Бесплатный фрагмент - Собиратели легенд

Легенда из бутылки

Подобно тому, как шаги оставляют отпечатки на мокром песке, или как тень тает под лучами солнца, что отражается в пылких взглядах мечтателей с тем же обыкновением, с каким реки, наполняясь талыми водами, текут с горных вершин по склонам не вверх, а вниз, и, наконец, с той же неоспоримой очевидностью, с какой яйцо является одним из неизбежных этапов жизни будущей курицы, — также предстоящая двум юным искателям приключений история была следствием, продолжением, а в какой-то момент стала неисключимой частью тех событий, что начались где-то далеко, с кем-то для них пока неизвестным и задолго до того, как в их светловолосых головах поселилась та самая, граничащая с авантюрой, смелая мысль — путешествие к месту, о котором они узнали из случайно попавшего к ним в руки послания в бутылке.

Идея отправиться к дальним таинственным берегам виделась им по началу частью забавной игры — наивной импровизацией кукольного театра за клетчатым пледом, растянутым между креслами в их небольшой комнате. По правде говоря, они и сами пропустили момент, когда именно казавшиеся безобидными разговоры разбухли, словно сахарный плод из небольшой почки на ветви фруктового дерева, прогретого весенним солнцем, до размеров навязчивой идеи, зерно которой проросло на всю глубину их детского сознания; но к тому моменту, когда участникам грядущих приключений будет суждено вплестись неразрывной нитью в пестрое полотно запутанных событий, им предстоит провести немало бессонных ночей в беседах о таинственном послании, помещенном в этот стеклянный конверт, о его отправителе, ну и, конечно, об адресате.

Количество историй, собранных вокруг этой бутылки — от слегка преувеличенных до явно выдуманных — даже с учётом обыкновения, с каким сказочная таинственность и людская молва сопутствуют подобным вещицам — поражало самое богатое воображение, хотя этот конкретный артефакт оказался просто-таки снежным комом, будто бы запущенным с горной вершины чьей-то неудержимой страстью к авантюризму — с каждым новым витком разбухающим, растущим, стремительно набирающим скорость и вес, поглощающим в себя всё, с чем столкнется на пути — и небылицы, которые никак не проверить, и кажущиеся вполне правдоподобными слухи. Без сомнения, число всех этих историй едва уступало количеству песчинок, намеренно засыпанных отправителем внутрь стеклянного сосуда. Этому вырвавшемуся однажды наружу неисчерпаемому причудливой формы потоку фантазии не было конца с тех самых пор, как измазанная илом хрупкая рука изо всех сил метнула заколоченную пробкой стекляшку подальше в море. Словно поплавок, оторвавшийся от рыболовной сети, она унеслась вдаль и скрылась с глаз в синей бесконечности. Долгие месяцы мутноватое стекло, повинуясь морским волнам, послушно раскачивалось, исчезало под водой и появлялось вновь, день за днем встречая и провожая желто-красный диск над линией горизонта, яркими солнечными зайчиками приманивая любопытных птиц и рыб, осмелившихся приблизиться к поверхности. Без перерывов на обед, без выходных и отпусков эта настойчивая морская почта несла стеклянный конверт то вперед, то назад, то на север, то на юг, и подобное несгибаемое упорство, как казалось отправителю, неминуемо должно было доставить его по назначению.

Рыбаки, путешественники и торговцы — все те, чьи пальцы за годы успели оставить отпечаток на облепленном ракушками стекле бутылки — кто из-за любви к причудливым историям, а кто попросту с целью повышения ценности предмета — долепливали к этому снежному кому новые небывалые эпизоды: про стаю дельфинов, что, кочуя по дальним морям и океанам, словно неутомимые морские почтальоны, доставили бутылку к Большой земле, или о поверженном мифическом чудовище, из живота которого доблестные, как средневековые рыцари, рыбаки извлекли послание с прощальным письмом какого-то заживо проглоченного бедняги, или про огромную птицу, что прилетела со стороны дальних гор, и выпав из клюва которой, бутылка, пробив соломенную крышу лавки торговца редкостями, словно послание с небес, чудом угодила в его руки. Для юных же героев предстоящей загадочной истории самым сладким плодом в этом бескрайнем саду людской фантазии было одно красивое предание. В легенде говорилось о волшебных свойствах песка, содержащегося в бутылках с посланиями с Волшебного острова. Очевидно, что для личного убеждения в этом любому сомневающемуся достаточно было высыпать на бумагу несколько волшебных песчинок, и, о чудо, письмо, составленное на любом языке мира, он без труда сможет прочесть, как если бы оно было написано на его родном. Юные искатели приключений, к слову, в любой момент имея возможность это проверить, все никак на этот шаг не решались. Что, если они стряхнут со свернутого в трубочку листа волшебный песок, и ничего не произойдёт? Что, если слова в письме останутся по-прежнему им понятны, несмотря на то, что автор посланий по легенде был родом далеко не из их мест? Ведь это бы означало, что письмо из бутылки — обыкновенная подделка… (Нет, уж! Задуманное путешествие состоится в любом случае.)

Одни с блеском в глазах пересказывали, прочие, хитро приподнимая бровь, приправляли эти истории все новыми и новыми домыслами, а кто-то и вовсе утверждал, что лично был их свидетелем; но в чем точно не стоило сомневаться — так это в том, что участие наших героев в предстоящем деле было предопределено в тот самый момент, когда в их руки попало загадочное послание из старой легенды, надолго лишившее их сна и прочих мыслей.

Читателю все это, вероятно, могло бы показаться наивным, даже по-детски глупым предприятием. Ну кому вообще может прийти в голову — отправиться в далекое опасное путешествие неведомо куда и в силу столь невнятных причин? Но в деле этом, нужно отметить, скрывалась одна очень важная деталь: этот таинственный предмет не был простой безделушкой, какие любой покупатель мог отыскать среди беспорядочно расставленных на стеклянных полках и до блеска натертых замшей вещиц в сувенирной лавке рядом с крошечным парусником в сосуде, диковинным компасом в деревянной шкатулке или плюшевым чучелом попугая в черной пиратской шляпе и с повязкой на глазу. Послание было настоящим, и что самое важное — не единственным. В разные времена по всему свету появлялись слухи о подобных находках. И если одним из них было суждено, однажды взбудоражив чью-то жажду к приключению, угасающим эхом сгинуть в бескрайних морских просторах или стать бесполезным собирателем пыли — неоцененной, лишенной природной таинственности частью интерьера любителя диковинных безделушек, прочим же была отведена иная участь, подобная той, что была уготована этому самому посланию, однажды изъятому из стеклянного заточения. И тогда легенда об Аннабель с новой силой оживала на устах всех, кто хотя бы в малой доле приобщал себя к бескрайней вселенной морских приключений. Неужели в мире найдется хоть один человек, который не слышал бы истории об отважной Аннабель? Как вместе с отцом она отправилась в далекое морское путешествие к берегам Выдуманного острова, с тем чтобы этот волшебный кусочек земли исполнил ее заветное желание. Миллионы детей по всему свету каждый вечер, затаив дыхание, перед сном слушают таинственный шепот повествующих о том, как преодолев сотни препятствий и оставив позади тысячи морских миль, пройдя сквозь теплые моря и ледяные океаны, отважная Аннабель и ее отец, опытный мореход, наконец, достигли места, так тщательно скрываемого от недостойных посетителей множеством немыслимых загадок и переплетением запутанных маршрутов. Одним морским волнам известно, сколько бравых капитанов опустили руки в попытках найти этот остров или навсегда затерялись в бескрайних просторах океана, и лишь единицы смогли ступить на его берег, но только лишь для того, чтобы, на мгновение ощутив причастность к этому чуду, навеки быть обреченно очарованным его магической неземной природой, а затем, бесславно вернувшись ни с чем, всю оставшуюся жизнь подпитывать эту легенду своими неправдоподобными рассказами, разжигая в молодых сердцах новое пламя авантюризма и вызывая сочувственный смех у повидавших на своем веку мореплавателей.

Выдуманный Остров — так прозвали место, о котором эти несчастные люди рассказывали свои выдуманные истории. Так называли остров, который нельзя было найти ни на одной карте, но, в то же время, не было на этих картах других координат, которые пытались бы отыскать с бо́льшим безрассудным упорством и самозабвенным отчаянием.

Также сердце Аннабель однажды вспыхнуло огнем непреодолимого желания найти это чудесное место. Раскаленный добела, этот порыв не утратил накала до тех пор, пока таинственный берег не показал в густой дымке утреннего тумана свой загадочный чарующий пейзаж. Но сила ее внутреннего пламени была столь велика и неукротима, что сама того не ведая, Аннабель в одно мгновение дотла сожгла хрупкий мост между миром грез и тем миром, из которого она так долго и усердно шла к своей мечте рука об руку со своим самым верным спутником, другом и защитником. В легенде говорится, что день за днем раскрывая отцу свой независимый нрав и не по годам твердый характер, Аннабель, того сама не желая, начала отталкивать его, вытесняя отцовскую заботу своей нарочитой самостоятельностью. Неудержимым ураганом неслась она сквозь любые преграды, чтобы покорить этот мир, смиренно томящийся в ожидании очередного порыва молодых ветров. Она не смогла остановиться, даже когда настал тот самый момент, ради которого долгие месяцы они странствовали в поисках волшебного острова — когда пришло время, прикоснувшись к Камню Желаний, произнести просьбу, мысли о которой не покидали девочку с самого начала их путешествия… Она, как и те немногие, кому удалось в этих поисках зайти столь же далеко, не осознавала, что в мире волшебства действуют очень строгие правила, не допускающие промахов и не оставляющие вторых шансов. Сколько преград, невзгод и лишений им довелось перенести в их нелегком пути, и лишь мысль о предстоящей награде придавала сил и зачастую была единственным компасом, указывающим верное направление в глубоком тумане, вела их своим мерцающим теплым светом маяка во время ледяного шторма. И вот он настал — тот долгожданный момент, и в самой непролазной глуши посреди Выдуманного Острова, когда до магического Камня Желаний Аннабель оставалось сделать последний шаг, она… оступилась о торчащие из-под земли корни дерева. Отец подхватил ее за предплечье, не позволив упасть, но горделивость вдруг переполнила Аннабель, на мгновение заглушив в ней голос разума, и тогда, неловко вырвавшись из, как ей виделось, мягких цепей отцовской опеки, девочка все же упала… а когда, опираясь рукой о древний магический камень, Аннабель, нахмурив брови, приподнялась и обернулась к отцу, ее слова прозвучали для обоих ужасным приговором:

«Если бы в самую мрачную из всех жутких ночей ты оставил мне свободу делать хоть что-то самой, о большем я б и не мечтала — лишь бы эта ночь длилась вечно!»

Аннабель ужаснулась тому, что вырвалось из ее уст, но было слишком поздно. Запоздалым движением она прикрыла рот обеими ладонями, но в тот же миг их ослепила яркая вспышка света, и невыносимые для слуха звуки, кружась и смешиваясь в незримом хороводе, сбили их с ног. Казалось, будто какая-то неведомая сила подхватила и с огромной скоростью пронесла бедных странников сквозь толщу морской воды к самому дну и обратно на поверхность. Рухнув на землю, они на время потеряли сознание. Когда отец Аннабель пришел в чувства, разогнав дрожащими ладонями расплывающуюся перед глазами пелену, он обнаружил себя в одиночестве сидящим в небольшой лодке посреди моря. Словно слепой, прищуриваясь и лихорадочно оглядываясь по сторонам, он разглядел впереди нечеткий силуэт, едва различимую мутную полоску суши. Обезумевший от ужасных предчувствий, он принялся грести, из последних сил разрезая веслами воду. Его лодка неслась быстрее ветра… Не прошло и года, как злая судьба заставила его испытать горечь утраты, не затянулись еще прежние раны, и вот теперь ее бедный отец, в одно мгновение лишенный последнего самого дорогого в жизни, грязным рукавом вытирая покрасневшие глаза, полные слез, вглядывался в постепенно проясняющуюся картину берега. От увиденного он остолбенел… Отец Аннабель оказался у того самого причала, с которого несколько месяцев назад с дочерью ступил на корабль и отправился в это ужасное путешествие. Знакомые улыбающиеся лица людей, неспешно прогуливающихся по своим делам, знакомые крыши коричневых маленьких домиков, тот же белоснежный песок — все было точь в точь, как в тот самый день… Он обреченно опустил весла. Подхватываемая обратным течением лодка потеряла скорость и вскоре вовсе остановилась, безвольно повинуясь безудержным морским волнам, с каждым новым валом усиливающимся, будто стремящимся утопить бедное одинокое судно в окружающем горько-соленом пространстве, сотканном из слез и отчаяния. Ее отец, в один момент опустошенный принятием своей участи, направив стеклянный взгляд в бескрайние морские дали, развернул лодку и навсегда покинул это место. Очень скоро маленькой исчезающей точкой он слился с горизонтом, как и Аннабель, став частью этой печальной легенды.

С тех самых пор в разных уголках мира люди находили бутылки с посланиями: одни письма были написаны рукой Аннабель, другие — ее отцом. Каждый свой прожитый день разлученные излагали на бумаге и, закупорив пробкой, направляли послания в море в надежде, что у них осталась хотя бы… надежда. И также как этим письмам никогда не достичь адресата, бедной девочке не суждено обнять отца, пока над Выдуманным островом снова не взойдет солнце.

— Ну, или по крайней мере, пока мы не отыщем Выдуманный Остров и не исправим это маленькое недоразумение, — складывая вещи в походную сумку, блеснув заразительной улыбкой, подытожил один из наших героев, голубоглазый светловолосый мальчик лет девяти.

В его хитроватой улыбке зияло неудержимое извержение предприимчивости, бурлящей в большой круглой голове. Любой взглянувший на него тут же заключал: либо он в сию секунду проворачивал очередную свою затею, либо ожидал плодов недавно предпринятой, либо в мыслях выстраивал фундамент очередной из них. Синяя атласная пижама, усеянная маленькими хитро улыбающимися желтыми планетками, исчерпывающе подчеркивая все вышесказанное, идеально сидела на его широких худощавых плечах, словно выходной брючный костюм. Одежда его находилась в резком контрасте с черной спортивного вида вискозной пижамой второго мальчика: на ней во весь рост был изображен хищный динозавр, разинувший огромную зубастую пасть.

— Ты уверен, что нам обязательно брать с собой эту неподъемную книгу? — с трудом удерживая одной рукой «Большую (нет, пожалуй все-таки — Огромную) энциклопедию», с нескрываемым сомнением в голосе произнес мальчик с динозавром на пижаме.

С виду он был того же возраста, хотя на полголовы выше ростом. Резкие, даже слегка заостренные черты лица, но отнюдь не отталкивающие, а скорее удивляющие столь неожиданным соседством воплощения бездонной решительности с добродушными, бесконечной глубины голубыми глазами, выдавали в нем человека, в коем вдумчивость характера его товарища замещались непоколебимой деятельностью, нередко, однако, предшествующей осмыслению оной.

Схожий цвет волос и глаз, отзеркаленные друг у друга привычки, синхронная моторика простых движений, скопированные позы — все наводило на мысль о том, что пестрый клубок их совместного миропознания, смотанный разными волокнами в единую пряжу, прорастал из одного льняного поля.

— Осторожнее, — тут же предостерег товарища круглолицый мальчик, озабоченно протягивая к книге обе руки, — тут ведь вся моя коллекция гербариев! Не открывай! Если уронишь — придется сотню растений вновь складывать по порядку… Разумеется, мы все это возьмем с собой!

— А их-то зачем брать? — удивился его товарищ, но все же, уловив на себе строгий взгляд, с ухмылкой фыркнул и понес книгу к остальным отобранным вещам, гора из которых наводила на мысли, скорее, о переезде, нежели о приготовлении к летней поездке.

Некоторое время ребята еще были заняты сборами, но вскоре из кухни донесся свист чайника, а затем и торопливые шаги кого-то из взрослых; открыв дверь в кухню, он выпустил из заточения приятный манящий аромат свежеиспеченных булочек из слоеного теста с фруктовой начинкой, который в один миг наполнил все комнаты в доме, и двое улыбающихся ребят, как после выстрела из пистолета на старте забега, наперегонки бросились навстречу этим запахам, на мгновение застряв в дверном проеме, в борьбе за то, кто из них первым займет место за столом.

Остров, которого нет на карте

В те дни был самый разгар лета. Юные путешественники заканчивали с приготовлениями к предстоящему морскому приключению. Ребятам осталось лишь решить судьбу нескольких картонных коробок, усиленных досками и упаковочным стрейчем, которые сходу не поддавшись погрузке, отказывались помещаться в переполненный грузовой отсек их парусного судна. Этот груз, к слову, так и останется одиноко пылиться на разгоряченном бетоне причала прямо напротив того места, где перед отплытием стоял их «Изумруд» — великолепная яхта идеально-белого цвета. Казалось, и день и ночь находясь в готовности броситься наперегонки с ветром, она с ребяческим нетерпением неудержимо рвалась в море. Этот «драгоценный камень» по праву считался одним из самых скоростных судов, принимавших участие в большой парусной регате в прошлом году. За свои очевидные заслуги он и привлек внимание юных путешественников, будучи зафрахтованным незадолго до последних событий. Танцуя на волнах, яхта будто хвастливо выпячивала свой правый борт, на котором отполированные до зеркального блеска буквы мерцали, словно ослепительные золотые звёздочки в лучах солнца, а зелёный камень, красующийся под надписью, едва ли был отличим от настоящего и полностью соответствовал благородному имени этого первоклассного судна.

Пытались ли юные мореплаватели предугадать, какие испытания принесет им будущая поездка? Однозначно. Но было ли это в принципе возможно? Разумеется, они прекрасно понимали, что это путешествие далеко от детской игры на пестром поле из плотного картона, где со старта перед игроками открыты все тупики и незамысловатые повороты ее нехитрых лабиринтов. Где, уповая на одну лишь удачу, достаточно по очереди бросать шестигранный кубик, и ход за ходом фишки беззаботно будут прыгать к цели — четыре шага вперед, один назад, — а в выученных наизусть игровых карточках давно уж нет тех коварных задач и хитроумных вопросов, которые доставляли игрокам неудобства во время самой первой и давно позабытой всеми партии.

Вряд ли когда-нибудь изобретут способ подготовиться ко всем предстоящим поворотам судьбы, да еще так, чтобы багаж из полезных вещей не стал похож на километровый обоз; но главное умение — в нужный момент сохранить в себе волю и не отступить под натиском неприятностей — это и есть, пожалуй, тот самый важный припас, который ни в коем случае нельзя забывать, отправляясь в дальнюю дорогу. Не было ни тени сомнения в том, что подобный груз был заготовлен ими в избытке, и это читалось в уверенных лицах юных путешественников, безмятежно жующих фруктовую жвачку во время наблюдения за ленивыми перемещениями портовых служащих под палящим летним солнцем.

— Прием. Следопыт, это Охотник. Внимание! Береговой дозор покинул пост. Путь открыт. Конец связи. — Прошипел голос в рации юного путешественника, выглядывающего из-под тонких светлых бровей, сурово сморщенных в треугольник, что придавало его острым чертам лица еще большую сосредоточенность.

— Прием. Охотник, говорит Следопыт. Принято.

Невысокий силуэт ветром пронесся между бочками, мешками и ящиками, которые неопрятными кучками то тут то там были разбросаны по территории порта, и засел за одним из контейнеров, расположенных напротив «Изумруда».

— Будь осторожен, охрана сразу за контейнером, — предостерег товарища Охотник, сосредоточенно выглядывая сквозь бинокль из-за белоснежного борта яхты. Через минуту, убедившись в том, что опасности для его компаньона нет, Охотник грозным шепотом скомандовал, — Отдать швартовы! Конец связи.

Белокурый круглолицый мальчик, пригнув голову, словно индейский разведчик на боевом задании, выскочил из-за контейнера и зигзагами просочился к яхте мимо снующих в разных направлениях портовых служащих. Отвязав крепежные тросы, которые словно взбрыкивающегося жеребца, безудержно рвущегося в бескрайние степные просторы, удерживали «Изумруд» от выхода в море, он огляделся и, убедившись, что его действия не были раскрыты, пополз к корме яхты. Минута, и сияющий на солнце идеально сложенный, как у древнегреческого олимпийского спортсмена, корпус судна, раскачиваясь на волнах, начал медленно отдаляться от причала.

— Прием, Охотник. Путь открыт, можно отдать паруса. Конец связи, — улыбаясь, произнес мальчик и ловким прыжком заскочил на раскаленную палубу, медленно уползающую в море.

— Принято, Следопыт. Приступаю… Конец связи. — Охотник, выключив и убрав в рюкзак рацию, полез на мачту. С высоты он пристально оглядел берег, желая убедиться, что их отплытие затерялось в рутине портовых забот.

Наконец, пусть и с небольшим опозданием, терпеливо отмерив своей тенью полдень, словно стрелкой солнечных часов на циферблате вспенивающейся морской поверхности, непревзойденный «Изумруд», гордо раздувая паруса и разрезая волны, покинул порт. На оставленном позади причале никто не подбрасывал шляпы, не размахивал надушенными платками. Не было криков с пожеланиями доброго пути от босоногих зевак с глазами, полными слез восторженной зависти. Их отплытие не освещалось прессой, а панорама с отдалявшейся от берега яхтой не была окутана дымкой тысяч вспышек от фотоаппаратов вездесущих папарацци. Напротив — все мероприятие было организовано самым конфиденциальным образом, поэтому ребята поспешили отправиться навстречу приключениям до того момента, как в офисе компании-судовладельца опомнятся, что их менеджеры, сбитые с толку маленькими хитрецами, умудрились сдать судно в аренду двум несовершеннолетним.

Как только скользящая по волнам яхта в своем стремительном полете скрылась за линией горизонта от подозрительных взглядов, ребята, наконец смогли расслабиться. С тех пор они беззаботно наслаждались прекрасной погодой, чудесными морскими пейзажами, ловили рыбу, а иногда пускали «Изумруд» наперегонки с дельфинами, природой наделенными столь несдерживаемым любопытством, что эти морские непоседы едва ли были способны обойти своим вниманием хоть одно судно, выходившее из порта.

Мягкие морские волны, бережно раскачивая яхту, словно на пуховых подушках, несли «Изумруд» в заданном направлении. Ребятам казалось, всё было на их стороне. Яхта неслась к цели стремительно и необратимо, как стрела, и всего лишь незначительным темным пятнышком виделась им грозная туча, нависшая прямо по курсу. Словно недобрым знамением она возвышалась над волнами, будто бы намекая: этой стреле, запущенной с таким выверенным усердием и тщательной подготовкой, вряд ли удастся избежать неудачного попадания. Но ведь нашим героям достаточно лишь скрестить пальцы и плюнуть через плечо, тем самым, отогнав дурные мысли, оставить ненужные суеверия за бортом. Разве могло что-либо остановить эту благородную миссию спасения? Ответом, пожалуй, станет этот уверенный взгляд на улыбающемся, но сосредоточенном лице одного из юных путешественников. Порой с трудом превозмогая зевоту, он с головой был погружен в важный процесс — внесение записей в судовой журнал. Его компаньон не любил это, считая «подобную писанину крайне прескучным занятием», поэтому после первой же его весьма скромной по содержанию записи в журнале: «День первый. Наконец, отплыли…", мальчик счел своим долгом взять это дело в свои руки. Как впоследствии оказалось, его записи станут весьма ценным документальным материалом и в какой-то мере предопределят дальнейший ход событий всей кампании. Ну а пока юные искатели приключений, затейливо подмигивая друг другу, раздумывали, какими бы событиями занять читателя в ближайшее время, первый день их путешествия медленно превращался во второй, — когда старательно выводя карандашом буквы, круглолицый мальчик начнет неторопливо переносить в судовой журнал подробности утренней вахты.

«День второй. Утренняя вахта.

Две не в меру упитанные, но от этого не менее проворные, чайки с острова «Эм», неподалеку от которого пролегает наш маршрут, утащили невскрытую консерву сгущенки прямо со стола с приготовленным завтраком. P.S. Глупые птицы, они не додумались прихватить еще и открывалку… Интересно, удастся ли им открыть банку, чтобы полакомиться сладеньким?»

«День второй. Вечерняя вахта.

Мой компаньон неожиданно вспомнил, что в порту отправления на причале остались не погруженными несколько коробок. Самое в этом неприятное — до последнего момента мы не узнаем, какое именно оборудование было преступно забыто, пока его отсутствие не всплывет в самый неподходящий момент. Надеюсь, что это был его любимый набор чугунных котелков, без которого мы и так бы легко обошлись… Погода отличная. Видимость прекрасная.»

«День второй. Глубокая ночь.

Среди вещей мы обнаружили тот самый набор котелков. Какое разочарование. Теперь нет сомнений в том, что нами было забыто что-то полезное. Настроение подавленное. Хочется спать.»

«День второй. Глубокая-глубокая ночь.

Вместо того, чтобы отправиться спать в мою очередь, мне пришлось выяснять с компаньоном, чья безалаберность стала причиной оставления части припасов на причале. Несмотря на всю очевидность именно его вины, как ответственного за погрузку снаряжения, он обиделся и ушел спать, тогда как наступил мой черед стоять у штурвала. Какая жестокая несправедливость.»

«День третий. Полуденная вахта.

Проспав до обеда, я, к сожалению, так и не стал свидетелем того, каким образом, мой компаньон, едва не упав в воду, уронил в море мою любимую подзорную трубу (к тому же, взяв ее без спроса). Теперь за наблюдение за горизонтом отвечает он, поскольку после всего не желает предоставлять мне в пользование свой бинокль из опасений, что я в ответ, как бы случайно, могу упустить его за борт. (Они с ним теперь почти не расстаются, даже во время сна.)»

«День третий. Вечерняя вахта.

Солнце уже садится, и ввиду отсутствия бинокля (который в настоящее время мирно «спит» под подушкой моего компаньона) мне никак не удается тщательно разглядеть странный остров, выросший прямо по курсу. Большая удача, что я вовремя заметил невооруженным взглядом его едва различимый белый силуэт и в данный момент я настроен скорректировать курс «Изумруда». P.S. Удивлен, что не смог найти этот покрытый снегом островок на наших картах. Без сомнений, его на них нет, — но не мог же он вдруг приплыть сюда или свалиться с неба… Команда рулевому:

— Вправо на борт!»

— Ты, наверное, шутишь! — тяжело дыша, разрывался в крике юный путешественник. Он раздраженно вырвал из рук и швырнул на лёд журнал, тут же поднятый его компаньоном. — Неужели ты и вправду занимался записями в судовом журнале? И это за мгновение до кораблекрушения?

— Ведение журнала — не менее важное дело на судне, — виновато вполголоса ответил его круглолицый товарищ.

— Но ведь рулевой — ты! — не в силах успокоиться кричал Охотник. — Что за рулевой отдает самому себе письменные приказы? И в такой-то момент!

— Да, рулевой — я… — манерно вытягивая губы, спокойным голосом отвечал мальчик. — Команду ведь отдал… Разве что выполнить не успел…

— Ну как же так… — Раздосадованный, Охотник спустил с плеч лямки рюкзака и плюхнулся на землю.

Подбирая слова для очередной атаки, он периодически поглядывал на своего товарища, то сотрясая руками воздух, то хватаясь за голову, раскачивал ей из стороны в сторону. Надо сказать, что его компаньону еще долго пришлось оправдываться за то, что экстренным мерам тот предпочел бесполезные записи в судовом журнале, — ведь едва успев выскочить из идущей ко дну яхты и на лету прихватив малую часть снаряжения, искатели приключений обнаружили себя на пустынной поверхности огромного айсберга.

Что же произошло? Неужели юная команда спасателей настолько утратила бдительность за время их недолгого путешествия, столь удачно начавшегося и набиравшего ход, что упустили из виду возникшую на пути опасность размером с Гренландию? Пожалуй, да; и какие бы слова не подбирали в яростных спорах молодые капитаны, было очевидно, что авария стала плодом их совместных усилий, и случилось то, что случилось. Их яхта, наскочившая на ледяную глыбу, словно несущийся сквозь ночную мглу автомобиль, не имея ни малейшего шанса успеть сбавить скорость перед резким поворотом, на полном ходу влетела в ледяную стену и, выпустив из своих недр, развороченных от этого сокрушительного удара, густое облако из пыли и щепок, разломилась надвое. Передняя ее часть так и застряла в снегах айсберга, намертво вмерзнув в тысячелетнюю ледяную породу, задумчиво-грустно сияя своим помутневшим изумрудным «глазом»; корма же, стремительно скрываясь под водой, утягивала на дно основной багаж. Среди второпях схваченных вещей, к глубочайшему сожалению маленьких путешественников, не окажется ни еды, ни снаряжения, способного ее добыть, ни достаточного количества теплой одежды — по сути, ничего однозначно полезного в условиях, в которых их застала эта катастрофа. Все превосходно продуманные и построенные планы стремительно исчезали под непроницаемой пучиной беспокойного моря. Двое юных путешественников, тяжело дыша, словно вслед уходящему поезду, глядели на ускользающий силуэт могучего корпуса «Изумруда». Узкий прямоугольный рюкзак из плотной кожи, потрепанная походная сумка и те немногие предметы, способные уместиться внутри этих далеко не самых просторных вещиц, — пожалуй, это все, что останется в руках юных путешественников после того, как над изуродованной кормой некогда гордого соперника неудержимых морских ветров сомкнутся вспенивающиеся волны. Жалобный стук окна, беспомощно захлебывавшегося от непосильных глотков ледяной воды, с каждой секундой усиливал ритмичность этой истеричной агонии. Оставшиеся на ледяном берегу бывшие капитаны «Изумруда» с грустью наблюдали за последними судорогами навсегда уходящего в небытие чемпиона, поверженного стихией и разгильдяйством.

Первые же минуты, проведенные на айсберге, заставили юных путешественников ощутить себя в таком же неожиданно-плачевном положении, как если бы теплый солнечный пейзаж вокруг беззаботных пляжников, нежащихся на удобных шезлонгах, вдруг собрали бы гармошкой, словно театральную декорацию, и они, нелепые в своих солнцезащитных очках, плавках и масках для подводного ныряния, в тот же миг очутились бы на дальнем севере, в мире вечной мерзлоты. Путешественники уже не вспоминали, как они, изнывая от жары, ловили тень от парусов и прикладывали ладони ко лбу, пряча глаза от жгучих солнечных лучей. Теперь же их сжатые дрожащие кулачки едва согревались их же стремительно остывающим дыханием.

Круглолицый путешественник в глубине души сам корил себя за то, что допустил эти неприятности, но его раскрасневшийся от ярости компаньон поленце за поленцем подбрасывал к пылающим огнем углям все новые обвинения, что не давало его чувству вины выйти из глубокой защиты.

— Ну как? Много пользы от твоего судового журнала? — сквозь зубы шипел на него товарищ, напрягая заостренные скулы. — Давай-ка! Почитай мне еще. Сколько чаек село на мачту! Сколько китов показало свои хвосты! Уверен, там есть и записи о том, что мы ели на завтрак. Напомни-ка! Ведь без снаряжения свой следующий завтрак мы добудем едва ли…

— В нем пользы побольше, чем в твоих бесконечных упреках, — раздувая щеки, защищался мальчик, но все же, звучно захлопнув журнал, он спрятал раздражитель на дне своей походной сумки, подальше от глаз товарища.

Оба, разумеется, понимали, что в нынешних обстоятельствах самым вредным занятием было бы продолжение взаимных упреков, потому они поспешили перевести в полезное русло этот захлестнувший с головой поток негодования и переключиться на сортировку немногих спасенных с погибшего «Изумруда» вещей. В подобной ситуации, однако, очень непросто заглушить в себе бьющее через край желание искать виноватого в ком угодно, кроме, разумеется, как в себе самом, в то время, как острота ситуации требует единства всех физических и моральных сил для преодоления возникших неприятностей. Некоторое время юные путешественники молча украдкой поглядывали исподлобья друг на друга в поисках признаков готовности к примирению.

— Сначала придется отыскать проход через эти снежные горы. Надеюсь, хоть там будет что-то полезное… — вздохнул его товарищ, и тревога в его бледном круглом лице легко выдавала, что на самом деле он не ожидал от этого пустынного белого острова абсолютно ничего хорошего.

И действительно, было сложно представить, у кого эта отталкивающая картина, составленная из сочетания темно-синих красок бушующего моря и узкой белой полоски ледяной суши, терзаемой кинжальными ветрами, могла вызвать приятные чувства. Местом крушения «Изумруда» оказался центр небольшой ледяной бухты, образовавшейся, вероятно, после отделения от айсберга внушительной снежной глыбы, которая когда-то составляла единый белый хребет с высокими ледяными массивами справа и слева. Они возвышались метров на двадцать пять над линией моря, а соединявший их стеклянно-гладкий, словно срезанный ножом, остаток ледяной стены, казалось, был не выше семи. Если взглянуть со стороны, могло показаться, что они находились на дне огромной, вмерзшей в лед, расколотой пополам ледяной чашки, по бокам которой две сахарные горки тянулись ввысь к упирающимся в облака белоснежно-молочным вершинам. Но такой безобидный шарж на деле был далек от реальной картины. Вид неприступных, пугающих необычными формами хребтов ледяных скал и виднеющихся в прорехах между ними снежных дюн, весь безжизненный, безмолвный белый мрак вокруг этого места — все способствовало нарастающему чувству тревоги в сердцах юных путешественников. Быстро коченеющие пальцы лишь помогали проникать под кожу сквозь докрасна обожженные морозом поры этому ощущению, белым пушистым инеем оседающему в самых глубинах души, сковывая ледяной тяжестью, запутывая и сбивая с мыслей.

Быстро темнело. Оглядев пространство между снежными скалами, где кроме нескольких чудом спасенных с яхты ящиков и мешков не было больше ничего приметного, ребята решили исследовать айсберг до наступления полной темноты. Предстояла непростая ночь. Перспектива провести ее на самом краю скрипящего и непрестанно трясущегося ледяного массива, который в любой момент, казалось, был готов развалиться на части, юных путешественников абсолютно не радовала. Ребята разошлись от центра ледяной стены к разным ее краям, желая поскорее разведать обстановку.

— Прием. Следопыт, я — Охотник. — прозвучал голос юного путешественника, начавшего очередной радиообмен. — Буду разочарован, если наверху такие же уродливые ледяные горы. Что видно у тебя? Конец связи.

Охотник провел рукой по гладкой ледяной поверхности, пытаясь нащупать какой-нибудь выступ в этой неприступной стене.

— Охотник, нам тут не забраться, — кивая в сторону ледяной громады, ответил Следопыт, — без альпинистского снаряжения уж точно. Как понял? Конец связи.

— Я и не думал забираться по этому зеркалу, — опустив рацию, в полголоса, будто самому себе, произнес мальчик и, показав язык своему размытому отражению, огляделся по сторонам; затем вновь включил рацию и продолжил радиоэфир. — Прием. Следопыт, думаю, мы сможем вскарабкаться вот по этому склону или по тому, справа. Они выглядят более приветливо, что ли. Конец связи.

— Приветливо? Охотник, они не более приветливы, чем Монблан и Эверест во время снежной бури! Конец связи, — рассмеялся юный путешественник, довольный столь находчивому сравнению.

И действительно: две возвышающиеся перед ними снежные горы, разделенные гладкой высокой ледяной стеной, как те самые Монблан и Эверест, своими неприступными — под стать непревзойденным оригиналам — хребтами словно проводили черту между нерешительностью и отвагой в сердцах всех соискателей, подступивших к их подножиям. Каждой своей льдинкой они отталкивали от себя любого покусившегося на безумное восхождение. Но другого выбора не было. Эти две отвесные ледяные громадины отделяли место крушения от остальной части айсберга, и ребятам во что бы то ни стало предстояло найти путь наверх.

— Следопыт, прием. Не уж то, испугался? — улыбнулся в рацию мальчик, глядя на товарища, смущенно качающего головой в оценках шансов этой смелой затеи.

— Охотник! Вообще-то, надеюсь, ты — тоже! — буркнул тот, — Конец связи.

— Еще как, — сдержанно рассмеялся мальчик. Он инстинктивно прятал испуг под робким смехом, который, однако, явился столь же сомнительным инструментом, как и приятная слуху шелестящая обертка от конфеты, скрывающая под собой горькую микстуру.

— Прием. Охотник, с моей стороны горка пониже будет. Жду тебя наверху. Конец связи. — перекинув лямку походной сумки через шею, подытожил круглолицый мальчик и резко сменил на серьезное свое на мгновение показавшееся растерянным выражение лица.

— Принято, Следопыт. Приступаю. Побереги батарейки! Конец связи до самого восхождения наверх. — Мальчик со звонким хлопком потер ладони одна о другую, как атлет перед подходом к снаряду, и, с хитрой улыбкой взглянув на уходящую в мутное небо вершину, тихо добавил, — ну держись, Джомолунгма…

Ребята разошлись по сторонам и вскоре они прилипли к снежной поверхности, то взбираясь, то соскальзывая с нее, словно жуки, застрявшие в стеклянной банке. Следующие несколько минут, проведенные в попытках покорить ледяные горы, показались им часами.

— Эй! Ну, что? Как там твой Монблан? — с надеждой в голосе прокричал Охотник из-под не покорившегося ему Эвереста.

Он оставил попытки обуздать вверенную ему вершину точно так же, как несколькими минутами ранее чувствительность оставила его замерзшие пальцы. Подойдя к противоположной горной преграде, юный путешественник с удивлением обнаружил, что его компаньон, в отличие от него, значительно преуспел, сумев каким-то чудом продвинуться вверх метров на восемь и достаточно уверенно закрепиться на узком, но довольно устойчивом ледяном выступе. Заметив под собой дрожащего от холода товарища, растирающего скрещенными на груди руками свои до костей промерзшие плечи, юный альпинист, лихорадочно ощупывая лед над своей головой, прокряхтел ему в ответ:

— Похоже… дальше пути нет… Но вот тут, немного правее, склон более удобный…

— Думаешь, можно будет выколоть ступеньки? — прокричал Охотник и принялся искать в рюкзаке инструменты.

— Да, — ответил Следопыт, — но, боюсь, на сегодня я — всё… Сил больше нет, и уже совсем темно. Еще нужно как-то спуститься вниз, не переломав ноги…

— Ладно… Не спеши, осторожнее там!

— Уж постараюсь…

Следопыт принялся с тем же усердием ощупывать скользкий лед, но теперь в обратном направлении. Сантиметр за сантиметром он продвигался интуитивно, уже практически не видя под собой ног.

— Как же холодно… Даже мысли в голове замерзают. — поглядывая вверх на компаньона, застучал зубами Охотник; он прищурил один глаз, пытаясь разглядеть, насколько высоко еще был его товарищ. Крепко прижав к груди свой небольшой рюкзак, он тщетно пытался согреться о его задубевшие кожаные стенки. — Надо срочно что-то предпринять! Слышишь? Ты должен что-то придумать. На меня уже надежды нет… я так сильно замерз…

— Поберегись! — прозвучал вскоре крик сверху, и на рыхлый, истоптанный у подножья ледяной стены снег глухо упала походная сумка. — Разведи пока огонь. В сумке огниво… Небольшая такая коробочка, она еще обшита подарочным бархатом. В ней хранятся мой походный нож и подзорн…

Тут мальчик прервал свой монолог и после недолгой паузы с густым облаком пара выдохнул горькие воспоминания о некогда дорогой вещи.

— … Ах, да, как же я мог забыть — теперь там всего лишь место, где раньше хранилась моя подзорная труба!

— Никогда в тебе не сомневался! — не обращая внимание на укор в голосе товарища, воскликнул мальчик и радостно подхватил сумку. — Ты там давай, осторожнее… и, пожалуй, придумай-ка еще что-нибудь… а я пока… займусь костром…

Юный путешественник запустил обе руки в сумку, доверху наполненную различными предметами и бумагами. Нащупав вещицу прямоугольной формы, он вынул ее, но вдруг презрительно сморщил лицо.

— Ты только глянь, а вот и бумага для розжига! — с театральным коварством произнес он.

— Даже не думай! — прокричал Следопыт.

Он висел на ледяном склоне на высоте не более полутора метров. Ему казалось, что до земли было все еще достаточно высоко, из-за чего он изо всех сил с опаской вытягивал ногу навстречу уже окутавшей все вокруг черной мгле, как будто бы искал носком дно незнакомого озера.

— Даже не думай трогать журнал! — сердито повторил тот, с решительной твердостью выделяя каждое слово. — Поищи ненужную бумагу среди своих вещей…

— Среди моих — есть лишь одна… — усмехнулся Охотник, но тут же резко изменившись в лице, с сожалением добавил. — Достать бы ее из бутылки… и спалить.

— Хех, — хохотом подхватил его компаньон, — лучше бы эта мысль посетила тебя месяца два назад!

Ребята смеялись не долго, и очень скоро все действующие лица этой заметенной снегом картины вернулись к ранее назначенным ролям, где один из них дрожащими от холода руками с ловкостью фокусника, словно кроликов из черного цилиндра, доставал предметы из походной сумки, а другой с грациозностью артиста балета тянул носок, надеясь, наконец, встретиться с твердой поверхностью, до которой к этому времени оставалось не более полуметра.

Наконец, юный путешественник отыскал ту самую приятную на ощупь коробочку, достал огниво и несколькими движениями рассыпал по земле целый фейерверк из золотистых звездочек.

— Работает! — обрадовался мальчик.

— Разумеется, — сверху прозвучал голос, приправленный менторскими нотками, — и не забудь вернуть все в том же виде!

Сморщив лоб, юный путешественник оглядел темные пятна на снегу, разбросанные вокруг места крушения — жалкие остатки их спасенного багажа. Бродивший по снежному берегу он был скорее похож на бездомного скитальца, нацепившего на себя разом всю имевшуюся одежду.

— Готов поспорить, тут нет ничего пригодного для розжига костра… — грустно проворчал мальчик и последовал к очередному ящику. — Разве что… и правда! Как же кстати пришлась бы твоя большая энциклопедия! Слышишь? Что скажешь, если я выдерну несколько страниц? А вот и она… Ух, тяжелая… Чего молчишь?

Юный путешественник повернул голову в сторону, откуда недавно прозвучал голос его товарища. Тот должен был уже спуститься, и его отсутствие настораживало. Мальчик повторно окликнул его, но не услышав ответ, осторожной поступью покрался на поиски, вытягивая руку перед собой. Ветер таинственно и внезапно стих, и вокруг места крушения образовалась непривычная тишина, какая обычно возникает как предвестник ужасной сцены в кино. Почти сразу же, как только Охотник уперся в твердую ледяную поверхность, его рука нащупала спину компаньона, все еще находившегося наверху.

— Почему ты еще тут? — возмутился мальчик.

— Не шуми… — прошептал второй.

— Почему ты еще тут? — шепотом повторил тот.

— Я слушаю… Как только ветер стих, сверху стали доносится какие-то звуки.

— Заняться что ли больше нечем?

— Мне кажется, я слышал птиц…

— Птиц? Шутишь… — юный путешественник, взволнованно раскрыв рот, замер и принялся изо всех сил напрягать уши.

— Вот опять…

— Но я ничего не слышал… Уверен, что не показалось?

— Откуда я могу знать — ты ведь ни минуту не можешь помолча-а-а-а-а-а-ть! — это Следопыт потерял равновесие и, сорвавшись со стены, рухнул в снег.

Растирая ушибленное бедро, он бросил на компаньона пристальный взгляд и, сдвинув брови, возмутился, почему огонь еще не разведен.

Вовсю царила непроглядная ночь. Небо полностью затянули тучи. В добавок к и без того незавидному положению юных искателей приключений в любую минуту мог начаться дождь. Ребята поспешили оборудовать шалаш из досок, выломанных из передней части «Изумруда», нескольких кусков брезента и мешков. Усевшись у костра плечом к плечу на сложенные вчетверо одеяла под своим наскоро сооруженным навесом, ребята задумались: кто же из них теперь больше нуждается в помощи: они или Аннабель — девочка из легенды, на выручку которой они так спешили, но до которой в их новых обстоятельствах добраться уже и не надеялись.

— Не знаю, смогу ли уснуть, — пробормотал Следопыт, закончив вносить в журнал события за день, которые с запасом уместились в одном коротком предложении, и пристально глядя на короткие язычки пламени их костра, с грустью выдохнул, — мне всё не дают покоя те звуки сверху…

— Надеюсь, это все-таки птицы… И под ними лежат горы яиц! — взгляд его товарища невольно упал на набор чугунных котелков, валяющихся неподалеку.

— Да уж, я б не отказался… — улыбнулся в ответ мальчик, поймав себя на мысли, что прежде на дух не переносил вареные яйца, ставшие в нынешних обстоятельствах пределом его мечтаний к ужину.

Через некоторое время в их хлипеньком шалаше под брезентовой крышей потеплело. Сжимая порозовевшими пальцами длинную заостренную щепку, которой ребята поправляли тлеющие угли в их импровизированном камине, Охотник насквозь пропитанным тревогой голосом произнес:

— Нас ведь не ищут, ты понимаешь?

— Да… — отречённо ответил Следопыт. — Хотя это вовсе не означает, что не найдут…

— Как бы то ни было, — продолжил первый, — мы должны сделать все, чтобы нас нашли… живыми.

— Да… — мальчик не сводил глаз с костра, рисовавшего свои красно-желтые причудливые узоры, затем громко выдохнул и монотонно закивал головой.

Так закончился этот день. Плавно, словно в замедленной съемке, веки на их глазах захлопнулись, ненадолго оставив тонкую щелочку, через которую едва заметными искорками еще некоторое время блестело отражение пульсирующего зарева костра.

Утро началось с воплощения одной полезной инициативы, навеянной прошедшей долгой бессонной ночью. По правде говоря, для юных путешественников быстро посветлевшее небо над головой стало по большей части разочарованием. Это ознаменовало для них окончательный крах надежд на возможность выспаться в их новых жилых условиях и вновь раскрыло их взорам печальное положение дел, на некоторое время сжатое до границ, освещаемых и обогреваемых пламенем костра. Как только эскимосы выживают на таком диком холоде? Этот риторический вопрос, брошенный в пустоту одним из юных искателей приключений, внезапно стал тем озарением, которое несмотря на всю свою очевидность, могло и не посетить его голову, как это часто случается с теми, кто попав в беду, отдает последние силы сожалениям, а не борьбе.

«Как только эскимосы выживают на таком диком холоде?» — стуча зубами, пробормотал тогда круглолицый мальчик, и в ту же секунду встретил оживленный взгляд своего компаньона. Ну, конечно же! Эскимосы живут в иглу!

В своей затее ребята решили поймать сразу двух зайцев — соорудить снежную хижину и одновременно выдолбить в ледяной стене ступеньки, при помощи которых они легко смогут подниматься на гору, отделяющую место крушения от остальной части айсберга. Но перед тем, как начать строительство, они тщательно изучили все статьи Огромной энциклопедии, в которых могла находиться наиболее полезная для этой грандиозной стройки информация.

За то время, пока юные путешественники были заняты делом, они больше всего говорили, пожалуй, только о еде, а конкретно — о рыбе, преспокойно плескавшейся вокруг айсберга, приводя бедных голодающих в бешенство своим нескончаемым, но недостижимым изобилием. Они мечтательно перебирали в памяти все известные способы приготовления рыбы, яростно споря, для кого из них прежде рыбные блюда были более предпочтительными (по правде говоря, слышать подобное из уст обоих спорящих было абсолютной неожиданностью, поскольку оба мальчика прежде не особенно чествовали морепродукты).

К концу дня ребята были невероятно измотаны, и лишь факт появления у них полноценного жилья позволил юным путешественникам сохранить остатки оптимизма. Когда на поверхности местного Эвереста была выдолблена последняя ступенька, а надо сказать, что это воплощение инженерной мысли на самом деле представляло собой целую систему лестничных маршей, какими обычно оборудуют многоэтажные дома, ребята, поднявшись наверх, заглянули через край ледяной стены, откуда, наконец, их взорам открылась вся ранее скрывавшаяся за этой преградой панорама, но не просто крупного айсберга, а целого ледяного острова. Справа полукругом по краю ледяных плит этого громадного массива пролегали высокие отвесные снежные горы, у самого подножья которых, словно в жерле замерзшего вулкана, ровным овалом располагалось озеро, но вместо раскаленной лавы оно было наполнено морской водой, вероятно, пробившей себе путь сквозь отверстия в основании айсберга где-то ниже уровня моря. Отсюда уже более отчетливо до ребят доносился шум от крупной колонии птиц, заполнивших своими гнездами практически все пространство этих снежных отвесных скал и поверхность замысловатой формы уступов, возвышающихся над озером. Дальше по центру ледяного острова пролегала равнина. Лишь в нескольких местах ее гладкая, как идеальное покрытие взлетной полосы, поверхность разбавлялась невысокими снежными холмами. На левом краю айсберга, внушительно и мощно возвышаясь, вступало в контраст с резко прерывавшейся гладкой поверхностью уродливое нагромождение ледяных гор разной высоты и необычных форм. Это пространство выглядело абсолютно непроходимым — даже на глаз было невозможно определить, что скрывалось за этими неприступными снежными хребтами, заполнявшими не менее трети ледяного острова.

— Нужно как-то пробраться к их гнездам, — прошептал Охотник, кивнув в сторону ледяного озера.

— Может, лучше завтра, на рассвете? Уже темнеет.

— Ага, а сегодня как мне уснуть после увиденного? — подняв брови, прошипел в ответ мальчик. — Я голоден, как уссурийский тигр.

— Мы сейчас их всех только распугаем… — возразил Следопыт, пытаясь придержать товарища за плечо.

— Да, пожалуй тут ты прав… распугаем, — задумчиво прикусил губу его затейливый компаньон, — ты лучше здесь жди, я один пойду.

Следопыту осталось лишь пожать плечами, поскольку его товарищ, не дожидаясь одобрения своего плана, словно саламандра, прижимаясь к земле, плавно пополз в сторону птичьего поселения. Через минуту он, однако, без прежней осторожности расслабленной походкой вернулся обратно и с возмущением заявил, что там поселились не птицы, а настоящие пингвины.

— Не говори глупостей, пингвины не селятся на таких отвесных склонах, — возразил Следопыт.

— Ну а кто это тогда, если не пингвины? — вытаращил на него глаза товарищ. — Они точь-в-точь такие же… только разве что немного поменьше. Думаешь, они на меня не набросятся?

— Даже не знаю… Скорее всего — наоборот. Всё же будь осторожнее… — усмехнулся Следопыт, правда, так и не успел договорить, вновь остался в одиночестве с раскрытым ртом, в то время как его товарищ, показав спину, растворился в темноте, как погашенный фитиль свечи.

Некоторое время взволнованный Следопыт вглядывался вдаль сквозь быстро подступившую мглу, пытаясь разобрать силуэт своего компаньона. Он уже хотел отправиться к птичьей колонии, так как не смог по рации вызвать своего товарища, но едва только дернулся вперед вдруг сходу налетел на него. Ребята звонко стукнулись лбами.

— Не получилось пока подобраться… — взволнованно прошептал Охотник, растирая место ушиба. — они засели достаточно высоко…

— Что ты бегаешь туда-сюда? Может, все-таки дождемся утра и сходим вместе?

— Да, определенно, — ответил тот, задумчиво почесывая пульсирующий от раздувающейся шишки лоб, — утром сходим вместе, не волнуйся… Погоди, есть идея. Дай-ка сюда…

— Да что ты делаешь… — мальчик застыл недоумевая.

Охотник вновь исчез в темноте, прихватив с собой безо всяких объяснений снятый с товарища лоскут шерстяной материи, которую тот использовал в качестве накидки. Рассерженный неуправляемой самодеятельностью компаньона, Следопыт успел лишь раздосадовано развести руками. Минут пять не было слышно ничего, кроме потрескивания льда, всплесков морских волн и шума ветра. Оставленный в беспомощном ожидании мальчик, уже не рассчитывая на ужин, надеялся лишь на то, что его компаньон не попадет в неприятности. Несколько раз вдалеке громко прокрякали птицы. Их глубокие необычные голоса походили на звук резины, скользящей по влажному стеклу. Что-то булькнуло в воду под птичьей горой. И снова тревожная тишина. Не в силах больше сидеть без дела юный путешественник рванул на помощь товарищу, в почти полной темноте продвигаясь на слух в направлении птичьих голосов. Но и в этот раз не успел он сделать несколько шагов, как за его спиной прозвучал неожиданный шепот.

— Эй, ты куда? — блеснул в лунном свете своей улыбкой подкравшийся к нему Охотник.

— Идем обратно, — резко обернувшись, строго скомандовал его компаньон, — тут в темноте слишком опасно.

— Это кайры! Погляди, — все также улыбаясь во все зубы, ответил мальчик и, отвернув край шерстяной материи, которую перевязал по диагонали через шею к поясу, показал несколько крупных голубоватых яиц грушевидной формы.

Следопыт был готов поспорить, что к этому времени его товарищ успел не только, забравшись на гору, раздобыть яйца но и, на обратном пути, сделав крюк, заглянуть в иглу и полистать Огромную энциклопедию, поскольку никогда не отличался знаниями в области орнитологии.

— Ничего себе! Молодец! — обрадовался Следопыт, схватив одно из яиц, едва умещавшееся в его ладони, с тем же нескрываемым восторгом, с каким лишь восхищенный находкой старатель впивается руками в золотой самородок. — Скорее, бежим в иглу! Неужели у нас будет ужин…

Этой ночью у ребят действительно был ужин, а утром — завтрак, и почти как у обычных людей — обед, а затем снова ужин. В последующие дни время на ледяном острове, будто законсервированное в банке из весьма скудных (в плане событий) ингредиентов, тянулось долго и скучно, словно размякшая жевательная резинка, утратившая вкус. Юные путешественники вдруг, к своему удивлению, осознали, что день сменял ночь уже в восьмой раз, что огромный айсберг больше не казался таким огромным, тая в себе все меньше неизведанных мест — если не брать в расчет ту дремучую левую его сторону, состоявшую из хитросплетений снежных гор, ледяных хребтов, пещер и ущелий, куда пока еще не успела ступить пытливая нога юных искателей приключений. А самое главное — дров из обломков многострадального «Изумруда» для поддержания огня им хватит всего лишь на несколько дней.

Огромная полная луна, висящая над поверхностью воды так низко, что казалось, вот-вот упадет в едва волнующуюся морскую гладь, рисовала своим отражением длинную широкую белую полосу, словно ледяную дорожку, снежным мостом связывающую айсберг с непроницаемой чернотой ночного пейзажа. Над кажущемся с высоты птичьего полета крошечным, словно игрушечным, жилищем юных искателей приключений неторопливо, с любопытством, парили две кайры, привлеченные мерцанием их камина, словно светом фонаря, пульсирующими сигналами сочившегося сквозь отверстие в крыше иглу.

— Нам придется придумать чудесный способ разжигать огонь без дров, — с задумчивой ухмылкой произнес Следопыт, сопровождая взглядом полет кайр, — либо разобрать сигнальные костры…

— Костры мы трогать не станем, — возразил Охотник, — они наш шанс на спасение.

— И я об этом, — продолжил его компаньон, — ты ведь не предлагаешь нам тут замерзнуть?

— Прекращай, ты и сам прекрасно понимаешь, о чем я.

— Ну, вот один из этих, я уверен, вполне можно будет снять, — указал Следопыт на два сигнальных костра, сооруженных в сотне метров друг от друга на противоположных вершинах Монблана и Эвереста, — С этой стороны достаточно и одного. А остальные нужно будет слегка проредить… Это должно обеспечить нас дровами не менее, чем на неделю.

— Прекрасный план! — закатил глаза его товарищ. — Вот только что ты будешь делать, когда их огня и дыма не хватит для того, чтобы нас заметили издалека? Как думаешь — много ли у нас будет попыток привлечь внимание?

— А много ли кораблей ты видел на горизонте за последнее время?

— Нам должно хватить одного, — с решительной строгостью произнес Охотник, пряча в рюкзак бинокль, из-за спустившегося сумрака более не пригодный для обследования линии горизонта, — поэтому к сигнальным кострам ты не притронешься, пока рядом не появится судно, способное нас заметить.

Его компаньон, махнув рукой, закончил эту бескомпромиссную беседу и исчез за стенами ледяной хижины, где вот-вот должна была закипеть вода в котелке, наличие на острове которого, как выяснилось, в итоге пришлось весьма кстати. Мальчика нисколько не обидела несговорчивость товарища, поскольку он не сомневался, что тот впоследствии пересмотрит свои абсолютно нежизнеспособные в их условиях принципы, стоит лишь вновь ощутить на себе крепость холодных объятий ледяного острова.

К большому сожалению юных путешественников уже этой ночью им предстояло провести очередной раунд в противостоянии с его суровым гостеприимством. Все произойдет стремительно и необратимо. Неудержимая стихия обрушится на них со всей тяжестью и заставит вспомнить, что дикая природа неспроста зовется таковой. А пока этим вечером в их просторной снежной хижине, наполненной уютным детским смехом, ничего не предвещало каких-либо роковых событий, Следопыт и Охотник (а пока для этих прозвищ еще хватало заряда батарей на рациях), оставив позади очередной активный, насыщенный важной деятельностью день, могли позволить себе безобидные шалости, которыми по обыкновению сопровождали все свободное время за ужином.

— Ну все, прекрати, — держась за живот, сквозь смех умолял своего товарища Следопыт, — хватит издеваться над едой.

— Едой? — Охотник изобразил нарочитое удивление. Он разыгрывал перед компаньоном шуточное театральное представление, главным и единственным актером которого было большое зеленоватое яйцо кайры, на котором тонкой обгоревшей щепкой он нарисовал кривую рожицу. — Где ты тут видишь еду? Здесь только я — Васька!

— Только не это, — единственный зритель, подыгрывая товарищу, сдвинул брови над улыбающимся лицом, — ты уже и имя ему придумал! И как мне теперь есть Ваську?

— Васька! Беги-и-и-и-и! — яйцо, на скорлупе которого размазанной сажей было запечатлено воплощение Васькиного ужаса, запрыгало по краю чугунной крышки в беспомощных попытках избежать страшной неминуемой участи.

— Ву-у-у-ф-ф-ф, — вздохнул Следопыт, — вот сам теперь его и ешь. Дай мне другое.

— Да ладно тебе, — сверкнул белоснежной улыбкой юный театрал, но все же полез в котелок за новым яйцом, — кстати, мне в голову пришла отличная идея!

— Страшно представить.

— Что скажешь насчет того, хм-м.. чтобы слегка расширить наше жилище?

— Что ты имеешь ввиду? — мальчик принялся сосредоточенно отдирать скорлупу, предательски приклеившуюся к яичному белку.

— Я предлагаю отловить и одомашнить пару десятков кайр, — юный путешественник в качестве завершающего акта своего представления беспощадно откусил от Васьки большой кусок и принялся, не моргая, им жадно чавкать, при этом не сводя с компаньона глаз. — Разумеется, нам придется сначала изрядно попотеть, но я уверен — старания быстро окупятся.

— И почему же кайры должны будут с этим согласиться? — рассмеялся Следопыт. — Это ж тебе не курицы.

— Самые обычные курицы, — улыбнулся мальчик, едва не выронив еду из набитого рта, — Стоит лишь найти к ним подход, и у нас не будет больше недостатка ни в яйцах, ни в мясе.

— Звучит, конечно, красиво, но затея не очень…

— С чего бы?

— Ну, как минимум, для этого придется построить целый птичник с горными склонами и водоемами…

— Ты размышляешь не позитивно, — отмахнулся юный путешественник, — вечно только критикуешь, только бы без дела сидеть, а я, в отличие от тебя, думаю о завтрашнем дне и предлагаю хоть что-то.

— Ну что ж… — его компаньон задумчиво свернул губы трубочкой. — Может, и у меня есть идеи.

— Выкладывай, — дожевывая Ваську, пробурчал Охотник.

— Я вдруг подумал, что сигнальные костры не помогают нам в полной мере.

— Ну, началось. Не получишь ты оттуда дров, что бы ты там такое не выдумал… — возмущенно раздул щеки Охотник и полез за очередным вареным яйцом.

— Я вообще не о дровах, — невозмутимо продолжал его товарищ, — а о том, что использовать мы их можем только днем. Да и то лишь, если по счастливой случайности удастся разглядеть на горизонте корабль. А если не удастся? А если он проплывет ночью? В темное время никто нас и с десяти метров не сможет разглядеть.

— Ты ведь не предлагаешь ночью разжигать сигнальные огни?

— Ну что ты, — подмигнул юный искатель приключений, — и в мыслях не было.

— Ну тогда к чему ты это?

— Взгляни наверх. Ничего не замечаешь?

— Чего я там не видел, — смущенно сморщил лицо Охотник, подняв глаза в безоблачное ночное небо.

— А теперь? — его компаньон провернул в руках лезвие своего перочинного ножа так, что, отразившись от его гладкой стали, лунный свет на мгновение блеснул ослепительной вспышкой.

— Ты… — воскликнул Охотник, потирая большие голубые глаза, мгновенно распознав затею компаньона. — Ты почему раньше этого не придумал? Вот ты даешь! Мы ведь давно уже могли со всех сторон окружить остров световыми маячками!

— Своеобразная у тебя манера похвалы, — усмехнулся Следопыт, — впрочем, как и всегда.

— Погоди, — взволнованно полушепотом произнес его товарищ, — а где эти огромные буквы с «Изумруда»? На солнце они мерцали, словно зеркала! Ты, кажется, их в иглу относил?

— Да, они там.

— Отлично, утром я натру их, как следует, шерстяным одеялом и они засияют, словно новогодние игрушки, — последние слова мальчика, однако, поглотил внезапный громкий треск, который, стремительно усиливаясь, превратился в оглушающий грохот, в мгновение заполнивший собой все пространство вокруг.

Под ногами юных путешественников задрожала земля. От неожиданности и силы этих толчков они едва не рухнули на лед. Часть крыши иглу обрушилась, погасив костер, но буквально через несколько секунд после того, как темнота ослепила жителей ледяного острова, внезапная стихия прекратилась, столь же стремительно, сколь незадолго до этого обрушилась на остров. Волнение долго не покидало юных робинзонов, они с тревогой ожидали повторных толчков, однако те, к счастью, не последовали.

Всю ночь ребята не смыкали глаз, с тревогой гадая, что произошло и каковы были последствия. К тому же взволнованные птицы на другой стороне острова не смолкали до самого утра, заглушая и шум моря, и треск ледяной глыбы под их ногами. Когда на горизонте показались первые лучи солнца, юные путешественники смогли оценить жалкий вид полуразрушенной снежной хижины, после чего они принялись разгребать завалы и восстанавливать жилище.

— Гляди, кайры все еще так встревожены… — Охотник обратил внимание на затмивших небо над островом и до сих пор истерично вопящих птиц.

— Животные всегда предчувствуют подобные события…

— Как бы они не улетели отсюда, — покачал головой мальчик.

— Об этом даже думать не хочется, — взволнованно ответил Следопыт, — что, кстати, у нас с запасами?

— Наш холодильник, на удачу, не пострадал, — кивнул Охотник в сторону небольшой пристройки к иглу.

— В любом случае, думаю, как закончим тут, нужно будет собрать побольше яиц, — подытожил юный путешественник, и его компаньон согласился, что будет не лишним подстраховаться.

После того, как иглу было восстановлено, ребята направились к ледяной стене, прихватив все мешки, пригодные для переноски припасов. С облегчением для себя обнаружив, что ступеньки через Монблан абсолютно не пострадали, они принялись быстро забираться наверх в полной готовности приступить к сбору «урожая», но лишь только они выглянули из-за края стены, с ужасом осознали, что ущерб от вчерашней ночной стихии оказался невосполним. Кайры неспроста все это время кружили над островом, ведь огромная ледяная скала, служившая местом гнездования их многочисленной колонии, попросту исчезла. В ужасе схватившись за головы, юные путешественники переглянулись, боясь словами воспроизвести то, что видели их глаза.

— Где… она, — разглядывая пустырь, над которым еще вчера возвышалась огромная ледяная скала, произнес Охотник.

— Она просто… — его компаньон с трудом сглотнул слюну в пересохшем от волнения горле. — Это… столь грандиозно, сколь и… ужасно. В общем, ты понимаешь…

— Нет… Не понимаю… Это вообще в голове не укладывается.

Ребята оглядели ледяной остров слева-направо: все остальные составляющие его нехитрого ландшафта были на своих местах, что еще больнее ударило по их и без того горькому восприятию несправедливости, которая в последнее время, как казалось юным искателям приключений, черным знаменем от самого порта тянулась за ними вслед, словно привязанная. Небольшим утешением для ребят послужили две дюжины крупных яиц, которые, бирюзоватыми поплавками переваливаясь с боку на бок, грустным хороводом кружили на поверхности остатков овального озера, уменьшившегося до размеров глубокой лужи. Последние кайры, раздосадовано прокрякав что-то сверху, улетели еще до заката, прихватив с собой фантастические планы создания первой птичьей фермы на поверхности плавучего острова.

К счастью, у читателя есть одно большое преимущество перед юными обитателями айсберга — он может просто закрыть глаза и, открыв их через мгновение, в следующем абзаце прочесть, что на ледяном острове прошли очередные две недели.

Через две недели иссякшие запасы дров и пропитания вернули юных путешественников к состоянию первых часов перед первой ночью на айсберге, когда все их мысли занимала лишь гнетущая неопределенность. Снова обсуждения все тех же проблем: как согреться, чем питаться. В поиске новых решений старых задач рано или поздно они все равно обратили бы взоры на пока еще не исследованную часть ледяного острова, поэтому юные путешественники решили не тянуть кайру за клюв и занялись подготовкой к опасной экспедиции сквозь непроходимые горные хребты, пролегающие в левой части айсберга. Что они надеялись там найти? Время от времени путешественники задавались этим вопросом, и пусть внутренний голос не говорил им по этому поводу ничего многообещающего, ребята упорно искали пути проникновения на ту сторону непроходимых Альп — так они назвали скопление уродливых форм и с виду крайне опасных ледяных громадин — словно античные звездочеты, мечтавшие заглянуть по ту сторону Луны, пусть даже эта часть айсберга и казалась для юных искателей приключений не более доступной, чем скрытая часть спутника Земли для древних мечтателей.

Пока ребята занимались подготовкой к покорению Альп, они все же не оставляли попыток обеспечить себя источниками пищи, более очевидными, заманчивыми, но столь же недостижимыми, как и те, что могли скрываться за непролазными ледяными хребтами. Старательно, шаг за шагом прорубая сквозь снег дорогу по ту сторону Ледяного Острова, ребята изнывали при виде вольготно плескавшейся вокруг айсберга рыбы, однако достать ее из ледяной воды они могли с тем же успехом, с каким возможно было выловить из нее лунное отражение.

Некоторому читателю к настоящему моменту могло показаться, что юные искатели приключений находились в плену чьего-то злого умысла. Чем еще можно объяснить такое количество невзгод, обрушившихся на них за столь малый период? Возможно, кто-то даже мог поспорить, что реквизит этой наскоро состряпанной постановки был сооружен из хрупкого пенопласта, выдаваемого за ледяные громадины, а взамен неудержимого «Изумруда», рассекающего искусственные волны, разгоняемые с разных сторон переполненной ванны, бежала спичечная коробочка с бумажными парусами, прикрепленными изогнутой канцелярской скрепкой, к тому же все события непременно должны были уместиться в несколько десятков минут, пока кто-нибудь из взрослых не окликнет злого манипулятора, потребовав поторопиться с окончанием водных процедур. Посещенный этой мыслью юный путешественник, глядя на бьющиеся о лед волны, едва удержался от того, чтобы проверить, не теплой ли была на самом деле окружавшая Ледяной Остров вода. Стоит сказать, что однажды ему пришлось убедиться, что предположения эти были полностью лишены всякого основания.

Случилось это так. Во время обхода периметра острова он набрел на место, где между двух длинных ледяных плит, спадающих в море, образовался маленький замерзший фьорд, покрытый сравнительно тонким слоем льда. Это место было похоже на ледяной пузырь, наполненный водой. Сквозь его верхнюю стенку, словно через стекло аквариума, можно было наблюдать за проплывающими силуэтами рыб, заблудившихся в подводных лабиринтах айсберга. Мальчик пробрался на поверхность пузыря и проковырял неширокую лунку, достаточную для того, чтобы в нее одновременно можно было запустить обе руки, закатал повыше правый рукав и терпеливо принялся выжидать свою добычу. Вскоре под его лункой замелькали темные пятна небольших стай любопытных морских обитателей, потянувшихся к новому источнику воздуха.

В это время его компаньон пытался тщетно угнаться за несколькими кайрами, прилетевшими на ранее покинутый их колонией остров в составе немногочисленной компании любопытных пернатых. Наблюдая за птицами, мальчик удивился, насколько быстро голодный хищник внутри него заставил смотреть на этих прекрасных творений природы как на еду. Раз за разом безнадежно бросаясь на птиц, удивленных столь недружественным приемом, он представлял, как великолепно любая из них будет выглядеть в скучающем в последнее время без дела чугунном котелке. Отчаявшись поймать обед после десятка безуспешных попыток, он разогнал незваных гостей ледяными камешками. В итоге в качестве улова ему достались лишь несколько недоеденных растрепанных рыбьих тушек, брошенных кайрами на лед в пылу стремительного побега. Раздосадованный столь жалкой добычей, он побрел в жилище. Мальчик уже стоял перед котелком с закипающей водой, приготовившись бросить в него эти неприглядные и абсолютно не аппетитные рыбные ошметки, когда в иглу ворвался его запыхавшийся, взъерошенный компаньон и высыпал из покрасневших от холода рук прямо под ноги своему изумленному товарищу несколько бесподобно-целых огромных рыбин. Голод не оставлял места для излишних вопросов, и уже через несколько минут ребята были заняты вычёрпыванием ароматной рыбной похлебки прямо из бурлящего котелка.

Согреваясь у костра, путешественники размышляли над более безопасным способом рыбалки. Решение этой задачи в очередной раз заставило их обратиться к неисчерпаемым ресурсам Огромной энциклопедии. Надо сказать, что этот толстый тяжёлый книжный том станет для них едва ли не важнейшим и полезнейшим ресурсом для выживания на этом негостеприимном острове. Причем речь идет не только лишь о багаже важнейших знаний, которые хранят ее покрытые иллюстрациями страницы. Пожалуй, кроме той самой коллекции гербариев, разбавивших их скудный рацион чайными отварами, самым неожиданным подарком стала стальная скрепка, которой в небольшой букет были зафиксированы аккуратные веточки аниса. Надо ли говорить, что в условиях жизни на необитаемом Ледяном Острове эта простая вещь стала ценнейшим инструментом для выживания? Юные путешественники смастерили снасти для ловли рыбы из плетеных нитей, выдернутых из длинного платка, и умело согнутой скрепки, после чего без оглядки помчались к ранее проделанной во льду лунке. За полчаса рыбалки они обеспечили себя едой на неделю вперёд, что придало дополнительный импульс их настойчивым шагам на пути к покорению Альпийского хребта на пока неизведанной части Ледяного Острова.

Осторожной поступью нащупав место для уверенного шага, Следопыт остановился и обернулся, чтобы оценить расстояние, пройденное к наступлению полудня. Вытерев рукавом со лба пот, он с полминуты отдышался и резким уверенным движением вонзил в лёд очередной флажок. С самого начала восхождения на мини-Альпы подобными маячками, смастерёнными из фрагментов металлических креплений корпуса и лоскутков паруса «Изумруда», ребята помечали для себя границы безопасного маршрута. Они не надеялись, что предпринятая ими экспедиция станет лёгкой прогулкой, и с самого старта подбадривали друг друга весёлыми шутливыми беседами.

— Для нас неприступные горы будут хранить надежду, следов которой более нет в местах, где ранее ее мы обыскались, — с самодовольным лицом произнес мальчик фразу, несколько раз перед этим мысленно отрепетированную.

— Во загнул, — усмехнулся Охотник, — А ну, еще!

Ребята преодолели очередной крутой подъем на ледяную гору, откуда, как им виделось, должен начинаться менее враждебный путь в глубину этих миниатюрных, но не менее опасных, Альп.

— Немыслимо, если в конце нас ждать не будет приз, достойный принесенных на алтарь страданий! — расправив плечи и величественно задрав подбородок, юный путешественник принял позу, с которой прямо сейчас можно было лепить монументальное воплощение мирового художественного искусства.

— А слабо в стихах? Давай рифму! — растекался в улыбке Охотник.

— Эм-м-м-м, легко, — хитро улыбнулся круглолицый мальчик и, задрав нос, продолжил выступление, — Ревет мотор, и вот несется в небеса и в небе белой нитью вьется поло… паруса!

— Как-то не очень в тему. Откуда паруса? — рассмеялся его компаньон, и тут же, подхватив эстафету, предложил свое продолжение, — зачем нам «паруса», сейчас уместней в сотню раз была бы «колбаса»!

— Паруса! — сиреной заревел юный поэт, выпучив глаза. Он потянул товарища за рукав, чтобы обратить в другую сторону его взгляд. — Ты что, не видишь? Вот же, впереди на горизонте — белые паруса-а-а-а!

Его товарищ суетливо вцепился в замок на рюкзаке, пытаясь достать бинокль, однако и без того было отчётливо видно, что вдалеке на фоне почерневшего моря проявился силуэт корабля под белыми парусами.

— В какую сторону он плывет? — озадаченно прокричал мальчик своему компаньону, который, наконец, совладал с биноклем и уже во все глаза сосредоточенно вглядывался в едва видимую вдалеке коричневую черточку под крошечными белыми парусами.

— Не могу понять… кажется, в сторону от айсберга, — взволнованно ответил тот. — Нужно срочно подавать сигнал.

— Какой костер? Какой из них они точно увидят?

— Ву-у-у-у-ф-ф-ф, — завыл мальчик в растерянности, — надо… разжигать их все — другого шанса не будет! Начнем с этих — они ближе!

— Бегу! — рванул мальчик вниз с альпийского склона, только что покоренного с нечеловеческими усилиями, к ближайшему сигнальному костру на противоположном краю айсберга, в том месте, где когда-то возвышался ледяной склон, заселенный кайрами.

— Я — к этому! — указав рукой, сжимающей бинокль, на заготовку сигнального костра, возвышающегося на вершине Монблана с другой стороны острова, его товарищ помчался вверх по отвесному склону ледяной горы к самой ее вершине так быстро и ловко, словно никакого отвесного склона на его пути и не было.

Большие сигнальные костры были расставлены ребятами в пяти местах по периметру острова: по одному на Монблане и Эвересте, два по краям неприступных Альп — в тех местах огромного ледяного хребта, куда к этому моменту им удалось проделать путь — и последний, он был поменьше, ребята соорудили на равнине неподалеку от ледяного озера, опустевшего после обрушения части айсберга. Именно к нему и побежал круглолицый путешественник. Олимпийским броском заскочив на гору, его компаньон вновь прильнул к биноклю, разглядывая этот столь долгожданный силуэт, мелькающий вдалеке. Как же долго он этого ждал. Неужели драматической части их приключения пришел конец? Волнение, тревога, радость, страх — все чувства разом переполняли его юное сердце. Внезапный крик снизу от неожиданности едва не выбил из его рук бинокль.

— Э-э-э-эй! — прозвучал резкий голос его тяжело дышащего товарища, вернувшегося к подножью Монблана. — Огниво только одно! Оно у меня!

— Ай, точно! — не сдерживая волнение, мальчик звонко стукнул себя ладонью по лбу. — Хорошо, что прибежал ко мне. Этот костер они точно заметят. Скорее! Бросай!

Слегка согнув ноги в коленях и растопырив руки, он приготовился ловить огниво. Хорошенько прицелившись, его товарищ подбросил черный мешочек, но тот, совсем немного не долетев до рук ловца, упал на лед и медленно заскользил вниз… Четыре глаза, объятые первобытным ужасом, глядели на то, как огниво неспешно сползает в воду, будто шайба, направленная в пустые ворота хоккеистом команды противника с другой стороны ледяной арены. Возле самого края, как перед линией ворот, мешочек все же потерял ход и остановился, вернув юным хоккейным болельщикам (то есть, юным путешественникам) возможность выдохнуть безумие этих мгновений. Медленно, будто стараясь не спугнуть настороженного воробья, мальчик опустился на лед и начал пробираться к краю обрыва за огнивом. Сжимая его в дрожащей ладони несколько мучительных секунд спустя, он взглянул на своего товарища, который, все это время вовсе не дышал и следил лишь за тянущимися к черному мешочку пальцами своего компаньона.

«Бросай»… — по губам прочитал он слова своего товарища и принялся готовить очередной бросок, сопровождая громким выдохом каждый рывок руки. «Ну же…» — читалось на умоляющем лице, не моргающими голубыми блюдцами глядящем на него сверху. — «Бросай же».

Но рука, крепко сжимающая огниво, замерла. Круглолицый мальчик вдруг суетливо завертел головой: то в сторону белого паруса на горизонте, то в противоположную — куда-то в промежуток между ледяными скалами. Силуэт уплывающего корабля стал гораздо меньше, чем несколько минут тому назад. Маленькая темная точка, которую они вряд ли заметили бы невооруженным взглядом, должна была вот-вот раствориться в темных красках неспокойного моря. Со стороны могло показаться, что курс судна в какой-то момент резко изменился и, прибавив скорости, оно испуганно умчалось прочь от огромной ледяной глыбы.

— Кида-а-а-а-а-а-ай! — закричал мальчик в безнадежной истерике, осознавая, что единственный шанс на спасение исчезает с каждым упущенным мгновением. В сердцах он даже швырнув на лед бинокль, который в то же мгновение усыпал лед осколками пластика и стекла.

Словно в замедленной съёмке, тяжело дыша, его компаньон нервно прикусил нижнюю губу и потряс в воздухе указательным пальцем. В следующем кадре этой накалившейся до предела сцены он уже мчался в противоположную от уходящего в даль корабля сторону, где у подножья ледяных громадин был подготовлен другой костер. Он был установлен в низине и казался заметно меньше первого, расположенного на ледяной возвышенности, где один на один с осознанием упущенной возможности спасения с обреченным лицом остался его товарищ. Пошатываясь, не в силах смотреть на происходящее, тот закрыл глаза, не понимая смысла в действиях своего компаньона. А он в свою очередь, нагнувшись над другим сигнальным костром, уже усердно высекал искры из огнива. Когда мальчик открыл глаза, над невысокой пирамидой из досок и щепок потянулась тонкая струйка дыма, постепенно расширяющаяся по мере того, как огонь поглощал в себя обледеневшие доски сигнального костра. Что он делает? Ведь корабль в другой стороне! Разумеется, не было ни единого шанса на то, что ускользающее вдаль судно заметит поданный с противоположного конца острова сигнал. Однако в следующее мгновение, словно скользящий по плавленому маслу ломтик хлеба, выплывая из-за высоких кривых снежных гор, показался второй корабль… И вот он уже не имел ни малейшего шанса этот сигнал пропустить! Мальчик схватил бинокль, минутой ранее разбитый об лед, но тут же нервно его вышвырнул, как ненужный более хлам.

— Ещё один!? Как я не заметил! — вытирая слезы со своих остроконечных скул, он бросился с горы вниз к разгорающемуся костру на противоположном конце Ледяного Острова, где его товарищ, размахивая руками, плясал вокруг костра, словно абориген в ритуальном танце.

Второй корабль был вдвое больше предыдущего. Это был трехмачтовый фрегат, по оценке ребят, четвертого ранга. Левая часть названия этого судна была закрыта длинной черной шторой, спущенной сверху через борт, и это дополнение, очевидно, в корне меняло смысл первоначального его имени, оставив лишь слова «…озор Империи». Под собранными парусами корабль шел по волнам плавно, будто дрейфовал, сорвавшись с якоря. Снаружи членов команды не было, и судно казалось пустым и безжизненным, словно таинственный корабль-призрак. Ребята непременно бы так и решили, если бы из-за его стен равномерным гулом не доносились частые громкие голоса, то и дело разбавляемые сухим кашляющим хоровым смехом. Корабль все также медленно полз по волнам в нескольких десятках метров от айсберга, словно неторопливый дождевой червь. В какой-то момент шум, доносившийся из-за стен судна, усилился, вырвавшись наружу сквозь внезапно распахнутый пушечный порт: вероятно, кто-то из команды, неосторожно облокотившись о него, выпал за борт.

— Скиньте ему якорь! Пусть сам поднимается… — прокричал чей-то хриплый голос, после чего продолжительный хохот не умолкал вплоть до того момента, пока о воду не ударился небрежно сброшенный якорь.

Гремящая железом цепь натянулась, и вскоре корабль замер. Около получаса юные путешественники настороженно наблюдали за происходящим, гадая, был ли в итоге замечен их сигнальный костер. Шум на судне не стихал. Спустя еще полчаса стало очевидно, что на корабле никому до них не было никакого дела. К наступлению темноты на Ледяном острове напрасно догорал очередной, уже четвертый сигнальный костер, перенесенный с противоположной стороны айсберга. Юные путешественники не были уверены, чувствовали ли они себя когда-либо более странно, чем в сложившейся ситуации. Всю ночь не происходило абсолютно ничего из того, чего они все это время ожидали со столь несдерживаемым нетерпением.

Наутро со стороны корабля к ледяному берегу волнами прибило три пустые бочки. Они тут же были выловлены обитателями Ледяного острова, до сего момента не избалованными подобными находками, и старательно разобраны на дрова. С первыми лучами солнца шум за стенами судна почти мгновенно утих. Изредка со стороны корабля одиноким сухим скрипом доносилось то ли пение, то ли чей-то жалобный стон. Очевидно, все члены команды спали. Попытки ребят каким-либо образом привлечь внимание команды фрегата были тщетными. Юным искателям приключений не оставалось ничего, кроме наблюдений, которые со временем превратились в ежедневную вахту на краю айсберга с видом на фрегат, откуда день за днем течением прибивало лишь новые пустые бочки.

Нежданные гости

Очередное утро на Ледяном острове, как впрочем и все ему предшествующие, началось для юных искателей приключений с водных процедур, за которыми следовали утренняя зарядка (а на самом деле озорство на возведенном неподалеку от иглу снежном парке аттракционов) и завтрак. Затем один из них, согласно очереди, отправлялся на рыбалку, а другой — к берегу, откуда можно было следить за кораблем, странная бездеятельность команды которого стала для жителей уютного иглу на краю айсберга таким же привычным делом. Тем не менее, с наступлением темноты, когда команда фрегата оживала, ребят начинали терзать страшные предчувствия, не дававшие им всю ночь сомкнуть глаз. Юные путешественники беспокоились, что однажды утром, проснувшись, они не обнаружат на горизонте корабль, ставший в последнее время такой же частью морского пейзажа, как и та самая, лишенная хоть сколько-нибудь примечательной взору глубины и насыщенности, но столь безупречно и лаконично нарисованная линия горизонта. Им грезилось, что таинственный фрегат исчезнет точно так же, как Птичья гора, в один миг ушедшая под воду. Они, по правде говоря, уж и не были до конца уверены в том, что гора эта вообще когда-либо существовала, как и все кайры, населявшие ее, и их огромные яйца в котелке, густым паром заволоченном, также ставшим частью далеких приятных воспоминаний. Оттого с первыми лучами солнца они попеременно неслись к берегу, стараясь по пути не думать ни о чем подобном и надеясь на то, что никому из них не придется стать вестником плохих новостей.

Этим утром корабль стоял на том же месте, и данное обстоятельство ненадолго отмело на второй план тревогу в душе Следопыта, поместив в первом ряду захватывающий его с головы до ног азарт ожидания, будто именно ему посчастливится наладить первый контакт с нерешительными пришельцами с этого странного корабля. Он представлял, как кто-то радостно машет ему из вороньего гнезда, как на воду торопливо спускают лодку… Следопыт расплылся в теплой улыбке, жмурясь, как довольный кот, нежащийся на солнце. От приятных мыслей его отвлек неожиданный крик компаньона. С сердитым лицом тот спешно, не скрывая нервозности, несся к нему, попутно бормоча себе под нос что-то явно гневное. Вскоре Следопыт сквозь шум волн и ветра смог разобрать раздраженные претензии Охотника.

— Думаешь, это смешно? — кричал он, и его раскрасневшееся от злости лицо на фоне белоснежной панорамы казалось столь неестественно красным, что Следопыт всерьез испугался за товарища.

— О чем ты? — не понимал мальчик.

— Ты думаешь, это смешно? — повторил Охотник, — это насколько скучно тебе было вчера, что в твою голову пришла безумная идея устроить все это?

Следопыт нахмурил брови. Ему явно не понравился тон компаньона, чем бы он не был вызван.

— Что произошло? Ты чего вопишь, как ненормальный?

— Не прикидывайся! — кричал Охотник, и его зрачки нервно бегали по лицу изумленного товарища. — Ты явно перешел черту! Сначала твой судовой журнал… Теперь этот неуместный театр!

Следопыт приподнял брови. Не моргая, он в смятении глядел на негодующего компаньона.

— Зачем ты все это устроил? Зачем разрушил место рыбалки? Что же ты натворил! — все больше разгорался мальчик.

— Но я не делал ничего такого, — насторожившись после слов товарища, испуганно пробормотал Следопыт. — Объясни, что случилось?

— Успокойся, — Следопыт схватил товарища за плечи, — Послушай, я ничего такого не делал. Объясни, что произошло.

В этот момент, судя по всему, Охотник, выпустив пар, начал понемногу осознавать, что товарищ говорит правду, и от этого глаза его забегали с удвоенной силой.

— Пойдем, — сухо произнес он.

Ребята поспешили к месту рыбалки. Обоим обитателям Ледяного острова стало не по себе от этой истории, прояснение природы которой требовало скорейшего их участия. Прибыв к месту преступления, они обнаружили следующее: ледяной пузырь, в котором ребята ранее оборудовали лунку для ловли рыбы, был полностью разрушен. Повсюду были следы огромных звериных лап и небрежно разбросанные рыбьи головы и хвосты. Друзья переглянулись и пошли по следу. Вскоре после того, как, еле дыша, они взобрались на возвышенность и осторожно выглянули из-за холма, им открылось ужасное зрелище. Приблизительно в сотне шагов от них, раздраженно ломая под собой лед огромной когтистой лапой, сопровождая все свои движения диким ревом, стоял невероятных размеров белый медведь.

Маленькие сердца застучали вдвое быстрее. Ребята не могли понять, сон ли это? Откуда на айсберге посреди океана мог взяться белый медведь! На мгновение они ощутили всю пустоту мира за своими неприкрытыми спинами, километры пространства, где не было ни единого укрытия от этой свирепой угрозы. Остолбенев от ужаса, мальчики с минуту не могли прийти в себя, и словно зачарованные, беспомощно водили глазами, следя за огромным диким зверем. Но все же выйдя из оцепенения, они осторожно скатились со снежного холма и бесшумно, трусцой понеслись к иглу. На счастье ветер сыграл им на руку, и медведь не учуял их присутствия, иначе эта встреча имела бы все шансы окончиться трагедией. Влетев в жилище, мальчики, тут же забаррикадировав вход и окна, затихли в надежде, что эта внезапная трехметровая проблема решится как-нибудь сама собой. Положение казалось безнадежным.

Не известно, сколько времени они просидели взаперти в полной изоляции, глядя на тлеющие угли костра — час, три или целый день, — им казалось, что время попросту остановилось. Ребят сковало осознание того, что смертельная угроза, которую все это время таило в себе одно только их присутствие на Ледяном острове, теперь умещалась в хищной пасти огромного зверя, чьим горячим дыханием, как им теперь виделось, был пропитан весь воздух по ту сторону спасительных стен иглу.

— Надо что-то делать, — прошептал Охотник. Разумеется, он не представлял, что именно, но учитывая нехватку собственных идей, был, пожалуй, готов реализовывать любую — только бы не мерзнуть в ледяной хижине.

— Да… Ну и задачки подкидывает нам этот остров. — со стеклянным взглядом произнес Следопыт.

— Что думаешь, какие у нас шансы против него? — Охотник кивнул в сторону наглухо заделанного снегом и тряпками окна, а Следопыт, взглянув туда же, брезгливо вздрогнул, как если бы в этот момент тот самый медведь стоял за окном их жилища.

— У нас не так много вариантов, и еще меньше шансов, — немного поразмыслив, ответил круглолицый мальчик, — но это не говорит о том, что их нет вовсе.

— Слушай… Просто скажи, что делать, — в отчаянии произнес Охотник, — Скажешь — полезу на него с голыми руками, только бы не ждать здесь голодной смерти!

— Не спеши, — Следопыт постарался улыбнуться, но вышло что-то между полу-оскалом и нервным тиком, — давай-ка пока откопаем остатки наших запасов. Придется, видимо, поделиться с этим нежданным гостем.

Во взгляде юного путешественника в этот момент можно было уловить рождение смелого замысла, что весьма взбудоражило Охотника, все это время с надеждой изучавшего изменения в мимике своего предприимчивого компаньона.

Пока ребята откапывали заготовленную на черный день рыбу, Следопыт поделился с товарищем идеей избавления от белого медведя. План был прост, смел и, безо всякого сомнения, очень рискован. Для его реализации было решено использовать непроходимый для медведя маршрут через Альпы — так им удастся следить за зверем и безопасно передвигаться по левой стороне Ледяного острова (медведь обходил эту часть айсберга стороной). Оборудование ловушки, для которой было выбрано то самое разрушенное медведем место рыбалки, заняло полдня. Когда все было готово, ребята торжественно пожали друг другу руки и приступили к исполнению своего замысла. Они выложили из кусочков рыбы длинную, извилистую дорожку таким образом, чтобы была возможность с безопасной высоты Альп следить за медведем на всем протяжении его кулинарного турне.

Беспокойство не покидало маленьких путешественников ни на мгновение, пока зверь жадно подбирал рыбу, одну за другой. Свирепый вой бесконечно голодного животного громом разлетался далеко за пределы Ледяного острова, пробирая ребят до костей, словно им за шиворот раз за разом выливали стакан ледяной воды. Вот уже в десятках метров от мохнатого громилы показалась заготовленная гора рыбы — основная приманка. Свирепо наклоняя огромную голову с раскрытой слюняво-зубастой пастью, медведь с диким ревом выпускал клубы пара. Под его массивными лапами уже потрескивал лед. Вдруг зверь замер. Ребята тоже застыли на месте, наблюдая за происходящим с возвышенности. Медведь, встревоженный предчувствием опасности, (а может, и более подходящей добычи) приподнялся на задние лапы, вытягивая шею, настороженно принюхиваясь и вращая головой. Холод вновь пробежал по спинам юных путешественников. «Как бы не обернулась против них эта противомедвежья кампания…» — одновременно подумали ребята. Внезапно хищник встрепенулся и начал долбить лапами лед прямо под собой. В том месте, где он стоял, лед был уже довольно тонким, и кое-где после его ударов сквозь трещинки начала сочиться вода. Медведь истерично вертелся и прыгал из стороны в сторону, больше не обращая внимания на лежащую у его лап гору рыбы. Ребята почувствовали, что наступил тот самый критический момент, когда успех зависит от их решительных действий, и поборов страх, бросились с горы к условленному месту, где более тонкий слой льда позволял отколоть от Ледяного острова часть льдины вместе с медведем, занятым приманкой. Юные путешественники с двух сторон подступили к участку, где им оставалось стереть с карты острова тонкий ледяной пунктир, обозначенный на схеме их до мелочей проработанной операции, которому было отведено удерживать льдину с приманкой от дрейфования в море до нужного момента. Ребята принялись яростно стучать ножами по льду, уже местами продавленному тяжелыми шагами белого медведя. Они без устали стучали, пока не остался последний небольшой участок — тонкий мостик, между островом и смертельно опасным хищником. Внезапно они заметили, как прямо под ними несколько раз проплыло что-то большое и достаточно длинное. В кристально чистой воде сквозь тонкий лед все было видно, как сквозь слегка запотевшее стекло аквариума. Это была какая-то необычно большая рыба. Громкий рев громадного зверя, однако, вернул внимание ребят к основной угрозе. Подняв головы, они внезапно ощутили на себе дикий всепоглощающий взгляд: всего в тридцати шагах белый медведь, как свирепый дракон, пуская носом струи пара, пристально смотрел прямо на них…

Зверь сделал шаг в направлении юных путешественников. Неужели все кончится прямо сейчас? Ловушка еще не была закончена, но сами они почувствовали, как она вот-вот захлопнется за ними. Ребята застыли, словно вмерзшие в лед. Медведь сделал еще один шаг. Затем еще два. Он мотал головой из стороны в сторону. Его движения становились все более резкими — он будто бы дразнил, раззадоривал и без того наполненную дикостью каждую клетку своего огромного тела. Что делать — бежать? Бессмысленно. Пожалуй, лучше прыгнуть в ледяную воду, нежели стать добычей этого хищника. Не известно, о чем в этот момент думал каждый из них, какую участь себе выбрал… Еще пару десятков шагов и медведь их настигнет. А, может, стоит дать бой? Каждый из ребят покрепче сжал в руке перочинный нож, стиснув зубы, в ожидании неминуемой атаки… Осталось десять шагов. Пять… От напряжения этого момента, казалось, плавился лед. И вот он — прыжок огромного зверя! Тень, отбрасываемая медведем, полностью скрыла крошечные на его фоне, словно кукольные, фигурки маленьких путешественников, которые, будто в замедленной съёмке, глазами сопровождали этот смертельный бросок, но вместо ожидаемого тяжёлого удара в сторону ребят полетели осколки льда и брызги ледяной воды. Это было немыслимо! В момент прыжка медведя прямо из-под тонкого льда навстречу белому хищнику ракетой взмыла вверх огромная рыба! Теперь ребятам удалось разглядеть ее. Это был нарвал. Длинный рог первым показался из воды и, словно копье средневекового рыцаря, несущегося в стремительном кавалерийском броске, ударил медведя в грудь. Два огромных тяжеловеса, на мгновение повиснув в воздухе, рухнули под лед. Ребята застыли с открытыми ртами, с трудом осознавая произошедшее. Под водой показались два больших силуэта. Между яростными противниками разразилась смертельная схватка. Не дожидаясь ее исхода, и уж тем более не желая стать ее частью, ребята закончили откалывать льдину с приманкой от айсберга и со всех сил принялись сталкивать ее в море неразобранным на дрова остатком мачты «Изумруда». Образовавшаяся трещина начала стремительно расширяться, и вот в пространстве между айсбергом и отдаляющейся льдиной показалась хищная озлобленная медвежья морда, словно котел парохода, извергающая из себя клубы пара. Лишь бы запах приманки победил, и зверь не повернул обратно в сторону айсберга… Но точку в этом деле поставил сам белый хищник. Хромая, с трудом забравшись на отколотую льдину, медведь зашагал к своей добыче. За ним по льду тянулась тонкая красная полоса — след от удара нарвала. Тяжело дыша, хищник принялся с усиленной жадностью поедать рыбу.

Убедившись, что выпровоженный незваный гость не покинул льдину до тех пор, пока она окончательно не скрылась из виду, ребята вернулись в иглу. Это было неимоверно изматывающее испытание. Как обычно, перед сном они разожгли огонь, победно с громким хлопком пожали друг другу руки и, обессиленные спрятались под теплыми одеялами.

Этот день начался и закончился для юных путешественников, как обычно. Однако все, что было между утром и вечером, определенно, навсегда их изменило.

Стоит ли говорить, что после пережитого за этот долгий нелегкий день ребята уснули сразу же, как закрыли глаза. Ночь была, как и прежде, тиха и холодна, лишь в глубине ее непроглядной черноты доносились звуки воды, бьющейся о ледяной берег. Снились ли им сны? Пожалуй, да. Чувство тревоги исчезло вслед за отколотой ими льдиной, которая унесла вместе с собой в бурлящие морские дали их недорогого гостя. Им снились сны о еще непокоренных островах, о непроходимых диких джунглях, о той самой странной команде таинственного фрегата, о предстоящих приключениях и, конечно же, о доме, где их всегда ждут, где уютно и тепло, где обеденный стол полон деликатесов, где для них приготовлены ароматный горячий чай и свежеиспеченный пирог из цитрусов… Если бы кто-то в эту минуту неожиданно заглянул в их прогретое костром и наполненное ароматом трав жилище, непременно бы заметил, как усталые лица маленьких мореплавателей разукрасили улыбки. Хотя кто мог тогда заглянуть к ним в ледяной дом, построенный на поверхности огромного айсберга, дрейфующего посреди океана? Быть может, эти две невесть откуда пробежавшие тени? Пожалуй, рано было перелистывать этот никак не заканчивающийся день, который приберег для юных искателей приключений напоследок очередной сюрприз.

Два силуэта, стараясь не создавать лишнего шума, несколько раз обошли иглу, после чего остановились перед окном. Один из них дрожащей от холода рукой с опаской приоткрыл кусочек материи, используемый ребятами в качестве шторки, и желтоватые лучи костра отбросили свой мерцающий свет на появившееся в небольшом оконце удивленное лицо человека. Из-за капюшона разглядеть его не представлялось возможным, но было очевидно, что это был мужчина — из-под капюшона торчала густая неопрятная борода.

— Чего там? — шипел в спину заглянувшему второй силуэт.

Горящий костер и разложенные вокруг него вещи определенно указывали на то, что в этом доме живут люди, однако у костра бородатый гость никого не увидел… Незнакомец попробовал втиснуть голову подальше, но окно оказалось слишком уж узким. Кряхтя, он какое-то время еще пытался пролезть вперед, но, наконец, смирившись с невозможностью дальнейшего продвижения, начал с теми же усилиями вылезать обратно. Вскоре он все же осознал, что безнадежно застрял… Двое ребят, спрятавшихся под этим самым окном (поэтому-то их и не было видно), едва сдерживаясь от смеха, наблюдали за безрезультатными попытками бородатой головы в капюшоне выбраться из западни.

Через некоторое время застрявший начал шепотом просить своего товарища о помощи. Их совместные усилия, наконец, привели к результату, и вскоре обе тени, как два мешка с соломой, отлетели от окна и, глухо упав, закопались в снегу.

Один из них, отряхиваясь, приглушенным голосом продолжил что-то недовольно ворчать, однако, второй уже обычным тоном сообщил, что в шепоте больше нет никакого смысла, поскольку, он слышал, как внутри хижины кто-то, едва сдерживаясь, хохочет над ними.

После этого мальчикам ничего не оставалось, кроме как выйти из забаррикадированного жилища и поприветствовать своих очередных незваных гостей, которые показались юным путешественникам, очевидно, более безобидными, нежели предыдущий. Видя, как те от холода переминаются с ноги на ногу, друзья тут же пригласили их войти.

Пламя небольшого самодельного камина в миг обняло гостей теплом с ног до головы, как только ребята отворили дверь иглу.

— Шрам, — протянул худую покрытую шрамами руку один из вошедших в снежную хижину, — весьма рад знакомству.

Без сомнения, его имя говорило само за себя, поскольку на его лице и всех не покрытых одеждой частях тела едва ли можно было отыскать один единственный сантиметр кожи, не отмеченный шрамами.

— Долговяз, — произнес второй, задев головой ледяной потолок при входе в иглу, и виновато улыбнулся.

Ребята переглянулись, сочтя весьма удобными для запоминания их нехитрые прозвища, затем представились сами и пригласили гостей разместиться у огня. Кто-то другой, непременно, счел бы подобное поведение странным, но в показавшихся добрыми лицах обоих незнакомцев, без всякого сомнения, походивших на самых настоящих морских пиратов, юные путешественники не нашли абсолютно никакой опасности. В их глазах они не обнаружили ни тени хитринки, ни единого намека на сомнительные намерения. Под внешней грубоватостью новых знакомых ребята разглядели какое-то чарующее, притягивающее обаяние, и оно было, определенно, добрым.

Разговор завязался очень быстро. В считанные минуты некогда преисполненные грустью стены ледяной хижины буквально задрожали от смеха, который стал своего рода вирусным последствием эпидемии того заразительного веселья, что ребята каждую ночь наблюдали на соседствующем с айсбергом корабле. Эту атмосферу не решился бы нарушить даже тот самый белый медведь, прибей морская волна его льдину обратно к берегам Ледяного острова. Услышав, как легко, весело и непринужденно беседует коллектив в ледяной хижине, он наверняка бы поспешил удалиться, чтобы не портить подобную картину своим присутствием. С какой самоотдачей разгонял бы он своей когтистой лапой волны под неприкаянной льдиной, с обидой оборачиваясь вслед удаляющейся струйке дыма над ледяным домиком, жители которого так быстро перестали вспоминать о нём, и более, чем его мохнатой персоной, теперь интересовались природой забавных прозвищ двух пришельцев с корабля, стоявшего на рейде неподалеку от Ледяного острова.

— Помним ли мы свои прежние имена? — громким басом рассмеялся Долговяз. — Уж я то свое точно не вспомню!

— Да и не к чему это нам! — заключил Шрам, — нас ведь сотня человек там. Едва ли кто-то станет запоминать, кого как зовут. Проще крикнуть: «эй, Красная рубаха» или «поди сюда, Лупоглазый»!

— Да-да-да, и нам, кстати, ещё, можно сказать, повезло, — с улыбкой добавил долговязый пират, — мы-то давно носим наши прозвища, а некоторым членам команды их дают едва ли не через день.

— Как это? — удивился остроскулый маленький путешественник.

— Ну, вот, к примеру, Скользкий. — принялся объяснять Долговяз. — Он никогда не снимал своей красно-желтой полосатой косынки. Скользкий привез ее с чемпионата по автогонкам, что лет сто назад проходил в каком-то итальянском городишке. Это был по сути обычный гоночный флажок — такими вся трасса была утыкана. А Скользким его прозвали потому, что красно-желтым флагом обозначают тот самый участок гоночной трассы, ну, который скользкий.

— У вас на судне разве все так хорошо разбираются в правилах автомобильных гонок? — с прищуром переспросил второй хозяин иглу.

— Нет, — спокойно парировал пират, — даже Скользкий раньше об этом не догадывался, хоть и слыл любителем скорости…

Юный островоплаватель, недоверчиво сдвинув брови, взглянул на товарища. Тот удивленно пожал плечами.

— Ну, вот ты узнал о значении этих цветов, — добавил Шрам, подмигнув недоверчивому собеседнику, -разве сможешь теперь забыть об этом?

— Да, пожалуй, ты прав, — усмехнувшись, согласился маленький путешественник, — теперь это знание навсегда останется со мной.

— Но это ещё не конец истории, — продолжил Шрам, задрав ближе к локтю рукава плаща, — не так давно во время бури он потерял свой полосатый аксессуар и тут же перестал быть Скользким.

— А кем же стал? — удивился второй мальчик.

— Колесом! — хором, смеясь, произнесли пираты.

— А отчего же — Колесом? — воскликнули оба хозяина иглу.

— Просто, — раскашлявшись от приступов смеха, продолжал Шрам, — после этого все обратили внимание, что у него спина — колесом!

Приятную атмосферу иглу вскоре дополнил аромат горячего отвара из остатков гербария, удачно для этого случая затерявшегося среди страниц Огромной энциклопедии, и расположил гостей к подробному откровенному рассказу о том, что привело команду фрегата в столь непопулярные для путешествий места. Если опустить все приправленные крепкими шутками и перенасыщенные излишними подробностями эпизоды, ребята выяснили следующее: стоящий неподалеку великолепный боевой корабль, как они и предполагали, был пиратским фрегатом. До недавнего времени его команду возглавлял знаменитый Черный Ворон — старый капитан, с которым они полвека бороздили моря и океаны. Однако тот неожиданно исчез, и теперь сотня пиратов, брошенных на произвол судьбы и непокорного ветра, была вынуждена болтаться между портами и островами на неуправляемом корабле, который все никак не доставит их к знакомым берегам. Что касается самих ночных гостей — их отправили на разведку, поскольку струйка дыма из ледяного жилища все-таки привлекла внимание команды (правда, пираты настойчиво уточнили, что им ничего не было велено, а это они сами, к их неудаче, проиграли это опасное задание в кости).

После того, как маленькие путешественники в ответ поведали историю их катастрофически сокрушительного путешествия, пираты с раскрытыми от восторга и удивления ртами, особо долго не раздумывая, предложили юным мореплавателям сию же минуту поспешить на их корабль. Они были уверены, что присутствие юных флотоводцев на пиратском судне, осиротевшем без капитана, точно не окажется лишним, и более того, они осторожно полюбопытствовали, не помогут ли юные путешественники с его поисками, пообещав в награду доставить их в любой порт, какой они только пожелают.

На этом юные искатели приключений завершили программу заселения вновь ставшего необитаемым Ледяного острова, спешно перенеся сюжет на новую сцену — широкую палубу пиратского фрегата. Сборы не отняли много времени. Погрузив остатки припасов на небольшую лодку, на которой с пиратского судна приплыли разведчики, ребята навсегда закрыли для себя страницу истории из жизни на этом огромном айсберге, ставшем для них и домом, и неуправляемым кораблем, и полем битвы; закрыли быстро и без сожаления, словно дверцу в морозильную камеру, кем-то случайно оставленную открытой.

Корабль ста капитанов

На пиратском корабле юным путешественникам пришлось повторить рассказ, поскольку остальная команда поначалу с ожидаемым недоверием отнеслась к докладу Шрама и Долговяза. И не мудрено, кто бы поверил, что в столь юном возрасте можно обладать навыками и знаниями, достаточными для того, чтобы управлять чем-либо по размеру превышающим детский надувной матрас.

Развеяв оставшиеся сомнения повторением их биографического опуса, а точнее его отрывком в несколько последних месяцев, юные мореплаватели вместе с расположением всех членов пиратской команды получили отдельную каюту, где и разместили свои вещи. Затем они приняли приглашение присоединиться к пиратской трапезе, сразу после которой, однако, сославшись на невыносимую усталость, ребята, вежливо попрощавшись, вернулись в каюту.

К обеду следующего дня, выспавшись достаточно, для того, чтобы прийти в себя после пребывания на Ледяном Острове, юные путешественники поднялись на верхнюю палубу и застали команду за приготовлениями к отплытию. Происходящее на пиратском судне, однако, даже близко не напоминало действия слаженной команды — вокруг царил абсолютный хаос: пираты суетливо бегали из стороны в сторону, бесконечно кричали и размахивали руками, некоторые даже угрожали друг другу саблями и пистолетами. Одни матросы то поднимали, то опускали якорь, другие гурьбой набрасывались на штурвал, прочие, как муравьи по горящему дереву, беспорядочно сталкиваясь, ползали по канатам и мачтам в попытках спустить паруса. Затем они всё бросали, не доводя дело до конца, и тут же снова набрасывались друг на друга с кулаками, менялись местами, и всё продолжалось снова и снова. Маленькие путешественники отметили, что лишь действия одного единственного пирата на фоне всеобщего хаоса придавали этой странной картине робкий оттенок осмысленности. Тот очень ловко передвигался, вернее сказать, порхал между мачтами, словно обезьяна в родных джунглях, разве что вместо лиан и веток он использовал свободно свисающие канаты и подвижные части рангоута. Его аккуратная прическа, опрятная одежда и выбритое лицо даже вызвали некоторые сомнения по поводу его принадлежности к команде фрегата. «Кто это? Какой необычайно ловкий моряк!» — пронеслись мысли в головах маленьких путешественников. Наблюдая за действиями этого пирата, ребята почему-то вспомнили недавнюю беседу с Долговязом и Шрамом и решили, что если бы кто-либо в эту секунду попросил их дать ему прозвище, это, наверняка, привело б их в затруднение. Круглолицый путешественник, зажмурившись, представил, как капитан Черный Ворон грозно поднимается на верхнюю палубу, избирательно пробегает своим суровым взглядом по головам моряков и, желая подозвать этого пирата к себе, пытается к нему обратиться: «Эй, ты, как там тебя… — прокашлявшись, начинает капитан, — Ты, в рубашке и… штанах! (Три дюжины лиц оборачиваются в сторону Черного Ворона). Эм… Ну ты, необычно аккуратно причесанный! Ну, такой, опрятный что ли… да нет же, Клюква, не ты! (Нервно почесывая затылок, кричит капитан шагнувшему вперёд моряку в майке с ягодным узором на груди). И не ты, Рыбий Хвост, я разве говорил что-то про странные усы? Ну ты-то куда вышел… ох, уйди с глаз, Угрюмый, у тебя лицо сегодня особенно невеселое…» Размышления эти так увлекли круглолицего юного путешественника, что его расползающаяся по лицу чрезмерная улыбка начала выдавать ветреные мысли. Он практически созрел, чтобы рассмеяться, но компаньон, со строгим укоряющим взглядом которого он встретился, вернул его к реальности, напомнив, что ситуация сложная и требует их немедленного участия. Обстановка на судне действительно была далека от нормальной. Все члены команды хоть и были чем-то заняты, но одновременно с этим — ничего полезного не делали. Кого-то даже случайно вытолкали за борт, и он едва не утонул, дожидаясь, пока остальные решат, кто будет кричать «человек за бортом», а кто бросит утопающему спасательный круг. Юным путешественникам от этого беспорядка стало дурно, и они, как по команде, в один голос прокричали:

— Прекратите!

Звонкие голоса прозвучали резко, как свисток во время спортивного соревнования. Сто человек в один момент застыли на месте, а один из влезших на мачту, мгновенно оцепенев, словно впавший в моментальную спячку зверёк, плюхнулся вниз на сваленные под мачтой пыльные мешки. С полминуты царило гробовое молчание. Пираты нацелили все свои двести глаз на ребят (по правде говоря, все-таки меньше двухсот, поскольку у некоторых из них было лишь по одному глазу). Маленькие путешественники строго поинтересовались, кто может объяснить, что происходит на судне, после чего пираты, толкаясь и перекрикивая друг друга, снова подняли гам. Немного понаблюдав за ними, ребята поделились друг с другом своими соображениями. Очевидно, что в отсутствие капитана команда этого корабля превратилась в неуправляемую массу, поскольку каждый из них, считая себя лучшим среди равных, решил заменить пропавшего вожака их морской волчьей стаи. Однако когда на корабле командуют сто капитанов и нет ни одного матроса, способного своевременно выполнить грамотный приказ — ничего хорошего ждать не приходится.

— Уважаемые пираты! — обратился к команде один из ребят, выдавая нервозность своими и без того чрезмерно обостренными чертами лица. — Если вы срочно не выберете себе временного капитана, ничего у вас не выйдет. Ни одно судно не сдвинется с места без грамотного управления.

— Предлагаем, чтобы никому не было обидно, — подхватил второй, видя замешательство в глазах команды, — поступить по-честному и выбрать на должность капитана самого старшего из вас.

Пираты, с полминуты переварив сказанное, поначалу с энтузиазмом приняли это предложение. Некоторые радостно закричали, некоторые принялись подбрасывать шляпы и стрелять в воздух из пистолетов, но затем один из матросов, выглянув из ликующей толпы, застенчиво поинтересовался: как они поймут, кто из них на самом деле старший — большинство из пиратов не знает, сколько им лет, а выглядят они все неважно, поэтому с виду и не скажешь, кто младше, а кто старше.

— А мы под честное слово назовем свой возраст, — громко смеясь, прокричал кто-то из команды.

— Да, верно, — добавил другой, — мне вот, например, триста лет! Пожалуй, я самый старший.

Вся команда принялась громко хохотать. Ребята тяжело вздохнули. Им было нужно во что бы то ни стало назначить капитана, поскольку без управления судно в любой момент могло наскочить на скалу или айсберг (мысль, от которой ребятам становилось не по себе). В этих условиях маленькие путешественники решили пойти на хитрость и предложили пиратам другой выход из положения: раз они не могут выбрать самого старшего, пусть назначат капитаном самого младшего мореплавателя на судне.

Очередная идея пришлась по душе всем без исключения и в особенности по тому, что выбор, а он был абсолютно очевиден, тут же падал на их юных гостей, и никому из пиратов не было обидно, как если главным был бы выбран кто-то другой из команды. Таким образом, у фрегата с неоднозначным именем «…озор Империи» вновь появился капитан, а точнее, целых два, поскольку юные путешественники были ровесниками — они даже день рождения праздновали в один день.

Сразу после окончания выборов ребята как новоиспеченные капитаны обратились к своей команде. Они попробовали выяснить, есть ли у кого-либо из пиратов полезная в деле поисков пропавшего капитана информация или какие-либо идеи, с чего можно было начать его поиски. К их глубочайшему сожалению, ничего, кроме робких пожиманий плечами и растерянных взглядов, их расспросы не вызвали.

— Значит, нам самим придется с этим разбираться, — разочарованно выдохнул остроскулый капитан.

— Ну, что ж, — обойдя взглядом верхнюю палубу, подхватил его компаньон, — тогда начнем с главного — наведем порядок на судне. Итак. Вы, пятеро, спустите припасы в трюм. Вы, вчетвером освободите палубу от мусора, тут ступить некуда…

Действия пиратов быстро приобретали осмысленность, а фрегат начал походить на боевой корабль немного больше, чем на плавучий трактир.

— Да, и не забудьте про паруса, — прокричал остроскулый капитан, указывая на грот-мачту, — глядите, что вы натворили… канаты в этих местах чересчур расслаблены, из-за этого все криво, а мачта — она так вооб…

Он внимательно взглянул на мачту, и вдруг заметил, что к ней прямо на уровне вытянутой руки взрослого человека ножом был прибит какой-то бумажный сверток.

— Ты это замечал прежде? — удивленно поинтересовался он у своего компаньона.

— Нет, хотя странно — оно прям на самом видном месте… Что это такое? — остановил круглолицый маленький капитан одного из пиратов, волочившего в трюм несколько мешков с зерном.

— А, это… — спокойно ответил тот, — ну, это старый капитан тут оставил.

— Погоди, Угрюмый, не спеши, — задержал его мальчик, дернув за рукав (тот уже, схватив мешки, собирался продолжить свой путь), — почему же никто не рассказал об этом минутой ранее? Мы именно о таких вещах и спрашивали!

— Понимаете, — невозмутимо произнес пират ровно и абсолютно без эмоций, вновь опустив свою ношу на пол, — незадолго до того, как наш капитан пропал, он поднялся на мостик и как-то громко прокричал, кажется, примерно следующее: «Чак! Принеси-ка мне мои навигационные карты! Они прибиты ножом к грот-мачте!»

После этих слов пират, размяв спину и потерев ладони, подхватил мешки и собрался уже оставить юных капитанов…

— И? — оба юных путешественника, выпучив глаза, с нетерпением ожидали продолжения. — Что дальше-то?

— Откуда ж мне знать? Никто ведь, как видно, не притронулся к свертку, — буркнул Угрюмый через плечо, — И это не удивительно. В нашей команде отродясь не было никакого Чака!

Ненадолго задержавшись в ожидании дополнительных вопросов, пират попеременно заглянул в лицо каждому из юных капитанов, и убедившись в отсутствии интереса к своей угрюмой персоне, вновь погрузился в раздумья и скрылся в трюме, а юные капитаны так и остались стоять на палубе с выпученными глазами. Единственное, что им осталось, так это, рассмеявшись, броситься наперегонки к мачте. В свертке они нашли несколько старых, сложенных вчетверо карт, где Черный Ворон оставил пометки для членов команды «несуществующего Чака». Некоторые отметки были оставлены напротив островов, следующих один за другим — вероятно, там фрегат производил остановки для пополнения припасов.

— Ну, вот и нашелся старый капитан! — воскликнул круглолицый мальчик, сверкнув на солнце белоснежными зубами под самодовольной улыбкой.

— А ты ведь все не перестаешь надеяться, что нас ждет легкая прогулка, — прищурил глаз его подозрительный компаньон, — мало кто способен отметать прошлые неудачи с такой же поразительной скоростью и завидной непринужденностью.

— Пока нет повода думать иначе, — бойко ответил мальчик и спрятал навигационные карты в сумку вместе с сомнениями, которые вот-вот были готовы просочиться из этого старого свертка, за многие десятилетия странствий своими засаленными полотнами пожимавшего руки не одного десятка искателей приключений.

Ветер дул им в спины, волны плавно несли судно назначенным курсом к ближайшему отмеченному на карте порту, солнце согревало их сосредоточенные лица, а слаженная команда трудилась не покладая рук. Снова сердца юных путешественников забились в ритме приключений, но пока пиратский корабль несется по волнам, пожалуй, самое время перевести взгляд с бирюзовой линии горизонта на тонущие во мраке леса и горы под непроницаемо-серым небом, где в тысячах морских миль от них на далеком Выдуманном Острове среди непролазных джунглей грязная худощавая рука, после ряда безуспешных попыток, наконец, дотянулась до связки бананов, а это значит, что тот загадочный странник, с которым нашим героям суждено пересечься в одном из эпизодов будущих приключений, сегодня будет сыт и наберется сил для того, чтобы в нужный момент сыграть важную роль в предстоящем нелегком испытании. А юные искатели приключений вскоре поймут, что хоть корабль и плывет совершенно в другом направлении, на самом деле день встречи с загадочным странником приближается с той же скоростью, с какой юные капитаны направили пиратское судно на поиски его пропавшего хозяина.

В дальнейшем Выдуманный Остров еще не раз замаячит на пути пиратского корабля нечетким призрачным миражом с востока, но в данный момент носовая скульптура на его носу устремила свой пристальный взгляд в сторону горизонта, озаренного красным сиянием заката, и в то время, как эта ангелоподобная фигура в нежно-голубых, спадающих одеяниях, расправив крылья, неслась навстречу ночи, стремительно поглощающей морскую гладь, на капитанском мостике обсуждались ближайшие планы относительно возглавляемого юными капитанами морского поискового вояжа. С учетом дефицита стартовых данных, темы для обсуждения быстро исчерпались, достигнув своего безрезультатного финиша. Требовалось собрать побольше информации с пиратской команды. Прихватив карту Черного Ворона, ребята поспешили собрать пиратов вместе для обсуждения дальнейших планов с упором на этот важнейший в деле поисков старого капитана артефакт.

Юные капитаны оставили одного из пиратов у штурвала, а сами спустились в кают-кампанию, которая к этому моменту была битком заполнена членами команды. Море было спокойным, почти как зеркало, и снаружи при полной тишине дежурный отчетливо слышал всю беседу, проходившую ниже. Отвечая на расспросы новых капитанов, пираты горячо и охотно высказывали предположения, куда мог деться Черный Ворон и кто из команды видел его последним. Самое интересное, однако, началось в момент, когда несколько матросов, на удивление остальным, признались, что перед самым исчезновением старого капитана они выполняли его тайные распоряжения. Выяснилось, что пиратское судно совершило несколько остановок, и каждому из них было дано личное задание по доставке груза, но какого именно и на какой из множества отмеченных на карте островов — этого никто не знал. Чёрный Ворон лично следил за исполнением своих поручений, а в особенности за тем, чтобы ответственные при этом поменьше болтали языками. В любом случае это важное уточнение стало существенным прояснением на сером полотне неизвестности, с которого юные капитаны стартовали на их пути к разговору, протекающему в стенах кают-компании, но в качестве разочарования, подоспевшего к намечавшемуся было триумфу, юным искателям приключений досталась невозможность добиться от команды исчерпывающих пояснений, куда из капитанской каюты мог подеваться судовой журнал (попытки пролить свет на этот вопрос превратили совещание в неконтролируемый гам), а затем кто-то из команды и вовсе закатил в кают-компанию бочку с ромом, предложив отметить счастливое появление на фрегате нового начальства, что вынудило ребят подняться наверх и в тишине обсудить полученные сведения. С четверть часа юные капитаны безуспешно мучали навигационные карты и яростно спорили, в то время как команда, до дна осушив бочку, принялась за старое, с удвоенной самоотдачей заставляя стены фрегата содрогаться от их всезаглушающего акапельного хора, словно несчастные стены Помпеи при разгуле печально известной стихии. Наконец, тот самый дежуривший у штурвала пират, по всей видимости, заскучав на фоне царившего внизу безобразия, многозначительно глядя вдаль, произнес:

— Они там внизу будут ругаться и кричать, драться и обвинять друг друга без конца! В поисках капитана они вам не помощники, — дождавшись интереса к его словам, он приглушил тон и вполголоса добавил, — Пожалуй, так же как и я… Никто из нас давно никому не доверяет, потому что у каждого есть свой секрет. Но этот секрет -часть общей тайны.

Ребята переглянулись. О чем это он? Они подошли поближе к пирату и поинтересовались, о какой тайне идет речь. Пригласив ребят жестом подойти поближе, тот хитро улыбнулся и продолжил таким тихим голосом, что его слова едва были слышны на фоне всплесков воды и скрипа дерева: