Разведка, как важная часть жизни и деятельности человечества появилась, очевидно, еще в период первобытно-общинного строя и велась вначале в целях обеспечения успешной охоты на животных и птиц. Первые конфликтные ситуации между семейными кланами, родами, племенами сопровождались распространением этого вида деятельности и на борьбу за выживание между различными группами людей. В последующем наблюдение, подслушивание, организация ловушек, засад, введение в заблуждение противника и т. п. методы разведки стали неотъемлемой частью военного искусства на протяжении всей истории нашей цивилизации.

По мере появления классовых обществ, создания государств и империй совершенствовались вооружение, снаряжение и методы ведения военной разведки. Этому способствовал и научно-технический прогресс. Появились специальные приборы наблюдения (бинокли, стереотрубы), другая техника, одним из основных методов добывания достоверных сведений о противнике стал агентурный. Приобретение ценного источника информации в стане врага порой решало судьбу того или иного сражения. На многих языках мира есть устоявшееся выражение: «Предупрежден — значит вооружен». В период заключительной фазы противостояния СССР и Варшавского договора с США и НАТО большую роль играли разведывательные самолеты, такие как знаменитый американский самолет-шпион «Локхид У-2», искусственные спутники Земли, радио и радиотехническая разведка, работа агентуры, разведчиков-нелегалов, аналитиков и дешифраторов.

В советской, российской и иностранной литературе, кино и телефильмах есть множество произведений о разведке и шпионаже. Поскольку данная тема весьма специфична и многие ее аспекты сохраняются в тайне, читателей и зрителей приучили к мифам и развлекательным сериалам типа английского «Приключения Джеймса Бонда» или советского «Семнадцать мгновений весны». Есть и более реалистичные кинокартины, такие как «Подвиг разведчика», прототипом которого мог стать Герой Советского Союза Николай Кузнецов, или французский фильм «Кто Вы, доктор Зорге?», посвященный выдающемуся советскому военному разведчику Рихарду Зорге. Сама профессия разведчика остается окутанной ореолом таинственности, романтизма и по-прежнему привлекательна для той части молодежи, которая решила посвятить свою жизнь службе Отечеству на передних рубежах.

Тем не менее, многое тайное в этой сфере стало явным после громких провалов ряда разведчиков и их агентов, а также в результате публикаций книг предателей и перебежчиков. В предвоенное время наиболее известными из них стали бывший советник Республиканского правительства в Испании и резидент НКВД в этой стране Лейба Лейзерович Фельдбин, известный под псевдонимом Александр Орлов, а также руководитель сети советской военной разведки в Европе Самуил Гершевич Гинзберг, известный под псевдонимом Вальтер Кривицкий. Обоим удалось избежать участи своих репрессированных в СССР коллег, написать и издать на Западе мемуары, в которых довольно детально освещаются многие специальные операции Советского Союза того времени («Тайная история сталинского времени. Подлинный Сталин. Воспоминания генерала НКВД. На службе в сталинской разведке. Тайны русских спецслужб от бывшего шефа советской разведки в Западной Европе. Я был агентом Сталина» и др.).

Уже в период «холодной войны» на роль писателя такого жанра стал претендовать бежавший в Лондон из Женевы капитан советской военной разведки Владимир Резун (псевдоним Виктор Суворов). Его роман «Аквариум» в какой-то мере автобиографичен, но вымысел и элементы фантастики там явно преобладают.

В данной повести хотелось бы показать на примере молодого советского офицера как становятся разведчиками, взглянуть на их работу и жизнь как бы изнутри, попытаться показать ту эпоху послевоенного ожесточенного противостояния Востока и Запада, где разведка и контрразведка стали одними из важнейших инструментов борьбы за влияние на «невидимом фронте» по всему миру. Автор не может обойти молчанием изнанки советской государственной машины, которая изначально была порочна и зачастую сводила на нет достижения своего народа не только в сферах науки, экономики и сельского хозяйства, но и в области обороны и военной разведки. В период описываемых событий коррупция и протекционизм на всех уровнях партийного и хозяйственного аппарата СССР как ржавчина постепенно разъедали изнутри советское общество. Не могли остаться в стороне от этого негативного процесса вооруженные силы страны и их элита — военная разведка.

Ярким историческим примером игнорирования достоверных данных советской военной разведки явился предвоенный период 1939—41 гг., когда Сталин, уверовав в незыблемость Пакта о ненападении Риббентропа-Молотова, «закрыл глаза» на явные признаки подготовки гитлеровской Германии к нападению на Советский Союз. Игнорирование достоверных данных разведки привело к гибели нескольких десятков миллионов советских граждан, разрушению экономики и инфраструктуры страны. Дорого могла обойтись СССР и, ничем не оправданная, авантюра Н. С. Хрущева с размещением на Кубе ракетно-ядерного оружия, против чего возражали военные. Не внял доводам представителей военной разведки и начальника Генерального штаба ВС СССР маршала Огаркова Н. В. Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев, когда под давлением председателя КГБ Андропова Ю. В. принимал решение на ввод советских войск в Афганистан и ликвидацию законного президента этой страны Хафизуллы Амина. В результате погибло и попало в плен около 15 тысяч советских военнослужащих, десятки тысяч были ранены, жертвами этой войны стали и сотни тысяч афганцев.

Большой урон советскому обществу уже в постсталинский период наносили «двойная мораль» власть предержащих, их пренебрежение докладами разведчиков, здравым смыслом и интересами простых людей. Понятие национальной безопасности в Кремле суживалось до термина государственной безопасности. При этом забывалось, что существуют еще две, не менее важных, составляющих национальной безопасности — безопасность личности и общества. Втягивание Советского Союза в бесперспективную гонку вооружений и чрезмерная милитаризация страны в ущерб развитию мирных отраслей промышленности и сельского хозяйства, отставание в научно-техническом прогрессе, производительности труда привели в конечном итоге к распаду СССР. Напряженный труд десятков миллионов советских граждан, беззаветное служение Отечеству сотен тысяч офицеров и сержантов не могли остановить этот процесс разложения и краха советской империи. Тем не менее, их трудовые и ратные будни, подвиги, готовность к самопожертвованию сыграли свою положительную роль в сохранении баланса сил между системами капитализма и социализма и не дали каких-либо преимуществ военной машине США и НАТО перед СССР.

Благодаря в том числе и военной разведке в мире возникло состояние так называемой стратегической стабильности, когда новая мировая война потеряла всякий смысл. Паритет между СССР и НАТО в области ракетно-ядерных сил привел к тому, что вооруженный конфликт между ними мог привести к уничтожению всего живого на нашей планете и самой цивилизации. Даже в случае нанесения ракетно-ядерного удара первой, страна-агрессор могла быть гарантировано уничтожена ответным ударом противника.

Предыстория военного разведчика

Николай Кольчугин родился в 1946 году в административном центре Крымской области г. Симферополе в то время, когда Крым еще входил в состав Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (РСФСР). Только в начале 1954 года тогдашние советские руководители (Н. С. Хрущев и Г. М. Маленков) инициировали передачу Крыма без согласия его населения из РСФСР в УССР. Отец Николая, будучи офицером-артиллеристом Отдельной Приморской армии, освобождал Крымский полуостров от немецко-фашистских захватчиков весной 1944 года, был ранен в боях за стратегически важную высоту — Сапун-гору под Севастополем. После выписки из симферопольского госпиталя продолжил воевать вначале в составе Западного, а затем — 3-го Белорусского фронта. Война для отца закончилась в апреле 1945 года, когда при штурме Кенигсберга он был вновь ранен осколками вражеского снаряда, на этот раз тяжело. После почти годового лечения в тыловых госпиталях отец был признан инвалидом 2 группы и уволен из рядов вооруженных сил в звании «капитан». Мать Николая после первого ранения отца сопровождала его на фронте, исполняла обязанности связистки, телефонистки, медсестры.

Очевидно, героические подвиги родителей в ходе Великой Отечественной войны послужили толчком к раннему выбору Николаем военной карьеры. Уже после окончания трех классов начальной школы, в десятилетнем возрасте он встал в строй Новочеркасского суворовского военного училища. За 8 лет учебы возмужал, окреп физически, имел спортивные разряды по 12 видам спорта, получил хорошие знания в объеме средней школы, сдал экзамены на диплом переводчика английского языка и на вождение автомашины, прошел стажировку в войсках, выполнил все нормативы и сдал зачеты за курс обучения солдата срочной службы. Это позволило ему, как и другим выпускникам-суворовцам, поступить без экзаменов на 2-ой курс Высшего общевойскового командного училища им. Верховного совета РСФСР в Москве.

Быстро пролетели три года, Николай получил диплом о высшем общем образовании с отличием и первые офицерские погоны лейтенанта. После краткого отпуска в родном Симферополе и женитьбы на студентке 4 курса Крымского мединститута — подруге своей юности Светлане, молодой лейтенант прибыл для прохождения дальнейшей службы в 327-й Севастопольский, дважды Краснознаменный, ордена Богдана Хмельницкого, гвардейский мотострелковый полк в г. Ужгород — столицу Закарпатья. Несмотря на некоторые бытовые сложности с жильем и переводом жены в местный Университет, служба на новом месте, как говорится, задалась. Первую же проверку инспекторов из Прикарпатского военного округа мотострелковый взвод Николая сдал на отлично, вскоре офицера приняли в ряды КПСС, делегировали в состав партийного комитета части и в заседатели военного трибунала гарнизона. Отношения с солдатами, сержантами, сослуживцами-офицерами и начальством складывались нормально, помогали общительность, суворовская выдержка и закалка.

Однажды Кольчугина вызвал на беседу командир полка — недавно прибывший после обучения в Военной академии им. Фрунзе майор Козак, который сообщил: «Вам предлагается пройти обучение на Высших курсах военной контрразведки в г. Новосибирске с последующей службой в КГБ СССР. Решать Вам, но я бы посоветовал продолжить службу в Советской Армии, с перспективой скорого назначения на должность командира разведывательной или мотострелковой роты». Для большей убедительности полковой командир приоткрыл занавеску окна в кабинете и сказал: «Вы же не хотите к 45 годам стать похожим на сидящего у штаба полка в курилке нашего особиста-капитана?» Располневшая не по возрасту фигура, одутловатое красное с прожилками лицо и крупный с синевой нос явно не украшали капитана и свидетельствовали о его пристрастии к спиртному. Командир полка продолжил: «Да и, насколько мне известно, в ваших суворовских коллективах вы не очень жаловали сексотов». Авторитет командира полка, который одновременно являлся начальником Ужгородского гарнизона был непререкаем для молодого лейтенанта, и он согласился на добровольный отказ от предложения перейти на службу в КГБ. Об этом своем решении Николай никогда не жалел. Более того, уже в зрелом возрасте ему пришлось столкнуться с трагическим случаем, подтвердившим правоту полкового командира.

Однажды, будучи в командировке в г. Ростове-на-Дону, Кольчугин через друзей-суворовцев узнал о судьбе их общего товарища по учебе в стенах Новочеркасского СВУ, который был симпатичным юношей, прекрасным спортсменом-боксером, успешно окончил Рязанское воздушно-десантное училище, затем Новосибирскую спецшколу КГБ. Несмотря на успехи в службе (дослужился до должности начальника особого отдела дивизии в звании подполковника) и ряд боевых наград в Афганистане, личная жизнь у Михаила не сложилась, он несколько раз неудачно женился и разводился, своих детей так и не заимел. С годами пристрастился к спиртному и умер от цирроза печени в одиночестве. Были, конечно, и другие, положительные случаи. Например, выпускник Кавказского СВУ Шишков Алексей Николаевич после окончания курсов в Новосибирске дослужился до начальника КГБ Краснодарского края в звании генерал-лейтенанта, длительное время был членом Совета Федерации.

Последующие события развивались стремительно. Через несколько месяцев поступила команда из штаба округа перевести полк на штаты военного времени. Разворачивались дополнительно 3-я, 6-я и 9-я, так называемые, кадрированные роты. Николаю доверили командовать 9-й мотострелковой ротой, которая до этого числилась только «на бумаге», без командира и личного состава. В сжатые сроки рота была укомплектована приписным составом из числа местного населения (венгры, западные украинцы, словаки), получила боевую технику и оружие, обмундирование, снаряжение, полный боекомплект и в период с 21 августа по конец октября 1968 года выполняла в составе группы советских войск «интернациональный долг» в Чехословакии. Тогда Николаю, как и его сослуживцам, казалось, что они вошли в эту дружественную страну, чтобы защитить интересы братского народа и социалистического лагеря. Как позже оказалось, советские власти обманули их и использовали армию для подавления демократических реформ в ЧССР — «Пражской весны». По возвращении к месту постоянной дислокации полк вновь перевели на штаты мирного времени, приписной состав был распущен по домам, а Николаю предложили принять 8-ю мотострелковую роту, где проходили службу солдаты и сержанты-срочники. В то время срок службы в армии для новобранцев составлял 3 года.

Ранние подъемы, разводы на занятия под звуки полкового оркестра, строевая и физическая подготовка, выезды на полигон, в учебный центр, стрельбы, вождение бронетехники, учения, маневры, караульная служба — скучать Николаю было некогда. Вначале жили с женой в офицерском общежитии, потом ютились у товарища по училищу в однокомнатной квартире. Со временем в гарнизоне построили новый дом по типу хрущевской пятиэтажки, и Кольчугины въехали в свою первую однокомнатную квартиру на 5-м этаже. В соответствии с полученной в полку разнарядкой Николай подал рапорт на обучение в Военной академии им. Фрунзе. Казалось бы, его ждет блестящая карьера в армии, но в начале 1970 года последовал вновь неожиданный вызов в штаб полка, где в одном из кабинетов состоялась судьбоносная беседа с человеком в штатском.

Путь из армейской среды в разведку

Гость представился полковником ГРУ, сообщил, что ознакомлен с личным делом Кольчугина. После ряда незначительных уточняющих вопросов о родителях, семье, настроении, планах на будущее, поинтересовался, не хочет ли Николай продолжить службу в военной разведке, где даже в мирное время идет ожесточенная борьба с вероятными противниками СССР. Якобы в системе Министерства обороны есть Академия Советской Армии, где готовят военных разведчиков с высшим военным образованием, широким общим кругозором, профессиональными навыками и знанием иностранных языков. По словам гостя, далеко не все выпускники этой академии становятся генералами или работают за рубежом, но служба в военной разведке в любом качестве и звании почетна и весьма интересна.

На фоне армейских командиров и начальников внешний вид и речь полковника выделялись в лучшую сторону. Собеседник был примерно 50- летнего возраста с хорошими манерами, в прекрасном импортном костюме и галстуке, говорил негромко, свободно, ненавязчиво, но довольно убедительно. Он предложил Николаю подумать над этим предложением, посоветоваться с супругой, которая завершала учебу на медицинском факультете местного Университета и получала диплом врача.

Взвесив все плюсы и минусы на семейном совете, Кольчугины решили воспользоваться поступившим предложением и попытать счастья на новом для обоих поприще. Уже в апреле 1970 года пришел вызов на экзамены в Академию. Николай оказался в числе немногочисленной группы лейтенантов (около пяти человек), основной состав кандидатов этого потока был в звании старших лейтенантов — капитанов, плюс пять-шесть майоров и два подполковника. Успешно сдав вступительные экзамены, пройдя медкомиссию, серию специальных тестов и дополнительных испытаний, Николай, как и большая часть младших офицеров, был направлен на так называемую годичную стажировку в Разведуправление своего военного округа (Прикарпатского в г. Львове).

В штабах округов и флотов для стажеров-разведчиков штатным расписанием было предусмотрено по три должности офицеров Разведуправления категории «майор», размещались эти офицеры, как правило, с семьями на служебной квартире в городе. По прибытии к новому месту службы Николаю было присвоено очередное воинское звание «старший лейтенант», его соседями по квартире и напарниками по работе и учебе оказались замечательные ребята — также бывшие ротные командиры в звании «капитан» и «старший лейтенант». Трое будущих разведчиков и их жены вскоре тесно сдружились и эту дружбу пронесли через всю свою жизнь. Супруга Николая устроилась на работу в местную поликлинику, родившаяся еще в Ужгороде их дочь Елена с охотой посещала младшую группу детского сада.

Курировал подготовку стажеров начальник Разведывательного управления Прикарпатского военного округа активный участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза полковник Онусайтис Юрий Иосифович. Главной задачей стажировки было расширить кругозор молодых офицеров. Ведь в военных училищах они получили военные знания лишь в объеме до командира батальона, теперь нужно было освоить азы разведывательного обеспечения оборонительных и наступательных операций частей и соединений до масштаба армии и фронта включительно. В течение года офицеры-стажеры прошли поэтапную подготовку в каждом из пяти отделов Разведуправления, ознакомились с работой разведцентра и разведпункта округа, бригады специального назначения и полка радио и радиотехнической разведки особого назначения (ОСНАЗ). Дополнительно занимались изучением иностранных языков, фотоделом, топографией, другими предметами, поучаствовали в крупных штабных учениях Минобороны. В свободное время посещали с семьями областной художественный театр, кинотеатры, местные достопримечательности.

Через год ребята вновь предстали перед строгими экзаменаторами в Москве и повторно в полном объеме сдавали все вступительные экзамены, тесты, прошли тщательную медицинскую комиссию. Правило было таково: кто после стажировки показывал худшие по сравнению с предыдущим годом результаты, тот возвращался к прежнему месту службы. Особое внимание обращалось на внешний вид кандидатов, их физическую подготовку, сообразительность, память, умение не теряться в стрессовых ситуациях, способность к изучению иностранных языков. Николаю запомнился один из вопросов экзаменаторов как бы «на засыпку»: «Назовите столицу Непала!». Откуда, казалось бы, офицеру из войск или с флота знать эту далекую столицу затерявшегося на карте крохотного государства? Поэтому большинство кандидатов терялись в догадках и мучительно напрягали свою память. Лишь единицы могли твердо ответить: «Катманду». Как позже оказалось, экзаменаторам и не нужен был правильный ответ. Они лишь наблюдали за реакцией будущего слушателя на заведомо провокационный вопрос. Непременными условиями для поступающих были членство в КПСС, наличие семьи, желательно хотя бы одного ребенка.

Николай, как и его товарищи по стажировке во Львове, уверенно прошел все испытания, показал уровень знаний намного выше, чем годом ранее, и был зачислен слушателем 1 курса военно-дипломатического факультета Военной академии Советской Армии (ВАСА). Небольшой казус при поступлении произошел с одним из его товарищей по стажировке, назовем его условно Валерий Горемыкин. Этот офицер окончил Высшее военное училище с золотой медалью, показал отличные результаты на вступительных экзаменах в ВАСА, но был зачислен на факультет оперативной разведки. Долгое время он сам и его друзья гадали, что же послужило причиной такого решения?

Лишь на выпускном вечере бывший председатель приемной комиссии в звании контр-адмирала приоткрыл им подоплеку этой истории. Дело в том, что у Валерия медики зафиксировали уровень артериального давления на верхнем пределе нормы, где-то около 140. Поскольку испытания проходили после майских праздников члены комиссии поинтересовались у Горемыкина, не явилось ли это причиной таких показателей? Но Валерий разочаровал комиссию своим честным ответом. Он с гордостью сообщил уважаемым полковникам, генералам и адмиралам, что спиртное не употребляет вовсе. После некоторого замешательства комиссия попросила Горемыкина выйти и поочередно пригласила «на ковер» Николая, а затем и третьего стажера из Львова, которые подтвердили, что праздничные дни 1 и 9 мая провели семьями за общим столом вместе с Валерием. По армейской традиции на столе были водка, вино, закуска, но Горемыкин пил исключительно безалкогольные напитки, поскольку он вообще не употребляет спиртное.

Задача для приемной комиссии оказалась непривычной и трудноразрешимой, поскольку для военной разведки непьющий человек — нонсенс и сразу же вызывает подозрения. Членами комиссии высказывались разные мнения и предположения, но сошлись на том, что кандидат явно что-то не договаривает, может быть, имеет какую-то скрытую болезнь или раньше страдал от алкоголизма и т. п. В итоге пришли к выводу, что на зарубежной работе его в любом случае использовать нельзя: вдруг иностранные спецслужбы подмешают ему спиртное в какой-нибудь безобидный безалкогольный напиток. Как он поведет себя после этого, предсказать весьма сложно. Поэтому было принято решение зачислить Горемыкина на факультет оперативной разведки и использовать его в границах Советского Союза. Так и произошло. Валерий после успешного окончания ВАСА, был направлен для прохождения дальнейшей службы в Разведуправление Среднеазиатского военного округа в г. Ташкент. Правда, седовласые члены мандатной комиссии не могли в том далеком 1971 году предполагать, что через 8 лет советские войска войдут в Афганистан и подполковник Горемыкин, как и многие другие офицеры оперативной разведки, будет командирован на несколько лет выполнять свой интернациональный долг в этой стране. Неприятие алкоголя не помешало ему в боевых условиях с честью выполнить свой долг и быть награжденным за безупречную службу и свои подвиги в Афганистане двумя орденами «Красной звезды».

Второй товарищ Николая по Львовской стажировке, назовем его условно Сергей Тренев, учился вместе с ним на военно-дипломатическом факультете, изучал французский и английский языки. Его судьба тоже сложилась интересно: после выпуска он успешно работал во Франции и на Мадагаскаре, а завершив военную службу трудился в Президиуме Российской академии наук.

Чем запомнились Николаю напряженные три года учебы в Академии? Поскольку в мемуарной литературе и записках перебежчиков довольно детально описана сама Академия и особенности обучения в ней, азы разведки также не являются какой-то тайной за семью печатями, да и само государство СССР «кануло в лету», автор решился в свободной манере попробовать восстановить воспоминания Кольчугина из того недалекого советского прошлого.

В бытовом плане семье Кольчугиных пришлось непросто: вначале арендовали однокомнатную квартиру в отдаленном районе Москвы, жена не сразу трудоустроилась, дочь пришлось оставить временно у родителей жены в Симферополе. Жили на сравнительно небольшую зарплату командира роты, что составляло в то время 145 рублей. Лишь во втором семестре Николаю предоставили служебную жилплощадь в новом пятиэтажном доме (комнату 19 кв. метров в двухкомнатной квартире) неподалеку от Академии. Все бы ничего, но супруга соседа оказалась выпускницей консерватории и разместила в своей девятиметровой комнате фортепиано и арфу. Зачастую вместо отдыха или выполнения домашних заданий Николай вынужден был «наслаждаться» поздними концертами соседки. Особенно эти музыкальные упражнения стали невыносимы с рождением весной 1972 года второй дочери Кольчугиных. Дети из-за громкой музыки не могли вовремя засыпать, и родители нервничали. Сосед-слушатель оперативного факультета был по характеру мягкий, из «подкаблучников», и не решался урезонить свою супругу. Назревал бытовой конфликт и однажды Николай в сердцах выставил арфу соседки на лестничную клетку. Ситуацию пришлось улаживать начальнику курса полковнику Богатыреву Николаю Никандровичу. Серьезно досталось по партийной линии обоим офицерам, но после выпуска из Академии соседа (он окончил учебу на год раньше Николая) Кольчугиным предоставили всю площадь квартиры. Жилищные условия заметно улучшились, слушатель и дальше «грыз гранит науки», супруга работала врачом, дети посещали детский сад и ясли.

Что касается самого процесса обучения и коллектива слушателей, командиров и преподавателей, то в отличие от армейской повседневной суеты, неразберихи и некоторой грубости в общении, здесь все обстояло более четко, интеллигентно и подчеркнуто вежливо. Это не значит, что командованием закрывались глаза на нарушения дисциплины, какие-то серьезные проступки. Наоборот, скандалы в семье, злоупотребление спиртным, опоздания на занятия или пропуск их, несоблюдение режима секретности, слабая успеваемость и т. п. заканчивались, как правило, отчислением слушателя. Особенностью ВАСА являлось также смешение видов вооруженных сил: в одном строю или в одной аудитории оказывались офицеры сухопутных войск, летчики и моряки в званиях от старшего лейтенанта до подполковника. Помощником начальника курса был назначен старший по должности и званию слушатель — бывший командир дизельной подводной лодки капитан 2 ранга Римский А. Н. Начальником Академии был опытный разведчик и заслуженный военачальник, активный участник войны в Испании и Великой Отечественной войны полный адмирал Бекренев Леонид Константинович. Ребята с восторгом смотрели на убеленного сединами, похожего на английского лорда своими манерами и выправкой адмирала и мечтали стать такими же мужественными и подчеркнуто интеллигентными в службе и быту.

Успех обучения в ВАСА во многом определялся способностями слушателей к изучению двух основных предметов: иностранного языка и специальности (военно-стратегической разведки). На первых порах иностранный язык становился главным критерием успеха. Слушателям помоложе, показавшим хорошие результаты в тестах на лингвистические способности, в качестве основных языков доставались китайский, японский, корейский, арабский, фарси, урду, хинди и другие языки повышенной степени сложности. Офицерам возрастом постарше, показавшим средние способности к изучению иностранных языков, доставались испанский, португальский, итальянский, немецкий, английский, французский и т. п. европейские языки. К числу этих слушателей относились и те, чьи родители занимали важные посты в системе Министерства обороны СССР (маршал Советского Союза Куликов В. Г., маршал авиации Судец В. А., генерал армии Штеменко С. М., генерал армии Черняховский И. Д., генерал-лейтенант Осликовский Н. С. и ряд других).

Справедливости ради надо заметить, что в тот период в ВАСА по протекции поступало не так уж много офицеров, что объяснялось довольно жесткими требованиями к кандидатам и весьма напряженной учебной программой. Не все дети маршалов и генералов выдерживали подобную нагрузку, да и перспективы службы в зонах вооруженных конфликтов и локальных войн, в сложных климатических условиях, при бытовой неустроенности не привлекали чад советских военачальников. Как говорится, на теплые места в цивилизованные страны Западной Европы всех «блатных» не пошлешь. К тому же, вести разведку там тоже приходилось в условиях жесткого контрразведывательного режима. Оставалось пристраивать таких выпускников в странах Варшавского договора (ГДР, Болгария, Венгрия, Чехословакия, Польша), где на первом плане была военно-представительская и информационно-пропагандистская деятельность, а общаться с местными жителями можно было и на русском языке.

Методика обучения иностранным языкам в Академии была специфичной: языковые группы небольшие, по 4—5 человек слушателей в каждой, основное внимание уделялось не изучению грамматики, а запоминанию слов, фраз, выражений, речевых оборотов и тому подобных штампов и идиом. Каждые три-четыре дня слушателям предлагался новый текст объемом на одну страничку на какую-то конкретную тему, к нему прилагались список слов и выражений, были сформулированы перечень вопросов по тексту, диалоги, другие упражнения. Помимо содержания учебника, слушателям предоставлялась возможность прослушать на занятиях аудиозапись текста и получить в фонотеке содержание урока на магнитной ленте, чтобы использовать ее для подготовки в домашних условиях. Ежедневно нужно было запоминать несколько десятков новых слов и выражений.

Николаю достался один из наиболее сложных в изучении — арабский язык. Занятия проводились ежедневно по 1—2 учебных часа. Суббота была учебным днем. Первые недели и месяцы учебы потребовали полной отдачи слушателей и концентрации внимания именно на этом предмете. Все для начинающих арабистов оказалось необычным: гортанная артикуляция звуков, 28 букв в алфавите, которые обозначают только согласные фонемы и пишутся вязью справа налево (т.е. наоборот), наличие всего трех гласных звуков (а, и, у), которые, как правило, не обозначаются на письме, а лишь угадываются при чтении и т. п. особенности. Несмотря на то, что преподаватели арабского языка в ВАСА были специалистами самого высокого уровня, первый семестр Кольчугин и значительная часть его товарищей-арабистов с трудом освоили на оценку «удовлетворительно». Иногда казалось, что сам Николай и приемная комиссия явно переоценили его способности к изучению иностранных языков и ему придется возвращаться в свою часть. Нескольким слушателям курса по причине неудовлетворительных результатов по иностранному языку на зимней сессии уже в феврале-месяце пришлось покинуть академию.

Со вторым иностранным языком Николаю повезло больше: ему дали возможность совершенствовать английский язык, который он изучал в суворовском и высшем военном училищах и по которому дважды успешно сдавал экзамены на квалификацию «военного переводчика». В отличие от арабского языка, занятия по английскому проводились лишь 2—3 раза в неделю и только по часу. Твердая отличная оценка по английскому и хорошая успеваемость по остальным предметам, а также доброжелательное отношение со стороны молодого талантливого преподавателя арабского языка, внимательного куратора группы из числа ветеранов военной разведки и начальника курса — бывшего военного атташе в Мексике, позволили офицеру выдержать эту, непривычную для него, нагрузку и поверить в свои силы в самые трудные первые месяцы учебы. Пришлось, конечно, посидеть с магнитофоном и учебником на кухне до 2 часов ночи, позаниматься по воскресеньям и праздничным дням. Уже на летней сессии Николай получил твердую удовлетворительную оценку по арабскому языку, остальные предметы сдал на хорошо и отлично.

Следующим важным барьером для будущих разведчиков стало освоение специальности — военной стратегической разведки (СВР). И, если на первом курсе больше времени отводилось на теорию предмета (лекции, учебные пособия), то со второго курса во главе угла стали практические занятия и учения. Это оказалось также непростым испытанием, поскольку большая часть товарищей Николая прибыла из дальних гарнизонов и флотов, им понадобилось время, чтобы элементарно ознакомиться с таким большим городом как Москва. Затем их научили подбирать места встреч, явок, тайников, проверяться на маршрутах на предмет выявления за собой слежки (наружного наблюдения), умело легендировать все свои действия и передвижения. Все детали этой специальной подготовки рассказать сложно, но на двух важных моментах или эпизодах можно остановиться.

Одной из наиболее трудных задач было установить и закрепить знакомство с сотрудником советского учреждения или предприятия, на которое было указано в учебном задании. Здесь нужно было продемонстрировать свои способности и навыки общения, умение располагать к себе людей, с их помощью изучить объект и его персонал. Кроме гражданской одежды, никаких документов прикрытия офицерам не давалось, даже паспортов тогда у офицеров не было, им по выпуску из училища выдавались лишь удостоверения личности Минобороны. Поэтому расчет делался на личное обаяние и, в какой-то степени, на уместную в данном случае наглость. Большинство слушателей с разной степенью успеха все же смогли «проникнуть на объект» и решить поставленную задачу, хотя были и неудачники, которым так и не удалось выполнить задание. Имели место и курьезные случаи при выполнении этого задания и на учениях, когда «разоблаченного» слушателя задерживали бдительные граждане, сотрудники милиции или КГБ.

Николая, как говорится, «Бог миловал», но и ему пришлось однажды серьезно поволноваться в ходе учений. Местом действия оказался бывший центральный аэровокзал на Ходынском поле (Ленинградский проспект, дом 37, строение 6). Тогда там проводилась регистрация авиапассажиров, которые затем автобусами доставлялись к самолетам действующих на тот период аэропортов столицы. Николаю было сказано куратором группы, что ему предстоит встреча на втором этаже этого здания с жителем страны условного пребывания, который предлагает свои услуги советской разведке («доброжелателем»). Нужно было с ним встретиться, внимательно его выслушать и далее действовать по ситуации.

Кольчугин от Академии проехал на общественном транспорте в район Сокола, далее преодолел пешим порядком несколько улиц по заранее разработанному маршруту, убедился, что за ним нет наружного наблюдения и вошел в здание аэровокзала. По данным ему куратором приметам и ориентиру на втором этаже удалось найти «доброжелателя» и вступить с ним в контакт. Место оказалось многолюдным и здесь не представлялось возможным определить, следят ли спецслужбы за этим человеком и не готовят ли какой провокации против Николая? Поэтому ему спонтанно пришла в голову мысль предложить собеседнику поговорить на ходу при движении из этого здания на выход и далее к трамвайной остановке, расположенной примерно в 200-х метрах от аэровокзала. «Доброжелатель» сообщил, что он работает на интересующем советскую разведку научно-исследовательском объекте, связанном с ядерными исследованиями военного назначения, и предложил передать небольшой пакет с перфокартами (носителями информации) в качестве жеста доброй воли.

Якобы он является идейным сторонником Советского Союза и готов оказывать подобные услуги на постоянной основе. Ознакомиться с материалами и дать им оценку на месте было невозможно, уверенности в благонадежности собеседника тоже не было, но и упускать возможности получить ценные сведения не хотелось. Исключать тот самый случай, когда люди добровольно идут на сотрудничество с разведкой, вовсе не следовало. Так получилось, что при подходе Николая к трамвайной остановке в радиусе нескольких десятков метров и на самой остановке никого из числа посторонних граждан не оказалось, из центра подходил трамвай. Николай рассчитал примерное время его остановки и неожиданно взял, предложенный ему ранее собеседником, пакет, после чего наскоро попрощавшись, успел заскочить в заднюю дверь отходящего трамвая. Боковым зрением Кольчугин заметил в заднем окне некоторую суету на площади перед аэровокзалом, но сделать вывод о возможности действий бригады наружного наблюдения КГБ не смог. У него было достаточно времени, чтобы оторваться от возможной слежки, поскольку в трамвай с ним никто другой сесть не успел, а автомашины по трамвайным путям идти не могли. На всякий случай Николай вышел из трамвая на первой же остановке и ушел с Ленинградского проспекта в сторону жилых кварталов, стараясь как можно быстрее затеряться во дворах. Поскольку условно Академия считалась зданием посольства и его на входе могли задержать «контрразведчики» для досмотра, он решил оставить полученный пакет на время в каком-либо тайнике. Навыки поиска таких мест у Николая уже были и через несколько десятков минут ему подвернулась телефонная будка, у которой в потолке был разбит широкий фонарь, пакет легко вошел в образовавшуюся естественную нишу и надежно закрепился под потолком.

Через полчаса Николай прошел КПП академии и вошел в учебный класс, где его встретили куратор и товарищи по группе. На вопрос куратора: «Вы взяли материал?», прозвучал ответ «да», после чего раздался дружный смех слушателей. Оказалось, что им накануне зачитали вводную, которую пришлось решать Кольчугину. «Доброжелатель» оказался по сценарию провокатором и в случае, если слушатель возьмет материал, его должны были задержать контрразведчики на месте или при входе в Академию. Формально произошел как бы провал разведчика. Но, куратор, выслушав подробный доклад о действиях Николая, не стал устраивать ему разнос, поинтересовался, где находится полученный им на встрече пакет, направил другого слушателя к тайнику и после его благополучного возвращения оценил действия Николая как вполне удовлетворительные. Уже накануне выпуска из Академии ему зачитали служебную характеристику за время учебы, где в разделе, написанном куратором, было подчеркнуто: «обладает необходимыми качествами и навыками разведчика, не теряется в сложных ситуациях, способен на разумный риск».

Кроме иностранных языков и специальности в ВАСА изучались и другие предметы: оперативное искусство в масштабах до фронтовых стратегических операций, вооруженные силы капиталистических государств, военно-дипломатическая служба, страноведение, философия, фото и радиодело, вождение автомашин и т. п. Слушатели регулярно занимались физкультурой (волейбол, теннис, гимнастика), посещали театры, музеи, выставки, библиотеки. В клубе Академии организовывались встречи с ветеранами разведки и деятелями культуры. Николаю особенно запомнились выступления бывшего начальника Генштаба и ГРУ генерала армии Штеменко С. М., а также известного уже в то время по фильму «Летят журавли» и другим прекрасным ролям актера театра и кино Баталова А. В. В вечернее время 2—3 раза в неделю проводились занятия по иностранным языкам с женами слушателей, их также знакомили с правилами поведения за рубежом и основами этикета в дипломатическом корпусе. Многие жены работали, дети ходили в школу или детский садик. Короче говоря, скучать слушателям и их семьям в Москве было некогда, три года учебы пролетели незаметно.

На третьем курсе группу арабского языка, в которой обучался Кольчугин, взял вести заведующий восточной кафедрой подполковник Шагаль Владимир Эдуардович. Это был один из сильнейших востоковедов и арабистов того времени в СССР, автор словарей, учебников, увлекательных литературных переводов арабских книг. За короткое время он сумел привить любовь слушателей к языку священной книги мусульман Корана, помог преодолеть им так называемый разговорный барьер. Ребята еще с ошибками и оговорками, но уже гораздо смелее и свободнее стали общаться на арабском языке, воспринимали на слух новостные передачи радиостанции «Би-Би-Си» из Лондона или радио Каира. Параллельно знакомились с одним из основных диалектов арабского языка — египетским, читали присылаемые аппаратами военных атташе из арабских стран газеты и журналы. Учитель организовывал встречи слушателей с прибывающими в отпуск из арабских стран офицерами. К выпускным экзаменам молодые арабисты подошли уверенно и сдали их только на хорошо и отлично.

К этому времени произошли и некоторые перемены в службе, быту и личной жизни Кольчугиных. Николаю было присвоено очередное воинское звание «капитан», он получил диплом о высшем военном образовании. Командование ГРУ нашло возможность предоставить семье разведчика после выпуска из Академии отдельную двухкомнатную квартиру в прекрасном лесопарковом районе Измайлово. Открывалась новая интересная страница жизни и службы Отечеству.

Первая командировка в Африку

Еще будучи слушателем выпускного курса, Николай был приглашен на беседу к своим будущим работодателям в святая святых советской военной разведки — Главное разведывательное управление Генерального штаба ВС СССР. С ним побеседовали офицер управления кадров и затем представитель 4-го оперативного управления (Ближний Восток и Африка). Очевидно, что составлялся план замен офицеров за рубежом и требовалось хотя бы примерно распределить по командировкам очередной выпуск ВАСА. Тогда ничего конкретного Кольчугину не сообщили, больше присматривались к нему, подбирали варианты возможного использования за рубежом.

Вторично Николай прибыл в ГРУ ГШ уже как к месту дальнейшего прохождения службы и был принят начальником 4-го Управления генерал-лейтенантом Вилковым Борисом Николаевичем. Это был высокий, стройный генерал, с правильными чертами лица, с слегка вьющимися светлыми волосами, умеющий расположить к себе собеседника и вызвать его на откровенный разговор, как его характеризовали подчиненные, «строгий, но справедливый». Позже Николай смог не раз убедиться в этом. На встрече присутствовал начальник направления, который доложил план использования вновь прибывшего офицера в качестве оперативного офицера разведаппарата ГРУ ГШ под прикрытием корреспондента Агентства печати новости (АПН) в Ливане. Задав Николаю несколько уточняющих вопросов по семье, причинам выбора профессии военного разведчика, начальник управления высказал сомнения в предложенном варианте его использования. По мнению генерала, выпускник Суворовского училища и Московского ВОКУ, прошедший неплохую школу в войсках, не скоро откажется от своей военной выправки и его без труда «вычислят» иностранные спецслужбы в гражданском костюме корреспондента. Было бы более рациональным и оправданным подыскать молодому капитану должность в одном из аппаратов военного атташе (ВАТ). Начальник направления принял указания к действию и через несколько дней Кольчугин уже приступил к подготовке на должность помощника военного атташе при посольстве СССР в Республике Судан.

Предстояло в течение нескольких месяцев изучить свои новые служебные обязанности, описание страны, особенности военно-политической, оперативной и контрразведывательной обстановки в столице г. Хартуме, пройти инструктаж в соответствующем информационном подразделении, политотделе ГРУ и Управлении внешних сношений Минобороны. В связи с уходом на курсы подготовки военных атташе офицера-куратора Судана Николаю пришлось 3 месяца исполнять его обязанности. Это был весьма ценный опыт, чтобы взглянуть на работу заграничного аппарата ГРУ ГШ с позиции Центра. За это время кадровые органы оформили все необходимые документы: дипломатические загранпаспорта на Кольчугина и жену с детьми, получили согласие официальных властей Судана на его назначение и въездные визы. Дело в том, что в ряде стран мира назначение военных атташе и их помощников согласовывается на правительственном уровне. Нужно было предварительно получить от суданского правительства так называемый «агреман» и затем пройти выездную комиссию Руководства ГРУ.

Уже к концу 1974 года все необходимые формальности были соблюдены, семья Кольчугиных сделала прививки от желтой лихорадки, еще какой-то тропической болезни и была готова к выезду. Николаю на всю жизнь запомнилась заключительная беседа с начальником управления перед убытием в страну назначения. Борис Николаевич Вилков зачитал несколько фраз из лежащего перед ним личного дела офицера: «Честен, правдив, несколько прямолинеен в своих суждениях…» и задал неожиданный вопрос: «А можете ли Вы при необходимости говорить заведомую ложь?». Видя некоторую растерянность офицера, генерал уточнил: «Вам предстоит встречаться за рубежом с разными людьми и с разными целями. Придется легендировать и скрывать многие свои действия и намерения. Самым сложным будет подбирать кандидатов на вербовку и руководить сетью агентов и доверенных лиц. Эта деятельность считается незаконной для местных властей, в случае провала Вы рискуете быть выдворенным из страны, а Ваши знакомые из числа местных граждан могут быть подвергнуты самому суровому наказанию, вплоть до смертной казни. Вы должны быть бдительны, строго соблюдать все меры конспирации и до конца честны и искренни только лишь перед своим руководством. Даже Ваша супруга не должна знать всех деталей Вашей оперативной работы и Ваших связей. Что касается иностранцев и местных жителей, то Вы вправе говорить им только то, что отвечает интересам нашего ведомства. Уверен, что Вы достойно выполните поставленные на командировку задачи и на деле докажите свою профессиональную пригодность как разведчика».

Перелет по маршруту Москва — Хартум рейсом Аэрофлота с посадкой для дозаправки в Каире занял чуть больше 10 часов. Кольчугиным было известно, что столица Судана расположена в месте слияния Белого и Голубого Нила в пустыне Сахара и является одной из самых жарких точек на планете, весенне-летние дневные температуры зачастую достигали там 40 градусов в тени и выше. А если учесть, что тень в Судане найти не просто, то можно себе представить постоянное палящее дыхание пустыни Сахары и вместо дождей сезонные пылевые бури — хабубы. В соседнем Египте их называют «хамсины», что в переводе означает «пятьдесят». Примерно такой период ветра несут песок в суданские и египетские города. За 2 года пребывания в Хартуме Кольчугины ближе узнали все «прелести» этих песчаных бурь. Если Николая этот катаклизм заставал при движении на автомашине, то приходилось съезжать на обочину, останавливаться и иногда более часа ожидать прохода эпицентра этой бури. Видимость была практически нулевая, т.е. не было видно не только других автомашин, но даже бордюрного камня. Еще сложнее приходилось супруге, которая вынуждена была закрывать влажной ветошью все отверстия и щели (двери, окна, кулер). Мелкая пыль все равно попадала в дом и потом приходилось несколько дней делать влажную приборку, в том числе на кухне и в спальне. Сюрпризом для жены оказалась и первая встреча со скорпионом, которого с песком из пустыни занесло в квартиру. Позже ей не раз приходилось во время уборки находить скорпионов и фаланг в доме и на лужайке, но старожилы советской колонии в Судане подсказали, как с ними надо обращаться.

Встречались и огромные мохнатые пауки черного цвета размером с человеческую ладонь, которых местный дворник-садовник считал священными животными, с молитвами брал на руки, чтобы вынести из дома и выпустить на улице. Привыкли Кольчугины и к сожительству с небольшими ящерицами (полупрозрачными гекконами), которые прочно обосновались по 1—2 экземпляра в каждой комнате. В дневное время они, как правило, присасывались к потолку и отсыпались, в ночное время охотились на комаров.

Разницу в климате Кольчугины ощутили сразу же по прибытии в страну еще в аэропорту, когда после минусовой московской температуры февраля-месяца оказались как бы «в парилке». Встретивший их предшественник отвез в арендованный для помощника ВАТ дом на окраине города и разместил как положено. На следующий день офицеры убыли в посольство, а жена Николая с детьми занялись обустройством на новом месте.

Советское посольство располагалось недалеко от центра города в трехэтажном каменном здании белого цвета, вокруг которого было несколько деревьев и кустарников. Кабинет военного атташе и рабочая комната офицеров аппарата находились на втором этаже. Николай, постучавшись, вошел в кабинет военного атташе и представился по форме: «капитан Кольчугин прибыл для дальнейшего прохождения службы». Военный атташе, полковник авиации Гуревич Владимир Николаевич вышел из-за стола и приветливо поздоровался с офицерами.

Фигура военного атташе была довольно колоритна, если не сказать импозантна: мужчина около 55 лет, ниже среднего роста, крепко сбитый, несколько располневший, с круглым широким лицом, короткой стрижкой и небольшими усиками, одетый в легкий костюм местного покроя светло- коричневого цвета (сафари), в коричневых сандалиях и темных очках. Николай знал, что ВАТ успел поучаствовать в Великой Отечественной войне, служил в авиации, после окончания ВАСА работал в аппарате ВАТ в США и вот перед уходом на пенсию был направлен на руководящую работу в Республику Судан. Первая беседа ограничилась вопросами: как долетели, как семья, дети, как устроились, есть ли какие устные пожелания Центра? После чего была дана команда обоим помощникам сдать/принять все дела в двухнедельный срок и доложить о результатах, как положено.

Через час Николай был представлен на ежедневном совещании всему оперативно-дипломатическому составу посольства и руководителям советских загранучреждений. В дальнейшем такие совещания оказались весьма полезными для Николая, так как на них не только обсуждались все актуальные вопросы советско-суданских отношений, но и проводился обзор местной прессы, радио и телевидения.

Смена помощников военных атташе в Судане совпала с празднованием очередной годовщины ВС СССР 23 февраля 1975 года. Проработавший в стране более четырех лет предшественник — подполковник Дроботенко В. А. представил Николая и его супругу на торжественном приеме в резиденции ВАТ местному военному командованию и дипломатическому корпусу. На следующий день офицеры посетили Генеральный штаб и представились начальнику военной разведки. Так начиналась военно-дипломатическая и разведывательная деятельность капитана Кольчугина в Африке.

Еще в период подготовки в Центре Кольчугин ознакомился с основными сведениями о Судане, его политическом строе и вооруженных силах. Как известно, 25 мая 1969 года в Судане произошёл очередной военный переворот, в результате которого кадровый офицер Джафар Нимейри вместе с единомышленниками, основавшими «Движение свободных офицеров», сверг гражданское правительство и возглавил государство. Нимейри осудил империализм и колониализм, провозгласил левый курс, поддержал идеи арабского социализма, активизировал всестороннее сотрудничество с СССР, в том числе в военной и военно-технической областях. Поначалу он даже ввёл несколько коммунистов в новое правительство.

Летом 1971 года в стране произошла неудачная попытка военного переворота с участием левого крыла движения офицеров и коммунистов, что послужило поводом к жестокой расправе над ними. В числе казненных оказались генеральный секретарь СКП А. Махджуб и лидер левонастроенных офицеров майор Хашем аль-Атта. Репрессии Нимейри против коммунистов несколько охладили отношения Хартума с Москвой, но не привели к их окончательному разрыву. Прагматизм с долей цинизма советских вождей способствовал сохранению советско-суданских связей и контактов, несмотря на полный разгром СКП и левых сил в стране.

С 1972 года правящей и единственной легальной политической партией в стране стал Суданский социалистический союз (ССС), председателем которого был избран президент Демократической Республики Судан — Д. Нимейри. Уже через год ему удалось добиться прекращения многолетней гражданской войны между южными провинциями страны и центральными властями (1955–1972 гг.). Африканский Юг получил автономный статус в рамках единого суданского государства, представители южных провинций вошли в состав центрального правительства. Арабо-мусульманский север и африканский христианско-языческий юг к моменту прибытия семьи Кольчугиных в Хартум временно примирились. С первых шагов по суданской земле Николай обратил внимание на то, что суданские арабы, как правило, отличаются высоким ростом и более темным цветом кожи по сравнению с другими арабами (египтянами, сирийцами, палестинцами). Очевидно, сказывались жаркий тропический климат и смешение местных арабов с негроидной расой. На лицах некоторых суданцев зачастую виднелись искусственно сделанные шрамы-метки — их племенные отличия.

К сожалению, Дроботенко, в оставшиеся до своего отъезда недели серьезной помощи вновь прибывшему офицеру в знакомстве со столицей Судана и его жителями не оказал, поскольку был целиком погружен в прощальные визиты и сборы. Даже необходимые в таком случае совместные тренировочные поездки по городу на изрядно изношенной служебной автомашине «Хильман-эвенджер» серого цвета с местными номерами не осуществил. Не передал он и большую часть своих источников информации и полезных связей под предлогом того, что с ними обговорен порядок вступления в контакт со сменщиком по различным конспиративным условиям.

Поэтому Николаю пришлось весьма непросто начинать самостоятельную жизнь в Судане. Арендованный для помощника военного атташе одноэтажный небольшой домик на окраине Хартума с традиционной верандой, лужайкой, качелями, несколькими чахлыми деревьями и кустарниками стал местом жительства Кольчугиных. Под навесом стояли тот самый серый «Хильман», который теперь стал служебной машиной Николая, и белого цвета, побывавший в серьезной аварии, «Форд» с дипломатическими номерами. Как позже выяснилось, эта машина была закреплена за оперативным офицером ГРУ, работавшим под прикрытием 3 секретаря посольства. Якобы накануне приезда Кольчугиных имела место автоавария по вине этого недисциплинированного сотрудника, и он был отозван Центром из страны без замены.

Утром Николай смог завести «Хильман», осторожно выехал за ворота и направился в посольство (руль в этой машине оказался с правой стороны, хотя движение было, как и в СССР, тоже правостороннее). В этот момент Николай с благодарностью вспомнил учебную езду по Москве на автомашине «Волга ГАЗ-21» с инструктором в период обучения в Академии. Естественно, что своей автомашины у Кольчугиным к тому времени еще не было и наличие водительских прав, выданных в военном училище, надо было закрепить на практике. Те тренировочные поездки по Москве существенно помогли молодому офицеру на первых порах в Хартуме.

Супруга с маленькими детьми продолжила освоение нового семейного очага и налаживание быта. Благо температура в дневные часы первой декады марта была немногим выше 30 градусов тепла в тени и в доме работал от электросети охлаждающий прибор — кулер (квадратное сооружение из металла с решетчатыми стенками, внизу которого был поддон с поступающей по шлангу водопроводной водой, поверх ее крутился барабан и подавал в квартиру немного охлажденный и увлажненный воздух). К сожалению, во время пылевых бурь в столице отключались электроэнергия и подача воды и даже этот, довольно примитивный прибор, не работал. Атмосфера в доме становилась как в духовке или банной парилке (сауне).

Первые дни самостоятельной жизни в Судане для семейства Кольчугиных пролетели незаметно. Николай ознакомился со своим рабочим местом, служебными обязанностями и инструкциями, установил нормальные деловые отношения в небольшом, но дружном коллективе разведаппарата. Помимо военного атташе и сотрудника аппарата ВАТ- переводчика в звании «старший лейтенант», в рабочем помещении был еще один офицер в звании «капитан» — Виктор Муравьев, как оказалось, одного с Николаем года выпуска из ВАСА, но с другого, так называемого, «гражданского» факультета. Этих ребят готовили к работе под прикрытиями различных советских загранучреждений за пределами территории Академии, поэтому контактов с ними слушатели военно-дипломатического и оперативной разведки факультетов практически не имели.

Виктор до поступления в Академию окончил Военный институт иностранных языков (ВИИЯ), где овладел двумя иностранными языками, а в Академии ему пришлось изучать два других языка, включая арабский. Таким образом, этот офицер хорошо владел сразу четырьмя иностранными языками. Внешне Муравьев производил приятное впечатление: стройный, подтянутый, выше среднего роста, с правильными чертами лица, на вид серьезный, но с усмешкой в глубине своих карих глаз, держался спокойно, скромно, в общении со всеми был доброжелателен и несколько застенчив. Ему было присуще тонкое чувство юмора и философский взгляд на происходящее. Формально он занимал должность старшего офицера в аппарате Главного военного советника, но на деле был таким же оперативным офицером, как и Кольчугин, поэтому большую часть рабочего времени проводил в аппарате ВАТ (он же разведаппарат ГРУ ГШ). Поскольку место жительства Виктора оказалось совсем недалеко от дома Кольчугиных и для местных властей они оба были представлены военными, то ничего не препятствовало им в скором времени подружиться семьями.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.