ВВЕДЕНИЕ
Наше время, как и любое другое, т.н. последнее, т.е. современное нам, требует живой проповеди, понятной и доступной определённым слоям социума и, прежде всего, молодому поколению, как ближайшему будущему отдельно взятого государства, в частности России. Для этого проповедник обязан говорить на языке среды, где он дерзает проповедовать Евангелие (Мар.16:15; Деян.20:24 и пр.). К языкам так же можно отнести явления как элитной, так и площадной, плебейской культуры, но не скатываться при этом до откровенной пошлости ради популярности. Примером этого, конечно же, служит апостол Павел: «И, став, Павел среди ареопага, сказал: Афиняне! по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано „неведомому Богу“. Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам» (Деян.17:22—23). Впрочем, знание языков и традиций не гарантирует абсолютную успешность проповеди, что видим на том же примере: «Услышав о воскресении мертвых, одни насмехались, а другие говорили: об этом послушаем тебя в другое время» (Деян.17:32), но всё же: «Некоторые же мужи, пристав к нему, уверовали; между ними был Дионисий Ареопагит и женщина, именем Дамарь, и другие с ними» (Деян.17:34). Не лестью руководствуется миссионер, не за количеством обращённых гонится, но, подобно Богу, желает всех спасти и в словах апостола языков: «Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1Кор.9:22) должен находить себе поддержку.
В данной работе предлагается рассмотреть частные отношения миссионеров — проповедников к светской, не церковной, современной нам этнокультуре (русскоязычной или русифицированной по преимуществу) с классификацией видов искусств и разбором некоторых произведений.
Так же постараемся определить степень заинтересованности и соучастия пастыря, как в созидании и сохранении, так и в толковании (дешифровки) культурных явлений.
Так же хотелось бы заметить, что понятие «современная культура» весьма аморфно, т.к. для одних это одно для других иное, ибо очень и очень много людей как творящих, так и потребляющих. От их количества и разноплановости у меня самого идёт кругом голова. Посему в данной работе вижу свою задачу не столько в том, чтобы выявить основные вехи культурных явлений, но выразить универсальный подход к любым культурным явлениям, как бы некий «ключ миссионера» с которым легче будет в общении с «людьми культурными» в любом регионе с любыми этническими особенностями и предпочтениями. Абстрактно «ключ» выглядит довольно-таки предвзято: всякая Культура учит Добру: это Добро и есть Христос; чаще всего добро культуры недоразвитое и эту «недоразвитость» обличает Идеал Человека, данный Господом нашим Собою: «Всё же обнаруживаемое делается явным от света, ибо всё, делающееся явным, свет есть» (Еф.5:13). Насколько она, культура, это (=просвещение) хорошо и адекватно делает другой разговор. И какой именно период укладывается в понятие «современный», пять ли это последних относительно нашего сегодня лет или десять или 2—3 года? Или последние сто лет? К тому же по духу кто-то может себя ощущает современником Пушкина, кто-то Сталина, а кто-то современником «Гостьи из будущего». Условности буквального времени или близость духа полагать в определение «со-временник»? Общий критерий, наверно, здесь будет: восстребованность на местах, «местночтимость» произведений.
Под современной культурой так же понимают направление «постмодерна», эклектического характера, смешанных стилей и мировоззрений. Близко к понятию экуменизма. Сюда же примыкает движение Нью-Эйдж (Новый Век). И это ещё раз указывает на религиозную составляющую Искусства. Хотя для нас это скорее дурная религиозность и нездоровая мистика, но и с этим должно работать и разбираться, если пастырь заинтересован в исцелении сторонников этих культовых культур: «На наш взгляд, современный пастырь должен быть не только грамотным в богословских науках, но и образованным в науках светских; должен не только знать классическую культуру, но и обязательно разбираться в культуре современной, иначе его проповедь в современном мире, давно вышедшим за рамки классики, не принесёт плода» [54;6].
Среди источников по теме о современной нам культуре мы, разумеется, не можем предложить древних авторов, таких, например, как святитель Иоанн Златоуст, преподобный Макарий Великий и др. Ну, ни написали они ничего про рок-баллады и телевизионные сериалы. Однако в общем плане и их мнение будет нами учитываться и приводиться. Из тех же, кто трудиться на указанной нами ниве в наше время мы базируемся на трудах диакона Андрея Кураева «Основы православной культуры» как лекарство от экстремизма», иеромонаха Сергия (Рыбко) «Современная культура: сатанизм или богоискательство?» и архимандритов Рафаила (Карелина) и Лазаря, чтобы и как бы они по теме сей ни писали, может быть даже перегибая палку в обе стороны. Может на какой-то момент, где и промелькнёт правильное мнение. Лишь бы в кипящих спорах Истина не испарилась.
Официальным и ведущим мнением нами взяты, разумеется, материалы Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви 2000 года, изложенные в «Основах социальной концепции».
ГЛАВА I. КУЛЬТУРА как КУЛЬТ
§1. Толкование термина по словарям
Суммируя словарные определения, можно сказать, что культура, в смысле добротности, выспренности, избранности, возможна там, где существует понятие сорняка, плевела, злокачественности, низости. Чтобы наименовать что-либо культурой требуется наличие культурообразующей системы ценностей, понятие о Добре и Зле, истинное или ложное. В зависимости от основополагающей системы ценностей, догматики, то или иное явление культуры в виды искусств, служит проповедью или пропагандой того или иного культа, поклонения, предпочтения. Либо это насаждение и культивирование страстей, либо увещевание бороться с ними. Приводятся сопутствующие художественные доводы в пользу предложенного культа. Осознаёт или нет, это художник, не важно, мировоззрение всё равно проявит себя и будет либо принято, либо отвергнуто потребителем. Но, разумеется, художник должен нести ответственность за каждое слово, каждый кадр, каждый штрих, зная, что «это страшная ответственность» [37], как об этом говорил перед смертью (лейкемия) рок-поэт Саша Литвинов (в крещении Фома, «сценическое» имя — Веня Д’ркин).
§2. Культ Ура
Многие наверняка слышали шутку в стиле народной этимологии, что Культура это культ бога по имени Ур (или Ура = УРАНА, УРАНИИ, т. е. Неба или восклицания радости, боевой клич). Но тут оказывается не до шуток. Вот что заявляет основательница секты «Белое Братство», используя интересующий нас термин в интересующей нас трактовке: «Великое Белое Братство Юсмалос 2000-го года — это Божественно-Космическая Общность, распространяющая КультУру (Золотую Религию). КультУра Матери Мира включает в себя: Науку и Религию, Искусство и Теософию, Космическое Мировоззрение и Уклад Божественного Государства. Наука объясняет естественную Природу Абсолюта и Космос Мироздания, Религия являет Веру, которая исходит от Знания Бога и Устройства Системы Мироздания, Искусство — даёт духовное оформление мистерий самой жизни: мистический танец Матери Мира воссоздаёт стихиальное Единство Пространства и Времени, трансформирующихся в ВЕЧНОСТЬ, ЛЮБОВЬ И ГАРМОНИЮ; Божественная музыка и пение — поднимает до высот Абсолютной ЛЮБВИ Самого Бога: Великой Возлюбленной и Возлюбленного; живопись — открывает картины внутреннего мира Матери Светов; Божественная религиозная Поэзия Матери Мира — эзотеризм и Сама Жизнь, открывающая Великие Тайны и Истину Бога; театр — отображает жизнь духовной общности, сатира — высмеивает фарс греховного мира, трагедия — отражает дисгармонию бытия и новой общности, лёгкая игра — воплощает скольжение Матери Мира по волнам океана Вечности; ритуал песнопений и мистерий — отражает чаяния верующих и Великую Идею Творца: Золото ЛЮБВИ, Золото Души и Духа, Золото Великого Блаженства. Духовная школа Матери Мира — образовывает посвящённых через живые и теоретические Уроки Марии ДЭВИ Христос и Иоанна-Петра Второго» [31]. То, что об этом говорит сектант и нео-хлыст погоды не меняет. Так или иначе, претенциозность Культуры выявлена подробно. Человек религиозный и причастный к созданию культурных ценностей не может с этим не согласиться.
Кроме того, культ Ура ассоциируется с древними астрологическими и идолопоклонническими культами Ура Халдейского, откуда вышло семейство Авраама, не найдя здесь истинного почитания Истинного Бога: «И взял Фарра Аврама, сына своего, и Лота, сына Аранова, внука своего, и Сару, невестку свою, жену Аврама, сына своего, и вышел с ними из Ура Халдейского, чтобы идти в землю Ханаанскую» (Быт.11:31). И это нам так же даёт некоторый косвенный повод относиться к культуре без особых восторгов.
§3. Таинство псевдовечности и зомбирования на похоть
По определению диакона А. Кураев: «религия есть там, где человек ставит своей задачей преодоление смерти, обретение умения выживать после смерти тела» [21;35]. Так же: «У религии есть две вполне специфические цели, которые не разделяются ни одной сферой человеческой деятельности: это 1) преодоление смерти; 2) общение с надчеловеческим духовным миром» [19;54]. И у С. Н. Трубецкого: «Религия может быть определена как организованное поклонение высшим силам… Религия не только представляет собою веру в существование высших сил, но устанавливает особые отношения к этим силам: она есть, следовательно, известная деятельность воли, направленная к этим силам» [19;55]. Указанные цели преследует не только КультУра «Марии Дэви», но и обыкновенная, секулярная, в вариациях печатных изданий, фотоальбомах, «вечной памяти» высокоинтеллектуальных потомках, музеях и пр., псевдовечностях. А про общение с миром идей-духов через культурные явления, думаю, и спорить не стоит. Общаясь с книгой, например, человек легко заражается (заряжается) тем духом (идеями) которым она пропитана. Вот и у Кураева промелькнула такая мысль, только он сам с ней не вполне согласен, не хватило проницательности: «К сожалению, многие директора считают, что богослужение — это только когда в рясе, с иконами и с кадилом. А если молитва поётся в пиджаке и под гитару — так это вовсе и не культовое действо. Как православный, я вообще-то согласен, что Таинств и истинного богослужения у сект нет. Но с точки зрения закона — это всё равно молитвенное собрание» [22;40]. И в православной газете: «Симпатичные простушки или удачливые интеллектуалки из сериалов, с которыми мы проводим времени больше, чем с родными и друзьями, незаметно, день ото дня внедряют в наше сознание свой образ жизни, образ мысли и даже манеру разговора, что отнюдь не безобидно. Ведь в основу всех популярных постановок положены человеческие страсти, и чем больше герой отклоняется от общепринятых стандартов поведения, тем притягательнее становится для зрителя. Таким образом, изображение греха, воспринимаемое с экрана, возбуждает страсть в нашем сердце… Конечно, и в кино, и в театральном репертуаре встречаются произведения, возвышающие душу над грубыми чувствами, заставляющиме задуматься о смысле жизни, вечных ценностях. Но такое искусство никогда не станет предметом массового вожделения» [6;12]. Это ли не таинство, мистерия, по изменению человеческого сознания?!
Иначе говоря, с точки зрения благовестника Христова культура не самоценна, но может служить орудием, как проповеди, так и пропаганды и агитации и, даже, гипноза, зомбирования. Посему, когда говорят, что светская культура — это не религия, мы знаем, что это лукавая уловка.
§4. Истоки
Достаточно вспомнить, кто стоял у истоков Искусства, чтобы не обольщаться на его счёт. Род Каина, утратившего связь с Богом и убившего брата, после чего, вероятно, ни он, ни его потомство, ни в чём не могли найти себе утешение, кроме как в гармонизации шума в голове: «Иувал: он был отец всех играющих на гуслях и свирели» (Быт.4:21). И как бы в устрашение фанатам культуры говорит апостол: «повержен будет Вавилон, великий город, и уже не будет его. И голоса играющих на гуслях, и поющих, и играющих на свирелях, и трубящих трубами в тебе уже не слышно будет; не будет уже в тебе никакого художника, никакого художества» (Откр.18:22).
Впрочем, можно так же предположить, что музыка племени Каина была одним из видов призывания имени Господа: «У Сифа также родился сын, и он нарёк ему имя: Енос; тогда начали призывать имя Господа [Бога]» (Быт.4:26). Здесь же не сказано, что именно Сифиты стали призывать, но лишь «тогда», т.е. после рождения Еноса, это о времени, а не о личности и месте. И дальше мы видим, что игроки на гуслях лечили своей игрой одержимых злыми духами: «И когда дух от Бога бывал на Сауле, то Давид, взяв гусли, играл, — и отраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него» (1Цар.16:23); пророчествуют: «встретишь сонм пророков, сходящих с высоты, и пред ними псалтирь и тимпан, и свирель и гусли, и они пророчествуют» (1Цар.10:5); предшествуют Руке Господней: «И когда гуслист играл на гуслях, тогда рука Господня коснулась Елисея» (4Цар.3:15); и в псалмах часто употребляются музыкальные инструменты в позитиве и на службе Богу: «Славьте Господа на гуслях, пойте Ему на десятиструнной псалтири» (Пс.32:2), «И подойду я к жертвеннику Божию, к Богу радости и веселия моего, и на гуслях буду славить Тебя, Боже, Боже мой!» (Пс.42:4), «И я буду славить Тебя на псалтири, Твою истину, Боже мой; буду воспевать Тебя на гуслях, Святый Израилев!» (Пс.70:22), «Хвалите Его со звуком трубным, хвалите Его на псалтири и гуслях» (Пс.150:3) и мн. др.
§5. Новозаветные гусли
В Новозаветные времена, после Амвросия Медиоланского, запретившего в своём ведомстве использовать органы и пр., под гуслями и всем остальным стали подразумевать умные силы души и добродетели, приближаясь всё ближе к аскетике исихазма, традиции безмолвной, умной молитвы, не отягощённой потребностью отрешения от мира посредством ухода в искусственную сферу, разве что в келейное затворничество, пустынножительство, хотя и это всего лишь золотые костыли, внешняя опора на пути к совершенству. Т.е. музыка может служить неким изолированным пространством, помещением из звуковой оболчки, куда не проникают внешние звуки и где возможно петь Богу и принимать откровения: «Приклоню ухо мое к притче, на гуслях открою загадку мою» (Пс.48:5). Вот как эту строчку объясняют в Толковой Библии: «Писатель внимательно прислушивается к голосу, говорящему в нутрии его. Это указывает как на то, что сообщаемое им не есть плод человеческого измышления, но Божественное откровение, так и на то, что к этой „загадке“, непонятной на первых порах речи, требуется особое внимание» [61;229]. Последнее сообщение так же можно понимать как рассказ о себе, о своих страхах.
§6. Благодать
Тоже можно сказать и про другие виды искусств, куда воплощается Культура, если на культурных делателях почиет Благодать. В полной мере присутствие Спасающей Благодати осуществлено только в Церковных видах Искусств, синтезом чего, собственно, и является Церковь. Культура же вне Церковная имеет, разве что, призывающую (в Церковь) Благодать в лучшем случае, но не спасающую (обоживающую). В худшем — культ-ура служит погибели («ура» с татарского значит «бей»).
Если продолжать тему Урании, то, памятуя Платона и здесь можно сказать, что есть Культура (Афродита) Урания (элитарная) и Культура Пандемос (популярная). Пастырям, для успешной проповеди, желательно владеть обоими.
Итак, Культура как Культ, может и должна в лучших своих достижениях служить Спасению, которое осуществляется только в Церкви и только благодаря Её существованию в мире: «Православная Церковь так же признаёт некое присутствие спасающего действия Божия не только в ограде церковной, но и вне её. Однако, что хотя это спасающее действие благодати совершается вне видимых границ Церкви, но оно имеет её своим источником. Говоря иначе, мы признаём, что спасение возможно вне Церкви только по причине того, что существует сама Церковь, ибо она есть единственный источник Божией благодати, которая пребывает в ней в полноте и может спасительно изливаться вовне, спасение может совершаться вне пределов Православной Церкви, но оно не может совершаться вне её спасительного бытия» [9;3]. О том же: «Православная Церковь свидетельствует, что христианский мир, который находиться вне её ограды не есть что-то с нею никак не сообщающееся…, что свет благодати, имеющий источником своим Церковь, неизреченно… простирается и за видимые её пределы» [40;22].
§7. Культуротерапия
Культура так же имеет своё терапевтическое предназначение наряду с лекарственным режимом, трудотерапией и гигиеной умственного труда (организация отдыха, выходных и отпусков). Вот что мы читаем в справочнике практикующего врача: «Культурное обслуживание больных должно быть целеустремлённым, многообразным, эмоционально насыщенным и проводиться под врачебным контролем. Проведение среди них культурно-массовой работы должно включать в себя обеспечение больных художественной литературой, читку газет и журналов, демонстрацию кинокартин, настольные игры (шахматы, шашки, домино и пр.), художественную самодеятельность с широким привлечением больных. Руководство культурной работой среди больных в крупных больницах должно осуществляться специальным сотрудником (инструктор по культработе)» [57;705]. Тут и классификация (литература, игры и пр.) и уровни вовлечённости (от потребителя до самодеятельности) предуказываются.
§8. Как бы очищение
Кураев говорит о культуре как о защитном свойстве души при попадании в неё греха, как о своего рода очищении от него, освобождении: «В глазах христианина культура похожа на жемчужину. Речь идёт не о красоте, а о схожести происхождения. Жемчужина возникает из грязи, из песчинки, попавшей внутрь ракушки. Моллюск, защищаясь от чужеродного предмета, попавшего к нему в тело, обволакивает его слоями перламутра, то есть, строит ещё одну раковину, но на этот раз уже внутри, а не вокруг себя. То, что постороннему кажется украшением, на самом деле является признаком нарушения естественного хода органической жизни, болезнью.
Культура похожа на жемчужину. Она возникла как следствие болезни человечества. Культурой мы обволакиваем грязь, попавшую в наши души. Слоями культурного перламутра мы заслоняемся от пустоты, вторгшейся в нашу жизнь.
Культура — это следствие грехопадения. Ведь культура создаёт вторичный мир, вторичную реальность. Это искусственный мир символов, с помощью которых человек очеловечивает тот мир, в который он вверг себя грехом. Святой Ириней Лионский говорил, что смерть — это раскол. Писание же и опыт совести говорят, что смерть есть следствие греха и возмездие за грех. Грех разбивает единство людей с Богом, с миром, с ближними и с самим собой.
Тертуллиан сказал, что утраченное людьми в грехопадении можно выразить словами familiriatis Dei — близость Бога. В восприятии Адама Бог становится чем-то чужим, далёким и даже враждебным. Тот, чей голос первый человек воспринимал своим сердцем, теперь представляется кем-то сугубо внешним, ходящим далеко вдали. То, что критикам Библии представляется грубым антропоморфизмом, недостойным принижением Божества к уровню грубых человеческих представлений, на деле есть рассказ о том, как человек впервые почувствовал своё неподобие с Богом.
Бог стал чужим для человека. И теперь для тех, кто лишён глубокого и личного опыта «мистического богопознания» потребуется создавать «богословие». Тем, кому не достаёт знания Бога, нужно теперь усваивать знание о Боге. Речь о Боге рождается как замена речи к Богу. Если бы мы могли непосредственно созерцать Бога — нам не нужны были бы богословские факультеты.
Так называемое «школьное» богословие, богословие, говорящее о Боге «в третьем лице» есть вполне феномен культуры. Не видя Лика Божия непосредственно, человек создаёт Его образы (богословские, иконографические, миссионерские). Это и есть собственно культурное творчество — создание системы образов для частичного постижения первичной реальности.
Святитель Феофан Затворник так говорил об этой «культурной» изнанке богословия: «Научность есть холодило. Не исключается из сего даже и богословская наука, хотя тут предмет, холодя образом толкования предмета, самым предметом может иной раз и невзначай падать на сердце».
Итак, даже религиозная культура есть нечто болезненное. Фотографии, портреты, образы нужны лишь тогда, когда рядом нет любимого лица. В Небесном Иерусалиме, как возвещает Апокалипсис, храма не будет. Не будет там, очевидно, и икон, и книг по богословию. Там всё можно будет познать «лицом к лицу», а не в культурном гадании «как сквозь тусклое стекло» [22;52].
Культура не вымывает грех из души, но изолирует его в ней, иллюзирует катарсис, не меняет, но затмевает ум, имитирует действие благодати. Как «на безрыбье и рак — рыба», так оно и здесь бывает к месту.
§9. Концептуальный эталон
Наипервейшим же ориентиром и опорой в отношении Культур для пастыря должны служить положения изложенные в Социальной концепции Русской Православной Церкви: «Латинское слово cultura, означающее „возделывание“, „воспитание“, „образование“, „развитие“, происходит от слова cultus — „почитание“, „поклонение“, „культ“. Это указывает на религиозные корни культуры. Создав человека, Бог поместил его в раю, повелев возделывать и хранить Своё творение (Быт. 2. 15). Культура как сохранение окружающего мира и забота о нём является богозаповеданным деланием человека. После изгнания из рая, когда люди оказались перед необходимостью бороться за выживание, возникли производство орудий труда, градостроительство, сельскохозяйственная деятельность, искусство. Отцы и учители Церкви подчеркивали изначальное божественное происхождение культуры. Климент Александрийский, в частности, воспринимал её как плод творчества человека под водительством Логоса: „Писание общим именем мудрости называет вообще все мирские науки и искусства, всё, до чего ум человеческий мог дойти… ибо всякое искусство и всякое знание происходит от Бога“. А святой Григорий Богослов писал: „Как в искусной музыкальной гармонии каждая струна издает различный звук, одна — высокий, другая — низкий, так и в этом Художник и Творец-Слово, хотя и поставил различных изобретателей различных занятий и искусств, но всё дал в распоряжение всех желающих, чтобы соединить наc узами общения и человеколюбия и сделать нашу жизнь более цивилизованной“. Церковь восприняла многое из созданного человечеством в области искусства и культуры, переплавляя плоды творчества в горниле религиозного опыта, стремясь очистить их от душепагубных элементов, а затем преподать людям. Она освящает различные стороны культуры и многое даёт для её развития. Православный иконописец, поэт, философ, музыкант, архитектор, актер и писатель обращаются к средствам искусства, дабы выразить опыт духовного обновления, который они обрели в себе и желают подарить другим. Церковь позволяет по-новому увидеть человека, его внутренний мир, смысл его бытия. В результате человеческое творчество, воцерковляясь, возвращается к своим изначальным религиозным корням. Церковь помогает культуре переступить границы чисто земного дела: предлагая путь очищения сердца и сочетания с Творцом, она делает её открытой для соработничества Богу. Светская культура способна быть носительницей благовестия. Это особенно важно в тех случаях, когда влияние христианства в обществе ослабевает или когда светские власти вступают в открытую борьбу с Церковью. Так, в годы государственного атеизма русская классическая литература, поэзия, живопись и музыка становились для многих едва ли не единственными источниками религиозных знаний. Культурные традиции помогают сохранению и умножению духовного наследия в стремительно меняющемся мире. Это относится к разным видам творчества: литературе, изобразительному искусству, музыке, архитектуре, театру, кино. Для проповеди о Христе пригодны любые творческие стили, если намерение художника является искренне благочестивым и если он хранит верность Господу. К людям культуры Церковь всегда обращает призыв: „Преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная“ (Рим. 12. 2). В то же время Церковь предостерегает: „Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они“ (1 Ин. 4. 1). Человек не всегда обладает достаточной духовной зоркостью, чтобы отделить подлинное божественное вдохновение от „вдохновения“ экстатического, за которым нередко стоят тёмные силы, разрушительно действующие на человека. Последнее происходит, в частности, в результате соприкосновения с миром колдовства и магии, а также из-за употребления наркотиков. Церковное воспитание помогает обрести духовное зрение, позволяющее отличать доброе от дурного, божественное от демонического. Встреча Церкви и мира культуры отнюдь не всегда означает простое сотрудничество и взаимообогащение. „Истинное Слово, когда пришло, показало, что не все мнения и не все учения хороши, но одни худы, а другие хороши“ (святой Иустин Философ). Признавая за каждым человеком право на нравственную оценку явлений культуры, Церковь оставляет такое право и за собой. Более того, она видит в этом свою прямую обязанность. Не настаивая на том, чтобы церковная система оценок была единственно принятой в светском обществе и государстве, Церковь, однако, убеждена в конечной истинности и спасительности пути, открытого ей в Евангелии. Если творчество способствует нравственному и духовному преображению личности, Церковь благословляет его. Если же культура противопоставляет себя Богу, становится антирелигиозной или античеловечной, превращается в антикультуру, то Церковь противостоит ей. Однако подобное противостояние не является борьбой с носителями этой культуры, ибо „наша брань не против плоти и крови“, но брань духовная, направленная на освобождение людей от пагубного воздействия на их души темных сил, „духов злобы поднебесных“ (Еф. 6. 12). Эсхатологическая устремленность не позволяет христианину полностью отождествить свою жизнь с миром культуры, „ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего“ (Евр. 13. 14). Христианин может работать и жить в этом мире, но не должен быть всецело поглощен земной деятельностью. Церковь напоминает людям культуры, что их призвание — возделывать души людей, в том числе и собственные, восстанавливая искаженный грехом образ Божий. Проповедуя вечную Христову Истину людям, живущим в изменяющихся исторических обстоятельствах, Церковь делает это посредством культурных форм, свойственных времени, нации, различным общественным группам. То, что осознано и пережито одними народами и поколениями, подчас должно быть вновь раскрыто для других людей, сделано близким и понятным для них. Никакая культура не может считаться единственно приемлемой для выражения христианского духовного послания. Словесный и образный язык благовестия, его методы и средства естественно изменяются с ходом истории, различаются в зависимости от национального и прочего контекста. В то же время изменчивые настроения мира не являются причиной для отвержения достойного наследия прошлых веков и тем более для забвения церковного Предания» [52;239—241].
§10. Классификация искусств
Наипервейшим из искусств, надо полагать, по-праву считается литература, ибо: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Иоан.1:1). Впрочем, «И сказал Бог» (Быт.1:3 и мн. др.), значит, ЗВУК так же подразумевается, хотя бы косвенно, да и мыслеОБРАЗЫ здесь вкупе, но дифференцируем на три составляющие: ТЕКСТ (СЛОВО), ОБРАЗ, ЗВУК и будем придерживаться сей условной классификации. Т.е. передача мысли, информации и художественных образов происходит ЛИТЕРАТУРНО (текст), ВИЗУАЛЬНО (образ) и ВЕРБАЛЬНО-МУЗЫКАЛЬНО (звук).
ГЛАВА II. ТЕКСТ: литература
§1. Книжная миссия
Какая-то часть человечества приходит к самосознанию и вере через книги и для них органичней беседовать с таким же книжником как они: «книги нужны не всем, но есть люди, которым они необходимы. Книга даёт возможность избавиться от засилья газет и газетных сплетен. Книга даёт возможность мыслить, в отличие, например, от телефильмов, когда поток информации с большой скоростью проносится мимо тебя, не давая возможности регулировать его течение. Книга же даёт возможность спокойно осмыслить какой-то эпизод, вызвавший недоумение или, наоборот, поразивший тебя. Вновь и вновь открывая нужную страницу, можно обдумать этот эпизод с разных сторон, подыскать аргументы „за“ и „против“. Книга восполняет нехватку знаний, мудрости, рассудительности у твоих обычных (или случайных) собеседников. Книга помогает увидеть мир глазами былых поколений, а не нынешних журналюг» [17;100—101].
Причём, надо помнить, что существуют разные жанры и стили во всех видах творчества и нужно знать суть внедряемых ценностей в «модных», т.е современных, произведениях, если пастырь желает быть услышанным потенциальной паствой. Иногда даже следует указать на те ценности читателю (потребителю) о которых говорит писатель (создатель), акцентировать на них внимание, если читатель почему-то их не уловил. Раскрывать символизм, казалось бы, случайных мелочей, например, погоды, относительно душевного состояния главного героя.
§2. Толкование детали
Произведение можно оценивать целиком, но можно и по частям, так сказать по деталям, без соединения со всей многоплановостью или основной идеей автора, если она есть. Вот, к примеру, деталь из книг о «Дозорах» писателя фэнтези Сергея Лукьяненко — Сумрак:
«Перекинув мальчишку на правую руку, я левой вынул из кармана перочинный нож. Зубами открыл лезвие.
— Это опасно, — предупредила Ольга. Я не ответил. Просто полоснул себя по запястью. Сумрак зашипел как раскаленная сковорода, когда брызнула кровь. У меня помутилось в глазах. Дело было не в потере крови, вместе с ней уходила сама жизнь. Я нарушил свою собственную защиту от сумрака.
Зато он получил такую порцию энергии, которую был не в состоянии проглотить» [26;67]. В сети Интернет можно встретить богословское мнение, что Сумрак это «Аналог ада. В книге Сергея Лукьяненко показаны множество явлений, которые не так уж вымышлены. «Сумрак» — что же это такое? Адам, первый человек был сотворён способным, как к смерти — состоянию обезбоженности, так и к Жизни, как состоянию наполнения Божественной благодатью. Пока первый человек не выражал своё недоверие Богу, он был призван свою возможность — не грешить — преобразить в невозможность грешить. После того же, как человек возжелал знать о добре и зле вне знаний, даваемых им Богом, он повредил свою первозданность, отделил себя от Бога. В этом обезображенном состоянии человек не мог более находиться в приобщении к благодати, ибо это привело бы к бессмертию, а значит, к вечности человеческой ущербности. Здесь появляется понятие ада как обезбоженного состояния. Человек обретает смерть и уходит в ад, противоречит собственному предназначению жить. В ветхозаветном Израиле было понятие «Шеола» как места посмертного обитания. Очень красноречива по показанию понимания древними евреями загробной участи 14 глава книги Иова. В главе же 10 дано описание Шеола: «прежде, нежели отойду, — и уже не возвращусь, — в страну тьмы и сени смертной, в страну мрака, каков есть мрак сени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма…». (Иов.10, 21—22) Часто в нашем понимании возникают образы такого посмертного удела: огонь, вилы и сковороды. Всего этого не видно в ветхозаветном понимании ада, это некий сумрак, состояние вне Бога. Поэт Ветхого Завета пророк Давид замечательно говорит: «Если бы не Господь был мне помощником, вскоре вселилась бы душа моя в страну молчания» (Пс.93,17). «Нисходят до бездны; душа их истаивает в бедствии» (Пс.106,26) — говорит тот же автор. Пророк Иезекииль говорит, что «пораженные, падшие от меча» будут положены среди необрезанных в самой глубине преисподней (Иез.32, 18—32). Протоиерей Георгий Флоровский пишет: «Ад — обиталище тьмы и смертной тени; он, скорее, место безумной муки, чем заслуженного наказания, мрачный «шеол», место безысходного развоплощения, едва тронутое тусклым скользящим лучом не взошедшего пока Солнца, лучом надежд и упований, пока не исполненных. Там проявлялась онтологическая немощь души, терявшей при разлучении в смерти способность быть подлинной энтелехией своего тела — бессилие падшей, уязвленной природы. Да и не «место» вовсе, а духовное состояние — «темница духов» (Георгий Флоровский, протоиерей «Богословские статьи. О воскресении мертвых» http://www.holytrinitymission.org/books/russian/ theology_resurrection_florovsky. zip). Отталкиваясь от всего сказанного выше, хочется сказать, что «сумрак» Лукьяненко очень тождественен ветхозаветному шеолу. Сам автор вкладывает в уста своего героя такие слова: «Это страдание! Вечное страдание — раствориться в сумраке». В нём все застывает, прекращает движение. Человек, находясь в сумраке, обретает некую автономию, безжизненность, всё влияние «сумрака» рассчитано на подавление жизни. Глядя на признаки, которыми наделил Сергей Лукьяненко «сумрак», можно сказать, что «сумрак» и «шеол» идентичны. Кто — то, возможно, будет сопротивляться такому тождеству, мотивируя данное неприятие тем, что сумрак есть среда, как для «светлых», так и для «темных». Могу предложить две — три апологии: во — первых, ветхозаветный шеол есть место для человека, который попадает туда независимо от нравственных состояний, так как природа ветхозаветного человека больна грехом, во — вторых, «светлые» в ночном дозоре имеют очень сомнительные нравственные императивы, но и, наконец, в — третьих, даже высоконравственный человек, имея исцеленную природу, имеет свободную волю, которую направляет не всегда в сторону «света». Протоиерей Георгий Флоровский по поводу свободы человеческой воли пишет: «Однако волю человека нельзя исцелить приказом. Человеческая воля должна сама устремиться к Богу. Должно возникнуть добровольное и искреннее чувство ответной любви и преклонения, должно произойти «свободное обращение» (Там же).
Но если «сумрак» есть некий «застой» времени, некая подавляющая жизнь среда, то есть явления, которые могут по определению разрушить «сумрак». Если сумрак есть статичность, он исчезнет, приобщившись к динамике, если «сумрак» есть отсутствие жизни, тогда жизнь есть разрушительная сила для «сумрака». Вот здесь важно открыть Евангелие и посмотреть на то, что же происходит с человеком в жертве Христовой. То, что человек от грехопадения до воскресения являлся адептом «шеола», мы уже выяснили. Что же меняется в человеке после воскресения? Разговор об этом необходимо начинать с обозрения смысла предпасхального времени, а говоря конкретнее, с Великой Субботы. В одной из богослужебных книг — Триоди Постной, говорится о смысле смерти Христовой. «В Святую и Великую Субботу боготелесное погребение Господа Бога и Спаса Нашего Иисуса Христа и еже во ад сошествие празднуем, ими же от тли наш род воззван быв, к вечной жизни прейде…» (Синаксарий утрени Великой Субботы) То есть Великая Суббота — это сошествие Христово во ад, «шеол», «сумрак». Но ад не может удержать Христа. Ад держит тех, чья смерть стала разладом человеческой сущности, разладом между телом и душой. Тело не есть человек, но труп, душа также не является человеком, но есть бестелесный призрак. Смерть Богочеловека не меняет чего-либо в свойствах смерти, но Тело и Душа Христовы остаются объединёнными Его Божеством. «Это не меняет онтологических свойств смерти, однако теперь она приобретает иное значение. «Ипостасное единство» не нарушилось, не разорвалось смертью, а поэтому, хотя тело и душа разделились между собой, они всё равно остались связанными через Божество Слова, от которого отстранены, не были. В этой «нетленной смерти» преодолеваются и «тление», и «смертность», а значит, — начинается воскресение» (Георгий Флоровский, протоиерей «Богословские статьи. О воскресении мертвых» http://www.holytrinitymission.org/books/russian/ theology_resurrection_florovsky. zip). Святой апостол Павел в послании к Евреям (Справедливости ради необходимо сказать, что данное послание традиционно приписывается святому апостолу) пишет: «Плоть (Христа), прежде захваченная в плен смерти, захватила захватившего её, естественной смертью своей разрушило его (ада) жизнь и стала для него отравой, дабы он (ад) изблевал всех, кого был в силах пожрать, как имеющий державу смерти» (Евр. 2,14). В замечательном труде игумена Илариона (Алфеева) (Ныне (2005) епископ Австрийский) «Таинства веры» есть такие строки: «Но великая тайна этой минуты (сошествия во ад А.М.) в том, что Божество Христа ни на мгновение не разлучалось с человечеством — Бог не оставлял Его, хотя Он как человек чувствует человеческую богооставленность… И даже когда тело умершего Христа лежало во гробе, а душа Его сошла в ад, Божество не разлучалось с человечеством: «Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог, в раи же с разбойником, и на престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняяй, неописанный (Песнопение святой Пасхи)» (Иларион (Алфеев), игумен «Таинство веры. Введение в православное догматическое богословие» «Христианская жизнь» Клин, 2000 Интернет-издание Вэб-Центра «Омега» Нью-Йорк — Москва, 2001. http://www.wco.ru/biblio/). Таким образом мы приоткрываем великое Таинство Христовой смерти, Он умирает, разрушая смысл ветхозаветной смерти, и тело, и душа не теряют единства, находясь в общении с Богом. Протоиерей Георгий Флоровский пишет: «Смерть на Кресте как крещение кровью — вот в чём самая суть искупительной тайны Креста. Крещение — это очищение» (Георгий Флоровский, протоиерей «Богословские статьи. О воскресении мертвых» http://www.holytrinitymission.org/books/russian/ theology_resurrection_florovsky. zip). В последних приведённых строках из труда протоиерея Георгия Флоровского, нам открывается, почему именно данный отрывок из произведения Лукьяненко вызывает интерес. Сумрак «шипит» от пролитой крови, так же, как шеол, который получил праведника ценою крови. Он исчезает, потому как возжелал большего, чем мог вместить. В послании апостола Варнавы есть замечательные строки, которые открывают нам величие Христовой жертвы. «Для того Господь предал тело Своё на смерть, чтобы мы получили отпущение грехов и освятились, — именно чрез окропление кровию Его. О нём написано иное для народа иудейского, а иное — для нас. Относительно нас Писание так говорит: «Он язвлен был за беззакония наши и мучен был за грехи наши; кровию Его мы исцелели. Как овца, Он приведён на заклание и, как агнец пред стригущим его, не отверзал уст Своих (Ис. 53, 5—7) («Писания мужей апостольских». Издательство имени святителя Льва, папы Римского Киев, 2001, с.30)». Жертву Христову рассматривает фактически каждый богослов святоотеческого века. И такое внимание понятно, тогда больше, чем сейчас понималось наше единение с Кровью Христовой, если её пролитие уничтожило «шеол» приобщением к Жизни, то нам следует искать единства с этой кровью, чтобы наследовать Царство Божие. Святитель Григорий Богослов, например, говорит: «Он продаётся, и за самую низкую цену — за тридцать сребренников; но искупает мир, и высокою ценою — собственною Своею кровию» (Григорий Богослов, святитель «Пять слов о богословии. Слово 29, о Богословии третье, о Боге Сыне первое». http://www.portal-credo.ru/site/index.php?act=lib&id=28). «Будем радоваться, веселясь духом, будем радоваться, наслаждаясь любовью, радуясь надеждой. Но если должно думать о другой радости сердца, то, принимая чистыми руками небесный хлеб, передадим его душе, потому что он пища вечной жизни. Говоря «принимая чистыми руками», имею в виду не руками, вымытыми обычной водой, а руками, которые светятся от благодеяний. Вберём лепестками губ божественное и небесное питьё, не пурпуром окрашиваясь, но обагрясь кровью Иисуса Христа» [30]. Продолжая «параллелить» «Дозоры» и Евангелие, сетевой автор на диалог:
« — А как вы поранились?
Я не стал уточнять, но не стал и врать.
— Нарочно. Так было нужно, чтобы вытащить тебя из сумрака» [26;68] предложил следующее: «Когда мы говорим о жертве Христовой, мы тоже говорим о добровольной жертве. Самим Христом были сказаны следующие слова: «Аз душу Мою полагаю (отдаю), да паки прииму ю (её). Никтоже возмет ю от Мене, но Аз полагаю ю о Себе. Область (власть) имам положити ю и область имам паки прияти ю» (Ин. 10,17—18). Указывающие на добровольность страданий Спасителя места мы находим и в Ветхом Завете. У пророка, которого называем справедливо Ветхозаветным евангелистом, Исаии. Вот, что говорит этот пророк: «Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис.53,3—7). Обращаясь к святоотеческому опыту, осмысляющему добровольность Христовой жертвы, мы должны сделать некоторое уточнение, в чём была добровольность этой жертвы. У святого Иоанна Дамаскина, в его труде «Изложение Православной веры» мы находим такие слова: «Он естественно имел хотение и как Бог, и как человек; впрочем, человеческая воля следовала и подчинялась [Божеской] Его воле, не действуя по собственному расположению, но желая только того, чего хотела Божеская воля; когда же Божеская воля попускала, тогда человеческая воля естественно подвергалась тому, что свойственно ей. Так, когда она отрицалась от смерти, а Божеская Его воля соизволяла на сие и попускала, тогда естественно отрицалась от смерти и находилась в борении и страхе. Когда же Божеская Его воля восхотела, чтобы человеческая Его воля избрала смерть, тогда страдание Его сделалось произвольным, потому что Он добровольно предал Себя на смерть не только как Бог, но и как человек» (Иоанн Дамаскин, преподобный. Точное изложение Православной Веры//Полное собрание творений. СПб.:Санкт-Петербургская Духовная Академия, 1913. Т. 1. Кн. 3. Гл. 18. С. 282). Безусловно, Христос как Бог, мог избежать, как страданий на Кресте, так и голода, жажды и изнеможений, но, как замечательно говорит богослов IV века святитель Афанасий Великий, не потому Христос страдал, что родился, но потому родился, чтобы пострадать. По замечательному исследованию святоотеческой мудрости протоиерей Георгий Флоровский объясняет, Христос уже в своём воплощении восстановил утраченный человеком образ Божий, смерть для данного восстановления не была обязательна, но страдания и смерть были обязательны для того, чтобы освободить человека от уз смерти. В частности богослов пишет: «Спаситель уже от рождения, подобно Первозданному, неподвластен тлению и смерти: Он может не умереть (potens non mori), хотя может и умереть (potens autem mori). Поэтому смерть Спасителя могла быть только добровольной, не по необходимости падшего естества, а по Его свободному изволению» (Георгий Флоровский, протоиерей «Богословские статьи. Искупление и Воскресение» http://www.holytrinitymission.org/ books/russian/ theology_redemtion_florovsky. zip). Сам Спаситель говорит о добровольности своих страданий и в следующих словах: «Сыну Человеческому, как написано о Нем, надлежит много пострадать и быть уничижену» (Мк.9,12), не «предстоит» говорит Господь, а именно «надлежит». Господь в добровольности своих страданий открывает нам путь в Царство Божие. Этот момент в искупительной миссии Спасителя, момент добровольности, заимствован автором «Ночного дозора». «Земная жизнь Христа, — пишет священник Вадим Леонов, — была постоянным унижением: Его человеческая воля непрестанно отказывалась от того, что Ему было свойственно по природе, и принимала то, что противоречило нетленному и обоженному человечеству: голод, жажду, усталость, скорбь, страдания и, наконец, крестную смерть» (Вадим Леонов, священник «Святоотеческое учение о человеческой природе Господа нашего Иисуса Христа» М.:ООО Дракар» 2005, с.165 — 166)» [30].
Со своей стороны далее мы дополняем разговор своими размышлениями о СУМРАКЕ.
Образование врача-психиатра Лукьяненко дало о себе знать. СУМРАК, иначе — «Сумеречное расстройство сознания чаще всего наблюдается при эпилепсии, травмах и истерии. Характеризуется помрачением сознания, неясной ориентировкой в окружающем, односторонним восприятием лишь отдельных элементов из окружающего мира, обманами чувств, преимущественно устрашающего содержания, главным образом галлюцинациями слуха и зрения и бредовыми толкованиями окружающего, резкой аффективной напряжённостью. В движениях преобладают автоматизмы. Выйдя из этого состояния, больные не помнят, что с ними было. Продолжительность состояния определяется минутами, несколькими днями, в редких случаях — неделями. Необходим тщательный надзор за больным, постельное содержание, извлечение ликвора и назначение наркотических средств» [57;718]. И, кажется, у Фрейда Сумеречное сознание — это скрытые, часто безсознательные мотивы поведения. Так же это может быть идиомой рассуждения: «Как только смеркалось, мама уходила в гостиную, садилась в уголок и „сумерничала“, по её выражению… Я любил вместе с мамой „сумерничать“. Я садился рядом с ней на диван или на скамеечку у её ног. — Мама, о чём ты думаешь? — спрашивал я. — О многом, голубчик» [17;4]. Так или иначе СУМРАК — это изменённость сознания от обыденного к обострённому или помрачение оного.
Далее, в четвёртой книге Дозоров об этой тайной стороне мироздания говорится много нового, и оно никак не согласуется с понятием ада, шеола. Первые четыре слоя — да, похожи на Аид, но начиная с пятого уже появляются краски и здесь можно жить. Здесь, начиная с пятого слоя «волшебная земля, царство фей и волшебников» [27;149], здесь живут Иные после смерти: «Подальше от человеческого зла и человеческого добра. Так сладко… жить в мире Иных… Здесь даже вампирам не нужна кровь. Здесь всё другое, всё иначе. Всё так, как должно быть. Тут настоящий мир… на пятом, шестом и самом великом — седьмом слое» [27;150]. Скорее это некий аналог, идиома на Царство Божие, которое внутри человека (Лук.17:21). Впрочем, это мнение идеалиста:» — Томас, мне кажется, очень хороший человек. Но он бард. Поэт. Это не лечится, Антон. Ты говорил с ним, когда он был в своём сумеречном воплощении, мечтающий о единорогах и феях, волшебных городах, Иных, которые построили свой собственный мир, а не паразитируют на человеческом. Я бы так сильно на это не рассчитывала. Быть может, там всего лишь шалаши и деревянные домики. И никаких фей с единорогами.
— Это тоже немало, — сказал я. — Очень многие люди променяли бы рай, в котором робко надеются оказаться, на вечную жизнь в шалаше среди природы. Деревья там есть точно» [27;328].
«Первый слой практически мёртв, высушен, бесплоден. Второй — чуть живее. Третий, четвёртый — уже начинают напоминать наш мир. Пятый… пятый почти пригоден для жизни. Здесь уже есть краски, здесь холодно, но не настолько, чтобы замёрзнуть, здесь растёт трава, идут дожди, бушуют странные грозы. Что будет на шестом? Мне надо понять куда я ломлюсь. В мир, дышащий льдом, умирающий и вымороченный? Где будет трудно дышать, тяжело ходить и трудно разговаривать? Нет. Шестой слой будет другим. Ещё ярче, чем пятый. Ещё живее. Ещё ближе в настоящему миру» [27;146].
Четыре предыдущих слоя это барьер недостойному и действительно Аид, но, как сказал Льюис устами Духа в диалоге с Призраком епископа в повести «Расторжение Брака», когда Призрак был на экскурсии в Раю проездом из преисподней: «если ты останешься здесь, можешь называть её чистилищем» [29;13]. И далее у Льюиса: «Пойди со мной. Поначалу будет больно. Истина причиняет боль всему, что призрачно. Но потом у тебя окрепнут ноги. Идём» [29;14]. Но философ-епископ торгуется:» — Занятное предложение… Обдумаю, обдумаю… Конечно без гарантий рискованно… Я бы хотел удостовериться, что там, у вас, я могу быть полезен… могу развернуть данные мне Богом дары… что там возможно свободное исследование, царит, я бы сказал духовная жизнь…
— Нет, — сказал Дух, — ничего этого я тебе не обещаю. Ты не принесёшь пользы, не развернёшь дарований — ты получишь прощение. И свободное исследование там не нужно — я веду не в страну вопросов, а в страну ответов, и ты увидишь Бога.
— Прекрасно, прекрасно, но ведь это метафоры! Для меня окончательных ответов нет. Ум обязан свободно исследовать, как же иначе? Движение — всё, конечная цель…
— Если бы это было правдой, никто и не стремился бы к цели.
— Нет, согласись, в самой идее законченности есть что-то ужасное. Умственный застой губит душу.
— Тебе так кажется, потому что до сих пор ты касался истины только разумом. Я поведу тебя туда, где ты усладишься ею, как мёдом, познаешь её как невесту, утолишь жажду.
— Я не уверен, что жажду новых истин. А как же свободная игра ума? Без неё, знаешь ли, я не могу.
— Ты и будешь свободен, как человек, который выпьет воды по собственной воле. Ты лишишься свободы — бежать от воды.
Призрак подумал.
— Не понимаю, — сказал он.
— Послушай, — сказал Дух. — Когда-то ты был ребёнком. Когда-то ты знал, для чего существуют вопросы. Вернись в детство, это и сейчас возможно.
— Когда я стал взрослым, я оставил детские глупости.
— И ошибся. Жажда — для воды, вопросы — для ответа. То, для чего создан разум, так же похоже на втою игру ума, как таинство брака на онанизм.
— Ты потерял всякое благоговение, но от непристойностей меня избавь! Что же до сути дела, твоя гипотеза подходит лишь к фактам. Философские и религиозные проблемы — на другом уровне.
— Здесь нет религии. Здесь — Христос. Здесь нет философии. Иди, смотри, и увидишь Того, Кто реальней всех фактов.
— Я решительно возражаю. Мы не имеем оснований относить Бога к области фактов. Высшее Благо — это ещё корректное обозначение, но «факт»…
— Ты что, даже не веришь, что Он есть?
— Есть? Что значит «быть»? К этим великим тайнам нельзя подходить так грубо. Если бы что-нибудь такое «было» (дорогой мой, зачем же перебивать!), я бы, честно говоря, не заинтересовался. В этом не было бы религиозной значимости. Для меня Бог — чисто духовен. Так сказать, дух сладости, света, терпимости и служения, Дик, служения. Мы не должны забывать об этом.
— Значит, разум твой уже не жаждет… — проговорил Дух. — Вот что, радости ты хочешь?
— Радость, дорогой мой, — кротко пояснил Призрак, — неразрывно связана с долгом. Когда ты станешь старше, ты это поймёшь. Да, кстати, чуть не забыл! Не могу я с тобой идти, у меня в пятницу доклад. У нас ведь есть богословский кружок. Как же, как же… интеллектуальная жизнь, я бы сказал, бьёт ключом. Быть может, не самого высокого уровня… Изменились все, плохо соображают. И склоки у них вечно… Не знаю уж, почему… Не владеют, что ли, собой. Что поделаешь, слаб человек! Нол пользы я могу принести много. Хоть бы спросил, о чём у меня доклад! Как раз в твоём вкусе. Я хочу осветить одну неточность. Люди забывают, что Христос (тут Призрак слегка поклонился) умер довольно молодым. Живи он подольше, он бы перерос многое из того, что сказал. А он бы жил, будь у него побольше такта и терпимости. Я предложу слушателям прикинуть, какими были бы его зрелые взгляды. Поразительно интересная проблема! Если бы он развился во всю силу, у нас было бы совершенно другое христианство. В завершение я подчеркну, что в этом свете Крест обретает несколько иной смысл. Только тут начинаешь понимать, какая это потеря… Такие обещания — и не сбылись! Куда же ты? Ну что ж, пойду и я. Очень был рад тебя встретить. Интересно поговорили… Будет мысль… Всего хорошего, дорогой, всего хорошего, всего хорошего!
Призрак кивнул, улыбнулся Духу сладкой клерикальной улыбкой — насколько мог улыбаться призрачными губами — и ушёл, что-то бормоча» [29;14—15]. Так и у Лукьяненко возникает сомнение в образе «настоящего мира»: «Тут возносятся к небу башни мудрецов, изучающих мироздание…» [27;150]. Здесь, видимо, сказывается влияние Платона из диалога «Апология Сократа»: «…если пребудешь в Аид… для кого другого, а для меня было бы удивительно вести там беседы, если бы я встретился, например, с Паламедом И Теламоновым сыном Аяксом или ещё с кем-нибудь из древних, кто умер жертвою неправедного суда, и мне думается, что сравнивать мою судьбу с их было бы не неприятно. И наконец, самое главное — это проводить время в том, чтобы распознавать и разбирать тамошних людей точно так же, как здешних, а именно кто из них мудр и кто из них только думает, что мудр, а на самом деле не мудр…» [45;95—96]. Если Иные-Мудрецы, подобно Призраку Льюиса, «который так и не обнаруживает в себе сил отказаться — или хотя бы захотеть отказаться — от размышлений о Боге для размышлений в Боге» [28;15], как о нём говорит Яков Кротов, исследуют мироздание вне Бога, то это воистину Ад бесповоротный. Но в произведении маячит Альфа и Омега: «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель» (Откр.1:8), «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой» (Откр.21:6), «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний» (Откр.22:13). В книге Он назван «Венец Всего». Хотя и приписывается творческому гению волхву Мерлину, который так же пребывает после смерти на нижнем, шестом слое Сумрака, в этом раю для Иных.
Из диалога Антона с Мерлином на дне мироздания:» — Мне кажется, ты уже за многое расплатился. К тому же для многих людей ты — мудрый защитник добра и справедливости. Это тоже кое-чего стоит.
… — Почему ты думаешь, что я расплатился? Разве тебе не нравится рай, который ждёт Иных после смерти?
Вместо ответа я нагнулся, сорвал травинку. Сунул её в рот, прикусил. Травяной сок был горьким… вот только немножко недостаточно горьким. Я прищурился и посмотрел на солнце. Солнце сияло в небе, но его свет не ослеплял. Хлопнул в ладоши — звук был самую малость приглушён. Я вдохнул полной грудью — воздух был свеж… и всё же в нём чего-то не хватало. Оставалась лёгкая затхлость, будто в покинутой квартире Саушкина…
— Здесь всё чуть-чуть ненастоящее, сказал я. Не хватает жизни.
— Молодец. — Мерлин кивнул. — Многие замечают не сразу. Многие живут здесь годами, столетиями… прежде чем понимают, как их обманули.
— Нельзя привыкнуть? — спросил я.
Мерлин улыбнулся.
— Нет. К этому не привыкнешь.
— Помнишь анекдот про фальшивые ёлочные игрушки, Антон? — спросили из-за спины. Я обернулся.
Тигрёнок стояла в пяти шагах от меня.
Их было много. Очень много, тех кто стоял и слушал мой разговор с Мерлином. Игорь Теплов и Алиса Донникова — они были рядом, они держали друг друга за руки, но в лицах их не было счастья. Девочка-оборотень Галя спрятала глаза. Мурат из Самаркандского Дозора смущённо помахал рукой. Тёмный, когда-то убитый мной, сброшенный с Останкинской башни, смотрел на меня без злобы и раздражения.
Их было очень много. Деревья мешали увидеть, сколько их тут есть. Но если бы не лес, они бы стояли до самого горизонта. Вперёд пустили тех, кого я знал.
— Помню, Тигрёнок, — сказал я.
Во мне больше не было ни страха, ни злости. Только печаль — тихая и усталая.
— С виду они как настоящие, сказала Тигрёнок и улыбнулась. — Только вот радости от них никакой…“ [27;383—384]. Наверно это очень похоже на сошествие Христа во Ад. Только этот Ад носит в нашей мифологии другое имя: это некое временное место, куда определяется душа после частного суда до Суда всеобщего: „Некоторые души спустя сорок дней (после смерти) оказываются в состоянии предвкушения вечной радости и блаженства, а другие — в страхе вечных мучений, которые полностью начнутся после Страшного Суда“ [53;203]. И вот Венец Всего для здешних обитателей и всех вообще, ибо по слову автора „все мы живём на седьмом слое Сумрака“ [27;388] и мы — тот мир, который ждёт возрождения: „Потому что всемирный поток живой Силы, от которого жадно отрывают свои крохи паразиты вроде синего мха и Иных, не исчезает бесследно — а возвращается в ждущий возрождения мир“ [27;388]. Венец Всего — это молитва: „Дух и душа продолжают своё за гробом существование, входят в состояние или блаженное, или мучительное, от которого могут быть избавлены по молитвам Святой Церкви“ [33;225]. У Лукьяненко молитву Церкви представляет Антон и где-то вокруг него снующая дочь Надежда, вышедшие из Сумрака в город Эдинбург, или с шестого прошедшие на седьмой слой, что одно и тоже: „Древние камни на вершине скалы ждали. Я потянулся к ним. Тут не нужно было заклинаний, слов, ритуалов. Надо было лишь знать, куда тянуться и чего просить. Мерлин всегда оставлял для себя лазейку. Даже собравшись в рай для Иных, он предполагал, что ворованный рай может оказаться адом. «Отпусти их, попросил я, сам не зная кого. — Отпусти их, пожалуйста. Они творили зло, которое было злом, и добро, которое злом оборачивалось. Но ведь всему есть свой срок и своё прощение. Отпусти их…». Крепость над городом будто вздохнула. Кружащие в небе птицы стали снижаться. Мутная мгла в воздухе стала рассеиваться. Последний луч садящегося солнца упал на город — обещанием вернуться с рассветом. И я почувствовал, как сжались и вздрогнули все слои мироздания. Увидел — почти наяву, как рушатся каменные идолы на плато демонов в Узбекистане. Как растворяются в Сумраке ушедшие туда после развоплощения Иные — с облегчением и робкой надеждой. Стало легче дышать» [27;393—394].
Имел ли в виду автор то, что мы натолковали или наоборот, нужно спрашивать у него, нам важно показать своё восприятие и предложить его пастве, учитывая предположение о том, что иногда даже художник не понимает что пишет, но порою владеет им Дух Божий, ибо «дышит, где хочет» (Иоан.3:8).
ГЛАВА III. ОБРАЗЫ: кино, театр
§1. Готовая пашня
Живопись не столь широко востребована в наше время как кино и театр (в меньшей мере). Но их мы считаем одного порядка явлениями, т.к. для передачи мысли используется изображение форм и лиц в том числе. Более всего под данную категорию подходят, с нашей точки зрения, кино на CD и DVD-носителях, так же телевизионное искусство (интер-активные ток-шоу и сериалы).
Для проповеди так же это очень удобное место и священники пользуются этим, откликаются на приглашения в телепередачи и создают Православные программы. Например в Нижегородской епархии на канале НТР идёт Православная передача «Свете Тихий» с протоиереем, писателем, поэтом, членом союза писателей Владимиром Гофманом, на ННТВ «Источник Жизни»; на всероссийском канале ОРТ «Слово пастыря» с митрополитом Смоленским и Коломенским Кириллом и т. д. А Екатеринбургская епархия открыла целый православный круглосуточный канал.
§2. Начало сева
В 2004 году впервые за всю историю кино и РПЦ был снят художественный фильм по благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси (Алексия 2) «Начало Пути» о коротком жизненном отрезке отрока Алексея, сыне священника, ставшего впоследствии Патриархом Алексием 2 (Ридигер). Сценарий написал известный сценарист, режиссёр, актёр, ведущий православных программ «Канон» и «Ортодокс», а к этому времени уже священник Иоанн Охлобыстин по книге митрополита Среднеазиатского и Ташкентского Владимира. Фильм воспроизводит воспоминания Патриарха о первом его посещении монастыря на острове Валаам (встреча со старцем-отшельником или ангелом?) и следующие за тем события: военные действия на латвийской земле; служение отца, в том числе среди заключённых в немецком концлагере; шахматные способности отрока Алексея, благодаря которым он сдружился со спивающимся и разочаровавшимся в нацизме комендантом концлагеря Гансом и в непринуждённых беседах донёс до него Благую Весть, после чего комендант крестится с именем Иоанн и тут же погибает безоружным и радостным под пулями партизан…
Так, думается нам, началась новая эпоха как художественного кинематографа, так и миссионерства. Время сеятвы и ловитвы. Чему, кстати, как подтверждение вышли в 2006 году два великолепных игровых фильма «Остров» Петра Лунгина с Петром Мамоновым (55-летний лидер панк-группы «Звуки Му») в главной роли и «Живой» Александра Велединского, из сериалов весьма порадовал «Спас под берёзами» по роману Ф. Валаева, хотя он ещё 2003 года и снят до «новой эпохи», но и в таких делах бывают предтечи.
§3. Документальная нива
С 2004 же года «По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и при поддержке Полномочного Представителя Президента в Центральном Федеральном Округе Г. С.Полтавченко с 30 сентября по 2 октября в городах Галич и Кострома состоялся I Всероссийский кинофестиваль короткометражных фильмов «Семья России».
Вот как на 2-ом фестивале были выражены его цели и задачи: «Цель: способствовать духовно-нравственному оздоровлению российского общества средствами кинематографа; пропагандировать традиционные семейные ценности.
Задачи: привлечь внимание государственных структур и общественности к демографической ситуации в стране, к проблемам молодых и многодетных семей; способствовать позитивному переосмыслению российской действительности; пропагандировать идеал крепкой многодетной семьи; воспитывать вкус к красоте благочестивого супружества, утверждать традиционные семейные устои; создать фонд киноматериалов для организации просветительской деятельности в стране».
Идеологию кинофестиваля достаточно ёмко выразил председатель жюри, проректор Свято-Тихоновского богословского университета протоиерей Димитрий Смирнов: «Наш современный человек, воспитанный нашим национальным телевидением, он, конечно полностью расхристан, дезориентирован и направлен на всякие глупости. Поэтому появление такой альтернативы даёт иные возможности для человека. Поэтому к нему надо придти с этим словом и чтобы он загорелся этим словом. Потенциал в душе есть же. Я вот знаю нескольких людей, которые, посмотрев фильм, где есть такие слова, что „есть такая профессия — защищать Родину“, многие пошли в военнослужащие, так сказать, служить Родине именно в погонах. Понимаете, вот одного фильма достаточно. Поэтому и здесь… потому что очень много колеблющихся, очень много людей растерянных, а когда ясно выраженная вот такая, ну, можно сказать, национальная идея, то конечно… тем более имеющая такую упаковку художественную и наглядно показывающую, что нет ничего такого страшного… Показали семью музыкантов, у которых семь детей и которые занимаются музыкой, и дети не являются для них препятствием. Хотя, конечно, это большой труд».
§4. Американофобия
Есть и такие крайности, как об этом пишет д.А.Кураев: «Православные публицисты обычно ругают американское кино. Но слишком уж чёрно-белым и неумным выглядит деление всего мира на „наше“, „русское“, „духовное“ и — „американское“, „дурное“, „антихристианское“. „Новое русское кино“, как и бесконечные телеигры и лотереи российского телевидения твердят одно: главное — „успех“. И лишь старое советское кино, как и некоторые голливудские картины намекают: „успех“ — не главное. Главное — не предавай, не топчи других людей, уступи слабому и защити его…» [22;74]. На подобные фобии можно найти микстуру у того же автора, фильм «Адвокат дьявола»: «По сюжету сатана вроде бы загнан назад в преисподнюю, и адвокат, который смог одолеть искушение, радуется своей победе. А затем, спустя несколько месяцев после этой решающей битвы, знакомый журналист окликает его: „Слушай, меня интересует твой опыт работы в Нью-Йорке, и вообще — ты такой молодец! Дашь интервью?“. — „Нет“. — „Я тебе обещаю: это будет гвоздь номера, твоё лицо будет на обложке“. После секундного раздумья адвокат соглашается: „Хорошо, позвони мне“. Оператор показывает лицо журналиста: оно преображается, и мы видим сатану, с довольным видом произносящего: „Поистине, тщеславие — моё самое любимое оружие“. Ну прям хоть в „Добротолюбие“ включай!» [20;113].
§5. Любовь и адские муки
Не все и не сразу могут найти всюду Евангельское зерно, но это не должно останавливать, разве что для молитвы, подумать. Главное любить, трудиться и молится и Господь даст Духа Своего, Который «наставит вас на всякую истину: ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит» (Иоан.16:13) и «Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоречить ни противостоять все, противящиеся вам» (Лук. 21, 15). Если не будет дерзающих среди духовных (священноначалия), то Господь на миссию пошлёт мирян «Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Матф.3:9), подобных Владимиру Легойде, анализирующую статью на художественный фильм «Страна глухих» которого предлагаю взять на заметку пастырям-миссионерам: «Один из самых естественных вопросов сомневающегося — почему существует ад? Если Бог есть Любовь, почему Он обрекает грешников на вечные мучения? Ответ на этот кажущийся неразрешимым вопрос на самом деле не так сложен. Самое главное здесь вот что: христианство пришло в мир вовсе не с вестью о том, что существует ад. Нет. Ад — тёмное царство мёртвых — известен почти всем дохристианским культурам. Своим же Воскресением Христос открыл людям тайну жизни, а не смерти — тайну Рая. К сожалению, наши представления об аде и рае далеки от христианских. Слово „ад“ у многих современников вызывает в памяти картинки из журнала „Крокодил“ советских времён: сковородки, бока которых жадно лижут языки адского пламени; грешники, страдающие в кипящем масле на этих сковородках, и рогатые черти, не милосердно тычущие грешников. Смею утверждать, что картины эти, при всей своей наглядности, имеют мало общего с христианским пониманием вечных мук. И если говорить об образах, то я бы предложил обратиться к… современному отечественному кино! В одной из последних картин Валерия Тодоровского „Страна глухих“ есть сцена, прекрасно передающая христианский нерв ощущения ада. Для тех, кто не видел фильм, поясню: главная героиня — молодая девушка. Её любимый парень — азартный игрок — должен огромную сумму денег. Рискуя жизнью, девушка собирает для любимого необходимую сумму, но он (игрок же) перед тем как вернуть долг, решает ещё раз попытать счастье. И… вновь проигрывает всё до копейки. А дальше потрясающая по силе и проникновенности сцена: ни одного упрёка, ни одного слова обвинения. Всё, что пытается сделать девушка — это успокоить любимого. Она говорит, что он не должен расстраиваться, что деньги — это не главное, что она ещё заработает. Главное, они любят друг друга, поэтому всё будет хорошо. В ответ парень „взрывается“ и начинает гнать от себя девушку. Он кричит, что не может находиться рядом с ней, что ему больно от осознания, что он — последняя сволочь — проиграл заработанные ей деньги, а в ответ от неё — ни слова упрёка, а только обещания любить его, чтобы он ни натворил. Но такая любовь выше его сил, так как он не может быть с ней, ощущая свою подлость! Ему БОЛЬНО ОТ ЕЁ ДОБРОТЫ, и он её прогоняет. Конечно, дальше ему станет только ЕЩЁ БОЛЬНЕЕ. Прогнав любимую, он будет всю жизнь мучиться, потому что такая любовь — одна и на всю жизнь. Но, согласитесь, трудно в этой ситуации обвинить девушку, упрекнуть её в том, что именно она обрекает парня на мучения… Этот образ, на мой взгляд, вполне по-христиански описывает ощущения души грешника, встречающей Бога — Того, Кто есть Любовь. Любовь, которая обжигает, но без которой нет жизни. Так человек, просидевший долгое время в тёмной комнате и отказывавшийся выходить к свету, неизбежно слепнет, когда солнечные лучи впервые касаются его лица. И кто виноват, что на постоянный призыв выйти на улицу, к свету, он отвечал отказом? А глаза, тем временем, потеряли способность воспринимать свет, то есть жизнь. Поэтому именно сам человек обрекает себя на вечную тьму, вечное мучение. И всё же, повторю ещё раз, христианство — это Благая Весть (по-гречески — Евангелие), о Жизни, а не смерти. И всё, что требуется от нас, — это открыть дверь и выйти к свету, пока не поздно. Время у нас ещё есть» [24;3].
§6. Театр соблазнов
Но не всё так радужно на минном поле актёрства. За кулисами актёр зажат, кроме общих тисков греха, сугубым видом оного. Предоставим слово непосредственно лицедею. Михаил Щепенко: «…театр — это мощнейшее оружие. И правильно ли будет отдать это оружие в руки тех, кто несёт людям совершенно иное? Особая проблема — грех лицедейства. Как избежать этого раздвоения по ролям? Я, кажется, нашёл способ, чтобы человек, играя, сохранял целостность личности. Отношение к образу должно быть сочувствующим. То есть актёр не входит в образ и не равнодушен к нему, а имеет своё личностное отношение. Конечно, театр — дело опасное. Путь спасения в искусстве очень узок, а в театре он вообще уже узкого, но важно искреннее служение идее. Если есть искреннее желание сказать слово, угодное Богу и нужное людям — только это даёт право быть в театре. А если ты служишь своей славе, удовольствию от перевоплощения — тогда, наверное, не стоит этим заниматься» [59;98].
Встречаясь с актёрами миссионеру легче будет настроить их на должный лад, если в его арсенале рекомендаций будут подобные, не им самим выдуманные, но братьями их по цеху вымученные и испытанные. Ведь актёр вынужден как все бороться с грехом в себе и кроме того проигрывать чужие страсти, подливая масло в огонь.
ГЛАВА IV. ЗВУК: музыка, песни
§1. Как рождается звук?
«Так начинается свет.
Тёмная ночь без особых примет.
Но кто-то вошёл в этот мрак.
Тебе пока невдомёк, что и с тобой будет так же.
Да, это похоже на бред, да, это похоже на глюк,
Но именно так начинается свет, так кончается страх,
Так рождается звук.
Так кончается страх.
И ты выпил отвар из отравленных трав.
Из тщательно спрятанных книг.
Теперь каждый твой крик — это тоже улика.
Столько несчастий и бед. Столько бессмысленных мук.
Но только так начинается свет, так кончается страх,
Так рождается звук.
Скоро день похорон.
Так рой этот ров под рёв воров и ворон.
Хорони свою смерть.
Наворожи себе жизнь, нагадай себе свет.
Первый оставленный след. Последний потерянный друг.
Так начинается свет, так кончается страх,
Так рождается звук…» [16].
Так наш современник и рок-поэт Кирилл Комаров размышляет над причинами света и звука, не говоря уж о большем. Тьму невежества и одиночества, гнетущую тишину, несущие страх и муку прорезывает звук отчаянного крика, молитва, словно луч света и уже не страшно, уже есть надежда, что будешь услышан. Таковы звуки музыки для её любителей. Человека страшит апофатика Тишины, ему проще идти катафатическим путём звука и изображения. В зависимости оттого, куда человек идёт (в ад или рай), он выбирает и звук, музыкальное сопровождение своего шествия. Как и в античной древности, в современном мире существует четыре музыкальных интонации, общих настроений, выраженных в гармонических ладах (определённая последовательность гаммы), например: «дорийский считался благородным и сдержанным, фригийский — экстатичным, лидийский — жалобным, ионийский — изнежанным» [45;737]. Хотя звук, музыка, сама по себе мало что значат: «когда ритм и гармония лишены слов, бывает очень трудно распознать их замысел и к какому из достойных внимания родов относится это подражание. Необходимо, впрочем, заметить, что, насколько подобного рода искусство пригодно для скорой, без запинки ходьбы и для изображения звериного крика, настолько же оно, пользующееся игрой на флейте и на кифаре независимо от пляски и пения, исполнено немалой грубости. Без того и другого игра на флейте и на кифаре становится чем-то в высшей степени безвкусным и достойным лишь фокусника» [46;120]. Но это мнение идеалиста-утописта, признающего едиственно-допустимым в идеальном государстве только дорийский лад [45;737], и изгоняющего из этого государства многострунные инструменты, которые, по Платону, «раздробляя единую гармонию на множество оттенков, способствуют, как бы дроблению целостности человека, развивая утончённость, изощрённость и распущенность. На этом же основании из государства изгоняется флейта, известная своим многоголосием и обострённым, экстатическим звучанием, далёким от классической простоты» [47;574]. Послушал бы Платон то, что нынче называют классикой! Для него классика это унисонность и монотонность, что, одно время считалось единственно возможным в церковном обиходе. Сегодня, чаще, под классикой подразумевается симфонический эклектизм, многоплановость и многогранность общей картины композиций с определённой целью в повествовании и развитием мелодического узора. Здесь допускается использование всех ладов, или настроений, чтобы передать гамму чувствований персонажей. Тоже самое используется в рок — и поп — группах, эстраде, но чаще здесь всё же придерживаются определённого стиля: строгого и мужественного, слякотно-саможалостливого или разнузданно-похотливого.
§2. Слово в Музыке
Но всё же первичным в определении вектора произведений всё так же можно считать словесную составляющую, где она есть, начиная с наименований. Труднее с иностранными произведениями, без знания языков и с названиями без общепринятого смысла, например: «Andante. Allegro energico», где говорится лишь о темпе произведения, а не его образной фактуре. Под таким названием возможно множество произведений с различным внутренним содержанием. И для того, чтобы миссионер мог растолковать подобные произведения, он уже должен опираться не на слово внутри композиции, но сопутствующие моменты: биографию композитора, его религиозные настроения, мировоззрение и литературные предпочтения, собственную интуицию звука. Т.е. всё равно на словесную, логосную, подоплеку.
Примером того, как можно православно воспринимать и толковать музыкальные произведения, в том числе и без определяющих их дух названий, приведу некоторые абзацы православного музыкального критика О. В. Тупицына по поводу хотя бы «Пятой симфонии» Л. Бетховена, хотя это и не современная нам культура, а то, что именуется классикой. Но принципиальный подход к восприятию культурных явлений очень для нас показателен и универсален. В этом ключе далее мы перейдём к разбору современных произведений.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.