Бесплатный фрагмент - Спасатели

Спасатели

«Однажды ученик спросил у мастера:

— Долго ли ждать перемен к лучшему?

— Если ждать, то долго! — ответил мастер».

Восточная мудрость

Глава 1 Сам себе авторитет

Нимка сидел на лавочке. Просто сидел. И смотрел на песок, среди которого островками зеленели травинки. Качнёт ногой — зацепит чуть-чуть одну травинку, она колыхнётся пару раз и замрёт. Снова качнёт — самым носочком потёртой сандалии — снова колыхнётся острый стебелёк подорожника. И так — сколько хочешь долго.

Сидеть было хорошо. Вокруг солнце, жара и тишина. Лавочка слегка шершавая, тёплая, в маленьких трещинках, высокая и немножко кривая. Правая рука привычно лежит на бортике, и пальцы нащупывают знакомые буквы. Нацарапанные им, Нимкой, его ключом от квартиры и очень давние. Нимка, и не щупая, мог сказать, что там написано: «Вовка — хоббит». Глупый — зачем писал? Вовка уже давно переехал в Москву, а буквы остались — не сотрёшь. Глубокие, неровные и вечные.

Нимка зевнул, снова качнул сандалией — заколыхались травинки. Может, ещё чего-нибудь нацарапать? Не, не получится… Ключа-то нет…

На площадке — никого. Блестят на солнце жёлтые качели. Замер флюгер-петух на потускневшей, когда-то красной крыше комплекса-городка. Лесенки и перекладины собрали яркие искры и даже издали кажутся горячими. Сохнут в песочнице белые пирамиды-куличи. Несколько тортиков и чью-то синюю лопатку прикрыл своей тенью большой тополь. Под ним качают травинки две бабочки: белая и чёрно-рыжая; носится над ромашками толстый шмель.

Конечно, тихий час, мелкотня вся спит в это время. У них же режим. На самом деле никто не говорил про режим, просто Нимка заметил, что в определённое время все дети с мамами исчезают с площадки. Около часа дня и часов до пяти. Как раз в то время, когда он выходит на улицу, точнее к этой площадке. На улице он может быть и раньше, а сюда забредает чаще всего к обеду.

Ну и отлично, что никого. А то вечно то ор, то «иди сюда, я сказала!», то «а-а-а, мама!», то качели заняты, то песком сыплют… А вечером вообще муравейник. И большие, и маленькие носятся по лестницам, по песку, развлекаются кто как. И лавочки все заняты.

Качь — качнулся подорожник. Рядом — одуванчик. Белый. Качь — разлетелись парашюты, но не на площадку, а почему-то к нему, на лавочку. Защекотали Нимкину руку, поползли по сухим доскам. Нимка махнул рукой — стряхнул пушинки: пусть летят… Парашютики послушались и поплыли над песком, несколько — зацепилось в траве, остальные — полетели дальше, куда-то за загородку, к дороге… Глупые, на дороге они разве вырастут?

Нимка запрокинул голову и посмотрел в небо. Солнце пылающим жёлтым пятном растекалось по синеве. Таким, что не посмотришь долго: чуть глянешь — слёзы выступают на глазах, а если перевести взгляд вниз, на траву, — мелькает там яркое пятно. Нимка поморгал и поискал облака: найдётся ли хоть один белый клочок?

Ни намёка. Ярко-синий купол, одного ровного цвета. Нет такой краски в компьютере, нет такой краски вообще: чистой, прозрачной и глубокой. Не нарисуешь, а если и нарисуешь — то будет лишь жалкая попытка изобразить лето.

Лето!

Нимка соскочил с лавочки. Поморщился: песок засыпался в сандаль. Тряхнул ногой, осторожно переступил — чтобы не засыпался снова. И огляделся.

Чем бы заняться?

Он зачем-то подошёл к качелям, уселся на дырявую пластмассу. Толкнулся пару раз и стал раскачиваться. Сильнее… Сильнее. И вспомнил, как вечером Мишка с Васей соревнуются в бросании тапков. Смешно смотреть, как пухлый Мишка и худой как спичка Вася аж подпрыгивают на этих детских, еле дышащих сиденьях и в полёте скидывают свои шлёпанцы. И орут ещё, кто дальше добросил…

Нимка хихикнул, качнулся ещё раз — качели в зените. Класс: земля несётся навстречу, по спине шлёпает листьями тополь, и даже откуда-то появляется ветер, хотя его на самом деле нет, и ты летишь, летишь, летишь… Сандаль сам соскочил с Нимкиной ноги и шлёпнулся возле жёлтой горки, подняв столбик песочной пыли.

Нимка подождал, пока качели остановятся, спрыгнул. Ничего себе, куда улетел! Интересненько… А если размахнуться, он дальше улетит или так же? Нимка зацепил пальцами сандаль и пошёл к качелям. И снова стал раскачиваться… Сильнее…

Дальше! На этот раз сандаль шлёпнулся за горкой. Здорово, можно будет посоревноваться с Мишкой, чего-то Нимка не помнит, чтобы у того тапки летали так далеко. Нимка снова спрыгнул с качелей, прошёлся по тёплому песку, отряхнул правую ногу, надел свой тапок и плюхнулся на тёплое сиденье…

…В пятый раз сандаль угодил в толстую тётку, которая невесть откуда взялась на площадке. Да Нимка и не заметил даже, а она сиреной подняла сразу крик:

— Ах ты, паразит! Что ж такое творится-то! Сейчас вот пойду и мамке твоей пожалуюсь!

Нимке захотелось скинуть и второй тапок, но он решил, что не стоит. Просто продолжил раскачиваться…

— А ну, слазь быстро!

Ничего себе! Она ещё и командует? Ну и пусть.

Тётка с минуту махала газетой на цветастый сарафан. Потом переступила белыми шлёпанцами, наклонилась, поставила на песок серую авоську и подняла его сандаль. И ещё сильнее надула раскрасневшиеся щёки.

— Ну? — сказала она. Вернее, выдохнула в жару, на миг остановив газету-опахало.

Нимка прищурился. Ах, так? Второй тапок ухнул между ней и горкой.

— Да пошла ты! — сказал Нимка и спрыгнул с качелей.

И не стал дожидаться, пока та подберёт слова и нарушит тишину площадки хриплым криком, — перекинул ноги через загородку и, не оглядываясь, пошёл вдоль дороги.

«Ну и ладно, они всё равно мне малы… — теперь он смотрел под ноги, стараясь не напороться на стекло. Асфальт непривычно щекотал пальцы. — Дома есть ещё кеды. И в них песок не сыплется…» Правда, босоножить так придётся до вечера: ключей у него не было. Сонька вчера куда-то запихала, сколько ни искал их Нимка — не нашёл…

«Коза… — подумал он про сестру. — Нужно будет послезавтра взять ключи у мамы…» Послезавтра у матери выходной, она будет дома, и можно сходить сделать хотя бы ключ от квартиры, а от подъезда — ладно уж: код он знает…

Кто эта тётка? Нимка не видел её здесь раньше… На площадке он знал всех, появлялись, конечно, иногда новые люди, но редко. А её не было, не помнит он… Да и вообще, что она делала одна среди горок и качелей, да ещё и в самую жару? Даже лавочек в тени-то нет… Нимка пожал плечами: ну и ладно с ней, проехали! И свернул с дороги на тропинку.

Здесь не было машин и горячего июльского солнца. Хотя оно особо и не мешало Нимке: он умел растворяться в жаре, как бы становясь частичкой тёплого воздуха. И не понимал, как можно ныть и жаловаться, как не понимал и того, как можно в такую погоду сидеть дома? Где четыре стены, вечные обои, запах борща, скрипучий сосед за стенкой или душная тишина… Ладно ещё, когда компьютер работал, можно было запустить какую-нибудь бродилку и пялиться в экран, щёлкая клавишами по серой трескучей клавиатуре. Но сейчас компьютер полетел. Сгорел: вентилятор сломался, и расплавилось там что-то…

Не… это, как его там? Длинное слово такое… Бесперспективно. Потому что неясно, кто и когда его починит…

Нимка ойкнул: наступил на колючую ветку. Ветка хрустнула, он пнул её подальше. Здесь тропинка шла по земле и была на удивление прохладной, хоть и с «сюрпризами» вроде веток, осколков или банок из-под «Пепси»… Ладно, сейчас он свернет за гаражи, перейдёт рельсы и снова выйдет на солнечный асфальт. Или…

Рельсы были полузаброшенные. Старенькая двухколейка использовалась нечасто и соединяла между собой заводы. А маленький состав между этими заводами что-то перевозил туда-сюда. Скорее всего, детали или запчасти… Изредка прогудит тихонько локомотив, медленно, осторожно лязгнет по рельсам, и снова всё стихнет надолго.

Сейчас на насыпи стояла тишина. Ни вагонов, ни локомотива — ничего. Только трава дышит горячим воздухом да блестят на солнце белые камешки… И даже слышно, как стрекочут где-то рядом кузнечики.

Нимка очень давно хотел пройтись по загадочным рельсам. Куда они ведут? Сейчас они скрывались в зарослях кустов и невысоких деревьев, прикрывающих белый забор с обеих сторон колеи. На заборе пружинилась серебристая проволока, но Нимку это не смущало. На рельсах бегали горячие искорки, между вдавленными в землю шпалами блестели осколки и мелкий шлак.

Босиком по ним идти удобнее… Хороший повод!

Нимка ещё раз прислушался: тихо. Посмотрел назад: две белых стены заборов, ямы с обеих сторон. Он знал, что там дальше: гаражи, битые и пластиковые бутылки в ямах, автомобильная дорога, станция… А впереди? Нимка осторожно тронул большим пальцем гладкое железо: горячевато… Ну ладно, он привыкнет…

Для верности вытянул руки и пошёл.

С равновесием у него проблем не было. «Повезло…» — говорили в школе и во дворе. Потому что он с лёгкостью ездил на велосипеде без рук, моментально научился кататься на доске-скейтборде, не понимая, что сложного в том, чтобы ехать и отталкиваться? На коньках он двигался так же, как без них, и даже не помнил, где и когда он научился этому. Словно встал на них с рождения… Поэтому сейчас он очень скоро опустил руки в карманы и даже задумался… Правда шёл он медленно: ноги привыкали к необычному виду ходьбы.

Вот был бы у него велик! С упругими шинами, послушным рулём, блестящими на солнце спицами… С амортизацией на передней вилке и рычажным переключателем скоростей — чтоб в любую гору! Да хоть и с обычными, ну даже можно и без них… Быстрый и лёгкий послушный конь — как здорово было бы носится на нём по городу! В любое место, по тропинкам, между дорог, через площадки — и целый день… Нимка вздохнул: нечего мечтать о несбыточном.

Куда он придёт? Ясно, что к какому-то заводу, но будет ли лазейка между заборами, чтобы выбраться в город? Впрочем, какая разница: он не спешит. До вечера он свободен: Соньку из садика заберёт мать, так что всё путём. А ближе к вечеру, когда станет прохладнее и солнце будет путаться в листьях, — тогда он отправится в обратный путь. Если очень устанет или забредёт слишком далеко — сядет на автобус: для зайцев места бесплатные. Лишь бы не прогнали…

Нимка тряхнул головой, прогоняя непрошеные мысли: не очень-то хотелось думать пока о вечере. Дни разные, а вечера — все одинаковые… Он придёт домой, потянет плоскую серебристую ручку, если будет закрыто — пнёт пару раз хлипкую дверь… Нет, сначала он проскользнёт мимо бабулек на лавочке, быстро наберёт код от подъезда, конечно же, второпях собьется и наберёт уже медленнее, глубоко продавливая гладкие кнопки. Тренькнет домофон, Нимка через ступеньку — на третий этаж, а уж потом — дёрнет ручку. Или попинает обшарпанную, в чёрном дерматине, дверь.

— Чё ломишься? — спросит мать, закинет полотенце на плечо, скользнёт взглядом по Нимке и уйдёт на кухню. А уже оттуда крикнет:

— Носит нелёгкая по ночам!

— Не ночь, — скажет Нимка в ответ. — Во-первых. А во-вторых, на фиг закрываться-то?

Мать не ответит ничего, Нимка и так знает, зачем… Сегодня сосед ночует дома, а значит — будет весело… Нимка вздохнёт, сядет за стол, положит локти на липкую, в порезах, скатерть с рисунками бананов, ананасов и ещё чего-то… Уберет руки и посмотрит на мать. А та скажет:

— Пельмени сам сваришь. Воду я поставила. — И пойдёт укладывать Соньку. И ещё долго будет слышать Нимка надрывистый Сонькин дискант: мелочь, а с характером; слушать. как колошматит в стенку сосед, и его пьяный голос… А потом вдруг вспомнит, что он руки-то забыл помыть, и пойдёт умываться. На секунду поднимет глаза на заляпанное зеркало, поморщится, увидев там лохматого пацана с сердитыми зелёными глазами и хмурыми тёмными бровями. Пригладит тёмные волосы и даже решит почистить зубы… Заглянет на кухню, вывалит пельмени в выкипевшую наполовину воду… Естественно, переварит их, пока фарш не начнёт вываливаться из теста — никак не удаётся угадать, когда они готовы. А потом плюхнется, не раздеваясь, на скрипучий диван и уснёт. В ожидании завтра… Потому что завтра тоже — лето!

Ещё два месяца — целая вечность — до школы, о которой пока лучше не думать. И о вечере лучше не думать. Лучше просто идти вперёд, а тропинка и день сами займут тебя чем-нибудь интересным…

Нимка спрыгнул с рельсов: здесь было солнце, и рельсы нещадно жгли ступни — и пошёл рядом, стараясь наступать на доски шпал. Трава защёлкала по щиколоткам, по низу штанин. Подорожник, белые одуванчики, кашка и пастушья сумка. Ещё попадалась крапива. Одуванчики Нимка пинал — они разлетались белым пухом: пусть растут. Крапиву обходил. Иногда приятно щекотал пальцы мягкий спорыш.

Здесь тени не было. Солнце крепко жарило Нимку, проходило сквозь него и снова раскаляло горячий воздух вокруг. Нимка вытащил руку из кармана, пальцами откинул назад мокрую чёлку. Проветрил футболку и понял, что хочет пить. И расстроился — плюнул в зелёные травинки: воды-то он не взял. А магазинов по пути не предвидится, да если они и будут — есть ли у него деньги? Он снова запустил руку в карман, поколыхал бездонную глубину с остатками крошек и маленькой дыркой. И возле неё нащупал несколько монеток! Вынул: в ладони золотились три круглые десятки.

Отлично! Как раз на бутылку воды хватит. Ладно, потом… Нимка подбросил монетки и аккуратно убрал их в карман.

Может быть, лучше купить мороженого? Подзаправиться… Нимка даже слюну проглотил, как представил эскимо, с ровным слоем тёмного шоколада и сливочной прохладой внутри. Сейчас он, наверное, съел бы с десяток таких, даже и рожки сгодились бы…

Индейцы в походах могли часами обходиться без воды и без пищи. Брали с собой мешочек с пеммиканом: съедят горстку высушенного в порошок мяса — и сыты на целый день. У Нимки пеммикана не было, и подзаправка предполагалась только вечером, да и то — не факт. Сейчас не хотелось горячего: если есть, то только мороженое.

Ну, нет и нет. Встретится магазин — купит. Или всё же воды? Непонятно, чего ему больше хочется… Ладно, есть время подумать, а пока — загадочная колея, блестящие рельсы, Нимка, ты же мечтал…

Вот всегда так: мечтаешь, мечтаешь, а потом вдруг раз — счастье привалило! — Нимка краем глаза косился под ноги — и как-то уже и не чувствуешь счастья-то. Будто обычное дело…

Дальше деревья и кусты образовывали плотную стену — ярко-зелёную от солнца и с кусочками синего неба между кружками листьев. И сразу как-то легче задышалось и зашагалось в этой тени. Хотя по-прежнему было жарко.

Белый забор кончился уже давно, а за кустами Нимка увидел двухэтажные домики. Вот так вот — закончилась романтика: дорога шла совсем рядом с дворами; в палисадниках, за клетками-оградами росли цветы, и вдалеке над кустиками торчали даже пластмассовые горки. Но раньше горок Нимка увидел штаб.

— И что это ещё такое? — он даже удивился.

Глава 2 Находка

В нескольких шагах от рельсов кусты располагались полукругом. Но что-то в них было не так — Нимка и не понял сразу, что. Остановился и несколько секунд смотрел на эти кусты, пока вдруг не увидел в переплетениях веток и листьев маскировочную сетку. Вот что его смутило! Она была чуть темнее, чем зелёные листья. Сверху сетка была тщательно прикрыта ветками, но тёмно-зелёные кусочки ткани выделялись и тут. Вход тоже был прикрыт сеткой с листьями. Нимка повернул к «штабу». Опустился на корточки и заглянул внутрь.

Внутри было пусто. На земле — сухая трава. И всё: ни знака, ни сигнала — ничего… Прохладно ещё — хорошо… И просторно даже: четверо человек, таких же, как он, вполне себе влезут сидя. Кто ж такое придумал? И зачем?

Нимка уселся на сухую траву. Побродил глазами по зелёной стене и вдруг справа, на ветке, чуть выше своего плеча, заметил маленький блестящий значок. Дотянулся, аккуратно снял его, повертел и пожал плечами: на серебристом металле был отчеканен парусник. Непонятно. Нимка не стал возвращать его на место, а спрятал в карман — вдруг пригодится.

Раз попалась на пути загадка — будет и ответ. Когда-нибудь…

Хорошо здесь было. Уютненько. Нимка обнял коленки, на коленки положил голову и стал смотреть в дырочки на зелёной стене. Они были белыми — от света; совсем крупные щели — где вход, в них видно траву и рельсы.

Интересно, кто здесь играет? Нимка и не слышал от ребят про штаб. Может, это не штаб, а чьё-то жилище? А что значит тогда значок? И разве играют сейчас в такие игры?

Что-то он не замечал. Хотя Мишка, Вася и ещё несколько парней куда-то убегали иногда, но в основном они собирались на площадке и носились там. Лазали по крышам городка, обгоняли малышню на горках, веселились на качелях или просто сидели и резались в игрушки.

…Хорошо было в июне, когда ещё никто не разъехался: играли в «Мафию». Этой игре научил их Вовка, ещё зимой, когда однажды не было урока физкультуры. Ну и началось… По вечерам собирались на площадке, залазили под горку: там маленькие скамейки. Долго спорили, выбирая ведущего… Им чаще всего был Мишка. Он раздавал рыжие и зелёные карточки, ждал, пока стихнет шёпот, и вкрадчивым голосом начинал игру: «Город спит… Просыпается мафия…» Где-то рядом визжала и бегала малышня, на лавочках мамаши и бабульки обсуждали вопросы их воспитания, а здесь никто не мешал и сидеть можно было очень долго.

Девчонки трещали на карусели, как сороки. Иногда, видимо, им становилось скучно, и они просились к ним. И иногда их даже пускали — если для игры не хватало человек.

В начале июля как-то быстро все разъехались. Кто — в лагерь, кто — на дачи, кто — на моря. Понятно: что в городе делать, когда есть дача? Особенно если знаешь, что в любой день к жаре может прибавиться дым от пожаров…

А кто остался — ставили теперь рекорды в «гонках». Вышла новая версия этой игры, графика там шикарная, а ещё можно самому строить трассу — любую, какую хочешь. А другие пусть по ней ездят и получают «сюрпризы»… У Мишки с Васей были карманные приставки, ботаник Никита играл на планшете, Виталька — на телефоне. У Нимки ни того, ни другого, ни третьего не было, поэтому он или смотрел, или подсказывал, или брал у кого-нибудь поиграть. Но больше всего ему нравилось гулять просто так: забрёдет куда-нибудь — и уже не до площадки… Да и вообще…

Нимка вздохнул, посмотрел на свои босые ноги: запылились. Не очень-то удобно без сандалий гулять… И ведь не посоревнуешься теперь…

В общем-то, что он есть, что нет — кому какая разница? И раз так, то кем лучше быть: пешкой в компании или королём для себя?

Нимка облизал сухие губы, ещё раз оглядел штаб и решил вылезать. А то хозяева ещё объявятся… Интересно, конечно, с ними познакомиться, но как-нибудь в другой раз. Он сюда ещё придёт!

Вылез на свет, прикрыл вход зелёной сеткой, расправил её аккуратно и остановился: загудел по рельсам маленький состав. Пока ждал, как тот проедет, — пытался запомнить место за штабом: две берёзы, рядом — палисадник с клумбами рыжих и жёлтых лилий, за палисадником — высокая деревянная горка. Хорошие ориентиры! Нимка снова встал на рельсы: здесь, в тени, они были тёплыми.

Но через несколько шагов зелень заканчивалась. Впереди серым пятном выделялась дорога, стрекот кузнечиков сменился шорохом автомобилей. А когда Нимка вышел к дороге, то справа увидел кирпичный четырёхэтажный дом с синей вывеской на боку: «улица Луч, 5».

Ну вот, ещё легче запомнить! Улица с непонятным названием пересекалась с его, Нимкиной, улицей. Правда, он знал это только по карте, а таким путём сюда ещё не выходил. Но по рельсам-то он легко найдёт дорогу!

Но больше всего Нимка обрадовался, когда с другого края дома увидел вывеску: «Продукты».

Как чистая вода сразу поднимает настроение! Странно, конечно, что в двадцать первом веке продают обычную воду, но что делать? Пить захочешь — купишь. Нимка так возле магазина и выпил почти всю бутылку — осталось на донышке. Каким хорошим ручейком проникает жидкость внутрь, прохладным и вкусным! Можно идти дальше…

Куда? Нимка оглянулся на рельсы. И решил не придумывать себе новый путь, а идти по старому. Что там?

После пыльной автомобильной дороги серебристые нити снова тянулись между стеной какого-то строения и серым забором, где у подножия — высокая трава, белые колокольчики вьюнка, пушистые одуванчики. И тишина, кузнечики. Гудят шмели. Пахнет почему-то смазкой, травой, деревом и булочками. Свежим хлебом!

Нимка шёл по рельсам. Смотрел вперёд. Чуть выше — синее небо, такое, что хоть купайся. Вроде смотришь — и не понимаешь: оно такое объёмное, что чем дольше глядишь, тем больше в него окунаешься… Когда такое вот небо — можно идти бесконечно. Чуть ниже, за заборами, светятся зелёные листья деревьев. И говорят, шепчут, молчат — о том, что летом хорошо…

Поездов больше не было. После заборов, слева, Нимка увидел автомобильную стоянку. А справа — кусты какие-то. А пройдя ещё немного, вышел к самолёту.

И понял, почему так вкусно пахло хлебом — рядом находился хлебозавод.

Самолёт взлетал над травой. На круглом серебристом носу солнце зажгло яркую искру. Отражала лучи стеклянная кабина. Тени от крыльев чётким контуром падали на цветочные клумбы…

Много лет так уже взлетал этот старенький истребитель, прародитель стройных крылатых птиц «МиГов» и «Су». Крепкий якорь — бетонный пьедестал — не пускал его в небо. А так хотелось снять его с огромной подставки, взять на ладонь и сказать: «Лети!».

Многим хотелось, наверное… Нимка спрыгнул с рельсов, прошёл по мягкому спорышу, перешагнул через жёлтые маргаритки. И прислонился к тёплому бетону. Он любил этот самолёт. Любил стоять так и смотреть, как суетится город.

Самолёт поднимался над зелёным островком, окружённым с двух сторон дорогами, с третьей — микрорайоном. На главной дороге-трассе фыркали автобусы, гремели грузовики, проносились легковушки и маршрутки. Вторая дорога была спокойнее: иногда сворачивали на неё одна-две машины, и снова становилось тихо. Микрорайон дышал жарой: окна домов мигали солнечными бликами, тополя неподвижными свечками таяли в горячем воздухе, под густой липовой тенью на тротуаре не было никого.

Да и островок сейчас был пуст. Нимка смотрел на блестящие рельсы и думал: стоит ли идти по ним дальше? Или не стоит?

Если пойти по улице вдоль главной дороги — можно прийти к центру города. Там фонтаны, красивая плитка, площадка — очень оживлённая, но сейчас — вряд ли, потому что она под открытым солнцем. Вокруг фонтанов — большой сквер и лавочки на каждом шагу.

Если пойти по тихой улочке вдоль хлебозавода — выйдешь к торговому центру. Нимка зевнул: там душно и делать нечего…

А если он пойдёт по рельсам, то, скорее всего, выйдет к авиационному заводу. Нимка почесал ногу о ногу, снова зевнул. Так куда?

Если честно, то по рельсам идти уже не хотелось. Сейчас они совсем горячие, впереди — ни тенёчка, да и придёт он к заводу, а что дальше? Внутрь всё равно не пропустят… А вот фонтаны так и стояли у него перед глазами: прохладные брызги, ветерок, и даже можно искупаться. Конечно, написано, что купаться запрещёно, но он видел, как купаются там другие мальчишки. А раз так — значит, можно и ему.

Нимка открыл воду, допил остатки. И пошёл в направлении центра, вдоль шумной дороги, по тенёчку, мимо магазинов и редких прохожих…

Шелестели упругие струи. Брызги летели на Нимку, оседали тёмными пятнышками на розово-зелёной плитке и тут же высыхали. Плитка была тёплой, а от фонтанов веяло прохладой. Белые столбы рассеивали в водяной пыли маленькую радугу.

Недалеко от Нимки купалось трое мальчишек: ныряли в прозрачно-зеленоватую гладь, поднимали ногами пузыри и снова ныряли. Брызгались, смеялись и были счастливы. Нимка скинул футболку, штаны, перекинул ноги через ограждение, спустился и плюхнулся животом в воду.

Вода обняла его мягкой прохладой. Хорошо… Нимка поплыл поближе к фонтанам, лёг на спину и долго так лежал, глядя, как серебряные брызги уходят в чистое небо.

Потом он поплыл к маленькому полуострову, рядом с которым торчала вывеска «Купаться запрещено». Побултыхался там и снова — к фонтанам. Потом немножко понырял и вылез: погреться. Решил пока не одеваться, а чуть пообсохнуть на солнце — снова уселся с ногами на ограду, обнял коленки и стал смотреть на водяные столбы. Ограждение отремонтировать не успели — крошки бетона и штукатурки через плавки кололи кожу. Ну и пусть…

Блики на воде слепили глаза, и очень скоро Нимка отвернулся, стал смотреть на дорожки, площадку и изумрудные ёлки.

На площадке было пусто. На лавочках, в тени лип, сидели две бабули и одна женщина, бабули разговаривали, женщина — читала. На газоне парень в очень белой футболке и в трениках с лампасами выгуливал рыжую таксу. По дорожкам ходили голуби. Один из них подошёл совсем близко к Нимке и стал курлыкать возле него.

— Чего пришёл? — тихо спросил его Нимка. — У меня хлеба нет.

Голубь, видимо, не понял и продолжил ходить возле ограждения. К нему прилетел ещё один и стал топтаться рядом. А, ну ясно, сладкая парочка… Нимка легонько махнул рукой — голуби лениво отлетели к пустой лавочке. А он, проводив их взглядом, вдруг увидел на стыке двух плиток, возле чугунной ножки, небольшой чёрный кошелёк.

Гладкий такой кожаный бумажник. Тёплый от солнца, без царапинок, почти новый… Нимка приоткрыл его и закрыл. С полминуты повертел его в руках, медленно расстегнул застёжку и заглянул внутрь…

Нимка любил лето и жару. Он её почти не замечал, она его не беспокоила. Но сейчас ему вдруг стало очень жарко, а на лбу выступили капельки пота. Он испуганно захлопнул кошелёк и огляделся.

Глава 3 Серебряные струны

Нейлоновые струны прозрачными колечками свернулись на полу. Славка сосредоточенно пыхтел и быстро крутил третий винтик-колок, натягивая металлическую нить. Блестящую, посеребрённую. Звонкую!

Осталось ещё три. Уф-ф-ф. Славка вытер пот со лба, провёл пальцами по трём нижним струнам. Струны отозвались сухим диссонансом. Ну вот, ещё же настраивать надо!

Гитара — гулкая, большая, с жёлтой лакированной декой, серебристыми колками, красивая, поющая — сейчас недовольно отзывалась на Славкины действия. Охала, звенела и никак не хотела строить. Славка вздохнул, стукнул маленькой вилкой-камертоном по подлокотнику дивана, прижал его к корпусу, прислушался и снова стал крутить первую, упрямую, металлическую ноту «ми».

Сейчас он поставит новые струны, звонкие, хорошие, и снова будет повторять аккорды. Так должно получаться красивее, ближе к песне. И вообще…

Б-з-д-зынь! Струна железным колечком свернулась к началу. Другой конец растерянно тренькнул у колка…

Блин!

Докрутился…

Славка растерянно смотрел на гитару, на пружинку-струну, на пластиковые завитушки на полу… Разогнул лопнувшую нить, натянул — не доходит до конца… Порвалась, порвалась… Не, ну что за дела?!

У него нет запасных струн… Что, придётся пластиковые опять ставить? Фу, не-е-ет… Славка неуютно завозился на мягком диване, вздохнул, снова раскрутил струну…

Вот надо же, когда конец был так близко! Он целый час ставил эти три струны! Ну вот как так получается, почему? И что теперь делать? Славка грустно тренькнул по оставшимся пяти струнам…

Вздохнул, наклонился, поднял с пола нейлоновые колечки… И стал раскручивать колок, вынимать испорченную…

И понял, что посеребрённые струны менять было легче. Потому что на их конце — железный фиксатор: сунул в дырочку острый краешек, вытащил, закрепил в винтике-колке и крути-натягивай. Красота!

А пластиковые струны нужно, оказывается, теперь распознать, где первая, где вторая, где третья… Они все какие-то одинаково толстые… Славка взял, по его выбору, первую, стал фиксировать скользкий кончик, перекрученный петлёй: его нужно продеть в отверстие на деревянном крепеже, потом просунуть в эту петлю… Ладно, а вот как фиксировать струну с другой стороны? Славка, натягивая её, вдруг понял, что она выскальзывает обратно: стерженёк колка скользкий, струна тоже, и она скользит по нему и разматывается…

Да что ж такое!

Славка закрепил покрепче, снова стал натягивать… Натянет — тренькнет, прислушается… Нет, не то, не тот звук, он уходит куда-то… Славка снова натянул: эти-то не порвутся, но вот как теперь настроить гитару?

Он крутил, крутил, крутил винтик-колок, пока… Пока струна не закрутилась в кольцо возле левой руки… Что, тоже лопнула?!

Нет… Славка разгладил её в руке и понял, что она просто развязалась: раскрутилась петля… Это что, снова, что ли, начинать?!

На третий раз лопнуло Славкино терпение. Он аккуратно поставил вредную гитару, собрал в кучу все колечки-струны, сложил их на диван и ушёл на кухню за телефоном. Вернулся, с минуту ещё смотрел на гитару и на упаковку от серебряных струн…

«Надя сегодня до вечера… До вечера я вернусь, да и позвонит, если приедет раньше…»

Три солнечных квадрата окон лежали на разноцветном пушистом ковре. Тикали круглые часы на шоколадном шкафу, улыбались со стены фотографии. На бархатном подлокотнике дивана ползала летняя муха. Блестел на балконе руль велосипеда. За окном через зелёные листья выглядывало очень синее небо.

Славка вздохнул, взял со стола ключи, проверил в кармане деньги, опустил туда мобильник и сунул ноги в сандалии. Хлопнула входная дверь — отозвалась грустно гитара, и всё затихло…

Ого, ну и жара на улице! Славка сбежал со ступенек и заулыбался солнцу. Площадка пустая, деревья спят, небо греется, тишина — как же здорово! Рыжий кот крадётся среди пушистых одуванчиков и толстой тушкой сносит с них парашютики. Старушка во дворе вешает очень белые простыни. От асфальта поднимается тёплый воздух, он пахнет бензином и травой…

Итак, где взять новые струны?

Славка не очень знал, где в городе находятся музыкальные магазины. И есть ли они вообще. Точнее — совсем не знал… Кажется, один он видел в центре… Туда доехать несложно: на автобусе или четырнадцатой маршрутке, по времени — минут десять. А остановка рядом: обойдёшь площадку, пройдёшь между домами, затем — вдоль пятиэтажки, свернёшь за магазин мебели, перейдёшь дорогу — вот и она.

А если там не будет, тогда где? Сегодня же струны нужно переставить, осталось выучить каких-то два аккорда! А послезавтра приедет Антон, и Славке очень хотелось выучить к его приезду песню!

Может, зря он взялся за это дело? Не за песню, в смысле, а за струны? Ну стояли там нейлоновые — и стояли бы дальше… Но дело в том, что как-то очень глухо они пели — не так. Когда звенят — совсем другой звук, и легче играется, и песня легче учится… Хотя пальцы потом болят!

Теперь: или — или. Если он не найдёт металлических — всё же придётся ставить обратно те, старые… А то ведь Юра привёз гитару — знал, выходит, что Славка с ней справится, не сломает. Да и он обещал «аккуратненько». Вот тебе и аккуратненько… Поигрался. Нет, нужно всё поправить… Конечно, Юра и сам, наверняка, умеет менять струны: он умеет играть, как он говорит, «немножко», а на самом деле знает много песен, и весёлых, и не очень; принесёшь аккорды — сыграет любую… Но его нет, уехал он…

Славка вздохнул: вот так вот, наделал делов — теперь поправляй. И учи песню.

В тени возле пятиэтажного дома крутились близнецы Володька и Федя. Учились кататься на роликах. Падали, поднимались, спотыкались, мешали друг другу и потихоньку даже ездили. Цеплялись за лавочку возле подъезда, мелькали локтями в налокотниках. У Феди получалось чуть лучше Володи — быстрее. А тот увидел Славку, помахал ему:

— Славка, привет!

Хорошие они, весёлые, сообразительные, восьмилетние парнишки. Очень похожие — Славка отличал их только по одежде и по царапинам: Володя — всегда в штанах и синей майке, Федя — в шортах и полосатой футболке, под шортами — острые поцарапанные коленки.

— Привет! — улыбнулся Славка, когда оказался у их подъезда. — Катаетесь?

— Катаемся… — вздохнул Вовка. — Не очень-то получается.

— Почти получается! — поправил его Федя. — А ты куда?

— В магазин, — сказал Славка.

— Понятно… А вечером выйдешь?

Славка долго посмотрел на Федю, потом на Вовку, покачал головой:

— Сегодня — нет… У меня одно дело есть, потом расскажу.

— А завтра? — загрустил Вовка.

— Завтра — выйду.

— Хорошо! Выходи, мы котёнка для фильма нашли! — вместе сказали братья. Посмотрели друг на друга, нахмурились. Не любили они быть одинаковыми.

— Выходи, — повторил Федя.

— Да, встретимся на том же месте. Не знаете, где есть музыкальный магазин?

Мальчишки помолчали, Вовка покатал роликом по асфальту, Федя почесал в затылке, сказал:

— Не-а… А тебе там что надо? Папка знает, он там метроном покупал. Только он до вечера на работе.

— Вечером мы спросим! — сказал Вовка. — А тебе зачем?

— Мне струны нужно… И лучше сейчас…

Близнецы завздыхали.

— Ну ладно, — сказал Славка. — Не страшно. Я на Фрунзе где-то видел, сейчас поеду — посмотрю. Тогда до завтра?

— До завтра! — сказал Федя, крутанулся и, не удержавшись, присел на одну коленку. Хорошо, что та в наколеннике. — Ой…

— Пока! — улыбнулся Вовка. Как брат, точно так же — широко и довольно.

— Удачи!

Славка прошёл между домов и оказался на солнечном асфальте. Покосился на жёлтенький киоск с лимонадом и квасом. Ладно, потом! Сейчас — струны.

Поторопил счётчик секунд на светофоре… Заспешил к остановке, махнул рукой рыжей маршрутке… Плюхнулся на тёплое сиденье, дотянулся до люка: почему он всё время закрыт? Жарко ведь… И стал смотреть в окно: не пропустить бы выход, он всё никак не может привыкнуть выходить вовремя — не раньше и не проезжая мимо… Хотя приезжает сюда каждый год и живёт у Нади полтора месяца…

Хороший город, он нравился Славке. Уютный такой, с маленькими зелёными двориками, солнечными площадками, рокочущими в небе самолётами и большим лесом. Со своими тайнами и открытиями на маленьких пустырях и заброшенных рельсах. С одуванчиковыми газонами, тополиным пухом и колокольчиками лилий в клумбах из автомобильных шин.

Хорошо, что Надя с Денисом решили жить здесь, а не в Москве. Хотя сестре на учёбу ближе ездить из Москвы, но там дороже снимать квартиру, да и Денис говорил, что он привык к этому городу. Здесь его работа, здесь аэроклуб, где он давно летает и стал уже инструктором… И вообще, разве сравнится этот городок с шумной столицей, где куда ни соберись — всё через метро?

Послезавтра! Славка даже завздыхал — соскучился по брату! Сколько он его уже не видел? Ой, давно… С зимы: весной Антон готовился к экзаменам и не смог приехать… Целая вечность! Хорошо, что сейчас у них впереди целый месяц, ура! Скорее бы…

Ой, сейчас за поворотом — его остановка! Не проехал.

— На остановке остановите, пожалуйста! — попросила за Славку девушка в солнечных очках. Нагнувшись, пролезла к выходу. Славка выскочил за ней.

Рядом с остановкой стоял киоск с пончиками и хот-догами. И то и другое Славка любил. Пончики продавщица не только хорошо прожаривала, но и не жалела на них сахарной пудры, а в хот-догах были тонкие сосиски, хрустящая свежая булочка и вкусная горчица.

Славка постоял у окошка, подумал. Недолго. И взял два пончика, чтобы по дороге к магазину их съесть. А попить он купит в киоске возле сквера — там продают квас и газировку…

Центр, или старый город, — так называлось то место, где находился авиационный завод: длинное здание с огромной трубой сбоку. Перед заводом располагался большой сквер. По периметру сквера стройными рядами росли цветные ёлки; тень клёнов, лип и каштанов прикрывала широкие дорожки. По газонам гуляли грачи и собаки. За сквером была площадь с фонтанами, детской площадкой и памятником какому-то учёному. А дальше — бульвар и улица, на которую вышел Славка.

Славка задумчиво перешёл дорогу: кажется, магазин с музыкальными инструментами находится по ту сторону улицы. Доскрёб пончиком сахарную пудру в бумажном пакете, отряхнул руки и стал внимательно разглядывать вывески вдоль длинного дома…

Не было там магазина! Славка прошёл два раза — туда и обратно: дом книги, какая-то ортопедическая обувь, игрушки, одежда, ткани… Зоомагазин, и в конце дома — киоск с фруктами. И всё! Может, он видел его на другой стороне? Откуда он пришёл? Славка вздохнул и вернулся к киоску с пончиками, стал искать там…

Когда он уже совсем зажарился и даже почти устал, обнаружил за киоском с квасом маленькую жёлтую вывеску с гитарой. Ура! Правда, под вывеской он увидел ещё одну — указатель с надписью «Вход с торца здания». Ну что ж… Придётся обойти, но всё же он его нашёл!

Нырнул в арку и оказался в солнечном зелёном дворике. Скрипели качели, пыхтел в углу двора автомобиль, лаяла собака. А на лужайке среди белых одуванчиков встречались и жёлтые! Большие яркие солнышки — удивительно: июль месяц на дворе, а они ещё есть!

На деревянной коричневой двери висела такая же жёлтая вывеска с гитарой. Славка потянул ручку и оказался в прохладном подъезде…

Не похоже, чтоб в таком месте был магазин. Но он даже работал: на стене висели блестящие гитары разных цветов и характеров, в витринах лежали флейты и всякие электронные приспособления. А струн не было! Продавец, круглый дядька в полосатой рубашке, очень похожий на Степана Леднёва из фильма «Большая перемена», развёл руками:

— Серебряных — нет… Были нейлоновые где-то, последняя пачка… — он наклонился под прилавок, выдвинул ящик, порылся там, потом посмотрел на Славку и вздохнул виновато. — И те закончились…

— А не подскажете, где ещё есть музыкальные магазины? — расстроенно спросил Славка. Надо же…

Мужчина потёр подбородок, посмотрел на гитары, покачал головой. Потом поднял брови:

— Точно! Раньше был магазин «Спорт» возле стадиона. Там тоже продавались гитары и струны…

— В спортивном магазине?

— Да-да, там были…

— А где это?

— Ну, рядом со стадионом… Не знаешь? Это недалеко: выйдешь к памятнику, пройдёшь по бульвару до конца, там кинотеатр, за ним — стадион. А справа — трёхэтажное здание, там и будет магазин.

— Спасибо! — обрадовался Славка.

— Да не за что. Там должны быть струны: они постоянно заказывают из Москвы.

Ага, значит, за памятником… Славка посмотрел в конец бульвара — только яркие клумбы, где там кинотеатр? Ну ладно, поискать всё же стоит, что же делать ещё? Только сначала он отдохнёт…

Славка взял большой стаканчик газировки, отпил половину — чтоб не пролить по дороге — и аккуратно пошёл искать лавочку в сквере с фонтанами.

Глава 4 Большой выбор

Кошелёк прилип к пузу: он лежал под майкой. В карман Нимка его класть побоялся. А здесь надёжнее: не вывалится, не потеряется, и никто не увидит.

Качели стремительно гоняли тёплый воздух и поднимали Нимку над землёй. Туда — сюда. А он раскачивался, смотрел на жёлтые горки, пересечение перекладин, труб и мостов, которые постепенно наполнялись детьми. Кто-то носился по лесенкам, кто-то ломал сухие куличи, а двое, лет пяти, замерли возле его качелей. Давно уже стояли. И смотрели на Нимку. А он слазить не собирался.

Это, получается, что? Это он сейчас может пойти и купить себе мороженое. И ещё воды. И ещё мороженое…

Шумели фонтаны, от деревьев тени стали длиннее: скоро вечер. Возле лавочки, где он нашёл этот бумажник, никто не ходил, не искал. Не нужен никому, что ли? Не может такого быть!

В кошельке никаких опознавательных знаков не было. Кроме денег. Ни метки, ни телефона, ни фотографии — ничего…

— Мальчик, — нерешительно позвал его кто-то. Нимка скосил глаза вниз: дети так и стояли, перетаптываясь на сухом гравии.

— Чего? — спросил Нимка в высоте.

— А можно нам покататься? — спросил второй.

Нимка перестал раскачиваться, подождал, пока качели сбавят ход, и спрыгнул… Задумчиво побродил по площадке, повисел на турнике и вышел на дорожки. Пнул зазевавшемуся карапузу мячик, медленно пошёл мимо лавочек и газонов.

Пойти, что ли, домой? Кошелёк за пазухой был очень горячим. Нимка поправил майку.

Что упало — то пропало… Нет, ну пришёл бы хозяин, если б нужен был ему!

А если он придёт вечером? Может, стоит положить на место?

Нимка оглянулся на лавочку — пусто. Рядом гуляют мамы с колясками, бабульки, дети на велосипедах носятся… Увидят — не поймут…

Да и вообще, не факт, что он долежит до хозяина…

Нимка снова поправил кошелёк. Вздохнул. Не хотелось расставаться с неожиданным богатством. Тем более что оно больше маминой зарплаты. Вот она…

Ой!

Обо что он споткнулся, он не понял. Но грохнулся на плитку так, что в голове ухнуло, а в коленке взорвалась бомба! Ой…

Несколько секунд он просто сидел, сжимая зубы и стараясь не закричать от боли. Потом услышал чей-то нерешительный голос:

— Тебе помочь?

Белые кроссовки, джинсовые шорты, рыжая майка с футбольным мячиком и непонятными надписями. Сверху на Нимку смотрел встрёпанный светловолосый мальчишка. Что ему нужно?

— Тебе помочь? — снова спросил мальчишка. Переступил кроссовками по красно-зелёным кружкам плитки и присел к нему — Нимка встретился с тёмно-серыми серьёзными глазами, отвёл взгляд. Помотал головой и вспомнил про кошелёк. Испуганно нащупал его под майкой…

— Что, больно?

Чего он привязался?

— Нет, — Нимка уставился на коленку, которая всё ещё ныла. Штанина в том месте порвалась, через щели виднелись красные капельки… Надо ж так, на ровном месте!

— Я сам здесь как-то упал, — тихо сказал мальчик и присел к нему, — плитку плохо положили, а не видно.

«Ну и что? Когда ты уйдёшь уже?»

— Держи, — мальчишка протянул ему платок. Нимка молча взял его, задрал штанину и завязал коленку. Попытался отряхнуть белые следы — не стирались.

— Ой, а почему ты босиком? — удивился мальчик.

«Нипочему», — покосился на него Нимка, а вслух сказал неласково:

— Так получилось.

— Понятно, — вздохнул мальчишка и поднялся. — Ты идти-то можешь?

Нет, вот ведь пристал!

— Могу, — сказал Нимка и встал, оглянулся на дорожку и увидел, что да, в двух шагах плитка чуть-чуть поднималась одна над другой. А он не заметил, зацепился… Мальчишка стоял рядом и почему-то не уходил. Хотел ещё что-то спросить, но, к счастью, у него в кармане зазвонил мобильник.

— Алло, — сказал он, — Надя, я на площади. Что?.. Нет… Я потом расскажу, — мальчик обернулся на фонтаны, а Нимка решил, что самое время уходить.

Коленка сначала охала на каждый шаг, потом Нимка привык. Как к камушку в ботинке — бывает так, попадёт, остренький, и колет, колет, а потом отвлечёшься на что-то и забудешь.

Плитка сменилась тёплым шершавым асфальтом. Тени от деревьев с дорожек переходили на газоны, солнце грело уже не так сильно, и в воздухе встречались кучи мелкой мошки. Фыркали на трассе быстрые машины, шумела оживлённая улица, но даже среди людей Нимка был один, и никто не нарушал ход его мыслей.

«Я могу купить себе телефон, такой же, как у того мальчишки. Нет, даже лучше: новенький, с сенсорным дисплеем, интернетом и кучей всяких функций…» Правда, интернет ему взять неоткуда, но всё равно… Телефон не помешает: его древнюю неубиваемую «Нокию» утопила в унитазе Сонька… Первый раз она утопила мобильник в ведре, когда они прибирались, во второй — помыла в раковине, потому что заляпала экран шоколадом; до сих пор Нимка старательно сушил детали и он снова работал, но после третьего раза — не выдержал…

Или нет, велосипед! Нимке вдруг стало так радостно, что вот прям сейчас он может купить велосипед, настоящий, с двадцатью одной скоростью и рычажным переключателем передач. Лёгкого коня, о котором он мечтал всю свою жизнь!

«А может быть, компьютер?» Нетбук или даже ноутбук, нормальный, работающий, с веб-камерой — хотя, зачем она? Неважно, можно купить хороший ноут или планшет — чудо на ладошке, с тонким плоским экраном, с кучей игрушек… Пацаны на площадке заоблизываются!

Вот счастье привалило… Нежданно-негаданно!

Правда, без взрослого вряд ли кто ему что продаст… А со взрослым… А где его взять-то?

Мать всё время на работе. Если дождаться выходного и попробовать ей рассказать, станет ли она его слушать? Да ведь и не поверит, скорее всего…

Можно, конечно, сделать ей приятное: сунуть деньги куда-нибудь в книжку, а книжку положить на видное место, найдёт — вот обрадуется! Только тогда, наверное, останется Нимка без подарка себе: мать пойдёт Соньке что-нибудь покупать, шмотки там, или на еду отложит, или для дома что-нибудь…

Ну ладно, зато, может быть, будет у неё побольше выходных…

Или отца попросить? Не-ет… Нимка аж плечами передернул — да ни за что! Это идти к нему, сгорая от неловкости, слушая всякие байки, или прятать глаза где-нибудь под скатертью, торопя время их свидания… Нет уж, спасибо.

Больше просить было некого. А так в магазин разве заявишься? Скажут, мол, мальчик, где ты взял столько денег, не украл ли у кого?

А он что скажет? Папа дал? Заработал? Нашёл? Ну-ну.

Ну и не украл же…

Неуютно ему внутри стало. Как будто — наоборот. Украл.

Никого там не было. Он же ждал. Долго. Уж кто-нибудь объявился бы… А толку?

А так бы кто другой поднял… И что?

И что — он как-то не знал. Два варианта: присвоил бы денежки себе или поискал бы хозяина. Но как?

В кошельке ни номера телефона, ни фотки, ни карточки — хоть если бы банковская была, там ведь и фамилия, и имя есть… А там ничего — как искать-то?

«А если бы кто ходил — ты вернул бы или нет?» — спросила Нимку совесть. Ехидный такой, докапывающийся голос: промолчишь — будет дальше зудеть, ответишь — не успокоится. Пока не признаешься до конца…

Нимка вспотел, пока пыхтел и думал, рассуждал… И вдруг увидел, что он стучится в дверь. В свою — он пришёл уже. Дверь была заперта, даже после долгих ударов — никто не открыл её.

***

Славка теперь осторожно крутил винтик-колок, натягивая струну. Не торопился: крутанёт на полтона или даже на четверть — дзынькнет, прислушается. Стукнет камертоном — прислушается…

Пластиковые колечки теперь валялись на диване — на бархатистом покрывале. Уютно тикали часы, скрывались в листве за окошком последние золотые лучики. Струны сейчас слушались Славку, гитара благодарно отзывалась гулким эхом на его движения.

— Славка, иди есть! — донеслось до него.

— Сейчас, — крикнул в ответ Славка и стал натягивать пятую струну…

«Хорошо ли, что я не догнал его? Может быть, стоило?» Славка не стал убеждать себя, что не видел, как, прихрамывая, уходил сердитый мальчишка. Стоял, провожая его нерешительным взглядом, и, пока он раздумывал, — тот скрылся из виду.

Теперь ему было неуютно.

«Да ну, он колючий какой-то. Как ёжик ощетинился…» Хотя… будто б он сам не сердился, если бы так грохнулся! Понятное дело…

«Чего понятное-то? Что ж не помог ему тогда?» Да он и не знал, как помочь.

Но самое странное было то, что тот мальчишка был босиком! Вот что смутило Славку и не давало ему теперь покоя. Потому что знал он, что от хорошей жизни босиком не ходят.

Он не видел никого сейчас босиком. Только очень давно так ходил Антон, когда отдал ему, Славке, свои кроссовки… Но потом он купил себе шлёпанцы, потому что ногам было больно.

Но у мальчишки ноги были не такие, как тогда у брата. Немножко пыльные, но без трещин и царапин. Выходит, он не так давно снял свою обувь? Да и не похож он на беспризорника. Лохматый, конечно, какой-то недовольный, ну да и всё — ничего особенного… Правда, много ли сейчас видел Славка беспризорников?

Может, ему нужна была помощь, а он… остался.

«Эх ты…» — вздохнул Славка и просунул в дырочку шестую струну. Последнюю. Не, ну а что ему было делать?

— Славка! — это Надя появилась в дверях. — Где ты есть?

Окинула взглядом Славкину работу. Славка покосился на сестру, стукнул камертоном по подлокотнику и покрутил винтик.

— А Юра что скажет? — спросила она.

— Что скажет? — Славка перестал крутить, посмотрел на сестру. — Ничего не скажет. Он и не заметит даже…

— Как не заметит? Металлические струны?!

Ой… Он ведь и забыл… Как-то занялся тем, что струна лопнула и упустил, что струны он вообще-то переставил…

— Да ладно, ничего он не скажет… — Славка, заметив прищуренный взгляд сестры, тренькнул по струнам и добавил:

— Ему понравится. Смотри, как звучит хорошо!

— Ох, Славка… Ты хоть бы позвонил ему сначала, спросил!

— Так у него же телефон не ловит. — Славка покраснел и виновато сказал:

— Надь, я не подумал…

— Ну-ну, «не подумал». Смотри, сломаешь гитару!

— Да не сломаю я, ты что! — Славка перевёл взгляд на блестящие нити, потом на пластиковые колечки, потом на Надю. — Да и переставить можно обратно…

Надя постояла в дверях, посмотрела, как он настраивает, покачала головой:

— Пойдём есть.

— Сейчас, — откликнулся Славка.

— Не сейчас, а прямо сейчас!

— Ещё почти немножко!

— Славик!

Славка ещё разок тронул первую струну, шестую, подкрутил колок, тронул обе: гармония, порядок. Аккуратно поставил гитару возле дивана и встал.

— Иду, иду я уже… Ну чего?

Глава 5 Вечер у всех разный

Нимка постоял у закрытой двери. «Так, куда они все делись?» Подёргал ручку, медленно стал спускаться по ступеням.

Мать должна была уже вернуться с работы! И забрать Соньку из садика! Задержалась она, что ли? Или за Сонькой ушла?

У подъезда сидели бабули. Нимка прошёл мимо, стараясь не слушать их разговоры. На площадке носились все. Кричали, шумели и, похоже, решили разнести весь комплекс. Мишка сидел на качелях, на других — мама катала маленького ребёнка. «Где Никита, интересно?» Никита раскручивал карусель с девочками. Тренировки космонавтиков…

— Нимка, ты куда? — крикнул Миша с качелей.

— За Сонькой, — сказал Нимка и ускорил шаг. А то сейчас будут вопросы всякие глупые про сандалии, ботинки, сестру и компьютер…

Сонькин садик находился через дом. Правда, вход был чуть дальше: нужно свернуть за палисадник, пройти вдоль дома, потом ещё раз повернуть… Нимка толкнул калитку и зашагал по дорожке ко входу.

Сестра сидела одна на стуле и обнимала плюшевого зайца. Какого-то серо-синего, с оторванным носом и пуговицами вместо глаз. Где она его откопала? Всегда, если он за ней приходит, видит её с этим зайцем. Страшный заяц, ободранный просто, а она его жалеет.

— Ой, Нимка, ты пришёл! — показалась в дверях воспитательница. Молоденькая девушка в круглых очках, то ли Олеся Леонидовна, то ли Алиса. — Все разошлись, а мы тут ждём…

Нимка поднял с пола Сонькин пакет.

— Пойдём, — сказал он сестре. Потом воспитательнице:

— Спасибо. До свидания!

— До свидания, — вздохнула та. — А ты чего босиком-то?

— Закаляюсь, — буркнул Нимка. — Оставь зайца, — велел он Соньке.

Сестра насупилась и без слов отдала игрушку воспитательнице.

— Завтра принесите фломастеры и пластилин, не забудьте.

— Угу, — сказал Нимка, а сам подумал: «Где его взять-то? Раньше надо было говорить, когда мама зарплату получила…»

Взял сестру за руку и вышел из садика.

— Мама не приходила? — спросил он Соньку.

— Нет… — сказала сестра.

И всё: слова из неё клещами не вытянешь. Зато орёт она, когда надо, то есть когда не надо — ого-го! Сирена. А сейчас идёт, молчит — пример, а не девочка.

Увидев площадку, Соня выдала, негромко, но с понятными нотками:

— Пойдём на площадку.

Нимка не хотел сегодня на площадку. Он хотел домой, и кошелёк под майкой мешался, и ноги устали без обуви. Но нужно было где-то дождаться мать. Сестру он посадит в песок — и пусть там копает, а сам — на качели…

— Недолго. Потом — домой, — сказал он строго. Иначе с ней нельзя: будет капризничать.

Мишки с Никитой уже не было, на карусели сидели девочки и о чём-то болтали. А парни все ушли куда-то, на горке визжала малышня, на лавочках и возле лавочек стояли мамаши. Болтали, смеялись, кто-то качал коляску, кто-то — курил, кто-то — пускал малышу мыльные пузыри. Великое разнообразие. Сонька залезла в песочницу, Нимка прислонился к тополю: качели были заняты…

Когда ему порядком надоело стоять и зевать, позвал Соньку. Конечно же, та заупрямилась. Сначала молчала как партизан и копала чьим-то маленьким совком яму, потом стала орать, что не хочет домой… Нимка молча взял её за подмышки, вытащил из песочницы. Так же молча забрал у неё лопатку и положил на деревянный бортик. Потом так же молча потащил её к дому… Уже на дорожке ей сказал:

— Коза! Я есть хочу, и я иду домой! А ты как хочешь!

Выпустил её руку, плюнул и пошёл к подъезду. Сонька почему-то решила не оставаться, медленно двинулась следом за ним, обиженно всхлипывая.

Дверь никто не открыл. Нимка подёргал ручку, попинал дверь, потом посмотрел на сестру. Сел на лестницу и уперся ладонями в подбородок. Сонька уселась рядом.

— Сонька, что за заяц в саду?

— Это Зайчик-побегайчик, — тихо сказала Сонька. — В теремочке живёт.

— Кто ему нос-то оторвал? — спросил Нимка и поднял голову: услышал шаги на лестнице.

А сестра сразу поняла:

— Мама!

— Ой, вы уже пришли! — сказала мать, поднимаясь по ступенькам. — А то я в садике была, а мне сказали, что Соню брат забрал…

— Пришли, — вздохнул Нимка и поднялся со ступенек. Дождался, пока мать откроет дверь, и прошёл в прихожую. Щёлкнул выключателем, удивился:

— А что это, соседа нет сегодня?

— Ну, как видишь, — мать грузно опустилась на табуретку, наклонилась к сестре и стала снимать с неё сандалии.

Ну и отлично, раз нет. Нимка ушёл в ванную, сунул ноги под тёплую струю воды: как хорошо… Умылся, покосился на зеркало и… вынул из-за пазухи кошелёк.

Медленно развернул гладкую кожу и заглянул внутрь. Снова застучало сердце, как и в первый раз, когда в узкой щели он увидел три пятитысячных купюры, несколько пятисоток, сотен и три бумажных десятки… Сейчас Нимка ещё раз проверил все боковые кармашки и в серединке: оказалось, что под прозрачной плёнкой их было не два, а три. В третьем он нащупал какую-то тонкую бумажку, вынул — это оказался обычный билетик, какой когда-то давали за проезд в городских автобусах. Нимка пожал плечами, машинально посчитал цифры: счастливый! Повертел его в пальцах и положил обратно в кармашек.

На кухне забренчали кастрюли.

— Ты скоро там? — услышал он мамин голос.

— Сейчас, — Нимка свернул кошелёк, снова сунул под майку и вышел из ванной.

Не пельмени — макароны. Пока мать в ванной мыла Соньку, Нимка задумчиво опускал в пузырящуюся воду ребристые трубочки. Одну сунул в рот и стал грызть, потом наклонил пачку: макароны ухнули в кастрюлю, подняв кипящие брызги. Переложил… Нет, с поварским искусством ему очевидно не везёт.

Нимка вздохнул, свернул пачку с остатками, убрал в шкаф. Достал оттуда баночку кильки в томате. Попутно посолил макароны, перемешал и стал ждать, когда наконец сварится ужин.

— Сегодня прям завал какой-то, — сказала мама, вытирая недовольно пыхтевшую Соньку и оглядывая Нимку. — Товара привезли! А мне Василий Михалыч, начальник наш, говорит: «Зой, останься, помоги…» Вот я и осталась, а чего, денежка лишняя не помешает… Правда?

— Правда, — тихо согласился Нимка.

Эти слова не выходили у него из головы. Вечером, когда он плюхнулся на скрипучий диван, вытянул гудевшие ноги и закрыл глаза, мысли стали особенно чёткими.

«Матери нужно месяц работать — чтоб получить такие деньги…» Кто-то тоже так работал? Месяц?

Или это остаток от чьей-то очень большой зарплаты? Странно, разве носят столько денег в кошельке, зачем? Не иначе как просто не дорожат такой суммой…

Или дорожат? Просто случайность, с кем не бывает?

«А если это тоже чья-то мать потеряла?»

Он собрался засыпать — проснулась совесть. Нимка повернулся на другой бок и услышал, как хлопнула входная дверь — пришёл сосед. Завёл подвывающим голосом классическую песню про мороз, разбудил сонные половицы тяжёлыми шагами, включил телевизор за тонкой стенкой.

«Завтра нужно будет спрятать кошелёк, но куда? Мало ли…» Не любил Нимка соседа. Привык к нему, конечно, точнее свыкся с его существованием, но ему не доверял. «А с собой таскать — тоже не вариант…»

Нет, это не женский кошелёк. Он квадратный, грубоватый, из чёрной гладкой кожи. Какая женщина станет такой носить? Значит — не мать его потеряла…

«Какая теперь разница? Ты его уже присвоил, — сказал себе Нимка, — хозяина фиг найдёшь…» Можно было б ещё побродить возле скамеек, посмотреть, если б не этот мальчишка. Откуда он взялся? Сейчас Нимке казалось, что где-то он его видел, только вот где?

Что теперь делать с находкой, Нимка не знал. Повозившись немного, он вскоре заснул под болтовню телевизора, сопенье сестры и похрапывание матери.

***

— Ешь давай! Тощий, как вобла! — сказала Надя, ставя на стол тарелку с оладушками. Круглыми, золотистыми, с пузыриками масла на пухлых боках.

— Сама ты вобла! — хихикнул Славка, пододвигая себе тарелку и мисочку со сгущёнкой. — Посмотри на себя! Совсем отощала, куда только Денис смотрит?

— И ничего не отощала, — Надя быстро глянула на свой живот. — Я не худая, я — стройная.

— Ну-ну, — сказал Славка и макнул оладь в сгущёнку, подождал, пока немного стечёт молочная струйка и откусил половину. Вкусно! Умеет же сестра делать такие: чуточку хрустящие с боков, мягкие в серединке, пышные и сливочные.

— Дай мне тоже сгущёнки, — Надя уселась за стол, налила чаю. Съела один оладушек и, подперев рукой подбородок, о чём-то задумалась…

За окном темнело летнее небо. Мигал жёлтым огоньком вдалеке самолёт. Неподвижной точкой горела маленькая звёздочка — пока одна… Тихо было на кухне, светло, быстро исчезали оладья с белой тарелки, тонкая струйка пара поднималась над металлическим чайником.

— Чего задумалась? — спросил Славка сестру.

— А? — встрепенулась Надя. — Да нет, ничего… Устала просто немножко. Славка, Антон завтра вечером приедет или утром послезавтра?

— Утром или днём. Вечером он у Шурки останется, куда ночью ехать-то?

— Ой, а правда… Завтра поешь борщ, я сварю сейчас. И пропылесось! А то приедет Антон, а у нас — беспорядок.

— Угу, — жуя, сказал Славка. — Если не забуду… Ты мне позвони — напомни.

— Нет уж, не забудь! Особенно пообедать! Я завтра до вечера опять, Денис, может, раньше приедет.

— Угу… Надь, вкуснятина, спасибо!

— Пожалуйста, — вздохнула сестра. — Компьютер надолго не занимай, мне историю болезни доделать надо.

— Ага, не буду, у меня дела…

В мессенджере пока делать нечего. Славка посмотрел новые фотки, загрузил несколько песен: обещал ребятам. Проверил почту и вышел из сети. Взял гитару. Это уже надолго… И куда приятнее игралось на серебряных струнах — не зря он сегодня ездил, искал магазин.

Когда за окошком небо стало совсем чёрным, пальцы болели от струн, а Надя вовсю стучала по клавишам, — Славка погасил свет, зажёг лампу над кроватью и взял с полки книжку. Увесистый томик первой части «Отверженных». Давно он ходил вокруг да около и всё не решался осилить её. А тут как-то взял, посмотрел несколько страниц и понял, что зачитался. А потом стало интересно узнать, что будет с главным героем, бывшим каторжником — мэром города. Непонятно, почему за ним все охотились, если его освободили. Да и человек он, кажется, был хороший и, уже будучи мэром, делал много добра…

Засыпая под шорох клавиатуры, Славка вспомнил сегодняшнего мальчишку. Всегда так: мелькают перед глазами события сегодняшнего дня, и вот какое-нибудь из них, неразрешённое, вдруг вспыхнет особенно ярко и приостановит твой сон.

Почему он всё-таки был босиком?

Глава 6 Переход

— Тошка, как доедешь — сразу позвони… Не забудь!

— Позвоню… Мам, да не волнуйся ты!

— Как, не волнуйся? Я не смогу… — мама ещё раз крепко обняла Антона за плечи, быстро опустила глаза на Ванюшку. Антон увидел на её щеках две капли.

— Мам, ну ты чего?

— Антон, приезжай! — братишка обхватил ручонками его колени, запрокинул голову и посмотрел на него.

Антон взял Ваню на руки. Улыбнулся, взлохматил белые волосики.

— Маму слушайся!

Ваня кивнул.

— Приеду — проверю!

— Ох, когда ж теперь? — вздохнула мама. — Ты давай там, недельку продержись, потом папа приедет.

— Да ладно тебе, мам! Чего продержись? Там и Шурка, и дядя Валера, и ребята… В первый раз, что ли?

— Один-то едешь в первый.

Антон хмыкнул. Мама протянула большой пакет:

— Держи, вот чуть не забыла! Там еда, поешь…

— Мам, да я же не съем столько!

— Съешь-съешь… Там чай, сахар, бутерброды, картошку я положила. В коробочке — пирожки.

— Съешь-съешь! — повторил Ванюшка. — Антон, ты мне позвонишь?

— Позвоню! Мам, спасибо!

Поезд вздохнул. Пассажиры засуетились к вагону, проводница посмотрела на Антона, маму и Ваню.

— Ну, всё… — тихо сказала мама. — С Богом. Звони!

— Обязательно! — Антон опустил на землю братика, махнул ладонью и пошёл к вагону.

Обернулся — на миг — и стал подниматься по ступенькам. Уже в вагоне, возле титана с кипятком, долго стоял, глядя, как в маленьком окошке улыбается Ваня, как, присев на корточки, что-то говорит ему мама… И даже когда медленно стала уходить платформа, мама с Ваней, дома, его городок, — он всё стоял у окна. Прощался.

Почему?

Почему так грустно оставлять дом? Впереди — новый горизонт, новая жизнь, впереди — мечта. Друзья, встречи, события. Лето, экзамены, жизнь продолжается, мчится куда-то стуком колёс, догоняя ветер. Но всё же — комок в горле. Позади — самые дорогие тебе люди, твой дом — маленький, уютный, зелёные улочки и та жизнь… Ты уже не будешь там: ты вернёшься, но ненадолго — гостем, а не хозяином.

«Да ладно, ещё не факт, что поступишь, — сказал себе Антон. — И вообще…»

Что «вообще», он додумать не успел: вышла из купе проводница и попросила идти к своему месту: сейчас будет проверять билеты и постели принесёт.

Антон поднял с пола пакет и пошёл искать свою полку. Соседи — бабушка в спортивном костюмчике и с пучком седых волос, дедушка в очках и клетчатой рубашке — пили чай и о чём-то негромко беседовали. Увидев Антона, поздоровались, дед свернул газету, глянул на него из-под очков. Антон снял рюкзак, сразу закинул его наверх, пакет тоже: удобно лежать на верхней полке, а с третьей доставать себе еду.

За окном мелькали деревья и ёлки, белые облака. Дул прохладный ветерок, из-за стенки доносились весёлые детские голоса. Пришла проводница, протянула целлофановый пакет с белыми простынями, посмотрела билет и предложила чаю. Антон отказался и стал стелить себе постель: лучше сразу всё приготовить и отдыхать.

Поезд — удивительное место. Портал, соединяющий пространства. Немного длинный, конечно, но зато можно выспаться! Где же ещё, если дома ты готовился к экзаменам, сдавал экзамены, снова готовился?.. Где ещё можно просто полежать и подумать?

Антон лёг на живот и, опершись подбородком на руки, провожал взглядом тонкие деревца, речушки, цветные лужайки. Его край, его маленькая родина, становился всё дальше, лишь небо не двигалось и было вместе с ним.

Быстро мелькали шпалы соседней ветки. Чуть реже — столбики, отмечающие километры. Грохотали, загораживая солнце, соседние поезда. Негромко играла в динамике песня про Чистые пруды. Тянулся внизу нескончаемый дорожный разговор.

Cтруилась за окном дорога. Когда-то очень давно они шли по ней со Славкой пешком. Домой. А сейчас где они, эти два мальчишки?

Антон вздохнул: быстро летит время. Славка вырос. В прошлый раз, когда Антон приезжал к нему, братишка взялся за изучение гитары. И вроде как не отступился, по крайней мере, писал ему, что играет… Интересно послушать, чему научился.

А тогда… Тогда он шёл за Антоном, крепко держась за его руку. Спрашивал о чём-то, не отводя взгляда серых глазёнок… Сейчас, если очень задумается, — покусывает нижнюю губу и хмурит светлые брови. А если смеётся — то от всей души. Любит возиться с малышнёй. Ванюшка его обожает. Скорее бы увидеться, осталось чуть-чуть!

…Как там теперь будет мама с младшим его братом, Ванюшкой? Он такой непоседа, не уследишь! Особенно когда был помладше. Только сядешь за уроки, как вдруг — тишина. Непривычная. Идёшь на кухню, а там — малыш играет песочком. Белым, сахарным — сидит, черпает ложкой и ест… Или на секунду отвернёшься — ну пришёл ты только домой, замёрзший, накатался на коньках, чаю хочется… Так вот, нет Ваньки! Где? В комнате нет его — тишина, на кухне нет, в коридоре нет… А он в ванной — чистит зубы. Везде — зубной порошок. А Ванечка старательно надраивает свои передние, моет ручки, потом щёточку…

Но было с ним и весело. Подрос — начались бесконечные «а почему?» Мама, когда уставала, отправляла его к Антону. А Антон… ну что, привык он отвечать на вопросы. Славка — тот хитрее задавал. А у Ванюшки они простые, подойдёт, встанет рядом — смотрят два любопытных морских глазика. Ждёт, пока Антон закончит по клавишам щёлкать, смотрит, снова спрашивает… А возьмёшь его на руки — малыш! Маленький серьёзный человечек.

И смышлёный! Если застанет Антона за скайпом — начинает болтать с его друзьями. А совсем недавно научился вызывать их сам! Конечно, если компьютер включён.

Лучше всего было вечером, когда в квартире становилось тихо-тихо и Ваня включал свой ночник — мишку с рюкзаком за спиной и книгой в лапе: сядешь к нему на кровать, ждёшь, пока он, пыхтя, «сам!» выберет что почитать. И — радуешься его горячим ладошкам и понимаешь, что ты ему нужен.

Братик с удовольствием укладывался под его чтение. Как он будет сейчас засыпать? Само собой, с мамой. Но он, наверное, будет скучать. Хотя почему — наверное? Точно будет.

Антон вздохнул. Они, разлуки, сопровождали всю его жизнь. И непонятно, как же сделать, чтоб их было меньше. Стать лётчиком, как Денис? Тогда вся жизнь будет в дороге, в небе…

Как?

Самым первым в его жизни было расставание с родителями. Почти год он жил в интернате и не выдержал той разлуки… Вернулся к ним, но друг остался там. Да и отец на новой работе приезжал раз в два-три месяца на неделю.

С другом, Шуркой, можно было общаться по скайпу. А отец чуть позже стал брать Антона в командировки, и они были вместе. Но такие встречи сопровождались расставаниями с матерью и Ваней. Он возвращался к ним — и расставался с отцом…

А старшие друзья, Денис с Юрой? Повезло Шурке: они с Юрой живут в одном городе. А Антон виделся с ними, лишь когда приезжал на каникулы… Нечасто, недолго, но было здорово! Эти дни он не забудет никогда.

…В те дни они собирались вчетвером у Юры дома. Денис что-то объяснял Шурке об устройстве самолётов, Славка запускал в компьютере игрушку или доставал шахматы. Юра брал гитару, тихонько трогал струны…

— Давай «Ой-йо», — отзывался из-за стола Денис.

— Опять? — улыбался Юра.

— Давай-давай, — Денис усаживался поудобнее, опираясь одной рукой о спинку стула, другой — о потёртый бортик деревянного стола. — Ну, Юрка!

— А правда, давай! — соглашался Шурик. — Споём?

— Споём! — это Славка на миг поднимал голову от шахматных фигурок. Брал на руки бродившего по дивану Юриного кота — серого полосатика Мурзика. Самого мелкого, самого хулиганистого и самого главного в их компании.

Мурзик — удивительно ласковый кот. Хоть и вредный до невозможности. Когда дома никого, он гуляет по шкафам, сшибает лапой Юрины парусники, мамины статуэтки, стаканчики с карандашами, ловит настенный календарь… А ночью охотится на мышей. Конечно, мышей в квартире у Юры нет, но он рассказывал, как вдруг, в тишине, около двух часов ночи, в квартире раздаются топот и рычание, словно в комнате проснулся слон… А всё потому, что найдёт «слон» на полу какой-нибудь мячик или носок и решит в темноте: мышь!.. Но это ночью, от кошачьей скуки, а когда приходят гости, то Мурзик забирается к кому-нибудь на колени и мурлыкает, просит, чтоб его погладили…

Обычно он устраивался в ногах у Славки и урчал, как холодильник.

— Ну ладно… — Юра наигрывал вступление, потом начинал петь — негромко и чисто.

Антон закрыл глаза: если не слушать стук колёс, можно представить, будто ты там… Щёлкают на стене круглые часы. Луч солнца скользит по стенам, прыгая то на Славкину макушку, то на календарь с парусниками, то на большую чёрно-белую фотографию… Она всего одна на стене в Юриной комнате, но такая… Смотришь — и мурашки по коже. Непонятно, почему — может, потому что старая? Словно есть что-то такое, что передают плёнки и не могут передать цифровые фотоаппараты… След времени? Невидимое его дыхание?

На ней — двое мальчишек, один чуть старше, щурятся от солнца, присев на каменный бортик набережной. Оба в светлых рубашках, улыбаются, за ними — море. Далеко, но отчётливо виден парусник, белые барашки-гребешки волн. В общем-то, ничего особенного, но очень уж живые мальчишки на фотокарточке: чуть всмотрись — и увидишь, как лохматит ветер волосы у старшего, как загнул воротник матроски младшего… Старая плёнка, а видны даже крошечные царапинки на коленках, расстёгнутый ремешок сандалика. И штопку на воротнике у матроски — аккуратный пунктир стежков. И даже острый зубчик ракушки в кулаке у малыша, тонкие трещинки на парапете…

— Это в тот редкий момент, когда мы с братом не подрались, — однажды сказал Юра. Задумчиво как-то и тихо. А потом Антон узнал, что Юриного брата давно уже нет в живых, что он так и остался навсегда — мальчишкой… Ушёл вместе с отцом в театр и не знал, что их захватят в заложники.

Тренькает гитара в комнате, высоким голосом подпевает Славка, пониже — Денис, молчит Шурка… И так хорошо, и не нужно никуда спешить. Потом, поскрипывая половицами, придёт Юрина мать — принесёт чаю с пирогом или ватрушками. И снова — песня, снова — разговор.

Говорили обо всём. О новой книжке или фильме, о загадках мироздания, о раскопках и пирамидах, самолётах, парусниках и компьютерах… О сессии, уроках, мечтах и достижениях техники… Были и сложные разговоры, иногда спорили и, не найдя ответа, замолкали — чтоб вернуться к ним позже, через несколько месяцев. А замолчав, включали фильм — благо, на Юрином компьютере их было полно. А случалось — играли в шахматы, шашки, в морской бой на листочках, смеясь и старательно зачёркивая синие клеточки.

А когда снова наступало расставание, те встречи помогали ему жить: он согревался, вспоминая их, словно холодной ночью в лесу возвращался к тёплому костру.

Больше всего он скучал по Славке. Особенно когда брат уехал — осенью, пять лет назад.

Острее всего это ощущалось по вечерам, когда в тишине было слышно, как подвывает ветер, а в темноте за окном крутились снежинки. Братишка — за сотни километров, и встретятся они не скоро… А совсем недавно он был здесь, сопел внизу, позовёшь шёпотом — сразу откликнется. Он снился ему каждый день, и в снах они были вместе.

Одно смягчало тоску — радость за брата: он сейчас с мамой, и он счастлив.

Как-то в один из таких вот тёмных декабрьских вечеров понял Антон одну вещь. Главное, что он, Славка, есть на свете. Да, вот такая простая мысль — она смиряла с разлукой. Пусть он далеко, но с ним всё в порядке.

Или вдруг начинаешь тревожиться. Непонятно почему, просто к грусти добавляется волнение… В такие минуты Антон молился за друзей, как умел. Потому что… ну всякое было, мало ли… Богу можно рассказать всё, и расставаний для Него — нет.

Иногда казалось, что время — не главное. Что оно — лишь призрачный счётчик секунд, чтобы человеку было удобнее. И оно есть — потому что есть человек. И главное — не то, как далеко твой друг, а то, что он жив, значит — в любую минуту, если очень нужно, — ты его увидишь.

Поезд тормозил — близилась станция. Антон посмотрел вниз: бабушка поднялась с полки, забренчала стаканчиками — за чаем. Дедушка зашуршал пакетом под столом, стал доставать провизию… По коридору носились дети — маленькие, вроде Ванюшки. Включали музыкальные игрушки: у одного пела песню грустная собака, ей весело подпевал медведь у второго. Вместе получался смешной диалог. Правда, об одном и том же, долго-долго… Антон усмехнулся и, потянувшись наверх, снял с полки пакет с едой. В его глубине — шоколадка и коробочка с пирожками. Устроился поудобнее и стал есть, поглядывая в окно. Там, за золотисто-зелёным полем, изумрудно-синими от лесов горками, сиял яркий шарик вечернего солнца.

Глава 7 Пешка или король?

В щели из веток и листьев просачивался лёгкий ветерок. Стрекотали за зелёной стеной весёлые кузнечики. В штабе было тихо.

Славка смотрел на ребят и думал. Ребята молчали, только Даша что-то шептала младшему брату. Сегодня они собрались почти все, и можно было наконец начать снимать фильм.

Все — это их маленькая компания. Как-то сложилось так в прошлом году, что собирались и играли они вместе. Близнецы — Федя и Володя, Даша с братом Колей, шестилетним малышом, и Воробьёвы — две сестры Катя, Ира и их брат Олежка.

Сначала они взяли Славку на ворота, потому что не хватало человека. И с тех пор повелось, что ни один матч без Славки не обходился: футбол он любил. А ребята полюбили Славку.

Славка был старшим в их компании, самыми младшими были Коля и Ира. И удивительно, но они не мешались, под ногами не путались, глупых вопросов не задавали. Правда, иногда спорили, но это обычно за «место под солнцем»: кто будет судить игру или чьи качели. Даша с Катей их быстро разнимали.

Даша — принцесса, она всегда носила платья. И каждый раз — разные, или, может, Славке так казалось? На площадку она выходила, как на свидание: в голубеньком или розовом платьице, плетёных сандалиях, сквозь которые выглядывали белые носочки. В прямых светлых волосах — ободок под цвет платья, сумочка на плече, в которой обязательно есть салфетки для младшего брата и зеркальце. Этим зеркальцем Даша любила пускать солнечных зайчиков и часто, если хотела позвать Славку на улицу, мигала ему в окно.

Братишка Коля — прямая противоположность сестре. Впрочем, это довольно часто так и бывает — интересно, почему? Всегда пыльный, лохматый и часто — в разных носках, потому что «не нашёл…» Его это не смущало: зачем наряжаться, когда через пять минут испачкаешься?

Даша вздыхала, глядя, как братишка отряхивает песочные руки о шортики или как роняет капли мороженого на ещё жёлтенькую майку с весёлым жирафом. Скажет по-взрослому так: «Ох, горюшко моё!» — и достанет из сумочки салфетки. А Коля посмеётся и убежит.

Несмотря на такой вот девчоночий характер, Даша умела и гол забить, неожиданно, и давала сильные подачи в пионерболе. По сравнению с остальными — сильные. Кстати, это она предложила снять фильм, когда Славка рассказал про детей. Но об этом — чуть позже.

Воробьёвы — очень дружная компания, всегда друг за друга. Если кто решится вдруг обижать Олежку или дразнить маленькую Иру — Катя сердито сдвигала брови и шла разбираться. И двое младших — кулачки в карманы и — за ней. До драк не доходило, обидчик ретировался, как только понимал, что его начинают воспитывать: Катя любила долгие рассуждения и беседы. Хотя в компании она не была занудой, знала кучу смешных историй и анекдотов, а ещё лазила по лестницам и деревьям, как мартышка. В отличие от Даши, она бегала в шортах и майке на тонких бретельках, в кедах или кроссовках. И именно она, вместе с Олежкой, нашла место для штаба и достала маскировочную сетку.

А близнецы всегда ходили за Славкой. Даже если остальные ребята не выходили гулять — дождь там, или в Москву уедут или на дачу, — то Вовка с Федей были рядом в любую погоду. Славку это не раздражало: он привык к весёлым братьям, удивительным фантазёрам, любителям четверолапых и пушистых. Они предложили, что можно снять фильм про котёнка по имени Гав. Пообещали найти и котёнка, и щенка — и даже дружелюбных. И нашли!

Сейчас в штабе были только они, Славка и Даша с Колей. Воробьёвы уехали на дачу. Они не хотели уезжать, но что поделаешь, бывает, когда обстоятельства, точнее родители, выше всех желаний… Ребята обещали вернуться через неделю, а может, даже и раньше, как сказала Катя: «Постараемся так хорошо себя вести, чтоб нас поскорее отправили домой!»

— Дай попить! — сказал Коля. Сестра вздохнула, порылась в сумочке и вытащила оттуда маленькую бутылку с водой.

— Держи, только мне оставь, — сказала она и посмотрела на Славку. — Ну что, про чердак будем сегодня снимать?

— Можно попробовать, — отозвался Славка. Он смотрел на цифровом экранчике фотоаппарата получившееся видео.

Только что они сняли эпизод про то, как щенок и котёнок делили сосиску. Все, наверное, смотрели мультик про этих весёлых друзей? Славка с ребятами решили снять про них маленький фильм.

Итак, о фильме. Надя, Славкина сестра, работала в больнице. Точнее, в больнице она проходила практику, а после работы оставалась там заниматься с детьми. Рисовала с ними, учила делать из бисера фенечки, бусы, забавных зверей, крокодилов и жуков… В это отделение она ходила уже год, и ребятишки ждали её. Особенно те, кто лежали подолгу.

Славка не знал раньше, просто не думал, что есть и другая жизнь. Он жил дома, было — бродяжничал, жил у приёмных родителей, но он не знал, что есть жизнь в больничной палате. Не временное пребывание, не ожидание выписки и выздоровления, а жизнь с надеждой на чудо. С мечтой о доме — у него тоже когда-то была такая мечта, — но эти дети оставляли дом вынужденно, им приходилось быть здесь, для того чтобы жить! И родители у многих были… Не было лишь одного — здоровья.

Он не поверил сначала, когда узнал, что там лежат месяцами. И что ходят, кушают с капельницами в руках. И что приезжают по нескольку раз в год и рисуют на картинках зелёные деревья, солнце, море и города, радугу и цветы.

Когда Надя рассказывала ему об этом, он молчал. И потом долго молчал — не знал, что делать. Как им помочь? Или точнее — как он может им помочь?

Он попросился тоже ходить и заниматься с ними, сестра обещала, что спросит. Хотя вряд ли получится: больница находится на другом конце Москвы, и ездить туда один он не сможет. А с утра торчать там и до вечера — кто ему разрешит-то? Другое дело, что можно попробовать ездить с Антоном.

Славка думал, придумывал разное. Пройти мимо он уже не мог, потому что не мог забыть. Он здесь веселится, а им — больно… Так что же?

Только и оставалось сделать для тех ребят что-нибудь хорошее — такое, чтобы они порадовались или, может, просто улыбнулись… Надя говорила, что там много малышей.

Юра вот умеет собирать кораблики в бутылках. Хорошо ему! Он, Славка, ничего такого не умеет, только что на гитаре бренчать немножко… И Славка решил даже приехать побренчать, спеть что-нибудь с ребятами, уж один раз-то его пустят. Но этого показалось ему мало, и он решил посоветоваться со своей компанией. Сначала рассказал близнецам, те — собрали остальных. А Даша почти сразу предложила снять фильм.

Федя с Володей сперва забраковали эту идею:

— Какой фильм? Это же сложно, да и вообще, кто его смотреть будет?

А Даша не сдавалась:

— Что сложного-то? Можно небольшой ведь…

— А монтаж как делать? И звук?

— Вы чё? С луны упали?! Какой монтаж? На компьютере нарезку сделать и всё соединить…

Папа у Даши работал программистом.

— Ну вы вообще…

Славка пожал плечами:

— Не, ну с нарезкой, со звуком всё понятно. Я камеру достану, видео обработать Денис поможет… — он посмотрел на Дашу и добавил:

— …если что. А чего снимать-то будем?

— Надо что-нибудь весёлое, — робко предложил Олежка.

— Понятное дело, — отозвалась Катя. — А большой сценарий мы и не потянем. С нашими способностями…

Даша сердито зыркнула на неё:

— Почему это не потянем? Ты что за всех-то решаешь?

— Да я не за всех, я знаю просто… А ты уже в главные героини наметилась?

— Так, девочки, не ссорьтесь! — сказал Федя. — Помада у меня…

А Володя сказал:

— Можно про котёнка фильм снять.

— Про какого котёнка? — спросили все. Кроме Славки и маленькой Иринки. Славка молчал — слушал, а Иринка разглядывала гусеницу у себя на коленке.

— Ой, точно, давайте про котёнка! — поддержал брата Федя.

— Да про какого?

— Ну… который из мультика… Помните, детский такой, про котёнка и щенка? — совсем тихо сказал Володя и почему-то покраснел.

— Котёнок по имени Гав! — сказал Федя.

Сначала все молчали. Потом, кажется, Олежка, задумчиво сказал:

— А что, идея…

И Славка тоже подумал, что идея. Весёлый короткий фильм, как раз то, что нужно. Только вот где взять главных героев?

Все заспорили, как снимать, и где взять таких котёнка и собаку, и кто будет озвучивать… Приняли идею.

А котёнка со щенком нашли близнецы: оказалось, что это не проблема. Рассказали, что у папы есть друг, у которого в доме живут две кошки, немецкая овчарка, щенок Стёпка, черепаха и три мыши. И никто не обижает друг друга! А у одной из кошек пару месяцев назад родился котёнок, смешной сиамский, Томка…

Самое сложное, помимо съёмок, было выпросить героев. Федя с Володей сказали хозяину, что будут с ними гулять, «всего часик», и возвращать, то есть приводить домой целыми и невредимыми — и даже довольными…

Славка не очень-то был уверен, что получится. Но взял и скачал с интернета детскую книжку, сделал выноски из диалогов — для озвучки, выдержки из абзацев — для сценария. Составил план для каждой части фильма.

Решили снять, как и в мультике, несколько коротеньких серий. Про сосиски, про тень, про чердак, про котлету, про догонялки… А в конце — показать несколько смешных отрывков про то, как они играют, ищут друг друга, спят рядышком, как обедают вместе и Стёпка почему-то лезет мордочкой в Томкину миску, а Томка фыркает, толкается, но в конце концов уходит к Стёпкиной. А тот, думая, что там, где ест Томка, вкуснее, идёт за ним… Как охотятся на улице за листьями или спят — милое дело, тут даже озвучивать не нужно: и так улыбаешься, когда видишь, какую блаженную моську делает Томка и как обнимает его белой лапкой щенок…

Сегодня ребята снимали эпизод про сосиску. И получилось ведь! Правда, на это дело ушло аж четыре штуки… Выходит, сегодня кот и щенок вернутся домой ещё и сытыми.

— Славка, дай посмотреть! — попросили близнецы.

Славка протянул им фотоаппарат.

Короткий ролик: Томка носится по лужайке, ловит одуванчики и фыркает, оттого что они попадают ему в нос. Потом прибегает Стёпка с сосиской в зубах. (Когда Федя выпустил его из-за кустов, все выдохнули: Стёпка не убежал далеко, а остановился рядом с котёнком. Словно и вправду делился с ним). Котёнок подбегает к Стёпке, видит сосиску, принимается её есть… (Тут и начиналось самое сложное, ведь интересно было как раз, как они решали найти середину: начать есть сосиску одновременно.) В общем-то, они её и съели вместе и сразу и даже носами столкнулись и фыркнули. Только очень короткий получился промежуток для обдумывания, а в фильме — для диалога, где Гав и щенок обсуждают, как делить. Поэтому решили снять ещё раз. Положили перед ними ещё одну сосиску…

Во второй раз щенок и котёнок посмотрели на неё, потом друг на друга, потом котёнок первый осторожно начал есть…

В третий раз — Стёпка унёс сосиску в кусты и съел её сам. Понятное дело, что другую дали котёнку, чтобы тому не было обидно…

Озвучку Славка сделает дома, когда смонтирует из кусочков фильм на компьютере: кусочек, где щенок приносит сосиску котёнку, кусочек, где они думают, кусочек — где едят и кусочек, где Стёпка чешет за ухом, а Томка, сытый и довольный, умывается. Потом он соединит видео и звук… Точнее, соединять уже будет Дашин папа, а монтировать видео — Денис или, скорее всего, Шурка, друг Антона. Он в компьютерах знает всё и давно уже собирается приехать в гости.

Так хотели сделать и с остальными сюжетами. Почти как в мультике, только котёнок и щенок — живые, а лето и солнце — настоящее. А когда получится фильм — показать его на проекторе в больнице… Ну и диски записать можно и подарить ребятам…

А ещё была у Славки идея выложить фильм в интернете и к нему дать ссылку на сайт больницы и истории больных детей. Может, кто отзовётся?

Сейчас котёнок сладко дремал на коленках у Даши, а щенка Коля кормил сухим бубликом. Перерыв!

Хорошо здесь было: тихо, уютно, можно спокойно обсудить всё и посоветоваться, отдохнуть от жары и просто поговорить. Да и фильм про то, как четвероногие друзья прячутся на чердаке от дождя, хотели снимать именно здесь. Стены «чердака» Славка сделал из старых обоев, вырезал в них окошки. Вместо дождя — газета, а вместо грома — ведро.

Правда, в книжке котёнок и щенок сначала прятались на чердаке у Гава, а потом спустились вниз, к щенку, посмотреть, где лучше бояться? Нужно было ещё снять лестницу, но ведь её можно снять в любом подъезде, делов-то…

— Ой, а ведро-то мы и не взяли! — спохватилась Даша.

— И точно… — огорчился Славка. — Что делать будем? В другой раз снимать не хочется.

Федя протянул ему фотоаппарат и сказал:

— Ну чего, пойдём за ведром… Только вот час-то прошёл! Пора Томку со Стёпкой домой вести…

— Ага, — поддержал брата Володя. — А то потом нам их не дадут…

Славка подумал немножко, поднялся.

— Давайте, вы их отведёте домой и, может, спросите — можно с ними ещё погулять? Мы недолго будем… А я пока домой схожу, за ведром. Заодно и аккумулятор заряжу, а то на фотике батарейка садится…

— Давайте! — сказала Даша. — Нам обедать пора…

— Хорошо, — сказали близнецы.

Вовка взял на руки щенка, Федя — котёнка, Славка пакет с обоями, аккуратно отодвинул дверь штаба и шагнул на солнечный свет.

Домой шли дворами. Славка, если был один, добирался до штаба по рельсам, но такой компанией зачем ходить? Тем более что на рельсах сейчас жарко, а во дворах — тень.

Когда идёшь мимо зелёных палисадников, пахнет травой и землёй. Тихо. Кусты сирени подставили листья горячему солнцу, неохотно отпускают пушинки тополя. Белые шарики одуванчиков рассыпались на заброшенной площадке, щёлкают по сандалиям стебельки подорожника, шуршат под ногами колоски и сухая трава. В тени, в развилке веток яблони устроился серый кот, мирно щурит глаза, поглядывая то на ребят, то на двух голубей под деревом. Он поймал бы их, да лениво, хорошо устроился…

Мелкими бисеринками отскакивают от кроссовок кузнечики. Жаром дышит серый асфальт. В прозрачном небе — ни облачка, тонкой стрелой пронизывает синюю гладь самолёт…

Сначала проводили Дашу с братишкой, в следующем доме жил хозяин котёнка и щенка.

— Ну что, через часик тогда? — сказал Славка.

— Ага, — кивнул Федя. — Если что, мы позвоним.

— Хорошо!

Славка проводил взглядом ребят и пошёл домой. Хорошо идти так и знать, что впереди целый день! Тёплый, солнечный, интересный. Хорошо знать, что каникулы и до школы — целая вечность и что завтра к тебе приезжает брат, которого ты не видел уже сотню лет!

Славка улыбался, купаясь в тёплой синеве неба. Обошёл птиц, клюющих пшённые крупинки и засохшие корки на бетонной дорожке, свернул на тропинку между садиком и пятиэтажкой — так короче. Потом вспомнил, что ему надо пропылесосить, загрустил немного, вздохнул. За пятиэтажкой была площадка, напротив которой его дом. Славка прошёл мимо жёлтой горки, по песку, мимо горячих машин и потянул тяжёлую дверь подъезда…

***

Солнце так раскалило пластмассу, что качели стали горячими. Сразу и не сядешь: нужно опустить пониже шорты, чтоб не было горячо ногам. А потом через тонкую ткань чувствовать, как греется на сиденье… хм… заднее место. Воздух тёплый и не движется, ладони потеют от перекладин, ногам в кедах жарко. То ли дело — сандалии! Нимка вздохнул и стал раскачиваться сильнее.

Мать вчера не заметила отсутствия обуви у него на ногах, и сегодня утром он аккуратно достал с антресолей пыльные кеды. С прошлого года их не надевал, даже боялся, как бы они не стали малы, но нет — подошли. Конечно, в них не так удобно, как в сандалиях, ну да что поделаешь?

Чем занять день сегодня, Нимка не знал. Мало того, он проспал и проснулся, лишь когда яркие лучи упорно пробивались сквозь закрытые глаза! Соньки с матерью уже не было, соседа — тоже. Кошелёк он сунул в шкаф, под аккуратно сложенную осеннюю одежду: вряд ли маме вздумается там сейчас прибираться, а уж соседу и подавно. Потоптавшись и порывшись в карманах, Нимка подумал, снова достал кошелёк, повертел в руках, открыл его. Взять — не взять немножко денег?

«А чего? Я, между прочим, тоже не железный… И пить хочется…» — сказал он своей совести, которая незаметно и упорно ковыряла внутри дырочку. Совесть не успокоилась: «Почему кто-то другой должен тебя кормить?»

Нимке это не понравилось. Потому что не кто-то и не другой. Он ведь нашёл кошелёк! «Раз он валялся там так долго, в нём ничего не написано, как я узнаю, где хозяин? Выходит, он ничейный?»

И может ли он просить деньги у матери, обладая такой суммой?

«Как будто клад нашёл», — думал Нимка, глядя на большие персиковые купюры. Таких денег он до этого не держал в руках и близко не видел! Хотя клад обычно ищут специально, долго, роют землю… Нимка смутно представлял, как сейчас ищут клад, познания об этом у него заканчивались вместе с мультиками и фильмами про пиратов… А он ведь не искал, случайно увидел. Повезло!

«И всё же это не клад», — решил он и, свернув бумажник, убрал его на полку под джинсы. Нужно подумать, что делать с деньгами: как искать хозяина или, в обратном случае, как распорядиться ими? Не стоит тратить их на всякую ерунду, а вода… Ну, что-нибудь придумает!

Сейчас, раскачиваясь в тёплом воздухе, Нимка рассуждал, что можно дойти до сквера с фонтанами и погулять возле той лавочки. Может, кто придёт? Хотя вряд ли…