Глава 1
ДЕНЬ ЛЕТНЕГО СОЛНЦЕСТОЯНИЯ
Репродуктор вздрогнул, и бодрые звуки «Марша авиаторов» раздались над перроном Витебского вокзала. До отправления скорого поезда «Ленинград–Одесса» оставалось десять минут.
— Будем прощаться, — сказала Лидия Андреевна. Яна бросилась на шею матери, сбивая ее шляпку.
— Ну, полно, полно, дитя мое, — укоризненно сказала Лидия Андреевна, поправила белую кружевную шляпку и поцеловала дочь.
— Папочка, до свиданья!
Всхлипывающее чадо перешло в объятия отца, массивного и непривычного в белом чесучовом костюме, форма военврача идет ему гораздо больше.
— Янка, не грусти, мы вернемся через три недели и поедем на нашу дачу, — сказал Ян Михайлович и поцеловал дочь.
— Да, папочка, хоть бы скорее.
— Лина, берегите Яночку, — строго сказала Лидия Андреевна и подтолкнула девушку к домработнице.
— Не беспокойтесь, Лидия Андреевна, у нас все будет хорошо, как всегда. А вы, как приедете, сразу дайте телеграмму.
Акулина Михайловна — член семьи уже сорок лет. Она вынянчила Лидочку Муромцеву, а когда та вышла замуж и родила Яночку, Акулина Михайловна вынянчила и ее. И с тех пор вела хозяйство Петерсов. Хозяйка и домработница поцеловались, Ян Михайлович пожал руку Акулине Михайловне.
— Садитесь, пожалуйста, осталось пять минут, — пригласил пассажиров мягкого вагона щеголеватый, подтянутый проводник в черной форме. Семья еще раз торопливо расцеловалась, и Ян Михайлович подсадил супругу в вагон.
Яна и тетя Лина подошли к окну вагона. Родители Яны сидели напротив друг друга в двухместном купе и счастливо улыбались. Лидия Андреевна успела снять шляпку и теперь поправляла темные волосы, скрученные в два валика над высоким белым лбом, как у Любови Орловой. Яна постучала в закрытое окно. Родители послали ей воздушный поцелуй и украдкой взялись за руки. Паровоз громко свистнул, окутался паром, поезд медленно поплыл вдоль платформы. Яна и тетя Лина стояли, обнявшись, и махали вслед.
— Они до сих пор красивая пара, — сказала тетя Лина.
— Счастливые, — выдохнула девушка, — едут к морю в мягком вагоне.
— В понедельник, наверное, придет от них телеграмма, — сказала Акулина Михайловна.
— Как бы я хотела поехать с ними далеко-далеко, в мягком вагоне, — мечтательно произнесла Яна. Ей всегда нравился особый запах на перроне — горячий металл и горящий уголь звали в дальнюю дорогу.
— Ты забыла, что едешь, завтра на дачу, и будешь там всю субботу и воскресенье?
— А мы сейчас зайдем в Елисеевский? — с лукавой улыбкой спросила девушка.
— Заедем, егоза, — ответила Лина.
Они вышли с вокзала и сели в трамвай. Деревянные сидения тянулись вдоль всего вагона, раздался громкий звонок, и трамвай тронулся. Яна наслаждалась поездкой. Жаркий солнечный день заканчивался. Золотистое закатное сияние охватило всю западную сторону неба. Яна восторженно крутила головой налево, направо и вскрикивала:
— Как красив наш Ленинград в такую погоду!
— У меня глаза болят, уж слишком много сейчас света, — ворчливо сказала няня.
— Ну что вы говорите, разве света может быть много! — вскричала Яна.
— Посмотрите, тетя Линочка, Ленинград сейчас кажется полупрозрачным, почти стеклянным, или леденцовым, как в той сказке Гофмана. Помните, мы ее читали, когда я была маленькой.
— Про этого… с орехами… Щелкунчика?
— И на балет вы меня водили…
— Но зимой у нас холодно и мрачно, — настаивала Лина.
— И вовсе нет, одеться потеплее, и на каток в ЦПКиО, или в Дюны на лыжах!
— Вставай, егоза, мы выходим!
На главном проспекте Ленинграда Лина и Яна постояли, любуясь закатом. Широкий проспект по всей длине залит пурпурным сиянием опускающегося за горизонт в сторону Невы солнца, даже зеленые кроны деревьев в саду Дворца пионеров кажутся багряно-золотыми. Все величественные здания освещены одинаково, тень не отбрасывают, в темнеющем небе ослепительно горит золотая игла Адмиралтейства.
— Завтра будет хорошая погода, — уверенно сказала Лина, — смотри, деточка, закат красный, а не малиновый.
Их обгоняли гуляющие, почти все были в белом и улыбались красивой девушке. Яна сегодня надела белую юбку, белую блузку с рукавами-фонариками и комсомольским значком. Белые парусиновые туфли были с вечера начищены доброй тетей Линой зубным порошком. Яна поправила белый берет на темных, как у матери, волосах, и потянула Лину в ленинградский гастроном номер один.
— Пойдемте скорее!
— Иду, детка.
— О чем вы задумались, тетя Линочка? — ласково спросила Яна.
— Как чисто в нашем городе, безопасно, уютно, и людей немного, никто не толпится, не толкается, не кричит.
— Так было, наверное, до революции? — наивно спросила Яна.
— Так стало в последние два-три года, — со вздохом ответила Лина. Они вошли в магазин и повернули налево. Ярко светились круглые матовые электрические лампы, отражающиеся в неровной форме зеркалах и стеклянных витринах прилавков. И кассы, и прилавки сделаны их заморского красного дерева. «Вот вам буржуазный стиль модерн во всей красе, — потрясенно подумала Яна, — и он мне очень нравится».
— Какие конфеты покупаем? — осведомилась Лина.
— Раковые шейки, конечно, — отозвалась Яна.
— Да, твои любимые.
— А помните, как в «Хождении по мукам», в первом томе, Телегин предлагал Даше карамельки от Елисеева?
— Да, ты мне читала это место, — ответила Лина. — Что еще берем?
— Колбасу докторскую… — подсказала девушка.
Вскоре, нагруженные покупками, Яна и Лина вышли в коридор, разделяющий две части Елисеевского магазина.
— Зайдем сюда, — позвала Яна, стремительно поворачивая направо.
— Чего ты еще хочешь? — вздохнула Лина, но пошла за своей девочкой.
— Хочу кофе, — ответила она, блаженно вдыхая запахи свежемолотого кофе, копченой рыбы и специй. «Так, наверное, пахнет во всех магазинах колониальных товаров по всему миру».
— Кофе молотый или в зернах? — уточнила Лина.
— В зернах, я его завтра сама смелю, — ответила девушка, слегка краснея.
Они вышли из магазина, и перешли проспект Двадцать Пятого Октября к остановке троллейбуса. Вскоре подкатил троллейбус номер пять. Яна и Лина поднялись в салон и поехали домой по Советскому проспекту к Смольному собору, в конец Тверской улицы.
— Пусть завтра у нас опять будет хорошая погода, — горячо шептала девушка, глядя в окно.
— А если будет дождь, останешься дома? — поддразнила ее Лина.
— Все равно поеду, надену плащ, резиновые боты, возьму зонт и поеду, там же наш кот один остался.
— Не забудь дать ему докторской колбасы, — напомнила Лина.
— Ой, тетя Линочка, вы до сих пор считаете меня маленькой дурочкой, — вспыхнув, выдавила Яна. Няня ответила ей со спокойной улыбкой:
— Как же ты дотащишь все эти продукты, которые мы купили?
— Но вы же меня проводите на вокзал, тетя Линочка?
— Конечно, провожу, и вернусь домой стирать белье.
— А вы разве не поедете со мной?
— Нет, у меня большая стирка, и я приеду вечером. Но тебя же там встретят.
— Да, Егор Шестаков, мой однокурсник. Мы будем заниматься историей и немецким языком, — ответила Яна и покраснела.
— Ну что ж, это приличный молодой человек, — сказала Лина. — Я знаю его маму и сестер.
— Представляете, он разгружает вагоны, чтобы купить своим сестрам обновки.
— А учится он как?
— Почти на все пятерки, — радостно сказала Яна. — Занимается парашютным спортом!
— Вот с парашютом ты прыгать не будешь никогда, — резко сказала Лина. Яна надула губы.
— А многие комсомольцы у нас в университете уже имеют значок «Парашютист-спортсмен».
— Слишком опасно прыгать с парашютом, — отрезала Лина. — Ну вот, мы подъезжаем.
Яна легко сбежала вниз по ступенькам троллейбуса и помогла Лине вынести тяжелую сумку.
В большой квартире Петерсов было непривычно тихо. Яна, как обычно, понесла в столовую поднос с чайной посудой, но тетя Лина сказала:
— Попьем чаю на кухне и будем ложиться. Завтра у нас насыщенный день.
Девушка вздохнула, убрала обратно в кухонный буфет стакан отца в серебряном подстаканнике и мамину голубую чашку императорского фарфорового завода. Казалось, уехавшие родители забрали с собой уютную семейную атмосферу: громкий жизнерадостный голос мамы, постукивание ее каблучков по наборному паркету, шутки, которыми сыпал отец с невозмутимо серьезным лицом, их хохот дуэтом, дым папирос «Беломор» — курили и Ян Михайлович, и Лидия Андреевна.
После ужина Яна ушла в свою комнату, взяла книгу из шкафа и устроилась почитать в мягком вольтеровском кресле, любимом кресле деда. Он погиб в Гражданскую войну, еще до рождения внучки. Она раскрыла книгу, обняла коленки и уставилась в окно. Желтая полоса, след ушедшего за горизонт солнца, горит на севере. Книга Достоевского «Белые ночи» выскользнула из рук задумавшейся Яны и упала на ковер. Девушка не шелохнулась. Сейчас ее не занимали неожиданные повороты судьбы Мечтателя. Подумаешь, бродил белой ночью по набережной Фонтанки, разговоры вел с чужой невестой…
Сердце Яны замирало в предчувствии собственной судьбы. Неужели это будет Егор? Девушка тихонько напела песенку из любимого фильма:
— Кто весел, тот смеется
Кто хочет, тот добьется,
Кто ищет, тот всегда найдет…
Вот это жизнь — путешествовать на поезде, на самолете и на пароходе, верхом и пешком, открывать новые страны, знакомиться с людьми. Девушка прикрыла глаза. Окутанный клубами пара черный паровоз с красной звездой, как тот, что увез к морю ее родителей, требовательно свистнул и тронулся. Яна увидела себя на перроне Витебского вокзала, но только почему-то темной ночью, а не светлым летним вечером, и она отчаянно бежит, пытаясь успеть на поезд.
Егор в красной рубашке тащит ее за руку, Яна оглядывается и видит спешащих к ней родителей, тетю Лину, кота Барсика. Грозный отец выхватывает револьвер из кобуры. Во сне Яна плачет и кричит:
— Папа, спаси меня!
Но Егор забрасывает девушку в кабину паровоза и дергает рычаг. Паровоз басовито гудит, набирает скорость, растерянные лица родных скрываются во тьме, а Егор оборачивается к Яне и говорит:
— Наконец-то мы одни.
Его лицо, подсвеченное снизу огнем из паровозной топки, кажется чужим и страшным.
Девушка кричит:
— Нет, нет, я хочу домой! — и просыпается от собственного вопля, по щекам ее текут слезы.
— Да что же это такое, вот ведь кошмар приснился, — девушка досадливо вытерла глаза, щеки, распрямила затекшие ноги и встала с кресла.
— Надо спать, мне вставать рано, — приговаривала она, разбирая постель. Небо за окном потемнело.
— «Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса», — шептала Яна, ложась. Она боялась закрыть глаза, но усталость взяла свое. И вот уже она бредет по берегу Финского залива и пытается разглядеть Кронштадт в голубой дали между морем и небом.
После белой ночи утро настало слишком рано. Тетя Лина изумленно охнула, когда умытая и причесанная Яна вышла на кухню.
— Доброе утро.
— Ты рано встала, моя девочка, но я уже сварила твою любимую кашу.
— Манку? — радостно спросила Яна.
— Овсянку, — поправила Лина.
— А, ладно, спасибо, — девушка села за стол, няня подала ей тарелку горячей каши со сливочным маслом и чашку свежезаваренного чая. Торопливо отправив в рот две ложки каши, девушка отхлебнула чай, обожглась и отставила чашку.
— Ну, все, я побежала на вокзал, — Яна выскочила из-за стола.
— Погоди, егоза, я тебя провожу, — тетя Лина поправила белый платок перед большим зеркалом в прихожей и взяла тяжелую авоську, приготовленную с вечера.
— Понесем сетку вместе, — сказала девушка.
Яна опустилась на деревянное сидение и выглянула в окно вагона. Тетя Лина стоит на платформе и машет ей рукой. Паровоз засвистел и тронулся. Яна помахала няне и поехала на дачу. Погожий субботний день только начинался. Девушка сняла соломенную шляпку и повесила ее на крючок у окна поверх авоськи с продуктами. Щурясь от солнца, Яна смотрела в окно. Зелено-медные сосны Карельского перешейка проплывали за окном вагона, белые облака летели по сияющему небу, но маленький серебряный самолетик обогнал их, покачал крыльями, приветствуя тихоходный земной транспорт, и исчез на севере, там, где море. Яна проводила его долгим взглядом. Предвкушение встречи с морем наполняло душу девушки ликованием. Конечно, Финский залив — очень мелкое море, но погулять на пляж она все равно пойдет. И, может быть, однокурсник Егор составит ей компанию. Надо же им выполнять комсомольское поручение старосты их группы: Егор подтягивает Яну по немецкому языку, а она его — по античной истории. Егор должен придти с утра на дачу Петерсов, и Яна спешила встретить гостя. Полчаса поездки тянулись как капли застывающей смолы по рыжему сосновому стволу. Девушка ощутила себя застрявшей во времени, как муха в янтаре. Неужели совсем скоро она увидит любимого друга? Момент, когда она впервые осознала, что однокурсник ей дорог, всплыл в памяти: морозный январь этого года, экзамен по истории дореволюционной России. Выйдя из аудитории, она очень удивилась — Егор ждал под дверью, пока она отвечала про Минина и Пожарского. Они вышли из университета, миновали Зимний дворец (теперь — Музей революции) и долго гуляли по проспекту Двадцать пятого октября, разговаривали обо всем, ели пышки, и Егор нес ее портфель с учебниками.
Из первого вагона дачного поезда Яна выпорхнула, озаряя улыбкой все вокруг. Крепкая рука с золотистыми волосками вокруг запястья поддержала ее, и девушка совсем не удивилась. Егор пришел ее встретить, разве он мог поступить иначе? Он взял ее набитую продуктами авоську, Яна надела шляпку и поправила темную косу с белой ленточкой. Егор перекинул авоську в левую руку и сжал ладонь девушки движением, с середины весны ставшим привычным. Ресницы ее опустились, скрывая теплые карие глаза.
— Я скучала по тебе, — смущенно выдохнула она. Он отвел прядь темных волос с ее атласного виска.
— Яночка, и я.
Она вгляделась в дорогое лицо и к сожалению заметила, что тени под синими глазами никуда не делись, а щеки впали, делая худое лицо Егора совсем аскетичным. Одет он был, как всегда, аккуратно: белые брюки, белые парусиновые туфли, тенниска в черно-белую полоску, на левой стороне широкой груди сиял вытянутый золотисто-синий значок «Парашютист-спортсмен».
— Ты не выспался? — нежно спросила она.
— Глаз не сомкнул, ночью разгружал вагоны, а потом ждал, когда ты приедешь. Я встречаю уже третий поезд.
— Мы с тетей Линой вчера зашли в «Елисеевский», а утром она проводила меня на вокзал.
— Вы, наверное, скупили полмагазина, — сказал Егор. — Ого, тяжеленная сетка, как ты ее дотащила?
— Это наш завтрак, — скромно ответила Яна. Молодые люди подошли к даче. Серый полосатый кот ждал на ступеньках крыльца. Увидев молодую хозяйку, он выгнул спину и громко замяукал. Она подхватила любимца, зарылась лицом в густую шерсть, и зверь басовито замурлыкал. Голова девушки кружилась от счастья и голода.
— Я еще не завтракала.
— Я тоже.
Яна, прижимая к себе кота, схватила Егора за руку и повлекла на кухню. Там урчащий полосатый зверь был спущен на пол.
— Поставь сетку на стол, пожалуйста, — попросила Яна, достала оттуда кружки докторской колбасы в пергаментной бумаге и выложила их на блюдце.
— На, Барсик, ешь.
Кот подошел к своему блюдцу и набросился на колбасу. Девушка вымыла руки и потянулась за спичками.
— Сейчас разожгу плиту и приготовлю завтрак.
— Я помогу, — сказал Егор.
— Не надо, родители оставили растопку с прошлого воскресенья, — ответила Яна, одной спичкой разожгла плиту и поставила на нее старый медный кофейник.
— А кофе можешь смолоть? Кофемолка наверху.
Егор вытянулся во весь рост и достал с верхней полки буфета дореволюционный механизм, сверкнувший медной ручкой. Вскоре бодрящий аромат свежесваренного кофе поплыл из кухни на веранду. Яна повязала нянюшкин фартук поверх своего белого платья и выкладывала из сетки на кухонный стол привезенное из города угощение: два городских батона, розовую ветчину, докторскую колбасу в веревочной сетке, яйца, кусок желтого дырчатого сыра, бутылку сливок, пряники, две плитки шоколада и кулек карамелек «Раковые шейки». Опустившись на табурет, молодой человек наблюдал за проворными загорелыми руками девушки.
Наконец сетка была разгружена. Яна вскрикнула, когда Егор поставил на стол, глухо стукнувший сверток в газетной бумаге.
— Егор, что это?
— Я купил бутылку вина «Абрау-Дюрсо».
— Зачем? — удивилась девушка. — Это же дорогое вино.
— Отметим окончание летней сессии.
— Ах, вот зачем ты вагоны разгружал, — догадалась Яна.
— Я помогаю маме, надо будет сестрам купить зимние пальто.
— Помоги и мне, сбегай в огород, принеси укропа и зеленого лука, — попросила она, нежно, улыбаясь. Егор мигом исчез, а девушка взяла миску и разбила в нее пять яиц.
— А ты хозяйственная, Янка, — выдохнул Егор, кладя на стол пахучий пучок зелени. Бархатные карие глаза девушки стали лучистыми.
— Я с детства помогаю тете Лине на кухне.
— Это твоя тетя?
— Это моя няня и великолепная кухарка. Она научила меня готовить вкусный омлет, кашу и гренки. Любишь омлет? — спросила она ласково.
— Только омлет, — сглотнув, ответил он (в их семье предпочитали яичницу-глазунью).
Яна тихонько запела, накрывая стол на открытой веранде для их первого совместного завтрака. Воздух, пахнущий сосновой смолой и цветущим шиповником, вливается в легкие. «Почему на даче всегда так хочется есть?» — удивилась Яна и еще быстрее забегала из кухни на веранду. Вскоре пышный крестьянский омлет поднялся на горячей сковороде — кружки картофеля, залитые взбитыми со сливками яйцами, все это посыпано стружками плавящегося золотистого сыра, мелко нарезанным зеленым луком, укропом. Девушка решила пожарить еще и гренки. Съеденное на вокзале мороженое ненадолго приглушило ее чувство голода, но здоровый молодой аппетит требовал более существенной пищи. Вскоре горка золотистых гренок выросла на фарфоровом, белом в голубые незабудки, саксонском блюде. Яна торжественно поставила его в центр покрытого льняной скатертью стола и перелила густые сливки из стеклянной бутылки в сливочник из того же сервиза.
— Будешь ветчину? — спросила она, не оборачиваясь, и так чувствовала, что Егор стоит за ее спиной.
— Угу, — выдохнул он.
— На, съешь кусочек.
Егор нагнулся, задел горячими губами тонкую шею девушки и вытянул из ее аппетитно пахнущих пальцев ломтик розовой ветчины с тоненькой прослойкой сала.
— А сыр? — спросила она задыхающимся голосом.
— Да, и скорее.
— Сейчас, — девушка быстро разложила на тарелки ветчину, сыр, украсила веточками укропа. — Ну вот, неси на стол.
Кот, мурлыча, потерся об ее ноги.
— Поел, Барсик? — нежно спросила она.
— Когда? — шутливо — обиженно протянул гость, а кот громко заурчал.
— Иди, погуляй, — сказала Яна любимцу. Кот сыто потянулся, пушистый хвост мелко задрожал, зеленые глаза сверкнули в полуметре над полом. Синие и карие глаза проводили зверя на залитый солнцем двор.
— Теперь и мы пойдем есть, — позвала девушка и сняла передник.
— Ну, наконец-то! После вас, — Егор галантно пропустил Яну на веранду, захватил сковороду с омлетом и разложил его на две тарелки, расписанные такими же, как блюдо, цветочками.
— Ой, я забыла вино и рюмки, — вскрикнула, вскакивая, Яна.
— Вечером, отметим окончание летней сессии, — сказал Егор, и девушка послушно опустилась на стул.
— Тетя Лина приедет в восемь часов вечера, надо будет ее встретить.
— Конечно, встретим, — ответил Егор.
Молодые люди завтракали чинно, как примерные комсомольцы. Яна разливала кофе, гость потом вымыл посуду в тазу. Закончив хозяйственные дела, они взяли учебники, и пошли на пляж. Яна скинула сандалии и аккуратно сняла белые носки.
— Ногам уже горячо, — радостно сказала она, зарываясь ступнями в мелкий светлый песок, перемешанный с сосновыми иглами.
Прекрасное летнее утро превратилось в сияющий солнечный день, тихая вода залива блестела тысячами маленьких солнц.
— Знаешь, завтра будет солнцестояние, — задумчиво сказала девушка, глядя вдаль, где темно-голубое море и светло-голубое небо сливались в иллюзорной линии горизонта.
— Да, я смотрел в астрономическом календаре: день двадцать второго июня — самый длинный в этом сорок первом году, — ответил Егор, любуясь нежным профилем Яны.
Глава 2
ДЕНЬ ЗИМНЕГО СОЛНЦЕСТОЯНИЯ
Черная тарелка на стене щелкнула и заговорила. Яна вздрогнула и вы
прямилась в кресле. Ясный голос Ольги Бергольц раздался совсем близко.
Девушка застыла, опустила голову и поплотнее закуталась в ватное одеяло.
Сегодня была очередь тети Лины идти за водой на водонапорную башню. Счастье, что совсем близко от их дома, на улицу Воинова.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.