Бесплатный фрагмент - Смутное время — «переходный возраст» царской России

Предыстория

В средние века историческое развитие государств происходило гораздо медленнее, чем сейчас. В экономике преобладало натуральное хозяйство, продукты питания и материал для одежды добывались тяжелым ручным трудом. Люди часто умирали от проходивших по округам, где они проживали, эпидемий, из-за несчастных случаев во время хозяйственных работ. Из-за этого и ограниченности хозяйственных ресурсов плотность населения была гораздо ниже, чем сейчас. Единственной формой сухопутного транспорта был гужевой: лошади, в некоторых странах — также быки или верблюды, перевозили на своих спинах седоков и тащили повозки с людьми и грузами. Улучшенные дороги, мало страдающие от дождей, талых вод и температурных перепадов, имеющие защищающее их поверхность от рытвин покрытие, были редкостью. Таким образом, связь между населенными пунктами одной страны была далеко не такой оперативной, как в наши дни, а между разными странами — и подавно. Пока курьер по размытым дождями или занесенным снегом дорогам через километры глухих лесов или безлюдных степей довозил верхом на лошади или в санях указ правителя страны до ее окраин, могли пройти месяцы. Армия не сразу вступала в сражение с врагом после объявления войны: проходило много времени, прежде чем она собиралась, пока к ней подвозили все необходимые в походе припасы, а потом она еще долго шла по узким изрытым дорогам к месту своей встречи с так же долго собиравшимся неприятелем. В таких условиях естественные процессы государственного развития любой страны шли медленно.

И уже свыше ста лет прошло с тех пор, как Великий князь Московский Иван III объединил разрозненные русские земли в единое государство — Россию, до того как в 1598 г. умер второй по счету русский царь Федор Иванович, однако Россия еще была по тому времени довольно молодой державой. До преобразований отца Федора Ивановича — Ивана IV, вошедшего в историю под прозвищем Грозный и первым из русских правителей официально принявшего титул царя, Россия или Московское государство представляла собой своего рода федерацию наследственных княжеств, вассальных Московскому. Иван IV, правивший в 1547 — 1584 гг., почти всюду упразднил реальную власть местных князей, превратив удельные княжества в управляемые царскими наместниками провинции, а Россию — в полностью единое государство с централизованной властью. Все это он делал через скрытое и открытое противодействие младших князей и бояр и на весь мир прославился потрясающими воображение лютыми расправами над реальными и мнимыми противниками. Несмотря на ужасный террор царских служилых людей, огромные материальные затраты на царские реформы и борьбу с инакомыслием, приведшие к обширному запустению русского хозяйства, и даже несмотря на сожжение Москвы крымским ханом Девлет-Гераем в 1571 г. Россия все-таки не распалась снова на отдельные княжества и даже присоединила к себе территории бывших Казанского и Астраханского ханств в Поволжье. Пожалуй, именно овладение имевшим очень большое экономическое значение волжским торговым путем, связывающим Восток и Европу, и позволило устоять царской власти в те годы: взимаемые с иностранных купцов пошлины шли в царскую казну, да и населению всех русских княжеств было выгодно свободно приобретать ценные восточные товары, не встречая препятствия в виде границ княжеских уделов. Ну, и существовала идеологическая причина, по которой большинство русского народа сохранило верность Ивану IV: Россия оставалась единственным в мире независимым православным государством, а поскольку религия для средневекового человека была основой жизни, царь России почитался ее народом как наместник Бога на земле. И народ боялся выйти из повиновения царю, так как считал, что это означает неповиновение самому Богу.

После смерти Ивана IV в 1584 г. русский престол унаследовал его сын Федор Иванович. В противоположность свирепому отцу он отличался очень кротким нравом, и большую часть времени посвящал молитвам и беседам с монахами. Он совершенно не был приспособлен для государственных дел, чего сам не скрывал, и всю заботу об управлении державой поручил бывшему ближайшему сподвижнику своего отца Борису Годунову. На сестре Бориса Федор и женился.

При Иване IV Россия выдержала испытание на свою прочность: успешность, несмотря ни на что, царских реформ, установивших полную централизацию власти, показала, что русские земли больше не тянутся к обособлению друг от друга, и политического распада державы можно не опасаться. Но наступал следующий этап государственного развития: теперь должно было выясниться, кому в государстве должна принадлежать власть по сути. Даже самый деспотичный монарх не может управлять страной только в одиночку, только исходя из собственных интересов. Чтобы удержать свою власть, он должен иметь поддержку большинства населения в целом и всецелую поддержку какого-либо способного уберечь его от мятежей и покушений влиятельного класса. Да и самолично уследить за всем, что происходит в стране, правитель тоже не может: он принимает решения в соответствии с тем, что доносят ему приближенные. И именно класс, из которого выходят приближенные правителя, и является в стране правящим.

В Московском государстве сложилось два влиятельных класса: боярство — представители потомственной русской аристократии, из поколения в поколение получавшие навыки государственной службы, и дворянство (служилые люди) — военнослужащие царского войска и подчиненные лично царю чиновники. Дворяне нередко имели простое (и даже рабское) происхождение, поэтому в целом были менее умелыми в государственных делах, чем бояре, но отличались личной преданностью царю, из рук которого получали жалованье и землю — поместье. Работавшие в поместье крестьяне содержали дворянина и его семью. Если дворянин выходил из повиновения царю, тот отбирал у него поместье. Бояре были более сведущими в политических вопросах, но обладали собственной неотчуждаемой землей с содержавшими их крестьянами, поэтому руководствовались больше своими классовыми интересами, чем царскими. Именно бояре, тяготившиеся усилением царской власти, становились главными жертвами репрессий Ивана IV, но совершенно обойтись без их политического опыта царь не мог, поэтому они оставались влиятельной прослойкой населения. И после смерти Ивана IV боярство стало снова обретать былую политическую силу. Это очень не нравилось дворянам, весьма скромные поместья которых не могли конкурировать с мощными латифундиями бояр, и дворяне, будучи прямыми царскими слугами, пытались противостоять боярскому влиянию.

Конкуренция за право быть правящим классом между боярами и дворянами и легла в основу череды бурных и кровавых событий российской истории, известной как Смутное время. Впрочем, во время правления Федора Ивановича, когда реальная власть принадлежала Борису Годунову, в Московском государстве царили давно не виданные мир и спокойствие. Борис как государственный руководитель был очень усердным и компетентным. По происхождению он был дворянин, потомок незнатных татар, но, выслужившись у Ивана IV, получил боярский чин. Таким образом, его возвышенное положение удовлетворяло и бояр, и дворян. За неполные четырнадцать лет времени царя Федора русский народ жил в благополучии и стабильности. На фоне этого не очень было заметно окончательное прикрепление обслуживавших дворянские поместья крестьян к земле: в 1581 г. был издан указ об отмене права осеннего Юрьева дня, за две недели до и в течение двух недель после которого крестьяне могли переходить от одного помещика к другому. Это событие считается началом крепостнической эпохи в России. В этот период почти завершилось присоединение к России Западной Сибири и разгром русскими Сибирского ханства (окончательно Западная Сибирь закрепилась за Московским государством в первые годы после смерти Федора Ивановича). 5 февраля 1589 г. в России было учреждено патриаршество: Русская Православная церковь стала независимой от Константинопольского патриархата, который подчинялся османскому султану.

Пожалуй, только одно событие всерьез омрачило годы царствования Федора: смерть в городе Угличе его младшего брата малолетнего царевича Дмитрия. Произошло это 15 мая 1591 г. Дмитрий вышел из дома, в котором жил со своей матерью вдовой Ивана IV Марией, играть с другими детьми в «тычку», т.е., на дальность и меткость бросать нож или большой железный гвоздь. Через несколько минут его обнаружили мертвым и окровавленным во дворе. Поднялась тревога, Мария в исступлении кричала, что ее сына убили присланные надзирать за ними из Москвы царские чиновники. Сбежавшийся народ рассвирепел и тут же растерзал предполагаемых убийц. Расследовать гибель царевича прибыла комиссия во главе с боярином и князем Василием Шуйским. По ее выводам, Дмитрий скончался, в приступе эпилепсии, которой страдал, упав на «тычку», т.е., погиб вследствие несчастного случая. О несчастье через некоторое время забыли, но впоследствии это злополучное событие станет темой жестоких спекуляций, вдохновивших русский народ на опустошительную и кровавую гражданскую войну.

В 1598 г. умер Федор Иванович. Царь был бездетным, и с его смертью пресеклась мужская линия династии Рюриковичей, правивших русскими землями с IX в. Российский престол остался без наследников. Многие представители высшего света Московского государства предложили венчать на царство женщину — царицу Ирину, сестру Бориса Годунова. Однако Ирина, не желавшая заниматься государственной деятельностью и скорбящая по ласковому мужу, постриглась в монахини. Тогда патриарх Иов предложил возвести на престол единственного, кто еще остался из людей, имеющих хоть какую-то родственную связь с покойным царем: Бориса Годунова. Предложение по тому времени звучало немыслимо и даже дико. Многие московские сановники воспротивились, в том числе и сам Борис. Посадить на трон человека не то что не царских, но даже по сути не знатных кровей, противоречило всем принятым в Европе (а Россия, хотя и имела свои определенные культурные и политические особенности, все-таки была европейской страной) традициям, встречалось только в сказках. Иов тогда созвал Земский собор — съезд делегатов от всех сословий из всех российских областей. Собор поддержал его предложение венчать Годунова на царство. Однако первое лицо в государстве все равно упорно отказывалось делать официальный шаг и подкреплять свою фактически уже много лет верховную власть наличием скипетра и державы. Его страх был понятен: многие дворяне могли не признать законность такого «престолонаследия» и поднять мятеж, к тому же, вероятно, испытывал он и религиозный трепет перед официальным занятием места божественного наместника. В конце концов Иов пригрозил Борису отлучить его от церкви за то что он хочет единственную в мире православную державу оставить без правителя. Чтобы подбодрить оробевшего сановника, Иов организовал крестный ход — торжественное испрашивание Божьего благословения, и 21 февраля 1598 г. Борис Годунов был венчан на царство, став, таким образом, уже не только фактическим, но и юридическим правителем России.

Борис Годунов, чувствуя идеологическую шаткость своего положения на престоле, сразу поспешил задобрить народ. В Москве с широким размахом прошли празднества. Была объявлена всеобщая амнистия заключенных. Новый царь раздал щедрую милостыню беднякам и на некоторое время прекратил казнить преступников. Стремясь вывести Россию на более прогрессивный культурный и технический уровень, Борис усилил контакты с развитыми странами Европы, в которых, имеющих удобные выходы в мировой океан, тогда начали зарождаться капиталистические отношения. В Москву стало прибывать много иностранных специалистов. Царь высказывался о том, чтобы открыть в Москве первый университет для обучения русской молодежи наукам у себя на родине, однако этому воспротивилось православное духовенство, которое опасалось, что европейские преподаватели (собственных в Московском государстве еще не было) — приверженцы протестантизма или католичества, будут оказывать на молодежь «неправильное» духовное влияние.

Страх быть низложенным (низложение легко могло закончиться для русского правителя смертью или насильственным пострижением в монахи) не оставлял Бориса Годунова. К тому же, его политикой, ориентированной больше на интересы дворянства, были недовольны многие бояре. Вскоре после восшествия на престол Годунов стал избавляться от своих потенциальных противников, удаляя от двора или отправляя в ссылку видных людей того времени. В 1601 г. репрессиям подверглась целая семья бояр Романовых: супруги Федор и Ксения были насильно пострижены в монахи и развезены по разным монастырям русского Севера, а их малолетний сын Михаил отправлен под надзор в Кирилло-Белозерский монастырь Вологодского уезда. В конце своего царствования Борис также отправил в ссылку другого бывшего приближенного Ивана IV — Богдана Бельского, при строительстве новой крепости Борисов на южных рубежах имевший неосторожность шутливо назвать себя ее царем. Также известен случай, когда холоп князя Шестунова сделал донос на своего господина, который признали несущественным, но тем не менее доносчика публично похвалили и вознаградили от имени царя на площади за «бдительность». Борис явно демонстрировал высшей аристократии, что ни одно ее действо не останется без царского внимания.

В начале царствования Бориса, у которого был и наследник — сын Федор Борисович, все выглядело так, будто в самом деле на русском престоле утверждалась новая династия. Боярство, еще помнившее, кому прежде служил Годунов, побаивалось не столь грозного, как возвысивший его государь, но и не столь кроткого, как его последний покровитель, царя простых кровей. Дворянство было благодарно ему за прикрепление помещичьих крестьян к земле и служебные места. Простой народ же до поры был доволен явным благоволением к себе царя (предки которого сами были близки к «черному люду»). Помещичьи крестьяне еще не составляли такой многочисленной прослойки населения, как будет впоследствии, да и указ об отмене права Юрьева дня формально был издан покойным Федором Ивановичем, а того, что Годунов уже тогда фактически заправлял всеми делами в стране, простому люду было неведомо.

Однако неблагоприятно для царя Бориса сложились… погодные условия. Наступивший XVII в. стал апогеем так называемого сегодня Малого ледникового периода — эпохи в истории земли, когда общая средняя температура на планете несколько снизилась вследствие, вероятно, замедления теплого течения Гольфстрим в Атлантическом океане, «обогревающего» зимой всю Европу. В XVII в. еще рекордно низких отметок достигла солнечная активность. На фоне и без того ухудшившихся климатических условий 19 февраля 1600 г. в совершенно неведомых русским землях — Испанском Перу в Южной Америке, произошло событие, прямо повлиявшее и на судьбу династии Годуновых, и на весь ход русской истории: мощное извержение вулкана Уайнапутина. Выброшенное вулканом громадное количество пепла, попав в атмосферу, расплылось на огромное расстояние, окутав планету пеленой, плохо пропускающей идущие от солнца тепловые инфракрасные лучи. В результате в России и Северо-Восточной Европе, над которыми концентрация вулканического пепла в атмосфере, вероятно, была особенно высокой, в 1601 г. просто не наступило лето. В июле ударяли морозы, и на Москве-реке даже начинался ледостав. В сентябре уже лег устойчивый снежный покров. Весна 1602 г. наступила поздно и растянулась настолько, что высеянный хлеб из оставшихся у крестьян запасов погиб от заморозков, едва дав всходы. Это привело к разразившемуся по всей стране невиданному, страшному голоду. Вымирали целые деревни; помещики были вынуждены отпускать на волю своих крестьян и холопов, не имея возможности их прокормить. Некоторые владельцы заключали со своими холопами договор, что те вернутся к ним обратно, как только голод закончится (то есть, фактически прогоняли их со двора «до лучших времен»). Однако часто возвращаться было уже некому: не имевшие собственных запасов пищи люди быстро умирали от голода. Та же погодная ситуация повторилась в 1602 и 1603 гг. Все это время в России было просто невозможно выращивать зерновые, а устойчивый к заморозкам картофель распространения еще не получил. Огромные толпы голодающих со всех обширных просторов России двигались в Москву, надеясь на милость государя. Борис распорядился бесплатно выдавать всем нуждающимся хлеб из государственных закромов и организовал строительство в Москве новых зданий, чтобы дать работу обездоленным (первая официально зафиксированная в истории России государственная социальная поддержка). Однако и этого не хватало для эффективного противодействия такому небывалому еще неожиданному бедствию. Несмотря на царский указ продавать хлеб по строго фиксированной цене, владельцы хлебных запасов (обычно монастыри и богатые бояре) беспощадно спекулировали, требуя от голодных огромной платы даже за его небольшое количество. В стране распространилось людоедство: не останавливаемые даже жестокими карательными мерами голодающие не только поедали трупы умерших, но и нападали на живых людей.

Массовая гибель населения, возникший дефицит в казне, разорение многих служилых людей привели к дезорганизации государственного управления. К западу от Москвы из-за нехватки служилых ресурсов стало просто невозможно унять обширный разгул разбоя и бандитизма. Оказавшиеся без еды крестьяне, изгнанные своими хозяевами холопы собирались в огромные банды, нападали на проезжих путников, грабили боярские и помещичьи усадьбы с одной только целью: добыть пропитание. По имени наиболее влиятельного из предводителей таких банд — Хлопка Косолапа, этот неукротимый разгул преступности в советское время был назван восстанием Хлопка, хотя его участники не выдвигали никаких политических требований и не пытались установить на охваченных движением территориях своей власти, а просто пытались выжить, как могли. С большим трудом состоявший из нескольких сотен человек отряд Хлопка был разгромлен в августе 1603 г., при этом погиб командовавший царскими силами воевода И. Басманов. Сам Хлопок был схвачен и казнен.

Большое количество разоренного люда пыталось спастись, переселяясь в мало освоенные земли Поволжья, Урала, Сибири. Многие обездоленные стекались на Волгу и Дон, пополняя ряды казачества — исторически селившихся там вольных или несших пограничную службу обществ. Численность казаков, добывавших пропитание охотой, рыбной ловлей или просто грабежом торговых караванов, стремительно возрастала. В XVII в. наступает политический расцвет казачества: казачьи объединения — войска, стали мощной, грозной силой, и в течение Смутного времени стояли в авангарде всех его движений; без участия казаков не принималось в эти годы ни одного важного государственного решения.

Об извержении вулкана где-то за тридевять земель и о пепле в атмосфере русские люди XVII в., конечно, не знали (да и о том, что такое вулкан вообще, тоже). Бедствия объяснялись исключительно наказанием Бога за грехи. Но понять, в чем они грешны, люди однозначно тоже не могли. И стали все устойчивее распространяться слухи, что Божий гнев вызвало то, что престол защитника православной веры занимает человек, не имеющий на это кровного права. Церковь, конечно, опровергала это, но в массах простого народа, не умеющего рационально объяснять многое из повседневных вещей, были очень стойки мистические представления. Недоброжелатели Бориса Годунова немедленно подхватывали эти слухи и использовали для расшатывания его позиций. Страдающий от ужасающих голода и бедности народ уже не помнил того хорошего, что сделал для него Борис, а старания царя по преодолению бедственного положения страны на общем фоне разрухи и смертности не замечал.

В 1603 г. на территории граничащей с Россией на западе Речи Посполитой — политического объединения Польши и Литвы, в городе Брагин так называемой Литовской Руси (древние западно-русские территории, население которых, не желая в XIII в. быть подданными иноверных ханов Золотой Орды, присягнули на верность Великому князю Литовскому) объявился молодой монах, который уверял, что он является сыном Ивана IV — не погибшем в Угличе, а счастливо спасшимся царевичем Дмитрием. В современную историографию этот человек вошел под именем Лжедмитрия I. Сегодня нельзя доподлинно установить, по своей ли воле Лжедмитрий стал объявлять о своем царском происхождении или его заранее подговорила давно засматривавшаяся на русские земли посполитая аристократия. Известно лишь, что он был очень хорошо осведомлен о политических делах московского двора и впервые сделал свое громогласное заявление, находясь на службе у литовско-русского князя Адама Вишневецкого. В случае, если бы удалось доказать правоту его слов, царствование Бориса Годунова автоматически становилось бы незаконным.

Речь Посполитая в начале XVII вв. переживала период своего наивысшего расцвета и могущества (который через не столь отдаленное время сменится быстро нарастающим политическим упадком, однако это уже отдельная история). Основную ее политику разрабатывали и вершили крупные землевладельцы — магнаты, но большинство земель находилось в собственности мелкопоместного дворянства — шляхты, составлявшей основу посполитого войска. По этой причине магнаты не могли продвигать никаких законов, противоречащих интересам шляхты. Шляхта выражала свои интересы через сеймы — представительные органы, в которые направляла своих депутатов. Шляхтичи округа выбирали своих представителей в местный сейм, тот направлял депутатов в провинциальный сейм, а провинциальные сеймы уже направляли депутатов в верховный сейм объединенного государства. К моменту описываемых событий шляхтичи добились принятия законов, предоставлявших им исключительно широкое самоуправление. Каждый шляхтич в своем поместье, которое могло состоять всего из одной деревни в несколько дворов, обладал практически неограниченной властью. Шляхтич сам решал, идти или не идти ему на государственную службу, в том числе в военный поход. Содержали его работавшие в его поместье крепостные крестьяне. Шляхтичи очень дорожили своей независимостью, сопротивлялись всяким попыткам властей ограничить их право по-своему распоряжаться своей частной жизнью, нередко устраивали между собой кровавые стычки и даже мини-войны. В то же время такое вольнолюбие препятствовало политическому объединению шляхты, и поэтому она не могла слишком ограничивать влияние магнатов.

Во главе всего государства стоял монарх, носивший одновременно короны короля Польского и Великого князя Литовского (в 1587 — 1632 гг. швед Сигизмунд III Ваза). Власть его не передавалась по наследству, а была выборной и очень ограниченной. Посполитая аристократия сама приглашала на трон своего государства правителей королевских кровей (совсем не обязательно польского или литовского происхождения). Правитель осуществлял верховные административные функции и командовал войсками, представлял Речь Посполитую на международной арене, но все свои сколько-либо значимые действия должен был согласовывать с мнением верховного сейма. Сейм назначал ему и содержание из государственной казны, выделял средства на ведение политических дел.

В начале XVII в. очень широкие слои посполитой знати были заинтересованы в присоединении к своей державе и располагавшегося по соседству Московского государства. Шляхетские поместья были наследственно закреплены за своими хозяевами, и после смерти шляхтича поместье делилось между его сыновьями. Однако в связи с тем, что поместья эти были крайне небольшими, нередко и делить наследникам оказывалось нечего, разве что разбирать себе по одному крестьянскому двору. В соседней России же оставалось еще множество неиспомещенных земель с черносошными (свободными, платящими подати только государству) крестьянами, которыми не прочь были завладеть молодые шляхтичи. Магнаты тоже желали бы расширить свои земельные владения. Католическое духовенство, державшее под своим контролем умы людей большей части Европы того времени, также стремилось распространить влияние на Россию. Подчинявшаяся польско-литовской короне православная западно-русская знать, политические права которой в преимущественно католическом государстве были ограничены, в случае объединения России с Речью Посполитой могла рассчитывать на союз с единоверной восточно-русской аристократией и составить мощную оппозицию католикам. Наконец, сам король Польский и Великий князь Литовский, заняв еще и московский трон, получил бы огромную массу привыкшего во всем повиноваться государю населения, опираясь на которое, смог бы попытаться избавиться от сильно ограничивавшего его власть влияния магнатов и шляхты. И как раз для вмешательства Речи Посполитой в московские дела сложились довольно благоприятные условия: династический кризис и опустошительный голод, ослабивший Московское государство изнутри, подорвавший авторитет не имевшего кровных прав на престол Бориса Годунова.

Глава 1

Молодого монаха из свиты Адама Вишневецкого, назвавшегося «счастливо спасшимся» царевичем Дмитрием и даже представившего какие-то доказательства, князь Адам и его брат Константин повезли к тестю последнего магнату и воеводе (губернатору) польского города Сандомир Юрию Мнишку. Там новоявленному «Дмитрию» были оказаны великие почести, и в конце марта 1604 г. самозваный царевич оказался в столице Речи Посполитой — Кракове, при дворе Сигизмунда III. Здесь с ним стали общаться иезуиты — представители католической церковной организации Общество Иисуса, ведшие в основе обычную мирскую жизнь и путем тесного контакта с мирянами отстаивавшие интересы Римско-католической церкви. Если проводить аналогию с государственными режимами, иезуиты фактически выполняли роль церковной разведки и контрразведки. После общения с иезуитами Лжедмитрий согласился перейти в католическую веру и дать обещание в случае восшествия на российский престол разрешить в России католическую проповедь.

Удивительно быстрое восшествие монаха, еще недавно скитавшегося то в Киеве, то на Волыни, на столь сиятельную высоту и чуть ли не моментальное созревание будущих планов по занятию им русского престола и обращению России в католичество логично объясняется только одним способом: все было уже спланировано заранее на самом высоком правительственном уровне Речи Посполитой, оставалось только найти подходящую кандидатуру. И эта кандидатура нашлась в лице русскоязычного монаха-скитальца, примерного ровесника покойного царевича Дмитрия, осведомленного о делах при московском дворе.

Помимо договора с иезуитами, расстригшийся из монахов самозваный царевич дал благодарственные обещания и оказывавшим ему содействие государственным лицам Речи Посполитой. В случае занятия российского престола он обязался передать во владения Сигизмунда III Смоленск и новгород-северские земли, а на дочери Ю. Мнишка Марине обещал жениться, после чего подарить ей земли Новгорода и Пскова. Также он обещал оплатить собственные долги Ю. Мнишка.

Происходящее в Речи Посполитой не укрылось от двора тяжело преодолевавшей последствия страшного трехлетнего голода России. Еще в начале 1604 г. на русско-шведской границе было перехвачено письмо одного жителя Нарвы, в котором сообщалось, что царевич Дмитрий якобы не погиб в 1591 г., а счастливо спасся, теперь вырос, находится у казаков на южных окраинах Московского государства и скоро собирается с большим войском в Москву, чтобы восстановить свои законные права на престол. Когда вскоре в Кракове объявился конкретный претендент на имя якобы спасшегося сына Ивана IV, правительство Бориса Годунова провело собственное расследование, чтобы установить, кем на самом деле является этот загадочный вчерашний монах, осмелившийся положить глаз на престол единственного в мире православного государя. По итогам расследования в Москве было публично заявлено, что новоявленный «Дмитрий» — не кто иной как беглый монах Чудова монастыря в московском Кремле Григорий (в миру — Юрий) Отрепьев. Он был сыном дворянина Богдана Отрепьева из подмосковного Галича. Отец его погиб в пьяной драке в Немецкой слободе (район Москвы в то время возле устья реки Яузы, где проживали европейские военнопленные, наемники на русской службе и приглашенные из Европы специалисты) от рук некоего выходца из Литвы. Воспитанием Юрия и его брата занималась мать, вдова Богдана, которая старалась сделать все, чтобы сыновья в будущем не знали нужды. Юрий рано выучился грамоте и был отправлен для дальнейшего обучения в Москву. Получив образование, которое тогда было возможно в России, и проявив при этом незаурядные способности, он поступил на службу состоявшему при государевом дворе боярину Михаилу Никитичу Романову — брату того самого Федора Романова, о котором мы упоминали как о принудительно постриженном в монахи по приказу Бориса Годунова. Делая по службе большие успехи, Юрий достиг высокого положения при боярине, отчего едва не оказался под следствием, когда против Романовых при Годунове начались репрессии. Опасаясь быть приговоренным к смерти, Юрий постригся в монахи под именем Григория. В монастырях он продолжал активную служебную деятельность, отличаясь усердием и глубоким творческим подходом. Достаточно быстро он вновь попал в Москву — в Чудов монастырь, и был запримечен самим патриархом Иовом. Получив чин дьякона, он занимался перепиской книг при патриаршем дворе, а затем был назначен писцем в Боярскую думу — верховный совещательный орган при царе. Работая там, он был в курсе всех событий и интриг, происходивших в царском дворце. Как было заявлено в 1604 г. правительством Бориса Годунова, тогда Григорий Отрепьев и начал готовиться к неслыханной политической авантюре: выспрашивать у посвященных людей подробности дела о гибели царевича Дмитрия и хвалиться, что когда-нибудь займет царский престол. Якобы за это царь Борис велел сослать его в отдаленный Кириллов монастырь, однако кто-то предупредил Григория, и тот бежал сначала в Галич, затем — в Муром, а затем — за пределы Московского государства в Речь Посполитую.

По возрасту Григорий Отрепьев был на год или два старше покойного царевича Дмитрия. Практически сразу после его бегства в Речь Пополитую и появляются сведения о появлении там странного монаха, выдающего себя за «счастливо спасшегося» царевича. Прямых доказательств того, что Лжедмитрий и Григорий Отрепьев — одно и то же лицо, нет. Однако именно официальная версия правительства Бориса Годунова, хотя тоже имеет некоторые слабые стороны, и поныне считается наиболее убедительно аргументированной. Ее критики отмечают, что Григория Отрепьева знали в лицо практически все бывавшие при дворе Бориса Годунова бояре, поэтому так дерзко заявлять о своих правах на российский престол для Григория было бы опасно. Кроме того, сохранившиеся описания манер Лжедмитрия делают его похожим скорее на польского аристократа, чем на русского монаха. Однако едва ли кто-либо другой, нежели Григорий Отрепьев, был в Речи Посполитой так хорошо осведомлен о событиях, происходивших при московском дворе, и знал его порядки. Некоторые поздние историки царского времени и в самом деле предполагали, что объявившийся в Речи Посполитой «царевич Дмитрий» был не ложный, а настоящий, спасенный противниками тогдашней власти от рук убийц и спрятанный в монастыре. К слову сказать, небольшая группа историков разделяет это предположение и в наше время. Однако эта версия слишком отдает легендарностью и романтизмом. В основе ее лежит то, что мать покойного царевича — вдова Ивана IV, при встрече признала в Лжедмитрии своего сына, однако из ее более поздних слов можно косвенно заключить, что это было сделано под давлением. Другим свидетельством, на которое опираются сторонники теории подлинности Дмитрия, является дневник жены назвавшегося им человека Марины Мнишек, где она описывает подробную историю «спасения» царевича. Якобы врач того, узнав о грозящей Дмитрию смертельной опасности, тайно вывез его из Углича, а вечером на его место уложил спать другого ребенка, которого убийцы и поразили по ошибке ножом. Однако такой сюжет весьма распространен в преданиях и сказках разных народов, а не в реальной политической действительности, кроме того, записи Марины совершенно противоречат обстоятельствам, изложенным в сохранившемся официальном следственном деле, согласно которому, царевич погиб днем на дворе во время игры со сверстниками в «тычку». Сам Лжедмитрий, когда в Речи Посполитой его расспрашивали об обстоятельствах «спасения» и личностях тех, кто якобы пытался его убить, отвечал неопределенно.

Материально-техническую организацию похода в Россию для возведения на престол самозваного Дмитрия взял на себя Юрий Мнишек. Около 1600 бойцов было собрано в Польше, но больше всего в первоначальном отряде самозванца было запорожских казаков — около 2 тыс. человек. Военные походы, наемная служба были для них основой жизни. Также с самого начала в войске Лжедмитрия имелась небольшая группа донских казаков. Этот весьма скромный, состоявший из разного сорта авантюристов отряд должен был противостоять насчитывавшим десятки тысяч человек регулярным войскам, находившимся в распоряжении Бориса Годунова.

Поначалу Лжедмитрий и стоявшая за ним польская партия пытались заключить договор о совместных действиях против армии Годунова с Крымским ханством и ногайскими мурзами, однако в конечном итоге обладавшие боеспособными войсками мусульманские правители Приазовья заняли нейтральную позицию. В изначальном отряде Лжедмитрия не было даже артиллерии, без которой штурм первых же приграничных городов с каменными стенами, не говоря уже о самой Москве, был бы бессмысленным. Однако еще до начала похода Лжедмитрий через лазутчиков разослал по городам и укреплениям граничащих с Речью Посполитой российских областей письма, в которых объявлял о том, что он — истинный царевич Дмитрий, сын Ивана Грозного и единственный законный претендент на российский престол, идет с войском сместить неправедно надевшего корону Бориса Годунова, и просил русский народ поддержать его. В стране, где только что закончился невиданный по масштабам голод, полной изнуренного и страдающего от безысходной бедности люда, эти письма, вселявшие надежду на реальные изменения к лучшему, привели к брожению и росту антиправительственных настроений.

В августе 1604 г. отряд, возглавляемый Ю. Мнишком и самим Лжедмитрием, вступил в Черниговскую землю, в то время принадлежавшую России. Чтобы обмануть царских воевод, он был разделен: часть воинов под командованием казачьего атамана Белешко двигалась открыто, отвлекая на себя внимание правительственных сил, а другая часть, возглавляемая Ю. Мнишком и Лжедмитрием, следовала скрытно через леса и болота. Несмотря на то, что при дворе Бориса Годунова уже знали о планах Лжедмитрия, царские войска не были приведены в соответствующую готовность. Гарнизоны приграничных крепостей несли службу в обычном составе, к границе с Речью Посполитой не были стянуты дополнительные силы. Возможно, царь не ожидал, что партия Лжедмитрия так быстро приступит к исполнению своего замысла, а возможно, что до последнего сомневался в истинности намерений царевича-самозванца. Все-таки открыто посягнуть на царский престол человеку не царских кровей — в то время это казалось немыслимым, а сам Борис был на него возведен волей духовенства и прочих представителей московской элиты. 18 октября отряд Лжедмитрия подошел к крепости Моравск. Ее гарнизон, находившийся под воздействием распространенных ранее писем от «счастливо спасенного» претендента на престол, без боя открыл перед самозванцем и его людьми ворота. 11 ноября также без боя самозваный царевич вошел в древний русский город Чернигов, жители которого решили последовать примеру Моравска. Со всех сторон к Лжедмитрию стекались люди, недовольные правлением Годунова, которые вооружались и становились под знамена «царевича». Войско самозванца увеличилось в несколько раз, оснастилось взятой в занятых крепостях артиллерией. 11 ноября оно осадило важный стратегический пункт на пути к Москве — город Новгород-Северский, в котором заперся с усиленным подошедшими подкреплениями гарнизоном царский воевода П. Басманов. По приказу воеводы был сожжен весь новгород-северский посад (городской массив вокруг крепости), чтобы осаждавшие не могли укрываться в домах от приближавшихся зимних холодов. Попытка штурмовать город была сорвана эффективным противодействием осажденных под руководством П. Басманова. В результате едва не было сорвано и само предприятие Лжедмитрия и Мнишка: рассчитывавшие на скорый успех поляки угрожали покинуть войско и повернуть домой. Однако в этот момент перед самозванцем открыл ворота город Путивль — другой важный стратегический пункт, в котором было возможно собирать силы и средства для дальнейшего похода на Москву. В Путивле Лжедмитрия поддержал не только простой народ, но и дворянство, рассчитывавшее с приходом нового царя потеснить традиционно сильное влияние бояр. Такая легкость, с которой народ принимал на веру то, что Лжедмитрий — якобы настоящий царевич, может показаться свидетельством простодушия. Однако на самом деле люди были не так просты. Во многом народом двигал весьма прагматичный расчет: ведь и Борис Годунов был не царских кровей, а значит, если Лжедмитрий лгал, ничего по сути не менялось, если же он был настоящим царевичем, то содействие его восшествию на престол воспринималось как богоугодное дело. Зато Лжедмитрий, не имевший поддержки в российских знатных кругах, был вынужден благоволить простому народу еще больше, чем Борис Годунов в начале своего царствования. Народу казалось, что вне зависимости от того, самозваный царевич настоящий или нет, его восшествие на престол сулит перемены к лучшему.