Чудесные дожди
Дождь у неба не просил прощенья…
Дождь у неба не просил прощенья,
Разливая в лунных лужах дрожь!
Кто сказал, что это невезенье?
На полях напьётся нынче рожь!
Запечатать бы печаль… Безбрежен
Океан пролитых небом слёз,
Но не будем хоронить поспешно
То, о чём жалеть бы не пришлось.
Непогода завтра всё ж проспится,
От души натешившись сполна.
Спрячется под лист хмельной водица,
Утечёт — и не было дождя!
А сейчас на улицу не выйдешь,
Не спасёт ни плащ, ни старый зонт.
Слышно, как спускается по сливу
Дома засыпающего вздох.
Не заснуть мне… И дождю не спится.
Не сойти бы нам с дождём с ума.
Он стирает с улиц дней страницы,
Я рукой стираю дождь с лица!
Подарю тебе…
Подарю тебе город, мой город безумных надежд,
Что вгрызается в осень намокшими стрелками улиц.
Под седеющим небом промчался дней летних кортеж,
Пассажиры его навсегда растворились в июле.
Только ты не забудь, не забудь наш недавний июль,
Не теряйся средь улиц пустых, посреди листопада.
Город мой, он опять в реку-осень, не глядя, нырнул
За тобой и за мной, хоть вода в ней на вкус горьковата.
Подарю без ключей, без замков и без всяких причин,
Пусть оборваны струны, и двери распахнуты настежь.
Ветер встречный ещё не унёс волшебства крепдешин,
Что остался на ветках от тёплого, летнего счастья.
Хмурый день, заколачивай в вязкий суглинок…
Хмурый день,
заколачивай в вязкий суглинок
Мою тень,
что, проснувшись, за мной поспевает едва,
И как тать*,
заметая следы от ботинок,
Надева-
ет пальто и рубаху с чужого плеча.
Хмурый день,
ты опять к моему изголовью
Подобрал-
ся, тихонько роняя на плечи слезу.
Я тебя
попрошу и скажу: «Не неволь ты,
Не терзай
моё сердце и осени зрелой красу!»
Для чего
мне сейчас слёзы горькие дней покаянных?
Нелегко
вспоминать, что когда-то горело и жгло.
Где ты был,
когда сердце моё разгорелось пожаром,
И моли-
ло дождя, чтоб немного с души отлегло?
Хмурый день,
ты, как призрак, по городу мрачному бродишь,
Воду льёшь
и от нечего делать стучишься в окно.
В решете
хмурых дней сентября ты печальней всех вроде,
Серым тле-
ном рисуешь осеннего дня кимоно.
— — — — — — — —
*тать — устар. или поэт. то же, что вор; (Викисловарь)
За прошлое, за память о тебе…
Забыть, исчезнуть, раствориться в кутерьме
Извечной суеты, где памяти о нас и о тебе
Сегодня нет, почти… Она растворена,
Как капля в плотном сумраке дождя…
Но волны взяли на буксир
Моё предательское я!
Капризный день! Капризный мир,
Глядись в лицо изменчивого дня!!!
Оставлено пальто —
Не скрыться от дождя.
А солнце спряталось подальше от тоски:
Его лучам унылый день претит,
Им не пробить, не разорвать грозы тиски,
Над тучами лучам весна кричит!
Весна в душе, в воде, она на дне,
На дне души, реки и роговицы,
Что ловит каждый взгляд внутри, в себе,
И смотрит взгляд не «в», а «за» ресницы,
За прошлое, за память о тебе,
За дождь, за тучи, за крутые повороты!
Туда, где легкокрылых голубей
Ввысь выпускает очень светлый кто-то!
Бессмысленно искать былое…
Бессмысленно искать былое в немом, чуть тлеющем костре!
Ты обернёшься, чей-то голос тебя окликнет в тишине…
Но, никого… И свет так редок. Всего один фонарь горит.
Предупреждал когда-то предок: «В полночной хмари не броди!»
Стена обугленного дома. В пустынных окнах темнота.
Тебе картина незнакома — наружу чёрная труба.
А ведь когда-то, в этих окнах, горел улыбчиво рассвет,
А за стеклом, в крахмальных шторах, терялся от торшера свет.
И ты заглядывал подростком в одно из окон: там жила
Девчонка маленького роста, по пояс русая коса.
Она смеялась, танцевала, включая старый патефон,
А позже что-то рисовала… Но, может, то был только сон?!
Дом жил когда-то полной жизнью — вмиг покосился и ослеп,
И вот теперь, справляя тризну, напоминает больше склеп!
И эта участь поджидает всю улицу, что вниз ведёт
К реке, что по весне оттает и в море юность унесёт!
Тоска сжимает сердце. Кру'тит рука брелок и два ключа.
Ты так давно мечтал вернуться — рубил безжалостно, с плеча,
Искал причину, оправданье, а тот последний разговор
Вгрызался памятью в молчанье, в гудков тоскливый недозвон.
Что с ней?! И где теперь родная девчонка — русая коса?
Она теперь совсем большая, есть муж, наверно, и семья!
А ты бессонными ночами всё, как вернёшься, представлял
И постучишь в стекло ключами… Но нет ответа! Дом молчал!
Темно, а город зазывает с проспектов — только заверни!
Там жизнь весёлая, шальная, забыться, да в запой уйти…
Но старый дом зажал клешнями — на месте вертишь ты дыру,
Как будто здесь пророс корнями, примотан скотчем к фонарю!
Вперёд пройдёшь… Знакомый голос тебя окликнет в тишине…
Ты обернёшься… Чёлки волос от глаз закроет, что извне…
Где ты? В каких краях?
Мимо домика обходчика, вдоль леса,
Мимо омута извилистой реки
Я бреду, а дождь стоит завесой,
Ноги в кровь стирают сапоги.
Этот путь, не близкий и не дальний,
С детства мне, как «Отче наш» знаком,
Домик тот в деревне, самый крайний,
И берёзка в платье золотом.
Помню, как в реке ловили рыбу,
Как ныряли в омут с головой.
Помню, как верёвку перекинув,
На тот берег прыгали с тобой.
Как грибы в осиннике искали,
Позабыв родительский наказ,
За железную дорогу убегали,
Прятались в землянке, как спецназ.
По поляне мчались в «догоняшки»,
Запускали змея к облакам.
Детство пролетело, словно в сказке,
Не догнать его судьбы ветрам.
А теперь бреду я по дороге,
Отмеряя одинокие шаги.
Что ж теперь со мною рядом ты не ходишь?!
Где ж теперь, в каких краях далёких ты?!
В тех краях, откуда не вернуться,
И куда не долетит моё письмо!
Может, стоит птицей обернуться,
Может, так дойдёт к тебе оно?
Может, там такая же деревня,
Домик с острой крышей у реки?
Так же бродишь ты по перешейку с бреднем,
Набирая воду в башмаки?
Мимо домика обходчика, вдоль леса,
Мимо старого колодца и реки
Я бреду, а дождь стоит завесой…
Может, он ещё не смыл твои следы?..
За порогом стоят дожди…
За порогом стоят дожди,
А за завтра — ветра и вьюги!
Сколько прожито — позади,
Впереди — много миль по кругу!
Сколько мимо промчалось лиц,
Кто был рядом, кого сносило!
Ох, как боязно, падать ниц!
Снова: «Здравствуйте! Ох, как мило!»
Утонуло, сгорело всё —
Хоть черпай, хоть греби горстями!
Вот опять меня подвело,
Непутёвое слово «память».
И опять всё, как будто вчера —
Лето, осень, не помнишь, не видел…
И, всё кажется, это себя
Я забыл, потерял и обидел!
Может там, где когда-то рукой
Я ножом на скамейке карябал:
«А» плюс «Бэ». Да ведь это — «любовь»! —
Для забывчивых вы'резать надо.
Раскатистого грома трескотня…
Раскатистого грома трескотня
Лавиной рухнула на дом мой одинокий,
И молнии дрожащая рука
Сквозь стёкла обожгла осокой.
В пустынных комнатах погас, взорвавшись, свет,
И мечутся назойливые тени,
Что так похожи на безумный бред
Больного спятившего от гангрены.
И разорвавши стены на куски,
Гром спрячется под лестницей широкой,
Там, где в ночи всегда скребётся мышь,
А, может, мысли колготнёй жестокой.
Стальная молния, как спелый априкот,
Располосует небо и пространство,
А на чердак залез соседский кот
И там орёт — какое ж постоянство!
В молчании стою я, замерев,
Боясь зажмуриться, за спину обернуться.
Я с нетерпеньем жду, когда зажжётся свет,
Растопит сцены иллюзорного искусства.
Станция назначения — Дождь
(Фантастическая поэма в 3 частях)
Часть 1. Старик. Начало
Я ясно видел, как куда-то шёл старик
По мокрому и грязному перрону,
А я щекой к холодному стеклу приник,
В купе, в уютном маленьком вагоне.
Жестокий ветер завывал и рвал меха…
И капли били с барабанной дробью…
Мне стало так тоскливо, жалко старика,
Что сердце защемило непритворно.
Куда он брёл? И что же за нужда
Старухой вздорною спровадила из дому?
Как говорят в народе — даже кобеля
Не выгонишь во двор в ненастную погоду!
На том перроне и в округе ни души…
Лишь только капель стук по тротуару…
И ветер в провинившейся тиши
Гремит куском измятого металла…
Старик стоял угрюмо под дождём,
А я надеялся, что спрячется в вокзале…
Мы все надежду в сердце бережём…
Кого дед ждал? Кого встречал? Не знаю!
И чудится мне, будто задремал
Под монотонный присвист ветра…
Открыл глаза — старик тот всё стоял…
И на вокзале никого, наверно…
Мне кажется?! Иль эта тишина
На скорый мой обрушилась волною?
Не слышу я ни ропота дождя,
Ни бурных споров в глубине вагона!
А тот старик напротив уж окна
Подмигивает мне, дождём играя,
И вдруг подумалось: он ждёт меня,
Морщинистой рукой куда-то зазывая…
***
Я обернулся, а в вагоне ни души…
Болтливого соседа след простыл с вещами.
Когда сошёл он? Вроде не спешил —
Совсем недавно в «дурака» играли.
И машинист с часами явно не в ладу,
Хотя по распорядку — остановка небольшая.
Возьму пальто, пойду, кондуктора найду,
Узнаю, что за станция такая.
Но, что за бред?! Да здесь же я один!
Вагон отцеплен, скручены постели.
Титан остыл, начищен ковролин…
Неужто станцию мою мы пролетели?
Терзают смутные сомнения меня…
Застёгиваю я пальто под горло.
Нехитрый скарб свой на плечо. И вот рука
Уже легла на поручень вагона.
Промозглый ветер встретил по свистку,
Густых волос копну с дождём мешая.
Но нипочем холодный ветер старику:
Он под дождём стоит, не промокая!
Неужто сплю я? Или грежу наяву?
Перрон тот и вокзал, как с нарисованной открытки!
Единственный фонарь густую темноту
Рассеет слабо, обнажив дождя косые нитки.
Вокзал заброшен! Точно, грежу я!
Оконце справки заколочено крест-накрест.
Кругом газет обрывки, штукатурка и труха,
Без стёкол окна, облупилась краска.
И кажется, что во Вселенной ты один!
Кровь стынет в жилах, сердце замирает…
Одна надежда на спасение — старик!
Не зря он здесь стоит! Он точно что-то знает!
***
Я бросился к нему, а вдруг старик он тоже наважденье?!
Но к счастью моему, дед, где стоял, там и стоит.
Дверь за спиной в вокзал захлопнулась надменно,
Промёрзшего перрона мрак ужасным скрипом оглушив!
Седые волосы до плеч лохматит ветер.
Стоит, глядит, не отрываясь, хмурит бровь…
И мысль одна в висок мне бьёт: «Что дед ответит?
В какую глушь меня нелёгкой занесло?»
«Отец, скажи, что за вокзал? И что за остановка?
Как часто здесь проходят поезда?»
А дед ответил, длинный ус накручивая ловко:
«Последний видел двадцать лет тому назад».
Мороз по коже, мыслей, чувств смешенье…
Быть может, дедушка с ума сошёл давно?
Но умный взгляд его — всех опасений подтвержденье,
Мне затеряться здесь судьбой предрешено!
И что ж теперь? Быть может на попутке
Смогу я выбраться. Какая ж здесь дыра!
А может где-то рядом бегают маршрутки?
Но дед мотает головой: «Дорога лишь одна!»
Достал айфон, в глуши и связь не ловит!
А в городе меня ждут и жена и сын…
Немногим больше месяца я не был дома,
Не видел дорогих и милых лиц родных.
Старик махнул рукою обречённо
И как-то странно посмотрел: «Иди за мной!
На жутком холоде стоять не в кайф определённо…
Твой скорый поезд больше не придёт!»
Он повернулся и, ссутулив спину,
Прочь захромал туда, откуда и пришёл.
И показалось мне, что где-то видел эту я картину…
В кино иль наяву? Не вспомню… И за ним побрёл.
***
Перрона полотно вдруг резко оборва'лось.
Разбитые ступени в корке льда.
А дальше — ни домов, ни тротуаров,
Лишь только пары ржавых рельсов колея.
Старик уверенно пошёл по скользким шпалам,
Невнятно что-то бормоча себе под нос…
А дождь стоял барьером небывалым,
Как будто в землю он концами нитей врос.
За прытким дедом я почти бежал, дорогу выбирая,
Ломая шаг, пытаясь не свалиться в грязь…
Но почему-то сильно отставал я,
И этот факт меня до глубины души потряс!
А сколько шли мы по дороге, не отвечу:
Остановились на руке намокшие часы,
И звуки капель, словно душу лечат,
И время здесь совсем не так спешит.
Когда отстал я, дед за мной вернулся:
«Эх ты, слабак! Наверно куришь или пьёшь?»
«Не пью, отец! А сигареткой б затянулся…
Но дождь треклятый…» — отвечаю, вытрясая пачку мокрых папирос.
«Ну, вот и чудненько… Дурная то привычка!
Бросай курить! Вот мой тебе, по-дружески, совет.
Ещё годок протянешь, а затем в больничку —
Загубишь много славных, добрых лет!»
«Давай, сынок, не тормози. Дождь здесь волшебный!
Ещё чуть-чуть и вместе с пачкой смоет память всю…
И хоть не ценишь ты судьбы бесценных проявлений,
Без прошлого — никак, послушай, дело говорю!»
От слов таких я онемел, но шаг свой всё ж ускорил.
А вдруг старик мне правду говорит?!
Вдруг впереди, в завесе льющей слёзы ночи,
Я разглядел большого фонаря янтарный блик!
Часть 2. Дорога в Никуда
Я оживился, может быть, там впереди деревня
И, пусть не позвонить родным, хоть написать письмо…
Но, яркий свет тот освещал единственную крышу
И домика обходчика высокое крыльцо.
«Что ж заходи… Теперь здесь и твои пенаты!
Располагайся и одежду на'сквозь мокрую сними,
А то подхватишь ненароком воспаленье…
Ну, не положено мне всех вас хоронить!»
Со скрипом отворил он ларь старинный,
Сухие вещи кинул, что-то крепкое налил, печь затопил…
По дому — запах дров, по телу — те'пель винный,
Поплы'ло всё в глазах, а дед опять заговорил:
«Сюда, друг мой, все попадают неслучайно!
Ведь сколько раз мечтал ты изменить свою судьбу?!
Тебя бесило, раздражало всё буквально!
И каждый раз хотел начать сначала ты игру!
Тебе, милейший, и работа, и жена с дитём — обуза.
Ведь было ж так?! Всё — правда?! От меня не скрыть!
И привезла тебя Дорога в Дождь сегодня,
Скажи, что ты хотел бы со своей дороги смыть?
Тебе я помогу, на то я здесь — смотритель,
Дороги этой, вас ведущей в Никуда…
А хочешь, предоставлю здесь обитель?
И, никого кругом, лишь только ты да я!»
Старик со столика откинул покрывало,
Под ним — большая карта всех путей,
И прямо на моих глазах Дорога оживала:
Пути сходились, расходились, вились в круговерть.
Я зачарованно смотрел на это чудодейство,
Не верилось глазам, ушам своим…
А может быть, старик творит какое-то злодейство?
В наш сумасшедший век всё может быть!
***
Хмель и усталость своё дело знают —
Теперь не вспомню, когда сон сморил меня…
Проснулся я от скрипа половиц, и кто-то в бок толкает,
И стука за окном настырного дождя.
«Вставай, сегодня твой черёд идти на станцию,
Тебе теперь встречать непрошенных гостей.
Я что-то захворал, хриплю и кашляю…
Позавтракай, мой плащ накинь и в путь. Давай смелей!
Совет ещё один… Его послушай ты внимательно:
В вагон, какой на станции отцепят, не входи!
Здесь каждому своё Дождём назначено!
В моём плаще ты не промокнешь, стой и гостя жди!»
Я долго брёл, а дождь хлестал немерено,
Ему, что день, что ночь, похоже, дела нет.
Кругом всё серо, только рельсы тянутся уверенно,
Указывая мне нелёгкого пути расчерченную клеть.
Я час стоял, и два, и три, а может больше…
Фонарь зачем-то днём горел, и громыхал забор,
А ветер тот зловредный завывал в пустых оконцах,
И дверь скрипела, мне напоминая чей-то разговор.
И так меня достал железный скрежет ветра!
Противный, гадкий стук долбил в висок.
И мысль пришла: забор тот надо сделать!
Я вспомнил, что в вокзале где-то видел молоток.
В пыли и в куче хлама инструмент нашёлся,
Гвоздей с десяток, пассатижи, клещи и топор…
Я починил забор, ну а когда к перрону обернулся —
То сразу же увидел на пути отцепленный вагон.
В вагоне том светилось лишь одно окошко…
Мальчишка маленький, лет восемь, и лохматый пёс…
Парнишка плакал, по стеклу возил ладошкой…
За что ж дитё сюда Дорогой принесло?!
***
И что ж мне делать с ним? Наверно стоит к деду
Их отвести, мальчишку и щенка?
Парнишка вышел на перрон почти раздетый,
Стоит, дрожит, с опаской смотрит на меня.
Снял плащ с себя, да я-то не растаю,
Закутал пацана почти по самый нос.
«Пойдем со мной, не бойся, не кусаю…»
И тычет мне холодной мордой в щёку пёс.
Обрывки памяти, минувших дней фантомы,
Всплывают медленно, цепляя старый груз…
А дождь настырный леденящей тело стужей
Мне душу рвёт, а вдруг на чём-то попадусь.
Мой город детства — серый смог металла,
Труб чёрных больше, чем жилых домов,
Широкой полосой на части разрезала
Его могучего остова и заводов ленту Обь.
Я помню: бегали на речку с пацанами,
Такими ж хулиганами, как я,
На пристань лазали, таскали сети с пескарями
И в старой барже зависали допоздна.
Однажды вечером, на пристани дощатой,
Нашли щенка… Ну вылитый мальчишки пёс!
Его тогда я на ночь в нашей барже запер,
Поговорю с отцом, а утром вместе заберём.
Но разговор тогда не получился,
Ни вечером, ни утром — не срослось.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.