Бесплатный фрагмент - Среди индейцев Западной и Северо-Западной Амазонии

От автора

Книга «Среди индейцев Западной и Северо-Западной Амазонии» продолжает серию научно-популярных книг «У индейцев в лесах Амазонки и Ориноко».

Первой в этой серии стала книга «Среди индейцев Центральной Венесуэлы». В ней описывались события, происходившие со мной во время экспедиций 2001, 2002, 2006, 2010 и 2012 годов к индейцам хоти, ябарана, пиароа, панаре, мако.

В книге «Среди индейцев Западной и Северо-Западной Амазонии» собраны полевые материалы экспедиций 2007, 2009, 2014 и 2015 годов к индейцам бора, ягуа, барасана, татуйо, юкуна и матапи, расселенных в перуанской, эквадорской и колумбийской Амазонии.

Я смотрю на тексты, написанные мной в 2007 и 2009 годах, и понимаю, что сегодня я представил бы их по-другому. Сейчас я больше знаю о культуре индейцев Западной и Северо-Западной Амазонии. Главы, посвященные событиям 2014 и 2015 годов, насыщеннее и информативнее. Я сознательно не стал править и дополнять главы, написанные десять и более лет назад. Дело не в том, что я поленился это делать. Мне хотелось зафиксировать время — таким я был тогда, так увидел и услышал мир индейцев Западной и Северо-Западной Амазонии.

Мое первое знакомство с этнографией индейцев Западной и Северо-Западной Амазонии началось с двух старых черно-белых фотографий, которые я увидел в не менее старой книге.

Фотографии были сделаны в начале XX века в пограничном районе между Колумбией и Перу. Позднее я узнал, что автор этих фотографий Теодор Кох-Грюнберг, немецкий исследователь, путешествовавший в этих краях. Он принадлежал к первому поколению профессиональных этнологов, проводивших полевые исследования среди индейцев Амазонии и Оринокии. В распоряжении Кох-Грюнберга находилась передовая на то время аппаратура: фотоаппарат, фонограф и даже кинокамера, позволившая ему привезти одни из первых фото-, аудио- и киноматериалы по этнографии индейцев бассейнов Амазонки и Ориноко.

На одном из снимков, сделанных Кох-Грюнбергом, была запечатлена группа юношей уитото, обступивших плетеное блюдо, на котором лежало несколько отрезанных человеческих голов. В сопутствующем снимку тексте сообщалось, что уитото до сих пор практикуют каннибализм.

На другом снимке Кох-Грюберга индеец с мускулистым торсом позировал перед своеобразным, в виде большого толстого бревна барабаном, подвешенным на лианах между врытыми в землю столбами. Обе фотографии привлекали внимание.

В июне 2007 года я отправился в Перу, на северо-восток провинции Лорето. Объектом исследовательского интереса стали индейцы ягуа, живущие на Амазонке, и бора, расселившиеся по берегам рек, ее левых притоков.

Бора, как и другие индейские этнические группы региона, подверглись жестокой эксплуатации во времена каучукового бума в конце XIX — начале XX века. Группа бора, которую я посетил на реке Ампияку, левом притоке Амазонки, перебралась сюда, спасаясь бегством от рабства на каучуковых плантациях, несколько десятилетий назад, покинув исконную территорию проживания в Колумбии. На новом месте, пережив апатию, они нашли силы начать новую жизнь. Тогда мне хотелось понять степень сохранности традиционной культуры бора после десятилетий гонений и геноцида. На реке Ампияку я встретил женщину бора, возраст которой был больше ста лет, сообщившую ценные сведения о культуре своего народа.

Группа ягуа, которую посетила наша экспедиция, специально вышла на берег Амазонки из глубины леса, чтобы иметь возможность получать промышленные товары. Общаясь с этими индейцами, я получил сведения не только об их быте и нравах, но и выявил существенные изменения в их традиционной культуре, происходящие под влиянием современной цивилизации.

В мае 2009 года экспедиция проходила в Восточном Эквадоре, в бассейне реки Кононако, на исконной территории проживания индейцев ваорани.

Первые сведения о культуре ваорани были получены антропологами в конце 1950-х годов. Ваорани считают, что все чужаки каннибалы — кувуди, которых надо убивать. Еще недавно около сорока процентов смертей среди мужчин ваорани случалось в результате кровной мести. Они верят, что душа умершего человека на своем пути на небо должна перепрыгнуть с помощью лианы над большой анакондой. Только тогда она сможет найти последний покой в своем гамаке, подвешенном между звездами. Кто не сумел с этим справиться, возвращается обратно на землю в качестве насекомого.

В период 1930–1950-х годов ваорани убили многих членов геологоразведочных экспедиций, проникавших на их землю. В 1967 году в эквадорском Ориенте была найдена нефть. Начался нефтяной бум, продолжающийся и в наши дни, основные, порой трагические события которого разворачиваются на исконной территории проживания ваорани, волею судеб практически полностью совпадающей с районом залегания одних из самых богатейших запасов нефти в мире: год от года нефтедобывающие компании все глубже проникают в девственные джунгли, прокладываются автомобильные дороги, разрезающие сельву по всем направлениям, тянутся многокилометровые трубопроводы, бурятся новые скважины. При этом наносится непоправимый ущерб уникальной природе края.

Под натиском современной цивилизации находится и самобытная культура ваорани. Нефтяники, пытаясь заручиться расположением ваорани, снабжают их общины одеждой, промышленными товарами и даже подвесными моторами для лодок. Жители общин, которые тесно соприкасаются с современной цивилизацией, больше не хотят поддерживать традиционный уклад жизни: молодежь не желает соблюдать древних традиций, мужчины устраиваются разнорабочими на нефтеразработки — все желают получать подарки и блага из внешнего мира.

Сегодня большинство ваорани, во многом отошедшие от своих исконных традиций, проживают на территории протектората ваорани, созданного в 1968 году на юго-западе их территории между реками Нушиньо и Чалуаяку и имеющего статус резервации.

Отдельные группы ваорани, ведущие традиционный образ жизни, живут сегодня между реками Шипирно и Кононако, Кононако и Курарай, Тигуино и Качияку, на реках Дьйоветоми и Ясуни.

По меньшей мере две группы ваорани — тагаири и тароменане — ведут сегодня полностью изолированный образ жизни, враждебно воспринимая любые попытки чужаков-кувуди вступить с ними в контакт. Есть информация, что число таких групп может достигать пяти.

В октябре–ноябре 2014 года состоялась экспедиция к индейцам барасана и татуйо, проходившая в колумбийской Амазонии, в департаменте Ваупес, на реке Пирапарана.

На юго-востоке Колумбии, в бассейнах рек Ваупес, правом притоке верхнего течения Риу-Негру, и Апапорис, левом притоке Какеты, проживают несколько индейских этнических групп: арапасо, бара, барасана, десано, карапана, кубео, макуна, мирити-тапуя, сириано, тариана, тукано, туюка, котириа, татуйо, юрути, образующих социокультурную общность. За исключением аравакоязычных тариана, все они говорят на языках, относящихся к языковой семье тукано.

Экспедиция проекта базировалась в одной из общин барасана эдурья на реке Пирапарана. Также удалось подняться вверх по Пирапаране и посетить несколько общин индейцев татуйо. Экспедиция достигла священного для индейцев области верховьев Пирапараны водопада Голондринас.

Большой и неожиданной удачей следует считать полученное в одной из общин барасана таэвано приглашение присутствовать на празднике дабукури, больше известном как юрупари.

Следуя табу, запрещающему женщинам и детям видеть флейты и горны дабукури (юрупари), барасана не разрешили женской половине экспедиции присутствовать на большой части ритуала, во время которого мужчины играли на священных музыкальных инструментах. В то время как мне удалось проследить полный цикл праздника дабукури (юрупари), длящегося два дня и две ночи.

В ноябре 2015 года я отправился в Колумбию, в департамент Амазонас, на реку Миритипарана, левый приток Какеты, к индейцам юкуна.

Мне всегда хотелось разобраться в пестрой этнической карте крайнего юго-востока Колумбии. Южнее реки Апапорис, очерчивающей условную южную границу распространения культуры индейских этнических групп, образующих социокультурную общность в бассейнах рек Ваупес-Апапорис, протекает река Миритипарана. В ее низовьях сосредоточены деревни индейцев кабияри, летуама, макуна, матапи, танимука, юкуна, яуна, среднее и верхнее течение Миритипараны — исконная область проживания индейцев юкуна. Индейцы юкуна сохраняют традиционную культуру: строят малоки — большие общинные дома, проводят ритуалы с сакральными масками. Экспедиция проекта посетила деревни юкуна в низовьях и в среднем течении Миритипараны.

В конце XIX — начале XX века индейцы региона были вовлечены в процесс сбора каучука. В 1940-х гг., во время второго всплеска каучукового бума, в стремлении иметь доступ к промышленным товарам большая часть юкуна переместилась в нижнее течение Миритипараны. Одна из групп юкуна — уруми — осталась жить в верховьях Миритипараны и до сих пор отказывается от контактов с внешним миром, продолжая вести изолированный образ жизни.

В планах экспедиции стояла цель, но на самом деле, скорее, мечта, вместе с проводниками юкуна разыскать в верховьях Миритипараны группу уруми, однако, как вскоре выяснилось, на цели и задачи экспедиции надо было смотреть реалистичнее. Для поиска уруми требовалось значительно больше времени и средств — ни тем, ни другим, к сожалению, я не располагал в полной мере.

Вряд ли кто-то из читателей, не относящихся к научной среде, представляет, как живут индейцы на западе и северо-западе Амазонии. К примеру, почему индейцы бора не любят вспоминать о прошлом? Какой поступок у ягуа сопоставим с подвигом? Кого не стоит беспокоить в эквадорской Амазонии? Почему женщинам и детям барасана и татуйо нельзя заходить в малоку, когда мужчины играют на священных флейтах и горнах? Зачем индейцы юкуна танцуют в масках? Ответы на эти вопросы ты, мой дорогой читатель, найдешь, прочитав эту книгу.

Андрей А. Матусовский

Глава I. В стране слез и надежд, или Путешествие на северо-восток Перу

Ночная жизнь

Я сидел с индейцами бора, входящими в группу народов уитото, у горящего костра в кромешной ночной тьме среди перуанской сельвы. Бора рассказывали мне свои легенды, со всех сторон нас окружали густые бесконечные джунгли. Я был на их территории.

— Мы сейчас находимся с тобой на наших охотничьих угодьях, — говорит сидящий напротив меня у костра бора.

Бора знают, где в определенных местах леса обитает наибольшее количество диких животных. В среднем течении неприметного левого притока реки Ампияку, в свою очередь впадающей в Амазонку, — это глубокие овраги, поросшие густым лесом, которые бора на испанский манер называют кольпа. Костер нашего ночного лагеря горит на кромке одного из таких оврагов, немного поодаль от спуска в него. Внизу в кольпа протекает извилистый ручей, к которому ночью приходят различные животные.

Джунгли оживают ночью.

Поэтому в кольпе бора охотятся ночью, находясь долгое время в засаде и дожидаясь приходящих сюда зверей. Тотчас же, как услышат характерный шорох в темноте, светят в ту сторону фонарем и, завидев пару красных глаз, сразу же производят из ружья выстрел. Раньше была духовая трубка с отравленными кураре стрелами — сейчас ружье.

— В кольпе живут не только животные, но и очень грозный и серьезный дух — Ямэ Нимыэйхэ, коротко, чтобы тебе было легче запомнить, мы называем его Нимы’э, — продолжает свой рассказ мой проводник-бора. — Некоторые люди могут перевоплощаться в лесных духов. Я знаю случай, когда тридцать пять лет назад один бора сидел в засаде ночью в кольпе. Вдруг в темноте в глубине леса послышался шорох какого-то животного, и охотник увидел свет электрического фонаря. Это было какое-то животное с фонарем! Когда оно совсем приблизилось, и растерявшийся бора уже готов был стрелять в него, мнимый зверь неожиданно на его глазах превратился в человека, который подошел к нему.

Испытывая неподдельный страх и благоговение перед Ямэ Нимыэйхэ, индейцы перед охотой в кольпе обязательно оставляют духу небольшое подношение в виде какого-либо алкогольного напитка, продуктов или табака.

Бора верят, что по протоптанным лесным тропинкам ночью бродят неуспокоившиеся души умерших людей. Поэтому они никогда не разбивают ночной лагерь на такой тропе — бродящие по ним души умерших могут забрать с собой и душу живого человека.

— Когда убивали большую анаконду, она извивалась, билась — так образовались реки, вот почему все они на нашей земле такие извилистые, — пересказывает мне легенду своего народа о происхождении мира проводник-бора. — Все народы пришли есть большую анаконду, и бора досталась ее главная, центральная часть. Многие разные народы присутствовали тогда на этом пиршестве, все они говорили каждый на своем языке…, и потом они разбрелись по миру.

Мне приятно слышать, что современные бора не забыли свои древние легенды и с удовольствием и, главное, со знанием дела их рассказывают.

Внезапно мое блаженное состояние полевой этнографической исследовательской удовлетворенности рассеивают сами индейцы.

— Да, кстати, в сельве очень много ядовитых змей. Но среди прочих, мы особенно боимся одну ядовитую змею, которую называем шешупе. Это очень опасная змея. У нее сильнодействующий яд, длинные зубы и очень сильная хватка. Она может не только прокусить резиновый сапог, но и порвать его. Когда шешупе наносит укус, то еще на несколько сантиметров продирает своими зубами мышцу, чтобы как можно глубже впрыснуть свой смертоносный яд. А опасна она потому, что ночью в сельве реагирует на свет фонаря или костра и ползет к источнику света, атакуя того, кто находится с ним рядом. Мы, например, идя в лес ночью, либо вообще обходимся без фонаря, полагаясь на сияние звезд и луны, либо берем с собой сразу два фонаря. Завидев приближающуюся шешупе, мы сразу же бросаем один фонарь и быстро бежим прочь от этого места. Отбегаем на несколько десятков метров и лишь потом включаем второй фонарь.

Следом я узнаю — после укуса шешупе, если не оказать своевременную квалифицированную медицинскую помощь, взрослый человек умирает через один час пятнадцать минут.

Мне так и не удалось до конца выяснить, о каком виде змеи шла речь. Но скорее всего, бора рассказывали о бушмейстере.

Бушмейстер или сурукуку (Lachesis mutus) достигает в длину трех метров шестидесяти сантиметров, обитает в густых тропических лесах; распространен от Никарагуа до Боливии и юго-восточной Бразилии. Бушмейстер имеет рупные ядовитые железы, длина клыков достигает двух с половиной сантиметров.

— Ладно, Андрей, мы засиделись, пора охотиться. Ты идешь с нами на охоту? Фонарь брать не будем. Пойдем в полной тишине вот по этой тропе, огибающей кольпу, и как только увидим красные точки — глаза — сразу же стреляем. Ты идешь с нами?

Я машинально выстраиваю в голове логическую цепочку: ночь в джунглях — мы уже несколько часов у костра — на охоту в кромешную темноту без фонаря — шешупе — один час пятнадцать минут.

— Нет, я, пожалуй, полезу в свой гамак спать, не пойду я с вами на охоту, — отвечаю им.

Перед тем как покинуть лагерь, организованный для ночевки в сельве, согласно традиции бора, ему обязательно надо присвоить свое особенное имя и как-то это отметить. В дальнейшем данное лагерю имя будет служить ориентиром места для бора. Мы называем нашу стоянку «Лагерем счастливой ночевки». Один из индейцев вырезает ножом это название испанскими словами на стволе большого дерева, и мы покидаем наш ночной бивуак.

Бора очень трепетно относятся к своему лесу, я бы даже сказал, с определенной долей поэтики.

— Посмотри, какой замечательный лес вокруг, — восклицает идущий с нами глава местной общины бора, — как в нем здорово находиться, какие красивые вокруг деревья. Мне нравится здесь быть, тут мне хорошо. — Говоря это, он пыхтит изо рта зеленоватым порошком маании, придающим ему дополнительные силы и приглушающим чувство голода, который он положил себе в рот специально для похода по джунглям.

Трагическое прошлое маленького народа

В лесу, в двух совершенно глухих, никак не расчищенных местах джунглей, мы наталкиваемся на стопку явно специально подготовленных досок. Мои опасения о присутствии в этом отдаленном углу джунглей нелегальных лесозаготовителей очень быстро развеивают сами бора. Оказывается, они иногда напиливают несколько досок из наиболее ценных пород деревьев, чтобы затем с большим трудом вынести их на себе из леса на продажу и заработать хоть какие-то деньги.

Леса, в которых я сейчас нахожусь, богаты не только деревьями ценных пород древесины, но и легендарными каучуконосными деревьями. Поэтому в конце XIX — начале ХХ века здесь вспыхнул печально известный каучуковый бум, сыгравший трагическую роль в судьбе всех индейских групп, населявших к тому времени этот регион.

Оставил он свой неизгладимый след и в умах бора. Как они сами рассказывают, пришлые хозяева каучуковых плантаций превратили их практически в рабов, заставляя целыми днями собирать в лесах ценнейший природный продукт. Существовала дневная норма по сбору каучука, которую обязан был выполнить каждый индеец. В случае невыполнения нормы следовало жестокое наказание. В сознании бора сохранилась память о случаях, когда их просто убивали ради забавы.

Особенно в этом «преуспел» некий Хулио Оран, для бора его имя — синоним порабощения, угнетения и геноцида. Бора хорошо помнят, что у Хулио Орана и его людей было жестокое развлечение: напившись, эти нелюди начинали стрелять в бора в упор из ружей, предварительно выстроив индейцев в ряд по тридцать человек. У матерей вырывали из рук младенцев и, держа их за ноги, с размаху разбивали их головы о стволы деревьев.

Как говорят бора, до времен геноцида существовало как минимум три крупных деревни, в которых в общей сложности проживало более трех тысяч человек. К 20-м годам ХХ века многие группы уитото, в том числе и бора, фактически стояли на грани физического уничтожения.

Не выдержав рабского обращения, убегая, спасаясь от эксплуатации и физического уничтожения, племена уитото стали переселяться с родных земель в другие области, подальше от ненавистных угнетателей. Включились в этот процесс и индейцы бора. Так большая часть бора переселились из Колумбии, из междуречья Путумайо и Какеты, исконной территории своего проживания, в Перу, в район севернее Амазонки.

— Ответьте мне, — спрашиваю я бора, — не сохранилось ли у вас после таких ужасов и бед озлобления на всех белых?

— Нет. Иначе бы вы тут уже не сидели. Мы бы вас тогда давно съели, — смеются они в ответ.

Их смех имеет под собой основание. Еще до 20-х годов ХХ века бора, убивая своих врагов, так же, как и другие уитото, съедали их. На заданный мной вопрос, почему они это делали, бора просто ответили: «Ты же слабый, я убил тебя. Что же с тобой мне еще делать, как не съесть тебя».

Подверженные депрессии, находящиеся на грани физического уничтожения, в 20–30-е годы ХХ века бора стали отходить от некоторых исконных традиций.

Агуахе, живущие надеждой

Индейцы бора рода пальмы агуахе (Mauritia flexuosa), одного из двадцати родов бора, гостеприимно предоставившие нам ночлег в своей малоке — большом общинном доме (на языке бора малока называется бааэха), спасаясь бегством от рабства на каучуковых плантациях, обосновались в 1945 году на небольшом притоке реки Ампияку, бежав с территории Колумбии, где они жили раньше. В 1950-х годах земли, на которых осели бора рода агуахе, были официально признаны за ними перуанским правительством. В надежде на счастливую жизнь на холме, возвышающемся над рекой, они построили новую малоку — вокруг нее в последующие годы вырос поселок с символическим названием Новый свет. Благодаря правительственной поддержке и последовавшей за ней в 1979 году аграрной индейской реформе, в Новом свете появились школа, крохотная больница и церковь, представляющая собой дощатую лачугу. В местной школе работает учитель бора, ведущий преподавание как на родном языке, так и на испанском. Сейчас в Новом свете проживает около пятисот человек: большинство — индейцы бора, остальные — индейцы уитото.

Несмотря на существенные изменения, произошедшие за последние десятилетия в их быту, все жители поселка продолжают вести традиционный образ жизни: занимаются подсечно-огневым земледелием, охотой и рыбалкой. Людей много — поэтому рыбу в реке ловят сетями, а на охоту ходят с ружьями, а не с духовыми трубками или луком и стрелами.

К бора группы агуахе нас привел наш проводник — индеец бора по имени Ымопа (с языка бора его имя переводится как обезьяна), сопровождающий нас от Икитоса — административного центра региона Лорето. Он также принадлежит к роду агуахе, но его семейство уже давно переселилось гораздо выше вверх по Амазонке, на ее левый приток — реку Момон.

За все время нашей экспедиции никто из индейцев, кроме Ымопы, соблюдая верность своим традициям, так и не назвал нам своих настоящих индейских имен.

Представляется христианским именем Мануэль и глава рода агуахе. Согласно обычаю, при нашем входе в малоку он начинает отбивать в честь гостей приветственный ритм на барабанах мангуаре — так на языке лингва жерал в междуречье Какеты — Амазонки обозначают большие щелевые барабаны — характерный предмет традиционной культуры индейских групп региона, на языке бора они называются куму или куумува.

Лингва жерал — «обобщенный язык», игравший роль лингва франка в южноамериканских колониях Испании и Португалии, был создан в XVI веке миссионерами-иезуитами на основе местных индейских языков, относящихся к языковой семье тупи-гуарани, со значительными романскими, а позднее африканскими лексическими заимствованиями. Наиболее активное использование лингва жерал приходится на XVI — XVIII века. Он был распространен на обширной территории юго-запада Венесуэлы, северо-запада Бразилии, востока и юго-востока Колумбии, от верховьев Риу-Негру до берегов Амазонки. Сегодня лингва жерал не имеет столь широкого бытования по причине ассимиляции индейских групп и знания ими испанского и португальского языков.

Его бытование сильно разнится в зависимости от конкретного региона. Наиболее активными пользователями лингва жерал являются индейские группы, расселенные на юго-западе Венесуэлы и северо-западе Бразилии, где он используется индейцами для общения как внутри сообществ, так и в качестве языка межгрупповой коммуникации. В междуречье Ваупес — Какеты лингва жерал не используется в качестве полноценного языка общения, ни одна из индейских групп региона не владеет им в полной мере. Однако в обороте здесь находятся многочисленные идиомы из лингва жерал, понятные представителям всех индейских групп и метисному населению.

Междуречье Какеты — Амазонки является периферией распространения языка лингва жерал.

— Вообще-то, на языке бора вождь называется авьехыбе, — говорит он, — но мне больше нравится испанское слово курака. Зовите меня курака Мануэль.

Мануэль светится от радости — в его дом пришли гости. Неожиданно после того, как мы присели с ним на низких деревянных скамеечках около барабанов мангуаре, Мануэль начинает рассказывать мне историю своей жизни.

В составе родного рода он пришел на эти земли несколько десятилетий назад. Агуахе тут очень понравилось, и они сразу решили заложить здесь новую малоку. Малока, в которой мы сейчас находимся, как раз и есть то первое строение.

Постройка новой малоки одновременно сложная церемония и многовековая традиция. Ее строительство сопряжено с одним из важнейших в традиционной культуре бора праздников — баг’ха — праздником инаугурации малоки. Баг’ха состоит из нескольких ритуалов: первый из них — строительство крыши, второй — возведение стен, третий — раскрашивание несущих опорных столбов. Это запоминающееся событие в жизни общины, объединяющее радость от обретения нового дома и демонстрацию единение группы.

Возведение малоки — тяжелое и трудоемкое занятие, поэтому в ее строительстве, как предписывают древние правила, принимают участие все члены группы. Так строилось и нынешнее жилище Мануэля.

Наиболее сложная часть работы — установка массивных опорных столбов. У измученных постоянными притеснениями и бегством агуахе случилось еще одно несчастье, судьба словно испытывала их на прочность и верность традициям. В только что построенной малоке случился пожар. Как ни старались бора потушить огонь, спасти удалось лишь часть строения и самое ценное — священные барабаны кууму.

В каждой малоке бора справа от входа обязательно — это древний обычай — устанавливают барабаны кууму, представляющие собой два полых бревна, подвешенных на лианах между вкопанными в землю столбами. По барабанам бьют специальными колотушками, имеющими головки, изготовленные из каучука. На одном барабане отбивают основной ритм, на другом — вспомогательный. Ритмы не повторяются, каждый из них несет определенную информационную нагрузку. Барабаны кууму бора используют для передачи информации на расстояние и в наши дни.

Мануэль говорит, что голос кууму слышен на расстоянии в двадцать километров. Для бора все очевидно: если в малоке нет священных барабанов — значит, нет рода. Вот почему в тот пожар они первым делом спасли кууму.

— Этим барабанам, которые ты сейчас видишь, — с гордостью говорит Мануэль, — около пятидесяти лет, они как раз сохранились с тех времен. Еще тогда удалось спасти вон те два опорных столба, — показывает он, — и мы вновь заново построили этот дом. Я очень люблю свою малоку.

Традиционная малока индейцев бора имеет округлую форму с крышей, крытой пальмовыми листьями, не доходящей до земли около метра.

Сидящий рядом с нами Ымопа, не перебивая кураку, внимательно и с интересом слушает его рассказ.

— А его тетка была очень деятельная и инициативная, — продолжает Мануэль, указывая на Ымопу, — она разведала, где можно лучше прокормиться и заработать, и перебралась со своим семейством и еще частью бора на реку Момон, поближе к Икитосу, к большой реке. Сейчас на реке Момон стоит несколько деревень бора.

Согласно традиции бора основать новую деревню может только авьехыбе. Его власть — наследственная, передается по мужской линии от отца к сыну.

Когда агуахе, бежав от преследований хозяев каучуковых плантаций, обосновались в бассейне реки Ампияку, Мануэль был совсем молодым человеком. Его отца убили в Колумбии, и перенять в полном объеме знания авьехыбе Мануэль попросту не успел. Как говорит Мануэль, он тогда и не стремился стать главой агухе, потому что находился в глубочайшей депрессии, и ему не до чего не было дела. Так что строительство этой малоки у местных бора действительно явилось настоящим испытанием судьбы и величайшей не только физической, но и психологической работой. Однако старики решили, что агуахе не могут быть без авьехыбе. Они пришли к молодому Мануэлю и объявили ему, что не следует нарушать древнее правило — он должен быть их главой.

— Старейшины стали обучать меня обычаям нашего народа, рассказывали, что должен делать и как поступать настоящий авьехыбе. Так я и стал куракой, — завершает свой рассказ Мануэль.

По традиционным для бора законам гостеприимства, подразумевающим, что вас приглашают зайти в малоку, быть гостем, индейцы предлагают нам порошок из листьев коки (Erythroxylum coca) — маании.

Церемонии с листьями коки являются для коренных жителей Амазонии частью их традиционной культуры. В России лист коки входит в список запрещенных наркотических средств. Автор книги обращает на это внимание и не рекомендует употребление листьев коки.

Как готовят маании, мне довелось наблюдать несколькими днями ранее, когда мы гостили у бора на реке Момон, в малоке отца Ымопы.

Маании включает несколько ингредиентов, не только листья коки.

Из табачных листьев делают настойку, которую процеживают через специальный фильтр, представляющий собой свернутый в конус пальмовый лист, наполненный землей и закрепленный в вертикальном положении между двумя палками. Профильтрованную табачную настойку томят на медленном огне, в результате чего она становится густой маслянистой массой, после чего в нее добавляют немного соли.

Свежие листья коки кладут в большой алюминиевый котелок, который устанавливают над огнем. Постоянно помешивая, листья коки высушивают. Затем их кладут в высокую узкую деревянную ступку и тщательно перемалывают до порошкообразного состояния.

Большую охапку заранее высушенных листьев растения определенного вида, чье название мне так и не удалось узнать (тут я позволю себе сохранить тайну, разгадку которой читатель найдет в четвертой главе; как я писал в предисловии, в экспедиции 2007 года я еще не обладал столь обширными знаниями относительно культуры индейских этнических групп междуречья Ваупес — Амазонка), сжигают. Пепел от них тщательно перемешивают с перемолотыми в порошок листьями коки. В итоге получается коричневато-зеленая смесь, называемая бора маании, которую просеивают через сетку, доводя ее, по сути дела, до консистенции пыли.

Непосредственно перед употреблением маании в рот кладут немного смолы, получившейся из табачной настойки и соли, после этого между нижней губой и зубами помещают маании. Этот горький неприятный на вкус порошок не съедают сразу, а постепенно сглатывают вместе со слюной отделяющийся сок.

Маании притупляет чувство голода, повышает работоспособность. Принявший маании способен долго не спать и не есть. Как говорит Ымопа, важно правильно рассчитать порцию маании. Если она была слишком велика, человек может просто упасть и пролежать, не двигаясь, в бессознательном состоянии до следующего дня. Отправляясь в джунгли, бора кладут в рот немного маании, что позволяет им долго, не уставая, идти по лесу.

Сейчас в лесах правит не каучук, а кокаин

Идя в дальнюю деревню бора Новый свет на реку Ампияку, расположенную всего в нескольких десятках километров от границы с Колумбией, мы имели серьезные опасения встретить там боевиков повстанческой группировки Революционных вооруженных сил Колумбии — Fuerzas Armadas Revolucionarias de Colombia (FARC). ФАРК осуществляет свою деятельность, с оружием в руках отстаивая перед колумбийским правительством свои оппозиционные, явно размытые, леворадикальные политические взгляды, при этом контролируя весь процесс производства и сбыта кокаина в местных лесах. У нас существовала информация, что бойцы ФАРК, переходя пограничную реку Путумайо, иногда наведываются в деревню к местным бора, чтобы переждать ситуацию, когда их теснят в Колумбии правительственные части. Встреча с ними не сулила нам ничего хорошего.

— Мануэль, часто к тебе приходят повстанцы из Колумбии? — спрашиваю я авьехыбе.

— Последний раз они приходили ко мне двадцать лет назад. Тогда из леса вышел целый отряд колумбийцев, и с ними был еще один голландец. Они шли по лесу и скупали у бора листья коки, ведь у каждого нашего рода есть своя плантация коки. Я помог им. За листья они расплатились со мной американскими долларами. Заплатили хорошо — дали восемьсот долларов.

— И что ты с ними здесь в лесу делал?!

— Через какое-то время я отправился с этими деньгами в Икитос, хотел сделать покупки. Но в банке меня сразу задержали. Все доллары, которыми расплатились со мной колумбийцы, оказались фальшивыми — я же ничего в них не понимаю. В Новый свет я вернулся уже в сопровождении полиции. Она хотела найти фальшивомонетчиков. Но те уже давно скрылись в джунглях. На меня завели уголовное дело и даже хотели посадить в тюрьму в Икитосе. К счастью, поняв, что я тут ни при чем, через какое-то время полиция оставила меня в покое. С тех пор я не беру за коку доллары, а беру только перуанские соли.

— Так ты продолжаешь продавать коку?

— Да, когда нам нужны деньги, мы отправляемся продавать листья коки в колумбийский поселок Летисия, стоящий на Амазонке.

Учитель бора говорит, что бора может поехать учиться в большой город. Как правило, на учебу его отправляет община. Поэтому после обучения он должен вернуться в родную деревню. Если после учебы, на которую его командировала община, он останется жить в городе, а потом по истечении времени решит все-таки вернуться в родную деревню, он вряд ли сможет рассчитывать на помощь ее жителей.

Тайна Амазонии

Джунгли Амазонии продолжают хранить тайны. Ымопа рассказывает интересную историю, которую ему поведал его отец.

События, описанные в этой истории, произошли в 1940-х годах на территории Колумбии, где тогда еще жили бора. Девушку их клана агуахе украли индейцы, которых ни они, ни, как выяснилось позже, их соседи — знакомые им индейские группы, никогда раньше не видели и даже не подозревали об их существовании.

Эти индейцы были очень высокого роста и имели большой размер ноги.

Бора, пытаясь спасти девушку, пустились за ними в погоню. Агуахе много дней преследовали неизвестных индейцев по джунглям, пока, наконец, не настигли похитителей в их деревне.

Неопознанные индейцы, в отличие от других коренных групп региона, строивших жилища лишь из дерева и листьев пальмы, жили, как описывает Ымопа, в глинобитных домах. Во вражеском селении стояло два таких дома. Мужчины-воины носили своеобразные «доспехи», сделанные из коры деревьев, а в качестве оружия использовали деревянные палицы. Но бора тогда было не до этнографических исследований.

Они напали на деревню неизвестных индейцев, в которой, по их оценкам, проживало около восьмидесяти человек, в то время как военный отряд бора насчитывал пятьдесят бойцов. Во время стычки бора убили пятнадцать воинов противника, остальные жители деревни в панике убежали в лес. Бора отбили у неприятеля украденную девушку.

Со слов Ымопы, атакованное его дедами селение таинственного народа располагалось где-то на берегах реки Игарапарана, левом притоке реки Путумайо. С тех пор ни бора, ни их соседи больше никогда не видели и ничего не слышали о неизвестных индейцах, укравших у них девушку.

Возможно, потерпев жестокое поражение, в целях самосохранения они решили уйти еще дальше вглубь леса — туда, где их никто не найдет, и до сих пор проживают в колумбийских джунглях в полной изоляции без каких-либо контактов с внешним миром.

Старейшая из бора

В Новом свете живет старейшая женщина бора, возраст которой, как говорят сами индейцы, не то сто два, не то сто три года — они точно и сами не знают. Ымопе она приходится прабабушкой. Пожилая женщина уже много лет как слепа и совсем не говорит по-испански. Мы общаемся с ней через переводчика, узнавая много нового и интересного из истории и культуры бора.

Как только старейшая из бора услышала русскую речь, когда мы пришли к ней в дом, она тотчас же произнесла: «Вот вы и есть те непонятные люди, собравшиеся есть большую анаконду. Вы говорите на таком странном языке».

У бора есть два больших праздника: джадико — праздник анаконды — это очень важный церемониал, во время его проведения бора провозглашают имя нового авьехыбе; второй — баг’ха — праздник инаугурации малоки.

Бора, как все индейские этнические группы Западной и Северо-Западной Амазонии, выделяют период созревания плодов персиковой пальмы (Guilielma speciosa Mart.), которую они называют пейхуайо. В этот период индейцы Западной и Северо-Западной Амазонии проводят наибольшее количество праздников, во время которых пьют чичу и устраивают танцы в масках, изображающих животных, птиц, насекомых и рыб, населяющих окружающий людей мир. В основном это праздник, связанный с развлечениями (так я записал в 2007 году со слов информанта, не понимая тогда, какую важную роль праздник масок играет в культуре индейских этнических групп Западной и Северо-Западной Амазонии; о символизме праздника масок вы узнаете, прочитав четвертую и пятую главы книги).

Есть и другие, менее значимые праздники, такие как апых’ко — праздник приема гостей — тот, что нам устроили агуахе к нашему приходу. Во время апых’ко гостю предлагают маании — это как пригласительный билет. Если бора приподносят вам маании, значит, индейцы ждут вас, рады вас видеть. Созывая гостей, бьют в барабаны кууму. К их приходу готовят много еды и чичи.

Во время праздника ванганы — праздника свиньи — также устраивают танцы в масках, изображающих пекари.

У бора существует несколько видов танцев: танец цапли, танец инаугурации малоки, танец анаконды и ряд других.

Раньше мужчины и женщины украшали себя, вставляя в проколотые мочки ушей яркие перья или гирлянды из различных семян, которые побрякивали во время танца, задавая ритм, а в отверстие в носовой перегородке — тонкую деревянную палочку. Как говорят сами бора, последние старики, носившие подобные традиционные атрибуты, умерли всего пять–семь лет назад.

Бабушке определенно приятно, что с ней говорят пришлые люди, ведь большую часть времени она сидит в своей комнате, почти ни с кем не общаясь.

— Что представляет из себя традиционная религия бора? — спрашиваю я ее.

— Изначально было два высших существа — одно из них живет в барабанах кууму, второе — в опорных столбах, поддерживающих малоку, — отвечает она.

Старая женщина затрудняется четко сформулировать, в каком же образе предстает у бора высшее божество. Немного подумав, высшее божество и она, и сидящие рядом с ней другие бора обозначают как некую универсальную субстанцию, имеющее имя Нимы’э и объединяющую воедино духа барабанов кууму и духа опорных столбов малоки. При этом Нимы’э не отождествляется ими с кем-либо конкретно из этих двух персонажей.

— Ямэ Нимыэйхэ — верховное божество бора, — наконец резюмируют индейцы.

— У нас всегда существовали только три этих божества. Поэтому мы так спокойно относимся к соседству христианской церкви — у нас всегда был бог, — как-то не то хвастливо, не то примирительно говорят бора.

— Куда после смерти уходит человек? — задаю я новый вопрос.

— Мы даже не знали, есть ли у нас дух, который может куда-то идти. Человек, когда умирает, он заканчивает свою судьбу в земле.

— Ну, хорошо, может ли бора после смерти заново переродиться, стать кем-то другим?

— Нет. Такого не может быть.

— Дали ли боги бора вам какие-либо знания, заповеди, законы?

— Мы непременно получали помощь, когда взывали к Нимы’э. Да, Нимы’э установило для бора законы, нужно было очень преданно выполнять все наставления этого божества — бора не может быть вором или лжецом, не должен лениться, если ты ешь, и к тебе кто-то пришел, — следует предложить ему поесть. Есть и другое правило — никогда не изменять своему супругу или жене.

Ымопа смеется: «Нимы’э-то нам сказало, но часто у бора так: обычно нам в одно ухо влетало, а из другого тут же вылетало».

Первый созревший ананас с плантации обязательно должна была снять женщина. Из ананасов женщины приготавливали кавану — сладкий освежающий напиток, по вкусу напоминающий кисель, — подношение Нимы’э. В центре малоки в честь Нимы’э присутствующие на церемонии распивали кавану. Первый глоток делал авьехыбе.

— Вот, Нимы’э, мы собрали то, что у нас есть, — это самое лучшее, мы отдаем его тебе, позаботься о том, чтобы у нас вновь был хороший урожай, — обращался глава малоки к Нимы’э.

В дар Нимы’э подносили любой первый созревший фрукт, культивируемый бора.

Прабабушка Ымопы подтверждает — да, раньше бора съедали своего убитого врага. Говорит, что ее деды точно участвовали в таких обрядах. Она — нет, поскольку родилась практически рабой хозяев каучуковых плантаций, а ее народ уже тогда утратил многие древние традиции.

Если ребенок не слушался своих родителей, они могли отстегать его хворостиной. Таким же образом муж волен был поступить со своей женой.

У бора развито плетение. В сельве они быстро сплетают из листьев заслон от дождя, в деревнях из волокон пальмы чамбиры (Astrocaryum chambira) изготавливают гамаки.

В качестве оружия в прежние времена бора использовали лук со стрелами и духовую трубку с отравленными кураре стрелами. Сегодня эти типы традиционного оружия почти полностью вытеснены огнестрельным, едва ли где в деревнях бора найдутся луки со стрелами и духовые трубки.

Пришло время покинуть Новый свет. Перед уходом преподносим Мануэлю подарки. Все подарки обязательно надо отдать в руки авьехыбе, дальше он их сам распределит между членами общины — это традиционная субординация бора. Однако уже в момент подношения подарков Мануэль решительно, у всех на виду, без каких-либо комплексов отсортировал для себя наиболее ценные из них. В этом деле ему активно помогала жена, с которой он также советовался, раздавая оставшиеся подарки другим членам общины.

Среди предложенных бора подарков была москитная сетка. Но поскольку бора москиты не очень докучают, они нашли ей более удачное применение.

— Будем протрясать через нее маании, — смеются мужчины.

***

Мы возвращаемся в поселок Пебас, стоящий на левом берегу Амазонки. Над рекой широкой разноцветной дугой раскинулась радуга. Ымопа вспоминает одну из легенд бора, повествующую о том, как появилась радуга.

Две сестры, спасаясь бегством от преследовавшего их недоброжелателя, достигли берега реки. Одна из них была беременной. Другая, спасая беременную сестру, встала спиной к реке и прогнулась назад, перегнувшись через всю реку и оперевшись руками о другой берег, образовав таким образом мост-переправу. Пройдя по этому мосту, и спаслась беременная сестра, а другая превратилась в радугу.

— Наши старики могут бесконечно рассказывать такие истории, — говорит Ымопа.

Население перуанского поселка Пебас насчитывает несколько тысяч человек. В его этническом составе большую долю составляют представители окрестных индейских групп: бора, окайна, ягуа, уитото. Бора живут компактно, образуя свой район на окраине поселка. Здесь на высоком холме они построили две просторные малоки. В малоках никто не живет постоянно, они выполняют роль своеобразных клубов, в которых собираются бора для проведения коллективных мероприятий. Вокруг малок стоят их прямоугольные жилища под двускатными крышами для отдельных семей. Бора Пебаса имеют своего авьехыбе.

Развешиваем свои гамаки в одной из малок и ложимся в них отдыхать. Неожиданно в малоку входит пожилая женщина бора с пакетами маниоковой крупы — фариньи, земляных орехов и маниоковыми лепешками — касабе. Она кладет еду на стол и по очереди обходит все гамаки, подходя к каждому, беря за руку и говоря: «Угощайся, поешь». Естественно, никто не может ей отказать. Ее простое, поданное от чистого сердца угощение приходится очень кстати. Сытная еда и покой в прохладной просторной малоке бора позволяют организму отдохнуть от нестерпимой жары и удушливой влажности сельвы. Я задумываюсь о судьбах индейцев перуанской Амазонии, и мне очень хочется надеяться, что когда я вернусь сюда вновь, меня по-прежнему будет ждать традиционная гостеприимная малока, обитатели которой будут счастливы и уверены в своем завтрашнем дне.

Краткий словарь бора — русский:

авьехыбе — глава малоки

апых’ко — праздник приема гостей

бааэха — малока

баг’ха — праздником инаугурации малоки

вангана — праздника свиньи

джадико — праздник анаконды

кавана — сладкое киселеобразное питье из ананасов

куму/куумува — щелевые барабаны

маании — порошок из листьев коки

ымопа — обезьяна

Ымопа — имя мужчины

Глава II. Ягуа

Несостоявшиеся христиане

На северо-востоке Перу проживают несколько индейских этнических групп: уитото, бора, окайна, ягуа, майоруна, юре, орехон.

Ближайшие соседи бора — индейцы ягуа, — как и сами бора, в поисках лучшей доли периодически перемещаются по обширной территории, раскинувшейся между реками Путумайо и Амазонкой.

Одна из групп ягуа, расположившихся на левом берегу Амазонки, переселились сюда, как поясняют сами индейцы, всего лишь десять лет назад, чтобы иметь возможность получать промышленные товары и попытаться заработать хоть какие-то деньги на берегах великой реки. При этом они по-прежнему ведут традиционное хозяйство, основой которого является переложное подсечно-огневое земледелие, дополняемое охотой, рыбалкой и собирательством.

Численность группы около тридцати человек. Ее члены проживают в нескольких хижинах, разбросанных вдоль берега Амазонки на расстоянии около полукилометра, предназначенных для парных семей и представляющих собой открытые прямоугольные навесы на высоких сваях под двускатными крышами, крытыми пальмовыми листьями.

Рядом с хижинами ягуа построили небольшую малоку с двумя входами, ориентированными друг против друга. Индейцы говорят, что раньше малоку возводили гораздо больших размеров, и она имела четыре входа. Скромным размерам малоки есть свое объяснение. Как и у бора в Пебасе, этот общинный дом служит местным ягуа своеобразным клубом, в котором они встречают гостей или просто собираются вместе, а не постоянным жилищем. Ягуа предлагают нам развесить гамаки в малоке.

Пока мы располагаемся, они заглядывают в малоку, хотят посмотреть на пришедших к ним гостей.

Вечером несколько мужчин и женщин, одетых в пышные юбки из волокон пальмы, приходят в малоку и рассаживаются на земле в центре жилища.

И хотя у них нет оснований для беспокойства, все же чувствуется, что индейцы напряжены, и нам с большим трудом удается их кое-как разговорить.

— Вы, наверное, христиане, — намеренно задаю я им провокационный вопрос.

— Да-да, мы христиане, — как бы стесняясь того, что мы можем принять их не за христиан, уверенно кивают они.

Разговор явно не вяжется.

Вскоре недоверие и скованность рассеиваются, и мне удается узнать много нового и интересного об образе жизни этих людей.

«Христиане» начинают увлеченно и со знанием дела рассказывать про духов, населяющих их мир. Свое эмоциональное повествование они сопровождают многочисленными историями из жизни — кто, где, когда и при каких обстоятельствах видел различных духов. Ягуа охотно рассказывают о своих традициях, обычаях и повседневной жизни.

Среди мифологических существ ягуа выделяют одно по имени Майянту. Они называют Майянту своим первопредком. С их слов Майянту похож на большую обезьяну с черной шерстью, ходящую на двух ногах, имеющую большой рот и два рога на голове.

Существует праздник, посвященный Майянту, к которому в больших количествах готовят масато — алкогольный напиток из пережеванного женщинами ферментированного сладкого маниока и еду. Еду не солят, потому что Майянту не любит соль. Индейцы верят, что во время праздника Майянту приходит из леса в деревню.

— Мой муж видел и дотрагивался до Майянту, — говорит с неподдельной гордостью пожилая женщина.

Прикоснуться к Майянту считается у ягуа удачей, выдающимся поступком, сопоставимым с подвигом.

Ягуа полагают, что Майянту не дано видеть женщинам.

На празднике Майянту вся община танцует вокруг малоки. В качестве музыкальных инструментов используют короткие бамбуковые флейты и небольшие барабаны, обтянутые кожей.

Ягуа верят, что если человек блуждает по джунглям и не может найти обратной дороги домой, значит, его водят по ложному следу злые духи. Они поднимают, возвращают в исходное положение специально сломанные человеком веточки, указывающие ему правильное направление движения, и сбивают его тем самым с пути. Чтобы отогнать от себя злых духов и отвадить их идти по вашим следам, надо положить за собой на тропе свернутые определенным образом в колечко лианы. Тогда лесные духи отстанут от вас.

Во время экспедиции я слышал от бора и ягуа много историй о нападении на людей диких животных. Один из мужчин ягуа говорит, что его дядю растерзал ягуар, с которым он случайно столкнулся в джунглях.

Бора и ягуа одновременно боятся и почитают анаконду. Ыпома в красках описывает случай, когда он лично отбил с помощью мачете своего родственника от анаконды, принявшей ногу человека за добычу и обвившейся вокруг нее кольцами в тот момент, когда мужчина переходил по бревну через маленькую речушку.

Никто никогда не охотится на речных дельфинов — эти животные считаются священными у всех индейцев Амазонии и Оринокии.

У ягуа практикуется сексуальная свобода. Все проводимые ими праздники сопровождаются обильным возлиянием масато. У индейцев Амазонии и Оринокии, как и у других аборигенных народов мира, отсутствует чувство меры в потреблении алкогольных напитков. Ягуа пьют перебродивший масато до тех пор, пока он есть. Зачастую распитие масато заканчивается лишь тогда, когда человек валится с ног.

Как говорят мужчины, «если мы идем по тропинке и видим лежащую на земле женщину, напившуюся масато, у нас сразу возникает сексуальное желание по отношению к ней».

— Представьте, — разъясняют они, — мы же почти не носим одежды. И вот лежит женщина в очень сексуальной позе. Как же мы можем пройти мимо?

Разговор о «клубничке», как ни странно, с воодушевлением поддерживают женщины.

— Да, — говорит одна из них, — такое с нами часто бывает, и если я наутро, очнувшись, ощупываю себя между ног и чувствую, что я мокрая, значит, я знаю, что со мной произошло этой ночью.

Ягуа поясняют — зачатый таким образом и рожденный ребенок, независимо от того, кто именно был его отцом, никогда не отвергается общиной. А мать-одиночка получает коллективную помощь от всего сообщества.

Мужчины и женщины с удовольствием и даже с каким-то энтузиазмом ведут беседы на сексуальные темы. Поскольку в малоке или хижине вместе проживают несколько человек, для занятий сексом партнеры уединяются в лесу. Женщина стелет на землю широкие банановые листья и ложится на них на спину, мужчина ложится на партнершу сверху. Словом, все происходит в классической позе без каких-либо излишеств.

— Мы так занимаемся сексом примерно раз в неделю, — говорят женщины, — может быть, занимались бы и чаще, но если долго и часто это делать, то начинают болеть половые губы, — немного смущаясь, но все же проговаривая эти слова, продолжают мои собеседницы.

Я спрашиваю ягуа, что они видят в звездах на небе.

— Ничего, — отвечают индейцы, — просто звезды, которые должны находиться там всегда. Это означает — все остается по-прежнему, все хорошо и стабильно, и мир стоит на своем месте.

— Мы уже больше не воюем, — сообщают пожилые мужчина и женщина, на вид которым около шестидесяти лет, — а вот наши родители были очень воинственными, убивали всех чужаков, а потом съедали их.

Глава общины жалуется, что его люди часто болеют, примерно раз в две недели кто-то заболевает — дизентерией, малярией или другими болезнями.

Как и у бора, власть главы общины у ягуа наследственная, передается по мужской линии от отца к его старшему сыну.

Браки ягуа заключают внутри своей этнической группы, поэтому во избежание близкородственного кровосмешения в жены берут, как правило, девушку из другой общины.

Согласно представлениям ягуа, после смерти человека его дух остается на земле еще некоторое время и всячески мешает жить живым. После погребения родственники продолжают слышать голос умершего, нараспев просящий живых не покидать его. Сегодня своих умерших ягуа просто закапывают в землю в лесу. В прошлые времена тело покойного мумифицировали и лишь потом придавали земле внутри малоки, после чего ее обитатели покидали жилище. Входы в малоку закрывали, чтобы дух умершего не пошел за живыми. Через два–три месяца смирившийся со своей участью дух умершего успокаивался и переставал тревожить живых. Уйдя от места погребения далеко в лес, община строила новую малоку.

Интересно, что живя на берегах большой реки, ягуа не изготавливают каноэ наподобие тех, которые другие индейцы выдалбливают из цельного ствола дерева.

Курака ягуа категорически отказывается менять имеющуюся у него духовую трубку. Готов продать, но просит за нее какую-то нереальную стоимость — четыреста перуанских солей (около ста двадцати шести долларов США). К слову сказать, это единственная духовая трубка в общине. С одной стороны, это обстоятельство объясняет его упорство. Духовая трубка необходима мужчине, чтобы ходить на охоту. Патроны для ружья — дефицитный товар, за который надо платить деньги, а с духовой трубкой он всегда добудет мяса. С другой стороны, если он лишится сейчас духовой трубки, ему придется изготавливать новую и потом заговаривать оружие для придания ему наибольшей точности при стрельбе, проводя магические обряды. Все эти процессы занимают длительное время. Хочется верить, что курака не желает расставаться со своим оружием по этим причинам. Оба возможных объяснения меня устраивают — я не хочу оставлять ягуа без духовой трубки и перестаю уговаривать своего оппонента.

Глава III. Ваорани — люди леса

Грустно ехать по автомобильной дороге со звучным названием «Аука» (аука — «дикарь» — слово, которым индейцы кичуа называли ваорани до их контактов с внешним миром), идущей через девственные джунгли от городка Коки или Пуэрто-Франциско-де-Орельяна, расположенного на реке Напо, на юг, в направлении реки Тигуино. На карте она обозначена тоненькой линией с тянущейся рядом веткой нефтепровода. На местности — это уже хорошо асфальтированная на большом своем протяжении дорога, по обе ее стороны вырублен лес, стоят современные поселки со школами и церквями. В них живут не только коренные обитатели здешних мест — индейцы ваорани, но и индейцы кичуа и шуары, пришедшие в эти края в поисках работы в нефтедобывающих компаниях, активно ведущих в этих местах добычу нефти.

Каноэ с мотором стартует от моста, переброшенного через реку Тигуино. И чем дальше оно уносит меня вниз по течению реки Тигуино, тем более первозданной становится природа, тем гуще встают по ее берегам первобытные джунгли.

Первые сведения о культуре ваорани были получены антропологами в конце 1950-х годов. Ваорани считают, что все чужаки каннибалы — кувуди, которых надо убивать. Еще недавно около сорока процентов смертей среди мужчин ваорани случалось в результате кровной мести. Они верят, что душа умершего человека на своем пути на небо должна перепрыгнуть с помощью лианы над большой анакондой. Только тогда она сможет найти последний покой в своем гамаке, подвешенном между звездами. Кто не сумел с этим справиться, возвращается обратно на землю в качестве насекомого.

В период 1930-1950-х годов ваорани убили многих членов геологоразведочных экспедиций, проникавших на их землю. В 1967 году в эквадорском Ориенте была найдена нефть. Начался нефтяной бум, продолжающийся и в наши дни, основные, порой трагические события которого разворачиваются на исконной территории проживания ваорани, волею судеб практически полностью совпадающей с районом залегания одних из самых богатейших запасов нефти в мире: год от года нефтедобывающие компании все глубже проникают в девственные джунгли, прокладываются автомобильные дороги, разрезающие сельву по всем направлениям, тянутся многокилометровые трубопроводы, бурятся новые скважины. При этом наносится непоправимый ущерб уникальной природе края.

Под натиском современной цивилизации находится и самобытная культура ваорани. Нефтяники, пытаясь заручиться расположением ваорани, снабжают их общины одеждой, промышленными товарами и даже подвесными моторами для лодок. Жители общин, которые тесно соприкасаются с современной цивилизацией, больше не хотят поддерживать традиционный уклад жизни: молодежь не желает соблюдать древних традиций, мужчины устраиваются разнорабочими на нефтеразработки — все желают получать подарки и блага из внешнего мира.

До 1982 года большинство ваорани находились под влиянием протестантских миссионеров «Summer Institute of linguistic» и проживали на территории протектората ваорани, созданного в 1968 году на юго-западе их исконной территории между реками Нушиньо и Чалуаяку и имеющего статус резервации.

Отдельные группы ваорани, ведущие традиционный образ жизни, живут сегодня между реками Шипирно и Кононако, Кононако и Курарай, Тигуино и Качияку, на реках Дьйоветоми и Ясуни.

По меньшей мере две группы ваорани — тагаири и тароменане — ведут сегодня полностью изолированный образ жизни, враждебно воспринимая любые попытки чужаков-кувуди вступить с ними в контакт. Есть информация, что число таких групп может достигать пяти.

После моста на реке Тигуино, рядом с которым расположена одноименная деревня ваорани, дальше на всем протяжении этой реки, вплоть до ее впадения в Кононако, отсутствуют какие-либо другие поселения ваорани. Община ваорани Тигуино контролирует все течение родной реки. Для того чтобы проникнуть по реке Тигуино вглубь их территории, надо заплатить главе общины двадцать долларов США.

Бамено — грань миров

Старейший житель Бамено, отдаленной деревни ваорани, расположившейся посреди бескрайних джунглей на обоих берегах реки Кононако, в области ее среднего течения, шаман по имени Кемпери, рассказывая о годах своего далекого детства, говорит, что он был совсем маленьким, когда к местным ваорани пришли перуанские солдаты. Вероятно, детские впечатления Кемпери относятся к событиям перуанско-эквадорской войны 1941 года, и ему самому больше семидесяти лет. Он ходит традиционно обнаженным, притянув к животу хлопковым шнуром, обернутым вокруг пояса, крайнюю плоть своего пениса. Мочки его ушей сильно растянуты от многолетней практики ношения широких круглых деревянных украшений, вырезанных из легкой древесины дерева бальсы (Ochroma pyramidale). Однако в обычные дни Кемпери не носит ушных украшений, вставляя их только во время праздников. Многочисленные разноцветные бусы из бисера, гроздями свисающие старику на грудь, придают его виду дополнительный колорит.

Как и Кемпери, многие мужчины и женщины ваорани Бамено продолжают ходить традиционно с длинными волосами. У многих из них в мочках ушей также имеются широкие отверстия, в которые они при торжественных случаях вставляют объемные деревянные вставки. Некоторые из женщин ходят по пояс обнаженными, другие одеты в хлопчатобумажные футболки и шорты, пришедшие сюда совсем недавно из креольского мира.

Первые контакты ваорани Бамено с внешним миром состоялись в период между 1973—1975 годами. Тогда в окрестностях будущей деревни в лесу проживало шесть родственных, но разрозненных групп ваорани. Усилиями правительства все они были расселены в одном поселке на реке Кононако, получившем название Бамено.

Когда я спросил Кемпери, как долго он живет здесь и откуда они пришли, старик показал в сторону джунглей, расположенных на северном берегу Кононако, и ответил, что живет тут уже около десяти лет, подтвердив свои слова демонстрацией десяти пальцев на руках.

Для переправы через быстрые мутно-желтые воды Кононако жители Бамено, отправляясь друг к другу в гости, используют грубо сделанные деревянные каноэ — випо, — стоящие у разных берегов. Если все лодки одновременно находятся у одного из берегов, желающий переправиться с той стороны, где нет каноэ, кричит, и тогда кто-то обязательно приплывет за ним с противоположного берега.

За исключением жены-кичуа у одного из мужчин и их общей дочери, все жители Бамено являются чистокровными ваорани. Их общее число составляет около ста человек, проживающих примерно в двадцати пяти хижинах, половина из которых представляют собой характерные традиционные строения, крытые пальмовыми листьями, с крышами-стенами, спускающимися до самой земли. Вместе с людьми в них живет много прирученных диких животных: различные виды обезьян и попугаи, агути, пекари, обычные кошки и собаки. В Бамено есть и современные постройки: в отличие от родителей, людей старшего и среднего поколения, продолжающих строить традиционные хижины и ходить, как и раньше, обнаженными, молодежь, их дети, женившись, предпочитают поставить рядом с родительской хижиной современный прямоугольный дом на деревянных сваях под двускатной крышей, сделанной из рифленого железа. И сегодня в Бамено соседствуют традиционные хижины и новые постройки, среди которых есть и школа, построенная правительством в середине 1990-х годов. Существует в поселке и посадочная полоса, расчищенная несколько лет назад голландской нефтедобывающей компанией, однако местные ваорани до сих пор не разрешают ей осуществлять на их землях какую-либо хозяйственную деятельность.

Большинство жителей Бамено плохо говорят по-испански. Испанский язык хорошо знают дети и подростки. Многие из старшего поколения могут изъясняться только на ваорани.

У всех мужчин есть готовые для использования длинные копья — тапа и духовые трубки — омена. Духовые трубки ваорани изготавливают из древесины пальмы Iriartea deltadea, в качестве пыжа для стрел — омпа — берется капок — хлопкоподобное волокно, образующееся на внутренней стороне створок плодов дерева сейба (Ceiba pentandra). Копье ваорани заточено с двух концов. Немного со смещением от центра, выполняя функцию рукоятки и во избежание трения, на него намотана лиана. С одной из сторон на острие наносятся зазубрины.

Ауа, также являющийся одним из старейших мужчин Бамено и братом Кемпери, делает для себя новое копье из твердой, как железо, древесины персиковой пальмы. Предварительно обработанную заготовку он выпрямляет над пышущими жаром углями костра. Потом он выносит ее из хижины и, укрепив между двух стволов, начинает обрабатывать, придавая ей нужную форму при помощи куска острого мачете, зажатого в расщепленном куске дерева.

Ауа большую часть времени ходит в шортах, но под шортами его пенис подвязан к поясу хлопковым шнуром. Приходя мыться на берег реки, он, как все представители старого поколения ваорани, в отличие от молодого, которое, впрочем, все равно очень плохо плавает, только по-собачьи, не заходит полностью в воду, а стоя по щиколотки, просто обливается, используя для этого какую-либо подручную емкость. После мытья он преспокойно отправляется обнаженным обратно в свою хижину.

Однажды Ауа увидел, как мы собираемся на рыбалку, мастерим снасть, привязываем леску к крючкам, и тут же просит дать и ему крючков. Я охотно предлагаю на выбор несколько из них, а также и свинцовые грузила. Он, явно имитируя знание, выбирает себе крючки самых больших размеров, довольный приобретением, отходит в сторону. Но через некоторое время возвращается в полном недоумении, как ему для ловли рыбы соединить воедино все эти хитрые принадлежности. И действительно, зачем ваорани такие непонятные предметы, если они никогда не занимались рыболовством на больших реках, а у самого Ауа и вовсе присутствует ярко выраженный этнически закрепленный страх перед водой. Мелкую же рыбешку из лесных неглубоких ручьев, если очень захочется, всегда можно поймать, используя яд барбаско — растения, которое специально выращивается рядом с домом.

Мои подарки — рыболовные принадлежности, служившие мне в предыдущих экспедициях отличной валютой при общении с другими индейцами Амазонии, — ваорани, изначально не практиковавшие рыболовство в качестве традиционного способа пропитания, воспринимают как дружественный по отношению к ним жест, знак внимания, не больше, а не как нужный предмет хозяйственного обихода. Точно так же без особенного энтузиазма и почтения принимаются в дар и привезенные для них сигареты: ваорани не курят, но их интересует табак, который приятно просто нюхать, и чтобы извлечь его, они полностью крошат сигарету. Зато огромную радость и мужчинам, и женщинам доставляет вручаемый им разноцветный бисер, принимаемый ваорани с неподдельным и искренним восторгом.

Пока мы готовились к предстоящей рыбалке, неожиданно стали надвигаться мощные дождевые тучи, грозившие испортить все наши планы. Сопровождавший меня индеец кичуа, иронично изображая шаманские пассы, как бы в шутку предлагает стоящему рядом Ауа разогнать их. Ауа смеется, не то поняв шутку, не то тактично подыгрывая бесцеремонному кичуа, и, так же комически выделывая шаманские манипуляции, начинает по-клоунски разгонять свинцовые облака руками. Я ловлю себя на мысли, что мне очень неприятно наблюдать эту сцену.

Все ваорани Бамено знают о существовании Коки, Пуйо и других городов, расположенных на границе их родного леса, поэтому, как они сами говорят, в деревне почти всегда отсутствует примерно половина ее жителей: кто-то отправился погостить к соплеменникам, живущим в Коке, кто-то, как правило мужчины, ушел работать на нефтедобывающие компании, в Коку отправляются и в том случае, если кто-либо из членов общины тяжело заболевает. Путешествуют на каноэ с мотором или идут пешком около пятидесяти километров через джунгли на север от реки Кононако до того места, где строится новая автомобильная дорога, нацеленная в направлении из Коки на среднее течение реки Ясуни, далее — уже легче, путь проходит по самой дороге. Для бывающих в Бамено туристов, в свою очередь желающих видеть, как живут ваорани, местные индейцы, продолжающие жить традиционной жизнью, не устраивают каких-либо театрализованных представлений.

Шаманами в Бамено сегодня являются два человека, два брата-старика — Кемпери и Ауа. Однако Ауа уже не знает всех священных обрядов и действий. В полной мере ими продолжает владеть лишь один Кемпери. В Бамено нет церкви.

Несмотря на то, что ваорани практикуют подсечно-огневое земледелие, чувствуется, к этому виду деятельности они относятся не с должным почтением. Их совсем небольшие плантации, на которых выращивают сладкий маниок — кене, папайю, бананы, разбиты практически рядом с хижинами, на самой границе леса. Также возделывают хлопок, необходимый для изготовления набедренных шнуров. Горький маниок не культивируется. Луб пальмы чамбира (Astrocaryum chambira) сначала варят, затем высушивают на солнце, после чего, придавливая его ладонью к верхней поверхности бедра, скручивают из него прочные нити, необходимые женщинам ваорани для плетения гамаков и небольших сеток-сумочек, имеющих наплечный ремешок.

В каждой хижине всегда найдется закваска для чичи — продукта, приготовляемого из клубней сладкого маниока (Manihot dulcis). Сначала продолговатые клубни растирают при помощи терки (до появления металлических терок использовали воздушные корни пальмы Socratea exhorrhiza, покрытые острыми твердыми шипами), потом разрыхленную таким образом массу оставляют на некоторое время, происходит процесс частичной ферментации. В зависимости от желания нужное для потребления количество закваски разбавляется водой и перемешивается руками, чтобы взвесь растертого маниока была равномерной. Поскольку у индейцев маниок, в отличие от мяса или рыбы, практически всегда есть под рукой, очень часто чича является для них основной пищей — и едой, и питьем одновременно.

Как я заметил, в течение дня родители никак особенно не заботятся ни о своем пропитании, ни детей: если есть что поесть — хорошо, если нет — всегда есть чича. Без внимания и еды не оставляют только малолетних детей.

Несмотря на свой почтенный возраст, все старики Бамено продолжают самостоятельно охотиться при помощи копий и духовых трубок. У Кемпери также есть ружье, он говорит, что ему его подарили ваорани с реки Курарай. В лесах, непосредственно окружающих Бамено, ваорани, регулярно охотясь, значительно подорвали популяцию диких животных. Поэтому на охоту они отправляются дальше, где в лесах еще по-прежнему много дичи.

В такие места сегодня рано утром снарядились охотиться на пекари один из мужчин, Ауа и Кемпери. Я наблюдал, как Ауа переправился на каноэ со своим копьем на другой берег Кононако. Он ушел в лес абсолютно голым. Вернулся очень уставшим, когда солнце уже начинало клониться к закату. Зашел к нам в лагерь, напился воды. На плече он нес свое тяжелое длинное копье, на острие которого висела часть туши белобородого пекари (Tayassu pecari) — уре.

Как выяснилось, с охоты они принесли двух пекари, так что в этот день маленький праздник состоялся почти у всей деревни. Охотники разделили добычу между несколькими семьями. По струйкам дыма, подымавшимся над пальмовыми крышами, легко определялось, в каких хижинах сегодня готовилось традиционно — либо коптилось, либо варилось — сытное мясо пекари, по вкусу напоминающее нечто среднее между дикой свиньей и телятиной. Было приятно наблюдать счастливые и радостные лица наевшихся от души веселых и довольных индейцев. Один из охотников говорит, что добытого мяса хватит всем на два дня.

Погостив у Кемпери в хижине, я приглашаю его отобедать в нашем лагере, расположенном на другом берегу реки. Охотно согласившись, старик быстро собирается в дорогу: первым делом прикрывает какой-то тряпкой целую гору коптящегося мяса, лежащего у него на решетке над тлеющими углями костра. Все еще мучаясь сомнениями, надежно ли он укрыл ценный продукт и не стащат ли его собаки, Кемпери с полпути быстро и беспокойно возвращается назад, окликает хозяина соседней хижины и просит его присмотреть за мясом во время своего отсутствия: мясо пекари для ваорани — значимый продукт, настоящая еда.

Как говорят сами ваорани, за Бамено по реке Кононако, на эквадорской стороне, вплоть до самой границы с Перу, отсутствуют какие-либо деревни. Зато они уверенно отвечают, что ваорани также живут и в Перу, на реке Курарай. Их утверждения полностью развевают мои сомнения относительно того, что я, изменив изначальные планы экспедиции, в которые, в том числе, входила и возможная разведка предполагаемых деревень ваорани вниз по течению реки Кононако, так и не пошел дальше Бамено. За Бамено раскинулись заповедные, девственные, населенные множеством диких непуганых зверей, но безлюдные джунгли, куда местные аборигены очень любят ходить на охоту. Конечно же, мне хотелось бы увидеть эти еще нетронутые земли. Но с другой стороны, моей основной целью были ваорани, и поэтому я, приняв для себя волевое принципиальное решение, остался с ними в Бамено, стараясь как можно больше узнать об их уникальной культуре.

— Кемпери, скажи, почему ваорани боятся анаконду?

— Ваорани не боятся анаконду, мы ее даже иногда убиваем.

— Покажи, как ты приготавливаешь кураре — оме.

— У меня нет сейчас необходимых для этого растений.

Но зато у Кемпери есть целая связка заготовок для стрел из стеблей листьев пальмы Guterpe precatoria, принесенных из леса. Ему сначала надо выточить из них стрелы, и лишь только затем можно будет готовить оме и смазывать им их острия. Поэтому он садится и начинает обрабатывать заготовки, умело и быстро превращая их в тонкие заостренные стрелы. Этот процесс продолжается непрерывно несколько часов. Тем временем я могу спокойно оглядеть его хижину, наблюдать, что он делает, спрашивать его обо всем — какая-либо предвзятость полностью рассеивается.

Будучи шаманом, Кемпери традиционно для ритуальной практики ваорани должен пить галлюциногенный напиток аяуаску. Но он говорит, что больше не пьет его.

— Почему ты перестал его пить?

— Когда я пью напиток, из леса в деревню приходит ягуар. Мои люди его очень боятся. Из-за страха перед ним они попросили меня больше не пить аяуаску. Я и сам его очень боюсь. Поэтому я больше не пью аяуаску.

Но похоже, Кемпери просто не хочет раскрывать перед посторонним что-либо из духовной практики своего народа. Он готовит себе на смену двух учеников: двенадцатилетнего сына мужчины по имени Коминта и одного из взрослых сыновей другого мужчины по имени Миниуа.

Раньше вместо металлических ножей, топоров и мачете ваорани использовали каменные орудия, для производства которых, как поясняют они сами, искали в лесу или на берегу ручья необходимый для их изготовления большой камень (видимо, это был какой-то вид местного обсидиана). Затем его обтесывали более мелкими камнями и привязывали чамбирой к деревянному древку. Кемпери говорит, что еще не так давно имел свой старый каменный топор, но его у него выменяли на металлический приходившие туристы. И сейчас в Бамено больше ни у кого не сохранилось каких-либо каменных орудий, и даже Кемпери уверен, вряд ли он сможет вспомнить, как их делают.

Кемпери рассказывает — когда умирает ваорани, его душа отправляется либо на небо, либо под землю. В прежние времена, сейчас этот обычай фактически вышел из обихода, в детстве родители протыкали детям носовую перегородку или пазухи носа, делая это для того, чтобы после смерти их души отправились на небо. Души тех, кто не прошел обряд перфорации носовой перегородки или пазух носа, следуют под землю. На мой вопрос, что является более предпочтительным для души: попасть на небо или под землю, Кемпери отвечает — это не имеет особенного значения.

Ваорани Бамено и сегодня продолжают хоронить своих умерших соплеменников традиционным способом, с той лишь разницей, что теперь погребение происходит не в хижине, как это было раньше. Покойного закапывают в землю в ближайшем лесу. Вместе с умершим человеком в могилу кладут его гамак и другие принадлежавшие ему при жизни вещи, кроме копья и духовой трубки. Пятнадцатилетний юноша по имени Дэтейеуэ, выполняющий роль переводчика в моих беседах со стариками, объясняет мне, такое традиционное кладбище ваорани находится совсем рядом от Бамено, в лесу, на берегу реки Кононако.

В отличие от большинства молодых ваорани, уже не особенно стремящихся соблюдать прежние древние обычаи и традиции, Дэтейеуэ сделал себе проколы в ушах. Говорит, что хочет со временем иметь широкие ушные отверстия, в которые можно будет вставлять объемные деревянные вставки, изготовленные из дерева бальсы. Дэтейеуэ видел Коку, ему, естественно, там очень понравилось, но утверждает, что жить хочет только в Бамено. Приятно это слышать. Его отец работает на нефтедобывающую компанию и сейчас отсутствует в Бамено.

Приготовленный Кемпери оме находится в алюминиевом котелке, прикрытом крышкой и висящим на довольно неустойчивой конструкции — деревянной палке, диагонально воткнутой в землю. Сняв крышку, я пытаюсь сфотографировать легендарный яд, при этом неловко задеваю шаткую конструкцию, которая моментально вздрагивает. Вместе с ней вздрагивает и Кемпери. Разлить готовый оме — большое несчастье для ваорани, это их ценность, средство, способное обеспечить едой. Яда много, и сегодня все мужчины деревни точат новые стрелы для своих духовых трубок. Как оказалось, все они специально не делали оме сами, а ждали, когда его на всех приготовит Кемпери, и они возьмут у него немного яда и для своих стрел. Обожженный над огнем на кончиках стрел, оме сохранит свое смертоносное действие еще в течение двух–трех месяцев.

Миниуа, улыбчивый мужчина лет пятидесяти, как и Кемпери с Ауа, ходит обнаженным, лишь подвязав половой член хлопковым шнуром к поясу. Я нахожусь у него в гостях в его традиционной хижине, помимо людей вмещающей еще и небольшой зоопарк, состоящий из пестрых попугаев трех видов, двух черных красивых птиц паухиль (Mitu tomentosum), кур, маленькой игрунковой обезьянки, птиц Psophia crepitans, также в большом количестве разгуливающих по всей деревне, и пытаюсь расспросить Миниуа о верованиях ваорани. Он сидит у костра в своем гамаке и скручивает длинную прочную нить из волокон пальмы чамбира, из которой позже его жена сплетет новый гамак. На мой вопрос Миниуа отвечает, что он ничего не знает о духах, населяющих лес, потому что он не шаман. Шаман — Кемпери, он все знает о духах, населяющих лес, и может даже сам перевоплощаться в ягуара.

— Миниуа, а скажи тогда, в каких случаях ваорани идут к шаману?

— Кемпери сам приходит к больному в его хижину, если у человека что-то болит.

Миниуа женат на дочери Кемпери. У них было шестеро детей. Двое из них умерли еще в младенческом возрасте, третий ребенок скончался после укуса ядовитой змеи. Сейчас у Миниуа есть взрослые дочь и два сына. Дочь живет вместе с родителями в их хижине. Один из сыновей отсутствует, а другой ушел работать на нефтедобывающую компанию, прокладывающую новую автомобильную дорогу через Национальный парк Ясуни. Он, как и многие ваорани, используется в качестве чернорабочего, расчищающего мачете джунгли для дальнейшей прокладки автомобильной дороги и нефтепровода. Как говорят мои проводники, заработок чернорабочего в нефтедобывающей компании составляет примерно триста долларов США в месяц, что в два–три раза меньше, чем у служащих-метисов.

Смеясь и улыбаясь, Миниуа рассказывает забавную историю. Однажды он пошел на охоту с духовой трубкой, чтобы настрелять обезьян. Он увидел дерево, на верхушке которого резвилась целая стая обезьян. Но почти сразу же заметил рядом и ягуара. Не испытывая судьбу, он быстро залез на дерево с обезьянами. Однако ягуар стоял под этим деревом и никуда не собирался уходить. Тогда Миниуа, пытаясь отогнать хищника, попробовал тыкать его сверху духовой трубкой. Ничего не помогало, зверь продолжал находиться у подножия дерева. Начало смеркаться. Миниуа ничего не оставалось, как соорудить на дереве небольшой настил и провести на нем всю ночь. Наутро, не увидев ягуара, он быстро спустился с дерева и без добычи, позабыв об охоте, быстро побежал домой.

Футляр для стрел у ваорани — полый тростниковый цилиндр, имеющий дно и крышку. Внутри цилиндра хранятся заготовки стрел и стрелы для духовой трубки. Перед выстрелом один конец стрелы снаряжается пыжом-уплотнителем, сворачиваемым на ее оси из хлопкоподобного волокна плодов дерева сейба, хранящегося в полой шаровидной емкости, изготовленной из бутылочной тыквы. Другой конец стрелы, отравленный ядом оме, надпиливается зубами пираньи, чтобы при попадании в тело жертвы он мог бы отломиться. Все предметы связаны между собой растительной нитью чамбира. Во время охоты и передвижения по лесу охотник надевает весь комплект на шею и забрасывает его на спину.

У Миниуа, в отличие от многих жителей деревни никогда не покидавшего Бамено, в хижине лежит допотопное заржавевшее пистольное ружье. Он поясняет, что оно ему досталось от рабочего нефтедобывающей компании в результате обмена на духовую трубку. Говорит, что в лесу на охоте духовая трубка все равно лучше, так как из нее можно выстрелить несколько раз, а из пистольного ружья только один.

Миниуа объясняет, у него сейчас нет ушных украшений, потому что старые пришли в негодность, а новые еще надо будет изготовить.

У полученного мной от Миниуа футляра со стрелами истончилась, готовая вот-вот порваться, растительная нить, связующая его и калебас с хлопковым волокном. Я прошу Миниуа укрепить соединение, он охотно соглашается, уходит в лес и приносит оттуда маленький кусочек луба чамбиры, и очень аккуратно и быстро на моих глазах умело реставрирует потертый участок.

Если мы приходили к кому-нибудь в хижину в гости, проводили там некоторое время, беседуя с ее обитателями, то потом обязательно мужчина-хозяин вместе со своим сыном отправлялся с ответным визитом в наш лагерь, чтобы там поесть, женщины оставались дома.

У ваорани отсутствует какой-либо обряд инициации как для мальчиков, так и для девочек. Однако примерно лет с двенадцати отец начинает брать сына с собой на охоту, постепенно обучая его всему, что необходимо знать взрослому мужчине. В свою очередь, девочек обучают их матери.

Кто на ком будет жениться или выходить замуж, решают не родители потенциальных жениха и невесты и не они сами, а сообща все жители деревни, предварительно наблюдательно заметив, кто из молодых людей симпатичен друг другу. Для организации свадьбы собирается вместе все население Бамено, устраивается праздник, пьется чича. Мужчины и женщины, раскрасив красной растительной краской уруку лицо (Bixa orellana), чего они сейчас уже не делают в обычные дни, надев достаточно простые головные уборы, представляющие собой либо ободок-лиану, обернутую вокруг головы, за которую вставляют разноцветные птичьи перья, либо плетеную из лиан или листьев диадему, также удерживающую воткнутые в нее перья, становятся в ряды друг против друга.

Из ремесел у ваорани развито плетение различных видов корзин, гамаков, небольших сеток-садков для ловли рыбы в ручье и опахал для раздувания огня в костре, в которые они вплетают перья птицы паухиль.