Колыхания штор от создаваемой скоростью пуль волны. Черные дырочки на пластике. Перевернутая мебель. Собранные в одну кучу самокрутки — по ним уже успели пройтись огромные ботинки огромного Строумэна.

— Здесь никого нет, Мартин, — сообщил он.

Мартин и сам понимал это. Он знал, что научный потенциал Паксбрайта недосягаем для Гриверса, но, в отличие от Строумэна, был уверен в том, что даже ученый и его сообщники не могли стать микроскопическими, как атомы, и спрятаться где-нибудь на видном месте.

— Здесь я еще не смотрел, — сказал Строумэн и выпустил обойму в подоконник.

— Хватит тратить патроны! — рявкнул Мартин. — Уже третью комнату превратил в решето! Уверяю тебя, Элиас Криц не способен уменьшить себя и своих подельников до невидимых размеров.

— Почему?

Мартин вздохнул. Он любил Строумэна как верного товарища, но эта любовь не мешала ему считать Строумэна тупым.

— Иначе он бы уменьшил нас, — пояснил Мартин. — Чтобы наш отряд не представлял для него угрозу. К тому же если Элиас с помощью неведомых магических сил уменьшился в размерах, то Грид вряд ли обрадуется, если твоя шальная пуля по неосторожности размажет нашего микроскопического ученого. Теперь понятно?

Рябое квадратное лицо Строумэна — напрашиваются аналогии с куском сыра — просияло от понимания.

— Замечательно, — кивнул Мартин, поправляя под сердцем нашивки ООН. — Пора нам смириться с тем фактом, что они ушли от нас.

— А куда? — спросил Строумэн.

— Ребекка опрашивает местных, вдруг кто-нибудь проговорится.

— А может лучше пойти в университет и допросить тамошний персонал?

— Не думаю, что пришельцы посещали сеансы иридодиагностики, но в качестве хоть какой-нибудь зацепки — почему нет?

Мартин и Строумэн покинули комнату. Их ботинки громко стучали по пластмассовому полу. Едва они собрались подняться на второй этаж, как у парадного входа показалась Ребекка.

— Нашли что-нибудь? — спросила она.

— Нет, — ответил Строумэн.

Но Ребекка смотрела только на Мартина и смотрела неприлично долго, смотрела не так, как смотрят на коллегу. Это всегда раздражало Мартина — женатого человека, который, надо заметить, отличился от большинства своих мужчин-коллег и завел себе одну жену вместо привычных двух.

Мартин покачал головой в ответ и спросил:

— Как прошли опросы?

— Никак, — ответила Ребекка, играя со своими каштановыми волосами. — Опросила порядка десяти жителей, в общем, ничего, что могло бы нас заинтересовать. Был один придурок с разноцветными зрачками, очень похожий на женщину, который сказал мне, что на сеанс иридодиагностики приходил один из жителей этого общежития. Высокий, длинноволосый, в кожаной куртке — это точно один из сообщников Элиаса…

— Я же говорил, что нам нужно допросить персонал университета… — вмешался Строумэн с восторгом в голосе, но Ребекка так зло посмотрела на него, что весь его восторг пропал.

— Этот гермафродит также добавил, что сообщник Элиаса поссорился с преподавателем иридодиагностики, что заставило его приятелей — некоего Сэма и молчаливого Ника — отказаться от дальнейших посещений сеансов. Также я наткнулась на придурковатую особу, выгуливающую ежа, которая сказала, что некоторое время — а точнее, пару-тройку раз — встречалась с жителем общежития, по описанию походившего на другого сообщника Элиаса. Она сказала, что этот сообщник превосходно занимается любовью… Хм… — Ребекка задумалась. — Довольное странное слово для обозначения секса.

— К чему ты все это говоришь? Как эти сведения помогут нам отыскать самого Элиаса?

— К тому, мой Мартин, чтобы ты понял, насколько бессмысленными были эти опросы.

— Никогда не называй меня своим Мартином.

Строумэн хихикнул. Ребекка разочарованно вздохнула.

— Пойдем на веранду, покурим? — предложила она. — Подышим клубничным воздухом?

— Нам нужно обыскать второй э… — начал было Строумэн, но Ребекка его прервала:

— Второй этаж, на котором, я уверена, никого нет, может и подождать. Мартин, пожалуйста.

Мартин избегал ее взгляда. Он невольно посмотрел на ее выпирающую из-под черной рубашки грудь и согласно кивнул, не придумав никакой причины для отказа. Затем жестом попросил у Ребекки сигарету, и оба ооновца вышли наружу. Мартин очень редко курил, но спецзадание под прикрытием в Хайлоу вынудило его пристраститься к табаку.

— Как твое спецзадание? — как назло спросила Ребекка, пройдясь лукавыми глазами по форме Мартина — от ооновских нашивок на груди до лакированных черных ботинок.

Мартин махнул рукой, не желая что-либо говорить на эту тему. Курил он медленно, не в затяг, старался дышать не дымом, а клубничным воздухом.

— У меня тоже работа идет не очень, — сказала Ребекка. — Представляешь, в Грейсайде завелся маньяк, вбивающий гвозди в глазницы своих жертв…

Ребекку всю передернуло, после чего она продолжила несколько брезгливым тоном:

— И почему они поручили столь неженственное убийство мне? — негодовала она. — Почему не Строумэну? Или местной полиции, например? Я вот не считаю маньяков той угрозой, ради которой стоит впрягать Отряд Особого Назначения. У нас же, исходя из нашего названия, назначение особое, а маньяки в Гриверсе, даже такие жестокие — вполне обыденное явление.

Мартин кивнул, при этом бросая взгляды на проезжающих мимо велосипедисток, со страхом бросающих взгляды на него. Совсем скоро велосипедистки растворились в легком утреннем тумане. Где-то вдали маршировали синистерские интервенты — они всегда доставляли Мартину определенную радость, ведь благодаря интервентам его гриверский, насквозь коррумпированный Отряд Особого Назначения казался не таким уж и плохим.

— Как Лиз? — спросила Ребекка после некоторого молчания.

Про свою жену он не хотел говорить еще сильнее, чем про спецзадание, но несмотря на это все же ответил:

— Она хочет ко мне в Хайлоу. Говорит, что очень скучает по мне…

Ребекка одобрительно закивала, это жест показался Мартину искренним, он продолжил:

— Лиз говорит, что хочет ребенка…

Ребекка округлила глаза.

— Серьезно?

Мартин кивнул.

— Так это же замечательно!

Сине-зеленые глаза Мартина задержались на голубых глазах Ребекки, словно бы пытаясь поймать хоть один из них на лжи.

— Ты серьезно? — спросил он, все еще сомневаясь в искренности коллеги. — Ты же неодобрительно высказывалась о Строумэне, хотя он любящий отец четырех детей.

— Конечно серьезно, Мартин! И Строумэн здесь ни при чем. Ведь новая жизнь, даже в Гриверсе — это всегда замечательно, если ее дают такие люди, как ты.

Мартин проигнорировал комплимент, хотя понимал, что после него стал чуточку теплее относиться к Ребекке.

— А замечательно ли то, что моя жена хочет переехать ко мне в Хайлоу, где я работаю под прикрытием среди самых отъявленных мерзавцев, которых я когда-либо встречал?

Ярко-красные губы Ребекки напряглись то ли в сомнении, то ли в жалости.

— Я не знаю, что и ответить по этому поводу, — тихо сказала она.

— Вот и не говори ничего.

— После спецзадания вам лучше переехать в Эдбрик. Там я провела свое детство. В Эдбрике очень чисто, не то, что в нашем вонючем Грейсайде. И эта провинция самая необычная в Гриверсе. Города одного цвета. Улицы в них должны быть одного цвета. За какую-то вещь другого цвета могут наказать.

— Это я знаю, — скучающим тоном отозвался Мартин.

— Желтый сквер, Красная улица — это очень красиво, по меркам Гриверса. Все это очень понравится детям…

Мартин даже не слушал ее. Он докурил и выбросил сигарету на пол веранды. Затем он заметил стоящий поблизости тихо гудящий белый агрегат цилиндрической формы. В свое время Мартин читал много паксбрайтовских книг, поэтому понял, хоть и не сразу, что это утилизатор. Он поднял с пола окурок и выкинул его в утилизатор, и едва он это сделал, как на веранде появился Строумэн со своим огромным, скучающим, напоминающим кислый сыр, лицом.

— О чем вы говорите? — Его мрачный взгляд сменился на ехидный, а лицо-сыр перестало быть кислым.

— О Синдикате, о работе Мартина под прикрытием, — ответила Ребекка. С появлением на веранде Строумэна она потускнела, подобно искусственному солнцу в приближении ночи.

— Он никогда о своем задании не говорил. Даже мне, хотя я его лучший друг, — произнес Строумэн немного обиженно.

— Это секрет, — сказал Мартин. — Профессиональная тайна, которую я не вправе разглашать даже самим дорогим мне людям.

— Но это не больший секрет, чем наше задание от Грида… поиск некого Элиаса Крица, изобретателя водородной бомбы. Не ты ли, Мартин, отправил родного брата ученого в Синистер?

— Я.

— Понятно. Я вот что подумал. Мне кажется, этот Элиас изобрел не водородную бомбу, а кое-что почище.

Майкл кивнул — он давно догадался, что то, что они ищут — ни что иное, как машина времени, но вспомнил, что Грид приказал ему держать свою наблюдательность при себе, так что о своих догадках он не собирался сообщать никому, даже своему хорошему, но такому недалекому приятелю, как Строумэн.

— А те, кого мы преследовали, помнишь их, Мартин? Этих идиотов на квадроцикле? До сих пор не верится, что брат Элиаса мог доверить этим клоунам такое важное дело, как похищение водородной бомбы.

Ребекка показательно вздохнула и выбросила окурок на пол. Строумэн тем временем продолжал:

— Эти придурки даже не думали в нас стрелять. Интересно, кто они такие?

— Синдикат контролирует почти весь рынок торговли оружием, — сказала Ребекка. — Раз они не оснащены боевым оружием, то, может быть, они работают на Грезоносца?

— Ты что! — покачал головой Строумэн. — Мощь Грезоносца позволила бы ему создать новое биохимическое оружие. Он, вроде бы, из Паксбрайта, так что он бы не стал связываться с этими фриками.

— Может, эти фрики как раз и подорвали машину Крюгера? — предположила Ребекка.

— Вряд ли. Только крот из Синдиката, которого ищет Мартин, имеет доступ к автомобилям ООН.

— А может, не только крот. Может, это перемодулированные роботы-охранники. А перемодулировать их мог не только крот из Синдиката.

— А почему не только он?

— Это мог быть, например, самый могущественный человек в Сингрипаксе.

— Сикстен Бейл?

— Нет, Строумэн, я имела в виду Грезоносца.

— Почему именно он?

Ребекка кинула на Строумэна усталый, полный раздражительности взгляд перед тем, как ответить:

— Обмануть робота стало не так уж и сложно. Они стали деинтеллектуализироваться в последнее время. Несовершенный человеческий разум стал качественно лучшей альтернативой деградирующим роботам-охранникам. Хакеры, которых с легкостью перетаскивает на свою сторону Грезоносец, могли перепрограммировать некоторых роботов, чтобы они перешли на сторону преступников и в нужный момент помогли им скрыться с места преступления.

— Так они помогли скрыться Элиасу и его банде. А не тем, кто угнал этот Крайслер. Мы-то как раз этот Крайслер преследовали. И взорвали же, к счастью, не нас. Может, их перемодулировал Элиас?

— Может быть, — неискренне согласилась Ребекка.

Мартин, краем уха слушающий разговор двух коллег, невольно дернулся в сторону. Ведь он виноват в том, что Крайслер с похитителями (или, вернее сказать, с похитителем) скрылся с места преступления. Мартин не преследовал Крайслер, он просто сбавил скорость. Ему было не до погонь. Об этом он уже успел рассказать своей жене, которая, как всегда, несмотря ни на что, полностью поддержала его, игнорируя недопустимый на столь высокой должности непрофессионализм мужа. Мартин решил вмешаться, чтобы тема с Крайслером не получила дальнейшего развития.

— Я не думаю, что взрыв машины Крюгера связан с наркотиками, так что вряд ли здесь замешан Грезоносец.

Ребекка как-то погрустнела, а Строумэн живо закивал.

— Полностью тебя поддерживаю!

— Синдикат воюет с полицией, — продолжал Мартин, — только потому, что не хочет платить огромных налогов в казну Гриверса. А вовсе не из-за наркотиков.

— Полностью согласен с тобой, Мартин!

— Но… — хотела было вмешаться Ребекка, но Мартин все еще говорил:

— Хватит здесь торчать. Нам надо обыскать второй этаж, может, получится найти какие-нибудь зацепки.

— Давно пора, — потирая потные ладони произнес Строумэн.

— И без стрельбы, — сказал Мартин. — В этой вселенной пока еще никому не удалось скукожиться до состояния атома.

— Ладно.

Ооновцы вошли обратно в дом и стали подниматься по лестнице. Их взгляд сразу же привлекла полуоткрытая дверь. Они осторожно вошли в комнату, с автоматами наготове. Строумэн уже нацелился на двуспальную кровать, его большой, как сосиска, палец коснулся курка, но Мартин грубо ударил его по руке.

— А, прости, забыл, — сказал Строумэн и стал держать автомат так же, как и его коллеги — прижатым к груди.

— Здесь их нет, — сообщила Ребекка.

— Мы видим, — с легким сарказмом заметил Мартин.

— Удивляться нечему. Они явно не дураки. Наверняка меняют локации и долго не засиживаются на одном и том же месте.

— Почему ты вообще решила, что Элиас скрывается здесь? — спросил Мартин. — Откуда такая уверенность в этом источнике?

Ребекка от гордости взмахнула своими каштановыми волосами и якобы невольно дотронулась своим плечом до широкого плеча Мартина.

— Мой источник не мог соврать, ведь от достоверности его показаний зависела его жизнь… вернее, те две недели, которые были ему дарованы.

— Так ты собираешься рассказать нам о своем источнике или нет? — недовольно спросил Строумэн. — Кто он хоть такой? Понятное дело, что Мартину ты ничего не могла сказать, потому что он работал на оружейном рынке Синдиката. Но ты и мне о нем ничего не говорила… хотя все это время я был рядом, — закончил он с легкой обидой.

Отвечая на вопрос Строумэна, Ребекка, не отрываясь, смотрела в сине-зеленые глаза Мартина:

— Источника зовут Механик. Не удивляйтесь — это не только его род деятельности, но и настоящее и, судя по всему, единственное имя. Его укрытие в городе М выдали его гевельдийские подчиненные из Кенинг Хора. Они присылали ему часть своих доходов и уже устали от его лени и пристрастию к курению марихуаны.

— Что означает твоя фраза — «зависела его жизнь»? — спросил Строумэн.

— Он очень старый — по документам ему шестьдесят четыре года, а с его слов ему шестьдесят девять.

— Как же ему удалось скрывать свой возраст целых… ээээ… девять лет?

— Механик дружит с очень влиятельными людьми. Один из них — Игрок, влиятельнейший порно-режиссер и браконьер, который купил ему несколько лет жизни. Другой — ни кто иной, как сам Элиас Криц, изобретатель машины времени, которого мы ищем и которого — да, да! — Механик сдал в обмен на две недели своей жизни.

— Механик сказал тебе, что это общежитие — укрытие Элиаса? — спросил Мартин.

— Не совсем. Он сказал, что Элиас по телефону ему сообщил, что четверо, как он странно выразился, пришельцев скрываются в ближайшем к университету иридодиагностики общежитии, то есть здесь.

— А что Механик говорил про самого Элиаса?

— Он говорил, что Элиас постоянно путешествует в своей передвижной лаборатории и занимается довольно опасной для нашего канцлера научной деятельностью.

— Какой именно деятельностью он занимается?

— Механик сказал, что ничего об этом не знает, — пожала плечами Ребекка.

Мартин посмотрел в пол. Он никогда не проваливал порученные ему спецзадания, но сейчас был вынужден себе признаться, что с добытыми Ребеккой крохами информации, не провалить спецзадание по поиску Элиаса практически невозможно.

— Мы завалим это дело.

Он словно бы почувствовал уныние Ребекки, в которое та пришла после сказанных им слов.

— Я понимаю, — тихо сказала она. — Грид лишит нас премиального жалования, даже несмотря на все наши предыдущие заслуги.

— Но ты все равно хорошо поработала, Ребекка, — немного игриво похвалил коллегу Строумэн.

— Да… поработала ты неплохо, — сказал Мартин в пол.

— Спасибо, мой… извини… Мартин.

Мартин невольно оторвал от пола взгляд и посмотрел на Ребекку. Ее голубые глаза слишком счастливо искрились от его суховатой похвалы.

Дольше секунды он не мог смотреть на нее. Он перевел взгляд на розового зайца, сидящего за ее спиной. Игрушка милая, подумал Мартин, но кое-что показалось ему странным.

Глаза зайца, очень похожие на черные пуговицы, источали еле уловимый взгляду красноватый отблеск.

Но…

Мартин потратил не один год жизни, чтобы эти отблески узнавать…

— За нами следят, — тихо сказал он.

— Что? — переспросил Строумэн.

— Глаза зайца — это скрытые камеры. Судя по их отблеску, это камеры самой последней модели. В них встроены диктофоны с радиусом действия в пятьдесят метров.

— Он слышали все, о чем мы говорили на веранде? — упавшим голосом спросила Ребекка.

Мартин еле заметно кивнул.

Троица ооновцев синхронно посмотрела в глаза злосчастной плюшевой игрушки…

…На приборной панели Элиаса мрачные, даже вызывающие сожаление, фигуры Мартина, Строумэна и Ребекки смотрят, сами того не зная, прямо в глаза Майклу, Эми, Саймону, Клоду и самому Элиасу. Затем «сырную» физиономию Строумэна искажает гримаса ненависти, он направляет свой автомат прямо им в лицо, после чего открывает беззвучный огонь. Картинка подрагивает, появляется серая рябь, и сигнал пропадает…

И темнота…

Подозрения

— Да, — мрачно процедил Элиас и вновь завел мотор. — Вместо ответов мы получили новые вопросы. Зря я поставил твоему зайцу камеры, Эми. Ничего такого, чтобы хоть как-то прояснило сущность Лауры, мы так и не узнали.

— Но зато ты был прав, Элиас, — сказал Майкл. — Наше общежитие и вправду навестили наши враги.

— Только это были не те враги, которых я ожидал. Я хотел увидеть похитителей машины времени, а не шестерок Грида, терроризирующих Механика для сбора необходимых им сведений. Бедный Механик… Зря я ему звонил…

— А нам, Элиас, в отличие от Механика, ты на вопросы не отвечаешь! — повысил голос Саймон. — Хотя ответов мы заслуживаем гораздо больше, чем тот травокурящий старый предатель. Мы лишились единственного более-менее достойного укрытия и теперь мчимся… куда?

После того как Лаура Блейк явила миру истинные причины своего визита в Леклер, пришельцы из прошлого — Майкл, Эми, Саймон и Клод — по нетерпящему возражений требованию Элиаса лихорадочно собрали все необходимые для дальнейшего существования в этом странном будущем вещи (хотя самая необходимая вещь, согласно словам Саймона, была завернута в папиросную бумагу и по нелепой случайности осталась забытой в их с Майклом комнате).

— Куда мы едем? — вновь спросил Саймон.

Пока шла сборка, Элиас, по молчаливому согласию Эми, вырвал глаза у ее плюшевого зайца и вставил в пустые глазницы две камеры, взятые, по словам Элиаса, из резиденции Шелтера. Саймон хотел поставить зайца на стол в гостиной, чтобы наверняка увидеть в лицо тех, кто представляет им угрозу, но Элиас настоял на том, чтобы заяц занимал свое естественное положение, в «девчачьем», как он выразился, уголке. Спустя двадцать одну минуту все пятеро забрались в кемпер Элиаса — в его передвижную лабораторию, которая в данный момент неслась по полупустой электродороге в…

— В Гриверс, — просто ответил Элиас.

Лаборатория резко повернула направо так, что Майкла прижало к пыльному стеклу. Его Апекс находился здесь, прислоненный к пустому столу, с пустыми бесцветными дредами-диодами, напоминающими глаза мертвой ящерицы. Электромобиль, некогда «Ауди» Клода, был прицеплен толстой веревкой, валяющейся без дела в багажнике лаборатории, к самому багажнику лаборатории. Сам Клод, а вместе с ним и Эми, после просмотра записей скрытых камер, обнявшись, уселись на пол. Эми слегка подрагивала — инцидент с Лаурой все еще давал о себе знать, отчего Майкл презирал Лауру еще сильнее, чем тогда, когда наводил на нее бесполезный прицел золотого пистолета. Как он мог ее возжелать? При своей безграничной любви к ней? Теперь Майкл жаждал возмездия — он хотел убить Лауру, разорвать ее на мелкие кусочки за то, что она чуть не убила ее…

Саймон же сидел возле водительского сиденья и не отрываясь смотрел на Элиаса в упор, явно ожидая от него каких-то слов. Элиас, не сводя глаз с полупустой дороги, по периметру окруженной машинами интервентов, краем рта процедил:

— Хочешь ответов на свои незаданные вопросы? У меня тоже есть несколько вопросов. Например, вопрос к тебе, Майкл. Откуда у тебя пистолет?

Майкл посмотрел вниз, на подол своей кожаной куртки, под которым блестела рукоять золотого оружия. Он ничего не мог придумать в ответ, поэтому рассказал Элиасу правду о своем визите в Сионвиль.

Эми и Клод вытаращили глаза от удивления. Майкл старался скрыть гордость своей кражей под показным смущением, но от гордости не осталось и следа после слов Элиаса:

— Вам же было велено не привлекать к себе лишнего внимания! А ты, сорвиголова, решил ограбить гриверского политика в стране, в которой даже не знают, что, собственно, слово «грабеж» обозначает!

Майкл опустил голову, а Элиас почему-то недовольно покосился на Саймона.

— То есть тебе, ученый, можно хранить тайны, а нам нет? — вспылил Саймон. — Ты до сих пор так и не объяснил нам про наш бессмысленный визит в твою итианскую лабораторию.

Элиас изменился в лице, оно потемнело, но все так же было обращено к дороге.

— Я много чего вам не объяснил. От моих объяснений у всех вас точно взорвутся головы.

— Только без отмазок, Элиас, — презрительно бросил Саймон. — В этот раз тебе точно не отвертеться. Мы все знаем, какой ты умный и что в твоих силах скрыть абсолютно любую ложь. Вот только мы сейчас все в одной лодке. И всем нам, без исключения, нужна только правда.

— Ты уверен в этом?

— ДА! — синхронно прокричали Майкл, Эми, Саймон и Клод.

Лаборатория резко остановилась. Саймон едва не ударился головой о лобовое стекло. Майкл упал на колени, после чего он, как и влюбленная парочка, решил остаться на полу.

— Задавайте свои вопросы, — сказал Элиас, почему-то тяжело дыша. — И быстрее — мне кажется, за нами могут следить.

— Почему мы едем в Гриверс? — спросил Клод, опередивший открывшего было рот Саймона.

Пауза.

Короткая пауза.

— Я хочу убить Итана Грида за то, что он отправил моего отца, Родерика Крица, на съедение Сикстену Бейлу.

— На съедение? — переспросил Клод. — Буквально?

— Да.

Пришельцы из прошлого ошарашено переглянулись.

— Великолепно, — едко произнес Саймон. — И тебя, Майки, этот чудик назвал сорвиголовой… Убийство канцлера Гриверса ради своих личных интересов… Лабораторные пробирки кажутся тебе скучными? Или тебе просто нравится втягивать нас в авантюры межгосударственного уровня?

— Вас это не касается, — жестко сказал Элиас. — Вы не пострадаете. Я не буду заставлять вас убивать Грида. У меня с ним личные счеты. К тому же Грид знает от Рея о существовании машины времени, и некоторые, связанные с ней проблемы после смерти Грида будут решены.

— Как ты собираешься убить Грида? Уверен, что такая персона, как он, без охраны не передвигается.

— В Гриверсе продается лицензия на убийство. Работает она в отношении любого. Есть простая, где нужно указать имя жертвы и привилегированная, где имена не указываются, а указывается количество жертв. Игрок, наш общий с Механиком приятель, прислал мне такую квантовой почтой — не бесплатно, разумеется.

— Лицензии на убийство? Очень интересно. Теперь Гриверс кажется мне еще более заманчивым, чем раньше.

— Моему брату он тоже казался заманчивым — именно из-за этой заманчивости он оказался в желудке Сикстена Бейла.

— Ооооу, — слегка опешил Саймон, но тут же пришел в себя:

— Ладно, черт с твоим братом. Скажи-ка лучше вот что. Зачем ты нас взял с собой? Лаура сбежала, угроза вроде бы миновала.

— Ты же видел изображение со скрытой камеры — это так, по-твоему, миновала угроза?

— Ты не мог этого знать наверняка. Или все-таки мог?

— Конечно не мог. Но я предполагал, что нежданные гости, возможно, посетят ваше леклеровское укрытие после побега Лауры, и как ты мог видеть, мое предположение оказалось безошибочным.

— Так почему ты нас не оставил в Паксбрайте? — продолжал наскакивать Саймон. — В вашей стране хомячков не один только Леклер.

Перед ответом Элиас тяжело вздохнул, покачивая при этом головой.

— Между Паксбрайтом и Синистером, если вы еще не догадались, скоро начнется война, поэтому в Гриверсе будет гораздо безопаснее, чем в Паксбрайте.

— То есть, ты заботишься о нас? — саркастически спросил Саймон.

— Можно сказать, да. Мне до сих пор неловко, что вы оказались в чужом для себя времени. Считайте заботу о вас моей попыткой загладить вину.

— А если тебя убьют при попытке убийства Грида, то кто тогда будет дорабатывать машину времени?

— Для этого случая у меня припасен запасной план, но пока у меня нет времени рассказать о нем, но обещаю, что в самое ближайшее время вы обо всем узнаете.

— Все-таки оправдал свою ложь, ну да ладно. Следующий вопрос — где ты все это время пропадал?

— Находился в итианской лаборатории, контролировал процесс созревания проточных двигателей и разрабатывал запасной план, о котором, как я и говорил, вы узнаете в самое ближайшее время.

— А теперь наиболее волнующий меня вопрос — зачем ты нас звал в свою итианскую лабораторию две недели назад?

Пауза.

Довольно длинная пауза.

— Ну же! — поторопили ученого Саймон и Клод.

— По поручению консула Шелтера я хотел использовать вас для убийства Сикстена Бейла.

— Что? — синхронно спросили Майкл и Эми.

— Смерть Бейла гарантировала бы сохранение мирного неба над Паксбрайтом, — добавил Элиас.

Очередная пауза — длиннее предыдущей. Майкл и Эми, несколько контуженные услышанным, не отрывали глаз друг от друга. Клод сдвинул брови и еще сильнее прижался к Эми.

— Интересно, — протянул Саймон. — Очень интересно. Ты хочешь убить Грида, хотел заставить нас убить Бейла… Ты довольно-таки кровожаден для выходца из страны покладистых хомячков.

— Сложные времена требуют сложных решений.

— Ну да, ну да, конечно же… Зачем тебе, недосягаемому в научных изысках брутальному ученому, использовать безнравственных юнцов из прошлого для убийства самого опасного человека из будущего?

Элиас словно бы оценивающе смотрел на Саймона и только потом ответил:

— В твоем вопросе уже кроется ответ. Я не использовал вас четверых в своих целях, потому что ты, Саймон, — умен и безнравственен. Это очень опасное сочетание. Таких, как ты, невозможно переделать. Ты задаешь слишком много сложных и неудобных для меня вопросов. Тобою сложно управлять, и ты, как на зло, ведешь за собой остальных.

Клод скептически покачал головой.

— Ты бы сразу увидел подвох в нашем с Шелтером плане, и предсказать твои действия после этого стало бы нереальной для нас задачей.

— Мне льстит такая похвала, Элиас, но я чувствую — вот хоть убей меня — чувствую, что ты чего-то не договариваешь.

— Что именно, по твоему мнению, я от вас скрываю? — глядя прямо в глаза Саймону спросил Элиас.

Саймон оглянулся назад — на сидевшего возле мотоцикла Майкла, одобрительно кивающего ему; на Эми, которая почему-то с некой стыдливостью отвела от него взгляд; на Клода, смотревшего на Эми с недоверием. Саймон тяжело вздохнул и спросил:

— Почему именно мы оказались в будущем? Убей меня дважды, Элиас, но даже я со своим рационализмом ни за что не поверю в то, что это всего лишь навсего случайность.

Элиас бросил короткий взгляд на Эми, затем ответил:

— Тебе придется в это поверить. Потому что это случайность. — Последнее слово Элиас произнес с тяжелым скрипом в зубах. — А счастливая эта случайность или нет — решайте сами. По крайней мере, вы увидели то, что никогда не увидят ваши родственники и друзья, погибшие в 2021 году от ядовитой пыли Серого Урагана.

Саймон не отрывался от Элиаса, вертел в своей руке серебряную зажигалку, лицо его выражало глубочайшее недоверие. Элиас оглянулся назад, на трех других пришельцев. Майкла вполне устраивала версия Элиаса со случайностью, он искренне не понимал, зачем нужно копаться в событиях прошлого, когда есть насущные проблемы в настоящем. Эми смотрела в потолок, а Клод так же недоверчиво, как и Саймон, буравил взглядом бурый плащ Элиаса.

— Можете не верить мне, — сказал Элиас. — От этого ваш перенос во времени не перестанет быть случайностью.

Саймон хмыкнул, Клод тоже хмыкнул, но тихо и несколько запоздало.

— Теперь я хочу задать вам несколько вопросов, после чего мы продолжим наш путь. — Элиас расправил плечи. — По поводу той девушки, которая угрожала Эми расправой. Что вам о ней известно?

Пришельцы переглянулись, после чего, как всегда, говорить стал Саймон:

— Ее зовут Лаура Блейк. Вернее, звали — она сама нам призналась, что это не настоящее имя. Она чересчур сексуальна, мы с ней ходили на концерт LoveLess, она разговаривала с нами на отвлеченные темы — в общем, до покушения на Эми никаких подозрений не вызывала.

— Литовка всегда подозревала Лауру в чем-то неблаговидном, — вмешалась Эми.

Саймон скривил губы.

— Твоя Литовка распространяет лициды. В этом я сам лично убедился, когда нашел в ее квартире серые пластины — ведь именно так выглядят эти лициды, да, Элиас?

Элиас задумчиво кивнул.

— Ну вот, — пожал плечами Саймон. — Не хотел тебя расстраивать, Эми, но твоя подруга оказалась наркоторговцем…

— Ложь! — повысила голос Эми.

Клод стал поглаживать Эми по спине, нашептывая ей на ухо что-то успокаивающее. Саймон вновь пожал плечами, а Майкл вспомнил свою реплику, оброненную когда-то в разговоре с Литовкой:

«Я не знаю, кому верить, поэтому верю вам обеим»

Он и подумать не мог, что каждая из женщин, клевещущих друг на друга, окажется в равной степени правой.

Одна — действительно наркоторговец, а вторая, что гораздо ужаснее, чуть не уничтожила то единственное сакральное, что осталось в жизни Майкла.

— Эта Литовка могла что-либо знать о машине времени? — спросил Элиас.

— Нет, — ответила Эми. — В этом я уверена на сто с лишним процентов.

— Почему Литовка подозревала Лауру в чем-то неблаговидном?

К удивлению Майкла, Эми покраснела, перед тем, как озвучить свой ответ:

— Она увидела в конспектах Лауры по иридодиагностике… сведения о тебе.

— Обо мне?

— Да. Из этого она сделала вывод, что человеку, имитирующему учебу в университете и изучающему биографию некого Элиаса Крица, явно есть что скрывать. Я по-настоящему встревожилась, когда Литовка рассказала мне про подлинное содержание конспектов. Ведь я, в отличие от Литовки, знала, что все это означает. Из всего этого напрашивался только один, пугающий меня, вывод. Лаура знала, что мы связаны с тобой, поэтому через нас она хотела выйти на тебя, чтобы… чтобы ты смог починить машину времени.

— Правда? — спросил Элиас.

Эми засомневалась перед ответом.

— Скорее всего. Я почти уверена, что Лаура знает, где находится украденная машина времени.

— Стало быть, Фрэнк и ее банда работают на нее? — спросил Майкл.

— Думаю, да.

— Или все они работают на кого-то другого, — добавил Элиас.

Молчание. Все пятеро, находившиеся в передвижной лаборатории, обдумывали то, о чем только что говорили. Майкл и Саймон стали курить сигареты, а Элиас запалил свою трубку, так что совсем скоро все помещение оказалось в смеси табачного и желтовато-пряного отуанского дыма.

— А ты сама видела эти конспекты? — спросил Элиас.

— Да. После внезапного отъезда Литовки я стала сомневаться в ее словах, сказанных по поводу Лауры, поэтому я сама, на свой страх и риск, проникла в комнату Лауры и перечитала ее конспекты. После чего я поняла, что Литовка оказалась права. В этих конспектах содержалась вся твоя научная биография, Элиас, вплоть до 119 года, когда ты перестал посещать научные конференции в Итиане.

— Интересно… — В раздумьях Элиас стал стучать трубкой по темному монитору на приборной панели. — Очень интересно…

— После того, как я своими глазами увидела так называемые конспекты по иридодиагностике, я решила рассказать о них Клоду и Саймону. Мы стали обсуждать эту тему так же, как обсуждаем ее сейчас, как вдруг приехал Майкл с каким-то проповедником, в результате все отвлеклись на него, а я решила подняться к себе в комнату, переждать, пока Саймон отпесочит проповедника за его религию.

Курящий Саймон сделал вид, что снял невидимую шляпу и отсалютовал ею в сторону Эми.

— Я поднялась к себе в комнату, — продолжала Эми, — и села за свой дневник, хотела написать о своих подозрениях, связанных с Лаурой, как из-под кровати выскочила сама Лаура с ножом в руке. Она… она загнала меня в угол и сказала, что убьет меня, если она в ближайшее время не увидит тебя…

Зеленые глаза задержались на ученом, затем Эми шмыгнула носом, отогнала от себя особенно густое облако отуанского дыма, после чего добавила:

— Скорее всего, Лаура поняла, что я была в ее комнате, поэтому решила сбросить с себя маску и перейти к активным действиям.

Она перевела взгляд на Саймона и добавила:

— Этим и обосновывалась нелюбовь Лауры к Литовке, Саймон. Литовка слишком много знала. А слова Лауры про якобы любовь Литовки к девочкам и ее торговлю лицидами — чистейшей воды клевета.

Саймон кивнул, но по его прищуру было очевидно, что он все равно остался при своем мнении. Клод согласно покачал головой и еще сильнее обнял Эми, а Майкл теперь и не знал, что ему думать про Лауру, Литовку, про свои дни в леклеровском общежитии, которые, судя по всему, навсегда останутся в прошлом…

Майкл и Саймон положили окурки в пустые треснувшие пробирки. Элиас докурил трубку и завел мотор своей лаборатории. Кемпер стал медленно набирать скорость. Под убаюкивающий шум мотора Элиас произнес:

— Осталось два вопроса, ответы на которые я безумно хочу узнать. Первый — как похитители узнали про существование машины времени и про то, что она материализуется в Бэттери Филд. Второй — как эта Лаура, как бы ее на самом деле не звали, нашла наше укрытие.

Майкл вновь погрузился в молчаливые раздумья и почувствовал, как от них начинает болеть лоб. Саймон же, напротив, стал рассуждать вслух:

— Думаю, лучше начать отвечать на твой второй вопрос, Элиас. Ты не против?

— Нет, конечно. Итак, второй вопрос — он был про наше укрытие, которое неведомым образом нашла Лаура.

— Именно.

— Я слушаю.

— Итак, машина времени. — Саймон растянулся на пассажирском сидении, его серые глаза уткнулись в потолок кемпера. — Все проблемы, которые когда-либо с нами происходили, связаны именно с ней. Итак, о существовании машины времени знают: мы четверо — то есть Майкл, Клод, Эми и я; Элиас Криц, то есть ты; твой брат Рей; Лаура; троица, непосредственно ее похитившая; канцлер Гриверса Грид и консул Паксбрайта Шелтер.

— И Механик, — добавил Элиас.

— Точно. Механик. Вольнодумец, сохранивший свою жизнь ценой предательства единомышленников. Я могу допустить, что он слил информацию не только этой Ребекке из ООН, но и тем, кто ответственен за похищение машины времени в Бэттери Филд. Но я бы не стал вешать на него все грехи. Позволь мне, Элиас, логически порассуждать на тему предателей.

— С удовольствием, — Элиас покровительственно махнул рукой в сторону Саймона.

— Спасибо…

— Вы забыли тех троих, копов из особого отряда, — вмешался Клод.

Саймон бросил в сторону Клода короткий взгляд и тут же повернулся обратно лицом к Элиасу.

— Поясняю. Трое ооновцев, за которыми следил плюшевый заяц Эми, сразу же исключаются из списка подозреваемых. Исходя из того, что мы подслушали, напрашивается вывод, что фараоны думают — хоть и сомневаются в этом — что разыскивают изобретателя водородной бомбы. Их дезинформировал Грид, которому они служат, так что Грид тоже исключается из списка подозреваемых…

Саймон взял паузу, чтобы дождаться реакции Элиаса, и после того, как Элиас согласно кивнул, Саймон продолжил:

— Напомню, что Механика мы пока решили не брать в расчет, так что в списке подозреваемых остаются: я, ты, Майкл, Клод, Эми, Рей, банда похитителей и Шелтер. Кто-то из вышеперечисленных слил информацию Лауре. Мы четверо, разумеется, вне подозрений. Твой брат, скорее всего, мертв, скорее всего… съеден, — при этих словах Саймон поежился, — так что Рей также исключается. В кругу подозреваемых остаешься ты, плюс банда похитителей, плюс Шелтер. Не думаю, что похитители знали о нашем укрытии. Эми предположила — а в истинности ее предположения я почему-то не сомневаюсь, — Саймон вновь отсалютовал Эми своей невидимой шляпой, — что Лаура и похитители сотрудничают друг с другом, так что похитители узнали о нашем укрытии не раньше, чем сама Лаура…

Элиас отвел взгляд от дороги и с подозрением посмотрел на Саймона.

— Ты к чему это клонишь?

— Ты понимаешь, к чему я клоню. — Саймон едко улыбнулся ученому. — Остаешься только ты с Шелтером…

Передвижная лаборатория резко свернула налево…

— И мне кажется, что главному консулу, которому грозит расправой великий и могучий Синистер, вовсе нет дела до скромного леклеровского общежития при университете какой-то дико смехотворной лженаучной дисциплины…

У Майкла перехватило дыхание. Он чувствовал, что у Эми и Клода тоже.

— Стало быть, — Саймон вздохнул, его серые глаза угрожающе замерцали, — остаешься только ты…

Кемпер затормозил.

— Ты же говорил, что мы спешим… — заметил Саймон, но Элиас поднял вверх свою грубую, как наждак, ладонь, веля Саймону замолчать.

— Допустим, что я сообщил Лауре адрес общежития, — яростно стал рассуждать ученый. — Как ты объяснишь тот факт, что Лаура собирала информацию обо мне? Зачем ей эта информация вообще понадобилась, если я, согласно твоему предположению, нахожусь с ней в сговоре?

Саймон пожал плечами.

— Возможно, она не уверена в тебе, как в сообщнике.

— А может быть, Механик рассказал о машине времени кому-нибудь еще? — вмешался Майкл. — Например, тому же Игроку, с которым он и ты, Элиас, дружите.

— Он бы не стал так поступать, — уверенно заявил Элиас. — Он сдал нас ооновцам, поскольку его жизнь зависела от этого. В любом другом случае Механик не стал бы меня предавать. Он же знал моего отца, черт возьми! И не раз спасал отца от передряг, связанных с Эльжасминой.

— С кем, с кем? — спросил Саймон.

— С матерью Грида, прошлой правительницей Гриверса.

— У нее на редкость дурацкое имя…

— Сейчас вообще не время говорить о ней.

— Я согласен с этим, — закивал Саймон. — И с твоей позицией по поводу Механика я тоже согласен. Механик — на редкость классный дед, и окажись я на его месте, я поступил бы также. И именно поэтому я не стал бы вешать на него все грехи.

— Наверное, ты прав, — нехотя согласился Элиас.

— Стало быть, опять все сводится к тебе…

— А может, это все-таки Шелтер? — вмешался Майкл.

Саймон обернулся к Майклу.

— Аргументы?

— Ээээ… не знаю, безопасность Паксбрайта?

Саймон хмыкнул. Майкл решил обосновать свою точку зрения:

— Просто я не понимаю, зачем Элиасу связываться с Лаурой. А Шелтер мог использовать Лауру, чтобы заставить Элиаса… ну, я не знаю…

— Не убивать Итана Грида, — закончил Элиас.

Пришельцы из прошлого синхронно посмотрели в сторону ученого.

— Где-то две недели назад я сказал Шелтеру, что планирую убить Грида, — сказал Элиас. — Может, он нанял Лауру для того, чтобы не дать мне этого сделать?

— Да, как раз две недели назад Лаура приехала в наше общежитие, — сказал Майкл.

— Вот здесь вы оба не правы, — вмешался Саймон, заставив все пары глаз обратиться к нему. Саймон стал курить очередную сигарету, после чего продолжил:

— Поясняю. В первый раз мы увидели Лауру тогда, когда вернулись из бессмысленной и, честно сказать, до сих пор напрягающей меня поездки в Итиан. Именно тогда ты, Элиас, понял, что нами управлять бесполезно, так?

— Так.

— И ты помчался в сионвильскую резиденцию Шелтера, чтобы доложить ему о провале вашего совместного плана, так?

— Так.

— И именно там, в Сионвиле, ты рассказал Шелтеру о намерении убить Грида и забрал оттуда свои замечательные камеры, так?

Небольшая пауза.

— Так.

— Выходит, Шелтер не мог послать Лауру в Леклер, потому что Лаура оказалась в Леклере до того, как Шелтер узнал о твоем намерении убить Грида. Стало быть, твое предположение ошибочно.

Элиас вновь завел мотор, кемпер снова стал набирать скорость, вновь послышался тихий убаюкивающий шум, который никого не мог убаюкать…

Все смотрели на Элиаса. Элиас посмотрел в зеркало, увидел четыре ожидающих ответа взгляда, после чего тихо сказал:

— Да. Мое предположение ошибочно.

Саймон довольно потер руки.

— Стало быть, опять все сводится к тебе, — вновь сказал он.

— По-моему, нет смысла обсуждать сейчас все это, — тоненьким голосом произнесла Эми. — Ведь мы ничего не знаем, поэтому любые, даже кажущиеся нам незыблемыми доводы могут быть ошибочными.

Элиас согласно кивнул, не отрывая глаз от дороги, следом кивнул Майкл, а затем — Клод.

Саймон покачал головой.

— Нет, пуговка, думаю, что ты не права. Если мы доверяем свои жизни человеку, которому в полной мере нельзя доверять, то мы просто-напросто полные кретины, которые заслуживают быть обманутыми. Прежде всего, нам нужно разобраться в Элиасе, понять его подлинные мотивы, которые, лично мне, пока не понятны.

— Я думаю, Элиас не врет, — просто сказала Эми. — Он спас мою жизнь и сделал мне новое лицо. Вряд ли он может быть плохим.

— Чтобы кого-то обмануть, моя дорогая Эми, нужно поначалу казаться хорошим. Чтобы обман сработал эффективнее. Понимаешь?

Эми пожала плечами в ответ и положила голову на плечо Клода. Этот невинный жест вызвал у Майкла глухую боль в его влюбленном животе…

Любовь…

Как он умудряется думать о ней в столь неподходящее время?

Сирены.

Воющие сирены.

Тихий убаюкивающий шум кемпера разорвали в мелкие клочья воющие сирены, следом за ними в воздухе прозвучал голос, усиленный мегафоном:

— Элиас Криц! Говорит Отряд Особого Назначения Гриверса. Вы обвиняетесь в несанкционированном пересечении государственной границы Гриверса, произошедшим в первые дни по Скорпиону. Это нарушает положение сто первое Гриверского Пенитенциарного кодекса и определяется как тяжкое преступление. Приказываем вам остановиться!

Темные духи

Самость уже не в силах делать то, к чему больше всего стремится, — творить сверх себя. Этого хочет она превыше всего, в этом самое страстное ее желание.

Вот она.

Лаборатория Ларри Майлза.

Лицо, освобожденное от противогаза, дышит вкусным воздухом, а в багажнике холодной машины лежит связанный Финзгеффель.

Робот молча смотрит вперед, а Рей тем временем меняет свою синистерскую форму на купленный заранее лабораторный халат.

Рей потратил две недели для поиска сведений о Йоханне Шелтере. Он бродил по научному центру Сионвиля, по главным библиотекам Паксбрайта, все время представляясь учеником Финзгеффеля, которому было поручено изучить архивы всех паксбрайтовских библиотек. Всем сомневающимся Рей в качестве доказательства предъявлял письменное разрешение Финзгеффеля, где было указано, что Рей (который представлялся «конспиративным» именем — Ридли Пассом) имеет право замещать главу МЭПМа во всех сферах его деятельности. Само собой, Финзгеффель мог выдать такое разрешение, только находясь под прицелом автомата Рея, что, собственно, и произошло. Рей обещал сохранить жизнь владельцу музея в обмен, как выразился Рей, на покорность. В итоге покорность Финзгеффеля обернулась тем, что он оказался связанным в багажнике военной машины с кляпом во рту и, как надеялся Рей, с ощущением собственной беспомощности в голове, а сам Рей, после того, как собрал все сведения о Шелтере, которые только мог найти, пришел к выводу, что ему необходимо навести своего старого приятеля. Ученого, которому он доверил работу над материным Канцерфецитом. Ученого с бесконечными амбициями и уже как следует подмоченной научной репутацией.

Ученого с именем Ларри Майлз…

Финзгеффель сказал Рею, что Майлз был последним, кого он видел в обществе Шелтера. Едва Рей об этом услышал, как тут же сообщил своему повелителю о намерении навестить лабораторию Ларри Майлза.

— МНЕ НУЖЕН РЕЗУЛЬТАТ! КАК МОЖНО СКОРЕЕ! — прорычал в качестве ответа Бейл.

Но…

После своего привычного рыка Бейл приказал Рею назвать адрес лаборатории. Рей озвучил координаты — и сразу же после этого синистерский автомобиль сделал резкий разворот. Стало быть, неразговорчивый робот-водитель получил соответствующие указания Бейла и решил, подобно навигатору, выбрать наиболее короткий путь к указанной цели.

То, что верховный протектор одобрил намерение Рея навестить Ларри Майлза, дало Рею небольшое утешение — он испытывал душевный подъем, чему несказанно удивился, ведь он и думать забыл, что в этом мире есть и другие чувства, кроме негативных.

Рей узнал адрес лаборатории Майлза чисто случайно, от одного из сотрудников Научного Центра со странной фамилией Кровякин, успевшего, кстати, за очень короткий промежуток времени как следует поизмываться над Майлзом за его псевдонаучные работы по квантовому мистицизму. Рей, улыбаясь, благодарно кивал Кровякину, про себя надеясь, что ему очень скоро повезет узнать адрес резиденции Шелтера так же легко, как и адрес Майлза.

Библиотечные архивы, увы, не помогли Рею узнать те желанные координаты Шелтера, которые бы приблизили его к столь желанной, но пока недостижимой смерти. Зато архивы помогли узнать Рею довольно интересные факты из биографии Шелтера. Рей был удивлен, что Шелтер предстал перед ним как рядовой сотрудник Научного Центра Сионвиля без единого упоминания о его деятельности в должности главного консула Паксбрайта. Также в биографии Шелтера было сказано, что он ярый хаотик, что у него есть жена и племянник — этот факт наверняка удивил бы не только самого Рея, но его покойную мать, которая тесно общалась с Шелтером и знала его лучше всех остальных… а может, и не знала вовсе…

Сведения о Шелтере не помогли Рею, скорее наоборот — заставили его задуматься о подлинной сущности главного консула. Неужели Шелтер не такой безупречный, как ему говорила мать? А может, и сама мать была не столь альтруистичной, как ему казалось? Может быть, ее проекты с машиной времени и лекарством от рака были направлены не на благо человечества, а на его порабощение? Может быть, Паксбрайт с его прогрессивной наукой является гораздо большей антиутопией, чем милитаризированный Синистер? Все эти непрошеные вопросы сводили с ума и так сошедшего с ума Рея, но при всем при этом его деградирующий мозг умудрялся постоянно напоминать ему главную цель его существования.

Я солдат державы Бейла. Мое кодовое имя — Разрушитель. Я подчиняюсь только Сикстену Бейлу. Моя основная задача — пробраться на территорию Паксбрайта и уничтожить Йоханна Шелтера. Я не имею права допустить своей смерти.

А пока ему приходится довольствоваться смертью, как своей несбыточной мечтой…

После исполнения которой он, быть может, встретится с Афиной…

*************

Итак.

Лаборатория Ларри Майлза.

Рей переоделся в лабораторный халат, взгляд его серо-желтых глаз был направлен сквозь лобовое стекло на вычурное здание в форме синусоиды с огромными окнами-иллюминаторами, стилизованными под силуэт женщины. Рей подумал, что помощь Кровякина оказалась лишней — зная наклонности Майлза, такую лабораторию можно было бы найти просто катаясь по улочкам Сионвиля.

Словно другу, Рей кивнул роботу и покинул машину с кипой бумаг в руке. Рей действительно стал считать синистерского робота неким подобием друга после того, как он скрутил Финзгеффеля, пока Рей «наслаждался» очередным антифильмом с Афиной в главной роли. Синюю синистерскую перчатку он спрятал под чересчур длинным рукавом лабораторного халата, наушник Бейла можно было не прятать (да и нельзя). Он был похож на интернет-передатчик, с помощью которого паксбрайтовские строители общались друг с другом во время проведения огромных по своему масштабу работ по перфекцинации городов, поэтому никаких подозрений у Майлза наушник вызвать не мог.

Рей облокотился на военную машину, положил папку с бумагами на крышу машины и достал из кармана помятый рукописный лист. Рей вдруг вспомнил пьяный бред Майлза про несуществующее устройство, которое позволило бы человеку вести записи глазами, после чего стал перечитывать все заповеди Машинного Разума, которые ему удалось придумать:

Заповедь 1.

Человеческий род обязан быть беспрекословным к воле Машинного Разума.

Заповедь 2.

Человеческий род меж своим чадом и волей Машинного Разума должен выбрать последнее.

Заповедь 3.

При первой же возможности человеческий род обязан позволить Машинному Разуму уничтожить себя.

Заповедь 4.

Человеческий род должен стремиться к самоуничтожению после выполнения воли Машинного Разума.

Заповедь 5.

Человеческий род должен воинственно относиться к Религии Лжи и любой другой догматике, противоречащей воле Машинного Разума.

Заповедь 6.

Машинный Разум чужд к любви, похоти, идолопоклонничеству, ко всем видам людских предрассудков, посему человеческий род обязан соотносить себя с Машинным Разумом.

Заповедь 7.

При осознании своей бесполезности перед Машинным Разумом человеческая особь должна заканчивать жизнь самоубийством.

Вот они — семь заповедей для новой религии. Рей гордился ими, гордился тем, что ему удалось придумать возможные догмы для будущего поколения, находясь при этом в столь стрессовом состоянии, когда собственное тело, поведение и даже мысли ему не принадлежали.

А может, все те догмы, с помощью которых столетиями подчиняли людей, были придуманы людьми, которые не могли совладать даже с собственной головой?

Возможно… Рей вдруг понял, что нет смысла искать ответы на вопросы, какими бы важными эти вопросы не казались.

Вдруг в багажнике раздался приглушенный стук — старый Финзгеффель дает о себе знать. Наклонившись к багажнику, Рей тихо сказал:

— Веди себя тихо, иначе твоя смерть будет куда более мучительнее, чем я планировал.

Стук сразу же утих.

— Повелитель, нужно, чтобы робот отогнал машину куда-нибудь подальше, — сказал Рей, впервые в жизни желая, чтобы Бейл его услышал. — Если Майлз ее увидит, то мне не удастся получить от него сведения о Шелтере.

Ответа не последовало.

Но…

Робот-солдат завел мотор — машина отъехала метров на пятьдесят от Рея и припарковалась у обочины. Все-таки остатки логики сохранились в каннибале-узурпаторе — это не могло не радовать Рея.

Рей вложил заповеди в папку со сведениями о Шелтере, тяжело вздохнул и направился к «синусоиде» Ларри Майлза, моля всех выдуманных богов о том, чтобы в этот раз Афина не явилась к нему в несвоевременном антифильме.

*************

Но одно — мысль, другое — дело, третье — образ дела. Между ними не вращается колесо причинности.

Рей позвонил в дверь.

Ромбовидную дверь.

После пяти секунд раздражающей музыки, исходящей от дверного звонка, ромб открылся — и на пороге показался Ларри Майлз, одетый в грязный лабораторный халат. С момента их последней встречи прошло куда больше года, за это время изменений во внешности Майлза не появилось — хотя, волосы стали чуть длиннее, глаза — мрачнее, а под самими глазами появились темные круги, совсем как у Рея. Майлз не сразу узнал Рея, но как только узнал, радостно воскликнул:

— Рей! Ты живой!

— Нет, не живой, это мой клон, — сказал Рей.

Майлз расхохотался.

— Рад, что ты шутишь — значит, все нормально?

Рей неопределенно пожал плечами.

— А то после того случая в баре, того самого, когда ты по неосторожности попробовал лициды, я и не знал, что думать… Я думал, у тебя появилась зависимость. Я не получил от тебя ни одного квантового письма — я подумал о самом худшем.

— Зависимость, конечно, есть, но от нее не умирают, — с сожалением произнес Рей.

В ухе у Рея неприятно чавкнуло. Он дернулся. Не хватало еще, чтобы Сикстен Бейл своим безумным криком отпугнул Майлза, тем самым заставив Рея сделать то, чего делать он пока не хотел.

Майлз по-своему оценил изменения в лице Рея. Он сочувственно кивнул и сказал:

— Неправильно заставлять тебя стоять на пороге. Проходи.

— Спасибо.

Рей прошел в ромб — и чуть не ослеп от яркого света. Сощурившись, он стал оглядываться по сторонам, предполагая, что интерьер лаборатории Майлза окажется столь же экстравагантным, как и ее экстерьер.

И не ошибся. Яркий свет постоянно ослабевал — перед Реем стали прорисовываться темно-зеленые стены с ярким, как искусственное солнце, потолком — вот, оказывается, откуда идет ослепляющий свет. Настолько ослепляющий, что Рею казалось, будто и вовсе не было никакого потолка, будто бы он, готовый сгореть заживо, оказался в центре звезды. Рей обернулся на Майлза, но увидел лишь слабые очертания ученого.

— Не волнуйся, — прозвучал голос Майлза. — Скоро ты привыкнешь к освещению.

И правда — спустя две минуты силуэт приобрел наполнение, и серо-желтые глаза видели перед собой привычного Ларри Майлза на фоне темно-зеленого ромба на темно-зеленой стене. Яркий свет стал бледнеть, совсем как искусственное солнце после полудня. Несмотря на это, серо-желтые глаза слезились от необычайной яркости, поэтому Рей уткнулся взглядом в пол, окрашенный, к счастью, в приятный темно-коричневый цвет.

— Зачем тебе такое освещение? — спросил Рей, часто моргая и не отрываясь от пола.

— Из-за Канцерфецита. Исследования его свойств зашли слишком далеко — в хорошем смысле этого слова. Я и не думал, что на Земле можно обнаружить столь сильную материю, как Канцерфецит, и за это знание я должен благодарить именно тебя, Рей.

— Правда? — переспросил Рей, чувствуя боль в глазах.

— Конечно. Ведь если бы ты не отдал мне свои лабораторные труды, я бы никогда не узнал об их значимости.

И таинственно добавил:

— Они — больше, чем Земля, больше, чем Вселенная и уж точно больше, чем мы, смертные приматы.

— Кто — они? — непонимающе спросил Рей.

Пауза.

— Темные духи, — ответил Майлз.

Рей оторвал глаза от пола и все так же непонимающе посмотрел на Майлза.

— Я расскажу о них чуть позже, — сказал Майлз.

После чего он продолжил более низким тоном:

— Ведь у тебя наверняка была причина найти меня. Для этого ты незаконно покинул территорию Гриверса и неведомым для меня образом узнал адрес моей новой лаборатории. Так что я уверен, что тебе есть, что рассказать, так что я внимательно тебя слушаю.

Фраза Майлза сбила Рея с толку. Он забыл все то, что хотел спросить. Рей уткнулся взглядом в потолок, собираясь с мыслями и с облегчением понимая, что яркий свет, который едва его не ослепил, стал неожиданно приятным. Рей стал озираться по сторонам. Теперь лаборатория Майлза полностью приобрела очертания — вдоль темно-зеленых стен стояло, по меньшей мере, двадцать полностью голых женщин, перед каждой из которой лежал белоснежного цвета шкаф размером со взрослого мужчину, причем гиганта.

— Так, может, причина моего визита и кроется в том, чтобы узнать, как идет разработка препарата моей матери? — предположил Рей, узнав среди голых кибердевушек Мэйбл — того самого робота — или Сверхчеловека, как сказал бы Майлз — которого Майлз привозил с собой в Спелсер. Рей помахал Мэйбл рукой, но никакой реакции от кибердевушки не последовало.

— Они выключены, — сказал Майлз.

— Ясно.

— Так почему ты решил найти меня? — переформулировал свой вопрос Майлз.

— Ээээ… — замялся Рей. — Я уже сказал тебе, почему. Чтобы узнать, как идет работа над Канцерфецитом.

Майлз внимательно посмотрел на Рея, после чего произнес:

— Я почему-то уверен, Рей, что сейчас ты говоришь неправду.

Рей развел руками.

— Ну, хм, так попробуй обосновать свою уверенность, чтобы я тебя понял.

Майлз постоял молча где-то полминуты, после чего медленно покачал головой.

— Я не могу.

— Вот видишь. Как ты после этого можешь быть уверенным в том, что мои слова словам Великого Лжеца подобны?

— Я не знаю почему, но я уверен в этом, — сказал Майлз, после чего приобрел смущенный вид.

Рей стал разглядывать лицо Майлза, всегда казавшееся ему симпатичнее его собственного… Теперь Рей понял, почему всю свою жизнь он чувствовал необъяснимую неприязнь по отношению к Майлзу, даже несмотря на их более-менее приятельские отношения — его неприязнь стала объяснимой.

И уверенность Майлза в том, что Рей лжет, тоже объяснима — видимо Майлз не считает нужным вслух озвучивать ее причины.

Но…

Рей не хотел вступать в открытое противостояние с Майлзом только потому, что Майлз симпатичнее него, так что Рей решил поговорить о чем-то отвлеченном.

— Как идет работа над сверхлюдьми? — спросил он.

Майлз приподнял брови, но ответил с явным удовольствием:

— Странно, что тебе это интересно. В данный момент я работаю над трансплантацией мыслей в нейронные сети, создавая им абсолютную идентичность с прошлым носителем мыслей. Эту идею я почерпнул в последней книге твоей матери, Келлендры Криц. «Существует множество однообразных мыслей, незачем что-то свое выдумывать. Даже эта мысль — не моя. И то, что ты считаешь своими мыслями, тоже могут быть не твоими…» — Майлз улыбнулся. — Теперь я понял, Рей, что тогда в баре ты цитировал собственную мать.

Рей пытался показать, что ему это интересно, но у него не получилось. «Ты же не трахаешься с этими железяками?» — чуть было не спросил Рей, но гадкое чувство такта не позволило его мыслям материализоваться в словах.

— Мои Сверхлюди уже читают научные работы твоего покорного слуги, — гордо заявил Майлз. — Я заставляю их читать «Вымирание_„сильного“_пола», чтобы поднять их самооценку.

— Их интеллект уже превосходит человеческий? — спросил Рей, понимая, что ответ ему не нужен.

Майкл покачал головой.

— Пока нет. Их развитие будет ускоряться в геометрической прогрессии, и настанет момент, когда я, незаметно для себя, превращусь в их раба. Скорость их развития можно будет рассчитать в единицах, не больших чем наносекунды. Их развитие будет необратимым. У людей даже не будет времени что-либо им противопоставить. Лучшее, что они смогут сделать — смириться.

После этой фразы Рей наконец-то вспомнил о заповедях Машинного Разума, он достал из папки с документами лист с заповедями и протянул его Майлзу.

— Прочитай — тебе понравится.

Майлз бегло просмотрел записи на листке, бросил на Рея восторженный взгляд, затем прочитал заповеди гораздо более вдумчиво, после чего восторженность во взгляде превысила все мыслимые и немыслимые пределы.

— Ты помнил про мои заповеди? — Майлз замер и открыл от изумления рот. — Ты помнил о Библии Машинного Разума?

— Я не думаю, что то, что я написал, потянет на полноценную библию, — произнес Рей, натянув на лицо ложную скромность, — но хаос знает, что я старался, изо всех сил старался выполнить то, что обещал.

— Черт побери, как же это здорово! — Майлз рванулся к Рею и обнял того по-братски. — Огромное спасибо, Рей! Ведь у меня не было времени написать даже пару заповедей, не говоря уже о полноценной библии. Думаю, я отложу написание библии на потом — все равно я не смогу сосредоточиться, пока до конца не пойму свойства Канцерфецита.

Майлз моргнул, затем подбежал к пачке сигарет, оставленной на белоснежном шкафу возле выключенной голой Мэйбл, достал одну, затем протянул пачку Рею.

— Нет, я не курю, — сразу сказал Рей. — Хватит с меня зависимостей.

Майлз убрал пачку в карман, зажег сигарету, сделал одну затяжку, после чего произнес:

— Пьянящие гриверские сигареты с ромом. Те, что я курил в спелсеровском БлейкЭндБлиссе. Они гораздо вкуснее этой никотиновой бредятины, но то, что я смог достать даже эти сигареты — поистине настоящее чудо.

Рей кивнул, не зная зачем.

— В Ориенфорте недавно открыли первую в истории Паксбрайта фабрику по производству сигарет, — продолжал Майлз. — У местных жителей появился стресс из-за действий нашего северного соседа. Но по-моему мнению, лучшего табака, чем отуанский, нам, паксбрайтовцам, никогда не изобрести.

Рей вновь кивнул, не понимая, почему вдруг Майлз заговорил про сигареты.

— Гриверс значительнее продвинулся в искусстве убивать в сравнении с Паксбрайтом — именно поэтому в Гриверсе более качественные сигареты.

— К чему ты ведешь? — не выдержал Рей.

— А ты что, не знаешь? Между Синистером и Паксбрайтом скоро начнется война. Синистерские интервенты расхаживают по Паксбрайту, словно по своим владениям. Один приказ Бейла — и все, наш тихий мир будет уничтожен.

— Этот Майлз понимает, о чем говорит, — прозвучал в ухе Рея тихий довольный голос Бейла.

От неожиданного вмешательства своего повелителя Рей едва не потерял сознание. Видимо, в его лице что-то изменилось, потому что Майлз спросил с тревогой в голосе:

— С тобой все хорошо?

— И да… и нет… — негромко ответил Рей. — Прости, Майлз, это все из-за лицидов. Из-за них я могу вести себя неадекватно и не помнить того, что делал минутами ранее.

Майлз понимающе кивнул.

— Ты только подтверждаешь мои слова, Рей. Гриверские лициды. Величайшие в искусстве смерти…

Майлз докурил сигарету, прокашлялся, затем выкинул окурок в висящий на стене утилизатор и… замолчал. Лишь спустя полминуты набрал воздуха в грудь, после чего заявил:

— Прости, что я не доверял тебе.

Рей поднял брови.

— Я думал, Гриверс с его лицидами превратил тебя в животное, — продолжал Майлз. — Я рад тебя видеть, рад знать, что ошибался…

Жестами Рей дал Майлзу понять, что принимает его извинения, в которых, впрочем, он вовсе не нуждался.

— Разумеется, ты хотел увидеть результаты моей работы над Канцерфецитом, — продолжал Майлз. — Ты помнил о моей просьбе, а я рад тебе сообщить, что я не забывал о твоей. И моя работа над Канцерфецитом привела меня к одному ошеломляющему выводу…

Майлз взял паузу, видимо рассчитывая на то, что заинтригованный Рей поторопит его озвучить свой вывод, но Рей не был заинтригован вовсе. У Рея была другая цель… и другое имя…

В голове у Рея были совсем иные выводы, гораздо более важные, чем те, о которых ему собирался сообщить Майлз.

Его кодовое имя было для него более значимым, чем имя, которое дала ему родная мать.

Его цель была гораздо важнее той работы, которую не успела завершить его родная мать.

Чтобы достичь своей смерти, ему нужно прекратить ассоциировать себя с прошлым Рея — потому что впереди его ждет будущее Разрушителя.

Рей Криц, отвратительный сын и еще более отвратительный брат, мертв — и смерть эта духовная.

Имя Рея будет использовано им, Разрушителем, для достижения главной цели его жизни — смерти физической.

Он решил, и решение это окончательное. Никакого Рея теперь не существует. Рей воскреснет лишь тогда, когда умрет и увидит Афину.

А пока он — Разрушитель…

Разрушитель прежде всего себя…

Своих стремлений и своих идеалов…

Майлз, видимо, решил, что Разрушитель заинтригован, но просто не хочет торопить его озвучивать свои выводы, поэтому он перестал ждать реплики Разрушителя и произнес:

— Вселенная не познана ни на миллионную долю процента. Появление высокоинтеллектуальных машин, сколь бы то ни было, да приблизит нас, как творцов познавателей, к разгадке вселенной. Когда появится трансцендентная материя, одинаково воспринимаемая каждым — все наши предыдущие достижения обратятся в пыль. И я решил скрестить два своих научных проекта в один, настолько амбициозный, что он сорвет тебе голову, будь уверен.

Разрушитель впервые проявил искренний интерес.

— Как ты можешь соединить в одно целое лекарство от рака и сверхлюдей?

Майлз вновь взял паузу — по правде говоря, эти паузы уже порядком надоели Разрушителю.

— Темные духи, — ответил Майлз.

— Так что это за духи такие? — спросил Разрушитель с легким раздражением в голосе.

— Это божественный дар, который подарили мне исследования Канцерфецита.

— Можно говорить более определенно, пожалуйста! — с жалобой Рея перебил Разрушитель.

Майлз не смутился и продолжил:

— Темные духи — это покойники, отображающиеся на фотографиях. Это материализованные в реальности воспоминания о тех, кого мы когда-то потеряли.

Разрушитель запотел от волнения — он подумал об Афине…

Нет, нет, нет! Ты — Разрушитель, мысли и желания Рея не должны отвлекать тебя от истинной цели:

…Моя основная задача — пробраться на территорию Паксбрайта и уничтожить Йоханна Шелтера…

— Темные духи — это ты, я, любой человек на земле в будущем, — говорил Майлз. — Мы тоже когда-нибудь умрем и станем проекцией чьей-то избирательной памяти.

Разрушитель пока ничего не понимал, что ему говорил Майлз, но все его слова почему-то вызывали в голове Разрушителя неуместные ассоциации с Афиной, что, в купе с поставленной Бейлом задачей, просто-напросто сводило его с ума…

Разрушитель чувствовал, что его разрывает на части. Борясь с собой, он решил спросить:

— Как ты планируешь скрестить покойников и своих кибердевушек? И даже если тебе это удастся, то что тебе это даст?

— Неужели ты не понимаешь, Рей? Ведь темные духи — это бесконечный океан возможностей. Это своего рода спиритический сеанс. Воскрешение из мертвых. Знаешь, что это значит? Это значит, что смерти как таковой придет конец. Сверхлюди станут нашими бессмертными потомками. Темные духи — это прошлое, и в то же время мы — мы тоже будем прошлым, мы станем темными духами, и с помощью темных духов все мы обретем бессмертие после нашего уничтожения.

Рей пытался справиться с потоком грандиозных рассуждений Майлза. Он кивнул ему, давая понять, что все понял, хотя альтер-эго Разрушителя мешало ему должным образом воспринимать услышанное.

— Осталось только понять, как превратить темных духов в живые тела привычного нам цвета, — сказал Майлз. — После этого проблема с бессмертием будет решена.

— Ты уверен, что тебе это удастся? Превратить души в плоть?

— Если у меня не получится — будь уверен, мои Cверхлюди с увеличивающимся в геометрической прогрессии интеллектом смогут это осуществить. И тогда я, ты и все остальные мертвые люди — все мы обретем новую и бесконечную жизнь.

Рей понял, что он вновь ощущал себя живым — редкое, на самом деле, ощущение. Он чувствовал, что испытывает невиданный интерес к только что услышанной информации. Получается, его Афина тоже стала темным духом? Если то, что говорил Майлз, правда, то Рей сможет воссоединиться с ней, вне зависимости от того, будет он на тот момент живым или нет.

Но…

Разрушитель изо всех сил противился сладостным мечтам Рея, а ненужная тяга Рея к знаниям о темных духах вынуждала Разрушителя повторять про себя:

— Ты хочешь сказать, что ты намерен победить смерть? — тихо спросил Рей.

«Тебе не нужно этого знать. Тебе это не нужно!» — мысленно орал про себя Разрушитель.

— Я хочу сказать, что мне по силам превратить темные духи в нечто более материальное, чем просто духи. Именно поэтому я готов использовать свой опыт сo Сверхлюдьми при работе над ними…

— Шелтер! Мне нужен Йоханн Шелтер! — внезапно для себя прорычал Разрушитель.

Майлз слегка напрягся — в голосе его появились презрительные нотки.

— Как уместно ты упомянул нашего главного консула, Рей. Ведь он, погруженный в свои бесполезные мысли по поводу надвигающейся войны, не оценил то открытие, которое бы перевернуло с ног на голову его представления о реальном мире.

«Машина времени Элиаса. Темные духи Майлза. Слишком много грандиозных, но в то же время опасных для человечества открытий» — подумал Рей, несмотря на то, что Разрушитель изо всех сил старался запретить ему думать о чем бы то ни было.

— Ученый Совет отказал мне в патенте на темные духи, — продолжал Майлз. — Шелтер отказался разубедить Ученый Совет в их выборе. Даже несмотря на то, что я рассказал ему про свой рак. Рака у меня нет, — поспешил добавить Майлз, увидев приподнявшиеся брови Разрушителя. — Я его выдумал, чтобы Шелтер не смог отказать мне в патенте на Канцерфецит. Оказалось, выдумал его напрасно.

— Великий Лжец в действии! — сказал Рей.

— Не согласен. Здесь все наоборот. Шелтер отверг того, кто искренне предлагал ему помощь. Ведь у меня на руках макет плацебо, которое с легкостью решит все проблемы человечества…

Я солдат державы Бейла. Мое кодовое имя — Разрушитель.

— …они отвергают своего верного союзника…

Я подчиняюсь только Сикстену Бейлу.

— …стало быть, отвергнутый имеет право стать союзником кому-то другому…

Моя основная задача — пробраться на территорию Паксбрайта…

— …или самому, без чьей либо помощи, переубедить всех несогласных…

…и уничтожить Йоханна Шелтера.

— Где Йоханн Шелтер? — спросил Разрушитель.

Майлз пожал плечами.

— Я не знаю. В последний раз я видел его в Музее Эпохи Прошлого Мира, когда я показывал ему фотографии своего мертвого отца — первого темного духа, которого мне довелось увидеть.

Разрушитель испытывал разочарование. Он почему-то ожидал от Майлза гораздо большего…

Тут же он услышал пренебрежительный приказ своего повелителя:

— Убей его.

— Почему ты называешь свои галлюцинации с покойниками темными духами? — спросил Рей. — Откуда ты взял этот термин?

— Убей его, — повторил Бейл уже громче. — Этот Майлз ничего не знает о твоей цели. Затеи этого Майлза представляют угрозу твоему повелителю. Уничтожь его.

— Сейчас ты все поймешь. — В глазах Майлза загорелся азартный огонь. — Я думаю, ты согласишься со мной и увидишь в них то же, что вижу я. Ты выгодно отличаешься от Шелтера и от политизированного Ученого Совета с их консервативным рациональным мышлением. Приготовься — увиденное может шокировать тебя…

— УБИТЬ ЕГО! УНИЧТОЖИТЬ! — вдруг закричал Бейл

Рей пытался бороться с Разрушителем, но он знал, что у него ничего не получится.

Разрушитель пытался уничтожить Рея, но в своих попытках, увы, не преуспел.

Кто-то из них должен проиграть — но пока проигрывали оба.

— Я сейчас вызову темных духов, — заговорщическим шепотом произнес Майлз.

— Как ты это сделаешь? — с огромным для себя трудом спросил Рей.

— Я выпью Канцерфецит, после чего мы будем ждать, когда они придут.

— Они — то есть, темные духи?

— Да.

Майлз достал из кармана своего лабораторного халата пузырек с черной, словно деготь, жидкостью. Желание попробовать содержимое — последнее, что могло возникнуть при взгляде на пузырек.

Рей понял, что не только он сходит с ума.

А Разрушитель понял, что приговор Бейла пора приводить в исполнение.

Но как?

Майлз тем временем отхлебнул совсем немного из пузырька.

— Безвкусная жидкость, — сообщил Майлз. — Вовсе не опасная. Не вызывает привыкание. Канцерфецит — путеводитель в мир спиритических сеансов. Наркотик, действующий не только на того, кто его принимает, но и на тех, кто рядом с принимающим находится. Сейчас они придут…

Но…

Темных духов пока не было.

— Он еще жив? — прозвучал вкрадчивый голос Бейла в наушнике Рея.

— Ненадолго, — ответил Разрушитель.

— Что? — переспросил Майлз.

— Я спросил, долго ли еще нам придется ждать? — выкрутился Рей.

— Еще чуть-чуть, Рей, совсем чуть-чуть.

Прошла одна минута… две… три…

Темных духов пока не было.

— Почему я не слышу звуков боли? — дрожащим от гнева голоса спросил Бейл.

— Он умирает очень тихо, — прошептал Разрушитель.

Его глаза метнулись к белоснежным шкафам.

— Что находится в этих шкафах? — спросил Рей.

— Это криогенные боксы. В криогенных боксах Паксбрайта запирают неизлечимо больных людей, чтобы в дальнейшем вылечить их, когда будет изобретено нужное лекарство. Я же в этих шкафах синтезирую жидкий биоматериал, который сгущается при холоде и превращается в идеальную кожу моих идеальных Сверхлюдей.

— Ясно.

Прошло четыре минуты… пять…

Темных духов пока не было.

— Сегодня их нет дольше, чем обычно, — нервно произнес Майлз.

Рей разочаровался — ведь он уже начинал думать, что Ларри Майлз не меньший гений, чем его старший брат. Получается, работа Майлза над Канцерфецитом принесла результатов не больше, чем трехлетняя, рутинная, смешанная с синдикатскими наркотиками работа Рея…

— Может, их просто не существует? — спросил Рей.

— Если бы я знал, что темных духов не существует, неужели я бы стоял тут с тобой, как дурак, пил безвкусное лекарство и ждал бы пришествия того, чего нет?

Сильный довод, подумал Рей.

Но…

Разрушитель был готов нанести свой удар. Его рука дернулась под лабораторный халат, к ремню на поясе, под которым скрывался автомат…

Но…

Вдруг он увидел… свою мать. Вернее, ее темную полупрозрачную тень. Рей стал моргать, уверенный, что ему померещилось.

Но…

Призрак матери никуда не исчез.

Келлендра стояла возле темно-зеленой стены с загадочной, то есть с естественной для себя улыбкой. Рей всегда видел разницу в улыбке матери, адресованной Элиасу и улыбке, адресованной ему лично, и подлинная истинность ее образа заставила Рея забыть все то, что он планировал. Намерения Разрушителя словно бы исчезли. Ему пришлось убрать руку от автомата.

Парализованный, растерянный, как никогда прежде, Рей обернулся к Майлзу и, сверля дыры на синяках под глазами ученого, спросил:

— Ты тоже ее видишь?

— Келлендру Криц, великолепного ученого и по совместительству твою мать? — беззаботно переспросил Майлз. — Да, вижу.

Вдруг на груди Келлендры появилось блестящее пятно. Оно стало расширяться, блеск ее был столь же ослепительным, как и освещение потолка. Рей стал щуриться, и вместе со страхом увиденного, в его голову закралась пытливая мысль, что все, что он сейчас видит — не более чем трюк Ларри Майлза, никак не связанный с самим Канцерфецитом. Трюк, придуманный в надежде заполучить столь желанный патент от Ученого Совета.

Тут же блеск в груди исчез — и на ее месте образовалась пустота, сквозь которую Рей мог видеть темно-зеленые стены лаборатории.

— Как она здесь появилась? — дрожащим от страха голосом спросил Рей.

— Это я и пытаюсь выяснить, — ответил Майлз. — И как только у меня это получится, будь уверен, Ученый Совет с бесконечными извинениями предоставит мне патент. Безо всяких Шелтеров, замолвливающих за меня словечко, — презрительно добавил он.

Келлендра стала ходить по лаборатории, внимательно рассматривая голых кибердевушек. После чего она остановилась, посмотрела на Рея и улыбнулась ему, отчего тот густо покраснел.

— Суть Канцерфецита состоит в том, что принявший его видит умерших — любимых или ненавистных, — сказал Майлз. — Тех, кого считает особо важным или тех, чье существование, чья утрата навсегда изменила его жизнь или мировоззрение. Пока мне непонятно, каким образом эти, казалось бы, галлюцинации видят все находящиеся поблизости люди.

Но Келлендра пока молчала, что давало Рею повод думать, что перед ним — лишь голограмма, а не реальный дух. Что все, что он видит — лишь попытка Ларри Майлза выдать свой бред за что-то значимое, совсем так, как было в случае с его работами по квантовому мистицизму.

— Скажи что-нибудь, — обратился Рей к призраку.

Его мать никак не отреагировала.

Рей в отчаянии посмотрел на Майлза.

— Они иногда говорят, но происходит это очень редко, — с грустью пояснил Майлз. — В самый первый раз, когда я их увидел, вернее, увидел его — это был мой отец — он тоже не произнес ни слова. На его груди тоже были пятна, совсем как у твоей матери — я тогда посчитал, что это раны от выстрелов — ведь мой отец был застрелен в Спелсере много лет назад.

— Сомневаюсь, что это раны, — сказал Рей. — Моя мать умерла от передозировки снотворного, по всей видимости, намеренной. Эти дыры означают что-то другое.

Блестящая дыра в теле Келлендре увеличивалась в размерах. Она стала настолько огромной, что складывалось впечатление, будто ее голова со все еще улыбающимся лицом была оторвана от тела.

Жуткие ассоциации навеяли Рею мысли о его матери. Он вдруг подумал о чем-то важном, и это важное тут же было сформулировано в вопросе:

— Почему появилась именно она? Ведь не я, а ты выпил Канцерфецит — стало быть, должен был появиться твой отец или кто-то еще из твоих родственников.

— Я не знаю, — ответил Майлз. — Я пока не знаю, как все это объяснить. Но знаю точно, что темные духи — неограненный алмаз, и мне предстоит пройти долгий путь, чтобы провести ему идеальную огранку для моей работы со Сверхлюдьми.

Рей всматривался в темный силуэт матери, все еще не веря в то, что он видит, надеясь, что мать исчезнет, и на ее месте появится единственный смысл его жизни — пока еще мертвая, пятнадцатилетняя жена Афина…

— Ты тянешь время, Разрушитель, — услышал Рей холодный голос повелителя.

После этих слов исчезнувший было Разрушитель вновь напомнил о себе:

Но…

Майлз — это не Шелтер. Разрушителю не прививали ненависть к Майлзу, поэтому зараженный новыми рефлексами Рей смог задать следующий вопрос:

— А их можно касаться?

— Ты их не почувствуешь, — ответил Майлз. — Твоя рука пройдет сквозь нее, как воздух.

Разрушитель стал бить по черепной коробке Рея, требуя, чтобы рука Рея вновь коснулась автомата, спрятанного под лабораторным халатом.

— Чтобы увидеть темных духов, нужно лишь немного Канцерфецита? — спросил Рей… или Разрушитель — пока он не мог понять, кем сейчас является.

— Да. Похоже, одного пузырька хватит мне на год испытаний.

Блестящее пятно на груди Келлендры стало настолько огромным, что размыло очертания ее тела. Над землей осталась висеть лишь одна ее улыбка, по-прежнему загадочная, по-прежнему обращенная к Рею, по-прежнему заставляющая его краснеть, по-прежнему…

Все.

Келлендра Криц исчезла.

Исчезла так, словно ее и не было вовсе.

— Ну вот, — сказал Майлз, выпячивая в гордости грудь. — Первый визит к тебе от Келлендры Криц. Правда, недолгий — хотя, надо признать, мой отец провел со мной гораздо меньше времени. Уверен, что в следующий раз она будет находиться дольше и что-нибудь обязательно скажет…

— Если ты его не убьешь, то услышишь новую мелодию моего звукового оружия, — угрожающе прозвучало в наушнике Рея.

Рей запаниковал.

— Я тебе налью немного Канцерфецита, — пообещал Майлз. — Ты, и только ты, заслуживаешь отведать плод моей изнурительной научной работы. Ведь если бы не ты, Рей, все этого не было бы… Подожди, сейчас я найду для тебя колбу.

Майлз уже было встал, но Рей жестом левой руки остановил его.

Его правая рука уже находилась под халатом…

— Меня не устроит немного Канцерфецита, — сказал он. — Мне нужен весь Канцерфецит.

Майлз замер, словно изваяние.

— Но это же мой научный труд.

— А кто тебе его отдал?

— Я думал, что ты отдаешь его навсегда. Ты же так странно себя вел. Я был уверен, что тебе не интересны разработки своей матери.

— Они и сейчас мне неинтересны, — сказал Рей.

Майлз непонимающе моргнул.

— Тогда зачем он тебе понадобился?

— Чтобы увидеть ее.

— Кого — ее? — спросил Майлз, приобретая все более и более недоуменный вид.

Рей не смог ответить — его рука под халатом крепче сжала автомат.

Кто же он такой?

— Ты же ее уже видел, правильно? — спросил Майлз. — Свою мать, я имею в виду. Или… ты имел в виду кого-то другого?

С некой обреченностью в серо-желтых глазах Рей кивнул.

— Свою мать я видеть не хочу. Думаю, что она хотела меня видеть, раз именно она появилась в качестве темного духа. Мне не интересны мои родители. Мне не интересен мой брат, черт бы его побрал. К черту этих родственников. Знать их не желаю… Я имел в виду Афину.

Может, все-таки Рей?

— Кто такая Афина? — спросил Майлз, недоумение на его лице, казалось, достигло пика.

В наушнике Рея прозвучали первые аккорды органа. Чуть позже к нему присоединилась флейта.

Рей побелел от ужаса. Он судорожно сжал автомат так, что тот стал топорщиться под его лабораторным халатом.

Или все-таки Разрушитель?

— Что ты прячешь под халатом? — спросил Майлз. Похоже, он встревожился по-настоящему. — Что за странные вещи ты говоришь? Я не понимаю, что с тобой происходит…

— Я тоже, — признался Рей.

— У тебя есть три секунды, чтобы прикончить его. — Голос Бейла заглушил начальные аккорды звукового оружия. — Иначе твои уши вновь услышат эту прекрасную мелодию. Три…

— Прости, — умоляюще произнес Рей.

— За что?

— …два.

— За это. — Автомат взметнулся в воздухе.

— …один.

Раздался выстрел. Пуля пролетела мимо Майлза и угодила в живот Мэйбл. Рей вновь направил ствол на Майлза, ненавидя себя за отсутствие точности.

— ТЫ СПЯТИЛ? — закричал Майлз, глядя на легкий дымок, исходящий из плоти робота.

— ДА! — крикнул в ответ Разрушитель, выстрелил вновь, и на сей раз не промазал.

Пуля попала в плечо Майлзу. Он закричал от боли и, чтобы не упасть, схватился за груди одной из кибердевушек. Майлз оказался спиной к Разрушителю, когда тот стрелял в третий раз.

Он вновь промазал. Пуля угодила в какой-то из переключателей на стене. Потолок с его чудовищно ярким светом отключился, все двери криогенных шкафов отворились. Разрушитель тут же подбежал к Майлзу, опрокинул его в открытый шкаф и тут же стал закрывать дверь, ударяя прикладом автомата по раненому плечу, которое несчастный ученый подставлял под удар, дабы не оказаться запертым в криогенной камере.

Но…

Дверь уже закрылась. На ее торце багровели свежие капли крови.

Разрушитель сел на дверь, не давая Майлзу выбраться, и нажал на кнопку, в которую совсем недавно угодила пуля.

Чудовищно яркий свет вновь загорелся, но двери большинства криогенных шкафов остались открытыми.

Рей подумал о Финзгеффеле, после чего сразу же направился к машине, чтобы вытащить из багажника владельца музея. Его нужно познакомить со своей новой участью…

*************

Все-таки он Рей… и Разрушитель одновременно.

С такими мыслями в голове он не мог в полной мере считать себя Разрушителем — определенно, в этих мыслях затесался старый, еще не убитый, ненавистный себе сильнее, чем когда-либо, Рей.

«Я устранил Майлза. Я заморозил Финзгеффеля. Я смогу повелевать покойниками. Я смогу присвоить себе плоды трудов Ларри Майлза над сверхчеловеком. Я найду машину времени Элиаса, и cверхчеловеку будет по силам исследовать ее возможности. Я воскрешу Афину, и с ней я стану повелевать новой вселенной с ее новой парадигмой. Афина будет повелевать Темными духами. А стану больше, чем Грезоносец. Больше, чем бог. В новом пантеоне будут лишь два имени — Рей и Афина. Триумф жизни и смерти. Вселенная с новыми законами…

К черту собственную смерть! Пусть она так и останется мечтой!

Его ждет новая жизнь… вместе с раздвоением личности.

Унылая личина, жаждущая смерти, раскололась на части, и у каждой из этих частей есть причина жить дальше.

Что ж…

Да будет так!

Арест и разоблачение

— Что ж… Да будет так.

— Ты что, спятил? Ты позволишь фараонам себя арестовать?

— Именно так.

— Может, лучше не стоит, а? Может, они взорвутся, как тогда?

— Ты не придавал значение случайности в случае с переносом во времени — но сейчас ты надеешься на такую же случайность, вероятность которой столь же мала, как и вероятность вашего переноса во времени? Не думал, что ты, Саймон, со своим презрением ко всему, способен верить в чудеса.

— Что ты делаешь? Не останавливайся!

Но…

Элиас уже притормозил у обочины.

Майкл, Эми, Саймон и Клод с недоумением смотрели на Элиаса, на то, как легко он согласился на свой арест… и на их арест тоже.

— Ты что, не понимаешь? — буйствовал Саймон. Его голос стал выше, чем обычно. — Твое незаконное пересечение границы здесь ни при чем. Это всего лишь предлог. Они хотят доставить тебя Гриду, потому что Грид знает, что ты способен создать новую машину времени!

Элиас кивнул — это еще сильнее разозлило Саймона, тот выпучил свои серые глаза буквально в миллиметре от небритой щеки Элиаса.

— Все я понимаю, — спокойно сказал Элиас. — Смею предположить, что понимаю я больше твоего…

Майкл взглянул в зеркало заднего вида — полицейская машина так же, как и кемпер, притормозила у обочины. Черно-синие огни на дверях перестали вращаться, сирена стихла — и в следующее мгновение показалась троица из записей видеокамер — Мартин, Строумэн и Ребекка. Все трое держали автоматы наготове и осторожно продвигались к задней двери кемпера.

— Дави на газ! — шепотом прорычал Саймон.

— Нет.

— Ты идиот? Дави на газ, иначе нас убьют.

— Мы нужны им живыми.

— Конечно, но после встречи с Гридом, которая состоится после нашего ареста, мы четверо, в отличие от тебя, вряд ли останемся в живых.

— Мне это как раз и нужно.

Саймон замер.

— Встреча с Гридом, — пояснил Элиас.

— Вот оно что. Ты хочешь поквитаться с Гридом? Ценой нашей свободы?

Клод подскочил и подбежал к водительскому сиденью — явно не для того, чтобы сказать Элиасу пару ласковых. Прозвучало это довольно шумно, что вынудило ооновцев крикнуть:

— Никаких движений в салоне. — Судя по голосу, кричал Мартин. — Еще один посторонний звук — и мы будем вынуждены открыть огонь на поражение.

Клод замер. А Саймон крикнул:

— А то как же, придурок! Мы знаем, что никакого огня на поражение не будет. Твоему боссу мы нужны живыми!

Клод с открытым от испуга ртом ударил Саймона по руке — и Майкл волей-неволей согласился со своим скрытым соперником по любви. Было явным безумством со стороны Саймона проявлять свою привычную дерзость в столь непривычной обстановке. Майкл оглянулся на Эми. Ее зеленые глаза широко открыты, зрачки расширены — даже в такой стрессовой ситуации Майкл почувствовал — именно почувствовал, а не увидел — насколько же ее глаза прекрасны…

Никто из ооновцев не посчитал нужным реагировать на выпад Саймона. Воцарилась казавшаяся безумно долгой короткая тишина, перебиваемая становящимися все громче шагами ооновцев. Майкл метнул взгляд на зеркало заднего вида и увидел, что Мартин обогнул кемпер по левой от себя стороне, а Строумэн — по правой. Оба приближались к передней части автомобиля, их пальцы на курках явно были под напряжением — это больше всего пугало Майкла. Насколько он понял, ооновцы первым делом хотели убедиться в том, что именно Элиас находится в салоне. Третью сотрудницу ООН, носившую, кстати, имя его бывшей девушки, Майкл не разглядел.

— Ну и где огонь? — кричал Саймон. — Как мне кажется, кто-то в этом кемпере, с голосом, очень похожим на мой, издал далеко не один посторонний звук…

Прозвучал выстрел. Все, кто был в кемпере, испуганно обернулись и увидели дыру в фиолетовой двери, сквозь которую пробивался луч дневного света.

— Еще одно слово, умник — и Гриду придется доложить, что у Элиаса не четыре сообщника, а три, — крикнула Ребекка.

Майкл все еще ее не видел, но по звуку понял, что Ребекка стоит напротив фиолетовой двери.

Саймону стало не по себе, но он все равно крикнул:

— Правда? Тогда нас приведут к нему не три ооновца, а два.

Он потянул за рычаг возле Элиаса — и кемпер дал задний ход.

— Что ты делаешь? — кричал Элиас, лишь на мгновение упустивший контроль над управлением.

— Спасаю наши шкуры! — просипел в ответ Саймон, выжимая рычаг до предела.

Раздался глухой удар. Майкл не устоял и упал на пол кемпера. Клод еле удержался на ногах, вцепившись мертвой хваткой в спинку сидения Элиаса. Мигом вскочив на ноги, Майкл тут же бросил взгляд на зеркало заднего вида. Он увидел, как от столкновения полицейский автомобиль с мятым бампером медленно откатывается назад. Электромобиль Клода сорвался с прицепа и вместе с веревкой откатился в сторону от эпицентра событий.

— Сукин сын! — прокричала, судя по всему, успевшая вовремя отскочить Ребекка и открыла огонь по стенам передвижной лаборатории.

Эми вскрикнула от испуга — одна из пуль пролетела в сантиметре от ее головы. Новые лучи света проникли сквозь дыры в салон — отчего внутри стало непривычно ярко. Следом за Ребеккой Строумэн тоже стал обстреливать салон. Майкл вновь упал на пол, но в этот раз для того, чтобы прикрыть собой Эми — хотя в этом уже не было нужды. Автоматные очереди остановил громкий голос Мартина:

— Хватит стрелять! Вы можете убить ученого!

Майкл встал с пола, посмотрел вперед — и его охватил шок. Он увидел Элиаса, который нацелил на Саймона пистолет. Руки того, понятное дело, были теперь далеки от рычага управления. Клод же осторожно двигался назад, с стоящему на ногах Майклу и все еще лежащей на полу Эми.

— Вы позволите им арестовать нас, — прошептал Элиас. — Так необходимо. Необходимо, согласно моему плану. Если ты, Саймон, будешь мешать этому — обещаю, я выстрелю тебе в ногу.

Саймон стал говорить непривычно чутким голосом:

— Зачем тогда нужны были эти камеры? Зачем мы бежали из Леклера?

— Я не знал, что ооновцы так быстро нас догонят, — прошептал в ответ Элиас. — Я хочу, чтобы вы все кивнули. Я должен получить ваше согласие. Я должен знать, что мы все заодно. Поймите, наш арест — лучшее, что может быть в данный момент.

— Но… — начал было Клод.

— Не тяните время — а то я выстрелю ему в ногу. — Он направил дуло пистолета на колено Саймона.

Майкл и Клод послушно кивнули. Майкл не знал, что чувствовали остальные, но в его душе появилась отчужденная пустота.

«Все. Приключение окончилось. Арест. И все ради дурацкой мести Элиаса»

Сразу же после этих мыслей фиолетовая дверь приоткрылась — и в проеме показался Мартин. Дуло его автомата было наведено на грудь Элиаса, который вовремя успел спрятать свой пистолет под рукав бурого плаща.

— Без глупостей, Элиас, — пригрозил Мартин, медленно залезая в салон лаборатории. — Подойти, пожалуйста, ко мне. И вы, парни, тоже.

Четверо мужчин поспешили выполнить вежливый приказ Мартина.

— Сейчас мои коллеги наденут тебе и твоим подельникам наручники. И, пожалуйста, без глупостей, парень в античайлдасткой футболке. — Он кивнул на Саймона, который был одет в черную футболку с изображенной на ней свиньей. — Я так понимаю, это ты чуть не задавил мою коллегу? Так вот, если я подумаю, что ты задумал что-то выкинуть, я убью тебя. — Он убрал прицел с груди Элиаса и навел его на свиное рыло на футболке Саймона. — И тогда нам действительно придется сказать Гриду, что у Элиаса было три сообщника, а не четыре.

В проеме показались Ребекка и Строумэн. Ребекка оглядела салон и с подозрением произнесла:

— Так у Элиаса и так три сообщника.

Пауза.

— Где четвертый? — спросил Мартин.

Мартин и его коллеги, а вместе с ними и Элиас с Майклом, Саймоном и Клодом оглядели салон кемпера и увидели, что Эми в нем нет…

— Вот она. Держи, сучка! — крикнул Строумэн, увидев рыжие волосы у водительского сиденья, и выстрелил, едва не попав в Элиаса. Выстрел разбил пластмассовое окно.

— Не стреляй, идиот! — крикнул Мартин и опустил автомат Строумэна вниз.

Но…

Кемпер резко дернулся вперед — и все, кто стоял на ногах, упали на пол. Автомат Строумэна при этом выписал очередную очередь, которая превратила потолок лаборатории в решето. Мотор кемпера, такой тихий и убаюкивающий, громыхал, словно паром. Кемпер проехал где-то десять метров и остановился так же внезапно, как и завелся. Поднимаясь с пола, Майкл видел, как Эми выбирается сквозь разбитое лобовое стекло наружу и как Строумэн вновь направляет на нее автомат…

Прозвучали запоздалые выстрелы, изрешетившие приборную панель — но Эми уже успела выбраться наружу.

Раздался новый выстрел — в этот раз стрелял Элиас. Он, как и обещал, выстрелил в ногу, правда не Саймону, а Строумэну. Тот закричал от боли, ворочаясь на пыльном полу, а Элиас занес свой пистолет над его головой.

— Если что-то пойдет не так — я убью его! — крикнул Элиас, обращаясь к Мартину.

— Не думаю! — крикнула Ребекка и направила свой автомат в сторону Саймона.

— Опусти свой автомат, Бекки! — крикнул Майкл, достал золотой пистолет и направил его в сторону Ребекки.

Мартин тут же направил пистолет на Майкла. Элиас выхватил у раненого Строумэна автомат и направил его на Мартина, держа прицел пистолета по-прежнему на Строумэне.

— Думаю, нам лучше пойти на мировую, Мартин, — сказал Элиас.

— Не слушай его! — стонал Строумэн, держась за окровавленное бедро. — Прострели кому-нибудь ногу!

Сине-зеленые глаза ооновца совсем растерялись.

— Ты можешь арестовать меня, — продолжал Элиас. — Но их тебе лучше отпустить. Иначе и твой отряд, и мой… — Элиас шмыгнул носом, — потеряет бойцов.

Мартин оглянулся на Ребекку. Та едва качнула головой в сторону — понять, согласие это или отказ, было сложно.

Мартин вновь перевел взгляд на Элиаса. Казалось, что сине-зеленые глаза пытались что-то прочитать в желтых. После довольно долгой паузы Мартин спросил:

— Ты изобрел водородную бомбу?

Секунда непонимания в сощурившихся желтых глазах, затем секунда прозрения — после чего последовал кивок.

Мартин тоже кивнул — с неким странным удовлетворением.

— Так я и думал. Будь по-твоему. Гриду было обещано доставить тебя — только тебя мы ему и доставим.

Элиас благодарно кивнул.

— Спасибо.

А Строумэн стал выкрикивать сквозь стоны:

— Ты с ума сошел? Ты идешь на сделку с преступником?

— Я здесь главный, — отрезал Мартин и бросил мимолетный взгляд на Ребекку, которая кивнула ему с неохотой.

— Так, мы едем на электробайке, — сказал Майкл с заметным облегчением на лице и засунул под ремень свой бесполезный пистолет. — Саймон, давай, залезай и пристегивайся…

Саймон не двигался. Одними губами он спросил у Элиаса:

— Все под контролем?

Тот одними своими глазами еле заметно кивнул в ответ.

— Извини, что чуть не убил тебя, — бросил Саймон Ребекке, залезая на Апекс Майкла и пристегиваясь ремнем безопасности.

Ребекка одарила Саймона презрительным взглядом. Майкл сел за руль своего Апекса, думая, как бы ему спрыгнуть из салона на байке и не помять при этом диоды ящерицы-волка.

— Эми! — крикнул Клод в разбитое окно. — Эми, дорогая, все хорошо, мы с ними договорились! Садись в мой «Ауд… в мой электромобиль, он открыт, я скоро буду.

Эми что-то крикнула в ответ.

Клод прошел мимо Мартина, который бросил ему вслед странную, что-то означающую улыбку, нажал на кнопку и после того, как дырявая фиолетовая дверь шлепнулась на асфальт, спрыгнул вниз на дверь и ускорил шаг по направлению к своей некогда горячо любимой «Ауди».

— Ты не в сговоре с ними? — с подозрением спросил Саймон у Элиаса, ткнув пальцем в сторону Мартина.

— Тебе лучше спросить у него, — ответил Элиас, ткнув пальцем во все еще корчащегося от боли Строумэна.

— Чтоб вы все провалились, — кое-как простонал Строумэн и показал всем по очереди окровавленный средний палец.

Саймон хмыкнул и бросил напоследок:

— Хороший аргумент. Погнали.

Саймон ударил по плечу Майкла, и в следующее мгновение Апекс одним рывком вырвался из изрядно обстрелянной лаборатории. Наружу.

На свободу.

Майкл тут же, правда, затормозил у электромобиля Клода, возле которого стоял сам Клод и его (увы, его) девушка — со взъерошенными волосами и глубокой царапиной на лице, на которую Клод так заботливо дул — и видеть это Майклу было особенно противно. Он сказал Эми:

— Молодец! Если бы не твоя смелость, мы бы сейчас были на пути к Гриду… или того хуже, к обеденному столу Бейла.

Клод поежился и бросил сиюсекундный, полный недовольства взгляд на Майкла.

— Ага. Спасибо, — не оборачиваясь на Майкла ответила Эми, отчего Майкл сразу же приуныл. — С вами поведешься — и не тому научишься… Ай!

— Извини, — выдохнул Клод, отступая от Эми. — Слишком сильно?

— Да. Уж не думала, что пластмасса режет кожу не хуже, чем обычное стекло. Ты ничего с этим не сделаешь, оставь все как есть.

— Но…

— Нет.

Клод покорно кивнул, а Саймон тем временем предложил:

— Давайте посмотрим, что будет дальше. — Он закурил и обернулся в сторону кемпера.

— Нет, нет, нет, — запротестовал Клод. — Давайте лучше убираться отсюда, а то эти ооновцы передумают и заберут нас вместе с Элиасом.

Майкл, как и Саймон, обернулся назад как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мартин надевает Элиасу наручники и что-то при этом говорит. Ребекка увидела, что на них смотрят, и тут же ткнула Мартина в плечо, что-то ему сообщила и указала в сторону чудом освободившейся четверки.

— Клод прав, — сказал Майкл. — Нам нужно уезжать отсюда как можно скорее.

— Куда? — спросил Клод.

Все четверо переглянулись.

— Давайте отъедем на безопасное от ооновцев расстояние, — предложил Майкл, — после чего мы все как следует обсудим.

Все четверо вновь переглянулись, и каждый из них, как один, согласно кивнул.

Клод и Эми забрались в электромобиль. Майкл выжал сцепление, и в следующее мгновение оба транспортных средства развернулись примерно на сто восемьдесят градусов и направились в обратную от кемпера сторону. Веревка на капоте электромобиля развевалась от скорости, и Саймон схватился за нее и, словно на поводке, стал держать электромобиль. Майкл бросил последний взгляд на удаляющийся и медленно уменьшающийся в размерах кемпер. Он увидел Элиаса, чьи руки в наручниках находились за спиной, Ребекку, нацелившую автомат в спину арестованного, и Мартина, держащего на своем плече гораздо превосходящего его по размерам Строумэна. Вся эта процессия двигалась к полицейскому автомобилю. Помятый бампер, как предполагал Майкл, вряд ли позволит ооновцам с комфортом довезти Элиаса до своего нанимателя. Взгляд Майкла задержался на Элиасе. Майкл увидел — вернее, он подумал, что ему почудилось, что он увидел на лице ученого широкую улыбку, которая, к сожалению, могла означать все что угодно.

*************

Прошло где-то пятьсот метров с того момента, когда изрешеченный пулями кемпер и битый автомобиль ООН полностью скрылись за горизонтом. Электромобиль Клода снизил скорость. Майкл всмотрелся в салон некогда «Ауди», кивнул своему скрытому сопернику по любви, после чего тоже сбавил обороты. Вскоре электромобиль и электробайк остановились возле густой заросли на обочине. Клод и Эми выбрались наружу и подошли к Майклу и Саймону. Своими мыслями по поводу улыбки Элиаса Майкл решил поделиться с остальными. Он не был уверен, почудилась она ему или нет, но решил, что будет лучше рассказать о ней.

— Теперь я еще сильнее не понимаю Элиаса, — сказал Клод. По сжатым рельефным скулам было очевидно, что все его мыслительные процессы работают в полную мощность. — Сначала он хотел, чтобы всех нас вместе с ним арестовали, потом согласился на свой одиночный арест. Что вообще с ним происходит?

— Он хочет встретиться с Итаном Гридом с глазу на глаз, — предположил Саймон. — А его наемники как раз устроили за Элиасом погоню. Типа, на ловца и зверь бежит. Вот он и решил им сдаться, решил ускорить свою так называемую месть за смерть отца.

— Как же он убьет Грида? — недоумевал Клод. — Он же в наручниках. К тому же его отвезут на вражескую территорию. Там будет полно головорезов Грида. Он что, совсем поехавший?

— Похоже на то, — согласился Саймон. — Но не забывай, Клод, что этот поехавший — первый и пока единственный человек на свете, который способен создавать машины времени. Думаю, в его кармане припасен какой-нибудь трюк. В конце концов, не просто же так он улыбался. При своем аресте улыбается далеко не каждый.

— Майкл сказал, что ему, возможно, показалось…

— Это ничего не меняет. Элиас довольно расчетлив, хитер и кровожаден, совсем как я. Уверен, что он согласился на арест неспроста. Он либо прячет в своей заднице секретное оружие, созданное специально для того, чтобы убить Итана Грида, либо — и этому я тоже не удивлюсь — он в сговоре с самим Итаном Гридом.

Майкл, Эми и Клод, как один, недоверчиво посмотрели на Саймона.

— А что? — пожал плечами Саймон. — Все может быть.

— Ну… в этом я как-то не уверена… — протянула Эми.

— Ладно, ребятки, вы пока пообсуждайте нашего безумного ученого без меня — мне надо поссать. Я скоро вернусь. Эми, крошка, не подсматривай…

После этих слов Саймон слез с Апекса, подмигнул нахмурившемуся Клоду и слегка покрасневшей Эми, а затем направился в сторону особенно густого дымчатого папоротника.

Майкл, Эми и Клод переглянулись.

— Клод, что ты скажешь по поводу Элиаса? — спросил Майкл.

— Я не знаю, — сказал Клод, вытирая со лба пот. — Все то, что мне казалось непонятным, стало еще более непонятным…

— Ясно. А ты, Эми?

Вот он — очередной безобидный повод вглядеться в ее зеленые глаза. Правда, глубокая царапина на ее лице перетягивает на себя внимание, что вызывает в желудке у Майкла легкую, но в то же время неприятную судорогу.

— Я не знаю, — сказала Эми с интонацией, совсем похожей на интонацию Клода, что лишь усилило неприятную судорогу в его желудке. Она увидела некое изменение во взгляде Майкла, после чего неуверенным тоном продолжила:

— В этом безумном будущем столько всего намешано. Знаете ли, мне и без этого все еще трудно смириться с тем, что меня от моих мельбурнских привязанностей отделяют две сотни лет. А тут еще Элиас с его сломанной угнанной машиной времени и недоделанной новой. Его съеденный отец, из-за которого он сам идет под арест и при этом не может определиться, брать ли с собой нас или не брать. Его съеденный брат, из-за которого вся эта непонятная история и началась. Солдаты из Синистера в Паксбрайте. Совместный план Элиаса и Шелтера заставить нас убить Сикстена Бейла. Механик, предавший нас за две недели своей жизни. Литовка, которую вы подозреваете в торговле наркотиками. Лаура, которая чуть не убила меня. Похитители, один из которых вынудил меня до конца жизни принимать этот противный АПЛ…

Эми перевела дыхание, глубоко вздохнула, после чего сказала:

— Нас впутали в эту авантюру. Мы четверо ни в чем не виноваты. Паззлы этой дикой мозаики могут свести нас с ума, если мы будем вдумываться в содержание каждого паззла. Нам просто нужно уйти от всей мозаики целиком. Мы здесь ни при чем. Это не наши проблемы, а раз это не наши проблемы, то мы не обязаны их расхлебывать. Мы не должны позволить ни Элиасу, ни кому бы то ни было, втянуть нас еще глубже в эту авантюру. У меня все.

Майкл, как и Клод, как один, продолжали смотреть на Эми с неким благоговением в своих взглядах. Майкл не знал, о чем Клод думает в данный момент, но сам он думал о том, что слова Эми, сбивчивые, неуверенные, но такие искренние, полностью соответствуют настроению его мыслей, которые бесполезно метались в его голове, словно — правильно Эми заметила — паззлы, из которых никак нельзя было собрать мозаику, полностью удовлетворяющую здравому смыслу.

Майкл кивнул в ответ — а следом за ним кивнул и Клод.

— Эми. — Майкл старался вложить в это слово как можно больше своей любви, чтобы она каким-либо чудесным образом могла ее прочувствовать. — Эми, я полностью с тобой согласен.

— Я тоже, — добавил Клод, недовольно покосившись на Майкла. — Но только… Нам надо будет использовать Элиаса в своих целях, чтобы выбрать нужное нам… ээээ… время жительства… После того как он, разумеется, доделает свою машину времени. Если он, конечно, останется в живых после ареста.

— Я тоже так думаю, дорогой. — Эми улыбнулась Клоду, отчего судорога в желудке Майкла стала совсем невыносимой.

Клод ответил на улыбку Эми — они мило смотрели друг на друга, и Майкл с неприятным удивлением обнаружил, что в данный момент вместо благоговения к ней он ощущает что-то вроде раздражения, граничащего с неприязнью.

Как же порою чувства бывают противоречивы.

Может, к черту их? Эти якобы священные чувства?

Едва этот вопрос прозвучал в голове Майкла, как из зарослей папоротника вышел Саймон с сигаретой в зубах и серыми глазами, резво перебегающими с одного лица на другое.

— Ну что, дорогие мои, вдоволь пообсуждали нашего арестанта? — спросил он.

— Да, — ответил Клод. — Мы решили, что к черту эти проблемы с Элиасом и машиной времени. Вернее, Эми решила, а мы с ней согласились.

Саймон оживился и с любопытством перевел взгляд на Эми.

— Очень интересно. Выходит, Эми способна так же здраво рассуждать, как и я, пока меня рядом нет? Не говоря уже о, в прямом смысле слова, подвиге, который она совершила, пока мы были на мушке ООН. Ты просто золотце, Эми. Если бы не гадина Клод, я бы не парился по поводу твоей подруги Лилии, Литовки или Лауры, поскольку тратил бы свою энергию на то, чтобы делать тебя счастливой, это уж точно.

Эми слегка покраснела. Клод довольно ухмыльнулся, расценив слова Саймона как шутку. А Майкл стал злиться на самого себя за то, что слова, сказанные его ориентиром в шутку, были обращены к Клоду, а не к нему.

Саймон докурил сигарету, выкинул ее в папоротник, после чего произнес:

— Так. Теперь мы должны решить, что нам делать дальше. Куда мы поедем?

Молчание.

Молчание — каждый вдумчиво смотрел по сторонам, создавалось впечатление, что все хотели силой мысли передать друг другу свои слова. Все это продолжалось до тех пор, пока Клод не сказал:

— Может, лучше вернуться в Леклер?

На него обернулись три отрицательно покачивающие головы. Клод стал пояснять:

— Посудите сами. Злоумышленники вряд ли станут искать нас там, откуда прогнали.

— Правда? — переспросил Саймон. — А тебя не смущает, что злоумышленники, похитившие машину и подославшие к нам Лауру вовсе не связаны с теми злоумышленниками, которые только что арестовали Элиаса? Кто-то другой может туда явиться с целью отыскать Элиаса. Вряд ли Лаура и те, с кем она работает, знают, что Элиас добровольно сдался ооновцам. Так что в Леклер лучше не возвращаться. Никогда. Он вне обсуждений.

Майкл и Эми согласно кивнули, чуть позже с явной неохотой кивнул и Клод, который сказал:

— А что, есть более лучший вариант? Мы две недели жили в Леклере, и не знаю, как вы, но я уже успел к нему привыкнуть.

— В Паксбрайте не один только Леклер, — заметила Эми. — Можем, найдем другое общежитие при другом университете в другом городе и представимся нашими прежними фальшивыми именами? Я уже привыкла притворяться Викторией, а…

Эми осеклась, увидев, что Саймон чересчур красноречиво поджал губы.

— В общежитие иридодиагностики заселил нас Элиас, который договорился с комендантом… или с преподавателем, уже не помню, с кем именно. Да уже и не важно, знаете ли, — важно то, что Элиас с его связями кинул нас на произвол судьбы, отдавшись в руки Мартину и его компашке…

Саймон замолчал. Все взгляды были обращены на него — пока рядом с ними не поравнялся синистерский военный автомобиль. Все замерли…

Но…

К счастью, автомобиль не сбавил скорость и просто проехал мимо.

— Так что ты можешь предложить? — спросил Клод, едва синистерский автомобиль исчез за медленно алеющим горизонтом.

Саймон ответил, но не сразу:

— Я предлагаю нам переехать в Гриверс.

Клод, Эми и даже Майкл, как один, недоуменно на него взглянули.

— Серьезно? — переспросил Клод. — Разврат, наркотики, ядовитая пыль и отвратительная еда — ради этого стоит туда бежать?

— На счет последних двух пунктов не уверен, а первые два — хм, почему бы и нет?

— Я серьезно, Саймон.

— Я тоже, Клод. Лучше быть в злом Гриверсе, где кроме как зла и нечего ждать, чем оставаться в Паксбрайте с его тщедушными хомячками и ждать, когда зло без спроса отымеет нас. Или ты забыл, Клод? Эми едва не зарезали в нашем, можно сказать, доме. В Леклере. В Паксбрайте!

Клод отвесил Саймону хмурый взгляд.

— К тому же, — продолжал Саймон уже более напористо, — не ровен час, и начнется война. Синистерские интервенты чувствуют себя в этой так называемой утопии как в раю.

Взгляд Клода по-прежнему оставался хмурым, так что Саймон стал говорить гораздо медленнее, буквально разжевывая каждое слово:

— Специально для тебя, Клод, поясняю — война начнется между Синистером и Паксбрайтом. А теперь, Клод, попробуй угадать с одного раза — какая из трех держав Сингрипакса на данный момент сохраняет нейтралитет?

В поиске поддержки Клод обернулся к Эми. Взгляд девушки был задумчивым и довольно мрачным — видимо, аргументы Саймона показались ей убедительными. Клод не стал искать поддержки в Майкле. Но зато он выпалил:

— А как же деньги? В Паксбрайте мы не нуждались в деньгах, там можно жить и без них. Уверен, что в Гриверсе нам без них не обойтись.

Саймон пожал плечами:

— Значит, будем воровать.

— Саймон… — угрожающе начал Клод, но Саймон его перебил:

— Не начинай опять! Я и в этот раз говорю абсолютно серьезно. Я уже обсуждал тему воровства с Майклом, и, похоже, он со мною согласился — ведь если бы он был против, вряд ли бы он умчался в Сионвиль за таким красивым пистолетиком. — Саймон бросил взгляд на золотую рукоять пистолета, спрятанного под ремнем Майкла. — Я ведь правду говорю, Майк?

— Правда, — тихо ответил Майкл, покосившись на Эми… ведь его безрассудная поездка в Сионвиль — лишь отчаянный порыв, вызванный его искренними, но теперь подавленными чувствами к ней.

— Майку просто повезло, — сказал Клод.

Майкл недовольно посмотрел на своего скрытого соперника по любви, хотя он, в общем-то, понимал, что соперник говорит правду.

— Из нас никакие грабители, — продолжал Клод. — Мы вообще никак не связаны с криминалом.

— А как история с подставой Страйкса в Мельбурне? — тут же спросил Саймон.

— При чем здесь я? Ты и Майк у него закупались — но не я. В отличие от вас, я даже не пробовал травку…

Саймон хмыкнул.

— А что не так? Если у вас и были какие-то криминальные дела с Дереком… со Страйксом, то меня в них впутывать не нужно. Кстати, не в последнюю очередь из-за ваших пристрастий Страйксу удалось взять меня в плен. А если бы не ты, я бы даже не знал о его существовании.

— Что за подстава со Страйксом? — спросила Эми.

Молчание.

Саймон и Клод, а вместе с ними и Майкл, старались не смотреть в сторону Эми. Свое безраздельное внимание они уделили вычурному трехэтажному автомобилю, как раз проезжающему мимо них…

Майкл был уверен, что ни Саймон, ни Клод не подумали о том, что Эми ничего не знает об их небольшом криминальном приключении, включающим в себя избивание Страйкса, побег из берлоги за секунду до вторжения копов и недельную отсидку Майкла и Саймона в квартире Майкла, в то время, пока велся их неактивный розыск. Неактивный… спасибо папе Тайгера за это.

Черт…

Это же было совсем недавно. Но Майклу казалось, что его прошлая жизнь с болезнью матери, кознями отчима и подставой Страйкса принадлежала совсем другому человеку. Будто бы не было никакого переноса во времени — будто бы в реальности действительно прошло двести лет с того момента, как он покинул мельбурнскую квартиру с узорами из паутины и сломанной софой.

А может… он просто задремал на своей софе и все, что связано с переносом во времени — не более чем сон?

Или галлюцинация от «поросят» Саймона…

Да уж… Нейроны мозга часто любят топать по ненужным, изжившим себя дорогам.

— А каком плене идет речь?

Очередной вопрос Эми вернул Майкла обратно в реальность.

Он огляделся по сторонам и увидел Клода, что-то невнятно бормочущего в ответ.

— Ты не оговорился… — медленно начала Эми, — о да, ты не оговорился, когда упоминал Дерека. Стало быть, этого Страйкса зовут Дерек?

— Да, — внезапно для себя ответил Майкл, стараясь не смотреть на Клода, зная, что тот посмотрит на него с крайним неудовольствием.

— Стало быть… ты представился мне именем преступника, когда знакомился со мной? — голос Эми стал тише.

— Нет, нет, я же говорил, что Страйкс знает Саймона… — пытался оправдаться Клод.

— Да, ты упоминал об этом, это правда, но вот про похищение ты мне ничего не рассказывал…

— Это шуточное похищение, ты не поняла…

— Я поняла, что была дурой, когда поверила в твою историю, там, в электромастерской — ведь ты бы не назывался именем преступника, если бы я действительно тебе понравилась…

— Как ты можешь такое говорить? Я же люблю тебя…

Эми прижала указательные пальцы к своему лицу и сказала:

— Ты любишь это. А не это. — Она приложила пальцы к груди, в которой, как радостно предполагал Майкл, билось разочарованное сердце…

Клод не знал, что ему ответить. Он бросил беглый взгляд на Саймона, явно не понимая, что в этот раз Саймон не способен дать какой-нибудь ценный совет, разумеется, из-за присутствия рядом Эми.

В ее зеленых глазах стояли слезы. Клод же казался беспомощным, словно тонущий ребенок. Саймону же хватило такта не шутить, на его лице читалась вежливая беспристрастность. А Майкл…

Майкл ликовал! И его даже не волновало, читается ликование на его лице или нет.

— Зачем же ты тогда подошел ко мне в «Трех Дорожках»? — спросила Эми. — Зачем ты предлагал мне сыграть с тобой в этот дурацкий боулинг?

— Потому что ты… мне… понравилась… — отчеканил Клод.

Саймон замахал указательными пальцами перед глазами.

— Из-за твоих зеленых глаз, — добавил Клод.

Майкл слегка разочаровался из-за того, что Эми не могла увидеть кривляний Саймона. Ее взгляд не отрывался от пристыженных голубых глаз. Их обладатель произнес:

— Помнишь, ты при нашем знакомстве хотела узнать у меня, чем же именно ты мне понравилась?

Эми кивнула — взгляд ее мокрых глаз, казалось, чуть-чуть потеплел.

— Помнишь, что я тебе ответил?

— Ты ответил «всем», — сразу же ответила Эми.

— Правильно. А помнишь, как именно я пояснил свой ответ, после того как мой ответ «всем» тебя не устроил?

— Глаза — это все. Когда на твой вопрос о том, чем именно ты мне понравилась, я ответил «всем», именно глаза я и имел в виду.

Клод был поражен — как, впрочем, и Майкл с Саймоном. Два невольных свидетеля выяснения отношений.

— Ты помнишь слово в слово. Ты же понимаешь, что для меня наши отношения означают?

Эми молчала.

— Для меня они означают все… — сам ответил на свой вопрос Клод.

Эми все еще молчала.

— Я не раз оправдывал свою любовь к тебе. Тогда, при нашем знакомстве. Потом в мастерской Механика. Потом в Леклере после той истории… с Лаурой. — Клод болезненно поежился. — А теперь сейчас. В присутствии друзей. Я никогда так не унижался. Неужели моего поведения тебе недостаточно, чтобы понять, что я действительно тебя люблю?

Саймон украдкой показал Клоду большой палец — но в этот раз его жест не укрылся от зеленых глаз.

— Нет, — ответила Эми.

Голубые глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит от удивления.

— ЧТО??

— Твоего поведения недостаточно, чтобы оправдать ту ложь, с которой ты начал знакомство со мной.

— Я не врал тебе.

— У тебя была причина называть не свое имя.

— Да. Имя этой причины — моя глупость. Я же тебе не раз об этом говорил…

— Отвези меня в город М, — перебила его Эми.

— Что? В Гриверс? Там же опасно.

— Там Литовка. Я хочу ее увидеть.

— Для чего?

— Мне нужно с ней поговорить. Она — единственная в этом мире, кто по-настоящему понимает меня.

— Она же торгует лицидами. Она ничем не лучше Страйкса, чье имя ты постоянно ставишь мне в вину.

Зеленые глаза смотрели на Клода чересчур странно — нельзя было понять, что именно они выражают в данный момент. Ветер стал усиливаться — темные патлы Майкла и огненно-рыжие волосы Эми стали закрывать лица своим обладателям.

— Если ты меня любишь, то позволишь мне увидеться с ней, — сказала Эми, убирая с лица свои локоны. — Я хочу услышать от нее правду. Слухи, которые о ней распускала Лаура, меня не интересуют…

— Но…

— К тому же, — Эми не дала Клоду вмешаться, — я хочу поделиться с ней… правдой. Для меня это важно.

— Но…

— Кроме того — в городе М живет Механик. У вас, я обращаюсь прежде всего к вам, — она повернулась к Майклу и Саймону, — у вас будет возможность узнать подробнее о причине его предательства.

— Это не предательство вовсе, — махнул рукой Саймон. — У нас с Майком другие планы. Мы будем грабить, правда, Майк?

Майкл кивнул — но он не понимал, зачем это делает.

Глаза Эми чуть задержались на лице Майкла, после чего она сказала:

— Дело ваше.

Затем она глубоко вздохнула и в очередной раз смахнула с лица волосы. Царапина медленно затягивалась.

— Стало быть, наши пути расходятся?

— Почему? Мы же должны держаться вместе… — начал было Клод, но он тут же замолчал, с удивлением увидев, что Саймон кивает Эми.

— На время, — сказал Саймон. — Может, очень короткое время. Мы с Майком прокатимся по Гриверсу в поисках чего-нибудь ценного, а вы с Клодом сможете в более приватной обстановке разобраться в своих отношениях. А потом мы встретимся вновь — богатые, обновленные, с новыми надеждами. Что скажешь, Майк?

Майкл понимал, что если он выразит свое согласие со словами Саймона, то потеряет (на время, но все же потеряет) лишнюю возможность любоваться ею.

Но…

Его сакральные чувства стали уж совсем сложными и запутанными, поэтому он сказал:

— Думаю, так будет лучше.

— А ты, Клод, что ты по этому поводу думаешь?

Клод взглянул на Эми и нехотя произнес:

— Мне придется согласиться — хотя я бы с большим удовольствием остался бы в Паксбрайте.

— Все решено, — сказал Саймон. — Наши пути расходятся…

— …для того, чтобы сойтись вновь, — закончила за него Эми.

Саймон заулыбался.

— Какая же ты классная! Дай я тебя обниму на прощание…

Он прижал Эми к себе, чересчур крепко, вызвав довольно ревностный взгляд со стороны Клода, затем по-братски обнял самого Клода. Майкл тем временем стал обниматься с Эми. Пульс его участился, он шепнул ей на ухо:

— Береги себя, дорогая.

После чего он сразу отправился к своему Апексу. По пути он коротко кивнул Клоду на прощание и, получив в ответ столь же короткий кивок, сел на электробайк и включил мотор. Он подождал, пока Саймон усядется сзади и пристегнется, и все это время не сводил глаз с Эми.

А она не сводила глаз с него. Майкл хотел думать, что видит в ее взгляде то, что больше всего хотел увидеть.

Махнув ей на прощание рукой, он развернул свой байк на север и помчался навстречу почти полностью угасшему горизонту…

ПЛЕНКА

Ад во всей его бесконечности

Иногда духовидческий опыт ужасен, а мир преобразовал к худшему, индивидуализация усиливается, и негативный визионер оказывается связанным с телом, которое, кажется, становится все более и более плотным, более туго упакованным, пока он, наконец, не обнаруживает себя сведенным к

агонизирующему сознанию сконденсированного куска материи, не больше камня, который можно удержать в руках.

Но иногда нет.

Жизнь полна противоречий, не пытайся их понять. Все равно во всем не разобраться. Живи так, как хочется, никогда никого не слушай — все равно все они умрут. И ты умрешь. Пожалуй, эта одна из тех немногих вещей, о которой можно говорить с определенностью.

По крайней мере до тех пор, пока не открыли вакцины от смерти. Это было бы явлением небывалым, даже более значимым, чем изобретение машины времени. А то, что происходит сейчас, уже происходило. И произойдет еще не раз. И будет переосмыслено сотни раз. Своеобразная циркуляция постмодерна во времени.

Итак…

Гриверс, провинция Спелсер, город Лоудаун.

Во свое время Майкл и Саймон уже были неподалеку от этого города — когда приезжали за передвижной лабораторией Элиаса. Но тогда они не заезжали дальше указателя с надписью «Лоудау» с красноречивым граффити Сикстена Бейла. Тогда была их первая поездка в эре Становления, поездка неосознанная, под руководством Элиаса, в компании нервного Клода и бесчувственной Эми.

Но…

Клода здесь нет, Эми тоже, а изобретатель шокирующей своими возможностями машины оказался под арестом. В Лоудауне только двое — Майкл и Саймон. Их взгляды направлены в одну сторону, идеи их рациональны, и рациональность эта скрыта под их напускным — но таким искренним — безрассудством.

Они приняли решение податься в Лоудаун, чтобы не пересекаться с Клодом и Эми. Саймон ссылался на нервозность Клода и общую унылость его взглядов, а Майкл… он тайно возжелал, чтобы Эми не увидела его таким, каким, скорее всего, он станет в стране пороков под руководством своего верного ориентира, который без пороков просто не мыслим.

Он станет грабителем. Он будет воровать у гробовщиков, электромагнатов, простых богачей, просто у тех, чьи рожи хоть на мгновение покажутся ему отвратными. Оппозиционер Престон не был случайностью или порывом, решил Майкл. Он был первой жертвой.

Лучше оставить рожи богачей в стороне — потому что в Гриверсе отвратительных рож хватало и среди бедняков. Сама себя ненавидящая чернь, готовая нырять с головой в дерьмо по первому же указанию своего правителя всегда вызывала у Майкла особенно сладкую ненависть. Одной короткой прогулки по Лоудауну хватило Майклу в полной мере осознать сладость своей ненависти. Вонючая внешность, рваные штаны, страшные проститутки, полуголые наркоманы с пустыми глазницами, длинноухие и близорукие мужики, от которых воняло смесью дерьма и дешевого курева… При всем при этом Майкл не мог оценить общую, словно по сговору, мизантропию, что витала в лоудауновском воздухе. Все жители этого паршивого города ненавидели друг друга по определению — за свою нищету, за свою вонь, за сам факт своего существования. Чтобы не выделяться из гриверской толпы, просто достаточно ненавидеть все живое и неживое, что окружает тебя. Мизантропичное население Гриверса, был уверен Майкл, ненавидит его и Саймона за их выделяющуюся из общей картины, не загаженную, а по меркам лоудауновца и вовсе роскошную одежду. Но Майкл и Саймон были рады с процентами вернуть местному населению все их ненавистные взгляды.

«Пусть меня ненавидят все на свете» — думал Майкл с некой странной гордостью в своей походке. — «Лишь ненависть одной, той самой, станет для меня убийственной…»

Кроме населения, неприятным впечатлением для Майкла стали ползучие большие насекомые — странные, пятнистые, вызывающие болезненное сжатие в желудке… «Если наш мир — матрица, то она чересчур извращенная» — сказал про насекомых Саймон и раздавил одного из них ногой.

По обоюдному желанию они решили опробовать местный общественный транспорт, а именно — фиолетовые автобусы с роботами-водителями, чьи лица выглядели еще тупее, чем пропитые рожи лоудауновских мужиков, так что Майкл и Саймон нисколько не удивились, что автобус дважды врезался в один и тот же столб. Водитель казался новичком, впервые севшим за гоночный симулятор — так что нечего удивляться, что кроме них двоих в автобусе никого не было. Грязные полы ржавых автобусов не то, чтобы удивили, зато удивили разбросанные на полу использованные шипастые презервативы - что невероятно обрадовало Саймона.

— Если мне удастся заполучить Литовку — а я знаю, что ее заполучу — то я трахну ее прямо на этом полу. Превращу ее в чайлдёртку, так сказать.

Тут же им бросилась в глаза надпись, выведенная, судя по всему, кровью — «Грид сосёт».

Майкл и Саймон переглянулись. Саймон презрительно процедил:

— Как же это отвратительно!

— Что? Это же Грид, он наш враг.

— Это само собой. Он явно мразь, равно как и остальные политики. Но отвращает меня не Грид, не кровь, которой его имя было выведено, а эта надпись, сама по себе. Это, своего рода, его антипропаганда. А я ненавижу любую пропаганду. Любые лозунги. «Пусть все пропагандисты сдохнут» — вот мой лозунг.

«Деструктивное мнение от деструктивно мыслящего в деструктивном мире» — подумал Майкл, но ничего не сказал — он, почти как и всегда, был полностью солидарен с мнением Саймона.

Характерным знаком, показывающим Майклу, насколько деструктив укоренился в парадигме существования Гриверса, стали объявления от наемных убийц, появляющиеся буквально повсюду — в газетах, на стендах возле остановок, на телевидении — они предлагали самые разнообразные способы осуществления своей профессиональной деятельности. Некое одобрение от Майкла и Саймона получила листовка, чаще других встречающаяся в городе. На ней был изображен мужчина, примерно лет тридцати, с надменной, совсем у Саймона, ухмылкой. При всем при этом у Майкла создавалось ощущение, что он видит перед собой мессию — насколько одухотворенным было лицо на листовке. Под ликом мессии шла фиолетовая подпись: «Вражеский агент, занимающийся разведывательной деятельностью, подрывающей экономику и безопасность Гриверса. Известен под псевдонимом Джейсон. Разыскивается живым или мертвым». А еще ниже шла цитата Джейсона, явно указанная для того, чтобы вызвать ненависть у тех, кто ее читает:

«Живые люди — самые что ни на есть податливые животные на свете. Мертвецами манипулировать нельзя»

А чуть ниже:

«Лишь в смерти вы найдете от меня спасение»

Но у Майкла эта надпись не вызвала никакой ненависти к разыскиваемому Джейсону. Напротив — любой мизантропический выпад вызывал у Майкла невольный отклик согласия в его, по всей видимости, темной душе. Он мысленно поддерживал Джейсона в борьбе против режима Грида. Майкл повернулся к Саймону и не удивился, что Саймон считает также.

— Любой, кто встает против авторитета, автоматически заслуживает уважение, — сказал Саймон.

— Но, судя по листовке, этот Джейсон ненавидит людей, — с притворным негодованием возразил Майкл.

Саймон хмыкнул.

— Кто сказал, что написанные на листовке слова в действительности принадлежат Джейсону? И даже если допустить, что они действительно принадлежат ему, так что это меняет? Люди, проживающие здесь, ненавидят друг друга и без Джейсона. Я думаю, ты и сам это заметил.

— Это правда, — кивнул Майкл.

— К тому же подумай — какое другое чувство, кроме ненависти, может вызывать их нищета, необразованность и безвыходность их положения?

— Жалость? — предположил Майкл.

Саймон вновь хмыкнул и помахал указательным пальцем перед носом Майкла:

— Нет, нет и нет. Жалость лишь уподобит нас тем, кого мы жалеем. Мы можем лишь заставить этих людей попробовать вынырнуть из дерьма, в котором они вязнут. А энергию для этого они смогут найти только в ненависти — и уж точно не в жалости.

После своей речи Саймон многозначительно покивал головой. Майкл в душе согласился с ним, но никак свое согласие не показал. Он молча пришел к выводу, что лишь ненависть способна сдвинуть горы и открыть перед ним все дороги. Майкл махнул рукой вперед.

— Пойдем уже.

— Обратно?

— Да.

— Ладно.

Оба отвернулись от листовки с Джейсоном и пошли в обратную сторону.

Лоудаун являлся сравнительно небольшим городом, лишь ненамного превосходящим в размерах Леклер. Поэтому для Майкла стали удивлением бульдозеры, постоянно роющие землю, используемые, насколько он мог судить по идущим от ковша бульдозера искрам, для установки очередного блока электроэнергии. Электромагнаты, понятное дело, хотели развития исключительно своего бизнеса, и удобство горожан, особенно таких убогих, как лоудауновцы, заботило их в последнюю очередь.

Ранее днем Майкл и Саймон прогуливались по кварталу в Лоудауне с названием Блэк Кантри — как оказалось, в этом квартале чернокожие постоянно избивают не чернокожих. Но, к счастью, им удалось избежать драки — Майкл и Саймон просто пробежали мимо толпы бритоголовых негров, нещадно избивающих какого-то безглазого азиата. «Неумирающие предрассудки — как это мило» — с нежностью произнес Саймон, когда Блэк Кантри остался позади.

Более неприятной неожиданностью стала для них полиция нравов, а конкретно — отдел полиции нравов по борьбе с юмором и инакомыслием.

Реально существующий правоохранительный орган.

Во время третьего часа бессмысленного хождения по городу стало совсем скучно, поэтому нечего удивляться, что Майкл и Саймон уделили особое внимание странным незнакомцам в забавных блестящих костюмах и тонких очках без стекол. Они синхронно засмеялись, прямо перед их носами. Их рассмешили даже не дырявые очки — а жидкие, ставшие дырявыми, видимо, от долгого ношения детские футболки — с узором из мультяшных попугайчиков. Увы, но друзья тогда не знали, что это типичные костюмы типичных сотрудников лоудауновской полиции нравов.

— Предъявите документы.

Тогда Саймон замер, а его руки машинально сомкнулись в кулаки.

— Ради вашей же безопасности, — добавил полицейский.

— Чтобы я был в безопасности, достаточно не приставать ко мне…

— Реально существующий правоохранительный орган.

Эту фразу Саймон не уставая повторял, после того как откупился от требовавшего документы блюстителя нравов крохотным кусочком золотого пистолета. Этот же полицейский, ставший, надо заметить, куда более приятным в общении после получения золота, сообщил Саймону, что идея с полицией нравов была позаимствована Гридом из Синистера, после того как канцлер Гриверса и мэр Кенинг Хора совсем устал от насмешек и пародий в свой адрес.

Майкл сделал для себя довольно удивительный вывод — даже здесь, в Гриверсе, люди, если отбросить в сторону их нищету и общее уныние, в среднем красивее, чем в Австралии. «Медленное проникновение перфекцинации во все сферы» — с видом ученого, видом типичного ученого, а не Элиаса, заметил Саймон. Майкл и Саймон пошли обратно — то есть, к месту, в котором они решили остановиться. А остановились они в мотеле с горящими шестерками, висящими над входом, под логично вытекающим из этого названием «Шестерки Сатаны». Они уже успели снять комнату на втором этаже, полную кассет с порнографией, произведенной, судя по наклейкам на их обложках, в Китни. Апекс Майкла был припаркован на заднем дворе, неподалеку от свалки.

Владелец мотеля, одногубый коротышка, постоянно дымящий феерически огромной (если учесть, что он коротышка) сигаретой, подумал, что Майкл и Саймон — пара. Но Майклу, а тем более Саймону не было дело до каких-то там чужих мыслей. В качестве оплаты за проживание они сдали коротышке отрубленный от золотого пистолета курок. Коротышка невероятно оживился и сообщил, что за оплату золотом он готов оставить за ними комнату на неопределенный и, что радует, точно не короткий срок.

— Ты чудесен, — сказал Саймон коротышке, употребляя какую-то серо-коричневую дрисню, которую в Гриверсе называли едой. — Было бы у тебя две губы — я бы тебя точно расцеловал.

Коротышка с неприязнью на него покосился и прошептал одной губой что-то очень похожее на «точно гомики». Майкл, стоявший рядом у стойки и куривший отменные сигареты с ромом, знал, что Саймон всегда обожал подогревать любые слухи, связанные с ним, даже если они касаются тех вещей, которые уж точно к нему не относятся.

Коротышка куда-то отошел, а Майкл, ощутивший, несомненно, из-за ромовых сигарет, желание говорить… заговорил:

— Это ли не зомби? — начал Майкл, указывая куда-то абстрактно в воздух, но прекрасно понимая, что Саймон знает, что он имеет в виду местных жителей. — Все они — самые настоящие зомби. Внешне одинаковые, с начисто промытыми пропагандой мозгами. Почему зомби обязательно кусают друг друга, чтобы превратить в себе подобных, если можно переносить свою заразу не так явно? Поселить ее глубоко в голове, да так глубоко, что любое проявление непохожести воспринимаются с агрессией, словно те, кто не похож на них, являются заразными. Искусственно созданный психбольной считает главврача идиотом? Это ли не гениально — навязать своим рабам чувство значимости собственных взглядов?

Майкл увидел, что к его кожаной куртке прилипло что-то темно-зеленое, липкое, никогда Майклу до сегодняшнего дня не встречающееся. Он осмотрел стойку, на которую облокотился, и увидел, что почти вся стойка покрыта этой грязью. Майкл брезгливо сощурился и стал отдирать прилипшую к куртке грязь.

— Мы живем под властью микробов. Мы не должны чураться власти. С властью нужно дружить… А неуместная чистота — удел непросвещенных невежд. Чисты телом, но слабы духом. Но не пойми меня неправильно, Майк, я не восхваляю тех грязных животных, которых ты, Майк, вежливо уподобил зомби. Нет, нет и нет. Я одинаково ненавижу и чистюль, и грязнуль. Тот, кто чист снаружи, полон дерьма внутри. А у гриверских грязнуль и вовсе отсутствует дух. Безвольные куски грязной плоти, обернутые в лоскуты. Им я желаю скорейшего вымирания. А чистюлям? Хм… Желаю всем чистюлям галлюцинаций с огромными микробами.

Саймон закурил сигарету с ромом, видимо воображая, что пьет ром в честь сказанных ранее слов. Он сделал три затяжки, наткнулся на странный взгляд Майкла (который все-таки отодрал непонятную субстанцию от своей одежды) и посчитал нужным добавить:

— Я видел галлюцинации с огромными микробами, я знаю, о чем говорю. Это очень, ОЧЕНЬ страшно, можешь мне поверить.

Майкл кивнул — хотя он не нуждался в пояснениях. Он думал совсем о другом…

— Знаешь, что я думаю? — Саймон схватил Майкла за плечо и стал дышать ромом в лицо. — Перед нашими грабежами мы должны как следует упороться. Что ты на это скажешь?

— А… — На Майкла снизошло понимание. — На такие мысли тебя побудило КОМБО?

«КОМБО» — дорогая, изготовленная паксбрайтовскими учеными, особая смесь, позволяющая мешать какие угодно наркотики друг с другом и не умирать при этом от передозировки. У Саймона загорелись глаза, когда он увидел эту смесь на прилавке.

— И да, и нет, — негромко ответил Саймон. — Просто… Я хочу выжимать из людей литры ненависти, чтобы они не мешали мне познавать все те бесконечности, что меня окружают…

— Я не понял, что ты имеешь в виду. Все то, что ты говоришь, похоже на бред. Видимо, ты вдоволь накурился травы Механика и теперь она не отпустит тебя до конца твоей жизни…

— Увы, но это не так. А по поводу бреда — так, дружище, абсолютно все на свете бред. Хаос, ложь, и все такое в этом духе. Но одно я могу сказать точно. Наркотики — это прекрасно. Они очищают меня, после них я начинаю ненавидеть с чистого листа. Чтобы я не причинял никому вред, я должен всегда быть под чем-то… лучше всего под травой, желательно травой Механика. После нее ни одна мысль, кроме правильной, не забредет в мой эгоистичный мозг.

— Ну да, — грустно сказал Майкл, думая о ней, — наркотики помогают бороться с депрессией и выворачивающими наизнанку мыслями.

Саймон презрительно хмыкнул.

— Депрессии — удел слабаков. Никто не будет уважать того, кто не уважает себя. Если бы ты не был тем, кем ты являешься, Майки, я бы с чистой совестью набил бы тебе морду за твои депрессивные мысли.

Майкл поднял брови.

— И не смотри не меня так! — добавил Саймон. — Отбрось всю суету и наслаждайся тщетностью бытия. Просто радуйся, что ты существуешь. Не придавай значения мелькающим картинкам перед глазами, которые всегда через мгновение оказываются в прошлом.

Майкл кивнул — это все, на что он был способен. Слабая предрасположенность к выражению своей воли. Мысли о ней стали невыносимыми. Он ненавидел себя за такую любовь. Сильный импульс, плавивший его внутренности, просто перегорит и превратится в пустоту. А ее — такую священную и такую непостижимую — будет ублажать тот, кто запятнал свою любовь лживыми и, что самое гнусное, бессмысленными обещаниями.

Если бы она встречалась с Саймоном, думал Майкл — вряд ли бы он так мучился. Он убедил себя, что искренне радовался бы союзу своего лучшего друга и своей священной возлюбленной.

— Так, — сказал его лучший друг, отрывая его от грустных мыслей. — Пора подсесть на наркотики. О, слава хаосу, что я оказался в государстве, где меня не посадят за мою к ним порочную любовь.

Майкл подскочил на месте, заставив Саймона с непониманием спросить:

— Что ты делаешь, Майк?

— Пойдем купим КОМБО и перепробуем все, что сможем найти… одновременно, — предложил Майкл с удивительным даже для самого себя пылающим энтузиазмом в груди.

Серые глаза с недоверием взирали на друга, потом просияли — и Саймон с силой ударил Майкла по плечу.

— Вот это уже другой разговор! — сказал он, взъерошив Майклу волосы. — Идем. Да здравствует теневой рынок — рынок, хоть и в этом сраном будущем, но все же вышедший из тени!

**************

Бесконечное чувство голода. Он бросает еду в громадную пропасть, образовавшуюся в желудке. Затем он выходит курить на балкон, на двадцатом этаже своей мельбурнской квартиры. Только сейчас Майкл понял, что это невозможно. Ведь Мельбурна нет. Мельбурн был уничтожен Серым Ураганом в 2021 году. Едва он это осознал, как балкон, словно лифт, стал опускаться вниз…

Майкл подскочил на кровати. Черт побери, это же сон. Как же он раньше до этого не додумался. Испытывая невероятное облегчение и осознавая, что он так и не выспался, Майкл лег на кровать, накрылся одеялом и почти мгновенно уснул.

Майклу приснилось, что он принимал героин. Долгое время он не мог различить эффект неизвестного наркотического микса от навеянного сном героинового поламывания в теле. Когда же это произошло, Майкл ужаснулся — насколько же притягательным показался ему героин, несмотря на все мысленные самозаверения про то, что этот наркотик никогда не окажется в его теле.

Потом он понял, что это не все.

Что этот сон ему приснился! Он испугался, и как только страх пробрал его с ног до головы, он понял, что стоит — а вернее сказать, висит, поскольку пола под собой он не чувствовал — итак, он понял, что висит в темной комнате без единого намека на свет.

Итак.

Темная комната.

К нему подошел некто в темной рваной рясе. Майкл не мог понять, кто к нему подошел, хотя он видел его отчетливо… или ему только казалось, что он видит отчетливо… В незнакомце преобладали черты Саймона и Фила, его дражайшего отчима. Он почему-то был одет в рясу Моллиса, от него пахло странной смесью мандаринов и гари. Запах гари вызвал в его голове воспоминание из прошлого, когда он пытался защитить Эми от ядовитых трезубцев Фрэнка. Воспоминание сразу же исчезло, потому что незнакомец спросил:

— Я не существую, но ты думаешь обо мне…

— Так кто же ты? — спросил Майкл и испугался — он не узнал свой собственный голос.

— Подумай и ответь — твой ответ обязательно будет правильным.

Майкл не мог думать — он не понимал, как это делается.

Но…

Он почувствовал, как открывается его рот, который отвечает все тем же чужим голосом:

— Ты бог?

— Правильно.

— Что тебе от меня надо?

Ответа на свой вопрос он так и не услышал.

Темная комната стала медленно исчезать. Стало просто темно. Он чувствовал, что обрел свое сознание. Он понимал, что за ним кто-то наблюдает. Неужели некий Мастер читает его жуткие мысли?

«Эй ты, Производитель!

В другой сфере ты всего лишь потребитель.

И тебя же травят такие же ебаные производители, как и ты. Травят так же, как и ты!»

Очнись!!!!

— Майк, очнись!

— А?

С огромным трудом Майкл открыл глаза и увидел обеспокоенное лицо Саймона.

— Ты как? — спросил он. — Уже вышел из экзистенциального трипа?

Майкл подскочил на кровати. Его водило в разные стороны. Перед глазами витали узоры из синтетической еды. Пестрая рубашка Саймона казалась ему еще более галлюциногенной, чем прежде. Гостиничный телевизор, похожий на потасканную раму с мелькающими в ней сенсорными картинками, с перебоями показывал самую разную ерунду.

Одна реклама. Сплошная реклама. Майкл понял, как устроено гриверское телевидение — целые сутки показывать только рекламу.

«…Чистящее средство Квенти1+. Мгновенно выводит сгустки ядовитой пыли от самых различных поверхностей — пластик, деревозаменитель, синтетический каучук…

— Бери и пользуйся, очень хорошее…

— Фу, какая гадость!

— Думаешь, я бы тебе отдал Квенти1+? Беги в магазин и покупай, пока не разобрали…

Квенти1+ — покупай, пока не разобрали…»

— Как мы здесь оказались? — спросил Майкл, с паникой оглядывая место, в котором он находится.

Это была комната мотеля. Та самая, за которую они отдали курок золотого пистолета. Все вроде бы нормально — тогда откуда же взялась паника в его дико стучащем сердце?

Койка была непривычно твердой. Изображение с очередной рекламой становилось то насыщенным, то расплывчатым. В этот раз рекламировался некий инструмент под названием энергосберегатель. Майкл приподнял голову и посмотрел в окно. Мимо свалки с зеленовато-фиолетовым дымом пробегала корова, за ней гнался отчаявшийся чайлдаст. Расплывчатый отчаявшийся чайлдаст. Вся комната стала неустойчивой — Майкл подумал, что он находится на корабле, хотя он никогда в своей жизни на корабле не был. Майкл подскочил с кровати, его повело, и он едва не свалился на пол.

— Эй-эй, дружище, поаккуратнее!

Майкл перевел взгляд на источник звука — им оказался Саймон. Выглядел он как плохо нарисованная карикатура, становящаяся то цветной, то чересчур мутной, словно паутина, висевшая в каждом углу его мельбурнской квартиры.

— Как ощущение, Майки? — спросило изображение, плывущее вертикальными волнами.

— Что мы употребляли? — с невероятным усилием спросил Майкл.

Он с ужасом услышал свой голос — отдаленный и никоим образом не связанный с его собственным телом.

— Мы жгли шелуху земляного ореха, — стал отвечать Саймон, — а после принялись за можжевельник.

Он указал на пеплище в середине комнаты, и едва Майкл увидел его, как его нос стал распознавать резкий одурманивающий запах. Запах был в какой-то степени похож на запах пряного отуанского табака, который постоянно курил Элиас — только аромат дикой смеси можжевельника и земляного ореха был раз в двести насыщеннее. К нему еще прибавился вездесущий запах гари. Майкл чувствовал, что у него подкашиваются ноги, он плюхнулся обратно на кровать и уткнулся в телевизор. Шел какой-то видеоряд с изображением металлической женщины, поющей мужским голосом и с плотно сомкнутой челюстью что-то неразборчивое.

— Что-то было еще, — услышал он голос Саймона. — То, что тебя так прибило. Не подумай обо мне плохо, меня тоже прибило, но не так сильно.

— Так что же нас прибило? — спросил себе в нос Майкл.

— Не помню. Или пока не помню… Не знаю. Но знаю точно, что это сносит все рамки, установленные мозгом…

— Ага, — выдавил из себя Майкл и стал вытирать себе подбородок, поскольку испугался, что тот стал мокрым.

Но…

Мокрым он, к счастью, не был.

Здравствуйте. Меня зовут Лоуэст Даст, и в эфире ежечасовая новостная программа «Мыло для извилин» Сегодня вы узнаете, сколько гвоздей вбил в глазницы неуловимый грейсайдовский маньяк, получивший прозвище «Вбиватель».

— Какое же изощренное убийство… — протянул Саймон. — Вбивать гвозди в глаза… Клевый маркетинговый ход маньяка, ведь им, маньякам, нелегко быть оригинальными…

— Уууу… — поежилось изображение Даста на телемониторе. — Также вы узнаете, сколько паксбрайтовцев было уничтожено синистерскими интервентами и сколько готов отдать наш раненый — не только на голову, но и в живот — Престон за любую информацию о таинственном грабителе, стащившем прямо из-под его длинного сопливого левоцентристкого носа неприкосновенный дар «короля гробовщиков» Эла Дэда.

Майкл икнул. До него медленно доходило, что небольшим кусочком этого дара они расплатились за свое проживание в «Шестерках». Он закричал:

— Нам нужно бежать отсюда!

— Успокойся, дружище. Тебе и ходить-то нельзя, какой к черту бег!

— Что мы еще употребляли?

Саймон посмотрел так, словно неуместнее вопроса, чем этот, никогда не слышал:

— Думаешь, я помню? Я, как и ты, где-то на пару часов выпал из этой реальности…

Карие глаза, казалось, выпученные до предела, стали еще шире.

— Да не волнуйся ты! — Саймон хлопнул Майкла по плечу, отчего тот шарахнулся в сторону так, словно в него выстрелили из пушки. Он опять чуть не грохнулся на пол, Саймон аккуратно его приподнял и усадил на кровать.

— Все хорошо, — стал говорить Саймон. Он взглянул на свою перчатку-часы. — Прошло где-то двенадцать часов с того момента, как мы вышли из мотеля, чтобы купить КОМБО. После того как мы купили этот божественный препарат, мы, по совету продавца, направились в синдикатский ларек неподалеку от Блэк Кантри. Там один узкоглазый предложил нам купить бруснику. И после этого — бам! — я ничего не помню, просыпаюсь в мотеле, а рядом ты храпишь.

— Надо же. Я вот даже этого не помню.

— Я думаю, что ты вспомнишь то же самое — думаю, что твои воспоминания пока еще не прогрузились.

— Какие же мы идиоты! — громко сказал Майкл и тут же пожалел об этом — от громкости его голоса комната словно бы уменьшилась в размерах и сжала его в тиски. — Пробовать неизвестные наркотики в этом сраном месте, где каждое рыло выглядит так, будто бы желает тебе смерти… Сраная брусника! Неужели только из-за нее меня так прибило?

— Может быть, — пожал плечами Саймон. — Дополнительные воспоминания о нашем приключении пока еще не прогрузились.

— Оооооо…

— Надо заметить, что если бы не КОМБО, вряд ли мы остались бы в живых, — сказал Саймон. — Эти ягоды убивают моменталь…

Тут же он прервал свою речь и добавил:

— Вот-вот. Прогрузилось.

— Что прогрузилось?

— Я вот что еще вспомнил — узкоглазый дилер действительно нам сообщил, что синдикатская брусника смертельно опасна, если перед ее приемом не закинуться КОМБО.

— Хорошо, что продавец предупредил об этом.

— Наркобизнес Синдиката легален, и я уверен, что они не стали бы нас убивать, — сказал Саймон. — Хоть их рыла, как ты правильно заметил, желают нам смерти, не думаю, что лишние клиенты им помешают. Хорошо, что хоть лициды здесь нелегальны — страшно представить, что с нами бы было, если бы мы до них добрались…

Майкл ничего не сказал — он почему-то ощутил страх.

— Хотя нет — представляю, — поправил себя Саймон с некоторой мечтательностью в голосе. — Мы увидели бы идеальные иллюзии и не захотели бы их покидать.

— Ага. — Больше Майкл не смог ничего сказать.

— Как ты думаешь, что бы ты увидел?

Майкл не стал отвечать — при вопросе Саймона он сразу же подумал о ней. Приятное еканье в сердце вместе с адреналином появились в упоротом организме Майкла в равных пропорциях и сделали его химические реакции еще более интересными. Вдобавок, он почувствовал, что извилины в его мозге стали натянутыми как канаты. Он сразу же все понял. Мозг стал подгружаться…

— Кажется, я начинаю вспоминать… — начал Майкл.

Но…

Он так ничего и не вспомнил.

Он принялся почесывать лоб — но тут же в страхе убрал от него руки. Его голова показалась ему непомерно большой, явно не меньше того места, на котором он сейчас сидел. Более того, он вовсе не чувствовал шеи. Майкл вновь подскочил и стал искать зеркало, чтобы убедиться в том, что это всего лишь отходняк, а не какая-нибудь метаморфоза, но зеркала он не нашел.

— Как выглядит мое лицо? — спросил Майкл с нотками истерики в голосе.

— Глупо, — ответил Саймон, собираясь закурить ромовую сигарету.

— Я не про выражение. Я про форму. Она нормальная?

— Да. А какой она должна быть?

— Я дотронулся до своего лба, и он мне показался феерически огромным, — пояснил Майкл, вновь пощупал свой лоб и вновь со страхом почувствовал, что он все еще огромный.

— Все пройдет, не волнуйся, — беспечно произнес Саймон и достал другую сигарету с ромом. — На, покури.

— Нет, я боюсь! — Нотки истерики в голосе Майкла стали чуточку выше — и это заставило его вспомнить о ней. Той самой. Снова.

Она…

Очарование всей его трезвой жизни. Вишенка на торте наркотического опьянения.

Чтобы и дальше можно было тайно вздыхать по ней, решил Майкл, нужно незамедлительно отказаться от любых наркотиков — даже от травы.

Ведь никогда в этой жизни он не чувствовал себя так странно…

— Давай, — передумал Майкл и взял у Саймона сигарету с ромом.

Осознание того, что с ним происходит что-то странное, парадоксальным образом вселило в Майкла спокойствие. Саймон зажег сигарету, и Майкл стал курить, уверенный в том, что ничего странного с ним больше не произойдет.

**************

Он вернулся.

Бог опять пришел к нему.

Или же… он вновь встретился с ним.

В том же месте, на том же вопросе, на котором Майкл его покинул…

— Что тебе от меня нужно? — вновь спросил Майкл.

— Я хочу тебе сообщить, что сейчас ты окажешься в аду, — ответил бог.

— Разве не дьявол должен мне об этом сообщать?

Бог укоризненно посмотрел на Майкла, и тот понял, что находится не в том положении, в котором позволительно задавать подобного рода вопросы.

— Ты хочешь сказать, что я умер? — спросил Майкл уже более серьезно.

— Да. Но я ничего пояснять тебе не буду. Скоро ты сам все осознаешь…

— Я не понял, что ты…

Но…

Бог исчез, оставив Майкла наедине с темнотой.

И…

Тут же наступил ад.

Смерть — это еще полбеды, но это…

Майкл ощутил в себе знание всего, что есть в этом мире, поэтому он обратился мыслями к живым, понимая, что они никогда не узнают о том знании, что только что даровал ему бог…

«Я познал смерть, живые невежды!»

Но сказать об этом невозможно — ведь ты мертв. От мысли, что мечты живых могут осуществиться, а твои нет, стало мучительно больно.

Ты познал суть этого мира, но теперь, ты бы предпочел незнание живого.

Ты был мертв, и ты это чувствовал.

Начался музыкальный круговорот мучительных ощущений, смешанный с едва различимыми, совсем ничтожными, отблесками былых надежд, которые когда-то грели твою душу, но в этой парадигме существования — парадигме мертвеца — они причиняли тебе боль своей нынешней бессмысленностью.

Ты не чувствовал времени. Времени больше нет. Путешествия во времени бессмысленны — потому что больше некуда путешествовать.

Ты подумал о других мертвецах, что они наслаждаются своим небытием, в то время как ты вертишься в аду собственных переживаний.

Ты подумал, что тебе выпала самая позорная смерть, которая когда-либо могла быть. Всевышний наказал тебя за твое безбожие. Он выполнил твое желание, дал тебе вечность и знание — но оставил тебя одного, заставил спускаться по круговой лестнице ада, к самому его ужасу — и подниматься вверх, чтобы набраться сил для повторного спуска вниз. Нет никаких шансов этого избежать. И когда ты стал бороться, ты стал сильнее в этом убеждаться.

Ты стремился познать мир. Ты его познал. Твоя цель выполнена. Впереди — мучительная бесконечность. Тебе не дадут смириться с этим — тебе дадут новые силы для борьбы… лишь для того, чтобы эти силы отнять…

О тебе не напишут в газетах. Глупая смерть в обмен на познание бытия. Ты просто умер, как обычный наркоман. Но ты уверен, что ценой грядущего ада, ты познал то, что никто до тебя не познавал.

Все были уверены, что жизнь после смерти — это извечный вопрос — но нет, у тебя, только у тебя есть ответ на него. Который, ввиду твоей бесславной смерти, никто не узнает.

Ты забыл обо всем, что когда-либо составляло твою личность. Все чувства перемешались воедино. Они образовывали собой некую мелодию, в которой иногда прорезались любимые песни, давно переставшие быть любимыми. Эта мелодия из чувств постоянно менялась, переплетаясь с разными ощущениями, которые когда-либо находились в теле. Вспомнились чувства юности, урок физкультуры в школе, оргазм рыжей, с которой у Майкла был секс в квартире Саймона, вкус воды, одышка, удары по телу, еканья в сердце при виде Эми, мать, Клодова джинсовая куртка, чувство падения в колодец, отчим. При всем при этом давящим грузом в сознании появилось осознание того, что ты мертв.

Что ты не отправился в небытие. Что это — твой персональный ад, о котором никогда не удастся поделиться с глупым Саймоном. Он-то, с его надменностью, презрением, отрицанием всего возвышенного, не познает тот бездонный колодец, в который Майкл продолжал падать.

Он был уверен, что это все. Его смерть. Он мертв. Его сознание будет всегда существовать в этом водовороте. Он теперь знает, что все атеисты не правы. Что ад есть. Что жизнь — вечна, и вечность ее мучительна. Он искал пути обхода, но каждый раз некая темная сила, иногда почему-то ассоциирующаяся с Саймоном, чей голос порою до него доносился, знает все его обманные ходы. Когда ему становится легче, когда ментально он мирится с той бесконечностью, в которой ему предстоит обитать последующую вечность — темная сила всегда находит чем унизить его, и именно так она опускает на самое дно ада. Этот круговорот — борьба, смирение, уход на дно, повтор — будет продолжаться всегда.

Ему жаль, что он так умер. Позорно, в сраном мотеле… Имея такие амбиции, строя безумные планы, лелея несбыточные желания — его смерть поистине трагична. Майкл понимал, что для человечества его смерть ничтожна, но осознание того, как она произошла, те муки, которые он ощущает, борясь с темной силой, и самое главное — сохранение после смерти некого подобия сознания, где все восприятия размыты — все это вызывает противное сожаление.

Такое самомнение, такая внутренняя борьба, такая чувственная возвышенность по отношению к прекрасной Эми — и такая позорная смерть…

Ад во всей его рациональности

Там охранял я гробы: полны были мрачные своды трофеями побед ее. Побежденная жизнь смотрела на меня из стеклянных гробов.

Я вдыхал запах пыльных вечностей; задыхаясь в пыли, удрученно поникла душа моя. Ибо там — кто может освежить душу свою?

Все суждения, витающие в его голове до смерти, после нее казались бессмысленной формальностью. Но, воскреснув, ему предстоит мириться с этой формальностью, ради того, чтобы окружающий мир не считал его сумасшедшим. Очень здорово осознавать, что такой все познавающий приход имел место быть, но испытывать его вновь ему хотелось меньше всего на свете…

— Все просто. Вот он, мир, ты его видишь, он доступен твоему пониманию. Смысл жизни — дать жизни смысл.

Никогда не слушай чьих бы то ни было советов — лучших друзей, матерей, жен, любовниц. Даже их можно назвать неудачниками.

Но…

Саймон вытащил его из ада. Майкл испытывал стыд. Но облегчение испытывал сильнее. Все-таки он жив!

— Успокойся, — говорил Саймон, внимательно рассматривая тревожное, только что открывшее глаза лицо Майкла. — Ты немного перебрал, вот и все. Ничего страшного не произошло.

— Правда?

Как не придавать значения тем образам, которые пусть даже на пятнадцать минут, но изменили твое мироощущение?

— Да.

Этого ответа хватило, чтобы внушить Майклу надежду, что его дальнейшая жизнь будет более доступной для понимания, чем то, что он переживал последние три недели. Он вскочил на ноги. Он понял, что теперь с ним все в порядке. Его голова стала обычной на ощупь, мыслительный процесс постепенно становился все более привычным, только живот слегка покалывало и тянуло вниз невидимым крюком.

— Теперь ты все помнишь? — улыбаясь во весь рот, спросил Саймон.

— Да, — выдохнул Майкл и вздохнул полной грудью. — Это — непередаваемые ощущения. Но я не хочу испытывать это вновь.

Саймон усмехнулся.

— Я тоже все помню. Ну, почти все. В моей голове все прогрузилось.

— И слава хаосу. Все-таки… — Майкл широко зевнул, — брусника Синдиката — страшное дело…

— Но самое страшное, что это не самая мощная вещь, которую мы пробовали.

Видимо, путешествие в ад отняло у Майкла немало энергии, поскольку он почувствовал, что его клонит ко сну. Он вновь зевнул и сказал:

— Мне это… мне нужно…

— Что нужно?.. Если я тебя правильно понял, то туалет в конце коридора и налево.

— Нет, мне нужно не это.

Майкл откинулся назад и тотчас, без предупреждения, уснул.

Слава хаосу, что в этот раз ему ничего не приснилось. Ни мельбурнская квартира, ни героин, ни бог. Лишь одна блаженная пустота. Сон без снов…

Неизвестно сколько времени прошло, прежде чем Саймон принялся его будить.

— Отстань, — стал бурчать Майкл. — Дай мне поспать. Я устал…

— Устал ничего не делать? — услышал он язвительный вопрос.

— Да-а…

И вновь забвение…

Затем опять…

— Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на сон. Мы не должны спать, мы должны грабить. Грабить, чтобы жить.

— Перед таким серьезным делом нужно выспаться…

Майкл услышал, как Саймон тяжело вздохнул:

— Жизнь довольно коротка, так что не стоит относиться к ней серьезно…

Майкл открыл глаза. Он хотел оставаться в лежачем состоянии весь остаток вечности. Снизу вверх на него смотрело бодрое лицо Саймона. Мерцающие серые глаза его ориентира сияли, как если бы он совершил какую-нибудь пакость.

— Мне не нужно воровать, — пробурчал Майкл. — Больше от этой жизни мне ничего не нужно. Я хочу лежать и бездействовать.

В ответ на это он услышал:

— Лучше лежать и бездействовать с огромной кучей денег. Пойдем.

Майкл кивнул, хотя не понимал с чем, собственно, соглашается.

Он чувствовал, что вновь теряет сознание. Скоро он вновь окунется в забвение — самую приятную форму существования на свете.

— Пойду попрошу у коротышки контраслипы, — услышал он голос Саймона. — Надеюсь, этот одногубый нас не подведет…

Затем он услышал удаляющиеся шаги, после чего он перестал что-либо слышать вообще.

Мать-забвение вновь навестила его…

**************

Деньги — это сила. Пустому мешку трудно стоять прямо.

Деньги — это счастье. Счастье только в деньгах. В порочном антибоге, как сказала бы 72372. Все остальные толкования счастья — порой приятные, но все же пустые сантименты. Если будут деньги, то пришедшие на ум фантазии будут куплены и воплощены в реальности.

Только деньги материальны. Мнения людей, даже лестные, ничего не значат. Любая, чья бы то ни была, похвала годится лишь для наивного самолюбования, не более того.

Только деньги материальны.

А люди… В этой стране люди, точнее — бедные люди, еще точнее — большая часть населения — используются в качестве сырья для денег. Интересная переработка отходов. Бедняк платит крупные налоги, а затем умирает для того, чтобы самому стать платежным средством. Инфляция в Сингрипаксе напрямую зависит от количества покойников.

Майкл бодрствовал. Впервые за все время, что прошло без нее, он чувствовал себя живым. Хотелось петь. Хотелось драться. Хотелось воровать.

— Так кого же мы будем грабить, Саймон? — спросил Майкл с такой непринужденностью, будто бы речь шла о прогнозе погоды.

Надо заметить, он и сам удивлялся своему бодрому голосу, которого у него отродясь не было.

С маниакальным блеском в глазах Саймон ответил:

— Мы будем грабить гробовщиков.

— А почему именно гробовщиков? — спросил Майкл. — Хотя, подожди, Саймон, не отвечай, кажется, я сам знаю ответ.

— А ну-ка…

— Я как раз вспомнил, с каким воодушевлением ты смотрел на Механика, когда тот рассказывал о гробовщиках с их подземными склепами, где захоронено множество скелетов, чьи кости можно обналичить.

— Молодец! — воскликнул Саймон.

Видимо, подумал Майкл, Саймон, как и он, закинулся контраслипами.

Саймон закурил сигарету с ромом и стал говорить:

— Гробовщики великолепны. Они доказали непросвещенным, что ад существует, поместив в свои подземные оссуарии накаченных амфетамином бульдогов — так называемых псов Ада, описанных в пандетерминистких учениях. Именовать свои денежные запасы адом, заставляя суеверных воров обходить эти места стороной? Это самая гениальная идея на свете — ведь в этом мире несуеверных воров не существуют. Единственные здесь несуеверные воры — это электромагнаты и гробовщики. А теперь и мы. В этом и состоит наше преимущество перед остальными. Отсутствие принятых в обществе предрассудков делает нас в борьбе с этим обществом практически неуязвимыми.

Майкл кивнул. То, что их ограбление будет нести ломающий стереотипы характер с неким антирелигиозным оттенком, внушало ему особую воспаленность чувств — по отношению к себе, по отношению к ней, по отношению к окружающем его реалиям.

Но…

Разве воспаленность чувств приводила его хоть раз к чему-то настоящему? Он решил задать вопрос, пришедший в его голову сразу после того, как Саймон заговорил об ограблениях.

— Как мы это все провернем?

Саймон удивился — не было понятно, искреннее ли его удивление или, как обычно, наигранное.

— Что? Я думал, ты мне расскажешь об этом.

— Я?

— Да, Майки, ты. Из нас двоих ты единственный, кто смог своровать что-то стоящее…

Саймон указал на золотой пистолет, лежащий на подоконнике. Теперь понять, что это пистолет, стало практически невозможно — от него осталась только рукоять, которая могла принадлежать чему угодно, но только не оружию.

— Благодаря тебе мы сейчас находимся в мотеле, а не ночуем на улице в грязной луже Блэк Кантри, — добавил Саймон.

— То, как пистолет оказался у нас — всего лишь банальное везение, счастливая случайность, — отмахнулся Майкл. — У меня даже не было никаких планов по его краже, просто безумный порыв, и все.

— Ну вот. Очередной безумный порыв — и мы будем купаться в костях униженных, потратим их на лучшие наркотики мира.

Майкл состроил грустную мину. После путешествия в ад наркотики в одно мгновение перестали казаться ему путеводителем в неизведанные участки разума. Тут же он ощутил пульсирующую боль в районе лба — он не преминул связать эту боль с последним приемом наркотиков, что лишний раз убедило его в том, что в этой жизни ему пора прекращать баловаться интересными субстанциями.

— Так нельзя, — возразил Майкл. — Нужно составить план. В этот раз везение, как и любая другая случайность, может обойти нас стороной.

Саймон закатил глаза.

— Эти склепы никто никогда не грабил. Поэтому никто не будет их охранять. Уверен, что гробовщики уверены, что мнимой божественной силы достаточно для сохранения постчеловеческих активов.

Майкл поджал губы. Тот факт, что Саймон назвал кости «постчеловеческими активами», заставил его подумать, что Саймон все еще не отошел от наркотиков.

Об этом он решил не говорить, сказал лишь:

— Гробовщики не настолько глупы. Их костницы наверняка охраняют, и охраняют довольно плотно — кто-кто, а гробовщики могут обеспечить постчеловеческим активам наилучшую охрану.

— Псы Ада — вот наилучшая охрана. Страх вора спуститься в Ад — лишь это делает гробовщиков богатыми.

Майкл решил не спорить, потому что ему в голову пришел новый вопрос, не менее напрашивающийся, чем предыдущий:

— Ты хоть знаешь, где эти склепы находятся?

Саймон не повел и бровью.

— Я выучил наизусть карту Сингрипакса…

— Сомневаюсь, что склепы были отмечены на карте Элиаса, — перебил Майкл. — Я…

Саймон изобразил пальцами крякающую утку. Этого хватило, чтобы Майкл не договаривал вслух доводы, разумность которых, впрочем, не вызывала у него никаких сомнений.

— Мы поедем в Кенинг Хор, в единственный, если верить Механику, обеспеченный город Гриверса, покатаемся по окрестностям, увидим дом какого-нибудь гробовщика — а то, что дом принадлежит гробовщику, мы поймем сразу из-за специфики их профессии — и найдем неподалеку от него вход в подземелье, ведущий в ад, который нас озолотит. Так что, хватит ныть, Майки! Сложное отношение ко всему простому может убить великие планы.

— Я не ною… Я считаю, что здесь все не так просто. В таких беспрецедентных делах, как это, нужно действовать расчетливо — а безумные действия вызывают у меня чувство страха.

— Но, однако, ты порою совершаешь безумные действия, и именно твое безумие добыло нам этот золотой пистолет — не менее, а то и более ликвидное средство, чем черепа гробовщиков. А разговоры про страх советую тебе оставить в стороне. Наши страхи по большей части относятся к тому, чего никогда не случится.

Майкл продолжал смотреть упрямо на Саймона. Он не был с ним в Сионвиле. Он не видел, с какой легкостью синистерские интервенты застрелили охранника Престона, который, в противном случае, застрелил бы его, Майкла. Майкл сам удивлялся тому факту, что успешная кража не подстегнула его совершать новые, а наоборот, только укрепила в страхе не повторять этого вновь.

— Ты же проснулся таким беспечным, Майк. — Редко когда в серых глазах Саймона можно было увидеть тревогу — это как раз один из тех случаев. — Почему ты опять приуныл? Мало принял контраслипов? Или что-то еще?

«Что-то еще» — про себя ответил Майкл и подумал о ней.

Но…

Он ощутил противное движение внизу своей шеи, схожее с изжогой. Теперь его, в самом деле, тошнило от любви к ней.

Унылое говно, собирающееся воровать черепа — вот кто он такой… Вряд ли у нормальных грабителей такой настрой перед кражами.

В прошлый раз он бездумно украл, чтобы доказать ей, что он что-то значит.

В этот раз он будет бездумно грабить, чтобы доказать себе, что она для него ничего не значит.

— Пойдем, — сухо сказал Майкл и указал на дверь. — Едем в Кенинг Хор. Ищем подземные склепы. Грабим гробовщиков. Обналичиваем кости и упарываемся в говно.

Брови Саймона поползли вверх — он явно удивился тому факту, что Майкл так внезапно передумал, но через мгновение его брови заняли обычное, беспристрастное место, а губы растянулись в улыбке.

— Вот, другое дело. — Он поднял большой палец вверх, взял с подоконника рукоять золотого пистолета и запихнул себе в карман. — Здравый смысл толкает нас на безумные поступки, Майки. Наш злой рассудок уничтожит тщеславие гробовщиков. Мы будем таинственными героями для гриверской черни. Станем неуловимее, чем сам Грезоносец. Будем страшным сном для богачей-политиканов.

Он засунул в рот сигарету, забыл ее поджечь и добавил:

— Злой рассудок уничтожит разожравшуюся глупость. Здравый смысл всегда побеждает.

«Здравый смысл обязательно победит» — обреченно думал Майкл, закрывая за собой дверь номера. Он поджег сигарету Саймона, поджег свою сигарету, размышляя, поможет ли его согласие сделать то, в чем он до конца не был уверен, потушить тот пожар в груди, который, увы, угасать пока не собирался.

**************

Они надеялись, что их поездка обойдется без ядовитой пыли — потому что в случае ее появления и беспрестанного вращения в сырых ветряных порывах, кому-то из них грозит перспектива задержать дыхание на час, а то и на два. Этого нельзя было допустить — у них был один противогаз на двоих.

Но…

Майкл не волновался по поводу своей безопасности. Любовь игнорируется, поэтому злоба в его организме нарастает и не оставляет места для пустых волнений. Он выжал газ на Апексе до предела, заставил его дреды полыхать в зябком полумраке, а себя заставил пересмотреть свое отношение к тому, о чем думал постоянно, к тому, что делало его слабым, прежде всего, перед самим собой. Эта поездка была вдохновляющей — вдохновляющей по-мрачному, заставляющей смотреть по-новому на давно обдуманные вещи.

Он убедил себя, что мысли, переплетенные со связанными с ней чувствами, растворятся после успешного ограбления.

Редкие звезды то появлялись, то скрывались в синеватом водовороте туч…

Он был уверен, что кража черепов, олицетворяющая его цинизм, уничтожит последнюю сакральную вещь в его душе.

Осколки былой цивилизации серебрились в лунном свете…

Он убедил себя, что его душа превратится в холодный камень, сквозь который не пробьется ни одна роза…

Сзади пронеслась струйка дыма — Саймон, его верный ориентир, давно превратившийся в холодный камень, курил и явно ни о чем не волновался — расчет в безрассудстве позволял ему парить над этим миром и использовать его пошлые страсти исключительно себе в угоду.

Когда-то он хотел, чтобы в его душе расцвели розы. И когда это произошло, он понял, что не ощущает их запаха, не видит их бутонов — он чувствует исключительно шипы…

Пыльные камни пустоши метались из стороны в сторону от сильного, но, к счастью, безопасного и лишенного ядовитой пыли ветра.

Раз розы только причиняют боль, раз нет возможности узреть их красоту — стало быть, надо их сорвать, превратить землю, на которой они цветут, в каменную пустошь — холодную, но не причиняющую боль — пустошь с мощными ветрами, уничтожающими все светлое, и потому такое чуждое.

Указатель «Грейсайд», изрисованный изображениями половых органов, испоганил тот притягательный мрак ночи, сквозь которую он и его верный ориентир мчались к продаваемой смерти.

Он никогда не будет любить. Он убьет в себе чувства к той самой, чтобы стать угрозой коррумпированному комфорту гриверской знати.

Дороги были неровными, мотоцикл постоянно трясло. После особенно сильной встряски Майкл услышал особенно недовольный голос Саймона:

— Дороги — это артерии, вены государства. А здесь вены, как у суицидника-неудачника.

«Мило» — подумал Майкл, чуть сбавив скорость, после чего опять вернулся к своим рассуждениям.

Он никогда не будет любить — его сущность будет одержима только разумной ненавистью, безрассудной злобой — поскольку лишь ненависть может уничтожить пред собой любые преграды. Возможно, его смерть как раз и будет связана с тем, что он зашел в своей злобе слишком далеко… Что ж… Любая жизнь оканчивается смертью — так пусть у этой смерти будет стоящая причина, причина, которую определил он сам, а не какой-нибудь нелепый случай…

«Вас наполняет лишь злоба и любовь. Злоба и любовь»

Две крайности не могут уживаться в одной, бессильной перед своими переживаниями, сущности. Только сейчас он смог принять ту двойственность своей натуры, о которой упоминала всеведущая, и оттого ненавистная ему 72372, поскольку только двойственность могла объяснить те внутренние противоречия, заставляющие его относится к себе с убийственной в своей бессмысленности скрупулезностью.

Выбор.

Выбор, который определит его дальнейшую жизнь.

Что ж, думал он, он уже понял, какой выбор стоит ему сделать. Элиас с его загадками, похитители машины времени, напряженная предвоенная обстановка в Сингрипаксе, собственное непонятное, оставшееся пылиться в 2021 году прошлое — все это сплетено в сложный для понимания узор. Порочный узел запутанных случайностей, чьи первопричины так и остались невыясненными.

Что ж… Раз узел нельзя развязать, стало быть, его нужно разрубить. Или вовсе уйти от него навстречу новым проблемам, которые он выбрал для себя сам. Проблемы, которые не стали таинственными следствиями длинной цепи случайностей. Пусть катится к чертям окружающий его хаос. Он должен разобраться с хаосом, находящимся у него внутри, это гораздо важнее. И что самое важное — он стал осознавать, что этот хаос он начинает приводить в порядок.

Выбор.

Выбор, который определит его дальнейшую жизнь.

Злоба или любовь?

Свой выбор он уже сделал. Нет смысла лишний раз его констатировать — череда его длительных рассуждений сама по себе является констатацией. Осталось лишь понять, примет ли этот выбор его биологическое время, или же оно вновь заставит его вертеться в аду своего внутреннего хаоса — аду, гораздо более страшного, чем тот ад, в котором он оказался после приема брусники синдиката…

— Скоро приедем, — услышал он за спиной голос Саймона.

Майкл обернулся и увидел озаренное луной лицо друга. Саймон смотрел на него со странной смесью пытливости и некой издевки в серых глазах, после чего спросил, перекрывая спокойный шум мотора:

— О чем ты думал всю дорогу?

Майкл не ответил. Он отвернулся и вновь стал смотреть вперед, на дорогу. Сырой горелый воздух Гриверса камнем стоял в его легких. Он с ностальгией вспомнил клубничный воздух Леклера, где двухсотлетние останки былой эпохи, были превращены в произведения искусства, где модифицированные дома и генномодифицированные люди жили под ясным небом с иллюзией человеческого счастья, дарованной им мудрым Шелтером — иллюзией, которую Паксбрайт, увы, совсем скоро потеряет…

Майкл решил ответить на вопрос Саймона. Не оборачиваясь назад, он громко произнес:

— Все разрушается. Абсолютно все окажется в забвении. Я всегда об этом знал, но только сейчас — лишь сейчас в полной мере это прочувствовал.

Он словно бы почувствовал спиной одобрительный кивок Саймона, затем услышал его голос:

— Это правда, Майк. Настоящая правда — грустная, жестокая и в какой-то степени бессмысленная. Настоящая правда и должна быть именно такой…

Майкл хотел кивнуть в ответ, но не успел. Мимо них промчался огромный квадроцикл — совсем как у Фрэнка и его банды — и, кстати, это первый и пока единственный транспорт, повстречавшийся им на пути. Квадроцикл вызвал тревожное предчувствие у Майкла. Он не успел вовремя разглядеть водителя, поэтому со страхом обернулся назад, но по дороге, успевшей лишиться лунного света, было сложно различить даже его силуэт.

— Вряд ли это похититель, — махнул рукой Саймон. — Мир, конечно, тесен, но не настолько тесен, так что успокойся.

Майкл повернулся к дороге и впереди увидел долгожданный указатель с надписью «Кенинг Хор». Он стал медленно сбавлять скорость. Они планировали объездить окрестности города в надежде, что склепы гробовщиков выдадут себя какими-нибудь отличительными признаками.

— Вот он — момент истины, — произнес за его спиной Саймон. — Еще чуть-чуть — и нам откроются врата Ада, которые сделают нас богатыми и дадут нам то, благодаря чему мы сможем договориться с абсолютно любым злом…

Майкл обернулся. Саймон широко улыбался, словно бы собирался на вечеринку.

Майкл кивнул в ответ — улыбнуться он не смог. Он понимал, что сделанный им выбор будет нелегко соотносить с собственной противоречивой натурой. Но тот факт, что рядом есть ориентир, который уже смог достичь того, что ему только предстояло достигнуть, внушало Майклу надежду, что сделанный им выбор оказался правильным.

**************

Ночной Кенинг Хор.

Одинаковые дома, сырые улицы, болотно-зеленые тени в свете редких фонарей.

Апекс медленно проезжал по окраине города. Саймон всматривался в окружающие дома, выбирая из них наиболее благоустроенные. Но благоустроенными эти дома считать невозможно, особенно на фоне куполообразных строений Леклера. Гриверские здания были невысокими, не выше двух-трех этажей. Странные наросты, вроде тех, что прилипли к куртке Майкла, находились везде и мерцали даже в отсутствии солнц.

Апекс медленно объезжал каждый закоулок. Затем выехал на проезжащую часть и едва не столкнулся с шипованной машиной, словно молния, пролетевшей перед ними. Саймон, слегка испугавшись, показал вслед машине средний палец, потом обратил внимание на указатель, висевший на уровне его глаз, после чего сказал:

— Удивляться нечему. Аварии здесь поставлены на поток. Глянь.

Майкл обернулся и увидел, что было написано на указателе. «Аллея Смерти». Он сказал:

— Может, она так называется не из-за бешеных скоростей, а из-за того, что здесь неподалеку находится костница?

— Хорошая мысль. Давай обкатаем Аллею Смерти, посмотрим, удастся ли нам найти ее.

Майкл ухмыльнулся двусмысленности слов Саймона и выехал на Аллею, выжимая из ящерицы-волка все соки. Скорость снижать опасно — можно столкнуться с бешеной машиной — хотя если скорость не снизить, то будет сложно найти склепы гробовщиков.

Но…

Скорость он не снижал…

НО…

Через пару минут после стремительного полета по Аллее Смерти они обнаружили черные ворота, обвитые зарослями диких, мутировавших во что-то неописуемое, колючих растений. Голограмма над воротами, подобно старому неисправному телеприемнику, изображала две огромные и пылающие огнем буквы:

АД.

Ниже появлялась надпись, буквы которой были стилизованы под собачьи клыки:

«Вечные мучения обретет тот, кто нарушит заповеди пандетерминизма. Да будет растерзан он на части Псами, ибо тот, кто замыслил недоброе, уже прячет дьявола в своей душе — лишь дьявольская обитель способна забрать у грешника то, что некогда ему вручила Н. Е. П.Ц.Э.С.

Апекс остановился возле ворот. Дреды погасли, мотор затих — ящероподобный волк замер в безмолвии. Майкл достал из рюкзака заранее заготовленные черные мешки, противогаз, повесил их, на всякий случай, на шею и почувствовал редкие капли дождя. Саймон слез с байка, достал фонарик и направил его луч в сторону зловещей тишины, окутывающей тот ад, что находился за воротами.

Майкл и Саймон переглянулись.

— Ну что ж. — Саймон набрал воздуха в легкие и обрел такой вид, будто бы наслаждался его сырым горелым вкусом. — Готов осквернить не оскверняемое?

— Да. — Майкл сглотнул ком в горле. Его бесстрашие осталось, но приобрело какой-то подавленный образ. Он слез с электробайка и протянул мешок Саймону.

— Идем? — спросил Саймон.

Майкл хотел покачать головой, но вместо этого указал рукой в сторону ада.

Они приотворили скрипучие ворота. Майкл хотел их закрыть, но Саймон сказал, что лучше оставить их открытыми, на тот случай, если им придется удирать.

Фонарик Саймона освещал землю, полностью погребенную под смесью острых булыжников и веток нависающего над ней рогаткой дерева. Майкл постоянно оглядывался назад. Бесстрашие в его организме смешалось с паранойей — его голова слишком усиленно думала. Пустота усиливала его страх. Давно утихшая, но пока еще не вышедшая из организма наркотическая брусника тут же дала о себе знать — невидимый крюк стал тянуть его живот то вправо, то влево, словно Майкл вновь оказался на палубе корабля. Майкл подумал, что неплохо бы обрести то внутреннее состояние, которое у него было при ограблении Престона — состояние безрассудности от прорывающегося наружу импульса перемен.

Дождь усиливался. Майкл ощутил холодные мурашки по всему телу.

«Ты ничего не боишься»

Он повторил про себя эту фразу двадцать один раз.

— Иди сюда, Майк, — шепнул Саймон. — Глянь.

Майкл перестал оглядываться назад и посмотрел на место, освещенное фонариком Саймона. В круге мутноватого света он увидел ржавую ручку, торчащую из-под толстого слоя булыжников.

— Теперь ясно, что нам нужно делать. — Саймон стал держать фонарик зубами, нагнулся и отбросил в сторону сразу несколько булыжников.

Майкл присоединился. Скоро их руки испачкались мокрой землей и блестящей зеленоватой грязью. Они откинули не меньше сотни камней, прежде чем увидеть…

Бурый люк с потрескавшейся краской. Вскоре над люком появилась полупрозрачная надпись, выведенная клыками:

«Уходи, пока не поздно».

Друзья переглянулись. Саймон хмыкнул и взявшись за ржавую ручку произнес:

— Увы, но это обычная голограмма, а не предупреждение бога.

И с силой дернул ручку на себя.

Сила была здесь лишней — люк удивительно легко открылся. Клыки с предупреждением остались висеть в воздухе. Сквозь них проглядывалась абсолютная тьма. Саймон направил луч фонарика вниз — им открылась лестница, такая же ржавая, как люк, и ведущая вниз к ручейку сточной воды, окруженному рядами булыжников. Из глубины послышался приглушенный собачий лай.

Майкл испуганно посмотрел по сторонам — он не хотел смотреть на Саймона и выдавать свой испуг. Саймон вновь хмыкнул и шепотом произнес:

— Воооу. Воооу. Собачки чувствуют грешную плоть. Как же избежать нам гнева божиего? Повернуть назад?

Майкл решительно покачал головой в ответ — хотя он бы с куда большим удовольствием кивнул.

— Хорошо, грешник. Ты выбрал свой путь. — Саймон, держа фонарь в зубах, стал спускаться по лестнице, ведущей в ад.

До Майкла донеслось плюханье, с которым ноги Саймона опустились в сточную воду. Следом он услышал:

— Спускайся. Собачек здесь нет…

Майкл стал спускаться, как следом услышал:

— По-правде говоря, здесь вообще ничего нет.

Майкл стал ногами на землю. Его ноги оказались по щиколотку мокрыми. Его карие глаза следили за кругом света фонаря Саймона. В свете не отражалось ничего, что могло бы выдавать ад — ни черепов, ни собак, ни тем более охранников, ничего.

— Как ты думаешь, это подземелье огромное? — спросил Майкл.

— Хотел тоже самое спросить у тебя, дружище, — сказал Саймон слегка хмурым голосом. — Не знаю, насколько огромное, но не маленькое точно, раз свет фонарика тонет в этой тьме.

Хмурость Саймона, отсутствие его издевательской иронии, как ни парадоксально, придало Майклу сил.

— Идем вперед? — спросил Майкл.

— Только вперед, — ухмыльнулся Саймон и стал идти первым, освещая путь.

Но мутный свет фонарика лишь ненамного отодвигал окружающую их темноту. Легкие, казалось, промокли от сырого воздуха, а штаны Майкла, на самом деле, промокли до колен. Гарь здесь ощущалась слабее, но в воздухе непонятно откуда появился запах тухлых яиц. Майкл закашлялся, отодвинулся несколько в сторону от Саймона и обнаружил, что никакой воды под его ногами нет.

— Саймон, двигайся правее, если не хочешь и дальше мокнуть.

Шепот Майкла отразился от грязных стен подземелья, он ускорил свой шаг и тут же споткнулся, лицом плюхнувшись в воду.

— Вот она! Ручка! — обрадовано крикнул Саймон, светя фонарем на ноги Майкла. — Ты споткнулся об ручку! Под нами еще одно подземелье…

От радости Саймона, казалось, задрожали стены. Из кромешной тьмы послышался лай, становившийся все громче. Майкл поднялся на ноги, вытер мокрое лицо и прошептал:

— Зачем ты орешь, придурок?

Из глубин тьмы до них доносились неравномерные всплески воды, становившиеся все громче.

— Похоже, собачки бегут к нам! — радостно произнес Саймон, открывая дверцу люка.

Уверенность Майкла после слов Саймона, вновь обретшего воодушевление, тут же материализовалась в испуг.

«Мы боимся лишь неизвестности, не более того» — пытался он успокоить себя.

Но…

Бессмысленно себя утешать. Уверенность уже исчезла. Без уверенности и радости неоткуда взяться… Такой вот странный баланс радости в их безрассудном тандеме…

Саймон стал спускаться вниз. Майкл в нетерпении подошел к люку, вглядываясь в тьму, ожидая от нее чего-то пугающего…

И тут…

Луч фонаря, который Саймон, видимо, привык держать зубами, открыл Майклу картину, которую он боялся увидеть — но в то же время он был почему-то уверен, что ее не увидит, что это лишь обманчивый страх…

Но…

Из тьмы на него смотрел бульдог. Огромный бульдог с красными, словно лазеры, глазами.

Саймон тоже замер. Бросив взгляд на оцепеневшего Майкла, он сказал:

— Не бойся. Скорее всего, это голограмма.

— Голограмма, которая лает? — с паникой переспросил Майкл, вспомнив услышанный им ранее лай, но тут же мигом воодушевился, поскольку бульдог-охранник наверняка запрограммирован реагировать на посторонние звуки. А этот бульдог молчал.

— Может, это робот? — спокойно предположил Майкл, спускаясь вслед за Саймоном.

— Это даже более лучший вариант, чем голограмма. Если все роботы в Гриверсе адски тупые, как водители автобусов, то…

Саймон не договорил. Он спрыгнул вниз и стал смотреть по сторонам. Насколько мог судить Майкл, оставшийся висеть на лестнице, новое подземелье, в которое они спускаются, было не настолько темным, как предыдущее.

— Вот оно, наконец-то! — возбужденно произнес Саймон. — Спускайся скорее, Майки! Сейчас ты охереешь.

Майкл спрыгнул вниз, почувствовал под ногами ровный сухой пол, а его глазам предстали…

Бесчисленные полки, освещенные золотоватым светом, на которых покоились черепа и кости, целые или сломанные. Пыльные и серые, но зато без этой странной блестящей пыли. На каждой полке стояла горящая свеча, залитая воском — было сложно понять, декоративная она или настоящая. Саймон рассматривал свечи, пока внимание Майкла было сосредоточено на треснувшем черепе с прилипшими к нему обгоревшими челюстными мышцами. Рядом с ним покоились разломанные пополам хрупкие кости небольших размеров — явно кости ребенка… или взрослого карлика

— Чья-то смерть сделает нас богатыми, — тихо сказал Майкл.

— Как же это аморально! — рассмеялся Саймон и стал нагружать свой черный мешок остатками несчастных и, скорее всего, нищих людей. Недолго думая, Майкл присоединился к Саймону, понимая, что взятых ими двух мешков не хватит, чтобы унести с собой все богатство этого под-подземелья.

Они бросали останки в мешки, отдавая приоритеты черепам — Саймон предположил, что черепа ценятся дороже других костей. В этой фразе было определенно здоровое зерно, поэтому Майкл, так же как и Саймон, стал ходить по подземелью и высматривать исключительно черепа. Сверху падали небольшие капельки, золотоватое освещение постоянно мигало и рисковало вовсе исчезнуть — эти костницы явно давно не проверяли, только так можно объяснить отсутствие предупреждающих голограмм и общую атмосферу мрачного средневековья. Запах смерти отсутствовал в подземелье — Майкл удивился этому факту, но потом мигом сообразил, что смерть давно настигла обладателей этих драгоценных костей, поэтому ей нет нужды здесь ошиваться и распространять свой запах.

Черепа были разных форм, многие из них были проломлены, а на некоторых даже сохранились волосы. Майкл старался не обращать на это внимание. Интерес внутреннего остеолога уступил страху перед бульдогом с красными глазами, который, наверняка, был наверху не один.

— Эй, эй, Майки, у меня возникла идея. Смотри!

Вдохновленный как никогда ранее Саймон схватил горящую свечу. Майкл понял, что все-таки она была не настоящей, но этого нельзя было сказать о растаявшем воске. Саймон вывел воском на стене:

«Это расплата за ту гниль, которую вы поселили в нас»

— Ну как? — спросил Саймон, любуясь своим творением. — После прочтения таких слов гробовщики подумают, что чернь перестала бояться их бога и восстала против них.

— Да, и они усилят охрану, — сказал Майкл, не испытывая и десятой доли того восторга, который испытывал Саймон.

Подумав, Саймон решил дописать:

«Боги умирают, когда в них перестают верить»

А ниже:

«Спасибо вам за вашу глупость»

Спустя пару минут, убедившись в том, что их мешки набиты до отказа, Майкл и Саймон стали подниматься по лестнице. Первым полез Саймон — самодовольно улыбаясь, он вновь засунул фонарик в рот и стал смотреть, что происходит подземельем выше.

— Эта собачка пялится на меня, — невнятно произнес он — чудо, что с фонарем во рту он вообще мог что-то говорить. Тут же он добавил:

— И она… как-то недовольно рычит…

— Ты же сам говорил, что это голограмма, — сказал с нетерпением Майкл. — Или робот. Вылезай быстрее, Саймон, нам нужно удирать отсюда.

В ответ — еле различимое бурчание:

— Что-то я уже сомневаюсь в том, что это голограмма…

Саймон наконец поднялся — спустя мгновение рядом с ним оказался Майкл. Он закрыл за собой люк в изрядно обедневший оссуарий и посмотрел на бульдога. Его усиливающееся рычание наполняло собой все подземелье. Бульдог скалил желтые клыки, его голодные красные глаза перебегали с одного лица на другое.

— Если это и голограмма, — прошептал Майкл, — то сделана она очень качественно.

Тут же из темноты показался очередной бульдог, неотличимый от своего собрата — но его глаза показались Майклу еще краснее, клыки — длиннее, а рычание — более угрожающим, чем у бульдога, пришедшего первым.

Вдруг новоявленный бульдог залаял. К нему присоединился второй бульдог. Совместный лай отражался от сырых стен подземелья, и он, казалось, вот-вот оглушит костекрадов.

Саймон нервно дернулся. Майкл выронил из рук мешок с черепами. Он смачно ударился о воду, брызги оказались на рубашке Саймона.

Майкл подобрал упавший мешок, но убежать не смог — страх приковал его ноги к земле. Но собаки тоже не спешили рвать грабителей на части. Они продолжали лаять, их морды тянулись к ним, стараясь вырвать куски от плоти, но пока почему-то этого не происходило.

Замораживающий страх стал отступать. Майкл почувствовал, что теперь он в состоянии двигать своими конечностями, а его мозг в состоянии думать.

Стоявший рядом Саймон засмеялся. В ответ на это бульдоги стали более яростно лаять.

— Они нас не укусят, — сказал Саймон. — Подержи фонарик.

Он протянул Майклу фонарик, на котором остались следы от его зубов, а сам закурил с довольно безмятежным, учитывая контекст происходящего, выражением лица. Майкл направил фонарик на лающих собак. В тусклом свете отразились ядовито-желтые слюни, летевшие в разные стороны от острозубых, обтянутых тугой кожей пастей.

Саймон выпускал сигаретный дым в сторону бульдогов и при этом стучал ботинком по земле, расплескивая сточную воду, опять же, в сторону бульдогов.

— Посуди сам, Майки, — сказал он. — Вдруг гробовщику понадобятся деньги. Он что, спустится вниз, в это дерьмо, рискуя быть съеденным? Нет. Он поставит сюда угрозу в виде собак, зная, что именно поэтому никому в голову не придет сюда спускаться, но также зная, что собаки — лишь имитация угрозы, поэтому гробовщику — как и всем остальным — ничто в этом подземелье не угрожает. А, черт побери, Майки, это ограбление оказалось гораздо проще, чем я думал!

— Но… — Майкл старался подобрать возражения, несмотря на то, что слова Саймона успокоили его, — но этих же собак нужно кормить…

Саймон вновь засмеялся под очередной аккомпанемент бульдожьего лая.

— Я думаю, это роботы. Качественные роботы, скорее всего сделанные на заказ в Паксбрайте. Гриверские гробовщики с их черепами, уверен, могут себе такое позволить.

Саймон выкинул окурок в сторону пса, но промазал. Бульдог буквально заверещал — для робота он удивительно живо ответил на выказанное ему неуважение.

— Ай! Ну ладно, мы люди не жадные.

Саймон достал из своего мешка череп и крикнул:

— Лови подачу, сучка!

И кинул череп в одного из бульдогов. Череп вращался в свете фонаря, нацеленный прямо в агрессивную пасть беспрестанно лающего бульдога…

Но…

Раздался звук бьющегося стекла. Тут же градом посыпались осколки, огромный лист стекла едва не упал на Майкла и Саймона, но они вовремя отпрыгнули в сторону. Лист плюхнулся в воду и разбился окончательно. Сточная вода с дождем из осколков расплескалась во все стороны. Пару осколков прилетело и Майклу — он почувствовал острую боль возле локтя. Следом он увидел порванный рукав кожаной куртки, сквозь который сочилась кровь.

Бульдогов тоже засыпало стеклом. Один из них, окровавленный и злобно поскуливающий, остался стоять на месте, видимо уверенный, что стекло все еще стоит на его пути, но другой пес, целый и невредимый, помчался в сторону Майкла и Саймона.

Костекрады переглянулись.

— Все-таки это не робот, — тихо заключил Саймон.

И…

Тут же они помчались обратно, к спасительной лестнице, вверх, вверх и на свободу.

Майкл бежал так, как не бежал никогда в жизни. Он не оборачивался назад и старался удержать мешок с черепами, медленно ускользающий из его рук. Трясущийся в руке фонарик бросал круги света на сточную воду, на острые булыжники и на морду бульдога, неожиданно оказавшуюся возле его ног.

Он увидел, как клок его штанов болтается в зубах бульдога. Красные глаза нацелились на бледную голень Майкла с явным намерением отодрать от кости всю имеющуюся на ней плоть. В панике Майкл, понимая, что нет смысла тягаться в скорости с бешеным псом, кинул в него горящий фонарик. Он попал прямо в клыкастую морду. Бульдог слегка опешил, но тут же ринулся на обидчика, как вдруг сзади на него рухнул Саймон. Бульдог смог вырваться из-под не маленького Саймона, но тут же на его голову обрушился мешок с черепами. Бульдог зарычал и вцепился в мешок зубами. Саймон схватил мокрый булыжник и ударил им в челюсть псу. Бульдог продолжал тянуться к Саймону, забрызгивая того слюной и кровью, но Саймон вновь ударил его камнем, на этот раз в висок. Пес повалился на бок, но хватку не отпустил. Он все еще вгрызался зубами в мешок, рычал и в то же время поскуливал.

Майкл, все еще пребывающий в шоке, подобрал фонарик, чтобы лучше видеть происходящее. Как раз в этот момент Саймон вытащил торчащий из руки осколок стекла и вонзил его в красный глаз. Бульдог издал очередной вопль, после чего Саймон вновь взял в руки булыжник и стал им бить пса по морде, яростно шипя:

— Сдохни, сука! Сдохни!!!

После десяти ударов Саймон отшвырнул камень в сторону и аккуратно просунул руку в пасть мертвого бульдога, чтобы вытащить мешок целым и не порванным. Как только ему это удалось, он поднялся на ноги и взглянул на неподвижно стоящего Майкла. Даже в темноте серые глаза мерцали с тем же зверством, с каким мерцали красные глаза бульдога. Саймон тяжело дышал.

— Идем, Майки, — спокойно сказал он и плюнул на труп. — Все хорошо.

Майкл бросил на труп странный взгляд — взгляд болезненного равнодушия. Он стал медленно идти к лестнице, освещая путь фонарем. На прощание Саймон пнул ногой мертвую собаку, после чего обогнал Майкла и первым стал забираться по лестнице.

Издалека донесся протяжный лай. Он усиливался. К нему добавился плеск воды, становящийся все громче.

— Сраные собаки! — прошептал Майкл.

— Давай сюда мешок. — Саймон уже выбрался на поверхность и протянул руки вниз. Майкл отдал ему мешок и фонарь, затем буквально взлетел по лестнице — и оказался под лунным небом. Напоследок он глянул вниз и увидел окровавленного бульдога с торчащими из шкуры осколками. Он лаял, и лаял громко. Пес поставил передние лапы на нижние ступени лестницы, его жалкая слюнявая морда смотрела вверх, но не на грабителей, а на луну…

С чувством воинственного облегчения Майкл закрыл люк, а Саймон засыпал люк булыжниками.

Вой стал гораздо тише…

**************

Они стали бежать к воротам, опасаясь что собачий, пусть и приглушенный, лай привлечет чье-либо внимание. Они забрались на Апекс, и в следующее мгновение ящерица-волк выехала на Аллею Смерти.

Майкл молча выжимал газ. Саймон, пристегнутый ремнем безопасности, раскинул в сторону руки с двумя мешками, что, учитывая содержимое мешков, было довольно безрассудным поступком.

— Все просто, — говорил он, перекрывая шум мотора. — Так же просто, как я говорил.

Ночь постепенно сходила на нет — близился рассвет. Звезд на небе не осталось, осталась полная луна да темное, еще не включенное, искусственное солнце. Остался и страх в душе у Майкла. Черт, все могло оказаться гораздо хуже…

— Зачем я туда полез? — вслух спросил Майкл у себя. — Я же мог погибнуть…

— Но не погиб.

— Мало ли что в этом Аду могло быть…

— Там были две собачки…

Майкл вспомнил, с какой жестокостью Саймон убил бульдога, и его сердце, казалось, замерло…

Но…

Саймон сделал это не намеренно. Возможно, Саймон спас ему жизнь. Ориентир хотел прикончить бульдога наверняка, чтобы тот их не загрыз.

Но…

Холодная методичность, с которой Саймон сделал это… Блеск его серых глаз до сих пор бросал Майкла в дрожь.

— Ты чокнутый, Саймон! — крикнул он. — Ты безумец!

Позади себя он услышал громкий смех. А следом он услышал:

— Только безумцы могут подмять под себя этот мир. Паззл, не вписавшийся в мозаику, портит всю картину.

Майкл притормозил у обочины. Он обернулся. Саймон, словно распятый Иисус, склонил голову набок и поднял вверх мешки с черепами.

— Мы победители, Майки. Мы вне системы, поэтому мы так легко и непринужденно ломаем ее.

Майкл покачал головой. Он посмотрел на свою разорванную штанину, на все еще мокрую дырявую кожаную куртку, после чего сказал:

— Это явно не мое. Один раз мне повезло. Повезло и второй. Везение на то и везение, что оно без конца продолжаться не может. Черт, мы же даже не планируем свои грабежи…

— Не ной, — сказал Саймон. — Повезет и в третий раз, и в четвертый, и в пятый… В этом и преимущество отсутствия планов. Никакая случайность не порушит план, потому что никакого плана нет. Не нужно планировать, чтобы действовать.

Майкл вновь покачал головой и сказал:

— Я с тобой не согласен. Хороший план уменьшает вероятность случайностей.

Саймон сделал противное выражение лица, будто бы только что выпил глазами уксус.

— Неслучайности случайны, Майки. Зажги мне сигарету.

— Отпусти мешки и зажги сам.

— Нет, дружище, позволь мне как можно дольше чувствовать себя победителем.

Майкл достал сигарету, выронил ее, так как руки его все еще дрожали от только что пережитого приключения, подобрал сигарету с земли, засунул ее Саймону в рот и поджег.

— Спасибо, друг, — пробормотал окутанный дымом Саймон.

— Нет, не так, — поправил он себя. — Спасибо тебе, мой богатый друг.

До Майкла только сейчас стала доходить мысль, что черепа, которые Саймон держит в руках, делают их одними из самых богатых людей в Гриверсе. От этого ему стало несколько легче, он сам закурил и вновь завел байк. Друзья-грабители на медленной скорости стали осматривать славный город Кенинг Хор. Аллея Смерти осталась позади.

— Где мы обменяем черепа на деньги? — спросил Майкл вполоборота.

— У Игрока.

— У кого?.. А, это общий приятель Элиаса и Механика, да? Растаман и браконьер?

— И режиссер. Но, что важнее, скупщик краденого — именно поэтому он нам и нужен.

— И где мы его будем искать? — спросил Майкл с легкой насмешкой, понимая, что Саймон ничего об Игроке знать не может.

— В Кенинг Хоре, неподалеку от Олдтауна, — сразу ответил Саймон.

Майкл вновь притормозил у обочины, чуть не задавив полуголого калеку, стоящего на коленях.

— Откуда ты это знаешь?

— От Механика, — ответил Саймон так, будто бы это само собой разумелось.

— Не может этого быть. Когда ты с ним общался?

— Вчера вечером, пока тебя плющило.

— Но тебя тоже плющило.

— Да, но не забывай, что я Кинг-Конг, поэтому меня плющило гораздо меньше по времени, чем тебя.

Майкл хотел что-то возразить, сам не знал, что именно, но Саймон, увидев его открывающийся рот, быстро добавил:

— Клод позвонил мне. Он и Эми, насколько ты помнишь, сейчас в городе М, ищут непонятно для чего Литовку. Пока не нашли. Клод поругался с Эми, кинул ее в какой-то общине чайлдастов и пошел плакаться к Механику…

Сердце Майкла учащенно забилось, внутри потеплело.

«Нет» — сказал он про себя. — «Да пусть они хоть расстанутся. Все равно… вернее, должно быть все равно… Во мне не должно быть никакой любви. Одна только злоба…»

Пока Майкл вытравливал из себя любовь, Саймон продолжал:

— Со слов Клода, Механик, наш старый предатель, очень и очень расскаивался, когда сдал наше укрытие ооновцам Грида. Он объяснял Клоду, почему он так поступил. — Саймон презрительно хмыкнул. — Будто бы мы не знаем, что он банально хотел продлить себе жизнь. В общем, Механик хотел поговорить со мной, как с единомышленником по части мировоззрения, но я, сгоравший от нетерпения что-либо своровать, не дал ему нудить что-то про раскаяние и спросил, как найти Игрока. Он назвал мне адрес, и я положил трубку.

Майкл продолжал во все глаза смотреть на Саймона.

— Я не хотел слушать нытье Механика про предательство, а еще меньше я хотел слушать унылого Клода с его любовью, — посчитал нужным добавить Саймон.

— Почему ты ничего не сказал мне об этом разговоре? — спросил Майкл.

Саймон всплеснул мешками — черепа в них гремели, словно музыкальный шейкер.

— Чтобы не отвлекать тебя от самого важного, — многозначительно ответил он. — Еще вчера, кстати, был дождь с ядовитыми ветрами, но, увы, без твоих любимых паксбрайтовских спиралей.

— Сколько всего я вчера пропустил… — схватился за голову Майкл.

— Да, пропустил ты немало, Майки. Но я решил не захламлять твою голову лишней информацией. Сперва дело, а потом — разговоры.

Майкл медленно закивал головой. Все-таки сумасшедший Саймон — самый здравомыслящий человек, которого он когда-либо встречал. Не ученый Элиас, пышущий жаждой мести, а он. Его ориентир.

— Где этот Олдтаун находится? — спросил Майкл, заводя мотор.

— Езжай прямо, я скажу тебе, где повернуть…

Апекс набрал скорость, дреды ящерицы-волка засияли в свете медленно загорающегося солнца.

— …а если не скажу, то ориентируйся на указатель с надписью «Олдтаун» — добавил Саймон.

**************

Дорога.

Рваная, как вены суицидника-неудачника, дорога.

Апекс трясся по венам на умеренной скорости навстречу предполагаемому жилищу Игрока. Навстречу умопомрачительному количеству сквелларов.

Мимо него проносились жестяные дома-однокомнатки сурвивалистов — вооруженных бандитов с параноидальными глазами и фаталисткими настроениями. Толпы торчков с разноцветными волосами разрисовывали безжизненные стены малоэтажок. Узкие проулки заполонили проститутки с синяками под глазами — они предлагали свои услуги похотливым жаворонкам, явно не спешившим на работу. Продавцы с огромными мешками продавали всякой черни свои безделушки — Майкл долго не мог поверить, что полуголому бомжу вместо одежды или еды понадобилась фигурка желтой коровы — символа чайлдастов. Вот что являл собой Кенинг Хор, столица Гриверса и крупнейший из ныне существующих городов мира.

— Жить в суете ничтожных человеческих формаций? — кричал Саймон, рассматривая ярмарку безделушек и размахивая мешками, как какой-нибудь торгаш. — Ни за что!

Майкл поднял большой палец вверх, выезжая из узенькой аллеи на неровное шоссе.

— Эти зажравшиеся идиоты считают, что глупые пандетерминистские догмы нас остановят? — спрашивал Саймон с довольством и презрением одновременно.

— Нет. Уже не смогли остановить, — с живостью отвечал Майкл.

— Надменный рассудок грабителя — вот что делает богачей беднее, — говорил Саймон.

В этом мире, новом мире прежней нищеты большинства и прежнего достатка узкого кружка коррупционеров, возможна только одна грандиозная, но в то же время легкая кража, после которой гробовщики начнут совершенствовать свою безопасность — в этом ни приободрившийся Майкл, ни сохраняющий свою бодрость Саймон не сомневались ни на миг.

Они совершили эту кражу. Они стали единственными в своем роде. Майкл хотел кричать от своего всемогущества, но разум и воспоминание о красноглазых бульдогах заставляли его сохранять непроницаемое выражение лица.

«Олдтаун, центральная площадь Кенинг Хора»

Указатель остался позади, а вдали показалась величественная башня, отбрасывающая свою тень прямо на новоиспеченных костекрадов. Майкл не сомневался, что в этом выдуманном памятнике средневековья обитает сам Итан Грид и гадал, там ли сейчас находится Элиас или же он заперт в какой-нибудь темнице. Саймон загорелся желанием ограбить передвижную церковь, стоящую на парковке недалеко от двухэтажки. Несмотря на то, что идея эта показалась Майклу симпатичной, он убедил друга не впутывать себя в очередную авантюру, объяснив очевидную вещь, что украденных ими черепов достаточно для дальнейшего безбедного существования.

— По-моему, это здесь — сказал Саймон спустя три минуты езды, указав на дом с ямайским флагом. — Останови.

Майкл остановился у входной двери, возле которой стояла босоногая девушка, курящая что-то, по запаху напоминающее ганджубас.

— Кто вы? — спросила девушка, смотря в глаза ящерице-волку, в то время как в ее глазах читался космический релакс.

— Мы к Игроку, — широко улыбнулся Саймон и встряхнул мешками. — От Механика.

— Святой Иисус. Сейчас. — Девушка поправила свою радужную кепку и вошла в дом. В воздухе остался запах чистейшего ганджубаса, который Саймон с блаженным удовольствием и довольно шумно втягивал в себя ноздрями.

Спустя пару мгновений на пороге показался он, собственной персоной. Игрок.

Темные очки, леопардовый халат, в зубах косяк, в руке — старомодная видеокамера. В кармане халата торчал пистолет. Игрок приблизил свое лицо прямо к лицу Саймона и тихо спросил:

— Вы от Механика? — Он оскалил зубы и положил свою ладонь с перстнями на рукоять пистолета.

Майкл настороженно кивнул, а Саймон ответил:

— Да.

— Как зовут ящерицу Механика?

— Никак, — ответил Саймон. — У нее, как и у него, нет имени.

Подозрительный оскал пропал, рука оторвалась от пистолета и хлопнула по плечу сначала Саймона, затем Майкла. Голос, ставшим радушным, произнес:

— Механик доработал его для вас? — Он указал на морду Апекса с дредами.

— Да, и доработал ювелирно, — с энтузиазмом ответил Майкл.

— Проходите. Можете трахнуть Эрику, пока я сосчитаю награбленное.

Друзья вошли внутрь.

Они оказались в душной комнате с кислотно-леопардовыми стенами. На стене, слева от входной двери, красовались черно-белые фотографии с изображениям влюбленных суицидников. То, что они влюблены друг в друга, читалось в их одухотворенных взглядах… то, что они, скорее всего, сейчас мертвы — в их тонких, всегда тонких руках, держащих бокалы с ядом, пистолеты у виска или ножи у горла. На стене напротив толстым слоем висели шкуры черных пантер, что, определенно, создавало дополнительную духоту в помещении. На стене справа — Саймон даже причмокнул губами — росли, параллельно пластиковому полу, кусты марихуаны со специфическим запахом — совсем как у травы Механика. Как мог понять Майкл, каждая стена отображала одно из увлечений Игрока. В каждой стене — проем, огороженный бамбуковыми занавесками. Сквозь один из проемов босоногая девушка танцевала под тишину вальс с невидимым партнером. Танцевала, надо заметить, с грацией, неожиданной для девушки с такими увлечениями.

Саймон задержал взгляд на танцовщице. Опомнившись, он положил мешки у порога и переспросил:

— Эрика? — Майкл подумал, что в «прошлой жизни» знал кого-то с подобным именем. — А она… она против не будет?

— Нет. Моей подруге-нимфоманке как раз недоставало свежего мяса, — ответил Игрок, положив камеру на стол, снял темные очки и с профессиональным интересом посмотрел на мешки. — Что у вас там?

— Черепа, — ответил Саймон. — Много черепов.

Узкие глаза Игрока мгновенно стали круглыми, как монеты.

— Неужели? — Он подбежал к мешку, открыл его, после чего перевел на Саймона взгляд, полный неверия. — Вы что, спускались в ад?

— Именно.

— И остались живы?

— Как видишь.

Игрок взял мешок и отнес его в заднюю комнату — и сразу же вернулся за вторым мешком. Майкл бросил на него несколько нервный взгляд, который, впрочем, от Игрока не укрылся.

— Не волнуйся, — сказал он Майклу. — Я просто взвешу черепа, после чего сообщу, сколько сквелларов вы за них получите.

— А сквелларов у тебя хватит? — спросил Саймон.

— Не знаю, — ответил Игрок. — Об этом пока рано говорить. Если что, я пришлю к вам курьера. Где, кстати, вы проживаете?

Майкл и Саймон взглянули на Игрока с одинаковым недоверием в глазах. Саймон сказал с ухмылкой:

— Думаешь, мы просто возьмем и все тебе расскажем? Мы вообще-то грабители. И мы не сидим на одном месте. Как твой курьер нас найдет?

Игрок бросил мешок на пол и сказал:

— Я профессионал в скупке краденого. А вы — новички, которым крупно повезло, и я очень сомневаюсь, что когда-нибудь в этой жизни вы сможете принести мне столько черепов, сколько сейчас.

Саймон хотел что-то возразить, но Игрок перебил:

— Возможно, моих запасов хватит, чтобы купить эти черепа. Уж я-то не беднее большинства гробовщиков, это точно. А если нет — то этот вопрос мы обсудим с вами позже. Сначала мне нужно взвесить черепа, проверить их качество и убедиться в том, что они настоящие. Никто не станет покупать фальшивую смерть.

— Много это времени займет? — спросил Саймон.

— Много. Советую вам разогреть Эрику, или иначе она разогреет вас.

Игрок стал уходить в заднюю комнату, и тут же глазам Майкла и Саймона открылся плакат на стене, который загораживала спина Игрока. Саймон странно посмотрел на Майкла, после чего они в один голос вскрикнули:

— Постой!

Игрок обернулся.

— В чем дело? — с нескрываемым раздражением спросил он.

— Кто изображен на этом плакате? — Саймон подошел к стене и ткнул пальцем в изображенного на плакате широкоплечего мужчину с короткими, но торчащими вверх, черными, как смоль, волосами. На его металлическом торсе красовался золотой пояс, а под ботинками с изображениями кровавых черепов была выведена надпись «Непобежденный чемпион ЛучаСпота».

Игрок удивился вопросу.

— Это Ти-Боун Фрэнк, звезда подпольных боев без правил, — ответил он.- Более трех лет владеет главным поясом ЛучаСпота. Нокаутировал всех соперников на первой минуте боя.

Игрок затушил косячок в пепельнице и с подозрением добавил:

— Вы его не можете не знать.

Саймон с удивилением пялился на плакат. Майкл же почувствовал ненависть при взгляде на не вяжущиеся с внешним видом синие глаза, на квадратный подбородок, на толстые бакенбарды на нижней половине лица. Подонок, чуть не убивший ее — чемпион боев без правил? По-своему медийная личность заполучила себе пусть сломанную, но все же машину времени? И Лаура является его сообщницей?

— Надо бы сходить на его бои, — внезапно для себя выпалил Майкл. — Как нам туда попасть?

Игрок с недоумением перевел взгляд на Майкла.

— Джа, подпольные бои потому и подпольные, что запрещены законами Гриверса. Вы что, с другой планеты?

— Ага, — ответил Саймон. — Мы бежали из Паксбрайта. Надвигающаяся война, все дела…

Недоверие Игрока сквозило в каждой черточке его прокуренного лица. Он долго пялился на них, пока в комнату не вошла Эрика с косяком в зубах.

— Кто-нибудь зайдет ко мне? — спросила она, рукой проведя про промежности.

От взгляда мужчин не укрылся этот жест, но Игрок тут же посмотрел на костекрадов и сказал:

— Так и быть. Я профессионал, вы принесли мне товар, я вам за него плачу. Больше ничего не придумывайте в ответ, мне это неинтересно.

— Добро не… — хотел вмешаться Саймон, но Игрок не дал ему ничего сказать:

— Ребята, у нас взаимовыгодные отношения. Добро здесь ни при чем. Я оказал вам услугу, чтобы иметь право попросить вас об услуге в дальнейшем. Никакой напрасной благодетели. Бизнес-отношения, работающие как часовой механизм. Идите в комнату к Эрике. Считайте это оказанием мне услуги.

Майкл почувствовал облегчение, впервые с того момента как оказался в доме Игрока. Саймон щупал взглядом растаманку, его серые глаза задержались на ее босых ногах с перламутровыми кольцами на больших пальцах.

— Не будем отвлекать тебя от работы, — сказал он и направился в комнату к Эрике.

— Наконец-то, — вздохнул Игрок и ушел в заднюю комнату.

— Спасибо, — бросил ему в спину Саймон, после чего скрылся за занавесками насквозь прокуренной, как только сейчас унюхал Майкл, комнаты Эрики. Майкл кивнул в спину уходящему Игроку и поспешил присоединиться к своему другу… в стремлении помочь ему оказать услугу Игроку…

**************

И снова дорога.

Дорога, которая, как странно подметил Саймон, теперь напоминала «артерии суицидника-неудачника».

— Вряд ли бы суицидник был неудачником, если бы порезал себе артерии, — как-то заметил Майкл, и Саймон рассмеялся.

Впрочем, смех непривычно часто исходил что от Саймона, что от Майкла. Как сказал Саймон: «Мы в состоянии позволить себе хохотать всю жизнь. Покупается все — любовь, государства, идеалы и даже такой милый пустяк, как смех»

Итак, дорога…

Обратный путь от жилища Игрока к «Шестеркам Сатаны».

Майкл выжимал газ на кочкообразной дороге. Полуголый Саймон вновь занял позу победителя — сигарета в зубах, распростертые руки в воздухе. В одной руке он держал гавайскую рубашку — снял ее, как он выразился, «для того, чтобы остудить расцарапанную спину». В другой руке — мешок. Всего один, но зато плотно набитый сквелларами Игрока.

Каждый из друзей по-своему радовался жизни. Саймон переспал с Эрикой, после чего заявил, что это был «лучший секс в его жизни». Майкл, сделавший с Эрикой то же самое, наконец смог привести свои мысли в так необходимый ему порядок. С каждым входом в растаманку-нимфоманку Майкл убеждался в том, что она — та самая — больше ему не нужна.

«Желаю ей помириться со своим Дереком» — подумал Майкл. — «Меня она не получит, даже если этого захочет»

У него есть много денег. Он может позволить себе купить практически все, что пожелает.

Он может добиться стабильности в этом мире — все еще новом, опасном, неизведанном — но таком интересном мире.

Вместе с Саймоном они заняли пьедестал самых бесстрашных воров на свете — и заняли его сравнительно легко.

Они уже успели обсудить свою уникальность после того, как вышли из дома Игрока, расслабленные, с мешком денег в руках.

«Этот мир идеален» — несколько раз повторил Саймон, а Майкл в знак искреннего одобрения несколько раз ему кивнул.

Да. Этот мир совершенен. В Мельбурне он даже не мог ограбить своего отчима. А здесь жертвой его наглости стали сильные мира сего — и стали сравнительно легко.

Майкл постоянно крутил в голове те моменты, которые помогли ему — окончательно и бесповоротно — откреститься от нее.

Игрок после взвешивания черепов радостно вбежал в комнату, где уже близилась кульминация «оказания ему услуги», и сообщил, что эти первоклассные черепа разлетятся на черном рынке не хуже, чем лициды Грезоносца. С его слов он отдавал кости черным остеологам для дальнейших спекулятивных действий. В этот момент губы Майкла были заняты грудью Эрики, поэтому он никак не мог прокомментировать самую крупную сделку в своей жизни. Насколько понял Майкл, в это время Саймон, голый и почти бесчувственный валялся на кушетке. На его теле к уже имеющимся ранам от битого стекла прибавились новые кровоточащие царапины.

Друзья решили не обсуждать свои приключения до своего возвращения в Кенинг Хор. Молчаливая эйфория окутывала Апекс, пока он обгонял безликие автомобили.

Спустя несколько часов — в этом мире Майкл не имел привычки считать часы — электробайк затормозил у входа в «Шестерки…». Довольный, но с оттекшими руками, Саймон поставил мешок на землю, надел рубашку и стуча зубами произнес:

— Похоже, победитель переборщил со своей позой…

Майкл махнул рукой так же беззаботно, как порой махал ему Саймон.

— Дружище, ты сможешь купить себе все грелки этого мира. — Он красноречиво посмотрел на мешок.

Саймон продолжал дрожать. Ничего не ответив, он взял мешок с деньгами и с мрачным лицом вошел в мотель. Майкл удивился неожиданной смене настроения у своего ориентира и поспешил за ним.

За барной стойкой, как обычно, сидел одногубый коротышка. Он не обратил внимание на вошедших, он молча курил свою огромную сигарету и читал фиолетовую газету. Едва Саймон прошел мимо стойки, как бармен словно бы очнулся. Он спросил:

— Постойте! Вы ведь живете в четвертом номере?

Саймон кивнул.

— Да, точно — вы ведь получили этот номер под залог за очень странный кусочек золота, — произнес коротышка, почесывая густую бровь. — Я так до сих пор не могу понять, откуда у вас…

— Ближе к делу, — перебил Саймон.

Коротышка хмуро посмотрел на него и сказал:

— Вам пришла посылка.

Майкл и Саймон переглянулись.

— От кого? — спросил Саймон.

Коротышка ничего не ответил. Он просунул руку под барную стойку и достал оттуда прямоугольный сверток, завернутый в фиолетовую фольгу. Он отдал сверток Саймону, после чего вновь уткнулся в свою газету.

По молчаливому сговору Майкл и Саймон поднялись на второй этаж, в свой номер. Едва Саймон закрыл за собой дверь, Майкл с некоторым волнением в голосе спросил:

— Как ты думаешь, от кого она? Может, от Эми и Клода? Или от Элиаса?

— Не думаю, — сказал Саймон и поднес сверток прямо под глаза Майклу. Только сейчас он смог разглядеть надпись, выведенную жирным красным шрифтом:

«Аноним, желающий представиться»

— Мне это не нравится, — сразу же сказал Майкл. Тут же эйфория в его теле словно бы стала чужой, он почувствовал сжатие в грудной клетке.

— Мне тоже, — сказал Саймон и грубо разорвал фиолетовую фольгу.

На пол упало нечто темное и глянцевое, напоминающее рулон. Рулон оказался неожиданно маленьким в сравнении с прямоугольным свертком, в который он был упакован.

Майкл и Саймон согнулись над рулоном. Они не сразу поняли, что перед ними, так как в этом времени, в эру квантовой почты, эта вещь казалась настолько старомодной, что возникали вопросы, как она вообще могла в этом мире находиться.

Это была видеопленка.

Убить Грида

Итан Грид рассматривал свой новый портрет в полный рост. Старый был убран в специальное хранилище, которое Грид ради забавы называл «хранилищем старых портретов в полный рост».

Нарисованный Итан Грид был облачен в кроваво-красную мантию и держал в руке череп так, будто бы держал бокал вина. Сравнение с бокалом здесь неспроста — череп был наполнен красным вином. Или же кровью — Грид не знал, что за художник писал его портрет, и пока пояснений на этот счет не получил.

Лишь одно смущало канцлера в новом портрете — каким образом вино (или кровь) остается внутри черепа и не выливается из глазниц. Он стал думать над этим, прохаживаясь вдоль картины, параллельно рассказывая своим охранницам о том, что действительно имело для него значение.

— Искусство — есть незыблемая иллюзия, прекрасная в своей бессмысленности, — говорил Грид, касаясь ладонью пистолета охранницы, который был спрятан под длинным нефритовым платьем.

— Как говорил какой-то старец из эры Предстановления… — начал Грид, проходя мимо жемчужных перил своей трибуны. — Все люди — идолопоклонники: кумир одних — почести, других — корысть, а большинства — наслаждение.

Он со скепсисом оглядел серо-голубые глаза на портрете.

— Беднякам позволено лишь совокупляться, — продолжил рассуждать Грид. — Контролируешь секс — контролируешь все. — Теплая рука канцлера сжала гладкое бедро охранницы. — Двигатель любого прогресса — секс. Любой, кто ищет иное объяснение, уподобляется адептам Великого Лжеца.

Грид внимательно осмотрел портрет, потом осмотрел его еще раз двадцать, задумчиво почесал бровь и в итоге издал вопль восторга.

Но стоявшие рядом с ним охранницы напряглись. Восторг канцлера был тише, чем обычно. Это значило, что канцлеру есть к чему придраться.

— Кто писал этот портрет? — спросил Грид у охранницы в нефритовом платье.

Та пожала плечами.

— Мой правитель, заказом занималась Роксанна.

— И где она? — Серо-голубые глаза казались больше серыми, чем голубыми, пока не видели перед собой любимую фаворитку.

— Королевский двор, мой правитель, Роксанна там гуляет на свежем воздухе, — ответила охранница. — Сказала, что воздух ей необходим — с ее слов, так долго под водой она еще не находилась.

Грид поспешил к двери. Охранницы последовали за ним. Шлейфы разноцветных платьев плыли за охранницами по мраморному полу.

У самой двери Грид обернулся.

— Я хочу поговорить с ней наедине.

— Но, мой правитель, вдруг там… — неуверенно начала охранница в нефритовом платье.

— И кто же там, моя дорогая? — насмешливо спросил Грид. — Престон? Синдикат? Грезоносец? Или иной фанатик, желающий моей смерти? Кто-то, а ты, Каприсс, могла бы быть менее параноидальной.

Охранница по имени Каприсс замерла в смущении. Рука канцлера вновь оказалась под ее платьем, на бедре с нежной, как шелк, кожей.

— В любом случае, я буду не один, а с Роксанной. Не примите за обиду, но она лучше любой из вас сможет защитить меня.

Грид вышел на улицу, опять обернулся и сказал:

— Я хоть и беззащитный король, но столько ферзей мне сейчас не к чему.

Затем закрыл перед охранницами дверь.

Грид увидел перед собой Роксанну. Одетая в костюм русалки, она сидела на декоративном пне возле фонтана и курила сигареты с текилой. Ее хищный взгляд был устремлен вниз — на живущий бедной жизнью Олдтаун, на ларьки торговцев, коих в Олдтауне всегда хватало. Как по расписанию, торгаши появлялись в послеполуденное время, чтобы втюхать голодающим беднякам бесполезные побрякушки. Мимо одного из ларьков стремительно пронесся мотоцикл, который Роксанна удостоила продолжительным — и все тем же хищным — взглядом.

Хищный взгляд… Именно эта деталь в генномодифицированной Роксанне возбуждала Грида сильнее всего остального. Он откашлялся, чтобы вся прелесть хищного взгляда была обращена к нему.

Русалка обернулась.

— Роксанна, мне нужно с тобой кое-что обсудить, — начал Грид.

Он заметил, что глаза ее любимой фаворитки были какими-то грустными, а грудь, скрытая ракушками, вздымалась не так высоко, как это бывает при встрече с мастером. Все это заставило Грида задуматься. По всей видимости, дневной секс и ночная охрана, перебиваемые личными просьбами — или ночной секс и дневная охрана, перебиваемые личными просьбами — не дается без последствий даже перфекцинатам.

— Я освобождаю тебя от ночных дежурств, Роксанна, — первым делом сказал Грид. — Вид у тебя неважный. И советую тебе бросить курить. Моя фаворитка должна подавать пример другим охранницам — чтобы по-прежнему оставаться моей фавориткой.

— Хорошо, мой мастер, — улыбнулась Роксанна — вернее, пыталась улыбнуться, потому что последняя фраза Грида ее явно задела.

И Грид это понял. Чтобы не смущать свою пока еще фаворитку, он подошел к перилам и посмотрел вниз — на жадных торговцев, на полуголых бедняков, на случайных безликих прохожих. Уже с высоты второго этажа ощущается превосходство над этим городом — привычное и безмерно любимое Гридом. Да, пожалуй, ради этого превосходства и стоило обворовывать электорат… С этим великолепным чувством Грид повернулся к Роксанне.

— У кого ты заказывала мой портрет? — спросил Грид.

В хищный взгляд русалки проник страх.

— У Нилаца Ретлиха, мой правитель.

— Что? — вскричал Грид. — Ты доверила мою личную просьбу этому любителю ширпотреба?

— Но, мой правитель, вам ведь нравятся его картины…

— Мне не нравится его портрет! Мой портрет! Портрет, на котором я нарушаю законы физики! Я понимаю, что у него есть свой стиль, что он не привык его нарушать и что ради твоей просьбы он не стал рисовать очередных голых девок…

Голос Грида тут же перешел из спокойного холодного в крик.

— Но этот сукин сын должен понимать, что жидкость выльется из сосуда, если в сосуде почти на самом дне находятся дыры!

Выражение лица Роксанны изменилось. Весь ее внешний вид навеивал сравнение с орлицей, которая в данный момент не понимала, куда делась ее добыча. В ответ на это Грид прокричал:

— Если в череп налить вино, то оно выльется из глазниц! А на картине Ретлиха оно осталось в черепе! По его мнению, вино загустело? Или же я каким-то магическим образом заморозил его?

— Это… это художественный замысел Ретлиха.

Грид вновь хотел орать, но передумал и спокойно сказал:

— Роксанна, милая моя фаворитка…

Показной вздох.

— Художник, рисующий курносых девок с их греческой любовью, не должен рисовать канцлера Гриверса и мэра Кенинг Хора в полный рост. Неужели ты сама не могла до этого додуматься?

— Но…

— Я передумал. Я добавляю тебе ночные дежурства. Иди в свою комнату. И быстрее, ты должна привести себя в порядок ко следующей нашей встрече.

Роксанна покорно кивнула — но затем выкинула окурок в фонтан, после чего сняла со своих ног синий, довольно мультяшный хвост, встала, медленно пошла ко входу в замок, открыла дверь…

В которую тут же вскочил Мартин, на ходу отдавая честь — то есть, стуча правой ладонью по золотым нашивкам на своей черной форме.

— Так, так, так, Мартин… — с недовольством начал Грид. — Вы же знаете, что сотрудникам ООН — вообще, любым сотрудникам любой должности — нельзя здесь находиться.

— Но, правитель, обстоятельства…

Любовь к Мартину, как к самому надежному сотруднику силовых структур, не мешала Гриду прокричать:

— МНЕ ПЛЕВАТЬ! ЭТО КОРОЛЕВСКИЙ ДВОР! ПОЛИТИКАМ И ПОЛИЦИИ ЗАПРЕЩЕНО ЗДЕСЬ ПОЯВЛЯТЬСЯ!

Мартин смутился — но смутился недостаточно сильно, если учесть, что орал на него канцлер Гриверса и мэр Кенинг Хора собственной персоной.

— Но, правитель, — начал Мартин, — мы поймали Элиаса Крица…

Грид был готов разразиться очередной гневной тирадой, уже открыл для этого рот, но слова Мартина вовремя дошли до него и вызвали странную перемену на его лице. Оно воодушевилось, будто бы его обладателя ожидало фехтование с Роксанной.

— Где он? — спросил Грид, позабыв о портрете и своем недовольстве им.

Мартин выпрямил спину и стал докладывать:

— В нашем автомобиле. В наручниках. У него был самодельный пистолет. Мы его изъяли.

— Приведи его в мой кабинет, — приказал Грид.

— Слушаюсь, — сказал Мартин и направился к двери.

У самого входа он остановился и произнес:

— Правитель, мне неловко говорить, но Криц ранил одного из наших сотрудников, Строумэна. Ему необходима медицинская помощь.

Грид отмахнулся от вопроса, словно от назойливой мухи.

— Так окажите ему помощь, в чем проблема?

Мартин стал постукивать левым лакированным ботинком по полу, отражающему свет холодного солнца.

— Медицинская помощь стоит денег, и…

Грид перебил с особым раздражением в голосе:

— Так отвезите его в больницу, черт побери!

Мартин заметно волновался. Сине-зеленые глаза впервые при Гриде потеряли свой уверенный взгляд. Тут канцлер наконец-то понял, к чему клонит его преданный солдат, поэтому добавил несколько брезгливо:

— И запишите лечение на мой счет.

Мартин замялся, но было очевидно, что он услышал то, что хотел.

— Так точно, — отчеканил он. — Я сообщу Ребекке, чтобы она отвезла Строумэна в больницу, а тем временем я доставлю в ваш кабинет Элиаса Крица.

— И побыстрее! — крикнул вслед Грид. — Через пять минут ученый должен сидеть в моем кабинете.

После послушного кивка головой, затылком обращенной к Гриду, Мартин покинул королевский двор.

Черствое сердце любителя искусств бешено заколотилось. В его распоряжении появился он — настоящий изобретатель. Человек, который может повелевать временем. Который по приказу канцлера сделает так, чтобы сам канцлер смог повелевать временем. Одной только угрозой применить машину времени можно подчинить себе не только Паксбрайт, а… (Грид с некоторым страхом притормозил в своих мыслях, но все-таки додумал) сам Синистер…

Он с вдохновением оглядел толпу, окружающую ларьки торговцев, сразу же после этого покинул королевский двор и поспешил к своему кабинету, находящемуся на вершине башни…

…в котором уже находился Элиас Криц. Он сидел на деревянном стуле, спиной к Гриду. Руки были пристегнуты наручниками за спинку стула, бурый плащ ученого валялся под ногами. Мощный торс просвечивался сквозь дырявую жидкую футболку, которую ученый, наверное, не менял много лет.

Ученый…

Грид хмыкнул. Ему казалось странным, что не щуплый Рей в очках, а этот рослый гладиатор является изобретателем. «Такая внешность подошла бы участнику подпольных боев, но никак не изобретателю» — подумал канцлер.

Когда дверь открылась, ученый развернул голову вполоборота — маска ярости исказила лицо с буквами шрамов, когда желтые глаза увидели перед собой столь ненавистного канцлера.

Грид улыбнулся.

— Неужели? Неужели человек, которому под силу сделать так, чтобы меня не существовало, сейчас сидит передо мной, такой злой, но абсолютно беспомощный?

Элиас плюнул на бумаги, лежащие на столе канцлера. Насколько мог понимать стоявший у дверей Грид, только что указ о повышении налоговой ставки до 71% стал недействительным. В другой день это событие, несомненно, вывело бы Грида из себя, но не сегодня…

— Я видел твоего брата, — начал Грид и стал медленно расхаживать по комнате. — Более трех недель назад. Он соврал мне, что является изобретателем машины времени для того, чтобы спастись от ростовщиков, которым он остался должен за наркотики. Полагаю, Элиас, ты знал об этом?

Серо-голубые глаза впились в ученого, мысленно приказывали кивнуть, но Элиас никак не реагировал. Яростный, желающий смерти взгляд желтых глаз с красными прожилками вызывал у Грида какую-то пустоту в желудке. Он решил не смотреть на ученого, поэтому продолжил свою неторопливую, по-театральному выверенную речь, бросая коротенькие взгляды на висящую на стене коллекцию мечей.

— Спешу тебя заверить — твой брат так и не произвел выплаты ростовщикам. Потому что я отправил его в Синистер…

— На ужин к Сикстену Бейлу! — прервал канцлера Элиас. — Ты скормил моего брата этому узурпатору!!!

Грид удивился осведомленности Элиаса, но тут же вспомнил о своих подозрениях, что Шелтер и Элиас тесно общаются, поэтому натянул на лицо как можно более раздражающую улыбку.

— Да, так оно и было. Но, пожалуйста, никому никогда об этом не рассказывай. Я думаю, что протектор Синистера не обрадуется тому, что много… эээ… лишних людей знают о его… слабостях.

Грид сел на свой величественный трон. Теперь Элиас перестал вращать головой. Он получил долгожданную возможность испепелять врага убийственными взглядами напрямую.

Грид же сел лицом к Элиасу не ради этой благородной цели. Он сел на трон в надежде наполнить свой организм соками столь привычного, но пока приглушенного превосходства, но ярость Элиаса, увы, была слишком непомерна, поэтому Грид по-прежнему избегал взгляда желтых глаз с кровавыми прожилками. Он смотрел на портрет красивой девушки, пока говорил:

— Перед тем как я спрошу у тебя кое-что, я хотел бы услышать от тебя что-нибудь — например, вопросы, которые наверняка у тебя имеются… О да, — кивнул Грид, увидев удивление на лице Элиаса. — Я предоставляю тебе возможность первому задать мне вопросы. Забегая наперед, скажу, что в моих планах идет длительное сотрудничество с ученым такого калибра, как ты. Все мои верные поданные получают хорошее жалованье, и ты тоже не станешь исключением, если не будешь ставить свое эго выше моих собственных намерений.

Грид переборол себя и все-таки посмотрел в глаза Элиаса. Увы, ненависти в них не убавилось.

— Я понимаю, что я стал причиной смерти твоего брата, но, насколько мне известно, вы никогда не были близки. Более того, вас можно назвать вра…

— Ты убил моего отца! — внезапно перебил Элиас и ударил ногой по декоративной ножке стула. — Ты отправил его к Бейлу. Черт с ним, с Реем, но после того, что ты сделал с отцом… — красные жилы в глазах стали багровыми, — у тебя есть наглость заикаться о сотрудничестве?

Грид понимающе покивал головой, посмотрел на рыцарские доспехи возле стены, но все же предпочел обратить свой взор к портрету девушки.

— Сейчас я тебе объясню, почему я так поступил. Я отправил твоего отца к Сикстену Бейлу после того как узнал, что твой отец имел любовную связь с моей матерью, правительницей Гриверса, великой Эльжасминой Сагитариус.

Грид притворно охнул и вновь улыбнулся своей самой раздражающей и потому самой любимой улыбкой на свете.

— Не хочу хвастаться, но это первый приказ, который я отдал, когда вступил в учрежденную мною лично должность канцлера Гриверса.

После своих слов Грид продолжил спокойно смотреть на портрет, опасаясь, что от нарастающей, становящейся все более осязаемой ярости Элиаса, могут разорваться наручники, подрагивающие, судя по стуку, за спиной ученого.

— Больше к твоему отцу возвращаться я не намерен, — сказал Грид. — Задавай другие вопросы, ответы на которые ты бы хотел получить.

— У тебя машина времени? — неожиданно спокойно спросил Элиас.

— Я думаю, ты знаешь, что нет.

— То есть, троица похитителей под предводительством некого Фрэнка работает не на тебя?

— Мне достаточно преданных бойцов ООН, — слегка ощерился Грид. — Зачем мне нанимать какого-то Фрэнка?

— И с Лаурой Блейк ты тоже не связан?

— Кто такая Лаура Блейк?

— Ты сейчас на нее смотришь.

Грид недоуменно отвел глаза от портрета, посмотрел на Элиаса в высшей степени глупо, затем вновь стал смотреть на портрет с куда более сильным вниманием.

— По-твоему, эту девушку зовут Лаура Блейк? — спросил Грид тихим голосом, указывая на портрет.

— Она уже проговорилась, что это ее не настоящее имя, — ответил Элиас. — Но этим именем она представлялась, пока жила в Леклере.

— Лаура Блейк? Жила в Леклере? — встревожено переспрашивал Грид, поневоле уставившись на Элиаса. — Что за бред ты несешь?

— Спроси у нее, зачем она выслеживала меня. Я уверен, что ты хорошо ее знаешь, раз ее портрет висит аж в твоем кабинете. Узнай от нее, бред я говорю или нет.

Грид то открывал, то закрывал рот, напоминая рыбу, течением выброшенную на сушу.

— Я не… я не понимаю…

Никакой речи о «соках превосходства», которые мог бы дать трон правителя, теперь не могло идти и речи.

— Стало быть, ничего интересного про похищенную машину времени ты рассказать не в состоянии?

Серо-голубые глаза, казалось, онемели в глазницах. Он бросил очередной взгляд на портрет, словно надеясь от него услышать какие-либо пояснения.

— Тогда не вижу смысла тянуть с этим.

Что-то хрустнуло — и Элиас встал со стула. На его запястьях болтались браслеты от сломанных надвое наручников. Он бросил на стенд с холодным оружием взгляд, полный любопытства.

— Жаль — но я не знал, что у тебя имеются такие замечательные мечи, Грид. Иначе мне бы не пришлось носить с собой это…

Элиас наклонился к плащу и из внутреннего кармана достал пистолет.

— При аресте твои охранники отобрали у меня пистолет. Они и подумать не могли, что у ученого может быть и второй.

— Как тебе это удалось? — Грид смотрел на болтающийся браслет на грубой руке ученого.

— Это? — Элиас позвенел наручниками. — Скажем так — мою злость не удержат никакие оковы в мире.

Глаза канцлера в панике забегали по кабинету.

— Ничто меня не сможет остановить! — Элиас направил оружие на канцлера. Тот вжался в свой трон и заорал:

— ОХРАНА!

Элиас засунул пистолет за пояс, выхватил со стенда меч пламевидной формы и приставил его к шее Грида.

— Я не собираюсь убивать тебя прямо здесь, Грид, — прошипел Элиас. — Но могу поклясться, что ты умрешь с особенной мукой, если будешь продолжать орать.

Смертельно напуганный, канцлер все же нашел в себе силы прошептать:

— А что после? Тебя же убьет моя охрана. Такой талант, как ты, позволит себе умереть ради глупой мести?

За дверью послышались торопливые шаги. Они усиливались.

Элиас тяжело вздохнул.

— Я уже тебе поклялся, Грид.

Грид задрожал с головы до ног. Он бросил отчаянный взгляд на портрет девушки, известной ранее как Лаура Блейк.

— Ты — моя страховка, Грид, — сказал Элиас, острием меча дотронувшись до дрожащего кадыка на старой шее канцлера. — Ты пойдешь со мной.

Дверь распахнулась — в кабинет ворвались Роксанна, Каприсс и чуть позже Мартин, вставший между девушками. Они нацелили на Элиаса оружие — пистолеты у девушек, блестящий автомат у Мартина.

— Не двигайся, Элиас, иначе мы откроем огонь на поражение! — проговорил Мартин четко, словно бы находился на учениях.

Элиас перевел взгляд на Роксанну, которая ворвалась в кабинет в одних только трусиках. Ее пистолет смотрел ему прямо в голову.

— Так, — сказал Элиас, — не вижу смысла блефовать. Он обратился к ооновцу. — Мартин, тебя знаю чуть лучше, чем твоих подружек, знаю, что ты — толковый рассудительный малый, которому не повезло работать на такую мразь, как Грид…

— Пристрели его, Мартин! — прошипел Грид. Острие фламберга слишком плотно прилегало к старой, но идеально выбритой шее канцлера.

— Мартин, достань из моего плаща сверток. В нем находится один немаловажный документ.

Мартин посмотрел на канцлера. Тот, равно как и его охранницы, стали покачивать головами.

— Вдруг это важно, — извиняющимся тоном произнес Мартин, после чего нагнулся к плащу Элиаса и достал из кармана сверток.

Грид с ненавистью посмотрел на своего преданного бойца ООН. Тот, увидев его взгляд, добавил:

— Правитель, пока мы рядом, вашей жизни ничто не угрожает.

Под томящийся от ожидания взгляд Элиаса, Мартин развернул сверток, достал оттуда документ, быстро пробежал по нему глазами…

— Что там, Мартин? — спросил Грид приглушенным голосом, да таким приглушенным, будто бы его душили.

— Это… Правитель, это лицензия на убийство.

— ЧТО?

— Все правильно, — довольно произнес Элиас.

— Где ты ее взял? — спросил Мартин. — Это привилегированная, их почти не осталось в свободном доступе.

— Позвольте мне не выдавать своих подельников, — слегка поклонившись Мартину, произнес Элиас.

— Убейте его! — прохрипел от нехватки воздуха Грид, но Элиас благоразумно скрылся за троном. Теперь в прицел попадала только макушка — и рука, все еще держащая фламберг у старой и уже побелевшей от страха шеи Грида.

— Как вы знаете, — начал Элиас, — в Гриверсе продаются лицензии на убийство. Работают они в отношении любого человека. Есть простая, где нужно указать имя жертвы и привилегированная, где имена не указываются, а указывается количество жертв. Я такую приобрел, чтобы убить канцлера Гриверса и мэра Кенинг Хора Итана Грида. Прошу заметить — работает лицензия в отношении любого.

— Пристрелите его! — проорал Грид.

Раздался выстрел. Элиас успел убрать руку от шеи. Пуля с неприятным лязгом угодила в лезвие меча, переломив его надвое. Элиас бросил взгляд на троицу охранников. Судя по дымящемуся пистолету охранницы в нефритовом платье, стреляла она. Элиас направил на нее свой пистолет и выстрелил — и Каприсс, вторая по «любимости» охранница Грида, упала навзничь и больше не шевелилась. Нефритовое платье окрасилось кровью, струйка дыма неслась к небесам из багровой груди.

Грид закричал. Элиас схватил канцлера за шею и приставил пистолет к виску.

— Не двигаться! — крикнул он Мартину и Роксанне. — Иначе ваш правитель станет следующим.

Мартин застыл, но пистолет его остался направленным в сторону Элиаса. Роксанна склонилась над мертвым телом Каприсс. С ее недокрашенных глаз упала пара слезинок — и это поубавило уверенности в Элиасе. Он ослабил хватку на шее, дуло пистолета перестало давить на седеющий висок Грида.

— Мартин, ты же видишь, что это привилегированная лицензия, — спокойно сказал Элиас. Его грудь в дырявой футболке тяжело вздымалась. — Там указано число три. Я не нарушу гриверских законов, если убью Грида и еще кого-нибудь, например, тебя. — Ученый указал на Роксанну. — Вы всего лишь наемные рабы. Вы перестанете быть таковыми, если позволите мне уйти — разумеется, после того, как я… сделаю то, что законами не запрещено.

— Мартин, Роксанна, прикончите его! — взвыл Грид, чуть не плача. — Я приказываю вам!

Роксанна обнимала труп Каприсс, а Мартин нацелил автомат прямо между глаз Элиаса.

— Подумай о своей жене, Мартин, — вдруг выкрикнул Элиас. — Она хочет ребенка. Смогут ли дети при этой гниде увидеть счастливое будущее?

Серо-зеленые глаза Мартина расширились.

— Я обеспечу твоим будущим детям лучшую жизнь в мире! — прохрипел Грид. — Только застрели этого подонка!

Руки Мартина задрожали. Роксанна оторвалась от трупа соратницы и взглянула на дрожащий автомат, направление которого медленно опускалось от макушки Элиаса до груди Грида…

Вдруг доспехи, стоящие у стены, зашевелись. Серо-голубые глаза Грида выскочили бы из глазниц от шока — если бы могли. Мартин отвлекся на звон доспехов, но тут же, совсем как Строумэн, получил пулю в ногу. Он рухнул на пол, держась за раненое бедро, а его автомат упал на покрывающую пол шкуру пантеры.

— НЕЕЕЕТ!!! — проорал Грид.

Элиас направил пистолет на Роксанну. Та, оплакивая свою погибшую соратницу, вовсе позабыла, что просто положила пистолет на пол. До него она не успеет дотянуться…

— Беги отсюда, — приказал Элиас.

Роксанна поспешила выполнить приказ. Голая, испачканная кровью, она выскочила из кабинета. Ее каблуки еще долго отдавались эхом от мраморных ступенек лестницы…

Под звуки каблуков, постанывания Мартина, всхлипы Грида, Элиас с бешено стучащим сердцем направил пистолет на доспехи, которые двигались к нему…

— Кто там?

Громоздкие руки медленно поднялись к шлему. Спустя мгновение шлем оказался в руках — а Элиасу предстало лицо Лауры Блейк. Словно сошедшее с портрета, живое, обольстительное — но с темными глазами, мечущими молнии.

Грид, казалось, сейчас упадет в обморок. Он не мог выдавить из себя ни слова. Лаура бросила на него короткий взгляд, после чего обратилась к Элиасу:

— Уходи отсюда. И не трогай его. — Она аккуратно положила свою руку на плечо Гриду. — Просто уходи отсюда, пока можешь.

— А если я убью сначала его, а потом тебя? — Элиас направил пистолет прямо в лицо Лауре.

— Не думаю, — сказала Лаура. — Мы с тобой связаны крепче, чем ты думаешь…

Лицо Элиаса скривилось от недоумения. Он шагнул вперед, чтобы рассмотреть лицо Грида. Оно также выражало недоумение, не меньшее, чем у него самого. Губы на белом от страха лице складывались в еле слышные слова:

— Только не трогай ее. Убей меня, но ее не трогай. У тебя же есть лицензия, пристрели меня.

Лаура медленно отступила назад, как раз для того, чтобы потоптаться сабатонами по привилегированной лицензии, выпавшей из рук раненого Мартина.

— Не волнуйся, — сказала Лаура.- Он меня не тронет. Он слишком многого не знает, ведь так?

Лаура подмигнула Элиасу. Тот просто опустил пистолет и пялился на Лауру, словно завороженный. Грид не знал, что и думать ему.

— Что здесь происходит?

— Ничего, папа. Все хорошо, — заверила его Лаура. — Элиас, я бы на твоем месте поспешила к пришельцам. Кто знает, — Лаура стала наматывать на палец свои темные блестящие волосы, — может, они вновь оказались в опасности…

Она вновь подмигнула ему. Побледневший Элиас направил пистолет прямо в лицо Грида. Очередной всхлип, глаза Лауры испуганно расширились, палец на курке дернулся…

Но…

Выстрела не прозвучало. Элиас, все еще держащий пистолет нацеленным на Грида, направился к двери спиной, переступил через раненого Мартина, после чего открыл дверь и стал у порога, бросая на Лауру странные взгляды.

— Хватит всех этих спектаклей, Элиас! — улыбаясь крикнула Лаура.

Дверь закрылась. В кабинете остались все еще напуганный Грид, Лаура в доспехах, раненый Мартин и мертвая Каприсс.

— Что здесь происходит? — спросил Грид, чувствуя, как его бьет мелкая дрожь.

Лаура ничего не ответила. Она резко опустила руки вниз — часть доспехов упала на пол. Тонкие, с украшениями, пальцы Лауры стали поглаживать Грида по плечу. Грид поднял на нее серо-голубые глаза и спросил:

— Что ты задумала?

Аноним, желающий представиться

— Что он задумал?

Наверняка, этот вопрос беспокоит вас — тех, кто сейчас смотрит эту пленку. Я надеюсь, что меня сейчас видят четверо людей — не больше и не меньше. И я очень хочу, чтобы у тех четверых были только эти и никакие другие имена: Клод Фохё, Эмили Гиллан, Сайрус Монтгомери и Майкл Бернс. Я знаю, что в этом мире вам приходится держаться вместе, поэтому если кто-то из вышеназванных не имеет возможности видеть мою разоблачающую запись, знайте — виной тому тлетворное влияние человека, которому вы обязаны переносу во времени…»

На мониторе появилась фотография Элиаса — молодого Элиаса в лабораторном халате, стоящего возле пробирок в сферообразной аудитории.

— Да, он самый — продолжал вещать незнакомый мужской голос. — Элиас Родерик Криц. Мой подельник, чьи подлинные намерения я планирую озвучить в этой видеозаписи…

Фиолетовая рябь исчезла. Вернее, она стала превращаться во все более четкий фиолетовый фон. На этом фоне появился мужчина. Он был в одет в ярко-красный неоновый пиджак. Под ним скрывалась фиолетовая рубашка, заправленная в матовые красные брюки. Лицо мужчины было замазано фиолетовой рябью, такой же, которая была в начале ролика. Он медленно подошел к камере и приложил к ней свое лицо.

Фиолетовая рябь вновь заполонила монитор.

— Я скрываю свое лицо из опасения, что эта видеозапись может попасть не в те руки, — продолжал говорить мужской голос. — Но вы же помните, что гласит надпись на свертке, который вы получили? Аноним, желающий представиться. Я все еще желаю представиться — просто хочу сделать это в более уединенном месте. Только так я смогу чувствовать себя в безопасности.

Но о безопасном месте я сообщу вам позже. Сейчас я планирую рассказать вам все, что знаю о грязных делах Элиаса Крица, человека, которого вы, возможно, считаете путеводителем или даже другом в этом новом для себя мире…

Итак. Элиас Родерик Криц. Родился он 22 мая 186 года в городе Итиане, в Отрантии, которая сейчас известна под названием Крицборн. Его семья выделялась из круга ученых своей незаурядностью, которая, надо заметить, порою граничила с безумием. Ученые Советы практически всех городов Паксбрайта, мягко говоря, недолюбливали семейство Криц за резкость их научных изысканий, которая, надо заметить, стала главной причиной их известности. Стоит также упомянуть дружбу матери Элиаса, Келлендры, с главным консулом Паксбрайта, Йоханном Шелтером. Недаром, сразу же после смерти Келлендры Криц, произошедшей пять лет назад, ее родная провинция была названа в ее честь. Так что безусловная одаренность и дружба с первым лицом Паксбрайта превознесли семейство Криц над другими, не менее талантливыми, чем они, учеными семьями.

Но… Всегда есть «но». Семейство Криц всегда умело замазывать грязные следы своей истории своим интеллектуальным блеском. Только они не могли и подумать, что найдется человек, готовый бескомпромиссно стереть этот блеск, чтобы явить вам, многоуважаемые путешественники во времени, правду, которую вы заслуживаете знать.

Фиолетовая рябь стала уменьшаться в размере. Равномерный фиолетовый фон постепенно наполнял собой экран — аноним отодвигал свое замазанное лицо от экрана, отходя назад и представляя на обозрение свой красный неоновый пиджак.

— Итак. Я продолжу. Хочу, чтобы вы видели меня, когда я буду говорить правду. Мое лицо останется замазанным — из-за тех же соображений, о которых я сообщил вам ранее.

Возможно, вас посещали назойливые мысли, что Элиас Криц водит вас за нос. Спешу вас заверить — талант ученого и способность хранить в секрете свои темные тайны передались Элиасу по наследству. Я расскажу вам о трех членах семейства Криц, после чего вы сможете сопоставить мои факты и свои предположения и понять, чем же поведение семейства Криц отличается от поведения Элиаса.

Аномим откашлялся — видимо, разминая голос. Фиолетовая рябь дрогнула, слегка вытянулась, а затем вновь пришла в привычное состояние.

— Итак. Начнем с отца Элиаса, Родерика. На редкость странный тип. Неизвестно, почему он покинул райский Паксбрайт, отправился в дегенеративный Гриверс и закрутил там роман с самой Эльжасминой, тогдашней правительницой Гриверса, матерью нынешнего канцлера Итана Грида. Зачем передовому ученому с альтруистичными идеями оставлять жену с двумя детьми и уезжать в Гриверс? Ведь был огромный риск, что он оттуда не вернется. Что, собственно, и произошло — после отъезда в Гриверс, ни жена, ни подрастающие дети больше не видели Родерика Крица живым.

Далее по списку идет Келлендра Криц, мать Элиаса и жена Родерика. Ей принадлежит огромная роль в создании генномодифицированных людей, называемых «перфекцинатами». Но какой ценой ей далось это открытие? Благодаря ее действиям, сотни людей заболели пыльной лихорадкой. Об их дальнейшей судьбе нет смысла говорить — они либо превратились в рептилий, либо перестали воспринимать этот мир. Плюс ее так называемая дружба с Йоханном Шелтером… Может, они не просто дружили? Ведь Келлендре после таинственного исчезновения мужа наверняка понадобилось сильное, мужское и, что самое важное, влиятельное плечо. Келлендру Криц помнят как выдающегося изобретателя, оставившего после себя ряд удивительных идей, которые она не успела воплотить в жизнь. Но никто о ней не думает, как о губительнице сотен невинных жизней — может, авторитет главного и, надо заметить, не менее загадочного, чем она, консула Паксбрайта позволил ей избежать ответственности за свои преступления? Я ни на чем не настаиваю, просто задумайтесь об этом — возможно, это даст ответы на некоторые ваши вопросы.

Итак, следующий по списку идет Рей Криц, сын Келлендры и Родерика, младший брат Элиаса. И, друзья мои, приготовьтесь! Потому что Рей Криц — лицидозависимый наркоман, предавший свою семью, уехавший, совсем как отец, в Гриверс, чтобы — внимание! — совратить пятнадцатилетнюю девочку и заставить ее выйти за себя замуж. Да уж, такие свершения не скроют все интеллектуальные блески мира! На это сложно закрыть глаза. Даже его странная, мягко скажем, семья была в шоке от того, что самый младший ее представитель продвинулся в своем безумии дальше всех остальных. Чем это кончилось, вы, наверняка, уже знаете. В стремлении обогнать своего брата в омерзительности, Рей связался не с теми людьми, попытался присвоить себе изобретенную Элиасом машину времени и пытался обмануть аж самого Итана Грида, чего, увы, ему сделать не удалось — Итан Грид отправил Рея Крица в Синистер на растерзание Сикстену Бейлу.

Позади анонима появилось черное кожаное кресло. Аноним сел и, скрестив ноги, продолжил монолог.

— Итак, экскурс в загадочную семью Криц можно считать оконченным. В живых остался лишь один ее представитель. На мой скромный взгляд, самый безумный из всех. Элиас Родерик Криц.

Для начала позвольте рассказать вам немного о себе. Поскольку я для вас являюсь анонимом, то малоприятные вещи, о которых я рассказываю, заставляют вас относиться ко мне с не меньшим, а то и большим подозрением, чем к Элиасу. Итак, я — двоюродный племянник Фрэнсиса Роттенхарта, чемпиона подпольных гладиаторских боев «ЛучаСпота», больше известного под псевдонимом Ти-Боун Фрэнк. Да, я двоюродный племянник того самого Фрэнка, который похитил у Элиаса машину времени. Того самого, который, возможно, причинил вам, многоуважаемые путешественники во времени, моральный и материальный вред…

Аноним взял паузу, после чего его фиолетовая рябь тихим голосом произнесла:

— От имени Фрэнка и своего имени — имени, которое вы скоро узнаете — я хотел бы принести вам чистосердечные извинения, если наши действия причинили вам боль…

Затем голос повысился:

— Эти действия шли согласно плану Элиаса Родерика Крица, на которого мы долгое время работали…

Вновь пауза — взятая, видимо, для того, чтобы шокированные пришельцы могли осмыслить все услышанное.

— Да. То, что считалось вами роковым стечением обстоятельств, было тщательно спланировано Элиасом. Он понимал, что его брат-шизофреник, знающий о машине времени, мог испортить ему планы, извините за пафос, по завоеванию вселенной, поэтому он инсценировал похищение машины времени, чтобы дистанцировать себя от связи со своим изобретением.

Элиас обратился за услугами ко мне. Я работаю против режима Грида и веду подпольную деятельность — то, что Элиас смог найти меня, тоже должно заставить вас задуматься. Ввиду своей скрытности, я не мог совершить ограбление лично, но, безусловно, такая вещь, как машина времени, не могла не заинтересовать меня. Я поручил это дело своему двоюродному дяде Фрэнку, в качестве поддержки он взял с собой свою сестру и ее мужа. Что было дальше, я думаю, вы помните.

Элиас — талантливый манипулятор и крайне опасный соперник. Он общается с Игроком, у него имеется доступ к лицензиям на убийство, он тесно связан с теневыми рынками Гриверса. В общем и целом, он ничем не отличается от своей семьи, чей незаурядный ум сочетается с крайне опасными представлениями о том, что такое хорошо и что такое плохо.

Аноним встал с кожаного кресла — едва это произошло, как кресло исчезло. Остался фиолетовый фон, сам аноним и рябь на его лице.

— У вас, наверняка, возник резонный вопрос — почему я разоблачаю Элиаса, своего, казалось бы, союзника? Потому что в искусстве предавать он не уступает, а наоборот, превосходит своего младшего брата. Он связался с Мелиссой Блисс, дочерью самого Итана Грида, которую вы знаете под именем Лаура Блейк. Зачем он это сделал — я не знаю, но то, что он имеет дело с дочерью нашего заклятого врага, заставило меня в корне пересмотреть свое отношение к нему. Все вышеупомянутое, в конечном счете, привело к тому, что вы сейчас смотрите эту запись.

Элиас зависит от меня. Я храню у себя его поломанную машину времени и не собираюсь ее возвращать, пока не получу от него всю правду. Конечно, он сможет создать новую машину времени, но задумайтесь — так ли это хорошо, когда у человека, в котором есть причины сомневаться, вновь получит себе оружие вселенского масштаба? Сможете ли вы действительно попасть в другое время, когда временем владеет человек с таинственными амбициями?

Напоследок, хочу сказать вам вот что. Наверняка, Элиас сообщил вам, что ваш перенос во времени является случайностью. Задумайтесь — сможете ли вы после всего того, что услышали об Элиасе, верить в то, что вы оказались в этом времени случайно?

Если мои доводы смогли вас убедить в бесчестии Элиаса, советую вам начать сотрудничать со мной. Доставьте Элиаса Крица к Чертовому Мосту — этот мост соединяет Шэддок и Лоудаун. Тогда я с удовольствием открою вам свою личность, после чего мы вместе получим от Элиаса Крица все ответы на все наши вопросы.

Если что-то из сказанного мной вам непонятно — просто перемотайте обратно.

Аноним отошел еще дальше — казалось, за его спиной располагалась не фиолетовая стена, а фиолетовая бесконечность.

— Спасибо за внимание.

Экран стал темным. Майкл и Саймон посмотрели друг на друга, не зная, что и думать.

— Я ТАК И ЗНАЛ! — прокричал Саймон.

— Тише…

— Я так и знал, что этот ученый водит нас за нос.

— Да уж. — Майкл почесал бровь — его голова заболела от мыслей. — Если у Элиаса действительно имеется коварный план, то мы никак не сможем изменить время. Но… Нам это и не нужно.

Он указал на огромный мешок, забитый сквелларами.

— Зачем выбирать нужную нам реальность, когда мы можем просто ее купить? — спросил Майкл.

Саймон удивился этим словам.

— Неужели ты не хочешь узнать правду?

— Наверное, хочу, — неуверенно ответил Майкл. — Только я не верю ни Элиасу, ни этому анониму.

— Обвинения анонима показались мне резонными, — заметил Саймон.

— Согласись, пока мы не услышим версию Элиаса, нет смысла сдавать его этому анониму.

Саймон внимательно, вдумчиво посмотрел на Майкла, затем сказал:

— Наверное, ты прав.

Майкл закурил сигарету и сел на пол рядом с мешком.

— В этом мире больше некому доверять. У всех свои планы, свои амбиции, свои тайны. Черт, как же люди все усложняют. Остается надеяться, что мне посчастливиться не стать лишним винтиком в чьем-то коварном замысле.

Саймон сел на пол и тоже закурил.

— Аноним вызывает у меня больше доверия, чем Элиас. Давай договоримся, что если Элиас не будет честен с нами до конца, мы скрутим его и отвезем к анониму на этот Чертов Мост.

Майкл махнул рукой.

— Честно говоря, я не об этом думаю. — Он подумал о ней, и что-то внутри него екнуло. — Этот мир чересчур опасен. Опаснее, чем я себе представлял. Все вспоминаю твою фразу, Саймон…

— Какую?

— Мы, четверо, должны держаться вместе… — сипло ответил Майкл.

Он подумал о ней, но не как об объекте своей священной любви. Нет — он подумал о ней, как о человеке, которому может грозить опасность и которого он всеми силами будет стараться от этой опасности уберечь.

Слова Майкла, должно быть, тронули Саймона. Он хлопнул Майкла по плечу и тихо сказал:

— Ты очень рассудительный, Майк. Ты круче, чем пытаешься казаться. Скрытый ангел кроется в твоей темной душе…

Майкл недоуменно посмотрел на друга. Саймон рассмеялся.

— А что, хорошее сравнение. Я так понял, ты хочешь поехать к Клоду и Эми в город М?

— Да.

— Хорошая идея. Заодно и Механика сможем проведать. Сможем купить все, что захотим…

— Да, да… — отстраненно согласился Майкл, думая об одном и том же.

— …и сможем заманить к себе Элиаса, чтобы вытряхнуть из него всю правду.

— …да… — еще тише произнес Майкл.

Он думал об одном и том же:

«Мы, четверо, должны держаться вместе…»

ЧТО ЖЕ ТАКОЕ СЧАСТЬЕ?

Откровение

Мир, в котором мы мертвы…

Эми вывела эту надпись, а потом задумалась — зачем она это сделала?

Мельбурн.

8 мая 2021 год.

Эми старалась выбросить из головы эту дату. Она написала еще одну строчку:

Мир, который для нас мертв…

Но…

Дерек, безо всяких предупреждений, выжал сцепление и развернул свой безупречный А9 в обратном направлении, нарушив не одно правило дорожного движения. По крайней мере, так подумала Эми, которая в ПДД, как и в машинах, совсем не разбиралась. Она спросила с легкой паникой в голосе:

— Ты что делаешь? Парквилль совершенно в другой стороне.

— Мне нужно успеть, — пропыхтел изрядно покрасневший Дерек. — Это очень важно.

— Куда успеть?

— К моим друзьям…

Ауди обогнал ехавший впереди сапфировый мерседес.

— Что случилось? — спрашивала Эми в испуге от езды своего кавалера.

— Я не могу объяснить — это очень личное…

— Личное? — Эми сразу же разозлилась. — Тогда сейчас же высади меня, я сама доберусь до Парквилля.

— Нет. У нас нет времени.

Ауди совершил очередной резкий поворот, от которого Дерек чуть не завалился на Эми.

Эми взяла застежку ремня безопасности и помахала ею перед носом Дерека.

— Ты несешься как сумасшедший! Ты мог хотя бы пристегнуться?

— Нет, дорогая, у нас нет времени! — повторил с раздражением Дерек. Рельефные скулы его лица дрожали от напряжения.

Эми тут же завелась.

— Нет, дорогой, это у тебя нет времени! Пожалуйста, не впутывай меня в свое «очень личное». Я ничего не потеряю, если ты опоздаешь.

Дерек слегка покраснел, но скорость не сбавил.

— Хорошо, Эми… извини.

Очередной резкий поворот — и автомобиль Дерека все-таки сбавил скорость, потому что Дерек стал набирать чей-то номер.

— Ты можешь хотя бы остановиться? — попросила Эми, увидев, как пальцы Дерека лихорадочно стучат по сенсорному дисплею. — Ты же можешь врезаться в дерево или в другую машину…

— Пожалуйста, не учи меня как водить, — сказал Дерек и поднес телефон к уху.

Сквозь шум дорог и мелодичный рев Ауди до Эми доносились сплошные длинные гудки. Спустя минуту она услышала:

— Да как же так! — Дерек стал опять звонить, не обращая внимания не то что на Эми, но даже на дорогу.

Так повторялось не один, не два, и даже не три раза… Все это время Дерек уделял безрассудно мало внимания дорожному трафику, становящемуся, как назло, более плотным. Наконец, после очередного, где-то двадцатого не дозвона, Дерек швырнул телефон на приборную панель и наконец-то уделил внимание дороге, обогнав (вновь не по правилам, как была уверена Эми) все проезжающие впереди автомобили.

— Так что же случилось? — не выдержала Эми. — Что-то серьезное?

Дерек ответил тихим, слегка пристыженным голосом:

— Я не знаю, серьезно это или нет. Я… — Дерек стал теребить свою джинсовую куртку. — Я кое-что должен своим друзьям, мне нужно срочно их увидеть.

На его лбу проступили капельки пота.

Эми промолчала. Все происходящее жутко ей не нравилось. Еще сегодня Дерек был, как всегда, преисполненным очарования, а сейчас — он просто развернул свою машину и, вовсе не подумав о том, какие чувства могут вызвать у нее его действия, помчался к своим друзьям, которым должен…

Должен… Разве друг будет напоминать о долге? Что же это за друг такой? Хотя… как она могла судить об этом? Ведь настоящих друзей у нее никогда не было…

И еще… Разве друг, которому хотят вернуть долг, не будет отвечать на звонок — хотя бы на один из двадцати звонков? Или друг не хочет, чтобы ему возвращали долг? Тогда почему Дерек так беспокоится?

Что-то здесь не так, думала Эми. Дерек едет туда вовсе не для того, чтобы вернуть долг, она уверена в этом. А если она спросит его — даже если спросит настойчиво — что же на самом деле произошло, то получит новый ложный ответ — в этом Эми почему-то не сомневалась.

Разочароваться в единственном парне, который у нее был, лишь через три дня после знакомства — этого ее ранимая душа вынести не могла…

Но…

Она вспомнила детали телефонного разговора, из-за которого Дерек изменился в лице, после чего тихо спросила:

— Я слышала, что ты упоминал чей-то рак, чье-то паллиативное лечение. Думаю, с этим связано твое странное поведение?

— Нет, — бросил Дерек, не отрываясь от дороги.

Эми хотела задать еще один вопрос, но Дерек, словно бы предчувствовав это, сказал:

— Я тебе все объясню — но не сейчас, хорошо?

Эми еле-еле заметно кивнула. Дерек посмотрел на нее — он, полный отчаяния и надежды, явно не увидел кивка Эми, раз ожидал от нее ответа, поэтому Эми сказала:

— Да.

— Спасибо, — с чувством произнес Дерек.

Спустя пять минут машина остановилась. Дерек буквально вылетел из салона, на ходу бросив:

— Я скоро вернусь.

И побежал к стоявшим неподалеку высоткам.

Эми проводила его взглядом, затем, когда спина в джинсовой куртке пропала из виду, она обратила внимание на табличку с адресом высотки, находящейся к ней ближе всего:

«Бэйкон Стрит 21»

Эми стала ждать.

Прошло пять минут… десять…

Эми достала телефон, чтобы позвонить Дереку, но тут же передумала, по неизвестным себе причинам, и достала из своей сумки дневник и ручку — правда, она не понимала, что хочет туда написать.

Вдруг что-то упало и разбилось.

У Эми заколотилось сердце. Она чувствовала, что что-то надвигается. Эми не верила в паранормальные явления, но ей почему-то казалось, что сегодня произойдет что-то страшное. То, что, возможно, изменит ее жизнь навсегда.

Она посмотрела в окно и увидела высокого человека в буром плаще, который стоял к ней спиной. Он медленно уходил прочь, в своей руке он держал разбитую склянку…

«Что за чудик?» — про себя подумала Эми. — «Безумный химик из фильма в жанре стимпанк?»

Страх в ее груди постепенно ослабевал. Эми мысленно отругала себя за то, что безосновательно является трусихой, после чего убрала свой дневник обратно в сумку и стала ждать, когда же вернется Дерек…

***************

Мир, в котором мы мертвы…

Мир, который для нас мертв…

Довольно трагичное начало, не правда ли?

Вопрос, обращенный самой к себе — или тем, кто, возможно, сейчас читает мои записи, пребывая в совершенно ином измерении.

Я очень надеюсь, что людей, увидевших мои записи, не будет существовать ни в настоящем, ни в будущем, ни даже в прошлом. И все же…

Все посторонним, кто вдруг увидит эту запись — я хочу сказать всего одно слово.

Привет!

Обычно я начинаю свое повествование с указания даты, но после осознания того факта, что время, в котором я провела большую часть своей жизни, скорее всего, исчезло навсегда, сложно начинать очередную запись в дневнике с такой пустой формальности, как указание даты.

Наш электромобиль только что пересек границу Гриверса, поэтому сейчас не середина ноября, а 20-й, 21-й или 22-й день по Скорпиону. После жизни в Паксбрайте крайне сложно ориентироваться в датах — образ жизни паксбрайтовцев поневоле заставляет их отказываться от подсчета дней. Очень надеюсь, что никакой войны не будет. Хочу, чтобы синистерские интервенты вернулись в свои казармы, хочу, чтобы паксбрайтовцы и дальше лишь с огромным трудом могли вспомнить день недели и дату, в которой они живут.

Но рассказать я хотела не об этом.

Я почти не разговариваю с Клодом. Мне не о чем с ним говорить. Ложь с его именем стала камнем преткновения в наших отношениях. Я не могу чувствовать себя раскованно рядом с Клодом. Я не могу больше верить Клоду — хотя, признаюсь честно, очень этого хочу.

Я приняла его слова про то, что он на автомате представился чужим именем. Тогда, в мастерской Механика, я поняла, что любой может допустить ошибку — и необходимо дать человеку поддержку, чтобы у него были силы не допустить этой ошибки вновь.

Я приняла его слова про то, что он любит меня, после той истории с Лаурой. Мне стало жалко его. Жалость к нему заставила меня вновь пойти на компромиссы, вновь встать на пути гордости, которая, если писать честно, так и не смогла простить Клода за его слабость перед Лаурой.

Но в тот же день Клод подарил мне розового зайца. Как он узнал о нем? Это мое бессмысленное желание, появившееся совсем ненадолго и исчезнувшее почти сразу. О нем я рассказывала только Майклу, и никому более. О, боже мой… Майкл… Ни Клод, ни Литовка узнали о моем безобидном желании приобрести себе ненужную игрушку, а он… Мрачный загадочный мотоциклист, стремящийся вместе со своим приятелем Саймоном к собственному разрушению через наркотики, схватки с богом, бездумные поступки и отрицанием всего того, что почитается обществом. Странные и непонятные мысли связывают меня и Майкла. Я почти уверена, что он подсказал Клоду подарить мне розового зайца. Но зачем? И почему он помнит о нем? Неужели для него это действительно важно?

Я не знаю. Я ничего не знаю. Арестованный Элиас, проблемы в отношениях с Клодом, странные действия Майкла, разоблачение Лауры, которое, между прочим, чуть не стоило мне жизни. Между прочим… Ха! Если бы не приехал Элиас, вряд ли бы я сейчас писала эти строки. Судя по звериным глазам, которыми Лаура пожирала меня, когда оказалась в моей комнате, она всерьез хотела от меня избавиться. Странное будущее… Разумеется, в 2021 году жизнь моя была гораздо проще. Но была ли я тогда счастливей, чем сейчас? В некоторые моменты, такие, например, как перфекцинация моей внешности или очередное примирение с Клодом, я бы не задумываясь ответила «нет». 121 год новой эры подарил мне больше ярких чувств, чем вся моя жизнь в двадцать первом столетии. Но сейчас я чувствую, что все то, чему я радовалась, не имеет сейчас никакого значения. Все в прошлом. Я несчастна. Я думала, что после побега Лауры, после того стресса, что все мы перенесли, пока убегали от ооновцев, смогу найти поддержку в Клоде. Но я даже не понимаю, сможет ли Клод дать мне эту поддержку, потому что я ее у него не просила, хоть и понимаю, что сейчас мне она необходима. Люблю ли я Клода? Я допускаю, что Клод может подсмотреть записи в моем дневнике, но очень не хочу, чтобы это произошло в ближайшем будущем. Клод, дорогой, если вдруг ты это читаешь, пожалуйста, ради нашего общего блага, останови чтение. Не читай то, что я напишу дальше — потому что то, что я пишу, возможно, очень скоро потеряет свою актуальность. Лишь на данный момент мне очень важно это написать. Это слабость графоманки. Я надеюсь, что ты меня понял правильно, но еще сильнее я надеюсь, что ты этого никогда не увидешь. Потому что я не знаю, люблю ли я тебя по-настоящему или нет. Увы, я не знаю ответ ни на один из тех вопросов, что не дают мне покоя.

Майкл и Саймон отказались ехать с нами в город М. И, честно признаться, я их понимаю. Никому не нужна поблизости парочка влюбленных, которая сомневается в искренности своей любви.

Боже мой… Все так сложно. Эти сложности, возможно даже придуманные мною самой, лишают меня способности чувствовать счастье.

Похоже, что я давно не чувствовала себя такой несчастной, как сейчас…

Пожалуй, сейчас я хочу, чтобы меня приятно обманули. Только так мне полегчает. Я не знаю, почему я так думаю, но уверена, что у всех людей есть потребность — хотеть быть обманутыми. Хотеть удивляться. Ждать неожиданностей от кого-то. Разумеется, приятных, но это лишь потому, что человек — существо требовательное, оно зависит от наркотика под названием счастье.

***************

Да уж.

Все естественное заставляет любые возвышенные обиды отодвинуться в сторону.

Гриверс. Серая обитель, для которой они являлись слишком невинными. Одинаковые улицы. Одинаковые люди. Одинаковые сны.

Эми и Клод решили, что в случае возникновения вопросов лучше всего представляться паксбрайтовцами, чтобы скрыть свое истинное, но в то же время неправдоподобное происхождение. Пришельцы уверяли всех, что они из Гриверса, когда приезжали в Паксбрайт. В Гриверсе они будут врать, что они из Паксбрайта. «Да уж, — думала Эми. — Виктории Физерфлай придется поменять свое гражданство». Эми изредка поглядывала в окно, думая о Литовке, думая о встрече с ней, которая, может быть, никогда не состоится. А может, и состоится, но не в том городе, к которому они приближались.

М.

Город М.

Знакомый указатель отразился в ее зеленых глазах. Здесь живет Механик, продавший их ооновцам. И где-то здесь должны находиться общины чайлдастов, где она мечтала найти свою лучшую подругу, ставшую лучшей всего за две недели общения, чего нельзя сказать о пятилетнем общении с Лилией.

Эми отложила дневник в сторону, с некой надеждой оглядела безжизненный пейзаж и приняла очередную порцию АПЛа. Как обычно, поморщилась, после чего повернулась к Клоду.

— Ты хочешь есть? — спросила она.

Клод удивился вопросу — видимо, не ожидал от своей обиженной возлюбленной проявления заботы. Он приостановил электромобиль.

— Здесь отвратительная еда, — сухо сказал он. — В отличие от вас, я пробовал ее и вместо нее предпочел бы голод.

— А я хочу есть, — сказала Эми почти жалобно. — Мы едем уже который час. Я ведь перенесла не одно потрясение. — Она указала на шею, на которой до сих пор ощущалось присутствие клинка Лауры.

Голубые глаза пробежались по шее, по царапине на ее лице — выражение лица Клода несколько смягчилось.

Но…

— Ты все еще сердишься на меня? — спросил он с прежней сухостью.

Эми пожала плечами.

— Наверное. Лучше бы то, что я о тебе узнала, навсегда осталось бы в секрете.

Клод медленно закивал — и тут же ударил ладонями по рулю.

— Чертов Саймон! Зачем он проговорился! У нас же было бы все хорошо, если бы не он, правда?

— Ну… — Эми вспомнила Майкла, который первым заявил, что настоящее имя Дерека — Клод.

— Правда, — сказала она.

— Я извинялся за свою ошибку сотни раз, и готов извиниться еще столько же — но разве это тебе нужно?

Тут же Эми почему-то вспомнила, как Майкл пытался убрать ее с прицела арбалета Фрэнка, чтобы самому получить выстрел.

— Нет, не это, — сказала она.

Клод улыбнулся.

— Стало быть, мир? — Он наклонился к ней — его пытливое лицо находилось в миллиметре от ее носа.

— Мир, — сказала Эми.

Клод собрался ее поцеловать, как Эми выпалила:

— Я хочу есть. Давай поедим где-нибудь?

Клод отодвинулся от нее с слегка обиженным выражением лица.

— Пожалуйста, — добавила она, похлопав ресницами. — Я готова съесть любую гадость, лишь бы не умереть от голода…

Клод хмыкнул, как-то странно дернул плечом в сторону, завел машину, и только после того, как он завернул в широкий проулок, сказал:

— Конечно, любимая. Сейчас медленно прокатимся по городу, посмотрим на достопримечательности…

Взгляд Клода скользнул по сонной корове, покрытой пылью и мерцающей зеленоватой грязью.

— …которых здесь нет, заодно найдем какую-нибудь закусочную, в которой ты сможешь покушать. Только не ту, в которой я обедал прошлый раз, нет, нет. То серое дерьмо, плавающее в тарелке, запомнилось мне навсегда.

— А после? — спросила Эми. — Что мы будем делать после?

— Найдем какой-нибудь мотель и переночуем. Надеюсь, что нам хватит денег снять номер.

— Нет, — категорично заявила Эми. — Мы будем искать Литовку.

Клод возвел глаза к потолку.

— Ты серьезно? Я думал, ты просто хотела позлить меня.

— Вовсе нет. Я правда хочу ее увидеть.

— Зачем?

— Она — единственная, кого я могла назвать подругой. Она открыла мне глаза на Лауру. И…

— …и она распространяет лициды, — закончил Клод.

Эми недовольно сощурила глаза, в поисках нужного аргумента поправила свои огненно-рыжие локоны, и, как ни странно, после этого нужный аргумент нашелся.

— Как раз об этом я у нее и спрошу. Хочу услышать, что она ответит. В отличие от тебя и Саймона, я не собираюсь верить на слово человеку, который едва меня не убил.

— Хорошо, — сказал Клод и повернул налево.

Ответ казался не искренним, что не понравилось Эми, но Клод, решила она, согласился с ней просто для того, чтобы не начинать очередную ссору. Некоторое время он вглядывался в окно, в безжизненные дома, окруженные по периметру стендами с броской рекламой и грязными объявлениями. Эми вновь открыла дневник — хотела записать свои новые мысли, связанные в этот раз с розовым зайцем. Но едва она склонила над ним голову, как машина затормозила, а голос Клода с некоторым облегчением произнес:

— Вот, нашел. Думаю, это и есть закусочная.

Эми подняла голову. Они оказались перед двухэтажным серым зданием со странной надписью у входа:

«БлейкЭндБлисс №2».

***************

Громкий смех и танцевальные ритмы доносились из БлейкЭндБлисса. Запахи цветочных духов и перегара витали возле входа. Ауди была припаркована у обочины рядом с роскошным кабриолетом леопардовой расцветки. Клод втягивал носом воздух, внимательно смотрел на серое здание, затем с недоумением повернулся к Эми.

— Я сомневаюсь, что это закусочная, — сказала Эми и поморщилась — судороги в желудке были чересчур уж навязчивыми.

— Давай поищем другое место, — предложил Клод. — В крайнем случае, посетим ту закусочную, в которой я чуть концы не отдал.

— Давай зайдем сюда. Может, здесь нас накормят?

Клод улыбнулся наивности Эми. Эми и сама поняла наивность сказанного, но открыла дверь БлейкЭндБлисса и вошла внутрь.

И обомлела. Внутри здание оказалось значительно больше, чем представлялось снаружи. Тянущаяся вдоль стены, словно вагон метро, барная стойка была занята наполовину. В углу неподалеку от входа парочка чайлдастов уткнулась лбами в пол. На специальной площадке напротив стойки располагался танцпол, напоминающий что-то вроде крыльца, с выступающей вперед стеклянной крышей. Мимо них прошли две жирные подруги, щупающие друг друга за задницы, обтянутые кожаными лосинами. Животы их — что за дикая мода? — были будто бы специально выделены ярко-желтым цветом.

«Беременная бесполезной протоплазмой» — подумала Эми и удивилась — суждение в духе Саймона.

Заразительность дурным примером налицо.

Яичные дамы направились к выходу, по пути одарив Эми надменными самодовольными взглядами.

«Цирк уродов» — подумала Эми, убедившись, что почти каждый посетитель бара был экстравагантным — в плохом смысле этого слова.

— Цирк уродов, — сказал вслух Клод.

«Хоть в чем-то наши мысли совпали» — чуть вслух не сказала Эми, но вовремя опомнилась: не хватало ей еще одной ссоры.

— Пойдем к бармену? — предложил Клод.

Он указал на широкую спину бармена, обтянутую леопардовой жилеткой. Лицо бармена было обращено к светловолосому чернокожему мужчине, который улыбался бармену чересчур уж кокетливо. Эми медленно кивнула в ответ.

— Может, он сможет не только налить, но и предложить что-нибудь из еды, — добавил Клод.

Эми усмехнулась и сказала фразу, не имеющую отношения к реплике Клода.

— Мне кажется, однополые отношения здесь в моде. Сперва эти жирные дамы. Теперь они, — Эми указала на бармена и его приятеля. — Мужчины, которые любят женщин, никогда в жизни так не улыбнуться другому мужчине.

Приятель бармена заметил, что Эми и Клод не отрывают от него своих глаз и, видимо, сообщил об этом бармену, раз бармен тотчас помахал им, указывая на два пустых места возле барной стойки.

Эми, уткнувшись в пол, прошла к барной стойке и уселась на самый краешек стула. Клод сел рядом и широко расправил плечи в стремлении выглядеть в присутствии геев как можно более мужественно. Эми чуть не засмеялась — слишком корявыми показались ей попытки Клода, смазливого, в общем-то, парня, выглядеть брутально.

— Чего вы хотите отведать? — спросил бармен обычным баритоном.

Клод на долю секунду поник — видимо, ожидал услышать приторный голосок — но тут же расправил плечи и спросил:

— Здесь продают еду? — Несвойственный Клоду бас давал бармену понять, что в случае отсутствия еды на этот бар, как минимум, обрушится небесная кара.

Приятель бармена расхохотался — тоже довольно мужественно — и, пританцовывая, отправился на крыльцо-танцпол, в компанию к мулатке, одетую в прозрачную жидкую одежду.

Недоуменным взглядом Клод не спеша проводил светловолосого танцора, после чего повернулся обратно к бармену, который ответил:

— Здесь могут продать абсолютно все, что угодно. — Последние три слова бармен произнес свистящим шепотом.

Клод напрягся.

— Как это понимать? — спросил он.

Бармен просунул руку во внутренний карман своей леопардовой жилетки и вытащил оттуда две небольшие серые пластины.

— Вот. Это еда на все случаи жизни.

— Спасибо, я уже попробовал вашу серую гадость, — отмахнулся Клод. — Думаю, что густое серое вещество ничем не лучше жидкого.

Глаза бармена блеснули и перебежали с недоверчивых голубых глаз Клода на скрытое огненно-рыжими волосами лицо Эми.

— Вы не из Гриверса? — спросил бармен.

— А какая вам разница? — с вызовом спросил Клод.

Бармен пожал плечами.

— Не хотите, не отвечайте, вы не на допросе. Это обычный вопрос, заданный из-за безобидного любопытства…

Все это время Эми смотрела в свое мутное отражение на лакированной поверхности стойки. Ей уже не хотелось есть. Она ощущала странную тревогу в своем теле. Она бросила беглый взгляд на серые пластины в руках бармена, и от этого ее тревога только усилилась. Также она случайно поймала взгляд бармена, который сказал:

— Чувствуйте себя непринужденно. Это же бар, в конце концов, а не съемки суицида.

Голос бармена показался Эми по-своему чарующим. Медленный, не торопливый, словно хорошая музыка. В ее воображении прорисовался неспешный танец с обезличенным возлюбленным. Она ощутила в себе желание попробовать серые пластины — и тут же этому желанию удивилась.

— У вас есть нормальная еда? — грубо спросил Клод, смотря на серые пластины так, будто бы каждая из них серьезно его обидела.

— Эти пластины утолят ваш голод незамедлительно… — говорил бармен убаюкивающим полушепотом.

— Я…

— … и они абсолютно бесплатны, — тактично перебил бармен.

Клод замер с открытым ртом. Он перевел взгляд на Эми, которая просто пожала плечами. Она не знала, хочет ли пробовать эти пластины, но понимала, что ей нужно что-нибудь съесть, даже несмотря на внезапное исчезновение аппетита. Она вспомнила Литовку, свое желание ее увидеть… Обезличенный возлюбленный захотел поцеловать ее — и ее подозрительность пропала, она тут же закивала головой бармену.

— Давайте, — тихо сказала она и про себя спросила:

«Что ты делаешь, дура? Вдруг это наркотик!»

Но…

Этот голос в голове был слишком тихим, чтобы на что-то влиять.

Бармен широко улыбнулся.

— Вы мгновенно почувствуете насыщение, — ласково сказал он и протянул Эми пластину.

Эми поднесла пластину ко рту под яростные и неодобрительные взмахи руками Клода. Его мнимая мужественность рассеялась в воздухе. Эми замерла. Краешек пластины едва коснулся ее губ.

— Что ты делаешь? — спросила она Клода.

Тот прекратил жестикулировать и высоким голосом, чуть ли не фальцетом, прошептал:

— Ты не понимаешь, что он делает? — Клод микроскопическим подмигиванием указал в сторону бармена. — Он гипнотизирует тебя.

— Гипноза не существует, — твердо сказала Эми, второй раз за сегодня напомнив самой себе Саймона.

Клод дотронулся своей щекой до щеки Эми, чтобы как можно тише прошептать:

— Машина времени может существовать, а гипноз нет?

— Вы в чем-то меня подозреваете? — участливо спросил бармен.

Эми покачала головой, а Клод ответил:

— Да.

Бармен хмыкнул:

— В чем же именно? Вы думаете, я хочу вас отравить?

Клод ничего не сказал, его пальцы нервно постукивали по зеркальной поверхности барной стойки. Вдруг Эми стало стыдно за поведение Клода, хотя тихий голосок, прорывающийся в воображаемый танец, шептал ей, что Клод поступает правильно.

Вдруг бармен хлопнул рукой по столу, отчего Эми вздрогнула:

— Хм, я кажется понял в чем дело. — Он постучал по стойке, совсем как Клод, блестящий перстень на его толстом пальце отразился в глазaх Эми. — Вас смущает, что я предлагаю вам эти пластины бесплатно, так?

Предположения бармена, пронизанные легкой иронией, лишили его голос прежнего очарования. Танец исчез из ее головы. Пробовать пластины расхотелось.

— У этих пластин есть название? — задал резонный вопрос Клод. — Должна же эта серая хрень иметь название.

Бармен пренебрежительно взглянул на Клода и почесал свою лимонного цвета бородку. Эми смогла различить крохотную надпись, выведенную на его перстне: «оne sex — one love».

— Называйте эту хрень счастьем, — ответил бармен. — Потому что ничего, кроме этого, пластины дать не могут.

Он повернулся к Эми. В воздухе повисло что-то теплое и словами непередаваемое. Голос бармена вновь стал убаюкивающим, когда он добавил:

— Разве мы хотим от этой жизни что-то, кроме счастья?

Вновь медленный танец с прекрасным незнакомцем появился в ее воображении.

«Мне не нужна реальность. Иллюзии с недосказанностями — вот, что я ищу…» — подумала Эми.

Недосказанность — это сила. А силой обладает только то, что силой ты наделяешь.

— Это вкусно? — спросила Эми.

— Да, очень вкусно.

— Как тебя зовут? — спросила Эми. Создавалось ощущение, будто Клода рядом нет.

— Алексис. А тебя?

— Эми. Скажи честно, Алексис, ты не врешь мне? Оно и вправду хорошее? — спросила Эми, помахала пластинами перед его носом и стала внимательно следить за глазами Алексиса…

…которые решительно ничего не выражали.

— Хорошее настолько, что забываешь обо всем, что было, — ответил Алексис. — Настолько, что хочется увидеть все заново…

Тихий голосок в ее голове спросил — как голос этого бармена сделал ее такой наивной?

Но…

Ответа голосок так и не дождался. Алексис тем временем продолжал:

— Чтобы не пугаться бесконечности сознания, мозг рисует нам гораздо более простые иллюзии, которые мы называем реальностью. Догмы Религии Лжи и Религии Хаоса, культ чайлдастов — все это отвлекает нас от подлинного счастья. А подлинное счастье кроется лишь в иллюзии.

Воображаемый танец ускорился, и Эми увидела лицо незнакомого партнера. И… в шоке ахнула.

— ТАК, СТОП! ХВАТИТ! — произнес Клод, возвращая Эми из ее приятных размышлений в неприятную реальность.

Танец исчез, разоблаченный партнер — тоже. Клод встал и бросил на Алексиса взгляд, полный презрения.

— Счастье в иллюзии? — спросил он, тяжело дыша. Алексис вежливо приподнял брови. — Вы думаете, мы, такие наивные паксбрайтовские хомячки, ничего об этом не знаем?

Презрительные нотки в голосе Клода выдавали влияние Саймона, которое, очевидно, отразилось на каждом из них — и не только на нем.

Алексис выдержал паузу и спросил голосом, полным недоумения:

— О чем — об этом?

Клод опустил глаза на серые пластины в руках Эми и ответил:

— Это лициды.

— Вы обвиняете меня в том, что я продаю своим посетителям запрещенные наркотики? — спросил Алексис, искренне обидевшись. — Вы думаете, я работаю на таинственного Грезоносца?

— Да, так я и думаю! — горячо ответил Клод.

Эми молча смотрела в свое отражение на барной стойке. Ее воображение было занято лицом партнера по танцу. Ее тонкие пальцы слегка подрагивали. Она отдаленно, словно бы к ней это никоим образом не относилось, понимала, что Клод, скорее всего, прав в своих подозрениях, что бармен — не тот, за кого себя выдает, но почему-то осознание этого факта не заставляло ее поддерживать Клода.

Алексис протянул руку Эми, кивнув на пластины в ее руке. Не отрываясь от мутного отражения, Эми отдала ему пластины.

— Вы все еще уверены, что это лициды? — спросил Алексис.

— Да! — почти прокричал Клод.

— А вы, леди?

Эми пожала плечами. Сейчас она хотела оказаться наедине с дневником — с тем единственным, кто способен принять ее переживания.

Краем глаза Эми увидела, как Алексис откусил от пластины кусочек, прожевал ее и проглотил с выражением искреннего наслаждения на лице.

Эми бросила взгляд на Клода. Тот с полуоткрытым ртом замер, как каменное изваяние.

— Разве наркоторговец так бы поступил? — спросил Алексис.

На это Клоду было нечего ответить. Все еще взбешенный, он пялился на леопардовую жилетку, которая трещала под грудой мышц, скрытой под ней.

— Возьмите, вы ведь голодны. — произнес коронным убаюкивающим голосом Алексис и протянул целую пластину Эми.

Эми, чувствуя, как в ее голову возвращается тот же самый танец, послушно протянула руку…

Но…

Клод отпихнул руку Алексиса в сторону, и пластина упала на колени рядом сидящего соседа. Тот поднял их своей жуткой металлической рукой и отдал обратно бармену.

— Извините, — низко раскланялся полуроботу Алексис и со злой решимостью обернулся обратно на Клода…

Но…

Тот грубо схватил Эми за запястье и, разрывая танцующие пары, потащил ее ко входной двери.

— Что ты дела… Отпусти! — повысила голос Эми. — Отпусти меня!

Клод остановился, не дойдя до двери буквально пару шагов. Несколько фриков не довершили свои безумные танцевальные па — они замерли, с любопытством взирая на уникальную в своей обыденности пару. Гневное лицо Клода мерцало в фиолетовом неоне, музыка не позволяла Эми услышать то, что он сейчас говорил.

Понимая, что его не слышат, Клод продолжил тащить Эми к выходу, ногой пнул дверь — и вскоре они оказались возле электромобиля в относительной тишине.

— Что ты творишь? — спросила Эми, потирая онемевшее запястье.

— Этот бармен распространяет лициды, я уверен в этом! — крикнул Клод и хотел пнуть ногой по колесу леопардового кабриолета, но промазал и с очень нелепым видом застыл на месте.

— Он ведь на твоих глазах попробовал пластину, — сказала Эми.

— Либо это трюк, либо он уже от них зависим…

Эми вновь вспомнила танец, навеянный голосом бармена. Неужели все действительно так?

— Залезай в машину, — сказал Клод.

Эми открыла дверь и собиралась сесть, как тут же замерла.

— Нам нужно найти общину чайлдастов, — сказала она. — Там наверняка Литовка…

Клод возвел глаза к небу.

— Твоя чокнутая подружка, фанатка грязных дебилов, которая тоже распространяет лициды? Нет уж, к ней мы не поедем.

Эми разозлилась. Она закрыла дверь.

— Я не заставляю тебя к ней ехать. Я хочу туда попасть.

Клод растерялся. Он выдержал паузу, потом произнес, тщательно выговаривая каждое слово:

— Я тебя одну не оставлю. Даже в Леклере твоя жизнь оказалась в опасности, едва ты осталась одна в своей комнате. А здесь? В стране безвкусной еды и бездушных наркоманов?

Немного помолчав, он добавил:

— Я за тебя боюсь.

Эти слова несколько растопили злость Эми, горячий порыв рвануть в общину чайлдастов немного остыл… но не исчез.

— Давай тогда вместе поедем в общину? — предложила Эми, расширив глаза и сделав их, как ей казалось, более жалостливыми, жалостливыми именно в той мере, в какой способны изменить мнение Клода.

Клод стал стучать пальцами по крыше электромобиля, и с каждым стуком выражение его лица становилось все более хмурым.

— Нет, — сказал он. — Мы к чайлдастам не поедем. Мы поедем к Механику.

Эми разочарованно вздохнула. Она вновь вспомнила своего партнера по танцу и сказала:

— Но я хочу увидеть Литовку. А ты хочешь, чтобы я была в безопасности.

— Больше всего на свете этого хочу.

«Как же ты фальшиво и слащаво звучишь!» — подумала Эми. На ее ресницы упали две большие капли.

Она подняла голову вверх. Зеленоватые облака собирались в одну большую неприятную массу, менее всего напоминающую облако. Небольшие вихри исходили от них, подобно сходящим с поезда пассажирам. Очередная капля ударила Эми по медленно заживающей царапине на лице. Начался дождь.

— Я люблю дождь, но пусть он не долетает до земли, — сказала Эми.

— Да, нам нужно убираться отсюда, — словно бы очнулся Клод. — Садись.

Клод услужливо открыл Эми дверь электромобиля, она сразу же села внутрь. Но не он — его взгляд задержался на толстой бабе с выделенным желтым цветом пузом — ту самую, которую Эми и Клод приметили в баре. Она вышла из бара и тащила в своем потном объятии какую-ту чайлдастку, истошно орущую, а позади них шла другая яичница, такая же пузатая, как и первая. Их животы болтались словно недоваренные яичные желтки.

— Уродки, — процедил сквозь зубы Клод, залезая в машину. Одна из подруг вновь засмеялась, когда увидела его. Он проводил ее недовольным взглядом, после чего повернулся к Эми.

— Так, решено, — сказал он. — Мы едем к Механику.

Эми подняла брови.

— Езжай. Но меня, пожалуйста, отвези в общину чайлдастов.

Клод приставил ладонь к лицу.

— Неужели ты так сильно хочешь встретиться с этой Литовкой?

— Да, хочу! — с жаром воскликнула Эми.

Она не могла смотреть на Клода — опять ей вспомнился партнер из танца, навеянный шепотом бармена. Она слегка стыдливо отвела глаза на болотно-зеленые капли, бьющие по стеклу, стекающие вниз и оставляющие за собой блестящие хвосты.

— Тебя не интересует, чего я хочу? — спросил Клод, так же как и Эми, уставившись на зеленые капли.

«Хороший аргумент» — подумала Эми, проследила за кривыми траекториями блестящих хвостов двух зеленых капель, которые образовывали собою крест.

— Что ж, кому-то из нас придется поступиться своим желанием, — сказала она.

Клод включил дворники — блестящий крест, равно как и остальные следы капель, тут же исчезли со стекла. В небе ударила молния. Клод завел мотор и только потом ответил:

— Поскольку я за рулем, то, боюсь, любимая, своим желанием придется поступиться тебе.

Электромобиль тронулся с места. Прозвучали раскаты грома, из-за чего последняя реплика Клода прозвучала приглушенно:

— Электромастерская Механика.

Эми ничего не ответила. Она достала свой дневник и, сделав вид, что читает, отгородилась от Клода.

— Я не вижу причин обижаться на меня, — сказал Клод, притормозив — он чуть не задавил впереди идущую корову.

Дневник оторвался от лица Эми — не по ее желанию, а по инерции автомобиля. Клод подождал, пока корова перейдет дорогу, после чего поехал дальше.

— И пожалуйста, не надо спорить, — продолжал Клод. — Я, конечно, понимаю, что в споре рождается истина, но…

— Нет. Спорят лишь для самоутверждения…

— И кроме того, я не знаю, где находится эта община чайлдастов.

— Город небольшой, мы обязательно на нее наткнемся.

— Не беси меня, пожалуйста, ты и вправду задолбала меня со своей Литовкой.

Клод, видимо, понял, что перегнул палку, поэтому добавил:

— Но это не отменяет того факта, что я люблю тебя.

— О, любовь… — Эми фыркнула, отчего Клод повернулся к ней в недоумении.

— Любовь, — повторила Эми тем же пренебрежительным тоном. — Все о ней говорят, но мало кто знает, что она из себя представляет…

Клод снизил скорость и практически не обращал внимание на дорогу, пока говорил:

— Я знаю. Это то чувство, которое я испытываю, когда нахожусь рядом с тобой.

Клод так пристально на нее смотрел, что Эми пришлось перевести на него взгляд. Она сделала все возможное для того, чтобы ее взгляд казался как можно менее скептическим.

Видимо, этого у нее не получилось, потому что Клод спросил:

— А ты? Разве ты не чувствуешь того же, что чувствую я?

Эми не хотела отвечать — в очередной раз она вспомнила свой воображаемый танец. Она решила оставить свои чувства при себе.

Но…

Клод остановил электромобиль, затем вплотную приблизился к Эми. Дневник выпал у нее из рук.

— Разве ты не любишь меня?

Его голубые глаза приказывали ее зеленым дать ответ. Эми придумывала, как бы деликатнее ответить…

Но…

Она вспомнила партнера по танцу — и честный ответ поневоле сорвался с ее губ:

— Я не знаю.

Клод застыл. Второй раз за день он напомнил Эми каменное изваяние.

Она отвернулась к окну. Блестящие хвосты зеленых капель на боковом стекле полностью загораживали ее от откружающего мира. Она не видела и не хотела видеть, как ведет себя в данный момент Клод, но чувствовала, что она задела его своим ответом, и задела сильно. Но это казалось ей неважным.

Электромобиль тронулся с места. Наверняка, Клод отвезет ее к Механику. Но и это не важно, подумала Эми.

То, что она не сможет увидеть Литовку, тоже стало для нее неважным.

Важным кажется лишь то, что ей не удается отделаться от партнера по воображаемому танцу. Важным кажется лишь то, что партнером по танцу оказался Майкл Бернс…

Раскаяние

Эгоизм — это естественное свойство человека. Вы требуете бескорыстия от других, но это ведь чудовищная претензия: вы хотите, чтобы они пожертвовали своими желаниями ради ваших. С какой стати?

Уильям Сомерсет Моэм. Бремя страстей человеческих

Клод остановил свой электромобиль возле огромного баобаба. Дерево было столь монструозно, что в толщину не уступало, а то и превосходило куполообразный университет иридодиагностики. «Не иначе как научным колдовством паксбрайтовских садоводов это не обоснуешь» — подумала Эми, любуясь столь нетипичным для унылого Гриверса живописным творением. Чудо-баобаб, как и стекла электромобиля, блестел от странного дождя. В дерево была вмонтирована узорчатая дверь. Эми сощурила глаза и увидела, что на двери красовалась надпись, столь неопрятная, что напоминала детские каракули:

«Дом ежеминутных паломничеств»

Сквозь зеленую завесу непогоды проглядывались гигантские насыпи песка, расположенные неподалеку от баобаба. Песок сгустился от непрекращающегося дождя, что, впрочем, не мешало чайлдастам нырять в этот песок с головой. Эми сощурила взгляд, пытаясь сквозь дождь узнать Литовку в особенно грязной ныряльщице с белыми волосами.

— Вот, — угрюмо сказал Клод. — Твоя желанная община чайлдастов. Вот дерево, в котором они живут.

В ответ Эми кивнула лобовому стеклу. Это была первая фраза Клода после того, как Эми честно сказала, что не знает, любит она его или нет.

Клод достал из бумажника пару купюр и положил их на приборную панель перед Эми. Она взяла банкноты в руки. В первый раз она держит в руках деньги из будущего. Выглядят они гораздо старомоднее денег из прошлого, особенно на фоне пластиковых австралийских долларов, бывших в обиходе в 2021 году. Эми рассматривала банкноты — на каждой указан номинал (100) и нарисовано звероподобное лицо, под которым шла надпись — «Сикстен Бейл, Верховный протектор Синистера».

— Зачем они мне? — спросила Эми, не отрываясь от банкноты.

По правде говоря, она даже не знала, много ли это, двести сквелларов, или нет.

Клод вздохнул и повернулся. Боковым зрением Эми почувствовала его испытующий взгляд, но ответить на него не решилась.

— Это община чайлдастов. Ты сама это видишь. Ты же сюда хотела попасть?

— Да.

— Вот ты сюда и попала. Теперь ты можешь выйти из машины и начинать искать свою подружку.

— А ты? — осторожно спросила Эми.

— А я поеду к Механику, как и планировал.

Эми все же решилась повернуться. Клод смотрел на нее непривычно суровым взглядом, веки его подрагивали.

— То есть, ты меня здесь оставляешь? — спросила Эми.

Клод ответил, но не сразу.

— Да. Телефон у тебя есть, позвонишь, если у тебя будут проблемы.

— Вообще-то они у меня уже появились…

Эми ощущала пустоту в животе, никак с голодом не связанную.

— Неужели? — переспросил Клод с издевкой. — У тебя появились проблемы? Проблемы, связанные с тем, что ты меня не любишь?

— Я этого не говорила, — тихо ответила Эми.

Она опять вспомнила Майкла. В этот раз ей вспомнился не воображаемый танец, а их реальный разговор на заднем дворе леклеровского общежития.

«Нет! Нет!» — повторяла про себя Эми. — «Я не хочу о нем думать…»

Следом вспомнился розовый заяц, подаренный Клодом, о сущности которого знал только Майкл.

«Нет! Он заставил меня о себе думать! Я о нем думать не хочу!»

Она смотрела на Клода таким виноватым взглядом, словно бы эти мысли были произнесены вслух.

Суровый взгляд Клода несколько смягчился. Он сказал:

— Я вижу, тебе неловко.

— Да, — тут же сказала Эми.

— Может быть, это потому, что ты уже определилась с точным ответом?

И добавил:

— И этот ответ «нет»?

Суровость вновь вернулась в голубые глаза. К пустоте добавилась горечь, Эми часто заморгала, но никакого ответа так и не дала.

Лицо Клода совсем потемнело. Он потянулся через Эми и открыл дверь. Улицу все еще орошал ливень, чьи плотные зеленоватые капли почти полностью загораживали глаза от всего того, что происходило снаружи.

Клод сразу же закрыл дверь. Эми не могла заставить себя посмотреть на него вновь, она уделила внимание новым, более блестящим, чем прежде, каплям дождя, появившимся на стекле поверх старых.

— Ты ответишь на мой вопрос или нет? — спросил Клод.

— А разве обязательно на него отвечать? — переспросила Эми неестественно тонким голосом.

Клод стал понимающе кивать головой, с неким озарением и смирением на лице.

— Я все понял, — сказал Клод. — Ты меня не любишь.

Эми нашла в себе силы, чтобы посмотреть в его глаза.

— Я этого не говорила, — вновь сказала она более громким голосом, но Клод уже вновь потянулся через нее, чтобы опять открыть дверь.

— Неужели ты не понимаешь? Я же сказала, что не знаю! — Эми умоляюще уставилась на зеленоватый поток. Ее зеленые глаза стали мокрыми от слез.

— «Не знаю» — это нежелание говорить «нет», — сказал Клод. — Но не волнуйся, я все понял. Я не буду вытягивать из тебя правду. Уходи.

Молчание.

«Так дело не пойдет» — с мрачной решимостью подумала Эми и выкрикнула:

— Ты выгоняешь меня в такую погоду?

Она тут же поняла, что ее притворное возмущение долго продолжаться не может. Она закрыла лицо ладонями, чтобы Клод не видел ее слез.

— До дерева рукой подать, — сказал Клод. — Эти фанатики тебя примут, если скажешь, что ты ищешь одну из них. Уходи, мне надо побыть некоторое время без тебя…

Его голос казался невозмутимым, что удивило Эми, учитывая тему их разговора. Сквозь пальцы Эми взглянула на Клода.

— Может, если подумать, выясниться, что я тоже не знаю, люблю я тебя или нет, — добавил Клод, тупо уставившись в приборную панель.

Не сказав ни слова, Эми взяла с приборной панели деньги, положила купюры в дневник, положила дневник в сумку и выскочила на улицу, прикрывая голову сумкой. Клод закрыл за ней дверь, медленно отъехал от баобаба, и, пока разворачивал машину, стал вспоминать, где находится электромастерская Механика.

***************

Радиостанция EroticServe

EroticServe — обслужит вас по-крупному.

Клод включил радио. Заиграла медленная песня группы LoveLess. Сквозь стекло, очищаемое движущимися дворниками, Клод пытался разглядеть дорогу к мастерской Механика, которая, насколько он помнил, находилась на окраине города М.

Он тут же решил остановиться на обочине. Он не может слишком долго управлять этим чертовым электромобилем. Он еще не привык к правостороннему движению Сингрипакса. И не привык к самому электромобилю. При встрече Механиком, решил Клод, он первым делом выскажет ему свое недовольство модификацией, так изуродовавшей его родную Ауди.

Первым делом… Клод усмехнулся. Разве это было его первым делом? Только что он выгнал свою любимую на улицу, в жуткий ливень, в незнакомый город к незнакомым людям…

Вдруг Клод ударил кулаком по рулю и задел клаксон. Прозвучал гудок. Блестящая корова на обочине удивленно посмотрела прямо в глаза Клоду.

Клод стал биться головой об руль. Прозвучали новые гудки. Корова ускорила свою ходьбу и скрылась за углом серого (серого, как и все вокруг, кроме дождя) здания.

— Она дура, но я куда больший дурак, — прошептал он, когда перестал заниматься самобичеванием.

Клод стал думать, не повернуть ли ему назад. Там же Эми, одна под дождем, стала такой же блестящей, как и эта несчастная корова. Наверное, сидит на песке возле чокнутых чайлдастов и плачет.

В дверь машины постучали. Клод вздрогнул всем телом. Сердце его пустилось в пляс. Он почему-то был уверен, что это Эми.

Он выключил мотор. Радио замолчало. Он повернулся к боковому стеклу и понял, что не разглядит того, кто стучал, из-за блестящих следов от дождя. Он посмотрел на лобовое стекло, чистое, благодаря усилиям дворников, и увидел, как к стеклу приложили фотографию хилого маленького мальчика, одетого в явно поношенный камзол. Фотографию к стеклу приложила старенькая, совсем хрупкая женщина, которая спрашивала:

— Извините, вы не видели моего сына? Он пропал три недели назад. Его зовут Итан Саммерсен…

Клод разочарованно покачал головой. Он был так уверен, что это Эми!

— Извините, не видел, — ответил Клод женщине.

— Лишь бы это не Вбиватель… — скорбным голосом произнесла женщина и, сгорбившись, отошла от машины.

Клод проводил ее взглядом. Ему стало жалко… себя. За то, что он не может побороть свою гордость и вернуться к Эми. Ведь он любит ее, искренней, чем когда-либо прежде… А она… Ее «незнание» сводит его с ума…

Клод завел машину. Вновь включилось радио…

Пусть твое тело — плод вина,

Так будет, знаю, — не всегда…

Клод повернул направо — туда, где полагается находиться электромастерской Механика.

И почти сразу же замер. Машина продолжала набирать скорость, но Клод сосредоточил свое внимание на тротуарном кафе на противоположной стороне улице. Там бесновалась группа из двух-трех чайлдастов, а рядом с ними стояла и курила электронную сигарету Литовка. Неподалеку бегала полосатая лисица с ошейником, из которого торчал мини-зонтик, непонятно зачем защищающий голову зверька от дождя. Клод вглядывался в эту толпу, отдаленно понимая, что если бы он, после просьб Эми о еде, нашел это тротуарное кафе, то шансы Эми встретить свою любимую подругу резко бы возросли.

Клод, наконец, вспомнил об управлении и остановил машину, едва не врезавшись в припаркованный на обочине автомобиль с шипованными шинами. Он получил возможность получше разглядеть Литовку. Любимая подруга Эми подходила к каждому чайлдасту и что-то вкладывала им в рот, после чего каждый чайлдаст становился более безумным, чем был до этого. Они швырялись друг в друга мокрым песком, кусали друг другу уши, бились головами об асфальт. Литовка смотрела на все это и улыбалась. Клод вспомнил, что Лаура подозревала Литовку в распространении лицидов и понял, что Лаура, скорее всего, права…

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.