Совпадение
О любви, той, что остается навсегда.
Телепортация
Вот — женщина, гуляющая в парке.
Вдруг замерла у озера. Рукой — взбивает
белопенную волну, любуясь
одинокою кувшинкой, и искрами
от солнца — на воде.
Всегда одна. В счастливом ожиданье.
Опять одна. Зелеными глазами,
умчится вдаль, где жду ее одну.
На том же берегу, на том же самом месте.
Где в первый раз поклялся как невесте.
Где девочкой-загадкою была, рвала
цветы, гадала и ждала.
Греция
На солнечной земле Эллады,
кружатся древние как сон,
кумбаньи — звучные рулады
с волной морскою в унисон.
В горах, долинах и заливах,
мифологический туман
и зной протяжно — молчаливый
рождают зрительный обман.
А в ночь, на берег полудикий,
ступлю смятенною мечтой,
где тень озябшей Анжелики
дрожит звездою золотой.
Джульетта
Не отворится дверь балкона,
впустившая тебя — в века. Незримой тенью,
невесомо, не задрожит твоя рука,
откинув вытканную штору. Глазами
отыскав внизу — враждебный мир
слепых раздоров, их бесконечную грозу,
и неоконченную юность,
незавершенную любовь…
Но я пришел, и ты — вернулась.
И время замирает вновь.
Здесь каждый камень молчаливый
хранит горячий шепот твой,
шаг осторожно — торопливый
по гулкой сонной мостовой,
когда спешила вдоль ограды,
под сенью черного плюща,
лозы касаясь виноградной
волною мягкого плаща.
Покаяние
Прости ее грехи,
она — слаба…
и только лишь поэтому — права,
что красотою несчастливою своей,
ей не спасти ни мира, ни свечей
сгорающих пред ярким
алтарем. «Прости! О! Боже!
Дай забыть о нем!
Припухлость губ — безмолвие
ночей, наполненных мучительным
огнем, неприхотливость монастырских
дней под отблеском синеющих окон.
Где — утром, просветлевшая душа,
сквозь холод арок каменных
как вечность, где пыль веков струится
не спеша — уносит над крестами в бесконечность.
Алеся
Да постой же! Куда ты?
Да что-же случилось?
Ах, как ты хороша!
Невпопад получилось.
Не расслышала то, что тебе говорил.
Извини!
Это так я себя торопил,
торопился признаться,
что в эти глаза — не могу насмотреться.
Но так же нельзя!
Дай мне руку, постой!
Ах, какое дыханье!
И рука горяча — вот
мое наказанье — и коснувшись губами
улыбки в слезах, слушал стук ее сердца
в объятиях сжав.
Губам твоим
Безумно сладко быть с тобою,
в волшебном таинстве любви.
И в дни осенней непогоды,
как губы горячи твои.
Как будто не было ни снега,
ни ветреных весенних дней,
ни солнца летнего разбега,
ни черных гроз, грибных дождей.
Ни ледяных пустых перронов,
автовокзалов и дорог,
в ночи грохочущих вагонов,
в составе скорых поездов.
Нежданных встреч, обид,
волнений, ни телефонного звонка,
ни горьких слез, пустых сомнений,
внезапной боли у виска.
Ни осторожности признаний,
листов измятых на столе,
ни терпеливых ожиданий,
ни холода в рассветной мгле.
Ни звезд бледнеющих зарею,
речных разливов, островов…
Я забываю все с тобою,
губами губ, коснувшись вновь.
Старый дом
Ты войдешь — как тогда — в этот дом
под заснеженной крышей, сняв перчатку
с руки, прикоснешься все тех же перил,
убегающих вверх, вслед за лестницей
к солнечной нише, где впервые губами
губам прошептал — я тебя полюбил.
Не напрасно, далекая, нет, далеко
не напрасно, ты была так нежна,
так светла и красива тогда, а судьба
и твоя и моя — разминулись напрасно,
окликаю тебя словно с неба ночная звезда.
Мне теперь не найти этот дом
под заснеженной крышей, не войти
в твою дверь, не сидеть за вечерним
столом, не смотреть на закат
в ослепительно — солнечной нише,
и тебя обнимать, оставаясь
как прежде вдвоем.
Полуостров
Уезжаю. На тот полуостров;
с трех сторон окруженный рекой,
где паромщик знакомый и гости,
околдованы вольной водой.
Прислонившись к прохладным перилам,
обниму все изгибы реки,
вспоминая о лете счастливом,
и об осени, полной тоски.
Как щекою — паромом приникну,
с мягким стуком и всплеском волны
к полуострову. В солнце зенитном!
Что зимой рисовали мне сны.
И ступив на разбуженный берег,
оглянусь, и найду за рекой,
полдень нашей взаимной потери,
в трудный миг расставанья с тобой.
На березово-жаркой аллее,
я присяду на крайней скамье,
ни о чем, ни о ком не жалея.
И за то — благодарен тебе.
Вика
Так долго были мы с тобою незнакомы,
что снег — растаяв — вновь ложился в срок,
весной, сбегая вниз по влажным склонам,
старательно твердил заученный урок.
И капли всех дождей — так падали на крыши,
а ветер по утрам распахивал окно, что
даже в тишине казалось не расслышать
твой голос из — полузабытого кино.
И даже сны мои — собою не тревожа,
не провожая от любви в ночной туман,
ни чем, ни на кого — оставшись непохожей,
не изменив ни разу личным адресам.
Влечешь неизъяснимо, словом точным,
стремительностью яркого сарказма,
и будучи сама не беспорочной,
неуязвима и красива словно плазма.
Юности моей
Сентябрьский день
Золотистой листвою окрасится мой день Рожденья!
Наступившая осень остудит, зари приближенье,
и закружится сердце, услышав твой голос знакомый,
и отправится в путь, под окно незабытого дома.
Пересек я орбиту, где юность моя расцветает,
моя взрослая жизнь создала мне другую обитель.
Я прошу об одном, разреши мне во сне тебя видеть,
и шепни про себя: «Одинокий, влюбленный мечтатель…»
Я тебя не обижу, ни мыслью, ни словом, ни делом.
Параллельны пути — твой и мой — в свете черном и белом. Только августа ночь подкрадется на мягоньких лапах, южный ветер в бокалы плеснет твой чарующий запах.
Протяни мне ладони, свои хрупкие, нежные пальцы.
Я дыханьем согрею, не решаясь губами касаться.
Напиши мне два слова; про дождь и туман, про паром на реке, про созвездие Девы, о снах, и про песню в ночном далеке.
Всплеск
Что ты мечешься, душа,
памяти вдогонку.
Все минуло. Но спешат
сны про ту девчонку.
Что ждала меня тогда,
у тенистой речки.
И, взволнованный, иду
полем бесконечным.
Мятный запах, и реки
плавное теченье,
паровозные гудки,
смутное влеченье.
Только раз я целовал,
дрогнувшие губы.
Ни она, ни я не знал;
сладостней — не будет.
Помню только ее смех,
тени на дорожке,
легкость рук взлетевших вверх,
солнце — сквозь ладошки.
Полеты
речные песчаные косы… как эхо далекого детства
и — снова бегу я с откоса мальчишкой босым — невесомо купаться в прозрачной прохладе, где каждая ива знакома, не зная о том, что мгновенье — бесценней любого наследства…
Одноклассница
Мы с ней сидели за одною партой,
кружились листья за сырым окном,
а на доске, прикрыв ее, висела карта
с — туманно-влажной Англии — пятном.
А я лишь видел профиль наклоненный,
и на тетради — тонкая рука, и, Боже мой!
— Как я смотрел влюбленно
на пальцы, что касаются виска.
И путались в сознании — эпохи, даты,
и названия столиц — когда в сердечной
жаркой суматохе я замирал на кончиках
ресниц; пушистые и медленные тени,
порхали, словно бабочки у глаз…
Непостижимые и гладкие колени,
с ума сводили в неурочный час.
Навсегда
Сколько вод утекло,
сколько минуло лет,
я пытаюсь найти
затерявшийся след,
той далекой, единственной
встречи с тобой,
на замшелом мосту
над блестящей рекой.
Где ты ныне сейчас,
не узнаю о том,
помню только слова —
«Мы с тобой проживем
очень счастливо, правда,
мой милый?» — «Да, да!»
И казалось обоим, что
так навсегда, навсегда
и навеки, над этой рекой,
над морозною дымкой,
под бледной луной,
над весенним разливом,
в дыхании зноя,
и в осенних дождях,
навсегда лишь с тобою.
«Навсегда! Дорогая моя,
навсегда!» Только мост,
только снег, ледяная вода…
Жди
Дымилось кофе одиноко.
А за окном кружился снег.
Вся в ожидании глубоком,
что продлевается навек.
Навек разлуки и свиданья,
и телефонные звонки,
и бесконечность расстоянья
и дальних окон огоньки.
Все так. Безумно мир устроен.
И вряд — ли нужно горевать.
Взгляни, как белый день спокоен.
Мечтай. Так легче ожидать.
Сказка
То был ранний и летний восход.
Осторожно ступая по дну,
ты спешила за мной через брод,
в золотистом рассветном дыму.
— Ты устала? Позволь, понесу!
Чтобы ножек твоих не мочить!
В заповедном росистом лесу,
поцелуем тебя не будить.
С драгоценною ношей в руках
— через рощи, ручьи и поля!
Заблудившись с тобою в веках
несравненная прелесть моя!
На заре
— Не смотри! Я — за водою
прибежала на заре,
и прохладою умоюсь,
чтобы нравиться тебе…
Стан твой, лепет
твой волшебный,
и кувшин в твоих руках,
расправляют мои крылья
над тобою, в облаках.
Смущенье
Поворот головы,
и смущенье твое,
отсвет нежной
груди и плеча,
и упавшую прядку,
— я не смог целовать
сразу и сгоряча.
Лишь ладоней
твоих, я касаюсь
губами украдкой.
Поцелуй
Обмирая с тобой…
На губах замирая.
В дыхании яблочном
сладком.
Твою влажность
как плен ощущая.
Выпивая до дна
без остатка…
Первая любовь
Стройность ног и платье тонко.
Спиц сверканье в блеске дня.
Рассмеялась вдруг ты звонко,
вспомнив радостно меня.
Рассказав своей подружке,
лихо шляпку заломив.
Как я целовал веснушки,
пересчитывая их.
Её сон
Засыпаешь словно лето,
сложив свои пальчики,
пахнешь свежестью зари,
солнечными зайчиками,
ароматом диких трав,
ягодной поляною
и прохладою дубрав,
и росой алмазною.
Талисман
Невзирая на угрозы
от родителей к тебе,
ты бежала по дорожке,
словно по моей судьбе.
Торопливая, босая,
невесомая как тень,
легким бегом увлекая,
в разгорающийся день.
Вдруг застыла в изумленье,
тронув жаркую ступню.
Это милое мгновенье
талисманом сохраню.
Летний дождь
Наконец-то мы дождались
этой встречи! Летний дождь,
нас накрыл, и мы прижались,
унимая свою дрожь.
А причина моей дрожи
не от капель дождевых,
а от нежной твоей кожи
и кудряшек золотых.
Я спрошу, тебя вдыхая.
— Отчего же ты дрожишь?
Обниму, оберегая.
— Никуда не убежишь!
До встречи
До встречи! Моя девочка! До встречи!
До жаркого дыхания на плечи,
до слов, не засыпающих в ночи,
до губ твоих. До тающей свечи,
в рассвете сладостном и утреннем тумане.
В стремительном — и сон и явь — обмане.
До дрожи — вмиг проснувшихся ресниц,
счастливого сияния двух лиц. Дыхания,
единого с зарей. До тайного сближения с тобой.
До чашки кофе на моих ладонях, тебе несущих,
аромат сегодня. До первого горячего глотка
и солнечного света у виска. До невесомого
и легкого касанья — твоей руки — в минуты
расставанья.
Запреты
Майский ветер, облака,
солнца — круглые бока,
утомленное сверканье
глаз, и жаркая щека.
Твое легкое дыханье,
и горячая рука.
И запрет на все желанья
бьет прохладой у виска.
Качели
Шум берез и запах ели
плеск волны и скрип качели.
Погружение в мечты
первозданной красоты.
Лето, сумерки, желанья,
и тревоги ожиданья.
В мастерской
Холсты, палитры, краски, краски…
На стенах, на полу; вдоль них…
Грустят картины взрослой сказки,
и я грущу, касаясь их.
Кисти мазок, густой и яркий,
тончайший штрих карандаша.
На маки, вспыхнувшие жарко,
легла росой твоя душа.
Вот чей-то взгляд, а здесь — ромашки,
там — избы в синеве снегов.
И лета зной, и день вчерашний,
с вечерней прелестью лугов.
Этюдники, мольберты, рамы,
и мягкий свет, и аромат,
сливаются волшебной гаммой.
Меня тревожат и пьянят.
Холмы, сбегающие к речке,
и сумеречность дальних гор,
и лист осенний на крылечке,
и парковых аллей узор.
Здесь все пронизано мечтою.
Усталым странником спешу, в тот
хрупкий мир. Где лишь тобою,
одной тобою я дышу…
Снегири
Вьюжит, кружит февраль, будоражит, и солнечным
светом, заливает в полнеба — лицо побледневшей
зимы. Потеплевшей надеждой. И все более ранним рассветом. Так еще невесомо — лишь дымка желанья!
В ясный полдень почувствовать запах весны!
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.