Свежесть и прохлада поэтического слова
Признаться, я давно ждал появления в забайкальской поэзии нового чистого слова. И этот автор появился — Анатолий Сидорков.
Поэтический сборник, который ты, дорогой читатель, держишь сейчас в руках, второй в литературной жизни Анатолия. Первый вышел в 2009 году, лучшие стихи из которого нашли своё место и на страницах этого издания. Но — какая разница! Видно, как тщательно автор поработал над ними. Настоящий поэт — это не только дар, данный свыше. Это ещё и неустанная работа над словом.
Анатолий умеет на привычные вещи посмотреть под новым необычным углом. Умеет несколькими словами перемещать прошлое, настоящее и будущее — в результате образуется новое поэтическое пространство, которое не хочется покидать.
И всё-таки, чтобы понять настоящая поэзия перед тобой, или нет — необязательно читать всего содержания книги, а достаточно несколько строк. Хотя бы вот таких:
ЧИНГИСХАН
По полю ветер, пыль столбом.
К Онону двигается буря.
Я притаился за холмом,
Глаза огромные прищурив.
Или:
На сопках свежесть и прохлада.
Над ними добрый херувим
Пьёт горький кофе с шоколадом,
А я пью виски, рядом с ним.
Поздравляю автора с удачной поэтической книгой. И читателя — с радостью первооткрытия!
ВЯЧЕСЛАВ ВЬЮНОВ, член Союза писателей России.
Тихий свет
Тамаре Игольниковой
Здравствуй, первый мой учитель!
Нет, учительница всё ж.
Говорила: Эх, мучитель,
С мягким знаком пишем РОЖЬ!
Да не ЛОЖЬ, а РОЖЬ и — звонко,
Надрывая голосок,
Объясняла мне ребёнку
Что такое колосок.
И я слушал бесконечно,
Представляя, как пойду
По ржаному полю, к речке,
Где-то в надцатом году.
В классе тихо было очень.
Каждый слушал и внимал
Тем словам, в которых прочно
Ветер времени дышал.
Помню, как вы осторожно
Наклонялись надо мной —
И в лицо дышали РОЖЬЮ,
Небом, воздухом, землёй.
Потому, навеки, в душу
Я занёс себе не ЛОЖЬ,
А то самое, что лучше —
Это родину и РОЖЬ!
Слово
А. Казанцеву
Слово, как лезвие — может зарезать.
Слово, как лекарь — способно лечить.
Слово и — ангел, пронзающий бездну.
Слово и — демон, порой промолчит.
В слове таится зерно совершенства.
В слове таится прекрасная мысль.
В слове и — горе, и боль, и блаженство,
И вечная жизнь.
***
О. Петрову
Я живу в Забайкалье, как ты —
На задворках великой России,
Где такие же люди, как мы,
Совершенно простые.
Где такие же сосны шумят,
Как в Хабаровске или в Приморье.
И над соснами звёзды горят,
Падая в море.
Где ничто не подвластно годам:
Ни любовь, ни разлука, ни дружба,
За которые жизнь я отдам,
Если так нужно!
И во мне, точно как и в тебе —
Только самые лучшие чувства,
Потому что я вырос в Чите!
Потому что я русский!
***
Мосты сгорают — это правда
Я сам не раз сжигал мосты,
Кода чему-нибудь не рад был,
Когда хотелось чистоты.
И презираемый, гонимый,
Я без оглядки шёл туда,
Где было меньше лжи, как дыма!
Где свет и солнце, и вода!
Где ничего не нужно. Только
Понять хоть что-нибудь о том —
Что жги — не жиги, тебе нисколько
Не станет легче за мостом.
***
Я мечтаю вернуться с войны
На которой родился и рос.
И. Тальков
Какое великое время!
Какие великие сны!
В которых я тоньше, чем кремень.
Острее иглы.
В которых я голос далёкий
И, первый родившийся гунн,
Идущий по краю эпохи.
Под музыку струн.
Какие великие люди!
Какие дома и сады!
Всё это случится и будет —
Так вижу я сны.
Где, чувствуя ныне живущих,
Скорбящих и оных, во мне
Всё будет: по образу, лучше.
Но, не на войне.
***
Сопки мои забайкальские.
Речка на север течёт.
Первые ласточки майские.
Друга плечо!
***
Это высшее благо, когда
Ты, корнями проросший в отчизне,
Совершаешь прорывы в года
И уходишь, как лучший, из жизни.
***
Отец рулил по бездорожью.
Скрипел наш красный «жигулёк».
Ты помнишь, брат, как пахло рожью?
И над Борзянкой огонёк?
И нам казалось двум подросткам,
Что поле можно перейти,
Но мы не знали, как не просто:
Не поле — жизнь одну пройти!
А помнишь, брат, краюху хлеба?
Когда отламывала нам
В дороге, мама, как от неба —
Свободы всем напополам!
***
Всё получилось слишком быстро.
Онон растаял. Дрогнул лёд.
И прозвучал последний выстрел:
Хлоп!
Туман, окутавший деревья,
Сползал по веткам до земли,
А в облаках кружили перья.
Твои.
Охотник был довольно молод.
Он не заметил в облаках
Летящих ангелов на город.
Ах!
У Борзи был я очень долго.
Мне было велено смотреть —
Как выходила из двустволки
Смерть.
***
А нам так хочется побыть
Наедине, без лишних третьих,
Чтобы попробовать забыть
Смертельный бой. У нас же дети.
Нам не хватило той земли,
Где есть причалы и вокзалы.
Нам захотелось, чёрт возьми,
Немного чувств, как ты сказала.
И я молчал не потому,
Что был слабее и ничтожней.
Мне показалось одному,
Что ты вернёшься, только позже!
Мне показалось, что вчера
Ты «навсегда» — не говорила,
Что ты вернёшься до утра.
Всё так и было!
***
Она летела на восток,
Затем всё выше-выше-выше.
«Тебя не зря придумал Бог» —
Подумал ангел, сев на крышу.
Он долго всматривался вдаль,
Когда под крышей грубый голос
Спокойно выдавил: «Мне жаль,
Но упадёт невинный волос».
И — со всего размаху дал
Последний выстрел из рогатки
По существу. И убежал:
Трусливый, маленький и гадкий!
***
На сопках свежесть и прохлада.
Над ними добрый херувим
Пьёт горький кофе с шоколадом,
А я пью виски, рядом с ним.
Он молодой и очень скромный.
В глаза не смотрит и молчит.
Вот я напился и безмолвно
Упал на щит.
Небесный воин был непьющим.
Он на щите меня укрыл.
И тихо-тихо нёс сквозь гущи
Непроходимых сил.
ВОЛЧИЦА
В этот июнь и сначала весны
Я засыпаю, как зверь одинокий,
Чуя сквозь сон — липкий запах сосны,
В ветрено-зыбком, но стойком потоке.
Это зимовье, как логово мне —
В нём засыпать тяжелее, однако,
Слышу и лай, и возню на земле.
И выбегаю — ни волк, ни собака!
Вижу, бежит по колючим кустам
Через тайгу молодая волчица.
Эй, — во всё горло кричу ей, мол, там —
Прячут охотники чёрные лица!
Только она всё бежит и бежит.
Мне остаётся — лишь следом за нею,
А впереди — миражи, миражи.
И всё, что имею…
Ноги несут кое-как по холмам.
Мне бы и выдохнуть хочется, очень.
Если она убегает к волкам,
Чтоб ощениться, как надо, по волчьи!
То, для чего бегу я? А вдали —
Лают собаки, собаки, собаки.
Так и хотят её взять кобели,
Мерцая во мраке.
Ей очень страшно. Я чувствую — как
Нас разделили какие-то метры.
И, как она, ненавижу собак
В такие моменты!
***
А по-над родиной туман.
Из Калбукана до Аргуни
Иду я по большим следам —
Предшественник великих гуннов.
За перевалом тишина,
Стоянки, камни как надгробья.
И степь. И эта глубина,
Взирающая исподлобья.
Ничто не нарушает тон.
Лишь пограничники в бинокли
На берег смотрят, с двух сторон:
У вечности — глаза промокли!
И этот день такой густой.
И, в общем-то, сквозит прохладой,
Но я иду к себе домой,
С одним вопросом: что мне надо?
За перевалом тишина,
Стоянки, камни как надгробья.
И степь во мне, как глубина,
Взирающая исподлобья!
***
Ты была для меня первым словом.
Ты была для меня первым днём.
Ты была целомудрием новым
И горящим во мраке огнём.
Ты была соловьиною песней.
Ты была первозданной звездой.
Ты была ослепительной, вешней,
Улыбающейся, молодой.
Это всё получилось вначале,
А в конце — ты исчезла, как тень.
Ты была незабудкой печали
И прекрасна, как день!
***
Гляжу в тебя, как в зеркало
до головокружения…
М. Танич
Ты досталась мне красивая.
Ты досталась мне хорошая.
Почему навеки, милая,
Оказалась кем-то брошенной?
Я смотрю в тебя, как в зеркало,
Как в туманное пророчество.
Ручеёк там тонкой змейкою
Льётся в гордом одиночестве.
Потому ли ты печальная,
Что однажды не разгадана?
Ты заря моя хрустальная.
Моё Солнце ненаглядное.
***
А. Егорову
Налей мне, друг, чайку покрепче.
Подкинь брусничного листа,
Или смородины, чтоб вечным
Мои наполнились уста.
Я буду очень осторожно
Пить настоявшийся букет,
Как пьёт из речки зверь таёжный!
Как из бокалов пьёт эстет!
Пусть в котелке бурлит водица.
Огонь для чая — это жизнь.
Холодным чаем не напиться,
Не остудить дурную мысль.
…И, выпив каждый по три кружки,
Мы осушили котелок.
Лишь было слышно, как верхушки
Деревьев, трогал чайный бог!
***
Село моё родимое.
Село моё далёкое.
Среди степей — незримое,
Где небо синеокое.
Где ночи очень разные,
А звёзды ослепительны.
Дороги непролазные.
И мысли, здесь, пронзительны!
Где зимы, по-особому,
Суровые и снежные —
Налитые сугробами,
Но для Сибири — нежные.
Где бегали к Аргуни мы —
Мальчишки, нравом дикие
(сибирские багульники) —
Такие же великие!
И девочки, без умолку
(ургуйки наши местные),
Всё говорили, думая,
Что станут нам невестами.
Всё изменилось. Выросли.
Как будто мир обрушился.
И я проникся мыслями,
И я к себе прислушался.
Внутри не так как хочется,
Ведь я большой, как дерево.
И все зовут по отчеству,
А мне никак не верится.
Глаза лишь закрываются
И даль моя мерещится:
За ней дома скрываются,
Село в тумане плещется.
***
Иногда, отчаянно и долго
Увожу я стаю от облав —
Такова любовь степного волка,
В шуме дней, иную не познав.
И среди сородичей, врачуя,
Чаще я, под шкурами волков,
Всем нутром — не близких своих чую,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.