже было?.. В апреле любое проявление зимы способно вызвать не столько отвращение, сколько удивление. И только мысль о том, что оно последнее, способна как-то подбодрить. Что касается трафика, то количество гостей в ресторане после пика было низким, и сотрудники откровенно скучали.

Марк, позевывая, все чаще смотрел на часы, висевшие в зоне выдачи доставок, над раздвижным окном.

— Чувствую, сегодня опять раньше отпустят, — сказала ходившая взад-вперед по прилавку Жанна, обращаясь не то к коллегам, не то к самой себе.

Все переглядывались, как будто пытались разделить скуку на всех, чтобы каждому досталось меньше.

Чтобы хоть как-то взбодриться, Марк отпросился на две минуты: сходил в туалет, умылся, потом еще решил попить. Со стаканом бодрящей газировки он вышел за пределы кухни.

В коридоре было, как всегда, многолюдно. Дилфуза копалась с санитарным оборудованием, как будто не могла выбрать между метлой и щеткой. У раздевалки стоял Кирилл, но не Добненко, а другой — тоже из недавно устроившихся, наверняка студент. Марк отличал его пока только по заметной припухлости тела и, соответственно, для себя называл Кириллом-вторым, потому что он, как и Добненко, почти лысый, ну и ходит вразвалочку в соответствии со своей комплекцией, разве что ростом чуть пониже. На Перекрестке мялся еще какой-то худощавый парень, которого Марк видел впервые — видимо, «подкидыш» с другого ресторана. Его чуть не сбила пробежавшая в зону выдачи доставок Немцева.

— Блин, не стой тут! — прокричала она, и парень от страха попятился и чуть не прижался к Кириллу-второму.

Далее за обеденным столом устроились, поедая бургеры, Миржалил и Шавкат. Рядом стояла зачем-то пришедшая в свой выходной высокая девочка Лена, с которой Марк познакомился в первый же день работы на УМЦ. Впрочем, к ней уже подбежал Леня с листком в руке. Из черного хода доносился разговор по телефону менеджера Яны Минкиной — невысокой блондинки с мужеподобной стрижкой; по ее волосам явно проехалась машинка. Марк прислушался:

— …блин, я не знаю, у нас столько минусов. У нас по салату и так… расход в минус десять тысяч, это… — выдыхала она рабочие термины вперемешку с руганью.

Мимо в большой холодильник промчался Игорь. Потом — Хан. Оба вышли с продукцией. Хан вскоре побежал еще раз.

Дополнил ощущение перегруженности коридора слой паллет с размороженными булочками прямо под доской информации. Марк как раз оперся подбородком о верхнюю паллету, поздоровался с Леной. Леня уже убежал обратно в производственную зону.

— О, Марк, ты тут уже есть! — приветливо сказала она, тряся документом.

— Это же ведомость? — узнал Артенский.

— Ага. Наконец-то распечатали.

Марк посмотрел на свои часы и ожидаемую зарплату за март, ухмыльнулся:

— Негусто…

— Что-то за тот месяц вообще мало, — вдруг пробурчал Шавкат, руками показав, что хочет снова изучить ведомость. Марк протянул ему.

— В марте у всех так… — заметила Лена.

Шавкат повернулся к Миржалилу и, перейдя на узбекский, видимо, принялся объяснять ему, что не так с часами.

— …я, конечно, дам ему несколько сливсов, — прошла Минкина, недовольно сверкнув глазами в сторону коридора, — но, пожалуйста, договаривайтесь заранее со мной. Это не дело…

Марк поскорее проводил ее взглядом.

— Сколько ж еще так будет? — вернулся он к теме.

— До начала сезона в мае, — заметила Лена.

— Блин, это месяц ждать… Мне уже скучно!

— Погоди, в сезон ты еще захочешь, чтобы было скучно.

— Что, так напряжно будет?

— Ну, мы в том году побегали, — показательно вздохнув, произнесла она.

— Маркус-джан, осторожно, — вдруг из-за спины Артенского раздался голос. Это Хан нес целый пакет с чикен-стиксами.

Марк переместился в центр коридора. В этот момент из раздевалки вышла Маржигул в своем лоснящемся сиренево-сером хиджабе и потертой длинной темной куртке. Вместо нее в дверь тут же нырнул Кирилл-второй, а парень с другого ресторана сместился примерно на его место.

— А, Маржигул-апа, домой? — обратился к ней Миржалил. Та что-то ответила, и дальше начался разговор чисто на узбекском. К ним подключилась еще и Дилфуза, продолжавшая находиться в коридоре.

— Мне просто до конца не верится, что через месяц здесь будет так много гостей, — признался Марк, усмехнувшись. — Что, наступит 1 мая — и здесь сразу будет аншлаг?

— Ну… да.

— Прямо в один день?

— 1 мая — точно. А дальше будет примерно одинаково много гостей. И так все лето.

— Здорово!

— Нам же еще терминалы на улице поставят. В прошлом году у нас перед входом было десять терминалов, и мы выдавали заказы с окна. Было до фига гостей!

— И как они в зале помещались? А, или веранда?..

— Да, у нас вокруг всего ресторана будут столики. И еще, наверно, опять сделают отдельное крытое помещение. Мы там в прошлом году… пили, — рассмеялась она.

— Понятно, — оценил Марк.

В коридоре снова появилась Минкина, подозвала поближе парня с другого ресторана:

— Я тебе десять сливсов дам, больше никак. Утащишь?

Тот кивнул. Они прошли в большой холодильник, через минуту вышли. Парень держал в руке два больших пакета, заполненных сливсами салата.

— Диля, в зале грязно! — повернулась Минкина к зальщице. — Почему вы еще здесь?

— Все-все, я иду… — встрепенулась она и вышла в зал с синей тряпкой.

Менеджер не пропустила и собрание возле обеденного стола, увидела ведомость.

— А, зряплата? — ехидно произнесла она.

— Почему так мало часов? — обратился к ней Шавкат.

— Ты меня спрашиваешь? Эти вопросы — к директору.

— Ну просто нам Артем обещал…

— Артема сейчас нет… Ребята, я за вашу зарплату не отвечаю. Сколько отработали — столько и получите. Что непонятно?

— Ну просто обещали больше смены…

— Будет сезон — все будете работать, — отрезала она.

Из раздевалки вышел Кирилл-второй. Поздоровался с Минкиной.

— Привет! — махнула рукой она. — А ты с семнадцати?

— Да.

Пропуская Кирилла за спиной, она посмотрела на Марка:

— А ты до скольки?

— Я до двадцати.

— Давай в семь сегодня домой. Гостей вообще нет.

— Ладно, — несколько отстраненно произнес Марк.

— Спасибо. Давай возвращайся на прилавок.

— Хорошо, секунду.

Минкина ушла. Перед возвращением Марк еще спросил у Лены:

— Интересно, а если у вас летом дождь, все равно много гостей?

— Они обычно в зал заходят. Но их точно больше, чем сейчас.

Всю оставшуюся неделю, с 6 по 10 апреля, погода не улучшалась. Снег если и шел, то кратковременный — он быстро таял. В основном держалась нулевая температура, а все выше вздымавшееся солнце почти не грело. Правда, сотрудники «Френч Фрайз УМЦ» иногда выходили на веранду и, глядя вслед уносящимся по набережной машинам, подставляли свои запотевшие дымом лица под бирюзово-перламутровые лучи. Курили. Дышали пробуждающимся весенним воздухом. Марк, хотя и не курил, тоже обычно выходил из ресторана, иногда звонил друзьям, проверял переписку. В последние дни никто не писал ему так часто, как Саша Кротов.

Между тем у подавляющего большинства сотрудников УМЦ тон таких личных звонков и сообщений мог быть крайне негативным: им было на что пожаловаться. Этому большинству категорически не хватало часов. Во всяком случае, в ресторане уже две недели нарастало напряжение: только что набранному штату пообещали работу по фултайму, обучили каждого на какой-нибудь позиции, а потом — из-за продолжающихся холодов — стали сокращать часы. Как следствие, сотрудники до, и после, и во время смен обсуждали данную проблему, подходили к менеджерам, жаловались. Зачастую, например, весь прилавок параллельно со сборкой и выдачей заказов успевал обсуждать, кто сколько зарабатывает с такими часами. Каждый день засорялся рабочий чат, который так и называется — «УМЦ». В нем обращались напрямую к Артему, потому что поймать директора в рабочее время удается не всегда и не всем:

— Поставь мне завтра смену десять — двадцать два!

— А почему меня нет в расписании?

— Когда мне можно выйти на смену?

— Я бы хотел сегодня работать с двенадцати.

Марышев, кажется, с легкостью принимал эти выпады и не парился. Например, на увольнения Мирзо и других сотрудников — Марк мог и не заметить их на сменах — директор как будто махнул рукой, словно показатели по текучести никого не волнуют. Вместо них устроили новых людей, которые вот-вот должны приступить к работе. Но внезапно и сам Артенский поймал эту волну общего недовольства. Действительно, в течение недели сократили четыре из пяти его смен — и несмотря на его накопившееся отвращение к общепиту и известную инерцию в работе, которые могли бы помочь ему отнестись к ситуации безразлично и даже положительно, он не смог подавить в себе внезапно разросшееся возмущение. Невзирая на усталость от «Френч Фрайз», Марк сам себя убеждал, что не нуждается в дополнительном отдыхе.

Он написал Марышеву. Правда, не решился выразить любимому директору претензии, но заметил, что при нынешней ситуации с часами готов временно поработать в другом месте.

А вот Артема его сообщение как будто обеспокоило:

— Маркус, дорогой, потерпи еще немного! Пожалуйста! Нам нужен всего один месяц!

Артенский заметно успокоился, но потом все же решил уточнить:

— Просто часов как-то совсем мало…

— Сейчас везде так, — последовал ответ. — Начнется сезон — у всех будет по двенадцать часов!

Этими обещаниями команда УМЦ и была вынуждена питаться до середины апреля, потому что потом все-таки ожидались улучшение погоды и резкий прирост трафика.

А вот первые две недели получились переходными. На фоне непрекращающихся жалоб на количество часов и зарплату постепенно набирался штат: почти на каждой смене появлялись новые люди, по залу мелькали анкеты на стажировку, а Артем или Павел регулярно выходили проводить все новые собеседования.

Текучка продолжалась. Задерживались далеко не все. Кто-то выходил на первый день стажировки и сразу производил впечатление, хвастался в своих силах — а на следующий день до него уже было не дозвониться. Другой уходил на обед — и не возвращался. Иных выгоняли со смен за несоблюдение субординации, за мелкие драки. Одного сотрудника уволили, потому что он отказался носить брендированные штаны. Калейдоскоп лиц, заходящих и выходящих из ресторана, кружил головы менеджерам и сотрудникам — и порой невозможно было вспомнить имя стажера, его первоначальную позицию и срок обучения.

Марку тоже запомнился один случай, когда он самолично обучал стажера на фасовке, некоего Хусана (или Хусена). В первый час работы тот так устал совершать однотипные движения: посол картошки, перемешивание, непосредственно фасовка, — что вскоре на ломаном языке признался:

— Я даже на стройка так не уставал, очень сложный работа.

Марк сделал вид, что не расслышал его, а потом этот Хусан отпросился в туалет. После этого он еще не раз уходил с позиции и бесцельно блуждал по кухне и прилавку. Артенский распознал это как эффект первого дня.

Вообще, УМЦ в апреле менялся не только кадрово, но и технически. В ресторан наконец-то привезли терминалы, которые в сезон окружат его с двух сторон от входа. Пока их сложили частично в зале, частично в гарбидже — специальном помещении рядом с мусоркой, обособленном от УМЦ и принадлежащем «Френч Фрайз». Также в ресторане стали все чаще появляться всевозможные техники и инженеры. Очевидно, они должны обеспечить полную готовность ресторана к сезону: провести диагностику оборудования, настроить все мониторы, подготовить пространство для терминалов, зону выдачи с окна, построить отдельное помещение на улице.

Марку даже при его опыте все равно было интересно наблюдать за тем, как меняется ресторан. Он не припоминал, чтобы где-то еще встречал подобную сезонность работы, чтобы все только и говорили про подготовку к сезону, а сама подготовка превращалась в некое театрализованное представление — с расширением штата, обучением, техническим оснащением и переходом на новую стилистику работы. Ему это определенно нравилось. А самое главное — была интрига!..

Один вопрос он уже несколько раз обсуждал с Артемом: трудоустройство своего друга. Марк видел, как набирается штат, видел, насколько он нестабилен, непостоянен, как, впрочем, и всегда. В этой связи на одной из смен он улучил момент и подошел лично к Марышеву. Едва Марк начал говорить, тот сам его спросил:

— Так и что твой друг?

— Ну, он последние дни думает и вроде как, если ничего не найдет, то пойдет к нам. Ты же еще сможешь его принять?

— Конечно, смогу! Пускай скорее приходит!

— Хорошо. Я думаю, что скоро приведу его, — сказал Марк.

Глава 4. Кротов

Итак, всю первую половину апреля Марк постоянно общался с Сашей Кротовым. Их знакомство фактически состоялось пятнадцать лет назад, когда оба впервые переступили порог школы. Тогда никто из них не мог представить, что однажды они пересекутся на УМЦ и станут героями данной истории. На тот момент «Френч Фрайз» в Станумске даже не существовало, а УМЦ только начинали превращаться в городскую сеть.

Какая упрямая дружба! В школе Марк и Саша пересекались каждый день, но реагировали друг на друга примерно как все. Это значит, что их общение, если так можно сказать, было «средним арифметическим» всех взаимодействий в их классе: они могли когда-то пересечься за одной партой, на одной спортплощадке, в одном ряду кинотеатра; они, разумеется, могли вместе что-то списать, или пошутить, или поучаствовать в какой-нибудь проказе, — но все это обычно происходило на фоне других больших компаний либо мероприятий. Да, они могли оказаться только вдвоем и начать общаться, — однако либо шли во двор на футбол с приятелями, либо случайно встречались по пути в школу, либо еще что-нибудь в таком роде.

Частота данных «случайных» встреч не должна казаться странной, ведь Артенский и Кротов, грубо говоря, соседи. Дома, в которых они живут, разделяют всего сто пятьдесят метров; при этом от школы, в которой они учились, дом Марка чуть дальше, но тропинка к ней общая у двух домов. Поэтому, учитывая одинаковое время начала занятий, школьники Марк и Саша не могли не пересекаться там довольно часто.

После окончания школы их пути, казалось, разошлись. Марк по совету родителей — коренных станумчан — пошел учиться на инженера-оператора в металлургической промышленности: управление машинами по добыче руды, расчет местонахождения ископаемых, анализ производственных данных, прогноз и проектирование будущих операций… А Саша… не пошел учиться никуда. Вернее, он попробовал поступить в какой-то колледж на экономиста, но плохо сдал экзамены, вообще быстро разочаровался в идее поступления и решил временно заняться чем-то таким, что было бы ему наиболее интересно. Сашу всегда привлекали технические устройства, гаджеты: их составные части, программы и всевозможные приложения. Он загорелся мечтой разобраться, как все это работает, а не только тратить время на игры.

Так прошел год. Саше постоянно не хватало денег — и он клюнул чуть ли не на первую попавшуюся в поисковиках работу: делать рассылки в социальных сетях и придумывать рекламные слоганы. Платили за это ничтожно мало, символически, даром что его взяли без трудового договора — и Саша неоднократно думал, что лучше бы он поступил. Возможно, тогда родители помогали бы ему гораздо чаще и охотнее. Вот он и решил использовать свой шанс на будущий год.

Саша прошел несколько приемных комиссий в разных университетах и колледжах — и в итоге выбрал направление, показавшееся ему наиболее привлекательным: «Автоматизация технологических процессов и производств». На выходе, впрочем, все равно получался бы инженер.

Кротов в итоге продержался там семестр — слишком сложные физика и математика и унылость самой подачи учебного материала напрочь отбили у него желание продолжать. Похожая ситуация сложилась и через год, и через два года: Саша снова поступал на технические специальности, которые продолжал считать близкими себе по интересам, — но в итоге проучился еще меньше, соответственно, три и два месяца.

Марк к моменту последнего разочарования Кротова в учебе сам уже полтора года как не учился. Вместо этого он работал и развивался в ресторанах сети «Френч Фрайз», куда устроился, еще будучи студентом. У Саши же периоды бурной абитуриентской активности сменялись быстрыми перепадами настроения по мере поступления и течения семестра, далее — полным разочарованием в академической учебе и, как следствие, последующим расторжением учебного договора. А после него наступала какая-то глубокая темная эмоциональная тишина, в которую Кротов погружался вместе со своими желаниями и перспективами. Возможно, он и сам не до конца понимал ее природу; а что он делал в эти периоды, работал ли где-то или сидел дома и разбирался в технике — этого тогда, скорее всего, не знал никто из его окружения, и уж точно не знал Артенский.

В первый год после школы они довольно часто пересекались во дворах и в окрестностях «Южной». Все встречи носили случайный характер. Марк тогда думал больше всего об учебе, поэтому сообщения Кротова — чем тот занимается, чего хочет достичь — если они и были, Артенский мог прослушать и тут же забыть. Даже когда Марк бросил университет, они списались не сразу. Первым написал Кротов. О том, что Марк больше не учится, он узнал через социальные сети и общих знакомых. По-видимому, это показалось ему интересным, и он проявил столь редкую для себя инициативу. Сам он на тот момент «отходил» после второй своей попытки отучиться.

Но и тогда сколько-нибудь значительного взаимодействия не получилось. Они несколько раз списались, снова случайно пересеклись близ своих домов — и все. Саша как будто пропал. Не то чтобы Марк был настойчив в своих попытках возобновить переписку — просто его это удивило.

А в ноябре прошлого года Кротов снова написал — и с тех пор их общение стало уже непрерывным. Почти сразу они договорились о встрече. Когда друзья увиделись, Саша, по мнению Марка, был непохож на себя: впервые рассказал о своих интересах, планах, прошлом и будущем, ответил даже, почему несколько месяцев уклонялся от переписки. Оказалось, Саша был в отношениях — целых полгода. Роман развивался быстро, он даже планировал улететь вместе со своей избранницей из Станумска — если бы все сложилось удачно, в ноябре он бы уже несколько месяцев как жил в другом городе. Но в итоге все закончилось неудачно. Его возлюбленная оказалась в итоге лесбиянкой, да еще и в отношениях на стороне. А Саша был для нее всего лишь экспериментом, с помощью которого она хотела проверить свои наклонности и попробовать что-то новое. Для Саши неприятным моментом стало еще то, что разгорелся конфликт с третьей стороной — той самой пассией лесбиянки. К слову, он до сих пор получает от нее гневно-уничижительные сообщения в социальных сетях.

Когда вся эта история завершилась, Саша попробовал прийти в себя с помощью очередной попытки начать учиться. Не получилось. Тогда он и написал Марку.

С тех пор они начали гулять. Марк как будто действительно оказался неплохим терапевтом для Саши, потому что они стали чем-то вроде закадычных друзей. Несколько раз они пили, при этом Кротов дважды или трижды показательно пьянел после употребления фирменной станумской водки, которую он в шутку называет вторым полезным ископаемым города — после олова, разумеется.

Кротов рассказал о своем увлечении техникой. В периоды разочарований от учебы он действительно большую часть времени проводил дома и лишь изредка — даже скорее не в качестве подработки, а в виде дружеской помощи — помогал знакомым его семьи с настройкой компьютеров. Это приносило ему ничтожный доход, но Саша как будто и не стремился начать зарабатывать больше. Вместо того чтобы, как вариант, устроиться на официальную работу, он посвящал почти все свободное время самостоятельному изучению технических приложений компьютера, а кроме этого… играл. Ну и иногда выходил гулять.

Неудивительно, что в конечном итоге он пришел к осознанию того, что хочет стать каким-нибудь системным администратором или программистом. Он чувствовал, что его к этому тянет, и готов был устроиться даже на самую посредственную работу в данной области и получать мизерную зарплату — лишь бы развиваться и двигаться в направлении своей мечты. Собственно, на момент начала апреля Саша уже четыре месяца как пытался найти такую вакансию: ничтожную в плане денег, но ценную для опыта, — но все безрезультатно. И поэтому Марк, шедший на встречу с другом после работы, готовился услышать очередную сводку неудачных попыток Кротова войти в индустрию высоких технологий и представлял, что скажет в ответ.

Он дождался Сашу у его дома. Кротов вышел с небольшим опозданием. Лишь красные глаза выдавали то, что он просидел как минимум полдня за компьютером. В остальном его облик нисколько не изменился: все те же густые, слегка вьющиеся черные волосы, знакомое выражение спокойствия в карих глазах, вытянутый овал лица, ровная спина и, конечно, характерная «прямая» походка. Только борода разрослась сильнее, немного прикрыв его совсем небольшие колючие щеки, которые выделяются обычно по той причине, что внешне Кротов очень худой.

На нем по-прежнему была куртка в темной расцветке, в которой он проходил всю зиму, хотя, по Марку, она больше осенняя. Вокруг шеи — стильно обмотанный полосатый шарфик; на голову нахлобучена черная шапка. Руки — в карманах куртки. Черные брюки.

Марк в начале апреля уже отошел от тяжелых громоздких одежд — вот и плотную зимнюю куртку сменила более свободная кожанка, и он чувствовал себя в ней идеально для данной погоды. Впрочем, под кожаной курткой еще остался теплый свитер. Потому что, хотя календарь показывал 11 апреля, погода явно не спешила меняться. И если днем уже держалось плюс десять, то вечером температура все равно опускалась до плюс двух, плюс одного и явственно ощущался холод. К тому же их очередная встреча пришлась на вечер: уже минуло девять часов, а вокруг окончательно стемнело — так что Марк не пожалел, что был одет достаточно тепло.

Когда Саша вышел, они быстро определились, куда пойдут. Грубо говоря, основных направлений у них было два: одно — в сторону железной дороги, другое — к Рудной. Такой выбор естественно обусловлен расположением спального района «Южный», который и по сей день многие с презрением называют Медвежьим углом, или просто Углом. С трех сторон он ограничен: на западе — железной дорогой, на востоке — рекой, а на севере они сходятся и далее на протяжении более километра так и следуют бок о бок. Получается как раз угол, нижняя часть которого, или южная сторона района, растягивается чуть ли не до бесконечности в своей многочисленности новостроек, пока не кончается глухими равнинами, уходя уже совсем в руды. Хотя, как мы говорили выше, и самый этот район те, кто здесь не живет, вполне могут назвать рудами.

Многие вообще считают расположение Южного наихудшим из возможных, потому что треугольная граница река — железная дорога так явно отрезает его от остального города, что автоматом делает это место труднодоступным, а значит, глухим и неприятным. Зато еще сорок лет назад, до начала массовой застройки, будущий Южный просто считался пригородом Станумска, что, кстати, до сих пор отражено в названиях нескольких его магистралей: Загородное шоссе и Загородная улица, Дачный проспект, Песчаная улица, Цветочная улица, Полевая улица, Дорога в Зарудье… Последнее отражает целую местность, которая начинается почти сразу за Рудной и переходит в богатый и самобытный район современного города.

Что касается Марка и Саши, то они выбрали направление к железной дороге, потому что у Рудной обычно всегда холодно, а на улице и без того можно замерзнуть. К тому же это более короткий вариант, а Саша сказал, что не хочет гулять долго. Правда, по представлению Марка, тем для разговора у них предостаточно.

Пока они шли в сторону школы, которая как раз своим фасадом выходит на шоссе, Артенский спрашивал друга о результатах поиска работы. Саша был словоохотлив:

— …и я посмотрел, наверно, около пятидесяти вакансий! Но там везде требуется опыт, и плюс — просто до хрена знаний! — он показал это жестами.

— А что по зарплате?

— Вот здесь очень интересно, — улыбнулся Кротов, припоминая. — Максимальная зарплата, которую я увидел… — вроде сорок две тысячи. И то это только в двух местах! В остальных — стандартная тридцатка. Или даже меньше…

— Это в высоких технологиях, серьезно?!

— Ага. Я даже видел одну вакансию на системного администратора — за двадцать тысяч! И при этом надо знать шесть языков!

— Офигеть! — произнес Марк, посматривая на горящие уже совсем близко огоньки школы. В их школе свет как будто вообще никогда не выключают — словно хотят подчеркнуть, что учиться никогда не поздно.

Саша, в свою очередь, достал телефон и стал искать:

— Вот!

— А, так это «Просто работа», — произнес Марк, увидев интерфейс приложения. — Там и не такое говно подсунут.

— Видимо, да, — согласился Кротов, продолжая улыбаться.

— В итоге ты ничего не нашел?

— Ну, я откликнулся на парочку вакансий — так, чисто по приколу. Но мне пока не ответили.

— А собеседования? Ты говорил, что в субботу ходил куда-то…

— Ходил. Но меня не взяли, — игриво произнес он.

— А, типа опыта нет?

— Ну да. Может, я им еще чем-то не подошел. Я до этого ходил в парочку мест — там то же самое.

— Все говорят, что нужен опыт, но никто его не дает?

— Да, там тоже говорили про это. И еще что надо минимум три языка знать. А я пока только один знаю и еще один изучаю.

Марк никогда не разбирался в языках программирования, поэтому решил немного сменить тему. В этот момент они, кстати, свернули и в плане направления — пошли по шоссе, прямо к железной дороге. Издали уже виднелось возвышение, послышался гул поезда; еще дальше торчали заводские трубы, на ясном небе появился дым. Артенский хотел предложить пойти дворами, но потом передумал. Вместо этого он, наконец, спросил:

— Так что, «Френч Фрайз»?

Саша радостно закивал, давая понять, что предвидел этот вопрос.

— Я завтра последний день посмотрю — хочется все-таки добить все вакансии. И если не найду, то — да, пойду к вам.

Марк практически не сумел скрыть, что немного доволен неудачными поисками Саши. А может, это и не требовалось. Теперь, после такого ответа, он уже предвидел их совместные смены на УМЦ. В конце концов, если Саша не смог найти работу за четыре месяца, вряд ли он найдет ее за один день.

Внезапно Марку захотелось немного поиздеваться:

— Ты же помнишь, что ты говорил 1 января?

Кротов тут же рассмеялся — он понял смысл вопроса.

— Что ты никогда никому не советуешь идти работать во «Френч Фрайз», — произнес за него Марк и открыл на телефоне голосовую, сделанную под Новый год в формате поздравления общему другу, которого Артенский тоже когда-то агитировал устроиться к нему, еще в прошлый ресторан.

— …во «Френч» никогда не ходи, — донесся из телефона веселый голос новогоднего Кротова, — найди себе любую другую специальность: либо экономика, либо бизнес, либо, черт с ней, инженерия, — которая котируется в этой жизни. Потому что если ты пойдешь во «Френч»…

— …тебе будет очень весело, — прервал его такой же веселый клич Марка, тоже пьяного, бывшего тогда рядом.

— Тебя затянет туда, и ты оттуда не уйдешь, у тебя будет минимальная прожиточная зарплата, и ты будешь всю жизнь жалеть об этом.

— У тебя будет великая команда…

— Ко-ман-да, — по слогам произнес Кротов, — которая плевать на тебя хотела.

— Будешь плов на работе есть, у нас узбеки приносят…

— Охренеть, чел, будешь жрать плов на работе — вот конечная цель жизни!

— Научишься чикенбургер делать…

— Охренеть, забудь про зарплату в девяносто-сто тысяч, ты будешь бургеры уметь делать. Вот все, что тебе нужно уметь в жизни!..

— Можно повыситься и стать универсалом, менеджером, директором… — понесся Марк.

— Вот это здорово, конечно!..

Друзья долго смеялись, вспоминая этот эпизод, даже немного постояли на месте. Слева в шоссе уже впадала Цветочная улица.

— Кто бы мог тогда подумать!.. — заключил Артенский.

— Да уж, — Кротов сам был в шоке. — Ну а с другой стороны, куда, если не во «Френч»? Меня ж больше никуда не берут…

— Это знакомо, — кивнул Марк.

— И мне нужны деньги. У меня вообще денег нет, я у родителей уже пятый раз занял, — признался Саша.

— Но так-то ты был прав в голосовой, это же халдейская работа.

— То есть бесперспективная и не требующая опыта?

— Да, и превращающая людей в халдеев. Я вот себя уже давно только халдеем и чувствую, — усмехнулся Марк.

— Я надеюсь, меня хоть возьмут туда? — спросил Кротов.

— Я сегодня как раз говорил с Артемом, это наш директор. Он ждет тебя! — подчеркнуто с энтузиазмом произнес Артенский.

— Это хорошо. А сколько, ты говорил, у меня будет зарплата?

Марк принялся рассказывать Саше про так называемые грейды — показатели ставок, из которых можно вычислить зарплату любого сотрудника исходя из его стажа, позиции, национальности и обученности. Затем он примерно рассказал ему про систему работы ресторана: функциональные позиции, первичные обязанности сотрудников, расписание, обеденные перерывы, общую стилистику работы. При этом он отдельно обозначил особенности своего ресторана — УМЦ.

Конечно, Марк немного остерегся приводить другу явные минусы работы во «Френч Фрайз», чтобы не запугивать и не снижать сразу же его мотивацию, — хотя про них он знал все. Впрочем, об одном, касающемся именно УМЦ, Саша тоже уже знал — Марк ведь неоднократно жаловался ему на сокращение часов в связи с плохой погодой. То есть первое, что Кротов должен был узнать про УМЦ, — это сезонный ресторан.

Артенский так увлекся рассказом, что они почти пришли. Позади остались Перевозной проспект, Дуговой проезд и переулок Ветского, названный так в честь человека, который проектировал данный район. А перед Марком и Сашей уже расстилался Войлочный проспект, предшествующий железнодорожным путям.

Эта огромная современная магистраль, по которой с ревом и светом несутся машины, хотя и соседствует с высокой насыпью, но не примыкает к ней вплотную. Далее, если смотреть на север, они действительно сближаются и начинают идти параллельно, пока справа не появится Рудная, — тогда проспект пересекает ее через мост и уходит от путей, а с железной дорогой соседствует уже река. Так вот, в районе шоссе, между магистралью и насыпью, есть некоторое расстояние — оно практически ничем не занято, если не считать несколько стихийно возникших гаражей и заправку. На этом пустыре растут деревья, а вокруг них раскидан мусор. И еще есть небольшая лесенка, которая позволяет подняться к насыпи и поравняться с рельсами. Оттуда открывается совершенно фантастический вид на соседствующую с путями промзону: низенькие крытые склады в неровном свете окрестных фонарей, величественные градирни с бурным потоком испарений, колоннада труб, стоящих, словно стражи, вокруг завода, — наконец, сам завод в кроваво-красном кирпиче, соединенный длинными крылами соседствующих зданий, недоверчивый, мрачный, недоступный, но поблескивающий соединительными металлическими конструкциями, словно он так… оскаливается.

Марк и Саша забрались сюда — именно это место было целью их прогулки, — уставились на яркую игру дыма, тени и блеска, и Артенский поневоле произнес:

— Пойти, что ли, на завод…

— Там как будто неплохие зарплаты, — заметил Кротов.

Оба понимали степень шутки, потому что, судя по всему, их ближайшее будущее точно не здесь. И тем не менее они продолжали зачарованно взирать на промзону, потому что наверняка чувствовали стремную, но привлекательную энергетику этого места, — энергетику самого промышленного города-мегаполиса Станумска. В их районе — Южном — промзон нет. А здесь она вдруг раскинулась перед ними как на ладони. И можно посмотреть свысока. Но только все равно, как ни смотри, промзона никогда не покажется мелкой. Ее таинственное величие подавит любой высокомерный взгляд.

Поэтому Марк и Саша, хотя уже давно не представляли себя работниками какого-нибудь завода, испытали своего рода уважение к раскинувшемуся перед ними незнакомому миру. Они явно побоялись бы заходить в него с другой стороны. А здесь, когда, стоит повернуть голову — и сзади покажутся стоящие строем знакомые дома, можно быть в безопасности, — то есть смотреть на промзону как на дикого зверя в клетке.

— Я ведь когда-то учился на металлурга, — произнес Марк. — Сейчас даже смешно, но теоретически я мог оказаться и здесь, — он кивнул в сторону завода.

— Ну, а что бы тебе это дало, если ты сам этого не хотел? Работал бы на заводе только ради денег — и что дальше? — парировал Кротов.

— Это да. Хотя тебе сейчас тоже нужны деньги.

— Очень нужны. Поэтому я готов устроиться уже куда угодно, даже во «Френч Фрайз».

— Вот видишь. И многим нужны деньги. Многие так и работают.

— К сожалению, да.

— А ты еще и с моей подачи идешь!

— Обалдеть! — рассмеялся Кротов. — Иду во «Френч» по связям!

— Такое время. Хорошо, что хоть куда-то можно пойти.

Пока они спускались обратно, Саша внезапно спросил:

— Марк, а как у тебя с личной жизнью?

— Что ты имеешь в виду? — напрягся Артенский.

— Отношения. Есть кто-нибудь?

— Да нет… — он один раз посмотрел на Кротова, а потом принял отстраненный взгляд, метавшийся из стороны в сторону.

— А что так? — улыбнулся Саша.

— У меня особо нет времени.

— Ну жаль. Отношения — это же классно, здорово. Только представь — ты всю жизнь с любимым человеком…

— Хорошо, если не с лесбиянкой, — отшутился Марк.

— Точно, — Саша рассмеялся в ответ. Потом добавил: — Ну, это просто был неудачный опыт. А так… надо знакомиться, общаться. Если ничего не пробовать, то никогда и не получится.

— Возможно. Я не очень разбираюсь в этом, — признался Марк. — Но это здорово, что ты прошел ту историю. Наверно, было нелегко, — сказал он, вспомнив, что до ноября они не общались почти год. Это время вместило в себя и отношения Саши, и последующий разлад, и очередную попытку учебы, и финальное продолжительное разочарование, на фоне которого они и стали общаться.

— Да, это такое… Но сейчас мне уже пофиг, что было. Вообще наплевать.

— Это правильно.

— Поэтому на твоем месте я бы кого-нибудь нашел.

Марк инстинктивно кивнул и вернулся к прежней теме — стал опять рассказывать про УМЦ. Например, сегодня, по его словам, произошел совершенно удивительный случай. Один стажер разругался прямо на смене с Немцевой и со всего размаху толкнул ее в плечо. Его, разумеется, сразу уволили. Комизм ситуации состоит в том, что всего два дня назад Марк заприметил этого талантливого сотрудника на фасовке — и, увидев, какими уверенными и ловкими движениями тот жарит, солит и фасует картошку, произнес: «Что за лев этот тигр!» И потом даже в разговоре с Родионом рассказал, что к ним пришел стажер, явно имеющий опыт с прошлого места работы: «Посмотрим, как он проявит себя на УМЦ!» Вот и проявил: уволен, потому что поднял руку на девушку. Настоящий лев!

В день Х, когда Кротов должен был принять решение, Марку даже не пришлось напоминать: Саша сам позвонил ему, и по его эмоциональному тону уже все было понятно:

— Я готов начать! Видимо, это мое призвание — делать бургеры.

Артенский рассмеялся, представив друга в форме «Френч Фрайз», — но тут же, не желая терять даже секунды, написал Артему:

— Мой друг готов! Когда ему приходить?

Он как раз шел на смену и представлял себе, как теперь заиграет новыми красками его работа на УМЦ: рядом с ним будет Саша. Тот, правда, как только Марк сообщил, когда прийти на собеседование, вдруг выразил сомнения в том, что его возьмут. Он объяснил это тем, что у него почти нет опыта, а для работодателей это основная причина, чтобы отказать.

Артенский, напротив, не сомневался в том, что Кротов станет сотрудником УМЦ. Во «Френч» по связям! Разве это может не сработать?!

И Сашу, конечно, взяли. В пятницу, 15 апреля, в десять утра, он пришел в ресторан. У Марка был выходной, и он предпочел поспать. А Кротов, как только показался перед прилавком, обратился к выдаче:

— Я к Артему, по поводу работы.

Сразу послали за директором. Но, к удивлению Саши, в зал вместо предполагаемого мужчины вышла очень смуглая девушка-менеджер восточной внешности и передала ему анкету. Его это почти не смутило: он все заполнил и дождался второго выхода в зал менеджера. Та наконец представилась: Юсуфа. Она и стала рассказывать Саше про работу.

Кротову в целом понравилось ее освещение обязанностей сотрудника и плана обучения: она говорила довольно спокойно и открыто, хотя все слова произносила с сильным акцентом. Саша внимательно ее выслушал, получил необходимые направления на медкомиссию и трудоустройство и, как только вышел, сразу написал Марку. Тот уже проснулся и решил позвонить, чтобы услышать наверняка веселый голос друга. Кротов действительно не скрывал радости, и Артенскому даже показалось, что тот почувствовал некое облегчение. Марка немного удивило, что с Сашей общался не Артем, а один из их менеджеров, — видимо, как он ему объяснил, директор решил дать Юсуфе опыт проведения собеседований; ну или Марышев просто был очень занят.

В любом случае гораздо больше Артенский интересовался тем, как Саша воспринял ресторан, как отнесся к озвученным требованиям и условиям работы.

— Она сказала, что это один из лучших ресторанов в Станумске и что в сезон здесь до фига гостей. Типа будет жарко.

— Да, мне тоже все это говорят.

— Мне уже интересно.

— А зарплату какую пообещали?

— Сказали, сто шестьдесят в час. Плюс летом будет надбавка. Она же точно будет? — уточнил Саша.

— Вроде как должна быть, — не без сомнения заметил Марк и добавил: — Все говорят, что должна. Так и когда ты выходишь?

— Пока не знаю. Мне сказали после оформления прийти с направлением на работу. Я как раз сейчас еду на медосмотр, потом устроюсь, а потом поеду в ресторан — принесу направление. И мне, по идее, должны сказать.

— Хорошо. Тебя еще в чат должны добавить, так что увидим по расписанию.

— Да.

— Кстати, ты же завтра идешь?

— В «Камни»? Да, конечно, — радостно заверил Кротов.

Вторая половина недели явно улыбалась Марку. Во-первых, его друга взяли на работу. А во-вторых, наконец-то стала улучшаться погода. Еще в пятницу потеплело до плюс четырнадцати, и даже вечер не казался уже сильно холодным. А сегодня, в субботу, было уже плюс семнадцать — и Марк, понятно, увидел некий символизм в совпадении этих двух случайных событий.

---

Впереди было и третье — день рождения их общего друга Родиона и поход в «Камни».

Чтобы оценить бар-ресторан «Камни», достаточно просто побыть бедным студентом и при этом пойти с друзьями в какое-нибудь раскрученное место, где можно недорого посидеть, хорошо провести время и, конечно, напиться. «Камни» — именно такое заведение. Оно удачно расположено в центре, на углу Речной улицы и Каменного проспекта, — отсюда и название.

Друзья встретились на месте. Здесь уже стоял Родион — довольно высокий и худой парень в очках. Выглядывавший из-под куртки воротник его серо-зеленой клетчатой рубашки скромно намекал, у кого сегодня праздник. Рядом с Родионом, немного опустив голову при виде появившихся Марка и Саши, топтался на месте его сокурсник — Боря; они и познакомились в университете.

Родион, принимая поздравления, заулыбался характерной стеснительной улыбкой. Марк сказал, что свой подарок он оставил у Саши и что после «Камней» в родном районе он его вручит. Саша протянул Родиону шоколадку и честно признался, что у него пока нет денег на что-то большее, но что он готов купить Родиону то, что тот захочет, со своей первой зарплаты во «Френч Фрайз». Так в первый раз зашел разговор об устроении Саши.

Вскоре в распахнутой наотмашь куртке, из-под которой неуклюже свисала футболка, подошел еще один общий друг — Слава:

— Жесть, как жарко. У кого есть попить?

Родион полез в портфель:

— Вода только есть.

— Пойдет! — сказал Слава, перехватывая бутылку. Все невольно уставились на то, как он пьет длинными глотками, запрокинув голову, на его взмыленные черные волосы, красные глаза и встопорщенную по всему подбородку щетину.

---

— Извини, что не энергетик, — пошутил Родион, и Слава, знакомый в окружении своим пристрастием к энергетикам — по крайней мере на словах, — возвращая бутылку, ответил:

— Если бы энергетик, я бы уже все выпил.

— Ты что, бежал сюда? — спросил Марк.

— Нет, я с тренировки.

Узнав, о чем говорили до его появления, Слава положил Кротову руку на плечо и сказал:

— Поздравляю, теперь ты официально раб!

Саша, смеясь, согласился. Родион аккуратно заметил, что «главное потом — вовремя уйти, а то можно как Марк…».

Артенский тут же подхватил:

— До меня еще всем далеко!.. — намекнул он на свои три года в F/F. — Хотя у нас сейчас столько стажеров!.. И все халдеи!

— Что, у вас так много желающих стать халдеями? — добродушно спросил Родион.

— Не переживай! Их всегда будет много! — прокричал Слава, опершись совсем на Сашу. Кротов еле скинул его, потому что Слава довольно плечист и массивен, хотя в последнее время заметно поправился. Это немного странно, если учесть, что его жизнь состоит из смены таких активностей, как учеба в спортивном колледже и тренировки в фитнес-клубе.

Они еще немного потолкались. В это время Марк спросил у Родиона:

— Это же вот это здание? — он показал на пятиэтажный темно-фиолетовый дом, к верху которого были прилеплены большие белые буквы: КАМНИ.

— Ага.

— Что, может, пойдем уже? — Боря посмотрел на Родиона.

— Да, пойдемте.

— А куда нам? — обернулся Слава, отставший от Кротова.

— Вот сюда, — прямо указал Родион. — Там где-то сбоку должен быть вход.

---

Разговор о трудоустройстве Саши продолжился уже внутри, за столом, когда друзья в ожидании салатов приступили к только что принесенным первым коктейлям. Вслед за Славой Родион и Боря начали с «Кокосового рая», а Марк и Саша взяли по мохито.

Мягкие черные диваны, приглушенный свет, фоновая трансляция футбольного матча по главному экрану, легкий шум доносящегося вокруг говора и негромкая клубная музыка способствовали плавному течению беседы.

— Когда ты туда устроился? — спросил Слава, сидевший напротив Кротова.

— Вчера.

— И что, когда ты выходишь?

— Сказали, что напишут. На самом деле уже очень хочется. Жду не дождусь первой смены!

Родион, восхитившись рвением друга и его горевшими глазами, сказал:

— Ну поздравляю. Наконец-то получилось устроиться.

— Да, первая официальная работа! — рассмеялся Кротов. — По связям!..

— За это надо тост! — предложил Марк.

Они встали, каждый со своим коктейлем. Родион начал:

— Хочу поздравить Сашу, что он наконец-то устроился, что он теперь будет работать. Хочу пожелать удачи на новом месте, быстро освоиться…

— На новом? — перебил Слава, снова вызвав общий смех.

— А… Ну, в любом случае для тебя это место будет новое…

— Поздравляю с рабством! — крикнул тот, заглушив звон бокалов за барной стойкой.

И друзья наконец чокнулись, выпили и уселись обратно.

— Тебя, кстати, в чат добавили, — заметил Марк, пролистав уведомления на телефоне.

— Рабочий?

— Ага.

— Саша просто девушку на ночь ищет, — крикнул Слава.

— Лучше бы так! — оценил Кротов.

— Вот он: «УМЦ», — показал Марк.

— Вы в УМЦ работаете или в ресторане? — пошутил Родион.

— Нет, они в службе знакомств, — продолжал Слава.

— Ого, сколько тут людей…

— У нас просто рядом УМЦ, мы с ними в одном здании, — пояснил Марк, пока Саша знакомился с чатом, дивился количеству сотрудников и написал там первый «Привет». — Поэтому наш ресторан так все и называют — УМЦ.

— А расписание тоже будет здесь? — спросил Саша.

— Расписание — нет, в отдельной группе: «Расписание УМЦ». Ты там вроде тоже есть.

— Да, вижу. Реально, столько людей… коллег.

— Посмотрим, сколько останется к сезону, — улыбнулся Марк.

— А у вас уже хотят уволиться? — спросил в том же духе Родион.

— Да, я хочу.

— Ты никогда не уволишься! — заверил Слава.

Марк хотел поспорить, но не стал. Он держал в голове скорый сезон, пик формы и последующее увольнение, но, конечно, точной даты не знал. Середина лета — так он всем говорил.

Скоро принесли салаты. Друзья заказали еще коктейли, а после салатов перешли на горячее. Разговор так и крутился вокруг работы, Кротова, текучести и будущего сезона. Марк регулярно справлялся в телефоне, что пишут в УМЦ. Писали, в сравнении со всей неделей, не очень много. Он догадался, что это связано с хорошей погодой: на УМЦ наверняка много гостей и запара, да еще сегодня выходной. Основная масса сотрудников на работе, и им не до сообщений.

---

А вот стажеры писали очень активно: спрашивали, когда им выходить, просто здоровались, уточняли что-то по документам и графику работы. Марк сам ждал расписание на завтра, хотя был уверен, что ему оставят смену с четырнадцати до двадцати трех, как он просил.

Пока на столе продолжали меняться коктейли и закуски, на себя стал обращать внимание танцпол. Музыка доносилась все громче, и широкое полукруглое деревянное пространство напротив бара наполнялось модными короткострижеными парнями и элегантными накрашенными девчонками. Кротов, уже заметно повеселевший после трех или четырех коктейлей, то и дело обращал внимание на яркие диагональные скрещивания световых лучей: фиолетовых, зеленых, красных, — а нараставший гул в такт ритмам гремевших песен тяжелым эхом отзывался прямо в его ушах.

Артенский смотрел на все это с нескрываемым удовольствием, повторяя:

— Какие же все красивые!..

Слава не то сидел, не то валялся на диване, опираясь плечом на Родиона и продолжая делать заказы. Тот, немного отставший от всех в плане коктейлей, общался с Борей, который вообще оказался отодвинут к самому краю дивана. Впрочем, Боря активно попивал виски с колой и был тоже вполне доволен происходящим.

Наконец, Слава, увидев, как рядом в очередной раз пронесся официант — на вытянутой руке деревяшка с пятью разноцветными стопками, — предложил перейти на шоты. Все мгновенно согласились, и прошло совсем немного времени до того, как каждый, держа маленький сосуд в руках, готовился залпом пить за здоровье Родиона. Коктейли затем пили уже без специальных тостов, просто по инерции. Потом снова заказали шоты. И еще раз.

Время приближалось к десяти. Танцпол совсем заполнился, и теперь там было не протолкнуться. Отлучаясь до уборной, Саша чуть было не примкнул к нему — но потом вернулся.

Когда снова подошел официант, Кротов, крутя в руках меню, спросил его:

— Какой у вас самый крепкий коктейль?

Человек в черной рубашке, отставив ручник, раскрыл меню и показал картинку с надписью: NARK.

— Нарк, — произнес Кротов. — Вы будете? — обратился он ко всем.

— Давай! — резко согласился Марк.

Перед Славой стояло много недопитого им алкоголя, так что он промолчал, а Родион тихо ответил, что нет. Боря к тому моменту вообще ушел, сославшись на занятость.

Итак, Марк и Саша стали с нетерпением дожидаться «Нарка». Вскоре все принесли. Решили, что первым выпьет Кротов, потом Марк.

Еще до приготовления два пузатых бокала с чем-то зеленым, лежащие боком на обычных граненых стаканах с красной жидкостью, и побочные инструменты — зажигалка, трубочка, салфетки — произвели впечатление. Марк пожалел, что он второй, но, значит, так тому и быть.

Первое представление началось с того, что официант заранее подготовил трубочку, вдев ее через салфетку. Затем поджег верхний бокал. Вращая его несколько секунд на граненом стакане, официант перелил нагревшуюся жидкость, а освободившийся бокал поставил на стол горлом вниз, на трубочку. Стакан со смесью был накрыт салфеткой, официант еще постучал им об стол. Только после этого, как открыли стакан, Саше сказали пить. Он выпил залпом и стал дышать через трубочку. Это был первый «Нарк».

Пока Саша «докуривал» свой коктейль, представление повторилось для Марка. Последовательность была та же самая, с финальным вдыханием паров абсента и последующим «пробуждением».

Когда все унесли, Марк и Саша несколько секунд переглядывались друг с другом, угадывая схожие ощущения.

— Ну как? — спросил Родион.

— Класс! — сказал Саша.

— Очень необычно, — добавил Марк.

При этом оба могли покляться, что пока не почувствовали сильного опьяняющего эффекта. Через минут пятнадцать решено было повторить.

— Вы смотрите, чтоб вас потом не пришлось тащить, — заметил Слава, продолжая пить свой «Лонг-Айленд».

— Ничего, все будет нор-маль-но! — по слогам произнес Кротов, энергично вращая головой.

Марк, наконец, тоже почувствовал действие «Нарка». И в этот момент принесли повтор.

Они снова стали свидетелями виртуозной техники официанта, снова впили-вкурили коктейль. Кротов совсем развеселился. Сидя за столом, он то и дело подрагивал телом в такт музыке:

— Это реально самый крутой коктейль.

Марк не мог с ним не согласиться. По Родиону было непонятно, почему он не участвует — видимо, не хотел пить слишком крепкое. Слава заявил, что недавно уже пил этот коктейль.

Саша, продолжая зачарованно глядеть на танцпол, сказал Марку:

— Еще один — и погнали клеить девчонок.

Артенский рассмеялся. Удивительно, но даже после двух «Нарков» он спокойно смотрел на происходящее вокруг, хотя был очень доволен окружающей обстановкой.

---

На часах значилось больше одиннадцати. «Камни» работают по субботам всю ночь, но друзья изначально договаривались отдыхать не долее полуночи, чтобы успеть на метро. Еще можно было посидеть полчаса. Поэтому Марк с Сашей решили заказать еще по одному «Нарку».

Только после третьего представления Марк осознал, сколько он уже выпил. А Кротова можно было и не спрашивать. Если еще две минуты он сидел, пусть и не сдерживая свои движения, то потом внезапно встал и сказал:

— Погнали!

При этом он немного зашатался, хотя показал в сторону танцпола.

— Ты уверен? — ответил Слава. — Ты сейчас упадешь!

— Со-мной-все-нор-маль-но.

— Я думаю, уже счет попросим, — предложил Родион.

— Ребята, погнали! — не унимался Кротов. Он оперся на спинку дивана, чтобы удержаться.

Марк на всякий случай встал поддержать его, хотя сам чувствовал уже, как улетает, как понимает, что еще один «Нарк» — и он просто пустится в пляс по всему залу.

А Саша чуть было не позвал официанта за очередным коктейлем. Тут Слава схватил его за руку и легонько усадил:

— Саша, хватит. Ты потом до дома не дойдешь!

— Я… дойду. Я всегда дохожу.

Кажется, только когда принесли счет и Родион за всех заплатил, Саша понял, что вечер подошел к концу. Впрочем, в метро, когда они сели и поехали на пересадку, Кротов продолжал веселиться и двигаться. Марк же попробовал сосредоточиться и прочитать сообщения в рабочем чате, но экран расплывался у него перед глазами, плюс он еще боялся нажать не на те кнопки и написать лишнего в «УМЦ».

В нужный момент Родион и Слава подтолкнули Сашу выйти из вагона, потому что тот готов был ехать и дальше.

— Приехали? — очнулся он.

---

Это была только пересадка, и друзья совершили переход, прежде чем оказались на своей линии. Кротова не нужно было вести, он довольно уверенно шел сам, хотя, судя по всему, не до конца понимал местонахождение.

Наконец, они доехали до «Южной», вышли в родной район. Здесь Саша спросил:

— Где мы?

— Дома, — ответил Марк.

— Прикольно, я что-то не узнаю.

Как только начали движение, он сказал:

— Хорошо, что вы впереди. Иначе бы я не…

Саша споткнулся о собственные ноги и упал. Несколько секунд он, смеявшись, валялся на земле и, кажется, даже не думал вставать. Он развел руки по сторонам, затем поднялся и, подпрыгивая, внезапно помчался вперед.

Они шли по Перевозному проспекту, который тянется от «Южной» до шоссе. По правую руку возник небольшой сквер с неровным, холмистым рельефом. Саша взбежал на воображаемую горку, на высшей точке стал кричать, поднял кверху руки. Марк полез за ним, приобнял, принялся аккуратно спускать, только чтобы Кротов не упал.

Внизу Саша все равно повалился опять на землю, только на этот раз это был не асфальт, а черная, мокрая от растаявшего снега трава. Марк и здесь принялся поднимать его, Родион и Слава смотрели на все чуть в отдалении.

Обнявшись, Марк и Саша вернулись к друзьям. Кротов нашел себе новое развлечение: стал кидать свои ключи от квартиры высоко вверх. Пару раз он не поймал, а потом швырнул их куда-то в сторону, где росли кусты — пришлось лезть и искать.

— Он что, реально ключи туда кинул? — произнес Слава.

— Походу… — ответил Родион.

Ключи вскоре нашлись: не без помощи Марка, потому что Кротов просто водил руками, будто нащупывая металл, хотя они лежали практически перед ним.

Далее, пока шли, Саша еще несколько раз натыкался на Славу, потом тут же извинялся. Тот сказал:

— Саша, хватит.

Впрочем, в этом не было никакой обиды. Просто сам он, если и пьянел, то не так, как Кротов. Для него это было, пожалуй, даже незнакомо.

— Я в тот раз выпил пять, — вспомнил он, — и нормально. Саше нельзя столько пить.

— Возможно, — заметил Родион.

У шоссе друзья уже готовились попрощаться, но вдруг выступил Марк:

— Блин, я же подарок не вручил.

— А…

— Пойдемте тогда в нашу сторону. Я зайду к Саше и возьму подарок.

Так друзья повернули в сторону Полевой и пошли дворами. Марк по-прежнему шел рядом с Сашей, а тот смеялся, шутил, говорил всякие пошлости. Иногда ключи снова взмывали вверх.

Они проходили мимо детской площадки. Увидев большие подвесные круглые качели, Саша не удержался и принялся качаться.

— Только ключи не вырони! — крикнул ему Слава.

Покачавшись с минуту, Кротов принялся останавливать «опасную машину». Еле сойдя с сиденья, он, опираясь на Марка, сказал:

— Еще несколько секунд — и я бы блеванул.

— Пойдем уже, — сказал несколько уставший Слава.

Когда они дошли до подъезда, Кротов еле стоял на ногах. От шатания он опять выронил ключи, и они чуть не упали в канализацию. Еще Саша не сумел справиться с домофоном: он никак не попадал ключом в магнитный датчик — и стал биться головой об дверь. На помощь пришел Слава, у которого руки тряслись, конечно, меньше, — он и открыл дверь. Учитывая состояние Саши, в подъезд решено было зайти всем вместе.

Пока ждали лифт, Слава спросил:

— Какой у тебя этаж?

Саша долго думал, потом сказал:

— Седьмой.

Приехали. Саша вышел к двери своей квартиры, друзья остались позади.

— Надеюсь, со звонком он справится, — шепнул Слава Марку.

Кротов действительно справился: звонок получился из нескольких продолжительных трелей. Наконец, ему открыли. Кротов, вытянув перед собой руки, зашел. Его не было минуту. Когда Саша вышел, Марк сразу взял из его рук подарок. Это был красивый, упакованный в специальную коробку коньяк.

Родион и Слава спустились чуть вниз, они стояли возле мусоропровода. Именно здесь Марк, протягивая Родиону коньяк, торжественно молвил:

— Держи! Это твой подарок! — и тут же приглядел за Кротовым, чтобы тот не упал.

Родион поблагодарил Марка. Саша в это время повис на перилах. Слава отвлеченно смотрел на то, как Родион убирает коньяк в рюкзак.

— Ну что, пойдем? — обратился он. — Нам еще идти до фига.

— Надо тогда попрощаться с Сашей, — заметил Родион и посмотрел на Кротова. Марку пришлось пошевелить друга, чтобы тот сообразил, что они прощаются.

Кротова все-таки подняли по лестнице до двери его квартиры, можно сказать, впихнули туда. Друзья потом снова воспользовались лифтом и втроем вышли на улицу. Они проводили Марка, чей дом был совсем рядом, ну а сами еще решали, пойдут ли долгую дорогу пешком или, может, вызовут такси.

Марк, как только пришел домой, не раздеваясь втолкал себя в комнату и бухнулся в свое потертое кресло. Он хотел бы отключиться, но вместо этого достал телефон, наушники и стал слушать отвлеченную музыку. В переходах между популярными мелодиями он ушел от реальности, от опьянения, от прошедшего дня.

Глава 5. Абдулла

Только через день Марк узнал, что у истории с походом в «Камни», оказывается, было продолжение. И пока он слушал музыку, под которую постепенно уснул, его друг находился уже в крайне неприятном положении.

Рассказал про это Родион. Дело в том, что Кротова выгнали из дома. Как это произошло, Марк так и не понял, а пострадавший просто не помнит. Но ведь Артенский готов покляться, что, пусть и под «Нарком», хорошо видел, как Сашу заталкивали в квартиру, он сам принимал в этом участие. А потом, когда вышли, они еще постояли немного у кротовского дома, прежде чем пошли провожать Марка.

Как объяснил Родион, инцидент с выставлением на улицу произошел, очевидно, не сразу, а несколькими минутами позже. Возможно, проснулись родители Кротова, которые до этого спали, увидели состояние сына и решили проучить его. Марк в этот момент уже был дома и слушал музыку, а Родион и Слава либо сидели в такси, либо тоже находились по домам. Так вот, Кротова сначала вышвырнули на лестничную клетку как он был — в футболке, джинсах и носках. Затем бросили ему рюкзак, куртку и ботинки, после чего закрыли дверь. Свои ключи Саша, видимо, успел до этого бросить где-то в квартире, и они остались там.

Поскольку Кротов был дико пьян, он не сообразил, что обувь надо надеть. При этом и оставаться на лестнице Саша не захотел. Он так и вышел на улицу в одних носках, напялив на верх куртку, а на спину — рюкзак. И первое, что сделал, позвонил Марку. Артенский тогда сам пребывал в прострации, поэтому проигнорировал звонок, продолжив слушать музыку. Саша записал ему голосовую, потому что он бы не попал по нужным кнопкам, если б стал писать обычное сообщение. Но и на голосовую Марк не ответил: он даже не дослушал ее до конца, потому что решил, что Саша шутит. К тому же он был не в состоянии разобрать слова: там слышалось что-то вроде «выгнали», «я на улице» и «переночевать», — только для него все это смешалось в один сплошной смех пьяного, но веселого Саши.

Кротов действительно смеялся — это может подтвердить Родион, второй, кому стал звонить Саша. Он-то как раз несильно напился, так что сразу ответил и понял, что произошло с его другом.

А Саша в этот момент, как новый Диоген, в одних носках гулял где-то по окрестностям Южного. Он вряд ли различал улицы, проспекты и переулки, может быть, даже путал тротуар с проезжей частью, благо машин ночью было уже мало. Скорее всего, он просто двигался по инерции. Тем удивительнее, что Кротов каким-то образом нашел дорогу к дому Родиона, который согласился его приютить.

Этот факт до сих пор остался невероятным и необъяснимым для всех друзей, бывших тогда в «Камнях» и видевших Сашу после третьего «Нарка»: как Кротов в его состоянии смог найти нужную улицу (Родион живет на Тепловой), нужный дом и нужный подъезд; как затем он смог набрать номер квартиры Родиона по домофону, если у него не получалось без помощи друзей даже попасть в свой дом; как он смог, наконец, вызвать лифт, не промахнувшись по кнопке, попасть на нужный этаж и постучать в квартиру друга, после чего тот сразу ему открыл, — ответ на эту загадку, видимо, улетучился в ту же ночь вместе с сознанием Кротова. Только Родион уверенно заявил, что не помогал: он как раз собирался выйти и отправиться на поиски заплутавшего друга, но друг быстрее нашел его сам.

Само собой, спрашивать Сашу о чем-либо было бы бессмысленно как сейчас, так и тогда. Родион помог ему раздеться, дал тапки и уложил на импровизированную кровать. Наутро они проснулись из-за Саши. Тот несколько раз ходил в туалет и блевал. Потом они позавтракали. Наконец, днем Саша отправился домой в той запасной обуви, которую ему дал Родион.

Выслушав эту историю, Марк признал, что голосовая от Саши, как и звонок, была. Он даже хорошо вспомнил, как слышал в ушах косноязычные фразы друга, но действительно ничего не понял, принял все за шутку, удалил голосовую и погрузился обратно в музыку. Мог ли он представить, что эта «шутка» окажется на деле правдой?! В любом случае история Родиона стала для него настоящим откровением.

А днем ранее, пока еще Марк всего этого не знал, состоялась совершенно удивительная смена, которую он так потом и назвал: «Смена после „Нарка“». Запомнилась же она Артенскому отнюдь не только его собственным состоянием, которое было, конечно, далеким от идеального, но и примечательными событиями, произошедшими в производственной зоне, подобных которым он не мог припомнить даже с учетом своего впечатляющего опыта работы.

Прежде всего Марк, выйдя из дома, зашел в магазин за водой. Пить хотелось ужасно — и Артенский, пока стоял в очереди на кассу, за которой был стеллаж с алкоголем, отметил для себя, что просто не может смотреть на все эти бутылки с виски, джином, текилой, водкой и прочими «гадостями». Ему стало дико противно. Зато, когда вышел из магазина, он сразу выпил половину воды, после чего настроение его чуть улучшилось. В голове немного стучало, и он понимал, что на смене сегодня вряд ли сможет «летать», — зато хотя бы выйдет и попробует как-нибудь отработать. Что ему остается?! В конце концов, его коллеги, по слухам, выходили и после более жестких пьянок.

И вот он вышел. Его сразу же «обрадовали» тем, что сегодня он будет стоять на заготовках. Марк на несколько секунд приуныл: с учетом прекрасной солнечной погоды, нескончаемого трафика, который он приметил еще на входе, и, наконец, особенностей его сегодняшнего состояния, данная позиция — это худшее, что он мог себе представить. Впрочем, совершенно внезапно он приободрился, взглянул на картину смены с высоты своего опыта — то есть пофигизма — и решил, что будет, если так надо, работать на этой позиции, невзирая ни на что.

Поэтому, очень быстро переодевшись, Марк, уже видя дикую запару, буквально вылетел на смену. Это, очевидно, стало причиной его взъерошенного внешнего вида — и стоило ему встать у стола заготовок, чтобы проверить по таблице нужное число продуктов, как он уже почувствовал, что чьи-то руки поправляют воротник его поло: может, руки Марышева, или Лены, или нового менеджера Алины.

Алину Марк пока видел два или три раза, и она ему не слишком понравилась. Внешне это довольно плечистая женщина, с крупной фигурой, массивной плотью, широкими локтями, грубым овалом лица и небольшим лишним весом, который она попыталась скрыть тем, что очень туго затянула ремень — так, что он у нее оказался поднят чуть ли не до пупка. Более всего, впрочем, Алина была заметной своими красно-черными волосами, прилегавшими к голове, подобно мишуре на елочном шаре. Вдобавок к коротким, идеально подобранным кончикам все вместе производило впечатление парика.

В первую смену улыбка почти не сходила с лица нового менеджера, и она явно стремилась перезнакомиться со всем персоналом и везде все успеть — но Марк за три года работы привык не доверять скороспелым улыбкам, а в попытках Алины за счет активности охватить контролем максимально возможную территорию ресторана увидел только лишнюю суету, которую никогда не любил. Марка она в первый день заставила подметать пол, а назавтра стала вести себя с ним подчеркнуто приветливо: видимо, после первой смены кто-то сказал ей, что это опытный сотрудник и с ним нужно быть помягче.

Артенский был настороже, хотя сейчас он больше всего думал о заготовках. Надо все успеть: следить за пополнением мармитов, за количеством заготовок, за наличием всяческих упаковок и оберточных бумаг; не допускать появления просроченной продукции; менять грязную посуду на чистую; мыть грязную посуду. Кроме того, в зоне мытья посуды надо потом поменять дезинфектор и то же самое проделать со всеми ведрами, расположенными по ресторану и использующимися для хранения влажных тряпок.

На таймеры Марку сразу пришлось забить: сломался маркиратор, а на его починку времени не было совсем — срочно требовались заготовки. Марк даже не стал говорить о таймерах Алине, чья смена началась в пятнадцать, — она уже попала в запару и практически не уходила с прилавка, где помогала на выдаче. Кухня тоже работала без остановки: заказы на мониторах обновлялись ежесекундно, и полные экраны свидетельствовали о том, что пик в самом разгаре. Жарко было и на большой зоне, и на малой, и на фасовке. Сотрудники даже не успевали отойти в туалет или отпроситься покурить.

Так прошли и первые три часа смены Артенского: он почти не останавливался, активно перемещался по всей производственной зоне, охватывал глазом позиции, где требовалось его участие, и, в принципе, неплохо успевал. Далее наступило небольшое затишье, и Марк решил успеть за время спада порезать огурцы и помидоры.

Рядом с ним расположился Достон — довольно плотный коренастый узбек, еще стажер, про которого Марк с удивлением услышал, что он где-то учится: на вид этому мужику было лет за тридцать. Он с любопытством уставился на то, как ловко Марк управляется с томатами. Артенский в двух словах прокомментировал этот процесс, решив особо не отвлекаться, — ему было, в общем-то, фиолетово на Достона и ту позицию, где тот должен был находиться.

С кухни в этот момент стали раздаваться просьбы отойти покурить. Потом Марк услышал громкий неприветливый голос Алины:

— Мы не курим в рабочее время!

— Почему? Всегда же курили! — раздалось в ответ.

— Для этого есть обед!

— Можно тогда на обед?

— Подожди!

Алина куда-то отошла. Между фасовкой и двумя зонами стал раздаваться характерный узбекский говор. Сейчас он был более эмоциональным, чем обычно.

Марк присмотрелся: судя по всему, спорил Шавкат, который работал в данный момент на фасовке. Рядом с ним вторым номером стоял Хусан. Малая зона была отдана Али — очень худому высокому и смуглому парню, которого с ночи перевели в день. Рядом с ним обучались два стажера, чьи имена Марк пока не знал. В большой зоне были Миржалил, Хан и, видимо, Достон.

И вот вся эта узбекско-таджикская диаспора переговаривалась так, что и без знания специальных языков было понятно, что они чем-то недовольны.

В этот момент из большого прохода неожиданно появилась Алина. Она сразу сделала замечание Достону, что тот бездельничает.

— Заказов нет, — довольно грубо ответил он.

— И что?! Это не значит, что нужно стоять и подпирать стол! — наехала она. — Если нечем заняться, подойди ко мне — я дам тебе задание.

— Пока нечем заняться, — еще сильнее опершись на стол, заметил Достон.

— Тогда отмечайся и иди домой!

— Что?

— Отмечайся и иди домой. Ты мне на смене не нужен.

Запара вскоре продолжилась. Несколько раз из менеджерской даже вышел Марышев, чтобы помочь. Марку тоже пришлось попотеть. Он кое-как починил маркиратор и стал проставлять таймера, но, скорее всего, не везде оставил корректные сроки продукции, потому что его два раза позвали на прилавок: сначала залить молочную смесь для коктейлей, а потом заготовить необходимое количество карамельного джема. Пока Марк отвлекся на это, нужно было уже начать готовить дезинфектор, так как время приближалось к восемнадцати. Он быстро спустил старый раствор, собрал все ведра, опорожнил их; после этого включил кран и стал ждать наполнения ванны. Параллельно он проверил содержимое мармитов в обеих зонах и, где надо, пополнил. Проходя мимо дезинфектора, где продолжала наполняться ванна, он также успел бросить презренный взгляд на посуду: гора из грязных щипцов, мармитов и прочих гастроемкостей все росла, но на нее у Марка сейчас совсем не было времени. Расправившись на скорость с дезинфектором, он решил вернуться к таймерам, тем более что он совсем недавно пополнил продукцию.

Он даже не заметил, как ушел Марышев, — но смена Артема, скорее всего, была до шести. На кухне тем временем снова началось известное волнение. Очевидно, инцидент с удалением Достона только подогрел почву для будущего конфликта.

В какой-то момент все сотрудники кухни стали по очереди отпрашиваться покурить. Алина вновь проигнорировала данные просьбы, сославшись уже на то, что сейчас курит кто-то с прилавка. Это вконец усугубило обстановку, и вскоре Марк впервые услышал, как Шавкат неожиданно стал проситься домой. За ним эту просьбу повторили Али и Миржалил. Стажеры переглядывались между собой, но вскоре Али обратился к ним на своем, словно усиленно пытался что-то доказать, — Марк это хорошо видел, потому что как раз ходил рядом, проставляя таймера.

И вот спустя несколько секунд и он, и Алина, и сотрудники прилавка могли наблюдать во многом уникальную сцену: один за одним сотрудники кухни стали заходить в офис, отмечаться и уходить со смены. Так поступили все семеро: Али, Шавкат, Миржалил, Хан, Хусан и два стажера.

Марк готов был покляться, что за три года работы в разных ресторанах «Френч Фрайз» он такого еще не видел.

— Вы нормальные? Вы что творите? — закричала им вслед Алина.

Из офиса тут же вышла еще одна менеджер — Мария, которая, как и Алина, оказалась на УМЦ недавно. Невысокая, русая, с прической каре и явным желанием разобраться, написанным на ее боевом выражении лица, она подбежала к раздевалке, возле которой теперь разгорелась форменная ругань, и вместе с Алиной стала препятствовать поварам зайти внутрь — те уже собирались начать переодеваться, чтобы окончательно уйти со смены.

Поскольку в коридоре мало места и в мирное время, то теперь там вообще стало не протолкнуться. Конфликт поэтому постепенно сместился к моповой. Подбежали люди с прилавка: Леня, Бек, кто-то из стажеров. Мария их всех прогнала назад, затем попросила кого-то встать на кухню. Ближе всех оказался, понятно, Марк — он нацепил фартук и принялся отдавать заказы с малой зоны. На фасовку прибежал Бек, а на большую зону встала Лена. Сама Мария достала телефон, чтобы, видимо, попросить о помощи другие рестораны.

— Я не понимаю, что еще я должна сделать для вас?! — орала тем временем Алина. — Я отпустила поесть, отпустила поссать, посрать! Что еще нужно для вас?

— Ну вы с самый начало смена злой пришли, — ответил Али.

— Я злая?!

— Курить не отпускаете, — добавил Миржалил.

— Кричите постоянна…

— Я не отпускаю курить, потому что для этого есть обед. А кричу я потому, что так меня лучше слышно!

— Вы же других атпускаете… — не унимался Али.

Шавкат толкнул его:

— Что ты с ней споришь? Давай просто уйдем — и все.

Миржалил и два стажера уже успели переодеться. Али и Шавкат продолжали спорить с Алиной, Хан и Хусан стояли рядом. В этот момент подошла Мария:

— Вы понимаете, что вы срываете смену?! Если вы сейчас уйдете, вы уже не вернетесь!

— Все равно, так нильзя работа…

— Как нельзя?! Сначала вы жалуетесь, что вам не хватает часов. Окей, сегодня гостей много, работайте! Вам опять не нравится! — заявила Алина.

— Вы просто к нам несправедливы! — грубым низким голосом ответил Шавкат. — Вы прилавок только отпустили, а нас, потому что мы не местные, не отпускаете.

— Шавкат, мы всех отпускаем, но по очереди, — ответила Мария. — Мы не можем отпустить всех сразу. Тем более когда запара. Сначала отдаем заказы, потом ходим курить.

— Смотри, я вчера работа, — принялся, активно жестикулируя, объяснять Али, — и меня за десять часов она, — он показал на Алину, — вообще не отпускать.

— В смысле я не отпускала? Ты что, не обедал вчера?

— Ты курить не отпускать вся смена…

— Я сказала, для этого есть обед!

— А прилавка люди — ты всех отпускать…

Шавкат снова предложил уйти, Али совсем завелся: его местный язык смешался с узбекским, и он начал быстро лопотать на какой-то непереводимой смеси двух языков. Кажется, даже коллеги его не вполне поняли — Миржалил, к примеру, даже стал смеяться.

— Вы не имеете права так просто взять и уйти, — обратилась Мария больше к Шавкату. — Вам больше не поставят смен.

— Ну, что мы должны сделать? — ответил тот.

— Возьмите и напишите, что вам не понравилось. Я лично передам это Артему!

Кончилось все тем, что Мария действительно побежала в офис за листом бумаги и ручкой — и заговорщики принялись составлять то, что позже назвали «коллективной жалобой». Активнее всех были Шавкат и Али: первый писал, второй диктовал. Изредка, справляясь с переводчиком в телефоне, подсказывал Миржалил, хотя скорее он больше шутил. Стажеры — два высоких черноволосых узкоглазых парня, похожих друг на друга, как пара близнецов, — поддерживали настроение. Хан и Хусан в это время переодевались.

Жалоба составлялась около пятнадцати минут.

Впоследствии, когда Марк по какой-то причине заглянул в офис и случайно увидел ее, он не смог сдержать смеха. Выглядела жалоба примерно так:

⠀

⠀

                                       Заивление

Мы сигодня ушли со смена потому чта мениджер смена Алина плоха относилась к нам сотрудникам из Узбекистан и Таджикистан и не атпустила нас на пакурить

17 апрель

Шавкат, Али, Миржалил

Как видно, вместо четырех оставшихся имен были поставлены закорючки — «подписи».

После передачи жалобы Шавкат и Али тоже переоделись, и спустя пять минут вся кухня покинула ресторан. На производстве в этот момент бурлила запара, поневоле усилившаяся потерей полкоманды. Впрочем, вскоре пришли люди с другого ресторана, которых вызвала Мария, — и, по иронии судьбы, запара как раз в этот момент стихла.

Алина еще долго возмущалась поведением кухни и выражала свой гнев — в основном, конечно, перед Марией:

— Я и так для них сделала все условия. Не могут нормально работать — пусть не работают.

— Они привыкли, что им многое разрешают…

— И плевать! Почему я должна отпускать их, если у них был обед?

— Конечно, не должна.

— Али, оказывается, такое говно.

— Они все хороши…

С прилавка высказался Леня:

— И хорошо, что они ушли. Без них только лучше.

Оказалось, на этом история не закончилась. Спустя где-то час кухня появилась снова, в том же составе, но в сопровождении еще одного менеджера — Юнусова Умиджона. Марку очень нравился Умид и его стиль работы, с ним было легко договориться. К сожалению, в последнее время Умида слили в ночь — и веселые, легкие, комфортные вечерние смены этого менеджера канули в прошлое.

Когда он появился — сам по себе стильный: в блестящей демисезонной куртке, зауженных джинсах, белых кроссовках на высокой подошве; с его фирменной укладкой черных волос: укороченные виски и затылок в сочетании с длинной, поднятой кверху челкой, — Марк сначала подумал, что Умид должен будет исполнить роль адвоката. Дескать, повара, оказывается, провели известный час не в праздном возмущении, а в поисках того, кто сможет бросить вызов Алине и защитить их интересы. И действительно, лишь только Умид пришел, он сразу подозвал Алину, все опять собрались у моповой, стали продолжать выяснение конфликта. А поскольку Юнусов часто переходил на узбекский, выступая для своих соотечественников еще как переводчик, то для Марка все происходящее походило на полноценный юридический процесс.

Только потом он узнал, что Умид на самом деле приходил с обратной целью: успокоить своих ребят и убедить их вернуться к работе. В этот день, правда, их «услуги» оказались уже не нужны: Алина сказала, что гостей стало меньше и ресторан справится без них; да и сотрудников с другого ресторана, которые уже пришли помочь, выгонять обратно было как-то некорректно.

Они пришли на следующий день. Однако их дальнейшее пребывание на УМЦ все равно оказалось недолгим. Марк достоверно знал, что Миржалил и Шавкат перешли в другой ресторан, потому что они и до этого больше всех жаловались на нехватку часов и просили о переводе. Али, скорее всего, уволился. Куда делись Хусан и два стажера, так никто никогда и не узнал: вероятно, им просто не понравилась работа, и они ушли. Достона уволили после того, как он не вышел на одну из смен. Единственный, кто остался и продолжил работать на УМЦ, — Хан.

Описанный инцидент и его последствия привели к тому, что ресторан еще больше стал нуждаться в новых сотрудниках, особенно на кухню. Поэтому набор штата, и так не прекращавшийся весь апрель, только усилился. До формального старта сезона оставалось около двух недель — этого времени впритык должно было хватить на то, чтоб устроить, обучить и бросить в бой.

Марку в этот период запомнились несколько людей, которые успешно пережили трудности первых смен и остались на УМЦ, чтобы отработать впоследствии весь сезон.

Во-первых, это Шахноза. В своем юном возрасте — девятнадцать или двадцать лет — она имеет уже довольно внушительные формы и живет с мужем. Несмотря на это, она устроилась в ресторан и уже провела несколько смен на прилавке. Помимо характерной прически — две шишки волос по бокам — и очень смуглой кожи, Марк отметил в первую очередь ее экспрессию: эта бойкая девушка — или уже женщина? — явно не склонна к тишине и спокойствию. Впрочем, все ее выкрики, замечания и эмоции происходят не со зла, что уже само по себе неплохо.

Во-вторых, Дами и ее подружка Аида. Обе — монгольской внешности, брюнетки, обычно ходят с длинными распущенными волосами. На самом деле работают они давно, но из-за особенностей графика учебы выходят на смены редко. Марк видел их несколько раз в марте, но теперь, наконец, запомнил и стал различать. Последнее оказалось нетрудным, так как девушки, хотя и дружат, крайне непохожи. Дами очень спокойная, вежливая, стрессоустойчивая; Аида, напротив, может вспылить от первого пустяка: больше всего матов на прилавке — от нее.

Марка впечатлила еще одна новая сотрудница — Карина: тоже брюнетка, невысокая, с пирсингом на носу (его она вынуждена заклеивать пластырем, дабы не нарушать пищевую безопасность). Она явно имеет за плечами опыт работы с деньгами, потому что с первой смены уверенно встала на кассу «Френч Фрайз». И вообще, Карина так легко влилась в коллектив, как будто всю жизнь работала в этой команде.

Что касается мужчин, то среди них сразу обратил на себя внимание Рамиль — низкого роста, широкоплечий, очень смуглый, с лицом, как у колобка; уже немолодой. Выяснилось, что ранее он работал в ресторанах «Френч Фрайз» целых шесть лет, в том числе на УМЦ, потом уволился — и теперь вернулся обратно. Наверно, поэтому с ним не все и не сразу смогли сработаться — Рамиль, работая в привычном для себя темпе и перемещаясь по УМЦ не иначе, чем шагом, находит время на споры и возмущения по адресу коллег, менеджеров и всей смены. Марк тоже неоднократно попадал под раздачу. Впрочем, он был уверен, что опыт Рамиля еще не раз скажет за него во время сезона, — очевидно, поэтому он снова здесь.

Артенский очень легко нашел общий язык с Ботирджоном, которого все чаще стали, по его же просьбе, называть Джоном (а кто-то оставлял, наоборот, первую часть имени, и получалось «Ботир»). Марка сразу подкупили его простота в общении, чудаковатое и игривое выражение лица, стиль работы — элементы пофигизма и откровенного несоблюдения стандартов, — его веселость. С такими сотрудниками он вообще срабатывается в два счета, но почему-то именно они встречаются крайне редко.

Рамиля, как наиболее опытного повара, ставили в основном на кухню, на большую или малую зоны; Джона — больше на фасовку или какой-нибудь из фритюров. Помимо них, пришло еще очень много людей, в том числе и местных. Марк запомнил на кухне довольно высокого парня Илхома — явно опытного, потому что для первых дней он уже работал чрезвычайно быстро. Появился еще примерно с него ростом Уйбек — киргиз, очень позитивный, но почти не говорящий на местном языке: один раз в раздевалке, перед сменой, он спросил Марка о зарплате, Артенский три раза силился ему объяснить, что график выплат зависит от аутсорсинговой компании, — но тот так и не понял. На сменах еще почти все время был Давлат: очень симпатичный, вежливый, с кудрявыми волосами и явно спортивными задатками фигуры. Марк видел его неизменно в малой зоне — и так и запомнил.

Также мелькали имена Мунир, Акмал, Шехзод…

Из местных Марк на прилавке постоянно пересекался с Севой. Этот сотрудник, впрочем, больше бездельничал, чем работал: регулярно подходил к коллегам с самыми странными вопросами, отлучался без предупреждения, во время сборки часто путал позиции заказа, не докладывал кондименты, а порой и вовсе оставлял заказ, предлагая его собрать кому-нибудь другому, сам же в это время переходил уже к следующему. И облик его произвел на Марка довольно неоднозначное впечатление: пушистые двухцветные — красно-черные — волосы, большие очки с толстенными линзами, которые Севе посоветовали надеть, чтобы он не косячил, постоянная легкая небритость, а при улыбке — все тридцать два зуба, среди которых уже блестит парочка коронок! При этом в минуты усталости и мимолетных потерь мотивации Марк не мог не признать, что с Севой веселее, чем без него.

Из совсем новеньких на прилавке встречался Сергей, также Вова: очень похожий на недавно уволившегося Богдана, он даже встал на его позицию — десерты.

Но все это для Марка, строго говоря, было вторично. Потому что самым главным событием описываемых дней стало, конечно, появление на УМЦ Саши Кротова.

Саша получил свой шанс 21 апреля — и Марк сказал, что этот день он запомнит навсегда. Кротов мог выйти и раньше, но возникли какие-то задержки с добавлением его в список сотрудников УМЦ, из-за чего менеджеры чисто технически не могли вывести его на смену.

Он уже успел пожаловаться на это Марку, и Артенский пожелал другу терпения, потому что чувствовал, насколько сильно Саша после стольких разговоров о работе хочет и сам оказаться по ту сторону прилавка.

И вот этот день настал. Саше поставили небольшую смену, с четырнадцати до двадцати, хотя он изначально планировал работать в среднем по десять часов. Марк объяснил, что для первых дней укороченные смены — это нормально.

В первый день Саши Марк уже был на смене с двенадцати. Он даже не заметил появления друга, потому что продолжался теплый циклон, гостей было много — и Марк, стоявший на сборке, практически не имел возможности отвлечься.

Кроме того, вместе с Сашей вышли сразу еще несколько стажеров, и, учитывая компактность УМЦ в целом, в ресторане стало невероятно тесно. Марк прикинул, что примерно к трети сотрудников он не смог бы обратиться по именам, потому что видел этих людей первый-второй раз в жизни.

Юсуфе, управлявшей утренней сменой, а позднее и сменившей ее Марии тяжелее было разобраться, чем запутаться, при таком скоплении сотрудников. Паша, практически не вылезавший из офиса, помог им тем, что напечатал стажерам бейджи. А вот всю расстановку и все поручения менеджерам пришлось придумывать самим. Протереть подносы, подмести и помыть пол в зале, убрать бычки на улице, вынести мусор, поломать картон, помыть посуду, навести порядок в складских, проверить там же ротацию, помыть все двери, пополнить прилавок, почистить стыки, помыть туалеты, протереть окна, подмести и помыть пол на производстве, убрать грязные стаканы из обеденной, прибраться в раздевалке, проверить сроки годности сиропов для напитков около черного хода… — какие только задания ни придумывали менеджеры для того, чтобы увлечь абсолютно всех новых сотрудников в бесперебойный рабочий процесс. Причем, как видно, многие из поручений касались зала, что было связано с недавним увольнением Дилфузы, — новую зальщицу пока не нашли, и массовый наплыв стажеров пришелся в этом смысле как нельзя кстати: по идее, трех-четырех из них можно было сразу отправлять в зал, заставляя чистить такие уголки, которые вообще, возможно, никогда не убирались за всю историю УМЦ!.. Все это — без учета собственно обучения. Кто-то сидел в обеденной или раздевалке, проходя на планшете электронные курсы, другой изучал инструктаж по противопожарной безопасности, третий расписывался за ознакомление с правилами продажи алкоголя — а кто-то уже был брошен на передовую: готовить свои первые в жизни бургеры, впервые ставить мясо в Prima, в первый раз наносить майонез на картофельную лепешку — или, как Саша, дарить свои первые улыбки гостям.

Да, прямо во время интенсива и нескончаемого потока гостей его сразу приставили к Лене и бросили на выдачу! Зато позднее, в разговорах с Марком и другими сотрудниками, он даже не сравнивал себя с остальными стажерами, дескать, кому больше повезло в первые дни: Саша был уверен, что ему достался самый экстремальный, но самый лучший вариант обучения на рабочем месте.

В первый час смены он просто стоял рядом с Леной и в основном только поднимал подносы с тем, чтобы выдать их гостям. Его помощь была минимальной. Быстрый темп, в котором работали коллеги, их четкие движения, громкие команды, незнакомая терминология и мгновенные переходы от одного заказа к другому походили на виртуозную игру музыкантов, которая была пока совершенно недоступна Саше; а все вместе напоминало один большой оркестр, в котором Кротов чувствовал себя разве что зрителем, пришедшим на уникальный в своем роде спектакль. Лена умело дирижировала прилавком: проверяла содержимое заказов, докладывала недостающие кондименты, выдавала заказы, быстро говорила стажеру, что ему следует делать, и параллельно перекликалась с Марком, — тот, в свою очередь, оперативно раскидывая бургеры, роллы и салаты по пакетам и подносам, успевал не только ответить Лене, но и что-то сказать стажеру на фасовке, которого обучал опытный Бек, и прикрикнуть на кухню, и скинуть собранные заказы с монитора, и пополнить пакеты, и подмигнуть Саше.

Только спустя два часа у них нашлось время, чтобы отойти к черному ходу и сделать селфи — первую совместную фотографию на УМЦ. После этого оба помчались обратно на прилавок и продолжили работать.

Марк и не заметил, как наступило восемь вечера и закончилась смена Саши. Ему еще предстояло работать два часа, поэтому они договорились, чтобы Кротов его не ждал. Вечером, конечно, они созвонились, и Саша передал свои ощущения:

— Я вообще не понимаю, как вы так быстро работаете. Я только хочу собрать заказ, поворачиваюсь — а он уже собран. С ума сойти! Мне еще что-то все вокруг говорят, а я ничего не понимаю. И я не знаю, как кого зовут…

— Да, первая смена всегда такая…

Марка вдохновил радостный голос друга. Он не раз сталкивался с примерами, когда сотрудники уходили после первого рабочего дня, обычно не называя причин. Собственно, такое уже неоднократно происходило в последние две недели на УМЦ. «С Сашей этого не будет», — уверенно подумал Марк.

Однако последующие дни сильно изменили настроение обоих.

Во-первых, теплый циклон прошел, и началась пора дождей — первых весенних дождей в Станумске. Тогда же, во-вторых, все снова вспомнили, что УМЦ — это сезонный ресторан, потому что вслед за дождями начались опять… сокращения смен.

В этот раз они вызвали даже больше возмущения, чем в начале апреля. Дожди обещали на всю неделю, чуть ли не до начала мая. Сотрудников стало еще больше, поэтому сокращения в первую очередь ударили по стажерам, причем довольно сильно. Смены урезали до минимальных четырех часов, многим просто давали выходные — и сотрудник, условно просивший шесть смен по десять-двенадцать часов, получал три смены по четыре часа. Разумеется, это вызывало недовольство. К слову, поэтому многие стажеры, отработав одну-две недели, тут же уходили, так и не дождавшись наступления сезона.

Под сокращения неминуемо попал и Саша. В конце апреля, 29-го или 30-го числа, он посчитал, что из восьми смен ему не сократили только одну — первую, — хотя и тогда он получил не желанные десять часов, а всего лишь шесть. В остальные дни ему не только не ставили столько часов, сколько он просил, но и неизменно отпускали пораньше: могли на час, а могли и на добрую половину смены. Кроме этого, Саше дали один внеплановый выходной. Еще к этому можно прибавить тот факт, что Кротова в принципе не сразу включили в список сотрудников: теоретически его первая смена могла состояться раньше, и тогда бы к концу апреля он имел большее количество часов.

Саша старался относиться к этому иронически. И все-таки на третий или на четвертый день, когда Кротова снова отпустили раньше, а Марк еще остался работать, Артенский, выйдя из ресторана, обнаружил на своем телефоне голосовую примерно такого содержания:

«Марк, ты обещал мне работу со стабильным графиком и более-менее нормальной зарплатой — где все это? — раздался его смех. — Мне сегодня дали отработать четыре часа и отпустили домой. <…> Я посчитал, с такими сменами я получу не больше двадцати тысяч, даже если буду работать каждый день! В какое дерьмо ты меня втянул?!»

А еще один раз, когда они вместе вышли из УМЦ, Саша сообщил:

— У меня осталось меньше тысячи — это чисто на проезд. А зарплата только через полмесяца. Я обещал вернуть родителям долг, но, видимо, придется снова занимать.

— Жесть.

— С этой работой я вообще остался без денег!

— В минус ушел? — спросил Марк.

Они рассмеялись.

— Реально, до того как начать работать, я был богаче, чем сейчас. Классно, да?!

Марку тоже сократили несколько смен, и он даже стал думать о других ресторанах — впервые с момента устроения на УМЦ. 29 апреля он снова написал Артему. Утешения директора напомнили Артенскому слова Лены и других опытных коллег:

— Маркус, подожди еще два дня, пожалуйста! Еще два дня — и у всех будет много часов!

Артенскому оставалось только гадать, что за чудо должно произойти в ресторане 1 мая. С трудом верилось, что всего один день принесет на УМЦ сезонный трафик и кардинально новую атмосферу работы.

Впрочем, высказывания Марышева подкреплялись не прекращавшимися ни на день техническими работами в ресторане. К 1 мая готовились.

В последнюю неделю апреля перед рестораном, как и говорила Лена, установили десять терминалов самообслуживания — по пять слева и справа от входа, с небольшим отступом от возвышения. Их подключили, протестировали и снова отключили, накрыв специальными чехлами в связи с дождливой погодой. Ввод в эксплуатацию запланировали на вечер 30 апреля, если погода улучшится, — чтобы сотрудники могли опробовать новую систему работы.

По всему возвышению, исключая пятачки возле входа и окон, расставили красивые разноцветные столы и стулья — Марк сам видел через окно, как приезжала машина и Леня со стажерами таскали их половину смены. Над внешней зоной спустили навес. Возле окон установили дополнительные стойки. Около зоны выдачи заказов на доставку оборудовали парковку для велосипедов. Наконец, между собственно рестораном и гарбиджем построили специальное помещение — крытый деревянный зал все с той же разноцветной мебелью и отдельной мусоркой. Все — ради большого трафика!

Над входом появилось объявление, что заказать можно на улице: черные стрелки на желтом фоне указывали на терминалы. Дополнительные стрелки подсказывали гостям, что выдача заказов с этих терминалов будет осуществляться также на улице.

В соответствии с этим основные изменения на прилавке коснулись окна. Приставка экспресс на время сезона окончательно отпала, все так и стали говорить: окно.

Итак, во-первых, оттуда убрали кассу. Монитор оставили, перенастроив его для десяти уличных терминалов, — так, чтобы на нем были видны заказы с этих терминалов, и больше никакие. Во-вторых, пространство, где была касса, расширили под кондименты. Таким образом, окно превратилось в полноценную вторую зону выдачи, отдельную позицию, — где расположено все необходимое для бесперебойной работы: салфетки, сахар, ложки, ножи, вилки, мешалки, соусы, бутилированные напитки… Последние вообще были свалены в огромном количестве, заняв весь левый угол между прилавком и этой новой выдачей.

Изменения коснулись и сборки. Если раньше два монитора висели бок о бок слева от стола (и от фасовки), то теперь их развели по разным сторонам: точнее, один остался висеть на прежнем месте, прикрепленный к столбу; а второй сняли и перевесили справа от стола, прикрепив куда-то к потолку. Далее, если раньше первый монитор (левый) показывал все заказы, а правый — только доставку, что обусловливалось особым вниманием, которое в принципе должно уделяться заказам на дом, — то теперь: левый монитор стал показывать только заказы с улицы (он и расположен ближе к окну), а правый — все остальные заказы с зала: и обычные, и доставку (и расположен он ближе к зоне выдачи заказов на доставку). И вообще левый монитор получил своеобразный приоритет: по правилам, при прочих равных условиях в первую очередь выдается заказ на улицу, а потом — в зал. Впрочем, никто, повторимся, так не говорил: «на улицу» — все использовали термин «окно». «Заказ с окна», «Кто на окне?», «Подойди к окну» — эти и другие команды УМЦ будет слышать весь сезон. А сейчас — все только начинается!

Итак, технически ресторан как будто был готов. Готов был также и кадрово, если говорить только о количестве людей, — потому что набранный под сезон штат состоял на девяносто процентов из новичков: кроме бывшего сотрудника Рамиля и опытного Илхома, все остальные никогда не имели опыта работы в общепите; а кто-то в принципе шел на свою первую в жизни работу. Все это сообщало особую непредсказуемость наступающему сезону: взаимодействие опытных сотрудников и вчерашних стажеров всегда очень специфично и зависит от многих факторов: характеров, условий работы, политики руководства, общей стилистики и системы на производстве; четкая и слаженная работа может получиться лишь спустя недели, — а возможно, и целого сезона окажется мало.

Но на УМЦ пришел еще один человек, который, судя по всему, должен был помочь команде не просто богатым опытом, а настоящим мастерством. Появился он как-то внезапно. Марк потом вспоминал, что впервые увидел его в коридоре, когда заходил в раздевалку: какой-то мужик с изборожденным прыщами лицом переставлял коробки с булками и проверял на них таймера. Это было в самом конце апреля: 28-е либо 29-е число.

Марк переоделся, вышел — и новый сотрудник, заметив его, подошел, протянул руку и представился, улыбаясь:

— Абдулла.

Тогда Артенский во время рукопожатия впервые посмотрел ему в лицо. Помимо явного раздражения кожи, сразу выделялись глаза: белки были сильно красными, буквально залитыми кровью. При этом то, как Абдулла улыбнулся, создало ощущение злодейской ухмылки. На самом деле у него, видимо, была немного сдвинута вперед челюсть, — так что любое движение мускулов сразу сообщало лицу довольно неприятную гримасу. Впрочем, элегантная волнистая челка коричневатых волос скрасила для Марка некую уродливость черт его нового коллеги. Абдулла почему-то был без кепки, — но сейчас так смотрелось даже лучше.

Форма его в целом показалась Марку слишком старой, потертой, выцветшей — даже логотип «Френч Фрайз» на лицевой стороне футболки выглядел тускло. На бейдже маленькими буквами было написано «Абдулла», большими выведено — «УНИВЕРСАЛ». Футболка, несмотря на образец внешнего вида, очень грубо и свободно болталась, скрывая верх брюк: при высоком росте Абдуллы все равно казалось, что она ему велика. Обувь также была далека от стандарта: вместо предписанных «концертных» полуботинок на нем были обычные, и уже довольно забитые, спортивные кроссовки на высокой подошве.

В этот момент подошел Илхом: он поздоровался с Марком и что-то спросил у Абдуллы на узбекском — видимо, его интересовало, где находятся определенные булки. Абдулла что-то пробасил в ответ, — и так Марк определил его низкий, грубый, словно высеченный из камня и протиснутый сквозь трещины пещер голос: в нем было странное для такого баса ощущение надрыва, как будто Абдулла брал начало фразы с высоких нот, и также предчувствие больного горла, словно говоривший принимался за предложение с усилием, с волевым решением, не будучи уверенным, что закончит его в едином порыве. И еще три вещи понял Марк: то, что Абдулла неместный — впрочем, несмотря на ответ Илхому, не факт, что именно узбек: внешность его больше напомнила турка, — то, что он, видимо, работает на заготовках: по крайней мере, проставление таймеров на коробках с булками и соблюдение ротации входит в обязанности для данной позиции, — ну и, наконец, ключевое: Абдулла, возможно, очень опытный сотрудник, которого перевели (или пригласили) на УМЦ специально к сезону: Артенский сделал такое предположение даже не столько из-за записи на бейдже, сколько из-за ловкости тех движений, которыми тот управлялся с булками.

В графиках работы на следующие дни Абдулла действительно значился как заготовщик, а все другие сотрудники, которые также могли выходить с утра и подготавливать продукцию: Игорь, Маржигул, Леня, Немцева — работали на других позициях. Еще тогда же подтвердилось мнение Марка об опыте. Имя «Абдулла» даже с учетом расширившегося штата произносилось довольно часто, причем говорили о нем и обращались к нему именно так, а в расписании он был обозначен как Рахмонов Аблуллоджон, — Артенский мог предположить, что не только одному ему интересно, откуда появился этот человек. Пока что он услышал, что Абдулла перешел из другого ресторана, а в компании он — два с половиной года, почти как сам Марк. В принципе, уже этой информации ему было достаточно.

А то, что Абдулла встал на заготовки, то есть готов чуть ли не каждый день приходить на УМЦ с утра, повело за собой еще один логичный вывод: он — фултаймер, «человек-машина», который будет «прикрывать» каждую смену, а в уверенности и мастерстве не откажет и самому Марку.

Появление Абдуллы могло затмить приход других сотрудников, хотя Марк пытался разобраться в именах, чтобы свободнее взаимодействовать со всеми, а не ориентироваться только на более старых коллег и на Сашу. Не то чтобы он сильно старался, — но ему, как и остальным, сильно мешал процесс, происходивший параллельно набору штата: сильная текучка среди только что набранного персонала. Как и говорилось ранее, многие стажеры приходили и сразу отпадали, из-за чего самый набор штата сильно затянулся, да и не прекращался до сих пор.

Люди сменялись так часто, что на всех даже не хватало формы. К примеру, на смену вышла какая-то светловолосая девчонка с двумя забавными косами, — Марк понятия не имел, как ее зовут, он не заметил вообще, когда она впервые появилась в ресторане, но обратил внимание, что вместо брюк на ней были бриджи! Кто-то из сотрудников посмеялся по этому поводу:

— Ничего лишнего.

Иные выходили в джинсах, в куртках ночников, в шарлоттах вместо кепок, — а то и в халатах, когда в ресторане из формы закончилось вообще все. Потом, конечно, форму находили в других ресторанах и привозили на УМЦ — и тогда уже сотрудники выглядели как подобает.

Артенский, впрочем, больше беспокоился не о них, а о Саше. Тот продолжал терять часы — и в личных разговорах с Марком откровенно говорил о минусах данной работы. При этом, как казалось Артенскому, он не столько выражал недовольство, сколько просто посмеивался над «Френч Фрайз» — и, конечно, даже не думал излагать свои претензии директору или менеджерам; зато с Марком говорил обо всем. В частности, он называл работу самой по себе сложной, требующей физической выносливости, стрессоустойчивости, умения работать в команде, скорости, выполнения ежедневных обязанностей в режиме многозадачности… — при этом зарплата явно не соответствует усилиям, затрачиваемым рядовым сотрудником в рамках и каждой конкретной смены, и на протяжении всей работы.

Но это не самое худшее. Ужаснее то, что с учетом сокращений смен, сотрудникам приходится буквально выпрашивать смены у руководства.

— Это полный бред! Мало того что работа ни разу не легкая и оплачивается как самая дерьмовая работа на свете, — так тебе еще приходится проситься, умолять менеджеров: «Можно ли у вас „поработать“?!» Такого нигде нет! Даже на самых низкооплачиваемых, самых отстойных работах сотрудники имеют четкий график и выходят на работу по расписанию, — а у нас ты каждый раз выходишь и не можешь быть уверен, что тебе дадут отработать хотя бы восемь часов! Если вообще дадут отработать, а не поставят выходной. Извини, но это… вообще какая-то фигня!

После этой тирады, записанной Сашей снова в виде голосовой, Марк только добавил:

— Это халдейская работа, что поделать…

В ответ Саша заметил, что не видит смысла долго оставаться на УМЦ:

— Не знаю, как ты, а я… остаюсь пока до мая — чисто посмотреть, что тут будет. И если будет несильно лучше, чем сейчас, то есть если мне будут ставить чуть больше часов, чем сейчас, но зарплата все равно будет маленькая, то… я уволюсь сразу после начала мая.

Марк, может, и хотел поспорить с Сашей хотя бы из спортивного интереса, но внутренне понимал, что, вообще говоря, его друг прав и что продолжать работать на УМЦ — это путь в никуда. Он ведь и сам собирается уйти в середине лета, чтобы потом заняться поступлением в театральный. Правда, Марк уже не раз думал о том, что при желаемом сценарии он должен уйти на пике, — а этому напрямую должна поспособствовать работа с другом. Но если Саша уволится так скоро — а его последнее заявление было: «через недельку», — то Марк может и не найти мотивации для лучшей работы в своей жизни. Нет, вполне возможно, он все же отработает с командой до экватора сезона и даже успеет сильно помочь ей, однако какое настроение будет у него в остатке и состоится ли вообще этот пик — это, как Марк не без удивления осознавал, будет зависеть столько же от него, сколько и от его друга. То есть совпадет ли пиковая выручка УМЦ с личным пиком в карьере Марка — это пока большой вопрос.

В любом случае он пока мог быть явно рад за то, как работает Саша, как он цепляется за те смены и часы, что ему дают. Кротов, начав свою стажировку на выдаче, потом очень неплохо показал себя на сборке и вообще полностью разобрался в системе работы УМЦ, — так что перед первыми майскими днями его уже смело можно было считать вполне себе самостоятельным сотрудником, а не стажером.

Наконец, период высоких продаж формально настал. Наступило 1 мая. Марк и Саша ехали в УМЦ к одинаковому времени — к двенадцати — с одинаковым же предчувствием чего-то необычного, веселого и грандиозного — большой работы, как это удачно назвал Марк. Достаточно было взглянуть на опубликованное вчера в чате расписание, которое даже не уместилось на одной странице: там значилось около пятидесяти человек, и это не считая менеджеров, директора и ночной смены. Помимо собственных сотрудников, ожидалась помощь с других ресторанов, — а из своих работать обязали всех.

Надо сказать, синоптики не ошиблись в прогнозах: дожди прекратились во второй половине 30-го числа, — а уже 1 мая, как по заказу, установилась ясная солнечная погода. Правда, было довольно холодно — всего десять градусов. Но ничто не могло испортить атмосферу праздника. А для Марка и Саши весь Первомай все равно пройдет на УМЦ.

Сразу, как только зашли, они почувствовали непривычное оживление: на прилавке уже была тьма народу, при этом лично Марк не заметил, чтобы там шла сколько-нибудь активная работа. Да и гостей было еще мало. Поэтому многие из сотрудников, среди которых, конечно, мелькали и незнакомые лица — это коллеги с других ресторанов, — просто общались, знакомились, потихоньку занимались пополнением и чистотой; кто-то собирал два высветившихся заказа.

В коридоре также было живо. На Марка и Сашу сразу налетел Артем:

— Ну как, готовы к бою?

Они что-то ответили. Марк обратил внимание на огромное — до потолка — количество булок: они заняли всю правую сторону коридора. В проходе толпились сотрудники: свои и чужие. Вошедшие обменялись несколькими рукопожатиями, а кому-то Марк просто кивнул головой.

Раздевалка, конечно, была занята, но сегодня Марк и Саша подготовились: пришли сразу в форме, накинув поверх обычные куртки, так что осталось только переодеть обувь. Это они сделали, отойдя к черному ходу.

Оттуда им открылся вид на стол заготовок, где уже орудовал Абдулла. Даже случайно брошенным взглядом можно было понять, что сегодня в ресторане ожидается аншлаг: одних только мармитов с салатом Марк насчитал около десяти. Прислуживавший Абдулле стажер (вроде это был Мунир) как раз понес их в большой холодильник. Сам Абдулла, когда увидел Марка, вновь улыбнулся ему, примерно повторив в выражении лицевых складок состояние директора: готовности к большому потоку гостей в течение всего дня и, возможно, нескольким часам непрерывной запары.

Артенскому так было только интереснее. Конечно, за неполных три года он пережил много интенсивов, много откровенно тяжелых рабочих дней, — но такого, чтобы ресторан целенаправленно готовился к конкретному дню и ожидал сумасшедший трафик, — такого в его карьере не случалось никогда. В этом смысле он сегодня выходил на смену как в первый раз, до конца не представляя, как будет построена работа ресторана с составом больше сорока человек: а именно, банально, хватит ли им всем места.

Распределение оказалось следующим. Мы уже сказали, что Абдулла вместе со стажером Муниром, который не отходил от него ни на шаг, делали заготовки. Рядом с ними крутился еще один стажер, который отвечал за проверку таймеров и выполнял прочую черную работу, например, мытье посуды, поломка картона, вынос замороженной продукции из большого морозильника и т. п. В большой зоне, помимо заготовщиков, работали еще пять человек: трое готовили бургеры, из которых один дополнительно отвечал за отдачу салатов, четвертый стоял на фритюре, а пятый закладывал мясо в Prima. Похожая расстановка наблюдалась в малой зоне: двое без остановки готовили бургеры, третий — роллы, и еще два человека жарили продукцию, из которых один иногда помогал на роллах, так как их заказывали очень много.

В зоне фасовки было три человека: по одному на картошке, на снеках и на фритюре.

Еще двух сотрудников вывели за пределы ресторана в качестве промоутеров: один, размахивая флагом, брендированным «Френч Фрайз», отправился завлекать гостей в сторону Рудной, а второй в костюме картошки, собственно french fries, бродил по скверу между «Береговой» и рестораном, раздавая прохожим купоны с акциями в честь праздника. Данные красочные листовки, к слову, — еще один пример подготовки со стороны руководства компании к началу сезона на УМЦ.

Одного сотрудника попросили навести порядок во внешнем складе. Эта обособленная каморка находится аккурат в углу между «Френч Фрайз» и настоящим УМЦ, рядом с черным ходом и зоной принятия поставок, и по своему назначению похожа на гарбидж с той разницей, что в ней хранится только пищевая продукция, в основном напитки в бутылках, сиропы для напитков на розлив и неиспользованные пивные бочки. Вчера, перед началом сезона, была большая поставка напитков, все стихийно свалили на склад — и неудивительно, что там теперь образовался бардак.

Плавно переходя от склада к внешней зоне, которая наконец-то обрела свой замечательный музыкально-развлекательный сезонный вид, отмечаем, что здесь также дежурил отдельный сотрудник, отвечавший за уборку грязных подносов, чистоту столов и стульев и вынос мусора. Вообще, зал и внешняя территория сегодня были распределены между тремя людьми. Наконец-то наняли двух зальщиц, при этом одну из них — местную, Кристину, довольно возрастную, в очках, с характерной степенной походкой, но приветливую и с учетом ее лет симпатичную, для которой УМЦ должен был стать, видимо, чем-то вроде подработки. Помогала ей невысокая Гуля, явно узбечка, тоже немолодая и, как заметил Марк, дружелюбная, хотя и понимавшая на местном языке максимум с десяток слов. Третьим к ним в помощь отправили стажера, — и далее они втроем между собой уже должны были решать, кто убирает зал, кто — улицу, а кто — туалеты; кто выносит мусор, кто моет окна, кто собирает бычки, кто протирает подносы и т. д.

Всех остальных людей отправили на прилавок. И тут также было свое распределение. Согласно расстановке: два кассира, три человека на окне, один на розливе газированных напитков, один на пиве, один на приготовлении кофе и чая, один на десертах, два ответственных за доставку, два человека на выдаче, из которых один помогает в координации менеджерам, два человека стоят у желобов и начинают сборку, раскладывая по заказам бургеры, роллы и салаты; наконец, большинство сотрудников — продолжают эту самую сборку, перемещаясь по всему прилавку с подносами и пакетами и «конструируя» таким образом все заказы. И этим всем управляют менеджеры, координируя работу всего ресторана: на кухне и на выдаче. Если возникают какие-то технические проблемы или форс-мажор — к их решению подключается Артем.

Марку, пожалуй, повезло с позицией — его поставили на кассу. Рядом с ним вторым кассиром была девушка-менеджер с другого ресторана, приехавшая на помощь и, судя по ее грустным глазам и надувшимся щекам, не очень понимавшая, зачем она здесь нужна. Не понимал многого и Марк, — потому что если с кухней, кассой, промо, выдачей, напитками, десертами и окном все было ясно, то достаточно было обернуться на сборку, чтобы… рассмеяться. Возле людей у желобов стояло еще около десяти человек, в том числе и Саша, — и каждый ожидал своей очереди, чтобы получить «заветный» поднос или пакет и далее собрать до конца заказ. Их называли бегунками, — потому что они действительно бегали по прилавку, хватая то напиток, то десерт, то картошку, то закуску, после чего отдавали почти собранные заказы на обычную выдачу либо на окно, а там уже сотрудники докладывали кондименты и выдавали все вместе гостям. Смех же мог возникнуть оттого, что бегунков было слишком много; и все так плотно стояли возле желобов и окна фасовки, что Марк, то и дело оборачиваясь к ним с кассы, представлял себе, что все эти люди как будто толпятся у кассы выдачи зарплаты; ведь, разумеется, и споров, криков, команд и возмущений было очень много — прилавок непрерывно ругался с кухней, пытаясь ее подогнать, та, в свою очередь, огрызалась и просила всех, кто на прилавке, закрыть рты и ждать; менеджерам иногда удавалось разве что разрядить обстановку и предотвратить разрастание конфликтов в откровенные стычки, но, учитывая колоссальное количество сотрудников в этот день на УМЦ, надолго шум не стихал. Доставалось и фасовщикам картошки. В такой тяжелый день, понятно, они сменялись: сначала стоял Айнабек, потом Акмал — довольно улыбчивый восточный парень, чем-то похожий на Бека, затем — люди с других ресторанов. Всем им сегодня досталось: сборщики без конца орали на них, требуя картошку (или кранчи), — и оставалось только поражаться невозмутимости фасовщиков, которые, подобно машинам, ежесекундно раскладывали картошку по порциям и ставили их на боковые полки, в то время как на них сыпался град команд, недовольств, оскорблений и особенно… этих извечных комментариев по типу: «Поставьте уже другого, он вообще ни фига не успевает, мы картошку три минуты ждем!» Сколько таких фраз слышал когда-то сам Марк!..

Интересно, что толпа бегунков как появилась к двенадцати — хотя заказов тогда еще было немного, — так и концентрировалась возле желобов до самой ночи. Они получали начало заказов, бегали, собирали, отдавали на выдачу и возвращались обратно; и так — все время, очень быстро. Сотрудники у желобов зачастую не успевали в таком же темпе раздавать им новые заказы; более того, ждали кухню. Поэтому-то концентрация бегунков не уменьшалась: они стояли, окружив плотным кольцом зону сборки, и пока кто-то один убегал, другой уже возвращался. Марк, глядя на все это, еле сдерживал смех. Он иногда переглядывался с Сашей, и игривые улыбки двух друзей исчерпывали всяческие пояснения.

Так продолжалось, как мы уже поняли, до ночи. И даже после нулей, когда Марк и Саша ушли, заказы продолжали поступать, а бегунки, пусть и в меньшем количестве, собирали их. Но вечером произошел один инцидент, который обратил на себя внимание всего прилавка и несколько оборвал высокий рабочий темп.

Во-первых, скажем, что заготовщик, хотя и контролирует в основном уровень запасов продукции на кухне, может временами захаживать на прилавок. Там тоже есть определенные продукты, которые иногда требуют пополнения: например, сиропы для коктейлей, джемы для мороженого, молочные смеси. Может понадобиться новая пивная бочка, может закончиться сироп для того или иного напитка; в конце концов, могут просто потребоваться самые разные кондименты, которых по какой-то причине нет под рукой. Обычно с такими поручениями дергают кого-то с прилавка, но бывает, что кричат человеку на заготовках: «Пополни это, принеси то!» Во-вторых, заготовщик должен следить за таймерами не только на кухне, но и во всей производственной зоне, а также в большом холодильнике, куда складывается большинство заготовок. Поскольку прилавок является частью производства, то все таймера здесь — зона ответственности заготовщика.

Абдулла, как это было заметно с первых смен, согласно своему мастерству и опыту, уделял внимание всему: таймерам, посуде, заготовкам, разморозке — и аналогично кухне, прилавку и холодильнику. При этом если он что-то не успевал — или не хотел делать, — то сразу своим низким голосом делегировал мелкие поручения тому, кого видел рядом и кого считал наиболее их достойным. Это, к слову, с точки зрения политики компании, никак не возбранялось, а даже поощрялось. Еще в случае запары он зачастую бросал заготовки, вставал на проблемную позицию и начинал, как он говорил, «раскидывать», то есть помогать.

Так произошло и 1 мая, уже под вечер, в районе семи часов. Абдулла — в этот раз в кепке, но снова незаправленный — проходил по прилавку с маркиратором, чтобы проставить таймера. Остановившись у мороженицы, он увидел, что окно не справляется: заказы стынут на специальной полке на колесах, а гости вовсю обступили зону выдачи в ожидании еды.

Абдулла крикнул:

— А че с заказами?!

И, словно не ожидая ответа, бросил маркиратор, отодвинул полку и вклинился в выдачу, буквально оттолкнув стоявших там Шунтова и Кирилла-второго. Встав возле монитора, он тут же принялся ими командовать, указывая очередность отдачи заказов.

Вскоре к окну подошел шатающийся бородатый мужчина, от которого разило водкой: он еле ворочал языком и, судя по всему, требовал от сотрудников отдать какой-то бургер, который те якобы не положили ранее в его заказ. Абдулла, презирая непотребный вид гостя, коротко ему ответил, чтобы тот проваливал. Гость не подчинился. Завязалась словесная перепалка. Очевидно, мужик произнес нецензурные слова в адрес Абдуллы.

После этого тот не выдержал: не произнеся ни слова, снова отодвинул полку, проскочил через весь прилавок, кухню, коридор, вышел через дверь стаффа в зал и затем наружу. Когда он проходил перед прилавком, Марк имел возможность увидеть его свирепый, совершенно дикий взгляд исподлобья — словно разъяренный бык выбежал за пределы ресторана.

Через секунды за ним с кухни выбежал Рамиль.

Ни один из менеджеров вовремя не среагировал; а Артема уже не было на смене.

На улице происходило следующее. Абдулла, хотя и не производивший внешне впечатление качка — у него были довольно худые руки и худая же комплекция, — несколько раз толкнул гостя, после чего тот повалился на ближайшую траву сквера. Там Абдулла еще пару раз пнул его ногой, наказав не появляться больше в черте ресторана. Потом уже подошедший Рамиль сдержал его и проводил обратно до входной группы. Они еще некоторое время стояли на улице; Абдулла успел покурить. Когда он зашел, его вид стал гораздо спокойнее. Он дежурно вернулся к заготовкам.

Марк не заметил, чтобы начальство как-то среагировало на то, что произошло.

Это было первое проявление агрессии со стороны Абдуллы на УМЦ.

Глава 6. Окно

Если кто-то, особенно из новых сотрудников, еще не был хорошо знаком с Абдуллой или вообще не знал, кто это, — то после 1 мая данное имя стремительно распространилось по всему УМЦ. Нет сомнений, что коллеги неоднократно обсуждали его поступок, прокручивая инцидент во всех подробностях, шептались, бросали косые взгляды, особенно когда грубая спина Абдуллы невозмутимо топорщилась около стола заготовок, — стол, как мы помним, повернут к стене, так что заготовщик, делая свою работу, видит именно стену, а не кухню.

Марк судил о коллегах по себе: они с Сашей тоже разобрали данный эпизод, причем, конечно, в тот же день, 1 мая, вечером. Марка более всего удивило безразличие менеджеров: он так и не услышал ни одного замечания непосредственно после возвращения Абдуллы в ресторан, хотя, как он припоминал, они находились рядом и занимались координацией, — может, они даже не поняли, куда ходил Абдулла?! Более того, и в рабочем чате никаких особенных комментариев по этому поводу не последовало. Можно было, конечно, предположить, что Абдулле повезло с тем, что директора уже не было на смене: Марышев, по мнению Марка, точно не оставил бы без внимания такой поступок. С другой стороны, что мешало менеджерам сообщить об этом Артему в чате и передать ему право самому разобраться в действиях сотрудника? Но ведь никакой реакции не последовало и на следующий день. А потом ее можно было и не ждать: историю замяли. Удивление же Марка было вызвано его опытом: он отчетливо припоминал случаи с других ресторанов, когда его коллег увольняли даже за внутренние драки. Здесь же сотрудник поднял руку на гостя, пусть и на пьяницу, — и это оказалось нормальным явлением.

Саша вполне согласился с позицией Марка, хотя на подобный опыт, понятно, положиться не мог. Но тот рассказывал ему столько случаев увольнений по самым разным причинам, что здесь действительно оставалось только удивляться.

Между прочим, на стыке апреля и мая, все в тот же период финальной подготовки к сезону и его долгожданного начала, на УМЦ довольно незаметно произошло еще одно кадровое изменение, которое сперва никто даже и изменением не стал бы называть. В ресторан под видом, как это сказали, «помощи Артему на сезон» пришла бывшая директор УМЦ, увольнявшаяся и вновь вернувшаяся после декретного отпуска Ахметова Диана.

Ее представили во время одной из утренних смен. Марка, как и Саши, тогда не было, они отдыхали, — но потом, на следующий день, Артенский, зайдя в офис, конечно же, увидел Диану. Она произвела довольно положительное впечатление: сразу назвала его по имени, хотя до этого они никогда не пересекались, — видимо, Артем успел ей рассказать про одного из своих лучших сотрудников. Марк, в свою очередь, приятно удивленный, в ответ обратился к ней на «вы», на что она сразу заметила, что не требуется такой официальности и что он вполне может называть ее просто Дианой. Далее Ахметова узнала не без интереса, сколько он работает в компании, спросила про карьерный рост, мол, не хочет ли он развиваться дальше. Марк честно ответил, что нет, потому что летом планирует поступать. Диана спросила и про будущую учебу Артенского и, получив убедительные ответы Марка, взглянула на него сразу вдумчиво и уважительно. Черты ее лица в принципе говорили о некоторой приятной скромности, обычно нехарактерной для директора. Складки на лбу выдавали солидный возраст — ей явно было больше тридцати. Выделялся ее немного длинный нос, который вкупе с улыбкой при определенном ракурсе мог бы стать образцом комической зарисовки. Артенского подкупили спокойствие и уравновешенность Дианы: их, как он подумал, не смогут нарушить даже ожидаемые бурные течения сезонных смен на УМЦ. Может быть, такой человек и необходим ресторану в сезон: ведь он явно сможет скомпенсировать многочисленные выплески эмоций — и от сотрудников, и от гостей, — будет помогать Артему, чтобы тот окончательно не задолбался на директорском поприще, и наверняка возьмет на себя часть его рутинных бумажных работ.

Процесс вливания Дианы в коллектив и возвращения к директорским обязанностям удачно пришелся на период праздников, — и первые майские дни как по заказу получились ясными и, следовательно, удачными с точки зрения трафика. Гостей было много, аккурат по плану, — причем в последующие дни такого наплыва желающих помочь сотрудников, как в Первомай, уже не наблюдалось; ресторан справлялся исключительно собственными силами. Поэтому можно сказать, что и Марк, и Саша вдоволь попотели и узнали, что такое работать на УМЦ в непрерывную запару с непрекращающимся трафиком. Оба провели практически все смены на прилавке, — и каждый из них успел побывать в том числе и бегунком, а под вечер, когда людей на прилавке оставалось не так много, то и полноценным сборщиком. Они работали на окне, на обычной выдаче, собирали заказы на доставку, наливали напитки, делали десерты — в общем, выполняли весь ассортимент работ на прилавке, опять же в условиях устойчивого потока гостей. Конечно, вечером их всегда было меньше, чем днем, — но настолько же меньше оставалось и сотрудников; так что пропорция менялась мало, даже скорее смещалась в сторону большей нагрузки для тех, кто работает до позднего вечера, потому что им действительно приходилось чуть ли не бегать, собирая заказы. К тому же после десяти вечера часто начинался еще один — уже стандартный — наплыв гостей.

Надо сказать, что, невзирая на массовый набор штата, работать допоздна соглашались далеко не все. Даже фултаймеры ставили себе смены, допустим, с девяти до двадцати одного или с десяти до двадцати двух. Кого-то, конечно, уговаривали оставаться работать до двадцати трех, а то и до нулей. Но все равно складывалось ощущение, что людей не хватает. Тот же Абдулла, к примеру, выходил почти всегда с утра: с восьми или девяти, реже с десяти или одиннадцати — соответственно, после двадцати одного в ресторане его, как правило, уже не было. Немцева, Маржигул, Жанна, Леня, Лена, Лида, Шахноза, Давлат — все эти люди тоже обычно приходили рано и уходили также рано, кто-то даже не в двадцать один, не в двадцать, а в шесть или семь вечера, потому что не все были заядлыми фултаймерами, да и просто уставали так работать. Ряд сотрудников — сюда отнесем Севу, Добненко, Кирилла-второго, Шунтова, Вову и других — отличался тем, что они в принципе не любили брать большие смены и работали понемногу и далеко не каждый день: все учились, лавируя и распределяя время между своими зачетами, развлечениями и желанием заработать хоть сколько-нибудь денег. А такие, как Дами с Аидой, а также, пожалуй, Белек — к слову, их подружка, — хотя и ставили смены по восемь-девять часов, но практически всегда отпрашивались домой пораньше. Дискуссионный вопрос, с чем это связано. Марк предполагал, что Аида, например, быстро выматывается на смене, потому что всю свою энергию тратит на грубости и крики в самых необязательных ситуациях, и ей, конечно, не хватает эмоциональной устойчивости; Дами просто уходит с ней за компанию, даром что они постоянно общаются; ну а Белек, по его мнению, в принципе настолько неинтересна данная работа, что она готова уйти в любой момент. Как бы то ни было, но перечисленные три девушки точно являлись исключениями среди тех, кто жаловался на часы весь апрель.

К сожалению, уволился Хан, который не прочь был оставаться и до полуночи, — он нашел другую работу.

Кто же тогда работал на УМЦ в последние часы дневной смены?

Во-первых, особая нагрузка стала падать на ночников. Помимо уже упоминавшегося Сарвара, Марк давно познакомился с еще одним — Маратом. По описанию, он полная противоположность Сарвару: очень худой, энергичный, улыбчивый, очень приветливый; у него короткие черные волосы, густые брови, широкие карие глаза, легкая мусульманская бородка, на которую, поскольку он ночник, менеджеры закрывают глаза, — и, в отличие от Сарвара, он таджик. Марк приметил также Билала, или Билола, которого полностью зовут Билолдин, — он чуть выше Марата и более смуглый, в остальном довольно похож на него, и, скорее всего, он тоже из Таджикистана. Внимание Марка привлекла какая-то исключительная резкость в работе Билала: он все делал без оглядки на стандарты и качество, хотя работал с виду технично, — но, например, пересыпая картошку из фритюра на станцию, даже не давал стечь шортенингу, в результате чего горячее масло неоднократно брызгами налетало прямо на руки фасовщику; или он мог завернуть бургер так, что вся упаковка была в соусе, — и при этом неизменно сопровождал отдачу какой-то скороговоркой на таджикском. Помимо Билала были наняты также и другие ребята — так вот, все они теперь ночью должны не только делать уборку, но и активно работать на кухне. Раньше на приготовление продукции хватало только усилий Марата, а Сарвар утром просто делал заготовки, — но в сезон вся ночная команда помогает УМЦ даже после полуночи добиваться солидного товарооборота. Если бы, правда, этому были рады сами ночники…

Во-вторых, помимо ночной смены, которая выходит обычно не раньше двадцати двух, в ресторане есть люди, которые все-таки работают до двадцати трех или полуночи: это Карина, Рамиль, Илхом, Джон; это также Марк и Саша.

Да, для Кротова майские праздники впервые перевернули его же собственное представление об УМЦ, которое до начала сезона, как мы помним, было крайне скептическим. Постоянные сокращения смен и низкая зарплата, несоответствующая высоким затратам энергии, дали ему всего неделю, чтобы понять, что данная работа не стоит того, чтобы тратить на нее больше месяца. Месяц — это даже много! Саша дошел до того, что назвал Артенскому дату своего предполагаемого последнего дня в компании — 8 мая, воскресенье. Он не верил в обещания Артема насчет большого количества часов, а если бы они и сбылись, то «работать за такую ничтожную зарплату все равно не имеет смысла». На предполагаемую летнюю надбавку он, как мы видим, тоже особо не рассчитывал.

Но наступили праздники, и Саше вдруг действительно перестали двигать смены. Каждый день просматривая расписание, он с удивлением находил свое время несокращенным, а иногда даже видел запись: «Кротов Александр: 12:00 — 23:00». То есть он планировал работать с двенадцати до двадцати двух, по десять часов, а здесь его рабочее время даже увеличили! Он был отнюдь не против такого изменения, особенно с учетом того, какие маленькие смены ему ставили в апреле. Марк тоже поддерживал график друга и нередко оставался вместе с ним на работе и до полуночи: учитывая, что гости все шли, а ночники больше думали об уборке, чем о работе на кухне, такое спонтанное увеличение смен только поощрялось. Менеджеры часто просили их задержаться, они соглашались — и таким образом добирали часы, которые могли потерять из-за плохой погоды. Кстати сказать, они не только не уставали работать допоздна, но и испытывали определенный драйв от высокоинтенсивных, динамичных смен. Во всяком случае, это было куда лучше, чем уходить со смены в середине дня из-за очередного дождя.

И вот, по мере всех этих изменений, кое-что в отношении Саши к УМЦ, видимо, стало меняться. На словах, правда, Кротов остался верен тому, что говорил о «Френч Фрайз» ранее. Но зато он не только не уволился восьмого числа, а, напротив, оставил временные возможности на следующую неделю. При этом Марк не мог не замечать яркие глаза друга, когда они — зачастую уже за полночь — выходили из ресторана и под свет фонарей и шелест пробудившейся листвы бежали через сквер к «Береговой». Кротов тогда выглядел возбужденным и не скупился на слова. Даже голос его словно становился торжественнее и громче:

— Я в шоке: меня уже седьмую смену подряд не отпустили домой! Это я внезапно стал нужен ресторану или почему? — вопрошал он с улыбкой, оглядываясь как раз на оставшийся позади УМЦ.

— Странно, что никто не может работать. Вроде столько сотрудников…

— Я тоже не понимаю. Все так жаловались на часы, всем сокращали смены, а теперь меня — меня! — просят задержаться! Невероятно!

— Ну, многие не дождались и ушли. Или перевелись. Ты, кстати, тоже хотел… — напомнил Марк. Разговор происходил как раз 8 мая, и назавтра у обоих стояла очередная длинная смена.

— Реально! — широко усмехнулся Саша.

— Хорошо, что ты передумал, — аккуратно заметил Марк.

— Ну, я не то чтобы передумал. Просто мне пока нужны деньги. А так — все равно эта работа ни к чему не ведет. Чисто для временного заработка. Лучше саморазвиваться и заниматься чем-то таким, что тебе реально понадобится в жизни. Только так можно преуспеть.

Артенский сделал вид, что пропустил слова о саморазвитии, и уточнил:

— Ты все-таки уволишься?

— Да. Я думаю еще две недели поработать: чисто чтобы заработать побольше денег. А потом, где-то после 20-го числа, уволюсь.

— Такая точность… — усмехнулся Марк.

— Ну да, — улыбнулся в ответ Саша. — Кстати… — он достал телефон и открыл на нем календарь. — Вот, 22 мая! Почему бы и нет?

— Ты уволишься 22 мая?

— Да. Это будет мой последний день.

— Что ж, ну хотя бы месяц получится… — не без сожаления произнес Марк. — А ты прямо точно хочешь уйти?

— Да.

— Может, все-таки нет? — полушутя попробовал предложить Марк.

— Так а какой смысл оставаться? Зарплата гораздо ниже среднего по рынку, и, чтобы заработать нормально, нужно работать вообще каждый день по двенадцать часов, — это при хорошей погоде.

— Кстати, нам теперь так и ставят.

— Да, реально. Но это наверняка временно. Вот если пойдет дождь — опять сократят смены. Даже летом, когда будет тепло, вряд ли в будние дни всем поставят по двенадцать часов. Гостей же не будет так много.

— Наверно. Хотя мне обещали…

— Да-да, обещали. Я уже понял, как здесь обещают, — при этих словах оба кивнули, потому что с некоторыми вещами невозможно было спорить. — И опять же любая работа, которая поможет тебе развиваться, даже с такой же зарплатой, как здесь, будет лучше. Потому что ты получишь опыт, который пригодится тебе в будущем. А здесь ты просто работаешь физически, получаешь чертовски мало и не имеешь никакого развития. Вот и весь «Френч Фрайз».

Таковы были суждения Саши о работе на УМЦ в начале мая.

А после праздников, как и предупреждал Кротов, погода снова на несколько дней ухудшилась. Гостей, впрочем, все равно уже было больше, чем ранней весной, дожди спугнули не всех, — но и сотрудников, как мы говорили, заметно прибавилось. Поэтому менеджерам все равно приходилось корректировать расписание на ходу.

В один из таких дней состоялся памятный для Артенского разговор на троих с Сашей и Абдуллой, когда все трое работали на прилавке. Гостей почти не было, Кресцев, управлявший сменой, отпустил половину персонала домой, перевел Абдуллу с заготовок на кассу — и под вечер на передней линии остались как раз обозначенные три человека.

Марка удивил расслабленный вид Абдуллы, который стоял, снова незаправленный, опершись на кассовый ящик, легонько покачивался, теребил в руках какой-то купон, — а потом стал внезапно рассказывать о своих предыдущих ресторанах. Настроение его при этом было на удивление приподнятым, он часто играл улыбкой на лице — и она сейчас вовсе не выглядела такой уж страшной.

— Саша, че ты, давно работаешь? — кажется, только в этот день он, наконец, узнал, как зовут друга Марка: сотрудников на прилавке стало так мало, и они столь часто пересекались, что это оказалось возможным.

— Завтра будет три недели, — ответил Кротов.

Здесь он отвлекся на сборку появившегося заказа, но услышал в ответ:

— Красавчик.

— А ты сколько в компании? — вдруг спросил Марк, продолжавший искоса поглядывать на своего собеседника, пока Саша собирал и отдавал заказ.

— Ну где-то… два с половиной года.

— А где ты до УМЦ работал?

— Я в разных местах: на «Заводском», в «Площади», на Ветреной еще… — Абдулла перечислял рестораны, так же как и УМЦ, условно названные в честь торговых комплексов, важных объектов, метровокзалов или магистралей. — Последнее, где работал, — «Заводской».

— А почему ты ушел оттуда?

— Ну там… Я на заготовках все время работал, приходил с утра, все делал. У меня, короче, девушка была, — Абдулла вдруг впервые отвернулся в сторону зала, как будто пытался вспомнить, — то есть как… Я, короче, встречался с одной: ну мы сначала общались, потом жили вместе. А потом я расстался с ней. После этого я работал, и мне все стали говорить, «че я плохо работаю, почему не успеваю». А я вообще один там все заготовки делал. Ну, в итоге я ушел. Мне сказали, чтобы я искал другой ресторан.

Марк заинтересовался историей Абдуллы только потому, что он ровным счетом ничего не понял, — разве что Рахмонова, видимо, просто слили с прошлого ресторана, не простив ему какую-то интрижку. Здесь можно было развернуть много вариантов: связи той девушки с руководством, вспыльчивый характер самого Абдуллы, в чем сотрудники УМЦ могли убедиться совсем недавно, наконец, возможно, какой-нибудь конфликт того же рода на «Заводском», который стоил ему места в ресторане.

Тут к разговору снова присоединился Кротов:

— Ну а сейчас как на личном?

Марка отвлек гость, подошедший за кондиментами. В это время Абдулла что-то ответил Саше, причем он снова не преминул улыбнуться. Кротов вроде бы спросил у Абдуллы про его приход на УМЦ, на что Марк краем уха услышал дежурные уже фразы про сезон, надбавку и большое количество часов. Видимо, решил Артенский, Абдулла — типичный фултаймер, нашедший ресторан, где ему дадут много работать. «Только нехорошо, что он нападает на гостей».

На следующий день на УМЦ официально сменился директор: Артем Марышев покинул ресторан, чтобы приступить к управлению другим «Френч Фрайз», и на его место, как нетрудно догадаться, встала Диана. Это и есть то изменение, о котором было сказано выше, но которое сперва никто не понял, не осознал. Марк тоже не догадался, — хотя подобные случаи в его карьере наверняка происходили, и не раз.

Примечательна форма, в которой сотрудники УМЦ узнали, что у них теперь новый директор: Артем просто написал в УМЦ пару слов о том, как ему приятно было со всеми работать, пожелал всем удачи и покинул чат. Тогда-то Марку окончательно стало ясно, что Диана пришла на УМЦ менять Артема, а не помогать ему в сезон. Такой образец смены директоров чаще всего и применяется в сети ресторанов «Френч Фрайз». Действительно, Марк с его опытом мог бы сообразить, что два директора на один ресторан — это жирно. Видимо, его, как и всех, смутила особая роль УМЦ как топового сезонного ресторана с огромным товарооборотом в перспективе, — почему идея помощи вторым директором выглядела вполне правдоподобной.

Итак, Артем ушел, Диана осталась. Для Марка, впрочем, это кардинально ничего не изменило. Он, конечно, немного посокрушался про себя, потому что в определенной степени был привязан к Марышеву и шел на УМЦ к нему, — но зато хотя бы с ним теперь работает Саша, да и сезон формально уже начался, — унывать ни к чему. К тому же Марк все равно собирается отработать до середины лета и потом уйти, заняться поступлением. А пик его работы может случиться и без Марышева.

Конечно, Марк не мог не подумать о нраве нового директора: он всегда был очень придирчив в этом вопросе, причем крайне избирательно. Ему точно были не по душе авторитарные способы управления — от директоров с такими замашками он просто бежал. Но руководителю достаточно было сплоховать и в какой-нибудь мелочи, чтобы Артенский стал отзываться о нем плохо, даже при коллегах.

Однако и здесь Марк не нашел, к чему бы придраться. Диана провела на УМЦ уже все майские праздники — и он пока не видел, чтобы она где-то сорвалась или повела себя по-хамски. С выводами, правда, Марк тоже пока не спешил: он уже уяснил себе за время работы в разных «Френч Фрайз», что в отношении директоров, пока ты с ними работаешь, выводы лучше вообще не делать, — но Артенский был убежден, что такого спокойного руководителя он еще не встречал.

Вообще, многие вещи в сети «Френч Фрайз» он воспринимал как бы по инерции. Три года работы в разных ресторанах сделали его в определенной степени бесчувственным к происходящему. Разве могло на сменах произойти что-то такое, чего он не видел?! Общепит к тому же сам по себе является настолько живой и увлекательной областью, что за один месяц там можно застать столько событий, сколько на иных работах не накапливается даже в течение года. Поэтому и уход Марышева Марк воспринял стойко, как часть такой динамичной, быстро меняющейся работы. Правда, УМЦ уже успел удивить его своей сезонностью и масштабной плановой подготовкой к самым жарким дням: например, такого наплыва стажеров, как в апреле, Марк в других ресторанах не видел. Да и в целом: техническое и кадровое изменение ресторана перед началом сезона, первые майские смены, огромное количество сотрудников, большой товарооборот, необычная стилистика работы, позднее возвращение домой вместе с другом — все это было для Артенского в новинку и потому произвело впечатление. Он ловил себя на мысли, что ему дико интересно, что же тут будет летом. Впрочем, очень скоро Марк остужал свое любопытство: УМЦ — его последний ресторан, и в середине лета он собирается уходить. В конце концов, сезон формально начался, официальная часть подготовки закончена, штат, хотя и набран, все равно вечно будет меняться: таков общепит, — поэтому, кроме больших трафика и товарооборота, каких-либо еще открытий от УМЦ ждать, наверно, не стоит. Именно так Марк в мыслях убеждал себя в правильности давно уже назревшего и нависшего над ним, как дамоклов меч, решения: увольнения из «Френч Фрайз».

Впереди еще, если верить кое-чьим словам, было увольнение его друга, Саши Кротова. Марк старался не воспринимать их всерьез, хотя и опасался снова спрашивать его об этом напрямую — чтобы лишний раз не напоминать. Сам Саша пока не повторял известную дату вслух: 22 мая, его предполагаемый последний день.

Артенский все время помнил о том, что в новогоднюю ночь Кротов советовал их общему другу никогда не переступать порог «Френч Фрайз», а теперь они работают на одном прилавке. С другой стороны, Марк всегда считал Сашу непредсказуемым в решениях, пусть и не имея представления, как это может проявиться в работе. Поэтому он решил продолжить избегать данной темы, оставив финальное слово за Сашей.

Между прочим, на УМЦ появился один продукт, который мог бы заинтересовать Сашу и заставить его хотя бы повременить с увольнением. И наше повествование будет неполным, если не сказать о том, что во второй декаде мая в ресторан впервые привезли бочки с вишневым пивом Cherry berry («Черри Берри»).

На самом деле, этой новинки ждали очень многие сотрудники ресторана, даже некоторые узбеки и таджики. Правда, пиво нужно было еще подключить, а следовательно — провести дополнительные пивные линии. В связи с этим в ресторан приехал техник, который расширил пивную станцию и, соответственно, алкогольный ассортимент ресторана. Однако даже после его работы пиво нельзя было попробовать, так как оно все еще оставалось недоступным для продажи. Это выглядело по меньшей мере странным, потому что «Черри Берри» заявлялся как сезонный продукт еще в мартовских письмах на почту ресторана. Соответственно, вишневое пиво должно было появиться в меню как минимум к Первомаю. Значила ли данная оттяжка, что под истинным сезоном понимается лето, а май — это только разгон? Марк не знал, как понимают термины в руководстве компании, но он видел, какой трафик повалил на УМЦ с первых дней мая, и представлял себе, что вишневое пиво в меню ресторана было бы очень кстати.

Итак, сотрудники с нетерпением ожидали, когда же в кассовой системе будет разблокирована кнопка с наименованием «Черри Берри». Настроение команды в целом было куда более позитивным, чем в апреле: несмотря на периодические изменения в погоде, работали все теперь больше, коллектив стал разнообразнее, смены — шумнее и динамичнее, поэтому даже при непрерывном трафике на УМЦ царила в основном довольно веселая, кипучая атмосфера.

Как мы уже говорили, с началом сезона заметно преобразился прилавок: там появилось несколько дополнительных позиций. Марку это очень понравилось. В течение одной смены можно успеть сменить кучу ролей: сейчас — бегунок, через полчаса — кассир, потом — на окне. Окно вообще показалось ему самой приятной позицией, хотя его и ставили туда не так часто, как хотелось бы: оттуда открывается отличный вид на передние деревья сквера, в которых, уходя, теряется основная дорога, выводящая к «Френч Фрайз»; временами дует ветер — пока еще холодный и противный, но летом он станет прекрасным противовесом жаркой кухне ресторана; мимо проходят гости — с напитками, мороженым, упаковками из-под вкуснейшей картошки, а другие еще только подходят к кольцу терминалов, предваряющему вход в ресторан, и Марк ждет очередной поток заказов. В это время ему приносят уже имеющиеся подносы и пакеты, он заканчивает сборку, кладя на них кондименты, и выдает гостям. Все происходит быстро, на один заказ тратится не больше десяти секунд, чтобы не нарушить высокий темп работы и не дать гостям остывшую еду. А если сборка не успевает, можно накричать на нее — это называется в компании координацией — и потребовать быстрее шевелить руками. Марк иногда через весь прилавок орет, почему долго не собирается тот или иной заказ, — так приходится делать только потому, что окно заметно удалено от сборки, да еще прикрыто полкой на колесах, куда бегунки кладут заказы, — и во время запары по-другому координироваться со сборкой невозможно.

Один раз Марка поставили на окно помочь Дами: вместе они выбрались из запары и раскидали все заказы. После этого Дами отправили на обед, а Марка оставили на окне. Запара, наконец, отступила, можно было отдышаться. Шла условная середина смены — пять часов дня, — и сотрудники, лениво занимаясь чистотой и пополнением, в основном громко общались, перебивая друг друга очередными шутками и приколами. Марк хотел к ним присоединиться, но понимал, что не может оставить окно без присмотра. Поэтому он тоже занялся пополнением: отодвинул в сторону полку, нашел под прилавком ложки, вилки, ножи и сахар и стал раскладывать все это на своей выдаче.

В этот момент справа кто-то подошел. Марк обернулся и по привычке произнес:

— Какой-то вопрос?

Он был уверен, что это очередной стажер. За последний месяц стажеры постоянно обращались к Марку, спрашивая его о самых разных аспектах работы.

Рядом с ним стояла сотрудница, которая действительно устроилась недавно, но уже, наверно, не считалась стажером. Ранее Марк обращал на нее внимание только потому, что на ней из-за нехватки формы — в частности, брендированных брюк — были даже не какие-нибудь другие черные брюки в качестве временной замены, а укороченные спортивные штанишки — бриджи. Сейчас форма нашлась, и она была одета как подобает сотруднику «Френч Фрайз».

— Тебе тут, наверно, хорошо, — произнесла девушка, искоса взглянув на Марка.

Артенский впервые услышал ее голос — очень приятный, мягкий, мелодичный, похожий на совсем девчачий, что проявилось в некоторой медлительности произношения и внезапных звонких гласных. Он взглянул на девушку и, как признался потом, чуть не потонул в ее глазах.

Она была невероятно красива. Кепка с логотипом «Френч Фрайз» не могла оттенить или скрыть прекрасные черты. Прежде всего Артенского поразил на месте ее взгляд: у девушки были очень большие изумрудные глаза, — и она так глубоко, но игриво посмотрела на Марка, что тот… сразу потерял слова и глупо заулыбался. Девушка, видимо, поняла это впечатление, отвела взгляд и стеснительно улыбнулась в ответ. На ее бледной коже тут же показались небольшие складки — «щечки», — сделавшие ее внешний вид одновременно очень милым и… виноватым. Такое сочетание имеют любимые нами домашние животные, которых обыкновенно хочется приласкать и потискать. Марку пришла на ум именно такая ассоциация, и он действительно многое отдал бы за то, чтобы прямо здесь, на окне, обнять это удивительное создание, поцеловать и подергать за волосы — две светлые длинные косички, свисавшие из-под кепки и переливавшиеся в блеске солнечных лучей. Детские черты в образе девушки моментально вызвали в нем привязанность, а весь ее облик — тепло и симпатию.

— Хорошо, когда светит солнце, — произнес Марк первое, что смог.

— Слишком жарко, — заметила она.

— Середина мая, у нас всегда так.

— Я из другого города.

— Откуда? — спросил Марк.

— Из Мельничного.

— Ого.

Он прикинул, насколько это далеко от Станумска: Мельничный находится на самом востоке, — и вслух произнес:

— А ты давно здесь?

— С начала апреля где-то.

— Ты просто так приехала или…

— У меня тут сестра живет. А так — да, просто… — ответила она и замолчала. Легкий хрип и последовавший за ним кашель свидетельствовали о том, что девушка, по всей видимости, недавно болела. На Марка вдруг свалилась колоссальная жалость за состояние своей коллеги.

Он решил ее развеселить:

— Надо будет съездить в Мельничный.

— Поехали, — к удивлению Марка, ответила она. — Я как раз осенью собираюсь, мне будет не так скучно.

— А там обычно скучно?

— Там нечего делать, — сразу признала девушка, снова очаровав Марка своей милой улыбкой.

В этот момент на мониторе стали появляться заказы, к Артенскому еще обратился гость. Девушка вернулась на сборку, и разговор прекратился.

Никто из сотрудников, как показалось Марку, не обратил на них внимания. Окно неслучайно считается на УМЦ «интимной» зоной: полка для заказов прикрывает часть обзора, еще там есть столб, являющийся одной из опор здания, — так что в период спада на окне теоретически можно поговорить тет-а-тет и остаться незамеченным.

В этот раз прилавок сам по себе находился в таком веселом настроении, что никому не было дела до окна: сотрудники могли убедиться, что там работает Марк, а куда отошла одна из сборщиц — этого они, скорее всего, не только не знали, но и не заметили. Такое часто бывает, когда на смене очень много людей. Вполне возможно, они даже не поняли, кто именно отошел, — так что если бы кто и спохватился, то спросил бы не иначе, как: «Где еще один человек со сборки? Человек!»

Марка это точно не должно было удивить, ведь до сегодняшнего дня — до окна — он и сам практически не замечал девушку и даже до сих пор не знал, как ее зовут. Но начиная с этого момента стал почти все время думать о ней и о состоявшемся разговоре.

Так вот, прилавок: там было шумно, весело и во всех смыслах несерьезно. Алина, которая заметно изменила свой стиль управления после неприятного инцидента с уходом со смены кухни — ту смену Марк, к слову, стал называть «сменой после „Нарка“», — последнее время была так далека от образа принципиального менеджера, что на многое закрывала глаза, давая сотрудникам работать спокойно и расслабленно. Вот и в обсуждаемый день она, бодро приняв смену и раздав поручения, потом спряталась в менеджерской и выходила оттуда разве что покурить. На фоне откровенно слабого управления прилавок превратился в небольшой клуб, где разные люди, оказавшиеся в одном месте в одно время, расслабленно общались, перемежая разговорные процессы рабочими. Пока Дами и еще кто-то обедали, тот же Саша, например, общался с Сергеем — еще одним недавним стажером, прикольным малым, с которым хотел бы сдружиться и сам Марк. Помимо внутреннего добродушия и качеств приятного собеседника, он интересен еще и тем, что живет тоже в Южном, то есть совсем недалеко от Марка и Саши. Пару раз они там случайно встречались. Их сближение и общение, очевидно, только набирает обороты. Действительно, Марку, как и Саше, очень импонирует Сергей — притом что тому всего лишь восемнадцать лет и он только собирается выпускаться из школы.

Другие сотрудники даже с появлением новых заказов не спешили приступать к работе: «Все равно будем ждать кухню», — как сказал Леня, и продолжали травить шутки и вспоминать разные веселые моменты со смен. Марк все так же стоял на окне, регулярно посматривая в сторону девушки и пытаясь понять из обращений и диалогов коллег, как ее зовут. В смешении голосов вычислить одно-единственное имя оказалось непросто. К сожалению, на ней не было бейджа: видимо, к моменту ее устроения на УМЦ все бейджи растащили предыдущие стажеры, так что коллеги тоже могли не знать имени девушки или, чтобы точно не ошибиться, обращаться к ней одним из таких вариантов: «Эй», «Ты», «Смотри», «Слушай», «Поставь», «Принеси» и т. п.

Так продолжалось где-то полтора часа. Люди с прилавка по очереди ходили на обед. В районе половины седьмого поесть отпустили Марка. Он втайне надеялся, что, может, отпустят также светловолосую девушку, хотя он понятия не имел, ела она до этого или нет.

Марк провел обед на веранде. А когда вернулся на прилавок — девушки нигде не было: ни на сборке, ни на окне, ни на выдаче. Он смекнул, что либо у нее закончилась смена, либо ее отпустили домой пораньше.

С целью выяснить-таки, как ее зовут, Марк как бы невзначай изучил планшет с расписанием. До семи в списке значились два человека, но это точно не могла быть она.

«Скорее всего, отпустили раньше».

Он еще раз прошелся по именам, чтобы сделать хотя бы предположение. Проблема заключалась в том, что расписание сегодня, как и во все последние дни, было просто огромным и растянулось на всю страницу. Мешали многочисленные пометки менеджеров. Да и Марк не мог себе позволить долго возиться с планшетом — это не то, чем следует заниматься на работе. Так что вопрос, который сейчас мучил его больше всего, пришлось отложить до конца дня.

После смены, когда они с Сашей шли до «Береговой», Марк не отрывался от телефона. Он просматривал фотографии участников чата УМЦ, чтобы найти ту самую девушку. Однако ее изображения он ни у одного номера не увидел. Зато в чате висело несколько номеров без фото, и было понятно, что один из них принадлежит ей — «она же должна быть в чате!»

Провалившись таким образом, Марк зашел в чат расписания и вновь стал изучать сегодняшний график, публиковавшийся там вчера. Он пытался угадать и прикинуть, как могли звать девушку. Это продолжилось и в метро — благо Кротов отстраненно сидел и слушал музыку, даже не подозревая, чем занят его друг.

Марк, конечно, мог рассердиться на себя за то, что стал таким невнимательным и неучтивым ко многим новичкам, приходящим на работу в рестораны «Френч Фрайз»: это проявляется прежде всего в том, что он воспринимает их как очередных рабов-халдеев, пустившихся по волне развития станумской сферы услуг и не знающих, где еще можно заработать, кроме как в общепите. Такое отношение с течением его карьеры, понятно, только усиливалось, а в последний год стало чуть ли не абсолютным. Действительно, если три года назад, когда он только пришел в компанию, для него все было в новинку и он запоминал имя каждого коллеги, с которым ему посчастливилось поработать, то теперь, к моменту данного повествования, он почти не интересовался текучкой сотрудников, считая, что «все они повторяют друг друга, все похожи и так и будут вечно меняться». Он даже особенно вынашивал эту мысль, пользуясь где-то слышанными словами из классической психологии, и называл данный эффект «повторением архетипов». Что это значит?

Это значит, что, сколько бы различных людей ни приходило в рестораны, все они заранее будут принадлежать к определенным типам, или архетипам, и число таких архетипов, скорее всего, строго ограничено.

Только после продолжительного времени работы на одном месте Марк мог додуматься до такого обобщения. А способствовали этому, что интересно, воспоминания. Работая условно с каким-нибудь Суннатом, Марк находил, что он очень напоминает ему Шехзода, который работал тогда-то и был таким классным. В стилистике работы условной Даши он видел повторение Светы, которая как жаль, что уволилась столько-то месяцев назад. И вот так практически с каждым стажером: кто бы ни пришел в компанию, Марк очень скоро видел в нем повторение того, с кем работал ранее, и сразу же на каком-то инстинктивном уровне причислял его к определенному архетипу. Потому он и решил, что число архетипов ограничено, поскольку практически не видел в стажерах исключений — редко когда кто-либо из них был настолько уникален, что Марк затруднялся провести хоть какие-то параллели с прошлым. К тому же в один архетип запросто может поместиться несколько человек — до того схожи в чертах многие сотрудники «Френч Фрайз».

Конечно, эти мысли — а правильнее назвать их наблюдениями, — отнюдь не были для Марка приятными. Ему бы, конечно, хотелось больше сталкиваться с открытиями, а не с повторениями. Возможно, в том числе и поэтому он назвал весь коллектив работников «Френч Фрайз» в целом халдейским, а себя — типичным халдеем. Это люди, которые как будто кровью смешали себя со сферой услуг: следуют ее стандартам и правилам — и ненавидят их, вечно хотят уволиться — и не сделают этого в девяноста девяти случаях из ста. Это своего рода образ жизни. Поэтому понятны желания Марка дожить до середины лета и поскорее уйти, перестать тратить время на халдейскую работу. По той же причине он не раз сам себя оправдывал за свое пренебрежительное отношение к стажерам. Возможно, это сказано сильно. Но он действительно иногда плохо запоминал имена, мало интересовался впечатлениями о работе, обращался только по рабочим моментам, не вникал никогда, кто с кем дружит, кто с кем общается…

Так получилось и с этой девушкой. Марк пытался оправдать себя за то, что не потрудился узнать хотя бы ее имя. А ведь она работает на УМЦ уже, наверно, две недели: где-то примерно столько он ее видит. И за все это время он обратил на нее внимание только в связи с формой. А потом даже не посмотрел в ее сторону, пока она сама не подошла. Да, все-таки Марк укорял себя за невнимательность, — это в результате нее он теперь гадает над таким простым вопросом.

Светловолосая девушка, конечно, точно явилась исключением из его архетипов. Последний раз такое было с Сашей, но то — другое дело: Саша — его друг, Марк его давно знает, и для него он в принципе оригинален. Девушку же он впервые увидел на УМЦ, но был убежден, что еще никогда не встречал такую, как она, ни в одном ресторане «Френч Фрайз». Красивых в сети в принципе очень мало. Девушка же показалась ему не только красивой, но и чертовски милой и обаятельной. Вот и сейчас в метро Марк все время думал о ней. А архетипы его больше не волновали, он готов был забыть о них.

Наконец, изучение чата дало свои плоды. Сравнив расписания предыдущих дней с сегодняшним и проследив по неделям историю появления новых сотрудников с их временем работы, он остановился на одном из них: Ситцева Екатерина. Катя.

Практически все ее смены были похожи: двенадцать — двадцать либо двенадцать — двадцать один. В расписаниях она стала появляться как раз две недели назад, ее сразу определили на прилавок. Марк припомнил, что именно в обозначенный промежуток он обычно и видел девушку в ресторане.

«Скорее всего, это она».

В сегодняшнем расписании у Кати также стояла смена с двенадцати до двадцати одного. Вспомнив, что в семь часов вечера девушки в ресторане уже не было, он убедился в предположении, что ее все-таки отпустили домой раньше. Это вполне могло случиться, так как к девятнадцати основной поток гостей стал меньше, и Алина имела основания для коррекции расписания.

Дальнейшие действия Марка были как никогда просты. В том же чате расписания каждый из участников еженедельно присылал свои временные возможности, чтобы получить смены на следующую неделю, — а рядом указывал фамилию. Этим и воспользовался Марк: он довольно быстро нашел последние временные Кати и таким образом узнал ее номер. Теперь оставалось только написать.

К этому моменту Марк и Саша как раз выходили из метро. Артенский все-таки не был уверен на все сто процентов, что он пишет той самой девушке. Поэтому, чтобы вдруг не оконфузиться, он послал ей дежурное «Привет» и спросил, действительно ли ее сегодня отпустили пораньше. В случае ошибки такое сообщение не сулило Марку подозрительных вопросов и непонимания: как универсал, он смог бы откупиться общими фразами о рабочих моментах.

После своего сообщения Марк пока спрятал телефон в карман брюк, ожидая, что Саша заведет какой-нибудь разговор. Они вышли на Полевую, и Кротов действительно сказал:

— Скорее бы у нас ввели «Черри Берри» — жду не дождусь!

Марк, в последнюю очередь думавший сейчас об алкоголе, спокойно ответил:

— Да, будет интересно.

— Я почти уверен, у нас половина ресторана будет бухать. Сразу же, в первый день! — рассмеялся Кротов.

— Ну да, — согласился Марк. — Все же такие богатые. Оно же наверняка будет очень дорогое.

— Наверно. Но попробовать все равно надо. Чисто где-то треть зарплаты выкинуть на пиво, — продолжал Саша, пребывавший сегодня просто в отличном настроении.

Марк по известным причинам не вполне мог ему соответствовать. Точнее, у него тоже как будто было отличное настроение, но совсем иного рода. Впрочем, конечно, он старался разделить состояние друга: смеялся, улыбался, поддакивал ему, когда тот вспоминал прошедшую смену, — но регулярно доставал из кармана телефон, как будто следил за результатом футбольного матча.

Сашу это нисколько не удивляло: Марк в принципе часто после смен не расставался со своим гаджетом, да и сам он тоже. Кротов к тому же был не из тех, кто стал бы подсматривать, кому пишет Марк, и задавать потом разные вопросы.

Домой друзья, судя по всему, не спешили: когда они дошли до дома Марка, Саша на волне своего настроения предложил прогуляться еще. Артенский, находившийся в своеобразном полете мысли, согласился не думая. Они направились на восток, в сторону так называемых Карьеров.

До этого чудного места Марк и Саша, правда, не дошли, но остановились в створе Загородного моста, являющегося перспективой Загородного шоссе через Рудную. В отличие от территории близ УМЦ, здесь река находится в минимуме ширины, что объясняют не иначе как искусственным уменьшением ее протока и образованием тех самых карьеров: они уже виднелись издали, представляя собой разделенные узкими участками земли водоемы. С них вовсю слышался гомон чаек. Твердый песчаный берег, крутые склоны с багряным налетом и концентрические выступы по периметру водоемов создали легенду, что когда-то здесь добывали или пытались добыть руду, — что и стало достаточным поводом называть данное место Карьерами.

Чуть ближе виднелся целый кластер гимнастических снаряжений, тренажеров, столов и полей: этот спортивный городок, отстроенный всего два года назад и формально воспринимаемый жителями района как часть Карьеров, в прошлом году стал своеобразным центром притяжения для Марка и его друзей, — Артенский с нетерпением ждал разгара теплого сезона, чтобы снова проводить здесь летние вечера.

Сейчас пока — а шел уже первый час ночи, — было еще довольно холодно для Карьеров. Саша не выдержал и достал из рюкзака шапку:

— Шапка в мае — как тебе такое? — пошутил он, надевая головной убор.

Марк, противодействуя поднявшемуся с реки ветру, посильнее сжался в свою куртку и отвернулся от Рудной. Именно холод заставил друзей пойти обратно.

В это время у Артенского завибрировал телефон.

«Привет, да. Намного раньше».

Марк почувствовал внезапную радость от этого сообщения. Впрочем, он ни на секунду не забыл, что рядом с ним Саша, поэтому внешне никак не выдал свои эмоции.

Кротов, уже в шапке, все равно больше думал о погоде:

— Последний год в Станумске вообще какой-то холодный. Как в сентябре резко похолодало — так до сих пор. Через две недели лето, а сейчас — как будто ноябрь.

Пока Саша так размышлял, Марк написал Кате, что не заметил, как она ушла. Кротову он ответил:

— Днем было довольно жарко.

— Но сейчас очень холодно. Для середины мая.

Марк тут же получил новое сообщение:

«Ты искал мой номер в чате, чтобы спросить?»

В конце Катя поставила смайл, и Артенский не удержался от улыбки. «Это точно она».

Сомнений больше не могло быть — ведь только сегодня они встретились и разговаривали на окне.

Марк ответил ей как есть, что увидел номер с помощью временных. Катя, видимо, об этом не догадалась, поэтому в следующем сообщении «Понятно» пририсовала еще один смайл. Она написала, что ушла где-то без десяти семь. Марк прикинул, что в это время он еще обедал на веранде.

Затем он спросил ее, как она все-таки приняла решение переехать в Станумск, ведь это так далеко от Мельничного. Девушка ответила, что внезапно: просто решила, купила билеты, собралась и переехала.

«Это очень смело», — прокомментировал Артенский.

«Наверно».

«А в Мельничном реально все так плохо?» — спросил Марк, возвращаясь к разговору на окне.

«Да. За день можно спокойно обойти весь город».

«Это же, получается, не город, а большой поселок?»

«Так и есть», — она приписала теперь грустный смайл, и в этом духе Марк ответил ей:

«Печально».

Все это время они с Сашей шли обратно по шоссе. Кротов иногда просматривал сообщения в рабочем чате, что-то говорил. Поскольку беседа с Катей пока оборвалась, Марк вернулся к другу, хотя он делал вид, что и так с ним.