Бесплатный фрагмент - Сокровище викинга

СОКРОВИЩЕ ВИКИНГА

— Не приближайся ко мне, или я убью тебя! — женский голос звучал твердо. В нем не было ни слабости, ни дрожи, ни страха. Голубые глаза уловили тень, мелькнувшую у дальней стены. Женские пальцы крепче сжали рукоять меча, следом раздался голос:

— Я убью тебя, если ты осмелишься подойти.

Мужские глаза разглядывали грозную воительницу. Вся её фигура, хоть и женственная, выражала затаенную агрессию. Глядя на неё, воин понимал — эта валькирия не отступится от своих слов. Только не она.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Слезы застилали глаза Ханны, когда она седлала свою лошадь. Пальцы делали все по памяти, девушка даже не вглядывалась. Не видела ничего перед собой кроме лица старухи, чьи слова этим утром разбили её жизнь на мелкие осколки. Лошадь, чувствуя настроение хозяйки, беспокойно заржала, и Ханна нежно потрепала животное по блестящей морде.

— Прости, милая, — тихо промолвила девушка. — Нам придется с тобой отправиться в путь.

Не мешкая, Ханна с небывалой ловкостью и грацией взобралась на лошадь. Окинула быстрым, прощальным взглядом конюшню. Сердце в груди тут же болезненно сжалось. Опасаясь, что потеряет свою решительность и передумает, Ханна вжала пятки в бока лошади. Животное устремилось к распахнутым дверям.

Вцепившись в поводья, девушка направила лошадь к воротам. Теплый ветерок подхватил светлые волосы Ханны и набросил их ей на лицо. Она, резким движением отбросив светлые пряди, припала к шее животного. Нужно было торопиться. Пока никто не узнал. Уже когда Ханна выехала через ворота на тропу, до её слуха донесся мужской голос, кричавший её имя.

Не выдержав, Ханна обернулась. Там, на горе, где остался дом, она увидела фигуру воина. Даже сейчас, на значительном расстоянии, что разделяло их, девушка без труда узнала в нём Хальварда. Это он звал её.

Но нет. Она уже никогда не вернется. Здесь ей нет места.

Эти слова молоточком стучали в голове Ханны, принося с собой невыразимую боль и отчаяние. Девушка, резко отвернувшись, еще сильнее погнала лошадь — все дальше и дальше от места, которое теперь перестало быть ей домом.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Ханна прикрыла глаза. Все тело ломило от усталости, ладони горели от поводьев, а спина ныла так, словно девушка неделями не ложилась. Ханна тяжело вздохнула — она не ожидала от себя, что будет столь слабой. Всего три дня в пути — и вот уже кажется, что силы покинули её. «Всего лишь кажется,» — следом пронеслось в голове Ханны. Она, надежно привязав лошадь к стволу дерева, окинула внимательным взглядом место, что предстало её глазам.

Это была небольшая полянка, скрытая от посторонних глаз стоящими плотно друг к другу деревьями и их пышной. цветущей кроной. Мягкая, привлекающая внимание, зеленая трава под ногами так и манила к себе — приглашая растянуться на ней. Ханна, снова обведя пространство оценивающим взором, наконец, приняла решение отдохнуть. Такой роскоши она не позволяла себе ночью. Ни разу Ханна не зажигала костра, ни разу не готовила пищу на огне, обходясь вяленым мясом и ломтями хлеба. Сейчас же, пока солнце грело и освещало собой мир, можно было совсем ненадолго позволить себе небольшой отдых.

Размышляя об этом, девушка, достав из седельного мешка шерстяное одеяло, закуталась в него и легла подле лошади. Свои уставшие пальцы Ханна разместила на рукояти кинжала, что висел сбоку, на поясе. Веки, отяжелев от усталости, то и дело опускались, но девушка, все никак не освободившись от напряжения, продолжала вглядываться в узкие прогалы меж деревьев, ожидая, что оттуда кто-то появится.

Меж тем, усталость сделала свое дело — и Ханна, как часто бывает, незаметно для самой себя, погрузилась в дрему. Её сон был поверхностным и беспокойным. Девушка то и дело просыпалась от малейшего шороха, вызванного птицами или же шелестом листвы. Ханна все никак не могла успокоиться. Снова и снова она пыталась отдохнуть, но потерянный покой, хотя бы его малая толика, так и не посетили девушку. В конце концов, более измучившись от такого сна, нежели отдохнув, Ханна поднялась на ноги. Пора было продолжить путь.

Миновав лес, девушка оказалась на горной тропе. Ханна, попридержав лошадь, осмотрелась. Вглядываясь вдаль, девушка собиралась с силами. Мало кто отваживался проходить здесь, в народе эта дорога называлась «дорогой смерти». Узкая тропа проходила рядом с крутым обрывом. С одной стороны неподвижной стеной стояла скала, с другой — открывалось глубокое ущелье, на дне которого быстрым потоком бежала река, чьи воды были всегда холодны и беспощадны. Разглядывая блестящие, быстротечные потоки реки, Ханна ощутила легкое головокружение. Девушка резко отвернулась и посмотрела вперед.

Ей нужно было пройти. Именно там, за этой горой, скрывались ответы на вопросы, которые Ханна намеревалась задать и, непременно, получить на них ответ.

Хальвард, опустившись на ковер, выстланный травами и цветами, вытянул перед собой длинные ноги. Где же искать ему сестру? Вот уже три дня и три ночи, он и его воины рыскали по округе в поисках Ханны. Но ничего не говорило об её присутствии здесь. Возможно, это была его вина, Хальварда. Именно он научил младшую сестру всем этим тонкостям, чтобы никто не мог выследить её. Учил ведь для её собственной безопасности, и вот теперь сам не может найти Ханну. Ощущая подкрадывающуюся тревогу в груди, Хальвард еще раз окинул поляну внимательным взором. Вдруг, взгляд воина зацепился за одну деталь.

Возле одного из деревьев росли мелкие, фиолетовые цветки. Но росли они странно — с одной стороны было видно, что их кто-то съел. Молниеносная догадка озарила разум Хальварда. Мужчина, поднявшись на ноги, поспешил к месту с этими цветами. Провел широкой ладонью по ним, наклонился, принюхался, и снова посмотрел на поляну, замечая теперь небольшую вмятину на траве.

Ханна была здесь. Именно её белая лошадка обожала лакомиться подобными цветами. На место тревоги пришло мимолетное облегчение, а затем — тревога в стократ усилилась, когда до Хальварда дошло, куда именно держит путь его младшая сестра…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ханна, держа за поводья лошадь, медленно ступала по горной тропе. Мелкие камушки шуршали у неё под сапогами. Некоторые из них, укатываясь и соскальзывая, падали вниз. Девушка старалась не смотреть в сторону обрыва. Нельзя! Икры Ханны гудели от напряжения, голова раскалывалась от усталости, и все, что хотела сейчас девушка — благополучно завершить переход по этой тропе. А дальше — будет легче.

Небо над головой стало приобретать малиновый оттенок. Солнечные лучи, рисуя на серых скалах причудливые рисунки, живописно извещали о приближении вечера. Совсем скоро мир погрузится во тьму. Ханна не хотела бы застрять на столь опасной тропе на всю ночь. Девушка, игнорируя боль в ногах, пошла дальше. Она по-прежнему ступала осторожно, подавляя горячее желание устремиться вперед, подальше от этого обрыва и прошлого, которое осталось у неё за спиной.

Наконец, когда на небе ярким пятном полыхнул последний луч солнца, Ханна закончила переход по горной тропе. Ощутив под ногами мягкую траву, девушка обессилено опустилась на колени. С груди Ханны вырвалось глухое рыдание. Она смогла! Её лошадь, чувствуя настроение своей хозяйки, ткнулась мордой в голову девушки. Ханна, бережно обняв животное за шею, тихо заплакала. Ощутив капельки слез на своих щеках, девушка, стыдясь, спешно вытерла их дрожащей ладонью. Огляделась по сторонам, словно опасаясь, что кто-либо стал свидетелем её слез. Кругом было тихо. Ощущая какой-то странный трепет в груди, Ханна взобралась на лошадь и направила её по узкой дороге, которая вела прямо в лес. Там-то девушка и переночует. Хальвард никогда не догадается, что она покинула их земли и пересекла границу.

В лесу стояла тишина, которая лишь изредка разбавлялась уханьем совы. Сквозь густую крону деревьев, которая была подобно зеленому шатру, деликатно проступали серебристые лучи луны. Ханна, вглядываясь в лес, замечала его очертания — сосны и дубы, муравейники и поляны, казавшиеся сейчас девушке каким-то волшебным, мистическим миром. Нет, ей не было страшно. Она не боялась ни троллей, ни волков. Ханна смогла бы себя защитить. У неё имелось все для этого — быстрота реакции, сила, умение, верный меч и, конечно же, смелость.

Приглядевшись, девушка выбрала место для ночлега, прямо возле дуба-великана. За его широким стволом без труда могла спрятаться и сама Ханна, и её лошадь. Хотелось разжечь костер, согреть промерзшие ладони, приготовить что-то более вкусное, с бульоном. Но девушка отговорила себя от этой затеи. У неё не было сейчас никакого желания охотиться, к тому же, Ханна не была уверена в том, как здесь отнесутся к её появлению. Безусловно, в груди девушки таилась надежда, но она не позволяла ей брать верх над своим разумом. Завернувшись в шерстяное одеяло, Ханна села под дубом. Упершись спиной в его ствол, девушка прикрыла глаза.

Она отдохнет. А потом — снова отправится в путь.

Что-то заставило пробудиться Ханну. Возможно, чей-то взгляд, который она кожей ощущала на себе. Этот взгляд шел из глубины леса. Девушка, медленно открыв глаза, крепче обхватила рукоять кинжала. Мысленно прошлась взором по себе, вспоминая, какое оружие у неё еще при себе. Меч, еще один кинжал справа, по одному — спрятано в высоких голенищах сапог. Возможно, лучшим вариантом стал бы лук, но его Ханна оставила дома. Слишком торопилась… Девушка, чувствуя, как в груди замедлилось сердце, произнесла:

— Выходи! Хватит прятаться, как трус.

То, что она услышала в ответ, повергло Ханну на короткий миг, в состояние легкого шока. До её слуха донесся мужской смех. Бархатистый, глубокий смех. Она узнала его. Этот смех принадлежал Хальварду.

— Вот уж не думал, что ты когда-нибудь назовешь меня трусом, — выступая из леса, сказал мужчина.

Ханна тут же обвела взором пространство, мысленно подсчитывая, сколько с собой взял воинов Хальвард. Заметив её взгляд, мужчина произнес:

— Я пришел один.

Подавив вздох облегчения, Ханна ответила:

— И все равно, ты зря пришел.

— Отчего же? — Хальвард сделал несколько шагов и остановился, вопрошающе глядя на младшую сестру.

— Потому, что я не вернусь обратно.

— Это я уже слышал от бедных слуг, которых ты напугала своим заявлением, — Хальвард улыбнулся.

— Так услышь еще раз, — повышая голос, начала Ханна, — я не вернусь обратно!

— Может, скажешь, что случилось? — Хальвард окинул сестру внимательным взглядом. Ханна по-прежнему сидела возле дуба. Лицо её было плохо видно, но вот глаза мужчина разглядел. Они горели голубым пламенем.

— А разве тебе еще не рассказали? — Ханна плавно, с гибкостью кошки, поднялась на ноги. Икры тут же свело судорогой, но девушка, сжав челюсти, сдержалась.

— Я хотел бы услышать это от тебя, — голос Хальварда был спокойным, и вот это его спокойствие невероятно раздражало Ханну.

Она молчала, глядя исподлобья на высокого, широкоплечего мужчину. На ум не шли никакие слова.

— Ты зря приехал. Уходи, — вкладывая в слова все раздражение, что душило её сейчас, выдохнула Ханна.

— Почему ты так разговариваешь со мной, сестра? — Хальвард сделал шаг вперед.

— Не называй меня так больше! — выкрикнула Ханна, отступая назад.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Тремя днями ранее

Ханна придирчиво разглядывала свое отражение в зеркале, что стояло возле окна. Зеркало прошлым вечером ей подарил отец — это была редкая вещь на их землях, тем более, такого размера, где девушка могла увидеть себя в полный рост. Зеркало было куплено за баснословную цену у флорентийского купца. Заключенное в ажурную, серебряную оправу, оно отражало на своей гладкой поверхности изображение Ханны.

Девушка, разглядывая себя, склонила голову на бок. Странно, до сегодняшнего дня она представляла себя другой. Нет, Ханна и прежде видела свое отражение — в маленьком зеркальце, что имелось у Тессы. А еще — на ровной поверхности воды. Особо никогда не вглядывалась в свое лицо, да и ни к чему ей это было. И вот теперь… Подумать только…

Во-первых, рост. Отчего-то раньше Ханна считала себя и выше, и крупнее. Но нет, на неё смотрела высокая, подтянутая молодая девушка. Однако назвать её крупной великаншей язык не поворачивался. Во-вторых, волосы. Почему они такие пышные и длинные? Ханна собрала их в кучу. Может, стоит отрезать? Девушка покосилась на выбившуюся соломенно-желтую прядь. Но они такие красивые…

Наконец, в — третьих, что особо удивило Ханну, было её собственное лицо. Никогда не считала это важным, но девушка, скрепя сердцем, признала, что её можно счесть хорошенькой. Конечно, она не обладала яркой красотой жены своего среднего брата, Тессы, и все же, уродиной назвать себя не могла.

У неё была ровная, гладкая, светлая кожа. Аккуратный, прямой нос, высокий, изящно вылепленный лоб и женственные скулы. Губы — подобно розовым лепесткам, небольшие, но чувственные. Глаза — яркие, голубые, цвета зимнего неба. Ханна являлась обладательницей холодной, скандинавской красоты. Однако, несмотря на эту внешнюю холодность, в груди девушки билось горячее, чуткое сердце.

Ханна, повязав чуть ниже талии пояс, бросила прощальный взгляд на свое отражение и вышла из комнаты. Нужно было торопиться. Совсем скоро начнется пир по случаю возвращения Хакона и прибытия гостей, семьи Тессы. Ханне хотелось послушать истории брата об этом путешествии, а так же пообщаться с родными Тессы, чтобы лучше понять, в каком мире прежде жила её подруга.

Девушка вышла из дома, намереваясь перед праздником проверить свою любимицу, верную лошадь. Ханна была очень привязана к этому животному, подаренному ей 2 года назад, старшим братом, Хальвардом. Верхом на этой лошади девушка проехала немало дорог и пережила достаточно чувств, чтобы понять, как дорог ей подарок брата.

— Госпожа, — немолодой, женский голос окликнул Ханну, когда та шла в направлении недавно отстроенной конюшни.

Девушка обернулась — там, рядом с воротами, стояла старая женщина. Ханна замерла на месте.

— Госпожа, красивая, златовласая госпожа, — продолжала старуха, не сводя с девушки внимательного взора. — Госпожа, вернешься ли ты в свой дом, жива ли твоя мать?

Слова, донесшиеся до Ханны, скрутили её душу от страха. Её мать, и мать её братьев, ужа давно была мертва. Об этом знали все. Тогда о ком говорила эта старая женщина? Внутри что-то ухнуло вниз, и девушка, пораженная, не сразу смогла сообразить, что сказать в ответ. Воины, стоявшие подле ворот, услышав речь старухи, грозно на неё прикрикнули, назвав сумасшедший. Женщина, лишь улыбнувшись, поправила на голове капюшон и направилась в противоположную от Ханны сторону.

Девушка, вглядываясь в спину старухи, терзалась, не зная, что делать. Стоит ли догнать её или же не нужно ворошить прошлое? Ханна осталась верной своей смелости. Поэтому, девушка, выбежав следом за незнакомкой, громко окликнула её:

— Погоди!

Старуха, словно не слыша голос Ханны, пошла дальше. Девушка, разозлившись на незнакомку, подбежала к ней. Поравнявшись с ней, девушка заглянула старухе в лицо. Блеклые, зеленые глаза, одобряюще блеснули.

— О чем ты говорила? — вопросила Ханна.

— О твоем родном доме, — незнакомка, уловив смятение, скользнувшее в голубых глазах девушки, улыбнулась, — о том доме, который ты покинула много зим назад.

Старуха снова пошла дальше, к счастью, шаги её были неспешными, и для Ханны не составило никакого труда догнать её. Намеренно дождавшись, когда незнакомка отойдет значительно дальше от ворот, где стояла стража, дочь конунга снова настигла старуху. Та, покосившись на Ханну, загадочно улыбнулась.

— Довольно загадок, — раздраженно выдохнула девушка, аккуратно беря незнакомку за локоть, — прошу: расскажи все, что ты знаешь.

Казалось, именно этого и ждала старуха. Подняв на Ханну задумчивый взгляд, незнакомка мягко улыбнулась и произнесла:

— Я была там и видела своими глазами, как богатая госпожа, жена конунга, мечтавшая о дочери, пока её муж был в походе, навестила один дом, где совсем недавно родилась девочка. Этот ребенок был совсем не к месту, ибо в той семье не было ни отца, ни какого-либо имущества. Грязные стены, протекающая крыша, на столе — жалкий ломоть хлеба. Уговоры ли, или же мешочек с серебром так подействовали на новоявленную мать, однако та отдала свою дочь богатой госпоже. И когда конунг вернулся после долгого похода домой, его жена показала ему дочь. Из любви и страха она солгала своему мужу, назвав девочку родной. А от тех, кто мог сказать правду, от слуг, что были с госпожой в ту ночь, она решила избавиться. Двух утопили, а третью повесили в лесу, только вот…

Старуха приспустила плащ, обнажая морщинистую шею, на которой красовался давнишний, уродливый шрам.

— Только вот одной удалось спастись, веревка оказалась гнилой, — добавила рассказчица, спешно поправляя складки плаща.

У Ханны, на миг, перехватило дыхание. Она смотрела на незнакомку большими глазами, ожидая, когда та нанесет последний удар своими словами.

— Этим ребенком оказалась ты, Ханна, — понизив голос, произнесла старуха.

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Ты лжешь, — обжигая старуху взглядом, зло произнесла Ханна. Девушка выхватила из ножен свой кинжал. — Я отрежу твой лживый язык, а лучше — убью тебя.

В ответ старуха горько засмеялась:

— Мне и так осталось недолго жить. Убив меня сейчас, ты окажешь мне услугу, избавив от тягот старости. Но, может, ты хочешь доказательств? На твоем левом запястье есть родимое пятно необычной формы. Оно похоже на полумесяц. Точно такой же есть у твоей родной матери, на том же самом месте.

Ханна, потрясенная, молчаливо взирала на незнакомку. Сердце девушки разрывалось от выбора, перед которым оно стояло. Счесть услышанное ложью или же принять эту жестокую правду. Но если сделать выбор в пользу последнего, то тогда весь её мир, привычный, единственный, расколется на мелкие осколки. Готова ли она к этому?

Словно прочитав её мысли, незнакомка добавила:

— Если ты осмелишься посмотреть правде в глаза, то знай, твой родной край находится за границей этих земель. С востока есть горы, которые подобно нерушимой стене, разделяют мир. Но среди них есть тропа, прозванная в народе «тропой смерти». Именно по ней можно пройти и оказаться на тех землях, где ты родилась.

Ханна, не моргая, отступила назад. Лицо её — застывшая маска из переживаний и неверия, было неподвижным. Во взгляде старухи мелькнуло сочувствие. Увы, правда в этом мире нередко приносит много боли.

— Если отправишься туда, знай, имя твоей матери — не Рунгерд, а Сольвейг.

— Я не твоя сестра, Хальвард, — стараясь говорить так, чтобы её голос не дрожал от нахлынувших чувств, произнесла Ханна. — Я неродная дочь конунга и его покойной жены, Рунгерд. Я всего лишь приемыш. Мать… ваша мать взяла меня, потому что хотела дочку.

Хальвард, осмысливая услышанное, тяжело вздохнул. Так вот в чем дело. Он что-то слышал от слуг, так, обрывки фраз, которые они повторили за Ханной.

«Я здесь чужая»

«Это не мой дом»

«Мое место не здесь»

Но Хальвард не верил до конца в это. Могло быть и так, что слуги что-то напутали, приняв брошенные Ханной слова за правду.

— Кто сказал тебе это? — вопросил воин.

— Тот, кто служил Рунгерд, тот, кто застал меня еще младенцем, и тот, кто знал мою настоящую мать.

— И куда же ты собралась, Ханна? — Хальвард подошел к девушке, теперь их разделял всего лишь шаг друг от друга. Мужчина заметил, как напряжена, была его младшая сестра.

Ханна самоуверенно улыбнулась:

— Туда, где я должна быть. Я возвращаюсь домой.

— Домой? — в голубых глазах Хальварда мелькнула тревога. — Твой дом на наших родных землях!

— Нет! — Ханна тряхнула головой, и светлые пряди рассыпались по её плечам. — И ты сам прекрасно знаешь это! Уходи и не мешай мне!

Мужская рука надежно схватила девушку за плечо. Хальвард наклонился к Ханне и, заглядывая ей в глаза, решительно произнес:

— Я никуда без тебя не уйду.

Как ей хотелось скинуть, как и прежде, его руку, а потом убежать подальше! Чтобы не слышать нравоучения брата и не видеть его глаз!

Но Ханна сдерживалась. Она с вызовом ответила:

— Как ты не понимаешь, Хальвард? Я не имею права быть с вами, да еще и называться дочкой конунга! Это все ложь! Я не из вашей семьи! Во мне течет иная кровь!

— А если эта старуха солгала тебе? Ты думала об этом? — громогласно, желая пробудить сестру от ошибочных мыслей, заявил Хальвард.

— Именно за этим я здесь, чтобы узнать правду.

Воин не сводил глаз с отстраненного лица Ханны. С грустью в сердце Хальвард отметил про себя, что его прежде маленькая сестра воздвигла между ними невидимую стену.

— Ханна, — мужчина убрал руку с её плеча, — давай вернемся домой, возьмем еще воинов и уже вместе поедем.

Ханна, оценивая слова Хальварда, сохраняла молчание. Воин добавил:

— Это не займет много времени, зато всем нам будет спокойнее и безопаснее для тебя.

— Ты что, считаешься меня слабой? — сощурив глаза, обиженно вопросила девушка. — Думаешь, что я не справлюсь?

Памятуя о горячности сестры, Хальвард спокойно ответил:

— Ты сильный воин, Ханна, и я не сомневаюсь в тебе. Просто вся семья беспокоится о тебе.

Грудь девушки сжалась от мыслей о том, что сейчас приходится испытывать конунгу, человеку, которого она прежде считала отцом. Затем, Ханна подумала о близкой, своей единственной подруге, Тессе. Та наверняка переживает за неё. Нужно было, оставить им хотя бы прощальное письмо… Чувство вины укололо прямо в сердце Ханны.

— А как же праздник по случаю твоего обручения с Марной? — вдруг, вспомнив, тихо спросила девушка.

— Праздник можно отложить на несколько дней, гости подождут, заодно и отдохнут с дороги, — по лицу Хальварда было видно, что мужчина не намерен был отступать и оставлять свою сестру здесь.

Ханна, приняв его ответ, лишь качнула головой. Расценивая это как согласие, Хальвард улыбнулся. По-братски обняв девушку, он произнес:

— Я рад, что ты согласилась со мной.

Ханна, чуть отстранившись, улыбнулась в ответ.

— Разожжешь костер? Все эти дни я опасалась его разжигать, зная, что так ты сразу найдешь меня.

Хальвард, блеснув глазами, еще шире улыбнулся. Его грудь распирало от гордости за младшую сестру. Еще бы, одна, она проделала такой путь и осталась практически незамеченной.

— Все сделаю, сейчас согреемся и поужинаем.

Хальвард, собрав хворост, присел, намереваясь разжечь костер. Действия мужчины были размеренными, отражавшими его внутреннее спокойствие. Его не пугали новости, что Ханна неродная сестра. Пусть, даже если это — правда, это ничего не изменит для их семьи!

Хальвард как раз намеревался поинтересоваться у Ханны, что та хотела бы на ужин, как вдруг, что-то тяжелое ударило его по голове. Перед глазами все поплыло, и мужчина потерял сознание.

— Прости, Хальвард, но даже ты не сможешь помешать мне, — прошептала Ханна, аккуратно подкладывая под голову мужчины одеяло. Бросив прощальный взгляд на родное, такое мужественное лицо Хальварда, девушка поспешил к лошади. Ханна знала — в запасе у неё мало времени. Уже совсем скоро Хальвард придет в себя, и хорошо, если до него дойдет, что её, Ханну, не нужно больше искать.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Чувство вины терзало сердце Ханны весь путь, что она проделала верхом по лесной тропе. Несколько раз девушка ловила себя на желании вернуться обратно, к Хальварду, но какое-то внутреннее, в чем-то, несомненно, слепое упрямство, двигало её вперед. Она убеждала себя, что так будет лучше для всех, что она не имеет права называться дочерью конунга и пользоваться теми благами, которые не только не принадлежали ей, но и которых (по мнению Ханны) девушка не заслуживала. И чем дальше Ханна углублялась в лес, тем горче становились её мысли и чувства.

К тому моменту, когда девушка вышла на луг, утопающий в утренних лучах солнца, она окончательно убедила саму себя, что сделала правильный выбор. Возможно, прежняя семья никогда не сможет понять её поступка, но и сама Ханна не могла оставаться жить с ними, и делать вид, что ничего не произошло. Кровь — молодая, горячая, что текла в жилах девушки, требовала найти тех, кто был для неё родным.

Глазам Ханны предстал широкий луг, усыпанный цветами. Их бледно-розовые лепестки, приветствуя восходящее солнце, распускались, и девушка залюбовалась утренней красотой, которую ей посчастливилось увидеть. Над цветами поднимался золотистый туман, в нем, искрясь, сверкали солнечные лучи и летали бабочки, придавшие картине волшебное ощущение.

Наконец, взор Ханны заметил поселение, расположившееся на зеленеющем холме. Присмотревшись, девушка разглядела десятки домов. Сердце Ханны дрогнуло, подсказывая ей ответ — именно здесь она появилась на свет. Именно здесь живет её мать. При мысли о том, что ей, возможно, представится случай встретиться с родной матерью, Ханна испытала смятение.

Она не знала, как поведет себя. О том, как воспримет кровная мать появление собственной дочери, Ханна старалась не думать.

Девушка, чувствуя, как волнение стало окутывать её, медленно втянула в себя пока еще прохладный, пропитанный сладким ароматом солнца и цветов, воздух. А затем, не позволяя себе отступиться от задуманного, решительно вжала пятки в бока лошади.

Этот путь до поселения показался Ханне одновременно и долгим, и слишком быстрым. Бывает же такое противоречие. К тому моменту, когда девушка оказалась возле деревянных, распахнутых настежь ворот, Ханна сгорала от нетерпения и сжималась от страха неизвестности. К счастью, сил у неё хватило, чтобы сделать эти чувства незаметными для окружающих. Нацепив на лицо холодное, почти высокомерное выражение (что, впрочем, не являлось отражением истинной сущности Ханны, а являлось её защитной маской), девушка направила лошадь вперед.

Все ближе и ближе становились домики, крыши которых покрывал зеленеющий дерн. Всадница так же заметила, что чуть подальше, ближе к озеру, обособленно возвышалось несколько домов, построенных из серого камня. Вероятно, они принадлежали правящей династии этих земель. Ханна, теряясь в догадках, кем именно окажется её мать, ощутила, как учащенно забилось сердце в груди.

Её появление не осталось незамеченным. Оно и понятно — разве возможно было проигнорировать красивую, воинственную всадницу, гордо восседавшую на белоснежной лошади? Люди, что трудились возле домов — развешивали треску, чистили рыбу, как зачарованные, остановились и устремили свои взоры на Ханну. Другие же, те, что работали в кузницах и лавках, один за другим, стали выходить на улицу, обращая все свое внимание на светловолосую всадницу.

Таким образом, когда Ханна оказалась уже посередине одной из узких улочек, кругом стоял народ. Девушка скользнула по ним медленным, изучающим взглядом. Эти люди были озадачены её появлением, однако в их глазах Ханна не обнаружила недоброжелательности или затаенной злобы по отношению к себе. Тогда девушка еще сильнее расправила плечи и громким, уверенным голосом обратилась к собравшимся:

— Я ищу женщину по имени Сольвейг.

Люди переглянулись меж собой, но ответа сразу не дали. В какой-то миг, Ханне показалось, что она зря приехала сюда, но девушка ошиблась, потому что следом, из толпы, раздался голос:

— Вы про Сольвейг? Весть о её мастерстве давно ушла далеко за пределы нашего селения. Идемте, госпожа, я покажу вам дорогу.

Ханна, крепче сжав поводья, направила вслед за светловолосым юношей свою лошадь. С каждым её шагом сердце в груди девушки все сильнее и ощутимее стискивало напряжение. Оно было столь мощным, что Ханне стало трудно дышать. Её ладони были влажным, в горле запершило. Девушка разозлилась на себя за собственную слабость. Она же — воин! Ей нужно было совладать со своими, такими ненужными сейчас, чувствами!

— Пришли, госпожа, — останавливаясь возле просторного дома, дверь которого была выкрашена в белый цвет, сообщил юноша. Он, своими большими, серыми глазами с нескрываемым интересом разглядывал Ханну. Девушка, окинув его строгим взором, с усмешкой на губах наблюдала, как юноша виновато опустил свой взгляд.

Ханна, ловко спрыгнув с лошади, вручила поводья юноше, не забыв при этом грозно добавить:

— Если с лошадью что-то случится, я отрежу тебе… — она прошлась взором по парню, — уши.

Не дожидаясь реакции, Ханна решительно толкнула дверь вперед. Первое, что ощутила девушка, это аромат в доме. Он показался ей отчего-то знакомым. Теплый, с легким ароматом трав, этот запах окунул Ханну в прошлое. По телу девушки прошлась дрожь. Руки задрожали, и Ханна сжала ладони в кулаки.

Девушка пошла дальше. В доме было тихо и светло. Откуда-то, из дальней комнаты, доносился приглушенный шум. Ханна пошла на него. Игнорируя усилившуюся дрожь, девушка подошла к комнате. Дверь в неё была полуоткрыта. Ханна остановилась возле неё. Её взгляду предстала высокая, светловолосая женщина. Она стояла возле окна, спиной к Ханне. И снова, в который раз, девушке захотелось убежать. Она, повернулась было, намереваясь отойти в сторону, однако в этот момент, женщина, видимо, ощутив на себе взгляд, так же повернулась и увидела Ханну.

Светлое, немолодое, но по-прежнему красивое лицо женщины, было приветливым.

— Вы что-то хотели? — распахивая дверь, вопросила хозяйка дома. Она, разглядев лицо Ханны, непроизвольно нахмурилась. В светло-голубых глазах мелькнула догадка. Женщина взмахнула рукой и прижала её к груди. В этот миг рукав платья сполз, обнажая взору Ханны то самое родимое пятно в форме полумесяца.

— Я — твоя дочь, которую ты продала, — не сводя горящих, от невыплаканных слез, глаз с лица матери, произнесла Ханна. — Я пришла сказать тебе, что ненавижу тебя.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Лицо женщины исказилось от боли. В глазах блеснули слезы. Ханна поморщилась — от отвращения к самой себе, потому что ей самой захотелось плакать. Ноги еле держали девушку, а сердце… Её сердце захлебывалось от боли. Она и представить не могла, что будет так больно!

Девушка попятилась назад. Хозяйка дома, вытянув руку, словно желая остановить Ханну, тихо произнесла:

— Ты имеешь право ненавидеть меня. Но у меня просто не было другого выбора.

И тут, сквозь стену самообладания, прорвалась волна прежде сдерживаемых чувств.

— Не было другого выбора?! — вскрикнув, вопросила Ханна. — Ты продала меня, как вещь, как какой-то товар. Неужели твое материнское сердце не дрогнуло, когда ты отдавала свое дитя в чужие руки?

Сольвейг, схватившись за грудь, обессилено прислонилась к стене. Лицо женщины побледнело.

— У меня не было другого выбора, — повторила она.

Ханна, ощущая горечь во рту, грустно улыбнулась. Сердце её располовинилось: одна часть злилась на Сольвейг, другая — испытывала к ней искреннее сочувствие. Вдруг, она не лжет, и обстоятельства действительно вынудили её отдать дочь?

— Я ухожу, — процедила Ханна, буквально заставляя свои ноги сдвинуться с места. — Я получила ответ на свой вопрос.

Девушка, резко развернувшись, направилась в сторону двери. Следом, до ушей Ханны донесся крик, в котором явственно ощущалось отчаяние:

— Я была тяжело больна и умирала! Повитуха, что была на родах, с трудом помогла мне разродиться. Я не могла ни кормить тебя грудью, ни даже брать на руки. Вот тогда-то на пороге и показалась Рунгерд. Она стала спасением для тебя, и моей надеждой, что ты выживешь.

Ханна, чувствуя, как в висках застучала кровь, резко остановилась. Смежив веки, девушка глухо произнесла:

— И все-таки, ты продала меня…

— Если ты позволишь, я кое-что покажу тебе, — мягко попросила Сольвейг.

Ханна, качнув головой, повернулась к матери. Та, глядя на дочь большими, блестящими глазами, махнула рукой в сторону комнаты.

— Сюда.

Ханна, сохраняя молчание, последовала за Сольвейг. Они прошли в небольшую комнату, заставленную сундуками разных размеров. Хозяйка дома, протиснувшись к дальней стене, откинула крышку старого, местами потертого, сундука. Женщина извлекла из него небольшой мешочек. Раскрыв его, Сольвейг высыпала на деревянный поднос серебряные монеты.

— Здесь было 7 монет, лишь одну я взяла, чтобы купить все необходимое для своего мастерства, — женщина собрала монеты в ладонь и посмотрела на Ханну. Девушка, сглотнув, тихо, с укором, сказала:

— Ты ведь умирала…

— Да, я и сама была уверена, что мой час пришел, однако все, в том числе и я, ошибались. Мой срок на этой земле еще не завершен.

Сольвейг обхватила запястье дочери и протянула другую руку. Раскрыв ладонь, на которой разместились монеты, женщина произнесла:

— Это твои деньги. Забери. Последнюю монету я совсем скоро верну тебе.

Ханна не поняла, каким образом эти 6 монет оказались у неё в ладони. Девушка смотрела на них, чувствуя, как они прожигают кожу на руке. Подобные ощущения Ханна испытывала и в сердце. Теперь оно не ныло, а горело от боли. Сольвейг, совладав со своими чувствами, мягко коснулась ладони дочери. Ханна подняла на мать глаза. Встретившись с ней взглядом, Сольвейг сказала:

— Даже если ты все еще ненавидишь меня, это не убавляет моей любви к тебе, дочка.

Из глаз Ханны брызнули слезы. Следом раздалось глухое рыдание, и девушка не сразу поняла, что рыдание принадлежало ей. Не успевая избавиться от мокрых потоков на своих щеках, Ханна спешно стирала их дрожащими пальцами, но слезы, снова и снова, лились из её прекрасных глаз.

Не выдержав, Сольвейг шагнула к дочери и обняла её за плечи. Не сразу, но Ханна, все же, прижалась к матери. Теперь пришел черед плакать и самой Сольвейг…

Мать и дочь сидели за одним столом. В деревянных чашах был налит ароматный, травяной чай, на подносе лежали наспех испеченные лепешки, для сытности, присыпанные сыром. В доме, впервые за эти мучительно долгие годы, царило то спокойствие, которое Сольвейг потеряла, когда отдала свою дочь Рунгерд. Не веря счастью, женщина с любовью смотрела на своего ребенка, отмечая каждую черточку на родном лице. «Она выросла настоящей красавицей», — мелькнуло в голове Сольвейг. Мать хотела бы озвучить это вслух, но боялась, что дочь воспримет её слова как обычную лесть. Им нужно было там многое сказать друг другу!

— Ты останешься? — не выдержав, спросила Сольвейг, подливая чая Ханне. Девичьи пальцы сильнее обвили деревянную чашу. Девушка подняла на мать глаза. В этот раз взгляд Ханны разительно отличался от того, что был прежде — в нем не было ни злобы, ни нетерпения. Лишь задумчивое спокойствие и уверенность.

— Останусь, — накрывая ладонь матери своей ладонью, ответила Ханна.

Решение было принято.

Итак, жизнь Ханны теперь претерпела изменения. Обретя свою мать, девушка выбрала жить вместе с ней и заниматься ремеслом, в котором преуспела Сольвейг. А преуспела она в ткачестве. Из рук этой женщины выходили красивые, добротные ткани. Со всей округи шли к Сольвейг, чтобы заказать у неё не только ткань для праздника, но и для парусов. Последнее, конечно, требовало немало усилий. Для начала нужно было заготовить шерсть. Именно за эту работу и взялась Ханна.

Теперь, вместо того, чтобы упражняться с мечом и луком, Ханна занималась отсортировкой шерсти, которую она тщательно вычесывала гребнями или просто руками. После, за дело брались помощницы — пряхи, которые пряли на веретене, получая из заготовленной шерсти гладкую, ровную нить.

Сама же Сольвейг каждое утро вставала возле ткацкого станка и принималась за работу. К основе станка были подвешены небольшие каменные грузы, и хозяйка дома, словно волшебница, умело контролировала их и нити, творя своими руками красоту.

Ханна, каждый раз заканчивая отсортировку шерсти, приходила в комнату, где работала её мать. Садясь возле дальней стены, девушка молчаливо наблюдала за Сольвейг, жадно впитывая в себя её движения, вновь и вновь, осознавая, как же ей не хватало матери. Сольвейг же, замечая присутствие дочери, улыбалась, и следом начинала петь. Голос её — мелодичный, ласковый, убаюкивал Ханну, и наполнял сердце девушки миром.

Нельзя было сказать, что Ханна окончательно забыла о своей прежней семье, однако девушка укрепилась в мыслях, что сделала правильный выбор, и что её место здесь, а не в доме конунга. Конечно, иногда, особенно перед сном, Ханна тосковала по семье конунга. Она хотела снова взять на руки малыша Тессы и Хакона, хотела послушать легенды о великих воинах из уст конунга, а еще — участвовать в сражениях на мечах вместе с Хальвардом. При мыслях о человеке, которого она все эти годы считала старшим братом, сердце Ханны болезненно сжималось.

Быть может, ей стоит послать им весточку и известить о том, что у неё все хорошо? Да, именно так она и сделает! Найдет человека, хорошо заплатит ему, и отправит письмо. Наверное, найти такого смельчака будет непросто, но она, Ханна, заплатит ему двойной ценой. Девушка тяжело вздохнула — кажется, она готова на многое, лишь бы самой не ехать туда, где прожила все 18 лет.

Но, как оказалось следующим утром, искать смельчака Ханне не пришлось. Потому как к их дому приехал человек, которого девушка знала хорошо. То был воин, верой и правдой служивший конунгу. Арн. Одетый, как простой торговец, под плащом которого, впрочем, скрывалось оружие, он был послан на эти земли с одной целью — передать Ханне письмо.

Девушка как раз замачивала в корыте шерсть, когда взгляд её зацепился за проезжающего мимо всадника. Их глаза встретились. По лицу Арна скользнуло легкое удивление.

— Госпожа! — вырвалось у воина.

— Прошу — не нужно так обращаться ко мне, — вытирая мокрые руки о передник, произнесла Ханна. Девушка чуть улыбнулась, забавляясь комичностью ситуации. Еще бы! Прежде ни один воин конунга не видел её такой — в простом платье, да еще занимающейся замочкой шерсти. Заметив смятение в глазах Арна, Ханна добавила:

— Ты ведь не просто так приехал сюда?

— Нет, — придя в себя, ответил воин, — я привез для вас письмо.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ханна пробежалась глазами по хорошо знакомому почерку. Да и как она могла не узнать его, когда сама учила ту, кому принадлежало это письмо, грамоте?

«…Я скучаю по тебе и беспокоюсь. Быть может, ты найдешь время, и мы сможем увидеться с тобой, Ханна? Вся семья ждет тебя на свадьбу Хальварда, которая состоится в первый день лета. Ты приедешь? Прошу тебя, если тебе нужна помощь, дай мне знать, и я сделаю все, что в моих силах…»

Ханна смахнула с кончиков ресниц одинокую слезинку. Тепло и забота, которым было пронизано это письмо, не оставило сердце девушки равнодушным. Воспоминания, подобно своенравной волне, поднялись в груди Ханны, возвращая её на короткий миг назад.

Перед её глазами вновь были улыбающиеся лица прежней семьи. Отец, Хакон, Тесса и их малыш, Хальвард…

Подумать только, её старший брат совсем скоро свяжет свою жизнь с Марной. Ханна не было с ней знакома, но слышала, что будущая жена Хальварда из знатного и влиятельного рода. Достаточно ли это для счастливого союза? Полюбит ли он её? При мысли об этом Ханна ощутила неприятное жжение — оно, обжигая, расползалась от груди вверх, к горлу, оставляя во рту привкус горечи.

Ханна вся сжалась. Это чувство было незнакомо ей, и оно напугало девушку, когда она поняла, какое название оно имело.

Ревность.

Она ревновала Хальварда к его будущей жене.

Испытывая к себе презрение, Ханна попыталась погасить это чувство. Она твердила себе, что не имеет права на него, что чувствовать так — постыдно. В конце концов, осознав, что это чувство плохо поддается контролю, Ханна написала ответное письмо, в котором сообщила, что не сможет приехать на свадьбу брата.

Не мешкая, девушка вышла наружу и вручила письмо, ожидающему возле дома, Арну. Тот, спрятав его за пазуху, вопрошающе посмотрел на Ханну.

— Благодарю тебя, Арн, — девушка чуть улыбнулась, — передай письмо лично госпоже.

Арн, кивнув головой, окинул Ханну прощальным взглядом и добавил:

— Возвращайтесь, госпожа.

Не дожидаясь ответа, воин направил коня в противоположную сторону от Ханны. Девушка смотрела ему вслед и понимала, что, вероятно, видит последней раз в своей жизни человека с тех земель, где она выросла. И снова, сотни новых чувств, пронзили сердце Ханны. Закололо — заныло девичье сердце, тихо заплакала душа.

Нет, Ханна не жалела о том, что осталась здесь!

Просто… ах, она сама не могла понять все те чувства, что продолжали пробуждаться в ней. Быть может, когда придет время она, Ханна станет лучше понимать себя. А пока… её ждала работа.

Год спустя

Целый год миновал с того дня, когда Ханна покинула свой прежний дом. Эти месяцы не прошли даром для девушки. Она научилась многому тому, что должна была уметь женщина — убирать дома, готовить вкусный обед, а еще, Ханна приноровилась работать возле станка, все чаще и чаще подменяя мать и давая той время для отдыха.

За все это время Ханна практически не покидала материнский дом. Самое дальнее, куда ходила девушка, был местный рынок, но и туда Ханна наведывалась всего лишь раз в несколько месяцев. Она не признавалась самой себе, но правда заключалась в том, что девушка опасалась увидеть кого-то или что-то, что могло пробудить в ней воспоминания и тоску по прежнему дому. Ханна не могла честно сказать себе, что скучает по той семье, что осталась на земле, которую разделяли горы от неё.

Стоял солнечный день, Ханна подметала возле дома, когда до её ушей донеслось цоканье копыт. Первые мысли девушки были о том, что к ней прибыли с вестью от родных. В груди тут же зашевелилась тревога — а не случилось ли что с кем-то из членов семьи конунга?

В этот раз она ошиблась, потому как, когда взору Ханны предстал всадник, она поняла, что видит его впервые. Девушка задержала на нём взгляд — это был воинственный, широкоплечий мужчина, своим силуэтом напоминающий Хальварда. У всадника были темные волосы, небольшая борода и оценивающая улыбка, от которой у Ханны тут же начал подниматься протест внутри.

— Я не видел тебя раньше, — вместо приветствия, произнес незнакомец. Он, попридержав своего черного коня, остановился возле калитки. Мужской взгляд изучающее скользил по лицу Ханны.

Девушка тоже разглядывала мужчину. Он был явно не из простых жителей — на нём была туника, сшитая из тканей, наверняка привезенных с востока. Взор Ханны заметил и блестящую рукоять меча. Его эфес украшал рубин.

— Я здесь недавно, — уклончиво ответила девушка, с трудом отводя взгляд. Не привыкла Ханна игнорировать присутствие других людей. Её воинская сущность требовала, чтобы она смотрела в глаза возможному противнику.

— Я тоже недавно прибыл сюда, — мужчина улыбнулся, — но я и не знал, что на моей земле есть такая красивая женщина.

Слух Ханны резануло от фразы «на моей земле» и «красивая женщина». Девушка не считала себя таковой, мало того, последний год её совершенно не волновала собственная внешность. Нет, Ханна не запустила себя. Но теперь девушка старалась избегать того, чтобы смотреть в отражение, опасаясь увидеть в своих глазах тоску и печаль.

А вот слова «на моей земле» дали Ханне понять, что, вероятно, перед ней стоит человек, которому эта земля принадлежала. Стало быть, этот темноволосый мужчины — правитель. Она, сохраняя молчание, продолжила подметать. Мужчина, удивившись такой реакции, соскочил с коня и подошел к калитке. Обычно, женщины иначе реагировали на его появление. Не сводя глаз с девушки, он размышлял. Незнакомец не кривил душой, когда назвал Ханну красивой. Её светлые волосы сверкали под солнечными лучами подобно золоту, её лицо — молодое, утонченное, притягивало к себе внимание. Тело же девушки, скрытое под простым платьем, пробуждало в мужчине такие мысли, от которых забурлила кровь.

— Как твоё имя, прекрасная дева? — вопросил он.

— Ханна, — девушка отложила в сторону метлу и посмотрела прямо в бархатисто-карие глаза мужчины. Тот улыбнулся. Надо добавить, улыбка шла ему, делая его и без того привлекательное лицо, особенно красивым.

— Я — Ансгар, правитель этих земель, — начал воин, не сводя взора с Ханны. Видимо, он ожидал какой-то особенной реакции, но Ханна всего лишь качнула головой, отчего её светлые волосы золотистыми волнами рассыпались по плечам.

Не дождавшись каких-либо слов от девушки, Ансгар добавил:

— Завтра, на площади, состоится ярмарка. Приходи туда, — он тепло улыбнулся, — придешь?

— Приду, — чувствуя, как грудь окутало зарождающейся симпатией к этому мужчине, ответила Ханна.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Кто это был? — обеспокоенно вопросила Сольвейг, стоило Ханне перешагнуть порог дома.

— Ансгар, — стараясь говорить ровным тоном, ответила девушка. Пройдя на кухню, Ханна налила себе из кувшина в чашу прохладной воды. День был довольно жаркий, и девушка страстно желала пить, а еще — унять волнение, которое вызвало у неё появление этого красивого мужчины.

— Ансгар?! — переспросила Сольвейг. Округлившимися от удивления глазами, женщина смотрела на свою дочь. Та, делая вид, что ничего не случилось, медленно, чтобы не подавиться, пила воду.

— Наш правитель? — спросила Сольвейг. Женщина тоже налила себе воды. Залпом, выпив её, Сольвейг произнесла:

— Что ему было нужно? Что он сказал?

Губы Ханны дрогнули в задумчивой улыбке:

— Он пригласил меня завтра на ярмарку.

Сольвейг еще больше округлила глаза.

— На ярмарку? — женщина, вдруг, широко улыбнулась. — Впервые слышу, чтобы правитель снизошел до простого народа. Но, видя тебя сейчас, я прекрасно понимаю, почему он это сделал. Ты — настоящая красавица, один взгляд на которую, лишает мужчин разума и высокомерия.

Ханна звонко рассмеялась:

— О, мама, я даже не знаю, что надеть на ярмарку.

— Об этом можешь даже не беспокоиться, — тепло, улыбнувшись, ответила Сольвейг.

Следующим утром Ханна, облаченная в небесно-голубой наряд, отправилась на ярмарку. Её длинные, светлые волосы украшали белые ленты из шелка. На ногах, вместо привычных сапожек, были туфельки — они казались такими невесомыми, что первое время Ханне думалось, что она идет босиком. Под мягкой подошвой ощущался каждый камушек и любая неровность. К счастью, путь до ярмарки шел через луг, поросший густой травой. И совсем скоро Ханна позабыла о временном дискомфорте, и буквально запорхала, быть может, навстречу своей судьбе.

Теплый ветер игриво колыхал волосы Ханны, ветер скользил по её женственному силуэту и, дразня, чуть поднимал юбку платья. Ощущая странное волнение в душе, девушка, миновав луг, подошла к месту, где проводилась ярмарка — как раз перед стенами господских домов. Повсюду были расставлены яркие палатки, на деревянных столах разложены различные товары — тут были и продукты: румяные пироги, куски мяса, золотистый, блестящий на солнце, сыр, яйца, кувшины с густой, нежнейшей сметаной, а так же вещи — украшения из деревянных бус, одежда и обувь.

В воздухе ощущался праздник. Нарядные жители веселились и пели песни. Повсюду, хохоча, носились дети. Задержав на них взор, Ханна тут же вспомнила ребенка Тессы и Хакона. Наверное, их сын уже так же быстро бегает… Сердце Ханны закололо холодными иглами. Девушка спешно отвела взгляд — и тут же столкнулась глазами с бархатисто-карими глазами Ансгара. Мужчина, завидев Ханну, заулыбался. Покинув своего собеседника, Ансгар стремительным шагом направился к девушке. Прежняя грусть уступила место для волнения.

— Ты пришла, — радостно-удивленно выдохнул Ансгар, окидывая Ханну восхищенным взглядом.

— Я же сказала, что приду, — ответно улыбаясь, сказала девушка.

— Пойдем? — Ансгар кивнул в сторону ярких палаток.

— Пойдем, — согласилась Ханна.

Они обошли все палатки и попробовали почти все угощения. Жители поселения щедро делились теплыми, аппетитными пирогами, давали попробовать блюда и примерить наряды. Ханна, чувствуя легкость и веселье, шла рядом с Ансгаром — от одного торговца к другому. Люди, глядя на эту пару, перешептывались. Оно и не удивительно, на то было много причин, самая безобидная из которых — Ханна и Ансгар гармонично смотрелись вместе.

Если девушка и слышала эти перешептывания, то делала вид, что не замечает их. Влюбленное состояние, которое коснулось её сердца, лишило Ханны присущего ей воинственного настроя. Впервые за эти долгие месяцы, девушка ощущала себя так хорошо — счастливой, красивой и желанной. Она думала, что это — предел её чувств, но когда Ансгар, купил для Ханны яркие бусы и повесил ей их на шею, сердце девушки до краев наполнилось новыми чувствами — девичьим волнением и, что таить, влюбленностью. Это были новые ощущения для Ханны, непривычными, и девушка, испытывая смятение, робко улыбнулась Ансгару.

Красивое, мужское лицо отобразило удовлетворение. Ансгар, вглядываясь в лазурно-голубые глаза Ханны, вдруг, посерьезнел, а после, добавил:

— Ты знаешь, я подумал: «если она придет — я женюсь на ней». И вот ты здесь, — бархатисто-карие глаза мужчины влюблено засверкали. — И я хочу этого.

Признание мужчины застало Ханну врасплох. Девушка, ощущая, как её подхватывает волна восторга и недоверия, задала вопрос:

— Разве может быть такое, чтобы столь высокородный муж, как ты, брал в жены, женщину из простого народа?

— В тебе нет ничего простого, — аккуратно беря Ханну за ладонь, выдохнул Ансгар. Девушка, смутившись от его слов и прикосновения, чуть нахмурилась.

— К тому же, — продолжил мужчина, — правитель этих земель — я, а значит, мне решать, кто станет моей женой.

Ханна отвела взор в сторону. Чувствуя сомнения и одновременно желание верить словам Ансгара, девушка заметила:

— Ты меня совсем не знаешь, Ансгар, — она, ощущая учащенное сердцебиение, скользнула взглядом по красивому лицу мужчины, — впрочем, как и я тебя.

— Но у нас будет время узнать друг друга, вся жизнь, которую мы проведем вместе, — Ансгар взял Ханну за вторую ладонь. — Я долго ждал, когда в моей жизни появится та женщина, которая украдет мое сердце. Я знаю, что ты была предначертана мне небом. Я буду глупцом, если упущу тебя. Мне уже понятно, что ты та, которую я ждал.

Мужчина поднес ладонь Ханны к своим губам и поцеловал её.

— Выходи за меня, Ханна, — не сводя влюбленного взгляда с девушки, произнес Ансгар.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Ханна не дала сразу согласия, однако уже через две недели настойчивого ухаживания Ансгара, она приняла предложение стать его женой. Было просто невозможно отказать этому мужчине, потому как он сделал все то, что могло бы очаровать даже искушенную женщину. Не нужно забывать, что Ханна таковой не являлась.

Каждое утро слуга из господского дома приносил Ханне охапки ароматных цветов, к которым была приложена записка, написанная собственноручно Ансгаром. Содержание в ней заставляло Ханну смеяться от радости — каждое слово мужчины было пропитано лаской и обещаниями счастливого будущего.

Вечером же, когда только начинало темнеть, прибывал сам Ансгар и забирал Ханну на ужин, который непременно проводился на поляне, под сиянием уходящего солнца. Это было особо любимое время для девушки. Её можно было понять — разделять пищу с тем, к кому было неравнодушно твое сердце, смотреть на небо, окрашенное яркими лучами светила, и видеть, что на это же небо смотрит тот, в кого ты влюблена, было бесценно.

Они, вкушая изысканные лакомства, общались. Говорил больше Ансгар — он поведывал о своем детстве, об отце, умершем прошлой зимой, о странах, где прежде молодой мужчина бывал. Рассказ сопровождался красочными описаниями, и слушать Ансгара не составляло никакого труда для Ханны. Ей было приятно слышать мелодичный голос мужчины, смотреть на его красивое лицо и чувствовать в груди сладкое, томительное ощущение приближающегося счастья. Глядя в бархатисто-карие глаза Ансгара, Ханна понимала, что с каждым днем влюбляется в этого мужчину все сильнее и сильнее.

Наконец, на 15 день Ханна обрадовала своим решением Ансгара, и одновременно посеяла в сердце своей матери тревогу. Стоял поздний вечер, когда девушка, вернувшись с ужина, заявила Сольвейг:

— Мама, я выхожу замуж за Ансгара.

Хозяйка дома, в это время подшивавшая подол платья, отложила иглу в сторону и подняла на дочь глаза. В голубых глубинах мелькнуло беспокойство.

— Так скоро? — сорвалось с губ Сольвейг.

Ханна, пожав плечами, стянула с себя шаль и аккуратно положила её на скамью.

— Прошла половина месяца, — заметила девушка, хмурясь. Она уже уловила тревогу, исходящую от матери, и это чувство вызвало в Ханне пока еще тихий протест.

— Ты считаешь, что этого достаточно? — Сольвейг не сводила с дочери внимательного взгляда.

— Для некоторых людей — да, — уклончиво ответила Ханна. Она не желала вступать с матерью в конфликт. Будь на её месте чужой человек, девушка ответила бы резко. Но перед ней была мать, и Ханна, оберегая её чувства, сдерживала свой непростой нрав.

— Но половина месяца, — выдохнула Сольвейг, поднимаясь на ноги. Пламя свечи, что стояла на столе, задрожало от её движения.

— Дочка, ведь ты его совсем не знаешь, — женщина подошла к Ханне и заглянула в её глаза. Уловив в них решительность, Сольвейг пошатнулась.

— Половина месяца слишком мало, чтобы узнать человека, — тихо промолвила женщина.

Ханна, пытаясь совладать с поднимавшейся внутри волной раздражения, медленно выдохнула.

— Мама, он добр ко мне и проявляет заботу, — тщательно подбирая каждое слово, начала Ханна, — Ансгар не только красивый мужчина, но и хороший человек.

— Как можно понять, хороший ли человек за две недели? Ты видела его в трудностях, лишениях? — не унималась Сольвейг.

— Мама, — девушка тяжело вздохнула, словно ей было трудно дышать и говорить, — прошу тебя, не стоит меня пугать.

— Ханна, — Сольвейг нежно взяла дочку за теплые ладони. — Я просто переживаю за тебя.

— Я влюбилась в Ансгара, мама, — Ханна, одарив мать странной, робкой улыбкой, порывисто обняла Сольвейг. — Не мешай, прошу.

Непросто далось Сольвейг согласиться с дочерью и пообещать той, что она не будет ей мешать. Материнское сердце, полное тревог за своего единственного ребенка, не могло успокоиться. Сольвейг было безразлично, что Ансгар — человек, которому принадлежали эти земли, ей было все равно, что тот обладал богатством и властью. Волновало женщину одно — чтобы Ханна была счастлива с ним.

Словно читая мысли матери, Ханна, обняв Сольвейг еще крепче, проникновенно прошептала:

— Он тоже любит меня, мама. С ним я чувствую то, что не чувствовала прежде. Я уже приняла решение, но мне хотелось бы, чтобы ты благословила меня.

Сольвейг, чуть отстранившись, прошлась взглядом по красивому лицу дочери. Ханна буквально светилась от радостного волнения, глаза её сияли подобно утреннему небу в солнечную погоду. Сердце матери в очередной раз сжалось.

«Быть может, я ошибаюсь. Если отец Ханны принес мне боль, необязательно, что все мужчины такие,» — мелькнуло в голове Сольвейг. Она искренне желала счастья своей дочери, и лучшей жизни, чем той, что была у неё самой.

— Благословляю тебя, Ханна, — с чувством, произнесла Сольвейг.

С днем свадьбы не стали затягивать, и праздник был намечен на первый день лета. Какое совпадение, ведь год назад, именно в этот день, Хальвард взял в жены Марну. Как много времени прошло, сколько перемен случилось в их жизни!

Ханна, лежа в своей кровати, в последнюю ночь перед самым важным событием в своей жизни, вглядывалась в темный потолок и размышляла. Она снова вспоминала свою прежнюю жизнь и всех тех, кого оставила. Эти мысли приходили сами по себе, без приглашения. Перед глазами всплыли лица братьев, Тессы, отца… Живы ли они?

Чувство вины вновь дало о себе знать — оно легло тяжелым грузом на грудь девушки, так, что дышать ей стало трудно. Застонав, Ханна перевернулась на бок, и взгляд её остановился на свадебном платье, которое освещал мягкий свет луны. Сшитое из голубого шелка, украшенное кружевом и мелкими, блестящими камушками, оно было достойно и королевы. Завтра она, Ханна, облачится в него, и пойдет к алтарю, где навсегда свяжет себя узами с Ансгаром.

Ансгар. При мыслях о будущем муже, девушка почувствовала сладкое томление в груди. Интересно, каково это, быть женой? Понравится ли ей эта роль? Прежде, Ханна и не думала об этом, и не видела себя в будущем замужней женщиной. Что с человеком делает любовь! А то, что она любит Ансгара, было для неё очевидно.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— Моя прекрасная жена, — тон, которым обратился Ансгар к Ханне, вызвал у девушки улыбку. — Тебе нравится наш свадебный пир?

Ханна, нехотя отведя взор от мужа, окинула зал медленным взглядом. За расставленными п-образными столами, сидели немногочисленные гости — то были воины Ансгара и всего пара торговцев, удостоившихся особого внимания своего повелителя. Матери Ханны здесь не было — Сольвейг, поздравив молодожен, осталась праздновать свадьбу вместе с другими жителями, у стен господских домов. Такой выбор женщины немного покоробил Ханну, но девушка постаралась не запускать глубоко внутрь неприятные мысли.

В конце концов, сегодня был день её свадьбы, и она не допустит, чтобы что-то омрачило ей праздник!

— Пир по-настоящему свадебный, — ответила Ханна, вновь переводя влюбленный взгляд на мужа.

Конечно, пиром этот ужин можно было назвать с натяжкой. Гостей было мало, зал был украшен скромно, ни звуков музыки, ни танцев. Но Ханна не считала это важным. Разве в этом счастье?

Губы Ансгара изогнулись в довольной улыбке. Мужчина взял девушку за ладонь и обвил её своими теплыми пальцами. Сделал он это довольно властно, что было непривычно для Ханны. Она попыталась чуть сдвинуть свою руку, но добилось лишь того, что Ансгар сильнее схватил её ладонь.

Смирившись с этим, девушка продолжила ужинать. На плоском, глиняном блюде аппетитно лежали куски прожаренной баранины, украшенные порубленными орехами и веточками зелени. Было видно, что повар потрудился на славу. Ханна ела, но вкуса не чувствовала. Волнение, сконцентрировавшись в солнечном сплетении, не давало девушке насладиться ужином.

Она ужасно нервничала. Ведь совсем скоро её ожидала первая брачная ночь. Ханна, конечно, догадывалась, что должно там произойти, но между догадкой и реальностью лежала пропасть неискушенности.

— Ты такая красивая, — нарушая ход мыслей Ханны, восхищенно произнес Ансгар. Он, наклонившись, коснулся губами обнаженной шеи девушки.

Ханна вздрогнула — ведь прежде Ансгар не позволял себе такой вольности. Ей было непривычно ощущать чужие губы на своей коже. Не зная, как реагировать, девушка замерла и посмотрела на мужа.

— Красивая и только моя, — загадочно улыбаясь, добавил мужчина. От его слов — страстных, собственнических, у молодой жены скрутило живот. Девушка удивилась сама себе. Неужели она боится?

— Ты тоже очень красивый, — робко ответила Ханна. Она, вглядываясь в красивое лицо Ансгара, задавалась вопросом — как пройдет их первая ночь? Будет ли этот мужчина добр к ней, так же, как сейчас? Таким же ласковым будет его взгляд?

— Пришло время принести клятву вашей госпоже, — освобождая ладонь Ханны от своих пальцев, приказал Ансгар.

Прежде чем снова посмотреть на мужа, девушка скользнула взглядом по своей ладони — на светлой коже остались красные полосы. Ханна нахмурилась. Только теперь она почувствовала, как защипала её рука. Неужели Ансгар не догадывался, что его пальцы причиняют ей боль?

Ханна перевела взор на мужа — тот, заметив это, одарил девушку теплой улыбкой. Нет, он не мог сделать этого нарочно!

— Дорогая, сейчас мои воины принесут тебе присягу, — торжественно сообщил Ансгар.

Ханна, тут же позабыв о дискомфорте, посмотрела на подошедших к столу мужчин. Среди них были и зрелые, закаленные в боях, мужи, и совсем молодые юноши. Склонив головы, воины принесли клятву верности своей госпоже. Девушка, не сводя взора с мужчин, внимательно слушала их. Слова воинов не были для Ханны пустым звуком. Она впитывала в себя их клятву, молчаливо любовалась их решительностью, ощущавшуюся во взглядах, которые некоторые из них осмеливались бросать на молодую госпожу.

— Я принимаю вашу клятву, — произнесла Ханна, улыбнувшись.

Ансгар, опустив руку под стол, сжал колено девушки. У Ханны перехватило дыхание от этого действия мужа. Девушка, медленно сглотнув, посмотрела прямо в бархатисто-карие глаза, подернутые пока еще сдерживаемым вожделением.

— На нашей земле женщина покорна своему мужу, — понизив голос до соблазнительного шепота, сообщил Ансгар, — здесь, при людях, и в спальне, за закрытыми дверьми. Ты ведь понимаешь, о чем я, моя дорогая жена?

— Да, — не смея отвести взор, тихо промолвила Ханна.

Собственное состояние — инертное, податливое, немного насторожило девушку, однако Ханна, горячо влюбленная в своего мужа, оттолкнула эту тревогу, как можно дальше. Всему оправдание — её страх перед первой близостью! Лишь поэтому она, Ханна, испытывает такие странные, неприятные чувства.

— Что же, — по загорелому лицу Ансгара поползла искушающая улыбка, — тогда — нам пора уединиться.

С последним словом, мужчина решительно поднялся на ноги и потянул за собой Ханну.

— Празднуйте! — крикнул Ансгар, в очередной раз властно сжимая ладонь своей жены.

Под веселые крики воинов, молодожены покинули праздничный ужин. Стоило только Ханне выйти в темный коридор, как противная слабость обкатила её тело липкой волной. Меж лопаток проступил пот, ладони стали влажными, а ноги еле двигались.

Как она боялась!

Весь путь до спальни казался для Ханны тяжелым восхождением на гору. Сердце её учащенно стучало, в горле пересохло, а тело изнывало от усталости. Она не привыкла ощущать себя такой слабой, но поделать с этим ничего не могла. Сейчас чувства взяли власть над ней.

— Прошу, — распахнув дверь, голосом, полным возбуждения и предвкушения удовольствия, произнес Ансгар.

Ханна, нервно сглотнув, сделала нерешительный шаг в спальню. Там было темно, и девушка застыла на месте.

— Смелее, моя дорогая, — обжигая страстным дыханием шею жены, выдохнул Ансгар. Он, обойдя Ханну, зажег масляную лампадку. Света от неё, конечно, было мало, но это было значительно лучше, чем находиться в неразличимой тьме. Новобрачная сделала шаг вперед. Её стопы тут же утонули в высоком ворсе ковра. Дальше делать шаг Ханна не решалась. Она ждала.

Теплая мужская ладонь коснулась плеча девушки, затем, настойчиво потянула платье вниз. Следом раздался страстный шепот:

— Снимай, моя дорогая.

Задрожав от слов Ансгара, Ханна принялась расшнуровывать свое платье. Пальцы не слушались девушку, Ханна нервничала, и от этого еще больше путалась в шелковых лентах. Ужасно, но в этот миг в голове новобрачной мелькнула мысль, что она даже рада, что не может снять свое платье. Признаться, Ханна вообще не хотела избавляться от него.

Но долг.

Долг перед мужем обязывал её сделать это.

Сквозь гул собственных мыслей, до слуха Ханны донесся ласковый голос Ансгара:

— Теперь, когда мы с тобой муж и жена, я могу открыться тебе и сообщить, что у меня есть особые предпочтения в постели.

Ханна, перестав возиться с лентами, выпрямилась. Неприятный холодок коснулся её сердца. Ансгар продолжил невозмутимым тоном:

— Я люблю, когда женщина полностью подчиняется мне, независимо от того, чтобы я не делал с ней.

Из темноты появилась высокая фигура Ансгара. Ханна, затаив дыхание, непонимающе смотрела на мужа. Что значили его слова? Не секрет, что мужчины — довольно властные создания. Взять, например, Хакона. Он всегда относится к Тессе так, чтобы никто не смел подойти к ней, чтобы она, его жена, слушала его и подчинялась ему. Но тут же, Ханна вспомнила, сколько раз сам Хакон прислушивался к Тессе, как часто он, зная, что не прав, подхватывал её на руки и осыпал поцелуями, а после — уже вместе с возлюбленной, обсуждал те вопросы, которые вызывали у них недопонимание. Её мысли внезапно прервал жуткий, пробирающий до дрожи, звук.

Не сразу поняла, не сразу признала Ханна, кому принадлежал этот звук. Лишь когда что-то обожгло ей плечо, до девушки дошло, что в руках её мужа был хлыст. Крик застрял в горле Ханны, а глаза наполнились слезами.

— На колени, женщина, — прорычал Ансгар, не сводя голодного взгляда с Ханны.

И Ханна, глотая слезы, медленно опустилась на колени…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

По телу Ханны прошлась болезненная дрожь, когда хлыст, издав, леденящий душу, щелчок, ударил её по спине. Кожа в месте удара моментально стала гореть, и страшно было представить, что стало бы с ней, не будь на новобрачной преграды в виде платья. Стиснув зубы, девушка молчала. А вот слез сдержать она уже не смогла — они, не спрашивая разрешения, горячими ручьями побежали по её щекам. Новобрачная судорожно вцепилась в свои бедра, прикрытые гладким шелком свадебного платья. Пальцы её, задрожав, заскользили вниз, и безошибочно нащупали холод металла.

Это была привычка, от которой Ханна не могла избавиться. Всегда и повсюду, она носила с собой кинжал. С тех самых дней, когда братья начали обучать её владению оружием, Ханна, следуя их примеру, не расставалась с ножом. Вот и сегодня он, привязанный тонкими ремешками к ноге девушки, был с ней. Только вот Ханна никак не думала, что оружие пригодится ей. Она, учащенно дыша, пыталась пробиться сквозь толщу своих чувств и попробовать мыслить разумно. А пальцы, меж тем, уже успели обвить тяжелую рукоять кинжала. Девушка напряженно замерла.

Все происходящее казалось Ханне дурным сном. Казалось, еще мгновение — и она проснется. Сердце не верило в реальность случившегося. Как возможно, чтобы такой ласковый, внимательный мужчина, как Ансгар, оказался настоящим чудовищем?! Он ведь теперь — её муж, и её долг — подчиниться ему. К тому же, чувства, что Ханна испытывала к мужчине, были все еще сильны.

Так думала девушка до тех пор, пока не услышала позади себя приближающиеся шаги Ансгара. Сердце Ханны сжалось от подкрадывающегося ужаса. И этот ужас был такой силы, что вытиснул из груди девушки остальные чувства.

— Ты все никак не избавишься от этого платья? — повысив голос чуть ли, не до крика, вопросил Ансгар. Он, схватив Ханну за плечи, рывком поставил её на дрожащие ноги. Девушка, вскинув голову, посмотрела на мужа.

Она не узнавал его. Тот Ансгар, что эти недели ухаживал за ней, и этот, что был в спальне, были два разных человека. Глаза мужчины источали извращенное вожделение, губы, блестящие от проступивших слюней, подрагивали от предвкушения садистских игр, которые Ансгар намеревался непременно опробовать на своей молодой жене.

— Я же приказал тебе, снять платье, — хватая подрагивающими от возбуждения пальцами за ворот платья, процедил мужчина. Послышался треск разрываемой ткани.

Треснула и та оболочка, в которую прежде загнала саму себя Ханна. Слетели с души невидимые цепи, освободилось сердце от ложных чувств и идеалов. Тело девушки, ощущая долгожданную волю, наполнилось привычной силой, а в сердце, загорело обжигающее пламя такой силы, что оно угрожало сжечь всех тех, кто причинил Ханне боль.

— Ты пожалеешь, что прикоснулся ко мне, — холодно произнесла девушку, еще крепче, до ломоты в фалангах, обхватывая рукоять кинжала.

Ансгар, усмехаясь словам девушки, лишь сильнее потянул ткань, и Ханна, улучив момент, нанесла смертельный удар мужчине — прямо в его обнаженную шею. Руки мужа вмиг ослабли, Ансгар стал оседать на пол, но Ханна продолжала вдавливать в его плоть свой кинжал, до тех пор, пока лезвие полностью не погрузилось в шею мужчины.

— Еще не родился тот мужчина, которому я позволила бы унижать себя, — губы Ханны скривились от презрения. Девушка, не сводя уничтожающего взгляда с лица Ансгара, с хрустом и хлюпаньем провернула в его шее кинжал, а затем извлекла нож наружу.

Что-то теплое потекло по руке Ханны, девушка не сразу поняла, что это была кровь убитого ей мужа. Только теперь, когда, у её ног распласталось бездыханное тело Ансгара, Ханна увидела кровь. Она была на её руке, в крови был кинжал, свадебное платье и ковер. Все было в ней. Ханна, обведя спальную комнату, где этой ночью должна была пролиться её, девственная кровь, перешагнула через мужское тело и подошла к кровати.