Бесплатный фрагмент - Сравнительно-сопоставительный анализ драматического агнонимического ареала пьес У. Шекспира, Г. Э. Лессинга, Ж.-Б. Расина и А. С. Грибоедова

Денис Иванович Ершов

СРАВНИТЕЛЬНО-СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ДРАМАТИЧЕСКОГО АГНОНИМИЧЕСКОГО АРЕАЛА ПЬЕС У. ШЕКСПИРА, Г. Э. ЛЕССИНГА, Ж.-Б РАСИНА И А. С. ГРИБОЕДОВА

Монография

Введение

Актуальность темы. В последние десятилетия проблема полного декодирования семантики слова представляет огромный интерес для лингвистики, о чём свидетельствует наличие большого числа работ учёных самых различных языковедческих направлений и школ. Если взять краткий лингвистический словарь, то там можно найти определение синонима, антонима синонимического ряда и других важных терминов. Например, синонимический ряд — «совокупность синонимов во главе с доминантой — стилистически нейтральным словом: лентяй, лодырь, бездельник, лоботряс». Но ни один лингвистический словарь не даст нам точного и полноценного определения агнонимов и тем более–агнонимических рядов. Это связано с тем, что вопрос агнонимов, несмотря на имеющиеся труды отечественных лингвистов на данную тему, до сих пор не изучен. Мнения по поводу агнонимов и их использования в речи носят зачастую противоречивый характер. Некоторые лингвисты, как Мандрикова Г. М., считают использование агнонимов нарушением лексико-семантической нормы. Другие исследователи занимают более взвешенную позицию и исследуют агнонимы в языке и тексте (Е. О. Савина, Ю. В. Домашова, Морковкин В. В., Морковкина А. В.). При этом в качестве объекта исследования зачастую выступают агнонимы русского языка. Иностранные агнонимы в общем, равно как и агнонимы английского языка, в частности, до настоящего времени не изучены и практически не были объектом научного исследования. На основании изложенного можно говорить об актуальности настоящего диссертационного исследования.

Явление агнонимии связано с наличием агнонимов в тексте–слов, кодирующих неизвестные концепты (с точки зрения когнитивное лингвистики) или же известных концептов, закодированных неизвестными и непонятными словоформами. В статье [Ward Elliott and Robert J. Valenza October 29, 2007] с интересным с научной точки зрения названием: «My Other Car is a Shakespeare» (Мой Другой Автомобиль — Шекспир), которая явилась ответом на работу «Яблоки с апельсинами в бардовской стиометрии» («Apples to Oranges in Bard Styometrics.») Шахана и Уэйлена, Уорд Эллиотт и Роберт Дж. Валенца рассматривают оригинальность произведений У. Шекспира с помощью стилометрического анализа: «Мы измерили Шекспировское несоответствие (SD) стилометрически и нашли это чрезвычайно точной в различении Шекспира и не-Шекспира. Оксфордская СД слишком высока (написана позже, более современным языком), чтобы сделать его вариант вероятным претендентом на подлинность У. Шекспира. Его известные стихи и творчество Шекспира согласно данным исследования разделяются годами. Шансы, которые позволили бы кому бы то ни было написать подобные труды (пьесы, стихи) случайно, намного ниже, чем шансы получить удар молнии» [Ward Elliott and Robert J. Valenza October 29, 2007]. Чем же обеспечивается такое стилистическое своеобразие языка У. Шекспира. Можно ли говорит так же об особенных чертах языка других драматургов– А. С. Грибоедова, Ж. Б. Расина и Э. Г. Лессинга, как о У. Шекспире? Выдвинем гипотезу по этому поводу, которую попытаемся обосновать и доказать в настоящей статье. Суть гипотезы в следующем: стилистическая специфика языка У. Шекспира, а также языка А. С. Грибоедова, Ж. Б. Расина и Э. Г. Лессинга обеспечивается явлением агнонимии, так если наличием большого числа агнонимов в его текстах, связанных между собой особыми внутритекстовыми закономерностями и разнообразными контекстуальными связями, позволяющими их выделять и классифицировать с помощью теории релевантности, с опорой на когнитивный и ретроспективный подходы с учётом интроспективных данных в области исследования современного языкознания и лексикологии. Проблема адекватного и исчерпывающего понимания значения слова уже многие годы уже многие годы представляет большой интерес для языкознания, о чём свидетельствует значительное количество работ учёных разных лингвистических школ и направлений. Необходимо указать в первую очередь исследования, посвящённые этому вопросу в структурно-семантической лингвистике [Аперсян, 1974; Арутюнова, 1976; Будагов, 1947; Васильев, 1999; Виноградов, 1953; Звегинцев, 1973; Карасик, 1988; Котелова, 1975; Кубрякова, 1981; Никитин, 1988; Попова, 1993; Стернин, 1985; Телия, 1981, 1995; Уфимцева, 1986; Шмелев, 1973; Якубинский, 1986 и др.]. Психолингвистика также активно занималась изучением данной проблемы [Выготский, 1968, 1956; Гумбольдт, 1984, 1995; Залевская, 1981, 1999, Клименко, 1970; Леонтьев А. А., 1965, 1999, Клименко, 1970; Леонтьев А. А., 1965, 1999; Леонтьев А. Н., 1977, 1979; Лурия, 1979; Медведева, 1992, 1999; Минина, 1995; Павиленис, 1983; Стернин, 1979, 1982; Уфимцева, 1981, 1984; Шахнарович, 1987, 1995 и др.].

В конце XX века возникло особое направление лексикографирования, связанное с фиксацией и толкованием слов, вызывающих трудности в понимании их значения. Одной из первых попыток такого лексикографирования явился словарь-справочник «Лексикографирования трудности русского языка» (отв. ред. А. А. Семенюк, 1994). Появляются словари редких, забытых, трудных слов: словарь «Редкие слова в произведениях авторов XIX в.» (отв. ред Р.П.Рогожникова, 1997), «Иллюстрированный словарь забытых и трудных слов из произведений русской литературы XVIII—XIX веков» (сост. Л. А. Глинкина, 1998), «Словарь редких и забытых слов» (сост. В. П. Сомов, 1996), «500 забытых и редких слов из «Записок охотника» И. С. Тургенева» (сост. Т. В. Бахвалова, А. Р. Попова, 2007). Проблема лексикографирования непонятных и малопонятных слов интересовала не только отечественных исследователей в области филологии и лингвистики, но и зарубежных, в частности–исследователей творчества У. Шекспира. В этой связи был создан «Shakespeare’s language. A Glossary of Unfamiliar Words in His Plays and Poems» by Eugene Shewmaker [Eugene Shewmaker, 2008], охватывающий большую часть незнакомой лексики произведений У. Шекспира, словарь специализированной, малопонятной юридической лексики «Shakespeare’s legal language. A dictionary» by B.G. Sokol, Mary Sokol [B.G. Sokol, Mary Sokol, 2004], а также словарь малоизвестных религиозных терминов «Shakespeare’s Religious Language: A Dictionary» by R. Chris Hassel [Chris Hassel, 2005]. Однако так и не была исследовано комплексно проблема агнонимов в текстах пьес У. Шекспира, не было распространено понятие агнонима на лиц, изучающих английский язык и читающих произведения У. Шекспира, если они не являются носителями данного языка. Наши наблюдения показали, что термин агноним не встречается в англоязычных исследованиях вообще, и в исследованиях творчества У. Шекспира в частности. Отечественные учёные так же не применяли термины агноним в отношении творчества У Шекспира. Всё это обусловливает новизну, практическую значимость и теоретическую ценность настоящей диссертации и делает тему исследования «Агнонимы в пьесах У. Шекспира» очень актуальной.

Таким образом, актуальность данной работы заключается в необходимости исследования агнонимов в лингвистике и других филологических науках, в частности изучения различных оснований понимания агнонимов, так как здесь агноним становится не просто предметом все более оживленного обсуждения исследователями, работающими в разных областях гуманитарного знания, но и позволяет осознать специфику агнонимической лексики как языковых единиц, представляющих трудность в декодировании оригинальных текстов пьес У. Шекспира, Г. Э. Лессинга, Ж. Б. Расина и А. С. Грибоедова не только для неносителей языка, но и для носителей и даже для специалистов той или иной области исследования языка. Сегодня одним из требований лингвистики является изучение различных дискурсивных единиц сразу в нескольких ракурсах — социальном, психологическом, культурологическом, филологическом и лингвистическом, что приводит к возникновению мультидисциплинарного и междисциплинарного подхода к изучению агнонимов. Необходимо заметить, что далеко не все ученые разделяют мнение о безусловном междисциплинарном характере агнонимической лексики.

В 90-е годы XX века в науке появился термин агноним, напрямую связанный с проблемой понимания слов отдельной языковой личностью. С тех пор написан ряд диссертационных работ, нацеленных на выяснение особенностей восприятия лексических единиц (в первую очередь, учащимися) и совмещающих в себе системно-лингвистическое описание с психолингвистическим экспериментом: «Устаревшая лексика русского языка новейшего периода и её восприятие языковым сознанием современных школьников» [Еднералова, 2003], «Традиционная русская фразеология в языковой личности современных школьников и проблемы создания комплексного учебного фразеологического словаря» [Андронова, 2009], «Хронологически отмеченная лексика в текстах детской литературы XX века: проблемы динамики лексикона» [Дудко, 2010], «Редкая и устаревшая субстантивная лексика в произведениях А. П. Чехова» [Тахсин, 2009] и др. По мнению Савиной Е. О. [Е. О. Савина, 2015], экспериментальные, исследования доказывают низкий уровень языковой компетенции школьников. Многие слова, встречающиеся в текстах произведений У. Шекспира, для современного носителя английского языка, а также для лиц, изучающих английский язык, непонятны или понятны лишь частично.

Три обстоятельства обусловливают актуальность избранной для изучения темы. Первое обстоятельство состоит в очевидном небезразличии языковедческой науки к становлению границ лексической компетенции английской, французской, немецкой и русской поликультурной языковой личности. Второе обстоятельство заключается в крайней желательности выявления и разноаспектного рассмотрения лексического массива, составляющего разность между словарным составом современного английского литературного языка и словарным запасом личности. Эта заинтересованность поддерживается тем, что осуществляющееся в процессе социализации индивида усвоения родного языка ведёт к присвоению и освоению огромного по объёму и разнородного по качеству знания, запечатлённого в его единицах и / или ассоциируемого с ними.

Объектом изучения является феномен агнонимии в трёх аспектах: 1) языке, 2) в речи и 3) в тексте.

Предметом исследования выступает сравнительно-сопоставительный анализ языковых явлений различных уровней и ярусов, в которых имеет место полное или частичное непонимание сущности, выражаемой языковыми знаками, языковой личностью.

В этой связи можно сформулировать цель данного исследования: анализ явления агнонимии в языке, в рече и в тексте на примере корпуса референтной (под референтной мы будем понимать тот пласт лексики в текстах У. Шекспира, Э. Г. Лессинга, А. С. Грибоедова и Ж. Б. Расина, которую нельзя понять из контекста, нуждающейся в пояснении и уточнении для читателя-языковой личности. Концепция языковой личности также будет уточнена.

Эта цель обусловливает постановку следующих задач:

— рассмотреть агнонимы в ракурсе языкового состояния; выяснить, что здесь составляет проблемность, дискурсивность, на чём основаны дебаты;

— исследовать явление агнонимии в концепции ареала драматического креолизованного текста;

— проанализировать значение слова с точки зрения современных концепций, затрагивая при этом сам процесс понимания значения слова языковой личностью;

— рассмотреть сранительно-исторический метод применительно к явлению агнонимии в языке, в речи и в тексте;

— сопоставить реферальный агнонимический ареал в пьесах разного периода и на разных языках на примере немецкого, французского и английского;

— дать необходимые характеристики состава реферальных агнонимов в пьесах У. Шекспира;

— исследовать частотность употребления агнонимов в трагедии У. Шекспира «Отелло»;

— рассмотреть роль агнонимов в пьесах У. Шекспира

— охарактеризовать процесс лексикографирование агнонимов по разным языкам.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые предпринята попытка комплексного многоаспектного описания и сопоставительного исследования явления агнонимии в языке, в тексте и в речи. В работе предложены новые термины и их дефиниции: потенциальный агнонимический ареал текста, референтный агноним, агнонимический стимул, агнодиктема, агнонимический художественный образ, драматический креализованный текст, драматический агнонимический ареал. Выявлен и описан тематический состав референтных агнонимов в нескольких произведениях У. Шекспира, в комедии «Горе от ума А. С. Грибоедова», в трагедии Ж. Б. Расина «Андромаха», в трагедии «Эмилия Галотти» Э. Г. Лессинга.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что были уточнены традиционные понятия языковой личности и агнонима, рассмотрение явления агнонимии в узком и широком аспекте. В узком аспекте явление агнонимии изучается в тексте, а частности, в драматическом креолизованном тексте. В широком плане явление агнонимии исследуется в языке и в речи с использованием сравнительно-исторического метода в рамках когнитивной парадигмы при ретроспективном подходе. Все эти аспекты были рассмотрены в начтоящем диссертационном исследовании.

Теоретической базой для изучения потенциального состава агнонимов (термин Савиной Е. О.) в текстах пьес У. Шекспира нам будет служить лексикографическая концепция академика Л. В. Щербы (его положение об активном и пассивном запасе языка), а также труды В. В. Морковкина, А. В. Морковскиной–в первую очередь монография «Русские агнонимы (слова, которые мы не знаем)» (1997). В теоретическом плане основопологающими являются идеи научной концепции агнонимов В. Д. Черняк и О. В. Заговорской. К исследованию будут привлекаться связанные с обсуждаемыми проблемами работы других отечественных и зарубежных учёных в области ономасиологии, семасиологии, семиотики [Сорокин, 1997; Новиков, 1997; Бабенко, 1999; Григорьев, 1979; Гак, 1971], общей семантики [Шмелёв, 1964], психолингвистики восприятия текста [Стернин, 1985; Залевская, 1993; Сорокин, 1997] и др.

Практическая значимость работы состоит в анализе обширного пласта общеупотребительной и специальной лексики английского, французского и немецкого языков. Результаты исследования представляют интерес для лингвистов, литературоведов, германистов, романистов, филологов, историков и представителей других гуманитарных дисциплин. Теоретические и практические результаты исследования могут использоваться при подготовке лекционных курсов и учебных пособий как по современному английскому языку, так и по общему языкознанию. Кроме того, практическая ценность диссертации состоит в том, что полученные результаты могут быть использованы в вузовских лекционных курсах и практических занятиях по лексикологии и лексикографии, в элективных курсах по психолингвистике, семиотике, лингвокультурологии, для проведения спецкурсов по творчеству У. Шекспира, А. С. Грибоедова, Э. Г. Лессинга и Ж. Б. Расина, семинарских занятий по интерпретации художественного текста, а также для написания дипломных и курсовых работ.

Цель и задачи настоящей работы обусловили выбор методов. В работе использованы следующие основные методы и приёмы исследования: общенаучные методы анализа, сравнения, описания (при работе с лексическим материалом). Ретроспективный подход к тексту в рамках когнитивной парадигмы явился одним из основных при отборе материала для научной статьи. В исследовании также применялись: метод сплошной текстовой выборки, лексикографический метод, компонентный анализ лексической семантики, приёмы обобщения и классификации, метод дискуссии и анализа лексикографических данных социологического опроса.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Агнонимический ареал текста следует понимать как индивидуальное для языковой личности количество лексем в тексте, находящихся вне языковой компетенции этой конкретной языковой личности в данный момент её развития; под потенциальным агнонимическим пространством текста следует понимать количество лексем в тексте (потенциальных агнонимов), находящихся на периферии языка в данный момент его исторического развития.

2. Потенциальными, или референтными агнонимами в пьесах У. Шекспира, А. С. Грибоедова, Э. Г. Лессинга и Ж. Б. Расина являются устаревшие, диалектные, низкочастотные (редкие), специальные (профессиональные) лексические единицы.

3. Литературный жанр трагедии можно отличить от жанра комедии по тематическим группам агнонимов, находящихся в драматическом креолизованном тексте.

4. Каждый вид агнонимии в языке, в речи и в тексте имеет свои специфические черты.

5. В текстах пьес У. Шекспира, А. С. Грибоедова, Э. Г. Лессинга и Ж. Б. Расина непонимание или частичное непонимание слов, отнесённых к референтным агнонимам, ведёт к утрате характеристик персонажа, быта, социального устройства и др., имеющих значение для восприятия художественной (в том числе идейно-смысловой) стороны текста, созданного У. Шекспиром, А. С. Грибоедовым, Э. Г. Лессингом и Ж. Б. Расином.

Апробация работы. Теоретические положения и материалы диссертации регулярно докладывались на заседаниях кафедры английского языка в МПГУ, на аспирантском семинаре Центра английского языка и региональных лингвистических исследованиях в МПГУ. Результаты исследования отражены в докладах на региональной и международно научной конференции «Ломоносовские чтения» в МГУ им. Ломоносова М. В.– На одной из таких конференций автору настоящей диссертации удалось выступить с докладом в программе подсекции «Лингвистика (языки Азии и Африки)» секции «Востоковедение, африканистика» на тему «Значение слова во вьетнамском и английском языках в контексте формирования англоязычной лексической компетенции у вьетнамских студентов». Полное название конференции: «Международный молодёжный форум «Ломоносов» XXIV МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ СТУДЕНТОВ, АСПИРАНТОВ И МОЛОДЫХ УЧЁНЫХ «ЛОМОНОСОВ»», а также на факультете иностранных языков Московского педагогического государственного университета в 2014—2017 годах.

По теме диссертации опубликовано семь статей общим объёмом 2, 8 п.л., в реферируемых научных журналах из списка ВАК: 1) «Вестник Волжского университета имени В. Н. Татищева» (Тольятти, 2019, №1 (28) Том 1 Филологические науки), 2) «Вестник Чувашского государственного педагогического университета им. И. Я. Яковлева» (Чебоксары, 2018), 3) «Вестник Брянского государственного университета» (Брянск, №2 (32) 2017); 4) «Вестник Башкирского университета» (Уфа, 2019, Т.24, №1); 5) Современные исследования социальных проблем (Красноярск, 2019, Том 11, №1); 6) «Мир науки, культуры, образования» (г. Горно-Алтайск, №2 (75) от 30 апреля 2019); 7) «Вестник ассоциации вузов туризма и сервиса», (Том 11, 2017/№3, Московская область).

Базой исследования явились вьетнамские студенты (лингвистический вуз, уровень бакалавриата) в МПГУ города Москвы.

Апробация результатов исследования. Результаты проведенного исследования обсуждались на заседаниях кафедры методики преподавания иностранных языков МПГУ, а также кафедре английского языка МПГУ. Основные положения диссертации нашли отражение в докладах и выступлениях на ежегодных конференциях МПГУ и на факультетах МГУ. им. Ломоносова М. В.: ИСАА и факультете иностранных языков.

Структура работы. Задачи предпринятого исследования обусловили композицию работы, которая содержит 185 страниц печатного текста и состоит из введения, трёх глав и заключения. К работе прилагаются список сокращений и условных обозначений, список литературы и приложения.

ГЛАВА 1: МЕТОДИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ ПО ПРОБЛЕМЕ ВЫЯВЛЕНИ ПОТЕНЦИАЛЬНОГО (РЕФЕРЕНТНОГО, РЕФЕРАЛЬНОГО) СОСТАВА АГНОНИМОВ

1.1. Агнонимы в ракурсе языкового состояния. Проблемность, дискурсивность, дебаты

При внимательном анализе языковедческой литературы можно обнаружить, что большая её часть различные положения о внутренней, т.е. сокрытой от прямого обзора стороны лингвистических категорий и языковых единиц. Довольно часто филологи и языковеды, а также специалисты ряда смежных областей научного знания используют такие термины, как «семантическое поле», «концепт», «денотат», «смысл», «сигнификат», «семантика», «понятие», «значение», «словарный запас человека», «означаемое и означающее», «планы выражения и план содержания», «лингвистический корпус», «языковая картина мира», «тезаурус человека», «означать», «знание», «ассоциация», «языковая компетенция», «лексическая компетенция» [Ершов Д. И., 2017, с. 482—483] «понимать» и т. д. без каких- либо сложностей. Совсем недавно в этот перечень вошёл новый термин– «агноним».

Если взять краткий лингвистический словарь, то там можно найти определение синонима, антонима синонимического ряда и других важных терминов. Например, синонимический ряд — «совокупность синонимов во главе с доминантой — стилистически нейтральным словом: лентяй, лодырь, бездельник, лоботряс» [Д.И.Ершов, 2018, с. 35–45.]. Но ни один лингвистический словарь не даст нам точного и полноценного определения агнонимов и тем более — агнонимических рядов. Это связано с тем, что вопрос агнонимов, несмотря на имеющиеся труды отечественных лингвистов на данную тему, до сих пор не изучен. Мнения по поводу агнонимов и их использования в речи носят зачастую противоречивый характер. Некоторые лингвисты, такие как Г. М. Мандрикова, считают использование агнонимов нарушением лексико-семантической нормы [Мандрикова Г. М., 2011, с. 188]. Другие исследователи занимают более взвешенную позицию и исследуют агнонимы в языке и тексте (Е. О. Савина, Ю. В. Домашова, В. В. Морковкин, А. В. Морковкина) [Д.И.Ершов, 2018, с. 35–45.].

В 90-е годы XX века в науке появился термин агноним, напрямую связанный с проблемой понимания слов отдельной языковой личностью. Так, в работе В. В. Морковкина и А. В. Морковкиной агнонимия рассматривается по отношению к усреднённой русской языковой личности. Авторы предложили изучать агнонимы с опорой на процедуру измерения словарного запаса самих исследователей. Учёные обосновывают объективность применения данной процедуры незначительным отличием словарного запаса исследователя от словарного запаса усреднённой английской языковой личности. Изучение агнонимов через призму языковой личности исследователя объясняется авторами также и тем, что извлечение данных о языке из сознания квалифицированного исследователя в полной мере соответствует специфике антропоцентрического подхода [Е. О. Савина; 2015, c. 214.].

Вслед за В. В. Морковкиным [Морковкин В. В., Морковкина А. В., 1997, С. 414.], В. А. Козыревым [Козырев В. А., Черняк В. Д. 2007, с. 183.], Н. П. Зыбиной [Зыбина Н. П, 2012, С. 14–17.], Ю. В. Домашова определяет агноним как «единицу языка, знание о содержании которых отсутствует в сознании рядового носителя языка» [Домашова Ю. В., 2015, с. 69]. В. Д. Черняк в своей статье, посвященной агнонимам, писал о том, что агнонимы, являясь заметной характеристикой индивидуального лексикона, определяют речевой портрет отдельной языковой личности, но в то же время характеризуют и речевой портрет общества [Черняк В. Д., 2003, с. 296].

Термин агноним впервые был предложен В. В. Морковкиным и А. В. Морковкиной в их фундаментальной монографии «Русские агнонимы (слова, которые мы не знаем)» [Морковкин, 1997, с.76] для обозначения слов, неизвестных или малопонятных языковой личности. Рассматривая теоретические основы агнонимии, учёные выявили и исследовали её семасиологическую и ментально-когнитивную сущность, а также предложили и разработали обоснованную интерпретацию агнонимических единиц.

Слова, которые по тем или иным причинам неизвестны или малоизвестны, называются агнонимами [от греч. а–«без», gnosis–«знание» и onyma–«имя»]. Агнонимы в системно–языковом отношении объединяют устаревшую (английскую и иноязычную), ограниченную в употреблении и низкочастотную в современном английском литературном языке лексику.

В качестве словарного запаса русского этноса исследователи понимают весь корпус лексико-семантических вариантов, представленных в «Словаре русского языка» в 4-х. тт. под ред. А. П. Евгеньевой (МАС).

Процедура работы с материалом представляла собой выборку среди всех лексико-семантических вариантов (ЛСВ), которые оказывались незнакомыми исследователю, т.е. агнонимов для языковой личности исследователя как модели усреднённой русской языковой личности.

Исследователи отмечают, что агнонимы от своих лингвоцентрических аналогов (лексико-семантических полей, синонимических рядов, массива редких слов) отличаются тем, что отражают не объективное соотнесение слов в языке (речи), а отношение говорящего человека к элементам своего лексикона, способ существования этих элементов в его языковом сознании. Соответственно, и опознание такого рода единиц возможно только посредством наблюдения за характером речевого поведения говорящего человека и/или прямого зондирования и измерения его языкового сознания [Морковкин, 1997, с. 189].

Проблема агнонимии, несмотря на её глубокое рассмотрение в упомянутой выше монографии В. В. Морковкина и А. В. Морковкиной, настолько многоаспектна, что уже на протяжении многих лет является объектом серьёзного изучения лингвистов. На теоретической базе, заложенной профессором В. В. Морковкиным, написано большое количество научных работ.

Так, В. Д. Чередняк считает понятие агноним очень удачным в терминологическом плане и перспективным в аспекте психо-социолингвистики для преподавания русского языка и культуры речи. «Он удачно передаёт, с одной стороны, индивидуально-личностный характер незаполненных ячеек в лексиконе носителей языка, а с другой–позволяет выявить типичные для современной языковой личности зоны агнонимической активности» [Черняк, 2003, с. 296].

Антропоцентрический характер агнонимии способствует появлению новых возможностей в её изучении. Г. М. Мандрикова исследовала возможности изучения русских агнонимов через выявление различных аспектов рассмотрения явления агнонимии: [Мандрикова, 2011].

Исследования проблемы агнонимии в рамках когнитивного аспекта показали, что, встречая незнакомую языквую единицу, носитель языка может объяснить её значение одним из 19 способов, выбор которого зависит от того, какой степенью агнонимичности обладает слово для носителя языка.

Первая группа­–это способы, которыми объясняются только полные агнонимы:

1) идентификация по сходству звуко-буквенного состава;

2) идентификация по предполагаемому однокоренному слову;

3) идентификация посредством другого агнонимы или его значения;

4) отгадывание;

5) метаязыковая характеристика.

Вторая группа–это способы, которые используются для объяснения как полных, так и частичных агнонимов:

1) идентификация через значение/звучание паронима;

2) идентификация по предполагаемому мотивирующему слову;

3) идентификация по предполагаемой словообразовательной модели;

4) идентификация по предполагаемой тематической группе;

5) идентификация через влияние предполагаемых антонимов;

6) идентификация с помощью контекста;

7) идентификация через язык-источник.

Третья группа–это способы, которые используются только для объяснения значений частичных агнонимов:

1) указание части сем;

2) указание коннотативных сем;

3) опора на контекст;

4) неверная формулировка;

5) опора на компоненты ситуации, вызывающей ассоциации с семантизируемым словом;

6) отнесение к тематической группе;

7) воздействие неконвенциональных значений слова (в просторечии, жаргонах и др.).

В основной части данная классификация способов идентификации лексического значения приводится в работе: [Мандрикова, 2011].

При системном подходе становится очевидной тесная связь понятия агноним с пассивным словарным составом, который, в свою очередь, соотносится периферийными пластами лексики. Первым в науку понятие активного и пассивного запаса языка ввёл Л. В. Щерба. К пассивному лексическому запасу Л. В. Щерба относил слова, которые стали менее употребительными и круг использования которых сузился [Щерба, 1974, с. 271].

Взгляды языковедов на пассивный словарный запас языка расходятся. Одни лингвисты включают в пассивный словарь часть словарного состава языка, состоящую из лексем, употребление которых ограничено ввиду особенностей называемых ими явлений (наименование редких реалий, термины, историзмы, собственные имена), или лексических единиц, известных только части носителей языка (архаизмы, неологизмы), используемых только в определённых функциональных разновидностях языка (книжная, разговорная и другая стилистически ярко маркированная лексика) [Баранникова, 1973; Реформатский, 1996; Розенталь, Теленкова, 1985].

Другие учёные считают, что пассивный словарь представляет собой часть словарного состава языка, понятную для всех носителей этого языка, но мало употребляемую в живом общении; в пассивный словарь входят устаревшие или устаревающие, но не вышедшие из словарного состава языка слова, а также неологизмы, которые ещё не вошли в привычное словоупотребление [Шанский, 1972; Фомина, 1990; Сороколетов, 1999]. Данная точка зрения является более узкой, так как включает в пассивный словарь лишь некоторую часть устаревшей (устаревающей) лексики и часть неологизмов. И то и другое характеризуется наличием темпорального компонента, а также низкой частотностью употребления и, как следствие, периферийной позицией в словаре.

Третья точка зрения основывается на разграничении понятий язык и речь: «понятия активный и пассивный словарь относятся прежде всего не к языку, а к речи, то есть к языковой деятельности отдельных индивидов, поэтому активные и пассивные словари разных людей, относящихся к разным общественным группам, профессиям, к разным местностям, могут и не совпадать» [Ардентов, 1970, с.219]. Н. М. Шанский считал, что не следует путать пассивный запас языка с пассивным запасом слов того или иного носителя языка, который может зависеть от его профессии, образования, повседневной работы и т. д. [Шанский, 1972, с 142].

З. Ф. Белянская отмечает, что из-за неточного разграничения явлений языка и речи Л. А. Булаховский относил к пассивному словарному составу языка слова специального употребления, архаизмы, неологизмы, диалектизмы и часть заимствований, а А. А. Реформатский– экспрессивные выражения [Белянская, 1978, с 172].

Отдельные учёные, например П. Я. Черных, отказываются от понятия пассивный словарь: «Правильнее было бы говорить о разной степени активности слов и периферии действующего словаря, о словах, которыми говорящие пользуются в разговоре о чужих и чуждых их повседневному быту предметах мысли» [Черных, 1956, с. 17].

П. Н. Денисов, представляя лексическую систему как полевую структуру, относит устаревшую лексику к периферийной зоне. «На современном нам синхронном срезе единая лексическая система русского литературного языка представлена своим существенным для нужд общего и специального общения ядром (актуальной лексикой) и некоторой периферийной зоной, в которую оттесняются от центра устаревающие и устаревшие слова и через которую стремятся пройти ближе к центру новые слова, или неологизмы» [Денисов, 1993, с. 105]. Однако данная трактовка также вызывает возражения. Например, Л. О. Савчук полагает, что выпадение слов из употребления и возникновение новых слов в обиходе на фоне «хронологически устойчивой лексики–это два разнонаправленных и протекающих с разной интенсивностью процесса» [Савчук, 1996, с.9].

Мы в данной работе солидаризируемся с теми учёными, которые предлагают разграничивать понятия язык и речь, принимая во внимание точку зрения В. Д. Черняк на пассивный и активный словарь конкретной языковой личности. «При общности тех процессов, которые характеризуют современную русскую речь, объём и характер лексикона являются индивидуально обусловленными и определяются многими параметрами личности (возраст, пол, образование, специальность)» [Черняк, 2003, с.296]. Но стоит отметить, что такое понимание агнонимии как чисто лексического явления можно охарактеризовать как достаточно узкий подход. Если понимать агноним как языковую единицу, то это не обязательно будет слово. Характеризуя язык как систему, необходимо определить, из каких элементов он состоит. В большинстве языков мира выделяются следующие единицы: фонема (звук), морфема, слово, словосочетание и предложение. Единицы языка неоднородны по своему строению. Есть единицы относительно простые, например, фонемы, а есть и сложные — словосочетания, предложения. При этом более сложные единицы всегда состоят из более простых. Итак, если отталкиваться от этой системы, то можно расширить понятие агнонимии и распространить её на все языковые единицы, а не только на лексические. В этой связи мы будем выделять два подхода: узкий, или традиционный, о котором говорилось выше, –это рассмотрение агнонимии на микроуровне–на уровне лексики. И широкий, рассмотрим агнонимии на макроуровне–на уровне всего языка, где любое непонятное языковое евление может быть трактовано как агнонимическое. В этой связи можно говорить и об агнонимии на графическом уровне. Так, в немецком языке существительные пишутся с заглавной буквы. Сегодня даже сами немцы с трудом смогут найти ответ на вопрос, почему стол, стул, ложку и вилку и т. д. в немецком приходится писать с большой буквы. Многие предпочтут отшутиться — мол, чтобы хоть как-то выделяться среди других германских языков — английского, датского и т. д. Молодежь зачастую пренебрегает этой нормой в интернете, чатах, мейлах, смс: здесь все всё пишут с маленькой, порой даже имена собственные. Агнонимичное использование заглавных букв при написании немецких имён существительных имеет давнюю историю. Традиция писать существительные с большой буквы зародилась еще во времена Средневековья. В те времена церковь и религия играли совершенно особую роль в жизни всего общества. В знак уважения и особого почета к Богу в текстах Священного писания и других письменных источниках его имя писали с большой буквы: Gott. Феодалы и власть имущие, желая усиления своей власти, стремились подчеркнуть свою принадлежность к высшей прослойке общества и избранность Богом. Короли и императоры, а вслед за ними и герцоги, князи стали требовать написания своих титулов с большой буквы. В середине XVI века немецкий богослов, инициатор Реформации Мартин Лютер перевел Библию с латинского на немецкий язык, чем внес огромный вклад в развитие и становление общенемецкого национального языка. В тот период Германия представляла собой множество маленьких княжеств и земель, во главе каждого из которых стоял свой феодал. Границы княжеств и поместий определяли границ диалектов и говоров, поэтому немцы с севера не всегда понимали немцев с юга.

Для объединения необходим был, прежде всего, единый язык, и носителем этого языка была Библия — Священная книга христиан. С распространением перевода Библии на немецкий язык распространились и закрепились также и языковые нормы, использованные Лютером. Так, в частности, Лютер предложил удостаивать чести написания с большой буквы не только короля и его приближенных, но и названия всех сословия и должностей — крестьяне, знать, ремесленники, купцы и т. д. В XVIII веке известный немецкий филолог и деятель Просвещения Иоганн Готтшед предложил писать с большой буквы не только названия должностей, но и вообще все названия — т.е. все имена существительные. Таким образом предполагалась выделять смысловые доминанты в предложениях. Долгое время в среде немецких мыслителей и философов не угасали споры и обсуждения вокруг вопроса правописания. Против написания имен существительных с большой буквы выступали, в частности, Гёте и Якоб Гримм, считавшие это ненужным излишеством. Но последнее слово в споре осталось за великим лексикографом Конардом Дуденом. Каждому, изучающему немецкий язык, знакомы словари «Duden» — по ним можно проверить, как пишется то или иное слово и что оно означает. В начале XX века на конференции немецких филологов и языковедов, в которой, как вы уже догадались, участвовал и Конрад Дуден, была установлена норма правописания немецких существительных с большой буквы. Согласно реформе правописания, имевшей место в Германии в конце прошлого столетия, некоторые существительные, писавшиеся раньше с большой буквы в составе устойчивых словосочетаний, пишутся теперь с маленькой буквы, и наоборот. Приведем примеры самых распространенных слов. Итак, с большой буквы пишется: im Grunde, zur Seite, Auto fahren, Rad fahren, Radio hören, Tee trinken, Zeitung lesen, Not leiden, Gefahr laufen, Angst haben, Wert legen auf etwas, (keine) Schuld tragen, eines Abends, des Nachts, letzten Endes, guten Mutes, schlechter Laune

С маленькой буквы пишется: etwas ernst nehmen, ernst sein/werden, recht sein, unrecht sein, einmal, diesmal, nochmal.

Но: Ernst machen mit etwas (с большой буквы!), recht/Recht haben (с большой или маленькой!), zum ersten Mal (с большой!).

С большой буквы будут писаться также части устойчивых словосочетаний, обозначающих время, после слов: vorgestern, gestern, heute, morgen, übermorgen.

Например: Wir treffen uns heute Mittag. Die Frist läuft übermorgen Mitternacht ab. Sie rief gestern Abend an.

Но с маленькой буквы при этом будет писаться: abends, nachts, keinesfalls, andernorts. Стоит также отдельно сказать о написании обращения «ты» (Du). Раньше было устоявшейся нормой писать «Du» с большой буквы в знак уважения к адресату. Сегодня словарь правописания Duden дает нам норму правописания «du» с маленькой буквы во всех случаях, кроме личных писем: в этом случае рекомендуется писать du с маленькой буквы, но если автор письма того желает, он может написать Du и с большой буквы, чтобы подчеркнуть свое особое расположение к адресату. Рассмотрев графическую агнонимию на примере немецких существительных, перейдём к рассмотрению морфологической и фонетической агнонимии в древнеанглийском языке в сопоставлении с другими языками. Так, Причастие I в древнеанглийском языке оформляется с помощью суффикса ende, как в современном немецком языке, например: ӡrῑpende–хватающий, совр. нем.– greifend; cēosende–выбирающий, совр. нем– wählend. В современном английском языке Причастие I оформляется с помощью суффикса -ing. Таким образом древние и современные формы Причастие I имеют разное звучание и разные аффиксы, что свидетельствует о морфологической и фонетической агнонимии. То же самое можно сказать о других неличных формах глагола, где ярко выражена фонетическая и морфологическая агнонимия. Причастие II в древнеанглийском языке часто принимает префикс ӡe-, характерный и для современного немецкого языка у слабых глаголов. Суффиксом этого причастия служит -en. Переходные глаголы в форме причастия II имеют пассивное значение, например: ӡripen–ӡeӡripen–схваченный; coren–gecoren–выбранный. Оба причастия–I и II склонялись по образцу прилагательных. Инфинитив в некоторых древнегерманских языках, в том числе и древнеанглийском, имеет следы склонения, что свидетельствует о его происхождении из имени существительного. В английском языке древнего периода инфинитив имеет формы двух падежей: именительного, оканчивающегося на -an, например: drincan–пить, beran–носить, и косвенного (дательного), оканчивающегося на -enne, например: drincenne, brenne. Косвенный падеж, как правило, выступает после предлога tō и имеет значение обстоятельства цели, например: hē com tō drincenne–он пришёл для питья, т.е. чтобы пить. Из предлога tō развилась современная частица инфинитива to, например: to drink, to bear, to speak, etc. В современном немецком в результате фонетических агнонимических процессов ей будет соответствовать частица zu». Если же частицами стоит перед глаголом, то она не переводится, а просто показывает, что глагол стоит в неопределённой форме (Infinitiv). Если у глагола имеется отделяемая приставка, то частица zu внедряется между приставкой и корнем:

Es ist gesund Sport zu treiben — Спортом заниматься полезно.

Es ist Zeit das Essen zuzubereiten — Пора готовить еду. Эти древние агнонимические, фонетические, морфологические и синтаксические явления важно знать для понимания современных немецких и английских тестов, а тем более текстов пьес, которые будут рассмотрены в других параграфах. Во французском языке в этой связи следует отметить деепричастие Gérondif, под которой понимается глагольная форма en riant, которая состоит из причастия настоящего времени глагола и частицы en. Обычно gérondif переводится на русский язык также деепричастием, либо обстоятельственным придаточным предложением (времени или условия):

Monsier Bombonnel refera la potière et s’en alla en riant.–Господин Бомбоннель закрыл дверцу и ушёл посмеиваясь.

En sortant (=quand je sortais) de la maison, j’ai rencontré mon ami.–Выходя (=когда я выходил) из дома, я встретил своего друга.

Местоимение, являющееся дополнением gérondif, ставится после частицы en:

En lui patlant, il la regarde attentivement.

Агнонимичным можно считать и грамматическое значение инфинитива. Вследствие его возникновения из существительных, инфинитив несёт в себе процессуальность и предметность в очень обобщённом, предельно абстрактном виде.

Итак, мы рассмотрели агнонимию грамматическую и фонетическую. Следует отметить, что агнонимия существует и на стилистическом уровне, и на уровне анализа текста. Вкратце рассмотрим их. Учёные выделяют разное количество функциональных стилей. По мнению Моисеевой И. Ю., Ремизовой В. Ф., само определение понятия «функциональный стиль» обнаруживает разночтение в теоретических источниках. Основная часть исследований функционального стиля выполнена с использованием многочисленных положений научных школ и с привлечением обширного материала. Лингвистикой не выявлено точное количество функциональных стилей, не определен также чёткий онтологический статус: их относят к проявлениям и речи, и языка.

Выявление частотности компонентов определений «функциональный стиль» и, соответственно, их значимости проводился в рамках компонентно-квантитативного метода. Синтаксическая сегментация понятий привела к выявлению структурных связей компонентов по схеме N A L P, где N номинативная часть предиката определения, А атрибут, L локатив, Р обстоятельственно-целевая часть. Определено, что ключевыми компонентами части N являются: разновидность (частота употребления 7), подсистема (4), система (3), тип (2), реализация (2). Самыми частотными компонентами-атрибутами функционального стиля являются общественный (употреблен 8 раз), функциональный, функция (7); исторический (6); атрибуты, имеющие в своём составе слово сознание или корень данного слова (4). Структурный элемент определения L представлен компонентами: в общении, в сферах общения, общественной практики, речевой практики, человеческой деятельности, общенационального языка. Часть Р содержит только два компонента: достижение цели сообщения, оптимальное выражение коммуникативного содержания. Таким образом, выяснилось, что самыми частотными компонентами определений понятия «функциональный стиль» являются: функция (число употреблений 14), общественный (12), общение (8), разновидность (7), исторический (5), система (5), подсистема (4). Установленная частотность компонентов позволяет утверждать, что функциональный стиль факт языка, а не речи. Всё это свидетельствует об агнонимии понятия функциональный стиль. Из-за его агнонимичности и сложности учёные понимают его по-разному и дают разные определения. В работах учёных упоминаются четыре основных метода лингвопоэтики: 1) трёхуровневый анализ, 2) лингвопоэтика художественного приёма, 3) лингвопоэтическая стратификация, 4) лингвопоэтическое сопоставление. Кроме того, в последние годы на первый план выходит новый метод: лингвопоэтика повествовательных типов. Традиция лингвопоэтического анализа отдельных текстов в первую очередь восходит к трудам академика В. В. Виноградова. Однако несмотря на всю фундаментальность работ учёного, они не дают окончательного ответа на вопрос о том, что определяет уникальность произведения художественной литературы, и о том, какие методы следует применять для выявления эстетически значимых языковых элементов. В связи с лингвопоэтическим исследованием художественного текста можно назвать также Б. В. Толмашевского, Л. В. Щербу, Л. Шпитцера и др. Таким образом, несовершенство одних методов лингвопоэтического анализа художественного текста порождает другие. Всё это связано с агнонимией понятия текст. Как и функциональный стиль, текст имеет множество определений, но по сути своей до конца не определён из-за агнонимичности того концепта, который в себя включает и порождает дальнейшие исследования учёных. Для уяснения понятия агнонимия и её связи с текстом в дальнейшем мы будем исследовать особый вид креолизованных драматических текстов разных эпох и написанные на разных языках.

1.2. Семантика слова. Трудности распознания значения слова языковой личностью

Сема́нтика представляет собой, с одной стороны, раздел лингвистики, который изначально призван изучать смысловое значение практически всех имеющихся единиц языка (это семантика в узком смысле). В качестве инструмента изучения здесь применяют такой способ исследования, как семантический анализ. В конце XIX — начале XX века семантика часто называлась также как семасиоло́гия (от др.-греч. «σημασία» — «знак», «указание»). Учёные, занимающиеся семантикой, до сих пор обычно называются семасиологами. С другой стороны, в более широком смысле, «семантикой» может обозначаться весь круг значений некоторого класса языковых единиц (например, «семантика глаголов движения»).

Семантические проблемы непосредственно ставились и обсуждались учёными-философами ещё в глубокой древности. Сам термин «семантика» впервые был введён научный обиход известным французским лингвистом Бреалем. Теория семантического анализа направлена, в первую очередь, на решение таких задач, которые связаны с возможностью правильного понимания смысла фразы и подачей необходимого запроса поисковой системе в строго определённой форме. При этом одна из прикладных задач в исследовании семантики языка появилась в связи с необходимостью адекватного поиска информации в интернете по прямому запросу пользователя.

Учёные использовали разнообразный лексический материал для исследования значения слова: неологизмы [Тогоева, 1988, 1997]; [Сазонова, 1994, 2000]; [Родионова, 1994, 1997], широкозначные слова [Барсук, 1988, 1995], русские и английские прилагательные [Лачинина, 1990], топонимы [Сабитова, 1990], омологизмы [Шумова, 1994,1997], иностранные слова [Медведева, 1995], иноязычные идиомы [Жернакова, 1996]. В результате этих исследований были разработаны универсальные стратегии опознания индивидом различных лексических единиц.

Экспериментальные психолингвистические методики используются также для выявления в языковом сознании среднего носителя современного русского языка зон агнонимичности, образованных такими словесными единицами, по отношению к которым говорящий может сказать:

1) совершенно не знаю, что значит слово;

2) имею представление только о том, что слово обозначает нечто, относящееся к весьма широкой сфере;

3) знаю, что слово обозначает нечто, относящееся к определённому классу предметов, но не знаю, чем именуемый предмет отличается от других предметов данного класса;

4) знаю, что слово обозначает определённый предмет, но не знаю конкретных особенностей этого предмета, способов его использования или функционирования;

5) знаю, что обозначает слово, но не представляю, как выглядит соответствующий предмет;

6) знаю слово в связи с особенностями своего жизненного опыта и своей специальности, но предполагаю, что многие другие люди его не знают или знают недостаточно [Морковкин, Морковкина, 1997].

Эти критерии были выделены авторами путём использования метода интроспекции в рамках антропоцентрической парадигмы. Исследование проводилось со стороны учёного. Агнонимом понимались слова, неизвестные самому учёному. Если же за точку отсчёта брать не исследователя как эталон языковой личности, а обычных читателей, не владеющих достаточной базой знаний, а в качестве агнонимического материала взять иностранную лексику одной из пьес Шекспира, то критерии отбора агнонимов могут немного отличаться. Так, из трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» нами было предложено разным категориям российских и зарубежных читателей небольшое количество предположительно агнонимической лексики. Первая группа слов включала следующие: 1) infirmities; 2) herald; 3) perilous; 4) tempt; 5) wit; 6) prodigy; 7) sup; 8) unbraced; 9) seduce; 10) Anchises; 11) bondage; 12) dine [Shakespeare William,1623]. Эти слова, если не брать их архисемы, достаточно часто встречаются в обиходе людей англоговорящих стран — Великобритании, США и т. д. Носители языка их достаточно хорошо знают и не испытывают особой трудности в их использовании. Хотя для граждан не англоговорящих стран и эти слова вызвали затруднение в понимании. Другая группа слов, которая была предложена испытуемым участникам опроса включала следующие: shalt, doth, dost, ye, thou, thee [Shakespeare William,1623]. Из этой группы слов носители языка поняли далеко не все. Лишь наиболее подготовленные смогли дать некоторым из них толкование и пояснение. Итак, при определении агнонимов в иностранном языке, на наш взгляд, необходимо учитывать уровень подготовки читателей, близость их к языку, откуда берутся агнонимы: является ли для них этот язык первым или вторым в изучении или родным. Критерии отбора агнонимов могут быть следующими:

1) слово из родного мне языка, но я знаю не все его значения и не могу понять текст;

2) слово из неродного, но изучаемого мной языка, которым я владею слабо и не могу определить, его значения по контексту;

3) слово из иностранного языка, с которым я знаком, но все значения слова не знаю и у меня возникают трудности при определении его значения при семантизации в тексте;

4) слово из иностранного мне языка, которое я знаю, но его могут не знать другие люди;

5) слово из специализированной лексики иностранного языка (юридической, религиозной), которое не знакомо мне, так как я знаком лишь с ограниченным пластом общественно-бытовой лексики, необходимой для того, чтобы объясниться на простейшие темы [Ершов Д. И.,2018].

Процесс понимания лексического значения слова языковой личностью напрямую связан с её лексической компетенцией. Большинством исследователей лексическая компетенция рассматривается прежде всего как базовый компонент, входящий в состав коммуникативной компетенции, во многих как отечественных, так и зарубежных исследованиях. Вместе с тем под лексической компетенцией всё чаще понимают знание и способность непосредственно использовать весь словарный состав языка или его определённую часть [Д.И.Ершов, 2017, с.40]. При этом усвоению лексики способствует в первую очередь расширение лингвистического кругозора учащихся вузов–потенциальных языковых личностей, которых имели в виду В. А. Морковкина и Е. О. Савина при рассмотрении агнонимов в своих трудах только в плане русского языка. Значение лексической единицы, в нашем случае-агнонимов в пьесах У. Шекспира, раскрывает, главным образом, культуру страны, её историю, менталитет народа и особенности быта [Д.И.Ершов, 2017, с.40].

Интерес к феномену значения слова в науке не ослабевает, о чём свидетельствует большое количество работ, посвящённых его изучению. Это объясняется особым статусом значения в системе языка и речи. По этому вопросу проводятся международны конференции и симпозиумы. На одной из таких конференций автору настоящей диссертации удалось выступить с докладом в программе подсекции «Лингвистика (языки Азии и Африки)» секции «Востоковедение, африканистика» на тему «Значение слова во вьетнамском и английском языках в контексте формирования англоязычной лексической компетенции у вьетнамских студентов». Полное название конференции: «Международный молодёжный форум «Ломоносов» XXIV МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ СТУДЕНТОВ, АСПИРАНТОВ И МОЛОДЫХ УЧЁНЫХ «ЛОМОНОСОВ»». В докладе поднимались вопросы непонимания значения слова-агнонимии, хотя тогда данный термин не использовался: «Наиболее сложные этапы, связанные с понимание значения слова и использованием словаря, возникают тогда, когда ни одно из значений в записи, кажется, не соответствует контексту или же ему соответствует более одного. В подобных ситуациях пользователю может понадобиться вывести значение, которое происходит из значений в записи, или «искать дополнительные контекстные подсказки в исходном тексте для устранения неоднозначности» [SCHOFIELD, 1982., с.193]».

Далее в докладе мы вслед за Ф. д. Соссюром и Нём Биен Соаном рассмотрели «две стороны языка, которые мы распознаём: план выражения (звуковая сторона языка, означающее) и план содержания (означаемое) [Нём Биен Соан, 1989, с.150]. Эта традиция (Ф.д Соссюра) широко прослеживается в работе, где объяснятся семантика вьетнамских слов, сходная с английской семантикой. Развивая её, Нём Биен Соан выделяет компоненты значения слова. Когда мы говорим о значении слова, мы обычно выделяем следующие компоненты значения:

1) Денотативное значение: Имея в виду связь слова с вещью (или явлением, свойством, действием…), которое оно показывает. Собственно вещь, явление, форма, действие…, — всё это называют денотатом. Например: земля, небо, дождь, солнце, горячий, холодный [Нём Биен Соан, 1989; с. 158].

2) Сигнификативное значение представляет собой связи между словом и смыслом.

Помимо двух указанных выше компонентов значения слова, когда определяют значение слова, ещё различают два компонента значения. Это прагматическое значение и структурное значение [Нём Биен Соан, 1989; с. 159].

Прагматическое значение также имеет название коннотативного значения, которое отражает связи слова с субъективным отношением, чувствами говорящего. Структурное значение представляет собой отношения между словом и другими словами в лексической системе. Отношения между этим словом и другими словами проявляются на двух осях: парадигматической оси и синтагматической оси. Отношения на парадигматической оси позволяют нам определить значимость слова, отличающую это слово от другим слов; тогда как отношения на синтагматической оси позволяют нам определить валентность — сочетаемость слова (способность сочетаться с другими словами) [Нём Биен Соан, 1989, 160]. В Словарь лингвистических терминов даёт следующее определение: лексическое значение слова–содержание слова, отображающее в нём представление о предмете, свойстве, процессе, явлении и т. д. [ЛЭС, 2002].

Лексическое значение слова состоит из трёх элементов, образующих так называемый «треугольник Фреге», или «семантический треугольник»:

1) означающее–это внешний элемент, звуковая оболочка слова или его графическое обозначение (лексема);

2) обозначаемый предмет–денотат (референт);

3) отражение предмета в сознании человека– сигнификат.

Связь между элементами «означающее–денотат–означаемое» и формирует лексическое значение слова.

Денотат некоторого имени–некоторый реальный объект или совокупность таких объектов, названных этим именем. Референт–конкретный предмет, который подразумевается говорящим в данном коммуникативном акте. Сигнификат–психическое образование, отражающее в сознании человека свойства денотата-референта.

Под референцией понимают соотнесение знака с объектами внеязыковой действительности в процессе коммуникации [Падучева,1985].

По определению В. В. Виноградова, лексическое значение слова–это его «предметно-вещественное содержание, оформленное по законам грамматики данного языка, являющееся элементом общей семантической системы словаря этого языка» [Виноградов, 1977, с. 10]. В. В. Виноградов отмечал, что от значения слова следует отличать его употребление. «Значения устойчивы и общи всем, кто владеет системой языка. Употребление–это лишь возможное применение одного из значений слова, иногда очень индивидуальное, иногда более или менее распространённое» [Виноградов, 1977, с. 172].

В нашем исследовании мы будем применять референциальный подход к значению слова, который лучше всего подходит для описания значения в коммуникативном акте, так если в речи, поскольку драматические тексты У. Шекспира построены в форме диалогов, монологов и полилогов как особых драматических форм коммуникативных актов. Отсюда и название агнонимов в креализованных драматических текстов будет «референтные» и «реферальные» в зависимости от способа их декодирования. Понятия референтный и реферальный агноним вводятся для языковой личности, не являющейся носителем языка, на котором написан текст, содержащий агнонимы. Попова Елена Павловна ввела понятие потенциальный агноним–агноним является таковым для языковой личности, которая является носителем языка, на котором написан текст с агнонимами. Если же произведение читает иностранец и неноситель языка, так если языковая личность является лицом, изучающим язык, на котором написан текст с агнонимами, в этом случае все агнонимы для такой личность носят справочный характер, так если реферальный, о котором языковая личность узнаёт из словарей–справочников по ссылкам (reference). Различие между референтными–чисто справочными агнонимами, о которых без дополнительных источников информации обойтись нельзя, и реферальными–такими, о смысли которых помимо дополнительных источников, всё же можно догадаться из контекста, будет весьма условным. Поскольку мы для определения агнонимов будет использовать теорию «Релевантности», которая близка к теории относительности Эйнштейна, то языковая личность для нас будет точкой отсчёта–для будущей агнонимической системы координат, которую мы будем строить с учётом имеющихся данных по агнонимам из произведений У. Шекспира. Под реферальными агнонимами мы будем понимать такие их виды, которые нельзя полностью понять, так если нельзя провести дешифровку закодированного в них значения из контекста без обращения к справочной литературе. Но вместе с тем, как указывалось выше, в отличие от референтных агнонимов, полностью исключающих возможность исследования агнонимов по контексту, реферальные агнонимы такую возможность не исключают, включая в себя и пласт частичных агнонимов, близких по своей сути к потенциальным агнонимам, о которых говорила Савина Е. О. Что касается аспектного подхода, то, по утверждению И. А. Стернина, он может быть полезен «при логическом изучении значения, в коммуникативном анализе значения он не находит применения» [Стернин, 1985, с. 38].

Количество макрокомпонентов варьируется в концепциях различных исследователей лексического значения, однако традиционно в рамках интегрального подхода в структуре значения слова выделяют как минимум два макрокомпонента: денотативный и коннотативный. Денотативный компонент отражает логическое понятие, зафиксированное словом. В нём содержится основная коммуникативно-значимая информаиця. Коннотативный компонент содержит эмоционально-оценочное отношение говорящего к денотату слова и несёт дополнительные оттенки значения [Стернин, Саломатина, 2011].

Коннотативные и денотативные компоненты одной лексемы связаны с определённой семемой. Семема–«наименьшая единица плана содержания, соотносимая с соответствующим ей элементом плана выражения; лингвистически релевантная единица значения» [Ахманова, 2007]. Одна лексема может обозначать несколько семем разных типов. Некоторые семемы являются денотативными, отражающими предметы внешнего мира, другие–коннотативными, выражающими оценки и эмоции. Общепринятая лингвистами типология семем выводится из учения В. В. Виноградова о типах лексических значений слова [Виноградов, 1953]. Таким образом, выделяется четыре типа семем: две денотативные и две конотативные. Первая денотативная семема соответствует прямому номинативному значению слова, вторая денотативная семема–производно-номинативному значению. Коннотативные значения являются фразеологически связанными. Первая коннотативная семема, сохраняющая логическую связь с денотативной, соответствует переносному значению слова, вторая коннотативная семема немотивированна (подробно от типологии семем см.: [Копыленко, Попова, 1978]; [Попова, Стернин, 1984].

Семемы состоят из минимальных смысловых единиц–сем. Не все исследователи рассматривают сему как предельную единицу. В лингвистике существует множество различных классификаций сем [Васильев, 1982; Гак, 1977; Шмелёв, 1973 и др.].

Приведём типологии сем, релевантные для решения поставленных в нашей работе задач по декодированию лексических агнонимов.

Общепризнанной и широко известной является типология сем В. Г. Гака, который выделяет в лексическом значении архисемы, дифференциальные семы и потенциальные семы.

Архисемы–общие родовые семы, объединяющие слова в определённые смысловые группы. Архисеми соответствует определённому уровню абстракции. Чем ниже уровень абстракции, тем более информативной является архисема.

Дифференциальные семы–семы видового значения, с помощью них конкретизируется смысловое содержание слова.

Потенциальные семы–семы, обозначающие дополнительные черты денотата, необязательные для различения одного видового понятия от другого [Гак, 1977]. Значение слова и его компоненты важны для декодирования агнонимии на микроуровне–на уровне лексических единиц в речи и тексте.

1.3. Особенности исследования агнонимов в тексте вообще и в креолизованном драматическом тексте в частности

Исследование агнонимов в тексте имеет свои особенности и, как следствие, ряд проблем. Существует множество психолингвистических исследований, посвящённых проблемам понимания значения слова, но все они в основном рассматривают слово как самостоятельную единицу. Между тем, самостоятельно слова существуют преимущественно в словаре. В реальности же слово чаще всего включено в какой-то контекст. Не требует суждение о том, что контекст способствует семантизации агнонимов в сознании читателя, то есть даже при наличии слов-агнонимов коммуникативное намерение автора может быть осуществлено. Отсюда возникают вопросы. Существует ли способ для измерения агнонимического пространства (в драматическом тексте будет агнонимический ареал) конкретного текста? Как может выглядеть подобная процедура? Одно и то же слово-агноним может встречаться в большом по объёму тексте неоднократно в различных контекстах, в некоторых из которых значение может раскрываться полностью или частично. Рассмотрим пример из У. Шекспира «Юлий Цезарь». Агноним «ides», употреблённый в необходимом контекстном окружении четыре раза во всей пьесе, служит предвестником беды. Причём каждое следующее его употребление свидетельствует о нарастании напряжения, приближении кульминации пьесы. На наш взгляд в пьесе две кульминации — первая связана с убийством Юлия Цезаря, так если с преступлением. Вторая, которая плавно переходит в развязку, — с наказанием заговорщиков путём возмездия. При этом агноним «ides» употребляется все четыре раза только перед первой кульминацией — убийством Цезаря. Проанализируем его подробнее [Д. И. Ершов, 2018].

И́ды (лат. Idus, от этрусск. iduare, «делить») — в римском календаре так назывался день в середине месяца. На 15-е число иды приходятся в марте, мае, июле и октябре; на 13-е — в остальных восьми месяцах. После реформы календаря Юлием Цезарем (см. Юлианский календарь) связь между длиной месяца и числом, на которые приходятся иды, была утеряна. Следовательно, подобно ранее рассмотренному нигилониму «herald’, агноним «ides’ так же утратил свою историческую реалию и стал использоваться в переносном, метафорическом значении «предвестника беды», перейдя в разряд исторических нигилонимов (историзмов по другой классификации) [Д. И. Ершов, 2018]..

Иды были посвящены Юпитеру, которому в тот день жрец Юпитера (лат. flamen dialis) приносил в жертву овцу [Д. И. Ершов, 2018].

В мартовские иды (15 марта) 44 г. до н. э. заговорщиками был убит Юлий Цезарь. Согласно Плутарху, предсказатель предупредил Цезаря за несколько дней, что в этот день ему надо опасаться смерти. Встретив предсказателя на ступенях Сената, Цезарь сказал ему с насмешкой: «Мартовские иды наступили». «Наступили, но ещё не прошли» — ответил предсказатель. Через несколько минут Цезарь был убит. Фраза «Берегись мартовских ид!» из пьесы Шекспира «Юлий Цезарь» стала крылатой [Д. И. Ершов, 2018]..

15 марта начинался новый год и происходили празднования в честь богини Анны Перенны.

В пьесе Шекспира нигилоним «ides’ употребляется в следующих местах [Д. И. Ершов, 2018]:

Act I, Scene II. A public place.

Soothsayer

Beware the ides of March. (p. 9)

CAESAR

What man is that?

BRUTUS

A soothsayer bids you beware the ides of March. (p. 9)

CAESAR

What say’st thou to me now? speak once again. (p. 10)

Soothsayer

Beware the ides of March. (p. 10)

CAESAR

He is a dreamer; let us leave him: pass.

Sennet. Exeunt all except BRUTUS and CASSIUS (p. 10)

Аct III Scene I. Rome. Before the Capitol; the Senate sitting above.

CAESAR

[To the Soothsayer] The ides of March are come (p. 57).

Soothsayer

Ay, Caesar; but not gone (p. 57).

В связи с вышеизложенным возникает несколько вопросов:

1.Если отдельное взятое слово является агнонимом, а в тексте его значение раскрывается, будет ли являться это слово агнонимом в данном тексте? Если раскрытие происходит понятным читателю способов той эпохи, когда писалось произведение, то будет ли это слово агнонимом? А для читателей последующих поколений, когда язык изменится и слово выйдет из повседневного употребления, как тогда его рассматривать?

2.Если слово встречается в тексте во множестве контекстов, в некоторых из которых его значение раскрывается частично или полностью благодаря контексту, а в других не раскрывается совсем, принимать ли данное слово за агноним?

Вероятность распознания в коммуникативном акте значения лексической единицы, оказавшейся в статусе агнонима, зависит от референциального потенциала этой лексической единицы. Как отмечает А. Д. Шмелёв, «языковые единицы приобретают тот или иной референциальный статус, лишь будучи употреблёнными в конкретном речевом акте» [Шмелёв, 2002, с. 205]. Разные лексические единицы обладают различным референциальным статусом. Референциальные свойства лексических единиц во многом зависят от семантического класса, к которому они относятся. Необходимо также отметить, что в различных употреблениях лексема характеризуется разными семантическими свойствами, которые создают различные референциальные возможности [Шмелёв, 2002, с. 205].

Коммуникативное описание значения слово возможно только как перечисление компонентов, имеющихся в составе значения, а для этого необходимо знать весь набор этих компонентов в системе, вне коммуникативного акта. Это обстоятельство обусловливает постоянное обращение исследователя к описанию значения в статике [Стернин, 1985]. Таким образом, для исследования агнонимов в составе художественного текста вообще и драматического креолизованного текста в частности мы должны иметь представление об архисеме и дифференциальных семах исследуемых единиц.

Прежде чем перейти к непосредственному анализу агнонимов в драматическом тексте, рассмотрим среду, в которой функционируют исследуемые единицы, то есть сам текст художественный текст как объект интерпретации. Коммуникативная природа текста привела к возникновению такого понятия, как креализация, под которым мы вслед за А. А. Бернацкой будем понимать «комбинирование средств разных семиотических систем в комплексе, отвечающем условию текстуальности [Бернацкая А.А, 2000, с. 109]. К средствам креолизации вербальных текстов относятся изобразительные и драматические компоненты, соседствующие с вербальными и оказывающие существенное влияние на интерпретацию текста, а также все технические моменты оформления текста, влияющие на его смысл. Полный спектр средств креолизации драматического текста ещё не выделен и не описан.

В конце XX века в связи с развитием антропологической и когнитивной лингвистики представления о семантической организации художественного текста усовершенствовались. Текст стал пониматься «и как двухмерная структура, образуемая в результате использования авторами специфической системы кодифицирования, и как разновидность речевого акта, т.е. акта коммуникации между автором (адресантом) и читателем (адресатом)» [Молчанова, 1988, с. 11]. Эти процессы восприятия текста помогут нам понять художественный текст английской драмы У. Шекспира, насыщенный агнонимами.

Драма имеет в искусстве как бы две жизни: театральную и собственно литературную. Составляя драматургическую основу спектаклей, бытуя в их составе, драматическое произведение воспринимается также публикой читающей.

Но так обстояло дело далеко не всегда. Эмансипация драмы от сцены осуществлялась постепенно — на протяжении ряда столетий и завершилась сравнительно недавно: в XVIII–XIX вв. Всемирно-значимые образцы драматургии (от античности и до XVII в.) в пору их создания практически не осознавались как литературные произведения: они бытовали только в составе сценического искусства. Ни У. Шекспир, ни Ж. Б. Мольер не воспринимались их современниками в качестве писателей. Решающую роль в упрочении представления о драме как произведении, предназначенном не только для сценической постановки, но и для чтения, сыграло «открытие» во второй половине XVIII столетия Шекспира как великого драматического поэта. Отныне драмы стали интенсивно читаться. Благодаря многочисленным печатным изданиям в XIX — XX вв. драматические произведения оказались важной разновидностью художественной литературы, поскольку они представляют особый вид креолизованных текстов, насыщенных агнонимами.

Креолизация художественного текста и преобразование его в драматический текст–это процесс впитывания ценностей другой культуры [James Sidbury, 2007, 617—630]. Процесс взаимодействия нескольких этносов на одной территории неизбежно ведёт к взаимодействию их национальных языков. Отсюда происходит второе узколингвистическое значение термина: креолизация–«процесс формирования нового языка (смешанного по лексике и грамматике) в результате взаимодействия нескольких языков»» [Яценко Н. Е., 1999], процесс, следующий за пиджинизацией. Соответственно, креолизованными (креольскими) называют языки, возникшие в результате смешения нескольких языков. Так язык текста драмы представляет собой смешения лингвистического языка с языком действия–драматическим языком, проявляющемся на сцене. В 1990 году Ю. А. Сорокин и Е. Ф. Тарасов [Сорокин Ю. А., Тарасов Е. Ф., 1990, с.180—186] предложили термин «креолизованные тексты» для обозначения текстов, «фактура которых состоит из двух негомогенных частей». Таким образом, существует три понимания термина «креолизация»: «общее», «лингвистическое» и «текстуальное». Нас оно будет интересовать в связи с его прямым отношением к драматическому тексту и драматическому текстовому ареалу–особому креолизованному текстовому пространству, где могут существовать агнонимы. При этом имеются расхождения в терминологии.

В лингвистической литературе встречается множество обозначений, авторы которых пытаются с помощью термина указать на самую суть данного типа текстов, к которым относится текст драмы, осложнённый действием на сцене: «семиотически осложнённый», «нетрадиционный», «видео-вербальный», «составной», «поликодовый», «креолизованный» тексты, «лингвовизуальный феномен», «синкретичное сообщение», «изовербальный комплекс», «изоверб», «иконотекст» (Е. Е. Анисимова, В.М.Березин, А. А. Бернацкая, и др.). А. А. Бернацкая предлагает в данном случае использовать термин «поликодовый текст» [А. А. Бернацкая, 2000, с. 104—110]. Данный термин точно характеризует наличие в драматическом тексте нескольких составных частей, его можно использовать в обозначенных нами целях. Так же для характеристики драматического художественного текста распространён термин «семиотически осложнённый текст». У. Шекспира, осложнённых агнонимами, обогащает возможности для их интерпретаций. Д. П. Чигаев [Чигаев Д. П., 2010, с. 23] предлагает термин «семиотически обогащённый текст» для родовой характеристики негомогенных речевых образований.

Драматический текст подвержен явлению компрессии помимо своей креализованности, образуя особое драматическое текстовое пространство–драматический ареал, где складывается очень благоприятная среда для возникновения и функционирования агнонимов в силу сжатости контекста.

Драматические произведения (др.-гр. drama–действие), как и эпические, воссоздают событийные ряды, поступки людей и их взаимоотношения. Подобно автору эпического произведения, драматург подчинен «закону развивающегося действия» [Гете И. В., С. 350.]. Но развернутое повествовательно-описательное изображение в драме отсутствует. Собственно авторская речь здесь вспомогательна и эпизодична. Таковы списки действующих лиц, иногда сопровождаемые краткими характеристиками, обозначение времени и места действия; описания сценической обстановки в начале актов и эпизодов, а также комментарии к отдельным репликам героев и указания на их движения, жесты, мимику, интонации (ремарки). Все это составляет побочный текст драматического произведения. Основной же его текст — это цепь высказываний персонажей, их реплик и монологов.

Таким образом, под агнонимическим пространством текста в широком смысле и агнонимическим ареалом драматического креолизованного текста в частности мы предлагаем понимать индивидуальное для языковой личности лексем в тексте, находящихся вне языковой компетенции этой конкретной языковой личности в данный момент её исторического, филологического и лингвокультурного развития. Потенциальное агнонимическое пространство вообще и референтный, или реферальный агнонимический ареал драматического креолизованного текста определяется как количество лексем в тексте, находящихся вне норм современного состояния языка в данный период его исторического развития.

Выводы по главе 1

В данной главе была решена первая группа задач:

— исследованы теоретические основы появления агнонимов в ракурсе языкового состояния. Проблемность, дискурсивность, дебаты;

— рассмотрено явление агнонимии в концепции ареала драматического креолизованного текста;

В конце XX века в науке появился термин агноним, связанный с проблемой понимания слов языковой личностью. Агнонимами называют слова, которые по тем или иным причинам неизвестны или малоизвестны читателю.

В данной работе под агнонимом мы вслед за В. В. Морковкиным, В. А. Козыревым, Н. П. Зыбиной, Ю. В. Домашовой мы будем понимать некую единицу языка, знание о содержании которых полностью или частично отсутствует в сознании рядового носителя языка. Но это не только лексическая единица языка, но и любая другая: фонетическая, морфологическая стилистическая, грамматическая и так далее. Мы рассмотрели агнонимию в узком плане на микроуровне–как лексическую единицу текста и речи и агнонимию в широком плане на макроуровне–на уровне языка, где она охватывает любое непонятное и проблемное языковое явление не только в нынешнем состоянии языка при интроспективном подходе как у вышеперечисленных учёных, на и в историческом ракурсе при ретроспективном подходе с учётом исторических знаний языковой личности. При определении агнонимов в иностранном языке, на наш взгляд, необходимо учитывать уровень подготовки читателей, близость их к языку, откуда берутся агнонимы: является ли для них этот язык первым или вторым в изучении или родным. Критерии отбора агнонимов могут быть следующими:

1) слово из родного мне языка, но я знаю не все его значения и не могу понять текст;

2) слово из неродного, но изучаемого мной языка, которым я владею слабо и не могу определить, его значения по контексту;

3) слово из иностранного языка, с которым я знаком, но все значения слова не знаю и у меня возникают трудности при определении его значения при семантизации в тексте;

4) слово из иностранного мне языка, которое я знаю, но его могут не знать другие люди;

5) слово из специализированной лексики иностранного языка (юридической, религиозной), которое не знакомо мне, так как я знаком лишь с ограниченным пластом общественно-бытовой лексики, необходимой для того, чтобы объясниться на простейшие темы.

Исследование агнонимов в тексте вообще и в креолизованном драматическом тексте в частности наталкивается на целый ряд теоретических и практических трудностей. Во-первых, так как контекст способствует семантизации агнонимов в сознании читателя, то даже при наличии слов-агнонимов в художественном тексте коммуникативное намерение автора может быть осуществлено. Во-вторых, степень агнонимичности одного и того же слова может меняться в зависимости от контекста, от его состояния по отношению ко времени возникновения и к читателю той эпохи, в которой с данным произведением будут знакомиться. В-третьих, одно и то же слово-агноним может встречаться в тексте неоднократно в различных контекстах.

Глава 2. Исторические причины возникновения агнонимии в языке, речи и тексте

2.1. Сранительно-исторический метод и агнонимия

Применяемый в языкознании приём научного исследования в рамках ретроспективного подхода носит название сравнительно-исторического метода [Аракин В. Д. 2003, c.11]. Этот метод исходит из того положения, что между предметом или явлением объективной действительности и словом, их обозначающим, не существует внутренней, естественной связи. Поэтому наличие в двух или нескольких языках слов одного и того же корня позволяет сделать вывод о том, что эти слова произошли от одного общего источника. Этим источником может быть слово языка-основы. Например, вьетнам. một chút–чуть-чуть, немного; япон. パン [Pan],франц. pain, румын. pâinea, греч. ψωμί, лит. duona, лат. maize–хлеб; рус. должники, грешники–рум. greşiţilor; турец. borçlular; рус.: они грешат: турец.­– onlar günah işliyor; латыш– viņi grēko; румын. izbăveşte, рус. избавиться; англ. earth, нем. Erde, швед. jord, нидерл. aarde–земля; англ. green, нем. grün, швед. grön, нидерл. groen, исланд. grænn–зелёный, или англ. drink, нем. trinken, швед. dricka, нидерл. drinken, исланд. að drekka–пить, как некоторые из слов общего корня, свидетельствуют о том, что они могли иметь общий источник в виде соответствующих слов индоевропейского языка-основы. При этом заметим, что японский, вьетнамский и турецкий языки не принадлежат к индоевропейской языковой семье, однако имеют с ней некоторые родственные словоформы и сходное звуковое оформление, что видно из примеров выше. Здесь следует уже говорить об агнонимии на уровне словоформ и фонетическй агнонимии оформления сходным образом близких по смыслу понятий–концептов в языках либо одной семьи либо разных языковых семей. В этой связи интересна гипотеза Серге́я Анато́льевич Ста́ростина (24 марта 1953, Москва — 30 сентября 2005, там же) — российского лингвиста, полиглота, специалиста в области компаративистики, востоковедения, кавказоведения и индоевропеистики. Его Основные достижения в области изучения конкретных языковых семей:

Реконструировал древнекитайскую фонологическую систему на основании анализа рифм в древнекитайской поэзии и других данных.

Значительно уточнил реконструкцию сино-тибетского праязыка.

Впервые построил реконструкцию северокавказской семьи (совместно с С. Л. Николаевым). Опубликовал большой этимологический словарь северокавказских языков.

Исследовал вымирающие енисейские языки и реконструировал праенисейский язык.

Основываясь на этих трёх реконструкциях, впервые обнаружил неожиданные параллели между сино-тибетскими, енисейскими и северокавказскими языками; предложил объединить их в сино-кавказскую макросемью, сделал реконструкцию сино-кавказского праязыка.

Доказал родство известных по клинописным памятникам хуррито-урартских языков с восточнокавказскими.

Занимался проблемой родства хаттского (протохеттского) языка с западнокавказскими (абхазо-адыгскими).

Разработал гипотезу о принадлежности японского языка к алтайской семье.

Опубликовал этимологический словарь алтайских языков, содержащий почти три тысячи корней и служащий аргументом в пользу существования алтайской языковой семьи (включающей тюркские, монгольские, тунгусо-маньчжурские, корейский, японский).

Предложил новую реконструкцию парадигматических классов индоевропейского глагола (совместно с С. Л. Николаевым).

Исследовал вопрос о прародине и культурной истории народов Передней Азии, опираясь на выявленные культурные заимствования в древней лексике. Отсюда можно сделать вывод, что современное отнесение языков к тем или иным группам некоторыми учёными может подвергаться сомнению в виду углубления исследований в области диахронии и сопоставления лингвистических данных. Существующий в родственных языках фонд слов является свидетельством того, что данные языки являются потомками одного более древнего языка-основы. И хотя каждый из языков развивается по своим внутренним законам, тем не менее в каждом из образовавшихся языков обычно продолжают действовать некоторые законы, которые были характерны для языка-основы. По этим законам и функционирует агнонимический ареал выбранных нами для анализа пьес.

Существовавшие в языке-основе фонетические и грамматические элементы обычно получают различное, но вполне закономерное развитие в языках, выделившихся из языка-основы. Это дало возможность проводить систематическое сравнения и выводить соответствия между явлениями одного языка и явлениями другого языка. Так, например, сравнивая между собой языки испанский, английский, немецкий и шведский, мы можем легко установить, что английскому и испанскому [Ɵ] соответствует в немецком языке [d], в шведском [t]. Например, англ. three, нем. drei, швед.–tre; англ. think, нем. denken, швед. tänka–думать. Испанский согласный [Ɵ] произносится кончиком языка, помещённым между зубами, он похож на английский согласный th. На письме он передаётся двумя буквами: с перед гласными e, i и z в остальных случаях. Буквосочетание сс в испанском языке читается как два звука: acceder– [akƟe’er] — acceder.

Также как два звука читается сочетание sc:

Ascender– [asƟen’der] — восходить [Г. А. Нуждин 2003; стр.17].

Здесь опять стоит упомянуть фонетическую агнонимию –чередование на уровне диахронической аллитерации. Агнонимию потому, что мы не можем с логической точки зрения объяснить, почему в родственных германских языках английскому звуку [Ɵ] соответствуют в немецком языке [d], в шведском [t], тогда как в языке совсем другой группы–испанском имеется аналогичный звук [Ɵ] и его звонкий эквивалент– [ð]. Более того, эти звуки есть в греческом языке: так, греческий согласный звук δ– звучит как английский межзубный звонкий звук «th [ð]» в словах Δημήτρης–Димитрис (имя собств.), δάσος–лес; греческий согласный θ– звучит как английский межзубный глухой звук «th [θ]» в словах: θέλω– хочу, θάλασσα- море, μύθος– миф, θέμα– предмет.

Английскому [aɪ] в немецком языке соответствует [ae], в швед. [ɪ: ]. Например, анг. ice, нем. Eis, швед.is–лёд; англ. drive, нем. treiben, швед. driva–гнать.

Сравнительно-исторический метод рассматривает каждое явление языка–фонетическое, грамматическое или лексическое, в его историческом развитии, а также в его взаимосвязи с другими явлениями языка, поскольку последний представляет собой устойчивую систему различных закономерностей. Этим обеспечивается точный научный подход к языку, позволяющий языковедам получать достаточно надёжные, научно обоснованные выводы, касающиеся современного состояния отдельных языков в их взаимосвязи.

Для лучшего уяснения явления агнонимии в современных индоевропейских языках следует сказать несколько слов о делении всех существительных на основы. Типологической особенностью древнегерманских языков, как и всех древних индоевропейских языков, было деление всех существительных на определённое число групп в зависимости от того основообразующего аффикса, который данное существительное имело. В настоящее время ещё невозможно с уверенностью сказать, что представляло собой это деление существительных на основы, как утверждает Аракин [В.Д.Аракин 2003; стр.53—54], однако отдельные факты как индоевропейских, так и некоторых семей позволяют высказать предположение, что деление на основы представляло собой своеобразную попытку человеческого сознания расклассифицировать, т.е. объединить всё существующее разнообразие предметов и явлений объективной реальности в какое-то более или менее ограниченное число групп на основании каких-то, иногда чисто внешних, признаков. Здесь скрыта ещё одна агнонимическая проблема–проблема понимания этих языковых классификаций. Ей можно найти объяснение в когнитивной лингвистике через понятия фигуры, фрейма, сценария, концепта [Болдырев, Бабушкин, Попова]. Можно найти этому объяснение как с атеистической позиции, так и с религиозной, рассмотрев, как Адам наименовывал в Раю по заданию Бога животных и прочие предметы по роду и племени их. Гипер-гипонимические отношения с точки зрения когнитивной терминологии Бабушкина, понятие категоризации. Тут важно рассмотреть инфинитив как промежуточную единицу между существительным и глаголом, его происхождение и грамматическое значение.

Так, даже в современном русском языке, где система основ почти не сохранилась, мы можем установить, что существительные, объединяемые в одну группу по признаку основы на -ят-, имеют один общий признак–значение маленького существа, детёныша: телята, козлята, жеребята, котята, щенята, львята и т. д. По-литовски тот же самый ряд существительных будет звучать так: veršeliai, vaikai, kumeliukai, kačiukai, šuniukai, kubeliai. Вот как будет это по-исландски: kálfar, börn, folöld, kettlingar, hvolpar, unglingar. На латыни: juvencos, hircos, cum pullis kittens, Puppies, filios terræ consurgere facis.

Литовский язык вошел в 10 древнейших языков, на которых все еще говорят люди

Очень трудно точно определить какой из языков самый древний, так как на языках разговаривали еще задолго до того, как появилась письменность. Тем не менее, есть такие языки, которые до сегодняшнего дня сохранили свои древние особенности и выделяются из массы других. В топ-10 таких особенных языков попал литовский. Языковая семья большинства европейских языков является индоевропейской, но она начала дробиться около 3500 до н. э. Она распалась на десятки других языков, например, немецкий, итальянский и английский, постепенно теряя черты, указывающие на их родство. Один язык, однако, в Балтийском регионе в большей степени сохранил древние особенности, что дало повод лингвистам называть его прото-индо-европейским языком (PIE), на котором, как утверждают ученые, говорили около 3500 до нашей эры. По какой-то причине литовский язык сохранил больше звуков и грамматических правил с PIE, чем любой из его двоюродных лингвистических братьев, и, следовательно, его можно назвать одним из старейших языков в мире. «Литовский язык — самый архаичный из всех живых индоевропейских языков; он лучше других сохранил звуковую систему индоевропейского праязыка, много морфологических особенностей».

«Подавляющая часть словарного фонда литовского языка составляют слова, унаследованные из древнеиндоевропейского праязыка и созданные на их основе новообразования. Имеются и заимствования. Главным образом они пришли из соседних славянских языков». («Литва». Краткая энциклопедия. — ГРЭ, Вильнюс, 1989.) Действительно, в литовском языке сохранилось значительное количество элементов словарного субстрата, являющегося общим, но не с праязыком, который еще языкознанием не восстановлен, а с древнеиндийским языком санскритом. Приведем пример этих совпадений:

Значение Древнеиндийский язык Литовский язык

«кто» kas [кас] kas [кас]

«который» kataras [катарас] kataras [катарас]

«сын» sunus [су ну'с] sunus [сунус]

«новый» naugas [науяс] nau jas [науяс]

«когда» kada [кадя] kada [када]

«тогда» tada [тада] tada [тада]

«овца» avis [авис] avis [авйс]

«лошадь, кобыла» acvas [ашвас] asva [ашва]

«слеза» acram [ашрам] asara [ашара]

«столб, ствол» stambhas [стамбхас]

Этот пример взят из замечательной книги нашего известного лингвиста В. Откупщикова «К истокам слова» [0—2]. (Написанная в безупречной популярной форме, книга является подлинно научным сборником ориентиров в сложных путях среди законов языкознания, давая широкому кругу читателей необходимый комплекс знаний в области этимологии, исторической и сравнительной лингвистики).

Как указано выше, одним из наиболее древних языков считается литовский, а котором сохранились склонения и падежи в наименее изменённом виде по сравнению с индоевропейским языком праосновой. Вот склонения литовских существительных:

Система склонений в литовском языке

1 склонение — AS, — IS — YS

2 склонение — A — E

3 склонение IS

4 склонение (i) US

5 склонение UO

Основную трудность здесь представляют существительные на -IS, так как они могут относиться к 1-му, либо к 3-му склонению. Небольшое число существительных мужского рода также относится к 3-му склонению: dantis (зуб), debesis (облако), vagis (вор), vris (зверь) и некоторые другие.

Примеры:

1 скл.: vakaras — вечер, butelis — бутылка

2 скл.: daina — песня, giesme — песня

3 скл.: akis -глаз, ausis — ухо, dalis — часть

4 скл.: alus — пиво, sunus — сын

5 скл.: vanduo — вода, akmuo — камень, suo -собака, sesuo — сестра, dukte — дочь

В индоевропейских языках существительные, объединяемые в одну группу по признаку основы на -er также имеют один общий признак–выражение родства:

Существуют языки, где до сих пор ещё очень ясно сохранился принцип классификации существительных по определённым признакам. Кроме литовского, в десятку древнейших языков попали иврит, фарси, тамильский, исландский, македонский, баскский, финский, грузинский и ирландский языки.

Все приведённые выше соображения и дают основания предполагать, что сохранившееся в индоевропейских языках деление на основы, по-видимому, отражают ещё более древний этап существования этих языков, когда существительные объединялись в особые группы по каким-то общим для них всех признакам, которые теперь можно рассматривать как явление агнонимии в рамках теории агностицизма, поскольку пока мы не можем точно дать ответ на вопрос, что они собой представляли.

Где же можно найти ответ на эти процессы? Прежде всего, в древнейших текстах истории человечества, одним из которых является Библия. В книге Бытия так описан процесс категоризации всех предметов и явлений действительности:

«И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему.

Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел [их] к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей.

И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым; но для человека не нашлось помощника, подобного ему.

И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию.

И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку.

И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа [своего]. (Быт: 2, 18—23) “. Тот же текст на английском: „And the LORD God said, «It is not good that man should be alone; I will make him a helper comparable to him.»

Out of the ground the LORD God formed every beast of the field and every bird of the air, and brought them to Adam to see what he would call them. And whatever Adam called each living creature, that was its name.

So Adam gave names to all cattle, to the birds of the air, and to every beast of the field. But for Adam there was not found a helper comparable to him.

And the LORD God caused a deep sleep to fall on Adam, and he slept; and He took one of his ribs, and closed up the flesh in its place.

Then the rib which the LORD God had taken from man He made into a woman, and He brought her to the man.

And Adam said: «This is now bone of my bones And flesh of my flesh; She shall be called Woman, Because she was taken out of Man. (Быт: 2, 18—23)». Тот же текст на немецком: Gott, der HERR, dachte: «Es ist nicht gut, dass der Mensch so allein ist. Ich will ein Wesen schaffen, das ihm hilft und das zu ihm passt.

So formte Gott aus Erde die Tiere des Feldes und die Vögel. Dann brachte er sie zu dem Menschen, um zu sehen, wie er jedes Einzelne nennen würde; denn so sollten sie heißen.

Der Mensch gab dem Vieh, den wilden Tieren und den Vögeln ihre Namen, doch unter allen Tieren fand sich keins, das ihm helfen konnte und zu ihm passte.

Da versetzte Gott, der HERR, den Menschen in einen tiefen Schlaf, nahm eine seiner Rippen heraus und füllte die Stelle mit Fleisch.

Aus der Rippe machte er eine Frau und brachte sie zu dem Menschen.

Der freute sich und rief: «Endlich! Sie ist́s! Eine wie ich! Sie gehört zu mir,