Бесплатный фрагмент - Совака

Уж не думаете ли вы, детки, что я скрываю от вас что-нибудь? Нет, я от вас ничего не скрываю; все мои деяния вам известны. Таков я.

Конфуций

Есть люди, в которых живет Бог;

есть люди, в которых живет Дьявол;

а есть люди, в которых живут только глисты.

Фаина Раневская

Часть первая

Будни

Вчера был замечательный день, да и неделя выдалась сказочная, не погода — песня! Солнце ярко сияло, птички щебетали, люди на улице приветливо улыбались друг другу. А сейчас мерзость какая-то, дождь идет то мелкий, то плещет ведрами, все вокруг серое и мрачное, ветки на деревьях от ветра порой выгибаются так, как будто им кто-то руки заламывает. Я дождался, когда пройдет стена дождя с жутким порывом ветра, после чего выскочил из подъезда и, не раскрывая зонтика, побежал к своему автомобилю, припаркованному во дворе. Какой-то хмырь в куртке с капюшоном, надетым на голову, крутился рядом с машиной, он нагибался и заглядывал через лобовое стекло в салон. Увидев меня, незнакомец что-то положил на капот и не торопясь удалился по тротуару. Дойдя до автомобиля, я обнаружил оставленный им на моей машине большой советский железный рубль с головой Ленина на аверсе. Взяв аккуратно монету пальцами, я поискал глазами неизвестного, он стоял в другом углу двора около наглухо тонированного авто. Убедившись, что я принял столь неожиданный дар, он улыбнулся, открыл свою машину, сел за руль и поехал. Номера издалека было не разобрать, загадочный даритель медленно удалялся.

Я сунул рубль в карман, спешно запрыгнул в свой автомобиль, завел его и попытался догнать неизвестного хотя бы для того, чтобы запомнить на всякий случай номер машины.

Интересно, кто-нибудь помнит то время, когда такими рублями можно было рассчитываться? У отца, по-моему, осталось несколько таких монет со старых времен. Сейчас, не то что монету такую, а кто такой Ленин, и как он выглядит, мало кто знает. Странно, эта штучка, наверное, имеет отношение к нумизматике, должно быть, денег каких-нибудь стоит. Зачем ими так разбрасываться?

Тонированная машина как будто поджидала меня, водитель держался в зоне видимости, но не давал приблизиться. Мы друг за другом выехали из двора и влились в городской поток. Перестраиваясь из ряда в ряд, я пытался догнать незнакомца. Когда казалось, что на следующем светофоре он уже точно попадется, я в запале погони неаккуратно крутанул рулем и задел передним крылом попутную машину.

Все, погоня закончилась. Сейчас будем разбираться, кто из нас виноват, начнем трясти друг перед другом бумажками и звонить в страховые компании и полицию.

Ясное дело, что на работу я опоздал, но ничего страшного, в труде программиста главное — результат, то есть нормально работающее приложение. Я и так двигаюсь с опережением графика, даже время на подработки иногда есть.

Несмотря на то, что день начался с отвратительной погоды, загадочной погони и глупой аварии, немного радовало то, что сегодня будет зарплата, и ближе к вечеру на карточку перечислят честно заработанные денежки. Так в ожидании вечера за компьютером в офисе и прошел весь остаток дня.

Я давно женился и переехал из того района, в котором вырос, в новый отстроенный на окраине жилой комплекс. Связь с друзьями детства практически оборвалась, причем не специально, а просто мы перестали общаться. Дом, работа, постоянные хлопоты и улаживание мелких проблем уже почти лет десять занимают все свободное время, какие тут друзья. Как только электронный счет сегодня пополнится, то надо будет заехать в супермаркет и закупиться продуктами на неделю-две, приобрести какую-нибудь безделушку жене и себя порадовать не очень дорогим коньячком.

Помня утреннее неоправданное лихачество, я неспешно ехал по стоянке у супермаркета, искал, где бы припарковаться, чтобы меньше везти тележку с продуктами. Неожиданно, громко сигналя, небольшая машина нагло обогнала меня по узкому проезду, резко подрезала и остановилась. Из автомобиля вылез долговязый парняга, он радостно улыбался и протягивал ко мне обе руки то ли для объятий, то ли для рукопожатия. Это был Валера, я не видел его лет десять после того, как переехал в новый район.

— Макс! Сколько лет?! Я смотрю: ты — не ты? Поправился, солидный стал. Как жизнь?

— Блин, Валер, я, конечно, тоже рад тебя видеть, но так можно человека и до инфаркта довести. Обязательно было тормозить так резко?

Я вышел из машины, мы обнялись.

Валера был сыном дворника, который следил за порядком и чистотой в нашем старом доме, в сталинке — одной из многих в том районе, где прошло мое детство. Их квартира была на первом этаже в соседнем подъезде. С Валеркой и еще десятком пацанов мы бегали по гаражам, чердакам и подвалам почти все школьные годы. Его отец убирался не только в нашем дворике, но и в соседних, он частенько закладывал за воротник и уходил в запои, даже отсидел пару раз за какие-то глупости, поэтому Валерка воспитывался больше бабушкой, которая, наверное, уже умерла. Он был не семи пядей во лбу, в школе перебивался с двойки на тройку, но зато был добрый и хороший друг, верный товарищ. К тому же его отец водил знакомства с какими-то темными личностями, и к Валерке никогда не приставали гопники, менты в низких чинах и другие мелкобандитствующие элементы, которых всегда в нашем городе хватало. С ним можно было чувствовать себя безопасно в любой темной подворотне во времена нашей бурной молодости.

— Давай нормально запаркуемся. У тебя есть время? Пойдем в кафешку, посидим, давно же не виделись, — предложил я старому товарищу.

Мне было приятно видеть его беззаботное лицо, как всегда без признаков серьезной мозговой деятельности. Его короткие слегка вьющиеся черные волосы уже чуть-чуть стало прихватывать сединой. Старые воспоминания о шальном детстве отвлекли от повседневных дел. Я сам как будто скинул лет десять за одну минуту.

— Максим, не поверишь, нет времени. У тебя какой номер? Давай я тебе сделаю дозвон, и попозже набери меня, надо поболтать. Столько времени прошло, блин!

Мы обменялись контактами, крепко пожали друг другу руки, и я пошел за покупками.

Уже в темноте я подъехал к дому и едва нашел место для парковки, после чего с трудом затащил пакеты с продуктами в квартиру. Кто ожидал, что дома меня ждет сюрприз? Мы с женой, конечно, когда-нибудь обязательно заведем детей, но сейчас не время. Мы давно решили, что будем раз в год поднимать этот вопрос и, чтобы не заморачиваться, сразу определять на пару лет вперед: будем рожать в этот период или нет. Последний семейный совет у нас был два месяца назад, и на нем мы единогласно постановили: повременить с размножением. Однако неудовлетворенный материнский инстинкт все-таки искал себе выход и подталкивал супругу к тому, чтобы о ком-то заботиться.

Елена — так зовут мою жену, она на пару лет помладше меня, живем мы с ней душа в душу, что значит никто не лезет в дела другого. Мы вместе завтракаем, ужинаем и спим, на этом наше общение заканчивается. Иногда мы что-нибудь обсуждаем, но общих точек соприкосновения и каких-то совместных интересов за последние годы совместной жизни не образовалось.

Супруга всегда хотела завести себе какое-нибудь животное, но не простое, а оригинальное. Ее умиляли котики в интернете, но в то же время нужно было выделиться, чтобы было не как у всех. Видимо, ее желание наконец-то исполнилось. Она встречала меня в дверях, лицо светилось от счастья, в руках ее был размером с мой кулак комок белых перьев.

— Смотри, Максимушка, какая прелесть. Он шевелится, я же говорила, что давно мечтала завести дома животинку. Сегодня к нам на работу пришел какой-то мужик и предложил купить домашних животных, он сказал, что нашел в лесу разоренное совиное гнездо с птенцами, я купила у него одну малютку. Какая прелесть!

Лена ушла в комнату фотографировать совенка и рассылать эти картинки всем знакомым. Любит она все эти современные коммуникации, постоянно сидит в телефоне, я так понимаю, у нее там свой мир, надеюсь, что очень интересный и богатый разнообразными событиями. Я протащил сумки на кухню и начал перекладывать продукты из них в холодильник. Тем временем из комнаты доносились уси-пуси и щелчки, издаваемые смартфоном при фотографировании.

— Лена, а поужинать у нас есть что-нибудь готовое? — я сел за стол, включил телевизор и налил себе коньячка.

— Нет, дорогой, я не успела. Все с совеночком возилась.

— А его кормить ты чем собираешься? Он ведь тоже живой.

— Ну, он пока не просит, потом попробую ему молочка дать. Ой! Покакал. Максим, принеси тряпочку, пожалуйста.

Я выпил рюмку, взял тряпку и, параллельно набирая номер Валеры, пошел в комнату. Тряпку я небрежно кинул в сторону совенка, чем перепугал его. Птенец замахал крыльями и стал издавать звуки, похожие на мяуканье. Лену охватил восторг.

— Ой, он еще и мяукать умеет, какая прелесть! — фотосессия совенка продолжилась с новым вдохновением.

Я переместился в свою мастерскую, небольшое отгороженное от зала самодельной перегородкой помещение с выходом на балкон. Наконец абонент ответил.

— Валер, привет еще раз. Это я, Максим. Ну, давай, рассказывай, как жизнь молодая.

— Жизнь? Нормально! Ты-то куда пропал? У нас все по-старому, помнишь наш штабик на чердаке? Мы теперь его прилично обустроили, телевизор есть, холодильник для пива. Только народу поубавилось. Чтобы по телефону не болтать, приходи лучше завтра, как раз пятница будет, по старому адресу. Там все наши, кто остался, собираются. Придешь?

— Что, серьезно, все как раньше? Конечно приду! Во сколько?

— Часам к семи подваливай, только без машины. Пива возьми пару бутылочек.

— Без проблем, в девятнадцать ноль-ноль буду!

Мы с пацанами облазили все закутки сталинок еще в детстве. У Валеры не было проблем с доступом к чердакам и подвалам, ведь он брал ключи у отца, а у дворника всегда должен быть свободный проход во всякие противопожарные выходы и разные технические помещения. Но было у нас одно особо излюбленное место, которое мы использовали для своих тайных посиделок. В последний раз мне довелось там побывать незадолго до своей свадьбы, однако после переезда и навалившихся забот семейной жизни дорога в старый притончик почти забылась.

На одном из чердаков слуховое окно было необычайно широким. Можно было его даже назвать панорамным. Из него открывался вид не на стену соседнего дома, который удачно находился только в километре сбоку, а на сквер, перемежающийся с гаражными комплексами. Если у окна поставить стул и сидя смотреть наружу, то видно было только небо.

Когда мы подросли, чердак стал нашим излюбленным местом для встреч и дискуссий, мало того, у каждого из нас был свой ключ от этого помещения. Там мы зависали подолгу, обсуждая насущные проблемы и строя планы на будущее. Сначала в квартире под нашим «штабом» жила какая-то алкашня, которую не удивляли звуки сверху, им было абсолютно все равно, что творится у них над головой. Потом жильцы поменялись. Новые хозяева очень быстро стали наводить порядок. Пару раз компанию накрывала полиция, но им нечего было предъявить нам, пацанов просто сгоняли из-под крыши и заставляли разойтись. Но место было намоленное, и отказываться от своего убежища наша компания не собиралась. Тогда жильцы стали менять замки от чердака и даже пытались забить дверь гвоздями. Мы же стали заходить на чердак из другого подъезда и даже соорудили под окном помост, чтобы живущие внизу люди не слышали топота и двигающихся стульев.

Со временем или компания стала вести себя тише, или соседи опять поменялись, но никаких эксцессов и недовольства со стороны жильцов замечено не было. А может, квартиру внизу начали сдавать в аренду, либо вообще она стояла пустой. Потом юность закончилась, я переехал и женился. Надо думать, что не я один оставил дружную когда-то компанию, кого и куда закинула жизнь, завтра узнаем.

Я положил телефон, находясь на эмоциональном подъеме от предстоящей встречи с друзьями, мне захотелось выпить еще рюмочку. По пути на кухню мое внимание привлекла суета в ванной. Там перед стиральной машиной на корточках сидела Лена и задумчиво крутила ручку агрегата.

— Максим, а ты не знаешь, в каком режиме перья стирают? Тут есть бережная стирка, но девчонки мне написали, что сову лучше стирать в режиме перьевых подушек. Что, у нас нет такого?

Я бросился открывать стиральную машину. Внутри барабана сидел нахохлившийся совенок и ждал своей участи.

— Лена, ты убить его хочешь? Ты не соображаешь разве, что это не вещь?! Он не просто захлебнется, машина ему все кости переломает.

— Но девчонки же пишут, что и совят, и мишек стирали, — она обиженно надула щеки.

— Плюшевых, наверное. Не вздумай больше так делать!

Я вытащил птенчика, он крепко вцепился когтистыми лапками в мой палец. Я взял коробку из-под обуви, бросил на дно тряпки, посадил птицу на них и отнес все это на балкон. Супруге поручил найти в интернете, чем кормят сов, а сам пошел к своему компьютеру. Настроение пропало, выпить уже не хотелось, к тому же у меня оставалась одна недоделанная шабашка — надо было довести до ума оболочку для базы данных с биологическим классификатором.

— А вообще оно мне надо, с птицами-то возиться? Но жене его оставлять нельзя — замучает бедолагу. Может, отдать кому? Надо монетку подкинуть, — размышлял я, пока компьютер загружался.

Тут я вспомнил про загадочный рубль, не поленился и пошел в прихожую, вытащил его из кармана куртки. Ну, если выпадет Ленин — то оставим совенка, если орел — то будем искать ему нового хозяина. Выпал, хотя и бородой кверху, Ленин. Судьба распорядилась оставить сову у нас дома.

Возвращение

Да, наше прибежище заметно изменилось, оно стало более благоустроенным, пацаны оборудовали его так, как в детстве мы даже и не могли мечтать. Все вещи, хотя и были старыми, но явно не с помойки, а ставшие лишними у кого-то дома, они перекочевали на чердак и продолжали исполнять свои функции.

На деревянном помосте, застеленном старым ковролином, стоял стол, несколько стульев и обшарпанный, но крепкий диван. Кто-то приволок телевизор и старый компьютер, который безвозвратно устарел, но мог соединяться с интернетом. В одном углу стоял весь в наклейках старый холодильник, в другом — к канализационному фану, проходящему через чердак, была подключена старая раковина, в нее можно было вылить остатки пива или помочиться. В большом продолговатом окне стояла новая открывающаяся наружу рама.

— Слушай, Валер, прямо апартаменты! Вы, я смотрю, разжились тут за десять лет.

Валера сидел на стуле, напротив него за столом на диване сидели еще два наших старых друга — Дениска и Мишка. Михаил потягивал минералку из прозрачного стакана, а Денис пиво из бутылки.

— С возвращением! Считаю должным напомнить для вновь прибывших некоторые правила, — проговорил, вольготно раскинувшийся на диване, Ден.

— Первое: поддержание чистоты — всеобщая обязанность, пустые бутылки и одноразовую посуду уносим с собой после каждых посиделок. Второе: никаких женщин сюда не приводить. Третье: за все неприятности мы договариваемся нести коллективную ответственность.

— Слушаюсь и повинуюсь, — я поставил на стол пакет с пивом и чипсами. — Ну, говорите, как вы тут без меня жили.

Валера, Миша и Денис рассказывали разные истории, которые происходили тут за последние десять лет. Когда компания была больше, чего только здесь не было: и дрались друг с другом, и, бывало, приводили девушек легкого поведения. Один раз кто-то додумался мусор в окно выкидывать, так за ними полиция гонялась чуть ли не по всему городу. Но всегда все заканчивалось благополучно, тихо, без каких-либо последствий. Сейчас у оставшейся горстки друзей и ума было побольше, да и тяги к подвигам поубавилось.

К окончанию школы в нашей компании было человек пятнадцать. Со временем круг этот стремительно сужался: кто-то переезжал, и связь обрывалась, как в случае со мной. Было немало друзей, которые погибли, в основном по нелепости: кто спился, кто умер от передоза, кто пошел по криминальным дорожкам и сгинул в тюрьме либо стал жертвой бандитских разборок. Но основная масса просто поменяла место жительства и исчезла с поля зрения.

На данный момент, со слов Дениса, от той компании осталось четверо друзей: Валерий, Денис, Михаил и Владимир. Правда, у последнего что-то непонятное с головой происходит, он совсем перестал общаться с приятелями и, как полный придурок, постоянно топчется вокруг светофора на пешеходном переходе неподалеку.

— Владимир всегда был обидчивым и замкнутым, еще в детстве он постоянно считал ворон и сторонился людей, — сказал Михаил, — просто со временем его чудачества становятся более выпяченными.

— Надо все-таки пригласить его к нам на посиделки, — предложил Валерка, — было время, когда он тут с нами веселился, может, обиделся на что-то, такое у людей с тонкой душевной организацией случается.

Исходя из нынешнего изрядно поредевшего состояния компании, я понял, что оставшиеся друзья с радостью воспринимают мое возвращение. Михаил сообщил еще одно правило, а то мы слишком увлеклись воспоминаниями. Два года назад, когда друзей оставалось уже человек шесть, на очередных посиделках товарищи поймали себя на мысли, что большую часть времени они посвящают разговорам о былом: как шалили по молодости и в какие истории попадали в прошлом. Чтобы не впадать в уныние, они дали себе слово: здесь о прошедшем не вспоминать, а все разговоры должны вестись или о будущем, или о настоящем. Становиться к тридцати годам мешком воспоминаний никому не хотелось, но это надо было контролировать. Договорились, что начавшему разговор со слов: «А помнишь?» — плескать пиво в лицо. Эта мера неплохо себя зарекомендовала, но не сегодня, тем не менее стоило вспоминать эту установку и одергивать друг друга.

— Будем считать правилом хорошего тона, не говорить с восторгом об ушедшем времени. Мало разве чего интересного происходит вокруг в настоящий момент? — бодро сказал Денис, взял кружку, налил в нее немного пива из бутылки, — все, хватит о прошлом, а то плескану. Давай, Макс, расскажи лучше, как ты поживаешь.

Ближе к полуночи мы начали расходиться. Валера, Денис и Михаил жили поблизости, они собрали пустые бутылки в пакеты, проложив их бумагой, чтобы не греметь в подъезде пустой тарой. Оставшееся пиво поместили в холодильник. Я вызвал для себя такси. Мы договорились созвониться к концу следующей недели, чтобы встретиться опять.

Обычная неделя

Все выходные я обустраивал гнездо для совы на своем застекленном балконе. Мне удалось расширить отверстие на улицу, которое было внизу балкона почти на уровне пола. Наверное, это был водосток. Потом нашел коробку побольше, сделал одно отверстие, которое направил в эту дыру. С внутренней стороны балкона ящичек можно было открыть, чтобы почистить гнездо и положить еду. Меня грела надежда, что когда сова подрастет, она все-таки улетит в лес, который рос в трех километрах от жилого комплекса, где я жил, но сначала надо было поставить птицу на крыло.

Выяснилось, что кормить сов рекомендуют мышами или мелкими птенцами. Важно было, чтобы птица заглатывала мясо с костями и шерстью целиком. За выходные я нашел место, где можно прикупить белых мышей. Мне пришлось долго объяснять продавцу, зачем они мне нужны. Было понятно, что живые мыши будут разбегаться при кормежке. В итоге продавец за дополнительную плату умертвил для меня пять мышей. Он просто брал их за хвост и с размаху бил головой о прилавок. Зрелище было отвратительное, мыши пищали и дергались. Да и стоило все это не так уж и дешево. Зато вечером сова была довольна. Супруге я запретил брать птицу в руки, подносить к холодильнику, стиральной машине, микроволновке и мясорубке.

— Вот это теперь твое домашнее животное, можешь его кормить в гнезде, гладить, фотографировать, но в квартиру не заносить, чтобы сова ничего не обгадила. И в руки не брать, так как может клюнуть или укусить, вдруг у нее паразиты или болезнь какая-нибудь.

Лена была недовольна, но с доводами согласилась.

— Все-таки мне нужен какой-то теплый комочек, чтобы потискать. Надо чтобы он был умильный и ласковый, я бы с ним фотографировалась, — сказала Лена, глядя как совенок разделывается с мертвыми мышатами. — А сова твоя — страшная.

— Не я же эту птицу в дом притащил. Почему она моя?

— Потому что ты ее у меня отобрал, и у меня теперь нет никакого животного.

— Ладно, заведи себе, как все, кошку. Только не стирай ее и не суши в микроволновке, вот и будет тебе животное.

Лена сразу полезла в телефон сообщать всему миру, что мы берем «котика» вдобавок к существующей сове.

В понедельник по дороге на работу, выезжая со двора, я вновь увидел впереди загадочную тонированную машину.

— Надо хоть номер записать или разглядеть, кто ей управляет, — я опять начал преследование.

Но автомобиль скрылся из вида после того, как я чуть не выехал на пешеходный переход, полный народу. Пришлось резко тормозить, остановиться удалось буквально в полуметре от людей, толпа вздрогнула, кто-то покрутил пальцем у виска. Меня прошиб холодный пот.

— Нет, хватит гонки устраивать, больно нужен мне этот тонированный, у меня есть чем заняться.

В течение недели я еще пару раз видел этот автомобиль, он не стоял во дворе, а появлялся исключительно тогда, когда я выезжал на работу, как будто выманивал меня. Я изо всех сил не поддавался искушению начать преследование, только проезжал за ним пару перекрестков.

В четверг вечером Лена приперла котика, я не вмешивался в их идиллию с очередным фотографированием, кормлением молочком и прочими радостями кошачьей жизни. Мне надо было сообразить, чем накормить сову — дохлые мыши уже кончились. Я думал, может быть, заняться разведением грызунов: размножаются они быстро, с питанием проблем нет, едят все, что попадется. Но нет, есть уже котик, сова, еще мышей только не хватало. Ладно, как-нибудь выкрутимся. Я созвонился с Валерой, договорились встретиться также в пятницу с пивом на чердаке.

Вторые посиделки

После рассказа о своей жизни я задавал вопросы повзрослевшим пацанам и выяснял, кто чем занимается в настоящее время.

Валера плохо закончил школу и толком нигде не работал. Его отец продолжал трудиться дворником и подкидывал сыну подработки типа: что-то отнести, кого-то встретить. Эти занятия носили явно криминальный характер. Зато Валера оставался, наверное, самым простым и приятным в общении человеком. Так как в голове у него всегда гулял сквозняк, и думать ему было не о чем, то он любил и умел слушать. Сын дворника искренне мог восторгаться чужим рассказом и по-настоящему сопереживать собеседнику. Если у него и возникали свои мысли на какой-то счет, то, зная заранее, что это глупость, он выражал их очень осторожно и никогда не был настойчив и упрям.

В настоящее время через знакомых отца ему подсунули работу по продвижению в интернете систем безопасности. Несмотря на сложность названия, работа заключалась в том, что ему надо было монтировать скрытые камеры и видеорегистраторы в самые неожиданные места. Наиболее удачные ролики он выкладывал на заранее созданном для этого сайте со своими комментариями. У него получалось что-то вроде: смотрите, только наша фирма может установить камеру в таком неожиданном месте и увидеть ту чушь, которую вы только что посмотрели. Как ни странно, сайт стабильно посещали и, мало того, комментировали снятое убожество. Отзывы были самые разные. Отвечая на колкости пользователей, Валера по своей привычке ни с кем не спорил: если ролик ругали — он соглашался, если хвалили — ставил лайки.

Денис же закончил исторический факультет, но увлечение бодибилдингом сделало его гуманитарным тренером по фитнесу. По его фигуре угадывалось, чем он занимается, завалить троих с его комплекцией не казалось проблемой. Он неплохо зарабатывал, клубы перекупали его. Дело в том, что у него было еще одно увлечение, он мог сам сделать исторический костюм. Когда он, шутки ради, первый раз нарядился на тренировку римским легионером, это произвело фурор. Накачанный, играющий мышцами древний воин привлекал клиентов. С ним было интересно беседовать как начинающим, так и бывалым спортсменам. Руководство клуба стало обязывать его облачаться на работе в одежду прошедших эпох.

После пивных посиделок с друзьями, на следующий день, он шел в спортивный зал в греческом хитоне. А когда получал зарплату — надевал тогу римского консула с позолоченным венком из лавровых листьев. Надо отдать должное, костюмы он делал сам, и, наверное, в них была сохранена историческая правда.

Михаил постоянно менял работу в поисках большего заработка. Сейчас он то ли уволился, то ли его сократили из какой-то крупной компании, и он пассивно искал нового работодателя. Кроме того, Мишка собирался жениться, но радости от этого не испытывал.

По большому счету, у моих друзей мало что изменилось, они оставались теми же людьми, которых я помнил раньше. Тот перерыв в общении, длиной в десять лет, потраченный на карьеру, обустройство семейной жизни, поиски и самоутверждение себя как личности, мне казался теперь напрасно ушедшим временем. Сидя в изрядно поредевшей компании за бутылочкой пивка, я не ощущал этого разрыва, наверное, сейчас я оказался в том месте, где должен был находиться всегда.

— Ну, Валер, чего интересного наснимал наш секретный оператор? — подначил Денис.

— Все одно и то же: ходят все туда-сюда. Одна радость — это камера за гаражами, туда каждый час кто-то поссать заходит. Я ролики нарезаю и выкладываю одним куском в убыстренном виде, — ответил Валерий о своих успехах.

— Что, действительно, есть поклонники твоего творчества?

— Больше, чем ты думаешь! Так как камеры мне для экспериментов дают хреновенькие, то все гаражи на них выглядят одинаково. Теперь каждый в городе думает, что это мочатся на его гараж. Я же адрес не указываю, где камера висит. В конторе продажи растут. Хорошо! — отхлебывая пиво из бутылки, сказал Валера.

— Что у тебя новенького, Макс? Ты у нас теперь великий программист, да к тому же женатик. Могу тебе и супруге твоей абонемент с дисконтом сделать в наш фитнес–клуб. Не хочешь?

— Вот пару шабашек сдам, деньги появятся, сразу займусь фитнесом, — невозмутимо ответил я.

— Да ладно жадничать, на машину ты заработал, на квартиру тоже. Сам не хочешь, так жену отправь в спортзал. Или ты опасаешься, что там ее какой-нибудь накачанный аполлон очарует? — продолжая потягивать пивко, спросил Денис.

— Она сама кого хочешь подцепит и через мясорубку пропустит, — я поведал, как Лена хотела постирать совенка в стиральной машине, рассказ вызвал дружный смех.

Михаил подошел к холодильнику и достал бутылочку пива.

— Что, тебе не надо за руль завтра с утра? — удивился Валера. — А то я уже забыл, когда тебя с пивом видел. Ты же не потребляешь алкоголь во всех видах.

— Я машину Катьке отдал покататься, хочу на недельку за город свалить, пожить на природе, насладиться тишиной, — отвечал Михаил.

— Так тебе как раз машина-то нужна, чтобы путь туда держать, — возразил Денис.

— С моей будущей супругой особо не поспоришь, ей приспичило на моей тачке на работу ездить, дескать, я все равно бездельничаю, — развел руками Мишка, — ничего, на автобусе доберусь.

— Макс, я вот разобрался, как комментарии блокировать, могу даже страничку немного подредактировать. Если желание будет, то, наверное, и сайт написать смогу. А ты что там программируешь? — спросил меня Валера.

— Валер, без обид, но для того чтобы ты смог сайты делать, сначала программисты и поработали. Хотя сейчас, откровенно говоря, мне какую-то ерунду подкинули. Приходится восстанавливать движок биологического справочника. Первые разработчики с заказчика деньги взяли и свалили, ничего не доделали, только все напутали.

— Я не биолог, а историк. Был бы исторический справочник, я попробовал бы тебе разъяснить, что откуда и куда, — выразил готовность помочь Денис.

— Там не особо сложно. Просто база данных с классификацией. Однако чувствуется, что биологи далеки от точных наук. У них одни и те же признаки могут пересекаться в совсем разных, не родственных объектах. Создается ощущение, что они сами путаются в своих червяках и моллюсках.

— Скорее всего, они придумывали, как им поделить своих опарышей в рамках какой-то одной теории, потом научный взгляд изменился, и жучков твоих стали классифицировать по новым критериям. Причем старые названия и признаки никто не отменял. Произошло наложение. И так несколько раз. Вообще-то, если в научном знании есть прогресс, то такие накладки неизбежны. Просто, по сравнению с историческими науками, биология имеет огромную скорость развития, — прокомментировал, размахивая пивной бутылкой, Денис.

— Ладно, завязывай, кому это интересно? — я открыл очередную порцию пива. — У тебя, наверное, бывают более занятные истории из спортзала. Какую красотку ты теперь взялся прокачивать на тренажерах? Может, тебе удастся развить какую-нибудь пассию до состояния жены?

— Упаси боже! — поперхнулся Денис. — Давай лучше приходи к нам в клуб, я помогу тебе подыскать программисточку. Кстати, девушки твоей профессии частенько у нас тренируются. Блин, я еще не привык к тому, что ты у нас женатик, извини.

— Может быть, ты мне там дворничиху лучше подыщешь? — вставил заскучавший Валера.

Мы опять расходились ближе к полуночи. Довольный проведенным с друзьями вечером, я заказал такси и отправился домой. Надо было кормить сову.

Еще одна неделя

Птица ела обычное мясо, но было видно, что ей после этого нездоровится. Срочно нужны были свежие грызуны с шерстью. На этот раз я решил ехать за мышами вместе с Леной, пусть полюбуется, как их шлепают, в конце концов, это она притащила сову, почему я один должен страдать при виде убийства невинных млекопитающих.

Продавец узнал меня, он сообщил, что придумал, как умерщвлять мышей без лишнего визга, но за это потребовал еще доплату, пришлось согласиться. Он вытащил металлический поддон и молоток. Взяв мышь в левую руку, так чтобы торчала только мордочка, он прижимал ее ко дну поддона, стоявшего на кафельном полу, правой рукой брал молоток и резко с размаху бил мышь по голове. Голова сплющивалась, по поддону растекались мозги и кровь. Лена, молча, как завороженная, смотрела на это действо. Наконец палач собрал тушки в пакетик, мы расплатились и поехали домой. Всю дорогу супруга не проронила ни слова. Когда подъехали к дому и припарковались, она неожиданно обняла меня и очень эмоционально поцеловала, я уж и забыл, когда в последний раз мы так сладко и проникновенно лобзались.

— Спасибо! Это было так здорово, я кончила там, в магазине, — сказала Лена и опять накинулась на меня.

В понедельник я вновь увидел дарителя рубля, на этот раз его автомобиль стоял недалеко от моей машины. Я запомнил номер и, усаживаясь за руль, записал его карандашом на противосолнечном козырьке. Потом послушно поехал за ним, казалось, он повторяет мой ежедневный маршрут. Не доезжая километра до моей работы, он резко взял вправо, и я инстинктивно тоже повернул руль в ту же сторону. В итоге мой автомобиль врезался в дорожное ограждение: треснул бампер и разбилась фара. Хорошо, что хоть само ограждение осталось целым, не надо будет платить за его восстановление. Мне уже накладно обходилась игра в догонялки с этой машиной.

Вечером за ужином Лена заявила, что надо срочно кастрировать Пушка, так она назвала котика. Я начал с некоторой опаской относиться к ее желаниям. Мало ли, что она там еще удумает, и на всякий случай встал на защиту кота из чувства мужской солидарности.

— Он пока еще котенок, зачем издеваться над животным? Может быть, через месяц он надоест тебе, и ты захочешь его отдать.

— Нет, подруги пишут, что надо непременно кастрировать, пока в нем не проснулось это желание, потом ему будет тяжелее, он начнет вспоминать, что был некастрированным и будет грустить. Выдели мне денежек на эту операцию, пожалуйста.

Я пошел за деньгами, что еще оставалось делать. Все ради семейного счастья, любой каприз.

В бумажнике лежал большой железный рубль. Я подкинул монету и поймал в зажатый кулак, если выпадает Ленин — то кастрируем; если орел — то нет. Я разжал пальцы. На руке блестел профиль отрезанной головы Ильича.

Вечером следующего дня, придя домой с работы, я увидел довольную Лену, таскающую перебинтованного котенка, причем замотан он был весь.

— Что, операция прошла успешно?

— Ты не поверишь! Это оказалась кошечка, ее не надо кастрировать.

— А зачем бинты?!

— Когда ветеринар сказал, что тут нечего резать, я очень расстроилась и написала на своей страничке, что мне очень грустно, когда не получается то, что запланируешь. Мне подружки написали, что тогда надо удалить лапки, лучше все четыре, чтобы кошечка не убегала. Теперь, когда ранки заживут, у меня будет пушистый комочек с хвостиком, который я буду всегда носить с собой. Правда круто?

Я растерянно сел на стул в прихожей. Что-то сказать не получалось. «С кем я вообще живу?» — пронеслось в моей голове.

— И что, просто отрезали?

— Нет, не просто! Я долго уговаривала ветеринара, пришлось заплатить больше, чем планировали. Зато он удалил лапки прямо из суставов, так чтобы обрубки косточек не царапались. Ну, согласись, что это гораздо лучше.

— Лена, ты в своем уме? Ты изуродовала здоровую кошку, как она будет без лап жить, ей же надо будет в туалет ходить, ну и вообще, двигаться!

— Не волнуйся, я все продумала. Буду ее носить с собой, а на ночь класть в коробочку на столик, пусть там сикает. Кстати, лапки мне отдали, я их положила в морозилку, тебе показать хотела. Ты же мне казнь мышей показывал, я подумала, что тебе тоже будет интересно.

Я ушел в свою мастерскую и громко хлопнул дверью. Минут пять просто сидел на стуле, не двигаясь. Потом вспомнил про сову на балконе и пошел проведать птицу. «Как хорошо, что я тебя от этой живодерки спас», — думал я, открывая коробку.

Совенок подрос за неделю и хотел кушать все больше, увидев меня, он довольно заворчал и стал разглядывать мои руки — не принес ли я ему поесть. Я вспомнил, что дохлые мыши кончились и вернулся на кухню, чтобы отрезать кусок мяса.

Открыв холодильник, я увидел кошачьи лапки. Только вчера кошка перебирала ими веревочку и увлеченно играла, а теперь они лежат в пакете и сверкают розовыми подушечками. Ком подступил к горлу, меня чуть не стошнило. Я закрыл дверцу, наверное, мясо в таком состоянии отрезать у меня не получится. Сходил в ванную, умыл лицо холодной водой, потом вернулся на кухню. Превозмогая отвращение, я достал-таки пакет с лапками и понес кормить ими птицу. Брезгливо высыпав перед мордой совенка четыре свежих кошачьих лапки, я не стал смотреть, что будет дальше, и закрыл коробку. Судя по звукам, сова была очень даже довольна и с радостью приступила к трапезе.

Эту ночь я спал отдельно от супруги, я начал ее уже откровенно побаиваться, даже на всякий случай закрыл замок, а то вдруг мне ночью чего-нибудь отрежут.

С утра, как обычно, я поехал на работу. Загадочная тонированная машина опять какое-то время ехала впереди, но, видимо, поняв, что гоняться я не собираюсь, куда-то исчезла. Странно, ведь ехать впереди кого-то невозможно, если ведомый не согласен двигаться следом. Все-таки получается, что это не он от меня убегает, а я хочу за ним ехать. Маршрут я иногда меняю, причем порой кардинально, так что он не может знать, в каком направлении я поеду сегодня. Ерунда какая-то, голова после вчерашних кошачьих лапок не хотела соображать. Я отложил этот вопрос, может быть, какую-нибудь программную модель потом сделаю, чтобы понять, почему я за ним каждый день катаюсь.

На работе особого напряга не было, и я снова занялся левым заказом. Пришлось включаться в биологическую тему и разбираться в кривом справочнике. Названия, конечно, красивые: лорициферы, онихофоры, форониды! Но почему, будучи в одном таксоне, они в рамках разных гипотез относятся к противоположным надтипам. Похоже, без биологов я здесь не разберусь. Или сделать два разных классификатора? Пусть пользуются тем, какой им больше нравится. Я ведь не знаю, какой гипотезы придерживается заказчик. Нет, я понял, они сами ни хера не знают. Создам-ка я свою теорию, если успею деньги получить раньше, чем они это поймут, то, уверен, что ученые сами подготовят научное сообщество к новому взгляду на животный мир.

Наши бестолковые разговоры

Всю неделю стояла жаркая погода, солнце сияло ярче, чем обычно. В это время года машин в городе было немного, и воздух был прозрачен. Видны были язычки горячего марева, которые, колеблясь, поднимались от асфальта вверх и растворялись в атмосфере города, столь богатой разными загадочными примесями и чудными ароматами.

В очередной вечер пятницы мы собирались на чердаке. Я встретился с Денисом в магазине, мы затарились и потащили пиво с чипсами наверх. Под крышей было душно. Валера задерживался. Ден поставил пакет на стол и направился к окну.

— Надо пиво в холодильник быстрее ставить, а то прокиснет в такой жаре, и в нем какие-нибудь червяки заведутся, — сказал Денис, открывая окно.

— Кстати, о червяках. Я почти доделал заказ с классификатором, столько разных тварей оказывается есть на белом свете. Интересно, что одних различают просто по внешнему признаку, а других по их, так сказать, внутриутробному развитию.

— Не знал, что червяки в утробе развиваются.

— Да не в этом дело. Есть, например, вторичноротые, у которых первый рот это анус, а второй рот, как у тебя — для пива.

— То есть анус — это рот?

— Да, правильно! А есть, к примеру, животные, у которых второй рот отсутствует, они и едят, и испражняются через одно отверстие.

— Фу! — Денис высунулся в окно.

На чердак зашел Валера.

— Ничего не «фу». Вон отец рассказывал, как на спиртзаводе, чтобы не попасться, мужики в жопу ватку со спиртом засовывают и весь день пьяные ходят. Там же камеры кругом, пить нельзя, а ватку намочить — спокойно.

— Да, слышал, типа там какие-то впитывающие железы есть, и все сразу напрямую в кровь поступает, — сказал я, размещая бутылки в холодильнике.

— Что вы вечер с гадостей каких-то начали? Давайте лучше пиво пить, сегодня футбол. Кто там у нас играет? Валер, включи телевизор, — Денис стоял у окна и купался в потоке воздуха, который свежим сквозняком разносился по душному чердаку.

Валера был ближе к пульту, он нажал на кнопку и спросил:

— Макс, а зачем тогда второй рот нужен?

— Я же не биолог. Насколько могу понимать, то для того чтобы пища по кишкам проходила и последовательно усваивалась. Сначала одни вещества, потом другие. То есть в одно отверстие вошло, переработалось и через второе вышло. Логично?

— А почему тогда выходное отверстие тоже ртом называют?

— Я не помню, по-моему, у него еще другое название есть. Просто у каких-то примитивных животных нет кишечника, они все в один мешок засасывают, переваривают, потом этот мешок опорожняют через ту же дырку, которой пищу поглощали — это первичный рот. Потом в процессе развития разные твари получили себе еще одно отверстие, которое использовали только для заглатывания еды, и оно стало вторичным ртом. Та дырка, что раньше была и входом, и выходом, стала только выводить переваренное, хотя и осталась по сути первичной.

— Ну что за тема, вам больше не о чем поговорить? — возмутился Денис.

Он взял телефон и набрал номер Михаила, абонент не ответил. Ден отправил какое-то сообщение и, глядя в телефон, покачал головой.

— Вот единственный нормальный человек, и тот трубку не берет. Может, Валер, у тебя получится до него дозвониться.

— Зачем Михаила беспокоить, он же сказал, что поедет наслаждаться тишиной и одиночеством в своей деревне, пусть отдыхает, — ответил Валера.

Мы переключились на просмотр футбольного состязания. Время пролетело незаметно. За окном было уже темно, матч закончился. Напившись пива, довольные и отдохнувшие мы собрались расходиться. В животах урчала и переливалась поглощенная жидкость. Валерий громко рыгнул.

— Вот для чего еще нужен рот, чтобы воздух из червяка выпускать, — сказал я, собирая пустые бутылки в пакет.

— Какого червяка? — не понял Валера.

— Которого ты только что пивом заполнил, — ответил я. — После того как тебя зачали и клетки только начали делиться, первое что у тебя образовалось — это твой анус, из которого вырос червяк-кишечник, а потом вокруг него стало формироваться то, что стало тобой.

Валера выпучил глаза. Мы с Денисом громко рассмеялись.

— Не обижайся, — я протянул руку и похлопал Валерку по плечу, — не ты один такой, у Дениски тоже сначала жопа появилась, и только потом рот прорезался.

— А ты откуда знаешь? — Валере явно была интересна эта тема.

— Это общие принципы эмбрионального развития для всех животных. Сначала формируется то, что станет анусом, потом все остальное.

— Все, закрываем тему, пошли по домам, — сказал Денис, доставая ключи от чердака из кармана, — возьми, Макс, пожалуйста, другую шабашку, чтобы не так противно о ней можно было говорить.

Домой пришел я совсем поздно. Пока снимал обувь, мимо меня из туалета прошмыгнула Лена

— Сова накормлена, можешь спать спокойно, — сказала она сонным голосом.

— Чем ты ее, интересно, накормила?

— Я сегодня опять к ветеринару ходила, мы Пушинке хвостик отрезали. Теперь она будет идеальной кругленькой кошечкой, да и сова твоя с удовольствием этот обрубок проглотила. За мышами я сама завтра съезжу. Спокойной ночи.

Я закрыл дверь в свой кабинет на замок, забился в дальний угол и, только положив отвертку под подушку, смог уснуть.

Осенняя неделя

Во вторник мне удалось поймать водителя тонированного автомобиля. Это был совершенно обычный с виду молодой парнишка, только какой-то мелкий и щуплый. Он сидел с открытой дверью в своей машине и кого-то ждал, а я как раз шел мимо него.

— Молодой человек, вы три недели назад мне на машину рубль положили. Зачем вы это сделали? — спросил я как можно более сурово.

Парень вытаращил глаза и потянулся закрыть дверь в машину. Я поставил ногу так, чтобы не допустить захлопывания двери.

— А потом вы меня преследовали, вернее, делали так, чтобы я вас догонял. С какой целью, позвольте спросить?

Паренек перестал суетиться и загадочно улыбнулся, было похоже, что он сидел здесь и ждал этого разговора со мной, а первый испуг он искусно сымитировал.

— Это что, рубль такой был? А-а, вот оно что. Я-то думал, что это от вашей машины отвалилось. Ну и положил эту штучку на капот, чтобы точно не потерялась. Преследованиями я не занимаюсь. Да, я видел вашу машину потом, но мы здесь с матерью квартиру снимаем, и я никого из жильцов не знаю, вас вот первый раз вблизи разглядел.

Я убрал ногу и отступил в сторону. Почувствовав себя неудобно, я буркнул что-то себе под нос, пытаясь извиниться за бессмысленный наезд, и засеменил к своему автомобилю. Честно говоря, ощущал я себя полным идиотом. Пока я заводил машину и включал музыку в салоне, паренек проехал мимо меня. Странные чувства вновь овладели мной, я ничего не мог с собой поделать и поехал за ним. Моя машина упорно следовала за его тонированным седаном, маневрируя в потоке и пытаясь приблизиться, пока не ткнулась своим треснувшим бампером в зад автобусу. Надо прекращать эти дурацкие погони. Откуда взялась эта мания? Как-то нужно попытаться совладать с этим и остановить себя.

Когда через день я опять увидел эту машину, выезжающую со двора, мне огромным усилием воли удалось сконцентрироваться и взять себя в руки. Я заставил свои ноги развернуться от авто и пойти на остановку общественного транспорта. Все равно машину пора было отдавать в ремонт: фары треснули, помято одно крыло, деформирован капот и почти рассыпался бампер.

С работы я позвонил в несколько сервисов и договорился с одним из них о ремонте автомобиля. Также удалось дозвониться в ветеринарную консультацию и задать вопросы по поводу кормления совы, а то покупать мышей становилось дороговато, а где брать свежевылупленных цыплят, я не знал. Оказалось, что моего питомца можно кормить еще обычной курицей, но важно, чтобы в желудок совы попадали перья и кости. Насчет кормежки котятами ветеринар сказал, что если сова ест их — то кормите. Я возразил, что мне жалко котят, прозвучал ответ: «Вот кого вам больше жалко, того и кормите. Можете совят котятами, а можете котят совятами, разницы никакой нет».

Вечером я нашел в магазине плохо общипанных куриц. Дома расчленил их тесаком на мелкие части и попробовал накормить сову. Она с удовольствием проглотила мелкие кусочки. Остатки курятины я заморозил. Лене сказал, что никаких денег на операции больше давать не буду. Если возникнет желание накормить сову, то есть замороженная курица. Если ей нравится смотреть на казнь мышей, то она может ездить туда самостоятельно и из своего кармана оплачивать это зрелище, адрес она знает.

Классификатор двигался к завершению. Я, не заморачиваясь, расставлял признаки млекопитающих насекомым, рыбам приписывал птичьи свойства, а каких-то медуз причислил к высоко социальным животным. Так, по крайней мере, быстро разделаюсь с заданием. Если заказчик ко мне обратится для того, чтобы подправить ссылки, то пусть он даст мне хоть какие-то правила или алгоритм. С какой стати программист должен знать, кто такая нематода и где живут гельминты.

Не буду гадать, совпадение или нет, но параллельно с работой над биологическим справочником мой дом за две недели тоже превратился в какой-то зверинец. За короткое время у меня появились молчащая и вечно жрущая мясо сова, постоянно орущая изуродованная кошка и обиженная на меня жена, непонятно что вынашивающая в своей голове.

За ужином я высказал пожелание, что если уж она не смогла сразу убить бедное животное, а решила над ним поиздеваться, то, может быть, предпримет какие-нибудь меры, чтобы я не слышал воплей мучающейся кошки. Лена кивнула и стала что-то быстро писать в смартфон. По ее лицу было понятно, что Пушинку ждут новые эксперименты.

Я с нетерпением ждал вечера пятницы, чтобы как-то отвлечься от этого дурдома.

Поветрие

Валерка находился в необычном для него возбуждении.

— Когда меня дома не было, к отцу пришли какие-то три девки, им наш домашний адрес фирма дала, которую я рекламирую в интернете. Ну деньги они мне за это платят. Они же не знают, что это я страничку веду, их директор только с моим отцом общается. Так вот, пришли и спрашивают: «Где тот человек, который знает главную тайну мироздания?»

— Это ты, что ли, тот человек?

— Да подожди! Отец мой, сам знаешь, как разговаривает: у него только мат внятно получается, я-то привык, а девки все не так поняли. Хотя это он мне пересказал, что там было, — Валерка возбужденно размахивал руками.

— Что рассказал-то?

— В общем, он их на своем языке послать хотел, а получилось что-то вроде: «Пока бестолковке очко не прочистишь, она благодать не приемлет». Ну, там не «благодать», конечно, была. Девки в восторге сказали, что все поняли, и теперь он будет их наставником. Типа они хотят знать все тонкости его учения. Отец еле от них метлой отбился. Плевался, матерился, обещал им поливочным шлангом кишки промыть. С трудом за дверь вытолкал. Ну и мне попало, когда я домой пришел.

— Так! Тебе за что? — спросил я, запивая пивом Валеркин рассказ.

— Мы тут с вами про анусы и червяков в прошлый раз болтали, я и начал комментарии делать в таком стиле. Как сказать, анатомическом, что ли?

— Ну-ка, изобрази, — заинтересовался Денис.

— Включи комп, там все есть на страничке, — ответил Валерий.

Мы включил старенький компьютер, Денис с нетерпением помахивал открытой бутылкой пива. Наконец старая развалина загрузилась, я набрал продиктованный Валерой адрес. Высветилась страничка фирмы с рекламой, телефонами и описанием продукции.

— Ну и где?

— Зайди во вкладку «наши работы» и читай комментарии.

Открылась страничка с роликами. Их названия, надо сказать, были оригинальными: «кишечник вашего подъезда», «пищеварительная полость автомойки», «аппендикс мусоропровода», «сфинктер на выходе из метро», «подземный переход тошнит людьми».

— Это, что ли, твое творчество? — спросил удивленный Денис.

— Да, мое! — гордо произнес Валера. — Там комменты есть к видео, ты их читай. Девки эти из-за комментариев пришли, — проговорил раскрасневшийся Валерка.

Ниже каждого видео располагались обрывочные диалоги:

— Где тут сфинктер?

— Автор — сам анус.

— Это вас каждый день через кишки пропускают, а вечером вытуживают поближе к дому.

— Кто это написал — тот сам говно.

Или такой:

— Как не стать едой в большом городе?

— Не дай себя переварить!

— Автор — вонючее чмо.

— Если вы еда, то дайте кусочек.

— Хрен тебе.

— Сам не будь кишкой.

— Не перевари, да и не переварим будешь.

— И тебе не хворать.

Подобных невнятных грубых обрывков человеческого гавканья хватало под каждым видео.

— И где тут глубокая мысль о мироздании? — спросил Денис.

— Вы же не все прочитали, я там много чего писал. Наш прошлый разговор почти весь в комментариях своими словами изложил, — возразил Валерий.

— Но мы же ничего такого не говорили! А… Главное здесь то, что это было сказано «своими словами». Ты, видать, развил мысль, и твоя трактовка нехило зацепила этих девушек, — догадался Денис.

— Что же теперь делать? Они же к отцу продолжат приставать, — попросил совета наш друг.

— Валер, повесь камеру и запиши, что они от него хотят, чтобы не со слов твоего отца пытаться понять суть вопроса, а из первоисточника, так сказать, информацию получить.

Валерка кивнул и сказал:

— Ладно, попробую. Кстати, Мишка вторую неделю на звонки не отвечает и не перезванивает. Что делать будем?

— Заотдыхался, наверное, скоро объявится, а пока можно попробовать сумасшедшего Володьку на пару бутылок пива затащить на чердак. Пусть хоть расскажет, зачем он со светофором обнимается на переходе и что потом в кустах рядом делает, — усмехнулся Денис.

Так за разговорами прошло время, пора было расходиться и возвращаться к привычной жизни, вовсе не такой интересной, какой она казалась при обсуждении с друзьями.

Шишкина осень

Начало

Прибыв к месту назначения, Михаил осмотрелся. Старый дом выглядел пригодным для жилья, нужно было лишь слегка подлатать крышу и заменить пару досок на крыльце. Заросший бурьяном двор-сад простирался метров на пятьдесят во все стороны от избы. По левую руку в кустах прятался соседский дом, как будто выполненный под копирку, но более ухоженный, даже перила на крыльце блестели свежей зеленой краской. За домами располагался редкий лесок. По правую руку и со стороны дороги участок был огорожен наполовину сгнившим забором. Чуть дальше за этим ограждением чернела еще одна такая же одноэтажная избушка, но вид у нее был абсолютно заброшенный. За спиной у Михаила оставалась единственная в деревне кривая дорога, по которой он, собственно, и пришел с остановки автобуса.

Молодой человек получил этот дом в наследство от деда еще в прошлом году, но работа не пускала хорошенько познакомиться с новым владением. Только сейчас, попав под сокращение штата, у него появилось время, чтобы навестить свое хозяйство. Это была прекрасная возможность немного сбавить темп, отдохнуть перед новым этапом жизненного пути, который должен был вместить в себя безоблачную семейную жизнь, радужные перспективы обзавестись потомством, интересную работу и успешную карьеру.

Где-то в глубине сознания он допускал возможность плюнуть на все и стать деревенским жителем, но это больше походило на нелепую фантазию, не имеющую под собой основания. Он привык работать и чувствовал себя неуютно, если ему вдруг оказывалось не нужно ходить по утрам в офис и осуществлять какие-то привычные манипуляции.

Он уже разместил резюме на специальных сайтах, и даже начали поступать звонки с приглашениями пройти собеседование. Самым важным было то, что Михаил со своей подругой Катей договорились через три недели ехать в загс, подавать заявление. Невеста была девушкой с амбициями, ей нужно было завершить пару проектов на работе, и только потом она смогла бы определиться с датами медового месяца. Молодой же человек не был обременен какими-либо серьезными обязательствами.

В свои неполные двадцать девять лет Михаил имел маленький животик, лысеющую голову, небольшой кредит в банке и уверенность в светлом будущем. Вообще-то, полученный в наследство дом он планировал продать, закрыть кредит, а остатки денег пустить на обустройство семейной жизни, которая приближалась с каждым летним днем, как долгожданная золотая осень.

Часть своих вещей из городской квартиры, которую он делил со старшей сестрой, Михаил уже перевез к Кате. Счастью сестры не было предела, она радовалась тому, что брат скоро съедет, и тешила себя надеждой, что в свободной квартире ее шансы наладить-таки личную жизнь значительно увеличатся. Хотя прежде дома ее не бывало неделями: то она к кому-то переезжала жить, то уезжала на курорт — но свое пространство в квартире она оберегала ревностно. Сейчас, имея в своем распоряжении полностью свободную жилплощадь, она была уверена, что уж теперь точно захомутает себе какого-нибудь женишка.

Михаил тем временем, убедив Катю, что ему перед поиском новой работы и предстоящими семейными обязанностями просто необходима смена обстановки, сбежал в деревню. Он надеялся, что ближайшие пару недель его никто не побеспокоит, и ему наконец удастся сделать маленький перерывчик в городском ритме жизни. Он планировал хотя бы дней пять провести на свежем воздухе, расслабиться, отвлечься от бесконечной суеты, к тому же стояла солнечная теплая погода. Август близился к концу.

Первый день

Внутри дома пахло плесенью, толстый слой пыли лежал на мебели и подоконниках.

— Да, — подумал Михаил, — прежде чем выставлять имение на продажу, надо будет завести сюда Катерину, чтобы прибралась немного.

Он достал из рюкзака бутылку водки, консервы и хлеб.

— А сейчас мы справим новоселье! — радостно обратился он к себе.

Михаил постелил заранее прихваченную из города скатерть на грязный стол. Отыскав рюмку и нож в пыльном шкафу, он углом скатерти протер посуду, отрезал хлеб, открыл баночку консервов и, сосредоточенно пыхтя, наполнил рюмку водкой. Оглядевшись вокруг, он присел на самодельный топчан, стоящий возле стола, поднял стопку, вздохнул и выпил.

Пока он закусывал, ему показалось, что в окне рядом с дверью промелькнула тень, но не стал заострять на этом внимание. Потом вдруг услышал, что кто-то потоптался на крыльце, кашлянул и чем-то скрипнул. Михаил решил, что пора знакомиться с соседями. Он широко распахнул входную дверь и хотел было громко сказать: «Видать, хороший человек, раз к столу пожаловал!» — но осекся: на пороге никого не было. Он огляделся — тишина, только где-то за домом раздавалась птичья перекличка.

Будучи в полной уверенности, что за дверью только что кто-то был, молодой человек решил обойти дом.

Вплотную к стенам росли крапива и какие-то кусты. Идти было не очень удобно, поэтому Михаил смотрел больше под ноги, а не по сторонам. Повернув за угол дома, он увидел пристроенный к стене ветхий сарай, покосившаяся дверь которого была приоткрыта. Перешагивая кусты, он пробрался до двери и заглянул внутрь. Благодаря лучикам, струящимся через дырявую крышу чуланчика, виднелись старые инструменты, допотопный садовый инвентарь, самодельная лестница, коробки с ржавыми кривыми гвоздями, какие-то кулечки и свертки. Вдруг он услышал, как хлопнула входная дверь в дом.

Бросив осматривать хлам, Михаил развернулся и уже почти бегом припустился обратно. То ли от волнения, то ли от быстрой ходьбы у него слегка перехватило дыхание. Дома он обнаружил, что, вроде как, уменьшилось количество водки в бутылке, а закуску, кажется, кто-то пощипал. Все остальные вещи были не тронуты.

Михаил отдышался. Он почувствовал прилив возмущения, плавно сменяющийся растерянностью. На кухне и в двух комнатенках, как следовало ожидать, никого не было. С нарастающим беспокойством молодой человек достал из рюкзака ключи, сунул перочинный нож в задний карман штанов и, тщательно заперев входную дверь снаружи, пошел искать непрошеного гостя по горячим следам.

За порогом на гравийной дорожке, ведущей от крыльца до калитки на улицу, виднелась чуть помятая жидкая растительность, еще была протоптанная им же самим тропа до сарая. Никаких других следов не наблюдалось, да и спрятаться тут было негде. Михаил решительно направился к калитке.

На кривой деревенской улице было тихо, где-то очень далеко, за холмом, залаяла собака, больше не было ни души. В глаза ласково светило солнышко, и приходилось щуриться.

В соседнем дворе, где стоял дом с покрашенным крыльцом, скрипнула дверь. Он осторожно двинулся на звук, стараясь не нарушать картинную идиллию, которую представляла собой тихая деревенская улочка. Было даже странно, что здесь, в таком романтическом захолустье, могут быть жулики.

Вдруг открылась калитка в заборе на противоположной стороне дороги, и прямо на Михаила бросился худой с длинными слипшимися волосами мужчина. Не добежав двух метров до остолбеневшего молодого человека, незнакомец оступился, упал навзничь и замер.

— Вы в порядке? — испуганно поинтересовался Михаил.

Тут он вновь услышал звук хлопнувшей двери на том участке, к которому направлялся. Подумав, что если его увидят спокойно стоящим над распростертым на земле человеком, то обвинят в избиении или, по крайней мере, в неоказании помощи, он присел на корточки и похлопал лежащего по плечу.

— Я могу вам помочь? — осторожно спросил Михаил.

— Никогда не ходи там, это в твоих же интересах, — корчась на земле, ответил мужчина.

— Хорошо, не буду. Вам помочь?

— Да, помоги мне сесть. Меня зовут Слава.

Поддерживая за локоть и приподнимая этого странного человека, Михаил ощутил запах спиртного, но так и не понял, пахло от мужчины или от него самого.

Слава продолжал:

— Видишь? Провода низко висят. Столб наклонился, в любой момент может упасть. Как только провод дотянется до земли, то все живое вокруг выжжет! И тебя может убить электричеством. Все нормальные люди ходят по другую сторону улицы. Понял?! Ты вообще кто?

— Я Михаил, внук Александра Шишкина, он в конце прошлого года умер. Вот приехал проведать хозяйство, — сказал молодой человек, махнув рукой в сторону своего дома.

— А, наследничек приехал. И сразу под провода полез! Так ведь твой дед от этого и помер, что его током постоянно било, он сам рассказывал. Ложку берет — его током шарахает, в огороде копается — его опять электричеством херачит. А когда его мертвого в доме нашли, то он крепко в руках сжимал ведро, а руки-то все черные, и шерстью паленой вокруг воняло.

— Так вы меня спасать бросились?! Тогда могу вас отблагодарить, — Михаил показал Славе сжатую ладонь с оттопыренными большим пальцем и мизинцем. — Рюмочку? За знакомство, не желаете?

— Нет, спасибо, я уже, так сказать, того. Хотя… Одну можно, если за знакомство.

Пока шли обратно в дом, Михаил заметил, что Слава слегка прихрамывал. На вид ему было лет сорок пять, выглядел он как обычный забулдыга. Молодой человек думал про себя:

— Знакомиться с местными все-таки надо, вдруг что-то попросить придется, крыльцо отремонтировать, например, или крышу.

Повозившись со старым замком, новый хозяин дома открыл дверь и пропустил гостя вперед. Видно было, что Слава бывал здесь не раз и чувствовал себя как дома. Он по-свойски уселся на топчан возле стола и принялся изучать этикетку на бутылке водки. Михаил тем временем резал хлеб и открывал еще одну банку с консервами.

— Ты сильно не суетись, я одну рюмку выпью и пойду, — сказал гость.

— А вот, кстати, то самое ведро стоит, с которым твой дед умер, — он показал пальцем на замызганную жестянку, стоящую рядом с дверью под выключателем, — ты уж будь поосторожнее с ведрами и проводами, пожалуйста!

Слава не собирался уходить, пока бутылка не опустела, зато рассказал много чего интересного и полезного, что могло помочь при продаже дома, да и просто в общении с местными жителями.

Как оказалось, в деревне всего двенадцать хозяйств. Единственный новый дом построил два года назад некий Толя, который не живет здесь постоянно, но приезжает в отпуск и иногда по выходным. Слава почему-то не любил Толю. Из местных живут здесь постоянно только четыре человека: Борис, Марат, Виктор и сам Слава. В остальных домах или никто не живет совсем, или бывает редко. Три дома выставлены на продажу, но хозяева слишком много просят, и потому покупатели не особо торопятся расставаться с деньгами.

Из пьяных речей Славы можно было понять, что все — полные придурки, кроме него одного. Зато он и мастер на все руки, и местный герой-любовник, и чудо-рассказчик, да и вообще весьма приятный человек. Михаилу сказочно повезло, что он встретил в первый же день такого молодца.

Гость продолжал болтать, гостеприимный хозяин слушал и делал свои выводы. Он понял, что Слава, скорее всего, не мог быть тем жуликом, который навестил его с утра. Во-первых, Слава хромой, и потому вряд ли он сумел бы так быстро испариться с крыльца. Во-вторых, он рассказал, что, прежде чем встретить Михаила на улице, трапезничал и при этом потреблял самогон. А вот выбежал он на улицу, потому что хотел то ли прогнать, то ли поймать какую-то птичку, но этому помешал Михаил.

Повод для внезапного появления на улице был какой-то надуманный, но что возьмешь с деревенского пьяницы, у его поступков могут быть самые неожиданные мотивы.

Уходил гость домой, когда уже начало темнеть. Хромая к выходу, он споткнулся о ведро, стоявшее возле двери, обматерился и сказал на прощанье:

— Будь осторожней с проводами, особенно избегай электросварки.

После чего алкоголик растворился в деревенском сумраке.

В доме стало совсем темно и тихо, пора было готовиться ко сну. Мысли о таинственном дневном посетителе, который хлопал дверью, уже оставили Михаила. Он щелкнул электрическим выключателем, деревенскую кухню озарил тусклый желтый свет. Запахло паленой шерстью.

Первая ночь

Дом Шишкина изнутри представлял собой три отдельных помещения. Кухня-столовая, совмещенная с прихожей, где только что выпивали за знакомство Михаил со Славой, была самым большим пространством. Две маленьких комнаты, по задумке неизвестного строителя, были индивидуальной территорией. В каждой стояли по две старые кровати и по паре тумбочек. Михаил выбрал себе для ночлега комнату попросторней, менее заставленную и, как ему показалось, более светлую. Застелил привезенное с собой постельное белье, выключил свет и улегся спать. По-детски свернувшись калачиком, он сразу уснул. Сказались долгая дорога и алкоголь.

Снилась ему Катя. На ней была маечка, плотно облегающая грудь, и очень тугие шортики. Катя шла в ярком солнечном свете за водой с двумя ведрами в руках и мило улыбалась. Рядом с ней шел Слава в костюме с галстуком-бабочкой, не хромой, аккуратно подстриженный, этакий галантный джентльмен. Он взял у девушки из рук пустое ведро, подбросил его вверх и начал пинать ногами в воздухе, не давая ему упасть. Тем временем у Кати стала чернеть рука, в которой было второе ведро. Приглядевшись, Михаил обнаружил, что чернотой оказались плотно примыкающие друг к другу, быстро растущие черные птичьи перья. Они внезапно воспламенились. Огонь перекинулся на одежду, и женская фигура превратилась в пылающий силуэт. Свет этого нестерпимо яркого пламени слепил Михаила, заставлял его плотнее сжимать веки и закрывать глаза рукой.

Он проснулся от того, что в глаза ему бил яркий свет. Луч от мощного фонарика светил в лицо со стороны окна. Кто-то стоял снаружи дома и, прислонив фонарь к стеклу, изучал помещение. Лучик света бегал по стенам, периодически останавливаясь на лице молодого человека. Михаил резко поднялся и сел на кровати, фонарик сразу выключился, стало темно.

Включив свет, молодой человек прошел на кухню, где проверил, закрыт ли замок на входной двери. Выходить в ночь и выяснять, кто светил фонарем, желания не было. Он налил в стакан питьевой воды из привезенной с собой бутылки и выпил ее. Натянул штаны, нашел свой перочинный нож, сунул его в карман. Возвращаться в комнату не хотелось, он понимал, что при включенном свете без занавесок его можно рассматривать как на витрине. Он расположился на топчане, который стоял за кухонным столом так, чтобы из окна с улицы его было не видно. Спать уже не хотелось, было не страшно, но как-то неуютно и беспокойно. Тишина на улице и в доме была настолько мертвой и гнетущей, что Михаилу казалось, будто он находится в каком-то тугом коконе из звукопоглощающей материи, причем его только начали заматывать, и виток за витком вырастает стена, отделяющая молодого человека от мира со светом и звуками.

Задремать удалось только тогда, когда за окном стало немного светать, зашелестели листья на слабом ветерке, и мрачная тьма на улице сменилась сереньким прохладным рассветом.

Второй день

— Итак, — подумал Михаил, — загородная жизнь полна сюрпризов, и не очень приятных. Задерживаться здесь надолго не стоит. Нужно притащить этого Славу, уговорить его за бутылку починить крышу, а там, где прогнили доски на крыльце, поменять их. Надо валить отсюда в город и как можно скорее.

Он нашел в рюкзаке сваренные Катей вкрутую яйца, съел их, запивая минералкой, и отметил, что к дому не подведена вода. Мало того, что мыть посуду или пол было нечем, не было возможности даже умыться или сполоснуть руки. Питьевая вода, привезенная из города в полуторалитровых бутылках, заканчивалась.

— Видимо, придется идти за водой к местному колодцу. Но где он находится? Так и сяк придется идти к Славе. И про воду узнаем, и про ремонт поговорим! — строил планы на день молодой человек.

Утренняя свежесть постепенно отступала. Теплый ветерок шевелил первые желтеющие листочки, а там, куда попадали солнечные лучи, становилось тепло и уютно. Выйдя на улицу, Михаил почувствовал, что остатки ночной тревоги и тоски покинули его. Снова на душе стало спокойно. Шагая по дороге к дому Славы, он вновь ощутил умиротворение и притягательную прелесть загородной деревенской жизни.

— А все-таки, красота какая и спокойствие!

На заборах и темных стенах домов играли солнечные блики, и деревенька казалась раритетным памятником, сохранившим очарование и уют прежнего неторопливого быта. Почти физически ощущалось, как замирало время. Ветерок стихал в изгибах кривой улицы, и даже крошечный паучок, хотевший куда-то улететь на обрывке паутины, неподвижно парил на одном месте. Никто никуда не спешил, и время тоже решило замедлить свой ход. Михаилу казалось, что он неестественно медленно переставляет ноги, почти попадая в ритм местных неторопливых колебаний.

Тихонько, опасаясь скрипнуть петлями, Михаил открыл калитку и прошел внутрь Славиного двора. Стоящая во дворе хибара была очередной копией дома Михаила, разве что отличалась большим количеством небрежно смонтированных заплат. Где-то виднелись куски вставленных досок, а вся рубероидная крыша была латана-перелатана, причем материал для ремонта использовался самый разный, потому кровля выглядела пестрой и разноцветной.

Судя по тому, что из дома был слышен звук работающего телевизора, хозяин уже не спал. Михаил постучал в дверь. Через какое-то время открыл Слава, он был в одних трусах. Выглядел он для своего возраста подтянутым, на животе не было лишнего жира, можно сказать, что мужичок был довольно жилистым. Только лицо его было какое-то сморщенное, побитое жизнью, казалось, что оно не соответствует возрасту тела своего обладателя.

— Слушай, у тебя еще водка есть? — спросил Слава, вместо «здравствуйте».

— Нет, я только одну бутылку привез, тащить на себе от автобусной остановки ящик не хотелось, — усмехнулся Михаил, — кто же знал, что здесь будут страждущие.

— Ладно, значит, наверное, у тебя есть деньги. В двух километрах отсюда другая деревня, там больше жилых домов, есть газ, бабы и магазинчик. Продавщица Валя (для тебя — тетя Валя) гонит самогон. Лучше твоей водки, да и стоит он в два раза дешевле. Сходи, а. Купи, я-то хромой, и после твоего пойла башка трещит.

— Да мне вроде не надо ни водки, ни самогона. Ты лучше скажи, где тут воды набрать.

— Питьевая вода есть только у Бориса и Толика, остальные собирают ту воду, которая стекает с крыш, потом фильтруют, а для полива есть заросший пруд в конце улицы. Хочешь, дам насос и шланг, только сначала надо похмелиться.

Михаил не был готов к экспедиции в другую деревню, но настойчивость Славы и его согласие сотрудничать убедили молодого человека в том, что за выпивку он сможет быстро договориться с этим соседом о чем угодно.

— Хорошо, я схожу за водкой, но поливать мне ничего не надо. Ты лучше добудь мне литров пять питьевой воды и посмотри, что можно сделать с моими крыльцом и крышей. Потом вместе прикинем фронт работ. Идет?

Слава поморщился и сказал:

— Иди уже, и так понятно, что там делать… Ладно, посмотрю.

Погода была великолепная. Михаил взял телефон и рюкзак, предварительно все из него вытряхнув, одел бейсболку, спортивное трико и, не застегивая летнюю рубашку, выдвинулся в соседнюю деревню.

Он обошел заросший пруд и, миновав последний дом, поднялся на небольшой холм. С его вершины открылись заросшие кустарником брошенные поля и примыкающая к сосновому лесу еще одна деревенька. Она состояла из более приличных домишек и по числу их была явно больше. Слышались задорные посвистывания рассекающих небо стрижей и стрекот кузнечиков. Спускаясь с холма, Михаил заприметил надвигающуюся с востока мрачную тучу. Ветер сменился, он стал сильнее и холоднее, чем утренние теплые сквознячки. Туча была далеко, и непонятно еще, в какую сторону она будет двигаться. Настроение Михаилу легкая смена погоды не испортила.

Всего путь до соседней деревни занял около получаса прогулочным шагом. Магазин нашелся сразу. На одном из не выделяющихся ничем домов, прямо на фронтоне, были прибиты огромные вырезанные из фанеры цифры «2» и «4». Видимо, это означало, что заведение открыто 24 часа в сутки. Рядом с этим домом стоял встроенный в забор сарай с дверью на улицу. На двери краской было написано «Стучите». Михаил стучал минут пять, пока не услышал, как кто-то открывает дверь в помещение со стороны двора.

Наконец щелкнула задвижка, и Михаила впустили в магазин, где на самодельных полках стояли консервы, спиртное, сигареты, а также небольшой ассортимент круп и макаронных изделий.

Михаил сразу перешел к делу.

— Мне Слава сказал, что тут у тети Вали можно купить самогон, я бы взял пару поллитровок.

— А кто вам сказал, что я — тетя Валя и торгую самогоном? Вот водка есть. Берите ее, — отвечала приятной внешности женщина средних лет с грустными глазами и волнующим тембром голоса.

Михаил сразу покорился ее скромному обаянию. Он даже пожалел, что так небрежно начал разговор. Просить самогон он больше не стал. Взял две бутылки водки, пару банок консервов, три бутылки с водой, на тот случай, если Слава не выполнит задание и не сможет добыть чистой воды. Загрузив покупки в рюкзак, он собрался взвалить все это на плечи, как в кармане заверещал телефон, звонила Катя.

Мелодия телефона показалась голосом из другого мира. Почти за сутки, насыщенные непривычными событиями, Михаил настолько погрузился в новую жизнь, что даже вздрогнул. Катя слегка наехала. По правде сказать, было из-за чего, она стала обвинять будущего супруга в том, что он ни разу не позвонил с того момента, как уехал. Также девушка рассказала, что обновила его резюме на всех сайтах. При этом она выговорила Михаилу, что нельзя так наплевательски относиться к поиску работы, все-таки пора взрослеть и думать уже о семейной жизни. Еще звонили из банка и сказали, что у него есть просроченные платежи. Катя переживала, что раз уж они дозвонились до нее, значит, дело серьезное.

Дыхание семейного очага становилось все более отчетливым. Михаил понимал, что ему уготована роль ведомого в этом брачном тандеме. С одной стороны, его мужская гордость немного восставала против такого хода событий, а с другой стороны, если ей хочется заниматься всякой рутиной и держать каждую мелочь в своей голове, то это даже лучше для него, он не будет тратить время на эти пустяки. Михаил не сопротивлялся обвинениям Кати, только сказал, что прежде, чем устраиваться на работу, ему все равно сначала надо уладить деревенские вопросы. Договорились созвониться вечером.

Михаил, глядя на продавщицу, сказал в трубку: «Целую, дорогая!» — и отключил связь.

Продавщица, слегка смутившись, отвела глаза в сторону.

— А вы увидите Славу? — спросила она.

— Надеюсь.

— Тогда передайте ему привет от Валентины и скажите, пусть заходит.

— Что-то он не захотел к вам идти, меня за водкой послал.

— Ой, он же не любит водку, у него голова болит от нее, сейчас я вам кое-что другое дам.

Женщина нагнулась под прилавок и стала чем-то там греметь. Застиранный халатик плотно обтянул ее внушительные, но упругие ягодицы. Михаил попытался определить, есть ли под халатом трусики, однако ему это не удалось. Продавщица достала литровую бутыль с прозрачной жидкостью, в которой плавали какие-то листики. Она заботливо обернула сосуд бумагой и протянула его застывшему в раздумьях Михаилу. Он очнулся и засунул бутыль в рюкзак, отчего тот стал заметно тяжелее.

Тетя Валя даже вышла из-за прилавка, чтобы помочь ему взвалить ношу на плечи. Пока они корячились с рюкзаком, Михаил почувствовал, как она погладила его легонько по бедру. Он подумал, что это случайно.

Вдогонку с крыльца магазина, демонстрируя возможности своего голоса, Валентина крикнула: «Если Слава сам здесь не появится, то я больше ему давать не буду». И другим смутившимся голосом: «Бесплатно… самогон, блин». Михаил улыбнулся: «Похоже, с этими двумя все ясно».

Пока Михаил поднимался на холм, разделяющий две деревни, солнце спряталось за тучу, и подул уже совсем холодный ветер. Пришлось застегнуть рубашку. Начали покрапывать небольшие, но холодные капли дождя, молодой человек ускорил шаг. Через минуту пошел не просто дождь, а ливень. Очень быстро стало темно. Бежать с полным рюкзаком за спиной по размокающей скользкой проселочной дороге было невозможно. Михаил то ускорялся, то шел медленно, тяжело дыша. Ручьи холодной воды текли с его мокрой головы по шее за шиворот, рюкзак впитал в себя дождевую влагу и стал еще тяжелее. Когда он подходил к дому, тучки начали освобождать небо, появилось солнце, но свежесть осталась, причем стало даже холодней, чем прошлой ночью. Наконец, полностью мокрый, запыхавшийся и трясущийся от холода Михаил подошел к дому.

На крыльце под крышей сидел Слава с пятилитровым баллоном воды.

— Слушай, быстро ты, я только успел одеться, взять у Бориса воду и дойти до твоего дома, а ты уже тут как тут. Давай помогу.

Михаил хотел спрятать самогон и одну бутылку водки, чтобы потом ими расплачиваться со Славой за ремонт, но тот сам снял с мокрого ходока тяжелую ношу. Пока юноша пытался дрожащими руками стянуть с себя сырую одежду, гость начал рыться у него в рюкзаке, что-то бормоча себе под нос.

— Чтобы не простудиться, тебе непременно надо выпить, причем именно самогона. У Вали он особенный, мобилизует внутренние ресурсы, так сказать. Даже не мобилизует, а мобивылизывает.

Михаил был не в состоянии оценить юмор. Он даже возразить что-либо не мог. Зуб на зуб не попадал, надо было согреться любым способом.

Пока новые друзья пили, как оказалось, очень недурственный самогон, в основном вещал Слава. Он почти слово в слово повторял вчерашние истории, видимо, других у него просто не было. Когда внутреннее тепло от алкоголя немного позволило Михаилу расслабиться, он смог сформулировать вопросы, ответы на которые его сейчас больше всего интересовали. Из сбивчивых Славиных речей, а он имел привычку перепрыгивать с темы на тему, кое-что ему все же удалось выяснить.

Естественно, осмотра дома и оценки ремонтных работ этот болтун не делал. Питьевую воду Борис безвозмездно раздает желающим, и для этого он вывел на улицу со своего участка кран, к которому подходит вода из его личной скважины. У Славы с продавщицей Валентиной роман. Кроме того, по мнению Славы, в самогон тетя Валя добавляет афродизиак.

— Не понял, так зачем мы его сейчас пьем? — удивился Михаил.

— Да это лучший самогон, который я когда-либо пробовал, я не могу без него! Когда я просто воды хочу выпить или поесть чего-нибудь, то у меня откуда-то из глубины души рождается вкус этого божественного напитка во рту, и ничего другого уже не хочется.

— Ну, это просто алкоголизм.

— Нет, это любовь!

— К Валентине?

— Нет, для этого она в самогон траву добавляет. Люблю я самогон, а когда его выпью, то люблю Валентину. Она этим и пользуется. Я не могу без самогона, а Валентина не может без меня.

Михаил вспомнил, как продавщица погладила его по ягодице. Он подумал, что, пожалуй, она-то без Славы не пропадет. С такой-то внешностью, с таким голосом. Он почти заново ощутил ее прикосновение. Вновь почувствовал ее горячее дыхание на затылке. Ему захотелось, чтобы Валентина прикоснулась к нему снова, а он бы с удовольствием погладил ее. Ну, или хотя бы провел пальцем по ее щеке, потом нежно дотронуться языком до шеи, потом… Он понял, что это подействовал афродизиак. Он тупо посмотрел на Славу, который что-то объяснял, извиваясь и жестикулируя, при этом выделывал языком какие-то неприличные движения, как собака.

Остро захотелось выпить, даже напиться, потому что вкус самогона приятно горел во рту, а фантазии, связанные с внезапно нахлынувшим сексуальным возбуждением, занимали все мысли. Даже не очень приятный Слава, сидящий напротив, не вызывал более отвращения. Хотя было бы гораздо лучше, если это оказалась Валентина. Наверное, чтобы избавиться от этого наваждения, кроме того, как напиться — другого средства не было.

Неожиданно для себя Михаил сказал:

— Стой, у вас бабы в деревне есть?

— Нет, но устроить можем! — Слава хитро прищурился. — Телефон свой давай. Сейчас позвоним!

Молодой человек полез в карман, телефона не было, проверил мокрый рюкзак, там тоже было пусто. Видимо, уронил по дороге, когда бежал под дождем, или в доме, пока переодевался.

Они принялись со Славой ползать по дому в поисках телефона, но нашли только лужу в углу, которая натекла из-под развалившейся кровли.

— Обойдемся без телефона, — сказал Слава, разливая очередную порцию. — Пошли к Марату, бери водку, самогон оставь нам на утро.

Михаил даже не спросил, зачем надо куда-то идти, так как, кроме похоти, проснулся еще и авантюризм. Он нашел сухие дедовские калоши. Чертыхаясь и промахиваясь мимо рукавов куртки, он оделся. Весело пошатываясь, они со Славой вышли в вечерний сумрак искать себе приключений.

Дом Марата находился в противоположной от Славиного дома стороне, на той же единственной улице. Смачно чавкая по грязи, друзья прошли мимо пустых домов. С крыши одного из них бесшумно вспорхнула и набрала высоту большая птица. Расправив крылья в свободном парении, она сделала круг над деревней и улетела прочь.

Обходя свежие лужи, пьяные товарищи подошли к дому на окраине деревни. Калитка, ведущая во двор, была открыта. Дом стоял темный и, по ощущениям, пустой. Слава стал стучать в дверь и звать Марата дурным пьяным голосом. Никакой реакции не было. Через какое-то время Слава дернул рукав Михаила и потащил молодого человека с собой за угол дома. Там под окном стояла лавка, на которую хромоногий проводник взобрался и уверенным движением толкнул створки окна. Со скрежетом и звоном разбивающегося стекла они открылись внутрь.

Слава, матерясь, полез в образовавшийся проем. Он упал, перелезая через окно, и загремел чем-то в комнате, после чего мат затих. Наступила тишина.

Михаил стоял под окном, лезть внутрь не хотелось, всякие желания пропали, кроме одного — забраться под теплое одеяло и заснуть. Он вспомнил, что почти не спал прошлую ночь. Сумерки стремительно превращались в холодную пасмурную августовскую темень. Михаил огляделся. Силуэты брошенных домов, казалось, стали больше. Они не сливались с темнотой, а стали пятнами тьмы, черными дырами в небольшом пространстве деревни. Он подумал, что, наверное, если посмотреть сверху, то эти отдельные темные пятна сливаются в одну большую черную кляксу, и это неправильное образование на фоне полей и лесов, этот дефект, искривляя пространство, затягивает в себя окружающий ландшафт. Даже тусклые блики угасающих звезд уже никогда не отразятся от его матовой поверхности, навсегда сгинут, притянутые неведомой темной силой.

Он развернулся и побрел домой. Дожидаться Славу не хотелось, было непонятно, чем он там занят. Действие алкоголя улетучилось, и апатия полностью овладела сознанием Михаила. Войдя в дом, он с отвращением посмотрел на загаженный стол. На столе лежала утренняя скорлупа яиц, валялись пустая бутылка водки с прошлого вечера и банки консервов с чем-то засохшим в них. Над всем этим, как колокольня над сожженным кремлем, возвышалась початая литровка самогона. Михаил, не раздеваясь, лег на топчан на кухне и закрыл глаза.

Вторая ночь

Только сон попытался овладеть телом Михаила, как в дверь громко постучали, и испуганный голос Славы сказал: «Открывай быстрее, Марат повесился».

Хотя Михаил и не видел никогда этого Марата, стало как-то тоскливо и одновременно тревожно. Он впустил Славу. Тот моментально наполнил рюмки самогоном, заставил сонного молодого человека выпить и опрокинул стопку сам.

— Пошли к Борису, он хоть и странный мужик, но точно знает, что надо делать, — произнес Слава.

— Я спать хочу.

— По-твоему, я, хромой, один буду тут ночью ходить, народ собирать и проблемы решать. Нет у тебя ни стыда, ни совести!

Деваться было некуда, пришлось опять выходить из дома. На дворе было совсем темно. Слава показал короткую дорогу к Борису. Оказывается, что между домами Михаила и Бориса не было забора. Это у него было свежевыкрашенное крыльцо, которое вчера бросилось в глаза Михаилу.

Молодой человек про себя отметил, что окно спальни, в которую светили фонариком прошлой ночью, выходило как раз на этот дом. В темноте было не разглядеть, есть там тропа между домами или нет. Слава хромал впереди и освещал дорогу зажигалкой. Что там было у него под ногами — видел только он сам. Михаил послушно шел сзади, пытаясь попадать в Славины следы. Окна в доме у Бориса не светились. Собутыльники поднялись на темное крыльцо.

Слава стал барабанить в дверь и таким же голосом, которым он час назад звал Марата, начал вызывать Бориса. Аналогия была полная: темный дом, стучащий в дверь пьяный Слава. Тишина в промежутках между ударами и криками ощущалась физически. Она с мертвой улыбкой стояла за спиной, не позволяя вякнуть даже эху. У Михаила что-то сжалось и заледенело в груди, холод стал заполнять его тело и парализовал сознание, а с ним и любые попытки двинуться.

— Может, перестанешь стучать, а то всех распугаешь, — прошептал молодой человек.

— Кого всех? — Слава перестал долбить по двери.

От этого вопроса стало совсем жутко.

— Ну, есть же кто-то еще… Здесь… В деревне, — еле шевеля замерзшими губами произнес Михаил.

— И то верно.

Молодому человеку показалось, что Слава перекрестился.

Тишина буквально звенела в ушах. Вдобавок к этому звону у Михаила добавилась боль в виске и левом боку.

Слава сел на ступеньки под дверью и закурил. Михаилу стало не просто жутко, а так, что задрожали колени и даже навернулись слезы. Он вспомнил, что в деревне, кроме него, живут еще четыре человека, один из которых висит в петле в своем доме. А еще вокруг стоят восемь пустых домов, что или кто там висит, никому не известно. И непонятно, что с Борисом. Михаил начал стремительно трезветь. Страх расползался и начал заполнять окружающее пространство, он встал рядом с Тишиной, та перестала улыбаться. Молодой человек не мог пошевелиться. О том, чтобы бежать домой, речи не было. Ему казалось, что кто-то двигается в темных окнах дома напротив и в кустах, и за забором на дороге. Он оглянулся на свою избу и вздрогнул. Казалось, что сердце остановилось. В его доме, находящемся в пятидесяти шагах, кто-то светил фонариком на кухне.

Он схватил за плечо Славу: «Смотри, кто это может быть?» Свет от фонарика оказался уже на улице и начал движение в их сторону. Причем он двигался тем же путем, по которому только что шли Михаил со Славой. Постепенно вырисовывался движущийся силуэт. Идущий был высокого роста, но не широкоплечий. Он светил себе фонарем под ноги, и отраженное от мокрой травы зеленое сияние освещало его фигуру. Дойдя до крыльца, этот кто-то мельком осветил застывших с искаженными лицами собутыльников и неожиданно веселым и звонким голосом сказал:

— Что, алкоголики, водка кончилась? Слава, ты же знаешь, что просто так я не наливаю, нужен либо серьезный повод, либо выполненное поручение.

Мужчина зазвенел ключами, подвинул сидящего на крыльце Славу, открыл дверь, включил свет и запустил внутрь дрожащих друзей.

— Ну, заходите, что у вас стряслось?

Когда Борис снял остро торчащий вверх капюшон плаща, то оказался не таким высоким, каким виделся в темноте. Худощавое обветренное лицо выдавало в нем трудолюбивого и принципиального человека. Слава сбивчиво рассказал про то, как они пошли к Марату. Тот не открыл. Слава залез в окно и в спальне при свете зажигалки обнаружил висящего на веревке под потолком Марата. Обратно он выскочил через дверь, открыв щеколду, и поспешил к Михаилу, а потом, уже вдвоем, они прибежали к Борису.

Борис задумался и, глядя на Михаила, спросил:

— А ты почему ушел? Дождался бы друга. А то как на подвиги — так вместе, а как беда — так в кусты.

— У меня сил не было, я всю ночь накануне не спал, потому и ушел. Можно я пойду к себе? Вы уж сами как-нибудь справитесь, — жалобно возразил молодой человек.

— Нет, нельзя, вдруг это убийство, и преступник притаился где-то на улице, пойдем все вместе к Виктору, потом вызовем полицию. А до приезда следователей будем держаться вместе.

Пришлось подчиниться. Борис выдал каждому по маленькому фонарику, взял огромный нож-мачете и засунул его себе куда-то под плащ. Слава уговорил Бориса зайти в дом Михаила и взять с собой самогон с закуской, а то он не сможет всю ночь не спать, а у Виктора как обычно нет ни еды, ни выпивки.

Все вместе они зашли в дом Шишкина. Слава по-хозяйски покидал в подобранный на полу пакет все, что из съедобного было выставлено на стол. Не забыл он и початую литровку самогона. Борис, наблюдая за тем, как Слава ищет еду в куче мусора на столе, удостоил Михаила таким презрительным взглядом, что тот втянул голову в плечи и в таком сжатом и подавленном состоянии поплелся в конце процессии к Виктору.

Виктор жил через два дома от Славы, рядом с прудиком в конце деревни. Все вместе за пять минут дошли до его участка. Виктор быстро открыл дверь. Выслушав рассказ Бориса, он включил свет во всем доме и даже во дворе — там у него были смонтированы два фонаря.

Виктор был небольшого роста и в очках. Возраст трудно было определить, похоже, что ближе к семидесяти. В городе его можно было бы назвать престарелым интеллигентом, однако деревенский быт и обстановка накладывали свой отпечаток. Большой нос картошкой, на котором сидели старые очки, был покрыт редкими седыми волосками. Михаилу показалось, что Виктор чем-то напоминает доброго гнома из детского мультфильма.

Тем временем Борис позвонил в полицию и о чем-то долго разговаривал по телефону. Михаил находился в прострации, голова не соображала. Шла его вторая бессонная ночь. Количество выпитого за два дня алкоголя практически без закуски было выше любой нормы. Если учесть то, что за последние часы он пережил столько противоположных эмоций и состояний, начиная с того, что замерз, потом возбудился, испытал страх, а потом стыд, то неудивительно, что все происходящее казалось ему сном.

Пока Слава с Виктором накрывали на стол, Борис объявил всем план действий. Он был простой и логичный.

Во-первых, так как никто, кроме Славы, не видел Марата повешенным, то делать выводы о произошедшей трагедии еще рано. Во-вторых, идти ночью и проверять, что там на самом деле случилось, никто не хочет и не будет. В-третьих, даже если все то, что говорит Слава — правда, то срочная помощь повесившемуся жителю вряд ли понадобится. Кроме того, присутствующим, пока они вместе, ничто не угрожает. К девяти утра подъедет патрульная полицейская машина, а там и станет понятно, что делать.

Раз уж Борис решил, что до приезда патруля все жители деревни будут находиться вместе и охранять друг друга, то скоротать время решили за столом. Слава разлил самогон по вместительным рюмкам и сказал:

— Жуть какая, давно у нас в деревне такого не было. Мне показалось, что когда я убегал из дома Марата, то кто-то смотрел мне вслед из его комнаты и тихонько хихикал.

— Пить надо меньше, — сказал Борис.

— Еще мне показалось, что у него штаны были спущены, — проигнорировал слова Бориса Слава.

— А смех какой был, низкий грудной или высокий птичий? — поинтересовался Виктор.

— Конечно, грудной женский, зазывающий. Какой еще у Марата в комнате может быть? — засмеялся Борис.

— Больше похож на птичий с переливами и причмокиванием, — Слава изобразил губами какие-то звуки.

Виктор многозначительно посмотрел на Бориса, тот примолк и сразу стал серьезен.

— А, Виктор, опять ты со своей «скверной» птицей. Нет тут у нас, кроме ворон, синиц и воробьев, птиц никаких. Те, что остались, конечно, тоже дурные, но «скверной» нету. И без твоих фантазий жути хватает, — твердо заявил Слава.

У Михаила почему-то руки свело в локтях. Они разогнулись и застыли под столом, как сухие палки, зажатые между коленками.

Слава, немного выпив, стал опять разговорчив.

— Вот, например, я в баню свою боюсь один ходить, особенно с похмелья. У меня там черная рука живет…

Михаил внутренне напрягся, вспомнился сон про черную руку Кати.

— Сам я руку не видел, меня отец ею в детстве пугал. Помните ту историю, которая в деревне с Натальей приключилась? Тогда еще ферма работала, люди нормальные в деревне жили.

— Эта та Наталья, которая во время пожара погибла? — спросил Виктор.

— Несчастный случай? — с надеждой полюбопытствовал Михаил.

— Темная история. Поговаривают, что ее местные жители сожгли, — нахмурившись, сказал Борис.

— Да, да! — сказал Слава. — Отец рассказывал, что он как-то в бане с похмелья спать лег, так его там черная рука душить стала, кое-как отбился, на улицу вылез, еле отдышался. Потом мать через неделю белье стирала, вдруг, как ошпаренная, на улицу выскакивает. Там, говорит, под лавкой что-то черное шевелится. Отец взял топор и давай под лавкой им шуровать. Вытаскивает топор, а он весь в крови, а под лавкой пусто. На следующее утро смотрит, соседка Наташка, ну, типа красавица местная, по улице с забинтованной рукой идет. Ну, думает — совпадение. Потом мать одна в баню стала бояться ходить. Где-то месяц прошел, и однажды, когда родители меня маленького еще мыли в бане, вдруг свет отключили. Так отца за яйца эта черная рука так хватанула, что у него аж искры из глаз посыпались. Он успел руку эту схватить, да с размаху об лавку шмякнуть.

Михаил натуженно улыбнулся, все остальные были серьезны.

Слава продолжал:

— Так ты что думаешь? Наутро у Натальи другая рука забинтована, перелом, блин.

— И что с ней потом стало? — спросил Михаил.

— Ну, люди-то разговаривают друг с другом, выводы делают. То у кого-то ребенок заболел, то у кого-то скотина подохла. Ясно дело, кто виноват. В итоге кончилось все даже печальней, чем началось. Случился пожар, сгорела ремонтная пристройка на ферме, а когда потушили, то там труп Натальи нашли, обгоревший уже.

— Ну, это же несчастный случай, — сказал Михаил.

— Конечно, написали в отчетах, что да. А так вообще-то тело к столбу примотано проволокой было.

Все замолчали.

— А потом, — кашлянул Виктор, — скверная птица в лесу вашем появилась. Такие события просто так не проходят.

— Да ты ее тут который год уже ищешь? Все найти не можешь. Даже премию объявил жителям: кто поймает, тому ящик водки.

— Я не ее ищу, — сказал Виктор и посмотрел на Бориса.

— Все, хватит страсти рассказывать, у нас тут через три дома покойник висит, а вы все паясничаете, — подытожил Борис.

Все вспомнили повесившегося Марата, и разговор плавно перешел в пьяную беседу о былых достоинствах самоубийцы.

Выпив две полных рюмки самогона без закуски, Михаил повалился на диван, уткнулся лбом в чью-то задницу и вырубился. За окном светало.

Третий день

Проснулся Михаил от того, что его трясли и тянули за руку. Голова нестерпимо болела, каждое движение причиняло страдание, очень хотелось пить. В то же время сопротивляться чьим-то давлению и воле никакой возможности не было.

Слава тащил Михаила за собой. Впереди шли Борис и Виктор. Двигались все они на другой конец деревни к дому Марата. Там уже стоял полицейский уазик и бортовая газель. Водитель газели громко матерился и кричал, что у него не труповозка, а частный автомобиль.

Оказалось, что участковый позвал местных жителей для того, чтобы они помогли снять Марата и загрузить тело в газель. Полицейские поймали водителя этой машины в соседней деревне за какое-то нарушение и обещали отпустить, если он им поможет отвезти тело в морг.

Дойдя до места происшествия, все зашли в дом. Нужно сказать, что Михаил слабо воспринимал происходящее, даже поворачивать голову было очень тяжело. Для этого необходимо было напрягать все тело и собирать волю в кулак. С огромным трудом молодой человек приходил в себя. Потихоньку он начал осматриваться.

Тем временем в доме один полицейский уже что-то писал под диктовку Славы, другой передвигал стулья и ходил с ножом. Марат висел посреди комнаты, под самым потолком. Все стены большой комнаты были завешаны плакатами с обнаженными женщинами из журналов 70-х и 80-х годов прошлого века. Борис с Виктором вместе поддерживали тело, пока служитель закона, стоя на стуле, срезал веревку. Полицейские и Борис понесли тело на улицу. Маленький Виктор стоял в дверях в сером сюртучке, молитвенно сложив руки. Он молча шевелил губами. За толстыми стеклами очков были видны слезы.

У Михаила хватило сил пробраться на кухню, где он нашел чайник и прямо из носика, обливаясь, выпил всю воду, которая в нем была. Потом он вышел на свежий воздух и сел на ступеньки дома. Облокотившись о стойку крыльца, Михаил стал наблюдать, как тело загружали в газель.

Водитель подложил картонку под тело Марата, но не знал, как лучше его закрепить. С жутким матом газелист с Борисом перекладывали труп то вдоль, то поперек борта машины. После того как газель тронулась и затряслась на кочках, голова Марата, покрытая редкими волосами, стала мелко дрожать и, несмотря на подложенную картонку, достаточно звонко постукивать о дно кузова. Каждый такой звук отзывался в мозгу Михаила так, как будто это его голова. Вынести этого он уже не мог, и его вырвало.

Пошел мелкий дождь. К дому, где продолжались следственные мероприятия, подъехала легковая машина, из которой вышли мужчина и женщина приблизительно такого же возраста, как Михаил. Они о чем-то стали говорить с полицейским. Слава подошел к женщине, та достала небольшой пакет с заднего сиденья своей машины и отдала ему.

Тот подошел к Михаилу: «Пошли, налью стакан пива. Да и шел бы ты спать, а то смотреть на тебя страшно». Оказалось, приехали дети Марата. Они хотят убраться в доме и похоронить отца как положено. Им позвонил Борис, а Слава попросил, чтобы они взяли баллон пива из города, когда поедут в деревню.

Несмотря на хромоту, Слава тащил на себе Михаила. У того после слова «пиво» во рту появился стойкий вкус этого напитка, и ни о чем другом, кроме того, как выпить хоть капельку пивка, думать он больше не мог. Не обходя луж, под мелким дождиком они добрались до дома молодого человека.

К запаху плесени в хибаре примешались вонь перегара и протухающих объедков, которые лежали на столе. Слава открыл баллон и налил два стакана пива. Пили маленькими глотками. Михаил молчал. Слава говорил.

— Ты бы поменьше пил, что ли? Я-то, если ты заметил, выпиваю по полрюмки. С утра не потребляю. Могу за обедом пригубить, а ты закидываешь по полной. Не останавливаешься уже двое суток.

Михаил, поняв, что пиво назад проситься не будет, сказал:

— Может, это я с непривычки. Я вообще-то не пью, в городе постоянно за рулем, вечно какие-то дела. А тут ты мне постоянно наливаешь. И творится тут у вас чертовщина всякая.

Слава покачал головой.

— Ладно, иди спать.

— Ну, еще пивка по стаканчику, и на боковую, — жалобно попросил Миша.

Второй стакан пива вернул молодого человека к жизни.

— Слушай, я хотел спросить Бориса, какого черта он у меня по участку ходит и фонарем по ночам светит.

— Ну иди и спроси! Он вообще иногда странные вещи делает. Сам считает, что он у нас типа опекуна. Всех нас организует, помогает, вроде авторитет такой. Правильный весь из себя. И даже не пьет.

— Что, и вчера у Виктора он тоже не пил?

— Ну может, пригубил чуток за компанию. Мы с Виктором по полрюмки, да и ты остатки самогона допил.

— Мне показалось, что они с Виктором чего-то темнят, не договаривают.

— Да, что-то такое есть. Виктор-то не из местных будет, пришлый. Это Борис — наш человек, хоть и зазнался.

— И откуда он взялся, этот «неместный»?

— Точно сказать не могу, даже не знаю, сколько ему лет, может быть, даже больше ста!

И Слава поведал очередную местную легенду.

Виктор, по слухам, сотрудничал еще с КГБ, при этом был простым инженером в обычном институте. В какой-то момент он начал лечить людей, просто руками и беседой. Его стали привлекать для всяких исследований и опытов. Он помогал раскрывать преступления, находить пропавших. Даже, говорят, пока он положительного заключения не даст на основе своего дара, то ракеты в космос не отправляли. И, вроде как, все у него получалось. Точно известно, что он несколько раз встречался с Вангой, а также с другими известными провидцами и целителями. Кого-то из них он на чистую воду выводил, с кем-то делился профессиональными секретами. Потом — история темная. Может, несчастье какое-то произошло, может, он узнал чего лишнего. В итоге ему пришлось от людей уехать. Нет, его не искали и не преследовали, просто потихоньку о нем забыли. Слава не мог дать более точную информацию. Он говорил со слов Валентины. Мол, она рассказывала, что Виктор недавно помог ее матери на ноги встать.

— Мне не особо интересно. Но думаю, что он задание какое-то получил и птицу тут ловит, — подытожил Слава.

— Какую птицу?

— Скверную.

Михаил вспомнил ночные разговоры.

— Задание? В сто лет? Получил от кого? Что за бред? — возмутился Михаил.

— Точно бред. Но они постоянно с Борисом за домом у Виктора копают, а когда мимо кто-то проходит, перестают в земле ковыряться и делают вид, как будто ничего не происходит.

Михаил потянулся еще за пивом.

— Все, Миша, хватит тебе пить, иди помойся и проспись. От тебя уже псиной какой-то разит, противно.

— И где я, интересно, буду мыться, тут нет обычной воды, про теплую я уже не говорю.

— Да, ты прав, пошли. У меня в бане еще с выходных теплая вода должна быть. Если остыла, то не беда — затопим печку, помоемся, а потом спать ляжешь.

— Вот правильно, раз пиво есть, то и баню можно затопить, — оживился Михаил.

Подвыпившие друзья пошли опять к Славе. Тот нес открытый баллон пива, а Михаил прихватил с собой одну из бутылок водки, купленных вчера днем.

Когда они вышли на дорогу, мимо проехал китайский внедорожник. На пассажирском сиденье была Валентина. Она махала рукой и зачем-то прикладывала кулак к уху, периодически тыкая пальцем в Михаила.

— Что это она показывала? — спросил тот у Славы.

— Не знаю, может быть, просила тебя позвонить. Вот потаскуха, опять к Толику убираться поехала.

Слава поведал, что это машина Толи, видимо, самого состоятельного местного жителя, единственного, кто перестроил дом. Он приезжает на выходные обычно с женой. Когда же появляется без супруги, то заруливает за Валентиной в соседнюю деревню и привозит ее к себе на выходные.

— А кто в магазине торгует? — забеспокоился подвыпивший Михаил.

— Ну, она с матерью живет, детей нет. Вот мать и торгует, наверное. Не знаю. Я туда обычно, когда там Вали нет, не хожу.

— Так они с Толей любовники, что ли?

— Официально, Анатолий говорит, что раз в месяц он нанимает Валентину убираться в доме и в огороде. Хотя они на улицу все выходные не выходят. А вечером в воскресенье он отвозит Валентину обратно и уезжает. Делайте выводы, молодой человек!

Вода в бане оказалась холодной. Пока Михаил допивал пиво, Слава растопил печку.

Молодой человек пытался как-то разложить по полочкам все услышанное за последние сутки. Все смешивалось и не выстраивалось в цепочку, клубок только запутывался, туда вплетались черные руки, сгоревшие красавицы, загадочный Виктор, скверные и не очень птицы. Сидя в таком ступоре и потягивая пивко, Михаил провел около часа.

Слава принес порезанный колечками лук, огурец, две рюмки и хлеб. Раздевшись, собутыльники стали париться. Они заходили на пятнадцать минут в парилку, а потом по полчаса выпивали, закусывая огурцами и хлебом. На водку пришлось перейти, потому что пиво Михаил допил до того, как они приступили к банным процедурам. Сознание постепенно угасало, но во время редких его проблесков Михаил все-таки отмечал, что Слава на самом деле только пригубливает, а порой даже и не поднимает рюмку. Так и не помывшись нормально, распаренный и пьяный Михаил уснул в куче грязной одежды на лавке в предбаннике у Славы.

Третья ночь

Проснулся молодой человек, когда уже темнело. Баня была остывшей. Он не смог определить, трезвый он или пьяный. Мыться не стал. Подобрав свои пожитки, он с трудом оделся и вышел на улицу. Славы, похоже, дома не было. Медленно Михаил побрел к своему дому. Спать не хотелось. Зайдя в свое пристанище через оставленную вчера открытой дверь и включив свет, он понял, что сидеть в этой вонючей помойке нет никакой возможности. В окно он увидел свет в доме Бориса. Оттуда слышались знакомые голоса деревенских жителей. Достав из рюкзака последнюю бутылку водки, он пошел в гости.

— А вот и сосед, — произнес без особой радости хозяин дома.

У Бориса был идеальный порядок. На стенах весели разные топоры, ножи, мачете и даже пара шпаг и сабля.

— Ну, садись, чаю хоть попьем. Расскажешь что-нибудь, а то ты у нас всегда не в состоянии, — произнес Борис.

Михаил снова стал оправдываться, что до того, как приехать в деревню, он вообще выпивал крайне редко, даже на похоронах деда не пил, потому что был за рулем. Что у него есть девушка, на которой он собирается жениться. Что он ищет в настоящий момент работу, так как попал под сокращение. Принесенная им бутылка, на столе среди чашек с чаем, вазочек с печеньем и конфетами, выглядела неуместно.

— Ну ладно, раз ты не алкоголик, — сказал Борис и задержал взгляд на Викторе (тот еле заметно кивнул), — даже сам бутылку принес, то давай по одной рюмке за знакомство.

Михаил не возражал.

На столе появилась закуска: нарезанная колбаса, хлеб, куски копченой курицы.

— Надолго ты к нам? — спросил Борис.

— Я хотел только подлатать дом перед продажей. Думаю, что за неделю справлюсь.

— Может, тебе помочь советом или гвоздями, а то ты уже третьи сутки дом чинишь, только результата никакого.

— Так я не высыпаюсь: то фонариком в окно кто-то светит, то соседи вешаются!

— Фонариком я светил, потому что непонятно было, кто в пустом доме вдруг шуметь начал. Надо было выяснить, кто там поселился. Теперь разобрались. Вроде как не чужие.

Все выпили и потянулись за закуской. Не до конца прожевав хлеб, Михаил, глядя на Бориса, заявил:

— А можно больше не заходить на мой участок и не светить в окна по ночам, это вроде бы частная территория. Вот копаетесь вы с Виктором где-то и копайтесь, никто же к вам не лезет, хоть вы и скрываете, зачем вам это надо.

Слава пнул Михаила под столом. Тут вклинился в разговор Виктор.

— Ну, скажем, секретов у нас нет. Борис мне водяную скважину делает за домом, надеюсь, что она вам не помешает. И давайте не будем ссориться. Мы тут все убогие обыватели, существуем, так сказать, на взаимовыручке и кормимся с земли. Потому помощь и взаимоуважение должны быть у нас в почете.

— Я не убогий и не обыватель, — возмутился Михаил. — Если кто себя и записал в никчемные людишки, то это их проблема.

— Не буду спорить, но, по большому счету, наличие городской прописки делает вас всего лишь городским обывателем, вместо деревенского. И непонятно еще, что лучше, а что хуже, — спокойно возразил Виктор.

— Если уж и обыватель, то городской точно лучше. В городе жизнь кипит, он полон страстей и искушений. Люди живут интереснее и сами создают эту атмосферу, они наполняют ее своим смыслом и создают что-то новое, — выпалил, закончив жевать, молодой человек.

— Что они создают? Атмосферу? Это мышиная возня, а не страсти. Атмосфера в банке с пауками. Настоящие страсти, passion, создаются другими людьми — пассионариями. Они в результате своей деятельности создают государства и религии, они делают открытия и творят историю, — Виктор говорил веско и спокойно, чувствовалась внутренняя сила в этом маленьком человеке.

Борис заерзал на стуле, было видно, что его терзает какой-то вопрос. Похоже, что у односельчан до прихода Михаила шло обсуждение перспектив их обывательской жизни.

— Вот смотри, Виктор, — сказал Борис, — ты утверждаешь, что все мы никчемные людишки, которые прозябают в полупустой деревне без стремления к какому-то идеалу. Не берем в расчет Михаила, он за последние дни поменял привычный образ жизни, сменил место проживания. Но при этом у него остался неизменным ряд целей: жениться, найти работу, починить дом. Пусть хотя бы он будет человеком с большими, чем у нас, перспективами. Мы-то вообще ничего менять не стремимся.

Виктор усмехнулся.

— Это не цель, и Михаил никого за собой к этой цели не зовет и не ведет. Он даже себя в руки взять не может. Если он чего-то и совершит, то, скорее всего, это будет поступок не благородного рыцаря, а человека из той «интересной городской атмосферы», которую он так восхваляет. Вот и выходит, что он еще ниже по содержанию энергии, чем мы, ведь он сознательно опускается по социальной лестнице.

— Я думал, что это я опускаюсь, — скромно потупив глаза, сказал Слава.

— Нет, ты уже достиг своего уровня. Ниже ты не идешь, но попытки приподняться есть, — Виктор внимательно посмотрел на Славу сквозь толстые стекла очков. — Поверь мне, скоро у тебя будет шанс изменить свою жизнь. Как ты им воспользуешься — зависит только от тебя.

Продолжали выпивать. Михаилу не хотелось больше спорить. Ему стало тепло и комфортно. Было все равно, как о нем судят, хорошо или плохо. Только запомнилось, что он ниже в иерархии, это его немного задело. Что же касается того, что он не может совершить выдающегося поступка, то почему-то Михаил был уверен, что он его совершит и ждать осталось недолго. Только вот говорить о предстоящем подвиге не хотелось.

— Так где же они, настоящие пассионарии, в наше-то время? — продолжал свои вопросы Борис.

Виктор встал, взял книжку с полки. На обложке была фотография пожилого человека с одутловатым лицом, челкой и папиросой во рту. Михаилу почему-то представилось, что этот человек только что выпил вместе с ними и закуривает свою папиросу после очередной рюмки.

Под фотографией большими буквами было надписано «КОНЕЦ» и что-то ниже было приписано более мелким шрифтом. Михаилу стало смешно. «Вот кто настоящий алкоголик! Написал книжку про чей-то „конец“… Во дает!» — подумал он про себя и хмыкнул. Неожиданно человек на фотографии выпустил дым в лицо Михаилу и улыбнулся в ответ.

— Вот автор еще в прошлом веке, — громко произнес Виктор, — проанализировал ситуацию и написал.

Виктор поправил очки, после чего, полистав книгу, зачитал отрывок: «Процесс вторичной кристаллизации этногенеза идет в наши дни. Народы-этносы обновлялись на основе очень сложного генезиса, преодолели инерцию распада, и в настоящее время можно ждать появления обновленной культуры Передней Азии, Ирана и Северной Африки».

— Вот там и ищите пассионариев, судя по новостям, они там уже есть! — подытожил Виктор.

Михаил перестал улавливать суть разговора, ему было хорошо и уютно сидеть в тепле с мужичками, которые ведут умные беседы. Он почувствовал себя маленьким мальчиком в обществе взрослых сильных мужчин.

Так как пили все вчетвером, то бутылка быстро кончилась. Перешли на чай и постепенно начали собираться по домам. Небо на востоке начинало светлеть. Борис наставлял всех быть осторожными по дороге, а если что случится, то сразу же звать на помощь.

Еле переставляя ноги, Михаил дошел до своего дома. Не включая свет и не снимая одежду, он плюхнулся на кровать и уснул.

Четвертый день

Проснулся Михаил от шума на улице. Было уже светло. Похоже, что время шло к обеду. Это была первая ночь или день — разницы он уже не ощущал — когда ему удалось нормально выспаться. Самым странным было то, что он чувствовал себя достаточно бодро. Оказывается, это очень удобно просыпаться уже одетым. Так как в доме не было зеркала, то свое облачение Михаил осматривал на себе. Он отметил несколько пятен от еды, прилипшую уличную грязь и изрядную помятость своего гардероба.

Оглядевшись в доме, он понял, в каком свинарнике находится. В доме не было воды. Куда делись пять литров, принесенные Славой — то была большая загадка. Он нашел банку консервов, сделал в ней два отверстия ножом и выпил ту жидкость, которая оттуда вытекла. Есть не хотелось.

На улице было непривычно шумно, Михаил вышел на воздух и направился в сторону раздающихся звуков. В конце улицы стояли автобус и пара легковых машин. Хоронили Марата. Народу было немного: несколько родственников покойного и уже знакомые Михаилу местные жители.

Слава шепотом переругивался с Валентиной. Та, увидев Михаила, недовольно и как-то по-матерински сказала ему: «Ты три назад у меня свой телефон забыл, тебя Екатерина ищет, хорошо, что я ответила ей. Сегодня к вечеру я вернусь домой, приходи и забери телефон, поговори со своей Катей».

Тут к ней подошел широкоплечий мужчина, наверное, это был Толя. Он взял ее за руку и увел от Славы с Михаилом.

Молодому человеку показалось, что он был в магазине не три дня, а, по крайней мере, три месяца назад. Он вспомнил, что на свете есть Катя, и существует какая-то другая жизнь. Стало грустно. Но почему-то казалось, что бытие тут интереснее и даже более приспособлено для существования Михаила.

После того, как автобус с ближайшими родственниками и телом покойного уехал, какой-то лысый мужчина с усами позвал всех толпившихся на улице в дом помянуть усопшего.

— Пошли, — сказал Слава, — поешь хоть.

Посередине комнаты, оклеенной плакатами с голыми тетками, стоял накрытый стол. На комоде между развратными картинками стояла фотография Марата в траурной рамке. На вид он был почти ровесником Михаила, хотя понятно было, что это старая фотография. Видимо, в последний раз удачно сфотографировать Марата удалось лет двадцать назад.

Никто не произносил поминальных речей, только как по команде разливали водку, выпивали и стучали ложками по тарелкам. Михаилу похорошело, он начал разглядывать постеры на стенах, и воображение стало достраивать интимные сцены с красавицами, улыбающимися Михаилу со всех четырех стен. Обед длился минут сорок.

— Все, пошли, — Слава дернул Михаила за плечо, — пора. Это они так уж, для местных устроили поминки с выпивкой, у мусульман вообще-то не пьют. А тебя, я смотрю, опять развезло.

— Да нет, просто поел нормально. Давненько я этого не делал, — сказал Михаил.

На самом деле его не развезло, он настолько погрузился в свои сексуальные фантазии, что не мог встать, опасаясь показать свое возбуждение через грязные трико.

На улице снова моросил дождь, все разошлись. Слава с Михаилом уходили последними. Видимо, хромоногий сосед как-то помогал с организацией похорон, потому что усатый мужчина выдал ему пакет со словами благодарности. В пакете что-то позвякивало. Вдвоем они дошли до калитки Михаила. Тот понимал, что у Славы в пакете спиртное. Ему очень хотелось продолжить начатое на поминках возлияние.

Раньше Михаил никогда не испытывал такого чувства. Сейчас он отчетливо представлял, как играет на гранях рюмки и переливается всеми цветами радуги водка. Явственно ощутил аромат и запах пшеничного спирта. Не имея привычки выпрашивать выпивку, он стушевался и не знал, как себя правильно вести в таких случаях. Это были какие-то новые ощущения, довольно неприятные. Михаил, несколько смущаясь, сглотнул слюну и произнес:

— Может быть, зайдешь?

— Слушай, приберись ты в своем свинарнике. Даже на улицу запах тухлятины какой-то выходит из твоего дома. Завтра зайду, если дел других не будет.

Михаил не хотел отпускать Славу.

— Давай тогда покурим.

— Ты же некурящий?

— Ну вот захотелось.

Слава достал две сигареты. Когда Михаил прикурил, он понял, что сделал это зря, голова закружилась, ноги стали ватными. Он облокотился на свой забор и медленно сполз на землю рядом с калиткой. Слава усмехнулся и сказал:

— На тебе еще парочку сигарет на всякий случай. А я пойду, мне пора.

После того как сосед скрылся из виду, Михаил посидел еще какое-то время на корточках у забора. Мимо проехал Толя. Сидящая рядом на пассажирском сидении Валентина даже не удостоила Михаила взглядом. Брызги грязи из-под колес прилетели молодому человеку в лицо. Он догадался, что Анатолий увозит женщину в ее деревню, а сам уезжает в город.

Размазав рукавом грязь по лицу, Михаил пошел домой. Он сел за грязный стол, отыскал на нем пустой стакан и начал сцеживать в него остатки из тех бутылок, которые удалось найти на столе. Много водки слить не получилось. Он опрокинул в себя непонятную жидкость, которой хватило только на то, чтобы обжечь гортань. Непонятно было: дошла хоть капля до желудка или нет.

Молодой человек сидел за столом и тупо смотрел на пустую стену перед собой. Мысли медленно ворочалась. «Вот у Марата какие красивые стены, мне бы такие картинки. Интересно, может, наследникам Марата не нужны эти постеры? Надо будет обязательно спросить. Я бы себе ими весь дом оклеил».

В его голове стали, как вспышки, возникать фотографии, которые он разглядывал сегодня на поминках. Вернулось дневное возбуждение. Валентина! Она же звала к себе! Так и сказала: «Вечером приходи». Сцены страсти заполнили мозг Михаила. Он представлял себе жаркие объятия, горячие поцелуи и откровенные ласки. Пламя желания разгоралось все сильнее. Он представил себе сладостные стоны Валентины, ее трепещущую грудь и влажные губы.

От волнения он достал сигарету, оставленную ему Славой. Нашел рядом с плитой за газовым баллоном спички и жадно закурил.

— Надо идти к Валентине! Срочно, пока она звала. Значит, там есть перспективы…

Он подобрал бумажник, который валялся на полу. Пересчитал деньги: на презервативы и шампанское хватало. Михаил пришлепнул пятерней взлохмаченные волосы, поправил на себе грязный и вонючий спортивный костюм, после чего решительно выдвинулся в сторону магазина.

---

Четвертая ночь

Несмотря на сумерки и грязь под ногами, дорога показалась очень короткой. Энтузиазм переливал через край. Весь путь Михаил размышлял, как это будет выглядеть, если он купит у Валентины презервативы с шампанским и сразу ей предложит и то, и другое. «Может быть, лучше сначала купить шампанское и преподнести его Валентине, а потом купить у нее же презервативы?» — получалась какая-то белиберда. Он махнул рукой и успокоил себя тем, что, судя по всему, Валентина — женщина опытная и сама сообразит, что и когда ему продать.

Через какое-то время он стучал в дверь сарайчика. Сначала в магазине зажегся свет, потом послышался голос хозяйки:

— Кто там?

— Это Михаил. Я за телефоном, ну и прикупить кое-что нужно.

Валентина открыла дверь.

— Послушайте, молодой человек, так нельзя! Телефон просто разрывался! И всегда один и тот же номер звонил, я не выдержала и ответила. Сказала, что телефон у меня, а вы в соседней деревне отдыхаете с друзьями. Вроде хоть как-то успокоила вашу Катю. Она уже в полицию собиралась заявлять.

— Очень хорошо, спасибо.

— Вы бы хоть умылись, у вас грязь в волосах и на лице. Как Вы собираетесь свою подругу в таком виде встречать?

— Я бы с удовольствием привел себя в порядок, но у меня в доме нет ни воды, ни зеркала. Может, у вас есть возможность помыться?

— Ну помыться, наверное, все-таки возможности нет. А умыться я вам помогу.

Она взяла с собой полуторалитровую бутылку воды и вывела Михаила из магазина на темную улицу. Чуть приоткрыв крышку, так чтобы жидкость тонкой струйкой вытекала из бутылки, она нагнула голову молодого человека и стала лить на него холодную воду.

Михаил тер лицо руками, фыркал и громко сморкался. В какой-то момент он неудачно вдохнул, и вода попала в дыхательные пути, он закашлялся. Валентина отошла на один шаг, не поняв, что с ним, и, случайно оступившись, упала. Задравшиеся полы халата обнажили гладкие стройные ноги. Михаил закашлял еще сильней. Стоять согнувшись и кашлять было тяжело, побаливала голова. Он согнул ноги в коленях и сел на землю, выпрямив спину. Кашель сразу прошел.

Валентина сидела на траве, уперев руки в жиденький газончик. Михаил, застыв на сложенных ногах в позе богомола, смотрел на Валентину. Сцена эта была подсвечена светом из открытой двери магазина. Одинокий сверчок легким поцыкиванием нарушил тишину. Вдруг Михаил представил, как он выглядит со стороны: мятый испачканный спортивный костюм, мокрые волосы, размазанная по лицу грязь. Ему стало нескончаемо жалко себя, он заплакал, медленно нагибаясь, он уткнулся лбом в землю и закрыл глаза ладонями. Валентина пододвинулась поближе, приподняла голову Михаила и положила ее себе на колени, а тот продолжал тихонько хныкать. Она стала гладить его по голове и по спине, тихо приговаривая: «Ну что же вы, вроде такой большой мальчик, и такая истерика». Михаил перевернулся лицом кверху и лежал, всхлипывая, в позе младенца на коленях у Валентины.

Ее грудь, обтянутая халатом, оказалась напротив его лица. Он вытянул губы и поцеловал потертость на халате, Валентина не возражала. Михаил повторил движение. Валентина прижала его голову к груди. Михаил приподнялся и перенес поцелуи на лицо и губы, от женщины пахло молоком и вареньем. Через минуту Валентина стояла коленями на земле, упершись одной рукой в крыльцо магазина, а другой помогала стоящему сзади взволнованному Михаилу попасть членом в ее вагину.

Михаил кончил быстро, но настолько страстно, что даже взвизгнул. Он сел голой задницей на траву рядом с магазином. Валентина запахнула халат и на несколько секунд зашла в помещение, после чего вынесла пачку сигарет и зажигалку. Закурила сама и отдала сигареты Михаилу.

— Да, некоторые говорят про меня, что я слаба на передок, — сказала немного грубовато хозяйка, усаживаясь в проем открытой двери. — Может, я и дура, ну а как было тебя не пожалеть, — она вздохнула. — Ты, наверное, за водкой пришел?

Михаил курил и ничего не говорил, ему было противно, он был разочарован. Не о таком он мечтал и страстно желал! Он хотел романтики, нежной страсти, но все произошло быстро и суетливо. Это было какое-то животное сношение без красочных сцен любви, которые он себе представлял. Нет, он не хотел этим заниматься рядом с лужей у сельского магазина. Сейчас ему не хотелось больше ничего, он был опустошен.

Валентина еще раз зашла в магазин и вынесла литровку самогона. Она протянула бутыль Михаилу со словами: «На, возьми. Иди домой. Денег не надо». После чего ушла, закрыв за собой дверь. Через минуту свет в магазине погас.

Михаил докурил сигарету. Несмотря на глубокую ночь, четко просматривались дорога и заборы. Луны не было видно, только яркие звезды освещали небо. Михаил почувствовал холод, мокрая голова мерзла. Он открыл самогон, сделал пару глотков, после чего достал еще одну сигарету и опять закурил.

На холме, с той стороны откуда он пришел, показался тусклый фонарик, который достаточно быстро продвигался в сторону магазина, где на траве сидел Михаил.

— Однако, какая насыщенная жизнь здесь ночью. Опять кто-то с фонариком шарахается. Не спится этим аборигенам спокойно в кровати, куда-то они вечно ходят, — размышлял молодой человек, всматриваясь в приближающуюся фигуру.

Послышались шаги, шумно вспорхнула большая птица, которая все это время сидела на дереве рядом с магазином. Михаил успел сделать еще пару глотков самогона до того, как фонарик осветил его лицо.

— Что, праздник продолжается? — весело спросил Слава.

— А ты какими судьбами? — ответил вопросом на вопрос Михаил.

— Ну, я-то, допустим, по личным вопросам спешу на прием, а ты, я вижу, по гастрономическим. Луч фонарика скользнул по бутылке.

— Я тоже, может, по личным, — сказал вызывающе Михаил и начал вставать с земли.

Он забыл, что не натянул трусы. Слава посветил фонариком на пах Михаила. Тот, держа между большим и указательным пальцем горящий окурок, опустил обе руки вниз, чтобы прикрыть выхватываемое из темноты лучом фонаря лохматое хозяйство.

— Ай да Валентина, ай да молодец! Каждого готова ублажить. Вот что значит настоящая русская женская доброта. Душа нараспашку и не только душа! — произнес Слава.

— А я думаю, что она обычная блядь, — злобно окрысился Михаил.

За что сразу получил резкий удар кулаком в глаз.

Михаил рефлекторно хотел поднять руки к лицу, чтобы закрыться, но инстинкт подсказал, что половые органы дороже. Передергивая руки в районе паха, то разжимая, то сжимая пальцы от неожиданной боли, он умудрился прижечь себе сигаретой головку полового члена, выглядывающую после акта из крайней плоти. Горящий пепел прилип к отверстию уретры и продолжал тлеть. Молодой человек взвыл от новой порции острых страданий, запутался в спущенных штанах и упал лицом то ли в грязь, то ли в дерьмо.

Слава осветил фонариком корчащегося Михаила, зрелище было редкое: слипшиеся мокрые волосы, какая-то грязь на лице, белая с прилипшей травой и комьями земли голая задница. Слава подумал, что судорога Михаила вызвана его ударом, который был на самом деле не очень сильным. Исполненный гордости от своей победы он плюнул, не целясь, в сторону Михаила и пошел к воротам Валентининого дома.

Молодой человек остался лежать один, корчиться он перестал. Его охватила злость. Из-за какой-то еще недавно не известной ему потаскушки, он поругался с хорошим соседом, получил в глаз и чуть не лишился мужского достоинства.

Он собрался и лежа натянул на себя трико, попутно захватив в трусы комки мокрой земли с рваной травой. Болело все тело. Он, похоже, неудачно упал, не успев сконцентрироваться, так как держался за пах. Сильно болело плечо, но боль обожженного члена превосходила все другие ощущения. С этим надо было что-то делать. Он нашел в траве бутыль. Хорошо, что он ее закрыл — самогон не пролился. Одной рукой он оттягивал трусы, чтобы они не задевали ожог, другой — поднес горлышко бутылки ко рту. На этот раз он делал не глотки, а просто пил самогон, как воду. Он хотел залить боль физическую, но подливал топливо в костер своих надуманных душевных страданий.

Через какое-то время на дороге между двумя деревнями можно было наблюдать странную фигуру. Не понятно, что это было: то ли инопланетянин, то ли раненый боец неизвестной армии. Держа в зубах фонарик, выданный ему на днях Борисом, оттягивая одной рукой штаны в области паха, балансируя почти пустой бутылкой, зажатой в другой руке, сильно шатаясь, Михаил шел домой. Иногда он делал мелкие шаги назад и в стороны, казалось, что он сопротивляется тому, чтобы идти прямо, но, вытягивая себя за ширинку, задавал нужное направление.

С трудом взобравшись на холм, он преодолел вершину и ускорился на спуске к своей деревне. Увеличение скорости в данном случае было ошибкой. Не совладав с почему-то усилившейся гравитацией, он поскользнулся в грязи и упал на спину. Мозг не работал.

Над ним было ясное звездное августовское небо. Постепенно звезды начали кружиться и, завинчиваясь в спираль, создавать новые галактики. Вращение сверкающих искорок в темном небе ускорялось. От этого пляшущего в глазах бешеного хоровода Михаила стошнило, он чуть не захлебнулся, но все же заставил себя перевернуться и выплюнуть все, что отдал желудок. Стало немного легче и даже свежее в голове. Он устроился в грязи поудобнее, подложил руку с бутылкой под голову и уснул.

Пятый день

Проснулся Михаил от жуткой тряски. Открыв глаза, он увидел, что лежит на листе картона, рядом на корточках сидели Борис и Слава. Все они находились в кузове газели, на которой не так давно увозили Марата. Молодой человек подумал, что это тот же картон, который водитель подкладывал под труп. Наверное, Михаил тоже умер, но тогда почему же все так трясется и болит, а еще тошнит. Он закрыл глаза и попробовал отключиться, но газель подпрыгивала на кочках, и голова через картон стучала по доскам кузова. Чтобы окончательно не расшибить башку, приходилось напрягать шею, что мешало ему опять уйти в прострацию. Слава и Борис держались руками за борта трясущейся газели, они, перекрикивая шум дребезжавшего автомобиля, громко разговаривали:

— Я от Валюши с утра шел, смотрю, этот в грязи лежит. Я подумал, что все, каюк. Поднять я его не смог, но зато понял, что он дышит. Я сразу к тебе побежал. Хорошо, что ты телефон водителя знаешь, потому что нести его мы бы не смогли. Да и дотрагиваться до него противно.

— Да уж, опустившийся тип, куда его повезем, мне домой этого дерьма не надобно.

— Пусть у себя отлежится. Валя его невесте позвонила, та обещала сегодня к вечеру подъехать. Пускай забирает обратно в город этого «трезвенника».

Доехали до дома Шишкиных. Оказалось, что забор рядом с калиткой представлял собой ворота, которые распахивались наружу, но так как доски сгнили, то петли в них не держались. Борис со Славой просто оторвали ворота от забора и выкинули створки в бурьян на участке. Теперь газель смогла подъехать задом к самому крыльцу. Мужики сгрузили Михаила и, подхватив за руки, занесли в дом. Его дотащили до комнаты и бросили на кровать.

Михаил долго находился в забытьи, ныло все тело, толком заснуть не получалось, похоже, росла температура. Перевернуться он не мог, беспокоило ушибленное плечо, но больше всего болел вчерашний ожог. Страшно хотелось пить, он встал и с трудом дошел до кухни. На кушетке рядом со столом валялась не открытая еще бутылка минералки, он жадно начал пить воду. Посидел на топчане, отдышался. Решил помочиться. Дошел до входной двери. Встал над ведром, достал член и усилием воли сжал мочевой пузырь. Резкая боль при прохождении струи через распухший конец парализовала Михаила. Он хотел закричать, но не смог. Теряя сознание, он схватился рукой за выключатель, находящийся рядом, и вырвал его с корнем из стены. Замигала лампочка на потолке. Михаил рухнул на пол. В доме пахло помоями, но все перекрывал запах горелой шерсти.

Пятая ночь

Очередное возвращение Михаила в сознание произошло в бане у Славы. Его отмывали Катя и Валентина. Обе они были в домашних халатах и как-то по-свойски щебетали о превратностях женской судьбы. Казалось, они знают друг друга очень давно.

«Интересно, меня мертвого моют или живого?» — подумал молодой человек. Он лежал голый на лавке, его терли мочалкой и поливали теплой водой из ковшика. Женщины шутили и подтрунивали над Михаилом. Похоже, что об интимной связи Валентины и своего жениха Катя не знала. Насколько он понял, за то время пока его телефон был у Валентины, женщины далеко не один раз пообщались друг с другом, и у них уже были общие темы для разговора.

Катю интересовали цены на недвижимость и качество дорог в деревне. Большим вопросом для нее было то, с кем Михаил общался, что дошел до такого скотского состояния. Валентине просто было жуть как скучно, она была рада новому общению и с радостью выкладывала Кате все, что знала. Оказывается, продавщица магазина думала, что запой Михаила — это нормальное явление, и не заостряла на этом внимание. Однако, после того как Мишу нашел в грязи Слава, она позвонила Кате и сказала, что происходящее уже выходит за рамки привычного в деревне алкоголизма. Нужно срочно приезжать и спасать жениха.

Катя приехала на Мишиной машине, причем сначала она заехала к Валентине, они наконец-то познакомились очно, и уже вдвоем женщины поехали откачивать пострадавшего. Валентина стала готовить баню у Славы, а Катя хотела тем временем убраться у Михаила в доме. Однако, найдя его лежащего у дверей с голым опухшим членом и без сознания, побежала искать помощи у соседей. Валентина со Славой помогли ей привести его в чувство и дотащить до бани.

Михаил не помнил, как его откачивали и тащили, себя он начал осознавать только здесь, в теплой парилке. Женщины, вытерев помытого Михаила, помогли ему подняться и сопроводили на мягкую кровать в предбанник. Там висело зеркало, Михаил не узнал себя. Лицо стало худым и желтым, под глазом был синяк, губы потрескались и кровоточили. Его уложили и накрыли одеялом.

На столе в предбаннике стояло пиво. Женщины налили себе по стакану и выпили за знакомство. Совершенно не обращая внимания на Михаила, они сняли халаты, затем трусики и бюстгальтеры и вернулись в парную. Михаил никак не реагировал. Слышно было, как женщины беседовали на какие-то свои темы и иногда смеялись. Несколько раз они выходили в предбанник глотнуть пива и уходили обратно в парную.

Михаил просто лежал с открытыми глазами без тени какой-либо мысли в них. Глаза следили за передвигающимися объектами, но это были единственные движения на этом застывшем без выражения, как будто окаменелом, лице.

Появился Слава, он подошел к Михаилу, внимательно посмотрел на него и покачал головой. Затем Слава снял с себя всю верхнюю одежду. Оставшись в одних семейных трусах, он заглянул в парную, после чего стянул с себя трусы и исчез за дверью парилки. Теперь к женским голосам добавился Славин голос, они продолжали обсуждать какую-то чепуху и смеяться. Михаил постепенно стал забываться, перед глазами появился туман, контуры предметов причудливо расплывались и превращались в дрожащий узор.

В предбанник к нему пришел пожилой одутловатый мужчина с обложки книги, которую он видел у Виктора. На щеке возле рта у него была большая бородавка. Он сел рядом с кроватью и по-стариковски еле разборчиво произнес что-то вроде: «Мемориальная ступень, реликтовый персонаж, это не деградация, гармоничная личность, это конец», — после чего глаза его сделались хитрыми. Он разделся догола. На животе справа под ребрами у него был свежий шрам. Мужчина глотнул пива из стоявшего на столе стакана и тоже скрылся за дверью в парной. На его спине Михаил успел разглядеть тюремную татуировку.

Часть вторая

Моя заурядная неделя

Машину я поставил на ремонт. В то время пока делали жестянку и меняли фары, должны были привезти заказанный новый бампер, но я и пешком чувствовал себя вполне уютно. Только один инцидент несколько озадачил меня.

Я вышел из подъезда и пошел на остановку. Вдруг на моем пути оказался тот мелкий парнишка — водитель тонированного автомобиля, из-за которого я постоянно попадал в аварии. Он стоял поперек пешеходной дорожки, накинув на голову капюшон своей распахнутой куртенки. При моем приближении он достал из кармана большой старый советский рубль — еще один — и протянул мне.

— Зачем? Мне не надо, — я отступил на шаг.

— Я понимаю, что пешком бегать за мной будет тяжелее, поэтому мы решили увеличить жалование. Бери! Ну! — он сделал шаг навстречу и положил мне монету в нагрудный карман рубашки.

Холодная, тяжелая субстанция стукнулась о грудь под левым соском. Парень развернулся и пошел к своей машине. Я, постояв минуту, ничего не понимая, пошел за ним следом. Он сел в автомобиль и поехал. Я прибавил шаг, бежать не стал, но двигался за уезжающей машиной, пока она не скрылась из виду. После чего, немного очухавшись, я развернулся и пошел медленно на остановку, чтобы ехать на работу.

— Зачем я не вернул ему первую монету? — думал я. — Так ведь еще одну получил.

— Но мне же приятно иметь два красивых тяжелых куска металла? — возразил я сам себе.

— Да, приятно! Но может быть, не надо брать что-то просто так, а то расплачиваться придется?

— Так я уже расплачиваюсь! Машину себе почти убил. Да и ничего, пока ноша подъемная.

— Хотя ерунда какая-то получается. Не стоит и думать об этом.

Ориентировочно в четверг я понял, что в квартире стало подозрительно тихо. Я проверил сову — та была на месте. Похоже, что мой питомец стал вылетать на улицу через отверстие внизу балкона: в гнезде у совы появились какие-то новые нитки и кусочки шерсти. Я все еще лелеял надежду, что она покинет нас с миром, то есть улетит, не дожидаясь пока ей что-то отрежут. Лена возилась с Пушинкой, все бинты с нее сняли. До меня дошло, что не хватало ее жалобного мяуканья. Я прошел в Ленину комнату, чтобы посмотреть, что там творится. Меховой комочек с маленькой головой лежал в коробочке и чуть слышно шипел.

— Лена, что ты сделала с животным? Что это за звуки?

— Не волнуйся, скоро их не будет. Там просто пока отек маленький, я брызгаю Пушинке горлышко, гематома скоро исчезнет, и у нас будет беззвучная кошка.

— Какой отек? Какая гематома?

— Мы Пушинке удалили речевой аппарат, какие-то там связки и язычок подрезали. Теперь у меня есть самая идеальная кошка в мире. Знаешь, сколько у меня поклонников в сети? Многие теперь хотят своих кошечек и собачек оптимизировать. Сейчас важная дискуссия идет о том, как лучше: писю с попой совсем зашить или вживить съемные трубочки, чтобы из них на ночь котеночка выжимать и ложиться спать с чистеньким комочком?

— Ты с кем там общаешься? Что это за дебилы такие?!

Супруга обиделась, приняла важную позу и менторским тоном произнесла:

— Это новый тренд! Выводят же породы собак, у которых надо сразу хвосты и уши купировать, или растения выращивают неестественных цветов. Зачем это делают? Они тоже, по-твоему, дебилы? У меня сейчас есть предложение об открытии экспериментальной фермы по оптимизации домашних животных. Будем подбирать бездомных кошек и отрезать все лишнее, а потом продавать удачные экземпляры, спрос есть. В случае если все пойдет по плану, то я смогу очень много зарабатывать.

Я настолько был шокирован таким развитием событий, что не нашелся чего сказать. Посидев минут десять без мыслей в старом кресле в своей мастерской, я осознал твердое желание покинуть эту квартиру с изуродованной кошкой. Я собрался и вышел на улицу, поймал такси и поехал ночевать на чердак.

Пивная пятница

— Мы так не договаривались, — сказал Денис. — Это место не для того чтобы ночевать, так бы здесь бомжи давно поселились. Всякое тут бывало, но спать все уходили домой. Это мы к тебе в гости приходить будем, получается?

— Не кипятись, пусть расскажет, что стряслось, может, у человека серьезная проблема, — Валера открыл пиво, которое я заранее притащил на чердак в двойном объеме.

Я долго и обстоятельно рассказывал события прошедшего месяца, связанные с совой и котенком. Меня никто не перебивал, все-таки настоящие друзья умеют слушать!

— Знаешь, я не знаком с твоей женой, но есть же люди, которые работают ветеринарами, хирургами. Есть и патологоанатомы, в конце концов. Они живут в семьях и, наверное, счастливы в браке, — сказал недовольный до сих пор Денис.

— Но они же не тащат трупы в дом, — возразил я.

— Тебе же сказали — будет ферма! На твоем месте я бы устроился коммерческим директором, а Валерку взял главным по маркетингу. Вдруг деньжищи попрут, — проговорил, закусывая чипсами пиво, Денис.

— Да, видеокамеру я тебе бесплатно дам, только снимай сам, пожалуйста. Я все-таки дистанционный оператор. Но с продвижением в интернете помогу, — осторожно вставил Валера.

— Ладно, поеду сегодня домой, попытаюсь адаптироваться, — неохотно сказал я. — Что у тебя, Валер, история с девицами имела продолжение?

— Да, вот смотри, — Валера вытащил из кармана флешку.

Денис включил компьютер. Мы дождались, пока старая техника, скрипя жестким диском, подготовится к работе, и загрузили видео.

Камера была установлена не очень удачно, ракурс оставлял желать лучшего, но, видимо, Валера стремился к тому, чтобы записывающее устройство не заметили. Звук был хороший, картинка — так себе.

Две стройные девицы с аккуратными стрижками и с красивыми, даже без макияжа, какими-то целеустремленными лицами, вели беседу с Валеркиным отцом. Тот в основном мычал и выдавал несвязанные фразы, которые вылетали откуда-то из его грязной нечесаной бороды.

— Мы с подругами обсудили ваши слова, адресованные нам прошлый раз. В контексте ваших комментариев, а также из названий видео мы понимаем, что вы совершенно необычный человек. Ваша иносказательность подтверждает это. Мы поняли, что недостойны общаться с вами, так как питаемся ртом и кормим червя внутри нас.

— Сын, н-на, яйца оторву!

— Да, именно таким способом мы его сами взращиваем. А если внимательно прочитать ваши комментарии, то следует, что нелинейная динамика самоподобия природы за счет наших действий порождает кишечно-червячные образы в окружающем нас мире, и эти механизмы начинают, в свою очередь, переваривать нас.

— Иди на хуй!

— Нам понятно ваше негодование. Чтобы прервать детерминированный алгоритм самоподобия, необходимо самим перестать генерировать сокращения мышц кишечника и остановить поглощение питательных веществ по всей длине червяка.

— Засунь себе в жопу!

— Точно, так мы вас и расшифровали! Неделю назад совершенно обосновано вы написали, что бластопор, первичный рот, зарождающийся у любого живого организма на начальной стадии в процессе инвагинации, является единственной истинной полостью, которая должна обеспечивать обмен веществ и пищеварение по принципу «куда вошел — оттуда вышел».

— Вышла отсюда, шмара! Я шланг сейчас принесу, но цветы я им поливать не буду! Знаешь, куда я тебе его засуну?!

Вторая девушка вступила в разговор:

— Он в прошлый раз тоже про шланг говорил, я его боюсь. Неужели мы все верно истолковали, а он и есть предвестник истины?

Первая, более смелая и разговорчивая, отвечала ей:

— Все святые немного сумасшедшие, их слова надо уметь толковать. Он хочет сказать, что в мире будет гармония только тогда, когда все живые организмы и конструкции будут представлять собой замкнутые полости с одним входом-выходом, в которых будет преобразовываться энергия. А системы типа кишка, коридор, конвейер должны сгинуть. Начинать надо с себя. И все эти диеты, даже если пьешь только воду и пропускаешь ее через кишечник, приносят исключительно вред. Выход только один — это анальное питание.

— Заткни свой рот! — рычал Валеркин отец, чувствовалось, что он ничего не понимает, но дико взбешен.

— Да, верно, больше не будем есть и пить тем отверстием, которым мы разговариваем, мы станем принимать пищу только через первичный рот. А сейчас, Великий Отец, напои меня водой из шланга, про который ты говорил, ороси им мою начальную полость. Насыть меня и вставь мне в… в… Ну в эту…

— В жопу! — прорычал Отец.

— Да, в жопу! — сказали хором девушки.

Люди на экране монитора засуетились и, несколько раз мелькнув перед камерой, ушли.

— Каково, а? — Валера был доволен и явно гордился тем, что его видео произвело на нас эффект.

Мы с Денисом не знали: плакать или смеяться?

— Я не совсем уловил суть того, что эти дамы говорили, — сказал я, прихлебывая из бутылки, — может быть, расшифруешь нам, что это за «гармония первичной полости».

— Я сам несколько раз пересмотрел этот ролик, пока понял, что к чему. В комментариях к разным видео я писал, что весь мир — это чередование коридора и кабинета, рукава и кармана, колбасы и ореха, кишки и желудка. Я не отдавал предпочтения какой-либо конструкции, просто описывал свои наблюдения.

— То есть, насколько я тебя понял, — сказал Денис, — ты все поделил на проходные и замкнутые полости, не выделяя преимущества какой-либо из них.

— Не совсем. Пару раз я написал, как Максим говорил, что сначала зарождается ж… ж… анус. Я имел в виду, что замкнутая форма первична, но я не думал, что она лучше, — Валера развел руками в стороны.

— А девушки вот решили с вашей подачи, уважаемый, — подковырнул я Валерку, — что раз она первична, то пользоваться они теперь будут задницей, причем не только по назначению. Есть и пить они, судя по всему, тоже ей собираются. Так что, пока твой отец всех девок не попортил, начинай кампанию, развенчивающую анальное мракобесие.

— Подожди, Макс, а куда они пошли после этого видео? — спросил Денис.

— Ну, в гараж, наверное. Отец там шланги хранит, — Валера сделал невинное лицо.

— Слушай, поставь там камеру, посмотрим, чем они занимаются, интересней будет, чем грязных бомжей на помойках снимать, — посоветовал я.

Вечером, вернувшись домой, разговаривать с женой я не стал. Пошел, естественно, сразу к сове на балкон. Когда я открыл коробку и увидел, что совы нет на месте, сердце мое ёкнуло: «Неужели Лена отомстила мне за то, что я ушел вчера из дома, и замочила бедную птицу?» Не успел я закрыть коробку и как следует начать переживать за питомца, как на улице послышался шум крыльев. Сова влезла через отверстие в свое гнездо, видимо, она погуляла и вернулась домой. Я взял птицу в руки, открыл окно на балконе и посадил на перила подросшую и окрепшую ночную хищницу.

— Ну, давай, лети, там лес. Что ты забыла в этом дурном городе? — я немного подтолкнул птицу.

Сова расправила крылья, оттолкнулась от перил, беззвучно сделала круг между домами и вернулась обратно. Я посадил ее в коробку и подумал, что, наверное, пора дать имя пернатой подруге, а то вон она какая верная оказалась, улетать от хозяина никуда не хочет.

Серая неделя

Я ходил на работу пешком и почти каждое утро видел выезжающий из двора тонированный автомобиль. Мне хватало воли, чтобы не броситься за ним, хотя очень не терпелось узнать, что это за тип, и зачем он дает мне эти вышедшие из обращения рубли? Я навел справки и выяснил, что ценность их была не очень высокая, эти монетки можно выбросить без особого ущерба для себя. Наверное, так размышлял и мелкий парнишка, может, у него их было много, и он решил не выбрасывать монеты, а дарить людям. Кто знает? Я чувствовал, что мне необходимо разобраться, почему он их мне дал. Навязчивое ощущение того, что я ему что-то должен, нарастало во мне с каждым днем.

Монеты лежали у меня в столе, я доставал их вечером, подкидывал на ладонях, они приятно холодили и отягощали руку. Казалось, что двум монетам скучно, гораздо лучше, если их, к примеру, стало бы штук пять. В таком случае это уже можно было бы считать целой коллекцией, которую интересно разложить на столе и разглядывать. Приятно позвякивая, перекладывать…

А вообще, это мысль — начать собирать коллекцию! Я достал бумажник, высыпал свои монетки на стол рядом с советскими рублями. Современные денежки казались мелкими и несерьезными. Я выбрал самые новые блестящие экземпляры и отложил их в ящик стола вместе с подаренными мне незнакомцем монетами.

Вечерами мне стало нравиться выгуливать сову, я приносил на балкон куриные головы, доставал птицу и выпускал ее из открытого окна. Она красиво, как пузатый беспилотник, летала между многоэтажками, изредка взмахивая крыльями. Когда она возвращалась на балкон, я кормил ее уже оттаявшей курятиной.

Хотелось все-таки дать птице имя, но вызывала вопрос ее половая принадлежность. Недолго думая, я решил: «Раз беспилотник — значит самец!»

Назвал я его Соварог, потому что до этого постоянно, лаская птичку, называл его Соварушкой или Совурчиком. А теперь повзрослевший питомец должен был называться солидно, без уменьшительных суффиксов, но созвучно привычной кличке. Чтобы не мучиться с подбором имени, я остановился на первом, что пришло в голову, хотя птице, наверное, было все равно, как ее будут звать.

Лена активно занималась продвижением тушек живых котят, мне было противно говорить с ней на эту тему и уж подавно не до того, чтобы узнавать об успехах. К концу недели она принесла домой еще два шевелящихся клубочка, замотанных в бинты, а нам, мне и Соварогу, достались восемь лапок и два кошачьих хвостика. Может быть, ее мрачное увлечение не настолько уж и абсурдное, по крайней мере, и совы сыты, и муж деньги экономит на прокорме питомца.

В пятницу утром я вновь заметил вдали тонированный автомобиль и бросился наперерез через весь двор, чтобы не дать ему выехать на автодорогу. Водитель увидел меня, бегущего по двору, и остановился. Он вышел из машины и, скрестив руки на груди, дожидался в надменной позе, когда я подбегу. Я сбавил темп, чтобы не потерять достоинство, но, так толком и не отдышавшись, спросил:

— Другие монеты есть?

— Найдутся, — спокойно ответил мелкий парнишка.

Мой рост всегда считался чуть ниже среднего или около того, а незнакомец действительно был на голову ниже меня, и вся его анатомия была пропорционально уменьшена на ту же величину, что и рост.

— Такие же большие и тяжелые? — продолжал я, уже восстановив дыхание.

— Да любые, какие хочешь.

— Принеси посмотреть, я, может, купил бы у тебя парочку.

— А заплатить-то тебе есть чем?

— Сколько стоит?

— Выберешь монеты, потом будем торговаться. Идет?

— Хорошо, на следующей неделе, во вторник здесь во дворе встретимся.

Мы пожали руки, он уехал, а я пошел на остановку автобуса. Какое-то смутное предчувствие, что зря мы затеяли этот торг, не оставляло меня.

Вечером сразу после работы, не заезжая домой, я отправился на очередную встречу с друзьями.

Пятничное заседание

— Ну как, уладили свои кошачьи дела? — живо поинтересовался Денис.

— Я решил не принимать все близко к сердцу, к тому же теперь, похоже, есть чем кормить Соварога.

— Ты осуществляешь жертвоприношения древнему славянскому богу? — спросил изумленный Ден.

— Я думал, что это просто старинное имя, которое от совы произошло, — мне не виделось подвоха в кличке совы.

— Ну-ну…

— Пацаны, мне Мишка наконец перезвонил, — сообщил Валерий. — Он в какой-то дыре за городом, адрес не сказал, но, по-моему, он бредил. Я почему вспомнил-то про него — он тоже про сову что-то лепетал. Похоже, что пьяный был, говорил, что его птицы окружают, а вместо людей с ним за столом сидят совы и филины.

— Неужели еще одного нашего друга белочка накрыла? Печально. Михаил ведь не пьющий был, — покачал головой Денис.

— Ладно, смотрите, что я принес, — Валера вытащил из кармана знакомую нам флешку.

Денис начал подключать и загружать видео. Пока старый комп грузился, Валера развил свою теорию:

— Мы в прошлый раз говорили про то, что полости бывают проходные и замкнутые. Так вот я подумал, что, действительно, более совершенной будет полость замкнутая. Ты же не станешь в ресторане сидеть за столиком в проходе, где мимо тебя все шатаются, тебе захочется занять столик в нише или в углу. В больницах все лежат в палатах, и только в случае ненормального переполнения койки ставят в коридор. Отчего так происходит?

— Не знаю. Это твоя теория, — я пожал плечами.

— Потому что все структуры с двумя отверстиями, сквозные, призваны высасывать соки и отбирать энергию, а замкнутые ниши могут только преображать, изменять посетителя, в том числе и снабжать его чем-то новым, обогащать. То есть в них происходит своего рода обмен.

— Ну, ты загнул! — не особо вникая в суть, сказал я.

Валерий продолжал:

— Если ты перекусываешь на ходу, то ты не наешься; если ты стоишь у конвейера, то ты не создашь ничего нового. Ты — винтик, который израсходуют и выкинут. Только в непроходных кабинетах, кавернах и пещерах можно получить убежище или сотворить изобретение.

— Валера, я не узнаю тебя, откуда такие сведения? — спросил Денис, вставляя флешку где-то под столом.

— Я перестал посещать туннели и переходы, может от этого и в голове больше порядка стало. Если человек попадет в кишку, то она все высосет, опустошит посетителя. Например, метро: ты заходишь в рот и попадаешь на эскалатор, он тебя предварительно обработает, размягчит, чтобы уже в вагонах из тебя все соки выжать. Да ты представь себе любой длинный коридор — это же страшное пищеварительное сооружение! Идешь ты по нему, а тебя переваривают. Ближе к выходу ноги уже начинают подкашиваться, в глазах темнеет, — задвинул Валерка.

— Жуть какая, ты никому только не рассказывай это, а то тебе неотложку вызовут, — съехидничал Денис.

Наконец видео запустилось, оно было хорошего качества, камера висела напротив двери в гараж с хозяйственным инвентарем дворника.

Я давно не видел Валеркиного отца. За прошедшие годы он мало изменился, только седины в волосах стало больше, а борода увеличилась в размерах. Он был высокого роста, за прической никогда не ухаживал, его спутанные волосы развивались на ветру. Издалека он имел сходство с портретом того Распутина, который весьма успешно растлевал в свое время семью правителя России. Но лицо дворника было крупнее, посередине висел опухший пористый красный нос, голова держалась на морщинистой тощей шее. За косматой шевелюрой скрывались его волосатые уши, причем седой мох торчал густым комком из ушного отверстия. Про глаза его тяжело было что-то сказать, так — два черненьких бегающих слизняка в глубоких опухших складках. Он по-прежнему носил какую-то потрепанную одежду, от которой наверняка пованивало помойкой — ароматы свалки были его профессиональным запахом, как мне помнится.

Кроме наведения порядка на контейнерной площадке, в его обязанности входило мести улицу, поливать цветы на клумбах и подстригать разрастающиеся кусты. Зимой — убирать снег и посыпать дорожки песком.

Во дворе стояли в три ряда старые кирпичные гаражи. Один бокс был выделен дворнику для хранения инструментов: лопат, метел, каких-то тележечек и шлангов, которые, действительно, надо было где-то содержать. Валеркин отец тащил в этот гараж некоторые вещи с помойки, не все подряд, а только те, которые можно было еще использовать или продать через Валерку в интернете: древние кресла, почти антикварную мебель или старые велосипеды.

На этот раз видео оказалось качественное, все детали можно было хорошо разглядеть.

Отец стоял в грязном коричневом фартуке около двери в гараж и выбирал ключ из связки. Он открыл дверь и махнул рукой, приглашая кого-то внутрь. Через десять секунд в гараж прошмыгнули с улицы пять девиц, двух из них я уже видел в ролике, который нам показал Валера на прошлой неделе. Кто-то из них был в джинсах, кто-то в мини-юбках. Все они, как на подбор, были стройные, ногастые, с модельными фигурами, отличались только одеждой, прическами и цветом волос. Когда они скрылись за дверью, то отец осмотрелся по сторонам, погрозил в видеокамеру кулаком, потом сам зашел внутрь и закрыл за собой тяжелую дверь, слышно было, как громыхнул засов.

— И все? Ты издеваешься? Мы же договаривались, что ты камеру в гараж повесишь, — начал возмущаться Денис.

— Нет, не все. Есть еще видео, как они выходят, — невозмутимо парировал Валера.

— А чем они там занимаются? Как мы сможем узнать? — настаивал на своем Денис.

— А это уже зависит от твоего воображения. Есть еще третий ролик, где те же девки на неделе завозили в гараж какие-то кресла, банки, шланги. Правда, я его забыл на флешку скопировать.

— Валер, тебе задание: установить камеру внутри бокса! Возьми ключи у отца, скажи ему, что тебе лопата нужна или тачка. Тебе надо попасть туда на пять минут, — выдал поручение могучий Денис.

— Ладно, попробую, — нехотя согласился Валерка.

Шишкина осень: обратный отсчет

Второе начало

Катя была слегка удивлена простотой Славы. В общем-то, немолодой уже мужчина, видимо, совершенно без комплексов, голый, уселся рядом с ней на банный полок. Она слегка смутилась, но Валентина без какой-либо смены интонации продолжала свой незамысловатый рассказ. Катя решила сделать вид, будто ничего необычного не происходит. Может, в деревнях так принято, это же, наверное, общественная баня.

Ее разморило, весь день она возилась с Михаилом, сначала его пришлось приводить в чувство нашатырем и отпаивать водой, потом тащить на себе, затем отмывать. Без Валентины она точно бы не справилась. Хорошо, что та помогает.

Когда девушка нервничала и не могла дозвониться до своего жениха, она рисовала себе самые ужасные картины того, что могло случиться с Михаилом. Вдруг женский голос ответил ей — какая-то дама сообщала, что Михаил забыл свой телефон у нее. Катя психанула и прервала соединение.

Через какое-то время Валентина сама со своего номера набрала Екатерину и объяснила, что она продавщица в местном магазине и ничего плохого думать не надо, Михаил только взял спиртное для себя и друга, которого она хорошо знает и может за него ручаться. Все в порядке, ситуация под контролем — гуляют мужички.

Они созванивались еще три-четыре раза, Катя звонила узнать, что слышно про Михаила, а Валентина звонила Кате, когда видела его в соседней деревне и отчитывалась. Мол, ничего страшного, выпивает немного, отдыхает скромненько, порядок не нарушает.

Катя всегда считала Михаила сильным человеком, он всего добивался сам, был порой упрям и настойчив. Хотя мог иногда проваливаться в апатию и две недели ничего не делать, но потом все равно собирался с мыслями и приводил все дела в порядок. Просто ему немного не повезло с последним местом работы: не успел он оформиться, как планы начальства сменились, и произошло сокращение штата сотрудников. Михаила как самого свежеустроившегося было проще всего уволить, и он, не став дожидаться этого момента, ушел сам. Впрочем, он всегда с легкостью устраивался на работу и с такой же легкостью увольнялся, потому никаких переживаний по этому поводу Катя с Михаилом не испытывали. Но чтобы уйти в запой… Это было нечто новое. В последнее время он вообще не выпивал. До этого они раньше часто выезжали на пикники, а когда был жив дед, навещали его пару раз в деревне. Михаил мог выпить рюмку — другую, но всегда знал меру. Или не знал? Или она что-то не так себе представляла…

Намаявшись за день, Катя, как сомнамбула, помылась со Славой и Валентиной и быстро заснула. Их с Михаилом оставили ночевать в предбаннике. Первая половина ночи прошла спокойно. Однако после полуночи у Михаила поднялась температура, и он, страдая, то стонал от жара, то тихонечко подвывал от боли. Второй раз заснуть у Кати больше не получилось. Она села рядом с кроватью на стул. В бане было душно и жарко, ей хотелось пить, но, кроме пива, ничего на столе не было. Потихоньку за ночь она допила весь остававшийся на столе после банных процедур пенный напиток.

Шесть

С утра Катя, Слава и Валентина осмотрели больного. На консилиуме было решено везти Михаила в больницу. Переночевавшая у Славы Валя ушла в свой магазин. За руль Кате после пива было нельзя, а у Славы не было водительских прав. Пришлось просить Бориса, у него хоть и не было машины, но были права. Посадив Михаила рядом с Катей на заднем сидении, Слава устроился впереди рядом с рулившим Борисом. Районный центр находился в пяти километрах, но, так как прямой асфальтированной дороги не было, пришлось ехать кругами. Путь до больницы занял около получаса.

Сначала Михаила осмотрели в травматологии, но никаких переломов и опасных ушибов не обнаружили. Самой серьезной травмой оказалась обожженная писька. Ему поставили катетер, чтобы он мог безболезненно ходить в туалет, намазали член вонючей мазью и забинтовали. Более неприятным оказалось обнаруженное воспаление легких, и молодого человека оставили в стационаре. Несмотря на жар, он был в состоянии себя полностью обслуживать. Сидеть в больнице у Кати не было резона, кроме того, надо было навести порядок в доме, так художественно загаженном стараниями Михаила. Она поехала с мужиками обратно, за руль уже села сама, благо ехать приходилось по грунтовке, не рискуя быть задержанной за езду в нетрезвом виде.

По дороге обратно Борис отчитал Катю за то, что она оставила Михаила одного в деревне на столь долгое время. Он говорил, что таких людей, как Михаил, он видит насквозь, и оставлять такого наедине с алкоголем — все равно как самоубийце дать пистолет. Он долго читал нравоучения, это надоело Кате, и она сделала вывод, что Борис — редкий зануда. А вот веселый Слава ей, напротив, понравился. Хотя он не был красавцем и был староват, но зато он постоянно шутил и не заморачивался по пустякам. Катя вспомнила вчерашнюю баню со Славой и то, как бинтовали член Михаила. Она улыбнулась, мысленно сравнивая двух самцов. Перевес был на стороне Славы.

По возвращении из больницы ей предстояла генеральная уборка в доме. Девушка стояла на пороге и не знала, за что браться. Кухня-прихожая была вся в грязи, мусор уже свешивался со стола на стоящий рядом топчан. Так как обувь Михаил, похоже, вообще ни разу не снимал, уличная слякоть размазанными сгустками щедро покрывала весь пол. А запах! Смесь протухших объедков, мочи и перегара.

Неожиданно помогать Кате вызвался Слава. Он, несомненно, был оптимистом, ему удалось зарядить девушку своей энергией, и они вместе начали уборку. Забыв про хромоту, он приносил ведра с водой. Даже починил выключатель на кухне. Пообедать они тоже сходили к Славе, он сам накрошил вкусный салат и быстренько сварил простой, но аппетитный суп.

В отличие от Бориса Слава не был брюзгой, он не ругал ни Михаила, ни Екатерину. Наоборот, он говорил, что ребята — молодцы, коль решились приехать в деревню, а произошедшие события были просто стечением обстоятельств. Катина симпатия к Славе увеличивалась, она даже прониклась к нему определенным уважением за его трудолюбие и обаяние. Она не видела самого обычного подхалимажа в его словах и действиях, а может быть, и не хотела видеть. После обеда они, чуть ли не взявшись за руки, шли заканчивать уборку.

К вечеру старый дедовский дом сверкал чистотой, даже на верхних полках убрали пыль и вывесили на улицу проветриваться постельное белье. Но в самом доме еще оставался неприятный запах. Слава предложил открыть все окна и оставить помещение проветриваться на ночь, а Катю пригласил остановиться пока у него. Ну как отказать такому галантному аборигену, да еще и славному помощнику. Катя согласилась.

Пока она перегоняла машину во двор к Славе, тот приготовил сюрприз. На кухонном столе стояла бутылка дешевого вина, и горели две свечи. Убогая обстановка жилища растворялась во мраке, только скромная трапеза на свежей скатерке была тускло освещена подрагивающими язычками маленьких огоньков. Катя была польщена таким приемом. Михаил никогда не отличался романтизмом, а тут запах ароматизированного воска, тепло от свечей и блики в бокалах — все это показалось картинкой из книг про рыцарей и принцесс, которыми она зачитывалась в детстве.

Свежий воздух и романтический настрой сделали свое дело. За ужином Катя поинтересовалась, не обидится ли Валентина, если узнает, что у них был ужин при свечах. На что Слава сказал, что они с ней дальние родственники и помогают друг другу чисто по-родственному, а вообще у нее есть ухажер — Толя. Сам же Слава — одинокий романтик, живущий в глуши. Неужели она думает, что если бы у них с Валентиной был роман, то она, находясь в двадцати минутах ходьбы, не ночевала бы у него.

Катя быстро захмелела, сказались утреннее пиво из бани и усталость после грандиозной уборки. Она немигающими блестящими глазами смотрела на пламя свечи и, почувствовав, как тепло такого же огонька разгорается у нее внизу живота, посмотрела на Славу. В его глазах прыгали отблески алых язычков пламени. Она протянула руку к лицу мужчины и провела по выбритой морщинистой щеке. Слава поцеловал кончики пальцев Кати. Он галантно взял ее за руки, вывел из-за стола и уложил в постель. Также плавно и деликатно раздел, сопровождая свои движения поглаживаниями и поцелуями.

Екатерина полностью отдалась во власть Славы. Тот знал дело четко. Никакой торопливости и суеты, каждое его прикосновение приносило ей массу удовольствия. Через полтора часа они, растрепанные, вышли к столу, где уже догорали свечи, от них оставались только красные точки в расплавленном розовом воске. Слава включил ночник и при его освещении разлил остатки вина по бокалам. Они молча выпили и вернулись в кровать. Теперь инициативу перехватила Екатерина. Она вкладывала в свои ласки и в каждое движение столько огня и страсти, словно сдавала экзамен на профессиональную пригодность строгому профессору кафедры мастерства любви…

Пять

С утра ее ждал кофе в постель. Это было за гранью понимания в ее привычной жизни. Она почувствовала, что за такую ночь и утренний кофе в кровати она готова ходить пешком в эту деревню из города.

Они провалялись в постели до обеда. Потом Катя приготовила поесть, и вдвоем со Славой они сходили в дедов дом. Посторонние запахи уже почти не ощущались, но атмосфера в этом доме была мрачная, не радостная, здесь было пусто и холодно. Любовники решили, что будет лучше, если они оставят дом проветриваться еще на одну ночь, а может быть, и не одну.

Катя сходила в магазинчик к Валентине, прикупила продуктов и наконец-то забрала телефон Михаила, который давно разрядился. Когда вернулась к Славе, то поняла, что сюрпризы продолжаются. Он вымыл ее машину и даже украсил крыльцо бумажными гирляндами. Вечер прошел так же романтично и трогательно, нисколько не хуже предыдущего.

На следующее утро они решили навестить Михаила. Необходимо было оставить ему телефон, чтобы он мог позвонить, если ему что-то потребуется. Забирать его из больницы никто не торопился. А зачем? И так хорошо!

Михаил изменился. Лицо стало худым и злым, синяк под глазом пожелтел, также стали заметно дрожать пальцы на руках, а голос стал дребезжащим. Он заметил, что Катя стала по-другому к нему относиться, поэтому он пытался ей угодить и выглядел заискивающе суетливым, от чего делался противен как себе, так и окружающим.

Воспаление легких грозило перейти в затяжное, потому Михаила собирались выписывать не раньше чем через две с лишним недели. Кто-то должен был носить ему продукты и покупать медикаменты, которые прописывали врачи. Кроме того, у него копились дела и назревали проблемы в городе, кому-то надо было заниматься и этими вопросами. На помощь со стороны его сестры тут не приходилось рассчитывать. Катя же категорично заявила, что раз уж он набедокурил, то пусть сам и разбирается с кредитами и работодателями, она устала делать это за него. Пусть хоть раз в жизни сам выкрутится без ее помощи. Она и так для него много сделала, вдобавок ко всему, ей придется ездить в эту больницу с продуктами. Решили долечивать Михаила здесь, в районном отделении, так как местные врачи уже вникли в суть проблемы, да и многие процедуры в глубинке стоили дешевле. Хотя, возможно, что это был лишь повод.

В первую неделю Катя съездила в город и взяла внеочередной отпуск под предлогом ухода за будущим мужем. Сама же она весело проводила время со Славой. Они вместе мылись в бане, смотрели на звезды, носили друг другу кофе в постель. Оказалось, что Слава пишет стихи, паршивенькие, но, чтобы поразить влюбленную женщину, вполне сносные.

Слава менялся на глазах. Видимо, молодая кровь под боком оказывала на него омолаживающее действие, ведь разница в возрасте Славы и Екатерины была более двадцати лет. Катя постригла его, щечки округлились и стали менее морщинистыми. Казалось, что даже глаза у него стали более выразительными и засияли изнутри скрытой энергией. Он стал выглядеть как холеный деревенский мачо. Если раньше Слава подчеркивал свою хромоту, то теперь он как-то умудрялся ее скрывать. Нужно было долго присматриваться к его походке, чтобы заметить, что он чуть припадает на левую ногу.

Катя постоянно отгоняла от себя мысли о возвращении Михаила. Она навещала его в больнице, привозила продукты и с брезгливостью рассматривала этого человека. Как она могла столько времени с ним общаться, заниматься любовью, строить планы на совместную жизнь? К ветреному Славе она испытывала смешанные чувства. Вряд ли это была настоящая любовь. Скорее всего, это была смесь вспыхнувшей страсти с жалостью к неухоженному мужичку. Ей нравилось приводить Славу в порядок и наблюдать за этими изменениями. Она опекала его и в то же время пыталась быть властительницей. Попытки направить энергию свободолюбивого человека в нужное ей русло проявлялись все более отчетливо. Слава ощущал это и до поры до времени не противился, видимо, ему тоже была интересна эта игра.

Он был неподражаем в постели, изобретательность и сладострастие Славы вызывали у Кати поистине трепетные восхищение и дрожь. Видимо, ему удалось набраться за свою жизнь такого сказочного опыта и отточить природное чутье так, что каждое желание женщины в постели он знал или угадывал заранее.

Он выстраивал тактику ласк таким образом, что Кате казалось, будто это не она захотела определенного прикосновения или ощущения, а Слава где-то скачал инструкцию к ее телу и разуму и теперь умело управляет рычажками этих машинок. Ей порой казалось, что она теряла сознание, это были не просто множественные оргазмы, это было колдовство. Так, откуда-то из глубины, из сверхплотного ядра чувственного наслаждения начинали разбегаться по всему телу мелко вибрирующие крошечные создания. Они были похожи на мельчайшие упругие шарики, медленно и настойчиво вырывающиеся из оков ее плоти к поверхности кожи. Синхронно, словно слаженный оркестр, они с легким щелчком прокалывали верхний слой, и через открывшиеся поры Катю заливало теплыми лучами ни на что не похожего счастья. Вырвавшись на свободу, ласковые шарики меняли форму, они вытягивались и, продолжая вибрировать в мягком крещендо, всасывали в себя чуть заметные пушинки, покрывающие все тело девушки. Когда же звучание этого оркестра сладострастия и пульсация каждой клетки всего естества Екатерины сливались в единой гармонии, тело ее начинало сверкать и, казалось, взлетало над ложем соития. Крошечные вибраторы продолжали исполнять свою чарующую симфонию. От этой музыки пушинки, с натянутыми на них виртуозами, становились тверже и, поднимаясь в поисках ласкового теплого дыхания, приобретали необычайную чувствительность, как только что удовлетворенные, но еще не растерявшие возбуждения полчища микроскопических фаллосов. В тот момент уже невозможно было коснуться любого участка горящего тела, чтобы не вызвать эйфорическую дрожь во всем организме.

Внизу живота на этой звенящей ноте, пульсируя в блаженном танце, маленький дирижер этого сказочного оркестра вдруг резко выпрямлялся на своем подиуме и поднимал вспотевшую и раскрасневшуюся головку, покрытую очаровательными складочками. Он на секунду замирал, оглядывая всех своих музыкантов, вытягивался вверх, из-за чего складочки на его шее начинали разглаживаться. От жара пламени, полыхающего где-то в глубине, под основанием дирижерского пульта, он вынужден был приподняться на носочках и, разбрызгивая во все стороны с рукавов взмокшего фрака капли пота, резко взмахивал руками. Оркестр взрывался, рассыпаясь холодными искрами бенгальского огня, которые обжигали кожу мелким ледяным пощипыванием, которое, в свою очередь, превращалось в захватывающие волны блаженства, прокатывающиеся от макушки до пяток. Постепенно искры скатывались в глубокие карманы фрака дирижера, и тот, придерживая оттянутые и потяжелевшие фалды, не переставая кланялся и кланялся благодарной публике. Зрители без устали аплодировали. Овации не смолкали ни на секунду. Крики «бис» и «браво» слышались даже на улице…

Четыре

Катя прекрасно отдавала себе отчет в том, что это временное увлечение, но зато какое сладостное! Как бы подтверждая ее предчувствия, Слава к концу второй недели стал куда-то надолго уходить, не предупреждая ее. Он начал понемногу хамить и пытался иногда лишнего выпить. Похоже, Катя стала ему надоедать. Или, может быть, он чувствовал, что романтические денечки кончаются, и пытался не сильно привыкать к такой почти семейной жизни. А может, просто натура такая — непостоянная, ветреная, быстро устающая от однообразия.

Движение Славы и Михаила в жизненной плоскости стало разнонаправленным. Михаил теперь постоянно курил, стал худеть. Он полюбил смотреть телевизор в больничном коридоре, стал избегать людей и боялся принять самостоятельно какое-либо решение. Слава же, напротив, стал меньше курить, подобрел. Он стал склонен к рассуждениям и с удовольствием раздавал советы и наставления. Телевизору он стал предпочитать прогулки на свежем воздухе, а если была плохая погода, то мог и почитать что-нибудь из своей не очень богатой библиотеки.

Кто же знал, что такие изменения под воздействием женщин, алкоголя и свежего воздуха могут произойти с людьми всего лишь в течение двух-трех недель?

Однако пришло время забирать Михаила из больницы. Катя приготовила выздоровевшему чистую одежду и в одиночестве поехала в районный центр. Михаил чувствовал себя хорошо, только катетер пришлось оставить, так как ожог немного воспалился и заживал медленно. Они приехали в дедов дом. На столе лежала постиранная скатерть, а на кровати — свежее белье. Посторонние запахи присутствовали, но едва уловимо. Михаил с Катей, обмениваясь дежурными фразами, поужинали, разделись и легли спать. Катя отвернулась к стене и попыталась заснуть, Михаил стал гладить ее рукой по спине, поцеловал в шею и залез рукой ей в трусики. От Михаила пахло больницей и дешевыми сигаретами. Катя почувствовала, как холодный катетер тыкается ей в ногу и перекатывается по внутренней стороне бедра. Она резко повернулась к Михаилу и сказала:

— Я ухожу от тебя, я беременна от Славы. А ты живи, как хочешь. Можешь опять в грязи с алкашами начать валяться.

Молодой человек откинулся на подушку и молча смотрел в потолок, по которому пробегали бесформенные тени загадочных существ. Он понимал и до этих слов, что жизнь поменяется, но что так — не ожидал.

— И что? Ты пойдешь жить к Славе? — смог с трудом выговорить опешивший Михаил.

— Нет, сюда в вашу деревню я не вернусь. Я хочу родить ребенка. Сама рожу, сама выращу! Без помощи вашего брата.

Она встала с кровати, включила свет, оделась и вышла на улицу. Слышно было, как завелась машина и с пробуксом тронулась с места.

Михаил не мог заснуть.

— Что же это происходит? Меня за последнее время избили, опустили, облили и заморозили, потом долго лечили. Сейчас выясняется, что моя невеста беременна от старого алкаша, живущего в непонятной дыре, без каких-либо перспектив.

Он сел на кровати.

— Надо что-то делать. Итак, я приехал сюда, чтобы подлатать дом, потом продать его, поправить финансы и сыграть свадьбу. И каков финал? Вот зараза!

Он погрозил в окно кулаком. На дереве в саду молча покрутила головой ночная птица.

Молодой человек прошел на кухню, автоматически начал искать сигареты в висевшей около двери одежде. Когда же он вытащил из кармана то, что искал, его словно осенило. Он смотрел на зажатую в руке пачку.

— Вот! Я же некурящий и не пьющий. Все эти пороки пристали ко мне здесь, в этой деревне. Это не птицы тут дурные, а люди. Сволочи, скверные людишки!

Он злобно смял двумя руками пачку, потом бросил ее на пол и стал топтать ногами, отплясывая странный танец все быстрее и быстрее, злоба внутри него начинала закипать.

В дверь постучали. Это был Борис.

— Ты что тут посреди ночи хороводы водишь?

— А тебе какое дело! Хочу и пляшу!

— Давай я музыку хоть включу или подпою для ритма, — сыронизировал Борис.

— У меня свой внутренний ритм, громкий и отчетливый. Я не нуждаюсь в подпевалах. Тем более что ваши песни чужды моему разуму, — злобно сказал Михаил.

— Ладно, что ты завелся? Пляши сколько хочешь, только послушай меня сначала. Уехал бы ты отсюда, пока опять что-нибудь не приключилось с тобой.

— Все что могло произойти, уже произошло. Мне даже интересно, какие сюрпризы еще меня поджидают.

— Ты зря так легкомысленно рассуждаешь. Уезжай! Виктор опасается, что скоро будет что-то нехорошее.

— Виктор? Он что, пасьянс тут на мою судьбу раскладывает?!

— Слушай, у тебя, наверное, дела есть в городе? Может, пора ими заняться?

— Все, нет у меня там никаких дел. Катя блядует со Славой. Работы нет. Имущество за долги арестовано. Ничего приятного в городе меня не ждет! — сквозь зубы процедил молодой человек.

— Работу всегда можно найти. Дом этот ты хотел продать. Так продавай, закрывай долги, ищи новую жену.

— Нет, я буду с Валентиной жить, картошку вон посажу. У нее же магазин есть. Излишки будем приезжим продавать.

— Нужен ты Валентине. Или ты на ее самогоне жениться надумал. Давай ложись спать, завтра с утра подходи ко мне, позавтракаем. Затем посмотрим, где какие доски в твоей хибаре поменять надо. Дел у тебя здесь на два часа, а ты уже месяц непонятно чем занимаешься. Потом езжай в город, ищи риелтора.

— Зачем риелтора? Месяц? Я здесь уже месяц? — Михаил как-то сдулся и перестал сопротивляться воле Бориса.

— Как зачем? Птицы уже в стаи собираются. Скоро лететь на юг, — мужчина устало вздохнул. — Осень уже на дворе. Того гляди дорог не станет, продать дом будет тяжелее.

Борис ушел. На Михаила накатила отступившая было злость.

— Еще чего, соседи деревенские будут меня жизни учить! Уж сам как-нибудь разберусь, с кем мне спать и что пить!

Он поднял смятую пачку, вытащил из нее обломок сигареты и закурил.

Три

Когда Борис, не дождавшись Михаила с утра, пришел к нему сам, никого дома не было. Он дошел до Славы, тот тоже отсутствовал. Борис достал телефон и набрал пару номеров. Ему не отвечали, он пошел к Виктору.

— Вот такие дела у нас творятся, — Борис рассказал все Виктору. — Что думаешь, где эти олухи?

— Я думаю, что они сами объявятся, что ты их все пасешь, как будто они дети тебе?

— Не дети, но все же люди, соседи. Если они все сопьются или перевешаются, то в деревне вообще никого не останется. Так я себя нужным ощущаю, есть хоть какие-то заботы. Да и поговорить есть с кем. А то проснулся, отжался, позавтракал, книгу почитал, никакого разнообразия, социум увядает.

— Ну езжай в город, там будет тебе разнообразие, и социум бурлит.

— Сидеть в квартире и ругаться с соседями по лестничной площадке, чтобы не шумели? Нет, тут тишина и полная грусти романтика. События происходят, пусть неторопливо, но последовательно. В моем ритме. Во всем прослеживается какая-то логика, и конец уже близко. Если в деревне останешься только ты, Виктор, то я уеду. Не могу я совсем отшельником жить, — сказал Борис.

— В этой деревне всегда есть кто-то помимо людей, и если мы все покинем это место, то оно не будет пустым. Жизнь здесь никогда не останавливается. Раз и ты стал чувствовать, что дело идет к развязке, то значит пернатые с тобой контакт уже наладили… И куда ты потом? На юг? — Виктор внимательно посмотрел из-под очков на собеседника. — Не советую я тебе туда уезжать. Заведи себе лучше женщину. Будет куда лишнюю силу девать.

— У меня после недавнего развода аллергия на женщин.

— Хочешь мужчину?

— Что-то пока желания не возникало. Может, просто окружение не сексуальное, — Борис засмеялся. — Ладно, пока что я планирую быть здесь до снега. Нам с тобой надо кое-что успеть за оставшееся время. Что сначала? Водопровод тебе на участке доделаем или дальше птичье кладбище раскапывать продолжим.

— Скажешь тоже. — Виктор улыбнулся. — Естественно, водопровод! Если что, то мы обустраиваем скважину.

С улицы доносился шум. По центру дороги со стороны магазина шли, шатаясь и обнявшись, Михаил со Славой. Пройдя через Славину калитку, они скрылись в доме.

— Ладно, без обид?

— Без обид!

— Мы с тобой в расчете. Только ты пойми, Миша, я Валентину люблю по-настоящему, мы с ней со школы знакомы. Она даже один раз мне жизнь спасла, когда мы еще подростками были, — вещал Слава.

— Ну а что же вы не живете друг с другом?

Слава рассказал историю взаимоотношений со своей пассией. Повзрослев, все разъехались кто куда. Валентина вышла замуж в городе. Слава отправился на заработки, трудился везде, где платили, в основном на стройках. Там же и ногу повредил, пришлось возвращаться обратно, оформлять инвалидность. Ладно мать еще была жива, не дала совсем опуститься. Кое-как устроился на местной ферме. Потом и она закрылась. Валентина два года назад вернулась после развода. Деньги у нее были, на них она и открыла магазинчик. Ну, конечно, встретились, молодость вспомнили. Слава все уговаривал ее выйти за него замуж. Но она после неудавшегося брака признавала только свободные отношения. Дескать, она свою свободу ценит превыше всего. Ревновать Славе к другим мужикам не позволяет, но и жить с ним категорически не соглашается. Иногда они вместе могут провести какое-то время, организовать пикничок. Так и живут вроде вместе, а вроде и врозь.

— От тоски бывает выпью, все равно ведь жизнь не устроена, — взгрустнул Слава. — А ей удобно, только свистнет, мужичок тут как тут.

— Да, мужичков она всех подбирает, не брезгует, — не в тему ляпнул Михаил.

— Да и права она, ведь еще за время молодости изучила меня. Знает, что я человек не семейный, не удержусь, буду флиртовать на стороне. А не ровен час и голову потерять могу, поплетусь за какой-нибудь юбкой. А бабы меня почему-то любят.

Михаил что-то невнятно пробурчал.

— Вот Катька твоя, что ты думаешь? Я ее долго уговаривал? Нет. Сама прям набросилась. Правда, может быть, по тебе истосковалась. Ведь если девка по парню сильно тоскует, то ей как-то же надо разрядиться, выплеснуть, так сказать, свои чувства. Вот она из-за того, что тебя сильно любит, и отдалась мне. А у тебя к тому же пиписька обгорела и трубка торчит, так что ее понять можно. Давай я ей позвоню, скажу что-нибудь, придумаю, пусть приедет. Я вас вдвоем оставлю. Ты и объяснись, вот увидишь, она девка отходчивая.

Михаил слушал и кивал головой, но внутри все бурлило и кипело. Он доверял этой женщине, хотел жениться. «Кстати, эта сука сейчас ездит на его машине. Интересно, машину тоже приставы арестовали? Пусть только приедет, тварь!» — переливаясь через край, злость захватила его сознание полностью. Они допили самогон, вышли на крыльцо. Покурили. И пошатываясь Михаил побрел домой.

Два

Дома он разделся, аккуратно вытащил катетер, попробовал помочиться, обошлось без боли. Он помял половые органы, неприятных ощущений уже не было. Может быть, просто алкоголь действовал как анальгетик.

Сама мысль, что он теперь полноценный мужчина вызвала прилив сил и легкое возбуждение. Хотя, возможно, он просто слишком увлеченно разминал рукой гениталии в трусах. Спать не хотелось, он подумал о Валентине. Но после такого задушевного разговора со Славой ему показалось, что идти к ней было бы не по-товарищески. Он прикрыл глаза. Перед ним поплыли мысленные образы, которые превратились в плакаты из дома Марата. Он вновь захотел их увидеть. Михаил выключил освещение и вышел из дома. При свете луны темная тень какой-то птицы проплыла над деревенской дорогой. Послышался неприятный звук, похожий на грубый смех.

Достаточно быстро он дошел до Маратовского дома и посветил фонарем на входную дверь, она была закрыта на два замка, один навесной был явно новый, видимо, его повесили родственники. Почему-то слово «повесили» зазвенело в мозгу Михаила и как-то напугало его. Но влечение к изображениям на плакатах было сильнее. Он вспомнил, как Слава забирался в дом через окно, и очень быстро повторил этот трюк. Стол из комнаты, где они справляли тризну по Марату, уже убрали. Как-то одиноко посередине пустой комнаты стоял стул. Главное, что плакаты были на месте. Михаил прошел вдоль стен и внимательно осмотрел каждую модель при свете фонарика.

Он приспустил штаны, сел на стул, стоявший посреди комнаты, подергал одной рукой письку, второй рукой направил луч фонарика на стену. На него грустно смотрел Марат из траурной рамки, стоящей на высоком комоде.

И опять слово «повесили» зазвенело в ушах Михаила. Ему стало жутко, он посветил вверх над собой и увидел, как была прицеплена веревка, на которой когда-то висел Марат. Она была продета через доски потолка и уходила выше на чердак, похоже, крепилась там. Молодой человек вдруг четко представил, фактически увидел, как Марат на чердаке наматывал веревку на обрубок черенка лопаты. Чувствовалось, что он делает это не в первый раз. Потом Марат фиксировал черенок с намотанной веревкой в щели между досками пола чердака. Он проверял, чтобы черенок мог выскочить из расщелины, а веревка имела возможность размотаться, но только при большом усилии, видимо, соизмеримым с весом самого Марата. Из свободного конца веревки он делал петлю и просовывал ее в специально проделанное отверстие в полу чердака. Петля высовывалась между досок потолка в комнате на первом этаже. Затем Марат спускался вниз, вставал на стул, надевал петлю на шею и онанировал, пригибая колени, задыхаясь и глядя на своих женщин. В один момент стул упал, а черенок что-то удержало в щели между досками так, что веревка не смогла размотаться… Какой-то черный силуэт медленно шел по чердаку от отверстия с веревкой к лестнице вниз.

Михаил застыл на месте, он светил на фотографию Марата и смотрел неотрывно в глаза покойнику. Совершенно не двигаясь, одной рукой он все сильнее сжимал свой член, капля крови выступила из почти зажившего ожога. На чердаке скрипнула доска. Ужас сковал Михаила, он прилип к стулу, на котором когда-то стоял Марат. С огромным трудом, боясь издать малейший звук, ему удалось приподняться. Дрожащими онемевшими руками он натянул штаны. Наконец-то ему получилось оторвать свой взгляд от фотографии, медленно переставляя негнущиеся ноги, он двинулся к окну. Марат продолжал безучастно наблюдать за незваным гостем. Спиной молодой человек чувствовал взгляд, упершийся ему в спину.

Что-то большое и черное тихо спустилось с чердака, дошло до стула и беззвучно уселось на него. Оно тоже стало смотреть на Михаила. Перелезая через окно, молодому человеку случайно пришлось оглянуться, и он отчетливо различил при свете луны две пары глаз, пристально наблюдающие за ним.

К своему дому он примчался пулей. Голова работала сумбурно, хотя хмель полностью прошел. Страх не пустил его в дедов дом, так как он в темноте был очень похож на тот, где Михаил только что испытал дикий ужас. Дергающиеся тени стали окружать молодого человека, он побежал к сараю. Ему виделся только один способ избавиться от преследующего страха.

Он хотел одного. Свести счеты с жизнью. Михаил быстро нашел в сарае веревку и балку под потолком. Дрожащими руками связал скользящий узел. Он подвинул стремянку к балке, привязал веревку, просунул голову в петлю и стремительно спрыгнул с лестницы вниз. Вокруг основания головы резанула острая боль, потом что-то хрустнуло в шее и стало темно.

Один

Он глубоко вдохнул затхлый воздух сарая, открыл глаза и увидел сверкающее мачете Бориса.

Михаил лежал на земляном полу пристройки, над ним склонился Борис. В одной руке он держал мачете, другой ощупывал шею Михаила, видимо, искал пульс. Молодой человек подумал, что Борис хочет его задушить. Двигаться не получалось, а пульс стучал в ушах страшнее огромного колокола. Он опять потерял сознание. Пришел в себя он уже в больнице. На шее у него был одет пластиковый корсет. Снова в палате были Катя и Слава. Михаил ощутил абсурдность повторяющихся событий. Говорить ни с кем не хотелось. Катя фальшиво улыбалась, Слава шутил, в общем-то, тоже фальшиво.

Одну неделю, пока за Михаилом приглядывали врачи, Катя опять жила у Славы. За все это время она один раз навестила Михаила. Она сообщила, что его сестра знает, в каком состоянии находится ее брат, и скоро должна будет приехать нянчиться с ним. Сестру он так и не дождался и понял, что никому не нужен, а все его только обманывают.

Михаил свободно передвигался по больнице, только корсет немного стеснял движения. За окном наступила золотая осень. Желтые вперемежку с красными листья со стоявших рядом деревьев залетали в больничные окна, была ясная сухая погода. Он много времени смотрел на улицу. В течение дня Михаил перемещался за солнцем, с утра он располагался у восточных окон, потом переходил на южную сторону, в конец больничного коридора. После обеда он вставал у окна, которое смотрело на запад, и не отходил от него, пока солнце не скрывалось за горизонтом. У Михаила болела душа. О чем бы он не начинал думать, все мысли возвращались к отсутствию будущего. А какая обида была на Катю, ведь фактически она унизила его! Внутреннее стенание не находило выхода, было горько и тошно, а бессилие и невозможность отмотать жизнь на пару месяцев назад приводили в отчаяние. Он стал плохо спать, его пугали темнота и тишина.

Катя пришла за день перед выпиской и принесла Михаилу кучу повесток в суд, а также уведомления от судебных приставов. Она сказала, что это вместо яблок с апельсинами передала ей сестра Михаила. Дескать, теперь она за него пытается отбивать атаки коллекторов. Похоже, что взыскатели долгов добрались до самого ценного имущества молодого человека. То есть до квартиры и автомобиля.

Катя предложила оставить пока машину у Славы, потому что ездить из-за ареста на ней сейчас нельзя. Вместе с сестрой они решили продать дедов дом, чтобы закрыть все долги с набежавшими процентами. Для этого необходимо было, чтобы Михаил написал доверенность либо на Екатерину, либо на свою сестру. Так как сестра не приедет, то доверенность надо оформлять на Катю. Если все получится, то за решение всех вопросов Катя оставит автомобиль себе, после чего Михаил может спокойно уезжать в город, где у него с сестрой будет в совместном владении квартира.

Все было продумано. На завтра Катя уже записалась в очередь к местному нотариусу, контора которого находилась здесь же, в пяти минутах ходьбы от больницы. После того как доверенность будет подписана, Катя отвезет Михаила в дедов дом, где он должен будет встречать посылаемых ему из города риелторов и покупателей. На машине можно ездить только по проселочным дорогам между районным центром и деревней, не выезжая на асфальт, где могут быть полицейские. Поэтому они в последний раз завтра прокатятся в деревню и запаркуют автомобиль у Славы. Ключи от машины Екатерина заберет с собой.

Михаилу было все равно. Он заметил, что Катя как будто поправилась.

— Ты это со Славой… Серьезно? Ты рожать от него будешь?

— Что? Да я пошутила неудачно, просто с тобой оставаться уже не хотелось. Ты неинтересный человек. Да, и, наверное, чувств у нас никаких не было. Ну, ты согласен с планом?

Михаил, смотря в пол, молча кивал головой.

— Тогда после выписки поедем оформлять доверенность. Это здесь рядом, далеко ехать не надо. Да, кстати, за твой корсет я заплатила, так что ты еще и мне должен.

Лицо Кати сделалось злым, глаза сощурились.

— А он тебе идет. Ты теперь почти испанский идальго, только шпаги не хватает.

Катя ушла. Михаил обратил внимание, что у него стали трястись пальцы на руках, особенно сильно дрожали мизинцы. Они оттопырились и мелко подрагивали, как у паралитиков и стариков.

В голове у молодого человека возникала картина городского апокалипсиса. Он представлял квартиру с пустыми стенами, злую сестру и китайскую лапшу на обед, завтрак и ужин.

После обеда он подошел к врачу.

— Можно меня сейчас отпустить, а не завтра, а то уже сил нет смотреть на эти стены.

— Легко! Карточку я тебе подпишу, просто больничный тебе сегодня уже некому будет выписать, — сказал молодой розовощекий врач.

— Мне не нужен больничный.

— Тогда можешь вещи собирать. Правильно, нечего бока пролеживать, красотища-то какая на улице — бабье лето!

На удивление быстро ему оформили выписку и дали какую-то справку с рекомендациями по выздоровлению.

Денег не было, и он пошел в деревню пешком. Возможно, что свежий воздух и прекрасный осенний вечер вдохнули в Михаила новые силы. На время дурные мысли оставили его, он даже стал мурлыкать какую-то песенку. Не сильно торопясь, прогулочным шагом уже в сумерках молодой человек дошел до деревни.

Пуск

Проходя мимо дома Славы, Михаил увидел в его дворе свой автомобиль и понял, что Катя находится там. Вот тут-то тоска и обида накрыли его окончательно, перерастая в дикую злобу.

— Это надо же, у Славы теперь есть все, что раньше было у меня. А чем он лучше? Да ничем, обманщик и забулдыга! Хромой козел, который меня спаивал, потом бабу увел, а теперь я еще и дедова наследства лишусь, — внутри у молодого человека все кипело.

Он вошел в свой двор, проследовал мимо входной двери и направился сразу в сарай, где он так неудачно пытался повеситься. Отрезанная Борисом веревка все так и свисала с балки, лестница валялась в стороне. Открыв шире дверь, чтобы тусклый сумрак хоть как-то осветил внутренности сарая, он стал шарить по полкам.

— Нет, это не конец для меня. Я начну новую жизнь, но другую, без обязательств и ограничений. Я буду жить весело, как Слава, но сначала я заберу его жизнь. Или ее. Да чью угодно! Надо остановить вакханалию этих извергов. Кошмар должен закончиться!

Он взял стоявшие в углу вилы, и представил, как они будут входить в женское тело. Почему-то он представил Валентину, ему даже показалось, что это сексуально. Штыри, входящие между ребер под женской грудью и выходящие с комками окровавленной плоти со стороны спины. Нет, это какое-то средневековье, нужно оружие, которое не будет возбуждать, а которое будет карать. Он осмотрелся в темном сарае. На полке в упаковочной бумаге лежало лезвие косы без деревянного черенка, режущий край был закрыт разрезанной вдоль пластиковой трубкой. Он убрал защиту. Острейшая коса в заводской смазке была у него в руках. Гнездо для черенка удобно ложилось в ладонь. Изгибающийся треугольник металла заканчивался страшной острой вершиной, одна из примыкающих сторон которой была великолепно заточена. Осторожно, чтобы не пораниться, он надел защитную трубку обратно и решительным шагом направился к Славе.

Он прошел мимо своей машины и поднялся на крыльцо. Дверь не была закрыта на замок. Михаилу показалось, что напротив в доме Бориса мигнул свет, но корсет мешал свободно вращать шеей. «Сейчас опять этот придурок вмешается. Вечно он под ногами путается, блин!» — Михаил засуетился. Он тихонько приоткрыл входную дверь, в доме было темно. Только свет от ночника из неплотно прикрытой двери в комнату немного освещал прихожую. Михаил стремительно пересек кухню и пихнул ногой дверь в спальную.

На кровати спиной к нему Слава в упоении совершал фрикционные движения. Из-за его плеча виднелось казавшееся особенно прекрасным в этот момент лицо Кати в обрамлении чуть растрепанных и слегка взмокших волос.

Кровь ударила в голову Михаилу, кожа покраснела, рот перекосился. Он левой рукой сдернул защиту лезвия, правую руку с косой поднял над своей головой и нанес удар острием в спину Славе. Он почувствовал, что коса не пробила ребра, и стал с ожесточением вонзать лезвие ниже, в область поясницы, прикладывая с каждым ударом все больше усилий. Его вдохновили эти движения. Каждый раз Михаилу казалось, что орудие входит глубже и глубже в тело Славы. Испытывая лишь небольшое сопротивление, коса почти полностью погружалась в плоть. Михаила охватил экстаз, он двумя руками взял косу и бил, как игла швейной машинки, уже обмякшее тело Славы до тех пор, пока лезвие не лопнуло.

Он услышал стон. Одной рукой, отодвинув за волосы голову Славы в сторону, он увидел в сумерках какое-то удивленное, как будто еще полное восторга, лицо Катерины. Она была жива.

Кто-то включил свет. Михаил резко обернулся. В дверях комнаты стоял Борис, сбоку из-за косяка выглядывал Виктор. Лица их были испуганными. Михаил уронил обломок косы. Екатерина громко застонала. Не оглядываясь на нее, Михаил сказал: «Ей нужна помощь, помогите мне подвинуть Славу». Борис молчал, лицо его постепенно становилось все более спокойным.

Тем временем Екатерина сама смогла частично выбраться из-под тела. Она сидела, опершись спиной о стену, на ее ногах лежал Слава. Она держалась руками за живот, ее обнаженная грудь была в крови. Похоже, она задыхалась, из уголка рта показалась красная струйка. С огромным трудом она произнесла:

— Прекратите же это.

Михаил обернулся и суетливо пробормотал:

— Не переживай, дорогая, сейчас я тебе помогу.

— Пошел вон, убийца, — тихо и без интонации сказала Катя.

— Ах ты, сучка, алкашей тебе деревенских подавай, или вон эти тебе больше нравятся? Виктор, засади-ка ей сзади, глядишь, и от тебя забеременеет.

Катя перестала стонать, лишь с ненавистью смотрела на Михаила. Тот посмотрел на Бориса и стал шарить рукой по кровати в поисках обломка косы. Борис расстегнул куртку и достал мачете.

Михаил как-то сразу обмяк. Он молча встал на колени и попытался положить голову на стоящий рядом с кроватью табурет лицом вниз. Корсет мешал согнуть шею, и он положил на стул всю верхнюю часть грудной клетки. Корсет полностью закрывал его затылок и часть головы, руки упирались в пол. Борис подошел к Михаилу. Катя испуганно смотрела на мачете, сжимаемое в правой руке Бориса. Он вопросительно посмотрел на Виктора, тот молча и очень плавно кивнул.

Борис нагнулся. Левой ладонью он приподнял за лоб голову Михаила, мачете просунул в образовавшийся зазор между корсетом и подбородком. После чего сделал сильное и резкое движение правой рукой вверх. Катя потеряла сознание. Окровавленное мачете сверкнуло при тусклом свете лампы. Послышался короткий хрип Михаила, голова отделилась от тела и тяжело стукнула о деревянный пол.

— Ну, что теперь? — спросил Виктор.

— Ничего, звони в полицию, — хладнокровно ответил Борис.

Он снял бездыханное тело Славы с Кати. Из ее живота торчали кишки. Он попытался нащупать пульс на шее девушки и не нашел его.

— Ну ладно, я же очевидец. Я скажу, что ты защищался, и смогу подтвердить, что это была необходимая самооборона, — сказал Виктор.

Они вышли на улицу и сели на крыльцо. Помолчали. С забора вспорхнули три синицы. Виктор закурил.

— Может быть, тебе лучше куда-нибудь уехать? — спросил он.

— Да, есть мыслишки на этот счет. Давно надо было валить из этого гадюшника.

— Ты имеешь в виду нашу деревню?

Борис не ответил. Он молча смотрел вдаль.

В черном осеннем небе чуть подернутый дымкой висел белый диск ночного светила. Подул теплый ветер. По светлому фону луны пробегали редкие обрывки перьевых облаков, иногда становясь похожими на арабскую вязь.

Часть третья

Сделка

На улице стало холодать, по утрам на лужах появлялась ледяная корочка. Хотелось прикрыть уши от осенних ветров и замотать шею теплым шарфом. Мы встретились с владельцем монет, как и договаривались, утром вторника во дворе. Он разложил на капоте своего автомобиля альбом с кармашками, в которых разместились монеты, имеющие когда-то свободное хождение.

— Может, в машину сядем? — спросил я, поеживаясь.

— Не-а, мне тут лучше, — ответил, переворачивая страницы, паренек.

— Ну что мы стоим в проходе? Тут машины мимо катаются, неудобно же.

— Мне здесь комфортнее, чем в машине, — настаивал мелкий нумизмат, — выбирай монеты, я принес только старые советские, как ты и просил. Говори, каких и сколько тебе надо, за неделю я их соберу и смогу тебе передать. А у тебя как раз будет время, чтобы придумать, чем рассчитываться будешь.

— Я думал, что ты просто цену назовешь.

— Ты же видишь, деньги у меня есть, причем любые, какие хочешь, и старые, и новые. Выбирай, что тебе нравится, потом о цене будем разговаривать.

Я полистал альбом, мне приглянулись монеты номиналом в один рубль, которые были такого же размера, как и с головой Ленина: денежки с Гагариным и олимпийские монеты восьмидесятых годов двадцатого века. Зачем-то я заказал каждых по две штуки. Всего вышло восемь монеток.

— Договорились! Через неделю заказ будет исполнен. Теперь что ты мне можешь предложить? — нагловатый паренек тоже начинал ежиться от холода, как и я.

— Ну, не знаю… Что бы ты хотел?

— Холодно, блин! Шапка мне нужна, обычная вязаная. Принесешь одну — получишь монетку.

— Но мне же надо восемь рубликов?

— Хорошо, я принесу тебе восемь кружочков, а ты мне одну шапку. Но учти, за тобой будет должок, и тебе придется попотеть, чтобы вернуть его.

— Ладно, потом я тебе могу носки купить.

— Носки у меня уже есть, а шапки пока нет. Все, мне ехать надо. Встречаемся через неделю.

Паренек закрыл альбом, сел в машину и уехал.

Вечером я пришел с работы, Лена кормила из соски оптимизированных котят, ей было не до меня. Поужинав в одиночестве, я достал одну кошачью лапку и пошел к Соварогу. С наступлением холодов сова распушилась и стала грозной и красивой птицей с мощной головой. Она уже с трудом протискивалась в сливное отверстие на балконе. Я вытащил ее из коробки и выпустил полетать. На улице было темно. Соварог предпочитал парить выше уровня городского освещения, и я его видел, только когда он пролетал близко или снижался в светлую зону под фонарями, дабы рассмотреть что-то на земле. Иногда он достаточно резко и бесшумно пикировал вниз, но, не долетая до земли метра три, опять поднимался в темноту. На какое-то время он надолго пропал из зоны видимости, я уже забеспокоился, но птица вернулась, держа в клюве что-то синее и пушистое. Сначала я подумал, что он поймал какого-то зверька, может быть, котенка, но синих животных в нашем городе не встречалось. Соварог бросил добычу на пол балкона, я нагнулся: на полу лежала синяя вязаная шапочка с помпоном. Усадив птицу в коробку, я угостил ее кошачьей лапкой. Вот и оплата за монетки появилась. Утренний собеседник не уточнял фасон и цвет головного убора, пусть тогда ходит в этой девчачьей шапчонке.

— Молодец, Соварог — кормилец! — я потрепал птицу по макушке.

Пришлось принести еще одну лапку и выдать питомцу в качестве благодарности, Соварог довольно ворчал.

Разговоры

С нетерпением я и Денис ожидали Валеру, уж больно интересно было узнать, как продвигаются его наблюдения за прекрасными незнакомками, которые шарахаются по гаражам с дворником. Я начал разговор:

— Бред какой-то! Валера никогда не отличался умом, а тут вдруг туннели и полости какие-то. Что ты об этом думаешь?

— Ты недооцениваешь его способности, он всегда говорит вещи, которые окружающие считают глупостями, потому что живут в определенных рамках. А у него свое видение, он и сам привык к тому, что все его считают не совсем умным, и не особо противится этому, — пояснил свою позицию Денис.

— То есть все время, сколько мы его знаем, он смотрел на мир другими глазами и сообщал нам свои наблюдения? — я с удивлением глянул на Дениса и открыл бутылку пива.

— Не заморачивайся. Нормальный, веселый пацан. Есть какая-то оригинальность, но все люди разные. Это я просто предполагал на счет «своего видения». По-моему, он отморозил очередную глупость, а каких-то сумасшедших девок зацепило, да и не шуточно, — наслаждаясь вкусом пива, произнес Денис.

Дверь на чердак открылась, и зашел Валера. Он был в темных очках и сразу пошел к холодильнику, взял бутылку, открыл ее и молча начал пить.

— Что стряслось, Валер? — с ухмылкой спросил Денис.

— Вот что, — он снял очки.

Под обоими глазами были синяки, а правый был почти закрыт опухшим веком. Денис присвистнул.

— Похоже, что ты поставил камеру в гараж, и твой отец это обнаружил, — сказал я.

— Нет, до этого не дошло, ключи он теперь вообще никому не дает. Мы немного поспорили об основных вопросах бытия и принципах мироздания, — старательно выговаривая слова и вытирая пивную пену с губ, сказал Валера.

Казалось, что он смахивает рукой непонятные выражения, вылетающие из его вторичного рта.

— Не буду даже спрашивать о сути ваших разногласий, но по внешнему виду понятно, что ты проиграл в этом споре, — хихикнул Денис.

— Нет, почему же? Мы пришли к взаимопониманию, я уступил часть своих позиций, а с некоторыми моими доводами отец был согласен, — возразил Валерий.

— Конечно, вы все-таки родственники, — поддакнул я.

Валерий продолжал:

— Все из-за кишечнополоскающих — это так девушки свою организацию называют. Отец их кличет «мядузами» и «ансиньями», у них есть какое-то внутреннее разделение по убеждениям. Я хотел узнать, что ему еще эти девки наплели интересного. Оказывается, всю мою теорию они извратили на свой лад. Их, кроме собственной фигуры, похоже, ничего не интересует. Это просто диета такая — они через жопу питаются, чтобы лишние калории не усваивались. У них разные коктейли есть, которыми они пользуются для промывки.

— А отец твой им зачем? — спросил Денис.

— Они считают, что это он все придумал, и потому всецело доверяют ему. Он типа советы им дает и на верный путь наставляет. Хотя я понять не могу, какие советы он может давать, — пожал плечами Валера.

— Ладно. Подрались-то из-за чего? — спросил я.

— Я хотел ему объяснить, что все дело не в том, как питаться — раз уж ты родился таким, то потребляй пищу так, как организм приспособлен. Коль уж девки его слушаются, то пусть скажет им, что главное — это не изменение организма, а возможность различить в окружающем мире трубу и каверну. А потом выбрать правильное поведение в том или ином случае.

— Ну ты шпаришь! — мы переглянусь с Денисом.

— Я почитал немного в интернете, поэтому терминологией стал получше владеть, — уверенно сказал Валерий.

— Ну и на чем вы с отцом порешили? — спросил Денис.

— Он со мной согласился почти по всем пунктам, но сказал, что чушь мою рассказывать девкам не будет. Он должен исполнять их просьбы, они там о чем-то договорились. Я так понял, что ему приплачивают, но за что — он не колется.

— Надо камеру в гараж, срочно! — сжав бутылку двумя руками, громко сказал Денис

— Не получится, он замок дополнительный повесил, а старый сменил. Ключи, как Карабас-Барабас, на шее носит. Есть у меня одна идейка, но мне нужна будет ваша помощь. Я еще детали продумаю и докуплю кое-чего.

— Все, что пожелаешь! Я думаю, что там такое… Такое происходит. Выдумывай уже, как нам это увидеть, — произнес Денис.

— Только договариваемся сразу: в общий доступ не выкладывать. Мало ли что они там делают. Не забывайте, что он мой отец, — сказал Валера.

— Не дрейфь, все будет чики-пуки! — Денис повернулся ко мне. — Ты-то как? Ферму кошачью открыл?

— Ну нет, я в этом не участвую. Жена там еще котят нарезала, сейчас ранки заживут, и она отдаст их первым клиентам, те обещали ей информационную поддержку и продвижение ее сумасшедших идей по всему миру.

— Почему сумасшедших, если это будет приносить доход?! Мне кажется, что в Азии товар пойдет на ура, — не унимался Денис.

— Я дам тебе ее контакты, можешь вступить в это ненормальное сообщество и снабжать их своими советами, — ответил я.

— А что, давай! Может, я заодно смогу помирить вас друг с другом. Попробую втереться к ней в доверие, а потом начну излагать о твоих страданиях без ее любви, ласки и понимания.

— Сами разберемся, — проворчал я и скинул Денису на телефон адрес сообщества оптимизированных кошек.

Неделя

Я забрал свою отремонтированную машину из сервиса и ездил на работу как обычно. С наглым пареньком мы увиделись только один раз в условленное время — во вторник. Он, как и обещал, принес мне монеты, но не все. Этот мелкий нумизматишка отдал мне четыре металлических кружочка, я же торжественно вручил ему шапку. К моему удивлению, он очень обрадовался и нацепил ее сразу себе на голову. По-моему, шапка была детская, паренек стал выглядеть в ней еще моложе, чем был. Синий помпон на макушке был чуть меньше его головы и выглядел очень смешно.

— Вот сразу стало тепло, следующие монетки через неделю получишь, раз ты такой молодец, — довольно сказал он.

— Как тебя зовут-то? Столько времени общаемся и все не познакомились, — поинтересовался я.

— Меня зовут Комоква, я не местный, мы недавно с семьей сюда переехали. Если хочешь, то можешь звать меня Комок или Ком, как удобно.

— Очень приятно. Максим, можно тоже сократить — Макс.

— Ну и прекрасно, Макс, — он протянул руку, — сработаемся. С тебя еще одна шапка.

— Зачем тебе еще одна, две будешь носить?

— Надо. Я же не спрашиваю, зачем тебе монетки, — Комоква прищурился. — Если будешь лишние вопросы задавать, то потребую не одну, а две шапки. Я и так тебе в честь знакомства скидку сделал.

Мы попрощались, сели каждый в свою машину и разъехались. По дороге на работу я думал, что теперь, когда мы знаем друг друга, и у нас есть общие дела, я уже не испытываю потребности в преследовании этого паренька. Видимо, меня толкало за ним непонятное чувство долга, какая-то сила, мерой в один старый рубль. Но теперь появилось ощущение нереальности происходящего, мне казалось, что обмен происходит не по-настоящему, какой-то игрушечный. Хотя нарушить наши устные договоренности я не мог и, пожалуй, признавал ведущую роль Комоквы в этих сделках.

У новых котят сняли бинты. Домой к нам стали приходить какие-то люди, они разглядывали несчастных животных и фотографировали их. Я в эти моменты уходил в свою мастерскую или к сове на балкон. Было понятно, что дела у Лены идут в гору, у нее появились деньжата, она прикупила себе новых шмоток и кучу косметики. Похоже, что появились спонсоры, которые начали вкладываться в новую идею. Мне, так как я видел всю подноготную отвратительной оптимизации, эта кухня внушала отвращение. Единственный положительный момент — наличие свежих кошачьих лапок и хвостиков для моего Соварога.

Вечерами я выгуливал питомца, выпуская его в темное небо с нашего балкона. Мы с ним научились перемигиваться. Я подмигивал ему одним глазом, а он мне двумя. Было видно, что птица радуется, когда я подхожу к ней, она ритмично начинала покачивать головой и, казалось, улыбалась.

Мне нравилось смотреть, как Соварог летал, но особенно был приятен момент, когда он возвращался на балкон, вцеплялся в перила и складывал крылья. Он сидел и ждал, когда я сниму его и посажу в коробку. Ее теперь я всегда держал открытой, чтобы птица не чувствовала себя взаперти, а могла пройтись по балкону и размяться. Днем окно, в которое мы гуляли, я на всякий случай держал закрытым, хотя большую часть дня Соварог дремал и активизировался только с заходом солнца.

В четверг во время ночных летаний Соварог принес мне еще одну шапку, на этот раз тоже с помпошкой, но белую. За это он получил двойную порцию кошачьих лапок, которые, как я понял, ему нравились гораздо больше куриных голов.